ЖИТИЯ СВЯТЫХ, ПОДВИЗАВШИХСЯ в 1939 - 1995 гг. » Образование и Православие

Мученица Ольга (Ольга Семеновна Кошелева) родилась 2 июля 1874 года в селе Нижний Белоомут Зарайского уезда Рязанской губернии в крестьянской семье; она была замужем за рабочим кожевенной фабрики Андреем Кошелевым и жила вместе с мужем и детьми в Москве неподалеку от храма Успения Пресвятой Богородицы в Гончарах и в течение многих лет была прихожанкой этого храма.

Ко второй половине 1938 года сталинский указ о массовых репрессиях против народа перестал действовать; однако существовал аппарат НКВД с армией осведомителей, которые продолжали доносить о тех или иных людях, и аресты по ложным доносам не прекратились. Один из таких секретных осведомителей донес на Ольгу Семеновну. В качестве существенного аргумента в пользу ареста для НКВД явилась ее характеристика как активной церковницы. Ольга Семеновна была арестована 27 октября 1938 года и заключена в Таганскую тюрьму.

- Вы обвиняетесь в контрреволюционной деятельности. Следствие требует от вас правдивых показаний по этому вопросу! - заявил следователь.

- Никакой контрреволюционной деятельностью я не занималась, - ответила Ольга Семеновна.

- О том, что советская власть безвинно арестовывает духовенство, закрывает церкви без согласия на то верующих, вы говорили?

- Да, я это говорила; и сейчас, видя, как безвинно арестовали меня, еще раз говорю, что советская власть безвинно арестовывает духовенство и верующих. Церкви без согласия на то верующих закрываются, что является гонением на религию и духовенство.

- По какой причине вы говорили против проводимых мероприятий партии и советской власти?

- По своим религиозным убеждениям; советская власть ведет борьбу с религией, что и приводило к неоднократным высказываниям мною против мероприятий партии и советской власти.

- Следствию известно, что в личных беседах со своими знакомыми вы высказывали террористические настроения по отношению к руководителям партии и советской власти. Следствие предлагает вам дать правдивые показания по этому вопросу.

- Никогда никому никаких террористических настроений я не высказывала.

Были вызваны свидетели, в частности председатель церковного совета Успенской церкви, но они подтвердили только то, что Ольга Семеновна в присутствии прихожан говорила: «Господи, что только делается на белом свете, всюду церкви закрываются без согласия верующих, а духовенство и верующих безвинно арестовывают и высылают в отдаленные места. Это не жизнь, а одно мучение...». Однако никто из свидетелей не обвинил Ольгу Семеновну в высказывании террористических настроений, а вызывать в качестве свидетеля осведомителя следователь не захотел.

Прокурор, которому из НКВД было отдано дело для получения разрешения на передачу его в суд, счел преступление доказанным, однако исключительно лишь на основании агентурных донесений секретного осведомителя; но поскольку НКВД не пожелал раскрыть его имя, прокурор распорядился направить дело для внесудебного рассмотрения в Особое Совещание при НКВД.

Ольга Семеновна Кошелева скончалась 6 марта 1939 года в Таганской тюрьме и была погребена в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 346-347. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-olga-kosheleva

Мц. Параске́вы Кочневой (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

8 апреля

ЖИТИЕ

Мученица Параскева родилась в 1890 году в селе Кочнево Оренбургской губернии в семье крестьянина Степана Кочнева. Она окончила сельскую школу, жила с родителями и во время гонений на Русскую Православную Церковь прислуживала при храме в родном селе. В 1932 году власти потребовали от ревностной церковницы, защищавшей храм от закрытия, чтобы она покинула село, и Параскева переехала в город Миасс Челябинской области, где устроилась сторожем при храме святого благоверного князя Александра Невского. Здесь, однако, у нее вышла размолвка с псаломщицей, нарушавшей, по мнению Параскевы, церковный устав, и она уехала в село Вознесенское, где стала помогать в Вознесенском храме. Через год Параскева вернулась в Миасс в Александро-Невский храм, и ее выбрали членом церковной двадцатки.

В 1937 году власти арестовали священника Александро-Невского храма, и верующие стали искать другого священника, но всех, кого ни находили они, отказывались регистрировать местные власти, и Параскева предложила членам двадцатки написать жалобу во ВЦИК. Приехав в Москву 27 декабря 1937 года, она подала жалобу чиновникам ВЦИКа, а сама отправилась на прием к заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) с просьбой прислать им священника. Митрополит Сергий благословил ехать служить в храм Александра Невского сидевшего в приемной и просившего места священника. Из Патриархии они сразу же отправились на Казанский вокзал, где купили билеты, 30 декабря собираясь выехать в Миасс.

Священник был родом из Бессарабии, отошедшей в то время к Румынии. Там жили его родители и все родственники, и он имел намерение переехать из советской России на родину. В один из приездов в Москву он подал документы в Румынское консульство, и теперь, решив использовать время до отъезда, отправился в консульство, чтобы навести справки, нет ли ответа на его прошение о въезде в Румынию. Это было 29 декабря. После посещения консульства священник отправился на Казанский вокзал – здесь он был арестован, а вместе с ним Параскева. Они были заключены в Бутырскую тюрьму в Москве и в тот же день допрошены.

– Вы являетесь членом двадцатки церкви Александра Невского? – спросил Параскеву следователь.

– Я являюсь активной церковницей, организовавшей подписи под заявлением, которое мною было передано во ВЦИК, и являюсь членом двадцатки храма Александра Невского в Миассе.

– Следствие располагает данными, что вы среди окружающих вас лиц вели контрреволюционную агитацию и распространяли провокационные слухи о скорой гибели советской власти и втором пришествии Христа. Вы это подтверждаете?

– Нет, я это отрицаю.

– Уточните, чем вы занимались до ареста?

– До ареста я занималась исключительно охраной церкви – сторожила. Кроме того, я состояла в церковной двадцатке.

14 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила Параскеву к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, и она была отправлена в Бамлаг, в Буреинский железнодорожный лагерь на станции Известковая. Параскева Кочнева была раздавлена во время работы и скончалась в лагерном лазарете от ран 8 апреля 1939 года.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 253-254. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-paraskeva-kochneva

Мч. Иоа́нна Чернова (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

10 апреля

ЖИТИЕ

Мученик Иоанн родился в 1880 году в деревне Алексеевка Рождественской волости Боровского уезда Калужской губернии[1] в семье крестьянина Алексея Чернова. Окончив сельскую школу, Иван, как и отец, стал заниматься сельским хозяйством. После прихода к власти безбожников и коллективизации крестьянских хозяйств Иван Алексеевич из деревни уехал и устроился работать на наро-фоминскую фабрику, но когда ее администрации стало известно, что он исполняет в Петропавловской церкви обязанности псаломщика, он тут же был с фабрики уволен и ему пришлось вернуться в деревню.

В 1938 году председатель сельсовета составил справку для НКВД на арест Ивана Алексеевича, поставив ему в вину, что дочь его была в монастыре и сам он был устранен от работы в колхозе как религиозный элемент.

Все жители деревни Алексеевка были прихожанами Введенской церкви в соседнем селе Котово, но к концу тридцатых годов священники, служившие здесь, были арестованы, и Иван Алексеевич стал добиваться назначения в храм священника и возобновления богослужения. Составив соответствующее письмо, он ходил по домам крестьян, собирая подписи за открытие храма. В нем он писал, что жители деревни желают иметь своего священника, чтобы он мог исполнять требы, чтобы могла совершаться божественная служба, и просят, чтобы власти передали ключи от церкви группе верующих и избранному от них уполномоченному Ивану Алексеевичу Чернову.

В день выборов в Верховный Совет Иван Алексеевич, придя на избирательный участок, вместе с бюллетенем опустил в урну письмо на имя кандидата в депутаты от их района.

«Добрый день, многоуважаемый наш помощник и посредник народа Михаил Петрович, – писал он. – Мы Вас посылаем все наши нужды рассказать перед высшими органами. Мы, граждане Советской республики, считаем себя свободными гражданами по сталинской конституции. Можем свободно выявлять свои нужды от лица верующих в Бога и Святую Церковь. Посодействуй за нас, старичков и старушек, дайте нам молиться Богу за весь мир и за Вас, Михаил Петрович, чтобы нам под Вашим руководством проводить тихую жизнь и ходить в церковь молиться Богу, где мы ощущаем отраду души. Мы радуемся за конституцию, которая в статье 124-й говорит о свободе отправления религиозных обрядов, что нам дороже всего на свете. Молодым нужно повеселиться, песни попеть, а нам, старичкам и старушкам, в Божий храм сходить, приобщиться и отпеть усопшего. Вот что нам дороже всего земного богатства, все на земле временно, а за гробом вечно.

Дорогие наши собратья и друзья, почтите нашу старость, нам нужны псалмопение, молитва, пост, кротость, повиновение властям. Всякая власть от Бога. Глас народа – глас Божий. Дорогой друг народа, будь защитником партийных и непартийных, верующих в Бога и не верующих, будь ко всем ровным»[2].

Письмо это сразу же попало в НКВД, для которого не представляло большого труда установить, кто его написал. Сотрудники НКВД приступили к допросам некоторых жителей деревни Алексеевка, и те показали, что Иван Алексеевич в марте 1938 года ходил по деревне, собирал подписи за открытие церкви в селе Котово и проводил религиозную пропаганду, говоря о необходимости веры в Бога и улучшения жизни через милость Божию, когда откроем церковь и будем молиться. Кроме того, он будто бы говорил колхозникам: «Вот видите, колхозники, сегодня год неурожая, в поле все пропало, нам нужно бы помолиться Богу, а то вот ничего не родится, мы и будем работать даром, с голоду умрем. Вот до чего мы дожили при советской власти, ни у кого ничего не стало; раньше мы были сами себе хозяева, а теперь, что ни задумай сделать, все у кого-то спросись да доложись... Вот какое пришло проклятое время, от своей церкви последней куда идти молиться Богу? Вот что наделала это проклятая советская власть, мучают всех антихристовы коммунисты, пишут и туманят головы своей конституцией, которая никому прав не дала, позакрывали все церкви, а в этом была только одна отрада для народа, но все‑таки придет и этому конец, и сгонят проклятых коммунистов, и тогда только заживем хорошо»[3].

21 июня 1938 года сотрудник НКВД выписал справку на арест псаломщика, где в вину ему было поставлено, что он собирает подписи под ходатайством за открытие церкви. 28 июня Иван Алексеевич был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве.

– Скажите, вы писали в день выборов Верховного Совета 12 декабря 1937 года письмо на имя депутата Верховного Совета товарища Петрова, если писали, то куда вы его дели? – спросил псаломщика следователь, зная, что письмо находится в деле псаломщика.

– Да, в день выборов в Верховный Совет я писал письмо. Содержание письма религиозного характера. Письмо... я опустил при голосовании в урну в конверте вместе с бюллетенем, – ответил Иван Алексеевич.

Следователь спросил, признает ли себя Иван Алексеевич виновным в контрреволюционной деятельности, на что тот ответил, что не признает. Были вызваны на очные ставки с ним лжесвидетели, но Иван Алексеевич отверг все их показания.

13 августа следствие было закончено, и 19 сентября 1938 года Особое Совещание при НКВД приговорило псаломщика к пяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, и он был отправлен в один из Беломорско-Балтийских лагерей, прибыв туда 8 ноября. Иван Алексеевич Чернов скончался от голода в лазарете 14-го лагерного пункта Семеново Пудожского района Карелии 10 апреля 1939 года и был погребен на кладбище в километре от лагеря в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 258-261. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-chernov

Примечания

[1] Ныне Наро-Фоминский район Московской области.

[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-48297, л. 13.

[3] Там же. Л. 23.

Прмц. Евдоки́и Павловой, послушницы (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

20 апреля

ЖИТИЕ

Преподобномученица Евдокия – Евдокия Павловна Павлова – родилась 1 августа 1876 года в городе Москве. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, ее вместе с сестрой Пелагией, которая была на два года младше, родители отдали на воспитание в Московский Страстной монастырь; впоследствии сестры были приняты в монастырь послушницами и подвизались в нем до его закрытия. После разорения обители некоторые монахини и послушницы сняли полуподвальное помещение на Тихвинской улице, привели его в порядок и поселились в нем, зарабатывая себе на жизнь рукоделием – шитьем одеял. Вместе с Евдокией жила ее сестра Пелагия, послушницы Вера Морозова[1], Мария Носова и София Селиверстова[2]; все они, как и в монастыре, исполняли молитвенные правила, иногда приглашали для служения молебнов священников.

Послушницу Евдокию арестовали 25 октября 1937 года и, заключив в Бутырскую тюрьму, в тот же день допросили. Следователь спросил послушницу, был ли кто из ее родственников арестован советской властью и кому она оказывала помощь из находящихся в заключении. Послушница ответила, что посылала посылку в лагерь племяннику, а также находящемуся в узах священнику.

– Следствие располагает данными, – заявил ей следователь, – что вы среди окружающих вели антисоветские разговоры, дайте по этому вопросу правдивые показания.

– Я никогда антисоветских разговоров не вела, – ответила послушница.

На этом допросы были закончены, и стали вызываться свидетели. Был вызван сосед послушниц по дому; он показал, что никаких антисоветских разговоров от монашек не слышал, – лишь однажды, проходя мимо, услышал, что они промеж себя говорили, что им, старухам, негде теперь помолиться; видел также, что приходил к ним несколько раз священник.

Во время его рассказа следователь что-то писал в протоколе допроса – как предположил свидетель, записывал то, что он говорил, а затем попросил расписаться. Свидетель поставил подпись, не читая протокола допроса, в котором следователь написал будто бы послушницы вели антисоветскую и контрреволюционную деятельность.

Затем в качестве свидетельницы была вызвана соседка послушниц, работавшая надзирательницей в Бутырской тюрьме; она показала, что проживающие в их доме послушницы ведут контрреволюционную агитацию, часто их квартиру посещают социально чуждые люди: попы, дьячки и другие служители культа, с соответствующими разговорами на политические темы.

16 ноября 1937 года один из следователей, начальник Свердловского районного отдела УГБ НКВД по Московской области Белышев[3], ведший дело монахинь и послушниц, составляя обвинительное заключение, написал: «После ликвидации Страстного монастыря… группа монашек поселилась в одной квартире, в которой организовывали нелегальные моления. Будучи враждебно настроены к советской власти, среди окружающих вели систематическую контрреволюционную агитацию, в процессе которой распространяли клеветнические измышления о жизни трудящихся, всячески дискредитировали отдельные мероприятия партии и правительства»[4].

19 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила послушницу Евдокию к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 27 декабря 1937 года она вместе с этапом прибыла в Мариинский распределитель Сиблага. Послушница Евдокия Павлова скончалась 20 апреля 1939 года в исправительно-трудовом лагере НКВД в Новосибирской области и была погребена в безвестной могиле.

В 1940 году одна из арестованных послушниц потребовала пересмотра дела, и тогда снова были допрошены свидетели. Вместо надзирательницы Бутырской тюрьмы пришла ее сестра, жившая в том же доме, которая показала, что ее сестра на допрос «сама явиться не может, так как она осуждена за клевету… к двум годам лишения свободы…» «Я… знала жильцов нашего дома, бывших монашек… – сказала она. – Плохого я о них ничего не знаю, антисоветских разговоров никогда от них не слышала. Они были очень трудолюбивые…»[5] Несмотря на оправдывающие свидетельские показания, приговор не был отменен, на том основании, что арестованные долгое время находились в монастыре и поэтому принадлежат к социально опасным элементам.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 123-125. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-evdokija-pavlova

Примечания

[1] Преподобномученица Вера (Морозова); память празднуется 13/26 февраля.

[2] Преподобномученица София (Селиверстова); память празднуется 15/28 февраля.

[3] Белышев С.К., 1900 г.р. С 1919 года – член большевистской партии и с того же года комиссар Вологодского военкомата и секретарь районного комитета партии Вологодского уезда. С 1920 года – следователь ГПУ; за пять лет Белышев проделал путь от следователя до заместителя начальника Вологодского губернского отдела ОГПУ. Он был заместителем и начальником отделов ОГПУ во времена жестоких репрессий с 1925-го по 1929 год в Архангельской, Ленинградской и Северной областях, сплошь опутанных тогда концлагерями. С 1930-го по 1933 год Белышев – начальник Замоскворецкого районного отдела НКВД в Москве; во время самых беспощадных и кровавых репрессий с 1936-го по 1938 год – начальник Свердловского районного отдела НКВД в Москве, отправивший тысячи людей на казнь и в братские могилы Бутовского полигона. За свою кровавую деятельность награжден в 1937 году значком чекиста. С 1945-го по 1958 год – заместитель председателя Совета по делам Русской Православной Церкви при Совмине СССР, учреждения, которое преследовало цели, поставленные перед ним НКГБ СССР, заключавшиеся в уничтожении – разными способами – Русской Православной Церкви.

[4] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-18155, л. 40-41.

[5] Там же. Л. 53 об.

Прмч. Таврио́на (Толоконцева), монаха (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 августа (переходящая) – Собор Валаамских святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

7 июня

ЖИТИЕ

Преподобномученик Таврион родился 5 августа 1871 года в Никольском уезде Вологодской губернии в семье крестьян Григория Максимовича и Ольги Павловны Толоконцевых и в крещении наречен был Матфеем. 26 августа 1908 года он поступил в Спасо-Преображенский Валаамский монастырь и 26 июня 1912 года был зачислен в него послушником. 23 декабря 1920 года на Валаамском подворье в Москве послушник Матфей был пострижен в монашество и наречен Таврионом.

После закрытия в 1925 году подворья он обосновался при церкви в честь Ржевской иконы Божией Матери, исполняя послушание певчего. Несколько монахов Валаамского монастыря сняли квартиру недалеко от этого храма и образовали монашескую общину с общим уставом, трапезой и послушаниями. Все они служили в Ржевской церкви священниками и певчими, и весь доход сдавался избранному общиной казначею, который выдавал в месяц по пять рублей на личные нужды. Казначей общины хранил и часть средств Валаамского монастыря.

7 октября 1930 года в квартире, где жили монахи, был произведен обыск, изъяты все монастырские средства, а братия, и среди них монах Таврион, арестована и заключена в Бутырскую тюрьму. В ОГПУ монаху Тавриону предложили ответить на некоторые вопросы, в частности, лишен ли он избирательных прав и если был лишен, то когда, и если восстановлен, то когда. Монах Таврион ответил, что гражданских прав он лишен, но когда был лишен, не помнит, и не восстановлен в них, поскольку не ходатайствовал о восстановлении.

Сотрудник ОГПУ, учитывая, вероятно, что монах Таврион из крестьян и не имеет священного сана, спросил его, чем он собирается заниматься дальше. «Пока существует Церковь – буду служить ей»[1], – ответил тот.

16 октября следователь вызвал его на допрос. Отвечая на его вопросы, монах Таврион сказал: «При Ржевской церкви я живу в общине монахов, в церкви я служу певчим... Все священники, диаконы, певчие, сторожа, уборщики и вообще весь руководящий и обслуживающий состав церкви состоит из нас, монахов... Я и все монахи нашей общины часто между собой говорили, что при советской власти плохо жить служителям культа, мы все лишены пайка... хлеба и других продуктов, которые даются по книжкам, что духовенство без всякой вины арестовывают, высылают и даже расстреливают. Но мы считаем, что власть эту Господь послал людям за грехи... апостолом Павлом сказано, что всякая власть от Бога, надо молиться, и Бог даст, что власть улучшится и советская власть будет относиться лучше к служителям культа»[2].

13 ноября 1930 года следствие было закончено, и следователь в обвинительном заключении написал: «По ликвидации в 1925 году московского подворья Валаамского монастыря, группа монахов во главе с монахом-экономом... присвоив себе часть имущества и ценностей монастыря, организовали при Ржевской церкви нелегальный монастырь»[3]; монахи «распускали провокационные слухи о гонении со стороны советской власти на религию, о предстоящем свержении советской власти, доказывая, что власть эта от антихриста и что надо усиленно молиться о скорейшем ее падении»[4].

23 ноября 1930 года Коллегия ОГПУ приговорила монаха Тавриона к трем годам ссылки в Северный край, и он был отправлен в Вологодскую область. По окончании ссылки он остался жить в Вологодской области, и в 1937 году архиепископ Велико-Устюжский Питирим (Крылов) пригласил его приехать в Великий Устюг, и он поселился в сторожке при храме Иоанна Предтечи.

Тем временем храмы один за другим закрывались, священники арестовывались; бывало, что храм и не был официально властями закрыт, но уже не было священника и, соответственно, не было и богослужения. Жившие рядом с одним из таких храмов монахини стали упрашивать монаха Тавриона, чтобы он похлопотал за их храм и сам пошел бы в этот храм священником. Он согласился и поехал хлопотать об этом в Москву и в Архангельск, так как в Великом Устюге архиерея уже не было. В Москве он встретился с митрополитом Сергием (Страгородским). Все его хлопоты окончились, однако, ничем, и он возвратился в Великий Устюг. В это время стали арестовывать всех еще остававшихся на свободе священников и монахов и наиболее активных мирян. 3 декабря 1937 года монах Таврион был арестован и в тот же день допрошен.

– Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Дайте показания об этом! – потребовал от него следователь.

– Контрреволюционной деятельности я не вел, поэтому показаний дать не могу. Осенью 1937 года я ездил в Москву и в Архангельск хлопотать об открытии дымковской церкви, куда хотел поступить священником, но поездки оказались безрезультатными.

На этом допросы были закончены, и монах Таврион был препровожден в вологодскую тюрьму. 10 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 12 марта 1939 года он был отправлен в тюрьму в город Грязовец, а 4 апреля того же года в Новоезерскую исправительно-трудовую колонию, располагавшуюся в зданиях разоренного Новоезерского монастыря. Монах Таврион (Толоконцев) скончался в Новоезерской исправительно-трудовой колонии 7 июня 1939 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 238-241. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-tavrion-tolokoncev

Примечания

[1] ЦА ФСБ России. Д. Р-45244, л. 31.

[2] Там же. Л. 73.

[3] Там же. Л. 107.

[4] Там же. Л. 108.

Прмч. Феоге́на (Козырева), архимандрита (1939);

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

13 июля

ЖИТИЕ

Преподобномученик Феоген родился 27 января 1862 года в городе Санкт-Петербурге в семье служащего конюшенного ведомства при царском дворце Льва Козырева и в крещении был наречен Василием. Лев Козырев служил при конюшнях дворцового ведомства при Императоре Николае I; Василий, окончив на казенный счет Александровскую гимназию, с 1877 года также стал служить при конюшнях дворцового ведомства. После большевистcкого переворота в 1917 году конюшенное ведомство было передано автобазе, и до выхода на пенсию в 1924 году Василий Львович служил здесь кладовщиком, а затем переехал в город Мещовск Калужской области и поселился при одном из монастырей; в том же году он был пострижен в монашество с именем Феоген.

В 1926 году епископ Мосальский, викарий Калужской епархии Герман (Вейнберг) рукоположил его во иеромонаха и возвел во игумена и благословил быть своим духовником. Отец Феоген жил сначала в Мещовске, затем в Мосальске; в 1928 году он переехал вместе с епископом Германом в Бугуруслан, куда владыка был назначен викарием, а в 1930 году с получением епископом Германом самостоятельной кафедры переехал вместе с ним в Алма-Ату. Здесь он стал служить вместе с владыкой в Никольском соборе. Весной 1932 года епископ Герман возвел игумена Феогена в сан архимандрита; при возведении присутствовали святители-исповедники архиепископ Прокопий (Титов)[a] и епископ Амвросий (Полянский)[b].

Епископ Герман и архимандрит Феоген жили при соборе, где кроме них жили монахини, присматривавшие за храмом. В начале декабря 1932 года мать начальника местного ОГПУ, придя к монахиням, сказала: «Мой сын послал меня предупредить, что в ночь на 10 декабря всех ваших священников арестуют. Никому поначалу не велел говорить, а только из-за того, что жалко ему меня, зная, что я церковь люблю, сказал: "Пойди и скажи сестрам”»[1].

Всенощная 9 декабря 1932 года под праздник в честь иконы Божией Матери «Знамение» была отслужена особенно торжественно. Епископу Герману сослужили архимандрит Феоген, протоиереи Александр Скальский, Стефан Пономарев и Филипп Григорьев[c]. После всенощной монахини, епископ Герман и архимандрит Феоген ушли в свои кельи, а священники разошлись по домам в городе. Около одиннадцати часов ночи к Никольскому собору подошли сотрудники ОГПУ и сразу же прошли в комнату епископа и архимандрита и арестовали их. Тем временем в церковный двор ввели арестованных священников Александра Скальского и Стефана Пономарева, а затем всех повели в тюрьму ОГПУ, куда уже был приведен священник Филипп Григорьев.

Архимандрита Феогена обвинили в том, что он «входил в руководящий центр организации, содействовал в работе по нелегальной переброске за кордон представителей от организации с целью закрепления блока с белоэмигрантскими кругами...»[2].

Отвечая на вопросы следователя, архимандрит Феоген сказал: «Живя в одной комнате с епископом Германом, мне приходилось наблюдать, что к нему заходили ссыльные священники и епископы. Обычно между ними и епископом Германом велись разговоры в плоскости ознакомления с вопросом, откуда прибыли ссыльные, на сколько осуждены, где раньше служили... Причт Никольской церкви оказывал денежную помощь ссыльным, но в каком размере, сказать не могу. У нас вообще существовала система оказывать помощь ссыльным, но велся ли учет выдаваемым суммам, я не знаю. Ко мне, как к исповеднику, часто обращались крестьяне с вопросом, можно ли идти в колхозы. Я им отвечал: "Главное не забывайте Бога, с Ним везде будет хорошо...”»[3]. Архимандрит Феоген признал, что, действительно, содействовал просьбе верующих о переправке священника на приход, находившийся Китае, и встречался с теми, кто приходил оттуда.

25 июня 1933 года тройка при ПП ОГПУ приговорила отца Феогена к трем годам ссылки в Западную Сибирь, и он был отправлен в город Тара Омской области. Здоровье его в это время стало столь слабым, что 5 мая 1934 года он был досрочно освобожден из ссылки и вернулся в Алма-Ату, где снова стал служить в Никольском соборе. Ему шел семьдесят третий год. В начале марта 1935 года отец Феоген вышел за штат и уехал в Петроград, надеясь здесь дожить свои последние годы, но власти отказали ему в прописке, и он был вынужден вернуться в Алма-Ату и здесь снова стал служить в Никольском соборе.

18 апреля 1935 года отец Феоген был вновь арестован. Ему предъявили те же самые, что и в предыдущий раз, обвинения в поддерживании отношений с находящимися в Китае эмигрантами, в помощи ссыльным и в антисоветской агитации.

– При каких обстоятельствах вы встретились с китайским консулом? – спросил его следователь.

– В начале апреля 1935 года меня пригласили на кладбище для отпевания умершей, прибывшей из Китая, фамилии ее я не знаю. Во время отпевания прибыл китайский консул. Прибывший из Китая спросил, желаю ли я переехать в Китай, обещая устроить проезд, ссылаясь при этом на китайского консула. Я от поездки отказался в присутствии китайского консула.

– Признаете ли себя виновным в предъявленном вам обвинении и в чем именно?

– Виновным в предъявленном мне обвинении не признаю, – ответил архимандрит Феоген.

В обвинительном заключении следователь написал: «Будучи осужденным, Козырев своих контрреволюционных убеждений не изменил и, находясь в городе Алма-Ата, продолжал контрреволюционную деятельность. Произведенным следствием... установлено враждебное отношение его к советской власти... Свидетель, епископ Алма-Атинский Толстопятов, показал: "...Козырев... (архимандрит Феоген) не советский человек. Очевидно, это явилось в результате того, что Козырев при царизме занимал видное положение... и не может помириться с существующим строем... Доказательством его... несоветских взглядов служит, например, то, что по возвращении из поездки в Ленинград в марте 1935 года он всюду рассказывал о массовых арестах и высылках... производимых властями. Причем рисовал жуткую картину, создавшуюся в Ленинграде в связи "с массовыми арестами”. Эти рассказы Козырева производили неприятное впечатление на слушателей и компрометировали, таким образом, власть”»[4].

22 июля 1935 года Особое Совещание при НКВД приговорило архимандрита Феогена к трем годам ссылки в Казахстан. В 1936 году его перевели в Чимкент, и здесь 1 ноября 1936 года он снова был арестован по обвинению в антисоветской деятельности, в участии в создании нелегальной общины и рассказах об исцелениях от имеющихся у него частиц святых мощей.

– Следствию известно, что цель вашего приезда в Чимкент заключалась в том, что вы решили принять участие в организации нелегальной общины... Признаете ли это? – спросил его следователь.

– Участия в организации нелегальной общины... я не принимал.

– Следствие зачитывает вам показания... из которых видно, что вы принимали участие в организации нелегальной общины. Следствие требует правдивых показаний.

– Мое участие в организации нелегальной общины заключалось разве лишь в том, что я посещал молитвенный дом и тем самым привлек туда верующих, так как среди верующих я пользовался авторитетом; что же касается другого участия в деле организации общины, то, повторяю, что я не был организатором ее.

– Следствию известно, что среди верующих вы распространяли провокационные слухи о наличии у вас святых мощей. Дайте следствию показания об этом.

– Действительно, я имел небольшой серебряный крест, в который была заделана частица святых мощей святой Анны Кашинской; крест этот дала мне одна игумения в 1929 году в Бугуруслане. Крест этот я постоянно носил с собой, и некоторые из верующих прикладывались к нему, и я говорил, что в нем святые мощи.

– Следствию известно, что за благословение святыми мощами вы собирали деньги с верующих, посещавших нелегальный молитвенный дом.

– Посещая молитвенный дом, я получал от верующих деньги как материальную помощь, но за благословение мощами денег я не получал.

21 мая 1937 года тройка НКВД приговорила архимандрита Феогена «за участие в контрреволюционной группе церковников»[5] к пяти годам ссылки в Северную область.

Архимандрит Феоген был сослан в город Сыктывкар Коми области, куда прибыл в июле 1937 года; здесь в это время жили сосланные сюда епископы, священники и миряне; впоследствии многие из них были арестованы за свою принадлежность к Православной Церкви. Сначала с группой верующих были арестованы епископы Герман (Ряшенцев)[d] и Серапион (Шевалеевский), затем 29 апреля 1938 года были арестованы епископ Стефан (Знамировский), архимандрит Феоген (Козырев) и другие священники и миряне и заключены в тюрьму в Сыктывкаре. Епископа Стефана обвиняли в том, что он, входя в контрреволюционную группу, помогал ссыльным, и в частности архимандриту Феогену, передав ему через некую женщину пять рублей и записку с просьбой помолиться о его здоровье, так как он в то время тяжело болел. Епископ Стефан и архимандрит Феоген не были ранее друг с другом знакомы и в первый раз увиделись в местном отделении НКВД, куда они приходили как ссыльные для отметки.

Допросы архимандрита Феогена продолжались с 29 июня по 11 сентября 1938 года.

– Вы признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении? – спросил его следователь.

– Виновным себя не признаю.

– Вы проводили контрреволюционную деятельность. Дайте показания по существу! – требовал от него следователь.

– Контрреволюционной деятельности я не проводил.

– Следствием установлено это. Почему вы это отрицаете?

– Отрицаю потому, что контрреволюционную работу я не проводил.

– Вы клеветали на советскую власть, заявляя, что сейчас идет гонение со стороны советской власти на религию. Признаете это?

– Нет, этого с моей стороны не было.

– Ваша контрреволюционная деятельность следствием вполне установлена. Почему вы отрицаете?

– Этого не было, поэтому и отрицаю.

– Следствием установлено, что вы имели связь с епископом Знамировским. Последний вам оказывал материальную помощь. Почему отрицаете это?

– С епископом Знамировским я лично знаком не был. На квартире его я не бывал, и он тоже у меня не бывал. Деньги в сумме пяти рублей от Знамировского получил через незнакомую мне женщину.

– Вы имели разговор со Знамировским на регистрации?

– Не имел.

– Следствием установлено, что, встречаясь на регистрации, Знамировский, опасаясь много говорить, сказал вам, что вы еще ему понадобитесь. Признаете это?

– Не признаю. Такого разговора со Знамировским не имел.

– Вы даете противоречащие показания. Вы подтверждаете, что от Знамировского получили материальную помощь, и в то же время утверждаете, что с ним не были знакомы и связи никакой не имели. Дайте правдивые ответы.

– Мои показания правдивы. Когда Знамировский посылал мне деньги, то в записке писал, что он больной и просил помолиться за него. Лично разговоров с ним не имел.

– Если вы не были знакомы со Знамировским, то откуда он мог вас знать и оказывать материальную помощь?

– Меня, как духовника духовенства, знают многие. Возможно, Знамировский обо мне слышал от кого-нибудь.

– Вы вели агитацию против обновленцев, называя их еретиками и раскольниками и что они действуют заодно с советской властью и всячески притесняют тихоновцев. Признаете это?

– Не отрицаю, что обновленцев я действительно называл еретиками, потому что они нарушают церковный устав, допускают брак епископов и двоеженство священников.

– В конце марта 1938 года вы распространяли контрреволюционные слухи, что в Алма-Ате арестовано все православное духовенство. Признаете это?

– Не признаю. Этого я никому не говорил.

– Прекратите запирательство. Следствие предупреждает вас, что все это установлено, и предлагает вам давать правдивые ответы.

– Другого ответа я дать не могу.

Был вызван в качестве свидетеля священник, который об архимандрите Феогене сказал: «Он мне прямо поставил вопрос, чтобы я поступил священником Кочпонской церкви и в своих проповедях призывал верующих не ходить в обновленческую церковь, ибо там служат еретики, которые работают заодно с советской властью... Козырев в резкой форме обвинял советскую власть, что она путем гонения на религию и духовенство хочет уничтожить религию, но это не удастся, он своих волос и креста на шее никому снимать не разрешит...»[6]

10 сентября 1938 года следствие было закончено и материалы дела направлены на рассмотрение закрытого суда.

16 марта 1939 года епископ Стефан (Знамировский) направил в Верховный суд Коми АССР заявление, в котором, в частности, писал: «С Козыревым у меня не было близкой связи: ни я у него, ни он у меня не бывали. Видался я с ним несколько раз на отметке в помещении НКВД Коми АССР, где, как всякому понятно, совершенно немыслима никакая контрреволюционная агитация. Посылал ли я ему пять рублей в виде материальной помощи с письмом при этом, я совершенно не помню... Я же со своей стороны определенно заявляю одно – никакой контрреволюционной демонстрации в виде помощи именно административно-ссыльному или каких-либо запретных целей я здесь преследовать не мог по причине своей лояльности в отношении советской власти. Да и что могли дать эти пять рублей и этот дряхлый полуслепой старик Козырев? Одно уже это обстоятельство делает возведенное на меня обвинение совершенно неосновательным...»[7]

На суде, начавшемся 23 марта 1939 года, архимандрит Феоген категорично отверг все выдвинутые против него обвинения. На следующий день был зачитан приговор. Архимандрит Феоген был приговорен к пяти годам лишения свободы с последующим поражением в правах на пять лет. 27 марта он отправил в Верховный суд кассационную жалобу; он писал, что не признает себя виновным, кроме того, никто в судебном заседании не подтвердил ведшихся будто бы им контрреволюционных разговоров. Он просил учесть его престарелый возраст и снизить меру наказания, как слишком суровую. Архимандриту Феогену было в это время семьдесят семь лет.

15 июля 1939 года Верховный суд отклонил кассационные жалобы осужденных, так как по мнению суда «их просьба удовлетворению не подлежит, так как мера наказания судом определена с учетом личностей осужденных»[8], что означало их принадлежность к Православной Церкви.

Архимандрит Феоген (Козырев) скончался в тюрьме 12 июля 1939 года в день празднования памяти первоверховных апостолов Петра и Павла и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 522-530. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-feogen-kozyrev

Примечания

[a] Священномученик Прокопий (в миру Петр Семенович Титов), архиепископ Одесский и Херсонский; память 10/23 ноября.

[b] Священноисповедник Амвросий (в миру Александр Алексеевич Полянский), епископ Каменец-Подольский; память 7/20 декабря.

[c] Священномученики Александр (Скальский), Стефан (Пономарев) и Филипп (Григорьев); память 4/17 января.

[d] Священномученик Герман (в миру Николай Степанович Ряшенцев), епископ Вязниковский, викарий Владимирской епархии; память 2/15 сентября.

[1] Крест на Красном обрыве. М., 1996. С. 108.

[2] ДКНБ РК по г. Алматы. Д. 03832, л. 237.

[3] Там же. Л. 24.

[4] Там же. Д. 011033, л. 45-46.

[5] ДКНБ РК по Южно-Казахстанской обл. Д. 1507, л. 166.

[6] УФСБ России по Республике Коми. Д. КП-10124. л. 129 об.

[7] Там же. Л. 189-190.

[8] Там же. Л. 238.

Сщмч. Алекса́ндра Цицерова, пресвитера (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

9 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Александр родился 25 августа 1884 года в селе Поводимово Алатырского уезда Симбирской губернии в семье крестьянина Михаила Цицерова. В 1903 году Александр окончил Апшаровскую церковно-учительскую семинарию и до 1908 года был учителем в церковноприходской школе в селе Ольховка Симбирской губернии.

Как многие учителя тех лет, Александр Михайлович принимал участие в модной в то время революционной деятельности и даже вступил в 1904 году в партию социал-демократов. В его обязанности входило распространение прокламаций среди солдат стоявшей в этих местах воинской части. В 1906 году социал-демократическая партия была разгромлена, и в домах многих ее участников, в частности и Александра Михайловича, были проведены обыски; некоторые члены партии были привлечены к судебной ответственности и высланы, а некоторые и казнены. Александр Михайлович, как не принимавший активного участия в деятельности партии, арестован не был. Революционные события, которых он был участником, и тот накал страстей, которыми они сопровождались, разгул безбожия и связанная с ним безнравственность – все это заставило его глубже задуматься о причинах происходящего и сделать, в конце концов, однозначные выводы.

1908 году Александр Михайлович поступил учителем-регентом в двухклассную Княжухинскую церковноприходскую школу в Симбирской губернии. В 1913-1914 годах он учился на пастырско-миссионерских курсах в Москве, и 20 апреля 1914 года был рукоположен во священника к Владимирской церкви села Осташева Бронницкого уезда Московской губернии и назначен миссионером. В том же году отец Александр организовал религиозно-нравственные чтения для рабочих Садковской мануфактуры, а в селе Осташево – кооперативное общество, председателем которого он затем состоял в течение двух лет.

25 ноября 1916 года отец Александр был переведен служить в Николаевскую церковь в селе Никольское Звенигородского уезда Московской губернии. В 1926 году он был награжден наперсным крестом, в 1932‑м – возведен в сан протоиерея и назначен благочинным Звенигородского округа.

Протоиерей Александр был выдающимся проповедником; послушать его проповеди приходили из самых дальних деревень. Будучи человеком образованным, памятуя уроки, полученные в свое время на миссионерских курсах, и наставления их великого основателя – протоиерея Иоанна Восторгова, отец Александр к проповедям готовился тщательно, посвящая этому иногда по три-четыре часа.

Отец Александр любил свой приход, любил свою паству, и паства в ответ любила его. Все знали, что их священника можно позвать соборовать и причастить больного в любое время и в любую погоду. Он был готов, посвятив свою жизнь Господу, самоотверженно служить народу, никогда не ожидая и не требуя платы за совершенные требы, и когда мог, то сам помогал нуждающимся не только советом, но и материально, а если человек был болен, – лекарством.

Большое значение отец Александр придавал труду, он не любил праздности, которую считал причиной многих пороков. Занимаясь кроме исполнения священнических обязанностей крестьянским трудом, он летом вставал в четыре часа утра и шел вместе с сыновьями косить. С детьми отец Александр был ласков и внимателен, но был строг ко всяким отступлениям от христианских заповедей. Придавая большое значение молитве, он в наставление детям говорил: «Если будете усердно молиться Господу Богу и Его святым, то всегда получите помощь от них. Надо искренне верить, соблюдать заповеди Божии, и тогда получите помощь». И в этом дети убеждались на опыте. Одному из сыновей супруга священника, прежде его ухода на фронт во время Великой Отечественной войны, дала крестик отца Александра; перед каждым фронтовым заданием он усердно молился; ему пришлось участвовать в горячих боях, когда шинель оказывалась разорванной в клочья осколками снарядов и мин, но ни один осколок по его горячей вере и по молитвам мученика-отца его не задел.

26 января 1937 года протоиерей Александр был назначен настоятелем Преображенского храма в селе Большие Вяземы Звенигородского района. Меньше года он прослужил в этом храме, когда поднявшийся вихрь безбожных гонений принялся уничтожать до конца православие.

24 ноября 1937 года сотрудниками НКВД была составлена справка на арест священника, и на следующий день дано разрешение на арест. 27 ноября отец Александр был арестован и после нескольких дней допросов в звенигородской тюрьме переведен в Таганскую тюрьму в Москве.

Одна из допрошенных свидетельниц на вопрос, что она знает об антисоветской деятельности священника, показала: «Летом 1937 года начальник парашютного центра закрыл проход к церкви, пролегающий через территорию парашютного центра; таким образом, церковь оказалась изолированной, так как вторая дорога, проходящая через территорию санатория, также закрыта. По этому поводу Цицеров говорил: "Вот смотрите, как издеваются над православной верой, всеми методами насилия стараются уничтожить храм. Вы не должны допустить этого, надо активнее действовать и добиться своего”».

Поскольку священник в селе Большие Вяземы служил недолго, местные безбожники его не знали, допрошенные дежурные свидетели мало что могли рассказать, то следователь предложил им подписать то, что он сам написал. Следствие по делу отца Александра длилось всего один день.

– С кем вы поддерживаете связь? – спросил его следователь.

– Как благочинный Звенигородского благочиннического округа я имею связь со священниками... – ответил отец Александр и перечислил имена подчиненного ему духовенства.

– Вы обвиняетесь в проведении контрреволюционной деятельности, направленной против советской власти, требую от вас откровенных показаний по существу предъявленного вам обвинения!

– Виновным себя в проведении контрреволюционной деятельности я не признаю.

3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Александра к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в город Свободный Хабаровского края и заключен в Амурский железнодорожный лагерь НКВД.

1 сентября 1939 года супруга священника и его дети направили письмо начальнику НКВД Берии с просьбой пересмотреть дело отца Александра. Со своей стороны, еще раньше, отец Александр подал заявление о пересмотре дела. Снова были допрошены те же свидетели; от некоторых, ранее данных ими показаний, они отказались, и следователь 10 ноября 1939 года предложил приговор отменить и священника освободить. Другой следователь, рассмотрев дело 26 декабря 1939 года, предложил приговор всего лишь изменить. 13 февраля 1940 года следственная часть управления НКВД по Московской области постановила заменить наказание на пять лет ссылки в Красноярский край. Но это уже не могло состояться.

Протоиерей Александр Цицеров скончался 9 сентября 1939 года в Буреинском исправительно-трудовом лагере НКВД на станции Известковая и был погребен в безвестной могиле.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 155-160. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-cicerov

Библиография

1. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-17229.

2. АМП. Послужной список.

3. Марьино. Православный историко-краеведческий альманах. Выпуск 3. Издание церкви Святого великомученика и целителя Пантелеимона в Марьино, Московской епархии Русской Православной Церкви. 1998. С. 27-29.

Сщмч. Васи́лия Архангельского, пресвитера (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

21 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Двадцатый век принёс невиданные испытания Русской Православной Церкви. Их можно лишь сравнить с массовым истреблением христиан в первые века от Рождества Христова. Богоборческая власть возымела огромную силу, отстранив от престола и затем убив Царя и всю Царскую семью. Начались годы красного террора. Новой властью отдавались беспощадные указы об уничтожении лучших русских людей, могущих помешать исполнению её дерзких планов. Аппарат, занимающийся истреблением неугодных власти людей всё возрастал, появилась сеть концлагерей, в которых мучили голодом, холодом, непосильным трудом, заражали опасными инфекциями, издевались, пытались «выбить» отречение от Христа. Только за один 1922 год было расстреляно более 6000 священников и монашествующих.

В 1937 году по распоряжению Сталина был издан оперативный указ о расстреле всех, находящихся в тюрьмах и лагерях исповедников. Так появились стрелковые полигоны в крупных городах, точнее их пригородах: в Москве - Бутово, в Туле - Тесницкое. Только за один 1937 год на Бутовском полигоне было уничтожено 21765 человек. Поскольку в Москве, как в столице и центре духовном и научном, встречались многие люди из разных областей и даже стран, то и в числе расстрелянных оказались выходцы из разных регионов России. Так, на Бутовском полигоне расстреляно много наших земляков, священников и мирян приходов церквей бывшего Каширского уезда, входившего до революции в состав Тульской губернии. В их числе священномученик Василий Архангельский.

Василий Михайлович Архангельский родился 20 января 1874 года в селе Русалкине Каширского уезда Тульской губернии в семье диакона Михаила Архангельского.

В семье Михаила Прохоровича Архангельского было пять сыновей и две дочери. Всем сыновьям отец дал духовное образование, и они стали впоследствии священниками; дочери, за нехваткой средств, образования не получили, но были выданы замуж за священников.

Детство Василия Архангельского проходило в благочестивейшей семейной обстановке, где наставником в духовном воспитании являлся отец - теперь уже священник - Михаил Прохорович Архангельский , горячо любимый пастырь Покровской церкви села Русалкино. Отец Михаил имел незаурядные педагогические способности, что было отмечено Епархиальным Начальством, назначившим его в 1884 году окружным наблюдателем над школами. Педагогические способности Михаила Прохоровича прежде всего обнаруживались в семье, на его собственных детях.

Отец Михаил не признавал никакого насилия над личностью ребёнка: ни розги, ни побоев, ни грубых окриков и резкостей в обращении с детьми, что было распространено в те времена. «Это был ласковый и необыкновенно нежный отец, который исправлял погрешности детей единственно сердечным и разумным внушением, всегда применяясь к их личным особенностям», - так вспоминал о нём священник Пётр Ильинский (2).

В то время когда Василий был совсем маленький, старший брат Сергий уже учился в ТДЖС, а Владимир и Николай в Венёвском Духовном училище. Младшие Василий и Леонид были в детстве наиболее дружны в силу сходства возрастных интересов, в то время старшие братья уже были серьёзными молодыми людьми. В своих воспоминаниях священник Леонид Архангельский так описывает детскую дружбу с братом Василием: «Мой брат, Василий Михайлович, или по-детски Вася, был старше меня на четыре года, но он был моим детским товарищем, а позднее и другом, так сказать, как бы по родственной необходимости. Это был кругленький здоровый мальчик; он отличался особенной резвостью ног и бегал, как заяц. Помню, как-то, погожим летним вечером, после вгона скотины, перед ужином, сговорилась весёлая компания детей и взрослых бежать «на обгонки», от нашего дома до церкви и обратно. Эта живая кучка, конечно, очень быстро рассыпалась; некоторые едва добежали до полпути, а маленький Вася, как резвый заяц, бежал уже обратно, - только пятки сверкают.

Как старший брат, Вася мне в детстве покровительствовал, но так, что это для меня временами было тяжеленько. Он иногда делал мне различные самодельные простые игрушки, - тележки или колясочки; но если они ему почему-то не нравились, он их безжалостно ломал, к моему великому огорчению. Или, например, везёт он меня на салазках или на тележке, но везёт по ровному месту, а потом сворачивает непременно на косогор и мне всегда казалось, что он меня нарочно опрокинет. Возить меня подобным образом, так близко от опасности, он называл «возить на студне»… для нас с Васей самым интересным занятием летом была постройка плотины на ручье… Необыкновенное наслаждение было для нас в детстве сидеть целыми днями на водопое, - осматривать, починять, укреплять плотину и без конца слушать, как мило журчит вечно «живая вода», выбегая из спуска маленьким водопадом… Этим интересным для нас занятием мы с братом Василием, по заведённой традиции, усердно занимались из года в год, начиная с раннего детства и чуть ли не до женитьбы и определения на места, когда мы уже покинули родное Русалкино» (1, с. 73-76).

Отрок Василий Архангельский, пройдя необходимый курс обучения в Венёвском Духовном училище, поступил в Тульскую Духовную Семинарию, которую успешно закончил со вторым разрядом в 1897 году. По окончании курса Семинарии Василий Михайлович состоял учителем в церковно-приходской школе села Спас-Детчина Каширского уезда с 1897 по 1902 год. Рукоположен во священника к Успенской церкви села Люблина Каширского уезда Преосвященным Питиримом, Епископом Тульским и Белевским в 1902 году. Отец Василий одновременно состоял законоучителем в трёх начальных земских школах, относящихся к приходу Успенской церкви села Люблина: в сельце Редькине, в деревне Смедовской, в сельце Хараброве. Священник Василий Архангельский имел следующие награды: 21 мая 1907 года награждён набедренником Преосвященным Лаврентием, епископом Тульским и Белевским; в июле 1911 года награждён скуфьёю «за отлично-усердную службу по духовному ведомству» Преосвященнейшим Парфением, архиепископом Тульским и Белевским; по определению Епархиального Начальства в марте 1916 года награждён камилавкою «за особые заслуги по обстоятельствам военного времени».

Василий Архангельский был женат. Жена его Вера Ивановна родилась в 1881 году. В семействе их имелось шесть детей, но «Клировые ведомости» за 1916 год доносят до нас сведения о пятерых из них: Александр, 1903 г.р., обучался в 1916 году в 3-м классе Венёвского Духовного училища; Татиана, 1904 г.р. обучалась в Тульском Епархиальном Женском училище; Сергей, 1910 г.р., Владимир, 1912 г.р. и Екатерина, 1914 г.р. находились на домашнем воспитании в силу своего малолетнего возраста. (5) Отцу Василию накануне октябрьского переворота было 43 года, а матушке Вере 36 лет. Впереди их ждали тяжёлые испытания… Отец Василий остался пастырем прихода вверенной ему Успенской церкви села Люблина Каширского уезда Тульской Епархии до конца своих дней. Из этой церкви пошёл он по пути, ведущему в Царство Небесное…

Но не все его родные братья во времена гонений остались верными Христу. Младший его брат, отец Леонид, старшие, священники Сергий и Владимир, служившие в церквях города Тулы, подверглись влиянию обновленческого раскола (3). Но, видимо, впоследствии они принесли покаяние, так как известно, что священник Леонид Архангельский в 1934-1935 годах служил в Ильинской церкви г. Тулы, которая была оплотом верных христиан Русской Православной Церкви в то время (там часто проходили архиерейские службы, возглавляемые ныне прославленным св. Онисимом Пылаевым), и, конечно священника, ушедшего в обновленческий раскол до служения в этой церкви допустить не могли; и в своих воспоминаниях он не указывает наград, пожалованных ему обновленческим епархиальным управлением. Священник Владимир Архангельский, бывший настоятелем Петро-Павловской церкви входил в 1925 году в состав Предсъездной комиссии, образованной обновленческим тульским епархиальным управлением, но впоследствии известно, что он был смещён обновленцами, «был заштатным протоиереем церкви во имя Святых апостолов Петра и Павла, подвергался преследованиям со стороны «красных попов». «Буквально объездил всю Тульскую Губернию с агитацией за черносотенцев, последователей Патриарха Тихона» (6, с. 226).

Интересно, что священник Леонид Архангельский был женат на двоюродной сестре ныне причисленного к лику святых архиепископа Иллариона Троицкого Лидии Павловне Троицкой, которая впоследствии сохранила письма Владыки, адресованные им с мужем. Возможно, под влиянием архиепископа Иллариона, бывшего правой рукой Патриарха Тихона, братья-священники Архангельские осознали свою ошибку, очень распространённую в те смутные времена, принесли покаяние и были снова приняты в лоно Русской Православной Церкви. Однако, их же братья священники Василий и Николай, что служили на сельских приходах, всегда сохраняли верность Церкви. Священник Николай Архангельский, служивший в родной церкви села Русалкина после смерти отца, ушёл за штат в 1926 году (1).

«Правильное воспитание родителями своих детей посеяло в душах последних глубокую любовь и уважение к ним; движимые этой любовью, они с успехом прошли своё учение и потом навсегда остались крепко связанными тёплым сердечным отношением со своим родным кровом» - писал священник Пётр Ильинский (2). И, дети отца Михаила, уже будучи священниками, неизменно каждый год собирались на престольный праздник Покрова Пресвятой Богородицы в родительский дом, в родную церковь. И после смерти родителей, и во времена гонений на церковь братья неизменно сговаривались и съезжались со своих отдалённых приходов ежегодно к родному пепелищу. Отец Василий Архангельский последний раз посетил родные места вместе с братьями в 1929 году (1).

В 1929 году был начат очередной этап гонений на Церковь со стороны советской власти, сопровождающийся проводившейся в стране кампанией коллективизации и раскулачивания. Власти обрушились на Церковь как охранителя старого строя, разрушая традиционную русскую деревню, почти полностью религиозную. Было провозглашено, что «кулаки в союзе с попами срывают хлебозаготовки». На XVI съезде ВКП(б) летом 1930 года Сталин заявляет: «Коллективизация, борьба с кулачеством, борьба с вредителями, антирелигиозная пропаганда и т.п. представляют неотъемлемое право рабочих и крестьян СССР, закреплённое нашей конституцией» (8).

«В начале тридцатых годов власти, намереваясь закрыть храм и изгнать священника из прихода, предложили ему уплатить налог в виде сельскохозяйственной продукции. Отец Василий не мог этого сделать, и в 1931 году был приговорён к трём годам ссылки. Видя свою абсолютную невиновность и несправедливые и незаконные действия местных властей, отец Василий подал прошение о пересмотре дела, и областным судом был оправдан» (7).

Очередной этап гонений на Церковь был объявлен советской властью в 1937 году, который был вызван явным неуспехом деятельности советской власти, несмотря на предпринятые усилия в области борьбы с Церковью и народом, осуществлённые как с помощью судов, так и с помощью внесудебных административных преследований. По данным переписи населения за 1937 г., включающим данные о вероисповедании (начиная от 16 лет), оказалось, что из 98,4 млн. человек верующими себя назвали 55,3 млн., а к неверующим отнесли себя 42,2 млн., не пожелали ответить на этот вопрос 0,9 млн. человек.

В начале 1937 года власти поставили вопрос о существовании Русской Православной Церкви как Всероссийской организации. В конце 30-х годов общественное мнение обрабатывали уже таким образом, чтобы создать представление о подготовке в стране широкого заговора духовенства, руководимого зарубежными центрами и направленного на свержение советской власти. 2 июля 1937 года Политбюро приняло решение о проведении массовых репрессий. По данным правительственной комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, в 1937 г. были арестованы 136900 православных священнослужителей, из них расстреляны - 85300 (8, с. 136-139).

Все эти события коснулись и Успенской церкви села Люблина Каширского уезда, её настоятеля протоиерея Архангельского Василия Михайловича и его паствы…

20 октября 1937 года издано постановление об аресте о. Василия Архангельского. Его обвиняют в том, что он «проводит активную контрреволюционную деятельность среди рабочих и крестьян»; ещё принимается во внимание, что он до 1917 года имел 390 дес. земли и наёмную рабочую силу (в протоколе допроса сам о. Василий показывает, что «имел 289 дес. земли, 5 лошадей, 3 коровы, до 20 человек сезонных рабочих и одного постоянного» (10), это имущество принадлежало Люблинской церкви, и после октябрьского переворота было конфисковано советской властью).

27 октября 1937 года был выдан ордер на арест, и священника заключили в Каширскую тюрьму. Сразу же начались допросы. Его обвиняли в контрреволюционной антисоветской деятельности. Отец Василий виновным себя не признал.

- Следствию известно, что вы вели контрреволюционную агитацию среди населения об уничтожении коммунистов и обязательном посещении детьми церкви, - сказал следователь.

- Я агитации об уничтожении коммунистов никогда не вёл. С некоторыми женщинами в церкви я говорил и спрашивал их, приучают ли они своих детей молиться, а также и своих родственников, - ответил священник (7, 9).

Допросы свидетелей продолжались с 17 октября по 1 ноября 1937 года. Односельчане батюшки, его паства доносили о каждой его реплике, о каждом действии , которые могли «заинтересовать» советскую власть и быть выдвинутыми в качестве обвинения против настоятеля Люблинской церкви. Но не все прихожане выступили против батюшки, один из них заключён в тюрьму вместе с о. Василием, на другого собирают такие же показания-доносы. В результате проповеднической деятельности протоиерея Василия Архангельского в церковь вновь приводят маленьких детей, приходят пионеры, молодые люди с местной фабрики «Ока», что мы видим из протоколов допросов доносчиков. Было чему обеспокоиться советской власти. Несмотря на репрессии, зная, что за это можно поплатиться жизнью, священник продолжает проповедовать, а его паства посещает богослужения и возрастает в своём числе.

Согласно «анкете арестованного» на момент ареста о. Василия семья его состояла из жены - матушки Веры, 57 лет, которая числится как домохозяйка и шестерых детей: Дмитрия, 17 лет, ученика средней Озёрской школы; Екатерины, 22 лет, учащейся медтехникума г. Коломна; Александра, 30 лет, счетовода фабрики «Ока»; Валентины, 28 лет, учительницы; Сергея, 24 лет, учителя с. Студенец Мордвесского р-на и Владимира, 32 лет, учителя начальной школы в Кашире.

2 ноября 1937 года Каширским РО УНКВД МО было выдвинуто обвинительное заключение: «Архангельский и Байбаков будучи враждебно настроенными к Сов. власти, имели между собой тесную связь, среди рабочих фабрики «Ока» и колхозников открыто проводили контрреволюционную деятельность, высказывали клеветнические измышления против существующего строя, террористические настроения против коммунистов». Постановили: Следственное дело № 7899 по обвинению Архангельского В.М. и Байбакова И.И. представить на рассмотрение Тройки при Упр. НКВД» (9).

14 ноября тройка НКВД приговорила священника к расстрелу. Священник Василий Архангельский был расстрелян через день, 16 ноября 1937 года, и погребён в безвестной общей могиле» (7).

По воспоминаниям родственников, матушка Вера оставалась жить в селе Люблине до своей смерти, дожив до преклонного возраста. Две дочери о. Василия проживали вместе сначала в с. Люблине, а потом в г. Озёры, так и не образовав свои семьи.

Села Люблина уже нет, как и села Русалкина, и нет в них церквей - разрушены, разобраны до основания… но есть память - об этих церквях и их настоятелях, защищавших Церковь Христову от поругания и забвения, они до последнего своего часа исполняли свой священнический долг и вели свою паству ко Христу.

Освященный Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 2000 года, рассмотрев церковное Предание и мученические акты о подвигах Новомучеников и Исповедников Российских XX века, которым было дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него (Флп.1:29), определил прославить для общецерковного почитания в лике святых Собор Новомучеников и Исповедников Российских имена пострадавших за веру, свидетельства о которых поступили, в том числе священномученика Василия Архангельского (1874-1937), память которого празднуется в день его кончины 16 ноября по новому стилю (10).

Теперь мы снова свободно исповедуем Православие, открыто приступаем к Таинствам Церкви. Мы получили этот дар, приобретённый дорогою ценой исповеднического подвига Новомучеников Российских, освящённый их искупительной кровью и страданиями, их жертвой ради нас, потомков, ради сохранения зёрен Православной веры, могущих прорасти и дать обильные всходы. Будем же беречь это сокровище, приумножать и просить в молитвах к Новомученикам и Исповедникам Российским о ниспослании нам от Господа стойкости в вере, преданности Церкви Христовой!

Священномучениче Василие, моли Бога о нас!

Использованная литература

1. Воспоминания. Л.М. Архангельский. Машинопись. Тула, 1958 год.

2. Тульские Епархиальные ведомости, 1910 год, №№18, 34, 37. Памяти протоиерея Михаила Прохоровича Архангельского. Семейно-бытовой очерк. Священник Пётр Ильинский.

3. Тульские епархиальные ведомости, 1924 г., №3; 1925 г. №№1, 2, 3, 5; 1926 г. №3.

4. ГАТО, Клировые ведомости Каширского уезда Тульской губернии, 1876 год.

5. ГАТО, Клировые ведомости Каширского уезда Тульской губернии, 1916 год.

6. Тульский синодик. 1558-2009. Редактор - составитель Т.В. Георгиевская - Тула.: Гриф и К, 2009. - 648 л.

7. Игумен Иоанн Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 7. - Тверь: «Булат», 2002 год, стр. 176-177.

8. Отечества крестная чаша: Русская Голгофа/ Сост. К.Н. Годовникова. - Симферополь: Родное слово; Н. Орiанда, 2008. - 552 с., 60 ил.

9. ГАРФ, Дело по обвинению Архангельского В.М. и Байбакова И.И. по ст. 58 п. 10 и 11 УК, №7899 (ордер на обыск и арест, анкета арестованного, протокол допроса, обвинительное заключение, протоколы допроса обвиняемых и свидетелей)

10. Деяние Освященного Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви о соборном прославлении новомучеников и исповедников Российских.

11 Свящ. Кирилл Каледа. Бутовский полигон. Отпечатано в типографии ЗАО «ТДДС - Столица-8».

12 Т. Шипошина. Полигон.

Источник: http://www.veneva.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-arhangelskij-presviter

Сщмч. Васи́лия Колосова, пресвитера (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

22 мая

ЖИТИЕ

Священномученик Василий родился в 1891 году в селе Спас-Дощатый Зарайского уезда Рязанской губернии в семье священника Алексия Колосова. Окончив в 1915 году Рязанскую Духовную семинарию, Василий Алексеевич до 1927 года служил псаломщиком в Введенском храме в селе Подлесная Слобода Луховицкого района Московской области, а в 1927 году был рукоположен во священника к этому храму. Первое время своего служения он часто говорил в храме проповеди, но вскоре до него стали доходить сведения, что некоторые его проповеди истолковываются как антисоветские, и он замолчал.

В Подлесной Слободе было всего триста домов, но поскольку в селе размещался сельсовет, здесь жили многие коммунистические активисты и воинствующие безбожники, готовые перетолковать всякое слово священника; для них он, в силу своего церковного служения, был не только религиозным, но и политическим врагом.

В декабре 1929 года сотрудники ОГПУ арестовали нескольких крестьян из Подлесной Слободы, предъявив им обвинение в агитации, направленной против создания колхозов. Начав ограбление крестьянских хозяйств, местные власти потребовали уплаты налога и со священника, оценив его годовой доход в 800 рублей, и отец Василий, хотя и с большим трудом, выплатил 300 рублей, которые от него требовали. Тогда работники сельсовета пересчитали сумму дохода и заявили, что священник получает за год 1800 рублей, и потребовали уплаты дополнительных 300 рублей. Поскольку у священника такой суммы не было, 27 января 1930 года сельсовет реквизировал часть его имущества, но этого не хватило на покрытие долга.

30 января 1930 года председатель местного сельсовета дал показания против арестованных крестьян и еще не арестованного священника. Он заявил, что священник систематически проводит антисоветскую агитацию, утверждая, что советская власть, отбирая землю у единоличников, вскоре их всех оставит без земли, а колхозникам это ничего, кроме закабаления и разорения, не даст. В колхозах будет барщина и крепостное право, но скоро придет конец этому издевательству.

В тот же день отец Василий был арестован и допрошен, он показал: «Чистосердечно сознаюсь, что в беседе с гражданами выказывал свое недовольство тяжестью налогов на духовенство и церковь. Что же касается совхоза и колхоза, то я об этом ничего не говорил»[1].

После допроса отца Василия перевезли в коломенскую тюрьму и его дело присоединили к делу ранее арестованных крестьян. В тот же день священнику и крестьянам объявили, что следствие по их делу завершено, но если они желают, то могут дать дополнительные показания. Отец Василий заявил, что признает только то, что действительно говорил о тяжести налогов, а в остальном себя виновным не считает.

3 марта 1930 года Коллегия ОГПУ приговорила отца Василия к пяти годам заключения в концлагерь. К различным срокам заключения и ссылки были приговорены и девять крестьян, а семьи всех осужденных – к высылке в Северный край с конфискацией имущества. Но с этим уже категорически были не согласны сами осужденные, и 29 апреля они направили из тюрьмы заявление в прокуратуру, в котором писали: «Отдельные члены наших семейств по определению Коллегии ОГПУ сосланы на разные сроки в Северный край. К ним применялась статья 58-10, которая обязывает полагать, что им ставится в вину агитация против совхозного и колхозного строительства. Нам совершенно неизвестны причины затронутого вопроса, но мы знаем, что вся вина построена на одном из протоколов общего собрания, где говорилось о политической неблагонадежности наших родственников, которые тут же огульно были признаны кулаками. Мы твердо заявляем, что наши родственники явились простыми козлами отпущения, так как бывшая с ними история случилась в разгар раскулачивания, и по зависти отдельных граждан к нашим не кулацким имуществам. Выше названная "политическая неблагонадежность” была принята на собрании без положительного голосования и указанная цифра бывшего протокола – присутствовало 185 – не отвечала действительности. Протокол на собрании не зачитывался, и его читки никто не требовал, ибо была полоса некоторого зажима. Когда гражданам нашего селения стало известно о результатах – высылке наших родственников, то на всех очередных собраниях говорили об ошибке и пересмотре, в смысле исправления бывшей характеристики. В результате появились два собрания говорящих обратное и в пользу наших родных... Мнение общества в пользу наших высланных родственников основано не на жалости, а оно явилось как результат осознания грубой ошибки, совершенной во время стихийного раскулачивания виновного и правого... на основании выше изложенного просим возвратить наших родственников... В наших семействах есть красноармейцы, сражавшиеся с действительными врагами советской власти, и рабочие, инвалиды и много детворы...»[2]

13 августа 1930 года решение ОГПУ о высылке семей было отменено, они остались на месте, а приговоренные были отправлены в концлагеря.

В 1934 году отец Василий вернулся из заключения домой и был направлен служить в Преображенский храм в селе Струпна Зарайского района, где он прослужил до начала новых гонений на Церковь. Отец Василий был арестован 27 сентября 1937 года и заключен в одну из тюрем Коломенского района. На следующий день следователь допросил священника.

– Следствию известно, что вы занимались активной контрреволюционной деятельностью. Признаете ли вы это? – спросил он.

– Нет, я это отрицаю, так как никакой контрреволюционной деятельностью не занимался.

После допроса священника были вызваны лжесвидетели, которые подписали соответствующие показания, и 3 октября следствие было закончено. 13 октября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Василия к десяти годам заключения, и он был направлен в Бамлаг. В 1939 году отец Василий был переведен в лагерь в Свердловской области, ставший местом его последних страданий. Священник Василий Колосов скончался в заключении 22 мая 1939 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 57-59. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-kolosov

Примечания

[1] Там же. Д. П-54535, л. 98.

[2] Там же. Л. 144.

Сщмч. Влади́мира Вятского, пресвитера (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

9 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Священномученик Владимир Михайлович Вятский родился 27 июня 1879 года в селе Вятское Даниловского уезда Ярославской губернии в семье церковнослужителя. Окончил сельскую школу, служил псаломщиком, затем был рукоположен во иерея. В 1932 году служил в храме в селе Воскресенском Даниловского района. Был арестован, обвинен в сокрытии церковных ценностей, приговорен к 3 годам ссылки. По возвращении служил в храме в селе Крутово Первомайского района Ярославской области.

29 октября 1937 года отец Владимир вновь был арестован и обвинен в «организации группы верующих, среди которых проводил антисоветскую агитацию, высказывал террористические намерения в отношении партии и правительства». Священник виновным себя не признал. 5 ноября 1937 года тройка УНКВД по Ярославской области приговорила его к 10 годам ИТЛ. Отбывал срок в Темниковском ИТЛ в Мордовии, где скончался 9 октября 1938 года. Прославлен Архиерейским юбилейным Собором РПЦ 2000 года.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vladimir-vjatskij

Библиография

1. ГАЯО. Ф. Р-3698. Д. С-2966.

2. Новомученики и исповедники Ярославской епархии. Романово-Борисоглебск (Тутаев). 2000. Кн. 2. С. 81-82.

Сщмч. Иоа́нна Смирнова, диакона (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

18 августа

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Иоанн родился 16 марта 1887 года в селе Карачарово Московского уезда Московской губернии в семье крестьянина Иакова Смирнова. Образование получил в духовном училище, а затем с 1910 по 1918 год служил в армии в должности писаря в звании старшего унтер-офицера. В 1926 году он был рукоположен во диакона к Успенскому храму в селе Косино Ухтомского района Московской области.

27 ноября 1937 года, в разгар массовых гонений на Церковь, диакон Иоанн был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. 30 ноября отцу Иоанну было зачитано постановление о привлечении его к ответственности за контрреволюционную деятельность, но, ознакомившись с ним, отец Иоанн отказался его подписать, так как был совершенно с ним не согласен.

– Следствие имеет материалы, которые говорят, что вы враждебно настроены к советской власти. Подтверждаете вы это? – спросил следователь.

– Нет, этого я не подтверждаю, – ответил диакон Иоанн.

– На основании имеющегося следственного материала, свидетельскими показаниями вы изобличаетесь как контрреволюционер. Дайте по этому вопросу отчет.

– Я контрреволюционером не был и контрреволюционной работы не вел.

– Вы следствию хотите рассказать о вашей контрреволюционной деятельности?

– Об этом мне совершенно не о чем говорить, так как я никакой контрреволюционной деятельности не вел.

– А что вы можете рассказать о контрреволюционной деятельности ваших сослуживцев?

– Ничего не могу сказать, так как этого не замечал.

7 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Иоанна к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен на Дальний Восток. Диакон Иоанн Смирнов скончался 18 августа 1939 года в исправительно-трудовом лагере в Амурской области и был погребен в безвестной могиле.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 70-71. Источник: www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-smirnov-diakon

Библиография

· ГАРФ. Ф. 10035, д. П-18912.

Сщмч. Никандра Гривского пресвитера (1939)

ДНИ ПАМЯТИ: 7 октября

ЖИТИЕ

Священномученик Никандр родился 26 июня 1880 года в селе Волчино Псковского уезда Псковской губернии в семье священника Симеона Гривского. В 1901 году Никандр окончил Духовную семинарию и до 1905 года служил псаломщиком. В 1905 году Никандр Семенович женился на Ольге Сергеевне Беляниновой, дочери торопецкого торговца. Впоследствии у них родилось пятеро детей. В 1912 году Никандр Семенович был рукоположен в сан диакона и в том же году во священника ко храму Рождества Христова на погосте Почеп Пожинской волости Торопецкого уезда Псковской губернии, где служил в то время его престарелый отец. Храм был деревянный, построен в 1868 году. Всего в приход входило двадцать восемь деревень, в которых жили около тысячи человек. Отец Никандр стал для своих прихожан истинным пастырем, он поддерживал их не только словом, но и делом, помогая беднейшим из них материально.

В 1916 году отца Никандра постигло несчастье: от дизентерии скончались его жена Ольга, сын и дочь, и он остался с сыновьями, которым было десять и пять лет, и трехлетней дочерью.

29 сентября 1929 года сын священника Никандра Гривского, Петр, будучи в нетрезвом состоянии, похитил индукторную машину, с помощью которой производились взрывные работы у Подъездной горы по Холмскому тракту в районе деревни Савино в Торопецком районе Тверской области. Было начато уголовное дело. Когда выяснилось, что укравший является сыном священника, ОГПУ стало исследовать, что он собой представляет с политической точки зрения, с кем связан в деревне и не является ли человеком авторитетным для деревенской молодежи и не объединял ли ее. А также – что представляет собой его отец и насколько он авторитетен среди населения. Основной задачей тех, кто занимался политическими репрессиями и кто правил страной, было уничтожение лидеров народа, тех, к чьему голосу народ прислушивался.

Выяснив, что отец Никандр в селе пользуется большим уважением, ОГПУ 13 января 1930 года арестовало его. Во время обыска у него дома было обнаружено заявление, подписанное несколькими десятками крестьян, которые просили уменьшить собираемый со священника натуральными продуктами налог, так как их они отцу Никандру не давали, а за совершаемые требы расплачивались деньгами. Власти подобное заявление расценили «как характеристику объединения вокруг себя населения и использования его в борьбе против хлебозаготовок».

15 января следователь допросил священника. Отец Никандр, отвечая на вопросы следователя, сказал: «До осени 1929 года я жил хорошо и в материальном отношении ни в чем не нуждался. Нравственно же все время страдал за детей, что им негде устроиться, так как детей священников нигде не принимали. Осенью 1929 года во время хлебозаготовок от меня потребовали сдать 120 пудов хлеба и 350 пудов картофеля. Такого количества я к сроку сдать не мог, и за это описали все мое имущество, которое было продано с торгов, кроме построек. Всего мною было уплачено 46 пудов овса, 9,5 пудов ржи, 7 пудов ячменя, 3,5 пуда льняного семени и 80 пудов картофеля. На то, что наложенное на меня к сдаче количество хлеба и картофеля невыполнимо, я открыто никому не жаловался, но по рекомендации члена церковного совета из деревни Крест сыну Петру сказал, чтобы он написал заявление, а я направлю его по приходу, чтобы собрать подписи от населения в свою защиту, удостоверяющие, что сбор продуктами я не производил, все требы выполнялись за деньги. После того, как заявление было готово и подписи собраны, я хотел подать его в комиссию по хлебозаготовкам, а второй экземпляр послать в Округ, но комиссия заявление не приняла, и потому оба экземпляра остались у меня. 19 декабря, в день празднования памяти Николая чудотворца, я после службы в церкви обратился ко всем присутствующим и просил помочь, кто чем может, так как мое хозяйство все было продано в уплату налога хлебозаготовок. После этого раздались голоса: "Не беспокойся, батюшка, поможем”. Кто именно говорил, я не уловил. Не знаю, обсуждали ли верующие этот вопрос, но сразу стали приносить, кто постного масла, кто картофеля, печеного хлеба и так далее. Относительно колхоза ко мне обращался только сын Петр, спрашивал, поступить или нет. Я ответил - поступай, и больше ничего».

Вместе со священником был арестован староста церкви Василий Федорович Чупров, который категорически отказался признавать себя виновным, отвергнув все предъявлявшиеся ему «факты». Еще было арестовано трое крестьян.

На следующих допросах отец Никандр показал: «Виновным себя я не признаю. Контрреволюционной группировки вокруг себя не создавал. Не препятствовал мероприятиям, проводимым советской властью. Антисоветской агитации не вел. Подготовку к взрыву государственных учреждений я не производил. Это сын взял на дороге подрывную машину, взял он ее в пьяном виде, а для какой цели, не знаю».

13 февраля 1930 года ОГПУ приняло решение освободить ранее арестованных троих крестьян, «так как они являются середняками, в прошлом никакой собственности и принадлежности к бывшим людям не имели, а также, принимая во внимание, что их деятельность проводилась под влиянием священника». В тот же день следствие было закончено. Священник Никандр, его сын Петр и староста храма Василий Чупров были обвинены в том, «что организованно противодействовали проводимым мероприятиям советской власти в деревне, и в частности проводимой сплошной коллективизации в Торопецком районе, с той же целью собирались в квартирах священника Гривского и других, где обсуждали планы антисоветских действий. В контрреволюционных целях подготавливали разрушение и повреждение общественных и государственных учреждений, в целях чего участником их антисоветской группы, Петром Гривским, была похищена подрывная машина».

4 марта 1930 года тройка ОГПУ приговорила отца Никандра к десяти годам заключения в концлагере, а его сына Петра и старосту храма Василия Чупрова - к пяти годам заключения. Все они были отправлены в Соловецкий лагерь особого назначения. В 1932 году отцу Никандру, как инвалиду, было заменено заключение в лагере на ссылку до окончания срока. Ссылку он отбывал в городе Каргополе. В 1933 году Василий Чупров был досрочно освобожден, сын священника, Петр, был освобожден по окончании срока заключения.

В 1936 году отец Никандр написал заявление начальнику Каргопольского отдела НКВД с просьбой оказать содействие в досрочном освобождении. «Принимая во внимание тяжесть совершенного Гривским преступления», - как было написано в заключении сотрудников ОГПУ, – священнику отказали в освобождении.

20 июля 1938 года руководители управления НКВД по Архангельской области Некрасов, Вольфсон и Шульман санкционировали новый арест священника. 27 июля отец Никандр был арестован и заключен в тюрьму в городе Каргополе. В тот же день он был допрошен.

- Вам предъявлено обвинение. Признаете ли вы себя виновным? - спросил следователь.

- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, - ответил священник.

- Расскажите о ваших знакомствах в Каргопольском районе и в других местах.

- В Каргопольском районе имею знакомых по работе из числа ссыльного духовенства. Знаком со ссыльными священниками Николаем Романовичем Чумаевским, Иваном Павловичем Николаевским и Шпаковским. Других знакомых в Каргопольском районе и в других местах не имею.

В ноябре следователь допросил ссыльных священников Николая Черникова, Дмитрия Миловидова и Николая Чумаевского. Николай Черников показал: «При встрече с Гривским осенью 1937 года он стал мне высказывать жалость по отношению к заключенным в лагерях, что они сейчас посылаются независимо от возраста на общие, тяжелые, непосильные работы. В этот же раз Гривский высказал клевету на советскую власть, что советская власть устраивает гонения на верующих и духовенство и это гонение особенно усилилось за последнее время. Советская власть судит и наказывает духовенство без всяких на то оснований и подчас создает вымышленные дела, лишь бы лишить свободы того или иного служителя культа».

Священник Дмитрий Миловидов показал: «Ссыльного священника Никандра Семеновича Гривского я знаю как человека настроенного в отношении советской власти отрицательно и до крайности фанатичного. Мне хорошо известно, что Гривский свою квартиру превратил в молитвенный дом. Зимой 1938 года я зашел на квартиру к Гривскому, который служил церковную службу, и кто-то у него был. Как этого человека фамилия и откуда он, мне неизвестно, только он не из числа ссыльных. Также мне известно, что Гривский высказывал антисоветские настроения относительно колхозов, говоря, что из-за колхозов были закрыты церкви, а их служители высланы. Зимой 1938 года Гривский клеветал на советскую власть, говоря, что люди, находящиеся в колхозах, работают как рабы, досыта их не кормят. Такое положение можно видеть только при советской власти. Зимой 1937 года я встретил Гривского на улице, и он спросил меня, как я живу, и дополнил: "Если нуждаешься в деньгах, иди к Августе и скажи ей, что я тебя послал за денежной помощью". Фамилии ее я не знаю, проживала вместе с ним, сейчас из Каргополя выехала. Я пришел к этой Августе, и она действительно дала мне помощь в сумме двух рублей. Подобная помощь между ссыльными распределялась монахиней Августой по указанию Гривского».

Священник Николай Чумаевский сказал: «Ссыльного священника Никандра Семеновича Гривского знаю давненько. Гривский человек замкнутый, очень осторожный и в отношении советской власти настроен враждебно. В конце декабря 1937 года Гривский высказывал клеветнические измышления о выборах в Верховный Совет и о конституции».

После всех этих показаний отец Никандр был снова допрошен.

- Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Расскажите следствию об этом.

- Контрреволюционной деятельности я не проводил.

- Среди окружающего населения и ссыльных вы вели контрреволюционную агитацию. Расскажите об этом подробно.

- Антисоветской агитации я не вел, и рассказывать мне не о чем.

7 января 1939 года отцу Никандру была устроена очная ставка со свидетелями Черниковым и Чумаевским. «Показания Николая Николаевича Черникова я не подтверждаю, так же как и свидетеля Чумаевского. А что касается разговора в отношении выборов в Верховный Совет, то такой разговор у нас с Чумаевским был, но не в антисоветской форме», - сказал отец Никандр.

25 июля отца Никандра ознакомили с обвинительным заключением. 3 августа в городе Каргополе состоялось закрытое судебное заседание Судебной Коллегии по уголовным делам в присутствии свидетелей Черникова и Чумаевского, в отсутствие Миловидова, так как к тому времени он уехал в Москву. Зачитав обвинительное заключение, председатель суда спросил отца Никандра, признает ли тот себя виновным, на что священник ответил: «Виновным я себя не признаю. Контрреволюционной агитацией я никогда не занимался и показания свидетелей Черникова, Чумаевского и Миловидова считаю ложными, клеветническими. Может быть, и были какие разговоры, но не в такой форме, как показывают свидетели. Взаимоотношения со свидетелями у меня были нормальные, и я не могу понять, почему они на меня показывают ложь».

Опрошенные свидетели подтвердили прежние показания. Прокурор потребовал меру наказания определить до пяти лет заключения. Защитник попросил смягчить меру наказания. В последнем слове отец Никандр повторил, что показания всех свидетелей являются ложными, контрреволюционных высказываний с его стороны не было. В тот же день священнику был зачитан приговор: «лишение свободы сроком на пять лет с последующим поражением в избирательных правах на три года, с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях НКВД».

16 сентября 1939 года отцу Никандру сообщили в Каргопольской тюрьме, что приговор вступил в законную силу. На следующий день священник прибыл в Обозерский ОЛП Архангельской области неподалеку от города Няндома. Священник направил кассационную жалобу в Верховный суд, но тот оставил приговор в силе.

Священник Никандр Гривский скончался 2 октября 1940 года в Обозерском лагерном пункте Архангельской области и был погребен в безвестной могиле.

Автор жития: игумен Дамаскин (Орловский), сайт: www.fond.ru, новомученики.рф.

Сщмч. Николая Маслова, пресвитера (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

17 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Николай (Николай Иванович Маслов) родился в 1874 году в городе Твери. По окончании духовного училища и пастырских курсов, в 1924 году он был рукоположен во священника и служил в Твери в храме в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина» за Волгой.

После того как в городе закрыли почти все храмы, и в частности Вознесенский собор, архиепископ Фаддей (Успенский), который тогда служил в нем, перешел служить в храм иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». Бывало, что здесь собиралось все оставшееся на свободе православное духовенство города. Архиепископ Фаддей любил эту церковь на кладбище, со всех сторон окруженную спускавшимися к Волге лугами, столь напоминавшими ему родные места в Нижегородской губернии. Как свеча, стоял белый храм на холме среди зелени. От храма расходились аллеи благоуханной сирени. Могилы были ограждены коваными металлическими оградками, кое-где стояли памятники из мрамора с надписями, просившими прохожего человека помолиться за тех, чей прах покоился под ними. Все здесь настраивало на молитву и напоминало о том, что ожидает каждого человека в конце жизни, - и храм, как обетование немеркнущего света Царства Небесного, и кресты на могилах, как указание пути, по которому следует человеку идти, и в то же время рядом - стогны древнего града с его подвижниками и молитвенниками прошлых веков, прошедшими весь крестный путь и достигшими небесных обителей. Через Волгу отсюда был виден и древний Успенский Отрочь монастырь - место мученической кончины митрополита Филиппа (Колычева) и недавнего служения здесь Тверского викария, епископа Петра (Зверева); и купола заволжских церквей, возносившихся будто шлемами армии ратников, частью плененных - закрытых, заброшенных, превращенных в мастерские и склады; и грозное здание тюрьмы, где и самому Тверскому святителю, архиепископу Фаддею, суждено будет принять мученическую кончину и милостью Божией вернуться сюда, к месту своего последнего служения, на кладбище «Неопалимой Купины», чтобы телом лечь под шатром разросшейся, одичавшей сирени, духом предстоя Господу и пребывая в молитве за нас перед Богом.

Незабываемо для отца Николая было служение со святителем, само присутствие которого благодатно очищало душу, обличало в ней все греховное и недостойное. При жизни он был ангелом-хранителем Твери, после смерти - великим за нее молитвенником.

Лютое гонение на Церковь в 1937 году не оставило на свободе почти никого из духовенства Твери. 3 ноября 1937 года сотрудники НКВД арестовали и отца Николая. Сразу же после ареста состоялся допрос. Следователь спросил священника о знакомых в городе. Отец Николай ответил, что знал только тех священников, которые служили вместе с ним в храме иконы Божией Матери «Неопалимая Купина».

- Вы знакомы с бывшим архиереем Успенским?

Священник поправил:

- Не с бывшим архиереем Успенским, а с архиепископом Фаддеем; да, я его хорошо знаю, был у него на квартире в 1930 году, после этого часто его видел в церкви «Неопалимой Купины».

- Какие взаимоотношения у вас были с Успенским?

- Взаимоотношения с архиереем у нас были чисто служебные, каких-либо посторонних разговоров у нас не было.

- Вы обвиняетесь в том, что вы, Маслов, являетесь участником контрреволюционной фашистско-монархической организации в городе Калинине, возглавляемой архиереем Фаддеем Успенским. Признаете ли вы это?

- Участником контрреволюционной фашистско-монархической организации я не был и виновным себя в этом не признаю.

После допроса были вызваны дежурные свидетели, обновленцы, которые по требованию следователя подписали лжесвидетельства.

2 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила священника Николая Маслова к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Во время следствия отец Николай тяжело заболел, и состояние его здоровья стало быстро ухудшаться. В июле 1938 года он был перевезен из Твери в тюрьму в поселке Лыкошино, находясь в которой он после долгой и тяжелой болезни 17 января 1939 года скончался.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 47–49. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-maslov

Сщмч. Петра Рождествина, пресвитера (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

27 мая

ЖИТИЕ

Священномученик Петр родился 25 июня 1879 года в селе Дмитриевский Погост Коробовской волости Егорьевского уезда Рязанской губернии[1] в семье псаломщика Алексея Михайловича и Александры Алексеевны Рождествиных. В 1899 году Петр окончил Рязанскую Духовную семинарию и был направлен преподавать в церковноприходской школе. Намереваясь послужить Святой Церкви священником, он должен был найти супругу, которая готова была бы нести с ним крест служения Церкви, так как монашеским путем он идти не желал. Петр женился на девице Людмиле, дочери протоиерея Дмитрия Семеновича Лебедева, служившего в его родном селе. Окончив епархиальное училище, она преподавала в той же, что и Петр, школе. Так что им не пришлось знакомиться друг с другом. Вся жизнь в селе была как на ладони – со всеми своими достоинствами и недостатками ты у всех на виду.

По рукоположении во священника отец Петр был отправлен служить в храм в селе Вышкове Новозыбковского уезда Черниговской губернии[2], так как в родных местах свободных священнических вакансий не было. Но когда освободилось место священника в Троицком храме в селе Ланино в Егорьевском уезде, расположенном в восьми верстах от Дмитриевского Погоста, родители предложили ему служить здесь. Храм был небольшой, деревянный, выстроенный усердием прихожан шести деревень. Впоследствии ими же было построено большое двухэтажное здание школы, квартиры для учителей и церковная сторожка. К началу Первой мировой войны Ланино стало процветающим богатым селом, и прихожане намеревались возвести храм из кирпича, для этого был предварительно выстроен кирпичный завод. Строительство продвигалось быстро, из своего кирпича были уже возведены стены, но начавшаяся война и последовавшая за ней безбожная революция остановили строительство. До тридцатых годов стояла недостроенная церковь в лесах.

Предшественник отца Петра построил для себя большой дом, который он впоследствии продал приходу, так что отцу Петру не пришлось заботиться о жилье. Воспитанный в бедной семье псаломщика, зарабатывавшего на жизнь в основном крестьянским трудом, отец Петр был привычен ко всякого рода крестьянской работе, он никогда не нанимал крестьян на работы, живя с ними по правилам тогдашней крестьянской общины, когда наиболее тяжелые работы делались сообща и крестьяне поочередно помогали друг другу, и так переделывались работы, требовавшие наибольших усилий. Вместе разрабатывали трудные делянки и вывозили дрова, работали на дальних покосах, занимаясь этим неотрывно иногда по целой неделе, так как работу нужно было завершить в срок, пользуясь благоприятной погодой, которую им и давал для этого Господь.

Отец Петр вставал, как и все крестьяне, до рассвета, и, помолившись, выходил на свое ежедневное послушание. Живя тем же, что и крестьяне, трудом, он никогда не забывал, что он прежде всего пастырь Божий: в любое время дня и ночи, в любую погоду, зимой и летом, оставляя все домашние хлопоты, он шел туда, куда его звали прихожане для совершения треб. Притом он всегда довольствовался тем, что ему давали в качестве платы, а бывало, и сам помогал нуждающимся.

Служил отец Петр очень торжественно, на праздники всегда пело два клироса, и тот и другой со множеством певчих. К службам певчие готовились заранее: церковное пение было предметом особых забот и пастыря, и паствы. В селе пели тогда почти все и на клирос выбирали только самых даровитых. Праздничные богослужения еще оставались в то время центром христианской жизни, удовлетворяя не только духовные, но и эстетические запросы народа.

Кроме внешних забот и хлопот, были и внутренние. Отец Петр был характера вспыльчивого, и, хорошо осознавая опасность этой страсти, приложил много труда, чтобы ее искоренить, и в конце концов добился успеха – перестал гневаться и раздражаться и на действительные и на мнимые промахи ближних.

На первой исповеди сына во время Великого поста он сказал ему в напутствие: «Будь всегда честен и правдив, делай добро людям, уважай старших, люби Родину и народ, где родился, не забывай Бога!»

В 1921 году в селе Ланино вспыхнула эпидемия тифа, но это не испугало священника – он сразу же пошел в семьи, где были больные, беседовал, исповедовал, соборовал и причащал.

В 1924 году отец Петр был награжден наперсным крестом, в 1926-м – возведен в сан протоиерея, в 1936-м – награжден наперсным крестом с украшениями.

Протоиерей Петр в первый раз был арестован в 1930 году за неисполнение требований по сдаче сельскохозяйственной продукции и приговорен к пяти годам ссылки, но, поскольку такого срока наказания по этой статье в законе прописано не было, он был судом оправдан и освобожден; во второй раз он был арестован в период массовых гонений на Русскую Православную Церковь – 30 ноября 1937 года и заключен в Таганскую тюрьму в Москве.

Против него показали местный колхозник, сказавший, что протоиерей Петр принимал участие в распространении контрреволюционных листовок, и священник соседнего села, Петр Суханов, заявивший, что ему «известно, что Рождествин враждебно настроен к советской власти. Мне неоднократно приходилось слышать, – сказал свидетель, – как он неодобрительно отзывался о политике советской власти, в частности, жаловался на налоги, которые налагает на него советская власть как на служителя культа; говорил, что советская власть религию притесняет, не дает ей развиваться. Мне также известно, что Рождествин, торжественно обставляя церковную службу, затягивал ее, что приводило к невыходу на работу колхозников, разлагало трудовую дисциплину и затягивало полевые работы в колхозе»[3].

1 декабря 1937 года следователь допросил священника.

– Следствию известно, что вы, будучи враждебно настроены против советской власти, вели антисоветскую агитацию среди населения, дайте искренние показания по данному вопросу! – потребовал следователь.

– Я никогда никакой агитации не вел, – ответил священник.

– Следствию известно, что вы принимали участие в распространении контрреволюционных листовок в районе. Дайте показания по этому вопросу.

– Я участия в распространении листовок не принимал.

– Вы затягивали церковную службу с целью срыва полевых работ в колхозе? Дайте показания по этому вопросу.

– Я церковных служб не затягивал...

5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Петра к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Мариинский лагерь, одно из отделений Сиблага, куда прибыл 31 декабря 1937 года.

8 июня 1938 года он писал супруге из лагеря: «Прошло полгода, как мы расстались, но я получил лишь одно от тебя письмо 15 февраля; получил и две твои посылки: одна получена мною 11 апреля, а другая получена 2 мая. В первой посылке съедобное все сохранилось, а во второй, кроме твоих прекрасных и вкусных лепешек, все испортилось и позеленело, и я вынужден был выбросить с великим сожалением, что это случилось, сознавая, что ты посылаешь мне посылку, урывая от себя последний кусок. Прими от меня сердечную благодарность за посылки – как приятно было получить особенно вторую, праздничную посылку. Со слезами на глазах вспоминал я прошлые годы, когда мы семейно встречали и провожали эти дни, – теперь только оценишь семейную обстановку с ее традициями, но жаль, что прошлое-прожитое отходит в вечность.

Получаешь ли ты мои письма? За последний месяц я послал тебе два письма. В этих письмах я писал тебе, что с марта месяца до 25 апреля хворал сыпным тифом, жар доходил до 41 градуса, жил на уколах, сердце признано слабым, был на волоске от смерти. Благодарение Богу и врачебному персоналу, который не жалел своих сил при уходе, я остался пока жив. Получил осложнения... Плохо стал слышать... опухоль ног и... болезнь сердца. Излечивая последствия тифа, я до сего времени лежу в больнице, переходя еженедельно из одного отделения в другое. В настоящее время лежу в 7-м отделении, где находятся выздоравливающие; на днях, думаю, переведут в отдел слабосильных, это уже не больница, а барак, где ходят уже в своей собственной одежде и питание здесь простое. Сколько времени пробуду в слабосильном отделе, не знаю; с внешней стороны я стал лучше выглядеть: в последних отделениях больницы № 3 и № 7 кормили больных хорошо... Жаль одно, что черного хлеба мало очень дают, а он есть основа нашего питания. Несмотря на хорошее питание в больнице, силы все-таки плохо собираются после болезни...

С ногами вообще у меня нехорошее дело обстоит, ведь я их дважды обмораживал, о чем я писал тебе... На мои ноги страшно смотреть: все опухли и покрыты какими-то кровоподтеками; болел душой из боязни, что отнимут у меня ноги и буду совсем калекой. Врачи не дают никаких лекарств от болезни ног, говорят, что со временем все само собой пройдет. Боль и ломота в ногах до сих пор ужасная; если доживу до зимы, то не знаю, как буду без теплых сапог и теплых чулок... Вчера врач сказал мне неутешительное относительно болезни моего сердца, признал у меня болезнь миокарда сердца – по его словам, болезнь хуже порока сердца; известие меня поразило – значит, жить мне осталось совсем немного...

Смерть есть общая участь человечества, когда же вспоминаешь, что очередь моя, то становится страшно, зная, что мало подготовлен к загробной жизни.

Есть пословица: "на бедного Макара все шишки валятся”. Эта пословица приложима ко мне: моя одежда при привозе меня в больницу вся была сдана по описи в склад. Оказывается, у меня кожаных сапог и шапки не значится в приемной фактуре. Заявил начальству о пропаже этих ценных вещей, но вот почти месяц прошел, а ответа нет. Подобных пропаж было несколько. Теперь, при выходе из больницы, придется ходить в лаптях – хорошо, если дадут казенные лапти; голову придется накрывать казенным полотенцем – жаль, что ты не догадалась прислать мой черный картуз. Виноват, конечно, я, так как забыл это прописать... В каком состоянии мои ботинки? Если какие из них годны для носки, то пришли мне.

Дорогая Мила, не обижайся ради Бога, что я своими просьбами вынуждаю тебя тратить последние копейки, лишая тебя необходимого, но верь – нужда моя вызывает на это. Попроси от моего имени племянников помочь материально нам; знаю, велика твоя нужда, знаю, что ты оборвана и без одежды; если откажут в помощи нам, то Бог с ними...

Что нового в нашей дорогой стороне? Пишет ли кто тебе из родных... Как ты провела пост и моление праздничное, где? Очень хочется знать, как живут Шатурские... Больно и прискорбно, что меня скоро забыли. Забыли близкие по крови, родные, а что говорить о дальних родных? Завидуешь, когда ежедневно видишь, как товарищи по аресту получают письма от детей и знакомых.

Сидят со мной лица очень интеллигентные: инженеры, врачи, защитники-юристы. Есть профессор из Москвы, есть учитель московской школы. Пишут им очень часто, дети, жены и другие родные – друг познается лишь в несчастии...

Пиши мне чаще. Если бы ты знала, каким счастьем для меня являются твои письма, – я читаю каждую строчку твоего письма несколько раз и письмо знаю наизусть...»[4]

Протоиерей Петр Рождествин скончался 27 мая 1939 года в Баимском отделении Сиблага и был погребен в безвестной лагерной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 123-129. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-petr-rozhdestvin

Примечания

[1] Ныне Шатурский район Московской области.

[2] Ныне село Старый Вышков Новозыбковского района Брянской области.

[3] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-18571, л. 15.

[4] Архив семьи Рождествиных.

Сщмч. Петра Остроумова, пресвитера (1939)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

10 июля

ЖИТИЕ

Священномученик Петр родился 1 июля 1875 года в селе Троицкое Клинского уезда Московской губернии в семье диакона Петра Остроумова. В 1896 году Петр окончил учительскую семинарию в Подольском уезде и поступил учителем в одну из школ в Звенигородском уезде.

В 1899 году Петр был рукоположен во диакона ко храму Рождества Христова в селе Петровское Клинского уезда, а в 1909 году – во священника к Троицкому храму в родном селе Троицкое. Здесь отцу Петру и пришлось пережить гонения от безбожных властей.

В 1929 году местные власти вознамерились закрыть Троицкий храм, но препятствием для этого стал авторитетный сельский священник, которого и крестьяне хорошо знали, и он знал их всех, и потому отца Петра решили арестовать. Были допрошены свидетели, должные по своему положению помогать органам ОГПУ: заведующий избой-читальней и председатель сельсовета. Заведующий избой-читальней сказал: «Сам не слышал, но знаю от других граждан селения, что... Остроумов своими проповедями призывал население противостоять предполагавшемуся закрытию церкви, ходил сам по селению... и собирал подписи против закрытия церкви по домам»[1].

Председатель сельсовета сказал: «Из разговоров и слухов... я знаю, что... Петр Петрович Остроумов рассказывал проповеди, направленные на подрыв советской власти, говоря: "Необходимо веровать в Бога; коммунисты ведут вас к пропасти, и, придет время, вы все, обманутые коммунистами и советской властью, покаетесь”. После вынесения волостным съездом решения о закрытии церкви... Остроумов, совместно с церковным советом, созывал собрания верующих, иногда даже без разрешения… на которых собирал подписи против закрытия церкви...»[2]

Священник Петр Остроумов был арестован 18 октября 1929 года и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. 1 ноября следователь допросил его.

– Антисоветской агитации ни в частных разговорах и нигде я не вел. Проповеди, которые я произношу очень редко, носят чисто религиозный характер, и ничего антисоветского в них нет, – заявил священник на обвинение следователя.

– Собирали ли вы подписи против закрытия церкви? – спросил его следователь.

– Никаких подписей не собирал.

– Кем собирались подписи?

– Церковным старостой и членом церковного совета.

– Говорили ли вы проповедь в селе Ивлиево по случаю ареста священника, что «на Церковь идет гонение со стороны советской власти» и так далее?

– Не помню. Проповеди я не произносил.

12 ноября следствие было закончено. Отец Петр был обвинен в том, что, «являясь священником, использовал религиозные настроения верующих в целях антисоветской агитации, собирал подписи против закрытия церкви... провоцируя верующих на массовое выступление»[3].

23 ноября 1929 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило священника к трем годам ссылки в Северный край. Когда отец Петр вернулся из ссылки, ему было запрещено жить ближе, чем за сто километров от Москвы, и он поселился в Волоколамском районе.

В 1937 году отец Петр стал служить в Покровском храме в селе Покровском Волоколамского района. В том же году секретная осведомительница по кличке Березка отправила агентурные донесения сотруднику местного отделения НКВД. Она сообщала: «Поп Покровской церкви Остроумов занимается обработкой верующих. При подворном обходе селений... агитирует и распускает ложные слухи о войне, заявляя: "Скоро будет война, коммунисты это чувствуют... и... арестовывают крестьян, сажают безвинных священников в тюрьмы; я, наверное, хожу последние дни, осталось мне отслужить последний ноябрь месяц. Приходите, православные, на говение, скоро ведь все церкви закроют...” В ноябре 1937 года около часа дня в Покровской церкви Остроумов произносил проповедь, в которой просил верующих не покидать храма Божьего, молиться и чаще посещать церковь»[4].

Отец Петр был арестован 2 декабря 1937 года и заключен в одну из тюрем в Волоколамском районе. В этот же день были допрошены свидетели, которые показали, что священник часто произносил проповеди, призывая верующих не оставлять храма Божьего и больше молиться, так как храмы скоро закроют. Кроме того, часто раздавал детям конфеты.

– Проживая в селе Покровском, вы среди верующих и колхозников вели антисоветскую и контрреволюционную деятельность. Дайте показания, – потребовал от священника следователь.

– Антисоветской агитацией я среди верующих и колхозников не занимался.

– Следствию известно, что вы среди верующих вели антисоветские разговоры. Вы это скрываете. Вам зачитывается ряд свидетельских показаний, уличающих вас в антисоветской и антиколхозной деятельности. Подтверждаете ли вы это?

– Заявляю, что я антисоветскими и антиколхозными разговорами не занимался. Что же касается проповедей, то, действительно, я проповеди говорил в начале моего приезда в село Покровское... В настоящее время я проповедей не произношу. Зачитанные мне свидетельские показания я отрицаю.

Следствие было закончено в самый день ареста, 2 декабря; 5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила священника к десяти годам заключения. Священник Петр Остроумов скончался 10 июля 1939 года в исправительно-трудовом лагере в Амурской области и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 508-511. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-petr-ostroumov

Примечания

[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-51861, л. 6.

[2] Там же. Л. 8.

[3] Там же. Л. 12.

[4] Там же. Д. П-17270, л. 1.

Мц. А́нны Четвериковой (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

2 марта (переходящая) – 2 марта (17 февраля) в невисокосный год / 1 марта (17 февраля) в високосный год

ЖИТИЕ

Анна Четверикова родилась в 1873 году. Мученическую кончину она приняла 2 марта 1940 года, когда ей было 67 лет. 6 октября 2006 года определением Священного Синода Русской Православной Церкви она была причислена к лику святых мучениц. Документы на прославление были представлены от Московской епархии.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-anna-chetverikova

Мц. А́нны Шашкиной (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

11 мая

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Мученица Анна родилась 13 февраля 1888 года в деревне Пигаскино[1] Пошехонского уезда Ярославской губернии в семье крестьянина Василия Шашкина. Окончив сельскую школу, Анна жила вместе с родителями и со временем намеревалась поступить в монастырь. Она часто ездила в Павло-Обнорский монастырь, находившийся в Вологодской губернии, к его настоятелю архимандриту Никону (Чулкову), к которому за советом и молитвенной помощью обращались тогда многие ищущие спасения; среди них было много женщин и девиц, и отец Никон впоследствии основал из них монашескую общину в селе Захарово, которая из-за начавшихся гонений на Церковь существовала сначала под видом сельскохозяйственной артели, а потом коммуны. Как раньше Павло-Обнорский монастырь, так теперь, после его закрытия безбожниками, монашескую общину в Захарове стали посещать верующие, встречаясь здесь с архимандритом Никоном.

В середине тридцатых годов из ссылок и заключения стали возвращаться священники, арестованные в 1929-1931 годах, и начинали вновь служить в храмах; между тем обновленцы, захватившие за это время при поддержке властей православные храмы, с трудом удерживали их, не имея паствы. И тогда они снова призвали советскую власть и НКВД к содействию в борьбе против Православной Церкви.

В начале 1936 года обновленцы города Пошехонье-Володарска[2] писали властям: «В силу крайне осложнившихся обстоятельств… со стороны тихоновской общины при Успенской церкви города Пошехонье-Володарска, каковые выражаются… в открытой борьбе с обновленческой ориентацией… Они… открыто порицают храм, как еретический…

У тихоновцев очень часто бывают нелегальные собрания. 7 января 1936 года Смирнов Алексей Евграфович, как главный руководитель тихоновской общины, вечером собрал у себя гостей, около двадцати пяти человек, в том числе был Петр Богородский[3], игумения Леонида, много бывших монашек и другие лица, и окончился этот пир далеко за полночь. А почему это не может быть нелегальным собранием? Ведь это неизвестно нам, о чем они вели беседу.

Кроме этого, пользуясь приливом святочных празднеств, клевета и наушничество пошли во все села данного района с призывом к… бойкотированию всеми силами всех обновленческих служителей культа; совращая темные силы верой в святость Бога лишь тихоновщины… близко все это видя, как гнездо вражды и нелегальности, просим вас передать нам наш храм, во избежание последствий, а равно нежелание иметь таковых соседей, где, кроме религиозных целей, преследуются остатки прежних царских привычек…

А посему еще раз убедительно просим вас… во избежание всех последствий не только за наш храм, а и район, пресечь в корне развитие этого гнезда нелегальности и передать храм нам, обновленцам»[4].

В конце 1936 года, еще до получения приказа о массовых арестах, сотрудники Ярославского НКВД приступили к арестам духовенства и верующих в области. 10 января 1937 года Анну Васильевну Шашкину вызвали на допрос, и следователь спросил ее, правда ли, что она собирала подписи жителей, желавших принадлежать к тихоновской общине. Анна Васильевна объяснила, что в 1935 году умер сын ее брата, и приходской их священник Петр Богородский отказался участвовать в его погребении, указав, что жители этой деревни не принадлежат к православной общине, и пусть они сначала определятся: в православный ли они будут ходить храм или к обновленцам; тогда она взялась собрать подписи жителей – тех, кто считает себя православными.

– А вы к какой ориентации принадлежите? – спросил ее следователь.

– Я лично принадлежу к тихоновской ориентации.

– Почему же тогда Богородский требовал подписей за тихоновскую общину от всей вашей деревни?

– Я этого пояснить не могу.

В следующий раз следователь вызвал Анну Васильевну на допрос 20 февраля и стал укорять в запирательстве, между тем как известно, что она знакома со старостой храма Алексеем Евграфовичем Смирновым, который давал ей читать книгу Сергея Нилуса «Протоколы сионских мудрецов», и следователь тут же на допросе предъявил эту книгу.

– Почему вы скрывали от следствия сведения о книге Нилуса и контрреволюционные рассуждения по существу ее содержания?

– Я скрывала о книге Нилуса «Протоколы сионских мудрецов» потому, что не хотела выдать Смирнова, который строго наказывал, чтобы мы никогда никому ничего об этом не говорили.

– Значит, вы знали, что книга «Протоколы сионских мудрецов» является контрреволюционной книгой, поэтому и скрывали знакомство с ней от следствия?

– Мне Смирнов говорил, что книга эта запрещенная, но почему, не сказал.

– В связи с переписью населения СССР, среди населения города распространялись контрреволюционные провокационные слухи, исходящие из содержания книги «Протоколы сионских мудрецов» и ваших рассуждений о приходе антихриста, о печати и так далее. Эти слухи распространяли вы с целью срыва мероприятий советской власти по переписи. Подтверждаете вы это?

– Нет, это я отрицаю, никаких контрреволюционных провокационных слухов я не распространяла и об этих слухах ничего не слышала.

Вызвав в следующий раз на допрос Анну Васильевну, следователь стал добиваться от нее, чтобы она сказала, как давно она слышала об архимандрите Никоне и от кого, но она на этот вопрос отвечать отказалась.

4 марта 1937 года следователь снова вызвал ее на допрос и снова стал спрашивать об отце Никоне: как давно и как близко она была с ним знакома, но и на этот раз она ничего не ответила, и в тот же день следователь объявил ей, что она арестована как подозреваемая.

18 марта следователь снова вызвал Анну Васильевну на допрос и заявил:

– Вам предъявлено постановление о привлечении вас в качестве обвиняемой в преступлении, предусмотренном статьей 58-й. Обстоятельства преступления изложены в подписанном вами постановлении. Признаете вы себя виновной в этом?

– Признаю, что со Смирновым я связь имела, несколько раз посещала его дом, а также часто вместе ходили в… церковь. Книгу Сергея Нилуса «Протоколы сионских мудрецов» я у Смирнова видела, ее читала Гудкова, которая мне рассказывала ее содержание, но контрреволюционных слухов я среди населения не распространяла. Никаких вопросов о войне, о победе фашизма, о восстановлении в СССР капиталистического строя и так далее мы со Смирновым и Гудковой не обсуждали. Богородского я знаю как священника, и, действительно, по его заданию я собирала подписи за тихоновскую церковь, но никого не запугивала, подписывались все добровольно… Архимандрита Павловского монастыря Никона я знаю. Бывала несколько раз у него в монастыре, когда еще он был открыт. В 1924 году Никон был в городе Пошехонье-Володарске, был в нашем доме, а после закрытия монастыря я с ним связи не имею и где он, не знаю.

– Сколько времени вы жили в Никоновской «коммуне»?

– Я членом Никоновской «коммуны» не состояла, но в «коммуне» была несколько раз.

– А зачем вы «коммуну» посещали?

На этот вопрос Анна Васильевна отвечать отказалась.

– Вы знали, что Никоновская «коммуна», по существу, была нелегальным монастырем, организованным для борьбы с советской властью?

Анна Васильевна и на этот вопрос отвечать отказалась.

– Кого вы посещали из членов «коммуны»?

– В «коммуне» я останавливалась у заведующей, Анны Александровны Соловьевой.

– Откуда вам известна Соловьева?

– Соловьеву я знала через ее тетку, монахиню Таисию. Кроме того, Соловьева, когда бывала в городе, останавливалась у меня.

– Имея связь с руководительницей «коммуны», вы не могли не знать целей и задач этой «коммуны». Следствие требует от вас откровенных показаний.

Анна Васильевна отказалась отвечать на этот вопрос.

3 апреля состоялся последний допрос, во время которого следователь снова попытался узнать у Анны Васильевны, что она знает о месте, где находится архимандрит Никон.

– Связи с архимандритом Никоном я не имею и где он находится в настоящее время, не знаю, – ответила Анна Васильевна.

– А зачем и к кому вы ездили осенью 1936 года в Тутаевский район?

– Осенью 1936 года я действительно ездила в… гости к своей знакомой по имени Евдокия… фамилию ее я не знаю. Была у нее три дня.

– А как вы знакомы с Евдокией?

– Я с Евдокией знакома давно. Когда раньше ходила в Тутаев, то останавливалась у нее ночевать, и она, когда бывала в городе, тоже ночевала у меня.

– Как же вы не знаете ее фамилии?

– Фамилии ее я действительно не знаю, и не знаю, чем она занимается.

– Вы явно лжете. Вы в Тутаевский район ездили с целью посещения архимандрита Никона, скрывающегося от наказания и проводящего активную контрреволюционную работу. Требую от вас откровенных показаний.

– Нет, у архимандрита Никона я не была и где он скрывается, не знаю.

– За что был расстрелян ваш дядя, Александр Федорович Шашкин, и сидел его сын, Василий Александрович Шашкин?

– Мой дядя, действительно, в 1918 году был расстрелян, но за что, я не знаю. Также не знаю, за что сидел его сын, до революции он был урядником.

15 августа 1937 года Особое Совещание при НКВД приговорило Анну Васильевну к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и она была отправлена с первым этапом в Северо-Восточные лагеря НКВД. Анна Васильевна Шашкина скончалась 11 мая 1940 года в больнице отдельного лагерного пункта Мылга в одном из Северо-Восточных лагерей НКВД и была погребена в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 294-299. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-anna-shashkina

Примечания

[1] Ныне район Пегаскино в черте города Пошехонье.

[2] Первоначальное название – Пошехонь; с 1928 года до 1990-х годов – Пошехонье-Володарск; ныне – Пошехонье.

[3] Священномученик Петр (Богородский); память празднуется 24 октября/6 ноября.

[4] УФСБ России по Ярославской обл. Д. С-11473. Т. 3, л. 244-245.

Мч. Иоа́нна Малышева (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

21 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Мученик Иоанн родился в 1891 году в селе Острово[1] Богородского уезда Московской губернии в семье крестьянина Василия Малышева. Образование он получил в сельской школе. С началом Первой мировой войны Иван был мобилизован в армию, где служил по 1917 год рядовым. В 1918 году он был мобилизован в Красную армию и до 1921 года служил фуражиром.

В двадцатых годах Иван Васильевич вместе с семьей переехал в Москву и поселился на Николо-Ямской улице рядом с храмом преподобного Сергия Радонежского в Рогожской слободе, прихожанином которого он и стал, со временем все активнее участвуя в жизни прихода. Работал он электриком на заводе «Серп и Молот», расположенном неподалеку от храма. Иван Васильевич выполнял в храме все работы, касающиеся электричества, к праздникам убирал вместе с прихожанами храм, устраивал гирлянды из электрических лампочек вокруг икон, ходил во время богослужения с тарелкой для пожертвований. В декабре 1937 года он стал членом двадцатки, и если и раньше много времени отдавал церкви, то теперь он проводил здесь все свободное время.

Весной 1938 года сотрудники НКВД проводили последние операции, касающиеся массовых арестов духовенства и верующих в соответствии с распоряжением Сталина и советского правительства. Собрав сведения о наиболее активных церковных людях, живущих в районе, они приняли решение об аресте Ивана Васильевича, и 26 апреля 1938 года он был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. Допросы продолжались в течение месяца, но, несмотря на все усилия следователей, им не удалось склонить его к лжесвидетельству. К этому времени многие сотрудники НКВД были сами арестованы за незаконное ведение следствия, и теперь надо было более убедительно обосновывать арест рядового электрика. Во время обыска у Ивана Васильевича были найдены граммофон и двадцать дореволюционных пластинок с церковными песнопениями и государственным гимном «Боже, Царя храни». Это сочли достаточным для обвинения.

27 мая 1938 года следователь допросил Ивана Васильевича. Выяснив, что он принимал самое активное участие в жизни прихода и не собирается отрекаться от этого, следователь спросил, где он приобрел пластинки, на что тот ответил, что на Кузнецком мосту у случайного прохожего, вместе с граммофоном. Узнав, что Иван Васильевич проигрывал пластинки, которые следователь сразу квалифицировал как контрреволюционные, он спросил его:

- Следствие располагает данными о том, что вы, будучи враждебно настроенным к советской власти, систематически вели среди окружающего населения контрреволюционную фашистскую агитацию. Вы это подтверждаете?

- Нет, я это не подтверждаю.

- Признаете ли вы себя виновным по существу предъявленного вам обвинения по статье?

- Я признаю себя виновным только в том, что хранил и проигрывал контрреволюционные церковно-монархические граммофонные пластинки.

В тот же день следствие было закончено. 27 июля 1938 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило Ивана Васильевича к пяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь; он был отправлен на Колыму и работал на лагпункте прииска Фролыч. От непосильной работы и бесчеловечных условий содержания зимой 1940 года он тяжело заболел. Врач в стационаре лагпункта определил у него острое воспаление почек, порок сердца, водянку живота и отек легких. Иван Васильевич Малышев скончался в праздник Крещения Господня на рассвете, 19 января 1940 года, и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 94–95. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-malyshev

Примечания

[1] Ныне Павлово-Посадский район Московской области.

Мч. Фео́дора Гусева (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 февраля

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Мученик Феодор родился 22 апреля 1874 года в селе Сидоровском Звенигородского уезда Московской губернии в семье крестьянина Федора Гусева. Первоначальное образование он получил в сельской школе. Как имеющего большой авторитет среди крестьян, Федора Федоровича в 1912 году избрали сельским старостой, и он был на этой должности до захвата власти большевиками, когда все дореволюционные установления и государственные принципы были разрушены. Брат Федора Гусева был членом церковного совета и казначеем в Николаевском храме в Сидоровском.

В конце 1920-х годов распоряжением Сталина крестьян стали загонять в колхозы, и племянник Федора Федоровича ушел работать в колхоз бригадиром; испугавшись близости отца церкви, он потребовал от него, чтобы тот вышел из церковного совета; на его место в церковный совет вошел в 1929 году Федор Федорович.

В 1933 году Федора Гусева и священника Никольской церкви привлекли к ответственности по ложному доносу, в котором доносчица утверждала, что будто бы священник и казначей оскорбили ее. Суд, однако, не признал ее обвинения основательными и вынес оправдательный приговор. Во второй раз Федор Гусев был привлечен к ответственности в 1935 году за пропажу из храма некоторых вещей из церковной утвари, обвинен в недосмотре и приговорен к одному году условно.

В первой половине 1937 года стало ясно, что гонения на Церковь усиливаются многократно, и сын Федора Федоровича стал уговаривать его, чтобы он ушел из церкви, так как власти хотят арестовать его.

- Уходи отец из церкви, - сказал он, - под тебя подбирают ключи, тебя отец заберут и посадят, и на нас будет «пятно».

- Не уйду я из церкви, - ответил Федор Федорович, - я от Бога не откажусь. Я пойду за Бога, а не за хулиганство, пусть подбирают ключи.

В августе 1937 года в село приехали сотрудники НКВД и стали вызывать крестьян, спрашивая о Федоре Гусеве, не ведет ли тот антисоветскую деятельность и агитацию. Большинство крестьян заявило, что ничего подобного от него не слышали; их сотрудники НКВД сразу же от себя прогнали. Но нашлись те, кто согласился подписать то, что хотелось получить от них НКВД; среди лжесвидетелей оказался и племянник Федора Гусева.

Федора Федоровича арестовали 21 августа 1937 года и заключили сначала в камеру предварительного заключения при милиции в Голицыно, а затем отправили в тюрьму в Звенигород и здесь посадили в подвал. Начались допросы. Следователь поинтересовался, когда Федор Федорович был избран в члены церковной двадцатки. Федор Федорович ответил, что он был избран в 1929 году казначеем, каковым остается и до настоящего времени. Выданные председателями сельсовета и колхоза характеристики гласили, что Федор Гусев «напитан религиозным духом», что он «активный церковник, член церковного совета (бессменный)... работает в колхозе хорошо, кроме праздников (воскресенье и другие)».

- Вы обвиняетесь в том, что проводите среди верующих контрреволюционную деятельность, направленную против существующего строя. Следствие требует от вас дать правдивые показания!.. - потребовал следователь.

- Никогда я среди населения контрреволюционной деятельности не проводил, - ответил Федор Федорович.

От свидетелей следователь знал, что особо чтимой святыней в Николаевском храме была Боголюбская икона Божией Матери в богато украшенной ризе, с панагией с частицами мощей, на празднование 1 июля съезжалось отовсюду много духовенства и верующих. Духовенство собиралось после службы на трапезу в доме Федора Гусева.

- Кто у вас был в доме 1 июля 1937 года, и для какой цели собирались эти люди? - спросил его следователь. Федор Федорович ответил, что съезжались священники из соседних приходов, но разговоров на политические темы не было.

- Когда еще у вас собирались в доме служители религиозного культа? - спросил следователь.

- Кроме 1 июля 1937 года у меня собирались... 1 июля 1936 года.

- Следствием установлено, что вы вместе с другими церковниками проводите контрреволюционную деятельность, направленную против существующего советского строя. Требую от вас правдивых показаний по данному вопросу! - Контрреволюционной деятельности, направленной против существующего советского строя, я не проводил и не провожу.

Этим допросом следствие было завершено. Все это время родственники Федора Федоровича носили ему в тюрьму передачи, их принимали, но свидания не давали, однако, иногда им удавалось переговорить с ним через тюремное окно. И вот однажды Федор Федорович сказал дочерям, чтобы они не уезжали, остались, так как сейчас арестованных будут перевозить в Москву. Вскоре вывели из тюрьмы трех заключенных и среди них Федора Федоровича и посадили в кузов грузовика, чтобы везти на станцию. Дочери Федора Гусева попытались уговорить начальника конвоя, чтобы он разрешил им сесть вместе с отцом в грузовик, но тот отказал, и им пришлось бежать вслед за грузовиком до станции. На станции Федора Федоровича посадили в вагон, куда пристроились без билета и девушки, а дорогой он им рассказал, как шло следствие, в чем его обвиняют, и кто выступил против него лжесвидетелем и оговорил его.

Когда поезд прибыл в Голицыно, заключенных пересадили в другой состав. Дочери Федора Федоровича всю дорогу проплакали и, когда отца пересаживали в другой вагон, спросили милиционера:

- За что его взяли?

- Сейчас, доченьки, только и сажают ни за что, - ответил тот.

Федора Федоровича отправили сначала в Бутырскую тюрьму в Москве, а затем в Таганскую. 11 октября 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Благовещенск, где в течение некоторого времени работал сторожем на огороде концлагеря. Федор Федорович Гусев скончался в Югвостоклаге 1 февраля 1940 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 18–21. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-feodor-gusev-muchenik

Прмч. Валенти́на (Лукьянова), иеромонаха (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

1 июня

ЖИТИЕ

Преподобномученик Валентин родился 2 августа 1875 года в Калужской губернии в семье крестьянина Иакова Лукьянова и в крещении наречен был Василием. Образование он получил в церковноприходской школе; женился, и у них с женой родилось трое детей, но вскоре после рождения последнего ребенка Василий овдовел. В 1906 году он поступил в Троице-Сергиеву Лавру и 26 мая 1908 года был зачислен в нее послушником; как имеющий прекрасные музыкальные и певческие дарования, он был определен на клирос. 7 ноября 1915 года Василий был пострижен в монашество и наречен Валентином.

В 1920 году Лавра была закрыта безбожниками, часть братии осталась в ней сторожами, другие разошлись по храмам Сергиева Посада. Монах Валентин стал служить псаломщиком в Пятницкой церкви, где настоятелем был в то время архимандрит Вассиан (Пятницкий). В марте 1920 года настоятель и приходской совет Пятницкой церкви ходатайствовали перед Патриархом Тихоном о зачислении монаха Валентина на должность псаломщика к Пятницкой церкви и рукоположении его в сан иеродиакона. Патриарх Тихон запросил мнения наместника Лавры архимандрита Кронида (Любимова)[1]; тот ответил, что не возражает против зачисления монаха Валентина псаломщиком, но согласиться с его рукоположением во иеродиакона не считает возможным.

В сентябре 1920 года архимандрит Вассиан вновь обратился к Патриарху с ходатайством, в котором писал, что в приходе, который он возглавляет, «много совершается различных треб как в церкви, так и в домах прихожан, и совершать все эти требы приходится... одному, что при болезненном состоянии моем для меня весьма тяжело... Я имею смелость возобновить мое ходатайство о монахе Валентине, который, не будучи официально причислен к причту нашей церкви, в течение всех минувших летних месяцев добровольно, усердно, аккуратно и безмездно принимал участие (в качестве чтеца и певца) в совершении как службы, так и треб...»[2]

Патриарх согласился удовлетворить ходатайство и 20 сентября 1920 года в крестовой церкви Троицкого подворья рукоположил монаха Валентина во иеродиакона к Пятницкой церкви, где он прослужил до ее закрытия. Рукоположенный во иеромонаха 26 ноября 1923 г., он до 1930 года служил в Николаевском храме в городе Наро-Фоминске, а после его закрытия в храме в городе Кунцево.

26 января 1933 года власти города Кунцева объявили о закрытии последнего храма в городе. Верующие не согласились с этим решением и направили во ВЦИК ходатайство об отмене незаконного решения, под прошением подписались тысячи жителей города. «Храм наш, бывший ранее сельским, – писали они, – войдя с преобразованием Кунцева в город в черту последнего, в настоящее время является храмом городским. После закрытия в 1929 году Серафимовской церкви и в 1932 году Старо-Кунцевской... храм наш остается в городе Кунцеве единственным... и один обслуживает его население в несколько десятков тысяч человек. Мособлисполком, не учтя всего этого, закрытием нашего храма... оставляет город Кунцево совсем без храма и тем ставит жителей города в крайне ненормальное положение в отношении религиозных нужд...

Мособлисполком, постановляя закрыть наш храм, упустил из виду одно, в высшей степени существенное обстоятельство, именно то, что при храме отведенное Кунцевским горсоветом кладбище – одно для всего города, обслуживающее его многотысячное население. Закрыть при таких условиях храм... это значит отнять у жителей города Кунцева возможность совершать молитвенные обряды при погребении умерших, которые так дороги для верующих, лишение которых было бы для них чрезвычайно болезненно...

Исполнительный орган общества верующих... просит Всероссийский центральный исполнительный комитет постановление Мособлисполкома о закрытии... храма отменить и оставить его в пользовании жителей города Кунцева как единственно пригодный и незаменимый другим храмом для удовлетворения их религиозных потребностей»[3].

Власти отказались исполнить просьбу верующих, закрыли храм, а вместе с ним закрыли и кладбище. После закрытия храма отец Валентин перешел служить в Николаевский храм в селе Ромашково[4].

26 ноября 1937 года сотрудники НКВД допросили двух дежурных свидетелей, жителей города Кунцево, один из которых показал, что отец Валентин в один из июньских дней 1937 года беседовал с женщинами и сначала читал им какую-то религиозную книгу, а затем разъяснял; в разговоре он заявил, что мы живем теперь в такой период времени, когда православная вера и духовенство у советской власти не в почете. Коммунисты направляют все усилия к окончательному разгрому Православной Церкви, но верующие всеми способами должны этому противодействовать, распространяя слово Божие среди своих знакомых, укрепляя веру с надеждой на то, что этому тиранству придет конец.

В этот же день отец Валентин был арестован, заключен в Таганскую тюрьму в Москве и на следующий день допрошен.

– Следствию известно, что вы, будучи священником, систематически использовали свое служебное положение для антисоветской деятельности, дайте ваши показания по этому вопросу! – потребовал следователь.

– Свое служебное положение как священника для антисоветской деятельности я не использовал и антисоветской деятельностью не занимался, – ответил отец Валентин.

– Установлено, что вы среди населения города Кунцево систематически распространяли контрреволюционные клеветнические слухи о притеснении религии в Советском Союзе. Дайте ваши показания по этому вопросу.

– Среди населения Кунцева я не распространял контрреволюционных слухов о том, что советская власть притесняет религию и духовенство.

27 ноября следствие было закончено, и 29 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Валентина к десяти годам заключения. Иеромонах Валентин (Лукьянов) скончался 1 июня 1940 года в исправительно-трудовом лагере в Новосибирской области и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 228-231. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-valentin-lukjanov

Примечания

[1] Преподобномученик Кронид (в миру Константин Петрович Любимов); память 27 ноября/10 декабря.

[2] РГАДА. Ф. 1204, оп. 1, д. 19217, л. 23-25 об.

[3] ГАРФ. Ф. 5263, оп. 1, д. 1286, л. 11-12.

[4] Ныне Одинцовский район Московской области.

Сщмч. Алекса́ндра Поздеевского, пресвитера (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

25 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Священномученик Александр Викторович Поздеевский родился в 1868 г. в с. Большие Соли Костромской губернии (ныне пос. Некрасовское Ярославской области) и служил священником в родном селе. После опубликования Декрета об отделении школы от Церкви о. Александр стал учить Закону Божьему в храме, снабжая детей своими учебниками. В 1930 г. церковь Рождества Богородицы была закрыта, а колокола сняты - тогда, по благословению Батюшки, делегация верующих отправилась в сельсовет, требуя вернуть колокола и церковное облачение. В одном из домов была устроена молельня, в которой иногда совершалось богослужение приходящими священниками. Посещение этого дома и участие в "подпольных контрреволюционных сборищах” было поставлено в вину о. Александру. В обвинении также утверждалось, что он "вел активную террористическую агитацию”. 25 ноября 1937 г. о. Александр был приговорен к десяти годам лишения свободы. Отбывал наказание в Темниковском концлагере, в Мордовии. Через три года скорбей и страданий преставился 25 октября 1940 г.

Источник: www.yaroslavl-eparhia.ru, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-pozdeevskij

Сщмч. Алекса́ндра (Петровского), архиепископа Харьковского (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

24 мая

ЖИТИЕ

Священномученик Александр родился 23 августа 1851 года в городе Луцке Волынской губернии в семье диакона Феофана Петровского. В 1892 году он окончил четыре класса Волынской Духовной семинарии и в том же году был назначен учителем церковно-приходской школы в селе Конягино Дубенского уезда[1], а в 1897 году, оставаясь учителем, был назначен псаломщиком Крестовоздвиженского храма в том же селе.

Отец к этому времени умер, и Александр жил вдвоем с матерью, которую очень любил. Вскоре мать умерла, и он, получив полную свободу, стал вести вольный образ жизни, приходя иной раз домой только под утро. Однажды, возвратившись домой на рассвете, он лег спать в своей комнате, расположенной рядом с комнатой матери, где и после ее смерти оставалось все в прежнем порядке. Во сне он увидел, как будто раздвинулась занавеска, разделявшая комнаты, к нему вошла мать и сказала: «Оставляй эту жизнь и поступай в монастырь».

Воспоминание о матери и укоры совести настолько повлияли на Александра Феофановича, что он принял твердое решение изменить свою жизнь. 1 сентября 1899 года он поступил послушником в Свято-Троицкий Дерманский монастырь в Дубенском уезде Волынской губернии и нес здесь послушание учителя и законоучителя при монастырской церковноприходской школе. 9 июня 1900 года он был пострижен в монашество с оставлением того же имени и назначен экономом Дерманского монастыря. 15 августа того же года монах Александр в соборном храме Почаевской Успенской Лавры был рукоположен во иеродиакона, а 29 октября – во иеромонаха и назначен исполняющим должность ризничего с оставлением за ним прежних послушаний законоучителя, учителя и эконома. 18 ноября того же года иеромонах Александр был назначен исполняющим должность наместника Дерманского монастыря, неся вместе с этим послушания учителя и законоучителя.

16 января 1901 года отец Александр был переведен в Кременецкий Богоявленский монастырь и назначен казначеем монастыря. 6 декабря 1903 года он, кроме того, был назначен казначеем Свято-Богоявленского Братства Волынской епархии.

1 февраля 1903 года иеромонах Александр был переведен служить в Туркестанскую епархию и 6 мая того же года назначен экономом Туркестанского архиерейского дома; в Туркестанской епархии он нес послушания члена Духовной консистории, Училищного совета и миссионерского общества. 7 апреля 1905 года он был награжден наперсным крестом[2].

Здешний климат неблагоприятно сказался на его здоровье, и 20 февраля 1906 года он был освобожден от послушаний в Туркестанской епархии с правом поступления в один из монастырей в Европейской части России и 16 марта того же года был включен в число братии Жировицкого Успенского монастыря Гродненской епархии. 8 августа 1907 года он был утвержден в должности казначея монастыря, неся, кроме того, послушание заведующего Жировицкой двухклассной церковноприходской школой.

8 января 1908 года иеромонах Александр был перемещен в братство Донского монастыря в Москве, и с 8 февраля того же года исполнял должность наместника монастыря. 4 декабря 1909 года он был утвержден в должности наместника Донского монастыря и 6 мая 1910 года возведен в сан игумена. В том же году он был назначен настоятелем Лубенского Спасо-Преображенского монастыря и возведен в сан архимандрита. В 1911 году, когда был торжественно прославлен святитель Иоасаф Белгородский, архимандрит Александр организовал крестный ход из Лубенского монастыря в Белгород, в котором, несмотря на дальность расстояния, участвовало несколько сот человек.

В 1917 году архимандрит Александр был назначен настоятелем Псково-Печерского монастыря. Через год он переехал в Полтаву, где некоторое время жил при епископе Феофане (Быстрове). После того как епископ Феофан покинул Полтаву, архимандрит Александр поселился в Козельщанском Рождество-Богородичном монастыре, который в то время не был еще разорен безбожниками-революционерами, – в нем были прекрасные храмы, своя типография и иконописные мастерские. Здесь, в обители, собрались священнослужители из разграбленных во время революции церквей.

В 1919 году архимандрит Александр был назначен настоятелем скитской церкви Козельщанского монастыря. В 1929 году монастырь был закрыт, закрыты и все церкви в окрестности, кроме храма в скиту, и сюда стало стекаться множество верующих. Отец Александр организовал здесь общенародное пение во время богослужений; бывало, скажет: «Пойте все», – и все молящиеся тогда подхватывали молитвословия всенощного бдения или литургии. По неукоснительно соблюдавшемуся благословению настоятеля служба совершалась здесь строго по уставу и проходила с огромным молитвенным подъемом.

В 1932 году храм в скиту был закрыт, архимандрит Александр уехал в Киев и 30 октября 1932 года был хиротонисан во епископа Уманского, викария Киевской епархии.

В августе 1933 года епископ Александр был назначен на Винницкую кафедру, а в мае 1937 года переведен в Харьков и возведен в сан архиепископа.

Храмы в то время закрывались один за другим, и к приезду архиепископа Александра в Харьков здесь остался один Никольский храм на Холодной Горе; ближайшие церкви были в Екатеринославе и Луганске. Обстановка в городе была такова, что никто из людей, проживавших неподалеку от храма, не решился сдать комнату архиерею, и владыка снимал ее в другом конце города.

В храме владыка застал холодное, не молитвенное, формальное пение; оно ему не понравилось, но он не стал сразу делать замечаний. В то время в Харькове на Светлую седмицу служились пасхальные службы только два первых дня. На второй день Пасхи архиепископ обратился с просьбой к народу и клиросу – не отходить от благочестивого обычая служить пасхальные службы хотя бы три дня. День был рабочим, но, несмотря на это, храм оказался полон молящихся. Хор по обыкновению начал петь «поскору», не повторяя всех праздничных песнопений; тогда архиепископ повернулся к народу и сказал: «Пойте все!»И весь народ стал петь хорошо известный ему пасхальный канон. Певцы на клиросе сначала растерялись, а затем подхватили пение и стали руководить им, и служба прошла с таким молитвенным подъемом, какого здесь не видели давно.

В 1937 году власти стали настаивать, чтобы архиепископ Александр разрешил служить в том же храме живоцерковникам, чтобы в одно воскресенье служил архиепископ Александр с православными, в другое – живоцерковники. Народ был категорически против и, настроенный весьма воинственно, готов был кольями отгонять от храма раскольников – явных врагов Церкви. Чтобы избежать столкновения, архиепископ Александр предложил народу разделить храм: отдать живоцерковникам один из приделов, но с условием, что он будет отделен от основного храма стеной. Власти запретили строить стену под предлогом того, что не выдержит фундамент. Православные, однако, составили проект, при котором обеспечивалась безопасность постройки, и за две недели соорудили стену. Приход живоцерковников состоял из сорока человек, и кроме них, в храм никто не ходил, хотя у живоцерковников было и духовенство, и прекрасный хор, и материально они были всем обеспечены.

В то же время в православной части храма, где служил владыка, было столько народа, что причащение продолжалось по нескольку часов. После литургии священники совершали крещения, и креститься приходило до ста человек в день, так что почти сразу после крещений начиналась вечерняя служба. Архиепископ любил церковную службу, церковное пение. Бывало, поет хор на ектении «Подай, Господи», а архиепископ скажет: «Да вы и человека не станете так просить, чтобы он подал. Разве так холодно просят?» И, обратившись к народу, говорил: «Пойте все!» И тогда более тысячи молящихся едиными усты и единым сердцем начинали петь.

28 июля 1938 года архиепископ Александр был арестован и заключен в тюрьму, расположенную неподалеку от храма на Холодной Горе. Сразу же после ареста начались допросы. Услышав, в чем его обвиняют, владыка заявил, что виновным себя не признает. Были зачитаны показания свидетелей, а затем следователь стал жестоко избивать архиепископа, требуя, чтобы он признал себя виновным.

Под воздействием пыток архиепископ сказал, что, отрицательно восприняв закрытие церквей, стал непримиримым врагом советской власти, но шпионской деятельностью, в которой его обвиняют, не занимался.

15 марта 1939 года дело архиепископа Александра было заслушано в закрытом судебном заседании военного трибунала, и здесь владыка заявил, что ни в какой шпионской организации не участвовал и шпионской деятельностью не занимался, а также не вел среди прихожан антисоветской агитации, и если он подписался под показаниями на предварительном следствии, то только потому, что следователь бил его, – под физическим воздействием он дал ложные показания, от которых теперь отказывается.

В тот же день был зачитан приговор военного трибунала Харьковского военного округа, который приговорил архиепископа Александра к десяти годам тюремного заключения и к пяти годам лишения прав. Владыке было тогда восемьдесят восемь лет.

5 января 1940 года приговор был отменен и «дело» было возвращено на доследование. Архиепископ Александр скончался в тюремной больнице 24 мая 1940 года. На следующий день в городской морг был привезен из больницы тюрьмы № 1 труп старика, совершенно раздетого, с номером на ноге, по фамилии Петровский, с предписанием похоронить. Вскоре, однако, было получено указание возвратить труп Петровского в тюрьму, так как он был прислан по ошибке. Служащий при морге врач, который был иподиаконом у архиепископа, и дежуривший у ворот привратник (впоследствии он стал священником), сразу узнали архиепископа. Они перевязали номер с тела владыки на тело безродного старика и отправили его с документами на имя Петровского в тюрьму, а тело святителя было вывезено из морга. Ночью монахи и близкие архиепископу люди облачили его в архиерейские одежды и было совершено отпевание. Святитель был похоронен на Залютинском кладбище на окраине Харькова.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 62-67. Источник:http://www.fond.ru/,https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-petrovskij

Примечания

[1] Ныне Дубновский район Ровенской области, Украина.

[2] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 27, л. 5.

Сщмч. Васи́лия Протопопова, пресвитера (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

8 июля

ЖИТИЕ

Священномученик Василий родился в 1886 году в селе Извольском Юхновского уезда Смоленской губернии в семье псаломщика Сергия Протопопова. Окончив Смоленскую Духовную семинарию, Василий Сергеевич работал учителем в школе в селе Торбеево Сычевского уезда[a]. В 1915 году он был рукоположен во священника ко храму Покрова Пресвятой Богородицы в селе Новопокров Гжатского уезда Смоленской губернии[b].

В 1920-х годах отец Василий был предан суду за то, что обратился к прихожанам с просьбой о помощи в выплате налогов за пользование храмом, и приговорен к двумстам рублям штрафа. В 1931 году он был арестован по обвинению в неуплате налогов и приговорен к восьми месяцам исправительно-трудовых работ. Священник подал жалобу на неправый приговор, суд его оправдал, и он вернулся к служению в храме.

Наступил 1937 год; участь большинства священников того времени не миновала и отца Василия. 20 ноября 1937 года заведующий избой-читальней в соседнем с Новопокровом селе Острицы отправил в районный отдел НКВД заявление, прося «принять меры к служителю церковного культа Новопокровской церкви Василию Сергеевичу Протопопову, так как в беседе... в сентябре 1937 года высказывал контрреволюционные взгляды по поводу закрытия Острицкой церкви... Мне неоднократно приходилось слышать от школьников и молодежи Острицкого сельсовета... что поп их останавливает и уговаривает ходить в церковь молиться Богу, а избу-читальню называет антихристовым сборищем»[1].

На следующий день следователь допросил избача-комсомольца, который сказал: «Василий Сергеевич Протопопов, ввиду того что у нас закрыта в селе Острицы церковь, взял в свой приход и наш Острицкий сельсовет и то и дело ходит по деревням и ведет контрреволюционную агитацию, чтобы ходили в церковь и молились Богу. Об этом мне неоднократно приходилось слышать от молодежи и от школьников, приходящих в избу-читальню, которые мне, как заведующему избой-читальней, заявляли: "Вот мы шли в избу-читальню, и с нами встретился поп Новопокровской церкви... и говорит нам: "Куда вы, ребята, идете?” А когда ему сказали, что идем в избу-читальню, то после этого Протопопов, как мне передавали школьники, говорил: "Вы еще младенцы, не ходите в антихристово сборище, не надо вам согрешать. Вам надо учиться Божественным молитвам. Вам надо ходить в церковь, молиться Богу...” Кроме этого, Протопопов взял под свое влияние учительницу, имеющую высшее образование... и она в настоящее время бросила работать в школе... и регулярно посещает Новопокровскую церковь, где поет как певчая»[2].

В справке на арест священника сотрудники НКВД написали: «За последнее время Протопопов проявляет особенную активность среди верующих. По его предложению в селениях проводятся тайные сборища верующих по сбору средств на украшение храма, на ремонт церкви и сбор продуктов для него»[3].

24 ноября 1937 года отец Василий был арестован, заключен в Таганскую тюрьму в Москве и через несколько дней допрошен.

– Следствием установлено, что вы среди населения вели антисоветскую деятельность, распространяли контрреволюционную клевету против советской власти. Вы подтверждаете эти данные следствия? – спросил его следователь.

– Антисоветской деятельности и клеветы против советской власти я не высказывал. Это ложные данные, – ответил священник.

5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Василия к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Василий Протопопов скончался в Темниковском лагере в Мордовии 8 июля 1940 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 502-503. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-protopopov

Примечания

[a] Ныне Новодугинский район Смоленской области.

[b] Ныне деревня Новопокров Можайского района Московской области.

[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-49362, л. 1.

[2] Там же. Л. 3.

[3] Там же. Л. 7.

Сщмч. Васи́лия Преображенского, пресвитера, мц. Веры Самсоновой (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

14 июня

ЖИТИЕ

Священномученик Василий родился 23 января 1876 года в селе Крутец Дикушинской волости Пошехонского уезда Ярославской губернии в семье псаломщика Константина Преображенского. Образование Василий получил в духовном училище; в 1916 году он был призван в армию, где служил писарем до 1917 года.

В годы гонений на Русскую Православную Церковь Василий изъявил желание стать священником – и был рукоположен и служил в Николо-Рождественском храме в селе Верховье на Югу[1] Ермаковского района Ярославской области. В 1937 году храм был закрыт и священник переехал в село Покров-Рогули Приухринского сельсовета; поселившись в доме церковной старосты, он крестил, исповедовал и отпевал на дому.

28 декабря 1937 года отец Василий был арестован и обвинен в срыве собрания, посвященного выборам в Верховный Совет СССР, в клевете на политику советского правительства и антисоветской агитации. Шестидесятидвухлетний священник был в то время столь изнурен гонениями предыдущих лет, что тюремные врачи вынуждены были засвидетельствовать его физическую немощь и дать заключение, что он «тяжелый физический труд выполнять не может»[2].

– Материалами следствия вы уличены в проведении активной контрреволюционной агитации, следствие требует дать... показания, – заявил следователь отцу Василию.

– Контрреволюционную агитацию я не вел, – ответил священник.

– В августе 1937 года вы у Башкировой окрестили ребенка в возрасте четырех месяцев и тут же вели антисоветскую агитацию. Что вы скажете по этому поводу?

– Да, у Башкировой ребенка я окрестил, но антисоветскую агитацию не вел.

– Вам зачитываются показания Башкировой, уличающие вас в контрреволюционной агитации... Следствие требует рассказать о проводимой вами контрреволюционной агитации.

– Я это отрицаю, так как никакой контрреволюционной агитации не вел.

– Вы собирали церковную двадцатку, обходили дома членов двадцатки, приглашая их на собрание, и тем самым пытались сорвать предвыборное собрание избирателей. Так ли это?

– Церковную двадцатку я не собирал, дома членов двадцатки не обходил и на собрание не приглашал. Предвыборное собрание сорвать не пытался.

– Вы совершали на территории Приухринского, Холмовского и Якунинского сельсоветов без всяких разрешений разные религиозные обряды, крещение детей разных возрастов и исповеди, за что брали деньги. Признаете в этом себя виновным?

– Это я признаю. На территории указанных сельсоветов без всякого разрешения совершал крещение детей разных возрастов и другие религиозные обряды.

26 апреля 1938 года суд собрался на заседание, куда под конвоем был доставлен священник, но оно было отложено, так как «по причине разлива рек и разбора мостов»[3] не явились свидетели. Следующее заседание состоялось 15 мая 1938 года. Но и на этот раз свидетели не явились в полном составе, некоторые из них были больны, а один уехал неизвестно куда. Следующее заседание суда состоялось 16 июня 1938 года. На суде отец Василий вновь отверг предъявленные ему обвинения в контрреволюционной деятельности, согласившись лишь с тем, что он действительно совершал религиозные обряды и крестил по просьбе родителей двух младенцев – одного трех месяцев, а другого девяти. В тот же день Специальная Коллегия Ярославского областного суда приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь.

Священник Василий Преображенский скончался 14 июня 1940 года в Ярославской исправительно-трудовой колонии № 3 и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 4-5. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-preobrazhenskij

Примечания

[1] Краткие сведения о монастырях и церквях Ярославской епархии. Ярославль, 1908. С. 428.

[2] УФСБ России по Ярославской обл. Д. С-1833, л. 5.

[3] Там же. Л. 60.

Мученица Вера Самсонова, ктитор

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

14 июня

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

Мученица Вера родилась 17 августа 1880 года в селе Веряево Елатомского уезда Тамбовской губернии[a] в семье смотрителя арестного дома Николая Самсонова. Окончив с отличием Касимовскую женскую гимназию, она работала учительницей в школе до тех пор, пока содержание преподавания не вошло в противоречие с ее религиозными взглядами, после того как власть в России захватили безбожники. Глубоко верующий и просвещенный человек, она ревностно относилась ко всему, что было связано с христианской верой и Церковью. В конце двадцатых годов Вера была избрана старостой Пятницкой церкви, расположенной в закрытом к тому времени безбожниками Казанском монастыре в Касимове.

Летом 1935 года сотрудники НКВД арестовали священников и мирян – почитателей блаженной Матроны[b], жившей в деревне Анемнясево Касимовского района, и царевича Иакова, скончавшегося в ХVII веке и погребенного на территории Казанского монастыря. Была арестована тогда и сама блаженная. Арестовали и Веру Самсонову. Давая ей характеристику, сотрудники НКВД написали: «религиозна до фанатизма, средства к существованию добывает уроками Закона Божьего... Ежедневно посещает церкви и разносит просфорки по верующим»[1].

Вера Николаевна была арестована 28 июня 1935 года и заключена в Бутырскую тюрьму в Москве.

– С какого времени вы стали почитательницей могилы касимовского царевича Иакова и часто ли там бывали? – начал ее допрашивать следователь.

– Могилу царевича Иакова я почитаю с дореволюционного времени. Я до последнего времени посещаю эту могилу, где молюсь и иногда участвую в панихидах, совершаемых на могиле царевича Иакова священником Николаем Правдолюбовым.

– Назовите всех почитателей могилы бывшего царевича Иакова.

– На могиле царевича Иакова я... встречала неизвестных для меня лиц... По их просьбе священник Николай Правдолюбов иногда совершал панихиды.

– Давно ли вы стали почитательницей блаженной Матреши Беляковой и что вам известно о ее жизни и деятельности? – спросил Веру Николаевну следователь.

– О высокой праведной жизни Матреши Беляковой я много слышала и, почитая ее как блаженную и праведную, послала ей посылку, но сама лично в ее квартире никогда не бывала, и лично ее я не знаю.

– Назовите всех известных вам почитателей Матреши Беляковой, посещающих ее квартиру.

– Матрешу, как праведницу, почитают все верующие города Касимова и окрестных селений.

– Объясните подробно ваше отношение к советской власти.

– Я не согласна с советской властью по вопросу отношения ее к религии, где я, как верующий человек, усматриваю открытое насилие над религией и верующими, проявляемое в форме насильственного – против желания верующих – закрытия храмов и разрушения их, кощунственного отношения к христианским святыням и арестов и высылки невинных духовенства и верующих. Также я не согласна с советской властью по вопросу отделения школы от Церкви, в результате чего дети не имеют возможности изучать Закон Божий и не получают надлежащего религиозно-нравственного воспитания.

– Мы располагаем данными, что вы до последнего времени занимались тайным преподаванием Закона Божьего детям на квартирах родителей...

– Действительно, в первые годы после революции я после ухода из школьных работниц занималась тайным преподаванием Закона Божьего на квартирах родителей.

– Какое участие вы принимали в исцелении больных у могилы царевича Иакова?

– Сама больных на могилу царевича Иакова я никого не приводила, но, бывая в часовне на могиле, встречала больных; по их просьбам молилась с ними вместе, мазала из лампады гарным маслом, помогала приложиться к могиле... В предъявленном мне обвинении по статье 58, пункты 10 и 11 Уголовного кодекса виновной себя не признаю. Действительно, я активно прославляла... царевича Иакова, но ничего контрреволюционного в этом я не вижу.

16 июля 1935 года следствие по делу церковной старосты было закончено, и, хотя так и не нашлось никаких доказательств ее контрреволюционной деятельности, следователь в обвинительном заключении написал, что она, «являясь активной участницей контрреволюционной группировки, в контрреволюционных целях активно прославляла могилу бывшего касимовского царевича Иакова, принимала участие в инсценировке на его могиле чудесных исцелений и распространяла всевозможные ложные слухи, то есть [виновна] в преступлении, предусмотренном статьей 58, пунктами 10 и 11 Уголовного кодекса...»[2].

2 августа 1935 года Особое Совещание при НКВД приговорило Веру Николаевну к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и она была отправлена в один из лагерей Беломорско-Балтийского комбината, куда прибыла 30 августа 1935 года.

Тяжелая работа в условиях каторжного лагеря подорвала ее здоровье, она тяжело заболела, и 19 февраля 1940 года ее положили в центральный лазарет при 1-м лагпункте Вечеракша. Церковная староста и ревностная христианка Вера скончалась за две недели до окончания срока заключения, на рассвете 14 июня 1940 года, когда солнце здесь почти незаходимо стоит над горизонтом, освещая этот суровый и прекрасный край.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 6-8. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vera-samsonova

Примечания

[a] Ныне Пителинский район Рязанской области.

[b] Матрона (Белякова), исповедница; память 16/29 июля.

[1] УФСБ России по Рязанской обл. Д. 10719. Т. 1, л. 5.

[2] Там же. Л. 231.

Сщмч. Влади́мира Соколова, пресвитера (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

9 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Владимир родился 12 октября 1883 года в селе Александрово Звенигородского уезда Московской губернии в семье священника Ивана Георгиевича Соколова. В 1898 году Владимир окончил Заиконоспасское духовное училище, а в 1904 году – Московскую Духовную семинарию и в течение многих лет служил псаломщиком в Пименовской церкви, что в Сущеве в Москве. В 1924 году он был рукоположен во священника к этой церкви и служил здесь до времени захвата ее обновленцами. За время служения здесь отец Владимир был возведен в сан протоиерея и награжден крестом с украшениями. После того, как храм к немалой скорби всех православных был захвачен обновленцами, протоиерей Владимир был назначен священником ко храму Петра и Павла, что у Яузских ворот, а 26 февраля 1937 года был переведен служить в храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе.

Прихожане и священники Пименовской церкви не примирились с захватом храма обновленцами и стали ходатайствовать перед властями о его возвращении. 11 марта 1937 года перед Пименовским храмом собралось множество православных, требовавших возвращения храма, что было с раздражением отмечено властями, и 20 апреля 1937 года отец Владимир был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму.

– Ваша роль в массовом выступлении ваших прихожан в церкви Пимена, имевшем место 11 марта 1937 года? – спросил священника следователь.

– Массовое выступление моих прихожан действительно имело место, но я в нем никакого участия не принимал. Это выступление было организовано с целью возвратить нам церковь Пимена, которая незадолго до этого была передана обновленцам, – ответил отец Владимир.

– Были ли у вас разговоры со своими прихожанами о необходимости проведения кампании с требованием возвращения вам церкви Пимена, переданной обновленцам?

– Да, такие разговоры у меня с моими прихожанами действительно имели место и, когда они ставили передо мной вопрос о необходимости добиться возвращения нам от обновленцев церкви Пимена, то я им говорил, что, по‑видимому, это будет лишняя трата времени, так как не было еще ни одного случая, когда бы отнятые у нас церкви и переданные обновленцам, были возвращены нам обратно, но все же, несмотря на это, я им советовал, что, если они хотят добиться возвращения нам церкви, то пусть добиваются законным путем через Моссовет.

– Следствие располагает данными, что по вашему наущению ваши прихожане распространяли разные провокационные антисоветские слухи, приведшие к массовому выступлению церковников 11 марта 1937 года. Вы подтверждаете это?

– Моими прихожанами действительно распространялись разные провокационные слухи, сводившиеся к тому, чтобы во что бы то ни стало отнять обратно церковь Пимена у обновленцев. В конечном итоге это привело к массовому выступлению, но на это я лично никого не наущал и не подстрекал и, когда меня спрашивали, что же делать, чтобы возвратить храм, то я им только говорил, что надо действовать организованно и законным путем через Моссовет.

– Как была претворена в жизнь ваша установка о необходимости организованного требования возвращения вам церкви Пимена?

– По данному мной совету были организованы две делегации, одна из мужчин, другая из женщин, которые организованно ходили в Моссовет с заявлениями, требуя возвращения церкви. Каких результатов добились эти делегации, мне до настоящего времени неизвестно.

– Признаете ли себя виновным в предъявленном вам обвинении?

– Признаю то, что действительно вокруг меня группировались церковники, но эту группировку церковников контрреволюционной я не считаю. В антисоветской деятельности виновным себя не признаю.

Вызванный в качестве свидетеля клирик Пименовской церкви Михаил Толузаков показал, что священник Владимир Соколов «по отношению к советской власти настроен крайне враждебно... По своим политическим убеждениям Соколов является заядлым монархистом. Наиболее заметной его антисоветской деятельностью была деятельность среди детей школьного возраста... Дело доходило до того, что перед началом каждого учебного года Соколов собирал учеников в церковь и служил специальные молебны. Кроме того, мне лично известно, что Соколов ходил по квартирам и тайно преподавал ученикам Закон Божий… В выступлении церковников, имевшем место 11 марта 1937 года, Соколов играл одну из главенствующих ролей. Еще задолго до этого выступления церковников он подговаривал последних, во что бы то ни стало добиться отнятия церкви от обновленцев... собирать подписи и ходатайствовать перед советскими органами...»

В обвинительном заключении, подписанном 26 мая 1937 года начальником Московского управления НКВД Радзивиловским, следователи писали, что «в своей повседневной практической контрреволюционной деятельности обвиняемый Соколов обрабатывал детей школьного возраста в контрреволюционном церковном духе, всячески их запугивая. Устраивал в церкви специальные молебны, приуроченные к началу и окончанию учебного года, на которые через родителей привлекал большое количество школьников. Кроме того, Соколов ходил по квартирам и тайно преподавал школьникам Закон Божий».

2 июня 1937 года Особое Совещание при НКВД приговорило отца Владимира к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен этапом в Ухтпечлаг НКВД в город Чибью, но здесь он пробыл недолго и был отправлен дальше на север, в Воркутинский исправительно-трудовой лагерь, куда прибыл 22 июня 1937 года.

Протоиерей Владимир Соколов скончался в Воркутинском лагере 9 сентября 1940 года в день празднования памяти преподобного Пимена Великого – престольный праздник храма, в котором отец Владимир прослужил почти всю свою жизнь.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 161-164. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vladimir-sokolov

Библиография

1. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-20402.

2. АМП. Послужной список.

3. А.Ю. Дубинский. Московская духовная семинария. Алфавитный список выпускников 1901-1917 годов (краткий генеалогический справочник). М., 1998. С. 87.

Сщмч. Григо́рия Самарина, диакона (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

11 июля

ЖИТИЕ

Священномученик Григорий родился 9 января 1893 года в селе Салмановка Наровчатовского уезда Пензенской губернии в семье крестьянина Василия Самарина. В 1914 году после окончания Пензенского духовного училища он был назначен псаломщиком в церковь в честь святого Архистратига Михаила, причт которой духовно окормлял военнослужащих 11-го Туркестанского стрелкового полка в городе Керки Закаспийской области. В 1914 году началась Первая мировая война, и Григорий был призван в армию и служил до 1918 года рядовым. В 1919 году он был назначен псаломщиком в Покровскую церковь села Высокое Чимкентского уезда Сыр-Дарьинской области и 9 февраля 1920 года рукоположен во диакона. 27 сентября 1922 года он был назначен диаконом к Иосифо-Георгиевской церкви в городе Ташкенте. С 3 августа 1923 года диакон Григорий стал служить в храме Архангела Михаила в родном селе Салмановка; 9 мая 1925 года он был переведен в Вознесенскую церковь в город Беднодемьянск[1] Пензенской губернии.

9 июля 1931 года диакон Григорий был назначен служить в церковь святых мучеников Адриана и Наталии в городе Лосиноостровске Московской области. 26 августа 1933 года он был награжден двойным орарем. 20 апреля 1935 года он был переведен в Петропавловский собор в город Коломну, где прослужил до кровавых гонений 1937 года[2].

«Коломенским районным отделом управления НКВД по Московской области, – писали сотрудники НКВД, – вскрыта и ликвидируется контрреволюционная церковно-монархическая организация... В своем составе контрреволюционная церковно-монархическая организация насчитывает до пятидесяти человек – из числа духовенства, бывших людей, кулаков раскулаченных и активных церковников»[3].

10 августа 1937 года среди других был арестован и заключен сначала в коломенскую, а затем в Таганскую тюрьму в Москве и диакон Григорий Самарин.

Против него подписались под протоколами допросов свидетели, иные не читая их, как священник Петропавловского собора, в котором служил диакон, благочинный церквей города Коломны; он пока зал, будто бы диакон Григорий говорил, что «коммунизм есть общность даже и жен, большевики из русского народа хотят сделать безвольного раба, который бы им беспрекословно во всем подчинялся и исполнял их прихоти. Большевики затягивают петлю на шее русского народа, но как бы они не просчитались и не попали в нее сами»[4].

Допросы в Коломенском отделении НКВД были в то время круглосуточными. Следователи беспрестанно заполняли те или иные протоколы допросов; дежуря поочередно, они требовали беспрерывно от арестованных поставить подпись под лжесвидетельствами. Некоторые из арестованных тогда в Коломне подписали лжесвидетельства против себя и других, иные отказались.

Диакон Григорий был допрошен сразу же после ареста.

– Вы арестованы как участник контрреволюционной организации. Вы подтверждаете это?

– Нет, участником контрреволюционной организации я не являюсь.

– Вы лжете перед следствием, следствие располагает материалами, изобличающими вас в участии в контрреволюционной церковно-монархической организации. Требую от вас правдивых показаний по этому вопросу! – заявил следователь.

– Я подтверждаю свой предыдущий ответ. Участником контрреволюционной церковно-монархической организации я не являюсь! – решительно возразил диакон.

Следователь стал зачитывать диакону показания лжесвидетелей, но отец Григорий все их отверг. Затем начался круглосуточный допрос со сменой следователей, и 29 августа был составлен очередной протокол допроса.

– На протяжении нескольких дней вы упорно продолжаете скрывать от следствия свое участие в контрреволюционной церковно-монархической организации. Требую прекратить ваше запирательство и приступить к исчерпывающим показаниям, – заявил следователь.

– Я дал показания и считаю их исчерпывающими и больше показать ничего не могу и виновным себя... не признаю.

5 сентября диакон Григорий был допрошен в последний раз.

– Вы обвиняетесь как участник контрреволюционной группировки. Требуем от вас показаний.

– Я ни в какой контрреволюционной организации не состоял и антисоветской деятельности не вел.

Этим допросом следствие было закончено. Большинство тех, кто подписал протоколы со лжесвидетельствами против себя, были приговорены к расстрелу и расстреляны. 9 октября 1937 года тройка НКВД приговорила диакона Григория к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен на Дальний Восток в Бамлаг.

Диакон Григорий Самарин скончался в Бамлаге 11 июля 1940 года и был погребен в безвестной лагерной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 515-519. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-grigorij-samarin

Примечания

[1] Ныне город Спасск Пензенской области.

[2] АМП. Послужной список.

[3] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-50945, л. 297.

[4] Там же. Л. 29.

Сщмч. Иоа́нна Ансерова, пресвитера (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

6 мая

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

Священномученик Иоанн родился 8 сентября 1873 года в селе Чарус Касимовского уезда Рязанской губернии в семье пономаря Успенской церкви Дмитрия Максимовича Ансерова и его супруги Елизаветы Акимовны. В 1887 году Иван окончил по первому разряду Касимовское Духовное училище, в 1893-м – Рязанскую Духовную семинарию и был назначен учителем в Лубоносскую церковноприходскую школу. В 1894 году Иван Дмитриевич был рукоположен во диакона к Успенской церкви в селе Чарус, 27 июля 1897 года – во священника к Преображенскому собору в городе Спасске Рязанской губернии. В том же году отец Иоанн был назначен на должность законоучителя нижних чинов управления Спасского уездного воинского начальника и безвозмездного исполнителя для них треб. В 1898 году он был назначен на должность законоучителя Спасского женского начального училища и избран казначеем Братства Всемилостивого Спаса при Преображенском соборе. В 1913 году отец Иоанн был назначен преподавать Закон Божий в Спасскую женскую гимназию. Был возведен в сан протоиерея.

К Преображенскому собору в советское время была приписана небольшая деревянная Успенская церковь, которую называли Боровой из-за леса, в котором она находилась; при ней жили около десятка монахинь, присматривавших за храмом.

В конце двадцатых годов власти приступили к закрытию всех храмов в городе. В 1929 году председатель городского совета предложил верующим передать Успенскую церковь под ссыпку зерна; для обсуждения этого вопроса был созван церковный совет, который предложил направить священника и старосту храма на переговоры с представителями властей. После этого домой к отцу Иоанну пришел редактор местной газеты и, беседуя с ним на различные темы, между прочим сказал, что и Преображенский собор непременно будет закрыт.

В феврале 1930 года в собор явилась посланная властями комиссия, и стало ясно, что замышляется нечто серьезное. Отец Иоанн посоветовал общине направить своих представителей с ходатайством в Москву. После поездки в Москву власти хотя и не дали никакого официального ответа на письменное ходатайство верующих, но храм не закрыли.

Успенская церковь находилась на краю кладбища и не была огорожена; у колокольни, стоявшей отдельно, не было замка, и окрестные мальчишки свободно проникали вовнутрь, и жившим рядом монахиням не раз за день приходилось осматривать колокольню и храм и закрывать дверь колокольни на палку. Звон колоколов к этому времени безбожниками был уже запрещен.

27 мая 1931 года протоиерей Иоанн совершил в Успенской церкви литургию, которая, начавшись в семь часов, закончилась в половине девятого. Днем храм и колокольню несколько раз осматривали монахини, но ничего подозрительного не заметили. Около трех часов дня загорелась колокольня, и пламя быстро перекинулось на храм. В результате колокольня и деревянный храм полностью сгорели, спасены были только иконы. Поскольку пожар начался внутри колокольни и на значительной высоте, то у многих возникла мысль о поджоге, и по городу поползли слухи, что храм подожгли безбожники, для того чтобы обвинить в поджоге верующих.

Через три дня, 31 мая, протоиерей Иоанн Ансеров, староста храма и двенадцать монахинь были арестованы и заключены в тюрьму в городе Спасске; их обвинили в антисоветской деятельности и поджоге храма.

Выслушав вопросы следователя, протоиерей Иоанн сказал: «На вопрос лишения меня права голоса, правильно ли это или нет, дать исчерпывающий ответ не могу, затрудняюсь. Хотя считаю, что, наверное, у государства взгляды дальновиднее, нежели у нас. Вопросом раскулачивания, поскольку и меня постигла та же участь, был недоволен, но свой ропот и негодование я на широкий круг людей не выносил. Современной властью и проводимыми ею мероприятиями душевно был недоволен… С монахинями Боровой церкви и Соборной церкви жили между собой хорошо… мы в своем кругу никогда не обсуждали вопроса о сохранении Боровой церкви, зная о том, что если что и сделается, то, значит, то угодно Господу, но в наших интересах было сохранение собора – для большего удобства для верующих. О налоговой политике и вообще, что налоги всегда бывают велики и церковь по своим доходам не может их погасить, то мною делались обращения к верующим об усилении пожертвований с целью погашения долгов государству»[1].

Одна из свидетельниц обвинения показала, что «Ансеров в момент выселения кулаков, а в особенности когда они сидели в клубе кожевников, говорил: "Вот мученицы Божии. Какое же они зло сделали коммунистам, что их выселяют?” И тут же добавил: "И нас, наверное, будут выселять; у самих дело не клеится, социализм не строится, и они срывают зло на них и на нас”. Жена Ансерова, Мария Григорьевна, даже готовилась к выселению и сушила сухари»[2].

30 июня 1931 года следствие над священником, старостой храма и монахинями было закончено. В обвинительном заключении следователь написал: «Общежитие монашек загородной Боровской церкви и Спасского городского собора является не чем иным, как нелегальной общиной монашек монастырского типа, со всеми правилами монастырской и келейной жизни. Причем их общежитие служит убежищем и сборищем всего антисоветского элемента: кулачества, торговцев, раскулаченных и т. п. как города Спасска, так и окружающих сел, куда собираются под видом совершения религиозных обрядов и ведут беседы на различные антисоветские темы… критикуют мероприятия советской власти и через посредство же прихожан распространяют различного рода контрреволюционные антисоветские слухи, направленные к срыву мероприятий советской власти и хозяйственно-политических кампаний, а также к созданию среди населения враждебного отношения к советской власти, как власти "антихриста” и безбожников, ведущих народ по ложному пути сатаны, стараясь все это обосновать и доказать прихожанам на основе различного рода "священных” писаний, проповедуя скорую кончину мира за грехи и дела большевиков-"антихристов”, называя все мероприятия советской власти делами "антихриста”, используя при этом все средства церковно-монастырского обихода, религиозные предрассудки и фанатизм прихожан…

Основываясь на том… что в печати появились заметки о закрытии церквей и передачи их под культурные очаги организованного населения, не принимали никаких мер к созданию и приобретению противопожарного инвентаря при загородной Боровской церкви…

27 мая 1931 года… совершили умышленный поджог загородной Боровской церкви, находившейся под охраной проживающих рядом с ней в доме монашек…

В целях же прикрытия умышленного поджога церкви, участники группировки распространяли провокационные слухи о том, что церковь подожгли сами коммунисты и колхозники с той целью, чтобы освободить церковный участок под свой колхоз, пытаясь этим самым возбудить верующих против советской власти, компартии и колхозников и избежать наказания за поджог церкви…»[3]

9 августа 1931 года тройка ОГПУ приговорила протоиерея Иоанна к пяти годам ссылки в Казахстан, и он был отправлен в глухое село в Чимкентскую область.

В конце 1934 года протоиерей Иоанн вернулся из ссылки и вновь стал служить в Преображенском соборе, который оставался в это время последней действующей церковью в городе.

Безбожники разрушали и уничтожали не только храмы, где совершалось богослужение, но и все, что было связано с историей и культурой русского народа.

«Лицу свежему, постороннему и авторитетному, мы думаем, на месте ярче представится картина убожества предлагаемой ветхой церковки, стоящей на кладбище, – с разрушенной фасадной каменной стеной, кирпич от которой взят городским советом на свои строительные надобности, с разрушенными надгробными памятниками, крестами и решетками… – писали верующие в очередной своей жалобе. – Горсовет от 15 декабря 1934 года постановил: "Ввиду недостатка кирпича для строительства снести стену на кладбище, употребив кирпич для строительства, заменив ограду деревянной”. До сих пор ограда не восстановлена, и кладбище находится под угрозой большого разрушения, а кладбище у нас одно – для всех»[4].

23 февраля 1935 года Президиум Московского областного исполкома, в ведение которого входил тогда город Спасск, принял решение о закрытии Преображенского собора. Верующие, опротестовывая это решение, направили вышестоящим властям жалобу. Они писали: «8 марта 1935 года Исполнительный орган религиозной общины Соборной церкви города Спасска… был призван в помещение РИКа, и ему было объявлено постановление Московского облисполкома о закрытии… Собора в городе Спасске… причем содержание этого постановления было только прочитано, а копии его не выдано. Изъемлется здание Собора из пользования религиозного общества в целях его надобности для звукового кино и устройства водокачки, а религиозному обществу предложено взять в пользование здание ветхой, деревянной церкви… которая до сего времени – более пяти лет – находилась под ссыпкой зерна… На предвыборных и выборных собраниях в Горсовет в пунктах "наказа” ставился "пункт” об отобрании или закрытии Собора и голосовался. Бывшие на собраниях верующие могли только частично высказываться отрицательно по этому вопросу, то есть за оставление Собора за верующими… Вот таким образом, вероятно, собралось значительное число голосов как бы за отобрание Собора в исполнение пункта "наказа” и представлено в качестве материала в областную комиссию по рассмотрению религиозных вопросов… Верующие… обратились в областную комиссию со своим заявлением с приложением подписей верующих в количестве 1541; в этом заявлении было изложено ходатайство об оставлении в пользовании верующих Соборного храма и приведены основания в пользу положительного решения этого вопроса, а именно: большое количество верующих – от 2500 до 3000 человек и непригодность упомянутой ветхой деревянной кладбищенской церкви…»[5]

Однако, несмотря на жалобы верующих, Президиум ВЦИКа постановил собор закрыть. В ответ верующие направили новое ходатайство. «30 сентября 1935 года, – писали они, – местной властью у нас изъят Соборный храм – единственный во всем городе, где верующие находили себе утешение. Кроме этого храма, в городе имеется еще ветхая деревянная кладбищенская церковь, которая изъята местной властью около семи лет под засыпку зерна…

Какие мотивы или какая нужда заставили местную власть изъять последний храм?.. Нужно справедливо сказать, что Соборный храм со всею утварью и ценностями был по договору сдан обществу верующих и содержался в должном порядке и ценности охранялись по всем правилам советской законности.

Ныне этот Соборный храм приведен в самое плохое состояние – так, например, половина его, называемая теплою, занята Райпотребсоюзом под склад разных товаров, и в этой половине весь иконостас сломан и уничтожен, как будто после какого-либо нашествия иноплеменных. Во второй половине Собора, называемой холодной, насыпано зерно… иконостас частично стоит, но иконы из него изъяты и проданы. Ценности и весь инвентарь и все имущество… увезено.

Все выше описанное происходило без ведома общества верующих, которые вот уже седьмой месяц ходатайствуют перед местной властью о возврате храма… но местная власть или не хочет, или просто маринует массу под предлогом: как освобожу, так отдам…

Верующие не остановились на этом растяжимом ответе – неоднократно обращались в ЦК, где получали ответы более удовлетворительные, – но положение дела остается в неразрешимом состоянии.

Общество верующих мыслит, что в Советском Союзе не может быть такого гнусного отношения к массе до 3000 человек…

На основании выше изложенного общество верующих просит ЦК оказать ему реальную помощь о возврате храма, так как таковой взят без ведома верующих и без мотивов…»[6]

Власти все же постановили взамен собора отдать верующим кладбищенскую Вознесенскую церковь, но председатель Городского совета распорядился не отдавать и ее.

13 июля 1936 года верующие снова отправили жалобу во ВЦИК. «С октября 1935 года по закрытии в Спасске последней приходской церкви… до настоящего времени мы, верующие города Спасска, в числе более 2500 человек, лишены возможности удовлетворять свои религиозные потребности за отсутствием молитвенного здания.

После целого ряда ходатайств ВЦИК распорядился предоставить нам, верующим, кладбищенскую полевую деревянную церковь, которая была под зерном более семи лет. С февраля сего года мы, верующие, никак не можем получить в свое пользование и этого храма. Председатель Горсовета Обухов под разными предлогами дело передачи храма затягивает, ссылаясь на то, что зерно девать некуда. Наконец, в июне зерно отгружено, со стороны верующих 11 июня подано в Горсовет заявление о готовности принять здание… Проходит месяц, и Обухов, обещавший не раз выполнить приказ ВЦИКа и уважить просьбу верующих, как очевидно, совсем не намерен нам передать кладбищенский храм, – готовя его опять под засыпку зерна.

Испытывая острую, неотложную нужду в молитвенном помещении… и не получая на месте должного удовлетворения ни от Горсовета, ни от прокурора, мы снова обращаемся во ВЦИК и просим подтвердить распоряжение председателю Горсовета Обухову без замедления сдать полевую кладбищенскую церковь нам, верующим, чтобы за летнее время мы могли приспособить ее для своих религиозных нужд. Хождение по соседним церквям за 4 и 5 километров далеко не удовлетворяет нас, вызывает скорбь и обиду при сознании той свободы вероисповедания, о которой упоминается в конституции. Такое многочисленное общество верующих – и не имеет специального помещения для своих молитвенных собраний при наличии имеющегося свободного кладбищенского храма!

Для зерна в городе Спасске очень много есть складов, и пора бы председателю Горсовета Обухову привести в исполнение распоряжение ВЦИКа – передать нам, верующим, кладбищенскую церковь»[7].

23 июля 1936 года в ответ на запросы ВЦИКа председатель Городского совета отписал, что просьба верующих удовлетворена.

В разгар гонений на Русскую Православную Церковь сотрудники НКВД приступили к очередным арестам священников города Рязани и области. 5 февраля 1938 года они арестовали священника Александра Светлова, служившего в одном из сел Рязанской области и с 1919 года бывшего секретным осведомителем НКВД. Следователь заявил ему, что в целях пресечения враждебной деятельности других лиц арестованный должен дать соответствующие показания. Тот согласился и подписал протоколы с показаниями, написанными следователем. Затем лжесвидетель записал под диктовку следователя дополнительные показания, за что ему было обещано освобождение.

Основываясь на подобного рода лжесвидетельствах, сотрудники НКВД 21 февраля 1938 года арестовали протоиерея Иоанна Ансерова, заключили в тюрьму в городе Рязани и сразу же стали допрашивать.

– Следствие располагает данными, что вы, будучи контрреволюционно настроенным, среди населения вели контрреволюционную агитацию. Вы подтверждаете это? – спросил священника следователь.

– Нет, не подтверждаю, контрреволюционной деятельности среди населения я не вел, – ответил отец Иоанн.

– Вы даете неверные показания. Следствием установлено, что вы являетесь активным участником контрреволюционной организации. Дайте правдивые показания.

– В контрреволюционной организации я никогда не состоял и не состою.

– Вы продолжаете давать неверные показания. Вам зачитывается выдержка из показаний обвиняемого Светлова Александра Сергеевича, что в состав контрреволюционной церковно-повстанческой группировки города Спасска входил священник Ансеров… Вы подтверждаете эту часть показаний Светлова?

– Нет, не подтверждаю. Показания обвиняемого Светлова неправдоподобны.

– У вас что, плохие взаимоотношения со Светловым?

– Нет, взаимоотношения мои со Светловым нормальные, ссор и личных счетов с ним не имел и не имею.

3 апреля следователи устроили очную ставку священника Александра Светлова с отцом Иоанном.

– Дайте показания о контрреволюционной деятельности Ивана Дмитриевича Ансерова, – обратился следователь к Светлову.

– Мне хорошо известно, – ответил тот, – что Иван Дмитриевич Ансеров, так же как и я, враждебно настроен к существующему советскому строю и коммунистической партии; входя в нашу контрреволюционную повстанческую организацию церковников, он среди граждан города Спасска систематически на протяжении ряда лет проводил антисоветскую деятельность, клеветал на советскую власть и коммунистическую партию… Кроме того, как участник контрреволюционной организации, посещал нелегальные сборища нашей организации, где также высказывался о необходимости ведения борьбы с советской властью.

– Вы подтверждаете показания Светлова? – спросил отца Иоанна следователь.

– Нет, я этого не подтверждаю, так как я в контрреволюционной организации не состоял и антисоветской деятельностью не занимался.

8 апреля 1938 года следствие было закончено. 23 апреля Особое Совещание при НКВД приговорило протоиерея Иоанна к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 27 мая 1938 года он с очередным этапом был доставлен в Карлаг. В тяжелых условиях заключения он быстро лишился здоровья, и его, как потерявшего трудоспособность на 90%, перевели в группу инвалидов. Протоиерей Иоанн Ансеров скончался в Карлаге на лагерной командировке Бурма 6 мая 1940 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 249-257. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-anserov

Примечания

[1] УФСБ России по Рязанской обл. Д. 10773, л. 102 об.

[2] Там же. Л. 91 об.

[3] Там же. Л. 131-132.

[4] ГАРФ. Ф. 5263, оп. 1, д. 1377, л. 23 об.

[5] Там же. Л. 86.

[6] Там же. Л. 11-12.

[7] Там же. Л. 7-8.

Сщмч. Лео́нтия Строцюка, диакона (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

3 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Леонтий родился в январе 1878 года в селе Сагрынь Грубешовского уезда Люблинской губернии в украинской семье псаломщика Иосифа Строцюка.

В 1904 году он был определен псаломщиком в Троицкий храм родном селе, а в 1907 году рукоположен в сан диакона к тому же храму. В 1918 году отец Леонтий был переведен на служение в Московскую епархию и определен в Казанскую церковь в селе Коломенское Московского уезда. В 1921 году он был награжден двойным орарем.

25 ноября 1937 года в Садовниковском сельсовете по требованию НКВД выдали справку. В ней было написано, что диакон Леонтий: «является организатором всех верующих сельсовета, со своей стороны считаем, что он не советский человек и своей агитацией мешает проводить все кампании на селе». 25 и 26 ноября следователи допросили свидетелей, которые подписали необходимые показания.

1 декабря власти арестовали благочинного протоиерея Валентина Кострова, заштатного священника Петра Успенского и диакона Леонтия Строцюка, заключив их в Таганскую тюрьму в Москве. На следующий день после ареста отец Леонтий был допрошен.

- Когда и за что вы привлекались к судебной ответственности? - спросил следователь.

- К судебной ответственности я не привлекался.

- Какие у вас взаимоотношения с гражданами, проживающими в селах Коломенском и Садовниках?

- Взаимоотношения с гражданами, проживающими в селах Коломенском и Садовниках, нормальные, ссор и личных счетов ни с кем не имел и не имею.

- Вы обвиняетесь в том, что совместно с Костровым и Успенским вели активную контрреволюционную деятельность. Дайте показания.

- Никакой антисоветской деятельности я не вел.

- Показаниями свидетелей, допрошенными по вашему делу, вы достаточно изобличаетесь в том, что вели активную контрреволюционную деятельность.

- Хотя я и уличаюсь свидетельскими показаниями в своей антисоветской деятельности, но лично я не вел никакой антисоветской агитации.

- Следствие вам не верит. Вы лжете и не даете правдивых показаний.

- Я следствию даю правдивые показания.

- Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

- Виновным в предъявленном мне обвинении я себя не признаю.

На этом допросы были закончены. 3 декабря дело было передано на рассмотрение тройки НКВД, которая 7 декабря 1937 года приговорила диакона Леонтия Строцюка к десяти годам заключения в лагере. Этапом он был отправлен в Амурлаг Амурской области.

8 апреля 1939 года отец Леонтий подал заявление, в котором просил пересмотреть его дело, потому что никакого преступления он не совершал. Поскольку разбирательство шло долго, отец Леонтий 27 октября 1939 года подал еще одно заявление. В это время он уже находился в лазарете Малая Нюкжа первого отделения Амурлага.

Были передопрошены свидетели, а также вызваны на допрос другие. Все они подтвердили, что отец Леонтий высказывался в защиту Церкви, был недоволен закрытием храмов и поруганием святынь. Его просьбы были оставлены без последствий.

Диакон Леонтий Строцюк скончался 3 января 1941 года в Бамлаге НКВД в Амурской области и был погребен в безвестной могиле.

Протоиерей Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 282–284. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-leontij-strocjuk

Сщмч. Михаи́ла Богословского, пресвитера (1940).

ДНИ ПАМЯТИ:

23 сентября – Собор Липецких святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

28 марта

ЖИТИЕ

Священномученик Михаил родился 5 сентября 1883 года в селе Сошки Липецкого уезда Тамбовской губернии в семье псаломщика Константина Богословского. В 1905 году Михаил Константинович окончил Тамбовскую Духовную семинарию, в 1909-м - Санкт-Петербургскую Духовную академию и был направлен преподавателем нравственного и догматического богословия в Таврическую Духовную семинарию в Симферополь.

В 1921 году с приходом в Крым большевиков семинария была закрыта. Священник Николай Мезенцев[1], с которым Михаил Константинович, живя в Симферополе, подружился, устроил его преподавателем логики и педагогики в женскую гимназию Станишевской. Здесь он познакомился со своей будущей супругой. Однако светская карьера не прельщала его, и в 1921 году, исполняя горячее желание Михаила Константиновича, архиепископ Таврический Никодим (Кротков) рукоположил его во священника к Вознесенскому собору в городе Бердянске.

В двадцатых годах власти часто инициировали религиозные диспуты, давая возможность выступить на них и православным. Отец Михаил был активным участником таких диспутов и, будучи человеком весьма образованным, всегда побеждал своих безбожных противников. Это было отмечено властями, и в 1924 году священник был арестован. Однако следователям не удалось доказать его вину, и после непродолжительного пребывания в тюрьме он был освобожден. Вскоре отец Михаил был возведен в сан протоиерея.

К середине тридцатых годов все храмы в Бердянске были или закрыты, или захвачены обновленцами, за исключением Покровского, где настоятелем был протоиерей Виктор Киранов, и отец Михаил стал его верным и активным помощником. Когда в 1936 году стало известно, что власти приняли твердое намерение закрыть и этот храм, отец Михаил помог настоятелю организовать собрание прихожан, которые 8 января 1937 года единодушно постановили храма не отдавать. Однако, несмотря на это, храм вскоре был закрыт, а священники Михаил Богословский, Виктор Киранов и Александр Ильенков - арестованы и заключены в тюрьму в Бердянске.

В тюрьме следователи жестоко пытали отца Михаила. Священник во время допросов сосредоточенно молился, время от времени осеняя себя крестным знамением. Следователь, видя крестное знамение, пришел в ярость и, размахивая наганом перед лицом отца Михаила, потребовал, чтобы он прекратил креститься. Но священник на это спокойно возразил: «У вас свое оружие, а у меня свое». На все вопросы следователя отец Михаил отвечал, что виновным себя не признает и никогда и никакой антисоветской работы не вел.

29 октября 1939 года тройка НКВД приговорила протоиерея Михаила к пяти годам заключения, и он был отправлен в исправительно-трудовой лагерь в Новосибирскую область. В заключении отцу Михаилу пришлось нелегко. Еще находясь в тюрьме, он тяжело заболел, так что всякий прием пищи вызывал у него труднопереносимую боль, а в лагере эта болезнь усилилась. Кроме того, некий преступник выбрал священника в качестве своей жертвы. Улучив удобный момент, он стал вырывать у него по волоску брови, ресницы и волосы. Надзиратель, увидев обезображенное лицо священника, ужаснулся и потребовал назвать имя мучителя, но священник отказался. Кротость и смиренное великодушие священника поразили мучителя, - он пришел к отцу Михаилу и, упав на колени, попросил прощения.

Протоиерей Михаил Богословский скончался 28 марта 1940 года в заключении и был погребен в безвестной могиле. Свидетель его кончины, его соузник протоиерей Виктор Киранов, писал после кончины пастыря своим родным: «Я жив и здоров по великой милости Божией и заступничеством угодников Его, в том числе считаю и нашего преподобного отца Михаила. Жизнь последнего была такова, что если вера наша не суетна, - а она без сомнения истинна, - то он, по аналогии со всеми святыми, без сомнения предстоит у Престола Всевышнего во всей славе своего славного жития»[2].

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 182-185. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-bogoslovskij

Примечания

[1] Священномученик Николай (Мезенцев) прославлен Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется 1/14 февраля.

[2] Протоиерей Николай Доненко. Новомученики города Бердянска. М., 2001. С. 148.

Сщмч. Павла Добромыслова, пресвитера (1940)

ДНИ ПАМЯТИ:

2 февраля

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

Священномученик Павел родился 17 июня 1877 года в селе Поляны Рязанского уезда Рязанской губернии в семье священника Николая Григорьевича Добромыслова. По окончании Рязанского духовного училища Павел в 1891 году поступил в Рязанскую Духовную семинарию, а в 1897 году - в Московскую Духовную академию. В 1901 году Павел Николаевич окончил Московскую Духовную академию и женился на Клавдии Алексеевне Шуваловой, дочери управляющего имением помещика Салтыкова; впоследствии у них родилось шестеро детей.

1 октября 1901 года епископ Рязанский и Зарайский Полиевкт (Пясковский) рукоположил Павла Николаевича во священника к Старо-Ямской Николаевской церкви в городе Рязани. С 1902-го по 1906 год отец Павел состоял преподавателем Рязанского епархиального женского училища. С 1906-го по 1910 год он был членом Рязанского епархиального миссионерского комитета. С 1910-го по 1912 год отец Павел исполнял обязанности законоучителя в Рязанской мужской частной гимназии. С 1911-го по 1914 год был заведующим и законоучителем Рязанской Мариинской женской гимназии. В 1912 году священник был членом Рязанского отделения Епархиального училищного совета. В 1913 году отец Павел был награжден наперсным крестом.

В 1914 году отец Павел был назначен священником к Скорбященской церкви в богадельне имени Муромцевой в Рязани[1].

В 1918 году во время начавшихся от безбожной власти гонений он был арестован и некоторое время содержался в одной из московских тюрем в качестве заложника как священнослужитель, пользующийся большим авторитетом среди населения. В 1923 году отец Павел был определен в Благовещенскую церковь в Рязани и возведен в сан протоиерея.

В марте 1924 года архиепископ Рязанский Борис (Соколов) назначил протоиерея Павла на должность Рязанского уездного благочинного. Будучи принципиальным противником обновленцев, отец Павел по поручению владыки написал историю обновленческого движения в Рязанской епархии.

В своих письмах архиепископу отец Павел писал: «Для характеристики того, чем занимаются рязанские обновленцы и какими средствами они стремятся создать себе власть и упрочить ее:

Иду по Рязани. Останавливают меня два милицейских. "Скажи, где находится церковное управление?” Отвечаю: "Такого я не знаю” - "Как такое?” - "Очень просто. У нас нет церковного управления. У нас есть архиепископ и епископ. Их мы и знаем. А церковного управления у нас никакого нет”. - "Что вы говорите? У нас есть бумага из церковного управления, а вы говорите, что такого нет”. - "Интересно, - говорю, - разрешите посмотреть, тогда, может быть, что-нибудь и скажу вам”.

Показывают. Протокол Рязанского губисполкома. Слушали заявление от такого-то числа, за таким-то номером, с просьбой расторгнуть договор религиозных общин Казанской и Троицкой церквей города Сасова за уклонение их в тихоновщину.

Я заинтересовался. Читаю далее. Постановили: просьбу Рязанского церковного управления о расторжении договора отклонить.

Рязанский губисполком оказался на высоте положения и принял справедливое решение. Захотелось мне, чтобы РЦУ сократило свою "энергию” и умерило свой пыл к "доносам”. Я решил помочь милиционерам и указал им адрес на собор. Там теперь в сторожке живет Иван Троянский.

Вот к каким средствам прибегают обновленцы. До сих пор не могут понять, что религия и вера не создаются палкой. На "свое” Успение в соборе служили два "архиерея” - Михаил и Иван, а третий - Алексей Покровский стоял на клиросе и пел. Ведь некому петь-то, народу было в церкви 30 человек любопытствующих...

Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Владыко Борис!

...Недавно получил письмо из Мурома. Оттуда сообщают: "Нового владыку (Алексея Покровского) не принимают ни в один храм”. Этого, конечно, нужно было ожидать. Приезжал он и в Рязань. Служил в кафедральном соборе. Народу было очень и очень мало. Говорил проповедь с выпадами на Святейшего. Среди присутствующих в храме были выражены ему резкие и громкие протесты и возражения. Говорят, насколько верно, не могу утверждать, что Покровский переводится в Сасово. Гармонист откомандирован для исполнения каких-то редакционных работ. Приехал в Рязань Иван Троянский. Случайно я встретился с ним на улице и разговаривал. Мною задан был вопрос: что же, он окончательно сюда приехал на место Михаила? В ответ получил неопределенное: "Да так, поуправлять”. Я на это заметил: "Да кем управлять-то? Паствы-то у вас нет”. А он отвечает: "А вы дайте нам”. На что я возразил: "Если у вас истина и все хорошо, народ сам к вам пойдет. У нас насилия нет. Верующие свободно держатся угодного им вероисповедания”. - "Ну, плоха та школа, - говорит Троянский, - где школьники заправляют, а не учителя”. На это я возразил: "Ну, вы сами себя своими словами побиваете. Плоха ваша школа, плохи ваши учителя, если не умеете управлять своими пасомыми. Если они не идут к вам, то чувствуют вашу гниль”. На этом разговор кончился...

Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Сегодня, 23 августа, был у меня протоиерей Николай Озеров. Убеждая меня, что он ничего не делает без согласия и одобрения своих прихожан, он сообщает, что 15/28 августа у него предполагается общее собрание прихожан для выбора церковного старосты. Им он воспользуется для объявления о своем намерении подчиниться Патриарху Тихону. Причем вновь читал мне в исправленном виде в черновике текст своего обращения. Лично мне показался этот текст приемлемым. Не скрою от Вас, что Озеров очень опасается, что Вы сурово примете его раскаяние. Я старался успокоить его уверениями о Вашем любвеобильном сердце и мудрой архипастырской благопопечительности. Усердно прошу Ваше Высокопреосвященство в случае обращения протоиерея Озерова отнестись к нему со снисходительностию и принять его в свои объятия отча, как Евангельский отец принял блудного сына. Для меня лично обращение Озерова дало бы большое утешение, так как он одновременно вместе со мною совершенно невинно разделял в Москве узы заключения. Пусть это его невинное заключение в Москве, когда он исполнял такую унизительную работу, как очистку ретирада у коменданта, зачтется ему за епитимию, какую он должен был бы нести за свое уклонение в обновленческий раскол. Думаю, что намерение Озерова серьезное. Уверен, что присоединение Озерова не замедлит сказаться благодетельными последствиями: его примеру, несомненно, последуют находящиеся под его влиянием.

Между прочим, Озеров сообщил мне, что Рязанский губисполком разрешил обновленцам взять в Рязань из Зимарова Боголюбскую икону, отказав в таковой просьбе православным. Я определенно сказал ему, что в Зимарове религиозная община православная, а не обновленческая, и она ни в коем случае не допустит отпуска иконы другой религиозной организации. Это во-первых. А во-вторых, в Рязани население православное. Оно ни в коем случае не примет участия ни во встрече, ни в молитвах с обновленцами, так как смотрит на такое намерение обновленцев - взять Боголюбскую икону - как на профанацию и кощунство. Святую чудотворную икону они хотят использовать для привлечения к себе народа. Этого не будет. После такого отзыва Озеров побывал у "своих” и после сообщил мне, что обновленцы хотя и получили разрешение на взятие иконы, но отказываются от приведения в исполнение своего намерения.

Мною была послана Вам историческая записка об обновленческом расколе в Рязани и Рязанском уезде. Получили ли Вы ее? Я спрашиваю об этом потому, что Вы ни разу не обмолвились о ней. Посему у меня и вкралось сомнение. Это во-первых. А во-вторых, в ней, хотя и кратко, я писал о появлении в Рязани древлеапостольской группы[2]. Причем мною было отмечено подозрительное ее появление, а также было и обращено внимание на инициаторов этой группы, как на лиц, имеющих тесную и близкую связь с ЧК и ГПУ. В числе этих лиц был указан священник села Поляны Григорий Гиацинтов, который был за свои доблести ВЦУ награжден вместе с Миловзоровым саном протоиерея. Крестьянам села Поляны такою своею деятельностью Гиацинтов был очень хорошо известен. Они не знали, как от него избавиться, но ничего не могли сделать - боялись. Во время обновленческого движения Гиацинтов, будучи в Рязани правою рукою "известного А. Введенского”, был в то же время лицом, чрез которое становилось известным, "кому это нужно было знать”, обо всех, кто что говорил. Такая деятельность Гиацинтова заставляла всех оберегаться его и быть с ним особенно осторожным. Этот Гиацинтов был переведен в Жерновищи, где находятся его родные. В Жерновищах прихожане определенно потребовали от него православного исповедания. Да и вскоре за переходом его в Жерновищи на Рязанскую кафедру назначены были Вы; когда наступил в Рязани крах обновленчеству, Гиацинтов заявил себя православным. Владыка! Когда Красницкий выразил желание присоединиться к Церкви, взволновалось все православное население России, взволновалось не тем, что Красницкий присоединяется. Этому должно только радоваться. Грядущаго ко Мне не изжену вон. А взволновалось потому, что он приблизился к Святейшему Патриарху. Зная Красницкого, все почувствовали близкую опасность для Патриарха и православия от такого приближения. Владыка! Вы были в Жерновищах у Гиацинтова, но Вы не были осведомлены о его личности и деятельности. Когда будут у Вас рязанцы, порасспросите их о нем. Вам все расскажут. Я же в интересах охранения Вашей личности считаю своим долгом сказать только одно: "Будьте с ним крайне осторожны!” Мы все, конечно, радуемся, что Гиацинтов теперь не обновленец, но все-таки, будьте очень осторожны. Прошу Вас тысячу раз извинить меня за эти предупреждения, которые, может быть, Вам покажутся лишними и несколько навязчивыми. Но я полагаю, что если отцы заботятся о детях, то ведь и сыны не менее обязаны заботиться о благополучии отцов.

Прошу Ваших молитв и благословения.

Ваш смиренный послушник протоиерей Павел Добромыслов.

Ваше Высокопреосвященство,

Милостивейший Архипастырь и Отец!

...Относительно кафедрального собора дело обстоит так: я приглашал к себе Марию Федоровну Гречищеву и старался внушить ей и внушил, что в действительности при соборе никакой общины не существует. Лица, в свое время записавшиеся в обновленческую общину-группу, в настоящее время в своем большинстве стыдятся своей принадлежности к обновленчеству. Следует разузнать, из кого состояла группа обновленцев, в свое время принявшая кафедральный собор, походить по ним и убедить подать заявление о выходе из общины-группы и о расторжении договора по формальным основаниям за неимением должного количества членов. Это заявление должно исходить из среды самих обновленцев. Попутно с этим должна организоваться православная община при кафедральном соборе. Так мною она была инструктирована. Вышла она от меня с намерением осуществлять этот план.

Одновременно отец Сергий Соколов составил от имени верующих заявление в губисполком о передаче православным соборов от обновленцев в целях лучшего сохранения их, как археологической ценности, от дальнейшего разрушения. Но подписывать это заявление воздерживается давать, ссылаясь на то, что многие ожидают сокращения по службе и потому затрудняются дать своей подписи. И здесь опять скажу то же. Может быть, это и дипломатично, но лично мне не нравится. Если по этим мотивам воздерживаться, то придется воздерживаться до скончания века. Что не приемлемо для одного, то приемлемо и допустимо для другого. Да наконец, не все же только служащие.

Вы спрашиваете об обновленцах. Что же о них теперь говорить? После того как Иоанн раскаялся, после того, как свалились столпы: Озеров и скопинцы, - уже более мелкие чувствуют полную беспочвенность.

Заходил я вчера на Казанскую в кафедральный собор приложиться к святителю Василию. Вошел в притвор, спросил у какого-то типа разрешения войти в собор. Ответил: "Сейчас”. И тотчас получил приглашение войти в соборную сторожку. Там сидят: Михаил, Игнатьев и еще кто-то из их сотрудников и Долгомостьев. Я повторил свою просьбу открыть мне собор. Мне ответили: "Ключи от собора оставили дома”. И предложили мне присесть. Это была, конечно, явная ложь и нежелание пустить меня в собор. Я воспользовался предложением и сел. Начался разговор в довольно грубой форме: "Вы ездили к Патриарху с Иоанном?” - "Да, ездил”. - "Вы соблазнили нашего Иоанна, а теперь имеете дерзость еще прийти сюда и мешать нашим занятиям”. Так сказал Михаил. Я ответил: "Я пришел в храм, а в сторожку пригласили меня и предложили мне присесть. Меня удивляет, как это может быть, что теперь святыни стали для нас недоступны”. - "Ну, у нас сторожей нет. Вот будет служба, тогда и приходите, а теперь нам некогда”. Я сказал: "До свидания!” Вышел, помолился у окон храма, где лежит святитель, и ушел домой, чувствуя, что имя мое в соборе у обновленцев очень и очень одиозно, но в то же время не теряю надежды на помощь Божию в полной ликвидации обновленчества...»[3]

Одним из первых действий архиепископа Бориса при вступлении на Рязанскую кафедру было распоряжение об упразднении епархиального совета и создание епархиальной канцелярии, через которую он осуществлял все управление епархией. Архиепископ жил частью в Рязани, а частью в поселке вблизи станции Перловка под Москвой и управлял епархией через распоряжения по канцелярии. Переписка через канцелярию со священниками епархии, обращения архиепископа к пастве со временем стали составлять целые сборники. Властями появление таких сборников было расценено как нелегальное издание религиозного журнала.

Излагая содержание сборника, один из сотрудников ОГПУ написал: «...Мы находим, что программа его заключала в себе сведения общеинформационного характера, руководящие указания по части церковной жизни, отрывки из произведений различных авторов, не имеющих никакого отношения к Церкви, афоризмы, изречения, отрывки из поэтических произведений, советы по садоводству, огородничеству и медицине, хронику и отдел юриспруденции»[4].

Архиепископ Борис (Соколов), его викарий епископ Глеб (Покровский) и группа духовенства города Рязани были арестованы в течение октября 1925 года. Протоиерей Павел Добромыслов был арестован 27 октября 1925 года и заключен в рязанскую тюрьму.

На допросах, отвечая на вопросы следователя, отец Павел сказал: «Епархиальная канцелярия содержится на сборы - складчины... При сборах руководствовались инструкцией НКЮ о сборах складчинах. "Циркуляры” архиепископа Бориса я рассматриваю как его распоряжения... Элемента политики в циркулярах я не нахожу. В содержании циркуляров ничего незакономерного я не находил... Приходскую книгу я считаю не противоречащей существующим законам и рассматриваю таковую как дополнение к списку при регистрации общины.

Уездным благочинным я назначен архиепископом Борисом (Соколовым). На совещаниях епархиальных благочинных я присутствовал, но не всегда. В круг моих обязанностей входило исполнение распоряжений архиепископа Бориса по Рязанскому уезду. На существование епархиальной канцелярии я смотрел как на явление вполне закономерное. Закономерным существование епархиальной канцелярии я считаю по следующим причинам. По распоряжению центральной гражданской власти епархиальной канцелярии был выдан штамп и печать, отобранные в 1924 году губернским отделом ОГПУ, причем разрешение на право имения печати аннулировано не было. С канцелярией епархиального архиерея считались государственные учреждения. Канцелярия была личной канцелярией архиепископа и не может быть рассматриваема как самостоятельная организация. Лично я от епископа Глеба (Покровского) слышал, что нам хотели возвратить печать и штамп. Все вышеизложенное вселяло в меня уверенность в закономерности существования епархиальной канцелярии. Я и епархиальные благочинные, как я полагал, в канцелярии архиепископа Бориса являлись только техническими исполнителями, привлеченными к работе в порядке церковной дисциплины. Деятельность канцелярии епархиального архиерея, с моей точки зрения, была вполне закономерной, не нарушающей существующих гражданских законов.

С содержанием "циркуляров” архиепископа Бориса я знаком поверхностно. Ничего предосудительного в таковых я не находил. В "сестричествах” ничего противозаконного не нахожу, но лично организации таковых не сочувствую, так как я не сторонник участия женщин в делах церковных. С уставом сестричества я детально не знаком. Ничего противозаконного в производимом канцелярией при архиепископе я не видел»[5].

Следствие было закончено 12 ноября 1925 года, и на следующий день протоиерей Павел написал письмо судебным властям: «Рязанским ОГПУ мне предъявлено по окончании предварительного следствия обвинение по статье 58, пункт 10 УК, причем конкретно мне ставится в вину участие в делах епархиальной канцелярии, организованной Рязанским архиепископом Борисом (Петром Алексеевичем Соколовым), на правах уездного благочинного.

Свое участие в делах Рязанской епархиальной канцелярии я никак не могу признать актом контрреволюционным, предусмотренным ст. 58 УК, по следующим основаниям.

Канцелярия епархиального архиерея никаких попыток в целях захвата власти даже и в мыслях не имела. Ее цель одна - устроение исключительно церковной жизни на основах гражданских законов и церковных канонов.

Епархиальная канцелярия существовала более двух лет. Ей было разрешено гражданской властью иметь свою печать и свой штамп. Ясно для меня было, что гражданская власть не смотрит на нее как на контрреволюционное учреждение...

Да и в самом характере деятельности епархиальной канцелярии совершенно не усматривалось признаков преступлений, предусматриваемых ст. 58 УК.

Епархиальной канцелярии инкриминируется распространение циркуляров архиепископа Бориса, якобы имевших контрреволюционный характер.

Но, во-первых, эти циркуляры были не в моем ведении, так как, повторяю, я в канцелярии не занимал самостоятельной роли, а во-вторых, отмечая в циркулярах призыв архиепископа Бориса (Соколова) к прибавлению в молитвенных прошениях на ектениях молиться и "о властех наших”... я не замечал в них контрреволюционного направления...

Что касается создания библиотеки, якобы направленной против социализма и коммунизма, то относительно этого должен сказать, что в этом деле епархиальная канцелярия вообще не принимала участия. Это дело лично архиепископа Бориса. Но и он имел в виду создание библиотеки собственно апологетической, направленной на борьбу с неверием и атеизмом, а не против социализма и коммунизма...

Из вышеизложенного явствует, что я совершенно не могу признать себя виновным в преступлениях, предусмотренных ст. 58 УК...»[6]

Протоиерей Павел был обвинен в том, что, «являясь членом организованного Петром Алексеевичем Соколовым нелегального сообщества, выполнял, как член такового, все возлагаемые на него поручения. Способствовал размножению и распространению издававшегося Петром Алексеевичем Соколовым журнала "Циркуляры”, заведомо зная контрреволюционность его содержания. Своими действиями способствовал созданию библиотек с подбором литературы контрреволюционного характера. Принимал участие в издании распоряжений об установлении денежных сборов с религиозных общин Рязанской губернии, способствуя своими действиями принудительному взиманию таковых. Присваивал себе права юридического лица»[7].

Дело было передано на рассмотрение секретаря 6-го отделения секретного отдела ОГПУ в Москве с предложением приговорить всех обвиняемых моложе пятидесяти лет к трем годам заключения в концлагерь, а старше пятидесяти - отправить в ссылку, само же дело передать на рассмотрение Особого Совещания. 26 марта 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Павла к трем годам заключения в концлагерь, и в том же году, после открытия навигации на Белом море, он был отправлен на Соловки[8].

По возвращении из заключения протоиерей Павел служил в храмах Рязанской епархии; в 1930 году власти снова арестовали его, обвинив в хранении мелкой разменной монеты, и он был приговорен к трем годам ссылки, которую отбывал в городе Семипалатинске в Казахстане.

По окончании ссылки в 1933 году, отец Павел вернулся в Рязанскую епархию и стал служить в Благовещенском храме в городе Рязани. В 1935 году часть причта этого храма перешла в обновленчество; отец Павел был вынужден покинуть приход. Он был назначен настоятелем Казанского храма в селе Солотча. Но прослужить ему здесь пришлось недолго. 16 марта 1938 года сотрудники НКВД вызвали на допрос в качестве лжесвидетеля служившего вместе с отцом Павлом диакона, который показал, что священник часто говорил в храме проповеди и в них призывал прихожан быть более ревностными в приготовлении к таинствам. Он предупреждал, что не прибегающие к таинствам могут оказаться вне Церкви и быть осужденными на вечные мучения. Священник в своих проповедях призывал к покаянию, призывал «отказаться от классовой борьбы», говорил, что если кто обижен, то должен простить и примириться, не ссориться.

26 марта 1938 года протоиерей Павел был арестован и заключен в рязанскую тюрьму. Допросы шли в течение полутора месяцев; следователи требовали, чтобы священник охарактеризовал суждения своих знакомых с политической стороны. Отец Павел на это ответил:

- С политической стороны названных мною лиц охарактеризовать не могу, так как с ними на политические темы не разговаривал.

- Вы арестованы за антисоветскую деятельность, которую вы проводили среди населения села Гавриловского. Дайте показания по этому вопросу.

- Никогда никакой антисоветской агитации я среди населения села Гавриловского не проводил.

- Следствие располагает данными, что вы, будучи контрреволюционно настроенным, среди населения вели контрреволюционную агитацию. Вы подтверждаете это?

- Нет, не подтверждаю.

- Вы даете неверные показания. Следствием установлено, что вы являетесь активным участником контрреволюционной организации церковников. Дайте правдивые показания.

- В контрреволюционной организации церковников я никогда не состоял.

- Вы продолжаете давать неверные показания. Следствие располагает достаточными данными о вашей принадлежности к контрреволюционной организации церковников. Следствие требует от вас правдивых показаний.

- Я еще раз заявляю: в контрреволюционной организации церковников я не состоял.

29 мая 1938 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило протоиерея Павла к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Он был отправлен в один из Карагандинских лагерей, куда прибыл 16 июля того же года. Протоиерей Павел Добромыслов скончался 2 февраля 1940 года в 8-м Чур-Нуринском отделении Карагандинского лагеря и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 187–198. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-pavel-dobromyslov-rjazanskij

Примечания

[1] ЦИАМ. Ф. 229, оп. 4, д. 1185, л. 1-2, 8-9. РГИА. Ф. 802, оп. 11, 1913 г., д. 440, л. 1-24.

[2] Группа обновленцев - «Союз общин древлеапостольской церкви», возникший в 1922 году и возглавляемый А.И. Введенским. Программа этой организации носила открыто антиканонический характер.

[3] УФСБ России по Рязанской обл. Д. 13979. Т. 3, л. 45-54.

[4] Там же. Т. 2, л. 272.

[5] Там же. Т. 1, л. 39-40.

[6] Там же. Л. 189-190.

[7] Там же. Л. 213-214.

[8] Там же. Л. 216.

Сщмч. Се́ргия Константинова, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

27 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Сергий родился 15 августа 1877 года в селе Рогачево Дмитровского уезда Московской губернии в семье протоиерея Вячеслава Константинова и его супруги Елены. Первоначальное образование получил в духовном училище, где преподавателем был его отец, а затем учился в Вифанской Духовной семинарии. Окончив ее в 1900 году, он стал учителем фабричной школы в городе Яхроме Московской губернии.

В 1906 году Сергей Вячеславович женился на девице Антонине, дочери диакона Василия Смирнова, который впоследствии был рукоположен в сан священника и назначен настоятелем храма Иоанна Предтечи в селе Дьяково Московской губернии. Он стал последним настоятелем этого храма во время гонений на Русскую Православную Церковь. Храм был закрыт в 1923 году, отец Василий остался жить в селе. Скончался он в конце двадцатых годов и был погребен за алтарем храма.

Антонина Васильевна в 1904 году блестяще окончила Московское епархиальное Филаретовское женское училище и в 1906 году получила свидетельство на звание домашней учительницы с правом преподавать русский и церковнославянский язык, словесность, арифметику, геометрию, всеобщую и русскую географию, гражданскую историю – общую и отечественную, физику, дидактику и французский язык. Впоследствии у отца Сергия и Антонины Васильевны родилось десять детей, из которых трое умерли в младенчестве.

В 1906 году Сергей Вячеславович был рукоположен во священника ко храму Воскресения Христова в селе Воскресенском Московской губернии. Храм был выстроен в 1898 году. В 1908 году была возведена колокольня. Один из колоколов был доставлен на станцию Воскресенск по железной дороге, а затем километр от станции до храма прихожане несли его на руках.

В 1911 году отец Сергий был переведен в Троицкий храм в городе Яхроме. Впоследствии он был назначен настоятелем этого храма и возведен в сан протоиерея. Храм был выстроен при бумагопрядильной и ткацкой фабрике Товарищества Покровской мануфактуры на средства ее владельца, бывшего московского городского головы И.А. Лямина. В то время, когда в нем служил отец Сергий, была выстроена колокольня; сохранились фотографии, на которых запечатлен момент поднятия колокола на нововозведенную колокольню. В Яхроме, пока не начались гонения от безбожников, отец Сергий был директором школы и преподавал Закон Божий. По воспоминаниям всех знавших его, он был строг, но справедлив.

С началом гонений на Русскую Православную Церковь священника начали преследовать, и первое, что сделали, это отобрали дом, что для большой семьи явилось серьезным испытанием. Отец Сергий снял комнату в соседнем селе, а затем, заняв денег, купил дом в селе Леонове. Чтобы расплатиться с долгом, он, не оставляя служения в церкви, стал работать на кирпичном заводе бухгалтером; однако, когда начальство узнало, что он служит в храме и не желает его оставлять, священника уволили. Жили они бедно, и Антонина Васильевна, чтобы одеть детей, шила дочерям платья из платков, которые дарили иногда отцу Сергию прихожане. Мальчишки дразнили на улице дочерей священника, что у них платья сшиты из платков.

В конце двадцатых годов, во время проведения раскулачивания, к священнику стали часто приходить представители властей для изъятия излишков. Иногда эти «излишки» заключались в пяти килограммах крупы. И это было все пропитание семьи на ближайшее время. У них уже не осталось почти никакого имущества, и на ночь ставили раскладушки, а поскольку и их было недостаточно, то укладывались на них по двое. Иногда власти вызывали отца Сергия на ночные допросы. Жена священника посылала вместе с ним дочь Юлию, которая усаживалась на деревянном диванчике в районном отделении НКВД и ждала, когда отпустят отца. А мать в это время дома молилась. В 1930 году храм был закрыт. Закрытию храма предшествовало снятие колоколов. Для священника это явилось большим потрясением, и, глядя на происходящее варварство, он заплакал.

В 1930 году архиепископ Тверской Фаддей (Успенский) назначил протоиерея Сергия настоятелем Вознесенской церкви в городе Кимры. В этом храме отец Сергий прослужил до своего ареста.

13 ноября 1937 года власти арестовали священника. На следующий день состоялся допрос, после которого отец Сергий был препровожден в тюрьму в городе Кашине.

– Следствие от вас требует правдивых показаний, что вы, будучи враждебно настроены против существующего строя, среди населения проводили антисоветскую агитацию, группировали вокруг себя отсталую часть населения верующих, которым высказывали клевету на советскую власть. Признаете ли вы себя в этом виновным? – спросил следователь.

– Я антисоветской агитацией не занимался и виновным себя в этом не признаю, – ответил священник.

– Следствие от вас настойчиво требует правдивых показаний. Вы лжете и стараетесь укрыть следы преступления от следствия – то, что, будучи враждебно настроены против советской власти, проводили антисоветскую агитацию.

– Я еще раз повторяю, что антисоветской агитацией я не занимался и контрреволюционных взглядов против советской власти не высказывал.

Поскольку священник отказался признавать себя виновным, были вызваны «дежурные свидетели», которые подписали необходимые следствию лжесвидетельства.

22 ноября следствие было закончено, и 2 декабря 1937 года Тройка НКВД приговорила протоиерея Сергия к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Первое время после приговора отец Сергий содержался в тюрьме в городе Кашине, а затем был отправлен в исправительно-трудовую колонию «Смутиха», расположенную неподалеку от станции Косова Гора Тверской области.

9 октября 1938 года отец Сергий писал жене Антонине Васильевне из лагеря: «Дорогие мои Тоня, детки и внучки! Я пока здоров, здоровы ли вы, особенно Тоня? Ведь ты, вероятно, ужасно прозябла, так как было в день твоей поездки ко мне 6 октября ветрено и холодно, – меня это очень интересует и немало беспокоит. За передачу очень и очень благодарю всех принимавших в ней участие, тебя и деток... Всех помнящих меня благодарю за внимание. Родным и знакомым шлю привет и добрые пожелания. Пиши, дорогая, не забывай меня, в скором времени жду от тебя письма».

Вскоре отец Сергий был отправлен в тюрьму в город Бежецк, оттуда в тюрьму в город Зубцов.

15 мая 1940 отец Сергий написал на имя прокурора области жалобу с просьбой переследовать дело и дать очные ставки с теми, кто давал против него ложные свидетельства. В ответ прокурор написал, что священник был осужден правильно и оснований для пересмотра дела нет.

Через некоторое время отец Сергий был переведен в исправительно-трудовую колонию, расположенную неподалеку от станции Лыкошино.

20 июня 1940 года отец Сергий писал Антонине Васильевне: «Последнее письмо я тебе писал 10 июня уже не из Зубцова, а из Лыкошина, куда меня привезли 6 июня, и каждый день все ждал от тебя посылку и письмо, но до сего времени ни того, ни другого нет; не знаю, чем это можно объяснить. Я имел даже дерзновение ждать и твоего личного посещения меня, так как ты писала, что тебе хочется повидаться со мною, а мне с тобою сугубо хочется повидаться, я очень и очень соскучился, да и сообщение теперь лучше, чем с Зубцовом; через Москву ехать не надо, а в Кимрах сядешь на Ленинградский поезд и до станции Бологое доедешь, или даже до самой станции Лыкошино, которая находится за тридцать пять верст от Бологого. Точно ты можешь узнать в городе Кимры или на станции Кимры; от станции Лыкошино до колонии Лыкошино № 3 версты три пешком и еще три версты до отделения колонии Красный Бор, бригада № 15, где я нахожусь, так что пешком верст шесть придется идти всего; по дороге бесконечно идет и идет народ, для точности всегда можно спросить, дорогу в Красный Бор все знают.

В настоящее время я настолько беден, что в течение всего времени моего заключения я такой бедности не испытывал; деньги у меня хотя и имеются в малом количестве, но ларька у нас нет, и купить нет возможности хотя бы кусок сахару или еще чего-нибудь. Сахару я давно не имею ни одного куска, и в будущем не представляется возможности иметь мне, как вновь приехавшему в исправительно-трудовую колонию № 3.

Снова буду ждать от тебя письма, которое, к удивлению моему, до сих пор от тебя не получаю, в это время мои товарищи получили и с Кубани, и из Сибири, а ты, видно, дальше живешь? Если можно, пришли посылочку, а еще лучше приезжай сама с ней, если это возможно».

В середине июля 1940 года отец Сергий тяжело заболел, о чем и сообщил жене, но потом встревожился сам, что принес ей беспокойство, и 20 июля написал ей: «16 июля я послал тебе письмо и теперь раскаиваюсь, так как чувствую, что оно причинило тебе беспокойство, но я и сам испугался – температура сразу повысилась, и ненормальность ее продолжалась 5-6 дней...» По состоянию здоровья отцу Сергию был необходим белый хлеб, и он писал в том же письме: «Белого хлеба совершенно нет, но он был необходим, а потому я к тебе и обратился с покорнейшей просьбой, если возможно достать, то пришли, пожалуйста, беленького хлебца, таких же сухариков или бараночек, сушечек, ну чего только можешь из белой муки, а уж если нельзя, то так и быть – люди живут, и мы проживем. У меня осталось почтовых марок только на одно письмо, прошу тебя прислать почтовых марок письма на три. Я боюсь, что с твоей предполагаемой поездкой ко мне не вышло бы недоразумения. Ведь наше положение вообще очень неустойчивое, сегодня здесь, а завтра где-то там. Прежде чем тебе поехать ко мне, ты мне напиши, и я тебе постараюсь дать ответ, письма туда и обратно идут 5-6 дней. Жду от тебя в скором времени письма – это прежде всего, а если возможно, и посылочки».

1 августа 1940 года отец Сергий написал письмо начальнику НКВД Берии. В нем он писал: «13 ноября 1937 года я был арестован районным отделением НКВД в Кимрах... причем при аресте был учинен тщательный обыск; что именно искали, не знаю, но знаю то, что ничего не нашли, о чем составлен был акт... 14 ноября я был вызван к следователю, который задал мне три вопроса, сводящихся к моей якобы агитации против советской власти. На заданные вопросы я отвечал твердо отрицательно... В политику я никогда не вмешивался, был совершенно аполитичен... Больше никаких допросов мне не учинялось. В декабре 1937 года мне был объявлен приговор... к 10 годам лишения свободы. В приговоре указано, что я вел агитацию против советской власти, но не упомянуто о конкретных фактах... В предъявленном мне обвинении виновным я себя не признаю, а поэтому и приговор считаю неверным и по существу основанным на кляузном, глубоко клеветническом извете злых людей на ни в чем не повинного человека... Никогда, нигде никакой агитации я не проводил, это всякий из жителей города Кимры, знающий мой образ жизни, подтвердит. Прошу Вас по моему делу приказать произвести расследование всех обстоятельств моего дела в Кимрах, где я состоял на службе, путем широкого опроса населения и, удостоверившись в моей невиновности, освободить меня от заключения и о Ваших распоряжениях мне сообщить».

30 августа 1940 года районное отделение НКВД в городе Кимры получило распоряжение доследовать дело. Сотрудникам НКВД вменялось в обязанность передопросить прежних свидетелей, а также вызвать трех дополнительных, которые должны были «подтвердить то, что он поп».

В тот же день был допрошен один из двух лжесвидетелей, который подтвердил данные им ранее показания о якобы антисоветской деятельности священника. Другого передопросить не удалось, так как через полтора месяца после данных им лжесвидетельств он сам был арестован. Были вызваны дополнительных три свидетеля, которые показали, что прекрасно знают настоятеля Вознесенской церкви протоиерея Сергия, но о его антисоветской деятельности им ничего не известно.

В сентябре 1940 года переследование было закончено. «По существу допрошенные вновь свидетели существенного по делу ничего не дали, лишь подтвердили принадлежность С.В. Константинова к духовенству». На основании изложенного постановили – приговор оставить в силе, о чем и сообщить осужденному.

Вскоре после получения этого ответа отец Сергий был отправлен в концлагерь, расположенный в Ниловой пустыни на острове Селигер, а 6 сентября 1941 года он был переведен в исправительно-трудовую колонию, находившуюся на окраине города Коврова Владимирской области.

Протоиерей Сергий Константинов скончался 26 ноября 1941 года. Причиной смерти стали непосильный труд и голод. В тот же день отец Сергий был погребен на лагерном кладбище, устроенном на окраине леса неподалеку от деревни Сергейцево Ковровского района, в могиле № 226.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 6». Тверь. 2002. С. 322–329. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-konstantinov

Мцц. Ольги Масленниковой (1941) и Феокти́сты Ченцовой (1942)

Мученица Ольга Масленникова

ДНИ ПАМЯТИ:

23 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Мученица Ольга (Ольга Александровна Масленникова) родилась 10 июля 1874 года в городе Калуге. Окончила церковноприходскую школу. Была прихожанкой храма великомученика и Победоносца Георгия, в котором служил владыка Августин, помогала в работах по храму. 29 октября 1937 года власти арестовали ее. Вызванная на допрос, Ольга Александровна не признала себя виновной в возводимых на нее обвинениях и никого не оговорила. 19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила ее к восьми годам заключения. Ольга Александровна скончалась в концлагере в 1941 году.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 5». Тверь. 2001. С. 365–414. Источник: http://www.fond.ru/

Мученица Феокти́ста Ченцова

ДНИ ПАМЯТИ:

23 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Мученица Феоктиста родилась 21 января 1880 года в городе Калуге в семье калужского купца Семена Ченцова, занимавшегося торговлей скобяным товаром. Феоктиста Семеновна окончила городское училище. В сентябре 1937 года власти арестовали ее как активного верующего человека, обвинив в контрреволюционной деятельности. Феоктиста Семеновна не признала себя в этом виновной, и на одном из допросов следователь сказал:

– Следствие располагает точными данными, что вы, обставив свою квартиру иконами, устраиваете у себя тайные громкие моления. Признаете себя виновной в этом?

– Действительно, у меня на квартире очень много икон, около двадцати, причем раньше иконы были и в коридоре, но после протеста квартирантов я их перенесла в комнаты, но молений и громких служений у себя в квартире я не устраиваю.

– Следствие располагает точными данными, что вы у себя в квартире устраивали после церковных служб ужины, на которых велись антисоветские разговоры, признаете себя виновной в этом?

– Никаких ужинов я не устраивала и антисоветских разговоров не вела.

– Следствием установлено, что вы являетесь участницей контрреволюционной церковно-монархической организации. Вы это подтверждаете?

– Я категорически это отрицаю.

– Зачитываю вам показания обвиняемого Афанасия Васильевича Любимова: «Участницей контрреволюционной нелегальной церковной организации в городе Калуге является Ченцова Феоктиста Семеновна, дочь богатого купца города Калуги, активная церковница», и аналогичные показания обвиняемого Павла Дмитриевича Семеновского, Ивана Алексеевича Остроглазова. Вы это подтверждаете?

– Я этого не подтверждаю.

– Следствием установлено, что вы распространяли контрреволюционную клевету на советскую власть и контрреволюционные суеверные слухи, вы признаете себя в этом виновной?

– Виновной в этом я себя не признаю.

19 ноября 1937 года Тройка НКВД приговорила ее к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Феоктиста Семеновна скончалась в одном из Карагандинских лагерей 16 февраля 1942 года и была погребена в безвестной могиле.

Мч. Андре́я Гневышева (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

7 марта (переходящая) – 7 марта (22 февраля) в невисокосный год / 6 марта (22 февраля) в високосный год

ЖИТИЕ

Мученик Андрей родился 3 августа 1872 года в городе Бежецке в семье купца Ивана Гневышева, занимавшегося торговлей мучным товаром и для этой цели арендовавшего в городе лавку. Андрей Иванович наследовал занятия отца и занимался торговлей льняным семенем, льноволокном, став со временем крупным специалистом в этой области. Не оставляя своего торгового дела, он служил сортировщиком во французской фирме «Эрнест Маке», имевшей его своим представителем в Бежецке.

Андрей ГневышевВ Первую мировую войну Андрей Иванович был призван на фронт рядовым. После революции все его имущество: склады, лавки и дома - было отобрано властями. Дом, в котором он жил с женой, сгорел во время пожара в 1921 году, и Андрей Иванович выстроил на этом же месте новый, но его впоследствии отобрали власти, и ему пришлось снимать квартиру. Андрей Иванович, впрочем, никогда не жалел о потере имущества - Бог дал, Бог и взял. К 1937 году у него осталась лишь лошадь с зимней и летней упряжью, что позволило ему работать возчиком в государственном учреждении.

Глубоко верующий человек, Андрей Иванович был старостой в Никольском храме в Бежецке, где в то время служил викарий Тверской епархии, епископ Бежецкий Григорий (Козырев); с ним и с его братьями-священниками Андрей Иванович имел давние дружеские отношения.

Настало время массовых беспощадных гонений, и местные органы НКВД стали составлять справки на всех церковнослужителей и верующих для последующего их ареста. 3 ноября 1937 года заместитель начальника Бежецкого отдела НКВД составил справку на арест Андрея Ивановича, где говорилось, что тот принадлежал «к церковной контрреволюционной группировке из числа бывших торговцев и монахинь»[1].

В ночь со 2-го на 3 ноября Андрей Иванович был арестован, заключен в бежецкую тюрьму и сразу допрошен.

- Расскажите следствию, с кем вы из бывших торговцев и лиц духовного звания имеете знакомство и поддерживаете связи.

- В настоящее время я ни с кем из бывших торговцев или священнослужителей знакомства и связей не имею. В прошлом, примерно году в 1932-1933, я один раз был приглашен на именины к епископу Григорию Козыреву. Иногда я бывал на квартире у епископа Григория по церковным вопросам...

- Расскажите, какие вами и присутствующими на именинах у Козырева велись разговоры.

- За время моего присутствия разговоров на политические темы или об отношениях Церкви и государства не было.

- Следствие располагает данными, что вы, будучи на одном из собраний духовенства, говорили о нерентабельности колхозов и возмущались режимом советской власти. Признаете ли вы себя в этом виновным?

- Виновным себя в этом не признаю, подобных мыслей против колхозов или советской власти не высказывал.

- Известно ли вам, где находятся в настоящее время Григорий Козырев и его братья Иван и Василий?

- До моего ареста я слышал... что епископ Григорий Козырев и его братья Иван и Василий арестованы органами НКВД; за что - для меня неизвестно.

- Следствием установлено, что вы, находясь на квартире Григория Козырева во время его именин, а также и во второй раз во время его юбилея в 1935 году, вели разговор контрреволюционного характера, направленный против советской власти. Расскажите, какой разговор антисоветского характера вы вели против советской власти.

- Это я отрицаю. Никакого контрреволюционного разговора, направленного против советской власти и партии, мы не вели.

- Следствием установлено, что вы в августе 1937 года... в церкви среди населения выражали ярую злобу по адресу советской власти, проповедуя о невыносимой жизни в Советском Союзе, и угрожали крестовым походом папы Римского. В этом вы себя виновным признаете?

- Нет, это полностью отрицаю и заявляю, что этого я не говорил никогда.

- Следствие последний раз от вас требует правдивых показаний о вашей контрреволюционной деятельности.

- Заявляю, что я вообще рассказывать следствию о контрреволюционной деятельности не буду, так как я ее никогда не проводил.

27 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила Андрея Ивановича к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь.

После смены руководства НКВД и расстрела главы НКВД Ежова, жена Андрея Ивановича, Антонина Ивановна, стала хлопотать об освобождении мужа, но приговор был оставлен без изменений. Староста Никольской церкви Андрей Иванович Гневышев скончался 7 марта 1941 года в Каргопольлаге Архангельской области и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 388-391. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-andrej-gnevyshev

Примечания

[1] УФСБ России по Тверской обл. Д. 14480-С, л. 7.

Мч. Иоа́нна Короткова (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

30 сентября

1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Мученик Иоанн Петрович Коротков принадлежит к тому немногому числу мирян Русской Православной Церкви, которые в условиях безбожного государства стали исповедниками Истины Христовой и свидетельствовали свою веру даже до смерти. Иоанн Петрович родился в 1885 году в Ярославской губернии в крестьянской семье. В колхоз он не вступил и вел единоличное хозяйство. Большую семью Коротковых, в которой было шестеро детей, в 1935 году обложили непомерным налогом, а за неуплату изъяли весь скот и имущество крестьянского хозяйства, оставив семью без средств к существованию. Летом 1936 года Иоанн Петрович смог устроиться рабочим при Масальской больнице, но через несколько месяцев он был уволен за проповедь христианской веры. Он хорошо знал Священное Писание, и, имея силу духа, объединял вокруг себя верующих людей, привлекая их своей горячей проповедью верности Христу. В 1937 году его арестовали и приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей. 30 сентября 1941 года мученик Иоанн Коротков погиб в Каргопольлаге в Архангельской области вследствие раздробления черепа.

Источник: http://www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-korotkov

Мч. Петра Игнатова (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых

14 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

11 июня – Собор святых Красноярской митрополии

ЖИТИЕ

Мученик Петр родился в 1904 году в деревне Андреевские Палики Жиздринского уезда Калужской губернии в семье крестьянина Ивана Игнатова. В деревне он окончил сельскую школу и женился на девице из той же деревни, Анастасии, которая была круглой сиротой с одиннадцати лет; ей самой приходилось зарабатывать на хлеб, нанимаясь поденно на хозяйственные работы; она была с детства очень религиозной и часто посещала храм. Когда Петру исполнилось двадцать два года, он был мобилизован на срочную службу и направлен в войска ОГПУ, где прослужил три года рядовым. В то время, пока он служил в армии, его жена Анастасия переехала в село Кунцево под Москвой и устроилась работать на фабрику ткачихой.

После демобилизации Петр поселился у жены в Кунцеве. В 1933 году супруги поехали на родину в Брянскую область, но, прожив здесь несколько месяцев, вернулись обратно в Кунцево, и Петр устроился работать сторожем на склад Мослегпрома, и они поселились с женой в общежитии.

За время службы Петра в армии Анастасия всецело прилепилась сердцем к Богу и к церкви, так что и образом своей жизни уже стала походить на монахиню. Вернувшись из армии, Петр был весьма удивлен благочестием своей супруги; и если раньше он не смотрел столь серьезно на вопросы веры и на то, сколь важно жить по заповедям Господним и сколь существенно в этом деле личное благочестие, то теперь, глядя на жизнь супруги, он глубоко задумался над этим и потянулся вслед за ней в храм, к службам, стал читать духовные книги и в конце концов вполне проникся сознанием, что перспектива вечной жизни куда важнее, чем сиюминутная суета. Начало этой вечной жизни и плоды благочестия он уже ощущал в своей собственной душе – что, действительно, Царствие Божие внутрь вас есть (Лк.17,21), а если оно внутрь есть, то и ощутиться человеком может извнутрь уже здесь, на земле. С тех пор как он вернулся из армии, жизнь супругов стала воистину монашеской, и уже не о супружеской плотской жизни они помышляли, а о том, как спастись, как угодить Господу; соответственно этому не было у них чад земных, а вместо них были дела благочестия, которыми они и служили Богу, людям и своему спасению. Даже внешне изменился облик Петра Ивановича, и он стал походить более на монаха, чем на мирянина. Обрели они себе и духовного наставника-старца в одном из живущих в Сергиевом Посаде монахов, которых после закрытия Лавры много поселилось тогда неподалеку от столь дорогой их благочестивому сердцу обители.

Сотрудники НКВД в селе видели этих благочестивых православных супругов и 20 октября 1937 года приняли решение об их аресте. Но никаких свидетельских показаний и материалов у них не было, и они стали вызывать на допросы соседей по дому, где жили супруги, хозяина квартиры, у которого они жили прежде, директора и некоторых рабочих склада.

– Следствию известно, что Игнатовы люди верующие, расскажите следствию, к какой вере они принадлежат, каковы их религиозные убеждения, – спросил следователь хозяина квартиры.

– Игнатовы являются людьми верующими, очень часто посещают церковь, часто читают на квартире религиозные книги и прочитанное обсуждают между собой. Судя по их религиозным убеждениям, они принадлежат к православной вере.

Следователь вызвал на допрос сотрудника склада, где работал Петр Иванович, и спросил его:

– Расскажите, что вам известно о религиозных убеждениях Игнатовых и вообще, к какой вере они принадлежат.

– Мне известно, что Игнатовы являются верующими, они часто посещают церковь в Кунцеве и в Москве, читают религиозные книги и о прочитанном ведут между собою беседы. Из разговоров с ними мне известно, что они являются людьми православными.

– Расскажите следствию, почему и при каких обстоятельствах вам стало известно, что Игнатовы принадлежат к глубоко убежденным верующим православного исповедания.

– О том, что Игнатовы являются глубоко убежденными верующими православного исповедания, мне стало известно из разговоров с ними, особенно с Петром Ивановичем. Я также являюсь человеком православным, и на этой почве мы с ним познакомились.

– Давно ли вы являетесь верующим?

– Особую привязанность к религии я стал иметь после моего знакомство с Игнатовыми.

– Расскажите следствию, в чем заключалось их влияние и какие разговоры они вели при встречах.

– Я встречался с Игнатовыми у себя на квартире и у них на квартире. При встречах с ними разговоры всегда велись на религиозные темы. Петр Иванович говорил, что жизнь на земле есть всего лишь временная жизнь, но что есть еще вечная жизнь и кто неверующий на земле, того ожидают вечные муки. Также он говорил, что в Священном Писании сказано, что надо любить ближних, прощать обиды своим врагам и так далее. Такие беседы с Игнатовыми на религиозные темы мне нравились и оказывали на меня влияние. В разговоре иногда Петр Иванович говорил, что теперь власть притесняет верующих, закрывает церкви, но вместе с тем он всегда добавлял, что всякая власть от Бога и что «нам, грешным, Господь послал такую власть за грехи и приходится терпеть».

3 ноября 1937 года был допрошен начальник склада, где работал Петр Иванович. Следователь попросил его рассказать, что он знает о супругах Игнатовых.

– С политической стороны я могу охарактеризовать Игнатовых как людей, враждебно настроенных против существующего строя и мероприятий советской власти, – ответил он. – В доказательство этого я могу привести нижеследующие факты. По своим убеждениям Игнатова до настоящего времени осталась сильно религиозной женщиной. Игнатов... из религиозных убеждений никогда не брился... Они оба реально соблюдают религиозные обряды, очень часто посещают церковь как в Кунцеве, так и в Москве. В то время, когда он служил сторожем, его дежурство иногда совпадало с религиозными праздниками, и в таких случаях он нанимал за себя других сторожей, а сам обязательно шел в храм. Как-то я предложил ему вступить в члены профсоюза, но, несмотря на большую разъяснительную работу, он отказался вступать, заявив, что профсоюз ему пользы никакой дать не может и по своим религиозным убеждениям состоять в профсоюзе он не может. В момент реализации займа обороны он, несмотря на разъяснительную кампанию об этом займе и несмотря на то, что зарабатывал прилично, категорически отказался подписываться на таковой, заявив, что «в случае надобности он с охотой пойдет воевать за православную веру».

– Что вам известно о контрреволюционной деятельности Игнатовых?

– Петр Иванович гордится тем, что он верующий. В беседе с рабочими склада в моем присутствии он говорил, что православная вера – единственная правая вера, если кто не будет соблюдать этой веры, тот на том свете будет вечно гореть в огне и мучиться. Вместе с тем он говорил, что советская власть, коммунисты напрасно притесняют верующих, закрывают церкви, запрещают молебны под открытым небом, они этим перед Богом совершают великий грех, за что на том свете будут держать ответ.

В тот же день Петр Иванович и его супруга Анастасия были арестованы и заключены в разные тюрьмы Москвы. Петр Иванович был заключен в Таганскую тюрьму.

– Когда и кем вы с женой были завербованы членами «евангельских христиан»? – спросил Петра Ивановича следователь.

– Никто никогда меня не вербовал ни в какую секту, ни в какой секте я никогда не состоял, не состояла и моя жена. Принадлежу я к числу верующих, так же как и моя жена. Верующим я стал после демобилизации из Красной армии, в основном повлияла на меня жена, которая раньше моего была верующей и регулярно посещала православную церковь.

– Следствием установлено, что вы с женой состоите членами секты «евангельских христиан» и ведете активную контрреволюционную деятельность среди населения города Кунцева. Дайте об этом показания.

– Как я уже показал, членами секты «евангельских христиан» мы никогда не состояли и никакой сектантской контрреволюционной деятельностью не занимались.

– Вы себя считаете верующим, расскажите следствию, к какой вере вы принадлежите, к какой церкви, тихоновской или обновленческой. В чем заключается ваша вера?

– Я принадлежу к старой тихоновской Православной Апостольской Церкви. Вера моя заключается в том, что я часто посещаю церковь, где молюсь Богу. Из Священного Писания и учения Православной Церкви мне известно, что жизнь земная временна, а есть на том свете жизнь вечная; Священное Писание учит также прощать обиды врагам.

– Свидетельскими показаниями установлено, что вы с женой, состоя членами «евангельских христиан», вербуете в свою секту молодежь, устраиваете у себя на квартире и в общежитии сборища, где проводите духовные беседы. Дайте об этом правдивые показания.

– Я категорически отрицаю свою принадлежность к секте «евангельских христиан» и об этой секте не имею представления, вербовкой верующих я никогда не занимался, сборищ у себя на квартире и в общежитии не устраивал. Приходилось иногда с верующими в церкви и возле говорить о том, что советское правительство притесняет верующих и закрывает церкви. Более добавить ничего не могу, протокол мне зачитан и записан с моих слов правильно.

19 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила Петра Ивановича и его супругу Анастасию к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Петр Иванович Игнатов скончался 14 ноября 1941 года в исправительно-трудовом лагере города Норильска и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 161-166. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-petr-ignatov

Прмц. Ма́рфы (Тестовой), инокини (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

26 апреля

27 июня – Собор Дивеевских святых

ЖИТИЕ

Преподобномученица Марфа родилась в 1883 году в деревне Арга Темниковского уезда Тамбовской губернии в семье крестьянина Тимофея Тестова. В 1914 году она поступила в Серафимо-Дивеевский монастырь Нижегородской губернии, где подвизалась ее родная сестра Пелагия[1].

После разорения при безбожных правителях Дивеевской обители инокиня Марфа вместе с одной из монастырских сестер поселилась в селе Развилье Борского района Нижегородской области, где стала трудиться при храме. Она была арестована 18 ноября 1937 года и заключена в нижегородскую тюрьму.

Допрошенные лжесвидетели показали, что инокиня Марфа среди верующих крестьян села Развилье систематически ведет контрреволюционную агитацию, направленную на дискредитацию советского правительства и коммунистической партии, призывает женщин ходить в церковь и в религиозные праздники не работать; ходя по деревням под видом сбора милостыни, призывает крестьян защищать от коммунистов Божьи храмы, которые повсюду закрывают, а духовенство сажают в тюрьмы. «Подобная агитация на крестьян очень влияет, и крестьяне смотрят на советскую власть с недоверием»[2].

– Вы арестованы за контрреволюционную деятельность, которую вы вели среди верующих села Развилье, клеветали на политику советского правительства, вели контрреволюционную агитацию пораженческого характера, называя коммунистов антихристами. Признаете себя в этом виновной? – спросил следователь инокиню Марфу.

– В предъявленном обвинении виновной себя не признаю. Контрреволюционной деятельностью я среди верующих и вообще не занималась.

Следователь зачитал отрывки из показаний лжесвидетелей и потребовал, чтобы инокиня их подтвердила, на что та заявила, что ничего подобного она не говорила.

– Что еще можете дополнить к следствию? – задал следователь последний вопрос.

– Дополнить ничего не могу.

13 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила инокиню Марфу к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и 3 мая 1938 года она прибыла в одно из отделений Карагандинского лагеря и была отправлена на общие работы.

Лагерные условия и тяжелая работа оказались для нее непосильными, медицинская комиссия признала ее инвалидом, и она была отправлена в больницу при Спасском отделении Карлага. Инокиня Марфа (Тестова) скончалась 26 апреля 1941 года в лагерной больнице и в тот же день была погребена на кладбище близ селения Спасское.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 148-149. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-marfa-testova

Примечания

[1] Преподобномученица Пелагия (Тестова); память празднуется 21 октября/3 ноября.

[2] ГАНО. Ф. 2209, оп. 3, д. 3998, л. 11 об.

Прмч. Генна́дия (Летюка), иеромонаха (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

18 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Преподобномученик Геннадий (в миру Григорий Лаврентьевич Летюк) родился в 1874 году в селе Беловоды Мариупольского уезда Харьковской губернии, в семье украинского крестьянина. В 1889 году Григорий окончил земскую школу, в 1895 поступил послушником в Петропавловский монастырь Черниговской губернии. В том же 1895 году послушник Григорий был призван в тыловое ополчение на один месяц, после чего был переведен в Белогостицкий монастырь Ярославской губернии, где позже принял монашеский постриг с именем Геннадий и был рукоположен в священный сан. С 1928 года, после закрытия монастыря, отец Геннадий служил священником в различных приходах Ростовского уезда.

В 1929 году иеромонах Геннадий был арестован по обвинению в «контрреволюционной деятельности», но за недоказанностью обвинения вскоре освобожден. После освобождения из-под ареста отец Геннадий служил на приходах Ростовского уезда и с 1938 года был настоятелем храма в селе Петровское Ярославской области (ныне поселок Петровск).

19 февраля 1941 года отца Геннадия арестовали и обвинили в «дискредитации существующего строя, клевете на Конституцию, руководителей партии и правительства». Подтвердить обвинение следствия отец Геннадий отказался. 9 мая 1941 года он был осужден по ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР как «участник а/с группы церковников» и приговорен к 8 годам лишения свободы. 9 июня 1941 года отец Геннадий написал кассационную жалобу на несправедливость приговора, в которой подтвердил свою невиновность в антигосударственном преступлении. В этот же день из его приговора была исключена ст. 58-11, но положение осужденного не изменилось. Допросы и тюремное заключение подорвали здоровье и силы 67-летнего иеромонаха, и 18 декабря 1941 года он скончался в Ярославской тюрьме. Место его погребения неизвестно.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-gennadij-letjuk

Прмч. Рафаи́ла (Момчиловича), игумена Шишатовацкого (1941) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

3 сентября

ЖИТИЕ

Монастырь Шишатовац, так же как и все монастыри Сремской епархии и Фрушской горы, с самого начала Второй мировой войны и после нее был свидетелем геноцида сербов и истребления православия. Пусть этот небольшой очерк об игумене-мученике, преподобномученике Рафаиле (Момчиловиче), станет фрагментом огромного шишатовацкого и сремского мартиролога.

Георгий Момчилович родился 23 апреля 1875 года в семье сербских крестьян Велимира и Персиды Момчилович в селе Дероне в Бачке. Он был третьим и последним ребенком в семье. Начальную школу Георгий закончил в родном селе. Когда мальчику исполнилось 12 лет, отец отвез его в монастырь Ковиль, где он провел несколько лет в монастырской школе. Затем Георгий переехал в монастырь Боджане, где уже как послушник изучал иконопись.

В 1897 году игумен Ковильского монастыря Мирон (Джорджевич) вместе с двадцатидвухлетним Георгием перешел в братство монастыря Манассия, где он вскоре принял монашество с именем Рафаил в честь преподобного Рафаила Банатского, хиландарского монаха. Сразу после пострига он был рукоположен во диаконы, а на следующий год – во иеромонахи. Новый митрополит Сербский и Священный Синод послали его в Россию, где иеромонах Рафаил изучал иконопись и служил на Сербском подворье в Москве.

Три года спустя отец Рафаил возвратился в Сербию, холодный климат России ослабил его уже тогда пошатнувшееся здоровье. На год он уехал в Италию совершенствовать свое знание иконописи. Из Рима возвратился в Белград, некоторое время подвизался в монастыре Раковица, затем два года – в монастыре Буково и, вероятно, в 1908 году возвратился в монастырь Ковиль. В 1935 году он был принят в братство монастыря Шишатовац. Об этом периоде его жизни известно не много. О художественных иконописных произведениях отца Рафаила писали больше, чем о нем самом (его мастерство привлекало внимание специалистов-искусствоведов).

Отец Рафаил стал монахом Шишатовацкого монастыря за несколько лет до своей мученической кончины, приблизительно в 1935 году. Спустя три года его избрали настоятелем. В течение этих трех лет им написано большое количество икон, несколько иконостасов и замечательная галерея портретов выдающихся церковных деятелей. Среди этих портретов стоит упомянуть портрет патриарха Сербского Гавриила, мученически погибшего в аду Второй мировой войны. За спиной патриарха-мученика изображен будущий храм святого Саввы на Врачаре, о строительстве которого игумен особенно заботился, отдавая на это все доходы от продажи своих художественных работ, которые оценивал по-монашески скромно. Потому и удостоил его Господь быть соборно прославленным вместе со всеми новомучениками Сербскими под сводами именно этого соборного храма. Так Господь прославляет верных Своих, верных до смерти!

Священным Синодом в марте 1958 года по данным, имевшимся тогда в архиве, составлен список священников и епископов СПЦ, погибших на территории так называемой НДХ (Независимой Державы Хорватской) от рук усташей в период с апреля 1941-го до конца 1944 года. В мартирологе Сремской епархии (после войны отделенной от Белградской архиепископии) под номером 173 повествуется о мученической кончине игумена Рафаила (Момчиловича): «25 августа 1941 года в монастырь в сопровождении нескольких усташей ворвался пристав Никола Бунтак и арестовал игумена и еще трех монахов – Димитрия, Германа и Феофана. Отец Рафаил с монахами был увезен в Славонскую Пожегу. В поезде ему вырвали бороду, избивали, заставляя петь песни сербских четников. На вокзале в Славонской Пожеге арестованные до 9 часов вечера ждали поезда из Славонского Брода, на котором привезли еще 400 арестованных сербов из уездов Босанский Брод и Дервент. На вокзале усташи связали сербов по четверо, во главе колонны поставили отца Рафаила с тремя монахами и повели по городу. По дороге усташи избивали сербов так, что старики, и среди них игумен Рафаил, спотыкались и падали; это приводило усташей в еще большее ожесточение, их избивали, выкрикивая: «А ну, четники, спойте свою песню "Святый Боже”!» Затем узников привели в больничный двор, в котором был устроен лагерь, выстроили и избивали каждого по очереди. После побоев их, едва живых, заставили бегом бежать к баракам. Игумен Рафаил, измученный и истерзанный, потерял сознание и упал, и те, кто бежал вслед за ним, вынуждены были бежать по его телу. Игумен-мученик, избитый до неузнаваемости, был помещен в лагерную больницу, а спустя четыре дня его перевезли в Сербию, в одну из белградских больниц. В больнице было установлено, что у отца Рафаила сломано пять ребер, многочисленные внутренние кровоподтеки. 3 сентября 1941 года игумен Рафаил скончался от полученных травм».

Из этого текста, составленного в канцелярии Синода на основании имеющихся в архиве данных, очевидно, что преподобномученик Рафаил (Момчилович) умер в белградской больнице после мучений, перенесенных в Славонской Пожеге, и захоронен на одном из белградских кладбищ или в каком-то из массовых захоронений, местонахождение которого тогда не было установлено. Один Господь Всеведущий знает место земного упокоения новомученика, душа же его пребывает в вечном блаженстве у подножия престола Божия.

3 сентября – день исповеднической мученической кончины игумена Рафаила, положившего душу свою за Христа, православие и сербство,– этот день должен стать днем всенародного прославления его святого подвига.

Преподобномученик Рафаил Шишатовацкий во время своей земной жизни занимался иконописью и живописью, к своему художественному дару относился смиренно. Более всего он занимался живописанием иконы Божией, истинного христианского монашеского лика, в самом себе. И это главное делание своей жизни завершил он мученической смертью за Христа, за Крест честнЫй и веру православную. Потому мы прославляем его память вместе с многочисленными мучениками – свидетелями Апокалиптического Агнца, со всеми невинно пострадавшими, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога (Откр.7:14-15).

Источник: http://lib.eparhia-saratov.ru

Прмч. Фео́дора Абросимова, послушника (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

2 августа

28 декабря – Собор Кольских святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Преподобномученик Феодор Семенович Абросимов родился в семье рыбака-помора в терском селе Чаваньга. В 1913 году он поступил послушником в Трифоно-Печенгский монастырь, однако в 1915–1918 годах ему пришлось отправиться на военную службу в связи с начавшейся Мировой войной. После демобилизации Феодор Абросимов успел послужить во флоте и даже состоял в рядах армии генерала Миллера. Наконец, к осени 1919 года Феодор вернулся в родную обитель, где нес многочисленные послушания, среди которых основным стала работа на монастырской электростанции. В 1920 году Печенга и монастырь отошли к Финляндии. В 1939 году, в результате действий РККА в советско-финляндской войне, был депортирован с братией под Ловозеро на строительство комбината «Аллуайвстрой». В 1940 году, с передачей Печенги Финляндии, братия вернулась в монастырь, но Феодор решил остаться в СССР. Уже 2 июня 1940 года был арестован и заключен в мончегорскую тюрьму; вскоре переведен в Мурманск. 19 августа 1940 года «за шпионаж» был приговорен к восьми годам лагерей и направлен в Ухто-Ижемский ИТЛ (Коми АССР), где умер от истощения (официальный диагноз – «хронический энтерит и язвенный колит») 2 августа 1941 года.

Фёдор Абросимов был посмертно реабилитирован 13.04.89 Прокуратурой Мурманской области.

Источник: http://www.mmeparh.ru, https://azbyka.ru/days/sv-feodor-abrosimov

Симео́на (По́повича) Дайбабского (1941) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

1 апреля

ЖИТИЕ

От нашей ревности к вере и от того, как мы служим Богу, зависит наше спасение, наше место в вечности, в пакибытии, да и наша теперешняя жизнь. Смирение в наших поступках и словах способствует Божиему благоволению к нам и излиянию на нас благодати для поддержания нас на благом пути. Такое благословение Божие и такая заповедь о вере и молитве постоянно стояли перед святым Симеоном Дайбабским еще с раннего его детства. Он родился в Цетинье в 1854 году, на праздник святителя Николая (19 декабря), в семье Васа и Станы Поповичей и был у них единственным ребенком. При Крещении получил имя Савва в честь святого Саввы Сербского.

Рано оставшись без родителей, по глубочайшему и неисповедимому Промыслу Божиему, он получил правильное и здоровое воспитание в вере у своего деда Милана и его брата Лаза Поповича – приходского священника в Цетинье, который его крестил и миропомазал во младенчестве. Способствовало более легкому и глубокому усвоению основных богословских знаний и обучение его в монастырской школе Цетинье, которую открыл еще сам владыка Негош. В этой школе Савва особенно отличался в знании церковно-славянского языка, пении и каллиграфии. Часто и во время других занятий он любил рисовать, что привлекало к нему учеников, но и вызывало недовольство в школе. Из-за этого, хотя Савва и был отличником, он никогда не получал награды в конце учебного года. Особая его любовь к изобразительному искусству позднее выразилась в расписывании им пещер в Дайбабе.

Позднее, когда Савва стал юношей, ему пришлось сделать первый жизненный выбор. Он разрывался между желанием его деда Милана, который хотел, чтобы он женился и стал заботиться о его большом имуществе, и между своим стремлением продолжать изучение духовной и светской науки, проникать в глубочайшие тайны Библии, которую он очень любил читать с самого детства. Савве в решении этого тяжелого вопроса лучше всего помог брат его отца Михаил. Это он повлиял на деда, убедив отправить Савву в Россию, в Киев, для дальнейшего обучения.

По благословению и рекомендации митрополита Черногорского Иллариона к митрополиту Киевскому Филарету Савва стал стипендиатом Русской Церкви, обучаясь в Киевской семинарии и Духовной академии. Его вдохновляли жития и подвиги великих основателей Лавры – преподобных отцов Антония и Феодосия и их многочисленных духовных наследников. Здесь его друзьями-сокурсниками становятся позднейший сербский писатель-реалист Светолик Ранкович и позднейший епископ Тимочский Милентий (Вуич), с которым он потом долго переписывался. Его духовником был иеросхимонах Николай, приведший его к монашеству. Перед возвращением Саввы в Черногорию он подарил подвижнику много книг со своей печатью, которые и до настоящего времени хранятся в библиотеке Успенско-Симеоновского монастыря в Дайбабе.

После завершения учебы в Духовной академии и перед отречением от мира в постриге монашеском Савва утоляет свой духовный голод, обучаясь светской философии в Париже, штудирует философию в Сорбонне, а в Женеве, в одной протестантской семинарии, знакомится с литературой разных реформатских течений. Чин своего пострига будущий преподобный впоследствии описывал так: «Ночь тянется и тянется. Не могу спать. Размышляю о своих обетах, которые должен дать утром. Холодно. Ясно. Полная луна светит, и светло, как днем. Оставляю мир. Бьет клепало – идут монахи. Схожу в пещерную церковь. Присоединяюсь к монахам. Пришел и духовник, иеросхимонах Николай. Приносит подрясник, рясу, панакамилавку, крест, четки и свечу. Здесь параман. При гробе основателя пещерного монастыря святого Антония начинается богослужение. Слышу, как в ектенье поминают раба Божиего Савву. Духовник, сняв с меня мирскую одежду, берет меня под руку покрывает мантией и приводит к царским вратам. Наместник Лавры архимандрит Ювеналий три раза меня спрашивает и возвращает ножницы Потом мне отрезают волосы и дают монашеское имя Симеон. Некоторые друзья плачут.

Дают мне крест и свечу в руки и оставляют перед царскими вратами. Причащаюсь. По завершении святого чина пострига мне радостно необычайно. Это было на праздник Трех Святителей (Василия Великого, Иоанна Златоустого, Григория Богослова, 12 февраля по новому стилю. – Пер.). Через два дня (в день святого мученика Трифона) я буду в Братском монастыре рукоположен в диакона, а на Сретение – в иеромонаха».

После рукоположения отец Симеон еще какое-то время путешествует по России, пребывая в Москве и Петербурге, а затем возвращается в Черногорию. На праздник Благовещения он приезжает в Цетинье и является к митрополиту Митрофану, чтобы тот распорядился о нем. Его сначала определяют в монастырь святителя Николая на Враньине, где в разгаре было строительство новой церкви и братского корпуса. Когда же отец Симеон заболел малярией от тяжелых климатических условий, то осенью 1889 года его перевели в монастырь Острог – и так исполнилось давнее желание святого, которое он хранил еще с детства.

В те дни митрополит Митрофан (Бан) открывает при этом монастыре первую монашескую школу в Черногории, и наш отец Симеон, как образованный и опытный монах, становится одним из преподавателей этой школы. Кроме этого, он служит святую литургию, принимает многочисленных паломников, рассказывая им о житии великого Острожского чудотворца, читает им молитвы о выздоровлении больных. Все это в основном и наполняет жизнь преподобного Симеона за время его пребывания здесь. В этот же период особенно важными являются два его паломничества: на Святую Гору Афонскую и в Святую Землю. Тогда же произошло и чудесное видение пастуху Петко Ивезичу из села Дайбабы, которое полностью изменило направление подвижнической жизни отца Симеона.

Путь монашеский есть путь души и образ жизни, полностью посвященный Христу и Царству Небесному. Он подразумевает отстраненность от мира и преданность молитве и созерцанию (умному деланию) наиглубочайших Таин Христовых в сочетании с послушанием духовному отцу и стремлением все к более полному воздержанию. Подобному образу жизни всегда наиболее соответствовало обитание монаха в пещере, так что молодой иеромонах Симеон (Попович) очень заинтересовался, когда услышал о чудесном случае, произошедшем с юношей Петко Ивезичем, который выпасал свое стадо на склонах Дайбабской горы. О его видении отец Симеон писал так: «Изложу здесь о сотворении обители, а каждый пусть судит по своим убеждениям». Далее отец Симеон пишет: «Пришел ко мне в монастырь Острог один пастух по имени Петко из села Дайбабы возле Подгорицы и рассказал мне свое видение, которое видел в 1890 году не во сне, а наяву: «Пас я скот на «Берегу» (В сербском языке это слово означает возвышение, а здесь употреблено для определенной местности. – Пер.) у могил, и когда ел хлеб и грыз орехи (следовательно, это было осенью), то почувствовал аромат ладана и увидел, что на одной большой плите сидит человек, весь в золоте. На голове его шапка, расширяющаяся кверху, а наверху шапки крест. Возле него был посох, а наверху его – золотые яблоки и желтый покров, а возле него – двое детей. Подумав, что это злой дух, я захотел посмотреть, есть ли у него пять пальцев на ногах и сзади, и спереди (Согласно черногорским поверьям, по этому признаку можно отличить призрака от живого человека. – Пер.). Он же приподнял край одежды, закрывающий ногу, и сказал: «Я не злой дух, как ты думаешь. Я – святой, и здесь меня спрятали от турок. Был я владыкой этого места, и сын я одного святого, что жил еще до Косова (то есть еще до великой Косовской битвы, которая произошла в 1389 году). Хочу, чтобы ты мне построил монастырь здесь». – «Я беден, отче». – «Не желаю богатых. Нашел бы, если бы захотел. Для начала нужна маленькая церковка. Хочу тебе все рассказать и всему определить границы. Не могу сейчас явиться, пока «это турецкое» не пройдет».

«Сейчас пастух, который остался сиротой без родителей и пасет чужой скот, описывает, как видел некого епископа в архиерейском облачении, а двух детей описывает как Ангелов. Рассказывает об ангелах, что они не все одинаковы, но что наивысший в небе тот, кто Бога крестил (то есть Иоанн Креститель. – Пер.). Потом святой говорит, чтобы все могилы отметили, и покадили, и поставили в одном месте. А от села до вершины должна быть поставлена стена, которую не сможет перейти человек, а от низа до монастыря пусть сделают дорогу, не размышляя о том, что это очень дорого. Пусть тратится на работы столько, сколько Бог даст, потому что святой поднялся и двигается дальше к прославлению. Сказал он мне, чтобы я слазил вниз, и когда я сошел к низу одной скалы, то нашел все пространство исписанным. Этот святой указал и свой кивот из белого камня, в стене помещенный, как корыто, и тоже исписанный; а на нем покров и крест. Ладана было много. Шесть колоколов, и среди них один большой.

Пастух потом говорил и про другой, меньший кивот. Описал каменную церковь, как ему было рассказано: какой она должна быть, где должно быть небо написано. Селяне говорят, что он, когда хотел, выносил ладан и некоторые книги, по описанию церковные. Селяне и теперь об этом свидетельствуют. Этот пастух-сирота, который даже в Подгорице не бывал ни разу, неграмотен и, безусловно, не имел под руками книги – трудов Никифора Лукича, которые после этого только стали известными (то есть в 1891 году), где говорится о духовном сыне святого Саввы, который его посвятил, и как его монахи скрыли от турок в Паштровичах, а оттуда неизвестно куда делись те святые мощи.

Говоря о подземелье, расписанном изображениями, невозможно подумать, что кто-то решил пастуха отвести, чтобы тот видел римские катакомбы, откуда произошла первая иконопись. Затем о чинах небесной иерархии, о саркофагах, о форме храма в византийском стиле, о живописи храмовых сводов: для всего этого ведь надо знать археологию! Но главное, что ему сказано: в монастыре должно быть много монахов, он представляет общежитие святогорское, где монах не имеет ничего отдельного для питания, но все только общее.

Так же точно пастух Петко не мог знать о споре, что ведут историки насчет Зетской митрополии: где она находилась. Когда поразмыслил обо всем том, что ему сказал святой, то убедился твердо, что здесь некогда была святая обитель; особенно – когда подумал о Зете, о ряде ее старинных властителей и духовных владык. Поэтому решил свое имущество и труд посвятить этому месту, считая, что я на это Самим Богом призван, ибо каждый человек принимает от Бога некий путь к спасению. Просил дозволения у почившего краля Николы и митрополита Митрофана, чтобы одобрили это».

Необходимо знать о Петко Ивезиче, что он позднее стал послушником старца Симеона, получил в монашестве имя Платон и служил как иеромонах, окончив свою жизнь девяностолетним старцем в монастыре Дайбабском.

Поскольку церковка была сооружена и готова к освящению, отец Симеон просил благословения на ее освящение от митрополита Митрофана. Получив его, он вместе с зетскими священниками Андреем Драговичем и Кристо Поповичем совершил освящение в день памяти святой Анастасии Римляныни, 22 декабря 1897 года. Церковь была посвящена празднику Успения Пресвятой Богородицы, а митрополит Митрофан (Бан) стал ее первым благотворителем, снабдив всеми необходимыми иконами и облачениями для ежедневного богослужения. Только Бог Благий и Пресвятая Дева Мати Христова знают все муки и труды, все слезы и льющийся пот, все посты, и явные и тайные молитвы, и созерцания преподобного Симеона Дайбабского! В них он проводил свои уединенные дни и ночи, и по ним он встал высоко между людьми, заслужив и у Бога, и у народа почтение и славу святого Божиего человека.

О нашем духовном и мудром старце и подвижнике добродетели люди больше всего слышали от тех, кто его посещал, ища духовных советов и молитв. При этом он себя показывал глубоким знатоком тайн души человеческой. От его благого взора исходили огромная доброта, любовь нелицемерная и непрестанная забота о людских душах, особенно о тех, кто в жизни мучился. Эту помощь ближним в борьбе с грехом святой Симеон поставил себе наивысшей целью своего служения, при этом он шел впереди, указывая путь своим личным примером, и светил, как «светильник на подсвечнике» и «город, стоящий на вершине горы». После многолетнего постничества и подвига он получил от Бога дары прозорливости, ясновидения и прозирания наисокровеннейших тайн людских и помыслов. Этими дарами он часто пользовался, чтобы умирить и утешить возмущенную совесть тех, кто к нему обращались за помощью, чтобы снова привести их к жизни светом Христова Евангелия.

Он стал известен как молитвенник, чьи чистосердечные молитвы плодотворно помогали многим. По его молитвам исцелялись больные и отгонялись напасти тяжких искушений от верных. Преподобный Симеон вызывал все большее уважение как местных, так и приходящих издалека паломников, из которых некоторые оставляли свои записи о нем в книгах и журналах, прославляя его.

Откликаясь на потребности того времени, и сам наш великий преподобный отец и подвижник Дайбабский берется за перо. Он писал очень полезные и популярные книжки для народа, в которых, чаще всего в стихах, давал поучения и советы о пути духовной жизни и о преодолении всех препятствий, которые ждут каждого христианина на этом пути в стремлении постигнуть и воплотить вечную цель человеческого бытия в обоженной личности, принадлежащей к общности Богочеловеческого Небесного Царства. Он творил правило монашеское в соответствии со своими духовными нуждами и заветами иноческими, с неизменной молитвой и в труде. Святой Симеон в качестве личного рукоделия писал иконы и расписывал стены и своды прославленных теперь пещер.

В те дни писали о нем и оставляли свои наблюдения многие видные посетители этого святого места. Может, наиболее характерной является запись одного русского князя: «...личность отца Симеона светится безграничной духовной чистотой и евангельским смирением, как у нашего отца Иоанна Кронштадтского». Облик его «...проникнут тихой и светлой благостностью, которая радует и утешает». Два француза, составлявших дорожные очерки, замечают, что старец – «настоящее Ангельское явление, в котором виден дух небесного блаженства».

Народ любил, почитал и слушал этого истинного и доброго пастыря. Самые знаменитые сербские теологи XX века уважали его и ставили всем в пример. Так, святой владыка Николай называл его «святым монахом», а его духовный брат по священному сану и преподобнической жизни – архимандрит Иустин (Попович) летом 1937 года, когда первый раз его посетил, сразу записал, что «удостоился сладостного лицезрения великого сербского аввы – отца Симеона».

Позднее из-за его старческой немощи ухаживал за ним наидаровитейший ученик и наследник в настоятельской должности - игумен монастыря Феофил (Попович). Но и в это время, не дозволяя, чтоб немощь телесная мешала ему в подвиге, наш преподобный старец не расставался со своим строгим пустынническим молитвенным правилом. Вплоть до самой своей блаженной кончины о Господе он умножал и остальные таланты, который получил и обильно использовал в своих священнических и пастырских трудах и богослужениях. Что же тогда говорить о его денно-нощной молитвенной тишине и благодатно-созерцательном покое, в котором он пишет проповеди, составляет поучения, пишет иконы и фрески по стенам и сводам своей пещеры!

Чувствуя, что приближается конец его земного странствования и доблестного крестоношения на спасительном пути, старец Симеон больше не скрывает дара прозорливости и начинает ближним своим открывать о наступающем времени с его великими искушениями и апокалиптическими страхами. Предсказывая братоубийственную гражданскую войну и ужасы, которые она принесет, святой Симеон, постоянно плача, молил Бога, чтобы взял его из сей временной жизни еще до наступления всего этого, предсказывая, что в конце, после всех искушений, гонений, страданий и мученичества, засияет сильнейшим светом истина православия.

На рассвете 1 апреля 1941 года, во вторник пятой седмицы Великого поста, когда празднуется память святых мучеников Хрисанфа и Дарии, причастившись Пречистых Христовых Тайн, великий подвижник тихо предал свою душу Господу. Похоронен святой в своей церковке, в гробнице, вытесанной в стене по его желанию.

Это место быстро стало центром поклонения верующего народа, проявляя благодатное чудотворение в исцелении больных и даруя утешение душам людским, стужаемым нечистью. Народное поклонение особенно усилилось в последние десять лет, во время двух последних наследников святого в игуменстве монастыря Дайбабы, когда честные мощи старца были извлечены из гробницы, а позднее и переоблачены в новое и положены в дивной красоты кивот с высокохудожественной резьбой по дереву.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-simeon-popovich-dajbabskij

Исп. Алекса́ндра Орлова, пресвитера (1941).

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

27 апреля

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

Священноисповедник Александр родился в 1878 году в селе Макковеево[1] Касимовского уезда Рязанской губернии в семье учителя Самыловской церковноприходской школы Василия Евдокимовича Орлова. Вскоре после рождения сына Василий Евдокимович был рукоположен во диакона к Покровскому храму в селе Макковеево. Окончив церковноприходскую школу и духовное училище, Александр с 1905 года стал служить псаломщиком в Покровской церкви в родном селе. В 1919 году он был рукоположен во диакона к этой церкви.

Диакон Александр часто посещал известную в тех краях подвижницу, жившую в деревне Анемнясево Касимовского уезда, блаженную Матрону[2]; она и посоветовала ему рукополагаться во иерея к находящемуся в четырех километрах от Анемнясева храму.

В январе 1932 года архиепископ Рязанский Иувеналий (Масловский)[3] рукоположил диакона Александра во священника ко храму великомученицы Параскевы в селе Шеянки Касимовского района, и с этого времени он стал духовником блаженной, которой было тогда шестьдесят два года; отец Александр приходил к ней служить в большие праздники молебны, причащал ее раз в полтора месяца, иногда соборовал. В семь лет Матрона заболела оспой и полностью лишилась зрения, а когда ей было десять лет, ее несправедливо и жестоко наказала мать; девочке явилась Царица Небесная и утешила ее. Матрона рассказала об этом видении матери, и та с еще большей жестокостью избила ее. С этого дня девочка не могла ни ходить, ни сидеть, а только лежать и терпела много скорбей от близких родных, все утешение находя в молитве к Богу. За этот чрезвычайный подвиг, терпение и смирение Господь оделил ее дарами прозорливости и исцелений, и со временем по ее молитвам стали утешаться и исцеляться многие люди.

Блаженная с большим почтением и любовью относилась к духовенству и монашествующим, как к людям, имеющим сугубое служение Богу, а отца Александра любила в особенности. Изнемогая в течение многих лет от болезней, однажды она почувствовала себя особенно нездоровой и, предчувствуя близость кончины, попросила почитать канон на исход души; по окончании она с грустью и в раздумье сказала, что не так уже она теперь жалеет людей, как жалела раньше, что вся земная жизнь отдаляется от нее, уходит. «И уже никого мне теперь не жалко, никого не жалко, – несколько раз повторила блаженная, – только отца Александра немножечко, немножечко жалко».

В 1934 году отец Александр был переведен в Троицкий храм в село Гусь-Железный. Впоследствии, давая характеристику на священника, председатель сельсовета написал, что отец Александр совершал службы в храме, не испрашивая на них разрешения сельсовета, служил молебен о дожде, ходил на Пасху с крестным ходом по площади и проповедовал с «уклонением против советской власти. Даваемые по решению сельсовета задания по сбору сучьев не выполнял, за что давался штраф… Часто ходил на дом к церковной старосте, которая настроена антисоветски»[4].

В июне 1935 года сотрудники НКВД Касимовского района начали дело против блаженной Матроны и ее почитателей, и в связи с этим 1 июля 1935 года арестовали отца Александра. Он был заключен в Бутырскую тюрьму в Москве и сразу же допрошен.

Следователь потребовал от священника, чтобы он рассказал все, что знает о блаженной Матроне. Отец Александр ответил, что блаженная Матрона пользуется большим авторитетом среди верующих и ее посещает множество людей из различных мест; сам он удивляется ее терпению, уму и мудрости тех советов, которые она дает посетителям.

– Признаете ли вы себя виновным в том, что вы в контрреволюционных целях прославляли блаженную Матрену Белякову, проводили среди верующих антисоветскую агитацию и распространяли ложные слухи о войне и неизбежной гибели советской власти? – спросил его следователь.

– В прославлении блаженной Матреши виновным себя признаю. Я действительно почитаю ее и живу по ее советам. Об этом я говорил верующим и советовал им сходить к ней для советов. В антисоветской агитации и распространении ложных слухов виновным себя не признаю, – ответил священник.

– Нам известно, что вы в целях прославления блаженной Матреши Беляковой, проживающей в деревне Анемнясево… рассказывали верующим о ее праведной жизни, о ее мудрых советах и советовали больным обращаться к ней, как могущей исцелить от болезней. Скажите, проводили ли вы упомянутую деятельность по прославлению блаженной Матреши?

– Я, как духовник блаженной Матреши, бывал у нее, знал о ее благочестивой жизни и мудрости, поэтому я действительно рассказывал верующим о ней, как о блаженной и праведнице, могущей давать мудрые советы по всем жизненным вопросам и имеющей способность чудесно исцелять от болезней; при этом я советовал верующим и особенно больным сходить к ней и получить исцеление от своей болезни.

– Скажите, какие советы давала своим почитателям блаженная Матреша?

– В моем присутствии блаженная Матреша советовала своим почитателям чаще ходить в церковь, больше молиться, служить молебны угодникам Божьим. Советовала вести трезвую жизнь. Уважать родителей и старших. Какие советы давала блаженная Матреша по вопросу о вступлении в колхозы, мне неизвестно, так как в моем присутствии на эту тему никаких разговоров не было.

В обвинительном заключении следователь написал, что священник, «являясь участником контрреволюционной группировки, в контрреволюционных целях активно прославлял "блаженную Матрешу” Белякову, организовывал к ней паломничество верующих и на ее квартире совершал тайные богослужения…»[5].

2 августа 1935 года Особое Совещание при НКВД приговорило священника Александра Орлова к пяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь.

За время его заключения его жена и дочь переехали в село Митино Касимовского района и стали помогать при храме в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Когда в 1940 году отец Александр освободился из заключения, то прежде чем идти к родным, он зашел к одной из своих прихожанок, жившей в соседнем селе, – оборванный, голодный, едва живой, и, не проходя внутрь дома, попросил постелить ему на коврике возле двери, так как вся его одежда была переполнена вшами. Отмывшись в бане и несколько придя в себя, он направился в Митино. Когда он подошел к храму, шла всенощная под праздник святых первоверховных апостолов Петра и Павла, и в это время из храма вышла его супруга с кадилом в руках, намеревавшаяся разжечь посильней угли перед началом полиелея. Священник поздоровался с ней, но за время заключения он изменился настолько, что супруга его не узнала, и отец Александр, горько заплакав, сказал: «Видимо, я недолго проживу, что ты меня с кадилом вышла встречать». Тут супруга узнала его и тоже заплакала.

Отец Александр стал служить вторым священником в Скорбященском храме. Будучи с детства слабого здоровья, он еще более истощился здоровьем в лагере и уже жил и служил, все время перемогаясь; менее года он прожил, возвратившись из заключения. 27 апреля 1941 года священник подошел к окну в комнате, где жил, и, увидев кого-то, хотел было встретить, вздохнул – и почил.

Отец Александр был похоронен у алтаря Покровского храма в селе Макковеево. Мощи священноисповедника Александра (Орлова) были обретены 21 августа 2001 года и находятся ныне в Покровском храме поселка Сынтул.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 150-155. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-orlov-svjashhennoispovednik

Примечания

[1] Ныне поселок Сынтул.

[2] Матрона Григорьевна Белякова, исповедница; память празднуется 16/29 июля.

[3] Священномученик Иувеналий (в миру Евгений Александрович Масловский); память празднуется 11/24 октября.

[4] УФСБ России по Рязанской обл. Д. 10719. Т. 1, л. 207.

[5] Там же. Л. 230.

Исп. Михаила Розова, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

21 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Священноисповедник Михаил родился 19 марта 1889 года в селе Покровское на Лунке Даниловского уезда Ярославской губернии в семье псаломщика Петра Розова и его супруги Евдокии и на следующий день был крещен. В 1910 году Михаил окончил Ярославскую Духовную семинарию и был направлен псаломщиком в храм в селе Троицкое на Волчьих Горах. 5 декабря 1910 года он был рукоположен во священника к Казанской церкви в селе Архангельское на Касти Даниловского уезда, в которой он прослужил до времени своего ареста[1]. Для крестьян отец Михаил был и законоучителем, и врачом, и ветеринаром, и специалистом в вопросах, касающихся сельского хозяйства.

В первый раз священник был арестован в 1923 году и обвинен «в оскорблении личности председателя волостного исполкома»; в 1930 году он был снова арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и содержался семь месяцев в тюрьме города Данилова. 18 ноября 1930 года отца Михаила снова арестовали и обвинили в агитации против колхозов, произнесении антисоветских проповедей с амвона, а также в том, что он заявил о необходимости сбора средств для уплаты налога за церковь.

30 ноября следователь допросил священника. Отец Михаил ответил, что встречался с верующими, но при встречах обсуждались вопросы церковного характера; разговоров, касающихся мероприятий советской власти, в селе не велось.

31 января 1931 года тройка ОГПУ приговорила отца Михаила к трем годам ссылки в Северный край; он был отправлен в Архангельскую область, где вместе с другими ссыльными работал на лесозаготовках. По окончании ссылки отец Михаил поселился в Ярославле. Здесь он попытался устроиться на работу, но его никуда не брали; в конце концов он устроился дворником на Московском вокзале, а затем поступил на работу в психиатрическую больницу. Годы, проведенные в тюрьме и ссылке, подорвали здоровье священника, и в сентябре 1940 года он был уволен с работы по инвалидности. Священник Михаил Розов скончался 21 января 1941 года.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 96-97. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-rozov

Примечания

[1] ГАЯО. Ф. 230, оп. 2, д. 5412, л. 8-9; оп. 11, д. 2623, л. 474 об-475.

Исп. Николая Розова, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

8 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Протоиерей Николай Розов родился в 1879 году в Ярославской губернии в семье священника. Был рукоположен в 1902 году во иерея, служил он в разных храмах в Ярославской губернии. Одновременно был заведующим и законоучителем церковно-приходской школы. С 1922 года отец Николай служил в Свято-Духовской церкви в Ярославле. В том же году он закончил Археологический институт. В следующем году протоиерей Николай Розов стал личным секретарем митрополита Иосифа (Петровых). В 1930 году он был арестован. В обвинении сказано, что он «руководил нелегальным сестричеством при Свято-Духовской церкви и организовывал денежные сборы для заключенных». Приговорили его к 3 годам исправительно-трудовых лагерей. Концлагерь, в котором отец Николай отбывал заключение именовался совхозом «Гигант». Сначала он был направлен на черные работы, но потом вследствие болезни его перевели на работу в конторе. Работал он старательно, поэтому его освободили досрочно. Вернувшись домой в 1933 году, он долго не мог получить прописки, и поселился в Рыбинске у брата, священника Василия Розова. Отец Николай к тому времени был болен дистрофией и цингой, и больше уже не служил. Через несколько лет он смог вернуться в свою семью в Ярославль. Скончался протоиерей Николай Розов в 8 октября 1941 года.

Источник: http://www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-rozov

Сщмч. Бра́нко Добросавлевича, пресвитера (1941) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

7 мая

ЖИТИЕ

Бранко Добросавлевич родился 4 января 1886 года в городке Скрад. В 1908 году окончил Сремско-Карловацкую духовную семинарию и был рукоположен в диаконский, а затем и в священнический сан. Служил в нескольких приходах Горнокарловацкой епархии (Бувача, Радовица и Велюн). За ревностное служение был отмечен орденом святого Саввы и орденом Короны Югославии V степени. В день святого Георгия Победоносца, 6 мая 1941 года, протоиерей Бранко Добросавлевич был арестован. В этот день усташ Иван Шайфор, учитель из Велюна, с карательным отрядом начал свое кровавое дело в Велюне, Цвияновичах и Полое. Тогда вместе с протоиереем Бранко, его сыном Небойшей и священником Димитрием Скорупаном из Цвиянович Брда были арестованы еще 500 православных сербов. Сначала они были брошены в жандармскую тюрьму, где подвергались страшным пыткам, особенно жестоко пытали сына отца Бранко, Небойшу. Усташи заставили отца Бранко заживо отпеть своего сына. На следующий день, 7 мая 1941 года, все мученики были зверски убиты в лесу Кестеновац. После войны, в 1946 году, святые останки были перенесены в Велюн и захоронены в братской могиле.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-branko-dobrosavlevich

Сщмч. Гео́ргия Богича, пресвитера (1941)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

17 июня

ЖИТИЕ

Священномученик Георгий Богич родился 6 февраля 1911 года в городке Суботска. Гимназию закончил в Новой Градишке, духовную семинарию – в Сараево. Рукоположен во священники в Пакраце 25 мая 1934 года. Служил в приходах Маяр и Боломачи, откуда в 1940 году переведен на приход в Нашице, где его застала война.

К мученической кончине отца Джордже (Георгия) причастен католический священник Сидоний Шольц из Нашице. Виктор Новак[1] рассказывает, что Шольц «предал на сатанинское по жестокости убийство местного настоятеля Джордже Богича». Подробности этой чудовищной трагедии таковы: ночью 17 июня 1941 года в квартиру священника ворвался усташ Феликс Лахнер, нашицкий молочник, с двумя усташами и сказал, что Богич должен немедленно явиться для допроса. Отец Джордже вышел из дома и сел в машину, стоявшую у подъезда. Машина направилась в сторону поля. Отец Джордже был вывезен из города и недалеко от часовни святого Мартина подвергся жесточайшим пыткам. Усташи, привязав священника к дереву, отрезали ему нос, уши, язык, рвали бороду вместе с кожей. После этого с самыми циничными оскорблениями выкололи глаза. Затем один из усташей распорол ему живот, и вытащив внутренности, обмотал их вокруг шеи мученика. Когда отец Джордже уже был без сознания, усташи перерезали веревку, которой он был привязан к дереву, мученик упал на землю, и палачи расстреляли его.

Тело священника оставалось на месте убийства всю ночь, на следующий день около четырех часов его подобрали цыгане и похоронили на кладбище в колонии Брезик.

Примечания

[1] Виктор Новак – современный сербский историк, написавший известное исследование «Магнум Кримен» («Варварство во имя Христово»), впервые опубликованное в 1948 году. В книгу вошли свидетельства о самых чудовищных преступлениях хорватов-католиков над православными сербами в годы Второй мировой войны и после нее, в период насильственного обращения православных в католичество, а также «откровения» иерархов католической церкви и Ватикана о борьбе против православия в Югославии.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-georgij-bogich

Сщмч. Иоа́нна Спасского, пресвитера (1941).

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

10 мая

ЖИТИЕ

Священномученик Иоанн родился 3 сентября 1873 года в селе Васильевском Ржевского уезда Тверской губернии в семье псаломщика Николая Спасского. Первоначальное образование Иван получил в Осташковском духовном училище. В 1898 году он окончил Тверскую Духовную семинарию и был назначен учителем в Трестенское и Ключевское народные училища. В 1900 году он женился на Лидии Владимировне Исполатовской, учительнице Леушинской земской школы в Старицком уезде; в том же году он был рукоположен во священника. В 1915 году отец Иоанн служил в Спасской церкви села Спасского Зубцовского уезда; здесь он прослужил до 1925 года, когда был переведен в храм родного села Васильевского и назначен благочинным. В 1930 году отец Иоанн был направлен служить в Знаменскую церковь села Холмец Оленинского района.

В 1932 году местные власти распорядились начать строительство клуба на месте сельского кладбища, неподалеку от храма. Верующие были возмущены этим решением, и отец Иоанн посоветовал им похлопотать перед начальством, чтобы не устраивали на костях предков места для увеселения потомков.

В 1934 году в храм к отцу Иоанну явились представители советской власти и заявили, что ими принято решение о ликвидации церковных колоколов. Священник попросил оставить для церкви хотя бы самый маленький, но его даже не захотели слушать, и в тот же день колокола были сброшены и разбиты. На прихожан это произвело столь удручающее впечатление, что один из местных жителей, предположив, что все это делается с согласия священника, набросился на него и едва не избил, и отцу Иоанну стоило большого труда объяснить, что все случившееся и для него было неожиданностью.

Одна прихожанка, присутствующая при уничтожении колоколов, видя такое нечестие, горько заплакала. Отец Иоанн, утешая ее, сказал: «Не плачьте, вспомните, было уже время, когда снимали колокола и опять их повесили, и сейчас снимут и в недалеком будущем вновь повесят».

В 1935 году власти решили арестовать священника, чтобы закрыть храм и прекратить навсегда, как они думали, богослужение; безбожники-лжесвидетели заявили, что на Пасху священник сказал контрреволюционную проповедь, а во время раннего сева после Пасхи, ходя по домам прихожан с молебнами, священник будто бы заявил: «Большевики говорят, что нет Бога, заставляют на Пасху вас, колхозников, сеять, а в действительности Бог есть, и вот Он свое доказал: смотрите, стоят заморозки, выпал снег – это значит, урожая не будет, что посеяли, то пропадет». Свидетели показали, что в 1932 году, когда Холмецкий сельсовет наметил построить клуб и для этого отвел место в двухстах метрах от храма, священник стал призывать верующих, чтобы они подавали заявления в сельсовет и на общих собраниях хлопотали о прекращении строительства клуба на отведенном участке; он сам писал заявления для церковного совета и при этом говорил: «Верующие, не разрешайте на этом месте производить постройку клуба, вблизи храма Христова, он нам будет во вред… убеждайте своих детей, чтобы они тоже были против этого…»[1]

– Скажите, читал ли Спасский проповеди с призывом к верующим воспитывать своих детей в религиозном духе, в частности школьников? – спросил свидетеля следователь.

– Спасский с момента прибытия… обратил внимание на воспитание детей в религиозном духе… призывал верующих, чтобы их дети не отклонялись от религии… – подтвердил свидетель.

Отец Иоанн был арестован 18 мая 1935 года. По дороге в тюрьму в город Зубцов он был ограблен конвоирами: под предлогом, что в тюрьме у него все равно все отберут, те отняли у него наперсный крест и деньги.

На допросах священник отверг все обвинения и заявил, что его арест является фактом гонения на духовенство, которое власти считают ни во что, подонками общества, а он с этим не согласен. На одном из допросов следователь спросил священника:

– В 1934 году в начале школьного учебного года в селе Холмец умерла школьница-пионерка. В момент ее похорон вы, выйдя из церкви, что говорили верующим?

– Я в момент похорон школьницы находился в церкви и смотрел в окно, из помещения на улицу не выходил, и разговоров с моей стороны не было.

– Скажите, в 1934 году в момент снятия колоколов с церкви в селе Холмец, а также и после этого, как вы на это реагировали и что среди верующих говорили?

– В момент снятия колоколов в июне 1934 года я представителями советской власти был уведомлен, и тут же, спустя несколько часов, колокола были сняты. На это я смотрел очень хладнокровно и считал: поскольку есть постановление правительства, так и должно быть. Но я просил оставить один маленький колокол и не снимать его, но в просьбе мне отказали. После вывоза из села колоколов мне некоторые верующие говорили: почему вы, священники, не могли похлопотать об оставлении колоколов при церкви? Я, действительно, им отвечал, что мы поздно были уведомлены, а теперь поздно ходатайствовать, ничего из этого не выйдет.

– Скажите, в 1935 году в день религиозного праздника Пасхи вы, проводя в церкви службу, зачитывали проповедь? К чему вы призывали верующих? Укажите конкретно, в чем именно носила ваша проповедь антисоветский характер.

– Во время службы на Пасху в 1935 году я проповеди не читал, а читал слово Иоанна Златоустого, в котором антисоветского содержания нет. Говорилось о любви и братстве между всеми. А также и до этого не было проповедей, носивших антисоветский характер.

– Скажите, обвиняемый Спасский, в 1935 году в период весеннего сева вы ходили по приходу с молебнами в связи с тем, что выпал снег и были заморозки? Что вы говорили населению: укажите персонально, где говорили, с кем и к чему сводились ваши разговоры?

– Я действительно, когда выпал снег и стояли заморозки, ходил по приходу с молебнами, но антисоветских разговоров среди населения не вел. О неудачности сева в связи с этой погодой я придерживался мнения, что снег не принесет вреда для всхода яровых культур, но заморозки, я полагал, могут отразиться на всходах.

– Скажите, обвиняемый Спасский, за время вашего нахождения в селе Холмец вы оказывали медицинскую помощь отдельным лицам? Укажите, кому персонально вы оказывали помощь и в чем она заключалась, давали ли вы медикаменты и советы?

Отец Иоанн ответил, что, действительно, он оказывал людям медицинскую помощь и, хотя не имеет медицинского образования, но исходил из своего личного опыта, из того, что он испытал на себе.

После допросов священника и свидетелей были проведены очные ставки, но все показания свидетелей отец Иоанн категорически отверг. 26 июля 1935 года следствие было закончено и следователь спросил, не дополнит ли его чем обвиняемый; и отец Иоанн написал: «По моему делу я могу добавить следующее: показания свидетелей, с коими не произведены очные ставки, я отрицаю и считаю, что они наговорили на меня по злобе»[2].

13 октября 1935 года состоялось заседание Спецколлегии областного суда. Отвечая на вопросы судей, священник сказал: «О весеннем севе я ничего не говорил. Свидетели показывают ложь. О снятии колоколов с церкви я говорил, что давайте обсудим этот вопрос, и просил представителя по снятию колоколов, чтобы оставили один колокол, но он в моей просьбе отказал»[3].

Один из членов суда спросил отца Иоанна, правда ли, что его ограбили по дороге в тюрьму конвоиры; на это священник ответил, что конвоиры действительно отобрали у него крест и деньги, сказав: «Отдай деньги, все равно у тебя в тюрьме отберут»[4].

В тот же день суд зачитал приговор: отца Иоанна приговорили к семи годам заключения. 21 декабря 1935 года он был направлен в Свирские лагеря, расположенные вблизи станции Лодейное Поле Ленинградской области. Здесь священник пробыл чуть более года и был переведен в Спасское отделение Карагандинского лагеря, куда прибыл 20 февраля 1937 года. В лагере он тяжело заболел и получил инвалидность, но это не освободило его от работы. 5 мая 1941 года отец Иоанн был помещен в больницу. Священник Иоанн Спасский скончался в лагерной больнице 10 мая 1941 года и был погребен на лагерном кладбище Спасского отделения Карлага.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 289-293. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-spasskij

Примечания

[1] УФСБ России по Тверской обл. Д. 5466, л. 72.

[2] Там же. Л. 96.

[3] Там же. Л. 126 об.

[4] Там же.

Сщмч. Иоа́нна Соловьева, пресвитера (1941).

ДНИ ПАМЯТИ:

9 августа

28 ноября (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Луховицких

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Иоанн Соловьев родился 26 января 1894 года в селе Николаевка Михайловского уезда Рязанской губернии в семье псаломщика Михаила Соловьева. Обучался в Рязанской Духовной семинарии. В 1912 году поступил псаломщиком в храм в селе Красное Пронского уезда Рязанской губернии. В 1917 году Иван Михайлович был рукоположен во диакона ко храму в селе Апонитищи Зарайского уезда Рязанской губернии. В 1930 году диакон Иоанн был рукоположен во священника ко храму Рождества Богородицы в селе Кончаково Луховицкого района Московской области.

В конце ноября 1937 года были допрошены дежурные свидетели, в частности председатель сельсовета, давшие необходимые следователю показания, и 16 декабря 1937 года отец Иоанн был арестован, заключен в одну из тюрем Коломенского района и на следующий день допрошен.

– Следствию известно, что вы, будучи недовольны существующим строем, высказывали контрреволюционную клевету, пораженческие настроения против советской власти и террористические против коммунистов. Признаете ли вы это?

– Это я не признаю.

– Следствию также известно, что вы призывали население не голосовать за коммунистов. Признаете ли вы это?

– Этого не было, это я не признаю, так как никогда против коммунистов не говорил и виновным себя в этом не признаю.

В тот же день следствие было закончено. 20 декабря тройка НКВД приговорила отца Иоанна к десяти годам заключения. Священник Иоанн Соловьев скончался 9 августа 1941 года в концлагере и был погребен в безвестной могиле.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 65-66. Источник: www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-solovev

Библиография

1. ГАРФ. Ф. 10035, д. 17102.

2. АМП. Послужной список.

Сщмч. Иоа́нна Богоявленского, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

24 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Иоанн родился 12 февраля 1892 года в селе Ветрине Моложского уезда Ярославской губернии в семье священника Дмитрия Богоявленского и жены его Людмилы. В 1914 году Иван Дмитриевич окончил Ярославскую Духовную семинарию, но по стопам отца идти не захотел, он желал выбрать светский путь и работать в земских учреждениях. Так как семинарию он окончил по 2-му разряду, то в земство его не взяли, и он был вынужден устроиться учителем в церковно-приходскую школу. Однако эта работа его не удовлетворила, и осенью 1916 года Иван Дмитриевич поступил на юридический факультет Ярославского Демидовского лицея, где проучился два курса - до 1918 года, когда власти преобразовали лицей в государственный университет, где продолжать образование он не захотел. В 1918 году в Ярославле, как и во многих промышленных городах России, начался голод, и Иван Дмитриевич стал подыскивать место учителя в одном из маленьких городков и наконец в 1919 году уехал в Весьегонск, где поступил в советскую школу 2-й ступени преподавателем истории, географии, истории социализма и политической экономии. Несмотря на свое былое стремление к светскому пути, Иван Дмитриевич был человеком глубокой веры, которую не скрывал, и часто посещал храм. В обстановке начавшегося гонения его вера стала подвергаться насмешкам - сначала от коллег учителей, а затем и от учеников, и Иван Дмитриевич решил оставить работу и уехать.

В январе 1922 года он вернулся на родину, в село Ветрино, где служил его отец, и поселился в родительском доме. В апреле отец умер, приход остался без священника, и Иван Дмитриевич решил поступить на место почившего батюшки[1]. В начале мая он обвенчался с дочерью священника, служившего в одном из храмов города Мологи Ярославской епархии, Ниной Николаевной Семеновской, а 9 мая был рукоположен в сан священника ко храму родного села.

В конце двадцатых годов снова начались гонения; в глухом селе они выразились в требовании, чтобы священник выполнил заведомо непосильное задание по лесозаготовкам, которое он выполнить не смог, за что в марте 1930 года был приговорен к одному году исправительно-трудовых работ. Прихожане, однако, были недовольны расправой над священником и пришли к зданию районного отделения НКВД, требуя его освобождения. Перепуганные власти вынуждены были его отпустить, всего лишь выслав за пределы области.

Отец Иоанн приехал к епископу Рыбинскому Серафиму (Протопопову) за советом и благословением, и тот сообщил ему, что в селе Раменье Тверской области остался приход без священника, и посоветовал поехать к епископу Бежецкому Григорию (Козыреву), в чьем ведении был храм. Владыка Григорий благословил его занять место священника в Раменской церкви. Здесь, как и в родном селе, прихожане полюбили о. Иоанна. Но власти не забыли о приговоре, и в апреле 1931 года он был арестован и отправлен отбывать заключение на лесоповал в Сонковский район. Верующие не оставляли его - привозили продукты и всячески поддерживали. 27 марта 1932 года срок заключения закончился, и священник вернулся в Раменье.

Сразу же вслед за этим начальник районного ОГПУ послал уполномоченному по Сонковскому району сообщение, где говорилось, что о. Иоанн «является ярым противником советской власти; приверженцем тихоновской ориентации. В 1929 году был репрессирован за антисоветскую деятельность. Кроме того, были установлены факты подпольной адвокатуры. Ввиду изложенного, за Богоявленским установить тщательное наблюдение»[2].

Храм в селе Раменье находился рядом со школой, и школьники во все большие церковные праздники заходили в него - одни потому, что у них родители были верующими, другие - из любопытства. Это не нравилось директору школы, и он стал искать пути закрыть храм.

10 августа 1934 года сотрудник НКВД Фейгенберг потребовал от прокурора разрешения на арест священника, и 15 августа о. Иоанн был арестован; в тот же день следователь НКВД допросил его.

На вопросы следователя о его отношении к мероприятиям советской власти о. Иоанн ответил: «Ко всем мероприятиям советской власти я отношусь лояльно и недовольства никогда не выражал как про себя, так и в присутствии других. Все проводимые мероприятия одобряю, так как они направлены на улучшение жизни человечества, хотя бы взять к примеру колхозы - это, по моему мнению, единственный выход крестьянину из нужды. Я отлично понимаю, что все проводимые мероприятия советской власти и партии влекут постепенное отмирание религии... Каких-либо разговоров среди населения по вопросам политики партии и мероприятий советской власти я не веду, откровенно говоря, боюсь, так как скажешь слово, а после его извратят, и можно получить неприятность. С вопросами текущей политики я знаком, так как выписываю и читаю областные, районные и центральные газеты»[3].

В это время было заведено следственное дело на одного из прихожан о. Иоанна, Алексея Попкова, и следователь решил найти обвинение в самом факте знакомства Алексея со священником и спросил о. Иоанна, знает ли он Попкова. Священник ответил: «Алексея Попкова я знаю, потому что он является зятем регентши Дарьи Кондратьевны, она все время пела на клиросе. С ней приходила петь ее дочка Параскева. Я спросил: «Кто с тобой поет?» Она мне сказала: «Моя дочка, Прасковья, она замужняя, муж ее Алексей Попков». В какой-то религиозный праздник я пришел с молебном в дом к Попковым, после молебна я спросил его, он ли муж Параскевы. Он ответил: «Да». С тех пор мы с ним знакомы, изредка встречались на улице, здоровались и расходились, никаких разговоров на политические темы не было. Позже летом, когда Попков проходил мимо моей квартиры на работу в поле, он заходил ко мне попить воды. В июле 1934 года Попков приходил ко мне домой и просил поисповедовать отца»[4].

Не добившись нужных для себя показаний, следователь вызвал на допрос регентшу Дарью Кондратьевну. Она рассказала: «В деревне Маланьино Раменского сельсовета я проживала в течение девяти лет, то есть с 1925 по 1933 год. Как любительница пения до 1933 года участвовала в церковном хоре. Священника Богоявленского я знаю хорошо и должна про него сказать, что человек он очень осторожный и хитрый, зная, что я являюсь активисткой, избегал со мной откровенных разговоров относительно власти. Я имела намерение выведать его взгляды на мероприятия советской власти, но он избегал этих откровенных разговоров и заводил речь о другом. Из крестьян деревни Маланьино священник имеет хорошее знакомство с семьей Алексея Попкова, которая ему оказывает материальную помощь продуктами. Алексей Попков настроен антисоветски, систематически среди колхозников распространяет слухи о войне и гибели советской власти»[5].

7 сентября следователь допросил старосту храма, где служил о. Иоанн, Наталью Томилину. Ей в то время было девяносто четыре года. Она ответила следователю: «Я являюсь церковной старостой Раменской церковной общины. По долгу своей службы мне иногда приходилось вести разговоры с Богоявленским, а также последний иногда ко мне заходил по церковным делам и просто так побеседовать. В момент, когда он приходил ко мне, приходили односельчане, но священник с ними вести разговоры остерегался. Из всех граждан нашего селения Богоявленский считал самыми самостоятельными семьи Алексея Попкова и Григория Попкова. В прошлом году приезжал в Маланьино какой-то священник, как Богоявленский рассказывал, то он не пустил его и в дом. Этот же священник после заходил и ко мне, но я его также не пустила - раз батюшка что-то заподозрил, то я думаю, что не зря. Он у нас человек очень умный и осторожный. Кое с кем, да еще с незнакомым человеком о чем-либо постороннем говорить не будет»[6].

Следователи допрашивали священника каждый день посменно, день один следователь, день - другой. Обвинить его было не в чем, следователям не к чему было придраться, и они стали интересоваться - как же он, верующий человек, и преподавал социализм. Отец Иоанн отвечал: «Будучи преподавателем в школе, я ученикам преподавал об утопическом социализме, что при нем будет много школ низших и высших, школы будут общие для мужчин и женщин, что будет создано общественное питание в школах и среди всего населения. Фабрики будут общие, должно быть учтено все имущество, труд должен стать коллективным. Я был преподавателем времен военного коммунизма. В это время было положение смутное, не было точных установок учения Карла Маркса о научном социализме, поэтому я и преподавал утопический социализм. Впоследствии от меня стали требовать преподавания о принципах трудовой школы, общественно-полезном труде и так далее. Я далек был от такого преподавания, не мог в своей голове переварить всего нового о школе. Я тогда в 1922 году ушел на службу священником, где я хотел найти для себя отраду в своей работе. Я знал, что, будучи священником, все время буду находиться среди учеников в деревне и среди крестьян. Причем после преподавания в школе я видел, что не могу быть полезным для настоящего общества и у меня к этому нет призвания. В отношении обновленческой церкви я все подробности сам хорошо не усвоил, но должен заявить, что ходить в маске я не могу. Я хочу быть настоящим священником Православной Церкви и ни в коем случае не могу отступить от Церкви митрополита Петра Крутицкого, митрополита Нижегородского Сергия, митрополита Ярославского Павла. Я буду служить, если мне предоставится возможность, до последнего. Политической жизнью советской власти я интересуюсь через газеты. Главным образом в газетах интересуюсь государственным управлением - как власть управляет своей страной, но понимание нового управления для меня дается тяжелее. Раньше было понятно, что управлял один царь и всё. Я интересуюсь через газеты управлением государственным не потому, что меня особенно советская власть интересует, для меня все равно, царь управлял, советская власть управляет или кто другой. Я жил при царе так, как живу и теперь. Я предан Православной Церкви и буду продолжать до конца служить ей. Относительно обвинения меня и моей связи с Алексеем Попковым в отношении антисоветской агитации я должен отметить одно. Я убежден в том, что вести контрреволюционную работу против советской власти и политики партии я один или вдвоем, хотя бы и с Попковым, не мог, потому что мы вдвоем не могли оказать большого влияния на подрыв советской власти. Если бороться с советской властью, то надо много иметь сторонников, но я их не имел и не мог иметь. Я хорошо знал, что за каждым моим шагом следят, ко мне каждый год посылали шпионов... Ко мне подослали в 1933 году зимой одного священника. Он просил, чтобы я принял его на службу, хотя бы в сторожа церкви. За малое время пребывания со мной он старался завести разговор о советской власти. Я понял, что он кем-то подослан и совершенно с ним перестал разговаривать. В 1934 году был подослан еще один священник. Я знал, что мне свой язык невозможно, как говорят, распускать ни в каком случае - кругом следят, поэтому я был очень осторожен во всех разговорах о мероприятиях советской власти. Я предупреждал Алексея Попкова, чтобы он особенно не болтал про советскую власть плохого среди женщин, так как женщина из мухи может раздуть слона, и можно попасть через язык в тюрьму. Какая может быть антисоветская агитация при данных условиях среди неграмотных людей, когда кругом за нами следят. Кем подосланы эти шпионы, я точно сказать не могу».

Прочитав показания священника, следователь решил попробовать - а не удастся ли зацепиться за это предупреждение Алексея Попкова священником, но о. Иоанн на это возразил: «Алексею Попкову я никаких предупреждений об антисоветской агитации не делал. Написанное выше о том, что я предупреждал Попкова, было следователем недопонято»[7].

Не зная, кого еще допросить, следователь вызвал женщину, возившую о. Иоанну продукты, когда он находился в заключении. На вопросы следователя она ответила: «Я, как религиозная женщина, к священнику отношусь сочувственно, у священников церкви села Раменье, которые были до о. Иоанна, иногда прислуживала, мыла полы. Когда Богоявленский отбывал принудительные работы в Сонкове, верующие ему помогали продуктами - хлебом, картошкой. Однажды я была в Сонкове по своим делам, года два тому назад, в этот день была в Сонкове и жена Богоявленского, встретили мы его на вокзале, и среди нас был разговор про колхозы и дровозаготовки, священник спрашивал, как там живут верующие - наверное, были все на лесозаготовках, спрашивал, как в колхозах, было ли распределение доходов. И когда я ответила, что колхозники недовольны колхозом, так как не все еще одинаково работают, а после того, как поделили доходы, очень ругаются, он ответил: «Ну я так и знал, что ничего из этих колхозов не получится». Больше от священника я ничего подобного не слыхала»[8].

Как всегда, в качестве самого значительного свидетеля обвинения был вызван представитель местной власти - председатель сельсовета, который показал: «Алексея Алексеевича Попкова я знаю как односельчанина, его взгляды антисоветские... Конкретных выступлений с указанием даты припомнить не могу. Алексей Попков имеет тесную связь со священником Раменской церкви Богоявленским. В сельскохозяйственную кампанию 1934 года я был у себя в деревне, и колхозники мне рассказывали, что в момент уборки клевера днем все колхозники сушили клевер, а Попков ушел к священнику Богоявленскому и долгое время с ним беседовал. Характерно отметить то обстоятельство, что все лица, которые имеют тесную связь с Богоявленским и которых я знаю как односельчан, так же, как Попков, антисоветски настроены и открыто высказываются против проводимых мероприятий. Все лица, которые держали связь со священником, держали ее как-то скрытно от других и ходили только они к священнику, к ним же священник, как я заметил, не ходил. Можно уверенно сказать, что все антисоветские настроения и разговоры, которые очень часто можно было слышать от граждан деревни Маланьино, исходили от священника через близких ему людей»[9].

Но и эти показания были неубедительны и недостаточны для обвинения священника, и тогда 27 сентября о. Иоанна допросил уполномоченный управления НКВД, чтобы составить свое окончательное заключение по этому делу.

Отец Иоанн, отвечая на вопросы, сказал: «Служа священником села Раменье, я при отправлении служб в церкви каких-либо проповедей антисоветского характера не произносил. В частные беседы с прихожанами вступал очень редко, тем политического характера не касался никогда и ни с кем. Прихожане относились ко мне хорошо, среди них я пользовался авторитетом. Объясняется это, с одной стороны, тем, что я на требы не только не устанавливал таксы, но и не просил; что дадут, то и ладно, а и не дадут - хорошо. С другой стороны, прихожане любили меня за то, что я заботился о храме, исправлял обязанности не только священника, диакона и псаломщика, но был одновременно и звонарем, и сторожем, и уборщиком. Предшественник мой довел, можно сказать, храм до запустения - всюду были грязь, пыль, паутина. Я храм благоустроил и все время своими силами поддерживал в нем чистоту. Как и каким путем отдельные граждане, как например, председатель сельсовета, говорят, что я являюсь первоисточником разного рода антисоветских разговоров - для меня совершенно непонятно»[10].

По-видимому, и следователи НКВД, и уполномоченный вполне сочувствовали священнику и, записывая его ответы, не слишком искажали то, что он говорил, и не захотели его осудить. 2 октября уполномоченный НКВД составил свое заключение: «В действиях, приписываемых обвиняемому Богоявленскому, нет состава преступления, а потому дело производством прекратить, арестованного Богоявленского Ивана Дмитриевича из-под стражи немедленно освободить«[11]. Отец Иоанн был освобожден из Бежецкой тюрьмы и вернулся служить в село Раменье.

В начале 1935 года благочинный прислал о. Иоанну распоряжение, чтобы он вел в своем храме запись родившихся, умерших и вступивших в брак. По существу эти записи нужны были самим крестьянам, которые желали, чтобы факт крещения их детей, смерти близких был записан в церковных книгах их собственной приходской церкви.

Отец Иоанн в соответствии с распоряжением благочинного вел эти записи до сентября 1935 года, когда вновь был арестован властями и обвинен в присвоении административных функций. Прихожане нашли адвоката для защиты священника. Состоявшийся вскоре суд приговорил о. Иоанна к денежному штрафу. После оглашения приговора священник был освобожден. Адвокат, прощаясь с о. Иоанном, предупредил его, что он все равно будет вскоре арестован, так как главная его вина перед властями состоит в том, что он священник, и он может избегнуть ареста лишь оставив служение в храме. Такой путь о. Иоанн категорически отверг и вернулся служить в церковь.

В декабре 1935 года благочинный снова прислал распоряжение, чтобы священник и в 1936 году вел подобные записи. Об этом распоряжении стало известно НКВД, и, намереваясь привлечь священника к ответственности, 8 марта 1936 года следователь вызвал о. Иоанна на допрос.

- Поступила ли к вам директива благочинного с указанием о ведении записей в церкви на 1936 год - родившихся, умерших и вступивших в брак? И когда она к вам поступила? - спросил следователь.

- Да, такая директива ко мне поступила в декабре... точно указать какого числа не могу.

- Что вами практически сделано во исполнение указанной выше директивы?

- В сентябре 1935 года я был судим за присвоение административных функций, то есть за то, что вел эти записи и выдал по ним справку. Поэтому, невзирая на указания вышестоящего духовного лица, я вести записи в 1936 году не стал[12].

Следователь удовлетворился ответами священника и отпустил его.

Положение храма в 1936 году стало критическим, власти обложили его налогом, выплатить который было невозможно, тем более что они запретили молебны в домах, а в храм многие уже опасались открыто ходить. 5 февраля в доме священника собралась церковная двадцатка, чтобы решить, как избежать закрытия храма. Решили во что бы то ни стало выполнить требование властей и собрать далеко не малую для разоренных коллективизацией крестьян сумму, а для этого произвести сбор средств по дворам с обращением к жителям, что если они не помогут, то советская власть закроет храм, и уже не придется хоронить своих близких на церковном кладбище, не будет ни отпеваний, ни панихид, ни молитв, и никто не помянет души почивших за литургией.

Обход по дворам моментально дал результаты: была собрана нужная сумма и уплачен налог. Все это не осталось незамеченным властями; тут же посыпались доносы в НКВД: будто крестьяне стали говорить, что священник работает лучше, чем сельсовет, которому никогда плана по государственному займу не выполнить, будто он одним словом, что церковь закроют и сельсовет без церкви будет брать за похороны тридцать рублей, собрал нужную сумму, плохие же помощники у сельсовета, куда хуже, чем у священника. Несмотря на доносы, все же и власти видели, что священник ведет себя сдержанно, и не потому, что осторожен, а по своему смирению и какой-то природной застенчивости.

Но пришли новые, более безжалостные гонения, руководители страны приняли решение о беспощадном уничтожении всех неугодных им людей и целых слоев населения, в том числе и духовенства. 12 ноября 1937 года о. Иоанн был арестован; после этого сотрудники НКВД стали собирать «доказательства преступности» священника. По обыкновению стали вызывать «дежурных свидетелей». Как обычно, был вызван представитель местной власти - председатель сельсовета; продолжали собираться доносы. Один из доносчиков писал о священнике, что «два года назад из колхоза, то есть на третий год пятилетки, одна женщина дала священнику Богоявленскому два мешка картошки из общеколхозной, подлежащей распределению по трудодням. Он знал, что картофель общий, а взял«[13].

20 ноября состоялся первый допрос.

- Вам предъявляется обвинение в систематической контрреволюционной агитации, направленной к срыву проводимых хозполиткампаний в колхозах. Следствие от вас требует правдивых показаний.

- Антисоветской агитации я не вел.

- В сентябре вы дали установку монахине вести антисоветскую агитацию о том, что якобы советская власть - каторга и колхозы распадутся. Подтверждаете вы это?

- Этого не подтверждаю.

- 4 ноября вы, будучи в церковной сторожке, восхваляли врагов народа. Подтверждаете ли вы это?

- Этого я не подтверждаю, показания свидетелей ложны.

- В августе вы среди колхозников деревни Маланьино вели антисоветскую агитацию. Говорили: «Работаете день и ночь, а получаете гроши, все пойдет государству». Подтверждаете ли вы это?

- Этого я не подтверждаю. Антисоветской агитации не вел.

- В сентябре вы распространяли слухи о войне и падении советской власти. Подтверждаете ли вы это?

- Нет, не подтверждаю[14].

Священник держался твердо и отказался возводить клевету на себя или других, и в тот же день следствие было закончено. 25 ноября Тройка НКВД приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь[15]. Отец Иоанн был сослан в Коми область в Севжелдорлаг, в поселок Княж-Погост. Он пробыл на тяжелых работах с 1938 по 1941 год. С началом войны, при том что работа оставалась непосильно тяжелой, кормить в лагере почти перестали. Священник Иоанн Богоявленский умер от голода 24 декабря 1941 года; ему было тогда сорок девять лет.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 3». Тверь. 2001. С. 427–435. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-bogojavlenskij

Примечания

[1] Архив УФСБ РФ по Тверской обл. Арх. № 276-С. Л. 6, 9-10.

[2] Там же. Л. 20.

[3] Там же. Л. 10-11.

[4] Там же. Л. 12.

[5] Там же. Л. 14.

[6] Там же. Л. 15.

[7] Там же. Л. 18-19.

[8] Там же. Л. 21.

[9] Там же. Л. 22.

[10] Там же. Л. 23.

[11] Там же. Л. 24.

[12] Там же. Арх. № 20829-С. Л. 5.

[13] Там же. Л. 14.

[14] Там же. Л. 24.

[15] Там же. Л. 32.

Сщмч. Исмаи́ла Базилевского, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 сентября – Собор Липецких святых

17 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Измаи́л (Исмаил) Никола́евич Базиле́вский родился 7 июля 1881 года в с. Ново-Макаровка Полянского (возможно Ново-Хоперского) уезда Воронежской губернии в семье псаломщика Николая Васильевича Базилевского. Всего в семье было семь детей: Измаил, Павел (служил дьяконом, скончался в 1919 г.), Григорий (1885–1937, служил священником, расстрелян), Николай, Любовь, Мария и Ольга.

Измаил Николаевич Базилевский окончил Воронежскую Духовную Семинарию примерно в 1901 г. С 1901 по 1909 год служил учителем сельской школы. В течение некоторого времени работал управляющим у помещика Резникова. Священный сан иерея принял в 1915 году. Служил: в селе Отскочное (Липецкая обл., Добринский р-н) 1915–1923 гг. и в селе Скорняково Воронежской (ныне Тамбовской) области, 1923–1930. В 1930 церковь была закрыта, после чего Измаил Николаевич поселился в Воронеже, на ул. Первомайская, дом 10, кв. 6. Начиная с 1930 г. работал счетоводом на заводе СКГ. С 1936 г. работал на разных работах - маляром, печником и т. д. Последнее место работы перед арестом - бухгалтер-калькулятор конторы Коопстройлес Облпотребсоюза.

Жена о. Измаила - Анна Николаевна. Дети - сын Александр (1907 г. рождения) и дочь Александра (1910 г. рождения).

Измаил Николаевич Базилевский был арестован в Воронеже 5 августа 1940 года.

17 сентября 1940 года Судебная Коллегия по уголовным делам Воронежского Облсуда в г. Воронеже, рассмотрела в закрытом заседании дело по обвинению Базилевского Измаила Николаевича, обвиняемого в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР.

Обвинение при осуждении - «антисемитизм, враждебно настроен к советской власти, среди своего окружения распространял контрреволюционную агитацию». Статья обвинения 58-10 ч.1 УК РСФСР.

«ПРИГОВОР: Базилевского И. Н. подвергнуть наказанию - лишению свободы с отбыванием в ИТЛ сроком на 10 лет и 5 последующих дет лишения гражданских прав.»

Приговор был подтвержден Верховным Судом РСФСР 7 октября 1940 г. И. Н. Базилевский виновным себя категорически не признал.

В марте 1941 священник Измаил Базилевский был этапирован в Карлаг.

Вторично арестован в Карлаге 31 августа 1941 года по обвинению в том, что «систематически в июле-августе 1941 г. среди заключенных высказывал контрреволюционные измышления клеветнического и пораженческого характера, восхвалял капиталистический строй». Подсудимый Базилевский вину в предъявленном обвинении не признал.

5 ноября 1941 года священник Измаил Базилевский подал в Верховный Суд Каз. ССР Кассационную жалобу, в которой, в частности, говорил, что «…мне никогда не приходило на мысль проводить к-р агитацию, никогда я не был настроен против советской власти. Показания свидетеля з/к Захарова, что будто бы я говорил, что в нашей стране нет порядка, но я этого ему не говорил, а говорил, что многие рабочие недобросовестно относятся к порученному им делу, портят и воруют материалы и что это сказывается на производстве. Высшую администрацию в этом я нисколько не обвинял, а только высказывал желание, чтобы изменить это ненормальное явление. Показания свидетеля з/к Барбинова о том, что я будто бы говорил, что армия немецкая вооружена не хуже нашей, я категорически отрицаю, так как всегда говорил, что если Гитлер пошел по дороге Наполеона, то ему предстоит такой же конец. Эти мои слова он извратил, хотя по своему образованию он имеет смутное представление о войне 1812 года. Со свидетелем Барбиновым у меня были столкновения на почве его недобросовестного отношения к порученному ему делу, где он продал 105 мешков [неразборчиво] осуждал его за это и сказал, что кому-то придется отвечать и страдать за эти мешки. [Но он на] мое замечание только рассмеялся и ничуть [неразборчиво] не раскаялся. … Прошу Верховный Суд обратить внимание на мою жалобу и назначить пересмотр дела, так как я себя виновным не считаю. На советской работе я за 10 лет никогда не имел ни одного взыскания, самым честным и добросовестным образом относился к порученной мне работе, поэтому прошу покорнейше удовлетворить мою просьбу. 5. ХІ. 41 г. Базилевский».

«Постоянная сессия Карагандинского Облсуда при Карлаге НКВД, в закрытом судебном заседании, в с. Долинка 4 ноября 1941 года, рассмотрев дело по обвинению Базилевского И. Н. ПРИГОВОРИЛА: БАЗИЛЕВСКОГО И. Н. по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСР признать виновным и подвергнуть высшей мере наказания - РАССТРЕЛУ».

После закрытого судебного заседания суда священник Базилевский И. Н., не согласившись с вынесенным приговором, подал кассационную жалобу в Верховный суд Казахской ССР, в которой полностью опровергал выдвинутые против него обвинения, и просил назначить пересмотр дела, но кассационная жалоба не повлияла на вынесенный приговор.

Приговор приведен в исполнение 17 ноября 1941 года. Место погребения неизвестно.

И. Н. Базилевский реабилитирован 19.05.1998 первым заместителем прокурора Карагандинской области (реабилитация по 1941 году).

Священномученик священник Измаил Базилевский (Измаил Карагандинский) канонизирован 20.08.2000 Архиерейским Собором Русской Православной Церкви по представлению Алматинской епархии.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-ismail-bazilevskij

Сщмч. Леонида Муравьева, пресвитера (1941).

ДНИ ПАМЯТИ:

30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых

11 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Леонид родился 18 апреля 1868 года в селе Алешино Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника Владимира Ивановича Муравьева. Отец Владимир прослужил в Космодамианской церкви в селе Алешино сорок три года. В 1888 году Леонид Владимирович окончил Московскую Духовную семинарию и стал работать учителем. В 1896 году он был рукоположен во священника к Крестовоздвиженской церкви в селе Марьинка Бронницкого уезда, в которой прослужил сорок два года, до дня своего ареста.

В 1931 году сотрудники НКВД решили арестовать и осудить отца Леонида, обвинив его в том, что он нанес вред колхозной собственности: в колхозе умерли поросята, а поскольку колхоз поместил их на скотный двор к священнику, в гибели животных обвинили его. Однако, несмотря на все показания нужных свидетелей, этого не удалось доказать, так как из показаний выходило, что в гибели животных виноваты сами колхозники и ветеринар. Тогда власти потребовали от священника исполнения твердого задания, то есть он должен был сдать определенное количество сельскохозяйственной продукции, чего он исполнить не смог, потому что у него ее не было. В 1932 году суд поначалу приговорил отца Леонида к конфискации всего имущества, но впоследствии приговор был отменен.

Когда в конце тридцатых годов ужесточились гонения на Русскую Православную Церковь, председатель сельсовета, составляя характеристику на священника, написал 16 марта 1938 года: «Муравьев... среди населения ведет антисоветский разговор. Ходит по домам, крестит новорожденных в грязных бочках». А один из местных жителей написал заявление в НКВД, что отец Леонид крестит на дому в присутствии учащихся и это может плохо повлиять на их учение.

В марте 1938 года следователь допросил дежурных свидетелей и местных начальников, которые стали говорить, будто отец Леонид занимался антисоветской агитацией и крестил местных жителей. К этому делу были приобщены протоколы допросов свидетелей за 1931 год, в которых священник обвинялся в гибели колхозной живности. 31 марта 1938 года отец Леонид был арестован и заключен в тюрьму в городе Кашире.

– Во время коллективизации в 1931 году вы вели антисоветские разговоры о том, что кто записался в колхоз, того вешать будут? – спросил следователь.

– С моей стороны антисоветских разговоров относительно колхозного строительства не было, за исключением того, что был случай, когда говорил колхозникам, что в колхозе работать очень тяжело и что в единоличном хозяйстве жилось лучше.

– Следствию известно, что вы во время службы в церкви верующим говорили, что всякая власть от Бога.

– Действительно, с моей стороны разговор о власти был, но только согласно Священному Писанию. Это я признаю.

– Признаете ли вы себя виновным в антисоветской деятельности среди колхозников? – задал следователь последний вопрос.

– Виновным себя в антисоветской агитации не признаю, этого с моей стороны не было.

Отец Леонид не попал в волну массовых репрессий и три с половиной месяца просидел в заключении, ожидая приговора. 16 июля 1938 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения. Врач, освидетельствовавший его, назвал болезни, добавив в заключение, что священник здоров. Отец Леонид был отправлен в Мариинские лагеря в Кемеровской области, но недолгим было его там пребывание. Священник Леонид Муравьев скончался в заключении 11 ноября 1941 года и был погребен в безвестной могиле.

Использован материал книги: «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московскойепархии. Дополнительныйтом 3» Тверь, 2005 год, стр. 152–154. Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-leonid-muravev

Сщмч. Николая Беневоленского, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

16 мая

ЖИТИЕ

Священномученик Николай родился 30 марта 1877 года в городе Москве в семье священника Владимира Павловича и его супруги Екатерины Алексеевны Беневоленских[1]. Отец Владимир служил в храме в честь преподобного Симеона Столпника, сменив здесь своего тестя, священника Алексея Петровича Соловьева, отца будущего старца иеросхимонаха Алексия[a]. Николай стал впоследствии его любимым племянником и в свою очередь очень любил отца Алексия и во время учебы в Московской Духовной академии едва ли не каждое воскресенье посещал его. Летом 1897 года старец, тогда еще протоиерей Феодор, ездил вместе с ним выбирать себе место для жизни в монашестве.

«Приехали мы с ним к Троице, – вспоминал впоследствии иеросхимонах Алексий, – оттуда взяли извозчика и поехали в Параклит. День был жаркий, солнечный; мы ехали, все углубляясь в лес, и чем дальше мы ехали, тем глуше становилось: кругом все лес и такая благодать, что ты себе представить не можешь! Всюду зелень, деревья, трава, цветы, земляникой в воздухе пахнет; солнце светит сквозь чащу ветвей, птички поют, а кроме их голосов, кругом полная тишина и безлюдье, сердцу так легко, так хорошо от тишины. "Вот, – говорю я племяннику, – где может быть настоящее житие монашеское”. Вскоре увидели мы какие-то строения. Смотрим – деревянные домики простые и церковь, и все они обнесены деревянным забором. Входим в пустынь: кругом ни души, будто никто здесь и не живет: обошли мы все строения – никого. Наконец, натолкнулись на одного монаха, шедшего в обитель с косой на плече, видимо с работы. Мы к нему: "Где братия?” – спрашиваем. "На работе, на лугу, сено косят”. – "Можно церковь посмотреть?” Объясняем, кто мы такие. "Можно, – говорит, – сейчас будет вечерня, я сам иду к вечерне, я ведь пономарь”, – а сам с трудом переступает от усталости... Отпер он нам церковь, мы вошли в нее, очень она мне понравилась. "Вот, – подумал я, – где молиться хорошо!” Стали мы сбоку, ждем начала службы. Видим: входит старый инок, такой смиренный и скромный, становится в стороне, в углу, вместе с братией – это, оказалось, сам игумен, и старец там был, тоже замечательной жизни подвижник, и тоже встал смиренно позади всех. И братия все, хотя, видимо, усталые, только с послушания пришли, а стоят с полным вниманием и благоговением. Служба идет так чинно и чтение уставное – громкое, явственное, и пение стройное, неспешное; очень мне все это по душе было, и думалось мне, если будет на то воля Божия – вот где я найду успокоение...»[2]

Промысл Божий, однако, направил пути старца в Смоленскую Зосимову пустынь Владимирской губернии, но он навсегда сохранил благодарные воспоминания о Параклите. Сохранил он и любовь к племяннику, ставшему впоследствии весьма уважаемым пастырем, так что после смерти иеросхимонаха Алексия, последовавшей в 1928 году, многие из его духовных детей стали окормляться у отца Николая.

В 1892 году Николай окончил духовное училище, в 1898-м – Московскую Духовную семинарию и поступил в Московскую Духовную академию. Общаясь с отцом Алексием, посещая Зосимову пустынь и храмы Троице-Сергиевой Лавры, Николай стал склоняться к тому, чтобы посвятить себя всецело Господу в монашеском звании, и, проходя IV курс академии, в 1901 году направил прошение ректору, епископу Арсению (Стадницкому), в котором писал: «С ранних лет чувствуя любовь к Церкви и ее святым уставам, я привык под ее покровом искать покоя и заступления. В настоящее время это, прежде инстинктивное чувство перешло в сознательное, и я, насколько позволило мне еще малое наблюдение над собой, убедился, что без благодатной помощи Церкви, без ее особого руководства я нигде не могу найти себе покоя и утешения, а метусь и волнуюсь, как корабль, носимый волнами. Близко же – время, когда я должен буду отправиться в мир, в это, по выражению церковной песни, житейское море. Кто же направит меня по волнам этого моря, кто будет моим кормчим, кто спасет и защитит, когда корабль будет погружаться волнами? Я верю и надеюсь, что в иноческой жизни, в духовном общении с людьми опытными в духовной жизни, в молитвенном настроении я найду душевный покой и силу, столь необходимые для успеха в дальнейшей деятельности служения Святой Церкви»[3].

Епископ Арсений дал прекрасную характеристику своему студенту, и митрополит Московский Владимир (Богоявленский)[b] благословил постричь Николая в монашество. Но, решившись на принятие монашества, Николай стал затем сомневаться в посильности этого пути для себя и вскоре отказался от благого намерения. Обеты, в сердце данные Богу, пусть и не завершившиеся постригом, все же жили в душе и не раз, вероятно, им вспоминались – раскрытые объятия Отча, к которым устремившись тогда, он внезапно остановился. И как это тяжело оказалось потом, когда пришлось в дни исторические шторма, когда на Корабль Церковный налегала наводящая ужас стихия, заботиться не об одном лишь небесном, а, имея на попечении сродников, страдающих вместе с ним, и о земном.

Окончив в 1902 году Московскую Духовную академию, он был направлен преподавателем богословия в Орловскую Духовную семинарию. В 1909 году Николай Владимирович женился на девице Агнии, дочери священника Владимира Андреевича Воскресенского, служившего в храме Смоленской иконы Божией Матери на Смоленской площади в Москве. В том же году Николай Владимирович направил прошение митрополиту Московскому Владимиру с просьбой принять его в Московскую епархию и 27 августа 1909 года был назначен священником к Николаевской, что в Новой слободе, церкви в Москве и в том же году рукоположен во священника к этой церкви.

Став священником, отец Николай сразу же определил свое отношение к пастырской деятельности, что это прежде всего служение верующему народу. Многие из его прихожан были небогаты, и им отец Николай помогал материально, он никогда не брал плату за требы, когда видел, что люди ограничены в средствах.

В 1917 году отец Николай был назначен в храм преподобного Симеона Столпника, где служили когда-то его дед и отец, и затем был настоятелем этого храма до его закрытия. Несколько раз он служил здесь с Патриархом Тихоном, который приезжал в храм на престольные праздники.

В 1921 году отец Николай был награжден наперсным крестом, в 1923-м – возведен в сан протоиерея, в 1926-м – награжден крестом с украшениями, в 1929‑м – палицей. В 1929 году храм преподобного Симеона Столпника был безбожниками закрыт, и отец Николай перешел служить в располагавшийся неподалеку храм Покрова Божией матери на Лыщиковой горе.

Протоиерей Николай, служа в храме преподобного Симеона Столпника и затем в Покровском, жил с семьей в квартире на Николоямской улице, где находился храм преподобного Симеона Столпника. В 1918 году у семьи священника отобрали часть комнат, вселив в квартиру семью рабочих; семье священника были оставлены только две комнаты. В этой же квартире в одной из комнат жили брат отца Николая, ученый, и сестра, библиотекарь. В начале тридцатых годов к рабочим приехал погостить их родственник из деревни, который донес властям, что в квартире живет священник и занимает две комнаты, и потребовал его выселения. Работники жилищного управления, сочувствовавшие отцу Николаю, посоветовали ему поменяться комнатой с братом, оставив ему и детей, как бы на иждивение, и таким образом уладить конфликт. Так священник и сделал: поменялся комнатами с братом, поселившись всей семьей в одной комнате. Однако рабочий подал в суд на священника, чтобы того вообще выселили вместе с семьей из квартиры как людей, идейно чуждых установкам советской власти. Суд принял сторону жалобщика и потребовал от священника выехать из квартиры вместе с семьей в десятидневный срок.

Отец Николай обратился к приходскому совету Покровского храма с просьбой: выделить ему помещение под храмом, отремонтировав его, а что храм издержит на ремонт, то он постепенно постарается выплатить, так как уплатить сразу у него нет возможности за отсутствием средств. Но приходской совет отказал священнику, и отцу Николаю пришлось уехать в Сергиев Посад, где его хорошо знали как родственника старца Алексия. Но и здесь ему не сразу удалось найти квартиру: он ходил по городу в рясе, и хозяева отказывались сдавать священнику комнату. Наконец кто-то посоветовал пойти к старосте храма святых апостолов Петра и Павла, где служили в то время лаврские монахи. Здесь семью священника приняли, а затем их пригласил к себе староста Ильинского храма, у которого был двухэтажный дом, и нижний этаж, где было три комнаты, пустовал. Из Сергиева Посада отец Николай ездил на службы в Покровский храм. Иногда он ночевал у брата, иногда – у кого-нибудь из прихожан. Одна из прихожанок, вышедшая замуж за преподавателя военной академии, предложила ему останавливаться у них. Ее муж сказал тогда отцу

Николаю: «Батюшка, не ходите и не унижайтесь, мой кабинет всегда к вашим услугам!» И с этого времени отец Николай стал останавливаться у них.

В 1932 году в квартиру, которую отец Николай снимал с семьей в Сергиевом Посаде, пришли с обыском. Агния Владимировна спросила сотрудников ОГПУ, что им нужно, они ответили – «литературу»; они переворошили вещи, перетрясли детские игрушки и, ничего не найдя, ушли. Агния Владимировна послала дочь Веру в Москву в Покровский храм, где служил отец Николай, предупредить, чтобы он не приезжал в эти дни, так как дома был обыск и его могут арестовать. Вера тут же собралась и поехала. Брат Веры, который был старше ее на шесть лет, прислуживал отцу в алтаре, и отец Николай, увидев дочь, послал его спросить, что случилось. Она сообщила, что домой приходили с обыском и могут арестовать отца. В течение недели отец Николай оставался жить в Москве и не приезжал к семье в Сергиев Посад.

В 1933 году власти арестовали настоятеля Вознесенской церкви в Сергиевом Посаде, и протоиерей Николай подал прошение, чтобы его перевели в этот храм. Прихожане Покровского храма выразили неудовольствие, что священник оставляет приход, но отец Николай все же перешел служить в Вознесенский храм, потому что поездки из Посада в Москву становились для него все опаснее, так как он не имел никаких документов: в Москве в милиции требовали, чтобы он получал их по фактическому месту жительства, а в Посаде требовали документы с места его работы в Москве.

В 1934 году протоиерей Николай был награжден митрой. Во все время своего служения отец Николай всегда говорил проповеди, зачастую мало учитывая враждебную Церкви позицию советской власти, и его супруга неоднократно просила его, чтобы он воздержался от проповедей, но не проповедовать отец Николай не мог; он постоянно читал духовную литературу и считал своим долгом донести слово правды и знания до своих прихожан. Время было лихое, и со дня на день можно было ожидать ареста. Однажды глухой ночью в их квартиру постучали. Агния Владимировна открыла дверь. На пороге стояли два незнакомых человека, и один из них сказал: «Батюшка, мы приехали к вам, в деревне у нас умирает мать, просит причастить. Мы отказать ей не можем, поэтому мы приехали на телеге за вами. Пожалуйста, причастите». Отец Николай заколебался: нет ли тут какого обмана, и некоторое время молчал, и тогда заговорила супруга: «Ты не имеешь права отказывать! Ведь ты же едешь со Святыми Дарами! Чего ж ты боишься! Тебя Господь сохранит!.. Поезжай!» Отец Николай тут же собрался, поехал, исповедал и причастил умирающую.

В 1939 году в Вознесенский храм был назначен почетным настоятелем благочинный из города Можайска протоиерей Федор Казанский, имевший весьма дурную славу в Можайске. К отцу Николаю на исповедь подошла тогда женщина и сообщила, что она специально приехала его предупредить, что этот священник чрезвычайно опасен и церковным людям уже принес много зла в Можайске, а об отце Николае они слышали только хорошее, и поскольку к нему приезжает много духовных детей из Москвы, ему надо быть осторожней. Это известие весьма опечалило отца Николая, и он стал думать, как ему избыть очередную беду. А новый настоятель – секретный осведомитель НКВД по кличке Лебедев – сразу же принялся за «работу».

«Алексеевщина, – сообщал он 1 апреля 1939 года своему куратору из НКВД, – это особая секта, происходящая от схимонаха... известного духовника паломников, приезжающих и приезжавших в Троице-Сергиеву Лавру, Алексия... Протоиерей Беневоленский (подробный материал о нем мной представлялся)... является по плоти и крови племянником... Алексия... и в полном смысле слова не только подражает ему, но типично старается ему уподобиться, его олицетворять, действовать в приходе именно в этом направлении, осуществлять деятельность Алексия. Весь фанатизм, вся контрреволюция, то есть такая, какая была в свое время в Путинках при Агафоне[c], теперь находится именно здесь...

Говоря о Беневоленском, можно сказать даже так, что о нем именно и распространились по городу Загорску сведения, что он организатор темных сил. Человек с высшим образованием, корчит из себя монаха, увлекает народ для бесед в темные углы, читает им неизвестные книжки, дает секретные наставления "втихую”...»[4]

«К настоящему времени продолжается и даже увеличивается в городе Загорске паломничество, – доносил он в очередной раз в НКВД. – При выяснении оказывается существующей основной причиной этого явления – укоренившаяся в городе Загорске алексеевщина. Алексий – это старец, схимонах, прозорливец, известный духовник всех паломников бывшей Троице-Сергиевой Лавры. Алексеевщина заключается в том же духовно-нравственном извращенном направлении, которое осуществлялось иосифовской группой духовенства – юродивыми и прозорливыми монахами. К этой именно группе в настоящее время особенно остро выявляет свою принадлежность племянник названного схимонаха Алексия – священник Вознесенской церкви города Загорска отец Николай Владимирович Беневоленский. Несмотря на то что он священник – почитается как монах. Он, Беневоленский, для привлечения к себе почитателей пользуется особенно своеобразными и резкими приемами. Судя по существующим разговорам, он, Беневоленский, очень любит частную исповедь... По его собственным словам, он повторяет жизнь схимонаха Алексия, своего дяди, и убежденно ему подражает... Особенно остро это сказывается в настоящее время, в период поста – массовых исповедей. Особенно заметно, что приезжающие паломники с целью исповеди бывают именно у отца Николая Беневоленского...»[5]

После подобного рода доносов отца Николая в августе 1939 года вызвали в Загорское отделение НКВД, и один из сотрудников стал расспрашивать его о знакомых, о том, где ему приходится бывать, о налогах, которые приходится платить. В конце разговора он предложил священнику дать подписку, что тот обязуется сообщать в НКВД о тех лицах, которые настроены контрреволюционно. Отец Николай категорически отказался; тот стал уговаривать, но уговоры не подействовали; тогда сотрудник НКВД заявил, что если священник даст подписку, то он меньше будет платить налогов, а если не даст – ему придется платить все налоги и в конце концов он может оказаться в тюрьме.

Диавольское искушение почти всегда застает человека врасплох, чтобы человек не успел помолиться, воззвать за помощью к Господу, отогнать злую, враждебную силу молитвой, чтобы не самому ответить мучителю, но чтобы за него ответил Господь. «Не заботьтесь, как или что сказать...» (Мф.10,19), – завещал Христос. Диавол же всей мощью налегает в это время на всякого, надеющегося на себя и потому беспомощного без Божьей поддержки человека, захватывая душу различными страхованиями, стараясь, чтобы проявилось в его душе малодушие, и отец Николай по малодушию дал подписку с обязательствами сообщать в НКВД обо всех контрреволюционно настроенных лицах под данной ему в НКВД кличкой «Схимник».

Однако память о старце и молитва дяди не оставили его. Выйдя из здания НКВД, он до глубины души осознал всю антихристианскую сущность принятого им предложения, совершенно для него невозможного, так как каждый шаг в эту сторону – это путь в неизбывную бездну, шествие вслед за Иудой к погибели.

Неделю отвел себе отец Николай пожить на свободе, а затем, собрав все необходимое для жизни в тюрьме, явился в некую московскую квартиру, назначенную ему сотрудником НКВД для конспиративных встреч, и заявил, что сообщать в НКВД о лицах, контрреволюционно настроенных, противно его убеждениям, этого он делать не будет. Отца Николая тогда не арестовали.

21 октября 1939 года секретный сотрудник «Лебедев» встретился со своим куратором из НКВД; и тот записал: «12 января 1939 года к источнику приходили представители Машутинского прихода Загорского района... Эти лица в этот день все стояли всю службу в церкви. В этот день источник служил, а Беневоленский исповедовал, и потому все названные лица были у него на исповеди. После службы, тут же в церкви, подходят они к источнику и просят дать им священников в их приходы, так как они "духовно изголодались, не имея давно в своих приходах священников и службы. Вот как у вас хорошо в церкви, служба хорошая и священники хорошие”. "Отец Николай – вылитый портрет и копия своего дядюшки, схимонаха Алексия. Все мы любим этого старца, а отец Николай нам его напоминает”, – сказали они. Источник пригласил их всех на квартиру. Здесь они начали ругать колхозы, заявляя, что они "ничего не дают крестьянам, а только требуют работы, церковных праздников не признают, молиться не дают. Так мы и сказали отцу Николаю. А он на это ответил: "Ищите священников для своих приходов. Будут священники – будет служба, и тогда все пойдут молиться, и колхозники пойдут в храмы, несмотря на все запрещения...” Беневоленский внушает колхозникам и колхозницам, приходящим к нему, что "колхозы – вражеское сатанинское дело, что они – сеть, которая, по Священному Писанию, будет накинута на людей перед кончиной мира...” Он внушает своим почитателям и в особенности почитательницам из колхозниц, чтобы они, несмотря на все запрещения советской власти, соблюдали все церковные праздники. И действительно, все преданные ему колхозники и колхозницы соблюдают все церковные праздники... И этим соблюдением... религиозных праздников... приносят весьма существенный вред государству и своевременному собиранию урожая... Сверх этого, Беневоленский говорит, что не нужно бороться с нищетой (напротив, нужно подавать всем нищим милостыню), он заявляет, что разного рода лишения и страдания посылаются Богом за грехи, что от наказания за грехи может спасти только вера во Христа Искупителя... Кроме того, Беневоленский внушает исповедующимся, чтобы они более заботились о спасении своей души, об открытии храмов и о приискании священников в те храмы, кои не функционируют... Таким образом, этим чада духовные Беневоленского превращаются по его совету в ходоков: они ездят в Москву в Патриархию, ищут священников для своих храмов. Все это известно источнику со слов колхозников и колхозниц – духовных чад Беневоленского, список коих при сем прилагаю...»[6]

Чувствуя, что обстановка сгущается и может привести к аресту, отец Николай все чаще стал раздумывать над тем, как избавиться от опасного соседства с осведомителем. В 1939 году арестовали второго священника Ильинского храма, и отец Николай решил проситься туда. Придя к настоятелю Ильинского храма, он попросил взять его к себе в причт, напрямую назвав и причину, не зная тогда, что и тот является таким же осведомителем.

С октября 1939 года отец Николай стал служить в Ильинской церкви. Протоиерей Федор Казанский, однако, не оставлял его своим вниманием и стал заходить к нему домой. Придет, бывало, и скажет: «Батюшка, а я вот гулял и решил вас навестить. Что это о вас ничего не слышно давно. Вот и решил вас навестить». И приходилось его принимать и отвечать на его досужие вопросы. Отец Николай с трудом тогда скрывал тревогу, а супруга старалась принять протоиерея Федора с любовью, оказать ему христианское гостеприимство, напоить его чаем и получить от Христа Спасителя награду за оказание гостеприимства врагу.

В конце концов на основании его донесений 9 января 1940 года было выписано постановление на арест протоиерея Николая Беневоленского, в котором вкратце были повторены формулировки доносчика.

Протоиерей Николай в дни служения вставал очень рано и в пять часов утра уже отправлялся из дома в храм, потому что идти приходилось пешком. 11 января 1940 года в шесть часов утра в дом, где жил священник с семьей, постучали сотрудники НКВД – сверху наброшено штатское пальто, под ним – военная форма.

– Мы к вам, – сказал один из них, – вот ордер на арест. Мы должны сделать обыск. Где находится Николай Владимирович?

– Его нет. Ушел служить в церковь, – ответила Агния Владимировна.

– Как? Так рано?

– Да. Так рано. Он рано уходит. В шесть часов служба.

Они переглянулись, и один из них сказал:

– Ну, начнем обыск.

Стали переворачивать вещи, в основном забирая письма. Затем, расспросив, где находится храм, двое сотрудников направились туда, а один остался сторожить в квартире. Отец Николай в это время служил. Чтобы не поднимать излишнего шума, мучители дали ему завершить литургию, затем было совершено отпевание школьной учительницы, которая учила детей отца Николая частным порядком, так как власти не допускали их в школу и им приходилось сдавать экзамены экстерном. Когда священник вышел из храма, сотрудники НКВД подошли к нему и заявили, что он арестован и ему необходимо возвратиться домой для продолжения обыска.

Обыск закончился в третьем часу дня. Перед тем как уйти, отец Николай благословил всех домашних иконами и попрощался. Сначала его отправили в Москву во внутреннюю тюрьму НКВД, а затем в Таганскую.

После ареста он сразу же был допрошен; следователь поинтересовался его родственниками и знакомыми и в конце допроса спросил:

– Вы знали старца Алексия?

– Да, знал. Это мой дядя, брат моей матери. Он был иеросхимонахом Зосимовой пустыни, в двадцати километрах от Загорска. Последнее время он проживал в городе Загорске. В 1928 году он умер. Как старец, он имел большой авторитет среди верующих.

Допросы начинались во второй половине дня, заканчиваясь глубокой ночью, что было довольно мучительно, так как днем в тюрьме не давали спать, а придя после допроса в камеру, не всегда возможно было сразу уснуть.

Располагая показаниями осведомителя, следователь понуждал священника их подтвердить, но отец Николай отвечал, что антисоветских разговоров при встречах не велось, во всяком случае, он их не помнит. Но сам он антисоветские взгляды высказывал, потому что недоволен советской властью, но не помнит, в чем они заключались и когда были высказаны.

– Следствие не удовлетворено вашим ответом. Если вы высказывали антисоветские взгляды, то вы должны помнить, когда вы их высказывали, где и в присутствии кого.

– Я этого не помню, – повторил священник.

– Вы сожалели о царской власти? – спросил его следователь.

– Да, я о царской власти сожалел.

– Вы сочувствовали советской власти?

– В первые годы существования советской власти я к ней относился безразлично. Но потом я стал недоволен советской властью и подвергал критике ее политику.

В Таганской тюрьме в камеру к отцу Николаю был помещен осведомитель, старавшийся вывести священника на откровенный разговор. 26 января 1940 года он донес следователю, что отец Николай «жаловался на то, что арестовывают священников "ни за что”, что политика в СССР такая, чтобы в 1940 году арестовать всех священников. Беневоленский говорит, что НКВД всех священников посылает в такие лагеря и местности, где они умирают... Жаловался Беневоленский на "чрезмерные”, по его словам, налоги... Семья Беневоленского, в особенности его дочь старшая... уговаривала отца не платить вовсе налога, так как, по ее словам, отца должны рано или поздно арестовать, и тогда деньги, мол, все равно пропадут... Беневоленский говорил, что он "не хвалил” советскую власть за то, что она якобы преследует церковников. Он считает, что старший священник в Загорске – "благочинный” – является секретным сотрудником НКВД и "выдает священников”, что это "низкий и подлый”, по его словам, человек, – предатель. Беневоленский, находясь в камере, постоянно молится, читает, а иногда вполголоса поет молитвы. Не соблюдает правила внутреннего распорядка – не спит ночами, а спит иногда днем, за что неоднократно получает замечания надзора»[7].

Допросы продолжались около месяца, в течение которого следователь всячески старался запутать священника.

– Обвиняемый Беневоленский, вы признали себя виновным в проведении антисоветской агитации. Но между тем конкретных показаний по этому вопросу почти не дали. Чем это объясняется?

– На прошлом допросе я показал, что я критиковал политику советского правительства в вопросе войны с Финляндией. Кроме того, я был недоволен политикой советской власти в области школьного дела. Я считал, что в школах необходимо ввести преподавание Закона Божия. Но советская власть это запрещает.

Политику советской власти в этой области я также подвергал критике. Я был недоволен советской властью потому, что она закрывает храмы. Других фактов антисоветской агитации я сейчас вспомнить не могу.

– Следствие располагает данными, что вы среди колхозников проводили агитацию, направленную против колхозного строя. Вы признаете себя в этом виновным?

– Нет, не признаю. Я не помню, чтобы я проводил агитацию среди колхозников против колхозного строя.

– Вы показали, что критиковали политику советской власти в области школьного дела, что вы выражали недовольство советской властью за то, что она запрещает преподавание Закона Божия в школе и закрывает храмы. Скажите, среди кого вы подвергали критике политику советского правительства в этой области?

– Я подвергал критике политику советской власти по вышеуказанным вопросам среди верующих. Много верующих приходят ко мне на исповедь в церковь. В разговорах с ними я критиковал политику советской власти. Фамилий верующих я не помню.

– Вспомните фамилии этих верующих и назовите их следствию.

– Фамилий верующих я вспомнить не могу.

– На допросе 17 января… вы ответили: «Сущность моих антисоветских высказываний сводилась к тому, что я говорил о необходимости свержения советской власти и восстановлении царизма, высказывал сожаление о жизни при царской власти, выражал недовольство существующим в СССР строем и подвергал антисоветской критике политику партии и советского правительства». Подтверждаете ли вы этот ответ?

– Этот ответ я подтверждаю не полностью. О необходимости свержения советской власти я не говорил.

29 февраля следствие вынесло постановление: поскольку «направление дела Беневоленского в суд связано с допросом и вызовом в судебное заседание двух секретных осведомителей, которые в настоящее время продолжают разработку антисоветски настроенных лиц, что может повести к их расшифровке и срыву разработки... следственное дело... по обвинению Беневоленского... направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД...»[8].

3 июня 1940 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило протоиерея Николая Беневоленского к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 12 июля 1940 года отец Николай прибыл в Карлаг на станцию Карабас в Казахстан, и 2 августа 1940 года был отправлен в Спасское отделение Карлага. 13 августа он писал своим родным из лагеря: «Приехал я в Спасское, лагерь для инвалидов, в Ильин день, но пишу только сегодня, потому что это день писем. Я могу писать только однажды в месяц, вы можете писать сколько угодно. Поэтому пишите как можно чаще, мне будет веселее. Страшно скучаю по вас... Я думаю, что вы живете теперь в большой нужде и некому усладить горечь вашей жизни, как, бывало, делал это я. Страшно каюсь, что не был ласков с вами, и думаю, не наказан ли я за это долгой разлукой с вами... Как устроились?.. Есть ли служба в Посаде?.. Какова судьба благочинного?.. Я работал в обувной, рвал резину для подошв из резиновых шин, а завтра перехожу в гончарную... Дорогие дети! Простите меня и ради меня слушайтесь маму, не раздражайте ее – ей, бедной, и так тяжело, и она нуждается в вашей ласке и заботах. Обо мне не забывайте – пишите чаще и помогайте мне тем, в чем я особенно нуждаюсь и о чем вы знаете, и да совершится над нами Его воля...»[9]

В следующем письме, 6 сентября, отец Николай писал супруге и детям: «Погода стоит днем жаркая, а ночью холодно. Климат неважный, очень сильные ветры, так как местность представляет из себя степь, которая имеет множество курганов... трава вся выжжена. Растительности абсолютно нет никакой, а также и воды. Хожу работать на плотину, рою землю, ношу носилки... Дорогие мои, не забывайте меня и чаще делайте для меня то, о чем просил вас в том письме. Особенно приложите все заботы ваши к маме, успокаивайте ее, будьте спокойны, не унывайте... Шлю свое благословение...»[10]

2 октября 1940 года отец Николай писал: «Теперь работаю на овощехранилище по разборке овощей, картофеля и лука. Работаю с 7 до 11 и с 2 до 6 часов... Здоровье мое удовлетворительное, только в ногах слабость, а главное – тоска и уныние, против которых единственное лекарство, которым в Загорске я пользовался ежедневно, а здесь его совсем не вижу... За посылку большое спасибо. Получил все в целости... Должно быть, очень дорого обошлась вам посылка, так что в будущем вы пока воздержитесь от них, хотя, конечно, получать их доставляет мне большое утешение...»[11]

29 октября отец Николай писал супруге и детям: «Ты спрашиваешь меня о вещах... Скажу тебе откровенно, что шуба моя поизносилась со стороны подкладки, требует значительного ремонта, варежка осталась только одна, шапка цела, а скуфейка куда-то пропала. Ввиду работ, мне необходимо было бы иметь теплую ватную курточку и штаны. Если будет какая-либо возможность выслать это, то вышлите какое-нибудь старенькое... Ватный подрясник я отдал одному молодому неимущему человеку, который поехал на север и не имел ничего теплого, а я думал, что не буду нуждаться в теплом, думал, что еду на юг, – оказалось, что здесь бывают жестокие и сильные бураны. Воротник у шубы совершенно износился, хорошо было бы, если бы ты прислала мне башлык... Ты пишешь, не сержусь ли я на тебя? За что могу сердиться на тебя?.. Ты всегда была для меня ангелом-хранителем. Я только недоволен собою и во всем всегда виню себя. Посылку я получил вчера. Большое спасибо... Сколько беспокойства доставляю я вам. Простите меня за это беспокойство. Если буду жив и здоров, постараюсь отблагодарить вас... Возложим же свое упование на Того, Кто Один только дает нам утешение и отраду. Не оставляй меня в своих просьбах к Нему…. Дорогие мои дети... прошу вас снова: заботьтесь о маме, не огорчайте ее, утешайте и не оставляйте меня в том, что мне едино на потребу...»[12]

В каждом письме отец Николай просил прислать ему черных сухарей, что было самым необходимым при голоде в лагере, и теплых вещей. 2 февраля 1941 года он писал жене и детям: «Я физически здоров, натрудил здесь себе ногу худыми валенками, но теперь все это прошло. Совсем иное – настроение духовное, ощущение туги и тоски и томление духа... письма не доходят быстро по случаю страшных буранов, о которых трудно и представить у вас. Ваши самые сильные метели ничто по сравнению с маленьким бураном. Недавно буран сильный продолжался десять дней, в это время прекращается всякое сообщение с железной дорогой, от которой мы оттопали сорок одну версту. Даже были большие затруднения с доставкой продовольствия. Посылку со съестным я получил и также прошу усердно прислать мне каких бы то ни было сухариков... Без вас и вашей помощи я обхожусь с трудом: страшно обносился и по своему виду не имею ни вида, ни величия... Не забудьте переслать мне черную и белую катушку, иголку, бумагу и конвертов. Это у меня последний конверт...»[13]

19 марта отец Николай написал родным: «Я, слава Богу, жив, но не совсем здоров... Сейчас нигде не работаю. Всюду, куда ни поступлю, всюду я непринятый работник. Последнее место мое было на прядильной фабрике, но ничего не вышло. Спасибо за посылку... Сейчас у нас ростепель. Все распустилось, и везде вода. Бодрости духа никак не приобретешь. Сейчас такое хорошее время, время поста, а здесь его не чувствуешь. Нет необходимого средства благодатного... Теперь время поста. Поэтому прошу у вас всех прощения, тем более что я виновник всех бедствий. Простите меня все и за все... Жестокое Божие наказание поразило меня. Но не будем отчаиваться. Будем уповать на Его милосердие. В мое отсутствие сколько умерло хорошего народа. О деньгах не беспокойся. Денег у меня 120 рублей, и на них ничего не купишь. За все твои заботы обо мне большое спасибо. Если можешь, вышли мне что-нибудь солененькое... даже необходимо сколько-нибудь соли (у нас нет), луку, чесноку... а еще частый гребешок (тот своровали). Извини, что я к тебе пристаю все с просьбами…»[14]

19 апреля 1941 года отец Николай послал свое последнее, десятое письмо родным. «Поздравляю вас с торжественным праздником, – писал он, поздравляя их с Пасхой. – Я сейчас лежу в больнице... Слава Богу, обходится пока благополучно. Уповаю и впредь на помощь Божию, и ты тоже не унывай...»[15]

Протоиерей Николай Беневоленский скончался 16 мая 1941 года в Спасском отделении Карагандинского лагеря и был погребен в безвестной могиле.

В 1902 году, не зная еще, что ждет его впереди, отец Николай в своей кандидатской работе «Первые дни христианства» писал: «Теперь, когда так часто люди в погоне за житейскими, земными интересами забывают Христово учение, когда сам нередко погружаешься в эту суету, чувствуешь, как черствеет и каменеет сердце, – как-то особенно хочется перенестись мыслью за 19 веков, войти в мысли и чувства первых христиан, хоть немножко освежиться и подышать той атмосферой...»[16] И сие исполнилось. Во времена новых гонений на Церковь Христову в ХХ веке страданиями открывалось для христиан Царство Небесное, напоминая им о христианских заповедях, о Боге, призывая только в воскресшем Христе, Сыне Божием, вновь обрести свое всецелое упование, надежду и жизнь.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 13-31. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-benevolenskij

Примечания

[a] Преподобный Алексий Зосимовский (в миру Федор Алексеевич Соловьев), иеросхимонах; память 19 сентября/2 октября.

[b] Священномученик Владимир (в миру Василий Никифорович Богоявленский); память 25 января/ 7 февраля.

[c] Схиархимандрит Игнатий, в монашестве Агафон (в миру Александр Александрович Лебедев), преподобномученик; память 30 августа/12 сентября.

[1] ЦИАМ. Ф. 229, оп. 4, д. 287, л. 5.

[2] Четверухина Е.Л., составитель. «Старец отец Алексий, иеросхимонах Смоленской Зосимовой пустыни». Рукопись.

[3] ГАРФ. Ф. 550, оп. 1, д. 8, л. 1.

[4] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-45557; «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу "Сибирские”», л. 1-2.

[5] Там же. Л. 23-24.

[6] Там же. Л. 33-35.

[7] Там же. Л. 39-40.

[8] Там же. Д. П-45557, л. 81.

[9] Архив семьи Беневоленских.

[10] Там же.

[11] Там же.

[12] Там же.

[13] Там же.

[14] Там же.

[15] Там же.

[16] ОР РГБ. Ф. 172, к. 182, д. 2, л. 3-4.

Сщмч. Николая Крылова, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

11 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Николай родился 26 апреля 1875 года в селе Петровском Верейского уезда Московской губернии в семье псаломщика Василия Федоровича Крылова. Николай окончил 3 класса Звенигородского Духовного училища и был призван на военную службу, которую проходил в качестве писаря.

26 марта 1896 года епископ Можайский Тихон (Никаноров) определил Николая Васильевича на должность письмоводителя Московского епархиального училищного совета Кирилло-Мефодиевского братства, поскольку, вернувшись с военной службы, тот пожелал служить в духовном ведомстве. Одновременно, с 1 сентября 1898 года и по 10 июня 1900 года, Николай Васильевич работал учителем-воспитателем при Василие-Кесарийской церковноприходской школе и в приюте приходского попечительства той же церкви в Москве.

30 мая 1900 года Николай Васильевич был назначен псаломщиком к Казанской церкви села Подлипичье Дмитровского уезда Московской губернии. С сентября того же года Николай Васильевич стал руководить общим церковным пением во время богослужений и вести внебогослужебные собеседования с народом. 24 января 1909 года он был рукоположен во диакона к Спасской церкви Спасо-Влахернского монастыря. В 1911 году он стал слушателем Московских епархиальных миссионерских курсов. С 1912 года диакон Николай начал руководить общеприходским пением, введенным по его предложению в обители. Во время Первой мировой войны диакон Николай нес послушание духовного попечения о раненых, размещенных в монастырском лазарете и лазарете духовенства, и регулярно проводил с ними религиозно-просветительские чтения и собеседования. С 23 декабря 1915 года диакон Николай стал законоучителем в Ново-Спасском Деденевском начальном училище. 16 мая 1917 года на общем благочинническом собрании он был избран членом благочиннического совета и депутатом от благочиния на Московский епархиальный съезд духовенства и мирян.

21 сентября 1921 года епископ Дмитровский Серафим (Звездинский) возвел диакона Николая в сан протодиакона. В 1925 году епископ Серафим рукоположил его во священника к Спасской церкви Спасо-Влахернского монастыря и назначил настоятелем храма и духовником сестер обители. В 1928 году монастырь был закрыт, власти приняли решение закрыть Дмитровскую кладбищенскую церковь и приспособить ее под электростанцию, а также использовать колокольню Спасской церкви под водонапорную башню. Прихожане и сестры обители составили прошение с просьбой не делать этого. Это прошение властям в Москву отвез отец Николай. Однако те отказались удовлетворить просьбу верующих.

В начале 1930-х годов отец Николай был возведен в сан протоиерея.

Протоиерей Николай продолжал служить в Спасской церкви, многие монахини после закрытия обители поселились в близлежащих деревнях и ходили на службы в Спасскую церковь, и отец Николай по-прежнему оставался их духовником. В Спасской церкви были частицы мощей многих святых, и отец Николай обыкновенно служил службы в дни их памяти. Верующие знали это и просили сугубо помолиться о них у этих святынь, что потом было поставлено священнику в вину.

В 1935 году власти закрыли Спасскую церковь, и отец Николай перешел служить в храм в село Батраково.

13 августа 1936 года протоиерей Николай был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Его обвинили в том, что он «по своим убеждениям является ярым монархистом и последователем "ИПЦ”... на протяжении ряда лет вокруг себя сгруппировал наиболее реакционную часть верующих, монашество бывшего Влахернского монастыря, среди которых проводил систематическую антисоветскую агитацию, распространял провокационные слухи о якобы имеющихся в СССР гонениях на религию, склонял своих почитателей к принятию тайного монашества... среди своих почитателей проводил большие денежные сборы для оказания материальной помощи высланному за контрреволюционные действия монашеству и духовенству».

– Кто к вам обращался за помощью и врачеванием? – спросил его следователь.

– Врачеванием я не занимался, но не отрицаю, что по просьбе своих почитателей я пересылал святую богоявленскую воду и артос, – ответил отец Николай.

– Кому и через кого вы пересылали святую воду и артос?

– Фамилии и имена я не знаю. Ко мне приезжали в большинстве своем женщины, которые обращались ко мне с просьбой дать им для группы верующих святой воды и артоса. Я, как священник, не мог в просьбе отказать верующим и давал просимое ими.

– В числе изъятой у вас переписки имеются письма с благодарностью за полученные у вас исцеления. Что за исцеления получали ваши почитатели при вашей помощи?

– Получаемые мной благодарности приносились мне за то, что я по их просьбе совершал молитвы перед имеющимися во Влахернском монастыре частицами мощей, которых насчитывалось здесь более ста. Эти частицы, по убеждениям верующих и моим убеждениям, обладают целебными свойствами. В дни празднества памяти этих святых верующие совершают к ним паломничества.

Следователь спросил, признает ли себя священник виновным в контрреволюционный деятельности, на что отец Николай ответил, что не признает и с обвинениями, выдвинутыми против него, не согласен.

2 декабря 1936 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило отца Николая к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Карлаг.

В 1942 году супруга отца Николая получила из лагеря открытку, написанную мужем, где поверх его текста было надписано: «Ваш батюшка, отец протоиерей Николай, мирно опочил в ночь с 11 на 12 декабря». Накануне он был обобран уголовниками и замерз.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Ноябрь». Тверь, 2003 год, стр. 324–328. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-krylov

Сщмч. Павла Фелицына, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

17 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Павел родился в 1894 году в селе Карпово Дмитровского уезда Московской губернии в семье священника Иоанна Фелицына. В 1910 году Павел окончил Дмитровское духовное училище, а в 1914 году училище имени Шелапутина в Москве и поступил псаломщиком в Воскресенскую церковь в селе Карпово. В 1915 году он был мобилизован в действующую армию и во время боев в 1916 году попал в плен. Вернувшись на родину в 1918 году, он был назначен псаломщиком в Воскресенскую церковь.

15 ноября 1920 года епископ Дмитровский Серафим (Звездинский) рукоположил Павла Ивановича во диакона к этой церкви. В 1923 году диакон Павел был хиротонисан во священника к Николаевской церкви в селе Горки Дмитровского уезда.

4 апреля 1931 года отец Павел был переведен в Москву в храм Ризоположения в Леонове и поселился у Александры Ивановны Смирновой, муж которой, священник Владимир Смирнов, служил в Леонове до своей кончины в 1929 году. Дом принадлежал церкви, и здесь жил весь причт храма Ризоположения.

Отец Павел был арестован во время кровавых гонений на Русскую Православную Церковь 15 ноября 1937 года и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. Спустя десять дней Александра Ивановна, вернувшись с работы, застала у себя в доме ожидавших ее сотрудников НКВД. Они предъявили ей ордер на обыск, затем прошли по комнатам, пересмотрели вещи в комоде, достали пластинки и патефон и завели его. Для сотрудников НКВД обыск был развлечением, и они стали требовать от Александры Ивановны и ее дочери, чтобы те поиграли им на фисгармонии. Дочь категорически отказалась, а Александра Ивановна, уступая насилию, немного поиграла. Сотрудники НКВД попросили, чтобы она подписала бумагу, что у нее нет к ним претензий, и предложили проследовать за ними. На вопрос, зачем и куда, один из них ответил: «Вы нам нужны для кое-каких сведений. Через час вы будете дома».

В районном отделении НКВД сотрудник попросил Александру Ивановну назвать свои анкетные данные, а затем сказал: «У нас есть сведения, что у вас в доме проходят собрания контрреволюционного характера, следствием этих собраний стала агитация против выборов в Верховный Совет». Услышав навет, Александра Ивановна с возмущением его отвергла. Тогда следователь, заполнив протокол допроса, сказал: «Вы не волнуйтесь, значит, донесли на вас. Дело будет разбираться у следователя, будут вызваны свидетели, и все выяснится». Александру Ивановну перевели в тюрьму в Москве и больше уже на допросы не вызывали. Вернулась она домой с каторги лишь через восемь лет.

Священник Павел Фелицын был арестован вместе с другими священниками и мирянами, жившими в Леонове. Один из них, священник Александр Кедров, живший в Леонове, но служивший в обновленческой церкви на Пятницком кладбище, показал: «Я служу священником с 1919 года, раньше был тихоновской ориентации, а сейчас, с 1935 года, стал постепенно отходить от тихоновцев, но Фелицын является убежденным тихоновцем и проявляет большую злобу к советской власти».

23 ноября 1937 года следователь допросил отца Павла.

- К Церкви какого направления вы принадлежите? - спросил он.

- Я принадлежу к тихоновской церкви, - ответил священник.

- Следствию известно, что вы на квартире встречались... и проводили контрреволюционную агитацию... Признаете, что это было? Так или нет?

- Нет, этого не было, ибо таких встреч на квартире и где бы то ни было не было, кроме как встреч мимоходом, и никакой контрреволюционной агитации против советской власти я не проводил.

По завершении следствия, 5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Павла к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Павел Фелицын скончался в заключении 17 января 1941 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 49–51. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-pavel-felicyn

Сщмч. Петра (Зимонича) Дабро-Боснийского, митрополита (1941) (Серб.).

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

17 сентября

ЖИТИЕ

В миру Зимонич Иоанн, родился 24 июня 1866 года в Грахово (Герцеговина, тогда в составе Османской империи) в семье прославленного народного героя, воеводы и священника Богдана Зимонича. Его отец принял участие в знаменитом Герцеговинском восстании 1875-1878 годов против турок, после которого край отошёл к Австро-Венгерской империи. По примеру своего отца владыка Пётр всю свою жизнь был неразрывно связал с судьбой православного народа Боснии и Герцеговины.

Получив начальное образование в родном доме, он в 1883–1887 годах учился в духовной семинарии в Рельево, а в 1887 году поступил на Православный богословский факультет в Черновцах. В 1892 году он с успехом защищает диплом, после чего проводит год в Венском университете.

С 27 октября 1893 года – доцент, а с 14 октября 1895 года – профессор в богословском училище в Рельеве. Неутомимый труженик и талантливый педагог, он пользовался особой любовью семинаристов. Его отличала особая скромность, любезность в обхождении и искренность.

6 сентября 1895 года принимает монашеский постриг с именем Петр в монастыре Житомислич, на следующий день рукоположен в иеродиакона, а через день – в иеромонаха.

20 июля 1901 года иеромонах Петр получил назначение на место консисториального советника Дабро-Боснийской митрополии, в 1903 году был произведен в архимандриты.

На должности советника консистории отца Петра застало избрание митрополитом Захолмско-Герцеговинским. Известие о его избрании было встречено в православной Герцеговине с особым воодушевлением. 27 мая 1903 года в кафедральном соборе Мостара состоялось хиротония нового владыки.

Ему предстояло восстанавливать запущенную епархию и одновременно вести с австрийскими властями борьбу за сербскую автономию в сфере образования. Борьба эта в известной мере закончилась к 1905 году, после чего митрополит Петр смог больше времени посвятить работе церковных органов, постройке храмов и организации сербских школ. Помимо многочисленных храмов, им был построен большой митрополичий двор в Мостаре, а в монастыре Житомислич открыто монашеское училище.

Но политические перемены тех лет ухудшили положение Православной Церкви и сербского народа в Боснии и Герцеговине. Имевшая до этого статус колонии, Босния была аннексирвана Австро-Венгрией в 1908 году, и австрийско-сербское противостояние усугубилось. Череда Балканских войн обострила ситуацию на всем полуострове, и, наконец, вспыхнула Первая мировая война. Её начало ознаменовалось террором в отношении православного духовенства. Несколько священников вверенной владыке Петру епархии были убиты или окончили дни в концентрационных лагерях. Сам он оставался на своей кафедре и делал всё, чтобы облегчить положение паствы. Патриот, бесстрашный защитник народных и церковных интересов, он неоднократно проявлял готовность идти до конца. Еще накануне объявления Австро-Венгрией войны Сербии митрополит Петр во время беседы в кафедральном соборе потребовал от австрийского генерала прекратить изгнание сербов, обещая в противном случае обратиться к императору или призвать сербский народ к восстанию. Во время разразившегося во время войны голода владыка собирал детей и отправлял их в более благополучные районы.

С 1918 года Босния и Герцеговина вошли в состав новообразованного Королевства сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года – Королевство Югославия) и владыка Петр активно включился в работу по объединению некогда разрозненных частей Сербской Православной Церкви.

После смерти митрополита Дабро-Боснийского Евгения (Летицы) новым митрополитом на митрополичью Дабро-Боснийскую кафедру в Сараево был избран владыка Петр, продолжая при этом осуществлять административное управление Захолмско-Герцеговинской епархией. Он был утверждён на новом посту 7 ноября 1920 года указом югославского короля Александра Карагеоргиевича.

Его деятельность по-прежнему была направлена на евангельское благовестие, проповедь мира и добрососедства в многонациональной Боснии. Сохранились свидетельства о том, что многие боснийские мусульмане и римо-католики хорошо знали и уважали владыку. Когда он отправлялся на прогулку через мусульманский квартал Сараево, местные торговцы и ремесленники выходили, чтобы с почтением поприветствовать его. Каждое Рождество митрополит лично посещал и поздравлял местного католического архиепископа.

За время его управления митрополией было построено и освящено множество новых храмов. Перед Второй мировой войной в Новом Сараево по проекту архитектора Александра Декоро был воздвигнут великолепный храм Преображения Господня. В планах у митрополита было строительство семинарии в Сараево. В Дабро-Боснийской митрополии плодотворно действовало «Братство святого Саввы», занимавшееся распространением книг и журналов религиозно-нравственного содержания и организацией лекции. Под руководством Церкви осуществлялись благотворительные акции, действовали детский дом и столовая для сирот. Особое внимание владыка уделял преподаванию Закона Божьего, уроки которого сам нередко посещал. Владыка Петр установил в отношениях с духовенством и народом удивительную гармонию, им было рукоположено около 40 священников. За свои труды владыка получил несколько государственных наград. Когда после смерти патриарха Варнавы (Росича) в 1938 году проходили выборы нового предстоятеля Сербской Церкви, имя владыки Петра было в числе наиболее вероятных кандидатов на патриарший престол. Когда вопрос об избрании нового патриарха еще не был окончательно решен, митрополит Петр, по воспоминаниям Патриарха Гавриила (Дожича), сам лично пришел к нему и на коленях просил принять на себя этот нелегкий крест.

6 апреля 1941 года произошло нападение Германии и ее союзников на Югославию. В этот же день Сараево, наряду с Белградом и другими городами, подверглось сильной бомбардировке немецкой авиацией. Из-за сильных бомбардировок владыка по настоянию своих приближенных на некоторое время покинул Сараево, но уже 21 апреля снова вернулся. В Сараево уже орудовали отряды хорватских усташей, повсюду проходили аресты и погромы. Он уже знал о трагической гибели своего собрата – епископа Банялукского священномученика Платона (Йовановича), но отказался покинуть паству, говоря: «Там где я делил с народом добро я делю с ним зло и поэтому должен разделить с народом судьбу и остаться на своем месте».

27 апреля 1941 года офицеры гестапо провели обыск в здании митрополии. Во время обыска один из немецких офицеров спросил у владыки: «Вы ли тот самый митрополит, который хотел войны с немцами?» При этом он добавил, что владыку следовало бы убить. На оскорбительные обвинения в отношении сербских архиереев митрополит смело ответил: «Господин, вы жестоко ошибаетесь, мы не виноваты в войне, мы ни на кого не нападали, но мы не даем себя истребить: мы не капля воды которую легко проглотить, а народ, имеющий право на жизнь…» Владыка указал гестаповцу, что именно немцы виноваты в том, что хорватские усташи безнаказанно творят повсюду насилие.

Одним из первых официальных распоряжений властей «независимой» Хорватии стал запрет на употребление кириллицы. В начале мая 1941 года усташский комиссар Боснии, католический священник Божидар Брале позвонил митрополиту Петру и требовал дать распоряжение православному духовенству и церковным общинам не использовать кириллицу. Надписи на официальных документах и печатях должны были быть срочно заменены на латиницу. При этом Брале заявил, что в случае невыполнения приказа ответственность ляжет непосредственно на владыку. Ответ митрополита Петра был краток: «Кириллица не может исчезнуть за 24 часа, а кроме того, война еще не закончена».

Твердая позиция православного архипастыря проявилась и в отказе совершать благодарственный молебен в честь главы усташского государства Анте Павелича. Отдавая себе отчет в происходящем, владыка ожидал ареста в любой момент, но на советы об отъезде отвечал отказом.

12 мая 1941 года полицейские агенты увели владыку Петра из митрополии в свое управление. Через три дня владыку привели в митрополию, где была проведена опись денежных средств и изъяты панагии, награды и ценные бумаги. 17 мая митрополит Петр был доставлен в Загреб и помещен в полицейскую тюрьму. По свидетельству одного из его сокамерников, несмотря на сильную усталость и преклонный возраст, владыка держался мужественно и своим поведением влиял на настроение других арестованных. Из Загреба владыку перевели в лагерь Керестенац, где его обрили, отняли мантию и подвергли жестоким издевательствам. Позднее митрополит Петр был отправлен в концентрационный лагерь Госпич, где его опять ждали пытки и издевательства. По свидетельству очевидцев, его водили под дождем по лагерному двору, били прикладами и, издеваясь, заставляли произносить проповеди перед заключенными.

Дальнейшая судьба митрополита точно неизвестна. На протяжении 1941–1942 годов Священный Синод Сербской Православной Церкви неоднократно пытался выяснить судьбу архиерея и добиться его освобождения, но это не принесло никаких результатов.

Существует несколько версий мученической кончины митрополита Петра. По одной из них, он был переведен из Госпича в лагерь Ядовна и зверски убит здесь ударом молотком по голове, после чего его тело было сброшено в одну из пропастей, ставших могилами для тысяч невинных жертв. По другой версии, митрополит Петр был убит в концлагере Ясеновац, а его тело сожжено в печи для обжига кирпичей. Место погребения отстанков священномученика так и осталось неизвестным. Однако бесспорным является то, что он принял мученическую кончину за Христа и верность Православию, до конца исполнив слова Спасителя: «Пастырь Добрый душу свою полагает за овцы» (Ин.10:11).

Память о владыке Петре, народном герое и мученике, навсегда осталась в сердцах его верной паствы. В 1982 году в связи с 40-летием мученической кончины владыки Петра его наследник на Сараевской кафедре митрополит Дабро-Боснийский Владислав (Митрович) писал: «Благодаря своей доброте, благородному сердцу, митрополит Петр пользовался большим авторитетом у всех горожан, невзирая на вероисповедание и национальность… Проповедуя любовь, всепрощение и милосердие, он мученически положил живот свой... Да будет вечная слава и хвала митрополиту Петру-мученику!»

В 1998 году Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви прославил митрополита Петра в лике священномучеников. Сейчас в его честь построено уже несколько храмов.

27 декабря 2000 года определением Священного Синода Русской Православной Церкви имя сщмч. Петра (Зимонича) было внесено в месяцеслов Русской Церкви. День поминовения был определен «в соответствии с постановлением Архиерейского Собора Сербской Православной Церкви».

Протоиерей Иван Гргур, священник из родного края священномученика Петра, говорил о сщмч. Петре: Всякое житие не только святых, но и простых людей имеет две стороны – земную и небесную, телесную и духовную. Митрополит Петр шел путем герцеговинских людей и героев подобно своему отцу, воеводе Богдану, но неоспоримо, что к нему можно применить биографию святых людей. Он был и народный человек, и добрый пастырь стада Христова, добросовестный, достойный, добродетельный зодчий, строитель и труженик в винограде Господнем, соединивший в себе сущность православной веры с сущностью народной души... он был человеком мягкой природы, полный такта и ума: его труд был спокойным, монашеским, преданным Богу, Церкви и народу. Личность выразительно светлого характера, которая поэтому и заняла особое место в тяжелые времена. Человек, чье имя и дело глубоко врезалось в душу и сердце сербского народа. Старательный собиратель духовной и моральной силы в себе самом и лучший выразитель этой силы в широком церковно-народном плане. Всей своей жизнью и деятельностью митрополит Захолмско-Герцеговинский и Дабро-Боснийский Петр Зимонич принадлежит к числу наиболее значительных и заслуженных личностей Сербской Церкви и народа сербской Боснии и Герцеговины.

Источник: http://drevo-info.ru, https://azbyka.ru/days/sv-petr-zimonich-dabro-bosnijskij

Сщмч. Плато́на (Йовановича), епископа Банялукского (1941) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

5 мая

ЖИТИЕ

Этот великий иерарх Православной Церкви Христовой родился в 1874 году в Белграде. Родители будущего епископа, Елена и Илия, были выходцами из Герцеговины, бедного скалистого края, в котором православная вера и патриотизм ставились превыше всего. В Крещении мальчику было дано имя Миливое. Воспитание молодой Миливое получил в доме своих набожных родителей, среднюю школу окончил в городке Вране, гимназию – в городке Ниш, где находился на военной службе его отец. Благочестивые родители решили посвятить своего первенца Богу, и юноша поступил в Белградскую духовную академию. Боголюбивое сердце его желало подвига, и он, еще будучи студентом академии, принял монашество с именем Платон – в честь святого мученика Платона, которого он особо почитал за твердость в вере и мужество.

Монах Платон возрастал духовно под бдительным оком и заботой архиерея Михаила, митрополита Сербского. Успешно окончил Белградскую, а затем, в 1901 году, и Московскую духовные академии. В годы учебы принял диаконский и священнический сан. Молодой и ревностный, с обостренным чувством справедливости и правды, Платон нередко попадал в трудные и неприятные ситуации, но из них ему всегда с помощью Божией удавалось выходить без тяжелых последствий для себя и Церкви, которой он посвятил всю свою жизнь.

Новый митрополит Иннокентий, пришедший на смену Михаилу, принял иеромонаха Платона после возвращения из России с большим пониманием и сразу же доверил ему должность старейшины монастыря Раиновац. Позднее Платон занимал высокие должности в органах церковного и государственного просвещения, особенно он проявил себя в борьбе за права Сербской Православной Церкви на монастырь Высокие Дечаны. Он явил большой талант и в своей просветительской деятельности, ни на минуту не забывая, что он не только преподаватель, но и пастырь молодых душ. Он был любим и учениками, и священноначалием и за довольно короткое время прошел путь от иеромонаха до архимандрита.

В боголюбивой душе архимандрита Платона было очень сильно развито воспитанное еще в семье чувство патриотизма. Особенно ярко оно проявилось в ходе Балканских войн и в течение Первой мировой войны, которые для сербского народа, по сути, были отечественными, оборонительными. Помимо окормления военнослужащих и солдат, архимандрит активно помогал бедным и сиротам, которых в военные времена всегда очень и очень много. Он пользовался огромным уважением и доверием, всегда вовремя и по необходимости распределял поступающую помощь каждой семье и каждому нуждающемуся. Уважение и любовь народа, большой авторитет в церковных кругах вызывали зависть отдельных политиков тогдашней Сербии, и архимандрит Платон вместо признания и благодарности был отстранен от службы и отправлен на пенсию. Он воспринял это как часть своего жизненного креста и, чтобы заработать себе на кусок хлеба и иметь возможность помогать бедным, смиренно выполнял любую работу, даже столярничал.

Некоторое время спустя архимандрит Платон был восстановлен на церковной службе, снова ему были доверены высокие церковные должности, но и в этот раз не обошлось без препятствий и козней со стороны его противников, которые не могли смириться с его успехами. Под сомнение ставилась вся его деятельность, каждое его начинание воспринималось крайне критически.

В октябре 1931 года архимандрита Платона выбрали и хиротонисали в викарного епископа Сербского патриарха. Великий патриарх Варнава рассмотрел и правильно оценил личность епископа Платона. Духом он провидел не только его прошлое, но пророчески предвидел и его славную мученическую кончину. Уже в начале своего служения владыка Платон вступил в тяжелую борьбу с Конкордатом[1]. Он был не только участником «Кровавой литии»[2] в Белграде, но в качестве управляющего монастырской типографией в Сремских Карловцах делал все возможное, чтобы сербская общественность была своевременно и правильно информирована о всей пагубности Конкордата для Сербской церкви и народа.

Викарный епископ Платон в 1938 году был выбран епархиальным архиереем Охридско-Битольской епархии, а в конце 1939 года – епископом Банялукской епархии. Ни в Битоле, ни в Баня Луке не обошлось без искушений и препятствий: противник добра диавол трудился, не зная отдыха. В Баня Луке некоторые политики восстали против назначения владыки в эту епархию. Владыка не придавал большого значения реакции политиков, и когда соборный выбор был подтвержден царским декретом[3], он без помпы и почестей прибыл в Баня Луку и 1 октября 1940 года занял свою епископскую кафедру.

Непродолжительный архипастырский труд епископа Платона в Бане Луке (с 1 октября по 6 мая 1941 года) остался в благодарной памяти его паствы. Первую архиерейскую литургию он служил в соборном храме Святой Троицы в день Параскевы Пятницы Сербской. Народ и духовенство приняли его всем сердцем с первой встречи. С любовью владыка благословлял верующих, с участием и вниманием принимал и выслушивал священников. Верующие сразу поняли, что обрели в его лице духовного отца и пастыря. Политики, противившиеся его прибытию и вносившие в народ смуту, были обезоружены его приветливостью, любовью, благостностью всего его святительского облика.

В Европе начиналась Вторая мировая война, военная трагедия нависла и над Сербией. Владыка отчетливо понимал, какое страшное зло угрожает стране и народу. Он пережил и помнил все ужасы Балканских войн и жестокие испытания Первой мировой войны. Он боялся не за себя, его боль была о народе, раны которого еще не затянулись после пережитых катастроф. Он понимал, что грядущая война будет еще более страшной и беспощадной. Тяжелое душевное состояние ослабило его уже давно пошатнувшееся здоровье, и в начале 1941 года владыка оказался прикованным к постели; несмотря на кратковременные улучшения, он оставался в таком состояния до своей мученической кончины.

Следствием и порождением немецкой оккупации явилось создание так называемой Независимой Державы Хорватской (НДХ) во главе с Анте Павеличем. Атмосфера страха и тревожного ожидания царила повсюду. Начались гонения, грабежи, убийства, осквернение святынь. Усташи с сатанинской жестокостью вооружились против сербского народа и Православной церкви. Зная, что, поразив пастыря, истребят и стадо, они всю свою ненависть направили на Банялукского архипастыря. Они потребовали, чтобы он оставил паству, епископскую кафедру и епархию. Для владыки не существовало и не могло существовать выбора, ибо он свое архиерейское служение и епископский обет ставил выше собственной жизни, хотя прекрасно понимал, какая опасность ему угрожает. Усташскому палачу Виктору Гутичу он сказал следующее: «Я соответствующими властями канонически и законно поставлен епископом Банялукским, и как епископ я дал обет Богу, Церкви и народу, что всегда буду заботиться о своей пастве, невзирая ни на какие обстоятельства. Я навсегда связал свою жизнь и судьбу с жизнью и судьбой своего духовного стада и останусь с ним, на его духовной страже, как пастырь добрый, полагающий душу свою за овец своих, пока Господь не призовет меня к Себе. Такой обет дал я, принимая сан епископа, принимая управление Банялукской епархией, и останусь верен этому обету и непоколебим в своей верности до тех пор, пока буду в состоянии сознательно и самостоятельно выражать свою волю». Такой ответ был направлен усташскому кардиналу. Усташские палачи были потрясены твердостью и непоколебимостью позиции епископа Платона, но планов своих не изменили. А план был ясен: их ремеслом была смерть. Они бы совершили преступление, даже если бы владыка ответил иначе: разве не убивали они перешедших в католичество сербов? Им необходимо было запугать сербов, дать понять, что все угрозы их главаря об убийствах, окатоличивании и депортировании будут приведены в исполнение. Владыка был далек от иллюзий, он видел и знал злобу и беспощадность врагов, но твердо стоял на своей позиции: епархию не покидать. Болезнь прогрессировала, в своем последнем письме он писал: «Мне необходимо окрепнуть, я сильно измучен и ослаб... Я устремляю свой взор к небесам, к Богу и уповаю на милость Его...».

В ночь на 6 мая 1941 года усташские палачи арестовали тяжелобольного владыку и вместе с протоиереем Душаном (Суботичем) увезли из города. Их зверски замучили на берегу реки Врбани и бросили в ее воды. Изуродованные тела обоих мучеников были вынесены на берег волнами. Владыка тайно и без отпевания был похоронен на военном кладбище Баня Луки. После строительства Соборного храма в Баня Луке его святые мощи были перенесены в храм и захоронены перед иконостасом, после канонизации священномученика они помещены в раку и открыты для поклонения верующих.

Никого из свидетелей мученической кончины владыки Платона не осталось в живых, или они нам неизвестны, но множество людей видели истерзанное, изуродованное тело. Все свидетельства очевидцев совпадают: на лице были видны следы чудовищных пыток – палачи резали нос и уши, рвали бороду; на теле – резаные, разъеденные солью раны, ожоги и следы от трех пуль. Мародеры оставили на теле лишь нижнее белье, кожаный пояс и ботинки.

Только Господь знает всю меру его страданий и жестокости его мучителей. Нам известно одно: священномученик до конца непоколебимо остался верен Богу, Православию и Сербии. Духовно созерцая величие его личности, его страдания, преклоняем колени и всем сердцем молимся: «Священномучениче владыко Платоне, архипастырю Банялукский, моли Бога о нас!»

Примечания

[1] Конкордат – договор Королевства Югославия с Римско-Католической церковью о сотрудничестве. Договор давал право Католической церкви вести прозелитическую деятельность и экспансию против Сербской церкви и государственности.

[2] Кровавая лития – крестный ход по Белграду, организованный священством – противниками Конкордата. Лития двинулась от кафедрального храма по всему городу. Правительство не давало разрешения на проведение акции, и тогда белградская жандармерия (министр внутренних дел того времени был католическим священником) совершила жестокое кровопролитное нападение на владык, священников и мирян, участников литии. Однако милостью Божией Конкордат не был подписан.

[3] Монархия в Сербии официально существовала до 1945 года, когда была отменена скупштиной (думой), и династия Карагеоргиевичей была лишена всех прав и имущества, им даже было запрещено проживание в Югославии.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-platon-yovanovich-banjalukskij

Сщмч. Се́ргия Константинова, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

27 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

– Я антисоветской агитацией не занимался и виновным себя в этом не признаю, – ответил священник.

Вскоре отец Сергий был отправлен в тюрьму в город Бежецк, оттуда в тюрьму в город Зубцов.

Игумен Дамаскин (Орловский).«Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 6». Тверь. 2002. С. 322–329. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-konstantinov

Сщмч. Се́ргия Кочурова, пресвитера (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

12 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священник Сергий родился 17 мая 1892 г. в деревне Деревягино Сапожсковского уезда Рязанской губернии в семье священника Иоанна Кочурова. В 1913 г. окончил Рязанскую духовную семинарию, в 1915 г. женился на девице Клавдии, дочери священника Петра Соловьева. В том же году был рукоположен во диакона и затем во священника.

Во время гонений отец Сергий служил в храме села Ухолово Рязанской области. В 1929 г. власти потребовали от священника уплаты непосильной для него суммы налога, а затем за неуплату отобрали имущество. Отец Сергий перешёл служить в Ильинскую церковь в селе Сандыри на окраине Коломны. Но и этот храм был закрыт, и летом 1938 г. он стал служить в Троицком храме в одноименном селе Истринского района. Супруга священника с дочерью остались в Сандырях, поскольку в Троицком жить было негде. Сам отец Сергий поселился в сторожке, устроенной под храмом.

Весной 1940 г. осведомители донесли, будто отец Сергий рассказывал, что при изъятии имущества у него отобрали буквально всё и выгнали из дома. Он говорил, что людей угоняют, мучают и пытают, власть массовыми репрессиями озлобляет народ, но всё это до поры до времени, ибо все, взявшие меч, от меча и погибнут. Однажды один из осведомителей пришёл к отцу Сергию домой с бутылкой крепкого вина и пытался напоить священника, чтобы спровоцировать его на разговор о политике. Но отец Сергий от вина отказался и разговаривать на политические темы не стал, и гость всё выпил сам. Присутствовавшая здесь староста храма Недумова в это время пыталась убедить гостя, чтобы он веровал в Бога и ходил в церковь, а иначе, поскольку есть загробная жизнь, можно попасть в ад.

Все возводимые обвинения отец Сергий отверг: «Заявляю, я никогда не клеветал на руководителей ВКП(б) и советского правительства и фашистский строй не восхвалял. Я, как верующий священник, отношусь к советской власти, руководствуясь словами Священного Писания: «Властям предержащим повинуйтесь. Нет власти не от Бога (пересказ Рим.13:1)».

Хотя никаких доказательств вины священника не было, 28 сентября 1940 года. Особое Совещание при НКВД приговорила отца Сергия к восьми годам заключения в ИТЛ, и 5 октября того же года он был отправлен в Ивдельлаг в Екатеринбургскую область. Скончался священник Сергий Кочуров 12 декабря 1941 года в Богославлаге Екатеринбургской области и был погребён в безвестной могиле.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-kochurov

Сщмчч. Емилиа́на Киреева, Васи́лия Покровского, пресвитеров (1941)

ДНИ ПАМЯТИ:

26 декабря

7 февраля - переходящая - Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЯ

Священномученики Василий Покровский

и Емилиан Киреев, пресвитеры

Протоиерей Василий Покровский родился 16 декабря 1879 года в селе Баевка Сенгилеевского уезда Симбирской губернии в семье протоиерея Андрея Покровского. Василий окончил курс в Симбирской Духовной Семинарии по второму разряду и в 1903 году был рукоположен во диакона к селу Алово Алатырского уезда Симбирской губернии. В том же году он был рукоположен во священника к селу Архангельское (Куроедово) Карсунского уезда той же губернии. В 1904 году отец Василий был перемещен в село Дады Ардатовского уезда Симбирской губернии, а в 1912 - в село Андреевка того же уезда. В 1917 году он перемещен в село Промзино Алатырского уезда.

В 1929 году за неуплату налогов отец Василий был осужден народным судом к 2 годам лишения свободы и срок наказания отбыл. С 1938 года он служил настоятелем полевой церкви города Алатырь, где служил и священник Емелиан Киреев. В 1940 году оба священника были арестованы за неуплату налогов по статье 24-ой и приговорены народным судом города Алатырь к 6-ти месяцам исправительно-трудовых работ, но были оправданы.

В 1941 году власти города Алатырь всеми средствами решили закрыть последний храм в городе. Непомерный налог, начисленный на священников полевой церкви, который они не смогли уплатить, послужил поводом для закрытия храма.

За этим последовал и арест самих священников. 24 июля состоялся обыск в доме отца Василия и его арест. 25 июля состоялся первый допрос, 3 августа - второй допрос, на котором он объяснял, что «священнослужителей полевой церкви обложили непосильным налогом, тогда они попросили верующих помочь собрать деньги. Несмотря на сбор денег, они налог, начисленный за 1941 год уплатить не смогли. До сих пор они должны Горфинотделу более 300 тысяч рублей».

4 августа состоялся третий допрос на котором следователь спрашивал:

- Вы обвиняетесь в том, что в течении ряда лет систематически проводили среди верующих граждан совместно с попом Киреевым организованную контрреволюционную антисоветскую агитацию против мероприятий партии ВКП(б) и советского правительства, призывали верующих не вступать в колхозы, то есть в преступлении предусмотренном по статье 58 пункты 10, 11 УК РСФСР, так скажите вы признаете себя в этом виновным? Отец Василий виновным себя в этом не признал, а признал себя виновным в том, что когда Алытырский горфинотдел обложил его непосильным налогом за 1940 год, то он говорил и писал жалобу.

Далее следователь спрашивал:

- Расскажите какие проповеди в полевой церкви среди верующих граждан вы в мае 1940 года говорили?

- Никаких проповедей я не говорил, а лишь только всегда на исповеди верующих в церкви говорил: Верующие, другие говорят, что нет Бога, но у каждого из вас есть голова и разум и по мере возможности разбирайтесь - кто говорит правду, а кто неправду. Дальше, ввиду роптания верующих на советскую власть я им говорил: верующие, знайте, что недовольство властью является грехом, поэтому какая бы власть не была - она является от Бога и поэтому всякой власти надо подчиняться. Кроме того я на исповедях верующим говорил: верующие, скажите - веруете ли вы в Бога Господа Иисуса Христа и повторяйте за мной - веруем. Что они и делали. Больше я никаких призываний и проповедей в церкви не говорил. В декабре 1940 года в полевой церкви я верующим объявил: кто желает причащаться, тот пусть слушает молитву перед исповедью. Я сказал - кто верует в Бога Иисуса Христа кайтесь в своих грехах. Помните верующие, что многие говорят о том, что Бога нет, что нет Матери Божией и нет никаких угодников. Заблудились эти люди, они даже позволяют ругать Бога и святых апостолов. Не верьте никому - это такие люди, которые все лгут. Не поддавайтесь соблазну этих врагов и диаволов. Они везде и всюду говорят против Бога, против Святой Церкви, которая нас воспитывает духовной жизнью и ведет ко спасению души.

Это мы проповедовали о загробной жизни, как желанной цели нашего земного существования, по своим религиозным убеждениям.

Священномученик Емилиан Киреев родился 31 июня 1903 года в селе Кузьминки Ардатовского уезда Симбирской губернии в семье крестьянина Алексея Киреева. Емельян был шестым ребенком. В раннем детстве он, бывало, ходил по огороду и махал лаптем, как будто кадилом. С возрастом он все более приобщался к церковной службе и часто ходил в храм.

Когда Емельяну исполнилось восемнадцать лет, отец его решил женить на дочери крестьянина, жившего в соседнем селе Саврасово, Прасковье. Емельян, мысли которого все более склонялись к монашеству, не хотел жениться, переживал и плакал, но отец был неумолим. Прасковье также не понравился ее жених, который показался ей слишком молчаливым и серьезным, и она попыталась отказаться от замужества. Но сестра ее хлопнула ладонью по столу и заявила: «Если за него не пойдешь, то нет тебе больше никакого жениха».

После свадьбы Емельян упросил жену, чтобы она отпустила его в монастырь. Та согласилась, и он ушел. Утром пришли, спросили Прасковью, где муж ее, но она ответила, что не знает. Мать Прасковьи потребовала, чтобы та пошла вместе с ней к блаженной Насте в село Урусово. Блаженная сказала Прасковье: «Ты не отчаивайся, вернется муж, только ты не вздумай замуж выйти!» На обратном пути она стала думать: «Чего, говорит, замуж выйти? С ума что ли я сошла - замуж идти? Что, девок что ли не хватает?» А на другой день, когда пришли Прасковью сватать, вспомнились слова блаженной.

В 1922 году монастырь, где жил Емелиан закрыли, он вернулся домой и стал трудиться в своем хозяйстве. В 1928 году Емелиан уехал в город Алатырь, где стал проходить в храме послушание псаломщика и готовиться к рукоположению во диакона. Но в селе узнали, что он стал служить в церкви, и его племянник, председатель колхоза, донес на Емельяна в НКВД. В 1929 году, когда пришли арестовывать Емельяна, его не было дома. Тогда, скрываясь от ареста они с женой уехали в Восточный Казахстан к брату Емельяна.

Здесь Емельян устроился псаломщиком в село Еловка, недалеко от города Барнаул на Алтае. В 1930 году в Емельян Алексеевич был рукоположен во диакона. Но жена брата не пожелала терпеть родню и потребовала, чтобы они уехали. К этому времени положение семьи Емельяна Алексеевича стало нелегким, средств для жизни не хватало и они голодали. От голода тяжело заболела дочь Анастасия, и он стал молиться, чтобы Господь забрал ее к Себе, но девочка поправилась. Когда они отправились в обратный путь на родину, у них украли все деньги, и Емельян Алексеевич предложил вернуться к брату, но Прасковья категорически отказалась. Одна добрая женщина позвала их в местный совхоз. Здесь Емельян устроился работать конюхом. Условия жизни оказались очень суровыми - на месяц всей семье выдавалось всего лишь несколько килограммов муки, и они стали голодать. Вскоре им из дома выслали деньги на дорогу, и они вернулись на родину.

В 1932 году в городе Алатырь диакон Емелиан был рукоположен во священника епископом Чебоксарским Памфилом (Лясковским). Отец Емилиан с 1932 года служил в храме села Любимовка, с 1935 года - села Ичиксы и с 1936 - села Ахматово Алатырского района. Храмы в то время закрывались властями поочередно. Последним местом его служения стал храм первомученика архидиакона Стефана на окраине города Алатыря, называвшийся полевым. Он остался в то время единственным действующим в городе. Служил здесь Емельян вместе со священником Василием Покровским и диаконом Феодором Тарентиновым. Став священником, отец Емилиан ревностно исполнял все молитвенные правила и чинопоследования, все, что входило в круг его обязанностей, и очень строго постился. От Великого Четверга до светлого Христова Воскресения он не ел ничего. Молился он большей частью ночью.

Старшая его дочь Анастасия рассказывала: «Однажды отец молился ночью на коленях, и вот слышим, что у нас отдирают доски на чердаке и вот-вот войдут к нам. Все испугались, а он как стоял на молитве, так и остался. А утром посмотрели - на чердаке все было в порядке». А однажды, когда он молился, домашние его услышали, что к их дому подъехали на лошадях, остановились и разговаривают. А отец Емилиан не обратил на это ни малейшего внимания и продолжал молиться. Утром домашние вышли на крыльцо, но никаких следов не было видно, повсюду лежал нетронутый снег.

Будучи ревностным молитвенником, он был и ревностным исполнителем заповедей Христовых. Отец Емилиан любил всех без лицеприятия - и богатых, и нищих, он помогал всем, всякого старался утешить, плакал с плачущими и радовался с радующимися. Нищелюбие и страннолюбие отца Емилиана были беспредельны - он подавал всем нищим, каких встречал, и привечал всех странников, какие к нему приходили.

Все годы своего служения священником отец Емилиан подвергался преследованиям властей. Его часто вызывали в районное отделение НКВД и здесь подолгу допрашивали. На допросах его то пугали разными преследованиями и карами, если он не откажется от священства, то высмеивали и стыдили, что, он такой молодой и не хочет работать, а вместо этого обманывает народ и этим зарабатывает деньги. Сотрудники НКВД предлагали ему написать заявление, что Бога нет и религия - это обман. В обмен на это ему предлагали хорошую работу и зарплату. Но на все подобные уговоры отец Емилиан неизменно отвечал: «Хоть сейчас меня забирайте, но от Бога я никогда не откажусь».

Когда он шел на эти встречи, он всегда был готов к аресту и брал с собой мешочек с сухарями, который оставлял дочери Анастасии, сопровождавшей его во время этих визитов в НКВД. Однажды, поздно вечером, когда в приемной почти никого не осталось, сотрудник НКВД подошел к ней и спросил зачем она здесь. Отец Емилиан ответил, что это его дочь и она пришла вместе с ним. Тот попытался ее прогнать, но Анастасия громко заплакала, и тот отступился от нее.

Священник Емилиан был арестован 25 июля 1941 года и в тот же день допрошен. Следующие допросы отца Емилиана состоялись 3, 4 и 9 августа.

На допросе 4 августа следователь спрашивал:

- Вы в марте 1939 года в полевой церкви среди верующих открыто высказывали: безбожники погибнут и они достойны геенны огненной, - скажите, вы признаете это?

- Нет, не признаю, я так среди верующих не говорил. Я говорил, как мы, христиане, должны исповедовать истинную веру и любить друг друга. Не завидовать, не красть, не обманывать и никого не обижать. Верить в Бога Иисуса Христа, соблюдать посты по закону Божию, не желать ближнему, что самому не нравиться. Соблюдать праздничные воскресные дни, в которые трудом заниматься грешно. Почитать дни среду и пятницу, как постные дни, не есть мясной пищи. Больше я ничего не говорил.

- В марте месяце 1939 года среди монашек, проявляя свое недовольство против соввласти, говорили: я избранник Божий, поэтому я и служу, и меня арестовать никто не может. Вы подтверждаете это?

- Нет, не подтверждаю, я этого не говорил, так как я все время ожидал ареста, в порядке очереди, потому что всех служителей культа уже арестовали.

- В апреле 1941 года во время производства описи имущества в вашем доме работниками ГОРФО, что вы сказали им, когда было обнаружено ими 4 буханки хлеба?

- Я в то время работникам ГОРФО сказал, что этот хлеб принадлежит квартиранту, к тому же я проявляя свое недовольство работникам ГОРФО, сказал: Будет вам шкуру драть с рабочих, дерните уж с попов. Вот в этом я признаю себя виновным«.

Один из свидетелей показал: «Хорошо помню, в последних числах января 1941 года, кода принесли извещение об уплате налога попам Покровскому и Кирееву, в это время Покровский в церкви заявил: я от службы отказываюсь, потому что наложили непосильный налог, эти коммунисты, с полки. Тогда Киреев среди присутствующих граждан верующих со злобой во всеуслышание сказал: граждане, так и так нас посадят в тюрьму, пусть меня возьмут из алтаря, прямо с престола, арестуют, но я буду служить до конца. Верующих Киреев этими словами возбудил в гнев против советской власти и они плакали, не желая расставаться с церковью и с попами Покровским и Киреевым. Верующие после этого заявили, служите батюшки мы вас поддержим и будем за вас хлопотать, чтобы с вас налоги сложили». Другой свидетель показывал: «Поп Покровский говорил: граждане верующие, на нас наложило Горфо непосильный налог, поддержите нас, а то мы от службы в церкви отказываемся. Верующие в это время плакали и просили Покровского и Киреева продолжать службу в церкви. В это время поп Киреев говорил: Несмотря на то, что на нас наложили непосильный налог, я согласен продолжать дальше службу, так как так и так будем мы служить или не будем служить все равно мы будем наказаны - такое время сейчас пришло, так сказано в писании Божием».

Одна из свидетельниц в отношении Покровского и Киреева показывала: «В церкви при исповеди всегда проповеди говорили: верующие, нужно держаться вере Христовой, что она спасет от всяких бед и скорбей и душа ваша не погибнет, а будет обитать в Царствии Небесном. Потом поп Покровский, возвышая голос громко говорил: никого не слушайте, что нет Бога, Бог на небесах и вездесущ, на всяком месте, все видит и все ведает. В это время масса криком ему ответила - веруем батюшка. На это Покровский сказал: веруйте, крепко веруйте в Матерь Божию и во всех святых. В феврале 1941 года поп Покровский на поданное ему извещение о налоге на 9 тысяч рублей выразился так: Эх, черт возьми, перед концем что ли они бесятся».

23 сентября следствие было окончено. 10 октября всем троим обвиняемым было предъявлено обвинительное заключение по статье 58-10 часть 2 и 58-11. 18 октября Судебная Коллегия по уголовным делам определила обвинительное заключение утвердить и на 30 октября было назначено судебное заседание. В назначенный день открылся суд, на котором подсудимые священники мужественно отрицали обвинения в антисоветской агитации. Прокурор просил суд вынести приговор в отношении Подрезова - расстрел, в отношении Покровского и Киреева - 10 лет лишения свободы. Адвокат просил в отношении Покровского и Киреева вынести мягкий, справедливый приговор. Обвиняемым было предоставлено последнее слово, в котором они просили вынести справедливый приговор. После совещания суд приговорил всех троих к высшей мере наказания - расстрелу. В установленном порядке от приговоренных священников поступила совместная кассационная жалоба в Верховный Суд РСФСР о пересмотре приговора. Приговор был признан правильным.

Священники Василий Покровский и Емилиан Киреев были расстреляны, по свидетельству одного из охранников, на правой стороне реки Суры, недалеко от города Алатырь, вечером 26 декабря 1941 года.

Священник Емилиан Киреев был причислен к собору новомучеников и исповедников Российских на заседании Священного Синода под председательством святейшего патриарха Алексия 6 октября 2003 года.

Священник Василий Покровский был причислен к собору новомучеников и исповедников Российских на заседании Священного Синода 27 декабря 2007 года.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/saint/1721/130/group

Сщмчч. Петра Крестова и Васи́лия Мирожина, пресвитеров (1941)

Священномученик Петр Крестов, пресвитер

ДНИ ПАМЯТИ:

20 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

Священномученик протоиерей Петр Крестов родился в 1890 году в селе Городец в Рязанской губернии. Закончил Рязанскую Духовную семинарию, был призван на военную службу и участвовал в Первой Мировой войне. В 1915–1918 гг. был в немецком плену в Германии. С 1918 по 1922 год работал учителем сельской школы в селе Панино в Спасском районе в Рязанской области. В 1922 году был рукоположен во иерея к Пятницкой церкви в селе Панино, назначен настоятелем и благочинным Спасского округа. В 1930 году отец Петр был арестован вместе с женой, Крестовой Антониной Николаевной. Дома осталось пятеро детей. Имущество конфисковали. Матушку освободили через 2 месяца, а отца Петра приговорили к шести годам в исправительно-трудовом лагере. Священник отбывал срок в Соловецком лагере особого назначения. После освобождения вернулся к месту своего служения в Пятницкую церковь.

Огромную распространенность в то время получили аборты, и отец Петр много проповедовал против детоубийства. В 1937 году советские власти активно искали поводы для арестов верующих и церковнослужителей, а отца Петра нужно было арестовать во что бы то ни стало: он только что освободился из лагеря и уже ведет активную пастырскую работу. Однажды 12-летний мальчик Николай, живущий в селе Панино, услышал, как местные власти хотят устроить поджог фермы, который можно свалить на священника, чтобы приговорить его к расстрелу. Мальчик стал рассказывать об услышанном и вскоре его нашли убитым. В убийстве обвинили отца Петра. В феврале 1938 года священник был арестован за «участие в антисоветской повстанческо-террористической организации церковников». Дело об организации было групповым, поэтому были арестованы еще несколько человек. Почти все давали и признательные и обвинительные показания. Отец Петр не признал своей вины и не дал показаний на других. Его приговорили к пяти годам в лагерях. Протоиерей Петр был отправлен в Вятлаг НКВД в Кировской области. Как раз в это время его дело было прекращено из-за отсутствия состава преступления, но тем не менее из лагеря отец Петр освобожден не был. Он был помещен в один барак с уголовниками, и 19 декабря 1941 года скончался в лагере от голода и болезней.

Источник: http://www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/sv-petr-krestov

Священномученик Васи́лий Мирожин, пресвитер

ДНИ ПАМЯТИ:

30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых

20 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Василий родился 5 марта 1865 года в селе Горяйново Рязанского уезда Рязанской губернии (ныне Рыбновский район Рязанской области) в семье псаломщика Ивана Мирожина. Окончив Рязанскую Духовную семинарию, Василий не пошел по духовному пути, а устроился служить чиновником в акцизном ведомстве и только после революции, когда начались гонения на Церковь, изъявив желание быть священником, был рукоположен и служил в Благовещенской церкви в городе Зарайске Московской области. Возведен в сан протоиерея.

Протоиерей Василий был активным проповедником, что впоследствии при аресте ему было поставлено в вину. Сохранилось два конспекта его проповедей: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф.11:28)…

Когда Иисус Христос учил, то чего Он желал слушателям Своим от Своего учения? Чтобы они все успокоились… Что вам мучиться, тревожиться, смущаться? Что вы боитесь за будущее, что скорбите о прошедшем? Что тяготитесь настоящим? Ко Мне обратитесь, Меня слушайте и успокойтесь. Я вас успокою. Вот сущность учения Христова.

Да, Иисус Христос учил… чтобы, слушая Его, все делались покойнее. Он иногда обличал грозно, но все же это для того, чтобы к Нему скорбящие обращались, таким образом успокоились, перестали бояться, мучиться, тревожиться. Оттого и учение Иисуса Христа всегда так успокаивает, утешает, радует душу…

Почему перед чтением святого Евангелия мы поем: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Этим радость нашу выражаем перед чтением… что сподобились послушать учение Христово.

Мы удивляемся преподобным: как это они отказывались от мирских радостей, проводили жизнь в постоянном посте и молитве, изнуряли плоть свою? Учение Евангелия их утешало, успокаивало. Вот какую книгу нужно всем читать, никакая книга так не успокоит, как святое Евангелие. Читая эту книгу – слушаем Самого Иисуса Христа, потому что в ней действует Его Дух.

«Радуйся Михаил, великий Архистратиг, со всеми Небесными Силами!»

Сегодня Святая Церковь торжественно совершает празднество в честь светоносного Архистратига Михаила. Взирая на икону Архистратига Божия Михаила, не задавали ли вы себе вопроса: почему Архистратиг Божий Михаил изображается на иконе в воинственном виде, то есть на голове у него шлем, в руках огненный меч и броненосное копье, под ногами дракон пораженный? Уж нет ли и на небе брани-войны, не безопасно ли и там находиться без меча и оружия? Да, возлюбленные, бысть и там, на небеси, брань: Михаил и Ангелы его брань сотвориша со змием, и змий боролся и ангелы его, говорит нам святой апостол и евангелист Иоанн Богослов в своем Апокалипсисе. Нам известно кто такой змий. Это один из верховных и совершеннейших духов, называемый диаволом, сатаною, которого Бог наделил всеми совершенствами. И вот он возгордился, возмутился против Творца своего, восстал против порядка и закона, положенного Богом на небе; известно, чем окончилась эта брань твари с Творцом – низвержен сатана со всеми его приверженцами с неба, Архистратиг Михаил со всеми верными духами по повелению Божию послужил орудием к торжеству… Это низвержены противники Бога. Вот почему он, Михаил Архангел, и изображается на иконе в воинственном виде; он ратовал за славу Творца на небе, ратует за нее на земле, преследуя сатану, который и доселе является богоборцем и досадителем Божиим».

Наступил 1937 год, а с ним и самые беспощадные гонения на Русскую Православную Церковь. Во второй половине августа следователи Зарайского НКВД допросили дежурных свидетелей. Первым был вызван священник Михаил Рождествин. Арестованный в 1930 году и получивший пять лет ссылки, он впоследствии отказался от служения Церкви. Теперь он показал, что 11 августа 1937 года в Спасской церкви в Зарайске состоялось торжественное богослужение, которое было совершенно шестью священниками и диаконом. Протоиерей Василий Мирожин предложил присутствующему духовенству выступить с проповедью, заявив, что у себя в Благовещенской церкви он всегда проповедует. Он призывал, как можно больше привлекать людей и наставлять их в вере, пользуясь правами, предоставленными новой конституцией.

Была допрошена дочь священника, работавшая машинисткой в канцелярии местной фабрики. Она показала, что отец Василий «ведет контрреволюционную работу среди женщин, призывал их, чтобы они вели работу по вовлечению населения в церковь. В мае 1937 года Мирожин, встретившись со мной, сказал: „Вы, Антонина Владимировна, гневите Бога, отложились от храма Божьего. Вам ваш отец не это завещал. Вы должны быть продолжательницей его дела, не только посещать церковь, но и вовлекать в нее народ. Кого, как не вас, притесняли эти антихристы-коммунисты? Кто, как не вы, должны вести с ними борьбу до полного их уничтожения?"»

Был вызван на допрос директор этой фабрики, который показал, что со священником Василием Мирожиным встречался всего один раз, в связи с тем, что рабочие и служащие фабрики подняли вопрос о возбуждении ходатайства перед вышестоящими советскими органами о закрытии церкви, расположенной около фабрики, и передаче здания под клуб. Он пригласил к себе священника «с тем, что возможно он откажется от службы и станет заниматься полезным общественным трудом, при этом обещал ему и работу дать. На это Мирожин заявил: „Какие бы вы решения не выносили, все равно верующие храм закрыть и осквернить не позволят. Я должен буду вас предупредить, что вы можете получить для себя большую неприятность. Я обязан бороться за дело Божие до конца, и мы, духовенство, привыкли от власти переносить всякие терзания за эти годы. Если храм закроют, то верующие все равно не допустят посягнуть на него"».

Отец Василий был арестован 5 сентября 1937 года, заключен в коломенскую тюрьму и сразу же допрошен.

– Следствию известно, что вы призывали духовенство города выступать с проповедями среди населения. Признаете ли вы это? – спросил священника следователь.

– Лично сам я с проповедями в церкви выступал, но духовенство города не призывал, – ответил отец Василий.

– Следствию известно, что вы среди населения города Зарайска вели антисоветскую контрреволюционную работу. Признаете ли вы это?

– Нет, я это отрицаю, так как никогда этого не делал; с проповедями выступал утешительного характера и призывал веровать в Бога и не забывать Его.

Следствие в тот же день после допроса было завершено, и протоиерей Василий был отправлен в Таганскую тюрьму в Москву, ожидать приговора.

11 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере; он был направлен сначала во Владивосток, в Дальлаг, откуда был переведен в Сиблаг, и 9 января 1938 года прибыл в Сусловское отделение этого лагеря. Протоиерей Василий Мирожин скончался 20 декабря 1941 года в Мариинском пересыльном пункте в Кемеровской области и был погребен в безвестной могиле. Память священномученика совершается 7 (20) декабря.

Игумен Дамаскин (Орловский). Московские Епархиальные Ведомости, № 11–12 за 2007 год. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-mirozhin

Сщмч. Са́ввы (Трлаича), епископа Горнокарловацкого (1941) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

17 июля

ЖИТИЕ

Епископ Горнокарловацкий Савва (Трлаич) родился 6 июля 1884 года в городке Мол, при Крещении получил имя Светозар. Гимназию и Духовную семинарию окончил в известном духовном центре Сербии – Сремских Карловцах. Получил юридическое образование в Белградском университете.

Сан диакона принял на Крещение 1909 года, в том же году, в день святого Саввы Сербского, был рукоположен во священники. В 1909 году получил приход в городе Башаид, где служил до 1927 года. В начале 1927 года был назначен референтом, а чуть позже – секретарем Святого Архиерейского Синода СПЦ.

Овдовев, в 1929 году принял монашество с возведением в сан архимандрита и назначением настоятелем в монастырь Крушедол. В должности настоятеля Крушедольского монастыря он оставался до избрания его викарным епископом Сремским. Хиротония состоялась 30 сентября 1934 года в Сремских Карловцах и была совершена патриархом Сербским Варнавой.

Епископ Савва как викарный епископ Сремский до ноября 1936 года исполнял обязанности председателя Епархиального управления архиепископии Белградско-Карловацкой. Затем избран председателем Церковного суда архиепископии. Находясь в этой должности, был избран епископом Горнокарловацким с резиденцией в Плашке.

Епископ Савва был великим ревнителем на ниве Господней. Помимо других многочисленных заслуг, он сыграл большую роль в расторжении Конкордата в 1937 году.

Начало Второй мировой войны застало его в Плашке. В 1941 году, 21 мая, для захвата власти в Плашку прибыли около ста усташей, итальянских ставленников. Епископ Савва сразу же был объявлен заложником «новой католической республики хорватской», так называемой Независимой Державы Хорватской. Такая же судьба была уготована священникам: протоиерею Исе Пейновичу – заместителю архиерея, протоиерею Милану Докмановичу – настоятелю Плашского храма, протоиерею Милану Райчевичу – церковному обвинителю, иерею Петру Вучиничу – члену Церковного суда, иерею Боголюбу Гаковичу – секретарю Церковного суда, иерею Милану Джукичу – секретарю Епархиального правления, иерею Яше Степанову – приходскому священнику, иерею Джордже Стояновичу – преподавателю Закона Божия и иерею Станиславу Насадилу – приходскому священнику из Личских Ясеновцев.

Два дня спустя усташи ворвались в резиденцию, изгнали епископа, погрузили и вывезли из здания всю мебель. Несколько дней спустя, 8 июня, в резиденцию с группой усташей пришел лагерный палач, один из самых страшных преступников, Йосип Томленович. Сразу же был отдан приказ о передаче всех епархиальных документов и ценных бумаг усташскому отряду, который сопровождал Томленовича. Епископу Савве приказали удалиться из канцелярии, так как «его присутствие нежелательно и не нужно», ему велели немедленно выехать из Плашки и вернуться в Сербию. Епископ отказался и подчеркнул, что он является легальным епископом Горнокарловацким и не может оставить свою епархию, а они могут с ним сделать все, что пожелают.

17 июня 1941 года епископ Савва был арестован еще с несколькими выдающимися людьми, сербами из Плашки. Были арестованы священники Боголюб Гакович, Джордже Стоянович и Станислав Насадил. Нацисты заперли их в конюшне Йосипа Томленовича, поставив вооруженную охрану. Все пленники, а епископ Савва особенно, ежедневно подвергались страшным истязаниям и унижениям. В конюшне они провели больше месяца. 19 июля 1941 года мучители связали пленников в шеренгу по двое, отвели на вокзал, чтобы утренним поездом отправить их в Госпич. На Плашском вокзале пленников продержали с 10 часов вечера до 5 утра. В самом тяжелом положении оказался епископ Савва, которому, несмотря на то что он был скован кандалами, даже не давали возможности сесть.

Епископ Савва и арестованные с ним плашские новомученики прибыли в Госпич 20 июля 1941 года. С Госпичского вокзала они сразу же были доставлены в тюрьму, где их снова страшно истязали и унижали. Сохранились данные, что епископа Савву 8 августа 1941 года видели в тюремном дворе связанным и стоящим под дождем. И эту пытку мученик перенес спокойно.

В середине августа 1941 года из госпичской тюрьмы было выведено около двух тысяч сербов, связанных проволокой по двое, их повели по дороге в направлении горы Велебит. В этой группе был и епископ Савва. Есть основания думать, что святитель был убит на Велебите, так как в августе 1941 года там были казнены около 800 сербов. Несмотря на то, что точное время и место его мученической кончины неизвестны, так же как не сохранились сведения о множестве погибших из православного духовенства и верующих, – Господь вписал их имена в книгу вечной жизни.

Священный Архиерейский Синод СПЦ в течение войны неоднократно пытался ходатайствовать за митрополита Петра и епископа Савву, чтобы вызволить их из злодейских рук нацистов. Попытки были безуспешны.

Несколько лет спустя (после войны) в Башаид, где владыка Савва много лет служил на приходе, приехал один человек: он представился его духовным чадом, рассказал, как владыка заботился о нем, дал образование, оказывал большую материальную поддержку. Он поведал о кончине владыки, о том, что видел своими глазами: «Усташские палачи вывели владыку на поляну и там продолжили издевательства. Заживо содрав с него кожу, засыпали раны солью. Затем закопали в землю, оставив на поверхности только голову, принесли железную ржавую борону и «пахали» по его голове, пока мученик не умер. Что было дальше, не знаю. Вероятно, он был брошен в одну из многочисленных ям, в которых мученически окончили жизнь многие православные сербы. Но смерть не отлучила его от народа».

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-savva-trlaich

Сщмч. Гора́зда (Па́влика), епископа Чешского и Моравско-Силезского (1942)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

4 сентября

ЖИТИЕ

В миру Павлик Матей, родился в семье образованного крестьянина Яна Павлика и его супруги Анны, урожденной Белчиковой, в селе Груба Врбка (Южная Моравия, Австро-Венгерская империя) 26 мая 1879 года. Родители его были римо-католиками. Матей с радостью участвовал в богослужениях в соседнем Кужелове. Он был любим и учителями, и соучениками. Учился отлично, а в свободное время много читал, особенно литературу, говорившую о жизни первых христиан.

После окончания начальной школы он учился в римо-католической гимназии в Кромержиже. В седьмом классе начал самостоятельно изучать старославянский язык. Учёбу окончил с отличием.

В 1898 году поступил на римо-католический богословский факультет университета в Оломоуце. В 1900 году, при переходе со второго на третий курс факультета, совершил поездку в Киево-Печерскую Лавру.

В 1902 году окончил богословский факультет по первому разряду и 5 июля в Оломоуцком римо-католическом соборе святого Вацлава был рукоположен в сан священника и назначен на приход в Карловичах, а потом в Брумовице. С 15 сентября 1906 года до 1 мая 1920 года служил священником в психиатрической лечебнице в Кромержиже. Снискал большое уважение не только среди вверенных ему больных, но и среди врачей и персонала лечебницы.

Решительная перемена в религиозном его мировоззрении произошла во время нападения Австро-Венгрии на Сербию. В отличие от большей части римо-католического духовенства, он осуждал агрессию Австро-Венгрии и Германии против Сербии и начал издавать журнал «Право народа», в котором публиковались статьи, призывающие к реформации римо-католической церкви.

Осенью 1918 года, после окончания войны, когда в национальной и религиозной жизни получившей независимость Чехословакии совершались большие перемены, он тяжело заболел и почти лишился зрения. Ему пришлось долгое время пролежать в больнице, что и послужило причиной его ухода на пенсию, несмотря на молодой возраст.

В эту пору, после распада Австро-Венгрии и образования Чехословацкой республики, около полумиллиона её жителей вышли из римо-католической церкви, так как классический римо-католицизм воспринимался многими чехами и словаками как религия австрийских завоевателей. 8 января 1920 года было объявлено об образовании «Чехословацкой церкви,» считающей себя наследницей как гуситской, так и кирилло-мефодиевской традиций. Главой церкви стал бывший католический священник доктор богословия Карл Фарский. С этим движением отец Матей не мог согласиться полностью, поскольку оно было лишено иерархии и связи со Вселенской Церковью, но в нем созрело решение выступить для просвещения народа в духе Православия.

11 октября 1920 года он официально вышел из римо-католической церкви и присоединился к Чехословацкой национальной церкви с намерением защищать в ней православное направление. Однако, трудиться в этом направлении было нелегко, ибо либеральное крыло движения было очень сильно.

С 1 июля 1921 года отец Матей был определён в церковные администраторы области Моравия и Силезия. В том же месяце начал издавать религиозный журнал «За правдоу,» в котором защищал православные принципы от нападений радикалов, которые захватили ведущие посты в руководстве Чехословацкой церкви.

Благодаря его усилиям I собор Чехословацкой церкви принял православные нравственность и вероучение. На II соборе 29 августа 1921 года было окончательно принято решение, что вероучение Церкви должно быть православным, были признаны постановления семи Вселенских Соборов. На этом соборе уже присутствовал и экзарх Сербской Православной Церкви епископ Нишский Досифей, чем и было положено начало каноническому общению. Второй собор вынес также решение, что название Церкви будет «Чехословацкая Церковь Православная.»

21 сентября 1921 года отец Матей на Фрушкой Горе в Лавре Крушедол постригся в монашество с наречением в честь равноапостольного Горазда. На следующий день в монастыре Гргетек иеромонах Горазд был возведен в сан игумена, а вечером того же дня епископом Досифеем в монастыре Хопово – в сан архимандрита. 25 сентября 1921 года в соборе святого Михаила архимандрит Горазд был рукоположен во епископа Моравского и Силезского. Хиротонию совершили патриарх Сербский Димитрий, митрополит Киевский Антоний, митрополит Варнава, епископ Досифей и епископ Иосиф в присутствии всех архиереев Сербской Церкви.

Став православным архиереем, епископ Горазд был вынужден вести борьбу за утверждение православия в Чехословацкой церкви, так как радикалистов в её рядах устраивало разрушение римо-католицизма, но не устраивало укрепление православия.

Владыка Горазд использовал каждую предоставившуюся возможность утвердить истинный церковный строй. Так, он говорил: «Если же Чехословацкая Церковь согласна не знать истинного христианства, было бы необходимо открыто о том сказать и было бы необходимо последовательно то провозгласить, что ей не нужны ни рукоположенные епископы, ни рукоположенные священники. Если же, однако, будут рукополагаться священники и епископы, то нельзя быть отрезанным от традиционного христианства». В журнале «За правдоу» в 1922 году епископ писал: «Было бы знаком по-настоящему гибкой совести заявить о приятии Никео-Царьградского символа веры и деяний семи Вселенских Соборов, затем принять имя для Чехословацкой Церкви – Православная, и при этом смеяться над всем православным: и над вероучебными догматами, и над обрядом.»

В июле 1922 года владыка Горазд был послан в миссионерскую поездку в Америку, в чешские колонии. Во время его деятельности в Америке радикалы во главе с Карлом Фарским начали борьбу против догматов и устройства Православной Церкви. Они выпустили в свет «Чехословацкий катехизис» еретического содержания. Так, в «катехизисе» говорилось, что нет Единого Бога в Трех Лицах и Бог – это «живой закон мира». Иисус Христос – «не является Сыном Божиим, Спасителем, но только пророком». Фарский и Калоус ставили в «катехизисе» Иисуса Христа в один ряд с Моисеем, Сократом, Магометом, Зороастрой, Буддой, Конфуцием. По их учению, Дух Святый – это только Божие воодушевление в человеке. Отвергнуто было православное учение о Богородице.

Владыка Горазд, раскрывая еретическое содержание «катехизиса», пишет: «...в целом тон книги не сходен ни с Евангелием, ни со взглядами первых христиан, ни с постановлениями Вселенских Соборов, ни с вероучением... Христос рассматривается в книге односторонне и не полностью, без внимания к Благодати Божьей... Без Благодати перестает существовать христианство, оно тогда остается только этикой... Достаточно ли... только этики и может ли только этика нас удовлетворить, освятить и спасти, – остается вопросом, на который я отвечаю отрицательно. «Чехословацкий катехизис» наносит вред нашему делу как внутри, так и вне церкви...».

Владыка Горазд почти два года вел борьбу с радикалистами, стараясь защитить от ереси верующих Чехословацкой Церкви Православной, но силы были явно неравны. Одновременно с внутренней борьбой возник разлад с независимо устроившейся «Чешской религиозной православной общиной», которая после неудачных переговоров с Сербской Церковью в 1923 году вошла в ведение Константинопольского патриархата. Юрисдикционный спор был подогрет государством, т.к. президент Т.Г. Масарик и другие ведущие политики ЧСР были против восстановления и утверждения Православия в Чехословакии.

Владыка Горазд, не имея возможности пастырски вести на территории Чехии православно ориентированных членов Чехословацкой церкви, рекомендовал им, дабы они присоединились к «Чешской религиозной православной общине». Так и стало с большей их частью, особенно в Праге.

5 марта 1923 года на заседании епархиального совета Моравско-Силезской епархии епископ Горазд отказался от места епархиального архиерея и от дальнейшей деятельности в Чехословацкой церкви. Епархиальный совет отставки не принял и представители православной ориентации просили епископа Горазда, чтобы он остался и дальше во главе епархии. Владыка Горазд их просьбу удовлетворил, чтобы православные не остались без пастыря.

Он ещё год вёл борьбу с радикалистами и прилагал усилия к укреплению в истинах православия наибольшего числа сторонников Чехословацкой церкви. 10 июня 1924 года журнал «За правдоу» в последний раз вышел как епархиальный орган Чехословацкой церкви в Моравии.

21 июля 1924 года епископ Горазд вышел из «Чехословацкой Церкви Православной» и увёл с собой православную её часть. Вместе с этим Чехословацкая Церковь перестала существовать как православная церковь и окончательно впала в протестантизм, лишившись Благодати Божией, ибо решением своего «собора» 31 августа 1924 года она восприняла за официальное учение ересь «Чехословацкого катехизиса».

Под омофором Сербского патриарха владыка Горазд приступил к организации Чешской Православной Церкви на положении епархии Сербской Православной Церкви. В сентябре 1924 года владыка отправил в Сербию первых студентов богословия.

Владыка Горазд интенсивно занялся строительством новой Церкви. Он поставил перед собой цель, чтобы в каждом приходе были собственный храм и церковный дом. В течение каждого года строилось по одному храму. Большим его помощником в этом деле был протоиерей Всеволод Коломацкий. Владыка не только руководил постройкой храмов для своих приходов, но и сам работал вместе с прихожанами. Большую помощь он оказывал тайно. Под руководством святителя Горазда с 1928 по 1942 год включительно было построено и освящено 14 храмов. При этом владыка встречался с препятствиями на своем пути. В отчете, посланном Сербскому Патриарху Варнаве, владыка пишет о яростной пропаганде против Православия со стороны тогдашнего президента Т.Г. Масарика, политических партий, Чехословацкой церкви, римо-католиков и т. д.

Владыка Горазд был епископом-миссионером: приезжая в какой-либо приход, жил там по нескольку месяцев, посещал каждую православную семью. Наряду с религиозно-просветительской деятельностью владыка много занимался и литературным трудом. Он составил, в частности, «Сборник молитв и литургических песнопений Православной Церкви». При составлении сборника владыка использовал русский распев первого, третьего, четвертого, шестого гласов, а также и семи гласов прокимнов. Святитель в целях быстрого усвоения пения по сборнику сам ездил по приходам и учил народ церковному пению.

В 1927 году был издан Служебник для священников под названием «Божественная литургия св. Иоанна Златоустого и св. Василия Великого», а также «Библейская история для учеников 1-4 классов общинных школ». Выдающимся трудом святителя стала «Жизнь свв. Кирилла и Мефодия и их связь с Римом и Цареградом» изданная под псевдонимом П. Малы.

Владыка должен был приложить много административных усилий и терпеливости для преодоления разделения с последователями Константинопольского Патриархата. 22 ноября 1925 года он был избран новым духовным руководителем «Чешской религиозной православной общины», и Чехословацкое государство также признало законной на территории республики Сербскую церковную юрисдикцию. В феврале 1926 года делопроизводство было изъято у последователей Константинополя и передано в руки епископа Горазда. Однако лишь в сентябре 1929 года было получено одобрение от Сербской Церкви и правительства ЧСР на существование управления православной Ццеркви на уровне епархии в правовом отношении.

Владыка Горазд без устали прилагал усилия к основанию монастыря, который наконец был основан, но монахи по разным причинам разошлись. Вопреки многим препятствиям за четыре года владыкой было достигнуто решение юридических вопросов, найдено согласие и укреплена организационная структура Православия в ЧСР уже на уровне двух епархий – Чешской (Моравско-Силезской) и Подкарпатской (Мукачевско-Пряшевской). 28 сентября 1935 года участвовал в освящении Пражского Кирилло-Мефодиевского кафедрального собора.

В 1938 году Чехословакия пала жертвой Мюнхенского сговора западных держав. Часть ее была оккупирована Германией. В своих проповедях, письмах и статьях епископ Горазд призывал всех верующих к исполнению своих христианских и патриотических обязанностей.

15 марта 1939 года Чехословакия окончательно потеряла свою независимость. Немцы создали из Словакии «самостоятельную» республику, а в Чехии и Моравии образовали так называемый протекторат. Для Чешской Православной Церкви и для всего народа началось время тяжких испытаний. Епископ Горазд и в дни оккупации не оставлял своей миссионерской, научно-литературной и патриотической деятельности. 15 марта 1939 года в статье «Братья и сёстры» он пророчески говорил, что несправедливость будет уничтожена, если народ не оставит Бога. Между прочим, писал: «Будьте уверены, что наша православная церковь есть наипрочнейшая основа как религиозного и морального бытования, так и народной жизни нашей.»

Тогда же владыка начал писать «Жития святых». Уже во время оккупации по благословению святителя Горазда началось строительство храма Святой Троицы в селе Челеховице-на-Гане.

Отношение святого владыки к немецкой оккупации видно из его слов к министру протекторатного правительства Э. Моравцу: «Мы будем послушны каждому законному правительству».

Протекторатная власть организовала давление на владыку Горазда, чтобы он перешёл из юрисдикции Сербской в юрисдикцию Берлинского архиепископа Русской Православной Церкви за границей. 21 ноября 1941 года он был временно принят с 20 приходами в Русскую Зарубежную Церковь ввиду невозможности из-за войны сноситься со своим руководством в Сербии.

27 мая 1942 года в Праге был убит палач чешского народа обер-группенфюрер СС Р. Гейдрих. Совершившие нападение парашютисты укрылись в крипте православного Пражского кафедрального храма святых Кирилла и Мефодия, что на Рессловой улице. Так как гестапо не делало особой разницы между бойцами Сопротивления и теми, кто, пусть даже случайно, оказывал им содействие, в июне 1942 года под ударом оказалась Чешская Православная Церковь. Отвёл этот удар владыка Горазд (Павлик).

8 июня 1942 года, через 12 дней после убийства Гейдриха, немцы, получив информацию от парашютиста Чурды, оказавшегося предателем, окружили храм святых Кирилла и Мефодия в Праге и взяли его штурмом. Арестованы были отец протоиерей Вацлав Чикл, отец Владимир Петржек, Ян Зонневенд, Вацлав Орнест и другие. Владыка Горазд в это время находился в Германии. С юридической точки зрения это было безусловное алиби. Но не собственная безопасность волновала владыку. Он срочно возвратился в Чехию, дабы не пострадала от кровавых гонений Церковь. В письме председателю протекторатного правительства Э. Моравцу святитель взял на себя ответственность за всё, что произошло в связи с укрытием десантников. Э. Моравец письмо отослал в гестапо.

В четверг 25 июня 1942 года, в 5 часов утра, гестапо арестовало владыку Горазда. В тюремном заключении он находился с 25 июня по 4 сентября 1942 года. В течение этого времени он был подвергнут тяжелым мучительным допросам, немцы рвали у владыки густую бороду, били его и подвергали разным другим мучениям. Его увозили в 22 часа, а возвращался он в пять часов утра. Днем владыке не давали отдыха. Когда заключенные получали пищу, тюремщик часто отталкивал епископа ногой и оставлял без еды. Жизнь святителя Горазда была полна страданий и завершилась мученичеством за Христа.

Свидетели заключения владыки, а часто и его мучений, приводили свидетельства, что владыка Горазд, отец Вацлав и отец Владимир были и посреди всех мучений очень спокойны. Глубокий покой был на их лицах и на суде, и при вынесении приговора, и на месте казни.

Военный трибунал приговорил епископа Горазда, а с ним протоиерея Вячеслава Чикла, иерея, доктора богословия Владимира Петржка и мирянина Яна Соневенда к смертной казни. 4 сентября 1942 года они были расстреляны в Праге. Тела святого владыки Горазда, отца Владимира Петржека и Яна Зонневенда были сожжены, тело отца Вацлава Чикла отдано для вскрытия и научного изучения. Вскоре после этого деятельность Чешской Православной Церкви была полностью запрещена властями Третьего рейха.

Почитание святого Горазда началось сразу же после его мученической кончины. Ярким свидетельством этого стала первая икона священномученика, написанная в 1944 году протоиереем Всеволодом Коломацким.

В воскресенье 5 сентября 1987 года в кафедральном храме святого Горазда в городе Оломоуце при большом стечении народа, в присутствии всех членов Священного Синода Православной Церкви Чехословакии во главе с митрополитом Дорофеем и архиереев Константинопольской, Русской и Сербской Православных Церквей состоялось прославление в лике святых священномученика Горазда, епископа Чешского и Моравско-Силезского.

Облачение священномученика Горазда хранится в Пражском кафедральном соборе святых Кирилла и Мефодия. В 1992 году была совершена первая служба в православном храме, освященном в честь святителя в его родной Грубе Врбке.

Источник: http://drevo-info.ru, https://azbyka.ru/days/sv-gorazd-pavlik-bogemskij-i-moravo-silezskij

Мцц. Ната́лии Васильевой, Ната́лии Силуяновой, Евдоки́и Гусевой, Анны Боровской, Матро́ны Наволокиной, Варва́ры Деревягиной, Анны Поповой, Евдоки́и Назиной, Евфроси́нии Денисовой, Агриппи́ны Киселевой и Ната́лии Сундуковой (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

11 января

7 февраля - переходящая - Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 сентября - Собор Липецких святых

ЖИТИЯ

Мученица Наталия Ивановна Сундукова родилась в 1887 году в семье священника. В 1930-х годах она была выслана в город Сталинабад в Таджикской ССР. Там ее вновь арестовали и приговорили к 5 годам лишения свободы. В обвинении сказано, что она «являлась организатором и руководителем контрреволюционной ячейки церковно-монархической организации «Истинная Православная Церковь» в городе Сталинабаде, вела антисоветскую контрреволюционную агитацию... против мероприятий советской власти: выборов в советы, советских праздников, вождей партии и правительства». В лагерной характеристике на Наталию Сундукову сказано: «ни одного дня не работала, категорически заявляя, что на антихристов работать не будет». В Карлаге вместе с Наталией Ивановной были арестованы еще 10 женщин. На них завели групповое дело, в котором было указано, что арестованные «с момента прибытия в Карлаг НКВД в контрреволюционных целях без всяких на то оснований систематически отказывались от работы в лагере, проявляя контрреволюционный саботаж... Наряду с этим обвиняемые среди заключенных проводили антисоветскую пропаганду, используя при этом религиозные предрассудки... В предъявленном обвинении … виновными себя не признали...». На допросе они все единодушно назвали себя верующими христианками и подтвердили невыход на работу по той причине, что считают советскую власть антихристовой и работать на нее не желают.

Силуянову Наталию Тихоновну, также дочь священника (остальные 9 женщин происходили из крестьянских семей) приговорили к лагерному сроку за то, что она «участвовала в контрреволюционной группе, ставившей своей целью срыв мероприятий соввласти на селе, агитировала против выборов в Верховный Совет, пела контрреволюционный царский монархический гимн». В Карлаг она поступила в марте 1941 года, и, как сказано в характеристике, «...в лагере ни одного дня не работала по религиозным убеждениям».

11 мучениц были расстреляны в Карлаге 11 января 1942 года. Место их погребения неизвестно.

Источник:http://www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/sv-boris-uspenskij-muchenik

Мч. Бори́са Успенского (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых

15 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Константин Успенский[1]

и мученик Борис Успенский[2]

Священномученик Константин родился 9 апреля 1872 года в селе Алексеевском Московской губернии в семье псаломщика Василия Успенского. В 1892 году Константин Васильевич окончил Московскую Духовную семинарию и был назначен учителем Николо-Богоявленского училища. Вскоре он женился на девице Анне, дочери священника Никольской церкви в селе Васютино на Мху Богородского уезда Московской губернии Петра Делицына. В 1895 году отец Петр был по прошению уволен за штат и на его место по рукоположении в сан священника был назначен отец Константин. По преданию, храм на этом месте был основан преподобным Сергием Радонежским, когда он искал уединенное место для молитвы. Современное здание храма было возведено в 1787 году вместо древнего деревянного.

Отец Константин был назначен законоучителем Васютинского приходского земского училища, а с 1902 года – заведующим и законоучителем приходской школы грамоты в деревне Дальней.

За усердное и безупречное служение отец Константин был награжден в 1901 году набедренником, в 1906-м – фиолетовой скуфьей, в 1913-м – камилавкой, в 1921-м – золотым наперсным крестом. В 1925 году отец Константин был возведен в сан протоиерея, в 1929-м – награжден палицей, в 1932-м – крестом с украшениями.

Более сорока лет прослужил отец Константин в Никольской церкви, явив себя добрым пастырем вверенных ему Господом словесных овец. Местные крестьяне жили небогато, например, фруктовых садов не было в то время ни у кого. Отец Константин насадил у своего дома яблоневый сад, и в праздник Преображения Господня спелые плоды из этого сада в больших корзинах приносились в храм и после освящения раздавались прихожанам. Яблоки из батюшкиного сада были любимым лакомством сельской детворы.

Когда начались гонения на Русскую Православную Церковь, они коснулись и Никольского прихода. В начале тридцатых годов в селе Васютино был организован колхоз имени Седьмого съезда советов. Местная школа, где некогда отец Константин преподавал Закон Божий, стала местом проведения собрания безбожников. В декабре 1935 года заведующая васютинской школой организовала в ней чтение доклада на антирелигиозную тему. Время доклада совпало со временем богослужения, и почти весь народ пошел в храм молиться.

В июле 1936 года по приглашению прихожан деревни Алексеево отец Константин служил в домах крестьян молебны о ниспослании дождя, но из одного дома был силою изгнан местным безбожником.

В 1936 году в Васютине был запрещен колокольный звон и безбожники стали снимать колокола. Нашлись молодые люди из местных, которые не побоялись кощунствовать, и колокола были сброшены. Но вслед за этим в селе начался сильный пожар, от которого дотла выгорело двадцать четыре дома. Пламя дошло до церкви. Отец Константин вышел на крыльцо храма с иконой, и огонь по молитвам священника прекратился у самой ограды.

После того как руководство страны летом 1937 года приняло решение о массовых арестах и расстрелах священноцерковнослужителей и закрытии храмов, сотрудники НКВД стали принуждать некоторых жителей села к лжесвидетельству для последующего ареста священника.

4 октября 1937 года была допрошена заведующая васютинской школой, которая на вопрос следователя, что она знает об антисоветской деятельности священника Константина Успенского и живущего с ним его сына Бориса, ответила, что всегда, когда в селе проводится антирелигиозная работа среди населения, Успенские стараются на это время назначить службу в церкви и этим отвлекают народ от антирелигиозных лекций и докладов. Например, на Рождество 1935 года проводился доклад на антирелигиозную тему, а Успенские организовали богослужение, в результате чего на лекцию пришло всего восемь человек, остальные пошли в церковь.

6 ноября 1937 года протоиерей Константин и его сын Борис были арестованы и заключены в тюрьму в городе Ногинске.

– В августе 1937 года во время службы в церкви вы раздавали яблоки верующим? – спросил следователь отца Константина.

– Да, – ответил священник, – в августе я раздавал в церкви яблоки верующим.

– С какой целью была организована раздача верующим яблок?

– В этот день был праздник Преображения. По нашему церковному уставу в этот день полагается освящать в храме яблоки и раздавать их верующим.

– Что вы говорили верующим, раздавая яблоки?

– Яблоки я раздавал молча и ничего не говорил.

– Раздавая яблоки верующим, вы допустили антисоветские высказывания, заявляя, что колхозные яблоки – от сатаны. Вы это признаете?

– Этого я не говорил. Я утверждаю, что при раздаче яблок я ничего не говорил, а раздавал их молча.

– В сентябре 1937 года вы, собрав около церкви колхозников, говорили им, что на работу в колхоз выходить не надо, мотивируя это тем, что это не дело верующих. Вы это подтверждаете?

– Нет, я это не подтверждаю. Никогда ничего подобного я никому не говорил.

– Вы убеждали колхозников, что если они не будут посещать церковь, то не будет урожая. Это вы признаете?

– Возможно, я так и говорил, но сейчас я этого не помню.

– Вы колхозникам говорили, что если они в праздничные дни будут работать в колхозе, то урожая не будет. Это верно?

– Нет, я колхозникам этого никогда не говорил.

И далее следователь допрашивал священника по каждому пункту обвинений, возводимых на него лжесвидетелями, но отец Константин все обвинения отверг. Не признал себя виновным и арестованный вместе с ним его сын Борис.

Борис Константинович Успенский родился 24 июля 1895 года в селе Караваево Владимирской губернии. Он был старшим, в семье кроме него было пятеро детей. Борис окончил Духовную семинарию, а поскольку в это время началась Первая мировая война, обращенная затем большевиками в войну гражданскую, он был мобилизован в Красную армию, где служил писарем. После демобилизации работал счетоводом, последние годы жил вместе с отцом. Лжесвидетели показали, будто Борис Константинович говорил, что «во время богослужения грех работать, а нужно идти в церковь и молиться Богу, Господь пошлет хороший урожай».

12 ноября тройка НКВД приговорила протоиерея Константина к расстрелу, а его сына Бориса – к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Протоиерей Константин Успенский был расстрелян 25 ноября 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой. Борис Константинович Успенский умер в Сиблаге, в Кемеровской области, 15 декабря 1942 года.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Ноябрь». Тверь, 2003 год, стр. 93–97. Источник: http://www.fond.ru/

Примечания

[1] Память священномученика Константина (Успенского) празднуется 12(25) ноября.

[2] Память мученика Бориса (Успенского) празднуется 2(15) декабря.

Мч. Васи́лия Петрова (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

15 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

О мученике мирянине Василии Петрове нам известно очень мало. Он родился в 1882 году и принял мученическую кончину от рук богопротивной власти 15 января 1942 года в возрасте шестидесяти лет. Мученик Василий был прославлен в лике святых 6 октября 2006 года определением Священного Синода Русской Православной Церкви. Документы к прославлению были представлены Московской епархией.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-petrov

Мч. Васи́лия Александрина (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

26 августа

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Василий Афанасьевич Александрин родился 8 февраля 1872 года в селе Вертелим Инсарского уезда Пензенской губернии (впоследствии Старошайговский район республики Мордовия). Из разных сохранившихся воспоминаний мы можем заключить, что Василий Афанасьевич был человек основательный во всем. До революции он имел большое крепкое хозяйство: ему принадлежало 10 га собственной земли и он арендовал еще до 70-80 га; скота держали достаточно (3-4 лошади, 5 коров, 40 овец); в делах ему помогали два постоянных работника и ежегодно нанималось 10-15 сезонных рабочих. Семья у Василия Афанасьевича тоже была большая: жена и трое детей.

Односельчане уважали Василия Афанасьевича, и в 1918 году приходским собранием он был избран псаломщиком в храм родного села, а 14 августа утвержден в должности Пензенским епархиальным управлением. Прихожане отмечали в Василии Афанасьевиче доброжелательность, трудолюбие, умение сочувствовать, оказать необходимую поддержку. В августе 1929 года священник храма, в котором служил будущий мученик, по требованию местных властей составил его характеристику, в которой указывалось, что Александрин «поведения отлично-хорошего, обязанности псаломщика знает, читает, поет превосходно, заведует хором, к службам церковным является аккуратно и своевременно, в небогослужебное время проводит жизнь подобающе православному христианину».

Возможно, такое отношение причта и верующих подтолкнуло в 1929 году членов сельсовета не только раскулачить и лишить его избирательных прав, но и принять решение о необходимости выселения его за пределы села. Однако Василий Афанасьевич выехал из села сам в неизвестном для односельчан направлении и вернулся только в 1932 году. В это время его восстановили в правах, и к нему снова потянулись верующие.

В 1934 году власти решили отдать церковное здание под кузницу МТС. В конце июля прихожанки церкви села Вертелима окрыто заявили в сельсовете, что храм не отдадут, а Василий Афанасьевич стал твердым заступником женщин в деле сохранения церкви. Церковь верующим оставили, но псаломщика, как основного виновника неподчинения, решением сельсовета арестовали и некоторое время содержали под стражей.

Оказавшись на свободе, Василий Афанасьевич снова аккуратно и добросовестно исполнял свои обязанности в местной церкви, одновременно его приглашали в село Шагаево (ныне Нижегородской области) участвовать в совершении служб. Столь твердый в своих религиозных убеждениях человек в то время не мог не быть репрессирован еще раз.

17 октября 1937 года Василий Афанасьевич был вновь арестован и обвинен в «контрреволюционной деятельности и антисоветской агитации». При аресте и обыске в его квартире были обнаружены книги религиозного содержания в количестве 16 штук и «крест медный». Все указанные предметы были конфискованы. На допросах Василий Афанасьевич держался мужественно, не скрывал своих убеждений и не очернял других людей. В декабре 1937 года был оглашен приговор: 10 лет лагерей.

С февраля 1938 года Василий Афанасьевич Александрин отбывал заключение в Унженском исправительно-трудовом лагере на станции Сухобезводное Горьковской области, где скончался 26 августа 1942 года, не перенеся бесчеловечно тяжелых условий содержания заключенных.

Мученик Василий был прославлен Архиерейским юбилейным Собором РПЦ в 2000 году.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-aleksandrin

Мч. Влади́мира Ушкова (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

21 марта

ЖИТИЕ

Мученик Владимир родился в 1885 году в селе Конобеево Бронницкого уезда Московской губернии в семье крестьянина Егора Ушкова. В свое время Владимир окончил сельскую школу и, придя в возраст, женился; у них с женой родилось четверо детей. Имея большую семью, Владимир Егорович кроме работы в сельском хозяйстве занимался извозом. Призванный в 1914 году на Первую мировую войну, он был тяжело ранен, потерял руку и был демобилизован. После революции Владимир Егорович в поисках средств к существованию завел мастерскую по выделке пуговиц. В двадцатых годах он был избран старостой в Троицкой церкви в родном селе Конобеево.

В 1930 году все его имущество было описано и отобрано властями. Вслед за этим ему предложили уплатить налоги, но поскольку налоги ему платить стало нечем, то 2 февраля 1930 года он был арестован и приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере и к пяти годам ссылки. Владимир Егорович обжаловал приговор, и в апреле 1930 года было принято решение о его освобождении на том основании, что если он и занимался торговлей, то «не систематически, а лишь потому, чтобы иметь средства к существованию, так как обременен многочисленным семейством; сам же Ушков, инвалид империалистической войны, работать на постоянной работе не может»[1]. 25 апреля 1930 года Владимир Егорович был освобожден из коломенской тюрьмы, вернулся в село и приступил к исполнению обязанностей церковного старосты, а со второй половины тридцатых годов он стал служить в храме псаломщиком.

19 января 1938 года, во время массовых гонений на Русскую Православную Церковь, Владимир Егорович был арестован и после непродолжительных допросов, произведенных в районной тюрьме, заключен в Таганскую тюрьму в Москве. В качестве свидетеля следователь допросил председателя местного колхоза, который показал, что Ушков хотя и состоит в колхозе, но на работу не ходит, говорит, что работать в колхозе грех, ведет религиозную агитацию, говорит, что в церковные праздники на колхозных полях работать нельзя, это великий грех. Председатель колхоза также указал, как на свидетельство преступности Владимира Егоровича, на то, что он служит в церкви.

23 января следователь допросил Владимира Егоровича.

- С какого времени вы являетесь псаломщиком конобеевской церкви? - спросил он.

- Около года. До этого я был членом церковного совета.

- Как часто вы посещали священника конобеевской церкви?

Владимир Егорович ответил, что встречался со священником большей частью в церкви, но бывал и дома, когда священник уезжал из села, и тогда он оставался у него в доме ночевать. На вопрос, не встречал ли он в доме священника кого из посторонних, псаломщик ответил, что никого не встречал.

- На протяжении 1937 года вы занимались в селе Конобеево контрреволюционной деятельностью. Вы это признаете?

- Нет, не признаю.

Следователь стал цитировать показания свидетелей и спрашивать, признает ли обвиняемый их справедливость, но Владимир Егорович их все отверг, сказав, что все написанное в них ложно.

9 июля 1938 года следствие было закончено, и 19 сентября Особое Совещание при НКВД приговорило Владимира Егоровича к пяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Псаломщик Владимир Ушков скончался в заключении в Онеглаге 21 марта 1942 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 92-93. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vladimir-ushkov

Примечания

[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-48321, л. 21.

Мч. Гаврии́ла Фомина (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

22 апреля

ЖИТИЕ

Гавриил Фомин родился в 1882 году в селе Ивачево Зарайского уезда в семье крестьянина Харитона Фомина. Глубоко верующий человек, Гавриил помогал священнику в храме и исполнял при церкви обязанности сторожа, что было ему по домашним обстоятельствам удобно, так как он был человеком неженатым. Иногда он пел на клиросе в Захариино-Елизаветинской церкви села Горетово, отчего некоторые, редко ходившие в храм, думали, что он служит псаломщиком.

В 1925–1926 годы Гавриил Харитонович жил в селе Городец Коломенского района, и помогал здесь священнику Никольского храма. В 1928 году он был лишен избирательных прав, в 1932 году арестован и осужден на три года за несдачу хлебозаготовок государству. Все его имущество, включая дом и надворные постройки, было конфисковано, так что он в буквальном смысле остался без крова. Вернувшись из заключения, Гавриил Харитонович поселился в селе Сушково Коломенского района (ныне Луховицы) и стал помогать служившему здесь в Казанском храме священнику Сергию Любомудрову.

Как человек верный 7 сентября 1938 года он был арестован и обвинен в распространении контрреволюционной клеветы. В тот же день следователь предъявил ему обвинения в ведении среди пассажиров в июне 1937 г. на станции Сушково, а также среди колхозников в ноябре 1937 г. разговоров о скорой гибели советской власти.

Поскольку Гавриил не согласился признать ложных обвинений, были вызваны «свидетели», некоторые из которых служили негласными сотрудниками НКВД; они и подтвердили свои письменные доносы. После этого Гавриил Харитонович вновь был допрошен, но опять не подтвердил показаний лжесвидетелей. Тогда ему были устроены с ними очные ставки, но и тогда он проявил стойкость и мужество.

2 октября 1938 года следствие было завершено; в обвинительном заключении говорилось, что «допрошенный по делу в качестве обвиняемого Фомин Г. X. виновным себя не признал, но достаточно изобличается тремя свидетельскими показаниями и тремя очными ставками».

После окончания следствия Гавриил Харитонович содержался в Таганской тюрьме в Москве. 25 апреля 1939 года его освидетельствовал врач и установил, что он болен туберкулезом правого голеностопного сустава, что оставляло ему мало шансов пережить заключение.

Почти год мученик пробыл в тюрьме – не приговоренный и не оправданный, пока власти перестраивали систему «троек» и снова вводили судебные слушания, проходившие в том же закрытом режиме, что и заседания троек. Только 16 августа 1939 года, наконец, состоялись слушания по его делу. На суде Гавриил Харитонович сказал: «Я в церкви был сторожем, и были случаи, пел на клиросе. Виновным себя не признаю, потому что никаких контрреволюционных действий никогда не производил. Со свидетелями, которые вызваны по моему делу, – я их не знаю и в ссорах никогда с ними не состоял, и те разговоры, которые указаны в обвинительном заключении, я никогда нигде не разглашал. Псаломщиком я никогда в церкви не состоял, а наговорили свидетели, потому что были случаи, я пел на клиросе, потому они и думают, что я псаломщик».

В тот же день суд приговорил его к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере и трем годам «поражения в гражданских правах». Гавриил Харитонович Фомин скончался 22 апреля 1942 года в Унженском концлагере НКВД и был погребен в безвестной могиле.

Источник: http://kolomna-hram.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-gavriil-fomin

Мч. Дими́трия Волкова (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

26 февраля – Собор святых Омской митрополии

4 марта (переходящая) – 4 марта (19 февраля) в невисокосный год / 3 марта (19 февраля) в високосный год

ЖИТИЕ

Мученики Димитрий Волков и Никита Сухарев

В 1939 году в городе Орехово-Зуево Московской области был закрыт последний из служивших еще тогда в районе храмов - Рождества Богородицы, строительство и благоукрашение которого продолжалось около тридцати лет - с 1872-го по 1901 год. Но недолго пришлось порадоваться прихожанам службам в своем храме - наступило время гонений на Церковь от захвативших власть в России безбожников, и в 1939 году храм был закрыт. Однако верующие в городе не согласились с этим. По советским законам хлопотать об открытии храма могла только зарегистрированная властями двадцатка. Часть людей к этому времени уже выбыла из состава двадцатки, другая - проявила равнодушие к судьбе храма, а иные оказались и малодушны.

Учитывая это, в мае 1940 года прихожане переизбрали членов двадцатки, избрав старостой Дмитрия Ивановича Волкова.

Мученик Димитрий [1] родился в 1871 году в деревне Островищи Покровского уезда Владимирской губернии в крестьянской семье. Грамоте, как и вере христианской, он был научен родителями, пастырями и богослужением в храме; переехав в город Орехово-Зуево, Дмитрий работал столяром. В 1940 году Дмитрию Ивановичу исполнилось шестьдесят девять лет, он уже вышел на пенсию и все время посвящал церковным делам. Для обсуждения мер по открытию храма двадцатка стала собираться каждую субботу около двух часов дня в храме, куда в это время могли прийти помолиться и прихожане.

На одном из собраний двадцатка приняла решение обратиться к председателю Орехово-Зуевского горсовета с просьбой разрешить зарегистрировать священника. Староста и представители двадцатки отправились в Москву к Местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Сергию с прошением, чтобы он направил в их храм священника; митрополит, за неимением других, назначил к ним жившего в Загорске протоиерея Федора Казанского[2]. Приехав на новое место служения, протоиерей Федор потребовал от прихода выплатить ему 500 рублей и, получив деньги, отбыл обратно в Загорск и не вернулся.

Пока верующие занимались поисками другого священника, власти под разными предлогами стали отказывать им в разрешении на открытие храма, указывая, что сначала должен быть сделан ремонт, а затем только зарегистрирован священник. Прихожане собрали три тысячи рублей, на них уплатили за бездействующий храм все налоги и сделали ремонт; после этого староста храма Дмитрий Волков и член двадцатки Никита Сухарев пришли на прием к председателю горсовета с просьбой об открытии храма, но тот ответил, что ничем помочь им не может, так как на митингах рабочие местных фабрик требуют закрытия храма.

Узнав это, верующие провели свою кампанию среди жителей города. На очередном заседании члены двадцатки единогласно постановили добиваться открытия храма в вышестоящей инстанции - в Мособлисполкоме. Был нанят в Москве адвокат, который составил соответствующее прошение. Дмитрий Иванович и Никита Андреевич в течение двух дней ходили за ответом на это прошение к чиновникам Мособлисполкома и в конце концов его получили: поскольку рабочие Орехово-Зуева на собраниях протестуют против открытия церкви, то и они не могут дать разрешение на возобновление богослужения; этот вопрос может разрешить только вышестоящая инстанция - Верховный Совет РСФСР.

Вернувшись в Орехово-Зуево, Дмитрий Иванович и Никита Андреевич рассказали о результатах своей поездки, и члены двадцатки приняли решение продолжать хлопоты и обратиться с жалобой в Верховный Совет.

15 мая 1941 года Дмитрий Иванович и Никита Андреевич отправились в приемную Верховного Совета с жалобой на действия местных властей и с просьбой открыть храм. В ней писалось: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести, Церковь в СССР отделена от государства и школа от Церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами.

Мы, община, несколько раз обращались в Орехово-Зуевский горсовет о регистрации священника к нашему храму. Каждая община, если она зарегистрирована, то имеет право этого требовать, если она выполняет все взятые на себя по договору обязательства...

Все обязательства, взятые нами, - выполнены, а также и налоги, согласно выписанных документов райисполкома, нами выплачены. В чем же дело?»[3]

Ответа на свою жалобу верующие не дождались. Добиваясь прекращения активной деятельности двадцатки, местный отдел НКВД завербовал в секретные осведомители одного из членов двадцатки, предполагая с помощью провокаций и лжесвидетельств воспрепятствовать открытию храма.

Осведомитель донес, что руководящую роль в хлопотах по открытию храма играет Никита Андреевич Сухарев, который, исходя из своих глубоких религиозных убеждений, и ходатайствует за его открытие. «Никита Андреевич обижается на советскую власть, потому что советская власть закрывает церкви, - сообщил осведомитель. - 31 мая 1941 года Никита Андреевич сказал: "Дали нам конституцию, по ней мы имеем право хлопотать, а на самом деле хлопотать очень трудно, - значит, конституция одно, а на деле другое...” В апреле 1941 года в церкви... Никита Андреевич говорил: "Все, что делается у нас в стране сейчас... взято с римского времени: как раньше было гонение на христиан... так и у нас сейчас делается. Вот взять учение Маркса-Энгельса, - этим учением одурачили наш народ, и народ отошел от Церкви... Какие выпустили законы! - за каждый малейший проступок судят, сажают в тюрьму”»[4].

О старосте Дмитрии Ивановиче были собраны сведения, что он «ведет активную борьбу за сколачивание церковного актива и открытие бездействующей церкви в городе Орехово-Зуево. Является ходоком и пишет заявления руководителям партии и правительства... призывает верующих к активным массовым действиям за открытие церкви, намеревается войти в сношения с иностранными посольствами и просить их оказывать помощь в деле открытия церкви»[5].

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война - одна из самых значительных по своим масштабам, понесенным потерям, возможным без нее и происшедшим с нею последствиям в истории мира и России, потребовавшая от русского народа напряжения всех его сил, - война тем более страшная, что велась Россией, потерявшей к этому времени и свое историческое имя, под руководством враждебного народу правительства. Враг, ненавидевший Россию, сидел и в Кремле - в виде сталинского правительства и наступал извне - в виде новых «двунадесяти языков», предводительствуемых Германией. В это самое время письмо верующих с просьбой об открытии храма лежало в Верховном Совете, надо было давать ответ, и ответ был дан в соответствии с установками коммунистической власти: в самый день начала войны, 22 июня 1941 года, руководство Московского НКВД постановило арестовать ходоков; на следующий день староста храма Дмитрий Иванович Волков и член церковной двадцатки Никита Андреевич Сухарев были арестованы.

Около полуночи 24 июня следователь вызвал Дмитрия Ивановича на допрос, начав его с того, что спросил арестованного, что он думает о причине своего ареста.

- Возможно, я арестован за участие в церковном совете, за ходатайство об открытии церкви, - ответил староста.

- Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Намерены вы об этом дать правдивые показания? - грозно спросил его следователь.

- Я контрреволюционных действий не совершал.

- Вы говорите неправду...

- Повторяю, что с моей стороны контрреволюционных действий не было.

- А распространение среди окружающих вас лиц клеветнических измышлений, направленных на опорочивание советской действительности, разве это не контрреволюционные преступления?

- Этого с моей стороны не было.

- Объясните тогда, почему люди из вашего окружения, будучи допрошены в качестве свидетелей, показали, что вы личность антисоветская и занимаетесь антисоветскими разговорами?

- Я не знаю, почему на меня так показывают, но я контрреволюционных действий не совершал.

У сотрудников НКВД не было никаких доказательств контрреволюционной деятельности старосты, лишь только то, что он хлопотал об открытии храма; однако 7 июля ему было предъявлено обвинение, и в тот же день был составлен очередной протокол допроса.

- Намерены вы теперь приступить к даче правдивых показаний о своей контрреволюционной деятельности? - спросил его следователь.

- Контрреволюционной деятельностью я не занимался, - ответил Дмитрий Иванович.

- А распространение антисоветской клеветы и участие в антисоветской церковной группировке, разве это не контрреволюционные действия?

- Этими действиями я не занимался.

- Вам предъявляется постановление об обвинении... Признаете себя виновным по существу предъявленного постановления?

- Нет, не признаю, так как контрреволюционных действий я не совершал.

Вместе со старостой был арестован член церковного совета Никита Андреевич Сухарев.

Мученик Никита родился в 1876 году в деревне Починки Егорьевского уезда Рязанской губернии[6] в семье крестьян Андрея Кузьмича и Анисии Алексеевны Сухаревых. Никита окончил сельскую школу и работал ткачом на одной из орехово-зуевских фабрик. Ко времени ареста Никита Андреевич по преклонности лет был на пенсии; он был допрошен в ту же ночь, что и староста.

- Что желаете заявить следствию по поводу вашего ареста? - спросил его следователь.

- Хочу заявить, - сказал Никита Андреевич, - что, возможно, я арестован за хранение церковной литературы, за то, что состоял в церковной общине и принимал активное участие в открытии церкви в городе Орехово-Зуево.

- Вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность. Признаете себя в этом виновным?

- Я контрреволюционных действий не совершал.

- А распространение среди окружающих вас лиц клеветнических антисоветских измышлений, направленных на опорочивание советской действительности? Разве это не контрреволюционные преступления?

- Я этого никогда не говорил.

- Объясните тогда, почему люди из вашего окружения, будучи допрошены в качестве свидетелей, показали, что вы личность, антисоветски настроенная и ведущая антисоветскую агитацию?

- Я не знаю, почему так про меня показывают, так как я антисоветскими разговорами не занимался.

2 июля 1941 года следователь снова допросил Никиту Андреевича.

- Вы в Москву ездили хлопотать об открытии церкви?

- Да, ездил два раза.

- Вы лично церковный налог с населения собирали?

- Нет, церковный налог я не собирал, а сами верующие приходили и приносили деньги.

- Но вы высказывали при этом контрреволюционные мысли и агитировали за открытие церкви?

- Контрреволюционных действий не было. Только говорил, что в Писании сказано, что настанет время, когда пойдет сын на отца и дочь на мать.

7 июля 1941 года Никите Андреевичу было предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности.

- Признаете себя виновным по существу предъявленного обвинения? - спросил его следователь.

- Нет, не признаю. Я только выражал свое недовольство невозможностью открыть церковь.

- Следствие еще раз предлагает продумать свое поведение и на последующих допросах приступить к даче правдивых показаний, - заявил в завершение допроса следователь.

В июле 1941 года немецкие войска стали стремительно продвигаться к Москве, и город был объявлен на военном положении. Следователи, ведшие дела арестованных, отбыли в глубокий тыл, в город Омск, туда же этапом вслед за ними были отправлены и подследственные. Сотрудники НКВД за хлопотами эвакуации не успели допросить в качестве свидетелей секретных осведомителей, и дело оказалось лишенным показаний свидетелей. Дмитрий Иванович и Никита Андреевич были заключены в омскую тюрьму, и с 3 сентября 1941 года круглосуточные изнурительные допросы возобновились.

- Следствию известно, что вы в присутствии Савинова, Бритенкова и других высказывали недовольство советской властью, заявляя, что по конституции разрешается свободное отправление религиозных обрядов, а в действительности этого якобы делать не дают. Признаете себя в этом виновным? - спросил следователь Никиту Андреевича.

- Такой разговор с моей стороны имел место при следующих обстоятельствах. На одно из заседаний двадцатки в мае 1940 года Бритенков принес конституцию СССР и зачитал статью о свободном вероисповедании... Когда Бритенков кончил читать, то я сказал: «По конституции-то мы имеем право на свободное вероисповедание, а на самом деле, сколько мы ни хлопочем, у нас ничего не выходит, и церковь нам открыть не дают. Значит, конституция это одно, а на деле советская власть проводит совсем другое». На мои слова никто ничего не ответил, и вскоре мы все разошлись.

- Признаете ли вы себя виновным в том, что являлись активным участником антисоветской группы церковников, существовавшей в Орехово-Зуевском районе?

- Я являлся участником группы церковников, но антисоветской деятельности наша группа не проводила.

- В чем заключалась практическая деятельность вашей группы?

- Наша деятельность заключалась в том, что мы вели активную агитацию среди жителей города Орехово-Зуево за открытие бездействовавшей там церкви.

- Следствию известно, что в апреле 1941 года вы в присутствии Савинова и других в помещении орехово-зуевской церкви высказывали клевету на советскую власть, заявляя, что при советской власти существует якобы такое же гонение, как во времена Римской империи. В этом вы признаете себя виновным?

- Такой разговор был у меня с Анной Кулешовой. Она сказала, что нам не дадут открыть церковь, и стала обижаться на это. Я ей ответил, что еще во времена Римской империи были гонения на христиан и что такое же гонение переживают христиане сейчас, при советской власти. Но, как кончилась Римская империя и восторжествовало христианство, так кончится и теперешнее гонение на христиан. При этом разговоре, как я помню, присутствовал Савинов и еще кто‑то из двадцатки.

- Следствию известно, что председатель вашей двадцатки, Дмитрий Иванович Волков, неоднократно допускал в вашем присутствии антисоветские высказывания. Дайте показания по этому вопросу.

- По этому вопросу я показать ничего не могу, так как антисоветских высказываний я от него не слышал.

На этом допросы Никиты Андреевича были окончены. В тех же числах в омской тюрьме следователи допросили церковного старосту.

- Следствию известно, что церковная двадцатка, председателем которой вы были, проводила активную борьбу по организации выступлений за открытие бездействующей церкви в Орехово-Зуеве. Это вы подтверждаете? - спросил его следователь.

- Я признаю, что наша двадцатка проводила активную борьбу за возобновление службы в бездействовавшей церкви в Орехово-Зуеве.

- С какой целью вы открывали церковь, ведь службы в ней не было?

- Церковь мы открывали для того, чтобы там могла собраться двадцатка. В это же время церковь посещали прихожане.

- Признаете ли вы себя виновным в том, что являетесь участником антисоветской группы церковников в городе Орехово-Зуево?

- Я был участником группы церковников в городе Орехово-Зуево, но никакой антисоветской деятельности наша группа не проводила.

- Следствию известно, что, кроме активной религиозной пропаганды, вы систематически проводили антисоветскую агитацию. В этом вы признаете себя виновным?

- Нет. В антисоветской агитации я себя виновным не признаю.

4 сентября 1941 года следствие было закончено, и следователь в обвинительном заключении написал: «Учитывая, что в контрреволюционной деятельности Сухарев и Волков изобличаются оперативными материалами, которые не могут быть использованы в судебном заседании, следственное дело целесообразно направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР»[7].

27 декабря 1941 года Особое Совещание при НКВД приговорило Дмитрия Ивановича Волкова и Никиту Андреевича Сухарева к пяти годам ссылки в Омскую область. Несмотря на приговор к ссылке, они, однако, не были освобождены из тюрьмы. Преклонный возраст, едва переносимые условия этапа, изнурительные круглосуточные допросы, содержание в тюрьме на голодном пайке, да еще во время войны, когда и солдаты не получали в достатке продуктов, быстро приблизили их смерть. Церковный староста Дмитрий Иванович Волков скончался 4 марта 1942 года в омской тюрьме № 1 и был погребен в безвестной могиле. Член церковной двадцатки Никита Андреевич Сухарев скончался через четыре месяца в той же тюрьме, 4 июля 1942 года, и также был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 398-408. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-volkov

Примечания

[1] Память мученика Димитрия (Волкова) празднуется 19 февраля/4 марта.

[2] Осведомитель и лжесвидетель, принесший много зла духовенству и верующим.

[3] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-54877, л. 58.

[4] Там же. Л. 2.

[5] Там же. Л. 14-15.

[6] Ныне Егорьевский район Московской области.

[7] Там же. Л. 63-64.

Мч. Дими́трия Власенкова (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 мая

ЖИТИЕ

Мученик Димитрий родился 15 мая 1880 года в местечке Россасна Горецкого уезда Могилевской губернии[1] в семье крестьянина Емельяна Власенкова, исполнявшего в селе должность волостного старшины. Окончив церковноприходскую школу, Дмитрий занимался земледелием, как его отец и братья. В 1901 году он был призван в армию и прослужил до 1905 года в Финляндском лейб-гвардейском полку сначала рядовым, а в конце службы унтер-офицером.

В свое время он женился на девице Дарье, и Господь даровал им большую семью. Воспитанный в вере и благочестии, он был усердным прихожанином церкви в родном селе, с детства пел на клиросе, был некоторое время псаломщиком, а во времена гонений в 1931 году был избран в церковный совет, в котором состоял до 1934 года, когда храм был закрыт, а священник арестован. Дмитрий Емельянович вместе с прихожанами стали хлопотать о возвращении храма, но их хлопоты не увенчались успехом. В 1934 году власти арестовали брата Дмитрия Емельяновича и приговорили к десяти годам заключения; из заключения он бежал, скрывался, но в 1937 году снова был арестован.

С каждым годом жизнь становилась все тяжелее, и Дмитрий Емельянович договорился со своей женой разделиться: Дарья Гавриловна пошла работать в колхоз, а Дмитрий Емельянович, чтобы прокормить семью, занимался земледелием на своем участке.

Крестьяне, страдая от отсутствия богослужения, стали просить Дмитрия Емельяновича, чтобы хотя бы он, как человек, наученный церковному и бывший псаломщиком, приходил к ним в дома почитать Псалтирь по покойнику. И он по приглашению прихожан стал ходить по домам читать Псалтирь по усопшим, а на Радоницу вместе с крестьянами ходил на кладбище, и в это время собиралось молящихся до двухсот человек. Были и хористы, которые под управлением Дмитрия Емельяновича пели панихиду.

Власти были недовольны тем, что, несмотря на закрытие храма и арест священника, церковная жизнь в селе не прекратилась, и в конце концов решили арестовать Дмитрия Емельяновича. Несколько свидетелей под угрозой, что сами будут привлечены к уголовной ответственности за участие в панихидах и поминках, согласились подписать протоколы со лжесвидетельствами о псаломщике, будто бы во время поминок он занимался антисоветской агитацией.

16 мая 1940 года сотрудники НКВД арестовали Дмитрия Емельяновича, и он был заключен в тюрьму в городе Орше и сразу же допрошен.

– Во время обыска у вас были обнаружены списки людей, состоящих в общине, крест, маленькая икона и Библии. Для чего вы это хранили? – спросил его следователь.

– Списки были составлены в 1932 году для сбора денег на предмет уплаты налогов за церковь… Списки, крест, икона и Библии хранились у меня, поскольку я человек верующий и читал их.

– Вы арестованы за проводимую вами антисоветскую работу среди населения. Дайте ответ по существу.

– Антисоветской работы среди населения я не проводил, но признаюсь, что были моменты, когда я проводил религиозные обряды.

– Мы располагаем данными о том, что вы под видом проведения религиозных обрядов, проводили среди населения антисоветскую работу, распространяли ложные, провокационные слухи о падении советской власти. Расскажите об этом по существу.

– Антисоветской работы я никогда не проводил и против советской власти ничего не высказывал.

Были вызваны лжесвидетели, которые подтвердили свои показания на очной ставке; после этого следователь снова допросил псаломщика.

– Вас свидетели на очных ставках достаточно изобличили в проводимой вами антисоветской деятельности. Дайте ответ по существу! – потребовал следователь.

– Я никакой антисоветской работы не проводил, и показания свидетелей о проводимой антисоветской агитации я не подтверждаю. Признаюсь, что религиозные обряды я действительно проводил у тех, кто меня об этом просил.

– Почему вы не хотите показать следствию о вашей антисоветской деятельности?

– Я не знаю, почему именно обо мне так показывают свидетели, но никаких антисоветских измышлений не говорил.

17 июля 1940 года состоялось заседание Коллегии по уголовным делам Витебского суда; после завершения всех формальностей снова был допрошен Дмитрий Емельянович, который сказал: «Виновным я себя не признаю, я никакой антисоветской деятельностью не занимался. При обыске у меня изъяли Псалтирь, Евангелие, два молитвенника, крест. Я был певчим в Россасне с малых лет, в церковном совете я состоял до тех пор, пока церковь не отняли. Я ходил и писал имена людей в Россасне, чтобы разрешили участвовать в церковных собраниях. Деньги я собирал для того, чтобы платить налог за церковь… В 1939 году на кладбище в Россасне во время Радоницы справлял религиозный обряд, было там человек приблизительно 150-200, и я никакой антисоветской агитации не проводил; эти свидетели говорят против меня, сам не знаю почему: я с ними не дрался и не судился… Я утверждаю, что я никаких контрреволюционных антисоветских разговоров не вел»[2].

После заслушивания всех показаний, с которыми Дмитрий Емельянович не согласился, прокурор подала ходатайство: дело отправить на доследование, поскольку все свидетели со стороны обвинения являются родственниками, других свидетелей допрошено не было, а кроме того, следствие, выясняя участие обвиняемого в исполнении религиозных обрядов, не выяснило, имеет ли это отношение к его контрреволюционной деятельности.

Прокурор Витебской области оспорил это решение и постановил снова отправить дело в суд, но уже при другом составе. 19 ноября 1940 года состоялось новое заседание областного суда.

Отвечая на обвинения в суде, Дмитрий Емельянович вновь заявил: «В предъявленном обвинении виновным себя не признаю. Мне безразлично, какая была бы власть, – я обязан ей подчиняться. Когда были в нашем селе поминки, то я на них ничего не говорил плохо про власти. И заявляю, что мне жить было хорошо на хуторе, а также и в колхозном центре… Обрядами я занимался; когда кто-либо помрет, тогда приглашали меня на похороны, и здесь я читал по-славянски, но никакой агитации и здесь не проводил против советской власти. И детей я не крестил никогда и нигде, но бывало, что начнут просить, чтобы я покрестил, но я только пальцами перекрещу, и больше ничего не делал… Религиозные обряды я проводил только на похоронах, и деньги я не просил, если сами только дадут… Когда уже была закрыта церковь, то было собрание, и на этом собрании мы записывали верующих, чтобы пойти в сельсовет, чтобы открыли обратно церковь»[3].

Лжесвидетели и в новом судебном заседании повторили свои показания, и Дмитрий Емельянович снова все их отверг. Когда судебные прения закончились, прокурор потребовал приговорить подсудимого к шести годам заключения в исправительно-трудовом лагере; адвокат просил, учитывая смягчающие обстоятельства, уменьшить срок наказания. Дмитрий Емельянович, обращаясь к суду, сказал, что он человек больной и просит вынести ему справедливый приговор. В тот же день суд вынес решение: приговорить его к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Дмитрий Емельянович подал в Верховный суд кассационную жалобу, в которой убедительно доказал свою невиновность и что он осужден по показаниям лжесвидетелей, а также просил вызвать других свидетелей из жителей села Россасна для дачи дополнительных показаний, но суд ему в этом отказал.

Дмитрий Емельянович был отправлен этапом из тюрьмы в городе Орша в Казахстан и 11 мая 1941 года прибыл на станцию Карабас Карагандинского лагеря, откуда был распределен в 5-е Эспинское отделение Карлага. Здесь он тяжело заболел и 5 мая 1942 года был помещен в лагерную больницу, где в тот же день и скончался. Дмитрий Емельянович Власенков был погребен в безвестной могиле на лагерном кладбище Эспинского отделения Карлага.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 244-248. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-vlasenkov

Примечания

[1] Ныне село Россасно Дубровенского района Витебской области.

[2] УКГБ РБ по Витебской обл. Д. 23535-П, л. 67.

[3] Там же. Л. 112 об-113.

Мч. Дими́трия Вдовина (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 апреля

ЖИТИЕ

Мученик Димитрий родился 3 февраля 1883 года в городе Коломне Московской губернии в семье Михаила Антоновича и Любови Пантелеимовны Вдовиных. Михаил Антонович был мелким торговцем. Окончив городское училище в Коломне, Дмитрий стал работать продавцом в лавке; в 1910 году он женился на дочери купца Надежде Ивановне Архиповой, с 1912 года завел свою мелочную торговлю, где был и хозяином, и продавцом.

После революции – установившей как государственную веру для граждан безбожие – и разрушения хозяйственного уклада страны Дмитрий Михайлович пошел работать агентом по снабжению и конторщиком, а после того, как вновь была разрешена мелкая торговля, стал совладельцем одной четвертой части магазина «Казаков и Вдовины», занимавшегося посудно-щепной торговлей; с 1927 года он стал изготовлять и продавать сита и решета. В 1930 году ему пришлось оставить кустарный промысел и поступить на работу в государственную организацию.

Несмотря на незначительность собственных средств, Дмитрий Михайлович, как торговец, был лишен избирательных прав. 15 апреля 1935 года власти Коломны приказали всем лишенцам в десятидневный срок выехать за пределы Коломенского района, и с 25 апреля Дмитрий Михайлович поселился в городе Озеры Московской области. Он начал усиленно добиваться отмены несправедливого решения, и 9 марта 1936 года ВЦИК удовлетворил его ходатайство, и он вернулся домой.

В 1937 году Дмитрий Михайлович работал агентом по снабжению при Районном управлении местной промышленности. В течение двух лет, в 1928-м и в 1929 годах, он был старостой одной из церквей в Коломне.

После того как в 1937 году руководство страны потребовало от сотрудников НКВД арестовать определенное число людей по каждому городу, району и области, руководство Коломенского НКВД энергично приступило к исполнению этого приказа. Тогда были арестованы все еще к тому времени находившиеся на свободе священно- и церковнослужители Коломенского района, а также некоторые из мирян, и среди них 22 августа 1937 года – Дмитрий Михайлович Вдовин.

На допросе в коломенской тюрьме следователь предъявил ему обвинение в недовольстве советской властью.

– Мне нечем быть недовольным, – запротестовал тот, – я живу неплохо, работаю, имею троих хороших детей, которые работают.

– Ну хорошо, давай говорить по существу, – сказал следователь, – ведь ты торговал, у тебя дело порушили – как же тебе быть довольным?

Но Дмитрий Михайлович не согласился с этими доводами, и на следующий день следователь пришел на допрос с новыми вопросами, обвинив Дмитрия Михайловича в агитации против советской власти.

– Ну, скажите тогда, когда и где были случаи такой агитации? – спросил тот следователя.

– Ну как где? Ну, возможно, что и в Москве. Вы ведь снабженец – вероятно, будучи по делу в Москве, могли агитировать.

Дмитрий Михайлович, однако, запротестовал, услышав столь легкомысленные утверждения.

Через два дня ночью следователь снова вызвал его на допрос.

– Дайте показания о вашей церковной деятельности! – потребовал он от обвиняемого.

– В 1928-1929 годах я состоял членом церковного совета. С 1929 года членом церковного совета я не состою, но остался приверженцем тихоновской ориентации до сегодняшнего дня.

– Вы арестованы как участник контрреволюционной церковно-монархической организации. Вы признаете это?

– Категорически отрицаю.

– Вы лжете перед следствием. Следствие располагает данными, изобличающими вас в участии в контрреволюции. Требуем от вас правдивого показания.

– Вторично утверждаю, что я членом контрреволюционной церковно-монархической организации никогда не состоял.

– Предлагаем вам прекратить запирательство и приступить к исчерпывающим показаниям о вашей контрреволюционной деятельности.

– Я еще раз утверждаю, что никакой контрреволюционной деятельности никогда и нигде не проводил.

На этом допрос был закончен, и Дмитрий Михайлович, прочитав текст протокола допроса и расписавшись под ним, потребовал, чтобы ему была дана очная ставка со лжесвидетелем, и 28 августа очная ставка была проведена; лжесвидетель подтвердил все данные им ранее показания, на что Дмитрий Михайлович заявил, что считает их ложными и категорически отрицает и заметил лжесвидетелю, что как же это он так делает, или умирать не думает, на что тот в полном противоречии с действительностью сказал, что если бы Дмитрий Михайлович был на его месте, то поступил бы точно так же.

По окончании допросов в Коломне Дмитрий Михайлович 1 сентября 1937 года был перевезен в Таганскую тюрьму в Москве, где следователь снова потребовал от него показаний о контрреволюционной деятельности, но Дмитрий Михайлович на это ответил: «Я ни в какой контрреволюционной организации не состоял и виновным себя в этом не признаю»[1].

9 октября 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Бамлаг, куда прибыл 16 ноября. Первое время он работал на лесоповале, но затем, тяжело заболев, был помещен в лагерную больницу, где его признали потерявшим трудоспособность инвалидом и направили работать в центральные мастерские при строительстве железной дороги. 30 января 1939 года он сообщил родным, что находится в Дальне-Восточном крае на станции Известковая в поселке Кульдур и работает в 53 колонне в пошивочной мастерской.

21 декабря 1939 года Дмитрий Михайлович написал родным: «…Благодарю за заботу обо мне и о моем здоровье, я чувствую себя пока хорошо для моего возраста… Хожу… уже без костылей, но с клюкой, то есть с палочкой. Ты пишешь, что я о ногах пишу скупо, – нет, я не скуплюсь, но не хотел бы писать о плохом, хотя и хорошего-то нет; вот скоро будет двадцать пять месяцев, как я выбыл от вас, и сколько еще пройдет, кто знает…»

30 декабря того же года он писал родным: «Вот уже и наступает 1940 год; да, время бежит как вода, не зависит от того, что живешь хорошо ли, плохо ли. У нас стоит зима в полном разгаре, хотя морозов таких, как в прошлом году, нет, – погода чудная, морозы ночью средние, а днем высокое теплое солнце, так что в общем пока очень хорошо…»

23 января 1940 года он написал супруге: «Ты пишешь и просишь не поддаваться унынию. Напрасно ты это думаешь. Я сам отлично знаю, что тоской и печалью делу не поможешь, и я чувствую себя очень хорошо – духом бодр, хотя отчасти плоть немощна, но для моего возраста и того достаточно, что имею, то есть здоровья, и тем более, где я нахожусь, сама обстановка не дает повод к большому унынию, – конечно, не дома, сама должна понять, но все-таки коллектив людей на нашей колонне очень хороший – начальствующие люди симпатичные, ко мне относятся как те, так и другие очень внимательно, даже подчас думается, как будто бы я этого и недостоин, поэтому и нет основания очень-то убиваться; напрасно ты так думаешь и судишь по какой-то фразе из письма – конечно, не дома, ясно и понятно… Я вам писал даже не один раз, что посылок не шлите, также и денег: расходы большие, а нужды большой нет, – я обхожусь, а у вас без того расходы, тем более это дело связано с такими неудобствами по дальности. Читая строки твоего письма, я очень-очень рад за вас, что у детей наших дружба – это самая лучшая черта в жизни, и желаю им также и в дальнейшем держаться ближе к дружбе, зная, что дружная семья веселее переживает радости и легче переживает неприятности…»

26 января Дмитрий Михайлович отправил заявление Верховному прокурору РСФСР, прося пересмотреть дело и освободить его из лагеря, но получил на это стандартный для тех лет ответ, что оснований для пересмотра дела нет.

5 сентября 1940 года Дмитрий Михайлович обратился к руководству НКВД с заявлением, в котором писал: «…Считаю предъявленные мне обвинения… голословными и ни на чем не основанными и ничем не доказанными… Я обращаюсь к Вам с просьбой поручить затребовать дело о моем аресте и постановление тройки опротестовать на предмет его отмены и освобождения меня от дальнейшего заключения»[2]. Заявление, однако, осталось без последствий.

23 ноября 1940 года он написал супруге и детям: «Я пока жив и сравнительно здоров, письма от вас получаю сравнительно нечасто – последнее было от 6 сентября. Погода у нас стоит хорошая, зима берет свои права, снежок выпал и лежит, морозы хорошие, так что подчас дают себя чувствовать. Но солнце светит ярко-ярко и на добрых и злых…»

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война и всякая связь заключенных с родственниками прекратилась. Последнее письмо, полученное от Дмитрия Михайловича, было отправлено им 28 мая 1941 года. Условия жизни заключенных с началом войны значительно ухудшились.

Дмитрий Михайлович Вдовин скончался 23 апреля 1942 года в Средне-Бельском исправительно-трудовом лагере и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 133-138. Источник:http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-vdovin

Примечания

[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-50945, л. 334.

[2] Там же. Л. 396 об.

Прмц. Александры Каспаровой, послушницы, мч. Михаила Амелюшкина (1942).

Преподобномученица Александра Каспарова, послушница

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

18 февраля

ЖИТИЕ

Преподобномученица Александра (Каспарова) родилась в 1882 году. 18 февраля 1942 года 60-летняя послушница пострадала от рук богопротивной власти, тем самым сподобившись принять мученический венец. Она причислена к лику святых определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 26 декабря 2006 года.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandra-kasparova

Мученик Михаил Амелюшкин

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

18 февраля

ЖИТИЕ

Мученик Михаил родился 24 сентября 1893 года в деревне Починки Богородского уезда[1] Московской губернии в семье крестьянина Спиридона Амелюшкина. Окончив сельскую школу, он занимался крестьянским хозяйством. Во время Первой мировой войны Михаил Спиридонович был призван в армию и служил до 1917 года рядовым. В течение многих лет он был регентом в храме Рождества Христова в селе Ямкино Богородского уезда, а с середины 1937 года стал служить в этой церкви псаломщиком.

26 ноября 1937 года Михаил Спиридонович был арестован вместе со служившими в храме священниками и заключен в тюрьму в городе Богородске, переименованном к тому времени в Ногинск.

Дежурные свидетели показали, что в конце апреля 1937 года «Амелюшкин в целях срыва проведения первомайской демонстрации среди населения говорил: "Вы, колхозники, приходите в церковь на пасхальное богослужение, а на демонстрацию не ходите, - пусть коммунисты одни ходят с красными флагами...”»[2]. На этот день он созвал всех известных ему певчих, чтобы богослужение совершалось самым торжественным образом.

На следующий день после ареста следователь допросил псаломщика.

- Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Признаете себя в этом виновным? - спросил следователь.

- Контрреволюционной деятельности я не вел, - ответил Михаил Спиридонович.

Задав еще несколько подобных вопросов и получив на них отрицательные ответы, следователь прекратил допрос. На этом следствие было закончено. 1 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила псаломщика Михаила к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Псаломщик Михаил Спиридонович Амелюшкин скончался в заключении 18 февраля 1942 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 152-153. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-ameljushkin

Примечания

[1] Ныне Щелковского района Московской области.

[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. 20815, л. 9 об.

Мч. Ники́ты Сухарева (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

26 февраля – Собор святых Омской митрополии

4 июля

ЖИТИЕ

Мученики Димитрий Волков и Никита Сухарев

В 1939 году в городе Орехово-Зуево Московской области был закрыт последний из служивших еще тогда в районе храмов – Рождества Богородицы, строительство и благоукрашение которого продолжалось около тридцати лет – с 1872-го по 1901 год. Но недолго пришлось порадоваться прихожанам службам в своем храме – наступило время гонений на Церковь от захвативших власть в России безбожников, и в 1939 году храм был закрыт. Однако верующие в городе не согласились с этим. По советским законам хлопотать об открытии храма могла только зарегистрированная властями двадцатка. Часть людей к этому времени уже выбыла из состава двадцатки, другая – проявила равнодушие к судьбе храма, а иные оказались и малодушны.

Мученик Димитрий родился в 1871 году в деревне Островищи Покровского уезда Владимирской губернии в крестьянской семье. Грамоте, как и вере христианской, он был научен родителями, пастырями и богослужением в храме; переехав в город Орехово-Зуево, Дмитрий работал столяром. В 1940 году Дмитрию Ивановичу исполнилось шестьдесят девять лет, он уже вышел на пенсию и все время посвящал церковным делам. Для обсуждения мер по открытию храма двадцатка стала собираться каждую субботу около двух часов дня в храме, куда в это время могли прийти помолиться и прихожане.

На одном из собраний двадцатка приняла решение обратиться к председателю Орехово-Зуевского горсовета с просьбой разрешить зарегистрировать священника. Староста и представители двадцатки отправились в Москву к Местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Сергию с прошением, чтобы он направил в их храм священника; митрополит, за неимением других, назначил к ним жившего в Загорске протоиерея Федора Казанского[a]. Приехав на новое место служения, протоиерей Федор потребовал от прихода выплатить ему 500 рублей и, получив деньги, отбыл обратно в Загорск и не вернулся.

Узнав это, верующие провели свою кампанию среди жителей города. На очередном заседании члены двадцатки единогласно постановили добиваться открытия храма в вышестоящей инстанции – в Мособлисполкоме. Был нанят в Москве адвокат, который составил соответствующее прошение. Дмитрий Иванович и Никита Андреевич в течение двух дней ходили за ответом на это прошение к чиновникам Мособлисполкома и в конце концов его получили: поскольку рабочие Орехово-Зуева на собраниях протестуют против открытия церкви, то и они не могут дать разрешение на возобновление богослужения; этот вопрос может разрешить только вышестоящая инстанция – Верховный Совет РСФСР.

Все обязательства, взятые нами, – выполнены, а также и налоги, согласно выписанных документов райисполкома, нами выплачены. В чем же дело?»[1]

Осведомитель донес, что руководящую роль в хлопотах по открытию храма играет Никита Андреевич Сухарев, который, исходя из своих глубоких религиозных убеждений, и ходатайствует за его открытие. «Никита Андреевич обижается на советскую власть, потому что советская власть закрывает церкви, – сообщил осведомитель. – 31 мая 1941 года Никита Андреевич сказал: "Дали нам конституцию, по ней мы имеем право хлопотать, а на самом деле хлопотать очень трудно, – значит, конституция одно, а на деле другое...” В апреле 1941 года в церкви... Никита Андреевич говорил: "Все, что делается у нас в стране сейчас... взято с римского времени: как раньше было гонение на христиан... так и у нас сейчас делается. Вот взять учение Маркса-Энгельса, – этим учением одурачили наш народ, и народ отошел от Церкви... Какие выпустили законы! – за каждый малейший проступок судят, сажают в тюрьму”»[2].

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война – одна из самых значительных по своим масштабам, понесенным потерям, возможным без нее и происшедшим с нею последствиям в истории мира и России, потребовавшая от русского народа напряжения всех его сил, – война тем более страшная, что велась Россией, потерявшей к этому времени и свое историческое имя, под руководством враждебного народу правительства. Враг, ненавидевший Россию, сидел и в Кремле – в виде сталинского правительства и наступал извне – в виде новых «двунадесяти языков», предводительствуемых Германией. В это самое время письмо верующих с просьбой об открытии храма лежало в Верховном Совете, надо было давать ответ, и ответ был дан в соответствии с установками коммунистической власти: в самый день начала войны, 22 июня 1941 года, руководство Московского НКВД постановило арестовать ходоков; на следующий день староста храма Дмитрий Иванович Волков и член церковной двадцатки Никита Андреевич Сухарев были арестованы.

– Возможно, я арестован за участие в церковном совете, за ходатайство об открытии церкви, – ответил староста.

– Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Намерены вы об этом дать правдивые показания? – грозно спросил его следователь.

– Я контрреволюционных действий не совершал.

– Вы говорите неправду...

– Повторяю, что с моей стороны контрреволюционных действий не было.

– А распространение среди окружающих вас лиц клеветнических измышлений, направленных на опорочивание советской действительности, разве это не контрреволюционные преступления?

– Этого с моей стороны не было.

– Объясните тогда, почему люди из вашего окружения, будучи допрошены в качестве свидетелей, показали, что вы личность антисоветская и занимаетесь антисоветскими разговорами?

– Я не знаю, почему на меня так показывают, но я контрреволюционных действий не совершал.

– Намерены вы теперь приступить к даче правдивых показаний о своей контрреволюционной деятельности? – спросил его следователь.

– Контрреволюционной деятельностью я не занимался, – ответил Дмитрий Иванович.

– А распространение антисоветской клеветы и участие в антисоветской церковной группировке, разве это не контрреволюционные действия?

– Этими действиями я не занимался.

– Вам предъявляется постановление об обвинении... Признаете себя виновным по существу предъявленного постановления?

– Нет, не признаю, так как контрреволюционных действий я не совершал.

Вместе со старостой был арестован член церковного совета Никита Андреевич Сухарев.

Мученик Никита родился в 1876 году в деревне Починки Егорьевского уезда Рязанской губернии[b] в семье крестьян Андрея Кузьмича и Анисии Алексеевны Сухаревых. Никита окончил сельскую школу и работал ткачом на одной из орехово-зуевских фабрик. Ко времени ареста Никита Андреевич по преклонности лет был на пенсии; он был допрошен в ту же ночь, что и староста.

– Что желаете заявить следствию по поводу вашего ареста? – спросил его следователь.

– Хочу заявить, – сказал Никита Андреевич, – что, возможно, я арестован за хранение церковной литературы, за то, что состоял в церковной общине и принимал активное участие в открытии церкви в городе Орехово-Зуево.

– Вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность. Признаете себя в этом виновным?

– Я контрреволюционных действий не совершал.

– А распространение среди окружающих вас лиц клеветнических антисоветских измышлений, направленных на опорочивание советской действительности? Разве это не контрреволюционные преступления?

– Я этого никогда не говорил.

– Объясните тогда, почему люди из вашего окружения, будучи допрошены в качестве свидетелей, показали, что вы личность, антисоветски настроенная и ведущая антисоветскую агитацию?

– Я не знаю, почему так про меня показывают, так как я антисоветскими разговорами не занимался.

2 июля 1941 года следователь снова допросил Никиту Андреевича.

– Вы в Москву ездили хлопотать об открытии церкви?

– Да, ездил два раза.

– Вы лично церковный налог с населения собирали?

– Нет, церковный налог я не собирал, а сами верующие приходили и приносили деньги.

– Но вы высказывали при этом контрреволюционные мысли и агитировали за открытие церкви?

– Контрреволюционных действий не было. Только говорил, что в Писании сказано, что настанет время, когда пойдет сын на отца и дочь на мать.

7 июля 1941 года Никите Андреевичу было предъявлено обвинение в контрреволюционной деятельности.

– Признаете себя виновным по существу предъявленного обвинения? – спросил его следователь.

– Нет, не признаю. Я только выражал свое недовольство невозможностью открыть церковь.

– Следствие еще раз предлагает продумать свое поведение и на последующих допросах приступить к даче правдивых показаний, – заявил в завершение допроса следователь.

– Следствию известно, что вы в присутствии Савинова, Бритенкова и других высказывали недовольство советской властью, заявляя, что по конституции разрешается свободное отправление религиозных обрядов, а в действительности этого якобы делать не дают. Признаете себя в этом виновным? – спросил следователь Никиту Андреевича.

– Такой разговор с моей стороны имел место при следующих обстоятельствах. На одно из заседаний двадцатки в мае 1940 года Бритенков принес конституцию СССР и зачитал статью о свободном вероисповедании... Когда Бритенков кончил читать, то я сказал: «По конституции-то мы имеем право на свободное вероисповедание, а на самом деле, сколько мы ни хлопочем, у нас ничего не выходит, и церковь нам открыть не дают. Значит, конституция это одно, а на деле советская власть проводит совсем другое». На мои слова никто ничего не ответил, и вскоре мы все разошлись.

– Признаете ли вы себя виновным в том, что являлись активным участником антисоветской группы церковников, существовавшей в Орехово-Зуевском районе?

– Я являлся участником группы церковников, но антисоветской деятельности наша группа не проводила.

– В чем заключалась практическая деятельность вашей группы?

– Наша деятельность заключалась в том, что мы вели активную агитацию среди жителей города Орехово-Зуево за открытие бездействовавшей там церкви.

– Следствию известно, что в апреле 1941 года вы в присутствии Савинова и других в помещении орехово-зуевской церкви высказывали клевету на советскую власть, заявляя, что при советской власти существует якобы такое же гонение, как во времена Римской империи. В этом вы признаете себя виновным?

– Такой разговор был у меня с Анной Кулешовой. Она сказала, что нам не дадут открыть церковь, и стала обижаться на это. Я ей ответил, что еще во времена Римской империи были гонения на христиан и что такое же гонение переживают христиане сейчас, при советской власти. Но, как кончилась Римская империя и восторжествовало христианство, так кончится и теперешнее гонение на христиан. При этом разговоре, как я помню, присутствовал Савинов и еще кто‑то из двадцатки.

– Следствию известно, что председатель вашей двадцатки, Дмитрий Иванович Волков, неоднократно допускал в вашем присутствии антисоветские высказывания. Дайте показания по этому вопросу.

– По этому вопросу я показать ничего не могу, так как антисоветских высказываний я от него не слышал.

– Следствию известно, что церковная двадцатка, председателем которой вы были, проводила активную борьбу по организации выступлений за открытие бездействующей церкви в Орехово-Зуеве. Это вы подтверждаете? – спросил его следователь.

– Я признаю, что наша двадцатка проводила активную борьбу за возобновление службы в бездействовавшей церкви в Орехово-Зуеве.

– С какой целью вы открывали церковь, ведь службы в ней не было?

– Церковь мы открывали для того, чтобы там могла собраться двадцатка. В это же время церковь посещали прихожане.

– Признаете ли вы себя виновным в том, что являетесь участником антисоветской группы церковников в городе Орехово-Зуево?

– Я был участником группы церковников в городе Орехово-Зуево, но никакой антисоветской деятельности наша группа не проводила.

– Следствию известно, что, кроме активной религиозной пропаганды, вы систематически проводили антисоветскую агитацию. В этом вы признаете себя виновным?

– Нет. В антисоветской агитации я себя виновным не признаю.

Примечания

[a] Осведомитель и лжесвидетель, принесший много зла духовенству и верующим.

[b] Ныне Егорьевский район Московской области.

[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-54877, л. 58.

[2] Там же. Л. 2.

[3] Там же. Л. 14-15.

[4] Там же. Л. 63-64.

Мч. Ники́фора Зайцева (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

21 мая

ЖИТИЕ

Мученик Никифор родился 23 марта 1884 года в деревне Пупки Рузского уезда Московской губернии в семье крестьян Петра Константиновича и Марфы Созонтовны Зайцевых. Никифор окончил сельскую школу, с детства тянулся к просвещению и был человеком весьма начитанным; будучи трудолюбивым, он имел и крепкое хозяйство, что при советской власти навлекло на него многие беды.

Во время Первой мировой войны Никифор был призван в армию, но, как человек зрелого возраста, из запасных, он был послан служить в обозе. Вернувшись домой, он снова занялся крестьянским хозяйством. Верующий человек и постоянный прихожанин храма, он состоял членом церковной двадцатки и пел на клиросе, был неизменным участником крестных ходов и молебнов, призывал и односельчан молиться Богу и ходить в церковь, не обращая внимания на гонения. Знавшие Никифора Петровича свидетельствовали о нем, что он был человеком глубоко церковным и безупречной нравственности, противником пьянства и безотказным помощником. Во время массовой коллективизации он, хотя и не был согласен с тем, как она проводилась, все же вступил в колхоз. Он привык в своем хозяйстве к размеренной работе, рассчитанной на длинный крестьянский день, и был несогласен с требованиями чрезвычайщины, когда многое начинает делаться, при невозможности быстрого исполнения, напоказ. Бывало, председатель колхоза начнет подгонять, говорить, что надо быстрей работать, и даже покажет, как это, например, быстрей надо жать, но Никифор Петрович, как человек многоопытный и в то время уже немолодой, степенно на это ответит: «Ты сейчас только поработал, а мне целый день работать, и я так не смогу». В колхозе он никогда не начинал работать не помолившись, что, естественно, не нравилось партийному начальству.

Наступили гонения 1937 года, когда снова, как в 1930 году, стали уничтожаться крестьяне и использовался любой повод для их ареста и осуждения. Никифор Петрович был человеком верующим – и это было вполне достаточно для ареста; 23 сентября 1937 года он был арестован и заключен в тюрьму в Волоколамске.

В качестве свидетелей были допрошены председатель и секретарь сельсовета и один из колхозников. Они показали, что Никифор Зайцев, заговаривая о расстреле Тухачевского и других, говорил, что зря расстреливают: «Смотрите, какое время – брат брата расстреливает»[1]. Когда летом 1937 года на собрании говорилось о людях, мешающих работе в колхозе, «Зайцев поднялся и крикнул: "Грабят наяву, все забирают, а еще доказывают...” хлопнул дверью и ушел»[2].«Зайцев против подписки на займы... Зайцев ярый религиозник, все время хлопочет о ремонте церкви, у себя дома в дни религиозных празднеств устраивает молебны и песнопения... во время религиозного праздника Пасхи уговаривал колхозников устроить шествие с иконами говоря им, что якобы новая конституция разрешает делать это. В этом году при обсуждении вопроса об антирелигиозной пропаганде Зайцев заявил: "Святое Писание – это истинная правда, а все остальное – антихристово вранье”. Зайцев поет на клиросе в церкви»[3]. «В своем доме Зайцев устроил целый иконостас и каждый вечер устраивает песнопение перед иконами, причем поет настолько громко, что его слышит вся улица. На колхозной работе Зайцев показал себя лодырем, редко выходит на работу, а когда выходит, так больше молитвы поет»[4]. «Зайцев является ярым церковником и первым ходатаем по церковным делам... Колхозникам говорит, что нужно верить только Евангелию, а все, мол, остальное, в том числе и колхозы, – это "антихристовы дела”. На госзаймы Зайцев никогда не подписывается, заявляя, что он против помощи антихристу. Зайцев государственные поставки называет грабиловкой»[5].

Следователь, вызвав Никифора Петровича на допрос, заявил:

– Следствие располагает данными, что вы имеете тесную связь со служителем религиозного культа... который часто посещает ваш дом; при встречах с ним ведете разговоры на политические темы. Дайте показания по этому вопросу.

– Да, действительно, священник посещает мой дом – приходит в религиозные праздники с молебном, после молебна я устраивал для него чай… Вел я со священником разговоры, как обстоит дело у нас с уборкой урожая. Разговоров на политические темы я с ним никогда не вел.

– Следствию известно, что вы среди односельчан занимаетесь контрреволюционной и антисоветской агитацией. Следствие предлагает дать показания по этому вопросу.

– Контрреволюционной и антисоветской агитацией я никогда не занимался.

– Следствию известно, что вы в июне 1937 года при проработке постановления правительства «О льготах колхозникам по зернопоставкам» выступили среди колхозников с гнусной контрреволюционной клеветой на партию и правительство и утверждали, что это постановление является обманом колхозников. Дайте показания по этому вопросу.

– Таких слов я не говорил; это про меня сказали потому, что сейчас в Советском Союзе большинство людей клеветники, которые клевещут из-за пустяков на людей. По моим убеждениям такое зло развелось потому, что не стало христианской веры, молодежь не воспитывается в духе христианского учения о морали.

– Следствию известно, что в своих разговорах с колхозниками вы поддерживали известных контрреволюционеров. Дайте показания по этому вопросу.

– Мои личные убеждения по этому вопросу таковы: эти люди были умными людьми, но они сделали дурно, что вместо пропаганды своих идей пошли на измену. Если бы они не изменили, а пропагандировали свои идеи, я приветствовал бы их. Я не согласен также с тем, что их расстреляли, и считаю это жестокой карой.

– Следствие располагает данными, что вы выступаете против колхозов и называете их антихристовым предприятием. Дайте показания по этому вопросу.

– Колхозы вещь хорошая, но народ не подготовлен к общественной работе, и потому в колхозах нет согласованности в работе. Я еще в период коллективизации предлагал не торопиться с созданием колхозов, а сперва создать показательные колхозы, чтобы люди убедились в их преимуществах, и потом уже строить колхозы в массовом порядке.

– Следствие располагает данными, что вы выступаете против государственных поставок, называя их грабиловкой. Дайте показания по этому вопросу.

– Нет, я против государственных поставок не выступал.

– Следствие располагает данными, что вы выступаете против государственных займов. Дайте показания по этому вопросу.

– Нет, против государственных займов я не выступал.

– Следствию известно, что вы ходатайствовали о разрешении священнику хождения с иконами по домам граждан в дни религиозного праздника Пасхи и подговаривали на это колхозников. Дайте показания по этому вопросу.

– Мне священник объяснил, что сейчас в конституции сказано, что мы имеем право устраивать шествие с иконами без всяких разрешений местной власти... Священник ходил по деревне с Евангелием и крестом. Священник мне показал книгу и говорит: «Вот я на всякий случай в кармане ношу конституцию, чтобы при придирках сельсовета показать им ту графу, в которой разрешается совершать эти обряды».

– Кто еще кроме вас придерживается ваших взглядов в вашем селе?

– Моих взглядов придерживается моя жена Мария Игнатьевна. У меня дома часто бывает священник, и мы с ним ведем разговоры на религиозные темы. Я сам состоял членом церковного совета и пел на клиросе.

– На какие темы вы вели разговоры со священником?

– Мы разговоры вели только на религиозные темы.

На этом следствие было закончено, и Никифора Петровича перевели в Таганскую тюрьму в Москве. 11 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила его к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен на Беломорско-Балтийский канал на станцию Медвежьегорск. После того как работы здесь стали сворачиваться, Никифор Петрович был отправлен в Каргопольлаг в Архангельской области, куда он прибыл 28 июля 1941 года. В лагере ему пришлось плести рыболовные сети.

Никифор Петрович Зайцев скончался 21 мая 1942 года в Каргопольлаге и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 52-56. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nikifor-zajcev

Примечания

[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-17960, л. 9 об.

[2] Там же. Л. 10.

[3] Там же.

[4] Там же. Л. 12 об.

[5] Там же. Л. 14.

Прмц. Гермоге́ны (Кадомцевой), монахини (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

10 июня

ЖИТИЕ

Преподобномученица Гермогена родилась 4 декабря 1870 года в селе Мокрый Мичкасс Нижне-Ломовского уезда Пензенской губернии в семье крестьянина Капитона Кадомцева и в крещении была наречена Варварой. В 1885 году она поступила в Нижне-Ломовский Успенский монастырь, находившийся в городе Нижнем Ломове. Монастырь возник в середине ХIХ столетия; сначала на этом месте была богадельня, затем монашеская община, а с 1880 года – общежительный монастырь, средства для благоустройства которого были даны местным купцом Волковым. Здесь Варвара была пострижена в мантию с именем Гермогена и подвизалась до закрытия монастыря во время безбожных гонений в начале 1920-х годов. После закрытия обители она поселилась в городе и долгое время зарабатывала на жизнь стиркой белья, мытьем полов и другими домашними работами, а затем переехала жить в родное село.

В 1930 году монахиня Гермогена уехала в Москву и поступила в прислуги; с 1931 года она стала работать уборщицей в храме Спаса Преображения в селе Богородском в Москве, где она и подвизалась до самых жестоких гонений на Русскую Православную Церковь в 1937 году.

Монахиня Гермогена была арестована 5 октября 1937 года и заключена в Бутырскую тюрьму. Во время обыска у нее были изъяты книга протоиерея Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», параман, две скуфьи, постригальный крест, двое четок, пятьдесят один металлический и четыре деревянных крестиков и деревянный складень. Все эти предметы, «как не представляющие ценности для следствия», 14 октября были уничтожены сотрудниками НКВД.

– У вас на обыске были изъяты медные крестики. Для чего вы их накупили? – спросил ее следователь.

– Медные крестики я купила, чтобы съездить на родину в деревню и выменять их на продукты.

– Какие вы вели беседы со священнослужителями Преображенской церкви и с верующими?

– Беседы я вела на церковные темы. О крестинах, о похоронах, о причастии, о соборовании.

– Следствие располагает данными, что вы среди окружающих ведете антисоветскую агитацию и распространяете контрреволюционные провокационные слухи. Это вы подтверждаете?

– Я только говорила о голоде в СССР, что в деревнях голодают единоличники и колхозники и советская власть не оказывает им помощи.

Допрошенные следователями свидетели показали, что монахиня Гермогена говорила, что при царизме жить было лучше, чем при советской власти, что советская власть неправильно раскулачила ее братьев, она устраивает гонение на Церковь, храмы закрываются, священников арестовывают и отправляют в ссылку, кроме того она распространяла контрреволюционные провокационные слухи о якобы имеющемся в СССР голоде.

В том же месяце следствие было закончено и в обвинительном заключении следователь написал, что следствие было начато на основании поступивших в НКВД сведений, что «группа антисоветски настроенного монашества в лице Кадомцевой и других, будучи враждебно настроена по отношению к советской власти, среди окружающих проводит систематическую антисоветскую агитацию, распространяет различные контрреволюционные провокационные слухи о якобы имеющемся в СССР гонении на религию и духовенство и скорой гибели советской власти…».

11 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила монахиню Гермогену к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Монахиня Гермогена (Кадомцева) скончалась в Онеглаге 10 июня 1942 года и была погребена в безвестной могиле. Память преподобномученицы Гермогены совершается 28 мая (10 июня).

Игумен Дамаскин (Орловский). Московские Епархиальные Ведомости № 1-2 за 2008 год. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-germogena-kadomceva

Прмц. Евфроси́нии Тимофеевой, послушницы (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

5 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Евфросиния Тимофеевна Тимофеева родилась в 1883 году (по некоторым данным год рождения 1881) в деревне Грязное Острицкой волости Гжатского уезда Смоленской губернии и происходила из крестьянской семьи. В анкетах советского времени она значилась как "малограмотная”. Известно, что в 1903 году она стала послушницей Московского Алексеевского монастыря.После закрытия монастыря она осталась жить в его здании, занималась пошивом одеял.

28 декабря 1930 года послушницу Евфросинию арестовали и обвинили в "антисоветской агитации”, во время следствия она содержалась в Бутырской тюрьме. 3 января 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ СССР приговорило ее к 3 годам высылки в Казахстан. О жизни мученицы в последующие годы мы знаем мало. Известно, что она скончалась (предположительно расстреляна) 5 ноября 1942 года. Послушница Евфросиния Тимофеева была причислена к лику святых определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 6 октября 2006 года.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-evfrosinija-timofeeva

Прмц. Тама́ры (Сатси), игумении (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

1 мая

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ

ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИЦЫ

ТАМАРЫ (САТСИ)

Преподобномученица Тамара родилась в 1876 году на хуторе Уустало волости Касти Гапсальского уезда Эстляндской губернии в лютеранской семье крестьянина Георга и Мари Сатси. Родители нарекли девочку Марией. Когда Марие было 7 лет умерла ее мать, а вскоре и отец. В 1886 году в селе Марьямаа, к лютеранскому приходу которого относился хутор Уустало, открылся православный приход, тогда многие из лютеранской веры перешли в православную. Окончив 4 класса сельской школы, Мария поступила в 1888 году в возрасте 12 лет в приют для девочек-сирот при женской общине в Иевве, основанной в этом же году. В приюте воспитанницы обучались чтению, письму и другим предметам, а также рукоделию, иконописному и золотошвейному мастерству. В 1892 году община была преобразована в Свято-Успенский женский монастырь, первой настоятельницей которого стала игуменья Варвара (Блохина).

В 1895 году воспитанница приюта Мария Сатси была переведена в монастырь и «облечена в черную одежду»,то есть в подрясник, в ноябре того же года облечена в апостольник, в апреле 1897 года пострижена в рясофор. В 1898 году игуменья Варвара (Блохина) стала неугодна проживающей поблизости в своем имении княгине Елизавете Шаховской и была определена Архиепископом Рижским Арсением в Казанскую епархию. Игуменья Варвара предложила некоторым послушницам поехать с ней. Таким образом 6 послушниц, в том числе Мария Сатси переместились в город Казань. Живя в монастыре Мария пела на клиросе и помогала в швейной мастерской. Игумения Варвара прожила в одном из монастырей города Казани до 1902 года, когда она была назначена настоятельницей Козьмодемьянского Троицкого монастыря. Мария также перешла в этот монастырь. Здесь она исполняла послушание певчей и письмоводительницы.

Чебоксарская женская община также относилась к Козьмодемьянскому монастырю и мать Варвара сумела вывести к благополучию обе обители. В январе 1915 года умерла игуменья Варвара. Новая игуменья Алевтина (Торопова) так характеризует послушницу Марию (из монастырских ведомостей за 1916 год): «поведения весьма хорошего, к послушаниям способна».Пройдя многолетний послушнический искус Мария 19 июля 1917 года принимает монашеский постриг с именем Тамара. Постриг совершил будущий священномученик архимандрит Сергий (Зайцев), настоятель Зилантового монастыря в Казани, благочинный монастырей Казанской епархии. Через год в сентябре 1918 года он будет расстрелян вместе с братией своего монастыря красноармейцами.

В 1918 году в Козьмодемьянский монастырь приезжает архимандрит Феодосий с указом о назначении монахини Тамары казначеей Чебоксарской женской монашеской общины. Заведующая общиной в честь Владимирской Божией Матери, где в то время подвизалось около 100 сестер, монахиня Арсения болела.При монастыре существовал до 1919 года приют для девочек. В 1920 году скончалась монахиня Арсения и мать Тамара стала исполнять обязанности заведующей общины. Новая власть проводит конфискацию имущества общины, намеревается упразднить саму общину и закрыть ее храмы. Насельницы обратились к властям со следующим письмом:

«1920 года 28 дня. Мы, нижеподписавшиеся насельницы Владимирской женской общины, узнав о намерении представителей местной власти закрыть церковь Владимирской общины, древнюю святыню существующую с 1625 года, единодушно выражаем свой протест против этого намерения, оскорбляющего наше христианское религиозное чувство. Закрытие общины будет посягательством на ту свободу веры, которая подтверждена самим же советским правительством. При сем объясняется, что со стороны общины уже принесена жертва уступкою деревянного храма и всех прочих жилых помещений, кроме маленького деревянного флигеля, оставленного в пользование сестер, а потому мы насельницы Владимирской общины, ни в коем случае не можем согласиться на уничтожение нашей святыни, каким бы благовидным предлогом это не объяснялось. Посему усердно просим подлежащих властей оставить нам последний каменный храм в неприкосновенности, в чем и подписуемся.

Заведующая общиной Тамара и другие» (всего 56 подписей).

В 1924 году в город Чебоксары прибывает викарий Казанской епархии епископ Чебоксарский Афанасий(Малинин) и Владимирскую монашескую общину объявляет самостоятельным монастырем. Монахиня Тамара назначается настоятельницей и возводится во игумении. В 1926 году советской властью монастырь был закрыт, но продолжал существовать как Владимирская религиозная община. В сентябре 1926 года от заведующего Чебоксарской садово-огородной школой в Горсовет поступила жалоба, что « оставшиеся монахини пасут свой скот на усадьбе школы. Надлежало бы принять меры ко взысканию за пастьбу скота. Плодовый сад школы стравливается. Благодаря безнаказанности скот монахинь объел и обломал деревья и таким образом убавил на 75% ценность сада» и тому подобное. Эта самая усадьба и плодовый сад ранее принадлежали монастырю. В январе 1927 года Президиум Чебоксарского Горсовета постановил, «считая необходимым, ввиду жилищного кризиса, переживаемого в городе и нанесения ущерба хозяйству бывшего женского монастыря, просить НКВД обсудить вопрос о дальнейшем пребывании монашек в помещениях бывшего монастыря». В то время в общине еще оставалось 34 сестры. Они ютились в здании церкви, сторожке при церкви, некоторых хозяйственных постройках бывшего монастыря: хлев, курятник, переделанных под жилые помещения и двух маленьких домиках, выстроенных старанием сестер. Тогда монахинь оставили жить там же, а дело о вредительстве сада было передано в Нарсуд. В таких условиях давления со стороны властей монастырь продолжал существовать, как религиозная община до января 1930 года. Тогда был закрыт последний храм монастыря и отобраны помещения, где жила мать Тамара с оставшимися сестрами. Священником храма при общине с 1927 года являлся бывший насельник закрытого в 1924 году Чебоксарского Свято-Троицкого монастыря иеромонах Николай (Танащук). В 1940 году он был приговорен к 6 годам лишения свободы и скончался в заключении в Алатырской колонии.

После ликвидации властями общины мать Тамара поселилась у своей бывшей помощницы по управлению монастырем Анастасии Тимофеевой, которую знала еще по Пюхтицкому монастырю. Дом их находился недалеко от бывшего женского монастыря. В 30-х годах мать Тамара продолжала свой молитвенный подвиг: читала Священное писание, духовную литературу, а также занималась необходимыми делами по хозяйству.

В мае 1941 года, когда мать Тамара пасла корову, с ней познакомился бывший священник Худов, работавший охранником «Садвинтреста», который и дал следствию ложные показания об антисоветских высказываниях игуменьи Тамары.

Ночью 25 июня 1941 года сотрудники НКВД провели обыск в доме игуменьи Тамары. Тогда же ночью она была арестована и заключена в Чебоксарскую тюрьму. 27 и 30 июня состоялись допросы игуменьи Тамары. 30 июня тот же бывший священник дал показания об антисоветской агитации игуменьи, которая отвергла обвинения. Следователь тщательно допрашивал о том, как мать Тамара попала из Эстонии в Чувашию, подозревая ее в шпионаже. На третьем допросе, состоявшемся 2 июля, на вопрос следователя «какие причины понудили вас идти в монастырь?» мать Тамара ответила, «что никакие причины меня не понудили идти в монастырь, а я пошла по своему собственному желанию для спасения своей души».

На 4-ом допросе, состоявшемся 9 июля на вопрос следователя подтверждаете ли вы показания свидетеля Худова о вашей контрреволюционной клевете на жизнь при советской власти мать Тамара ответила, что «не подтверждает, ибо никогда и нигде она никакую контрреволюционную клевету о жизни при советской власти не высказывала и со свидетелем Худовым у нас разговор был только о книге «Добротолюбие», которую он просил отдать ему для чтения».

11 июля состоялась очная ставка между игуменьей Тамарой и свидетелем Худовым. На этой очной ставке мать Тамара виновной себя в агитации против Советской власти не признала.

14 июля было объявлено об окончании следствия и предъявлено обвинительное заключение по статье 58 пункта 10 части первой Уголовного Кодекса. Обвиняемая ответила, что дополнить следствие ничем не желает.

25 июля Судебная Коллегия по уголовным делам Верховного Суда Чувашской АССР определила обвинительное заключение утвердить и игуменью Тамару предать суду.

31 июля состоялось судебное заседание, на котором свидетель Худов настаивал на своих показаниях об антисоветских высказываниях игуменьи.

Мать Тамара отвергла эту клевету, добавив ,что при обыске у нее нашли стихотворение, написанное ей в Козьмодемьянске.

Вот это стихотворение :

Все со временем проходит-

Горе, счастье пролетит.

К разрушенью все стремится-

Кто сей доли избежит?

Кедр высокий с облаками

Наравне вчера стоял,

Ныне ж вниз лежит ветвями

Бурный ветр его сломал.

И цветочек сей прекрасный

Рощу кедров украшал,

Ветер дунул вдруг ненастный,

И цветок, увы, завял.

Так, друзья и мы увянем

Скоро век наш пробежит;

Расцветать мы перестанем,

Когда дух наш отлетит.

Здесь гуляя ,гость любезный,

Между кедров и цветов,

Помни рок свой неизбежный;

Берегися от грехов;

И почаще ты молися

Здесь в обители святой,

Благо делать не ленися,

И обрящещь ты покой.

Ждет тебя страна иная,

Счастье вечно там живет,

Там на небе блага рая

Твое сердце обретет.

В этот же день суд приговорил игуменью Тамару к 10 годам лишения свободы. Кассационная жалоба в Верховный Суд СССР о пересмотре приговора была рассмотрена и приговор признан правильным.

Игуменья Тамара была этапирована в исправительно-трудовую колонию номер 1 Наркомата Юстиции, находящуюся неподалеку от города Алатырь Чувашской АССР. От линии железной дороги шла ветка вглубь леса на 24 километра, где и располагалась колония. Заключенные занимались лесоразработками и изготовлением изделий из древесины. Мать Тамара пережила суровую зиму 1941-42-х годов, когда в период начавшейся войны с Германией в колонии происходили массовые смерти заключенных из-за голода и болезней, в том числе многих священнослужителей и верующих. Весной,1 мая 1942 года, как гласит запись в акте о смерти, игуменья Тамара скончалась от порока сердца и была погребена в безвестной могиле на кладбище исправительно-трудовой колонии.

12 октября 2007 года на заседании Священного Синода под председательством Святейшего патриарха Алексия II игуменья Тамара (Сатси) причислена к собору новомучеников и исповедников Российских.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-tamara-satsi

Прмц. Татиа́ны Чекмазовой, послушницы (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

11 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Преподобномученица Татиана (Чекмазова) родилась в 1881 году. Посвятив свою жизнь Богу, она стала послушницей одного из монастырей (какого – на данный момент неизвестно). Безбожная власть, воздвигшая жестокое гонение на верных чад Православной Церкви, расстреляла послушницу Татиану 11 октября 1942 года. Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 11 апреля 2006 года она была причислена к лику святых Новомучеников.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-tatiana-chekmazova

Прмч. Игна́тия (Даланова), иеромонаха (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

3 сентября

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Преподобномученик Игнатий родился 12 сентября 1885 года в деревне Кожемякино Себежского уезда Юстиновской волости Витебской губернии в семье крестьянина Михаила Даланова и в крещении был наречен Иоанном. Образование он получил в сельской школе. 6 июня 1911 года Иван поступил в Оптину Пустынь. 11 сентября того же года его благословили на подрясник, с 1914 года он проходил послушание в Иоанно-Предтеченском скиту Оптиной Пустыни.

В июле 1914 года часть братии – рясофорные монахи и послушники – были призваны на фронт в связи с начавшейся войной с Германией, и среди них послушник Иоанн, который был направлен служить в 5-й пехотный резервный Сибирский полк. В Великую Пятницу Четыредесятницы 1917 года он был пострижен рясофор.

После закрытия Оптиной пустыни с приходом к власти безбожников Иоанн был пострижен в монашество с наречением ему имени Игнатий; он стал служить сторожем в Тихвинском храме в селе Стрельна неподалеку от Козельска. В 1929 году он был рукоположен во иеромонаха и с 1934 года служил в Спасской церкви в селе Курыничи Перемышльского района, здесь он прослужил до массовых гонений 1937 года.

В ноябре 1937 года сотрудники НКВД допросили дежурных свидетелей – секретаря сельсовета, колхозного бригадира и одного из колхозников, которые дали требуемые следователем показания, будто иеромонах Игнатий говорил, что перепись коммунисты проводят только для того, чтобы узнать, сколько народа при советской власти умерло, да сколько осталось верующих, чтобы определить, закрыть или вновь открыть церкви, что коммунисты, готовясь к выборам, начинают людей ни за что сажать в тюрьмы; они утверждают, что советская страна самая демократичная в мире – народ может выбирать кого хочет, а на самом деле все наоборот, намечают кандидатов, которые им нужны, а если будешь возражать – посадят в тюрьму и запишут контрреволюционером.

23 ноября 1937 года сотрудники НКВД арестовали отца Игнатия, и 27 ноября он был допрошен.

– Вы арестованы и привлекаетесь к ответственности за контрреволюционную деятельность. Следствие предлагает вам дать по этому поводу показания! – потребовал следователь.

– Контрреволюционной деятельности с моей стороны не было, – ответил отец Игнатий.

– Вы даете неправильные показания. Следствие располагает достаточным материалом о вашей контрреволюционной деятельности.

– Я даю следствию искренние показания о том, что с моей стороны никакой контрреволюционной деятельности не велось.

– В ноябре 1937 года вы вели контрреволюционную агитацию в связи с выборами в Верховный Совет. Дайте показания по этому вопросу.

– Контрреволюционную агитацию в связи с выборами я ни в ноябре, ни в другое время не вел.

– В апреле 1937 года вы вели контрреволюционную агитацию и клеветали на советскую власть. Дайте показания по этому вопросу.

– Я еще раз заявляю, что как в апреле, так и в другое время с моей стороны контрреволюционная агитация против существующего строя не проводилась, считаю эти показания свидетелей неправильными.

– Откуда к вам прибыл монах Саратовского монастыря... и почему он у вас проживает?

– За контрреволюционную деятельность он отбывал наказание в Сибири и в Орле, после чего прибыл в Калугу, и архиерей направил его к нам. В церкви он не служил, а работал в саду...

– А кто у вас еще проживает в сторожке?

– В сторожке еще живут монахиня,.. сторожиха,.. жена церковного старосты... и ее сестра...

– Вы организовали там монастырь?

– В сторожке жили два монаха, монахиня и три церковницы, монастыря мы там не организовывали, а собрались, потому что негде было жить.

– Отрицая предъявленные обвинения, вы стали на путь обмана следствия, которое располагает достаточным материалом, уличающим вас в контрреволюционной деятельности, поэтому предлагается вам не обманывать следствие...

– В предъявляемых мне обвинениях я виновным себя не признаю, и еще раз заявляю, что с моей стороны никогда никакой контрреволюционной деятельности не велось.

27 ноября следствие было закончено, на следующий день следователь составил обвинительное заключение, направив его на рассмотрение тройки, и 2 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила иеромонаха Игнатия к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 25 июля 1940 года, после пребывания в различных тюрьмах, он оказался в Темниковском лагере в Мордовии. 24 августа 1942 года отец Игнатий тяжело заболел и был помещен в лагерный лазарет. Иеромонах Игнатий (Даланов) скончался 3 сентября 1942 года и был погребен в безвестной могиле на лагерном кладбище.

Составитель Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Оптиной пустыни». Введенский ставропигиальный мужской монастырь. Оптина пустынь. 2008 год. Стр. 171–178. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ignatij-dalanov

Прмч. Се́ргия (Чернухина), игумена (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

9 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Преподобномученик Сергий родился 3 февраля 1879 году в селе Семеновка Бузулукского уезда Самарской губернии в семье крестьянина Савелия Чернухина и в крещении был наречен Симеоном. В 1900 году Симеон поступил послушником в Свято‑Данилов монастырь в Москве; 10 января 1907 года он был определен в него послушником, 15 мая 1910 года – пострижен в мантию с именем Сергий и был поставлен на клиросное послушание. В 1911 году монах Сергий был рукоположен во иеродиакона и в 1915 году – во иеромонаха. В 1920 году иеромонах Сергий был награжден наперсным крестом, в 1923 году – возведен в сан игумена и служил в Троицком соборе и церкви Покрова Божией Матери Данилова монастыря, а после их закрытия – в храме Воскресения Словущего рядом с обителью.

В декабре 1930 года в Москве прошли массовые аресты духовенства и монашествующих. 28 декабря сотрудники ОГПУ провели обыск в квартире, где жил игумен Сергий. 13 января 1931 года отец Сергий был допрошен. Основной вопрос следователя был об отношении священника к советской власти. Не отрицая того, что в «настоящее время Церковь переживает большие гонения», отец Сергий, однако, заметил, что все это посылается за наши грехи, а насчет власти‑то всякая власть от Бога, и ей нужно подчиняться. Однако следователи не были удовлетворены данным им религиозным объяснением происходящих в стране событий, и 8 февраля 1931 года игумен Сергий был приговорен к трем годам ссылки в Северный край.

Сначала он был отправлен этапом в Архангельск, из Архангельска – в небольшой городок Пинегу, а оттуда – в село Кулой Пинежского района, где прожил до окончания срока ссылки.

28 февраля 1934 года игумен Сергий возвратился в Москву, но здесь ему жить, как бывшему в ссылке, не разрешили, и он поселился в Кашире, а затем, после того, как был назначен служить в Никольскую церковь в селе Никольское-Головинское Шаховского района, переехал туда. В Никольской церкви отец Сергий служил до наступления массовых арестов 1937 года.

Свидетелями обвинения против него 24‑го и 25 ноября 1937 года выступили к тому времени бывший и занявший эту должность вслед за ним председатели сельсовета. Они утверждали, что игумен Сергий отказался подписываться на заем и при этом говорил: «Отвяжитесь вы от меня, ироды, не буду я платить советской власти ни одной копейки. Советская власть у нас последние доходы отбирает, не разрешает нам ходить по приходу, обдирает разными налогами, и помогать мне советской власти совершенно не за что, так как кроме надругательства над духовенством я от нее ничего хорошего не видел».

1 декабря 1937 года отец Сергий был арестован, заключен в волоколамскую тюрьму и на следующий день допрошен. Следователь заявил, будто следствию известно, что священник вел среди населения контрреволюционную агитацию.

– Никакой контрреволюционной агитации против советской власти и против проводимых мероприятий партии и советской власти я не вел, - ответил игумен Сергий.

– Следствию известно, что весной 1937 года вы вели контрреволюционную агитацию против мероприятий партии и советской власти в части реализации государственных займов.

– Никакой контрреволюционной агитации против реализации займов я нигде и никогда не вел.

В тот же день допросы были закончены, и на следующий день, 3 декабря 1937 года, тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 5 февраля 1938 года отец Сергий прибыл с этапом в исправительно-трудовой лагерь в Амурской области, 30 декабря 1940 года он был этапирован в Бушуйский лагерь в той же области, 1 марта 1941 года – в Свободненский лагерь. Игумен Сергий (Чернухин) скончался 9 ноября 1942 года в Свободненском исправительно-трудовом лагере Амурской области и был погребен в безвестной могиле. Память его совершается 27 октября (9 ноября).

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). Московские Епархиальные Ведомости, № 11-12 за 2008 год. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-chernuhin

Библиография

1. ЦИАМ. Ф. 203, оп. 763, д. 92, 1910 г., л. 11-12.

2. Архив Московской Патриархии. Послужной список.

3. ЦА ФСБ России. Д. Н-6656. Т. 11.

4. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-18652.

Прмч. Филаре́та (Пряхина), игумена (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви

7 марта (переходящая) – 7 марта (22 февраля) в невисокосный год / 6 марта (22 февраля) в високосный год

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

Преподобномученик Филарет родился 29 августа 1880 года в селе Чулково Пронского уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Трофима Пряхина и в крещении наречен был Иоанном. Грамоте он обучился дома и в семнадцать лет, имея горячее желание послужить Христу и Его святой Церкви, поступил в Спасскую Пронскую пустынь, находившуюся поблизости от города Пронска. В обители, кроме хозяйственных послушаний, он проходил послушание на клиросе. 21 апреля 1913 года он был пострижен в монашество с именем Филарет, 18 августа того же года рукоположен во иеродиакона, а 16 ноября 1914 года - во иеромонаха.

Филарет (Пряхин)Главной святыней пустыни был список чудотворной иконы Божией Матери «Споручница грешных», с этим образом братия совершала крестные ходы по соседним селам и деревням. Вместе с братией ходил с крестными ходами и совершал молебны и иеромонах Филарет. После того как во времена гонений в 1919 году пустынь была закрыта безбожниками, отец Филарет перенес икону в храм в селе Срезнево Шиловского района Рязанской области, где он стал служить. Архиепископ Рязанский и Зарайский Вениамин (Муратовский) благословил отца Филарета возобновить монастырский обычай ходить с иконой по селам, и на 29 мая (11 июня) в приходе было установлено празднование этой иконе. В этот день в село сходилось до восьми тысяч богомольцев и до двадцати священников. В 1926 году отец Филарет был возведен в сан игумена.

В июле 1930 года Рязанский отдел ОГПУ сообщил своему руководству в Москве, что в селе «Срезнево Шиловского района 11 июня по случаю престольного праздника имел место массовый наплыв богомольцев - всего около восьми тысяч человек. Такое большое скопление, как выяснено, объясняется тем, что в селе Срезнево служит в качестве священника некто Филарет... Предварительным выяснением установлено, что Филарет, имея "чудотворную икону”, проводит ежедневные молебны и другие виды служб, в которых участвуют несколько попов, монахов и монахинь. 11 июня сего года на празднике в селе Срезнево находилось до двадцати попов и до двухсот человек монашествующего элемента. Службы происходили в течение трех суток... В период проведения массовой коллективизации паломничество крестьян окружающих сел и деревень, главным образом женщин, было особенно большим, отмечалось также, что после их свидания с Филаретом таковые не вступали в колхозы, а вступившие быстро выписывались.

Окружным отделом ОГПУ принят ряд срочных мер к парализации деятельности Филарета...»[1]

Отец Филарет видел, что власти ведут за ним пристальное наблюдение, и, зная, что повсюду идут аресты духовенства, монахов и мирян, предупреждал всех приходивших к нему в храм помолиться, что близится время его заключения. Сам он уже давно приготовился к этому, и у него всегда висел на стене мешочек с бельем.

31 мая 1931 года игумен Филарет был арестован. Отвечая на вопросы следователя, он сказал: «Я находился в течение двадцати лет в Спасском монастыре... События убиения царя Николая II потрясли наш монастырь, все очень сожалели... В 1919 году разогнали наш монастырь. Имущество разграбили, а в зданиях поместили разные учреждения... Все монахи и послушники разбрелись по разным сторонам, кто куда... В то же время были разгромлены как мужские, так и женские монастыри... Все монахи и монахини поселились около церквей в церковных сторожках и были верными последователями Христа... Я являюсь врагом для советской власти, так как советская власть все время идет против Православной Церкви и религии»[2].

12 ноября 1931 года Коллегия ОГПУ приговорила игумена Филарета к пяти годам заключения в концлагере, и он был отправлен на строительство Беломорско-Балтийского канала[3].

После окончания срока заключения отец Филарет в 1936 году вернулся в Рязань, пришел к архиепископу Иувеналию (Масловскому), и тот посоветовал ему уехать из города, где его могут снова арестовать, и отправиться в Тверь, где он, как человек новый, будет не столь заметен для местных властей, и там ему будет спокойней.

Игумен Филарет выехал в Тверь, где познакомился со священником единоверческого храма - второго из незакрытых тогда храмов города, тот помог ему найти в городе квартиру, в которой он прожил около двух лет, а затем перебрался к дальнему родственнику, жившему в селе Трубино Медновского района Тверской области. Пока отец Филарет жил в Твери, он посещал храм в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», где тогда служил архиепископ Тверской Фаддей (Успенский), а после его ареста и закрытия храма отец Филарет приезжал из села Трубино в Тверь помолиться в последний незакрытый храм города, располагавшийся на Волынском кладбище, где служил сменивший арестованного архиепископа Фаддея епископ Палладий (Шерстенников). В 1938 году епископ Палладий предложил игумену Филарету занять освободившееся место священника в селе Конаково, куда он тут же отправился, но конаковские власти отказались выдать ему регистрацию, и он возвратился в Трубино.

В августе 1939 года сотрудники НКВД провели аресты в Твери, был арестован и епископ Палладий. 28 августа, когда игумен Филарет пришел на праздник Успения Божией Матери помолиться в храм, к нему подошел диакон и сообщил, что приезжали сотрудники НКВД, которые хотели его арестовать, и диакон посоветовал ему немедленно бежать. Отец Филарет вместе с родственником, у которого жил и который также пришел помолиться, через перелесок вышли из города и пришли в село Трубино. В тот же вечер отец Филарет был арестован и доставлен в тюрьму в город Тверь. Допросы продолжались в течение трех месяцев. На всех допросах отец Филарет категорически отказывался признать себя виновным. И тогда следователи представили ему выдержки из показаний епископа Палладия, который, войдя в тесное сотрудничество со следователями, согласился подписать лжесвидетельства и показать на очной ставке, что игумен Филарет является участником антисоветской монархической группировки.

- В чем конкретно вы признаете себя виновным согласно предъявленному вам обвинению? - спросил следователь отца Филарета.

- Я признаю, что владыке Палладию я высказывал антисоветские измышления, обвиняя советскую власть в притеснении религии и гонении на духовенство, называл советскую власть властью антихриста. Участником антисоветской церковно-монархической группировки я никогда не был и в этом себя виновным не признаю. Никаких советов и указаний... церковникам о проведении антисоветской деятельности я не давал и указаний давать такие советы ни от кого не получал. Владыка Палладий никаких антисоветских поручений мне не давал, и о том, что он является руководителем антисоветской группировки, я до очной ставки с ним не знал. Кроме Палладия, я никому и никогда своих антисоветских настроений не высказывал. Никакой антисоветской деятельности не проводил, виновным себя в других предъявленных мне обвинениях не признаю.

4 марта 1940 года Особое Совещание при НКВД приговорило отца Филарета к трем годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Игумен Филарет (Пряхин) скончался 7 марта 1942 года в Ново-Ивановском отделении Мариинского лагеря в Кемеровской области и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 394-398. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-filaret-prjahin

Примечания

[1] УФСБ России по Рязанской обл. Д. 12291.

[2] Там же. Л. 135.

[3] Там же. Л. 332.

Испп. Николая Понгильского (1942) и Иоа́нна Оленевского (Калинина) (1951), пресвитеров.

Исповедник Николай Понгильский, пресвитер:

ДНИ ПАМЯТИ:

6 августа

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Священномученик Николай Понгильский родился в 1879 году в семье священнослужителя Ярославской губернии.

По окончании Ярославской Духовной Семинарии он принял священный сан и служил полковым священником в Русской армии. Революция застала его в должности благочинного города Рыбинска Ивановской Промышленной области. Там его и арестовали в сентябре 1929 года. При аресте у отца Николая была изъята его переписка с епископом Рыбинским Вениамином (Воскресенским), так как отец Николай поддерживал владыку в ссылке, посылая ему деньги.

Особое Совещание при Коллегии ОГПУ СССР приговорило отца Николая Понгильского в числе множества других священников, проходящих по групповому делу духовенства Ивановской области, к 5 годам заключения. Этот срок отец Николай отбывал в Сибирских лагерях.

Освободившись через 5 лет, отец Николай получил место служения в селе Большое Титовское, в Христорождественской церкви на окраине села. Ничего не имея, он жил на квартире у прихожанки храма одинокой пожилой женщины. В той же квартире временно были поселены две комсомолки-колхозницы, присланные на строительство дороги Ярославль-Рыбинск. В беседе с ними отец Николай имел неосторожность что-то сказать в шутку, а также упомянул фамилию Троцкого. На следующий день его вызвали в сельсовет, где священник был предупрежден о недопустимости подобных разговоров. Может быть, этим бы всё и обошлось, но уполномоченный сельсовета сделал доклад в Тутаевский районный отдел НКВД, и в 1940 году священник вновь был арестован. На этот раз ему дали 10 лет. Отец Николай был обвинен в «восхвалении старого царского строя и контрреволюционеров, клевете на руководителей ВКП(б) и советского правительства, агитации против мероприятий советской власти». Признав неудачность и неуместность своей шутки и упоминания имени Троцкого, священник отверг обвинения в контрреволюционной деятельности. В 1941 году отец Николай написал жалобу, в которой указал на суровость приговора, ставшего следствием только одного разговора, «носившего семейный шуточный характер». Жалоба была оставлена без ответа. Через год священномученик Николай Понгильский умер в лагере.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-pongilskij

Исповедник Иоа́нн Калинин, пресвитер

ДНИ ПАМЯТИ:

6 августа

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Иоанн Оленевский, в миру Иван Васильевич Калинин, считается наиболее почитаемым подвижником пензенской земли. Родился 5 августа 1854 года.

Обладая слабым здоровьем, зарабатывал себе на хлеб мелким ремеслом – вязанием шарфов, варежек. Но главное, чему он отдавался со всем жаром своей души, была молитва и посещение местной церкви, где он помогал священнику как алтарник. С семи лет читал часослов и пел на клиросе. С малолетства ночами вставал на молитву, молился со слезами, ограничивал себя в еде.

В возрасте 65 лет И.Калинин был рукоположен архиепископом Иоанном, будущим главой Латвийской церкви, в сан диакона и служил в храмах сел Оленевка и Соловцовка Пензенского района, в 1946 году стал иереем. Жил в келлии с 1930 по 1951 гг.

26 марта 1951 года старец был сильно избит неизвестными, а 24 июля (по старому стилю) 1951 года, в понедельник, в 7 часов утра он умер. Был похоронен на кладбище в Соловцовке, в 1996 г. было произведено перезахоронение гроба старца на территорию Троице-Сергиевского храма в селе Соловцовка.

27 декабря 2000 года постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви иерей Иоанн Калинин, Оленевский причислен к Собору новомучеников и исповедников Российских XX века.

Сейчас его святые мощи находятся в храме с. Соловцовка Пензенской обл., на кладбище соседнего с. Оленевка сохранилась могилка, место для которой батюшка Иоанн при жизни выбрал сам. В самой Оленевке сохранилась келлия о. Иоанна.

Память священноисповедника Иоанна Оленевского – 18 мая и 24 июля.

Источник: http://eparhia-kuznetsk.ortox.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-kalinin

Сщмч. Алекса́ндра Ильенкова, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

14 марта

ЖИТИЕ

Священномученик Александр родился 9 апреля 1896 года в поселке Судак Таврической губернии в семье священника Александра Иоакимовича Ильенкова. Александр окончил Таврическую Духовную семинарию и уехал к отцу, который после 1917 года вместе с семьей переехал в село Черниговку Бердянского уезда. Здесь Александр познакомился со своей будущей женой Параскевой.

В семье у них впоследствии родилось трое детей. Александр Александрович решил принять сан священника в то время, когда уже начались жестокие гонения на Русскую Православную Церковь. Узнав об этом, его жена воспротивилась и стала отговаривать от неосмотрительного, по ее мнению, шага, но тот был непреклонен, и в 1924 году епископ Сергий (Зверев) рукоположил его во священника и направил служить в село Новопавловку. Своим истовым и благолепным служением отец Александр быстро завоевал авторитет среди прихожан, для которых церковная служба оставалась в то время зачастую единственным утешением в горестной жизни.

В 1930 году пьяные комсомольцы попытались разгромить дом священника. Подойдя к дому вплотную, угрожая и крича, они выстрелили в окно. Пуля попала в самовар. Некая женщина, видя происходящее, закричала: «Батюшку убили, ироды!» Комсомольцы испугались шума на улице и разбежались.

В тридцатых годах под видом раскулачивания началось разграбление крестьянских хозяйств. Крестьяне и в эту трудную пору, когда было тяжело им самим, не оставили священника и привозили к нему домой продукты и зерно. Вскоре к отцу Александру пришли в дом с обыском и, найдя два мешка зерна, стали их забирать, но священник воспротивился этому, заявив, что у него большая семья. Тогда представители властей стали его бить и таскать за бороду. Отец Александр не выдержал, бросил мешки, зерно высыпалось на землю, и священника обвинили в том, что он рассыпает и гноит колхозное добро; он тут же был арестован и на неделю посажен в тюрьму. Через полгода после случившегося храм в селе был закрыт, и священнику с семьей пришлось уехать в Бердянск. Служил отец Александр вместе с другими оставшимися без мест священниками в Покровской церкви, зарабатывая на пропитание семьи то в качестве сторожа, то разнорабочего, то грузчика. Иногда он нанимался на поденную работу, которая заключалась в чистке общественных туалетов.

Летом 1937 года все священники, объединявшиеся вокруг Покровского храма, были арестованы, и вместе с ними отец Александр Ильенков. Первое время он вместе с другими священниками сидел в тюрьме в Бердянске, где на допросах его жестоко избивали следователи, добиваясь, чтобы он подписал лжесвидетельства. Но на все вопросы отец Александр отвечал односложно, что виновным себя не признает. После допросов и завершения следствия отца Александра перевели в тюрьму в Запорожье. 29 октября 1939 года тройка НКВД приговорила отца Александра к пяти годам заключения в лагерь, и он был отправлен в Усольлаг, находившийся неподалеку от города Соликамска Пермской области. Священник Александр Ильенков скончался в заключении 14 марта 1942 года и был погребен в безвестной могиле. В это время его дочь находилась в немецком концлагере, ничего не зная о судьбе отца. В ночь с 13 на 14 марта она увидела сон, будто на небе распустился красивый бутон и из него появился лик Спасителя, а рядом был ее коленопреклоненно молящийся отец в голубом облачении с розовыми переливами. Много лет спустя она узнала, что это сновидение совпало с днем смерти отца.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 41-45. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-ilenkov

Сщмч. Алекса́ндра Абиссова, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

21 февраля

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Священномученик Александр родился 19 февраля 1873 года в селе Мормужино Пошехонского уезда Ярославской губернии в семье священника Афанасия Евграфовича Абиссова и его супруги Клавдии Николаевны. Первоначальное образование Александр получил в Угличском духовном училище, а затем, окончив в 1896 году Ярославскую Духовную семинарию, был законоучителем в церковноприходских школах в селах Ордино в 1896 году и Ивановское - с 1897 года.

В 1907 году Александр Афанасьевич женился на дочери священника, служившего в храме в селе Заболотье Романово-Борисоглебского уезда, Алексея Воскресенского Надежде; она была учительницей Кривецкой церковноприходской школы в Мышкинском уезде. 19 февраля 1908 года архиепископ Ярославский Тихон (Белавин) рукоположил Александра Афанасьевича во диакона ко храму Усекновения главы Иоанна Предтечи в селе Ивановское Мышкинского уезда, а 24 февраля того же года - во священника к тому же храму, где он прослужил до своего ареста в 1937 году. В 1915 году отец Александр был назначен благочинным 4-го округа Мышкинского уезда.

Изрядные познания в области крестьянского хозяйствования делали отца Александра помощником пастве не только в духовной области, но и в практической: он знал, каким образом лучше всего хранить пшеницу, чтобы она не гнила; он убедил крестьян заводить пасеки и научил, как нужно ухаживать за пчелами.

В 1934 году отец Александр был арестован, обвинен в хищении колхозной собственности и приговорен к двум годам ссылки; вторично священник был арестован 3 ноября 1937 года и обвинен в антиколхозной агитации и распространении провокационных клеветнических слухов по адресу советской власти. В тот же день следователь допросил его:

- Вы арестованы за проводимую вами контрреволюционную агитацию. Признаете ли вы себя в этом виновным?

- Нет, я это отрицаю и заявляю, что контрреволюционной агитации я не вел и виновным себя в этом не признаю, - ответил священник.

- Следствие располагает достаточными данными о проводимой вами контрреволюционной агитации. Предлагаем прекратить запирательство и дать следствию правдивые показания.

- Нет, я это совершенно отрицаю и заявляю, что контрреволюционной агитации я не вел и следствию даю только правдивые показания.

Этим допросом следствие было закончено, и священник был перевезен в тюрьму в Ярославле.

5 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Александра к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. 15 января 1938 года этап, в котором находился отец Александр, прибыл на станцию Тайшет Иркутской области, где располагалось управление НКВД Озерлага. После медицинского освидетельствования священник был признан инвалидом, не годным к физическому труду, и отправлен в Бушуйский отдельный лагерный пункт, где содержались инвалиды. Прибыв на место 14 февраля 1938 года, он был зачислен чернорабочим в штабную строительную команду Бушуйского ОЛП Амурского ИТЛ, в котором заключенные занимались строительством вторых путей Транссибирской магистрали.

После двух лет нахождения в заключении отец Александр написал жалобу на неправый приговор, которая была переправлена на рассмотрение в то же самое управление НКВД Ярославской области; священнику в освобождении было отказано, и он был отправлен еще дальше, в город Свободный Амурской области.

1 июля 1939 года священник был помещен в лагерную больницу и до 14 февраля 1941 года состоял рабочим при больнице. В это время состояние его здоровья стало настолько тяжелым, что, по свидетельству врача, священник сам «нуждался в постороннем уходе». 19 февраля 1942 года отец Александр, как тяжело больной, был помещен в лагерную больницу. Священник Александр Абиссов скончался в больнице лагеря в городе Свободный 21 февраля 1942 года и 24 февраля был погребен на лагерном кладбище.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 176-178. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-abissov

Сщмч. Алекса́ндра Виноградова, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

22 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Александр родился 1 июня 1884 года в семье заштатного псаломщика Ивана Михайловича Виноградова, служившего трапезником при Воскресенской церкви, что на Ваганьковском кладбище в Москве. В 1899 году Александр окончил Донское Духовное училище, а в 1905 году – Московскую Духовную семинарию.

1 октября 1909 года в день Покрова Божией Матери он был рукоположен во священника и определен на служение в Преображенскую церковь в селе Люберцы Московской губернии.

В 1920 году отца Александра на несколько месяцев призвали на военную службу, которую он проходил в тыловом ополчении. В 1929 году он был возведен в сан протоиерея, а в 1932 году награжден палицей.

В подмосковном селе Перхушково Звенигородского района в ноябре 1933 года скончался священник, и священноначалие 21 ноября назначило протоиерея Александра Виноградова в Покровский храм этого села, где он прослужил до самого ареста.

Во время начавшихся летом 1937 года массовых арестов верующих власти приняли решение арестовать протоиерея Александра. 27 ноября 1937 года он был арестован и заключен в камеру предварительного заключения при Звенигородском отделении милиции, а через несколько дней переведен в Таганскую тюрьму в Москве. На следующий день после ареста в двенадцатом часу ночи состоялся допрос, который продлился до пяти часов утра 29 ноября.

– С кем поддерживаете связь? – спросил следователь.

– Письменной связи я ни с кем не поддерживаю. Личную связь я поддерживаю со своим благочинным… Поддерживаю связь с Цветковым Иваном Алексеевичем, священником юдинской церкви, он является моим духовником. У него только бываю в Великий, Успенский и Рождественский посты. У меня он также бывает…

– Вы обвиняетесь в проведении контрреволюционной деятельности, направленной против советской власти. Требую от вас дать откровенные показания по существу предъявленного вам обвинения.

– Виновным признаю себя в том, что до утверждения новой конституции я в разговорах с духовенством и отдельными прихожанами певчими, посещающими мою квартиру, высказывал недовольство на существующее бесправное положение духовенства. Больше я себя ни в чем виновным не признаю.

Вечером 29 ноября в начале десятого часа ночи отца Александра вызвали еще на один допрос, продолжавшийся без малого пять часов.

– Следствием установлено, что вы проводили контрреволюционную деятельность против советской власти. Требуем от вас правдивых показаний, – сказал следователь.

– Контрреволюционной деятельности я не проводил, – ответил священник.

– Когда и зачем к вам приходили бывшие ссыльные из числа духовенства?

– В мае 1937 года на Пасху ко мне в церковь приходил иподиакон… отрекомендовавшись, сказал, что прибыл вместе с владыкой из ссылки, и от его имени попросил помощи. Я ему дал 15 рублей… Пробыв у меня часа полтора-два, он уехал искать квартиру… Примерно в сентябре 1937 года ко мне на квартиру заходил тамбовский священник, возвращавшийся из ссылки из города Архангельска, который также попросил у меня помощи. Я дал ему три рубля, хлеба, сельдей; пробыв 5-10 минут, он ушел, – куда, мне неизвестно. Спустя 3‑4 дня после этого ко мне заходил диакон, также возвращавшийся из ссылки и просивший помощи. Получив от меня три рубля, он тут же ушел. В октябре 1937 года ко мне заходил священник из села Кудиново, вернувшийся из ссылки из Северного края, попросил у меня помощи. Я дал ему три рубля, пообедал с ним, и он ушел, поехал на станцию Перово.

– Вы лжете, следствие требует от вас дать правдивые показания о причинах посещения вас бывшим ссыльным духовенством.

– Приходившее ко мне ссыльное духовенство просило помощи, других причин к этому не было.

5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Александра к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. С этапом заключенных он был отправлен на Дальний Восток. 22 сентября 1942 года протоиерей Александр Виноградов скончался от пеллагры в городе Свободный и был погребен в безвестной могиле.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 72-74. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-vinogradov-presviter

Библиография

1. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-47541.

2. РГИА. Ф. 831, д. 237, д. 279.

3. ЦИАМ. Ф. 203, оп. 746, д. 1858; оп. 763, д. 74, д. 156.

4. ЦГАМО. Ф. 5739, оп. 1, д. 123; ф. 4570, оп. 1, д. 248.

5. Николай Чулков. Записки краеведа. Домодедово, 1996.

6. Архивная справка ИЦ УВД Архангельской области от 24.04.2003 г. за № 18/3409.

Сщмч. Алекси́я Дроздова, протодиакона (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

14 июля

ЖИТИЕ

Протодиакон Алексий Дроздов родился в 1883 году, а мученическая кончина его приходится на 14 июля 1942 года. Отец Алексий был прославлен в лике святых мучеников определением Священного Синода от 11 апреля 2006 года.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-drozdov

Сщмч. Алекси́я Троицкого, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

20 февраля

ЖИТИЕ

Священномученик Алексий родился 1 февраля 1875 года в городе Коломне Московской губернии в семье псаломщика Богословской церкви Николая Троицкого, он умер в 1893 году, и его супруга после этого стала работать просфорницей при одной из городских церквей; она скончалась в 1903 году.

В 1896 году Алексей окончил четыре класса Московской Духовной семинарии и в 1900 году был назначен псаломщиком ко храму в честь Рождества Христова в село Беседы Подольского уезда. В 1902 году он был рукоположен во диакона; в 1903-м переведен служить в храм в честь Образа Нерукотворного Спаса в село Волынское Московского уезда и поселился в расположенной неподалеку деревне Давыдково. 19 июля 1920 года диакон Алексий был рукоположен во священника к этому храму. 21 октября 1921 года общим собранием прихожан он был избран настоятелем храма вместо почившего священника Колоколова; избрание это тогда же было утверждено одним из викариев Московской епархии. В 1929 году отец Алексий был арестован по обвинению в поджоге храма, но после трехдневного заключения его освободили за недоказанностью обвинения. В 1934 году храм в селе Волынском был властями закрыт, и с 1935 года он стал служить в Покровской церкви в Филях.

В начале ноября 1937 года сотрудники НКВД, во исполнение указания советского правительства о повсеместном уничтожении духовенства и некоторых других социальных слоев населения, остававшихся еще среди советского общества, допросили дежурных свидетелей, которые охарактеризовали отца Алексия как человека, недовольного существующим строем и враждебно настроенного к мероприятиям советской власти. Доказательством этому, по мнению свидетелей, служило ревностное исполнение священником своих пастырских обязанностей, его старание просветить светом Христовым местное население и то, что он ходил по домам колхозников с молебнами и часто служил панихиды на кладбище, где собиралось тогда множество людей. Священник, по утверждениям свидетелей, выражая вслух недовольство, говорил колхозникам, что советская власть притесняет духовенство и верующих и арестовывает священников.

17 ноября 1937 года сотрудники НКВД арестовали отца Алексия и он был заключен в Таганскую тюрьму в Москве.

- Следствию известно, что вы систематически проявляли недовольство советской властью и вели контрреволюционную агитацию; так, в беседе с колхозниками летом 1937 года вы говорили, что «советская конституция - это пустая бумажка, кого захотят провести в Верховный Совет, того и проведут. Вы думаете, что НКВД не будет проверять, кто как голосует, - проголосуешь, а тебя в тюрьму». Дайте по этому вопросу показания! - потребовал от священника следователь.

- С советской конституцией и с положением о выборах в Верховный Совет я знакомился, - ответил отец Алексий, - но никакого разговора и никаких бесед на эту тему о конституции и о выборах в Верховный Совет я ни с кем не вел. Разговор, изложенный мне в данном вопросе, я полностью отрицаю.

- Следствию известно, что вы до настоящего времени в деревне Давыдково в домах колхозников и на кладбище без разрешения властей организовываете и проводите молебствия и среди верующих распространяете неправильные толкования о советской конституции и о выборах в Верховный Совет. Дайте правдивые показания по этому вопросу.

- Действительно, летом прошлого года мною вместе с верующими деревни Давыдково на кладбище при деревне были отслужены панихиды без разрешения местной власти. Но кроме совершения религиозных обрядов и служения панихид, бесед контрреволюционного характера с верующими не проводил. По приглашению некоторых колхозников я заходил в дома и совершал молебны. Были случаи во время престольных праздников, когда я ходил по домам в деревне без приглашения.

- Признаете ли вы себя виновным во враждебной деятельности против советской власти и распространении среди населения контрреволюционной агитации против советской власти и ее мероприятий?

- Виновным себя в контрреволюционной деятельности против советской власти не признаю. Имеющиеся у следователя компрометирующие меня сведения я отрицаю.

23 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Алексия к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. На следующий день после приговора следователь еще раз допросил священника, интересуясь в основном тем, как долго он служит Церкви и лишался ли он советской властью избирательных прав.

23 декабря 1937 года отец Алексий прибыл в один из лагерей на Беломорско-Балтийском канале, 30 июля 1941 года он был отправлен в Кулойлаг в Архангельской области. Священник Алексий Троицкий скончался в заключении 20 февраля 1942 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 166-168. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-troickij

Сщмч. Васи́лия Крылова, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

31 мая

ЖИТИЕ

Священномученик Василий родился в 1906 году в селе Подлипичье Дмитровского уезда Московской губернии в семье псаломщика Сергея Крылова. Василий окончил сельскую школу, и в 1917 году родители отдали его в Дмитровское духовное училище. Здесь он проучился всего лишь год, так как в 1918 году училище было закрыто пришедшими к власти безбожниками. Поскольку Василий был сыном псаломщика, то ни в какие другие учебные заведения его не приняли. В это время стал тяжело болеть его отец, и Василий некоторое время прислуживал в храме, помогая отцу. В 1923 году отец скончался, и викарий Московской епархии епископ Бронницкий Иоанн (Васильевский) направил Василия псаломщиком в храм Казанской иконы Божией Матери в село Марково Бронницкого уезда[1].

22 октября 1926 года епископ Орехово-Зуевский Никита (Делекторский)[2] рукоположил Василия Сергеевича во диакона к Спасской церкви в селе Ведерницы Дмитровского района, и вскоре он был переведен в Богоявленскую церковь, что в Елохове, в Москве. В 1929 году диакон Василий был определен в Вознесенскую церковь в селе Раменье Дмитровского района.

19 февраля 1931 года архиепископ Звенигородский, викарий Московской епархии Филипп (Гумилевский) рукоположил диакона Василия во священника ко храму Рождества Христова в селе Рождествено на Истре Солнечногорского района. 4 июня 1931 года отец Василий, как лишенный избирательных прав за его служение в церкви и как человек по возрасту годный для тяжелых общественных работ, был взят на трудовой фронт в тыловое ополчение, откуда он вернулся только 29 июня 1934 года и был направлен священноначалием служить в Троицкий храм в селе Рязанцы Щелковского района Московской области. Ему исполнилось тогда двадцать восемь лет, он служил со всей ревностью молодого пастыря, для которого ничего не казалось невозможным, он активно занялся обращением к вере молодежи, частью уже воспитанной государством в безбожии.

После секретного приказа НКВД о массовых арестах, отец Василий был арестован одним из первых в Щелковском районе – 16 августа 1937 года и сразу же допрошен.

– В предъявленном обвинении виновным себя признаете? – спросил его следователь.

– В предъявленном обвинении виновным себя не признаю. Никогда нигде контрреволюционной деятельностью не занимался.

– Я зачитаю вам ряд выдержек из показаний свидетелей о вашей контрреволюционной деятельности.

И следователь, зачитав показания лжесвидетелей, снова спросил:

– Признаете ли себя виновным и подтверждаете ли показания свидетелей?

– Зачитанные мне выдержки из показаний свидетелей я не подтверждаю, категорически отрицаю и виновным себя не признаю, так как никогда нигде антисоветских провокационных разговоров и настроений я не высказывал, – ответил отец Василий.

23 сентября следователь перед окончанием следствия снова допросил священника.

– Что вы можете показать дополнительно по своему делу? – спросил он.

– Дополнить ничего не могу, все показания обо мне свидетелей считаю ложью.

– Какие у вас будут ходатайства по делу?

– Никаких ходатайств по делу у меня не имеется.

На этом следствие было закончено, и отец Василий был отправлен в одну из московских тюрем, где уже другой следователь 8 октября 1937 года снова допросил его, интересуясь более фактами его биографии как священника и давно ли он служит в церкви. Выяснив это, следователь спросил:

– Какую вы вели агитацию против существующего строя?

– Никакой, – ответил отец Василий.

– В предъявленном вам обвинении признаете себя виновным?

– Виновным себя не признаю.

13 октября 1937 года тройка НКВД приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Василий Крылов скончался 31 мая 1942 года в одном из лагпунктов Севжелдорлага, располагавшегося тогда в Коми области.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 130-133. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-krylov

Примечания

[1] Ныне село Марково Раменского района Московской области, здесь находится подворье Московского Покровского ставропигиального женского монастыря.

[2] Священномученик Никита (в миру Федор Петрович Делекторский); память 6/19 ноября.

Сщмч. Васи́лия Смоленского, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

12 июня

ЖИТИЕ

Священномученик Василий родился в 1869 году в селе Савельево Киясовской волости Серпуховского уезда Московской губернии в семье псаломщика Петра Михайловича и его супруги Евдокии Александровны Смоленских. Окончив в 1891 году Московскую Духовную семинарию, Василий в том же году был рукоположен во священника ко храму Казанской иконы Божией Матери в селе Ламишино Пятницкой волости Звенигородского уезда[1] Московской губернии.

В 1918 году отец Василий был по ложному доносу арестован и заключен в звенигородскую тюрьму, откуда он был освобожден через семь дней, после того как дело было разобрано, и он, по признании его невиновным, вернулся служить в Казанский храм.

Однако очередное усиление гонений на Русскую Православную Церковь не миновало его. В сентябре 1929 года местные комсомольцы, вызванные к следователю ОГПУ, дали показания против священника. Некая комсомолка показала, что однажды священник, встретившись с ней, поздоровался и спросил, правда ли, что комсомольцы собираются устраивать спектакль в Страстную пятницу. И узнав, что это правда, заметил, как бы им от этого не было плохо, и посоветовал этот вопрос продумать. Она показала также, что в их районе живет очень много верующих людей, среди которых священник пользуется большим авторитетом, что мешает проводимым комсомолом мероприятиям, однако никаких антисоветских выступлений со стороны священника не замечалось. Комсомолец со своей стороны показал, что ему действительно повстречался на дороге священник и, узнав, что комсомольцы собираются организовать пионерский отряд, просил не показывать детям ничего худого.

19 октября 1929 года отец Василий был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве; будучи допрошен, он сказал:

– Антисоветской деятельности я нигде, никогда не вел. Читаемые мною проповеди носят чисто религиозный характер, и ничего в них антисоветского нет.

– Угрожали ли вы комсомольцам расправой за то, что они ведут работу по безбожию? – спросил его следователь.

– Никому никогда я не угрожал.

– Ничего подобного я ему не говорил. Считаю, что возведенное на меня обвинение является ложью.

На этом допросы были закончены. 18 ноября 1929 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило священника к трем годам ссылки в Северный край, и он был отправлен в город Онегу.

14 августа 1933 года отец Василий вернулся из ссылки домой, но местные власти приказали ему, как отбывавшему наказание, выехать из села за 101 километр от Москвы, и он поселился в селе Холмец Шаховского района Московской области и с 24 октября того же года стал служить в Никольской церкви в этом селе. Имея к этому времени все церковные награды, он ко дню святой Пасхи в 1934 году был награжден митрой.

В августе 1936 года в храме в селе Черленково состоялась беседа, на которой присутствовали служивший здесь священник, диаконы и монахини, она коснулась проводимых советской властью политических судебных процессов; на сообщение об этом одного из диаконов, диакон Иоанн Фелицын заметил, что их все равно всех перебьют. Участники разговора стали ему говорить, чтобы он вел себя осторожнее. Все это дошло до НКВД, и 19 сентября 1936 года диакон Иоанн Фелицын был арестован, а участники беседы вызваны в качестве свидетелей, где подтвердили ими слышанное. Вместе с ними был допрошен 23 сентября и протоиерей Василий, так как было известно, что он знаком с арестованным диаконом. По малодушию он вместе со всеми подтвердил все предложенное следователем.

В мае 1941 года протоиерею Василию было приказано в административном порядке покинуть пределы Московской области, и он выехал в село Ново-Никольское Ярославской области, и в храме в селе Холмец за отсутствием священника богослужения прекратились. В Ново-Никольском отец Василий четыре месяца добивался от местных властей, чтобы ему разрешили служить, но разрешения ему не дали, и он уехал в деревню Кончеево Смоленской области; здесь его застала война; когда фронт приблизился вплотную к деревне и стала слышна близкая канонада артиллерийских орудий, он, уходя от немцев, вернулся в село Холмец, куда, впрочем, вскоре вошли передовые части немецкой армии, и отец Василий принял решение возобновить богослужение.

26 октября 1941 года в храме состоялась первая служба, а затем богослужения стали совершаться регулярно. При открытии храма немцы сфотографировали священника и сфотографировались вместе с ним, а переводчик пожертвовал священнику десять немецких марок.

В январе 1942 года немцы покинули Холмец и в него вошли части Красной армии. Протоиерей Василий продолжал служить в храме. Коммунистические власти, несмотря на войну, не изменили своего отношения к христианству, и, как только отодвигалась линия фронта, на освобожденной от оккупантов территории тут же возобновлялись гонения. От преследований не спасали ни тяжкие болезни, ни возраст – протоиерею Василию исполнилось в то время семьдесят три года. 2 марта 1942 года он был арестован по обвинению в том, что возобновил при немцах богослужение, и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. Начались многодневные допросы.

– Ответьте, что вас заставило стать на путь предательства и пособничества немецким оккупантам? – спросил его следователь.

– На путь предательства и пособничества немцам я не вставал, – ответил священник.

– Вы утверждаете, что в село Холмец, откуда вы были выселены, приехали до занятия его немцами. На каком же основании вы снова вернулись в село?

– В село Холмец я из деревни Кончеево бежал от немцев.

– Бежали от немцев и прибежали к немцам?! Ответьте, как вас понимать?

– Когда я приехал в село Холмец, их там не было.

– О прибытии немцев в село Холмец вам было известно?

– Да, было известно.

– Почему же из села Холмец вы от немцев не побежали?

– В селе Холмец я остался со всеми верующими.

– То есть остались дожидаться немцев?

– Нет, немцев я не ждал, а остался служить.

– Где и кому служить?

– Являясь священнослужителем, в селе Холмец я остался служить в церкви верующим.

Вы утверждаете, что в селе Холмец остались якобы с целью службы верующим, почему тогда сразу после своего приезда не открыли церковь?

– Я был больной, а затем колебался в возможности открытия церкви, а когда пришли немцы, я ее открыл без всяких препятствий.

– На какие темы вам приходилось разговаривать с немецкими офицерами?

– В разговорах немецкие офицеры заявляли, что Москву скоро возьмут и к весне войну с Советским Союзом победоносно закончат.

– Что вы им в свою очередь говорили?

– На их заявления я только говорил: «что Бог вам даст».

– Сколько раз вы служили молебен о победе немецкой армии?

– Таких молебнов я не служил.

– А проповеди произносили?

– И проповедей о том, чтобы победа была на стороне немцев, я не произносил.

– Вы говорите неправду.

– Я показываю так, как было.

– Покажите о своей предательской деятельности.

– Предательской деятельностью я не занимался.

10 апреля следствие было закончено, и 15 апреля утверждено обвинительное заключение: протоиерей Василий обвинялся в том, «что, находясь на временно оккупированной территории немецкими захватчиками, вошел в тесную связь с немецким командованием, стал их активным пособником...»[2].

Протоиерей Василий Смоленский скончался в больнице Таганской тюрьмы 12 июня 1942 года и был погребен в безвестной могиле. Дело его, однако, продолжало рассматриваться и 10 июля 1942 года было отправлено на рассмотрение Особого Совещания при НКВД. 15 июля 1942 года Особое Совещание приговорило протоиерея Василия к расстрелу. Однако приговор над ним уже совершиться не мог.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 387-392. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-smolenskij

Примечания

[1] Ныне Истринский район Московской области.

[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. 34002, л. 28.

Сщмч. Васи́лия Крымкина, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых

23 сентября – Собор Липецких святых

4 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Василий родился в 1901 году в селе Протасьево Раненбургского уезда Рязанской губернии в семье крестьян Ивана Алексеевича и Марфы Леонтьевны Крымкиных. Когда Василию исполнилось восемь лет, он поступил в Троицкий монастырь, располагавшийся в полутора верстах от города Лебедянь Тамбовской губернии. Здесь он окончил монастырскую церковноприходскую школу и до 1928 года был в монастыре послушником. После того как монастырь был безбожной властью закрыт, он вернулся в родное село и служил псаломщиком в храме.

В 1930 Василий Иванович был рукоположен во священника и служил в Троицком храме в селе Остафьево Подольского района Московской области. 4 декабря 1937 года отец Василий был арестован, в тот же день допрошен, и на этом следствие было закончено.

– Следствию известно, что вы среди верующих вашего прихода проводили контрреволюционную антисоветскую агитацию, направленную против проводимых партией и правительством мероприятий, распускали провокационные слухи о скором падении советской власти. Изложите об этом подробнее, – сказал следователь.

– Антисоветской агитации среди верующих моего прихода я не проводил и провокационных слухов не распускал, – ответил священник.

– Вы признаете себя виновным в том, что вы среди населения села Остафьева распускали всевозможные нелепые провокационные слухи о скором падении советской власти? Изложите об этом следствию.

– Я виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю, потому что антисоветской агитации среди населения не вел.

7 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Василия к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Священник Василий Крымкин скончался в исправительно-трудовом лагере в Куйбышевской области 4 октября 1942 года.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 97-98. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-krymkin

Библиография

· ГАРФ. Ф. 10035, д. 15641.

Сщмч. Ви́ктора Киранова, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

30 марта

ЖИТИЕ

Священномученик Виктор родился 8 марта 1881 года в селе Мануиловка Бердянского уезда Таврической губернии в семье священника Михаила Киранова; его предки были болгарами, спасаясь от турок, они приехали в Россию в 1830 году. Родоначальник семьи Кирановых, священник Протасий, скончавшийся в 1773 году в Турции и много претерпевший от гонителей-турок, завещал своим сыновьям, чтобы они, несмотря на тяжелое положение православных в Болгарии, не уклонялись от священства, если будут призываемы к рукоположению. Виктор Михайлович окончил Таврическую Духовную семинарию и в 1903 году, избрав светскую карьеру, поступил в Юрьевский университет, однако через год все же оставил университет и по назначению епископа Таврического Николая (Зиорова) стал служить псаломщиком в Свято-Троицком храме в селе Новопрокофьевка Бердянского уезда. Виктор Михайлович женился на девице Антонине, выпускнице Симферопольского женского духовного училища, дочери священника Петра Троицкого.

30 октября 1905 года епископ Таврический Алексий (Молчанов) рукоположил Виктора Михайловича во священника к Покровской церкви села Большая Благовещенка Днепровского уезда. В 1906 году отец Виктор был назначен законоучителем в Нововасильевскую земскую школу. В начале двадцатых годов он был возведен в сан протоиерея и назначен настоятелем Вознесенского собора в Бердянске, а после его закрытия в 1928 году - настоятелем Покровской церкви и благочинным Бердянского округа. Покровская церковь в те годы была единственной в городе, и протоиерей Виктор дал в ней приют всем тем священникам, которые остались без приходов, но хотели служить Господу. Он завел кассу для поддержки малоимущего духовенства, откуда регулярно выдавались небольшие суммы денег, что спасало от голода семьи преследуемого духовенства.

Несколько раз в Бердянск приезжал архиепископ Днепропетровский Георгий (Делиев), к которому и отец Виктор ездил с докладами по делам благочиния. В 1936 году архиепископ Георгий был арестован и по малодушию оговорил собратьев-епископов и подчиненное ему духовенство, показав о протоиерее Викторе и других священниках Бердянска, что все они были им завербованы во время «архиерейских поездок для шпионской и диверсионной работы»[1].

В 1936 году над Покровским храмом нависла угроза закрытия - власти собирались его разрушить, чтобы из кирпича сложить здание школы. Священники, здесь служившие, - протоиереи Виктор Киранов и Михаил Богословский и священник Александр Ильенков, - решили по возможности воспротивиться этому. Обойдя дома верующих, они пригласили их на приходское собрание. Собрание состоялось после Божественной литургии 8 января 1937 года, и пришло на него едва ли не четыре тысячи человек. С протестами против закрытия выступили многие прихожане храма, и один из них сказал: «Советская власть забирает нашу последнюю отраду, нам нужно крепко стоять перед этой властью... Если советской власти надо строить школу, то мы соберем деньги на камень и сдадим...» Присутствующие единодушно поддержали оратора и стали выкрикивать: «Не дадим закрыть церковь!» А выступающий продолжил: «Где тот кирпич из уже разрушенных церквей? Почему из него не построена ни одна школа?.. Миряне, наши сердца уже двадцать лет обливаются кровью...»[2] Зайдя после речи в алтарь, оратор подошел к отцу Виктору, и тот сердечно поблагодарил его за пламенную речь в защиту церкви.

Выступления верующих в защиту храма не помогли - он вскоре после собрания был закрыт, а некоторое время спустя, летом 1937 года, священники Покровской церкви были арестованы и заключены в тюрьму в Бердянске.

Отцу Виктору предъявили показания лжесвидетелей, в которых говорилось, будто он поручил им в день выборов отравить колодцы и выдал даже для этого яд. Один из лжесвидетелей показал, что священник приходил к нему на квартиру и брал у него и давал сам шпионские сообщения, предназначенные для епископа Георгия (Делиева). Ознакомив отца Виктора со лжесвидетельствами, начальник Бердянского НКВД потребовал, чтобы священник их подтвердил, но отец Виктор отказался. Последовала площадная ругань, и затем следователи беспощадно избили священника: били по лицу, по животу, по чему попало. Но поскольку это не подействовало, его стали допрашивать круглосуточно: следователи сменялись, а подследственный беспрестанно, в течение тринадцати суток допрашивался. Перерыв в допросах был сделан всего один раз на шесть часов.

Через месяц отец Виктор подписал против себя лжесвидетельства, и дело было отправлено на подпись прокурору. Тот, однако, нашел неудовлетворительным то, как велось дело, и неубедительными показания обвиняемого, и материалы следствия были отправлены в вышестоящую инстанцию - в Москву, откуда пришел ответ, чтобы во всем разбирались на месте.

Снова начались допросы, во время которых были представлены лжесвидетельства, обвиняющие отца Виктора в антисоветской агитации. К очной ставке был привлечен отрекшийся от сана священник, служивший ранее вместе с отцом Виктором в Покровской церкви. Он заявил, что протоиерей Виктор говорил ему, что колхозное строительство вредно и коллективное хозяйство гибельно для крестьян, что отец Виктор назвал его «балдой» и «подхалимом» за то, что он отказался служить священником и перешел на советскую работу. Лжесвидетель показал также, что отец Виктор являлся руководителем всей приходской жизни, инициатором и руководителем собрания, устроенного после праздника Рождества в защиту храма. В заключение снявший с себя сан лжесвидетель дерзко и нагло сказал: «Пора, Виктор Михайлович, бросить заниматься этим и перейти на честный труд». В ответ отец Виктор назвал его «балдой», за что тут же получил десять суток карцера.

Собравшись с силами и увидев, какая беспощадно-жестокая и коварная машина работает на уничтожение его личности и всех плодов веры, которые были собраны им за предыдущую жизнь, отец Виктор занял твердую позицию, отказавшись от своей подписи под протоколами допросов с выдвинутыми против него обвинениями, и решительно отверг все, в чем его продолжали обвинять. Опасаясь обмана и подлога со стороны следователя, он 7 марта 1939 года письменно отказался от первоначальных показаний, выбитых у него следователем. А затем в письменном виде заявил, что не признает себя виновным: «Я даю правдивые показания, в антисоветской деятельности я себя виновным не признаю. Никогда антисоветской работы я не вел»[3].

Следствие было закончено, в ожидании приговора все обвиняемые были отправлены в тюрьму в город Запорожье.

Протоиерей Виктор писал из заключения близким: «Путь ко спасению проходит нормально, по указанию апостола Иакова - сперва страдания, затем терпение, а перенося их, приучаешься к смирению, которое, надеюсь, породит в будущем любовь и приведет ко спасению... Страдаю я, как вам известно, совершенно невинно юридически и фактически, так как перед государством и перед властью ни в чем не повинен, - весь город это может подтвердить... Перед Богом же виноват за многие и многие грехи, за что и несу это ужасное наказание как заслуженное. Карцер - отсюда только и просить Бога, чтобы простил меня, а я Его лишь благодарю за милость исправления этим путем. Всех вас прошу: да будет мир между вами во спасение ваше, а мне в утешение»[4].

29 октября 1939 года тройка НКВД приговорила протоиерея Виктора к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, и он был отправлен в Новосибирскую область, откуда писал супруге: «Пишу наскоро... Прибыл к месту своего назначения. Ехал через Харьков, Сызрань, Новосибирск, Томск и Асино в ста верстах от Томска. Жив и здоров - работаю. Писать буду иметь возможность один раз в месяц... Чувствуется, что видеться больше не придется, а там что Бог даст...»[5]

Обосновавшись в лагере, отец Виктор писал жене: «Мой адрес - с. Асино, Новосибирская область... Возле Асино лагерь трудоисправительный, где меня и воспитывают в этом направлении. Название лагеря показывает его назначение. Трудно, противно и обидно, но ничего не поделаешь. Принимали доброе, примем безропотно и плохое, заканчивать жизнь где-нибудь да нужно; слава Богу, что дал возможность искупить этим путем бесчисленные грехи пред Ним, тобою и семьей. Знаю конечно, что живется вам без меня трудновато, но помогать уже больше ничем не могу, так как нищий есмь... Одежи и белья пока не нужно - обстановка такова, что все это пустая трата. Старые летние туфли, ботинки и две цветных рубахи и брюки из какого-либо дрянного материала пришли к лету... о хорошем, и тем более белом и говорить нечего - не нужно безусловно, смешно и глупо. Живу среди оборванцев, несчастных стариков, и сам уже таков...»[6]

«...Сперва ходил на лесозаготовки, пилить дрова, потом в овощехранилище перебирать гниль... а теперь дневальным в 8-м бараке, где проживают служащие, управленцы. Хожу в казенной одежде и в лаптях. Дежурю с 1 часа ночи до 7 утра, а днем уборка барака, доставка воды и дров... Словом, настоящий кухонный мужик...»[7]

«...Мелитопольский кум тысячу раз прав, что я несу кару за грехи свои, и я бесконечно рад, что Бог хоть этим путем направил меня, величайшего грешника, на путь исправления и покаяния, но вообще, говоря объективно, он сказал старческую ерунду, или попросту глупость. Все наши праведники, достойнейшие пастыри несут наказание конечно за свои грехи, но наипаче же за людское невежество и благополучие сидящих на местах и мнящих о своих заслугах, которых никогда не было. Бог дождит на праведных и на злых, и солнышко греет тех и других, в горниле же правды Божией обнаружится, где золото и серебро и где полова и солома. Сам составитель литургии, сокращать которую так боятся, закончил жизнь не в мелитопольском храме, а в ссылке, хотя ничего не сокращал, а наоборот, созидал и составлял, чем мы и до сего времени пользуемся. Слава Богу за все!»[8]

28 апреля 1940 года отец Виктор писал своим близким: «Я жив и здоров, первое по великой милости Иисуса Христа, а второе по той же милости, возгреваемой - это я, безусловно, чувствую - ходатайством нашего заступника святителя Николая и молитвами - да, молитвами вашими, мои добрые, хорошие друзья. Жизнь моя протекает обычно, как жизнь всякого заключенного, - жизнь серенькая, жалкая, убогая, полная скорби, - скорбь моя о вас, милые мои, не покидает меня ни на минутку, и одиночество, ведь я здесь совершенно одинок... Всякие рассуждения по этому вопросу хотя бы и умных людей разбиваются как рыба об лед - лишь наше духовное общение, наша вера успокаивают эту глубокую, но пока еще не смертельную рану, а день сегодняшний идет со всеми его событиями, примиряет все обиды, наносимые людьми людям, - простим вся Его Воскресением... Вот это прощение и сознание полной невиновности пред обществом, Родиной и правительством дают надежду в успокоении, в ожидании все же хорошего, справедливого конца - нашего вожделенного свидания при домашней семейной обстановке - буди, Господи, буди. Как хочется написать вам, все мои дорогие друзья, еще много-много теплых, хороших слов, но не знаешь, как их и изложить, - ну, словом, в настоящие святые минутки плачу, люблю, целую всех вас, понимаю вас - как, надеюсь, и вы меня понимаете - всеми фибрами своего существа. Вонми, Господи, нашему взаимному молению и в этот час, как жертву хваления, прими наше краткое взаимное восклицание: Христос воскресе! и ответное: Воистину воскресе!..»[9]

Весной 1940 года протоиерей Виктор был отправлен в Темниковские лагеря, откуда написал родным: «Я по великой и незаслуженной милости Божией жив и здоров... За посылки очень и очень благодарен, но зачем же сразу две? Это пересол, убыточный и для вас, и для меня - хранить легко мало, а избыток не знаешь, куда и положить. Мало вы представляете условия моей жизни. В будущем придерживайтесь планомерности. Местность, в которой живу, называется Темники - это бывшая Саровская пустынь. О себе писать ничего не могу, скажу только, что вы все далеки от малейшего представления и бытовых условий, и внешнего моего вида, в каком я нахожусь. Сейчас взял у врача однодневный отдых - шалит сердце, и вот имею возможность черкнуть вам несколько слов, в остальные дни ночью ухожу на работу, ночью и прихожу, времени и условий для писания нет...»[10]

1 ноября 1940 года отец Виктор написал: «Я жив и здоров, все это по великой милости Божией и за усердие ваших молитв, по заступничеству нашего покровителя святителя Николая. Егда был еси юн, поясался еси сам и ходил еси, аможе хотел еси: егда же состареешися... ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши. Если перефразировать это на слово "писать”, то для вас должно быть понятным, - что могу я о себе писать? Да ничего, мы должны, находясь в таком положении, больше чувствовать, чем понимать... Все три посылки получил. Великое... спасибо с глубоким поклоном несчастного зека шлю вам, недостойный этого внимания. Примечание дружеское: посылать нужно то, что можно носить и хранить в кармане, - это сухари, колбаса, конфеты. Отломил, взял в карман и пошел на работу, и есть это непоказно...»[11]

22 января 1941 года он писал родным: «Я после долгого времени работы на лесоповале, где страшно устал и оборвался, месяц был дневальным и хорошо отдохнул - сейчас зачислен в разряд актированных инвалидов 2-го разряда и нахожусь в 11-м лагпункте на работе в закрытом помещении - вязание сетей...»[12]

Поздравляя супругу с тезоименитством, отец Виктор писал ей в феврале 1941 года: «Будь здорова, быть может, Господь сжалится над Своим плохим служителем и сподобит еще хоть немного пожить нам вместе в мире, радости и взаимной любви. Как бы хотелось еще пожить вместе и, подводя итоги прошлой жизни, запереться от всего мира в свою хатку и безвыходно просидеть в ней до конца своей жизни, слушая твои милые, всегда добрые и ласковые разговоры молча, наслаждаться ими, попутно уплетая всегда опрятно и вкусно приготовленные и любимые мною кушанья. Это с одной стороны, а с другой - провести нам вместе остатки жизни в благочестии и молитвенном настроении, благодаря Бога за Его великие милости и награды во всю прошлую жизнь, и, наслаждаясь здоровьем и любовью своих милых, всегда нами любимых деток и внуков, быть их молитвенниками пред образом нашего покровителя, святителя Николая. Вот мои пожелания тебе, моя дорогая именинница, - да будет во всем воля Божия: пробави, Господи, милости Свои и впредь над недостойными, но любящими Тебя супругами.

Моим друзьям шлю свой привет и поздравление со вступлением в великие дни предстоящей Триоди. В воскресенье, 10 марта, помолимся вместе здоровою духовною молитвою, и я заочно разрешу вас от всех болезней, накопленных за период времени отсутствия врачебницы, а вы помолитесь за узника, всегда духовно пребывающего с вами...»[13]

Через месяц отец Виктор написал родным: «...О свидании не хлопочу, потому что оно невозможно и не нужно. Сохраните все представление о мне по прежнему моему образу и сохраните его в своей памяти, а теперешний свой вид я унесу в могилу, о котором вы не будете иметь представления, - и хорошо. Свидание - это лишние слезы и ужас, да и ненужная затрата необходимых для вас средств. Если Господь не сподобит повидаться, да будет воля Его, а сподобит - поговорим и поплачем слезами радости. Актированных инвалидов за зону лагеря не выводят, и работают посильно лишь в зоне лагеря. Я ходил на работы за 3-7 километров. Что касается досрочного освобождения для таковых, то это фантазия, покоящаяся на огнепальном желании свободы, и только. На первую свою жалобу от марта 40-го года получил ответ, что оснований для пересмотра дела нет, а потому - без последствий... Ну, что Бог даст, чувство полной невиновности пред властью и государством позволит примириться со всеми страданиями...»[14]

С началом Великой Отечественной войны положение заключенных резко ухудшилось; многие стали умирать, оставшись без поддержки родных, которые сами в это время оказались в бедственном положении. Протоиерей Виктор Киранов скончался в Темниковском лагере 30 марта 1942 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 186-195. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-viktor-kiranov

Примечания

[1] Протоиерей Николай Доненко. Новомученики города Бердянска. М., 2001. С. 88.

[2] Там же. С. 111.

[3] Там же. С. 134.

[4] Там же. С. 136.

[5] Там же. С. 137.

[6] Там же. С. 138-139.

[7] Там же. С. 140.

[8] Там же. С. 145-146.

[9] Там же. С. 149-150.

[10] Там же. С. 152.

[11] Там же. С. 153.

[12] Там же. С. 149.

[13] Там же. С. 155-156.

[14] Там же. С. 157-158.

Сщмч. Дими́трия Касаткина, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

28 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Димитрий Васильевич Касаткин родился 24 октября 1884 года в селе Борис-Городок Можайского уезда Московской губернии в семье псаломщика. Окончил в 1900 году Звенигородское Духовное училище, в 1906 году – Вифанскую Духовную семинарию, был направлен учителем в церковноприходскую школу села Милятино Можайского уезда Московской губернии. В 1916 году рукоположен во иерея к церкви во имя святых Космы и Дамиана погоста Гвоздня Бронницкого уезда той же губернии, где прослужил 20 лет.

В 1930-х годах отец Димитрий при поддержке прихожан препятствовал попыткам закрыть храм, что вызывало недовольство властей. 26 ноября 1937 года священник был арестован и помещен в тюрьму г. Коломны, затем переведен в Москву в Таганскую тюрьму. Его обвиняли в произнесении проповедей, в совершении крестных ходов, а также в агитации против колхозов. Отец Димитрий отверг как голословные обвинения в антиколхозной агитации, что же касается крестных ходов и проповедей, то, как указал священник, они входят в его обязанности. 5 декабря Особой тройкой УНКВД по Московской области был приговорен к 10 годам ИТЛ. Отбывал срок в Беломоро-Балтийском ИТЛ в Медвежьегорске.

Священник Димитрий Касаткин обращался с заявлением о пересмотре дела, указывая на несправедливость приговора: «Моя вина перед советской властью состоит в том, что я священник и совершал богослужение и религиозные обряды, которые советскими законами не запрещены; но это не может служить основанием для моего заключения». Однако в повторном рассмотрении дела было отказано. В августе 1940 года отец Димитрий был переведен в Талажское отделение Кулойского ИТЛ близ Архангельска (с февраля 1942 под управлением Отдела исправительно-трудовых колоний УНКВД по Архангельской области). Каторжные работы подорвали здоровье священномученика. Он скончался 28 октября 1942 года в заключении и был погребен в безвестной общей могиле. Имя священника Димитрия Касаткина включено в Собор новомучеников и исповедников Российских определением Священного Синода от 26 декабря 2006 года.

Составитель игумен Дамаскин (Орловский). Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-kasatkin

Библиография

1. ГАРФ. Ф. 1035. Д. П-168334.

2. Дубинский А.Ю. Вифанская духовная семинария: Алфавитный список выпускников 1901-1917 гг.: (Краткая генеалогическая справка). М., 1999. С. 18.

Сщмч. Иоа́нна Васильева, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

17 мая

ЖИТИЕ

Священномученик Иоанн родился в 1886 году в деревне Черная Грязь Осташковского уезда Тверской губернии в семье крестьянина Иакова Васильева. Образование получил в Осташковском духовном училище. В 1915 году Иван Яковлевич был мобилизован на военную службу и до 1917 года служил в армии рядовым. С 1917-го по 1928 год он работал в сельскохозяйственной артели на Северном Кавказе. Глубоко верующий человек, он часто посещал храм, пел на клиросе и в конце концов принял твердое решение посвятить свою жизнь служению Святой Церкви. В 1928 году Иван Яковлевич поступил в один из храмов Владимирской епархии псаломщиком и все свое свободное время стал посвящать самообразованию. Настоятель храма выразил желание подготовить его к принятию священного сана.

В марте 1929 года Иван Яковлевич был рукоположен во диакона, а 12 июля того же года – во священника ко храму в селе Рогозино Владимирской области. С 1930 года отец Иоанн стал служить в храмах Московской области. Он служил в селе Прохорово Подольского района, в селе Юркино Истринского района, в селе Чаплыгино Воскресенского района и в Георгиевской церкви в селе Передельцы Краснопахорского района. В 1936 году отец Иоанн был награжден наперсным крестом[1].

В феврале 1937 года скончалась казначея Георгиевского храма, и казначеей пришлось стать супруге отца Иоанна. Власти, однако, предупредили священника, что они с женой не имеют права касаться церковного ящика, но никто в селе не согласился пойти на эту должность, и власти объявили священнику, что, поскольку у прихода нет казначея, они ему не разрешают служить.

6 сентября 1937 года отец Иоанн отправил прошение архиерею: поскольку в Георгиевском храме власти запрещают служить, он просит дать ему другой приход. Архиерей направил его в один из храмов Виноградовского района[2]. Отцу Иоанну пришлось прослужить здесь чуть более месяца – в это время уже повсеместно шли беспощадные гонения на Русскую Православную Церковь. 26 ноября 1937 года отец Иоанн был арестован и заключен в тюрьму в городе Коломне.

Следователь расспросил священника о его деятельности в качестве пастыря и, убедившись, что его выбор служить Церкви был принципиальным, счел это вполне достаточным для его осуждения и задал ему всего лишь один вопрос:

– Проживая в деревне Усадищах, вы проводили контрреволюционную деятельность? Признаете себя в этом виновным?

– Нет, виновным себя в контрреволюционной деятельности не признаю, – ответил отец Иоанн.

На этом допросы и следствие были закончены, дело передано на рассмотрение тройки НКВД, и священника перевели в Таганскую тюрьму в Москве. 5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Иоанна к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Иоанн Васильев скончался в заключении 17 мая 1942 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 32-33. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-vasilev

Примечания

[1] АМП. Послужной список.

[2] Ныне Воскресенский район Московской области.

Сщмч. Иоа́нна Заседателева, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

13 сентября (переходящая) – Собор Саратовских святых

29 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Иоанн Заседателев родился в 1867 году в Саратовской губернии в крестьянской старообрядческой семье. Женился в 16 лет. В 1885 году его отец и сам Иван присоединились к Православной Церкви. Иван не просто отошел от старообрядчества, а посвятил свою дальнейшую жизнь миссионерской деятельности среди старообрядцев, он сблизился со священниками-миссионерами, разъезжал с ними по деревням и участвовал в беседах со старообрядческим населением. В 1896 году он был рукоположен во иерея и назначен служить в единоверческой церкви села Корнеевка в Самарской губернии. В 1920 году он перешел в единоверческую церковь города Николаевска (потом город стал называться Пугачев). В 1932 году отец Иоанн был вынужден перейти служить в село Сулак, где смог прослужить только 3 месяца. В 1934 году священник был арестован Пугачевским Районным отделом НКВД в селе Корнеевка, где он прослужил 24 года. Его обвинили в «составлении и распространении рукописей антисоветского содержания с целью восстановить отсталые массы против Советской власти». На допросе отец Иоанн сказал: «Основной целью жизни считаю борьбу с атеизмом, занимаюсь сочинением богословских трактатов. Написал трактаты: «Генеалогия человека», «Всемирный потоп», «Мозг, душа и дух», «О Душе» и другие». Священника приговорили к 3 годам ссылки в Казахстан, вернулся он из ссылки только в 1939 году. Поселился в городе Пугачеве, но служить там было негде. Один человек принял отца Иоанна у себя в доме, и многие люди стали обращаться к священнику с просьбами крестить младенцев и отпевать покойников. Отец Иоанн обратился в Пугачевский горсовет за разрешением открыть молитвенный дом, но ему отказали. В сентябре 1941 года на квартиру, где жил священник, пришли с обыском. Нашли 24 церковных предмета, в том числе антиминс, копие, священное облачение. Выездная сессия Саратовского Облсуда в городе Пугачеве приговорила отца Иоанна к расстрелу, который заменили на 10 лет лагерей. 25 октября 1942 года отец Иоанн Заседателев прибыл в Карлаг НКВД в Карагандинской области, а 29 октября он скончался в лагере от правосторонней пневмонии и истощения.

Источник: http://www.grad-petrov.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-zasedatelev

Сщмч. Матфе́я Казарина, протодиакона (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

12 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик протодиакон Матфей Васильевич Казарин родился 9 ноября 1886 года в селе Покосы (ныне Зубово-Полянский район Мордовской области) и происходил из семьи псаломщика. Будущий священномученик окончил 4 класса духовного училища, затем учился в Тамбовской Духовной Семинарии, но не окончил ее.

Мы не знаем, когда началось диаконское служение отца Матфея и где он служил первоначально. Известно, что в 1930 году он был арестован в Тамбовской области и приговорен нарсудом к 2 годам лишения свободы. После освобождения из лагеря отец диакон служил в Ильинской церкви города Мичуринска (Козлов) вместе с прп. Севастианом Карагандинским. Следующий арест состоялся 1 августа 1937 года. Отца Матфея привлекли по групповому делу «церковно-монархической повстанческой организации. Мичуринск, 1937 г.» и обвинили в контрреволюционной агитации.

Из обвинительного заключения: «Входил в состав церковно-монархической повстанческой организации. Вел среди населения контрреволюционную агитацию, призывая крестьян к организованным выступлениям против советской власти и оказанию помощи фашистам в случае войны. Возводил клевету на политику партии и правительства». 6 декабря 1937 года тройка при УНКВД по Тамбовской области приговорила протодиакона Матфея Казарина к 8 годам Исправительно-трудового лагеря. Священномученик пробыл в Мичуринском домзаке 9 месяцев и 17 мая 1938 года был выслан в Карлаг НКВД.

По прибытию в лагерь отец диакон был определен на общие работы. В деле имеется характеристика: «К работе относится добросовестно, к инструментам отношение бережное, норму выработки выполняет. В культмассовой работе не участвует, в быту ведет себя хорошо, дисциплинирован». В 1939 году отец Матфей работал на 3-ем участке Карлага сторожем зерносклада. В лагере ему была сделана операция по поводу болезни желудка. Более поздняя запись: «Почти все время болеет, поэтому работает на более легкой работе дневальным. К труду относится хорошо, честно».

12 ноября 1942 года отец Матфей скончался в лагере. В деле сказано: «смерть последовала в 16 часов дня от правостороннего катарального воспаления легких и язвенного кровотечения».

Протодиакон Матфей Казарин был прославлен в лике святых на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в 2000 году.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-matfej-kazarin

Сщмч. Михаила Самсонова, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

28 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА

МИХАИЛА САМСОНОВА

Священномученик Михаил родился 15 сентября 1867 года в деревне Шор-Касы Атаевской волости Курмышского уезда Симбирской губернии (ныне Шумерлинского района Чувашии) в семье крестьянина.

В 1880 году Михаил окончил Ходаровское инородческое начальное народное училище. Окончил Симбирскую Духовную семинарию в 1892 году, в этом же году был рукоположен в сан диакона к селу Туваны, в 1894 году - в сан священника к селу Раскильдино Курмышского. В 1900 году был перемещен в село Красные Четаи, а в 1905 году вновь в село Раскильдино уезда. Отец Михаил активно участвует в жизни Церкви. В 1905–1908 годах состоял депутатом от духовенства на окружных и епархиальных съездах, с 1906 года назначен помошником благочинного, с 1910 года назначен заведывающим второклассной учительской школой в селе Красные Четаи, в должности которого состоял до 1918 года. С 1914 года определением Епархиального начальства назначен постоянным следователем от духовного ведомства по Курмышскому уезду.

Священноначалие отмечало труды отца Михаила наградами. В 1900 году он был награжден набедренником, в 1904 году - скуфьей. В этом же году священнику было преподано епископом Симбирским и Сызранским Никандром «Благословение Божие за заведывание Больше Токташевской и Туры Выльской церковно-приходскими школами и вообще за пастырскую деятельность». В 1912 отец Михаил был награжден камилавкой, в 1915 году - серебряной медалью в память царствования императора Александра III, темно-бронзовой медалью за первую всеобщую перепись 1897 года, серебряной медалью в память 25-летия церковно-приходских школ, светло-бронзовой медалью и серебряным нагрудным крестом в память 300-летия Дома Романовых, в 1919 году - золотым наперсным крестом, в 1923 году - саном протоиерея новопоставленным епископом Чувашской области Тимофеем (Заковым), в 1925 году - палицей. В 1924-29 годах протоиерей Михаил состоял благочинным округа.

В 1925 году обновленцы на некоторое время захватывали храм в селе Раскильдино, где служил отец Михаил. В 1929 году, служа в селе Красные Четаи священник по прошению был уволен за штат, а в 1930 году епископ Алатырский Митрофан (Гринев) благословил «возвратиться на свой приход в с. Красный Четай и не оставлять верующих без Богослужения в великие дни». В 1931 году он был награжден наперсным крестом с украшениями. В 1936 году - назначен благочинным приходов Аликовского района ЧАССР.

Продолжая пастырское служение в селе Раскильдино отец Михаил был арестован 10 декабря 1937 года. 12 декабря на допросе следователь спрашивал, проводил ли обвиняемый контрреволюционную агитацию в деревне в виде распространения провокационных слухов о гибели соввласти и колхозов. Отец Михаил обвинения отверг. На допросе, состоявшемся 19 декабря следователь спрашивал: «Какую установку вы дали председателю церковного совета Федорову Ефиму по разложению колхозов и против выборов в Верховный Совет? По вашей инициативе церковный совет написал заявление о разрешении церковного звона в день выборов в Верховный Совет, чтоб отвлечь избирателей от участия в выборах». Отец Михаил ответил, что виновным себя в предъявленных обвинениях не признает.

На повторном допросе в этот же день следователь спрашивал:

- Вам предъявляется обвинение по статьям 58-10 и 58-11 УК РСФСР, выразившееся в том, что Вы совместно с председателем церковного совета Федоровым Ефимом проводили антисоветскую деятельность, направленную по разложению колхозов и против выборов в Верховный Совет. Отдельных активистов села Вы вовлекли через опаивание водкой. Кроме того вели антисоветскую агитацию против государственных платежей. Признаете ли себя виновным в предъявленном обвинении?

- Виновным себя не признаю, а объясняю следующее: я Федорову Ефиму и другим членам церковного совета никакое заявление не сочинял, правда, Федоров Ефим по этому вопросу был у меня, но я отказался. Кто им сочинил заявление указать не могу. Когда служащий и налоговый инспектор приезжали в Раскильдинский сельсовет собирать налоги, то и меня вызвали и говорили, что ваш доход достигает до 5 тысяч рублей и из этого расчета уплатите налог. После этого я им говорил, что Вы налоги берете с потолка, у меня столько дохода нет как вы думаете. После таких разговоров я налог уплатил и ушел.

Священномученик Михаил Самсонов14 марта 1938 года в городе Шумерля состоялось закрытое заседание спецколлегии Верховного Суда Чувашской АССР на котором рассматривалось дело по обвинению священника церкви села Раскильдино Аликовского района Михаила Самсонова, старосты этой же церкви Ефима Федорова и еще двоих крестьян этого села. Им было предъявлено обвинение по статье 58 пункта 10 части 1 и пункта 11 той же статьи. Вот выписка из обвинительного приговора:

«Подсудимые Самсонов, Федоров Е., Федоров А. и Львов, находясь в тесной связи на почве выполнения религиозных обрядов в 1937 году организовались в контрреволюционную группу во главе подсудимых Самсонова и Федорова Ефима, систематически проводили противоколхозную, противоналоговую и пораженческую контрреволюционную агитацию через проводимые ими общие собрания единоличников и в частных разговорах среди населения. Кроме того, по показаниям свидетелей Краснова и других, благодаря активной религиозной деятельности подсудимого Самсонова, усилился приток верующих из прилегающих Ядринского, Красночетайского, Траковского и Аликовского районов, вследствие чего имели место срывы в производственных работах в колхозах».

В конце приговора приписка: «С осужденных в пользу десяти человек свидетелей взыскать проездных по 40 рублей».

Все четверо были признаны виновными в предъявленных обвинениях и приговорены к 10 годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Михаил Самсонов и староста Федоров Ефим были этапированы в Алатырскую исправительно-трудовую колонию. В то время там томились многие священнослужители, такие как преподобномученик Игнатий (Лебедев) - настоятель Московского Высоко-Петровского монастыря, священномученики Димитрий Воскресенский и Николай Троицкий. Староста Федоров Ефим скончался 25 сентября 1938 года по записи врача от порока сердца и энтероколита. Отец Михаил, несмотря на преклонный возраст, ему шел 74 год, пережил многих во Христе братьев и продержался в условиях трудовой колонии почти 4 года. Не выдержав суровой зимы и постоянного недоедания, протоиерей Михаил скончался 28 января 1942 года и был погребен на кладбище колонии в безвестной могиле.

Источник: сайт Чувашкой митрополии, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-samsonov

Сщмч. Михаила Борисова, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

4 июня

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Священномученик Михаил родился 7 января 1866 года (по другим данным 1876 года) в селе Сухая Нива Демянского уезда Новгородской губернии в семье диакона Константина Дмитриевича Борисова.

Диакон Константин сорок восемь лет прослужил Церкви – сорок три года псаломщиком и пять лет диаконом. Его духовник, священник Константин Виноградов, писал о нем: «Это был гигант и по телосложению, и по голосу, не знавший, кажется, усталости; например, ехать и не спать ни на волос 1–3 суток в самую отвратительную погоду и сразу же служить было для него обычным делом... Он обладал громким голосом, поставил себе за правило петь и читать лучше мало, но внятно и при участии души; он всегда разумел, что читал и пел».

В 1888 году Михаил окончил Новгородскую Духовную семинарию и был назначен псаломщиком в женский Покровский Зверин монастырь в Новгородском уезде. 17 сентября 1889 года он был рукоположен во священника к новопостроенной церкви в селе Кипино Демянского уезда. В 1891 году отец Михаил был переведен служить в Параскевинскую церковь в село Строилово, в 1902 году – в Полновский Успенский женский монастырь в Демянском уезде, а в 1906 году – в Борисоглебскую церковь в Новгороде.

За время своего служения отец Михаил, как деятельный священник, имел множество послушаний. Два года он состоял заведующим и законоучителем Кипинской церковноприходской школы, одиннадцать лет законоучителем Строиловской земской школы, два года Головковской земской школы, четыре года заведующим и законоучителем открытой им в селе Строилове женской церковно‐приходской школы; в течение трех с половиной лет отец Михаил состоял наблюдателем церковных школ 1‐го благочиннического округа Демянского уезда, в течение четырех лет – заведующим и законоучителем церковноприходской школы при Успенском монастыре, в течение десяти лет – благочинным 1‐го округа Демянского уезда, в течение трех лет – депутатом на епархиальные съезды от духовенства 1‐го Демянского благочиннического округа, в течение трех лет – членом правления Новгородской Духовной семинарии; с 1907 года – заведующим, законоучителем и учителем пения в Борисоглебской церковноприходской школе, с 1909‐го по 1914 год отец Михаил состоял членом Новгородского епархиального миссионерского совета, с 1909‐го по 1915 год – членом Новгородского уездного отделения Епархиального училищного совета, с 1911 года – помощником благочинного 2‐го Новгородского округа.

В 1906 году отец Михаил был награжден наперсным крестом; 30 июля 1917 года – возведен в сан протоиерея. Отец Михаил принимал деятельное участие в религиозно‐нравственных чтениях, проходивших в Новгороде, и в церковно‐общественной жизни города.

6 июня 1917 года на собрании Союза объединения духовенства и мирян города Новгорода протоиерей Михаил выступил с докладом на тему «К реформе прихода»; он сказал тогда, что главной цели приходской жизни – «вести человека ко Христу, к вечному спасению» – должны были служить: «истовое богослужение с переводом богослужебных книг не на русский, а на ново‐славянский язык, с устранением всех непонятных слов и выражений... беседы в храме и вне храма, устройство школьных советов, обществ сестричества... Главное в приходе не право избрания и не заведование имуществом, а борьба с грехом, содеивание своего спасения». Близкие отца Михаила вспоминали, что прихожане любили и уважали священника за то, что он всегда с радостью им помогал.

После прихода к власти безбожников начались гонения: отец Михаил был арестован в 1926 году и пробыл в тюрьме двадцать дней. В 1931 году священник с семьей был выселен из дома.

В 1933 году Новгородское ОГПУ начало дело против религиозно‐трудового Братства, которое возглавлял епископ Макарий (Опоцкий), живший в это время в Новгороде на положении ссыльного. Братство имело неофициальный характер и включало в свой состав немногим более двадцати человек, которые молились вместе с епископом Макарием, трудились на своих послушаниях и часть средств передавали Братству, откуда они жертвовались по мере необходимости нуждающимся – бедным и находящимся в заключении.

20 апреля 1933 года были арестованы и заключены в новгородскую тюрьму все члены Братства во главе с епископом Макарием, а вместе с ними и многие авторитетные священники города, хотя и не входившие в состав Братства, но знавшие епископа лично. В их числе был арестован и протоиерей Михаил Борисов; ему шел тогда шестьдесят восьмой год.

3 мая 1933 года отец Михаил был вызван на допрос и, отвечая на вопросы следователя, сказал: «Я враждебно настроен к советской власти, потому что она устраивает гонения на религию, духовенство облагает непосильными налогами, дерет с него последнюю шкуру, вообще духовенству не дает никакого житья. Советская власть все духовенство поставила вне закона. Советская власть духовенство и вообще верующих сажает невинно в тюрьмы и ссылает на Север, заставляет без вины переносить страдания, голод и холод. Советская власть нам совершенно ничего не дала, кроме слез и страданий. Имея такие взгляды, я не мог сочувственно относиться к советской власти и спокойно, молча все переносить. Я вышеперечисленные свои взгляды высказывал среди верующих, что теперь не стало никакого житья, кругом на верующих идет гонение, отбирают последний кусок хлеба... советская власть стала грабить живого и мертвого. Я также говорил во время церковной службы антисоветские проповеди, что советская власть – есть власть антихриста, которая послана Богом за тяжкие наши грехи, и что скоро настанет время, когда сойдет Христос на землю и погонит всех этих антихристов и дьявольскую силу... Я и сейчас остался таких же убеждений, что, долго ли, коротко ли, но власть антихриста должна будет заменена другой, Божьей властью, или же советская власть должна будет переменить свою политику в отношении Церкви, то есть прекратить гонения.

Я знаю, что епископ Макарий и мой сын... оказывали материальную помощь семьям невинно пострадавших от советской власти. Я, как благочинный, собирал деньги от приходов и посылал в Ташкент высланному невинно митрополиту Арсению*, и вообще мы материально помогали сосланному духовенству...

В личных своих беседах и проповедях проводил антисоветскую агитацию, так как с существованием советской власти примириться не могу».

19 мая 1933 года тройка ОГПУ приговорила протоиерея Михаила к лишению права проживания в двух столичных городах, их областях и в пограничной полосе. И он уехал в город Углич Ярославской области, где стал служить в храме Вознесения Господня. Во время служения в Угличе священник был награжден очередной наградой – палицей.

Прихожане писали ему по поводу этого награждения: «Мы, прихожане святого храма сего, поздравляем Вас с высокой Патриаршей наградой – дарованной вам палицей. Палица – это духовный жезл в Ваших руках, охраняющий паству Вашими молитвами и заботами от всякого житейского соблазна.

Господь Бог наш дал нам великую радость видеть Его благоволение к Вашим молитвенным трудам о нас, грешных. Вы неустанно молитесь, большую часть своего времени проводя в молитве дома и в храме, твердо исполняя заповеди Господа нашего Иисуса Христа...»

13 ноября 1933 года супруга отца Михаила направила в Новгородское ОГПУ заявление, в котором, в частности, писала: «Так как нам, болезненным старикам, было бы весьма горестно умереть вдали друг от друга, то я покорнейше прошу Новгородское ОГПУ предоставить мужу моему право возвращения на жительство в Новгород...»

Эта просьба супруги священника не была удовлетворена, и протоиерей Михаил оставлен был в Угличе и продолжал служить в Вознесенском храме. Здесь он встретил очередную волну гонений на Церковь, которая стремительно сметала все на своем пути.

Отец Михаил был арестован 28 октября 1937 года и в тот же день допрошен.

– Вы арестованы как участник контрреволюционной церковно‐монархической группы. Признаете ли вы себя в этом виновным? – спросил его следователь.

– Я участником группы не состоял и виновным себя в этом не признаю.

– Следствие располагает достаточно подтвержденными материалами о вашем участии в контрреволюционной церковно‐монархической группе по проведению контрреволюционной террористической деятельности. Предлагаем дать следствию правдивые показания по существу.

– Это я отрицаю и заявляю, что никогда к контрреволюционной церковно‐монархической группе не принадлежал и контрреволюционной террористической агитации не вел.

В тот же день следствие было закончено, и 30 октября следователь составил обвинительное заключение, в котором написал, что, хотя священник «виновным себя не признал, но материалами следствия полностью изобличается в контрреволюционной деятельности».

После составления обвинительного заключения протоиерей Михаил был отправлен ожидать приговор в ярославскую тюрьму. 5 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения, но по старости и немощности он был оставлен в исправительно‐трудовой колонии в Ярославле. Протоиерей Михаил Борисов скончался 4 июня 1942 года в ярославской исправительно‐трудовой колонии и был погребен в безвестной могиле.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-mihail-borisov

Сщмч. Николая Широгорова, диакона (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

24 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Николай родился 9 ноября 1904 года в селе Здехово Богородского уезда Московской губернии в семье священника Дмитрия Широгорова. Окончил 4 класса сельской школы и 2 класса духовного училища. Получить полное богословское образование Николай Дмитриевич не успел, так как в стране к власти пришли безбожники, которые первым делом закрыли все православные учебные заведения.

Во время гражданской войны Николай Широгоров был на некоторое время призван в тыловое ополчение Красной армии. После демобилизации он был рукоположен во диакона и направлен служить в храм в честь Рождества Христова в селе Ямкино Ногинского района Московской области.

Летом 1937 года власти начали широкомасштабные беспощадные гонения на Русскую Православную Церковь. В Ногинском районном отделении НКВД приняли решение арестовать отца Николая. В вину ему вменялось то, что «после ареста ряда церковников говорил: граждане верующие, религию христианскую советская власть преследует, невинных священников сажают в тюрьмы. А вы обходите все это молчанием. Нужно организованно требовать от советской власти прекратить эти гонения на веру. Они же, коммунисты, пишут, что свобода вероисповедания, а на самом деле ежедневно арестовывают верующих и священников. Если мы организованно объявим протест, то этим спасем нашу христианскую веру от антихристов».

Диакон Николай Широгоров был арестован 26 ноября 1937 года и заключен в Ногинскую тюрьму. Вместе с ним были арестованы настоятель храма протоиерей Николай Покровский и псаломщик Михаил Амелюшкин. На следующий день отец Николай был допрошен.

– Обвиняемый Широгоров, вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Признаете себя в этом виновным? – спросил следователь.

– Контрреволюционной деятельности я не вел, – ответил отец Николай.

– Следствию известно, что вы вместе с попом Покровским и дьячком Амелюшкиным вели антисоветскую деятельность.

– Общение с ними я имел, но антисоветской деятельности я не вел.

– Следствию известно, что вы вместе с попом Покровским среди населения вели контрреволюционную деятельность, направленную на срыв проведения предвыборных собраний.

– Контрреволюционной деятельности, направленной на срыв предвыборных собраний, я не вел.

28 ноября следствие было закончено. 1 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила диакона Николая Широгорова к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Наказание отец Николай был отправлен отбывать в Безымянский исправительно-трудовой лагерь НКВД, располагавшийся около Самары.

Диакон Николай Широгоров умер в лагере 24 сентября 1942 года и был погребен в безвестной могиле.

Составитель священник Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 2». Тверь, 2005 год, стр. 189-190. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-shirogorov

Библиография

1. ГАРФ. Ф. 10035, д. 20815.

2. Сообщение ГИЦ МВД РФ.

Сщмч. Николая Казанского, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

20 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик протоиерей Николай Федорович Казанский родился в 1874 году в селе Дмитровка Таврической губернии в семье священнослужителя. По окончании Духовной Семинарии Николай Федорович женился и вскоре принял священный сан. Служил он в родной Таврической губернии. Революция застала отца Николая, когда он был клириком Александро-Невского кафедрального собора в городе Симферополе.

В 1922 году отец Николай был арестован вместе с архиепископом Никодимом (Кротковым) и другими священниками за протест против изъятия богослужебной утвари. По групповому «Делу крымского духовенства» его приговорили к 3 годам тюремного заключения. С 1922 по 1925 год священномученик находился в городской тюрьме в Нижнем Новгороде. Выйдя на свободу, священник вновь стал служить в Симферополе. Он открыто проповедовал против обновленчества, и вскоре последовал новый арест.

Несколько лет отец Николай провел в заключении. В начале 30-х годов он вернулся в Симферополь и служил во Всехсвятской церкви. Он вел переписку с бывшим Таврическим архиереем Димитрием (Абашидзе) и получал от него ценные духовные советы и наставления. Отец Николай объединил вокруг себя наиболее твердых и верных священнослужителей и мирян и руководил их духовной жизнью. С 1932 года он стал ближайшим помощником епископа Порфирия (Гулевича), их объединяло совпадение взглядов на духовную и общественную жизнь.

В это время в храм, где служил отец Николай, устроился на работу староста Николай Тайнов, секретный сотрудник НКВД, который доносил властям на священнослужителей и прихожан.

Вскоре отца Николая арестовали в третий раз. Его продержали в тюрьме 3 месяца. Вернувшись в церковь, отец Николай рассказывал прихожанам о гонениях на Церковь, о творящихся беззакониях, о том, что обновленцам помогает НКВД. За каждым богослужением он призывал молиться о всех владыках, священнослужителях и мирянах, томящихся в лагерях и тюрьмах. Об этих беседах и проповедях церковный староста сообщал в НКВД.

Отца Николая снова арестовали. В это время было сфабриковано групповое «Дело епископа Порфирия (Гулевича)». Отец Николай был арестован вместе с владыкой Порфирием и еще десятью священнослужителями. Он перенес множество допросов, на которых следователи старались сломить подследственного и заставить его оклеветать себя. Но священник в свои 62 года держался бодро, на вопросы отвечал просто и кратко.

Его обвинили в поминовении гонимых священнослужителей во время литургии.

Отец Николай подтвердил это: «Да, при каждом богослужении я, как священнослужитель, призываю верующих молиться за заключенных в тюрьмах и находящихся в изгнании, подразумевая в последнем случае высланных советской властью людей», – сказал священномученик. На обвинение в том, что он называл советскую власть антихристовой, отец Николай ответил: «Да, я заявляю, что советская власть, как распространяющая безбожие, является антихристианской властью».

Далее отца Николая спросили, к какой церковной ориентации он себя относит, и священник твердо заявил, что он принадлежит к тихоновской ориентации. Это означало, что он не признает обновленчества, которое поддерживала советская власть, и является последователем Патриарха Тихона, которого большевики называли своим «открытым врагом». Отец Николай был приговорен к 5 годам ссылки и отправлен в Красноярский край.

Ссыльный священник ни при каких обстоятельствах не соглашался снять священническую одежду. И его арестовали в пятый раз. Заключение при обвинении гласило: «Ярый тихоновец и враг советской власти». Без суда и следствия священник получил еще 10 лет. Здоровье отца Николая было подорвано, и его поместили в колонию для инвалидов.

В 1939 году из Красноярской колонии отец Николай отправил жалобу начальнику Управления НКВД о том, что он осужден без суда и даже не знает за что. Эта жалоба действия не имела. В 1942 году протоиерей Николай Казанский скончался в заключении в Устьвытлаге.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-kazanskij

Сщмч. Се́ргия Станиславлева, протодиакона (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

16 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Сергий Станиславлев родился в 1884 году. Служил Церкви в сане протодиакона. Мученически скончался 16 ноября 1942 года. Определением Священного Синода от 27 марта 2007 года причислен к лику святых.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-stanislavlev

Сщмч. Се́ргия Астахова, диакона и мц. Веры Трукс (1942)

Священномученик Се́ргий Астахов, диакон

ДНИ ПАМЯТИ:

31 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Диакон Сергий Николаевич Астахов родился в Москве, в семье рабочего, 5 июня 1877 года. Образование он получил в народной школе. Сергей Николаевич был женат на Анне Никифоровне и у них родилось пятеро детей. В 1920 году он был посвящен в стихарь Преосвященнейшим Никанором (Кудрявцевым), епископом Богородским, викарием Московской епархии, и начал подвизаться в качестве псаломщика в Петропавловской церкви в Лефортово. С 1921 года Сергей Астахов с семьей начинает жить в с. Троицкое-Ратманово (ныне село Ивашево Ногинского района Московской области). 22 января 1922 года состоялась хиротония Сергия во диакона. Иногда отца Сергия приглашали служить в Петро-Павловский храм пос. Обухове. В конце ноября 1937 года диакон Сергий был арестован вместе с духовенством обуховского храма по обвинению в контрреволюционной агитации. Тройка НКВД приговорила его 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Диакон Сергий Астахов скончался в лагере 31 декабря 1942 года в возрасте шестидесяти пяти лет. Имя священномученика Сергия (Астахова) включено в Собор новомучеников и исповедников Российских.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-astahov

Мученица Вера Трукс

ДНИ ПАМЯТИ:

31 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Мученица Вера Васильевна Трукс родилась 14 февраля 1886 года в деревне Тамаровка Черниговского уезда Черниговской губернии. Келейница Тверского архиепископа священномученика Фаддея (Успенского). Отец Веры Васильевны, чех, работал объездчиком леса у местного помещика. После окончания 2‑классного городского училища Вера Васильевна сдала экзамен, дававший право быть народной учительницей. В 1909-1923 годах преподавала в сельских школах. В 1909 году занималась на курсах повышения квалификации во Владимире-Волынском, где в то время епископ Фаддей (Успенский) читал лекции по педагогике. Вера Васильевна познакомилась с епископом Фаддеем. Впоследствии он поддержал ее, когда она тяжело заболела, выхлопотав ей направление в Крым на лечение. После ареста епископа Фаддея в 1921 году Вера Васильевна вместе с другими прихожанами ходатайствовала о его освобождении, носила передачи в тюрьму, посылала продукты в Зырянский край, где архиерей отбывал ссылку. После назначения владыки на Астраханскую кафедру Вера Трукс приехала в Астрахань, оказывала епископу Фаддею посильную помощь; когда архиерей был переведен в Тверь, помогала ему и там. В 1923 году Вера Васильевна побывала у Патриарха св. Тихона и просила благословения быть келейницей у архиепископа Фаддея. Давая благословение, Патриарх сказал: «Много скорбей понесешь».

Веру Васильевну арестовали через 2 дня после ареста священномученика Фаддея - 23 декабря 1937 года. На допросах ее спрашивали, что ей известно о враждебной деятельности архиерея. «Мною за все время с его стороны никогда не замечалось какого-либо проявления враждебного отношения к советской власти», - отвечала келейница. Вера Трукс отвергла предъявленное ей обвинение в «контрреволюционной деятельности». 14 сентября 1938 года особое совещание при УНКВД приговорило мученицу к 5 годам ИТЛ. Срок отбывала в сибирских лагерях. Скончалась в 1942 году за несколько месяцев до окончания срока. Прославлена Архиерейским юбилейным Собором РПЦ 2000 года.

Игумен Дамаскин (Орловский). Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vera-truks

Сщмч. Се́ргия Лосева, пресвитера (1942)

Священномученик Се́ргий Лосев, пресвитер

ДНИ ПАМЯТИ:

29 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Сергий родился 20 сентября 1893 года в селе Ванилово Ашитковской волости Бронницкого уезда Московской губернии в семье псаломщика Александра Дмитриевича Лосева. В 1908 году Сергей окончил Коломенское духовное училище, в 1915 году – Московскую Духовную семинарию и в течение двух с половиной месяцев служил в храме псаломщиком. В это время он женился на девице Варваре, которая работала учительницей и впоследствии стала верной ему помощницей. В том же году Сергей Александрович был рукоположен во диакона, а через полтора года во священника. С 1926 года и до своего ареста он служил в храме Рождества Пресвятой Богородицы в селе Капотня, вошедшем теперь в черту Москвы.

Отец Сергий во все время гонений от безбожных властей делал все от него зависящее, чтобы храм не был закрыт, для чего ему не раз приходилось обращаться за помощью к прихожанам, чтобы они помогли выплатить налоги, налагавшиеся на храм местной властью.

27 ноября 1937 года отец Сергий был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве и на следующий день допрошен.

– Следствию известно, что вы организовывали сбор средств среди колхозников села Капотня и рабочих крекинг-завода на содержание себя, – заявил следователь.

– Да, действительно, сбор средств я организовывал, – ответил священник, – только я отрицаю, что средства я собирал для себя, все деньги пошли на нужды церкви.

– Следствию известно, что вы умышленно устраивали богослужения во время уборочной кампании, чтобы сорвать работы в колхозе.

– Да, богослужения устраивались во время уборочной кампании, и тем колхозники отвлекались от работы в колхозе, а рабочие на производстве. Но это делалось без цели, умышленности в таком назначении времени богослужений не было. Служба совершалась в церковные праздники и воскресные дни.

– Следствию известно, что вы среди колхозников и рабочих вели контрреволюционную агитацию. Дайте ответ.

– Это я отрицаю, – ответил священник, и на этом допросы были закончены.

2 декабря председатель местного сельсовета по требованию сотрудников НКВД составил характеристику на отца Сергия, в которой писал, что священник на протяжении всего времени своего служения в храме в Капотне умышленно систематически совершал богослужения в церкви и тем отрывал колхозников от полевых работ, а рабочих от производства, часто устраивал денежные поборы среди населения для своей личной пользы, организовывал в своем доме сборища кулаков, на которых вел антисоветские разговоры, осуждая мероприятия советской власти. Все время он вращался среди кулаков-лишенцев, имея с ними крепкую связь. «Все это, – заключал председатель, – говорит о том, что капотневский поп опасный элемент для советской власти»[1]. К этой характеристике были присоединены показания дежурных свидетелей – заведующего избой-читальней, председателя и секретаря сельсовета.

7 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Сергия к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в лагерь, находившийся на территории Азербайджанской республики.

Вскоре после ареста отца Сергия те же самые лжесвидетели направили в НКВД доносы на его супругу Варвару Ивановну, будто она говорила им, что они посадили ее мужа, и угрожала им карами, если и не в настоящем времени, то в будущем, и если не им, то их детям.

Мученица Варвара родилась в 1894 году в крестьянской семье, ко времени рождения дочери родители перебрались в Москву, где ее отец работал сапожником. Родители дали Варваре хорошее образование, получив которое она стала работать учительницей.

В 1915 году она вышла замуж за Сергея Александровича Лосева; в скором времени он был рукоположен во диакона и затем во священника. Варвара Ивановна была арестована 16 февраля 1938 года и заключена в егорьевскую тюрьму.

– Следствие имеет данные, что вы после ареста вашего мужа среди населения вели контрреволюционную деятельность. Дайте ответ, – потребовал следователь.

– Это я отрицаю, – ответила Варвара Ивановна.

– Следствию известно, что вы после ареста вашего мужа наносили угрозы членам ВКП(б) и активистам, угрожая с ними рассчитаться.

– Это я отрицаю.

– Скажите, Лосева, как было настроено к власти духовенство в момент совершения Октябрьской революции?

– Духовенство встретило Октябрьскую революцию враждебно.

– А как встретили Октябрьскую революцию вы?

– Так же, как и все граждане.

– Скажите, Лосева, за что арестован ваш муж?

– Мне это неизвестно, но я считаю, что муж никому не приносил вреда.

– Признаете ли вы себя виновной в контрреволюционной агитации среди населения, что вы выражали недовольство ВКП(б) и руководителями власти?

– Виновной себя в контрреволюционной агитации не признаю, ничего я не говорила.

25 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила Варвару Ивановну к расстрелу. Варвара Ивановна Лосева была расстреляна 7 марта 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой. Священник Сергий Лосев скончался в заключении 29 сентября 1942 года и был погребен в безвестной могиле.

«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Февраль». Тверь. 2005. С. 391-394. Источник: https://azbyka.ru/days/sv-sergij-losev

Библиография

1. А.Ю. Дубинский. Московская духовная семинария. Алфавитный список выпускников 1901-1917 годов (краткий генеалогический справочник). М., 1998. С. 46.

2. Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том III. Тверь, 2005. / Составитель жития священник Максим Максимов. С. 81-84.

3. ГАРФ. Ф. 10035, д. 16888, д. 21255.

Примечания

[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. 16888, л. 7 об.

Сщмч. Се́ргия Мечёва, пресвитера (1942)

ДНИ ПАМЯТИ:

6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых

6 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Священномученик Сергий родился 17 сентября 1892 года в семье известного московского старца протоиерея Алексия Мечева[1], настоятеля храма святителя Николая в Кленниках (с 1893 по 1923 год). К моменту его рождения состояние здоровья матери, имевшей врожденное заболевание сердца, от непомерных нагрузок значительно ухудшилось. Ребенок родился на два месяца раньше срока, его с трудом выходили. Мальчик был четвертым ребенком в семье и рос в благодатной атмосфере церковной жизни, глубокой веры и любви к Богу.

В 1902 году скончалась мать Сергея. В это же время он поступил в первый класс Третьей Московской мужской гимназии, которую окончил в 1910 году с серебряной медалью. Духовное воспитание мальчика проходило в храме, где он прислуживал в алтаре, помогая отцу. Будучи очень музыкальным и имея хороший тенор, он стал петь на клиросе. Отец Алексий желал иметь в сыне своего преемника, но, будучи убежденным противником любого проявления насилия, никогда ему это не высказывал, предоставляя сыну свободу выбора.

Образование Сергей Мечев продолжил в Московском университете на словесном отделении историко-филологического факультета. Из преподававшихся там предметов его особенно заинтересовала древнерусская литература. Много он занимался и историей Русской Церкви, слушал лекции профессора С.И. Смирнова, преподававшего также в Духовной академии. Впоследствии отец Сергий с большой теплотой отзывался о профессоре Смирнове и называл его своим учителем; особенно ценил его книги, посвященные истории пастырства Востока и Древней Руси («Духовный отец древневосточной церкви» и «Древнерусский духовник»).

Имея желание ознакомиться с достопримечательностями Запада, Сергей посетил в 1913 году, во время летних каникул, города Швейцарии и Италии. Знакомясь с религиозной живописью прославленных художников эпохи Возрождения, он пришел к выводу, что древнерусская икона значительно превосходит своей духовностью и глубиной достижения западного искусства.

Учение в университете продлилось для Сергея Мечева гораздо дольше, чем намечалось. В августе 1914 года началась Первая мировая война. Как и другие студенты-патриоты, он, прервав занятия, прошел подготовку в госпитале и уехал на фронт добровольцем-санитаром (как единственный сын в семье, направлению в действующую армию он не подлежал). Службу нес в прифронтовой зоне во 2‑м Подвижном Лазарете Красного Креста Московского Купеческого и Биржевого Общества. Это был ближайший к полю боя медицинский пункт, где все числившиеся санитарами выполняли в первую очередь работу братьев милосердия.

В июне 1916 года Сергей Алексеевич вернулся с фронта и возобновил университетские занятия. Одновременно он участвовал в работе студенческого Богословского кружка имени святителя Иоанна Златоуста, организованного в Москве по инициативе епископа Арсения (Жадановского) при Златоустовском монастыре. В нем изучались творения святых отцов, читались и обсуждались доклады на богословские темы. В 1917 году, по окончании университета, Сергей Алексеевич был призван в армию, но по состоянию здоровья в 1918 году был демобилизован.

В 1917 году была создана Комиссия Русской Православной Церкви по сношению с гражданской властью. Члены Комиссии были избраны на собрании в храме Христа Спасителя; в списке, напечатанном в газетах, значился солдат С.А. Мечев. Вероятно, участие в этой комиссии и дало ему возможность присутствовать на Всероссийском Поместном Соборе. Тогда же произошло его знакомство с Патриархом Тихоном. После армии он поступил на работу в Наркомпрос педагогом-инструктором. Сотрудники его уважали не только как хорошего специалиста, но и как незаурядную личность, оказывавшую на них нравственное влияние.

В 1918 году Сергей Алексеевич женился на студентке Высших женских курсов Евфросинии Николаевне Шафоростовой, происходившей из благочестивой купеческой семьи. Будучи гимназисткой, она однажды сопровождала мать, приехавшую к отцу Алексию Мечеву просить его молитв о родственнике, не подававшем вестей. Батюшка обнадежил мать, а девочке, улучив момент, сказал: «Ты будешь моей невесткой». Девочка отца Алексия близко не знала, так как семья относилась к другому приходу.

Сергей Алексеевич и Евфросиния Николаевна впервые встретились после начала Первой мировой войны, когда служили в прифронтовой зоне во 2-м Подвижном Лазарете. Вскоре после свадьбы отец Алексий сказал невестке, что очень желал этого брака и хочет, чтобы Сережа стал священником.

Решение стать священником было принято Сергеем Алексеевичем осенью 1918 года в Оптиной Пустыни во время беседы со старцем иеросхимонахом Анатолием (Потаповым). К этому любвеобильному старцу он потянулся душой с первого своего приезда в Оптину и чувствовал большую духовную близость его с батюшкой отцом Алексием.

Весной 1919 года, в Лазареву субботу, Сергей Мечев был рукоположен во диакона, а в Великий Четверг (17 апреля) в Даниловом монастыре - во иерея. Совершал хиротонию настоятель монастыря архиепископ Феодор (Поздеевский). Служить отец Сергий стал вместе с родителем в храме святителя Николая в Кленниках.

В те годы клир храма пополнился молодыми образованными диаконами и священниками. Помимо богослужебной чреды и проповедей в их обязанности входило проведение после богослужений духовных бесед. Это было ново и интересно для многих - на беседы охотно собирались слушатели. Излюбленной темой бесед отца Сергия было учение святых отцов о духовной жизни, о Церкви, о грехе, о страхе Божием, о совести, о рассудительности, о послушании. И всегда он призывал «читать святых отцов деяньми», то есть претворять их наставления в жизнь.

Особым его детищем стал кружок по изучению творений святых отцов, возникший по инициативе студентов философского отделения историко-филологического факультета Московского университета.

22 июня 1923 года во время летнего отдыха в городке Верее Московской области скончался отец Алексий. Хоронила его вся Москва. День и ночь, одна за другой приходили церковные общины во главе с пастырями прощаться с почившим старцем, пели панихиды. В день похорон на Лазаревское кладбище прибыл Святейший Патриарх Тихон, только что освобожденный из заключения.

После смерти родителя начался трудный этап в жизни отца Сергия. Сомнения, неуверенность в своих силах неотступно мучили его. Внезапный арест и заключение в Бутырскую тюрьму сосредоточили его на молитве и ожидании проявления воли Божией.

В ночь на сороковой день по смерти батюшки отец Сергий отчетливо почувствовал присутствие отца и весь день испытывал светлую радость. Освободившись 15 сентября, он прямо из тюрьмы поехал на Лазаревское кладбище. В душе отца Сергия окрепла решимость принять батюшкино наследство, и этому он посвятил всю дальнейшую жизнь.

Отец Сергий ревностно боролся против обновленчества, а когда вернувшегося из заключения Патриарха Тихона власть заставляла ввести в Русской Православной Церкви новый стиль, отец Сергий, взволнованный этим, пришел к Патриарху со словами: «Святейший Владыко, не считайте меня бунтовщиком, но моя церковная совесть не позволяет мне принять новый стиль» - и подчеркнул основные положения общецерковного восприятия богослужения. Святитель Тихон ответил ему по-отечески: «Какой же ты бунтовщик, Сережа? Я знаю тебя! Но вот с меня требуют введения нового стиля...»

Став после смерти отца настоятелем храма святителя Николая в Кленниках и духовником прихода, отец Сергий перенапрягался, уставал, сомневался, хватит ли у него сил и умения наладить жизнь общины. Для решения наболевших вопросов он поехал к Оптинскому старцу Нектарию в Холмищи, но из-за дорожных неурядиц не смог до него добраться.

Вернувшись, отец Сергий в день храмового праздника - осенней Казанской иконы Божией Матери вечером, после параклиса перед Феодоровской иконой Божией Матери, которая была вынесена в Казанский придел, собрал всех сестер и братьев и рассказал им о своих трудностях и переживаниях, об ощущении подчас напрасной траты сил и здоровья. Сказал и о решении продолжить свой труд до конца, пока не прекратится он по воле Божией.

В память об этом дне в храме еженедельно по средам после вечернего богослужения стал совершаться молебен-параклис, певшийся на два хора. Среда была выбрана по желанию духовных детей, как день, на который пришелся тогда престольный праздник.

После смерти в 1922 году старца Анатолия отец Сергий стал обращаться к старцу Нектарию. Первые контакты легкими не были - отец Сергий не смог сразу принять юродство старца, его шуточек при разговоре на серьезные темы. Но постепенно общение становилось все более глубоким и прочным. Отец Сергий душой привязался к старцу, а тот отвечал ему любовью и уважением. За глаза отец Нектарий обычно величал его отцом протоиереем, говаривал, что отца Алексия знала вся Москва, а отца Сергия знает только пол-Москвы, а потом он будет выше отца. Узнав о неудавшейся поездке отца Сергия, старец Нектарий просил передать ему, что все равно не благословил бы его на уход от паствы.

Отец Сергий стремился к тому, чтобы заветы Христовы и поучения святых отцов претворялись его паствой в жизнь. Он непрестанно проповедовал покаяние для очищения души, а церковную общину именовал покаяльно-богослужебной семьей. Проповеди отца Сергия за богослужениями выслушивались с особым вниманием.

Заботился отец Сергий о благолепии храма. Нанятые опытные мастера-реставраторы из старообрядцев в 1926-1928 годах провели ремонт фасадов храма, восстановив утраченные во время многочисленных пожаров элементы декора, в частности наличники на окнах. Была восстановлена также древняя архитектура нижнего этажа, по имевшимся в стенах нишам определили, что в левой части его находился алтарь. Здесь был воссоздан придел во имя преподобного Алексия, человека Божия.

Отец Сергий благословил свою духовную дочь - художницу Марию Николаевну Соколову обучаться иконописи. Она стала его верной и преданной ученицей, а в дальнейшем - известным иконописцем, начавшим возрождение древней иконописной традиции в Русской Церкви в XX веке.

В 1924 году богомольцы храма во главе с отцом Сергием посетили подмосковный Николо-Угрешский монастырь, где проживал на покое парализованный восьмидесятилетний старец, митрополит Московский Макарий, апостол Алтая[2], которого отец Сергий называл живым русским святым.

В 1928 году тяжело заболел Оптинский старец Нектарий. В апреле отец Сергий приезжал к нему в Холмищи. Отец Нектарий высказал пожелание, чтобы именно отец Сергий был около него в час смерти и отпел его. Он сказал отцу Сергию: «О Вас не беспокоюсь». Но дать затем телеграмму на Маросейку об ухудшении состояния старца не смогли из-за сильного разлива рек. На похороны старца приехало много мирян и священников. Отпевание возглавлял отец Сергий Мечев.

В 1929 году снова начались массовые аресты священнослужителей и верующих. Отец Сергий был арестован в ночь с 28 на 29 октября. Находясь во второй раз в Бутырках, отец Сергий снова молился, чтобы Господь показал ему, правилен ли его путь. И если да, то просил отправить его из Москвы в день памяти очень чтимого им исповедника - преподобного Феодора Студита. Обстоятельства так и сложились, поезд с арестантами отбыл вечером 11/24 ноября в Архангельск. Там отец Сергий, осужденный на три года ссылки, получил направление в небольшой город Кадников Вологодской области, находившийся в 17 километрах от железнодорожной станции Сухона и в 10 километрах от пристани Рабанга на реке Сухона.

Отец Сергий снял в Кадникове две смежные комнаты в тихом доме у пожилой хозяйки. Здесь он совершал богослужения. Ходил он в священнической одежде (со времени посвящения гражданского платья не имел). На лето и зимние каникулы к нему привозили детей. Матушка приезжала лишь на время отпуска, так как поступила работать в больницу медсестрой.

В годы ссылки к отцу Сергию приезжали некоторые из духовных дочерей и привозили много писем. Отвечая одной из духовных чад, просившей благословение на иноческий постриг, он писал: «Отречение от мира шире пути иноческого. Иночество есть один из видов этого отречения, его высшая форма. Заживите по-настоящему для Господа и Его жизнью и почувствуйте, что идете тем же путем, что и иноки... Только не забывайте, что сейчас время особенного служения ближним... Никогда еще не страдали так братия Его меньшие, как теперь. Главное - живите для Бога и в Нем с людьми, выполняя в меру все положенное каждому христианину. Тогда в свое время, если благословит Господь, войдете и в лик ангелоподобных. Только так, а не иначе».

Из Кадникова отцом Сергием были написаны и пять общих писем членам маросейской общины. В них проявляется отеческая любовь пастыря к пасомым, беспокойство об их душевном состоянии и духовном росте, забота о неослабном продвижении по пути покаяния, очищения души в непрестанной борьбе со своими недостатками. Напоминается, как важно выказывать заповеданную Христом любовь друг ко другу, своим ближним и врагам.

Последней службой в маросейском храме была литургия в день Благовещения в 1932 году. Единственный священник храма - иеромонах Александр (Ильин) по дороге из церкви был арестован, осужден и сослан в Нарым. Через шесть месяцев после прекращения богослужения - 6 октября храм окончательно закрыли, внутри стали все ломать и выбрасывать, и он был отдан соседним учреждениям как подсобное помещение. Прихожане забрали к себе что смогли. Чудотворную Феодоровскую икону Божией Матери вынесла и сохранила Мария Николаевна Соколова.

В апреле 1932 года были арестованы многие миряне и среди них супруга отца Сергия Евфросиния Николаевна. Бутырская тюрьма была переполнена. В ней слышались исполнявшиеся духовенством по памяти песнопения Страстной седмицы. В Пасхальную ночь запели во весь голос в мужских и женских камерах Пасхальную заутреню. Надзиратели не решились это пение остановить.

Евфросиния Николаевна получила три года ссылки с последующим запрещением проживать в двенадцати крупных городах и стокилометровой зоне вокруг них. Она поехала к мужу в Кадников.

Четырех детей отца Сергия, в возрасте от шести с половиной до двенадцати лет, по существовавшим установкам, полагалось направить на перевоспитание в разные детские дома. Младший неженатый брат Евфросинии Николаевны Глеб Николаевич Шафоростов после ее ареста без промедления перешел жить к детям в уплотненную, ставшую коммунальной, квартиру отца Алексия и взял над ними опеку.

Закрытие храма исполнило сердце отца Сергия неизбывной скорбью. В своем последнем, пятом письме к своей пастве он написал, что совершающееся в России - неожиданно и непонятно для живущих в миру. Но русские подвижники XVIII-XIX веков предвидели это страшное время и оставили о нем свидетельства. Отец Сергий приводит высказывания святителей Тихона Задонского, Игнатия (Брянчанинова), Филарета Московского, которые видели, что истинное благочестие оставляется даже в иноческих обителях, и предрекали грядущую катастрофу.

К концу 1932 года у значительного числа ссыльных подходили сроки освобождения, но оно не последовало. Весной 1933 года по городам и весям начались аресты как отбывших сроки ссыльных, так и местных жителей. Приговоры стали более суровыми, чем в предыдущие годы.

В Кадникове аресты были проведены вечером 8 марта. Арестованных отправили в Вологодскую тюрьму. Пересылки в лагеря начались в августе. Отец Сергий получил пять лет лагерей, стал носить гражданскую одежду и был отправлен, в день Успения Пресвятой Богородицы, на лесопильные работы у Кубенского озера. Зимой бригада заключенных была переброшена на реку Сухону разгружать лес со вмерзшей в лед баржи.

Придя на очередное свидание с мужем, матушка увидела, что баржи стоят пустыми. Заключенных увезли в Вологду и, как в дальнейшем выяснилось, в ту же ночь отправили по этапу в расположенный значительно севернее лагерь. Ближайший поезд шел в Вологду лишь на следующий день утром, и матушка осталась ночевать на Рабанге в доме местного священника отца Александра. Семья его давала ей и старшим детям приют, когда они, возвращаясь летом после свиданий с отцом Сергием в Вологодской тюрьме, сходили в поздний час на этой пристани с теплохода.

Условия общих работ и лагерный быт были очень тяжелыми, уголовники отбирали все, что присылалось из дома. Состояние здоровья отца Сергия резко ухудшилось. После обращения в Красный Крест он был переведен с общих работ на фельдшерский прием. Медицинские работники имели право свободно передвигаться. Благодаря зачетам за добросовестный, так называемый «ударный» труд отец Сергий был отпущен на свободу годом раньше.

По освобождении работал в поликлинике в Твери, вел самостоятельный фельдшерский прием в отоларингологическом кабинете. Там он мог до начала приема исповедать и причастить приехавших из Москвы ранним поездом духовных детей.

Не имея права проживать в областном центре, отец Сергий снимал часть дома в пригороде, где жил со своим духовным сыном В.Ф. Евдокимовым, также вернувшимся из заключения. В домашних условиях они правили церковные службы.

В лагере отец Сергий вступил на путь сугубого покаяния и отрешения от мирских дел и пристрастий. Во всем он себя ограничивал и утеснял. Не ел, например, никаких конфет кроме самых простеньких - подушечек. Духовный сын его Валерий Поведский, впоследствии протоиерей, служивший в Никольском храме в Таллине, рассказывал его дочери, как, приехав в жаркий день в Тверь, с удовольствием выпил несколько кружек вкусного кваса, продававшегося из бочек на улице, а отец Сергий позволил себе выпить лишь одну, заметив, что лучше себя сдерживать.

В церковных делах положение было очень напряженное: большинство архиереев находились в лагерях и тюрьмах. Некоторые из алтарников маросейского храма хотели тайно послужить Церкви Христовой в священном сане. Жена одного из них, который также проживал с семьей в пригороде Твери, узнала через друзей, что неподалеку нелегально находится епископ, знакомый ей по Данилову монастырю и постригший в инокини ее свекровь.

Отец Сергий не был расположен обращаться к этому архиерею, но та не отступала и не переставая твердила, что всех архиереев скоро расстреляют и Православная Церковь в России может перестать существовать. В итоге возобладало мнение, что поторопиться следует, и четыре члена общины были рукоположены во священники.

В 1939 году этого епископа арестовали, предъявив ему обвинение в антисоветской деятельности. Он указал на отца Сергия как на «главу подпольной антисоветской организации». Выражал сожаление, что дал вовлечь себя «в антисоветскую работу по заданию Мечева».

Суд над архиереем и арестованной вместе с ним женщиной состоялся в январе 1940 года в городском суде Москвы. По окончании процесса одна из обвиняемых, признанная невиновной, была отпущена на свободу прямо из зала суда. При этом ей дали на руки обвинительное заключение, которое являлось, в сущности, обвинением отца Сергия. Епископу ставилось в вину соучастие, и он был приговорен к десяти годам лишения свободы. У освобожденной женщины вскоре отобрали выданный ей документ. Но его уже переписали и передали одной из маросейских прихожанок.

Узнав об этом, отец Сергий усилил молитвы о новопосвященных. Он молил Господа и преподобного Феодосия Тотемского, чтобы никто из них не пострадал, а в ответе за всех был лишь он один.

В марте 1940 года отец Сергий переехал в Рыбинск, где устроился на работу в городской поликлинике фельдшером. Жилье было найдено в пригороде, на другом берегу Волги. Из-за вероятной слежки отец Сергий вынужден был встречаться с жившими в Рыбинске близкими людьми в лесу. В ноябре того же года он сломал правую ногу, долго лечился и получил затем инвалидность второй группы. Это обстоятельство позволило ему уехать из Рыбинска и жить какое-то время то у одних, то у других знакомых в разных местах.

Ввиду неминуемого ареста отцу Сергию советовали уехать куда-нибудь подальше, например в Среднюю Азию, но он не смог на это решиться. Было найдено жилье в одной из отдаленных деревень на Волге под Тутаевом, где отец Сергий собирался прожить лето 1941 года с одной из сестер храма. В последний момент эта сестра из-за семейных дел поехать не смогла и ее заменила Елизавета Александровна Булгакова. Это было промыслительно, так как она лишь недавно вошла в маросейскую общину и о церковных делах и трудных обстоятельствах жизни отца Сергия не знала.

7 июля 1941 года в день Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна отец Сергий был арестован в Рыбинске, куда ему пришлось поехать по делам прописки и заночевать.

На допросе отец Сергий категорически отказывался называть знакомых, мотивируя это нежеланием подвергать их ответственности. За уклонение от требуемых показаний отцу Сергию назначили заключение в карцер на пять суток.

В ходатайстве о продлении сроков следствия по делу обвиняемых Мечева и Булгаковой указано, что они по религиозным убеждениями отказались дать показания о составе своей церковной группы и ее антисоветской деятельности.

12 ноября 1941 года Е.А. Булгаковой объявили об освобождении. По молитвам отца Сергия никто из тайно рукоположенных священников арестован не был.

Военный трибунал войск НКВД по Ярославской области приговорил отца Сергия к расстрелу. Протоиерей Сергий Мечев был расстрелян 6 января 1942 года и погребен в безвестной общей могиле.

Протоиерей Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Декабрь». Тверь, 2004 год, стр. 156–174. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-mechev

Примечания

[1] Прославлен в лике праведных на Архиерейском Соборе 2000 года.

[2] Прославлен на Архиерейском Соборе 2000 года.

Сщмч. Фео́дора Недосекина, пресвитера (1942).

ДНИ ПАМЯТИ:

1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

30 апреля

ЖИТИЕ

Священномученик Феодор родился 10 ноября 1889 года в селе Новоселки Рославльского уезда Смоленской губернии в семье диакона Георгия Петровича Недосекина и его супруги Феодосии Петровны. Окончив учительскую семинарию, он в течение многих лет работал учителем, а затем окружным инспектором школ.

В 1913 году Федор Георгиевич женился на девице Зинаиде, дочери протодиакона Иоанна Мухина, служившего в селе Спасском. Зинаида в 1905 году окончила епархиальное училище и работала учительницей в селе Новоселки. В школе, кроме других предметов, она преподавала пение, и ее школьный хор постоянно участвовал в церковных богослужениях. Впоследствии у Федора Георгиевича и Зинаиды Ивановны родилось восемь детей – пять мальчиков и три девочки.

После революции 1917 года Федор Георгиевич в течение нескольких лет оставался учителем Новоселковской школы. В 1919 году председатель сельсовета дал ему такую характеристику: «Новоселковское сельское общество удостоверяет, что учитель Новоселковской школы Федор Георгиевич Недосекин, будучи одновременно председателем Новоселковского культурно-просветительного кружка и председателем школьного совета, проявил себя полезным и энергичным работником по народному образованию: поступив в нашу школу учителем, он немедленно организовал культурно-просветительный кружок, в котором работал не покладая рук до сего времени в качестве председателя кружка, за что неоднократно получал искреннюю благодарность от населения… Организовав кружок, он всеми способами старался поднять культурный уровень местных граждан: читал лекции… вел беседы по сельскому хозяйству… организовал при школе читальню, приобрел… книги и составил библиотеку, организовал школу для взрослых и сам учил их грамоте и, наконец, организовал в нашей деревне хор… Стараясь как можно больше дать развития нашим детям, он устраивал с детьми экскурсии, литературно-вокальные вечера… и организовал при школе выставку ученических работ и картин. Чтобы больше развить детей и принести им пользы, он вел занятия с учениками не только днем, но и вечером»[1].

В 1921 году Федор Георгиевич был рукоположен в сан диакона, а в 1922 году епископ Гжатский, викарий Смоленской епархии Феофан (Березкин) рукоположил его во священника к Введенскому храму в селе Семеновском Гжатского уезда.

В конце двадцатых годов, когда усилились гонения на Русскую Православную Церковь, власти потребовали от отца Феодора уплаты большого налога. Когда он уплатил, налог удвоили, и его уже отец Феодор не смог заплатить. За это он был в 1930 году арестован, приговорен к одному году заключения и отправлен на каторжные работы в Камскую исправительно-трудовую колонию № 2. Администрация колонии писала о священнике, что, «находясь на участках Березники и Чуртан, он относился к работе на производстве вполне сознательно… выполняя тяжелые физические работы, чем служил примером для других заключенных»[2].

После ареста отца Феодора все его имущество, включая дом, было отобрано; семья осталась без крова и поехала вслед за ним, чтобы поселиться близ лагеря. Местная администрация сжалилась над семьей священника, и их поселили в «красном уголке». Отец Феодор вскоре был оправдан судом, и вся семья вернулась в Семеновское, но дом их был занят, а храм закрыт.

Отец Феодор переехал с семьей в Донбасс и вместе со старшим сыном стал работать шахтером на угольной шахте. Во время командировки в 1932 году в Москву он отправился в Патриархию, чтобы испросить место священника в одном из храмов Московской епархии, и был направлен служить в храм в честь Казанской иконы Божией Матери в село Иванисово Ногинского района, куда вместе с ним переехала и его супруга с детьми. Прихожане отремонтировали принадлежавшую церкви бывшую ранее нежилой постройку, и в ней поселилась семья священника.

Прихожане сразу полюбили священника за ревностное совершение богослужений, за проповеди и нестяжательность. У него не было никакой установленной платы за требы: кто мог, давал сколько хотел, а для бедных отец Феодор совершал требы бесплатно. Куда бы и в какое время дня или ночи его ни позвали причастить больного, он никогда не отказывался, а сразу собирался и ехал, а чаще всего шел пешком. Его прихожанами были жители сел Иванисово, Афанасово, Бабеево, Степаново, Есино и только начинающегося строиться города Электросталь, который возводился в основном силами заключенных. В 1932 году в концлагере, который занимался строительством города, скончался священник – Георгий Николаевич Левицкий. Благочестивые прихожане Казанского храма выхлопотали у лагерного начальства разрешение отпеть священника и похоронить его по-православному. Верующие привезли тело отца Георгия в село Иванисово, отец Феодор сам облачил священника и совершил его отпевание. Могилу для почившего копали отец Феодор и певчие. Когда страдалец был погребен, отец Феодор сказал: «Вот счастливый пастырь, удостоился погребения такого, какое положено, похоронен по-человечески. А других бросят в яму как попало, кверху ногами, и могилу сровняют с землей».

В 1937 году гонения на Русскую Православную Церковь усилились. Некоторые прихожане стали говорить отцу Феодору: «Батюшка, смотрите, всех священников забирают вокруг, может быть, вам оставить служение?» Но он на подобного рода предупреждения и уговоры всегда отвечал одинаково: «Хоть день, да мой – и пред престолом Божиим!»

26 октября 1937 года ночью кто-то постучал в дверь сторожки, где жил священник с семьей, и из-за двери раздался голос председателя колхоза: «Это я, Василий Васильевич!» Зинаида Ивановна открыла дверь, и все увидели, что за спиной председателя стоят военные в форме. Отец Феодор все понял и сказал: «Вы, очевидно, за мной. Прошу детей не будить».

На столе лежали школьные тетрадки и учебники, сотрудники НКВД полистали их, затем предъявили ордер на обыск. Взяли серебряный наперсный крест отца Феодора; увидев на божнице еще два наперсных креста, которые принадлежали его отцу, протоиерею Георгию, взяли и их. Удовлетворившись этим, они сказали священнику: «Собирайтесь, одевайтесь, пойдем».

Отец Феодор подошел к детям, всех благословил, а кто из маленьких спал, тех благословил спящих. Затем надел теплую рясу и под конвоем вышел из дома.

После ареста священника власти приказали сбросить колокола. Прислали рабочих. Вокруг храма собрались прихожане, многие плакали, видя, как сбрасывают и разбивают колокола, столько лет призывавшие на молитву не только их, но и их отцов и дедов.

На время следствия отец Феодор был заключен в тюрьму в городе Ногинске. Власти обвинили его в контрреволюционной и антисоветской деятельности.

– Контрреволюционной деятельности я не вел, – сказал священник.

– Следствием установлено, что вы после богослужения произносили с амвона проповеди антисоветского характера, – заявил следователь.

– Проповеди мной произносились редко. В отдельных из них я действительно говорил: «Православные, надо укреплять веру в Бога, самим чаще посещать храм Божий и других привлекать к церкви…»

– Следствию известно, что вы в беседах с верующими при их обращении к вам с просьбами совершить те или иные обряды вели с ними беседы антисоветского характера.

– При обращении ко мне верующих с просьбами совершить крещение или похороны, когда рождение или смерть еще не были зарегистрированы в загсе, я отвечал, что совершить не могу, так как надо смерть или рождение зарегистрировать в загсе. Если же этого не будет сделано, то меня могут привлечь к ответственности.

– Следствие располагает данными, что вы вместе с церковным советом вели активную контрреволюционную деятельность, направленную на срыв проводимых мероприятий.

– Членами церковного совета велась активная работа, направленная на то, чтобы вернуть обратно изъятую у нас церковную сторожку, которая оборудована под «красный уголок» Иванисовского колхоза. Я в этом деле никакого участия не принимал, но, наоборот, удерживал их от этой борьбы.

15 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила священника Феодора Недосекина к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Приговоренных к длительным срокам заключения отправляли со станции Ногинск. К поезду был прицеплен тюремный вагон. Всех заключенных, среди которых было много священнослужителей, посадили рядом с путями на снег, долго пересчитывали и только после этого впустили в вагон.

Отец Феодор был отправлен в концлагерь неподалеку от станции Медвежья Гора и работал на строительстве Беломорско-Балтийского канала.

Из лагеря отец Феодор в августе 1938 года писал сыну Федору, которому было тогда двенадцать лет: «Вот уже десять месяцев исполнилось сегодня, как я с вами расстался. Как хочется теперь мне всех вас видеть!.. За это время ты, наверное, подрос и развился, и поумнел еще более… Меня постоянно удивляет, что наш географ Юринька не мог на карте найти те места, где я находился и нахожусь. Теперь я поручаю это сделать тебе. Это просто. Возьми обыкновенную карту железных дорог, а у нас такие были, и смотри линию железной дороги от Ленинграда к северу до самого Северного Ледовитого океана и Мурманска. Потом рассмотри в том же направлении Великий Сталинский Беломорско-Балтийский канал – при железной дороге есть Медвежья Гора (там же и канал). Эта Медвежья Гора недалеко (километров тридцать-сорок) от почтового отделения Морская Масельга, там же около канала к северу, где теперь я нахожусь. Бываю и на канале. Будь здоров, счастлив и хорошо учись»[3].

Работая на лесоповале, отец Феодор сломал ногу и был переведен на работу в бондарную мастерскую – делать бочки, ушаты и тому подобное. Здесь, несмотря на высокие нормы, работать стало полегче. С началом Великой Отечественной войны условия содержания заключенных в лагере резко ухудшились, иногда их совсем не кормили. Из лагеря вблизи Медвежьей Горы отец Феодор был отправлен в Онежский лагерь в Архангельской области. Невыносимо тяжелые условия заключения оказались для него непосильными. Священник Феодор Недосекин скончался 30 апреля 1942 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 165-172. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-feodor-nedosekin

Примечания

[1] Ф.Ф. Недосекин. «Для семьи моей (немного родословной)». Рукопись.

[2] Там же.

[3] Там же.

Сщмч. и Иа́ков (1943) Бойков, пресвитер

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля - переходящая - Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

19 апреля

Священномученик Иаков родился 8 июня 1896 года в городе Бежецке и был младшим братом священномученика Иоанна. С детства любимым занятием его было чтение духовных книг, а любимой игрой – «игра в храм». На чердаке дома он оборудовал себе небольшую библиотеку и устроил «церковь»: повесил иконы, колокольчики и утром, когда наступало время службы, звонил. Все окружающие думали, что мальчик посвятит свою жизнь сугубо служению Богу, и скорее всего в монашеском звании, и, когда он впоследствии женился, были весьма удивлены. В 1911 году Яков окончил Бежецкое духовное училище, в 1917-м – Тверскую Духовную семинарию и в том же году поступил в Московскую Духовную академию.

Яков успешно окончил первый курс академии, но в 1918 году, учась на втором курсе, он столкнулся с непреодолимыми для себя трудностями – негде было жить и не было средств на покупку продуктов, и он вернулся в Бежецк и поселился у сестры. Но он не терял надежды на продолжение образования и в 1919 году выслал в академию семестровое сочинение на тему «Христианская любовь и аскетизм». Вскоре, однако, всякая возможность на получение образования в академии была безбожными властями пресечена, и Яков Яковлевич поступил преподавателем в бежецкое реальное училище. Он проработал здесь два года и был уволен как сын священника и потому, что не скрывал своих взглядов – какой он видит окружающую жизнь. Преследования, увольнения и всякого рода гонения только укрепляют в человеке веру, дают духовный опыт и наглядно являют благие деяния милующей руки Божией. И во время гонений на Русскую Православную Церковь Яков Яковлевич твердо решил стать пастырем и в этом звании послужить своему народу. Незадолго перед принятием сана он женился на выпускнице епархиального училища, которая работала в советской школе учительницей. Став женой будущего священника, она потеряла все свое, и без того шаткое, материальное благополучие.

В 1923 году Яков Яковлевич был рукоположен во священника ко храму святой великомученицы Екатерины в селе Закрупье Бежецкого уезда, где он прослужил до 1930 года, когда переехал в Бежецк. Но в Бежецке вакантных священнических мест не было, и отец Иаков уехал в село Кириловское Максатихинского района, где прослужил два года. Затем открылась вакансия на место священника в Благовещенской церкви в селе Княжеве недалеко от Бежецка, и отец Иаков стал служить там. В Княжеве он служил до 1938 года. Здесь ему пришлось пережить непрекращающиеся гонения тридцатых годов. Там, где власти не арестовывали священника, они нарочито облагали его и его семью заведомо непосильными и вызывающе беззаконными налогами, вынуждая покинуть приход. Священникам в те годы приходилось тяжелее, чем их прихожанам-крестьянам. Жена отца Иакова не раз говорила ему:

– Яков, бросай ты служить в церкви, уходи, ведь мы только и делаем, что налоги платим, хуже нищих живем.

– Я сана с себя никогда не сниму, – отвечал на жалобные причитания жены священник, – никогда не стану предателем Церкви.

В 1937-1938 годах были арестованы, за единичными исключениями, все священники области. В Бежецке арест миновал только одного священника, которому исполнилось тогда семьдесят девять лет.

5 февраля 1938 года секретный сотрудник по кличке Килограмм составил донесение в НКВД на отца Иакова: «Бойков Яков Яковлевич, священник села Княжева, говорил следующее: „Какое угнетение видят наши граждане, это насилие над верующими! Конституция говорит совсем иное… а делают совсем по-другому; как духовенство, так и всех религиозных людей угнетают… мы, верующие, будем ждать того времени, когда наших коммунистов будут вычищать от православных людей, а самого Сталина, как худого подзаборного жителя, увезут в Грузию, откуда он и приехал, как антихрист, для угнетения всех верующих людей". Относительно выборов в Верховный Совет гражданин Бойков говорил следующее: „Прошли выборы, и для чего все это? Это только сами коммунисты опять выбрали себя, и как ни почитаешь газету, все только и пишут, что выбирали все, а на самом деле ложь. За границей над этими выборами только смеются… там также знают, что в Верховный Совет СССР прошли подонки общества, грабители и насильники, как мы всех коммунистов называем втайне"»[1].

Чаще всего такого рода «сведения» были выдумкой самого осведомителя, но во время массового террора их никогда не проверяли. Они тем и хороши были для НКВД, что не нужно было проверять их достоверность. Сотрудник НКВД даже и сам мог подсказать осведомителю, какого рода «сообщения» требовались. Через три дня после доноса был выписан ордер на арест священника.

В эти несколько лет перед арестом отец Иаков подолгу и усердно молился, чаще всего ночью. Затепливал перед иконами в святом углу лампады, раскрывал на аналое книгу и начинал молиться словами святых праведников и подвижников. В час ночи с 8-го на 9 февраля 1938 года раздался стук в дверь – это пришли сотрудники НКВД с понятыми – соседями, жившими в том же доме, производить обыск. Вся обстановка дома священника свидетельствовала, что ничего ценного они здесь не найдут. И сотрудник НКВД открыв крышку аналоя, лениво порылся в лежавших там церковных книгах, крышку закрыл, и на этом обыск закончился. Отец Иаков простился с женой и дочерью и в сопровождении конвоя покинул дом навсегда. Жена священника несколько раз ходила в тюрьму в Бежецке и хлопотала, чтобы дали свидание, но ей отказали.

Сразу же после ареста, 9 февраля, следователь допросил отца Иакова.

– Расскажите, гражданин Бойков, о своем прошлом как до революции, так и после.

– До 1917 года я учился… получив среднее образование, стал учительствовать в городе Бежецке.

– Когда вы были лишены избирательных прав?

– В момент, когда я стал священником, то есть в 1923 году.

– Расскажите, кем, когда и за что вы были судимы.

– Судим я никогда не был. В 1935 году архиепископом Фаддеем

было дано указание о том, чтобы мы регистрировали на местах случаи рождений и смертей, что мною и делалось. Но после об этом стало известно органам НКВД, и я в 1935 году был привлечен к ответственности за незаконную регистрацию актов гражданского состояния, но дело было прекращено.

– Расскажите, для какой цели вам было дано задание от архиепископа Фаддея собирать сведения об актах гражданского состояния?

– Сведения о рождениях и смертях я записывал в церкви примерно с год, после чего тетрадь с записями у меня была отобрана Бежецким НКВД. Сведения мы собирали только для церковных надобностей, для поминовения погребенных.

– Расскажите о вашей контрреволюционной агитации против партии и советской власти.

– Контрреволюционной агитации против партии и советской власти я никогда и нигде не проводил и виновным себя в этом не признаю.

– Следствие располагает данными, что вы, будучи враждебно настроены против партии и советской власти, среди населения вели антисоветскую агитацию, направленную на срыв проводимых советским правительством мероприятий, высказывали недовольство существующим строем и восхваляли жизнь при царе. Скажите, признаете ли вы это?

– Виновным себя в проводимой контрреволюционной агитации против партии и советской власти не признаю.

Допросы продолжились и на следующий день.

– Следствие не удовлетворено вашими показаниями, данными 9 февраля. В деле имеются материалы, уличающие вас в проводимой антисоветской агитации против партии и советской власти; требую ваших правдивых показаний! – заявил следователь.

– Я подтверждаю свои показания, данные мною 9 февраля, о том, что антисоветской агитации против партии и советской власти я не проводил и виновным в этом себя признать не могу.

– Следствие настаивает на даче правдивых показаний о вашей контрреволюционной агитации против партии и советской власти. Расскажите по существу заданного вопроса.

– Вторично отрицаю. Контрреволюционной агитации против партии и советской власти я не проводил, виновным себя в этом не признаю.

После того как священник отверг все возводимые на него обвинения, были вызваны и допрошены «дежурные свидетели», в том числе и осведомители. Один из них показал: «В июне 1937 года на базарной площади Бойков среди колхозников говорил: „Вот какая жизнь пришла. Церкви закрыли и разломали, религию притесняют, священников в тюрьмы сажают, а в колхозах что делается: колхозников голодом морят, все у них отбирают, что ни заработают, государству везут – а у коммунистов все ничего нет: денег сколько от займов собирают, куда только девается все". В августе, числа точно не помню, при встрече со мной Бойков в отношении конституции говорил: „Что дала эта новая конституция народу? – ничего, это пустая бумажка, по которой большевики рабочих да колхозников обирают; это не свободная жизнь, а хуже крепостного строя, по этой конституции додушат большевики народ разными налогами". По вопросу проводившихся выборов в Верховный Совет СССР говорил: „Ну прошли выборы. Коммунисты выбрали самих себя… За границей над этими выборами только смеются". На базаре города Бежецка среди колхозников Бойков предсказывал о предстоящем голоде в деревне, говорил, что скоро наступит сильный голод, это предсказывает Библия, – да и как не быть: коммунисты нарочно до этого доводят, чтобы с голоду все умирали, колхозники и так уже голодные сидят, а с них еще берут хлеб и другие продукты, а им самим есть нечего и голые ходят»[2].

Все следствие продолжалось два дня, 9-го и 10 февраля, и уже 10 февраля было составлено обвинительное заключение. 13 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, и он был сослан в Екатеринбургскую область.

Из лагеря отец Иаков писал жене и дочери:

«6.06.1938.

Дорогие мои и горячо любимые Маня и Верочка!

Я пока жив и здоров. Кашель стал меньше. Сапоги отдал на хранение одному верному человеку, а хожу на работу в лаптях. Кормят нас довольно прилично. Ударникам три блюда: щи или суп, рыбные большей частью, каша, макароны или горох. (Ударниками считаются заключенные, перевыполнившие норму работы и получающие кило хлеба в день.) Я целую неделю не выхожу из ударных и хлебом стал богат, так что половина сухарей тети Оли цела. Писал я тебе, что перевели меня в бригаду слабосильных. Ничего из этого не вышло. Потому что „слабосильным" предложили вместо легкой – ту же тяжелую работу, а когда они отказались ее выполнять, дали триста граммов хлеба и штрафной обед. Меня возвратили в прежнюю бригаду и, следовательно, на прежнюю работу: погрузку вагонов, окатку бревен, работу на лесопилке и прочее.

Желал бы я видеться с вами, но воля не своя, а Божия, творимая руками человеческими. Не знаю и увижусь ли с вами. Иногда очень тоскую и скорблю. Помолитесь за меня, чтобы не впасть мне в отчаяние. Инвалидность моя увеличивает мое несчастье. Кажется, глухота от нервного потрясения и непривычной обстановки еще больше усилилась… Не слыхали ли, не возвратился ли кто из духовенства и граждан? Цела ли в Княжеве церковь или уже закрыли?

Ваш горячо любящий иерей Иаков Бойков

13.12.1938.

Дорогие мои и горячо любимые Маня и Верочка!

Я писал вам из сангородка… и с 1-го участка… Получили ли вы эти письма? Теперь пишу третье письмо. Если получили последнее мое письмо, то уже знаете, что в моем положении произошла существенная перемена. Я переведен 30 ноября на 1-й участок и послан на тяжелые работы. Поработал я с бригадой здесь один день на разгрузке леса и, видя, что работа совершенно не по моим силам, пошел к врачу. В амбулатории очень удивились, что меня перевели из сангородка, и от тяжелых работ уволили, переведя на легкие работы в зоне, но бумажки особой на этот счет опять не дали, и из этого вышли для меня неприятные недоразумения с бригадиром и подрядчиком, которые стали считать меня „злостным отказчиком" от работы. Стал я искать легкой работы дневального, сушильщика и т. п., но нигде не нашел. Везде оказалось достаточно инвалидов и людей, непригодных к работе. Подавал заявление в „УРБ" (так называется „Управление рабочих бригад"), что я не способен к тяжелой работе, – результатов никаких. Заявил коменданту – тот сначала было пообещал, а потом сказал, что все места заняты. Такое мое неопределенное положение продолжается и до сих пор, не знаю, чем оно кончится. Летом я работал через силу, с большим напряжением и три раза болел, а зимой – совсем не работник. Много-много я поработаю дня три-четыре и потом заболею. В бригадах здесь на 1-м участке народ отборно здоровый, но и те часто хворают, а при наступивших холодах многие поморозились: кто отморозил нос, кто пальцы. Здесь наступили сильные холода с 8 декабря. Морозы с ветром до 38–40. Я пока помещаюсь в бараке, отопляется он хорошо, но все же ночами бывает прохладно, так как зимние рамы не везде вставлены, – барак новый. Спал половину недели на полу около печки и лишь вчера получил место на нарах, но, пожалуй, около печки-то было теплее, от грязи и холода с пола я подкладывал две доски на поленьях.

Здоровье мое сейчас неважное, насморк и кашель, и кроме того, болят ноги. В сангородке приходилось работать в холодной обуви, должно быть, застудил, а может быть, простудил их в бане.

Обо мне особенно не беспокойтесь и не тревожьтесь: очевидно уже окончательно: я – „отрезанный ломоть". Хлеба дают мне очень немного – только четыреста граммов; хорошо, что скопилось немножко деньжонок и можно прикупить в ларьке, а то бы я сильно голодал.

В предыдущем письме писал я, что при отправке из сангородка, которая для меня была неожиданной, второпях оставил я кое-какие вещи. Это жестяная банка из-под масла и несколько маленьких мешочков. Их скопилось у меня достаточно. На 1-м участке у меня украли хлебный паек, кружку и ложку (все было в одном мешочке в головах). Ложку я купил, а кружку пока заменил банкой стеклянной из-под варенья, присланного летом. Сундучок пока цел и тем дорог…

23.12.1938.

Дорогие мои и горячо любимые Маня и Верочка!

Поздравляю вас с наступающими праздниками Рождества и Нового года, желаю благополучия и успеха во всех делах ваших. Сегодня, 23 декабря, получил, Маня, твое письмо, посланное 8 декабря. Здесь оно получено, судя по штемпелю, 15 декабря, а до меня дошло только теперь вот – 23 декабря, и в самую для меня необходимую минуту. Ты просишь писать тебе всю правду. В прошлом письме сообщал, что у меня болят ноги. Болезнь вот какая: ноги начинают припухать и краснеть, потом появляются небольшие нарывчики, они прорываются, и на их месте появляется короста. Так было у меня на обеих ногах. Потом стало проходить. Вдруг заболела левая нога, ниже колена. Появилась опухоль; 16, 17, 18 и 19 декабря был у меня сильный жар до 39 градусов. А затем нарыв прорвался, и вытекло много материи. Оказалось – флегмона левой ноги. Теперь она проходит, и вот другая беда: украли теплую обувь. Боюсь, не застудить бы опять ноги. Прости меня, родная моя, с болезнью и со всеми неприятностями (а их у меня немало) я стал совсем какой-то растерянный, а ворьё, которым набита каторга, пользуется этим моим беспомощным состоянием. Я знаю, что тебе теперь нечем взяться „огоревать" мне теплую обувь. Прости, прости меня, что я тебя тревожу, когда ты сама и больна и в нужде. Ужасно боюсь, не погибли бы мы оба, на кого тогда останется Вера? На всякий случай я вкладываю записку насчет сапог тете Оле. Если уж она откажется – тогда попроси крестную. По случаю болезни я теперь вот уже вторую неделю освобожден от всяких работ. А кончится болезнь – буду проситься на легкие работы. Думаю, что как-нибудь устроюсь с помощью добрых людей.

Горячо любящий вас иерей Иаков Бойков

29.12.1938.

Дорогие и горячо любимые Маня и Верочка!

Не хотел было писать вам, вернее сказать, огорчать вас своими письмами, да ничего не сделаешь. Я писал вам о своих злоключениях на 1-м пункте. Это будет четвертое письмо, на которое буду ждать ответа. В предыдущем письме от 23 декабря я сообщал, что у меня украли теплые сапоги. Теперь меня на днях раздели самым наглым образом. Дело было так: 27 декабря назначили меня помощником дневального в барак, где сосредоточена была одна шпана и бандиты. Я был рад месту, перетащил туда свои пожитки и принялся за работу, но не прошло и двух часов, как дневальство окончилось самым плачевным образом. Как только стало смеркаться, я ненадолго прилег. И в это время успели у меня взломать сундук и выкрали из него чулки нитяные, две рубахи чистые, брюки летние, бумагу, карандаши, нитки, иголки, мыло банное, сахар, пуговицы. Остальное, должно быть, не успели, так как я скоро встал. Пока я возился со взломанным сундуком, у меня на глазах бандиты вытащили мешок с вещами, унесли его на верхние нары и там обработали. Мне выкинули пустой мешок. Выкрали казенные брюки, казенную гимнастерку, пару казенного белья, своего белья, две рубахи – словом, все белье. Осталось только то, что на себе, и все это с наглым смехом и издевательствами. Собрал я все, что осталось после этого грабежа, и пошел из барака вон. Заявлял коменданту и другому начальству (в это время как раз была поверка), писал заявление начальнику лагерного пункта, но все безрезультатно. Бандиты ходят по лагерю с финками и безнаказанно воруют и грабят. Поместили пока в прежнем бараке, где и был. По распоряжению коменданта дали там место. И здесь на следующий день выкрали из-под головы шарф. И тут имеются воры (они у меня и теперь сапоги выкрали). Вот мое плачевное житье. Плохо то, что украли порядочно казенных вещей. Теперь уже не дадут ни белья, ни прочего, а будут вычитать за „промот" из моих денег. Бумагу чистую всю выкрали, карандаши, иголки, нитки, пуговицы. Во всем этом нужда у меня. Банку мятую, из которой кипяток пил, и ту унесли. Пришлите взамен какую-нибудь банку стеклянную из-под консервов. Вот мои печальные новости. В течение какой-нибудь недели меня разули и раздели. От работы пока освобожден…

28.07.1939. 2-й лагпункт Сулага.

Дорогая, милая Маня!

Твое письмо, посланное 30 июня, я сподобился получить лишь 19 июля. Вот какова наша переписка, точно бы с Луны на Юпитер! Ну, что делать? Очень опечалило меня твое письмо. Сердечная болезнь у тебя не только от расстройства в связи со всеми историями, но еще от недоедания и нужды. Плохо питаешься – оттого малокровие и упадок сил и слабость. Мой совет: не жалей вещей, какие можно продать, продавай и не мори себя голодом. Вещи хранить теперь, пожалуй, не стоит: они одна обуза. О посылках мне не беспокойся. Как-нибудь проживу и без них. Да и какая может идти речь о посылках, когда сама едва не ходишь по миру. Что касается меня, то я уже сообщал вам, что сейчас работаю в лаптежной мастерской, плету лапти. Работа считается легкой, на нее направляют больных и инвалидов, но для меня она утомительна, так как норма высокая – четыре пары лаптей в сутки, а меньше наплетешь, тогда убавляют хлеба паек. Вчера, то есть 27 июля, получил ответ от прокурора Калининской области по спецделам на жалобу, поданную мной в апреле в Президиум Верховного Совета. Ответ неутешительный. Оказывается, я „осужден правильно". И жалоба моя оставлена „без удовлетворения". Впрочем, спасибо хоть и за то, что ответили. Прошлогодняя жалоба оставлена совсем без ответа. Вот, больше жаловаться некому и некуда писать. Остается терпеть и ждать смерти. Мое здоровье плохое, но еще жив. Подробно свою жизнь здешнюю не описываю – одна скука и страдание. Пока прощай, дорогая Маня, поправляйся, буду ждать от тебя писем.

Любящий тебя иерей Иаков Бойков

31.08.1939.

Дорогая Маня!

Что написать тебе о себе? Пока жив и относительно здоров, то есть нет нарывов, сильных болей в боку и прочего. Побаливают только руки от постоянного напряжения. Работаю пока в лаптежной мастерской. Норму – четыре пары лаптей – вырабатываю. Работа спокойная и не такая трудная, но работать приходится целый день, так как быстро плести еще не научился. Хорошо то, что не вижу бандитства, не слышу матерщины и грубых окриков, того, что неизменно и неизбежно было и есть на всякой общей работе в лесу, на погрузке. Здесь, в лаптежной бригаде, народ все подобрался порядочный, нет ни воров, ни бандитов, ни хулиганов. Слышу, пожалуй, теперь не лучше отца Сергия. Впрочем, думаю, что с переменой образа жизни слух исправился бы, если немного полечиться. С 5 августа здесь наступили холода. Погода пасмурная, с частыми дождями и утренниками. Временное это похолодание или северная осень показывает свои когти, увидим в ближайшем будущем. Что написать тебе, дорогая Маня, о твоих терзаниях и лишениях? Страдаю и скорблю душой, и помочь бессилен. Соображения твои относительно неудобства учительской должности в районе верны. Тогда придется понастойчивее просить о постоянном месте, хотя бы на сто–сто пятьдесят рублей жалованья. Может быть, как-нибудь устроишься и в городе. Не нужно только слишком расстраиваться. Господь дал нам крест. Он же даст и силы нести его. Пока прощай, моя дорогая Маня. Не тревожь особенно свое сердце нашими невзгодами. Господь „глубиною мудрости" все устраивает к лучшему, и будем надеяться на лучшее. Пиши и не забывай меня. Я знаю, что мне достается „на лапти". Ну, что делать. Я продолжаю оставаться тем, что есть.

Горячо любящий тебя, твой иерей Иаков Бойков

Дорогая дочь Вера!

Я обещал написать тебе ответ на твое письмишко, которое ты, кстати, забыла отослать, и прислала его мама. Я живу по-прежнему во 2-м лагерном пункте Североуральского лагеря. Работаю в лаптежной бригаде. Народ в этой бригаде – интернационал: туркмены, китайцы, есть еврей, поляк, монгол и пр. Впрочем, все люди порядочные. С утра после убогого туалета начинаю готовить лыко, причем вспоминается тети Машино присловье: „Владыко, посади попа на лыко…" Затем начинаю плести лапти и плету до тех пор, пока не наплету четыре пары, то есть часов до восьми вечера. Здесь плетут лапти четырех сортов – русские, чувашские, американские (очень изящные) и туфли. Американские лапти – специальность китайцев, а туфельки из узкого и мелкого лыка плетут все, кто умеет. Я пока умею плести только русские лапти. Нового и хорошего, конечно, ничего у нас нет. Тюрьма всегда остается тюрьмой. Читала „Записки из мертвого дома"? Изменений относительно немного. Пока прощай, милая Верушенька. Пиши мне.

Горячо любящий тебя папа

8.05.1940. 1-й лагпункт.

Дорогие Маня и Верочка!

Будьте здоровы и благополучны! Очень нехорошо, что ты все остаешься без постоянной работы. Судьба действительно все бьет и гонит нас. Но, может быть, когда-нибудь и миром повернется.

Вере желаю успехов в предстоящих испытаниях и, главное, здоровья и сил. Поддержать ее действительно нужно. Что касается горя и нужды, навязанного сиротства, то таких сирот в настоящее время сотни тысяч!

Что касается меня, то я пока нахожусь все на 1-м пункте. Работа разная: то бревна чистить на лесном складе, то приводить в порядок лесобиржу и пр. Трудности особой в работе нет, но при слабости сил и отсутствии здоровья и эта работа утомляет. Спасибо, что посылаете посылочки. Без них мне было бы трудновато.

В адресе моем некоторое изменение. Предлагают теперь писать: Станция Азонка ж/д им. Кагановича, Свердловская обл., почт. отд. 239/5.

Иерей Иаков Бойков

P. S. Сундучка у меня теперь нет, и я о нем не горюю. Очень многих бандитов он вводил в соблазн. А была в нем одна дрянь.

14.06.1940. 1-й лагпункт.

Дорогие мои, родные Маня и Верочка!

Будьте здоровы и благополучны! Маня, поздравляю тебя с днем твоего Ангела, желаю здоровья и душевного спокойствия, благополучия и успехов во всех делах. Милую дочь Верочку поздравляю с именинницей и с успешным переходом в 9-й класс (я в этом не сомневаюсь, хотя известий от вас еще не было об этом). Сердцем измученным я с вами.

В Азонке на лесобирже работы очень много по разделке и погрузке лесного материала. Итак, я еще пока нахожусь на 1-м лагпункте. В жизни моей отрадного очень мало. 3 июня получил ответ на третью жалобу, поданную в январе сего года прокурору РСФСР. Ответ от помощника Калининского прокурора по спецделам от 21 мая: „за отсутствием оснований, отказано". Впрочем, я этого и ожидал. По совету одного человека, интеллигентного и ставшего мне близким (бывшего коммуниста), подаю жалобу в четвертый раз начальнику 1-го спецотдела НКВД. Буду просить справедливости, пока жив. Интересно, получила ли ты, Маня, какой-либо ответ на свое заявление. Вероятно, тоже отказ, а вы мне не пишете.

Пишешь ты относительно Веры, что надо ей отдохнуть и поправиться нынешним летом. Мне вас бесконечно жаль. Может быть, был бы я дома, то принес бы какую-нибудь пользу. Но вот, как видите, жестокости и несправедливости человеческой нет конца. И страдаю не я один. Как удивительны судьбы Божии!

Томятся в лагерях по 58-й статье старые, заслуженные с 1905 года революционеры. Один, уникум в своем роде, старик – участник восстания на броненосце „Потемкин", другой – царский смертник (за участие в революции 1905 года был приговорен к смертной казни), и прочие. А теперь признаны „контриками"!

Погода здесь установилась теплая очень недавно, недели две тому назад. Теперь только распустились листья на деревьях и цветет черемуха, а то все были дожди, снег и холод.

Пишите мне о своем житье-бытье. Получаете ли вы мои письма? И с марками ли? Я каждый раз наклеиваю марку. Спрашиваю потому, что имею некоторые сомнения. Нужда у меня в бумаге писчей и в конвертах. Пока прощай.

Горячо любящий иерей Иаков Бойков».

В своей жалобе начальнику 1-го спецотдела НКВД отец Иаков писал: «Гражданин начальник 1-го спецотдела, обращаюсь к вам и прошу Вас рассмотреть мое дело, так как арестован я, за что – не знаю, и никакой вины не чувствую за собой. Я не виноват, преступной деятельности у меня нет, а поэтому объясняю вам по существу своего дела:

1) 8 февраля 1938 года я был арестован органами НКВД в городе Бежецке. Следственными органами мне предъявлены агитация, дискредитация членов правительства и еще что-то о конституции, что я не понял из-за глухоты и сильного расстройства.

2) Не совершив столь тяжелого преступления, я не мог дать следователю никаких показаний по существу предъявленного мне обвинения.

Поэтому на все поставленные мне следователем вопросы по существу обвинения я дал только отрицательные ответы.

Протокол допроса и моих ответов я подписал сам, его прочитав, где виновность свою я отрицал, ибо это обвинение меня не касается.

3) Не совершив никакого преступления перед советской властью, я терзаюсь одной мыслью, что поводом для ареста явилось то, что я служил до дня ареста священником. Но может ли в этом предъявленном обвинении быть моя вина? – конечно нет: я незаметный, безвредный человек.

На следствии мне не были указаны ни лица, ни факты, которые подтвердили бы мою какую-либо преступную деятельность. Да их и не могло быть, так как я не совершил никакого преступления перед общественностью Советского Союза, а также тем паче перед партией и правительством.

Однако, несмотря на это, постановлением спецтройки НКВД города Бежецка Калининской области я осужден к исправительно-трудовым лагерям сроком на десять лет по статье 58, пункт 10. А за что? Я так и не знаю до сих пор.

Всякое наказание является средством исправления для наказанного человека, который осознает, за что отбывает наказание.

Но, не совершив преступления, нести столь тяжкое наказание, тем более в условиях советской действительности, – недопустимое явление.

Это может случиться только в результате нежелания следователя своевременно установить степень моей виновности или невиновности.

Гражданин начальник 1-го спецотдела НКВД, я прошу Вас пересмотреть мое дело, так как нижестоящие инстанции мне отказали.

Я не виновен, выше я изложил суть своего дела. Прошу Вас вынести свое справедливое решение по пересмотру моего судебного дела.

Мне, полному инвалиду, нести столь тяжкое и незаслуженное наказание – невыносимая мука. Здоровье сейчас резко ухудшилось.

Родился я в городе Бежецке в 1896 году. Никогда не судим и под следствием не был, женат, имею семью, служил священником последние годы до ареста здесь же, в городе Бежецке, и в селе в одном километре от Бежецка.

Следствие вел следователь Елин. С решением спецтройки не согласен и с ответами из области об отказах.

Я еще раз прошу Вас обратить внимание на несправедливо вынесенный мне срок и наказание. Я не преступник!!! И прошу справедливого пересмотра моего дела. О чем и прошу, не откажите в моей просьбе; старость и болезнь прошу учесть при разборе дела, а также мою семью»[3].

11 сентября 1940 года сотрудник следственной части НКВД по Калининской области постановил: «Решение тройки НКВД по Калининской области от 13 февраля 1938 года по делу на Бойкова Якова Яковлевича оставить в силе, о чем через 1-й спецотдел сообщить заявителю»[4].

«Сарапулка 2-й лагпункт Североуральских лагерей. 2.01.1941.

Дорогие и горячо любимые Маня и Верочка!

Очень я был обрадован, получив 15 декабря ваше письмо, на котором рукою Верочки проставлена дата – 29 ноября. Ответить имею возможность только теперь, так как последнее письмо к вам отправлено в последних числах декабря прошлого года. Прежде всего, поздравляю вас с праздником и с Новым годом. Да хранит вас Господь и поможет на всех трудных путях вашей жизни!

Вот нехорошо, что ты перегружена работой. При твоем хилом здоровье это меня очень беспокоит. Несомненно, был бы я дома, я бы помог тебе по хозяйству и в доме. Вот, спасибо, и Вера приглашает „кушать картошку". К сожалению, это от меня не зависит, и когда я увижусь с вами, и увижусь ли – неизвестно. Доказывать свою невиновность, писать заявления и жалобы – бесцельно.

Верочка! Спасибо за письмецо. Особенно не утруждай себя занятиями. Здоровье дороже всего. Неприятно, что теперь приходится платить за образование, но бросить учиться из-за этого нельзя. Как-нибудь нужно кончать, а там будет видно.

О себе напишу, что пока жив, по милости Божьей. Нахожусь все там же, и работа прежняя – плетение лаптей. Работа сама по себе незатруднительная, но плохо то, что приходится работать в холодном помещении. И сами очень зябнем, и продукция, то есть лапти, выходят неважные из-за мерзлого лыка. Нового в моей жизни ничего нет. Здоровье прежнее, но глухота, кажется, прогрессирует. Пишите, не забывайте. Получили ли мое письмо (50-е), посланное 10 декабря? Пока прощайте.

Горячо любящий иерей Иаков Бойков

1942. Августа 24-го дня.

Дорогие родные мама, Маня, Верочка и сестра Нюта!

Пишу вам это письмо, как говорится, наобум и на риск, в совершенной неуверенности, что оно попадет в ваши руки в переживаемое время. О себе сообщаю, что я, по милости Божьей, жив и здоров. Нахожусь там же, где и был. В моем положении особенных изменений нет. Писем от вас я не получал уже более года (с мая 1941 года) и не знаю, как вы живы и здоровы и где находитесь. Сам не писал потому, что не принимали писем, а когда стали принимать – послал в ноябре 1941 года открытку, но ответа не получил. Объяснял себе это современной обстановкой жизни. Но вот на днях мой земляк из города Бежецка получает от сына письмо, чему был несказанно рад, и я решаюсь послать вам запрос: живы ли? Отзовитесь, если можно. Пришлите письмецо самое короткое, сообщите, жива ли мама, как ваше материальное и служебное положение с работой, жива ли Вера и где учится? Лишнего, конечно, ничего не нужно. О себе также сообщаю пока кратко. Буду ждать радостной вести, что родной город еще не „за границей" и что вы все живы и здоровы, а там – что Бог даст! На всякий случай прошу вас быть как можно дальновидней и осмотрительней в настоящее время.

Горячо любящий вас иерей Иаков Бойков».

Это было последнее письмо, которое получили родные. Положение в лагере во время войны становилось все тяжелее, заключенным запретили переписку, их почти не кормили, сил уже недоставало на то, чтобы выполнить норму, а таких заключенных совсем переставали кормить. Отец Иаков умер в лагере от голода 19 апреля 1943 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 48-77. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/saint/1531/3430/group

Примечания

Священномученик Фаддей (в миру Иван Васильевич Успенский), архиепископ Тверской; память празднуется 18/31 декабря.

[**] Козыреву.

[1] УФСБ России по Тверской обл. Д. 25454-С, л. 7.

[2] Там же. Л. 8-10.

[3] Там же. Л. 22.

[4] Там же. Л. 36.

[5] Там же. Д. 23405, л. 5.

[6] Там же. Л. 50.

Мц. Елены Черновой (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

17 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Мученица Елена Чернова родилась в 1874 году. О жизни ее мы знаем совсем мало. Известно, что 17 сентября 1943 года она приняла мученическую кончину, пострадав за Христа от рук богоборческой власти. Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 26 декабря 2006 года мученица Елена была причислена к лику святых.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-elena-chernova

Мц. Пелаги́и Балакиревой (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

30 июня

ЖИТИЕ

Мученица Пелагия родилась 8 октября 1901 года в селе Спирино Егорьевского уезда Рязанской губернии[1] в семье крестьянина Никиты Балакирева. Первоначальное образование Пелагия получила в сельской школе; долгое время она жила вместе с отцом, помогая ему по хозяйству. В 1927 году она перешла жить в село Шарапово Егорьевского района, устроившись работать сторожем при местной Троицкой церкви. Здесь она стала помогать настоятелю протоиерею Николаю Сперанскому и со временем была избрана старостой храма.

18 ноября 1937 года Пелагия вместе с настоятелем и другими прихожанами Троицкой церкви была арестована и заключена в Таганскую тюрьму в Москве. Протокол допроса со свидетельскими показаниями против нее подписал секретарь Шараповского сельсовета; он хорошо знал, что подписывает лжесвидетельство, но, желая избавиться от священника и активных прихожан и закрыть храм, делал это вполне сознательно.

На следующий день после ареста Пелагия была допрошена.

– Следствию известно, что вы собирали подписи под жалобой на сельсовет ввиду его отказа в постройке церковной сторожки на колхозной земле. Дайте показания по этому вопросу! – потребовал от нее следователь.

– Да, я действительно собирала подписи прихожан под данной жалобой.

– Следствию известно, что вы совместно с благочинным умышленно затягивали церковную службу с целью срыва полевых работ в колхозе. Дайте показания по этому вопросу!

– Действительно, церковные службы обычно кончались в 12 часов дня – когда были престольные праздники или исполнялись требы, чем срывались колхозные работы.

– Вы обвиняетесь в проведении антисоветской агитации. Признаете ли себя виновной в предъявленном вам обвинении?

– Да, признаю себя виновной, что вела антисоветскую агитацию.

На следующий день снова состоялся допрос, и следователь спросил Пелагию, подтверждает ли она свои показания предыдущего дня. Осознав, что ее затягивают на путь опасного лжесвидетельства против себя, она заявила:

– Показания свои подтверждаю... но антисоветской агитации я не вела и виновной себя не признаю.

– На какие средства живете? – спросил ее следователь.

– Я проживаю у благочинного Сперанского на средства церковной общины.

– Какие обязанности вы выполняете в церковной общине?

– Помимо поручений священника при его службе, я исполняю обязанности церковной старосты.

27 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила Пелагию к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь.

В 1940 году все приговоренные по этому делу написали жалобы. Были передопрошены свидетели, некоторые из них не подтвердили данных ими ранее показаний. Несмотря на это, приговор был сочтен законным в силу принадлежности обвиняемых к Церкви, гонимой тогда безбожными властями. Пелагия Балакирева скончалась 30 июня 1943 года в исправительно-трудовом лагере в Вологодской области и была погребена в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 365-366. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-pelagija-balakireva

Примечания

[1] Ныне Егорьевский район Московской области.

Мч. Ву́кашина (1943) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

29 мая

ЖИТИЕ

В Клепце находилась старинная, начала XVI века, церковь святого апостола Луки – задушбина (задушбины – храмы и монастыри, строившиеся на пожертвования верующих, во спасение души, – «за душу») известных сербских храмостроителей Милорадовичей и церковь Преображения Господня (до основания, так же, как и само село, разрушенная хорватами в 1992 году). Старец Вукашин происходил из рода Мандран, родился, вероятно, в конце XIX века. Вырос в родном селе, повзрослев, уехал на заработки в столицу Боснии Сараево. С установлением новой власти, Независимой Державы Хорватской, Вук был вынужден вернуться в родное село, но хорватские усташи римо-католики добрались и до тех краев. От их страшного нашествия на сербские земли пострадала вся семья Вукашина, так же, как и многие другие православные сербские семьи, а он сам вместе с другими уцелевшими сербами был угнан в известный концлагерь для сербов – Ясеновац. В январе 1943 года старец Вукашин был зверски убит усташским палачом Жилой Фригаповичем.

Свидетельство палача (записал доктор Недо Зец):

…Усташ, рассказывавший мне эту историю, вновь замолчал; затем, допив рюмку водки, продолжил:

– Помнишь, тогда, в августе, в лагере было большое поступление? Тогда Иере Маричич послал на уничтожение около 3 000 зеков. Тогда мы – Перо Брзица, Зринушич, Шипка и я – поспорили, кто за ночь перебьет больше заключенных. Началась бойня, уже через час по количеству убитых я заметно оторвался от других. В ту ночь меня захватило особое воодушевление, мне казалось, что я словно оторвался от земли, что я попал на небеса: никогда прежде не ощущал я такого блаженства. За несколько часов мною было уничтожено около 1 100 человек, в то время как мои соперники закололи не более 300–400.

И вот тогда, в момент наивысшего упоения, взгляд мой упал на пожилого крестьянина, он с каким-то необъяснимым спокойствием стоял и молча смотрел, как я убиваю жертву за жертвой и как те в страшных муках погибают. Этот его взгляд словно парализовал меня, мне показалось, будто я окаменел, и какие-то секунды я не мог шевельнуться.

Несколько минут спустя я подошел к нему, чтобы узнать, кто он. Он рассказал, что зовут его Вукашин, родом он из села Клепац, что все его родные погибли от усташей, а его самого послали в Ясеновац. Он говорил об этом все с тем же спокойствием, которое потрясло меня гораздо сильнее, чем страшные крики и стоны умирающих вокруг нас людей. Когда я слушал старика, глядя в его небесно-чистые глаза, во мне вдруг проснулось неукротимое желание самыми жестокими адскими муками разрушить этот недостижимый для меня внутренний покой, чтобы его страданиями, рыданиями, мучениями вернуть себе прежнее упоение кровью и болью.

Я вывел его из строя, посадил на пень и приказал ему крикнуть: «Да здравствует Павелич!», пригрозив отрезать ему ухо в случае неповиновения. Вукашин молчал. Я отрезал ему ухо. Он не проронил ни слова. Снова приказал я ему кричать: «Да здравствует Павелич!», пригрозив отрезать второе ухо. Он молчал. Я отсек ему другое ухо. «Кричи: „Да здравствует Павелич!" или лишишься носа!» Старик молчал. В четвертый раз я приказал ему кричать те же слова под угрозой вырезать из его груди живое сердце. Он взглянул на меня, как бы глядя сквозь, в какую-то бесконечность, и тихо, но отчетливо проговорил: «Дитя, делай свое дело!»

От этих слов я совершенно обезумел, бросился на него, выколол глаза, вырезал сердце, перерезал горло и ногами спихнул в яму. И тогда во мне будто что-то оборвалось. Я не мог больше убивать. Перо Брзица выиграл наш спор, перебив 1 350 заключенных. Молча я заплатил ему проигрыш.

С тех пор нет мне покоя. Я стал пить все больше и больше, но забвение наступает лишь на краткие минуты. И в опьянении я слышу этот голос: «Дитя, делай свое дело!» И тогда я, обезумев, натыкаясь на стены домов, бегу по улицам, с криком ломаю и бью все вокруг себя, бросаюсь на кого попало. Ночью сон не приходит, лишь только наступает забытье, я снова вижу ясный взгляд старика и слышу это невыносимое: «Дитя, делай свое дело!»

Я превратился в комок ужаса и боли, я бессилен совладать с этим кошмаром. День и ночь преследует меня светлый безмятежный лик Вукашина из Клепца.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-vukashin-iz-klepca

Мч. Иоа́нна Колесникова (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

17 апреля

ЖИТИЕ

Мученик Иоанн родился в 1877 году в селе Крылатка Глазовской волости Можайского уезда Московской губернии в семье крестьянина Михаила Колесникова. В 1910 году Иван Михайлович завел колесную мастерскую, в которой работал со своими сыновьями, не привлекая кого-либо из рабочих со стороны. Эта колесная мастерская просуществовала у него до 1930 года.

С юности Иван Михайлович был воспитан в благочестии и пел на клиросе в храме Рождества Богородицы в селе Поречье Можайского уезда. В 1934 году он был избран членом церковного совета и председателем ревизионной комиссии. Это было тяжелое время гонений на Русскую Православную Церковь. В 1937 году в Поречье был арестован священник, и прихожане остались без службы. Приход постановил направить Ивана Михайловича в Москву в Патриархию с просьбой к священноначалию прислать им священника. Иван Михайлович вернулся домой с новым священником, и к общему удовлетворению всех верующих богослужение в храме возобновилось. Но не надолго.

5 февраля 1938 года были арестованы священник и диакон, а 1 апреля – Иван Михайлович и монахини, помогавшие в храме. Иван Михайлович был заключен в можайскую тюрьму и в тот же день допрошен. Два привлеченных по делу лжесвидетеля оговорили его: один постоянно привлекался к такого рода делам в качестве лжесвидетеля, а другого уговорил следователь.

– Свидетелями установлено, – заявил следователь, – что вы состоите в группировке церковников, распространяете клевету против партии и правительства. Вы подтверждаете данный факт?

– В группировке церковников я не состоял и контрреволюционной клеветы не распространял.

Вызванный на очную ставку со лжесвидетелями, Иван Михайлович сказал, что с одним из них он не встречался, так чтобы вести с ним разговоры, а другой возводит на него очевидную напраслину и все его показания он отрицает.

7 июня 1938 года тройка НКВД приговорила Ивана Михайловича к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Магадан. 4 апреля 1939 года Иван Михайлович был переведен в лагерь в Кемеровской области. Несогласный с приговором, он отправил жалобу властям, в которой написал, что его осудили неправо вследствие клеветы. Дело было пересмотрено, и в январе 1940 года прокурор предложил дело прекратить за недоказанностью обвинения. 8 мая 1940 года Управление НКВД по Московской области стало ходатайствовать перед Особым Совещанием НКВД о снижении срока наказания заключенному Колесникову Ивану Михайловичу с десяти до трех лет. Однако из этого ходатайства ничего не последовало.

Иван Михайлович Колесников скончался 17 апреля 1943 года во 2‑м лагпункте Тайгинского отделения Сиблага в Кемеровской области и был погребен на лагерном кладбище в могиле под номером Е-31.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 33-34. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-kolesnikov

Прмц. Александры Хворостянниковой, послушницы (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

30 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Преподобномученица Александра родилась 20 апреля 1886 года в селе Сьяново Серпуховского уезда Московской губернии в благочестивой семье крестьянина Семена Хворостянникова, прислуживавшего при храме.

В 1896 году неподалеку от деревни Лукониной в Медынском уезде в тридцати верстах от Калуги стараниями иеросхимонаха Калужского Лаврентьева монастыря Герасима была устроена женская община. Во главе общины была поставлена настоятельница, и в общину потянулись девушки из окружающих деревень. Там бывали и знакомые Александры; они рассказали ей, что община им понравилась, и настоятельница принимает к себе желающих подвизаться девушек.

В 1915 году Александра поступила в общину послушницей и жила в ней до 1918 года. Затем она прожила два года дома, в родном в селе, и переехала в Серпухов, где работала прислугой у состоятельных людей, в 1925 году она устроилась на текстильную фабрику.

В 1937 году правительство издало негласное распоряжение об аресте всех монахов и монахинь, послушников и послушниц закрытых монастырей. 15 и 16 февраля 1938 года были допрошены дежурные свидетельницы, работавшие вместе с Александрой на фабрике, которые подтвердили, что она действительно жила в монастыре, а, кроме того, ведет агитацию против советской власти среди рабочих в общежитии и является противницей государственных займов.

Послушница Александра была арестована 21 февраля 1938 года и заключена в серпуховскую тюрьму. Сразу же следователями были устроены очные ставки послушницы со свидетелями, на которых она отвергла даваемые теми показания, и затем в тот же день была допрошена сама.

Подтвердив, что она действительно жила в монастыре и до сего времени остается при религиозных убеждениях, Александра сказала, что рабочим фабрики она говорила, что при царе рабочим жилось в материальном отношении лучше, что при советской власти ничего нет, что коммунисты говорят, что Бога нет, но им не надо верить, Бог есть, а коммунисты будут гореть в адском огне; коммунисты закрывают церкви и сажают священников в тюрьмы, и нужно бы защищать священников. В день ареста послушницы следствие было закончено, и дело было отправлено на решение тройки.

Тройка НКВД рассмотрела дело послушницы только 7 июня 1938 года и приговорила ее к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и она была отправлена в Бамлаг. Послушница Александра Хворостянникова скончалась в заключении в Хабаровском крае 30 сентября 1943 года и была погребена в безвестной могиле.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandra-hvorostjannikova

Прмч. Фео́дора (Богоявленского), иеромонаха (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

19 июля

ЖИТИЕ

Преподобномученик Феодор (в миру Олег Павлович Богоявленский) родился 26 декабря 1905 года в Тегеране в благочестивой семье русского консула в Персии Павла Георгиевича Богоявленского. 19 января 1911 года Павел Георгиевич был убит персами, и его жена Ольга Петровна с тремя малыми детьми вернулась в Санкт-Петербург. Семья жила на пенсию, получаемую от правительства; жили хотя и не богато, но в достатке. Олег в это время учился в ремесленном училище. После революции семья осталась без средств к существованию. Ольга Петровна была пианисткой и некоторое время зарабатывала на жизнь уроками музыки. Но когда в Петрограде начался голод, она лишилась уроков. Выйти из этого бедственного положения им помог брат Ольги Петровны, профессор Александр Петрович Нечаев. В 1920 году ему предложили занять должность ректора института в Саратове, куда он взял и семью сестры. В 1921 году голод начался и в Саратове, и Ольга Петровна поменяла все свои вещи на ржаную муку. Олегу удалось поступить на работу, и он стал получать паек, что явилось значительной поддержкой для семьи. Но это продолжалось недолго, он заболел суставным ревматизмом, и работу пришлось оставить. Это было время, когда голод в Саратове достиг разгара, и на улицах валялись трупы умерших.

В 1921 году Александра Петровича перевели в Москву, а семья Ольги Петровны еще некоторое время оставалась в Саратове, где существовала на скудный паек, получаемый ею за преподавание музыки в школе, который состоял из небольшого количества растительного масла, большей частью льняного, конины и патоки вместо сахара.

В 1922 году по приглашению Александра Петровича они выехали в Москву, и Ольга Петровна устроилась преподавательницей музыки в средней школе. Они получили комнату. Посреди комнаты стояла печка-времянка. Жили более чем скромно. Белый хлеб был только по праздникам, и часто приходилось ходить обедать к дяде-профессору. По приезде в Москву Олег окончил курсы по подготовке в высшее учебное заведение и в 1923 году поступил на медицинский факультет Московского университета. В это время в университете был организован литературно-философский кружок, в котором Олег принял деятельное участие. Но занятий в университете и литературном кружке оказалось для него недостаточно, он искал, чем послужить людям, и стал принимать самое активное участие в борьбе с беспризорностью. Ольга Петровна очень беспокоилась за него, но, будучи сама человеком глубоко религиозным, не могла противиться христианскому подвигу сына. Она воспитывала детей в покорности воле Божией. «Что бы ни случилось, - говорила она детям, - никогда не забывайте, что на все воля Божия». С детства она приучила их ходить в храм. Переехав в Москву, они стали прихожанами храма Грузинской иконы Божией Матери, настоятелем которого был священник Сергий Голощапов, человек высокообразованный и прекрасный проповедник. Олег с сестрой Ольгой пели на клиросе, а младший брат Георгий был в храме чтецом и прислуживал в алтаре. Основную часть прихожан составляла молодежь. Свечного ящика в храме не было, свечи раздавались бесплатно. С тарелками для сбора пожертвований по храму не ходили, но у дверей при входе стояла большая кружка, куда верующие могли опустить свою лепту. Богослужения совершались истово и строго по уставу. После праздничных всенощных отец Сергий объяснял тексты Священного Писания, смысл праздников и богослужения. После праздничной литургии устраивалась общая трапеза.

В 1926 году Ольга Петровна тяжело заболела. Олегу пришлось уйти с 4-го курса университета и поступить на работу делопроизводителем в Народный Комиссариат Просвещения. В 1927 году Ольга Петровна скончалась. В том же году Олега взяли на военную службу. Он был зачислен в полк связи. Служа в армии, Олег не скрывал своей веры и христианских убеждений и всегда, прежде чем сесть за стол, про себя молился, а затем крестился. Это было замечено начальством, и его посадили на пять суток на гауптвахту.

Оканчивал Олег службу в санитарном отделе Московского военного округа. По возвращении из армии Олег стал посещать Высокопетровский монастырь, настоятелем которого был в то время архиепископ Варфоломей (Ремов). Владыка благословил Олега обращаться для руководства в духовной жизни к архимандриту Никите (Курочкину), насельнику Зосимовой пустыни, человеку, приобретшему долгим подвигом истинное смирение и любовь к людям. Летом 1929 года храм в Петровском монастыре был закрыт и монахи перешли в храм преподобного Сергия на Большой Дмитровке. С переходом в приходской храм монашеской братии богослужения в нем стали совершаться по монастырскому уставу. Здесь Олег принял твердое решение - всю жизнь свою посвятить только Господу, не разделяя и не смешивая своих душевных устремлений ни с чем земным, встать на путь монашеского подвига и идти по нему до самой смерти. Грозным предупреждением звучали в его душе слова Господни: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия (Лк.9,62).

4 ноября 1930 года Олег принял монашеский постриг с именем Феодор в честь преподобного Феодора Студита и был рукоположен в сан иеродиакона ко храму преподобного Сергия. В это время он жил в маленькой комнатке на колокольне. В 1933 году художником Павлом Кориным с него был написан портрет - эскиз к картине «Русь уходящая», названный им «Молодой монах». Приняв монашеский постриг, он всей душой устремился ко Христу и подвижнической жизни и, воспринимая отношения с приходской общиной и знакомыми как имеющие в значительной степени человеческий, пристрастный характер, постарался отстраниться от них; не нарушая заповедей Христовых, он стремился отсечь то, что было всего лишь душевным и земным, что было утешительно, но не вечно. Живя среди города и людей, он ушел как бы во внутреннюю пустыню... чтобы, закалившись в подвигах самоограничения, вернуться в мир мужественным воином Христовым и уже тогда послужить всякому ближнему - и любящему, и ненавидящему, и равнодушному. Такое его умонастроение породило некоторое непонимание между ним и близкими друзьями.

Среди братии Высокопетровского монастыря был в то время молодой архимандрит Алексей (Сергеев). Он не любил монашеского образа жизни и не стремился к духовному подвигу. ОГПУ предложило ему сотрудничество, на что он дал согласие и стал время от времени составлять списки прихожан и монахов и сообщать о них сведения, необходимые для их ареста. Все в монастыре, а также близкие к монастырю прихожане знали о его зловещей роли и сторонились его. В начале 1933 года архимандрит Алексей подал в ОГПУ сведения о том, что при храме преподобного Сергия созданы нелегальный монастырь и Духовная академия, и во время следствия выступил свидетелем обвинения против братии и прихожан Сергиевского храма. Он показал на следствии: «Сергиевская церковь по существу является нелегальным монастырем, где группируются контрреволюционные антисоветские элементы... Руководящую роль в контрреволюционной деятельности нелегального монастыря занимают, кроме епископа Варфоломея (Ремова)... (далее он перечислил восемь священноиноков и среди них иеродиакона Феодора.). Контрреволюционная деятельность означенного нелегального монастыря проводилась в направлении активной борьбы с властью путем вербовки и обработки в антисоветском духе молодежи с целью создания контрреволюционных кадров тайного монашества в советских учреждениях, путем нелегальных богослужений на квартирах с целью подготовки перехода в подполье, организации нелегальной академии, организации нелегальной помощи сосланным за контрреволюционную деятельность церковникам. Контрреволюционная организация в процессе деятельности успела обработать в контрреволюционном духе молодежь, завербовав в тайные послушники следующих лиц... (далее он перечислил имена четырнадцати человек). Молодежь обрабатывалась таким способом, чтобы не только ее оторвать от общественной жизни и общественных организаций, но и внушалась мысль, что общественные организации развращают молодежь... Монастырем завербовано в тайное монашество шестьдесят человек, фамилий всех не знаю, но некоторые из них мне известны... Монашки руководились иеромонахами через ежедневное писание рапортичек-помыслов о повседневной жизнедеятельности, на которые они получали от иеромонахов руководящие указания. Руководящую роль в контрреволюционной деятельности нелегального монастыря выполнял вернувшийся из ссылки бывший князь Ширинский-Шихматов, который лично мне рассказывал о творящихся ужасах и издевательствах над заключенными, что он всегда готов вести борьбу с ненавистной ему советской властью. Я участия в этой контрреволюционной деятельности не принимал, просто в силу служебных обязанностей по монастырю пришлось быть свидетелем означенных контрреволюционных действий, о чем чистосердечно сообщаю».

28 марта 1933 года иеродиакон Феодор был арестован. Всего по этому «делу» было арестовано двадцать четыре человека - священнослужителей и мирян. Среди других был арестован и иеромонах Никола (Ширинский-Шихматов).

1 апреля 1933 года следователь допросил иеродиакона Феодора. Побеседовав с ним, он составил протокол ответов на интересующие следствие вопросы. «Я, как бывший дворянин, не имея перспектив, решил посвятить свою жизнь служению культу. Служа в Красной армии в 1927-1928 годах, я ходил в красноармейской одежде в церковь и помогал в богослужении, читая Евангелие, Псалтирь и прочее. После окончания службы в Красной армии я перешел в нелегальный, бывший Петровский, монастырь, который существовал при церкви Сергия на Дмитровке. Мне известно, что в этом монастыре производились тайные постриги в монахи и в монахини. Постригались люди из числа верующих - проверенных ревнителей Церкви. Мне известны два пострига - Прокофьева Григория (Сергия) и Николы, служащего священником в селе Никольском. Кроме тайных постригов при церкви Сергия на Дмитровке существовал нелегальный монастырь, куда собирались монахи и монашки из разных закрытых монастырей. Количество собирающихся я указать не могу, но предполагаю, что их было более пятидесяти. Нелегальный монастырь, в котором я состоял, был озабочен тем, чтобы подготавливать квалифицированные кадры. Помимо того, что я получал опыт от старых монахов, я старался получить богословское образование. Мне известно, что при нашем нелегальном монастыре существовала нелегальная духовная академия, преподавателями которой были протоиерей Смирнов и профессор Четвериков. У Смирнова лично я прослушал несколько лекций, которые он читал у себя на колокольне».

Прочитав написанное следователем, отец Феодор написал: «Содержание данного протокола считаю НЕ соответствующим действительности». Слово «не» отец Феодор написал большими буквами и подчеркнул жирной чертой. На этом допрос был закончен. И сколько впоследствии не допрашивал его следователь, отец Феодор отказался давать какие бы то ни было показания, о чем следователь вынужден был сделать соответствующую запись. «Не ведают, что творят», - говорил о них впоследствии отец Феодор, жалея их.

9 апреля 1933 года следствие было закончено и составлено обвинительное заключение, в котором, в частности, говорилось: «ОГПУ стало известно о существовании контрреволюционной организации церковников... Практическая контрреволюционная работа организации выражалась: в насаждении тайных монахов в советских учреждениях, занимающихся пропагандой контрреволюционных идей и обработкой в антисоветском духе служащих, главным образом молодежи; в создании нелегальных монастырей, являющихся очагами развернутой антисоветской агитации среди населения; в создании специальной нелегальной духовной академии для подготовки кадров контрреволюционного актива; в распространении монархической литературы (дореволюционного издания) и создании спецфонда помощи ссыльным за контрреволюционную деятельность церковникам».

27 апреля 1933 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило иеродиакона Феодора к трем годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. 7 мая он был отправлен этапом в Новосибирск. Перед этапом ему дали свидание с сестрой. Он вышел к ней радостный и бодрый. Благодать Божия давала силы быть стойким и мудрым; узы, которые пришлось переносить ради Христа, не были омрачены малодушием и тем более предательством, и устрояли мирное состояние духа.

В мае 1934 года он был отправлен во Владивосток, в 1-е отделение Дальлага. Во время посадки заключенных на пароход у него отнялись ноги. Несмотря на жесточайшие побои, он не смог встать, и конвой вызвал врача. Осмотрев его, врач убедился, что перед ним действительно больной, которому нужна неотложная помощь.

Впоследствии врач выяснил, что отец Феодор имеет незаконченное медицинское образование, и взял его к себе помощником. Иеродиакону Феодору пришлось ассистировать более чем при ста операциях аппендицита, удалять зубы и даже принимать роды, так как в лагере, кроме врача и иеродиакона Феодора, медицинского персонала не было. Желая как можно больше принести пользы страждущим, он явился для них врачом не только телесным, но и духовным, укрепляя словом больных и умирающих.

Попав в исправительно-трудовой лагерь, отец Феодор имел намерение не сообщать о месте своего нахождения и никому не писать. Ему хотелось на время заключения, которое явилось для него подвигом сугубым, пожить, полагаясь только на Бога, не надеясь ни на материальную помощь близких людей, ни на согревающее душу слово их поддержки. В том военном походе, в той войне против духов злобы поднебесной, ему были не нужны ни излишки одежды, ни пищи, а только чистое сердце и душа, не преклоняющаяся на грех, о спасении которой воинствовали ангелы небесные. Но когда летом 1934 года одно из писем членов общины достигло до лагеря, где он находился, он переменил свое решение и ответил на него. В ответах он везде, когда писал слово «семья», имел в виду общину, с которой был тесно связан по храму Грузинской иконы Божией Матери. В это время его Ольга ушла из общины, почувствовав потребность в руководстве опытного духовника-монаха, и стала окормляться у священноиноков Высопетровского монастыря; некоторые из них, как например схиархимандрит Игнатий (Лебедев), в то время еще не были арестованы.

Иеродиакон Феодор вернулся из лагеря, пробыв там полных три года. Первое время он жил в Егорьевске, а затем переехал в Тверь.

При освобождении отца Феодора из заключения врач снабдил его документами и характеристикой, в которой отмечал его исключительную добросовестность и редкие способности к медицине, и приложил ходатайство о предоставлении ему возможности закончить медицинское образование. Нужно было решить вопрос: воспользоваться ли этими документами и стать врачом телесным или идти дальше по тесному и скорбному пути священноинока, который в то время неизбежно вел на голгофу. Его духовный отец и восприемник при постриге архимандрит Никита, который в то время вернулся из ссылки, предоставил ему самому свободно решить этот вопрос. Отец Феодор обратился за советом к сестре: «А как ты думаешь, что ты посоветуешь делать?» Ольга стала молиться перед Казанской иконой Божией Матери, которой благословила их мать, и вдруг словно голос ясно услышала: «Вземшийся за орало да не зрит вспять». Она повторила эти слова вслух. Отец Феодор внимательно выслушал их и, кротко улыбнувшись, сказал: «Спасибо тебе, одна только ты меня поддержала, мне так это было нужно».

После этого он уже не сомневался в выборе пути и пошел в патриархию, заявив, что хочет служить и принять священство. Священноначалие направило его иеродиаконом в большое село Амельфино Волоколамского района Московской области в помощь старому протоиерею. Тот был вначале недоволен его появлением и говорил, что ему диакона не нужно, так как в храме мало дохода. Впоследствии он полюбил отца Феодора, как родного сына. Своей кротостью, скромностью и полной нестяжательностью отец Феодор сумел победить недоброжелательное отношение к себе. Священник жил вдвоем с супругой, детей у них не было, он страдал страстью винопития, и дело доходило до запоев. Когда он приходил в храм в неподобном состоянии, отец Феодор кротко уговаривал его прилечь на лавке в алтаре. Затем выходил к народу и говорил: «Братья и сестры, помолитесь, наш батюшка очень заболел, служить не сможет, расходитесь с миром по домам до следующего воскресенья». И так бывало не раз. Затем священник был сослан, а храм закрыт. Отец Феодор почти до самого своего ареста материально поддерживал супругу священника.

12 мая 1937 года отошел ко Господу духовник и наставник отца Феодора архимандрит Никита, служивший в храме села Ивановского неподалеку от Волоколамска. Смерть духовника стала большой потерей для отца Феодора, и он говорил: «Я готов еще раз пережить заключение, лишь бы был жив батюшка».

Прихожане храма в селе Ивановском предложили отцу Феодору занять место почившего священника, на что он дал свое согласие. После этого отец Феодор и председатель церковного совета отправились в Москву к архиепископу Сергию (Воскресенскому) с ходатайством о рукоположении иеродиакона Феодора в сан священника ко храму мученика Иоанна Воина в селе Ивановском.

Архиепископ Сергий ходатайство удовлетворил, рукоположив иеродиакона Феодора в сан иеромонаха. Рукоположение состоялось в храме апостолов Петра и Павла на Преображенской площади в Москве. Первую свою службу иеромонах Феодор совершил на сороковой день после кончины архимандрита Никиты.

С великой ревностью и самоотверженностью исполнял отец Феодор свои пастырские обязанности. Когда нужно было причастить больного, он отправлялся из дома в любую погоду - в дождь, в сильный мороз и в распутицу, идя по топкой от грязи дороге. Денег за требы он не брал, а когда видел нищету, то сам по мере возможности старался помочь. Своим усердием и милосердием он стяжал любовь всех своих прихожан.

В это время власти закрывали храмы, требуя уплаты непосильных налогов. Если священник не мог заплатить, то власти лишали его регистрации, а значит и возможности служить, а храм закрывали. Так произошло и с иеромонахом Феодором. Он не смог уплатить налог, и храм в селе Ивановском был закрыт. Тогда староста Троицкого храма в селе Язвище, Мария Васильевна, продала корову и лошадь и уплатила налог за священника. Он снова стал служить, но уже в селе Язвище, где незадолго до этого был арестован настоятель храма - протоиерей Владимир Медведюк.

Иеромонах Феодор прослужил здесь около года, так же ревностно исполняя свои пастырские обязанности. В декабре 1940 года власти потребовали от него собрать и уплатить заведомо завышенную сумму налога. Средств у священника не было, и дело передали в суд, куда он был вскоре вызван и где его встретили представители властей.

- Вот что, - сказал один из них, - будем говорить прямо. Мы тебе зла не желаем, ты еще молодой, может быть, опомнишься. Дадим тебе такой хороший приход, что всегда будешь сыт. Налог с тебя будет снят вовсе. За это с тебя потребуется очень немного: подпиши вот эту бумажку, что когда будешь служить на этом приходе, то будешь держать нас в курсе дел и записывать наблюдения о своих прихожанах. Внимательно смотри, что там делается, и передавай нам.

Выслушав предложение, отец Феодор встал во весь свой высокий рост и резко ответил:

- Я не воспитан доносчиком!

В ответ на это один из них вырвал из его рук паспорт, разорвал и с ненавистью закричал:

- Ах, ты отказываешься! Ну, так нигде больше и никогда не будешь служить! Вон из Московской области!

Все эти угрозы сопровождались непристойной бранью. Затем отцу Феодору был выдан паспорт с пометкой, запрещающей ему проживание в Московской области как человеку, отбывавшему срок в исправительно-трудовых лагерях.

Иеромонах Феодор уехал в село Завидово Тверской области, где снял маленькую комнату. Но большей частью он бывал в Москве у своих духовных детей или за городом у сестры Ольги в поселке Востряково, где ей принадлежала половина дома, состоявшая из трех комнат.

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Въезд и выезд из Москвы сразу стал затруднен, везде проверялись документы, участились аресты. С большим трудом отец Феодор добрался до дома сестры в Вострякове и сказал ей:

- Я узнал, что игумена Митрофана арестовали, значит, и меня должны скоро взять. Ты знаешь, как я тебя люблю, как ты мне близка по духу и дорога! Я понимаю, какой опасности я тебя подвергаю, но все-таки, несмотря на это, прошу тебя, позволь мне пожить у тебя некоторое время, чтобы подготовиться к смерти. Я знаю, что меня скоро возьмут, и знаю, что второй раз я уже не смогу пережить то, что пережил. Можно я поживу здесь так, чтобы об этом никто не знал, даже соседи?

- Зачем ты меня спрашиваешь об этом, когда знаешь, что мой дом всегда является твоим домом? - ответила сестра.

Отец Феодор поселился в маленькой комнате, ставшей его кельей. Уезжая в Москву на несколько дней, сестра снабжала его продуктами, это были хлеб и вода, так как от всего другого он отказался, и вешала на наружную дверь замок, что должно было показывать, что в доме никого нет. В тишине и уединении отец Феодор сурово постился и много молился, готовясь к смерти.

Незадолго перед этим последним приездом отца Феодора к сестре его посетила в Вострякове одна из его духовных дочерей, постриженная им в монахини, у которой он часто находил приют, когда бывал в Москве. Вскоре после визита к священнику ее арестовали и при обыске нашли в сумке железнодорожный билет с указанием станции, где жила сестра отца Феодора. Затем были арестованы еще три духовные дочери отца Феодора. В самый день начала войны, 22 июня, власти выписали ордер на арест иеромонаха Феодора, предполагая предъявить ему обвинение в том, что он «является одним из руководителей антисоветской подпольной организации церковников... устанавливает широкие связи с антисоветски настроенными церковниками в Москве и Московской области... создал в Москве пять домашних церквей на квартирах активных участниц организации: Давыдовой, Сольдиной, Грошевой и Афанасовой...»

В течение двух недель власти не могли найти отца Феодора и арестовали его только 8 июля 1941 года. Произошло это так. Около двенадцати часов ночи раздался стук в дверь. В эту ночь Ольга Павловна была дома. Отец Феодор уже лег спать, но еще не уснул и слышал этот стук. Сестра подошла к нему и тихо сказала: «Это, наверное, пришла милиция с проверкой».

В доме был прописан под видом мужа Ольги Павловны их двоюродный брат, младший сын профессора Нечаева. Выйдя на веранду с домовой книгой в руках, Ольга Павловна увидела четырех человек, из них двое были одеты в солдатскую форму. Она протянула им домовую книгу и сказала:

- Вот, видите, здесь все в порядке, вот записана я, а вот мой муж. Он только недавно приехал из Москвы с работы, очень устал и сразу лег спать, пожалуйста, не беспокойте его.

- Нет, мы должны войти, зажгите свет, - сказали они. Войдя в комнату, она начала зажигать керосиновую лампу, руки у нее невольно задрожали, на что они сразу обратили внимание.

- Бери лампу и веди нас на чердак, - приказали они. Ольга Павловна взяла лампу и пошла вперед. Двое сотрудников НКВД пошли за нею, а двое остались внизу.

- Не надо, здесь он! - закричал один из оставшихся.

Все вернулись в комнату, и Ольга Павловна увидела, что в келье отца Феодора около его кровати стоят двое военных и расталкивают его. Когда он встал во весь рост, они невольно отступили. Он стоял перед ними светлый, в белом подряснике, с очень бледным, но спокойным лицом, крайне исхудавший за время своего затворничества и постничества.

Повернувшись к Ольге Павловне, один из сотрудников НКВД выхватил револьвер и, направив на нее, закричал:

- А ты еще укрывательством занимаешься! Знаешь, как по военному времени ответишь за это?!

Но Ольга Павловна не испугалась и закричала на них:

- Как?! вы отнимаете у меня моего родного брата, да еще смеете на меня кричать?! Что же, я не имею права принимать его у себя, если я ему обязана всем... даже своим образованием?!

После этих слов сотрудник НКВД опустил револьвер, а другой, обратившись к отцу Феодору, выкрикнул:

- Ах ты!., сколько я машин загонял, разыскивая тебя!

Затем они стали обыскивать отца Феодора; выворачивая карманы, они нашли у него исписанный мелким почерком листок бумаги. Отец Феодор вырвал у них из рук этот листок и на их глазах разорвал его на мелкие клочки и, раскидав по полу, сказал:

- Это вам нельзя читать, это переживания человека, которые, кроме меня, никто не должен знать.

Сотрудники НКВД пришли в ярость и выхватили револьверы. Ольга Павловна стала их успокаивать и увещевать, что это исповедь, которую священник обязан сохранить в тайне.

Они попросили ее выйти из комнаты, так как решили приступить к личному обыску и раздеть священника донага. Перед уходом Ольги Павловны отец Феодор тихо сказал ей:

- Ты ничего не знаешь.

Обыскав священника, они разрешили ему одеться. Ольга Павловна вошла в комнату, и начался обыск дома, который продолжался до пяти часов утра. Сотрудники НКВД перелистывали и трясли каждую книгу.

- Вот сколько икон понавесили, моя мать давно выбросила из своей хаты все иконы, хоть и старая уже, - сказал один из офицеров НКВД. Отец Феодор сказал на это:

- Ну что же, остается ее только пожалеть, что на старости лет она потеряла разум.

Это услышал сотрудник НКВД и, перехватив сочувствующие взгляды молодых солдат, обращенные на священника, с яростью закричал:

- Ты что тут пропагандой занимаешься! Как смеешь еще разговаривать!

Отец Феодор на это спокойно ответил:

-Я не разговариваю, а отвечаю на то, что вы говорите.

Они стали обыскивать нижние ящики книжного шкафа. В одном из них хранился в футляре наперсный деревянный крест с распятием из золота. Он принадлежал другу отца Феодора иеромонаху Косме, который перед тем как отправиться в ссылку, отдал его Ольге Павловне на хранение. Увидев крест, сотрудник НКВД, не говоря ни слова, положил его карман и протянул руку к серебряной дарохранительнице, стоявшей на столике у окна рядом с кроватью отца Феодора. Заметив это движение, отец Феодор решительно сказал:

- К этому вы не смеете прикасаться, это Святые Дары!

Он сказал это таким решительным тоном, что рука того невольно опустилась.

Затем они перешли в комнату Ольги Павловны и стали что-то искать в стоявшем под образами шкафчике. На его верхней полке они увидели маленький золотой крестик, который Ольга Павловна не носила из-за того, что оборвалась цепочка. К нему уже протянулась рука, но она сурово сказала, что в этом шкафу все вещи принадлежат ей, и они прекратили обыск и расхищение.

Затем они вывели иеромонаха Феодора на веранду и стали осматривать содержимое шкафа, откуда вынули и забрали все фотографии, все письма отца Феодора из заключения, зарисовки, сделанные им в лагере, его студенческую фотографию, две фотографии отца Космы. В шкафу находились также разные портреты совершенно незнакомых Ольге Павловне людей. Она объяснила им, что изучала фоторетушь и этим подрабатывала, но они все же вытащили все портреты и положили на большой стол, за которым сидел отец Феодор. Ольга Павловна увидела в руках сотрудника НКВД, несшего эти портреты, большой конверт оранжевого цвета, которого у них раньше не было. Сотрудник НКВД с отвратительной усмешкой вынул из него портрет Гитлера с немецкой надписью.

- А что это такое? - спросил один из них отца Феодора.

- Я не знаю и никогда в жизни этого не видел.

Ольга Павловна поняла, что они решили устроить провокацию и, не найдя при обыске ничего предосудительного, подсунули этот конверт.

Сестра предложила отцу Феодору покормить его, но он отказался и попросил их, чтобы ему дали возможность помолиться перед уходом.

- Только смотри, чтобы это недолго было, - согласились они. Но вскоре, собравшись все в одну комнату в доме, грубо сказали:

- Ну, собирайся, шевелись, пойдем!

Ольга Павловна в ответ решительно заявила, что они обязаны выполнить данное обещание и позволить брату помолиться. Они нехотя согласились, но прибавили:

- Только по-быстрому.

Отец Феодор надел полумантию и отслужил в комнате молебен перед Казанской иконой Божией Матери, перед которой когда-то Ольга Павловна молилась, чтобы дать ответ на вопрошение брата, по какому пути идти. Двери в этой комнате не было, и сотрудники НКВД наблюдали за ним из соседней комнаты.

Помолившись, отец Феодор подошел к платяному шкафу, достал из него свою зимнюю ватную рясу, скуфью, которые хранились у Ольги Павловны, так как ему все время приходилось ездить в штатском, чтобы не подводить людей, у которых он бывал, и надел. При виде этого один из сотрудников НКВД закричал:

- Это еще что за маскарад?

На это отец Феодор с достоинством спокойно ответил:

- Это не маскарад, я счастлив, что могу наконец надеть одежду мне подобающую.

Затем он подошел попрощаться с сестрой, которая в это время горько заплакала, поцеловал ее и сказал:

- Глупенькая, ну что ты плачешь, радоваться надо, а не плакать!

Услышав эти слова, она открыла глаза и увидела перед собой светлое, совершенно преображенное, сияющее радостью его лицо.

Отца Феодора вывели из дома, перед крыльцом стояла легковая машина. Прежде чем сесть в нее, он обернулся, перекрестил широким крестом сестру и весь дом, потом сел в машину и был увезен в тюрьму.

Допросы начались на следующий день после ареста.

- За какие преступления вы были арестованы органами ОГПУ в 1933 году? - спросил следователь.

- В 1933 году я был арестован по обвинению в принадлежности к церковной группировке. Но виновным себя в предъявленном мне обвинении я не признал, - ответил иеромонах Феодор.

- Кто, кроме вас, в 1933 году был привлечен к судебной ответственности из числа ваших сообщников в антисоветской церковной группировке?

- Как на следствии, так и на суде мне не были предъявлены материалы обвинения, а поэтому я абсолютно не знаю, кто привлекался вместе со мной и были ли такого рода привлечения.

- Чем вы занимались в Завидове и на какие средства жили?

- В период своего проживания в Завидове я выезжал к своей сестре и получал у нее чертежно-художественную работу. Несколько раз я ездил в Волоколамский район, где я проживал по нескольку дней у своих знакомых в селах Гряды, Амельфино, Лысово и в самом Волоколамске. Мои знакомые поддерживали меня материально.

- Назовите ваших знакомых, у которых вы останавливались в селах Волоколамского района и в Волоколамске после того, как вам было запрещено пребывание в Московской области.

- Я считаю невозможным называть этих людей и впутывать их в свое следственное дело и поэтому называть их не хочу.

- Несмотря на то, что вы разоблачены как враг народа и советской власти, вы вместо откровенных признаний своей вины решили следствию оказывать сопротивление. Мы предупреждаем вас, что это бесполезная затея, так как вы будете разоблачены.

Затем допрос был прерван, по-видимому, были применены пытки, после чего следователь спросил:

- Состояли ли вы на учете как военнообязанный?

- До декабря 1940 года, а затем с военного учета я был снят по болезни. В декабре в Завидове я проходил переучет и был признан годным к несению нестроевой службы, и мне был выдан на руки военный билет, который отобрали во время обыска и ареста.

- Вам было известно, что согласно указу Президиума Верховного Совета Союза СССР 1905 год, в котором вы родились, мобилизуется на войну с фашистской Германией?

- Да, это мне известно было.

- Явились ли вы в военкомат, в котором состояли на учете как военнообязанный?

- Нет, не явился.

- Значит, вы уклонились от мобилизации и службы в Красной армии и стали дезертиром?

- Живя в Завидове до 24 июня 1941 года, я никакого мобилизационного листка не получил и поэтому выехал в город Волоколамск, договорившись со своей хозяйкой, что в случае вызова меня по мобилизации в военкомат она мне об этом сообщит.

- Сообщили ли вы в местный военкомат, на учете которого состоите как военнообязанный, куда и по каким делам вы выезжаете?

- Нет, такого сообщения я не сделал.

- Значит, зная, что ваш год подлежит мобилизации и что вы, может быть, будете также мобилизованы, вы без разрешения военкомата уехали с прежнего места жительства, правильнее говоря, дезертировали от военной службы в военное время?

- Злого умысла у меня не было, и поэтому дезертиром я себя не считаю.

- Как вы можете так нахально врать, отрицая свое дезертирство? Ведь мобилизация началась 23 июня, а вы из Завидова уехали 24 июня 1941 года. Разве это не дезертирство?

- Я отрицаю свое умышленное уклонение от службы в Красной армии. Уезжая из Завидова на несколько дней, я предполагал вернуться, но, приехав в Волоколамск, не мог выехать из-за создавшихся трудностей.

- Куда вы выехали из Волоколамска?

- Из Волоколамска я выехал в город Каширу.

- Сколько времени вы прожили в Кашире?

- В Кашире я был только один день - 27 числа. Из Каширы уехал к своей сестре Ольге Павловне Богоявленской, проживающей в Востряково. 29 июня 1941 года я прибыл в Москву и пытался достать билет на проезд в Завидово, но билет я не достал и вернулся к сестре.

- Назовите фамилии, имена и отчества лиц, у которых вы проживали в Волоколамске, Кашире и Москве.

- Я считаю для себя нравственно невозможным называть следствию лиц, у которых я проживал, и на этот вопрос давать ответ отказываюсь.

- Вы после того, как вам было запрещено пребывание в Московской области, приезжали в город Москву?

- Да, после того как получил запрет на проживание в Московской области, я раз десять приезжал в Москву и каждый раз жил два-три дня.

- Зачем вы ездили в Москву?

- В Москву я заезжал проездом и останавливался у своих московских знакомых, некоторых из которых я исповедовал у них на дому.

- Назовите этих ваших знакомых.

- На этот вопрос я давать показания отказываюсь и называть своих знакомых, у которых я в Москве останавливался, не буду.

- Вы арестованы за проводимую вами организованным путем антисоветскую работу и по этому вопросу на следующем допросе вам придется давать развернутые показания, а сейчас допрос прерывается.

Следствие велось сначала в Москве, а затем, когда немцы стали стремительно приближаться к столице, иеромонах Феодор вместе с другими заключенными в московских тюрьмах в конце июля 1941 года был перевезен в Саратов. Отца Феодора ежесуточно в течение долгого времени вызывали на допросы ночью, не давали спать, а на допросах беспощадно избивали и топтали ногами. Однажды его приволокли с допроса в камеру с лицом, превращенным в одну кровавую массу, у него была вырвана часть бороды вместе с кожей. От него требовали, чтобы он назвал всех своих духовных детей и людей, с которыми близко общался. Понимая, какой вред это может им принести, отец Феодор отказался называть их имена.

- Вам предъявлено обвинение в том, что вы, находясь на нелегальном положении, являлись одним из руководителей контрреволюционной организации церковников и проводили антисоветскую пораженческую агитацию. Вы признаете себя в этом виновным? - спросил следователь.

- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, так как выдвинутое мне обвинение является необоснованным, - ответил священник.

- Вы напрасно пытаетесь скрыть от следствия свою преступную деятельность. Следствие располагает вполне проверенными неопровержимыми материалами, изобличающими вас в антисоветской работе. Намерены ли вы после этого говорить правдиво следствию о своей преступной работе?

- Никакой преступной антисоветской деятельности я не вел и, следовательно, никакие материалы, свидетельствующие о такой деятельности, мне не известны.

8 сентября закончился отведенный законом срок следствия, и следователи испросили у прокурора разрешение на его продление, мотивируя тем, что «по делу необходимы дополнительные допросы арестованного с целью вскрытия его антисоветской работы и связей». Затем допросы с применением избиений и пыток возобновились.

- Какие связи вы имеете по Москве и по другим городам Советского Союза?

- Связей у меня никаких нет, но в Москве и в других местах у меня имеются знакомые.

- Назовите фамилии и адреса ваших знакомых.

- Поскольку эти знакомства носят личный характер, я назвать их фамилии и адреса не считаю возможным.

- Вы не желаете назвать фамилии и адреса ваших знакомых, потому что они являются вашими соучастниками по контрреволюционной деятельности. Так ведь?

- Нет, не так. Я не хочу, чтобы в моем следственном деле фигурировали знакомые, которые даже не принадлежат к священнослужителям.

- При вашем аресте вы уничтожили какую-нибудь записку?

- Да, во время моего ареста я разорвал одну записку, которую мне прислала одна из моих знакомых.

- Назовите фамилию этой знакомой.

- Фамилию этой знакомой я также назвать не могу.

- Следствие вас предупреждает, что за провокационное поведение на следствии, выражающееся в отказе назвать свои связи, вы понесете большее наказание. Поэтому еще раз предлагаем назвать этих лиц.

- Я не считаю провокационным поведением то, что не желаю назвать своих знакомых.

За время, дополнительно отведенное для ведения следствия, следователи ничего не добились, и следствие было продлено еще на месяц.

- Когда вы встали на путь борьбы с советской властью? - спросил следователь.

- Я никогда не вел борьбы с советской властью и считаю это несовместимым с моими религиозными убеждениями, - ответил священник.

- Вы говорите неправду. В марте 1933 года вас судили за контрреволюционную деятельность, значит, сама деятельность началась значительно раньше. Вот вас и спрашивают, с какого времени вы ведете борьбу с советским государством.

- Я не вел борьбы с советской властью, и судили меня в 1933 году неправильно.

- Следствию известно, что вы после выхода из лагеря вновь возобновили работу по созданию контрреволюционной организации под видом создания в Москве и Московской области так называемых домашних церквей.

- Я утверждаю, что и до первого своего ареста, а также и после выхода из лагеря я никакой контрреволюционной работы не проводил и никаких домашних церквей не создавал.

- Вы были знакомы с Давыдовой?

- Да, Давыдову Елизавету Никифоровну я знаю.

- При каких обстоятельствах вы познакомились с Давыдовой?

- С Давыдовой я познакомился в селе Ивановском Московской области Волоколамского района, где я был священником, и куда приезжала Давыдова.

- Зачем приезжала Давыдова в село Ивановское?

- Зачем приезжала Давыдова в село Ивановское, я не знаю. Могу сказать только, что она заходила несколько раз в церковь, где я с ней познакомился.

- Вы бывали на квартире Давыдовой в Москве?

- Да, у Давыдовой я бывал раза два-три. К Давыдовой я заходил потому, что ее отец портной и он мне переделывал пальто.

- А Сольдину вы знали?

- Да, Евгению Алексеевну Сольдину я знаю.

- При каких обстоятельствах вы познакомились с Сольдиной?

- С Сольдиной я познакомился в 1938 или 1939 году в селе Ивановском, куда она приехала к знакомому священнику, но, узнав, что этот священник уже в церкви не служит, обратилась ко мне с просьбой отслужить панихиду по умершему отцу. На этой почве у меня и возникло знакомство с Сольдиной.

- Вы в Москве бывали у Сольдиной?

- Да, к Сольдиной на квартиру я заходил несколько раз.

- Зачем?

- Приезжая в Москву за продуктами, я иногда заходил к Сольдиной отдохнуть, попить чаю.

- Давыдова с Сольдиной знакомы?

- Да, знакомы.

-Они приезжали к вам в село Ивановское вместе?

- Не помню.

- А как часто ездили Давыдова и Сольдина в село Ивановское?

- Как Давыдова, так и Сольдина приезжали в село Ивановское два-три раза.

- Зачем?

-Давыдова и Сольдина приезжали молиться, других причин я не знаю.

- На каком расстоянии находится село Ивановское от Москвы?

- От Москвы до Волоколамска сто двадцать километров и от Волоколамска до села Ивановского километров пять.

- Так какой же смысл ехать молиться за сотни километров, когда и в Москве есть достаточное количество церквей?

- Я лично думаю, что в силу большой загрузки московских священников они не могли уделять каждому достаточно времени, а у меня они могли отслужить панихиду и другие религиозные обряды. - Бывая на квартирах Давыдовой и Сольдиной, кого вы там встречали?

- Не помню, чтобы кого-нибудь встречал.

- Вы говорите неправду. Следствию известно, что, бывая на квартирах Давыдовой и Сольдиной, вы там встречались с другими лицами и проводили с ними контрреволюционные совещания. Теперь вспомнили?

- Я утверждаю, что никаких контрреволюционных совещаний я на квартирах Давыдовой и Сольдиной не проводил. Что же касается встреч с другими лицами на указанных квартирах, то я таких случаев не помню.

- Следствие рекомендует вам «вспомнить», с кем вы встречались на квартирах Давыдовой и Сольдиной.

- Я не помню, чтобы на квартирах Давыдовой и Сольдиной были посторонние лица.

- Вы намеренно скрываете лиц, с которыми встречались у Давыдовой и Сольдиной, потому что связаны с ними по контрреволюционной деятельности. Так ведь?

- Нет, не так. Никого я не скрываю. Я просто не помню, встречался ли с кем-либо на квартирах Давыдовой и Сольдиной, так как не придавал этому никакого значения.

- Когда вы официально остались без места?

- В декабре 1940 года мне выдали новый паспорт с запрещением проживать в пределах Московской области, таким образом, я должен был выехать из села Язвище, где я был священником.

- С декабря 1940 года по день вашего ареста чем вы занимались?

- Через своих знакомых, проживавших в Москве, а также через свою сестру я получал работу по графике, ретушировке портретов и тому подобному, этим и занимался.

- А церковной деятельностью вы в этот период занимались?

- Нет, не занимался.

- Значит, вы утверждаете, что с декабря 1940 года по день вашего ареста занимались художественной работой, которую получали через своих знакомых?

- Да, это именно так.

- Назовите ваших знакомых, которые давали вам художественную работу.

«На этот вопрос обвиняемый дал столь контрреволюционный ответ, что я его не записал», - написал в протоколе следователь и продолжил допрос.

- Вы отказываетесь назвать своих знакомых, которые вам якобы давали художественную работу, потому что таких знакомых не существует в природе.

- Нет, такие знакомые есть, но говорить о них я не могу.

- Вы были знакомы с Грошевой?

- Больше никаких своих знакомых я следствию называть не буду, потому что они знали, что я являюсь священником и что мне был запрещен въезд в Москву, а они, зная об этом, тем не менее меня принимали и давали мне возможность ночевать. Я прекрасно понимаю, что их за это могут привлечь к ответственности, и поэтому фамилии их назвать отказываюсь. Но одновременно с этим я утверждаю, что никакой контрреволюционной деятельностью я с ними связан не был.

В течение месяца шли допросы, и 9 ноября 1941 года был составлен очередной протокол.

- Вы намерены рассказывать о своей антисоветской деятельности?

- У меня никакой антисоветской деятельности не было, и поэтому мне нечего рассказывать.

- Вы намерены назвать своих соучастников по антисоветской деятельности?

- У меня не было антисоветской деятельности, и поэтому соучастников никаких нет.

- В 1933 году, когда вас арестовали в первый раз, вы на следствии назвали своих соучастников?

- Мне тогда такого вопроса не ставили.

- Хорошо. Тогда назовите их сейчас.

- Так как антисоветской деятельностью я не занимался, поэтому и никаких соучастников у меня не было.

- Вы как и в 1933 году, так и сейчас пытаетесь скрыть своих соучастников по контрреволюционной деятельности. Еще раз предлагаем назвать таковых.

- Больше ничего показать не могу.

- Следствию известно, что одним из видов вашей контрреволюционной работы была агитация против службы в Красной армии.

- Я это отрицаю. Никогда такой агитации не проводил.

- Вы должны были явиться в призывной пункт, когда фашистская Германия напала на Советский Союз?

- Так как мой год подлежал призыву, то в военкомат я должен был явиться.

- Почему же вы выехали с места призыва?

- С места призыва я выехал потому, что желал справить свои христианские обряды, а именно исповедаться и причаститься.

- Ну, а потом почему не явились на место призыва?

- Потому что не давали билетов из Москвы до Завидова.

- Сколько километров до Завидова?

- От Москвы до Завидова сто двадцать километров.

- Почему же вы не пошли пешком?

- Мне и в голову этого не пришло.

- А почему же вы не обратились в первый попавшийся военкомат, чтобы он вам помог выехать к месту призыва?

- Я боялся идти в военкомат, потому что не имел права проживать в Москве и Московской области.

- Вы читали воззвание Московского митрополита Сергия, в котором он призывал верующих идти служить в Красную армию?

- Да, такое воззвание я читал.

- Значит, по закону вы должны были явиться на призывной пункт, плюс к этому же вас призывала и церковь, и все-таки вы не явились.

- Да, не явился и в этом признаю себя виновным.

- Почему же все-таки вы не явились?

- На призывной пункт я не явился по причинам, изложенным выше.

- Ваши доводы неявки в военкомат для призыва слишком неубедительны. Вы не явились на призыв, потому что, являясь врагом, не хотели защищать Советский Союз, так ведь?

- Нет, это не так. Справив свои христианские обряды, я готов был явиться на призыв, но не смог, так как не мог достать билета для проезда к месту призыва.

Следствие по делу иеромонаха Феодора продолжалось около двух лет. К февралю 1943 года благодаря его стойкой позиции были освобождены все, кто привлекался по делу вместе с ним и у кого он останавливался, бывая в Москве, и начальство НКВД, ознакомившись с материалами дела, предложило начать новое следствие - на этот раз по обвинению в дезертирстве.

3 февраля 1943 года следователь вызвал иеромонаха Феодора на очередной допрос.

- Вам предъявляется дополнительное обвинение в том, что вы с целью уклонения от призыва в Красную армию по мобилизации проживали на нелегальном положении, то есть совершили преступление, предусмотренное статьей 193-й пункт 10 «а» УК РСФСР. Признаете ли себя виновным в этом?

- Виновным я себя в уклонении от призыва в Красную армию не признаю. Могу признать себя виновным только в том, что я в период мобилизации без разрешения Завидовского райвоенкомата, в котором состоял на учете, выезжал к сестре, чтобы повидаться, зная о том, что мой год призывной и я могу быть призван в Красную армию. У сестры я рассчитывал пробыть дня два, а потом возвратиться обратно к месту, где состоял на воинском учете. Ввиду того, что билета для проезда я достать не смог, не смог и выехать на место жительства. В результате чего я прожил у сестры на станции Востряково дней семь или восемь, где и был арестован.

- Ваш ответ неубедительный, стараетесь скрыть от следствия действительность! Намерены ли вы давать правдивые показания по поводу уклонения от призыва в Красную армию, так как к сестре вы поехали не с целью повидаться, а с целью уклониться от призыва в Красную армию. Так ли это?

- Уклониться от призыва в Красную армию я цели не имел, а к сестре ездил, чтобы повидаться, где и задержался ввиду того, что не мог достать билет для проезда. А потому повторяю, что виновным себя в предъявленном обвинении в уклонении от призыва в Красную армию по мобилизации не признаю.

В начале июня 1943 года следствие было закончено и составлено заключение, в соответствии с которым отец Феодор обвинялся в том, что «вел антисоветскую агитацию и уклонился от службы в Красной армии... виновным себя не признал. Изобличается специальными материалами». Следователи предполагали приговорить иеромонаха Феодора к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Но когда документы поступили на заключение руководства НКВД и прокуратуры, мнения разделились, прокурор предложил ограничить наказание пятью годами ссылки. 26 июня Особое Совещание при НКВД постановило приговорить иеромонаха Феодора к пяти годам ссылки в Красноярский край. После приговора священника перевели из Саратовской тюрьмы № 1 в город Балашов Саратовской области в тюрьму № 3. Суровые условия длительного тюремного заключения и пытки сокрушили здоровье священника. Иеромонах Феодор (Богоявленский) скончался в тюрьме в городе Балашове 19 июля 1943 года и был погребен в безвестной могиле.

Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

Игумен Дамаскин. «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия». Тверь, Издательство «Булат», т.1 1992, т.2 1996, т.3 1999, т.4 2000, т.5 2001. Источник: https://azbyka.ru/days/sv-feodor-bogojavlenskij-ieromonah

Сщмч. Васи́лия Константинова-Гришина, пресвитера (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

14 марта

ЖИТИЕ

Священномученик Василий родился 23 декабря 1874 года в селе Выползово Курмышского уезда Симбирской губернии (ныне Порецкого района Чувашии) в семье крестьянина Матвея Гришина.

История получения Василием двойной фамилии такова. В детстве он ухаживал за одним состоятельным односельчанином, который был бездетный. Он так полюбил Василия, что предложил ему взять его фамилию и стать его наследником. Фактически по документам фамилия Василия Константинов, но народ в селе звал по фамилии отца - Гришин. В следственном деле за 1933 год значится фамилия Гришин, а в деле за 1937 год - двойная фамилия.

С 1908 года Василий служил псаломщиком в селе Чаадаевка Ардатовского уезда Симбирской губернии, в 1911 году был перемещен в село Мариополь Карсунского уезда, в 1916 году - в село Сыреси Алатырского уезда. Духовное образование Василий получил окончив пастырские курсы. В 1919 году был рукоположен в сан диакона, а в 1923 - в сан священника. В 1926 году отец Василий был лишен избирательных прав как служитель культа. К 1933 году служил отец Василий в родном селе Выползово.

2 января 1933 года председатель Антипинского сельсовета выступил в качестве свидетеля и показал следующее:

«В Антипинском с/совете существует кулацкая группировка, ставящая целью развал колхозов изнутри во всех селениях Антипинского с/совета и занимающаяся активной антисоветской деятельностью. Во всех 3-х селениях имеются колхозы, но ввиду того, что кулаки пролезли и в колхоз, колхозы не растут, а наоборот есть тенденция к выходу из колхозов. Всей этой кулацкой группировкой руководит поп села Выползова Гришин Василий Матвеевич через близко к нему стоящих женщин». Нашлись и другие лжесвидетели из односельчан, давшие следствию «правдивые показания».

16 января 1933 года священник Василий был арестован и заключен под стражу в тюрьму города Алатырь. В тот же день состоялся допрос, на котором священник отвечал:

«В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю и по существу дела показываю: антисоветской агитацией я не занимался и ни с кем ни в какие разговоры не вдавался, а наоборот как церковник всегда держался аполитично. Кулацкой группировкой я не руководил. Больше показать не имею, показания мои с моих слов записаны верно и мне прочитаны, об окончании следствия мне объявлено, в чем и расписуюсь».

31 января тюремный врач после осмотра составил медсправку на заключенного священника где отметил: «Слабость сердечной мышцы, склероз сосудов, незначительный отек ног, хронический ревматизм. Заключение: инвалидность 3 группы с утратой трудоспособности. Пешком следовать на большое расстояние не может (на небольшое - 5 км может)».

Было предъявлено обвинительное заключение по статьям 58-10 и 58-11 УК, составленное на основании показаний лжесвидетелей. В нем говорилось: «Начиная с 1930 года в районе Антипинского сельсовета Порецкого района ЧАССР существовала организованная кулацкая группировка, ставящая своей целью развал колхозов изнутри в селениях дер. Антипинка, Бредовка и Выползово Антипинского сельсовета и срыва проводимых правительством хозяйственно-политических кампаний на селе, в особенности: хлебозаготовок, заготовок технических культур и мобилизации средств.

Гришин Василий Матвеевич, поп, являясь руководителем этой кулацкой группировки, через близко стоящих к нему женщин Агафонову Пелагею, Гришину Любовь и др. распространял а/с агитацию. Все члены группировки часто собирались у снохи попа Гришиной Любови и последняя, получая известные задания от попа Гришина Василия, агитировала среди населения против проводимых мероприятий. Кроме того, сам Гришин Василий проводил открытую а/с агитацию, говоря: «Скоро власть перевернется. Советской власти не будет. Поэтому в колхоз не надо вступать».

Поп Гришин Василий, будучи в доме у члена этой группы Агафоновой Татьяны говорил: «Все государства обрушились против коммунистов. Скоро советскую власть сшибут. Тогда коммунисты все разбегутся и не будет колхозов».

После допроса поп Гришин, приходя в арпомещение среди арестованных начал агитировать следующими словами: «Сейчас что бы ни творилось в СССР, истина возьмет свое. Так пишет Евангелие. Тиранство это ненадолго. Какой меркой они нас мерят, такой и им отмерится Святой церковью никогда непоколебимой».

В мае месяце 1932 года поп Гришин около кузницы в присутствии гражданина Козлова Петра и других говорил: «Колхоз есть барщина. В колхозе у крестьянина отнимают волю и собственность. Но это еще ладно. Но плохо то, что работай день и ночь, а больше куска хлеба не получишь».

Один колхозник-коммунист показал: «…в силу этих лиц ведущие антиколхозную агитацию граждане с. Выползово и боятся идти в колхоз указанных лиц я прошу органы О.Г.П.У. удалить из пределов нашей Республики и тогда граждане все как один войдут в колхоз».

25 марта того же года следственное дело «за недостаточностью данных для привлечения к ответсвенности» было прекращено и отец Василий и другие арестованные по данному делу были освобождены.

Священник Василий продолжил служение у престола Господня. Некоторое время священник служил в селе Напольном Порецкого района. Новая волна репрессий застала отца Василия на священническом служении в селе Кудеиха того же района. 22 октября 1937 года отец Василий был подвергнут обыску и аресту. Первое время он содержался в Порецком райотделе НКВД, затем был доставлен в Алатырскую тюрьму № 3 НКВД ЧАССР.

На допросе состоявшемся 22 октября 1937 года священник показал:

Вопрос - Вы состояли в контрреволюционной организации и занимались распространением контрреволюционной агитации среди населения, направленной против существующего советского строя. Следствие предлагает Вам рассказать, конкретно кто состоял в Вашей контрреволюционной организации, назовите их фамилии и имена и расскажите о ихних связях и агитации?

Ответ - В контрреволюционной организации я ни в какой не состоял и не состою, не знаю и понятия не имею что за организация, антисоветской агитацией не занимался и не занимаюсь и говорить мне не о чем.

- Следствие Вам напоминает, что Вы имели тесную связь с кулаками Гамаюновым Василием Ивановичем, Агафоновым Иваном Семеновичем, священниками: Храмцовым, Воскресенским, Покровским, Вели совместно антисоветскую агитацию, скажите признаете ли Вы это?

- Не признаю и признать не могу.

- Вы говорите, что не занимались антисоветской агитацией тогда как следствием установлено, что Вы 27/XII-1933 года в доме церковного старосты распространяли антисоветскую агитацию против соввласти, признаете ли Вы это?

- В дому церковного старосты я совершенно не был и агитации против соввласти никогда не вел.

- Также следствию известно, что Вы служа в церкви перед народом говорили проповедь про князей Бориса и Глеба, выставляли их за истинных защитников народа и добавили, «мы должны их помнить и стоять за религию, а не за безбожников» За что Вас хвалили верующие, скажите, признаете ли Вы это?

- Проповедь в церкви про Бориса и Глеба я никогда не говорил.

- Вы служа в Напольновской церкви и когда Вас Ардатовский РИК обложил налогом в 1000 рублей, Вы объявили верующим, а когда верующие Вам собрали указанную сумму то Вы присвоили себе и уехали, признаете ли Вы это?

- В Напольном я служил 22 дня, меня действительно Ардатовский Рик облагал подоходным налогом, точно на какую цифру не помню, на девятьсот с чем-то рублей, денег у верующих для уплаты налога не брал и не просил, а уплатил свои, после уплаты налога я сразу заявил в сельсовет что служить не буду и ушел, но не убег самовольно, потому такой вопрос признать не могу.

- Скажите следствию сколько раз и когда Вы бывали у Алатырского епископа и зачем к епископу ездили?

- У Алатырского епископа я был всего как я помню два раза всего. Первый раз у епископа я был в 1933 году ездил за получением благословения выйти из его епархии и поступить в другую Мордовской области. Второй раз у епископа я был в марте месяце 1937 года ездил за разрешением, чтобы снова поступить в Напольное.

- Будучи Вы у архиерея в городе Алатыре в 1933 году и по приезду в Порецкий район кулаку Гамаюнову Василию Ивановичу Вы говорили: «мне передал архиерей, что служи и помни, что гонения на церковь продлятся не более 2-3-х лет, народ скажет, так существовать нельзя, Россия вымирает от голода, колхозники скажут, довольно нас тиранить иностранные государства и те, хотят взяться за большевиков», признаете ли Вы это?

- Это я не признаю.

Обвинялся священник Василий Константинов-Гришин по одному следственному делу со священномучеником Димитрием (Воскресенским) и священником Михаилом Храмцовым. Этих священников связывали узы духовного родства и близость проживания давала возможность часто встречаться и поддерживать отношения.

30 декабря 1937 года тройкой НКВД ЧАССР все трое были приговорены к 10 годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Отбывал срок наказания отец Василий в Алатырской ИТК до 1941 года, когда был этапирован по наряду ГУЛАГа. Находясь в заключении в Темниковском лагере в Мордовии, священник Василий Константинов-Гришин умер 14 марта 1943 года и был погребен в безвестной могиле на лагерном кладбище.

Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-konstantinov-grishin

Сщмч. Николая Тохтуева, диакона (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

17 мая

ЖИТИЕ

Священномученик Николай родился 9 мая 1903 года в заводе Бымовский Осинского уезда Пермской губернии[a] в крестьянской семье. Род Тохтуевых происходил от крещеных татар, которые поселились здесь в первой половине ХVIII века; это были потомственные кузнецы, отличавшиеся в своем деле большим мастерством. Прадед Николая Тохтуева, Осип Антипович, мог исправить такую поломку, которую в то время никто из бымовских кузнецов исправить не мог. Но, как среди многих мастеровых, в их среде тогда был широко распространен грех винопития. Погрешал этим и дед Николая, Николай Осипович; до пятидесяти лет это был прекрасный кузнец и добропорядочный человек, но, поработившись страсти, он подорвал свое здоровье и вскоре умер. Видя с детства, к чему приводит человека грех пьянства, отец Николая, Василий Николаевич, дал Богу обет не пить ни капли ничего хмельного – и выдержал его в течение всей своей долгой жизни.

Первое представление о книжном учении Василий получил от местного псаломщика, обучившего его грамоте, затем окончил сельскую школу. Огромное влияние на его воспитание оказала его мать, Мария Федоровна, женщина благочестивая, начитанная, воспитавшая Василия в строго религиозном духе и привившая ему любовь к чтению духовных книг. Сельская молодежь любила тогда собираться на вечеринки, но Василий лишь изредка посещал их, предпочитая им беседы на духовные темы со своим благочестивым другом, Василием Коноплевым[b].

Василий Николаевич женился, когда ему исполнилось восемнадцать лет. В тридцать пять лет он овдовел, оставшись с четырьмя детьми, и женился на дочери священника Матвея Цветова, Марии, которой было тогда тридцать лет. У Марии Матвеевны с Василием Николаевичем родилось шесть детей.

Василий Николаевич был трудолюбивым земледельцем и хорошим хозяином, на своем поле он добился значительных урожаев, позволивших ему поправить хозяйство и выстроить новый дом. В тридцать лет крестьяне избрали его волостным старшиной и затем выбирали на эту должность четыре раза в течение двенадцати лет. На этом посту он стал известен как энергичный и справедливый человек, заботящийся о нравственном и материальном благосостоянии крестьянского общества. Узнав, что богатый мужик из соседнего села едва ли не до смерти бьет свою жену, он неожиданно застал его как раз в тот момент, когда тот собирался приступить к этому занятию; мужик пытался оправдаться, но Василий Николаевич спокойным тоном ему заявил, что если он хоть пальцем тронет свою жену впредь, то по приговору волостного правления ему будет устроена за избиение жены публичная порка. Стыд перед публичным позором отрезвил мужика, и он изменил свою жизнь. Впоследствии он вместе с женой пришел благодарить Василия Николаевича «за науку». Слава о необыкновенном волостном старшине быстро распространилась за пределы волости, и в 1906 году Василий Николаевич был избран в 1-ю Государственную Думу от Осинского уезда. В Думе он не примыкал ни к каким партиям, присматриваясь и осмысливая происходящее, и, когда через три месяца Дума была распущена, он не присоединился к ее революционной части, а уехал домой.

После пребывания в Государственной Думе он стал известным человеком в уезде и был избран в члены Осинской уездной управы. Ему было поручено ведать делами строительства народных школ, библиотек и больниц. Одиннадцать лет он подвизался на этом поприще: под его руководством были построены десятки новых школ, в том числе и большая деревянная школа в Бымовском заводе.

После Февральской революции в 1917 году в стране началась анархия, и многие распропагандированные большевиками солдаты стали собираться под лозунгами социалистических идей в разбойничьи шайки; одна из таких шаек организовалась в Быму. Василий Николаевич был заочно приговорен ею к расстрелу как контрреволюционер. После всенощной под большой церковный праздник его ждали новоявленные революционеры у дома и у церковной ограды, чтобы арестовать и расстрелять, но Василий Николаевич вышел за ограду в другом месте, а затем несколько месяцев скрывался в лесу и дома в подвале в особо устроенном месте, о чем знали даже не все домашние. Затем началась гражданская война, и в село пришли войска Колчака. При их отступлении, наслышанный о беспощадных большевистских расстрелах, Василий Николаевич вместе с сыном Николаем сделал попытку уйти с белыми в глубь Сибири. Отъехав от дома на сто пятьдесят верст и попав на большой Сибирский тракт, он увидел, что по нему движутся десятки тысяч людей, которые непременно должны вскоре, по его представлениям, столкнуться с большими трудностями, потому что некому было организовать для них ни ночлега, ни мест для приготовления пищи. И Василий Николаевич вернулся с сыном домой. Несколько раз большевистские власти его арестовывали, но всякий раз ему удавалось доказать свою невиновность, и его отпускали.

Огромное влияние на воспитание Николая оказала его мать, Мария Матвеевна. Ее глубокая вера в Бога руководила всеми ее поступками. В глазах окружающих она была настоящей подвижницей. Ни разу никто не слышал от нее грубого или раздраженного слова или чтобы она говорила в повышенном тоне. Она была всегда тихая, приветливая и со всеми ровная, из детей никого не выделяла как любимчиков. Она целыми днями трудилась, погруженная во множество повседневных забот, но трудилась с радостью, не зная усталости и не замечая трудностей, что было возможно только непрестанно памятуя о Боге. Вечером она последняя укладывалась спать, потому что по дому нужно было довершить множество дел – что-то сшить, перешить, починить одежду, а ночью, стоя перед иконами на коленях, долго молилась, чаще всего читая Псалтирь. Утром она вставала раньше всех, чтобы успеть растопить русскую печь и испечь хлеб.

Бымовский завод расположен в девяти километрах от Белогорского во имя святителя Николая мужского монастыря, бывшего одним из ярких духовных явлений того времени на Урале, когда верой, трудолюбием, нелицемерным устремлением ко спасению сотен людей, но главным образом чудесной силой Божией, в течение двух десятилетий были воздвигнуты великолепные храмы одного из лучших монастырей России. При своем основании монастырь не имел никаких материальных средств, кроме веры его наместника архимандрита Варлаама и собравшейся вокруг него братии. Основанный в 1897 году в пустынном лесном месте, он скоро стал центром духовного просвещения Урала. Сюда приезжали великие князья, дворяне, крестьяне и рабочие уральских заводов. Число насельников в течение короткого времени выросло до пятисот человек. На вершине горы, откуда открывается вид едва ли не на сто километров округи, был воздвигнут величественный Крестовоздвиженский собор. Дом Божий, претворенный в действительность рукой человеческой, тут соперничал с творением Божиим – прекрасным миром, окружавшим монастырь. Здесь для паломника мир бесконечно великий становился родным и близким – творение Божие, глубочайший смысл жертвы Христовой и ежедневно приносимая Бескровная Жертва.

Одной из достопримечательностей Белогорского монастыря был хор, состоявший почти из ста человек, причем хор исполнял произведения только церковных композиторов, лишенные светских эффектов, и потому его пение создавало глубоко молитвенное настроение в душах молящихся, которых собиралось на праздники многие тысячи. После службы в большой монастырской трапезной паломников кормили, приглашая всех без различия к общему столу. Здесь соседствовали дворяне, крестьяне и нищая братия. Люди обеспеченные предпочитали простую монастырскую трапезу всем излишествам и изыскам своей. Она как будто и была тем благодатным хлебом насущным, только и насыщающим по-настоящему человека, о котором Господь научил учеников просить в молитве. Большой поклонник народного просвещения, архимандрит Варлаам, стремясь сделать доступным книжное знание для живущих вокруг обители крестьян, собрал в монастыре библиотеку из десятков тысяч томов. Белогорский монастырь оказал огромное влияние на окрестное население благочестием и глубоким нравственным и религиозным настроем своих насельников, и до прихода советской власти население этих мест не знало ни воровства, ни иных преступлений.

Близость к монастырю привлекала в Бымовский завод множество паломников, которые приходили помолиться в обитель каждый год на престольные праздники. Мария Матвеевна с любовью принимала их у себя, и во время белогорских торжеств дом Тохтуевых наполнялся паломниками, что оказало большое влияние на детей, познакомив их уже в раннем возрасте с рассказами о святых подвижниках и святых местах из уст очевидцев. И в самом Быму жили люди глубокой веры: благодаря ей они преодолевали все беды и неурядицы.

Через три дома от Тохтуевых жила раба Божия Ольга Ивановна, она была женой кузнеца – пьяницы и дебошира. Ольге Ивановне приходилось переносить много обид от своего мужа, который ее беспощадно бил и издевался над ней. Бывало так, что он намеренно приводил в дом любовницу и приказывал Ольге Ивановне ухаживать за ней и угощать. В ответ он никогда не слышал никаких возражений. Она только, точно какая блаженная, скажет: «Слушаю, Яков Агафоныч. Сделаю, Яков Агафоныч».

Ольга Ивановна была человеком глубокой веры и несомневающегося упования на Господа. Во всех трудных обстоятельствах, которых у нее было немало, она обращалась к Господу и Его святым. Однажды ее муж пришел домой ночью пьяным и уже на дворе разбушевался. Ольга Ивановна, не зная, как справиться с буйством мужа, попросила святителя Николая: «Никола-угодник, что-то я себя сегодня плохо чувствую, больная вся. Отведи его руку». А муж в это время вошел в дом, снял тулуп и приготовился бить жену. Занес над ней кулаки – и вдруг в окно постучали. Он бросился посмотреть – нет никого. Он снова стал приступать к жене с кулаками – снова раздался стук в окно, но только уже сильнее. Он опять глянул в окно – нет никого. От охватившего его страха он мгновенно протрезвел, велел жене подать ужин, а затем, не сказав ни слова, лег спать.

Благочестие родителей, близость подвижнического миссионерского монастыря и частое присутствие на монастырских службах оказали на Николая Тохтуева огромное влияние. В 1916 году он окончил двухклассное училище в Быму и на следующий год поступил в училище псаломщиков при Архиерейском доме в Перми. По окончании в 1919 году училища, Николай был назначен псаломщиком в Свято-Троицкую церковь в селе Ашапа. 14 мая 1922 года он был рукоположен во диакона к этой церкви, в 1923 году направлен служить в Петропавловскую церковь села Уинского, в 1924 году переведен в Николаевскую церковь в селе Кыласово. В это время у диакона Николая открылся красивый и мощный бас, какого не было ни у одного из диаконов Кунгура и Перми, и 26 января 1925 года епископ Кунгурский Аркадий (Ершов)[c] позвал его служить в градо-Кунгурский Успенский кафедральный собор. Владыка полюбил диакона Николая за его простоту, добродушие и нестяжательность. В 1925 году в Неделю Православия диакон Николай был возведен в сан протодиакона и награжден двойным орарем.

Все двадцатые и последующие годы сотрудники ОГПУ вели наблюдение за священнослужителями: одних арестовывали, других склоняли к сотрудничеству, третьих принуждали к оставлению служения в храме.

Случайный свидетель, деревенский подросток, в мае 1931 года показал, что был в кунгурской церкви на праздник Успения Пресвятой Богородицы; после службы его позвал к себе на чай протодиакон Николай, который ему стал говорить, что советская власть задушила духовенство налогами.

Протодиакон Николай был вызван в ОГПУ, и ему под угрозой ареста было предложено дать подписку о сотрудничестве с органами ОГПУ в качестве секретного осведомителя и сообщать обо всем, что происходит среди церковно- и священнослужителей. Подписку протодиакон дал, но сотрудничать не стал.

В 1931 году Василия Николаевича лишили избирательных прав как бывшего члена Государственной Думы, и двое его сыновей, один из которых протодиакон Николай, как дети лишенца, были отправлены в тыловое ополчение, условия жизни в котором мало чем отличались от лагерных. Большую часть времени тылополченцы выполняли тяжелую работу часто в трудновыносимых условиях – рыли котлованы и возводили корпуса заводов. Протодиакон Николай был отправлен на работу в Екатеринбург.

В декабре 1932 года сотрудник ОГПУ, «рассмотрев агентурную разработку "труженики”...»[1] нашел, что некоторые священники и миряне, «будучи недовольны советской властью и ее мероприятиями на селе, ведут активную антисоветскую деятельность среди населения, предсказывая скорую гибель советской власти, кончину мира, пришествие Страшного Суда и распространяют разного рода "святые письма”. Особенно активную деятельность фигуранты разработки развернули за последнее время, поэтому... – постановил он, – фигурантов разработки "труженики”... оперативно изъять и привлечь к ответственности»[2].

Были произведены аресты, всего по делу было арестовано двадцать семь человек. Протодиакон Николай был арестован 19 января 1933 года и помещен в кунгурскую тюрьму. Его посадили в подвальную камеру, рассчитанную на десять человек, в которую поместили пятьдесят. В камере стояли сырость, духота и табачный смрад, она не проветривалась, и в ней нечем было дышать. Люди по очереди пробирались к отверстию волчка в двери, чтобы хотя немного вдохнуть свежего воздуха, но напротив камеры находилась уборная, и оттуда тянуло тяжким зловонием. Некоторые умирали, не выдерживая этих условий.

В этой камере отец Николай пробыл полгода; укрепляемый Господом, он остался тверд в вере и, вызванный на допрос, заявил, что является убежденным верующим человеком, что он верит, что будет приход на землю антихриста, второе пришествие Христа, Страшный Суд и кончина мира. «Но сроков этой кончины мира я не устанавливал и не предсказывал, – сказал он следователю. – Разного рода "священные письма” я не распространял... Разговоров о кончине мира я... не имел... Существование советской власти несовместимо с религией и моими убеждениями, так как советская власть проповедует атеизм, безверие...»[3]

31 января следователь снова допросил протодиакона, поинтересовавшись, давал ли тот подписку о сотрудничестве с ОГПУ.

«В 1931 году я давал органам ОГПУ подписку о сотрудничестве в качестве секретного агента по освещению контрреволюционной деятельности церковников и духовенства, но я не только не выполнял эту подписку, а сам вел антисоветскую деятельность. С советской властью я считаюсь и признаю ее постольку, поскольку это не вредит вере. От дальнейших показаний отказываюсь»[4], – сказал протодиакон.

Все арестованные были обвинены в развале хозяйственных планов коммунистического правительства. «В деревне Подовиха... развален колхоз, из состоящих в колхозе 36-ти хозяйств осталось 12, – писали сотрудники ОГПУ. – В том же сельсовете в деревне Матвеевка колхоз, состоящий из 12-ти хозяйств, развален совершенно. Кроме того, под влиянием агитации членов организации, хлебозаготовки по Вислянскому сельсовету... к концу 1932 года были выполнены только на 70 %, несмотря на соответствующие нажимы со стороны власти, и только после ликвидации организации хлебозаготовки по сельсовету и по району были выполнены полностью»[5].

28 мая 1933 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протодиакона Николая к трем годам ссылки на Урал.

Находясь в кунгурской тюрьме, протодиакон заболел тифом и после вынесения приговора был освобожден, чтобы следовать на место ссылки вольным порядком, но тиф дал осложнения, и до ноября он не смог стронуться с места. Выздоровев, отец Николай по совету близких поехал вместо ссылки в Москву и с конца 1933 года стал служить в одном из храмов Калужской епархии. В 1934 году он перевелся служить в храм в городе Наро-Фоминске Московской области.

Настоятелем храма был протоиерей Сергей Павлович Павлов, благочинный Наро-Фоминского района; он состоял на службе в НКВД в качестве секретного осведомителя и занимался сбором сведений о священнослужителях и верующих. Он потребовал, чтобы протодиакон Николай дал показания в НКВД как лжесвидетель. И когда отец Николай отказался, протоиерей пригрозил, что посадит его за это в тюрьму, одновременно пообещав, что, если протодиакон согласится, он его от НКВД защитит.

Поразмыслив над тем, что священнослужителей в Наро-Фоминском районе уже почти не осталось и протоиерей непременно исполнит угрозу, протодиакон Николай в 1935 году перешел служить в Покровский храм села Петровское. Но поскольку этот храм находился в том же благочинии, отец протодиакон не чувствовал себя здесь в безопасности от преследований осведомителя и в январе 1938 года перешел служить в храм святых бессребреников Космы и Дамиана в поселке Болшево. Поселившись в Болшево, он стал брать уроки пения у руководителя ансамбля песни и пляски Александрова; его пригласили в ансамбль певцом, предложили место в Большом театре, но протодиакон остался служить в храме Божием.

В декабре 1939 года была арестована группа православных мирян, с одним из которых, Тимофеем Князевым, был знаком протодиакон Николай, так как тот был прихожанином Космодамианского храма и подрабатывал тем, что пилил для храма дрова. При аресте он показал: «Я... говорил везде среди лиц, которые меня окружали, и среди которых я вращался... что в Евангелии написано: будет положено начертание на правую руку или на лоб (чело), что нельзя будет никому ни купить, ни продать, кто будет иметь это клеймо... Вот мы в силу таких религиозных размышлений и объявили себя не гражданами СССР, отказались от трудовых книжек, не стали ставить на паспорта фотокарточки и отказались от законов, существующих в СССР»[6].

Тимофей Князев показал также, что хорошо знаком с протодиаконом Николаем Тохтуевым и у него с ним были беседы о том, нужно ли ходить голосовать или нет за кандидатов в местные советы. Мнения их на этот счет разошлись. Тимофей Князев считал, что голосовать не нужно, протодиакон – что нужно. Для разрешения вопроса они отправились к священнику, который пользовался у них авторитетом. И тот, исходя из текстов Священного Писания, поскольку вопрос был поставлен в религиозной плоскости, показал, что нет греха в том, чтобы голосовать. Протодиакон послушался, а Князев остался при своей точке зрения.

В Великую Пятницу Страстной седмицы 26 апреля 1940 года в дом, где жил протодиакон, пришел человек в штатском и, показав отцу Николаю повестку, сказал: «Вас вызывают в Мытищинское отделение НКВД. Собирайтесь!»

Протодиакон попрощался с семьей и сказал: «До свидания, – вернусь или нет, неизвестно».

Метрах в пятидесяти от дома их ждала легковая машина, и они поехали в районное отделение НКВД, где сразу же состоялся допрос.

Следователь спросил, арестовывался ли когда-нибудь протодиакон. Сначала тот отрицал факт ареста и приговора, но затем, признав это, сказал, что готов нести ответственность за то, что уклонился от ссылки. Следователь спросил, знает ли протодиакон Тимофея Князева, дав при этом понять, что хорошо осведомлен об их знакомстве на основании показаний самого Князева, а также и об отношении Князева к советской власти.

– Вам было известно об антисоветском настроении Тимофея Князева? – спросил следователь.

– Да, об антисоветском настроении Тимофея Князева мне было хорошо известно, он открыто его высказывал в моем присутствии.

– Значит вы, зная об антисоветском настроении его, никому об этом не сообщали?

– Да, я знал, что Князев антисоветски настроен, но я об этом никому не говорил и не довел до сведения советской власти.

– Значит, вы прикрывали его?

– Да, это так.

– Признаете ли вы себя виновным в том, что вы, зная об антисоветской деятельности Князева, не сообщили органам советской власти?

– Да, я признаю себя виновным в том, что я, зная об антисоветской деятельности Тимофея Князева, не сообщил об этом органам советской власти.

На этом допрос был закончен. После того как протодиакон подписал протокол, следователь, пригрозив, что загонит его самого на восемь лет в лагерь, предложил ему сотрудничать с органами НКВД, выявляя всех антисоветски настроенных лиц. Протодиакон согласился и вторично дал подписку о сотрудничестве, обязуясь держать сведения об этой договоренности в строжайшем секрете. Прощаясь, сотрудник НКВД приказал ему явиться в районное отделение НКВД на следующий день после Пасхи, 29 апреля.

Отец Николай, предполагая, что домой он уже не вернется, предупредил старосту храма, что его вызывают в НКВД и поэтому ему придется пропустить службу. Перед тем как идти, он собрал сумку со всем необходимым в заключении и простился с семьей. У него уже было написано краткое заявление с отказом от сотрудничества, которое он сразу же по приходе вручил начальнику районного отделения НКВД.

«Товарищ начальник, – писал он, – я отказываюсь от своей подписки и давал ее лишь потому, чтобы мне была возможность встретить Пасху и проститься с семьей. По моим религиозным убеждениям и по сану я не могу быть предателем даже самого злейшего моего врага…»[7]

Начальник, прочитав заявление, предложил все же подумать и не отказываться и отпустил отца Николая домой. Но тот остался в своем решении тверд, приготовившись пострадать за Христа. В объяснение своей позиции он составил пространное заявление на имя начальника районного отделения НКВД.

«Гражданин начальник! – писал он. – Разрешите мне объясниться с Вами письменно: я говорить много не умею по своей необразованности. Что вы от меня требуете, то я сделать не могу. – Это мое последнее и окончательное решение. Большинство из нас идет на такое дело, чтобы спасти себя, а ближнего своего погубить, – мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть чистым пред Богом и людьми, ибо, когда совесть чиста, то человек бывает спокойный, а когда не чиста, то он не может нигде найти себе покоя, а совесть у каждого человека есть, только она грязными делами заглушается, а потому я не могу быть таким, каким Вы бы хотели...

Вы мне обещаете восемь лет – за что же? За то, что я дал жизнь детям? Их у меня семь человек, и один другого меньше. Старший сын двенадцати лет перешел в 6-й класс, второй сын десяти лет перешел в 4-й класс, третий сын восьми лет перешел во 2-й класс, четвертый сын шести лет, пятый сын четырех лет, шестая дочь двух лет и седьмому только еще два месяца; жена больная, не может взять ребенка – так ей скорчил руки ревматизм и сердце болит. Советское государство приветствует и дает награду за многосемейность, а вы мне в награду восемь лет концлагеря пообещали – за что? Какой я преступник? Только одно преступление, что служу в церкви, но это законом пока не запрещено. Если я не могу быть агентом по своему убеждению, то это совершенно не доказывает, что я противник власти...

Хотя я и семейный человек, но ради того, чтобы быть чистым пред Богом, я оставляю семью ради Него... Разве не трудно мне оставить... семью в восемь человек и ни одного трудоспособного? Но меня подкрепляет и ободряет дух мой Тот, ради Которого я пойду страдать, и я уверен в том, что Он меня до последнего моего вздоха не оставит, если я Ему буду верен, а отчет мы все должны дать, как жили мы на земле...

Вот вы говорите, что мы обманываем народ, одурманиваем и прочие безумные глаголы, – а можете ли вы об этом определенно сказать, когда, может, и церковных книг не брали в руки и не читали их и не углублялись в христианскую веру, а судите поверхностно, что, мол, у нас написано в газетах и книгах, то верно, а что за тысячу лет написано было до Христа и про Него, что Он будет и так-то поживет, и такой-то смертью умрет и воскреснет (это за тысячу лет пророками было написано и уже сбылось), так это, по-вашему, неверно. Или вот, скажем, радио передает за тысячи верст без проволоки, – как это остаются слова в эфире и передаются, а весь человек куда-то девается, исчезает? Нет, он никогда не исчезнет и никуда не девается, умрет, истлеет и потом воскреснет в лучшем виде, как зерно, брошенное в землю...

Вот уже двадцать три года существует советская власть, и я ничем не проявлял себя враждебным по отношению к ней, был всегда лояльным, исполняя все распоряжения власти, налоги всегда выплачивал исправно, дети мои учатся в советской школе, и вся моя вина лишь в том, что, будучи убежденным христианином, я твердо держусь своих убеждений и не хочу входить в сделку со своей совестью... И вам не могу услужить, как вы хотите, и перед Богом кривить душой. Так я и хочу очиститься страданиями, которые будут от вас возложены на меня, и я их приму с любовью. Потому что я знаю, что заслужил их.

Вы нас считаете врагами, потому что мы веруем в Бога, а мы считаем вас врагами за то, что вы не верите в Бога. Но если рассмотреть глубже и по-христиански, то вы нам не враги, а спасители наши – вы загоняете нас в Царство Небесное, а мы того понять не хотим, мы, как упорные быки, увильнуть хотим от страданий: ведь Бог же дал нам такую власть, чтобы она очищала нас, ведь мы, как говорится, заелись... Разве так Христос заповедовал нам жить? – да нет, и сто раз нет, и поэтому нужно стегать нас, и пуще стегать, чтобы мы опомнились. Если мы сами не можем... то Бог так устроил, что вы насильно нас тащите в Царство славы, и поэтому нужно вас только благодарить»[8].

4 июля 1940 года была выписана справка на арест протодиакона Николая; он обвинялся в том, что, «являясь враждебно настроенным к существующему в СССР политическому строю, был тесно связан с отдельными участниками группы... существовавшей в Мытищинском районе, Князевым и другими (арестованы в 1939 году и осуждены в 1940-м)... Зная об открытых высказываниях Князевым... антисоветских настроений… укрывал его и не довел об этом до сведения органов советской власти...»[9].

В ночь с 5-го на 6 июля отец Николай был арестован и заключен во внутреннюю тюрьму НКВД на Малой Лубянке. Сразу же после ареста следователь допросил его.

– Приведите конкретные факты антисоветских проявлений со стороны Князева! – потребовал следователь.

– С Тимофеем Михайловичем Князевым я познакомился осенью 1939 года, когда он нанялся... пилить и колоть дрова для церкви. В возникшем разговоре относительно выборов... Тимофей Князев спросил меня: «Ну как, голосуете?» Я ответил утвердительно. А он на это мне заявил: «Верующим голосовать нельзя, я голосовать не буду, я и в переписи участия не принимал...» Я Князеву не поверил и предложил ему поехать узнать к священнику воловниковской церкви Клинского района отцу Сергию... В конце 1939 года я и Князев ездили к отцу Сергию и спрашивали у него, можно ли голосовать верующим. Отец Сергий по церковному Писанию доказал нам, что голосовать можно и верующим, но Князев ему не поверил и остался при своих убеждениях. А я остался спокойным за то, что голосовать разрешается.

– С какой целью вы ездили к отцу Сергию?

– За тем, чтобы спросить, можно ли голосовать верующим.

– А если бы отец Сергий сказал, что голосовать верующим нельзя, вы бы голосовали?

– Если бы отец Сергий сказал, что голосовать верующим нельзя и что он сам голосовать не будет, я бы голосовать не стал.

– И вы бы тогда разъясняли об этом всем верующим?

– Никому бы я разъяснять не стал, не голосовал бы только сам.

– Назовите ваших близких знакомых, где они находятся и чем занимаются?

– Близких знакомых у меня нет.

– А со священниками болшевской церкви, другими служителями религиозного культа и верующими разве вы не поддерживали близких отношений?

– Нет, не поддерживал. Со священниками... болшевской церкви у меня был разговор только во время службы исключительно по служебным надобностям. Я в разговоры с ними не вступал, опасаясь, что кто-нибудь из них мог быть агентом НКВД, они тоже склонности к разговорам со мной не проявляли.

– Какие у вас взгляды относительно тех, кто помогает советской власти разоблачать контрреволюционно настроенные элементы?

– Я считаю их агентами-предателями, и сам таким никогда не буду ни при какой власти: ни при советской, ни при царской, ни при фашистской.

– Какие у вас взгляды относительно жизни на земле и вне нее?

– Я считаю, что в жизни на земле много несправедливостей, что жизнь человека не может кончиться его земной жизнью и будет продолжаться после его смерти на небе, так как должен Кто-то разобрать все эти несправедливости и воздать каждому по его заслугам.

– В чем же вы видите несправедливость земной жизни?

– Каждый старается предать своего ближнего...

– В чем вы видите предательство ближнего?

– Каждый спасает свою шкуру, а до другого ему дела нет.

– Приведите конкретные факты к предыдущему ответу.

– Я это отношу только к священнослужителям, которые записались в агенты НКВД и, чтобы их не посадили самих, предают своего ближнего.

– Каковы ваши взгляды относительно газет и книг?

– В газетах и книгах, я считаю, неправильно пишут то, что касается религии; я верю всему, что написано в Священном Писании.

25 июля 1940 года следствие было закончено и протодиакона ознакомили с материалами дела. 2 сентября 1940 года Особое Совещание при НКВД приговорило протодиакона Николая к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Севжелдорлаг в Коми области. Последнее письмо он написал своим родным из поселка Кожва в начале 1943 года. Протодиакон Николай Тохтуев скончался в заключении 17 мая 1943 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 33-51. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-tohtuev

Примечания

[a] Ныне село Бым Кунгурского района Пермской области.

[b] Впоследствии настоятель Белогорского Свято-Николаевского монастыря архимандрит Варлаам, преподобномученик; память 12/25 августа.

[c] Священномученик Аркадий (в миру Александр Павлович Ершов); память 21 октября/ 3 ноября.

[1] ГАПО. Ф. 641/1, оп. 1, д. П-8768, т. 1, л. 1.

[2] Там же.

[3] Там же. Л. 208.

[4] Там же. Л. 209.

[5] Там же. Л. 402.

[6] Там же. Т. 2, л. 39.

[7] Там же. Л. 44.

[8] Там же. Л. 59-63.

[9] Там же. Л. 1-2.

Сщмч. Николая Рюрикова, пресвитера (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

18 июня

ЖИТИЕ

Священномученик Николай родился 5 апреля 1884 года в селе Оселок Макарьевского уезда Нижегородской губернии[a] в семье священника Владимира Рюрикова, служившего в Никольской церкви в этом селе. В 1905 году Николай окончил по первому разряду Нижегородскую Духовную семинарию и был направлен законоучителем в церковно-приходскую школу в родное село. В 1906–1907 годах он преподавал в церковно-приходской школе в селе Ляпуны того же уезда, с 1907-го по 1908 год – в Богоявленской церковно-приходской школе в селе Павлово Горбатовского уезда, а с 1908-го по 1910 год – в Преображенской церковно-приходской школе в Нижнем Новгороде.

В сентябре 1910 года епископ Нижегородский Иоаким (Левицкий) рукоположил его во священника к Макарьевскому женскому монастырю. 22 октября 1910 года он был переведен служить в Троицкий собор в городе Горбатове и с 1911 года назначен заведующим и законоучителем Горбатовской церковно-приходской школы. С 1915 года отец Николай стал членом Горбатовского отделения Епархиального училищного совета. Через некоторое время он был возведен в сан протоиерея.

Наступили безбожные гонения, а вместе с ними и тяжелые испытания, неизбежно связанные с очищающими душу страданиями, доставляемыми как от внешних врагов, так и от лжебратии. Будучи в близких отношениях с епископом Макарьевским, викарием Нижегородской епархии Александром (Щукиным)[b], отец Николай попытался было перевести на другой приход сотрудничавших с властями «собратьев», но за них вступились поддерживающие их враги внешние: в 1927 году сотрудники Нижегородского ОГПУ стали собирать сведения об отце Николае, о его проповедях и частных беседах и в конце концов арестовали его. Свидетелями против него выступили служившие вместе с ним в Троицком соборе священник, диакон и псаломщик, допрошенные все в один день, 29 июля 1927 года.

«Со священником Рюриковым, – показал священник, – я служу в соборе с 1925 года. Во всех проповедях, которые произносил Рюриков, он всегда проводил аналогии из Священного Писания и современной жизни, направленные против существующего строя. Зимой 1926 года в одной из проповедей... Рюриков бросил фразу: "Скоро придет время, когда волкам отольются овечьи слезы”. Эта фраза потом служила источником обывательских разговоров на очень продолжительное время... На Благовещение Рюриков произнес проповедь, основанную на воспоминании о царствовании царя Давида... Примерами из жизни Давида... он доказывал, что жизнь при верующем царе была хорошей. Как только началось безверие, свергли царя, так и жизнь стала плохой: народ увидел, что без царя плохо, образумился и снова избрал себе царя. Эти положения он подтверждал примерами и аналогиями из современной жизни... На Новый год, 1 января старого стиля, в двенадцать часов ночи перед молебном Рюриков произнес речь. В своей речи он говорил приблизительно... следующее: "Прошлый год мы прожили бурно. Разразилась над нами гроза, надвинулись на нас тучи черные безбожия и коммунизма. Мы должны надеяться, что скоро воссияет для нас солнце правды, что новый год принесет для нас укрепление веры и падение безбожия и коммунизма”. Таких примеров можно привести очень много, не упомнить их всех. Словом, в каждой проповеди Рюриков обязательно, хоть слегка, но заденет чем-нибудь советскую власть... Рюриков очень дружен с епископом Александром. Строчит ему различные доносы»[1], – завершил свои показания священник.

«Со священником Рюриковым я служу с 1924 года, – начал свои показания диакон. – В своих проповедях, которые мне пришлось слышать, Рюриков всегда касался политики, восстанавливая прихожан против власти. Это ему удается легко, потому что Рюриков пользуется среди прихожан большим авторитетом... 9 мая мне встретились несколько женщин... Они мне рассказали, что Рюриков сегодня произнес хорошую проповедь в Никольской церкви. Я спросил: "Что же он говорил?” По рассказам женщин, Рюриков начал проповедь так: "Наполняется чаша гнева Господня. Как пришли коммунисты обманным путем к власти, так и должны уйти. Близится время”. Рюриков говорил, по словам женщин, целый час, указывал на современных правителей: они, мол, обвиняли царя, что царь спаивает народ вином, а сами что делают? За царей и Священное Писание повелевает молиться. "Вот такого бы нам батюшку”, – говорят женщины. Словом, этой проповедью Рюриков очень сильно подействовал на граждан Никольского прихода. В частных беседах с гражданами Рюриков всегда говорит против власти. Опрашивать верующих о Рюрикове почти бесполезно. Уж очень сильное влияние на них он имеет. Они за ним и кучкой его приспешников куда угодно пойдут и не выдадут его»[2].

Псаломщик ограничился немногими словами: «Проповедей, которые произносит Рюриков, я не помню. Рюриков человек хитрый, тонкий, ученый. Работаю я в соборе всего один год и хорошо его еще не изучил»[3].

В тот же день, 29 июля, следователь допросил отца Николая. Отвечая на его вопросы, священник сказал: «В своих проповедях с заранее предвзятой мыслью я никогда ничего не говорил против власти. Я не отрицаю, что когда-нибудь у меня могло сорваться случайное, неосторожное слово, и проповеди мои могли быть истолкованы в нежелательном смысле»[4].

Затем следователь допрашивал его в течение двух дней, 8-го и 9 августа.

– Какую проповедь говорили вы в ночь под Новый год по старому стилю и не говорили ли, что «хотя разразилась над нами гроза и надвинулись на нас тучи черные безбожия и коммунизма, но скоро должно воссиять для нас солнце. Хотя и мало нас, но мы крепко надеемся, – не бойся, малое стадо! Тяжелые мы с вами переживаем годы, но с наступлением нового года мы должны ожидать и счастья. Я надеюсь, в недалеком будущем воссияет для нас свет, отойдет от нас безбожие и коммунизм»?

– В своей проповеди, – ответил священник, – я призывал верующих, чтобы не отпадали от веры. Я указал, что большинство граждан стало неверующими, молодежь от церкви совсем отпала, и нам, старикам, необходимо молиться Богу, чтобы Он укрепил в нас веру. Слов, выше указанных, я не говорил, да и вообще на политические темы проповедей не говорю.

– Какую проповедь говорили вы в Вербное воскресенье?

– В этот день я вспоминал шествие Иисуса Христа в Иерусалим. Я говорил о том, что евреи в этот день встретили Иисуса Христа, а затем бросили Его, и призывал верующих не поступать по примеру евреев, чтобы не быть отверженными, как евреи, а держать в своем сердце Иисуса Христа. Я говорил, что народ встретил Его как царя, а затем, спустя несколько дней, кричали: «Распни, распни Его!», но слов – «а разве с нашим царем не так поступили?», я не говорил.

– Когда говорили проповедь о царе Давиде?

– О царе Давиде проповедей я никогда не говорил.

– О чем говорили в своей проповеди на Благовещение?

– На Благовещение я говорил о величии Божией Матери... О царе же Давиде не говорил в этот день.

– Какую проповедь говорили вы в мае в Никольской церкви?

– Говорил о перенесении мощей Николая Чудотворца и по просьбе старосты призывал верующих пожертвовать на ремонт храма. О советской власти я ничего не говорил.

После окончания допросов отцу Николаю было предъявлено «обвинение в распространении контрреволюционных слухов с целью возбуждения недоверия к власти»[5].

Следствие на этом было закончено, и следователь распорядился перевести священника из внутренней тюрьмы ОГПУ в изолятор специального назначения №1.

4 ноября 1927 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протоиерея Николая к трем годам ссылки в Сибирь, и он был отправлен в одно из сел в Приангарском районе Каннского округа Восточно-Сибирского края. После окончания ссылки отец Николай поселился в городе Козмодемьянске.

Здесь у него не было постоянного места служения в каком-либо храме, и он помогал и сослужил священникам в тех храмах, куда его приглашали; в феврале 1934 года верующие попросили его послужить вместо заболевшего священника в храме Владимирской иконы Божией Матери в селе Владимирском Горномарийского района. Священник вскоре умер, и отец Николай по просьбе прихожан 7 апреля 1934 года был назначен сюда настоятелем; здесь в 1936 году он был награжден очередной церковной наградой – палицей, в этом храме отец Николай прослужил до гонений 1937 года.

За несколько дней до его ареста были допрошены два крестьянина (один из них служил в свое время бойцом в войсках ЧК) и женщина-зоотехник, высланная в село Владимирское по приговору НКВД из Ленинграда. Один из крестьян показал: «В 1937 году... в день религиозного праздника Пасхи я вместе с другими товарищами... ходил в церковь села Владимирского... Рюриков... в конце обедни вышел с проповедью. Народу при этом в церкви было много. В своей проповеди он, начиная с Рождества Христова и Вознесения, перешел на пропаганду, направленную против существующего строя, то есть против советской власти. Он говорил: "Братия! Настали тяжелые годы, труднее и труднее становится православным жить, но не унывайте! Мы, православные... должны переносить все трудности, мы должны терпеть до времени. Жизнь наша будет хороша на том свете”.

На обратном пути домой о его проповеди мы рассуждали... что... слова, сказанные им: "жизнь наша будет хороша на том свете”, сказаны были в кавычках, что он ожидает через какое-то время распада существующего строя. Лишь только в своей проповеди точно об этом не высказал, а дал понять народу, что советская власть недолго просуществует, поэтому и говорил, что "мы должны терпеть до времени”»[6].

Высланная из Ленинграда женщина-зоотехник показала об отце Николае: «Первое время он со мной не разговаривал, а затем стал интересоваться, какими путями и за что я попала в Марийскую АССР... Я ему объяснила, что сюда выслана на три года в ссылку. После моего пояснения он мне стал рассказывать о себе, говоря: "Да, Ксения, я эту участь муки от советской власти испытал тоже – отбыл три года лишения свободы в Восточно-Сибирских лагерях”»[7].

Следователь попросил ее рассказать, что ей известно о контрреволюционной агитации священника. Женщина ответила, что, разговаривая на политические темы, отец Николай говорил: «Коммунисты с ума сошли, всех крестьян загнали в колхозы силой, а теперь издеваются над колхозниками, заставляют работать там день и ночь. Много колхозников не переносят там этой муки, умирают... Теперь все крестьяне-единоличники и колхозники дожидаются войны, а как только будет война... внутри Советского Союза крестьяне выступят против советского правительства с оружием в руках. Тогда коммунистам – крышка...»[8]

Бывший боец войск ЧК показал о священнике: «Часто приходилось слышать... проповеди, где он проповедовал, превращая свои слова в агитацию. Он говорил: "Православные христиане! Не бросайте, не забудьте Божий дом – храм. Соблюдайте праздники Христовы. Годы для жизни тяжелы стали, без причастия жить – предаться антихристу”»[9].

29 сентября 1937 года отец Николай был арестован, заключен в тюрьму в Козмодемьянске и сразу же допрошен.

– Признаете вы себя виновным в предъявленном вам обвинении? – спросил его следователь.

– В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. В селе Владимирском я служу с 1934 года. Никакой контрреволюционной агитации ни при каких обстоятельствах я не вел. Никаких слухов о войне я не распространял, – ответил священник.

Секретарь сельсовета по требованию сотрудников НКВД выдал соответствующую характеристику на священника. «Рюриков в период весенней посевной кампании 1937 года, – писал он, – агитировал среди местного населения о выходе в поле с иконами для молебствия и этим срывал полевые работы… Рюриков сумел молодежь-колхозников завербовать ходить в церковь, а также ходили учащиеся педагогического техникума...»[10]

8 октября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Николая к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и 25 октября 1937 года он прибыл в Локчимлаг Коми области, расположенный в поселке Усть-Нем. Протоиерей Николай Рюриков скончался 18 июня 1943 года в Пезмогском лагерном лазарете в Коми области и был погребен в безвестной лагерной могиле под № 5 Г.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С.27-33. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-rjurikov

Примечания

[a] Ныне село Красный Оселок Лысковского района Нижегородской области.

[b] Священномученик Александр (в миру Александр Иванович Щукин), впоследствии архиепископ Семипалатинский; память 17/30 октября.

[1] ГАНО. Ф. 2209, оп. 3, д. 8269, л. 8-10.

[2] Там же. Л. 4, 6.

[3] Там же. Л. 11 об.

[4] Там же. Л. 13 об.

[5] Там же. Л. 32.

[6] УФСБ России по Республике Марий-Эл. Д. 3531, л. 12.

[7] Там же. Л. 13.

[8] Там же. Л. 14 об.

[9] Там же. Л. 16.

[10] Там же. Л. 6.

Сщмч. Павла Никольского, пресвитера (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

22 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Павел родился 8 сентября 1896 года в городе Зарайске Рязанской губернии в семье псаломщика Дмитрия Павловича Никольского и его супруги Анастасии. Павел окончил Рязанскую Духовную семинарию в то время, когда началась Первая мировая война, и в 1916 он был взят на фронт и служил в чине прапорщика. В 1918 году он вернулся из армии и направился к отцу, служившему диаконом в Богоявленском храме в селе Плахино Михайловского уезда Рязанской губернии. Он приехал к отцу в тот момент, когда в нескольких уездах Рязанской губернии вспыхнуло крестьянское восстание; и, хотя Павел в нем никакого участия не принимал, после подавления восстания он был арестован и просидел полтора месяца в тюрьме. После признания его невиновным он был мобилизован в Красную армию, где как человек грамотный, стал учителем и секретарем военкома.

В 1922 году Павел Дмитриевич был рукоположен во священника к Ильинскому храму в селе Лобково Михайловского уезда; с 1928 года он стал служить в храме в честь великомученика Димитрия Солунского в селе Трасна Зарайского района.

В июне 1929 года отец Павел обратился к уполномоченному местного земельного общества с просьбой выделить ему землю в аренду. Вопрос был поставлен на решение общего собрания, и крестьяне проголосовали за выделение земли священнику. Это привело безбожников в гнев, и они обвинили священника в подкупе крестьян и оказании на них морального давления; 5 января 1930 года отец Павел был арестован и заключен в коломенскую тюрьму. На допросах он виновным себя не признал и опроверг все обвинения.

У следователя не было никаких доказательств преступной деятельности священника, но когда 29 января он составил обвинительное заключение, то охарактеризовал священника как бывшего офицера царской армии, принимавшего будто бы участие в кулацком восстании в Михайловском уезде, за что он будто бы отбывал наказание; он обвинил отца Павла «в том, что, используя религиозные чувства верующих», тот «вел среди них контрреволюционную агитацию, преследуя цель вызвать массовое недовольство по поводу обложения духовенства налогом».

3 февраля 1930 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Павла к трем годам заключения в концлагере, и он был отправлен в распоряжение Управления северных лагерей особого назначения. Вернувшись из заключения в 1932 году, отец Павел поселился сначала в городе Серебряные Пруды, а в 1938 году переехал в Зарайск.

В 1940 году ему, как бывшему ранее в заключении, было предложено покинуть город, и он переехал в Рязань. В храме он не служил, но ходил молиться в Скорбященскую церковь, духовенство которой знало его как отбывшего заключение священника. Через некоторое время один из священников, также ходивший молиться в этот же храм, написал донесение в НКВД, будто отец Павел говорил ему, что на советскую должность он поступать не будет, потому что не хочет работать на советскую власть.

Отец Павел был арестован спустя неделю после начала Великой Отечественной войны, 30 июня 1941 года, и заключен в рязанскую тюрьму.

- Вас арестовали за антисоветскую деятельность. Вы намерены дать об этом правдивые показания органам следствия? - спросил священника следователь.

- Антисоветской деятельностью я не занимался и против советской власти не говорил, - ответил отец Павел.

- Вас уличают в вашей антисоветской деятельности свидетели.

- В Рязани у меня вообще не было знакомых, и я в присутствии свидетелей антисоветскую агитацию не проводил.

- В проводимой вами антисоветской деятельности вас уличают... ваши сослуживцы по церкви, - настаивал следователь. - Вы намерены нам дать об этом правдивые показания?

- Проживая в Рязани, я ни с кем не встречался... в церкви с кем-либо из служителей... повстречаюсь и только. Но в их присутствии я не проводил антисоветской агитации.

- Перечислите, с кем вам в церкви приходилось встречаться. Назовите их.

- Один раз я встречался с бывшим священником Федором Андреевичем Красновым, с ним я встречался в алтаре Скорбященской церкви. Часто встречался со священником Борисом Гавриловичем Скворцовым, он и сейчас служит в Скорбященской церкви, встречался и с другими верующими, которые посещали церковь.

- Расскажите, о чем вам приходилось разговаривать с Красновым.

- Я хорошо помню, что Краснов спросил меня, когда я прибыл в Рязань и где я буду работать. Я ему ответил, что меня выслали из Зарайска, а больше я ему ничего не говорил.

- Вы говорите неправду, рассказывайте, о чем вы говорили, как вы собирались служить священником, но только не на советскую власть.

- Краснов мне предложил поступить на работу санитаром, я отказался и заявил, что с этой работой не справлюсь; о своих намерениях, где я буду работать, я Краснову не говорил.

- Вы показали, что часто встречались со священником Скворцовым. Дайте показания об антисоветских настроениях Скворцова.

- От священника Скворцова я не слышал... фактов антисоветских настроений, с ним на эту тему разговоров не было.

- Нам хорошо известно, что вы в разговоре в присутствии Скворцова клеветали на советскую власть. Рассказывайте об этом.

- Нет, я никогда в присутствии Скворцова антисоветскую агитацию не проводил.

- Допрошенный свидетель по вашему делу показал, что вы говорили о скорой гибели советской власти и что снова восторжествует Церковь... Кому вы это говорили?

- Я об этом никому не говорил, и о гибели советской власти также никому не говорил, это они показывают на меня ложно.

- У вас были личные счеты с ними, то есть с лицами, с которыми вы встречались в церкви?

- Нет, у меня личных счетов с ними нет, и никогда не было...

- Вам зачитываются ваши слова, произнесенные в кругу ваших знакомых в алтаре.

- Приведенные выше факты о якобы бы моей антисоветской деятельности я категорически отрицаю, подобных антисоветских высказываний с моей стороны не было, свидетели дали неправдивые показания.

- Вы упорно продолжаете скрывать свою антисоветскую деятельность, следствие от вас в последний раз требует откровенно рассказать о своей антисоветской агитации.

- Я не отрицаю того, что действительно встречался с верующими в церкви, но что касается показаний об антисоветской деятельности, то их я дать не могу - не проводил.

6 июля 1941 года следствие было закончено. 22 сентября того же года Особое Совещание при НКВД приговорило отца Павла к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 17 октября 1941 года он был отправлен этапом в Вятлаг, куда прибыл 9 мая 1942 года и был помещен в 4-й лагпункт Вятлага. Тяжелые условия жизни и работы в лагере стали непосильны для больного, истощенного заключением священника. Священник Павел Никольский скончался от голода 22 января 1943 года и был погребен на кладбище 4-го лагпункта Вятлага.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 12–17. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-pavel-nikolskij

Сщмч. Се́ргия Скворцова, пресвитера (1943)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

25 марта

ЖИТИЕ

Священномученик Сергий родился 4 июля 1896 года в деревне Смольниково Клинского уезда Московской губернии в семье печника Иосифа Скворцова и его супруги Екатерины. В 1914 году Сергей окончил учительскую семинарию и поступил работать учителем в начальные классы школы. Вскоре он женился на Клавдии Николаевне Михайловой, дочери служащего железной дороги; впоследствии у них родилось трое детей - Лидия, Николай и Александр.

В 1918 году в то время, когда Русская Православная Церковь была поставлена безбожниками большевиками вне закона, Сергей Иосифович, желая послужить Церкви, был рукоположен во диакона, а в 1926 году - во священника ко храму мученицы Параскевы Пятницы в поселке Дрезна Орехово-Зуевского района, в котором он и прослужил до своего ареста. В начале 1930-х годов он был назначен настоятелем этого храма. Прихожане любили отца Сергия за то, что он все силы и время отдавал приходу и для всех неимущих требы совершал бесплатно. В 1926 году храм попытались захватить обновленцы, позиции которых были весьма сильны в Орехово-Зуевском районе, но отцу Сергию удалось отстоять церковь от захвата обновленцами. Тогда власти решили храм закрыть. Отец Сергий принял деятельное участие в отстаивании храма. После многих хлопот и поездок во ВЦИК священнику и прихожанам удалось храм сохранить. Он был закрыт только в 1953 году.

Ставя своей целью закрытие храма, власти угрожали отцу Сергию арестом и требовали от него, чтобы он снял с себя сан через заявление в газету, подписавшись под тем, что не верит в Бога и дурманит народ. Но он с негодованием отверг это предложение. Тогда ему стали предлагать скрыться, уехать. «Уедешь, и, может быть, минет тебя "чаша сия”», - говорили ему мнимые доброжелатели. Но и это предложение он не принял, сказав: «Куда я уеду? Как я буду смотреть народу в глаза?»

Весной 1937 года тяжело заболела жена священника Клавдия Николаевна. Поначалу болезнь казалась не грозной, так как это была обыкновенная простуда, но затем она получила стремительное развитие и перешла в туберкулез, от которого 30 апреля 1937 года Клавдия Николаевна скончалась, оставив троих детей - четырнадцати, двенадцати и девяти лет. Дети жили с отцом и с бабушкой Екатериной Никитичной.

Власти арестовали отца Сергия 28 сентября 1937 года. Отслужив литургию на престольный праздник в храме великомученика Никиты в селе Кабаново, где незадолго перед этим был арестован его друг протоиерей Василий Максимов[1], он вернулся домой. Глубокой ночью кто-то постучался в окно. Отец Сергий давно ждал этого часа и спокойно сказал: «Это за мной». Затем он встал, оделся и открыл дверь.

В дом вошли трое сотрудников НКВД. После обыска один из них сказал: «Ну, собирайтесь. Берите всё теплое». Дети и бабушка заплакали. Отец Сергий попрощался со всеми, всех благословил и ушел. Арест отца вызвал у детей нервное потрясение: дочь Лидия, выскочив на улицу, безотчетно стала кричать «караул», не в силах справиться со своим состоянием и остановиться. Сотрудники НКВД, чтобы утихомирить девочку, стали стрелять в воздух.

Первое время после ареста отец Сергий находился в тюрьме в городе Покров; бабушка и дети привозили ему туда продукты и вещи. Однажды священник передал им из тюрьмы белье и прядь своих волос, и дети поняли, что их отца остригли. Вскоре отца Сергия перевели в Таганскую тюрьму в Москве. Были допрошены свидетели. Один из них, фотограф Цветков, показал, что «Скворцов, используя сан священника, часто проводит беседы с верующими»[2].

Секретарь сельсовета в Дрезне сказал о священнике: «Скворцов среди верующих и граждан поселка Дрезна проводит антисоветскую агитацию, группируя вокруг себя активных церковников. Он поддерживал связь с арестованным недавно попом кабановской церкви Максимовым. Скворцов весной этого года около сельсовета в антисоветском духе заявлял: "Плохо стало верующим. Советская власть с нас берет великие налоги. Хотя государство и говорит, что оно не вмешивается в церковные дела, что Церковь отделена от государства, а все же нас притесняет”»[3].

Выслушав зачитанные ему показания свидетелей, отец Сергий не согласился с ними и потребовал от следователя, чтобы ему была устроена очная ставка, но следователь ему в этом отказал.

3 и 4 октября 1937 года следователь допросил священника.

- Дайте показания о контрреволюционных высказываниях Максимова.

- Мне во время бесед от священника Максимова относительно новой конституции приходилось слышать: «При новой конституции нам будет лучше». Высказываний контрреволюционного характера от него слышать не приходилось.

- Следствие располагает данными, что вы среди верующих поселка Дрезна проводили антисоветскую агитацию. Признаете ли вы это?

- Нет, я этого не признаю.

- Следствие располагает данными, что весной 1937 года, будучи в сельсовете, вы высказывали антисоветские суждения о советской власти, доказывая, что государство притесняет верующих.

- Нет, этого я не признаю.

- Дайте конкретные показания о ваших контрреволюционных связях с попом Максимовым и о его антисоветской деятельности.

Нам известно, что вы заявляли: «Поп Максимов арестован за проповеди с амвона и антисоветские высказывания на поминках». Какие это были высказывания? Дайте показания.

- Я никаких связей контрреволюционного характера со священником Максимовым не имел, антисоветских высказываний Максимова не знаю и не слышал. Я слышал о причинах ареста священника от фотографа Цветкова.

На этом допросы были прекращены, и 5 октября следствие было закончено. 13 октября 1937 года тройка НКВД приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Из Таганской тюрьмы отец Сергий был отправлен в 13-е отделение Бамлага, расположенное в Биробиджане. Только здесь ему объявили, что он приговорен к десяти годам заключения. Из Бамлага он был через некоторое время отправлен в Южлаг, в город Улан-Удэ, а затем в Безымянлаг в Самарской области. В Дрезне у отца Сергия остались дети, которые жили с бабушкой; им помогали священники храма мученицы Параскевы Пятницы, отдавая семье арестованного священника десятую часть дохода, а также прихожане. Екатерина Никитична посылала посылки отцу Сергию, но с началом Великой Отечественной войны у них у самих положение настолько ухудшилось, что они уже с великим трудом находили продукты, чтобы послать их священнику. В 1943 году они получили от отца Сергия последнее письмо, в котором он написал: «Детки вы мои дорогие, дела мои плохи, я заболел дизентерией».

Священник Сергий Скворцов умер в Безымянлаге 25 марта 1943 года и был погребен в безвестной могиле.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 157-162. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-skvorcov

Примечания

[1] Священномученик Василий (Максимов), прославлен Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется 10/23 сентября.

[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. 15797, л. 12 об.

[3] Там же. Л. 16.

Мц. Пелаги́и Жидко (1944)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

26 июня

ЖИТИЕ

Мученица Пелагия родилась в 1897 году в селе Кучеряевка Бобровского уезда Воронежской губернии[1] в семье крестьянина Степана Степановича Жидко. Она выросла, и сердце ее уже не находило полного удовлетворения в мирской жизни, и она решила всецело посвятить свою жизнь служению Господу. В двадцатых годах были уже закрыты все монастыри в Воронежской области, и монахи разошлись по селам, многие из них служили в приходских храмах, и вокруг них стали собираться христианские общины. Люди давали монашеские обеты и принимали постриги, как в христианских общинах древности во время первых гонений; поселяясь в сельских домах по два-три единомысленных человека, они вели монашеский образ жизни. После того как были закрыты все ближайшие храмы, они стали приглашать священников домой для совершения богослужений.

Гонения на Русскую Православную Церковь не прекращались, карательные органы безбожного государства арестовывали все новых и новых людей, и к концу 1937 года уже не осталось вовсе в Бутурлиновском районе священников, но ищущие монашеской жизни по-прежнему собирались вместе для общей молитвы, выбирая себе в качестве руководителя старшего и в духовном отношении более грамотного и опытного человека.

В 1937 году сотрудники Воронежского УНКВД приступили к уничтожению последних христианских общин. «Управлением НКВД по Воронежской области, – писали они, – вскрыта и ликвидирована контрреволюционная церковно-монархическая организация на территории пяти районов Воронежской области... по которой арестовано 127 человек»[2]. Среди других 27 ноября 1937 года была арестована и Пелагия. Следователь в тот же день допросил ее.

– Вы арестованы за проводимую вами контрреволюционную пропаганду. Признаете себя в этом виновной? – спросил он.

– Нет, – ответила Пелагия, – виновной себя в этом не признаю, так как никакой контрреволюционной деятельностью не занималась.

– Следствие располагает данными, что вы на своих сборищах, кроме пения церковных песен, ведете контрреволюционную пропаганду. Признаете вы это?

– Нет, я этого не признаю, так как никакой контрреволюционной пропагандой мы там не занимались.

– Вы продолжаете врать следствию. Настаиваю на даче правдивых и исчерпывающих показаний.

– Я уже вам говорила, что никакой контрреволюционной пропагандой я не занималась; я виновата только в том, что выказывала недовольство колхозной жизнью, говоря, что если бы не было колхозов, то жизнь была бы лучше. Больше я ничего не говорила.

– Вам зачитываются показания свидетелей... уличающие вас в том, что вы в сентябре 1937 года среди колхозников вели антиколхозную пропаганду, при этом возводили контрреволюционную клевету на руководителей партии и советского правительства. Признаете себя в этом виновной?

– Нет, в этом я себя виновной не признаю.

Были вызваны штатные свидетели; одна из свидетельниц показала, что Пелагия во время разговора заявила ей, что вы, мол, детей рожаете, трудитесь, мучаетесь, а мы мучаемся тем, что нас треплет советская власть, коммунисты.

Несмотря на отвержение вины обвиняемыми, следствие, опираясь на показания свидетелей, сочло доказанным, что обвиняемые «являются активными членами ликвидированной контрреволюционной церковно-монархической организации... которые проводили контрреволюционную деятельность, направленную на свержение советской власти вооруженным путем, путем организации террора над вождями ВКП(б) и советского правительства»[3].

15 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила Пелагию к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере.

В это время она начала слепнуть и, когда 16 января 1942 года после многих тюрем прибыла в Карлаг в Казахстане, то была уже совершенно слепой. Внешний мир померк для нее, и перед ревностной христианкой открылся простор для очей внутренних. Пелагия Жидко скончалась 26 июня 1944 года на участке Карлага Джартас и была погребена в безвестной могиле на лагерном кладбище.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 199-201. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-pelagija-zhidko

Примечания

[1] Ныне Бутурлиновский район Воронежской области.

[2] ЦДНИ Воронежской обл. Ф. 9353, оп. 2, д. П-16269, т. 7, л. 216.

[3] Там же. Л. 234.

Мч. Иоа́нна Демидова (1944)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

13 июля

ЖИТИЕ

Мученик Иоанн родился 27 сентября 1907 года в деревне Андреево Запонорской волости Богородского уезда[a] Московской губернии в семье богатого крестьянина Ивана Панкратьевича Демидова[b]. Брат Ивана Панкратьевича, Матвей, был владельцем небольшой шелкокрутильной фабрики, на которой работало около пятидесяти человек. В свое время братья разделили имущество, и Матвей Панкратьевич стал единоличным владельцем фабрики, а Иван Панкратьевич стал исполнять некоторые фабричные заказы у себя на дому. Семья Ивана Панкратьевича была на редкость благочестивой, и в самый тяжелый для Русской Православной Церкви период, во времена гонений от безбожников, его сын и дочь стали старостами храмов, дочь – Троицкой церкви в селе Аверкиево, а сын Иван – Покровской церкви в селе Запонорье; успев окончить до прихода советской власти сельскую школу, он помогал отцу по хозяйству.

В 1929 году Иван был призван в армию и служил в артиллерийском полку, квартировавшем в городе Моршанске Тамбовской области. Иван не скрывал, что он человек верующий, и политруки всячески пытались склонить его к отказу от веры. Он писал из армии домой отцу: «Дорогой папаша! Каждый день специально надо мной сидит политрук и все уговаривает снять нательный крестик. Но я твоего благословения не брошу. Перетерплю все. Святые отцы муки разные терпели, и я перетерплю, а вере православной не изменю»[1].

Вернувшись из армии, Иван стал работать вместе с отцом в своем хозяйстве. В 1933 году, уступая просьбам крестьян, он согласился стать старостой в Покровской церкви в селе Запонорье. В том же году его арестовали и приговорили к четырем месяцам заключения в исправительно-трудовом лагере за невыполнение им, как единоличником, сельскохозяйственных обязательств, данных ему государством. В 1935 году он снова был приговорен к шести месяцам заключения в исправительно-трудовом лагере за неуплату налогов. Вернувшись из заключения, он устроился работать на строительство школы в Павловом Посаде, а затем, в 1937 году, – рабочим на лесопильном заводе в Дрезне. Но где бы он ни работал, он никогда не забывал, что он православный человек и церковный староста, и всегда был озабочен тем, совершается ли в Покровском храме богослужение. После того, как храм лишился постоянного священника, он стал привозить священника из города, и тот совершал требы в домах прихожан. Это и явилось причиной ареста Ивана.

В справке на его арест сотрудники НКВД написали: «Иван Иванович Демидов... является инициатором внедрения религиозной пропаганды на селе. Систематически организовывает богослужение по дворам колхозников, является сельским церковным старостой... Пользуясь набожностью части колхозников... он... настраивает колхозников против колхоза, говоря, что "колхозы противны Богу... колхоз есть безбожество. Я в него никогда не пойду, потому что я верующий и веру православную не продам. Сейчас у власти не поймешь кто... нашу православную веру хотят загнать неизвестно куда. Но я уверен, что... Церкви не одолеет никто и никогда”.

Будучи церковным... старостой, Демидов... ведет большую религиозную пропаганду на селе... В результате... молодежь села отстраняется от общественно-политической жизни... Все перечисленные факты подтверждаются агентурными материалами и негласными допросами свидетелей»[2].

Допрошенные свидетели показали, что, «являясь церковным старостой церкви в Запонорье, Демидов в пасхальные дни 1937 года привез в деревни Андреево и Сумино попа для религиозной пропаганды, снабдив... подложными документами сельсовета о том, что ему разрешается совершать свободно богослужения»[3].

Иван был арестован в доме своей сестры в Дрезне 22 августа 1937 года и заключен в ногинскую тюрьму.

– С какого года вы церковный староста запонорской церкви? – спросил его следователь.

– С 1933 года.

– Как вы попали в церковные старосты?

– По просьбе верующих, которые об этом просили меня в церкви после службы.

– Много верующих в вашей запонорской церкви?

– К церкви приписано всего семь дворов, а посещают церковь немного больше.

– Следствие располагает материалами, что вы, являясь гармонистом и группируя вокруг себя подростков села, сочиняли и исполняли контрреволюционные частушки, направленные по адресу вождя народов и советской власти. Признаете себя в этом виновным?

– Да, я являюсь гармонистом, и около двора я изредка наигрывал на гармонике, но контрреволюционных частушек я никогда не сочинял и не исполнял и виновным себя в этом не признаю.

– Следствие располагает материалами, что вы, являясь членом контрреволюционной церковной группировки, получали задания через свою сестру проводить контрреволюционную деятельность на селе по развалу колхоза. Признаете себя в этом виновным?

– Сестру свою... я посещал... но никаких заданий в духе контрреволюционной деятельности я от нее не получал и виновным себя в этом не признаю.

После первых допросов Ивана Ивановича не вызывали на допросы в течение месяца, и только когда следствие было закончено, другой уже следователь, словно для того, чтобы убедиться, что действительно имеет дело с верующим человеком, еще раз допросил его.

– С какого времени вы являетесь церковным старостой? – спросил он.

– С 1933 года я состою церковным старостой при церкви села Запонорье... До настоящего времени являюсь верующим, – ответил исповедник.

11 октября 1937 года тройка НКВД приговорила Ивана Демидова к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в поселок Кульдур Бирского района Хабаровского края[c], в Буреинский железнодорожный лагерь НКВД.

В 1939 году Иван Иванович отправил заявление с просьбой пересмотреть дело и приговор как неправый. 20 сентября 1939 года ему был послан ответ областного прокурора: «В жалобе отказать»[4].

Находясь в заключении, он ни от кого не скрывал, что он человек верующий и был на родине церковным старостой, и, когда его спрашивали о его вере и уповании, он отвечал на это прямо, нисколько не смущаясь, и всегда опирался в своих ответах на слова Священного Писания. Сотрудники оперативного отдела лагеря стали искать повод, чтобы открыть против него новое дело.

В апреле 1942 года они допросили заключенных, работавших вместе с Иваном Демидовым, добиваясь от них лжесвидетельств, и те показали, что тот будто бы вел антисоветские разговоры и был враждебно настроен к советской власти, говорил, что осужден за свои религиозные убеждения и что в прошлом был церковным старостой, что, будучи старостой, отстаивал храм от закрытия; когда разговаривал на религиозные темы, то всегда говорил определенно, что Бог есть. О том, что он был человеком верующим, знали все заключенные бригады. В присутствии заключенных он пел церковные песнопения и молился. 1 мая 1942 года Иван Демидов был арестован и заключен в лагерный изолятор.

– Вам предъявляется обвинение в совершенном вами преступлении, предусмотренном 58-й статьей; поняли ли вы это и признаете ли себя виновным в предъявленном вам обвинении? – спросил его следователь.

– В предъявленном мне обвинении по 58-й статье виновным себя не признаю, так как я никогда никакой контрреволюционной агитации не проводил.

– Что вы еще желаете показать по существу предъявленного вам обвинения?

– Больше показать ничего не могу.

Следователи стали проводить очные ставки между лжесвидетелями и обвиняемым. Услышав, насколько лживо те показывают, Иван, отвергнув все лжесвидетельства, отказался подписывать протоколы очных ставок. И следователь снова допросил его.

– Материалами следствия, показаниями свидетелей и очными ставками установлено, что вы на почве религиозных убеждений среди заключенных проводили антисоветскую агитацию пораженческого и клеветнического характера. Расскажите об этом по существу и подробно, – потребовал от него следователь.

– Показания свидетелей на очной ставке в отношении того, что я рассказывал, что на воле был церковным старостой, соответствуют действительности, я их подтверждаю, так как это истина и об этом я говорил, но в отношении антисоветских высказываний – этого с моей стороны не было, и это я не подтверждаю... Никакой пораженческой и клеветнической агитации я не проводил.

24 сентября следствие было закончено, и Ивану Демидову были даны для ознакомления материалы дела. Ознакомившись с ними, он заявил дежурному сотруднику НКВД, что с материалами ознакомился, но подписывать протокол об окончании следствия не будет. Тот спросил почему, на что Иван категорично и спокойно ответил, что не желает объяснять и причину.

2 ноября 1942 года дело было рассмотрено в закрытом заседании Постоянной сессией областного суда Еврейской Автономной Республики Хабаровского края. После оглашения обвинительного заключения, объемом в одну страницу, судья спросил Ивана, понятно ли ему обвинительное заключение и признает ли он себя виновным.

– Обвинение мне понятно. Виновным себя не признаю. Никакими контрреволюционными разговорами не занимался, – ответил Иван.

После этого были допрошены вызванные в суд лжесвидетели и зачитаны показания лжесвидетелей отсутствующих и снова допрошен подсудимый; на все вопросы судьи Иван категорично ответил, что показания лжесвидетелей не содержат в себе правды. Суд удалился на совещание, а затем зачитал приговор – к десяти годам лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовых лагерях НКВД и поражением в правах после отбытия наказания на пять лет.

Староста Иван Иванович Демидов скончался 13 июля 1944 года в центральной больнице лагеря на станции Известковая и на следующий день был погребен в безвестной могиле на лагерном кладбище.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 530-536. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-demidov

Примечания

[a] Ныне Орехово-Зуевского района.

[b] Мученик Иоанн (Демидов); память 7/20 декабря.

[c] Ныне Облученский район Еврейской автономной области.

[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. 20718, л. 98.

[2] Там же. Л. 5.

[3] Там же. Л. 100 об.

[4] Там же. Л. 128 об.

Прмц. Пелаги́и (Тестовой), инокини (1944)

ДНИ ПАМЯТИ:

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

3 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

27 июня – Собор Дивеевских святых

ЖИТИЕ

Преподобномученица Пелагия родилась в крестьянской семье в деревне Арга Тамбовской губернии. С четырнадцати лет почти три десятилетия она подвизалась в Серафимо-Дивеевском монастыре, несла послушание портнихи и косца.

После революции монастырь стал существовать как трудовая артель. В конце лета 1919 года власти предложили послать часть монахинь на уборку полей, принадлежавших семьям красноармейцев. Совет монастыря справедливо указал, что сестры истощены голодом, идти на полевые работы не могут, да и свой урожай не убран. Инокиня Пелагия была членом совета и «заведующей рабочими силами монастыря». Она пыталась защитить сестер и отказалась исполнить требование представителя власти, за что и была арестована в первый раз и приговорена к трехлетнему заключению. Для расследования «контрреволюционности» монастыря в Дивеево была послана комиссия, которая установила невиновность инокинь. Сестры были освобождены, а совет монастыря восстановлен в своих правах. Под видом артели обитель просуществовала восемь лет. В 1927 году началась кампания по ликвидации монастыря, повальные обыски и аресты по спискам ОГПУ.

Как и другие дивеевские сестры, которые находили пристанище у верующих людей, инокиня Пелагия и ее старшая сестра инокиня Марфа стали жить при храмах: мать Марфа поселилась в сторожке при церкви села Развилье Борского района, а мать Пелагия - при церкви села Воробьево Арзамасского района. В их дальнейшем жизненном пути есть очень много общего, хотя по архивным делам можно заключить, что они больше не встречались.

20 ноября 1937 года инокиню Пелагию вновь арестовали и обвинили в ведении «контрреволюционной агитации пораженческого и клеветнического характера». Решением тройки НКВД от 14 декабря 1937 года она была приговорена к заключению в Карагандинском исправительно-трудовом лагере сроком на восемь лет. Из документов ее личного дела следует, что при потере трудоспособности на 85% мать Пелагия использовалась на общих работах.

Несмотря на изнуряющий каторжный труд при тяжких болезнях, в характеристиках заключенной Пелагии Тестовой отмечается: «качество работы хорошее», «нормы выполняет», «взысканий не имеет».

3 ноября 1944 года, накануне празднования Казанской иконы Божией Матери, инокиня Пелагия умерла в лагерной больнице и была погребена на лагерном кладбище у поселка Жартас.

6 октября 2001 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви было принято решение включить в состав уже прославленного Собора новомучеников и исповедников Российских XX века преподобноисповедницу Пелагию (Тестову).

Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-pelagija-testova

Прмц. Пелаги́и (Тестовой), инокини (1944)

ДНИ ПАМЯТИ:

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

3 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

27 июня – Собор Дивеевских святых

ЖИТИЕ

Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-pelagija-testova

Мч. Стефа́на Наливайко (1945)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

12 февраля

11 июня – Собор святых Красноярской митрополии

ЖИТИЕ

Мученик Стефан родился в 1898 году в селе Константиновка Мелитопольского уезда Херсонской губернии в благочестивой крестьянской семье Пимена и Евфросинии Наливайко. Большое нравственное влияние на мальчика имела его мать Евфросиния Романовна, усилиями которой он получил хорошее церковное воспитание, прекрасно знал Священное Писание и полюбил читать духовные книги.

После установления советской власти, когда начались гонения на Православную Церковь, Евфросиния Романовна стала ходить по соседним селам с проповедями. Власти предупредили ее: «Бабка, кончай проповедовать, а то иначе посадим». Но не послушалась их Евфросиния. В конце концов зимой 1927 года пришли ее арестовывать. Она надела кожух и, показывая на другой кожух, сказала парню, которому было поручено ее арестовать:

- Ты бери два кожуха.

- Да зачем мне? - сказал он.

- Да тебе еще придется меня обратно везти.

- Бабка, много ты знаешь, - надменно ответил тот и кожух не взял.

После допроса Евфросинию Романовну сразу же отпустили домой, и тот же парень повез ее в село Константиновку, жалея уже, что не взял второй кожух, который бы ему теперь пригодился.

Скончалась она в родном селе в своем доме в 1929 году.

Когда Степану исполнилось девять лет, родители отдали его в церковноприходскую школу, в которой он проучился три года, после чего поступил в училище при Григорие-Бизюковом монастыре, где учился два года. В это время настоятелем монастыря был архиепископ Таврический Димитрий (Абашидзе) и монастырь славился благочестием иноков и миссионерской деятельностью. Время, проведенное в Григорие-Бизюковом монастыре, оказало на Степана весьма благотворное влияние и сказалось потом на всей его жизни.

Здесь Степан почувствовал сердцем, сколь велика поэтическая красота и духовная глубина православного богослужения. Он стал посещать почти все службы, и его благословили прислуживать во время богослужения. В монастыре он ощутил, что представляет из себя та подлинно духовная атмосфера, когда люди всецело устремлены ко спасению; в монастыре он основательно ознакомился с церковным преданием, в особенности читая жития святых. Никакой подвиг, никакое мужество, никакой труд, никакая нравственная и духовная красота, никакая мирская мудрость не могут сравниться с подвигом, мужеством, трудом, нравственной и духовной красотой и мудростью святого. Весь мир с его представлениями о совершенстве и подвигах померк в глазах мальчика и предстал, как бледная тень подлинной жизни и подлинной цели. Неотразимо прекрасный христианский идеал и жажда достигнуть его поселились в душе Степана и не оставляли затем в течение всей его жизни. Особенно его поразило, как и многих верующих русских подростков, житие святого праведного Алексия, человека Божия.

Когда мальчику исполнилось четырнадцать лет, он вернулся домой и стал помогать отцу по хозяйству. Его отец, Пимен Константинович, был из бедных крестьян, своей земли не имел и арендовал от пяти до десяти десятин - когда сколько было по силам обработать; имел двух лошадей и корову. Но не к хозяйству склонялись ум и сердце Степана, и в 1914 году, когда ему исполнилось шестнадцать лет, он уехал в город Геническ, поселился на монастырском подворье и был принят певчим в монастырский хор. Здесь он почувствовал недостаток церковного образования, в основном в знании церковного устава, и в течение двух месяцев усиленно занимался изучением устава в Корсунско-Богородицком монастыре. После этого, вернувшись в родное село, он поступил певчим в церковь, где настоятелем тогда был священник Павел Буцинский, расстрелянный впоследствии большевиками. Одновременно Степан помогал отцу по хозяйству.

В феврале 1917 года Степан был мобилизован в действующую армию. После трех месяцев обучения в городе Екатеринославле он был направлен на Румынский фронт. В июле 1917 года немцы, пользуясь происшедшей в России революцией и связанной с ней дезорганизацией армии, перешли на Румынском фронте в наступление, в результате которого части 134-го Феодосийского полка, где служил Степан Наливайко, попали в плен. Находясь в плену, Степан около двух месяцев работал в прифронтовой полосе, а затем был заключен в концлагерь «Ламсдорф», где пробыл до января 1918 года, когда администрация лагеря отправила его на гражданские работы в поселок. К тому времени Украина по Брест-Литовскому договору отошла к Германии и была занята германскими войсками. Мать Степана, Евфросиния Романовна, обратилась к оккупационным властям с просьбой разрешить сыну вернуться из плена домой. Осенью 1918 года разрешение было получено, и Степан снова был заключен в концлагерь «Ламсдорф», на этот раз для отправки на родину. В это время в Германии произошла революция, и условия содержания военнопленных в концлагере настолько ухудшились, что им стала грозить голодная смерть. И Степан бежал из концлагеря. Домой в Россию ему пришлось идти пешком и днем и ночью, в пути перенося голод и холод. Он прошел часть Германии, Австрию, Венгрию, переправился через российскую границу, добрался до Херсона и наконец пришел в свой уездный город Алёшки, где получил документы, свидетельствующие, что он солдат, вернувшийся из плена домой. До родного дома Степан добрался за четыре дня до Рождества Христова.

Он устроился в храм псаломщиком и работал в своем до крайности бедном по тем местам хозяйстве. Отец к тому времени состарился, мать была тяжело больна, за ней некому было ухаживать, и Степан ради этого решил жениться. Девушку взял круглую сироту из того же села, Харитину Дмитриевну Севастьянову. Через год у них родилась дочь Раиса.

Сострадание к угнетенному народу и к новым властям, представители которых ядом безбожия отравляли и губили свои и чужие души, - все наталкивало на мысль, помолившись, понять, как хоть сколько-нибудь облегчить общее горе и найти утоление совести, голос которой явственно звучал в душе Степана и призывал действовать. Чистая душа не принимала и не соглашалась со злом, воцарившимся в русском мире будто по праву. Этого, считал он, быть не должно, потому что мир осиял свет Христов, который, входя в души, призван их преобразить и обожить. И Степан начал усердно молиться Богу, чтобы Господь указал ему, как поступить. И в сновидении после молитвы ему было возвещено, что он должен отправиться в Москву, где ему будет сказано, что надо делать. И в начале апреля 1923 года он оставил дом, жену, дочь и хозяйство и направил свой путь в Москву. Путешествие до столицы заняло более сорока дней.

Прежде чем выйти на общественное поприще, Степан приготовил душу, попостившись и помолившись, исповедавшись в Донском и Даниловом монастырях и причастившись Святых Христовых Таин.

В период пребывания Степана в Москве скончался патриарший архидиакон Константин Розов. Отпевание и похороны были назначены на 3 июня в три часа дня на Ваганьковском кладбище. Народу собралось множество. Когда гроб с телом почившего был внесен в церковь, двери храма закрыли и к ожидавшей толпе вышел священник и сообщил, что похороны архидиакона переносятся на утро следующего дня ввиду того, что не успели приготовить могилу и не прибыли ближайшие родственники.

Люди еще не разошлись, когда на возвышение взошел Степан и сказал проникновенное слово о почившем архидиаконе, а затем, обращаясь к народу, прибавил:

- Время сейчас очень трудное, тяжелое, но это время избавления народа от греха, поэтому прошу вас - не забывайте Бога. Крестите детей. Не живите невенчанными. А главное, живите по совести. Настанет время, когда православные христиане воспрянут, Бог этих богоненавистников свергнет.

Во время его речи милиция попыталась арестовать проповедника, но народ стоял стеной и не допускал. Тогда был вызван наряд милиции, Степан был арестован и на пролетке отвезен в отделение милиции. Дорóгой милиционер спросил Степана, из какой он губернии. Степан ответил:

- Губернии все мои.

- Как ваше имя и сколько вам лет? - спросил милиционер.

- Мне двадцать четыре года. Фамилия моя Наливайко Стефан Пименович.

- Где ваши документы? - спросил милиционер.

Степан расстегнул на груди рубашку и, показывая на тяжелый оловянный крест, сказал:

- Вот мои документы. Больше у меня нет ничего.

В отделении милиции он отказался отвечать на вопросы и был отвезен в ОГПУ. Здесь ему предложили заполнить анкету. Степан на вопрос, к какому он принадлежит государству, написал: «Новому Иерусалиму». А для неосведомленного следователя пояснил: «Сходящему с небес». На вопрос о профессии написал: «Жнец». О работе: «Свидетель слова Божия, проповедник». На вопросы, где работал, на какие средства жил и владел ли каким недвижимым имуществом, написал: «По воле Иисуса Христа всем тем, что подавал Иисус Христос». На вопрос о воинском звании ответил: «Воин Иисуса Христа». На вопрос анкеты об имущественном положении Степан написал: «Вечное Евангелие внутри меня». На вопрос о политических убеждениях ответил: «Истинно православный христианин». На вопрос, чем занимался и где служил, ответил словами, полными скорби и горечи: «Не помню, но знаю, что в России, тогда еще Россия была, а теперь я вам не буду о России говорить, потому что ее не существует».

7 июня состоялся допрос.

- Где вы жили по приходе в Москву? - спросил следователь.

- Жил я в эти дни на средине города Вавилона.

- Как оказались на Ваганьковском кладбище?

- Попал я на Ваганьковское кладбище водимый Духом, данным мне от Бога, с целью свидетельствовать слово Божие. На кладбище было много народа, к которому я обратился с речью и указал, что настает время избавления от греха.

- Как вы относитесь к советской власти?

- Я настоящую власть не одобряю, потому что она не признает Бога. Я послан бороться с этой властью, но борьба моя не воинским оружием, а словом правды Священного Писания.

На этом допрос окончился. Следователь, внимательно прочитав ответы Степана, через два дня снова вызвал его и спросил:

- Почему не существует теперь России?

- Россия была тогда, когда стояли у власти православные, а теперь город Вавилон, то есть город беззакония, - ответил Степан.

- Вы принимали участие в гражданской войне?

- В гражданской войне я участия не принимал. Способ избавления от грехов беззакония - это обращение людей к правде, то есть признание Иисуса Христа Сыном Божиим. Я не могу придерживаться этой власти, потому что никто не может угодить двум господам. Эта власть вредна, потому что она идет против Бога. Я желаю власть ту, которая всецело повинуется Иисусу Христу, Сыну Божию.

Эта власть - тьма, а при той власти люди ходили бы в свете.

Через два дня следователь снова вызвал Степана на допрос и спросил:

- Вы советскую власть признаете?

- Как ее не признать? Как можно не признать власть, когда она существует? Вот вы скажете - это чернильница, и вы спросите меня - это чернильница? И я отвечу - конечно чернильница. Как я могу сказать, что ее нет? Власть, конечно, есть. Но многие взгляды с ней на религию я не разделяю. Если бы не было гонений на Церковь, то я бы разделял с ней свои взгляды. Если бы власть не разоряла церкви, не убивала и не высылала священников, то я бы ее приветствовал, а так - нет, приветствовать я ее не могу и не хочу о том врать.

В тюрьме ОГПУ Степан первое время сидел в общей камере, и его присутствие здесь стало большим утешением для узников. Он сразу сказал, что хотя и арестован за агитацию против советской власти, но и теперь, лишенный свободы, не боится открыто говорить следователям правду. Основание советской власти воздвигнуто на песке. Не бойтесь и не тоскуйте, время избавления близко.

В середине июня Степана перевели из тюрьмы ОГПУ в общую камеру Бутырской тюрьмы. 25 июня он направил следователю ОГПУ заявление, обращенное к властям: «Правители Русской земли, прошу обратить внимание на свой народ, как он стонет под игом самого себя; жалостно смотрит на правителя - а правитель смотрит на народ. Рассуди каждый, не страх ли владеет человеком? И этот страх есть страх неправды. Неужели неправда сильнее правды? - Ни в коем случае, потому что неправда над человеком властвует, покуда человек существует на этой земле, а умирает человек - и неправда также умирает. Обратимся к правде, какова сила правды. Если живет человек правдою, то гоним ли он, хулим ли, угнетаем ли, насильствуем ли кем-либо, болен ли... и, наконец, умирает ли, обратите свой взор на него, с какою радостью переживает все это! Почему так? Потому что правда, которой он жил, не умирает. Правда побеждает и смерть, потому что имеет Царство и силу прежде всех век и во веки веков. Аминь.

Время близко к осуществлению правды, и она не пройдет мимо, ибо наступает час жатвы, предсказанный Иисусом Христом...

А посему прошу вас, правители Русской земли, довольно побеждать свою землю... Обратитесь ко Христу и познайте в Нем жизнь...»

31 августа 1923 года Степан был вызван следователем Казанским на допрос. На заданные вопросы Степан ответил: «По приходе моем в Москву, я по пути свернул в Данилов монастырь, где пробыл всего несколько дней; здесь исповедовался, не помню у кого. Некоторые прихожане, которых я не знаю, приглашали меня к себе иногда закусить, иногда переночевать. Был также в Донском монастыре, где также исповедовался, у кого - не помню. При пребывании моем в Москве я слышал от людей о смерти архидиакона Розова и предстоящих его похоронах на Ваганьковском кладбище, что и заставило меня отправиться на кладбище. Больше по моему делу показать ничего не имею и показывать не буду».

22 сентября сотрудник 6-го отделения секретного отдела ОГПУ составил заключение по «делу». «Спрошенный в качестве обвиняемого гражданин Наливайко, - писал он, - показал, что, выступая с антиправительственной речью, он лишь выполнил миссию проповедника, выполняя повеление Божие обличать правителей, данное ему в сновидении; что примириться с существующей неправославной властью он не может и впредь будет бороться с нею, но не оружием, а словом. Содержась под стражей, гражданин Наливайко направил два заявления следователю, полные упреков советской власти за якобы большое притеснение народа и предсказывая близкое ее падение... Полагаю: признать Наливайко элементом социально опасным и, руководствуясь декретом ВЦИК от 10.8.22 года, подвергнуть его высылке в административном порядке в Архангельскую губернию сроком на три года».

«На три года в лагерь», - исправил начальник 6-го отделения секретного отдела ОГПУ Тучков.

26 октября 1923 года Комиссия НКВД по административным высылкам приговорила Степана «к заключению в Соловецкий концлагерь сроком на три года».

В лагере ему пришлось нелегко: он заболел цингой и у него отнялись ноги. Узнав о тяжелом положении Степана, его мать, Евфросиния Романовна, отправилась к нему в Соловецкий лагерь на свидание. С собою она взяла белье и продукты. Состояние здоровья Степана было критическим - на свидание его вынесли на носилках. На время свидания сыну и матери выделили отдельную комнату, где они пробыли несколько дней.

Через три года, по окончании срока, представители ОГПУ вызвали Степана и спросили:

- Ну как, вы изменили свои убеждения?

- Нет, не изменил.

- Тогда получите еще три года ссылки.

Ссылку он отбывал в Казахстане, в городе Туркестане. Когда прошли и эти три года, ему дали еще три года ссылки, словно желая, чтобы он остался здесь на всю жизнь. В ссылке он научился разного рода ремеслам, в которых проявил недюжинный талант, - мог сделать и лодку, и мандолину, и гитару, а если нужно, то и фаэтон. Степан снял в аренду дом с садом и пригласил к себе жену с дочерью.

Дочь Раиса должна была пойти в школу, но когда ей исполнилось семь лет, Степан написал из ссылки: «Ни в коем случае не отдавайте в школу». Он помнил и свое церковное обучение, и заветы святых отцов, таких как святитель Василий Великий, который говорил, что лучше вообще остаться без светского языческого образования, чем, по-мирски образовавшись, повредить своей душе. Домашние послушались Степана, который пользовался и дома, и в селе большим авторитетом, и не отдали девочку в школу. Учителя приходили к ним домой и принуждали отдать ее в школу, но родители Степана держались в этом отношении твердо. Уже пришла к ним и дочь их, Татьяна, и стала уговаривать отца:

- Папа, я слышала в сельсовете, что если ты внучку не отдашь в школу, то к тебе придут и заберут коня.

Тяжело было старику слушать, что он может потерять своего рабочего помощника, лошадь, он уже и не знал, что делать, а тут вскоре пришли учителя. Встретила их Евфросиния Романовна и сказала: «Да на что она ей, школа-то? Она и так уже грамотная».

Учителя продолжали уговаривать, но девочку так и не отдали в школу, а тут вскоре Степан позвал жену с дочерью к себе. Девочка ни букв, ни азбуки совершенно не знала. Здесь, в Казахстане, она уже всему научилась и получила начальное образование. Изучила Закон Божий, арифметику, историю. Одно тяжело было в ссылке - церковь была только обновленческая, и семья туда не ходила.

Изучая Закон Божий, Раиса дошла до повествования о том, что Дева Богоматерь родила Иисуса Христа и, однако, осталась Девой, и было ей это смутительно - как такое может быть. И она поведала о своем недоумении отцу:

- Я не понимаю. Или тут ошибка какая?

Степан, выслушав ее, ответил:

- Правильно ты говоришь: Богоматерь родила Иисуса Христа и осталась Девой. Теперь вспомни - сколько чудес было при Моисее, как было разделено Чермное море, вспомни о неопалимой купине, как прозяб жезл Ааронов, вспомни чудеса, которые были совершены пророком Илией. Что это такое? Чудеса? Да, чудеса! Это то, что совершено силою Божиею вопреки земному порядку вещей. Творец и Законодавец Господь Сам, если пожелает, дает новый закон или, вопреки установленному Им закону, совершает деяние сверхъестественное, которое нами, людьми, воспринимается как чудо, - совершает, чтобы человек видел руку Творца и понимал, Кто есть подлинный Законодавец и мира Творец.

Наступил 1931 год, подходил к концу третий срок. Евфросиния Романовна к тому времени уже умерла, Пимен Константинович был очень стар и стал совсем немощным, и пришлось жене Степана Харитине с дочерью уехать в Константиновку, чтобы помочь старику убрать хлеб, там они и остались до решения властями дальнейшей участи Степана. Родители решили, что дочь получила достаточное религиозное воспитание и начальное представление о Боге, о Церкви, о всемирной истории и об истории России и для нее уже не будет нравственно опасным обучение в безбожной школе; они отдали ее учиться в школу, и впоследствии она получила высшее образование.

Степан был человеком общительным, с ним всякому было интересно беседовать, но о чем бы ни шел разговор, он всегда переводил его на беседу о главном - о Боге. Многие жители городка ходили к нему домой, ходили и высокие чины ОГПУ. И он спросил их однажды:

- Ну знаете что, друзья, вы собираетесь меня освобождать или нет? Ничего на мой счет нет?

- Нет, - ответили те.

- Я тогда напишу в Москву, - сказал Степан.

И он написал властям в Москву. Прошло сколько-то времени, он пришел к начальнику ОГПУ и повторил свой вопрос.

- Степан Пименович, - сказал тот, - ваше освобождение лежит у меня под сукном, но мы вас не хотим отпускать. Послушайте меня. Вы когда приедете на родину, то местные власти соберут на вас компрометирующие материалы, вас арестуют и опять посадят. Поезжайте, заберите своего отца, семью и опять приезжайте. Зачем вам уезжать? Вас все равно арестуют и опять вышлют - такая ведется политика. Забирайте отца, семью и возвращайтесь.

Степан не согласился с начальником ОГПУ, взял справку об освобождении и в сентябре 1932 года уехал на родину.

В селе Константиновке уже пять лет как храм был закрыт, священника не было. Когда приехал Степан, к нему сразу же потянулись люди. В селе было в то время девятьсот дворов, и стали его просить односельчане, чтобы он отхлопотал, помог им открыть храм. Степан знал, что законным образом храм закрыть не могли. Он собрал церковную общину из двадцати человек и поехал с бумагами к властям в Херсон, откуда сразу же вернулся со священником. Жившая в селе монахиня Евдокия стала псаломщицей, Степан стал управлять церковным хором, который он быстро собрал, отбою не было от желающих петь на клиросе.

Пришла Пасха. Степан ликовал. Три дня он поднимался на колокольню и с вдохновением и восторгом звонил в колокола. Пасхальное настроение и великая радость царили в душе Степана и в душах жителей Константиновки.

Стали власти подбираться к нему:

- Иди в колхоз!

Он тогда работал маляром по найму.

- Что я буду делать в колхозе? - ответил Степан. - Дайте мне паспорт, и я уеду.

Но паспорта власти не дали, и начались преследования и мытарства. В 1934 году умер отец Степана; земля, бывшая в его хозяйстве, осталась незасеянной, и в августе 1934 года Степана привлекли к ответственности за непосад своего хлеба на площади одного гектара и осудили на пять лет заключения в исправительно-трудовых лагерях. Он написал жалобу, дело было пересмотрено, и он, не доехав до концлагеря, был освобожден и вернулся домой. Однако преследования не прекратились. Власти стали требовать от Степана уплаты то одних налогов, то других. Отобрали бычка, корову, лошадь, из живности остались одни только куры, но уплаты налогов требовали как с полного хозяйства - и молоком, и мясом, и шкурами. И не стало ему чем платить. В апреле 1935 года состоялся суд над Степаном. Судья Куропаткин приговорил Степана к трем годам исправительно-трудовых лагерей и к двум годам поражения в правах. Степана посадили в тюрьму, где он пробыл до февраля 1937 года, а затем был отправлен этапом во Владивосток. Он написал жалобу властям в Москву, откуда через некоторое время пришел ответ: оправдать со снятием судимости, против судьи и прокурора возбудить уголовное дело.

Тем временем его жена и дочь переехали в Симферополь, и летом 1937 года Степан приехал к ним и устроился работать маляром. Молиться он ходил в храм на кладбище, и настоятель храма, священник Николай Швец, в августе 1940 года попросил его выполнить работу для храма - выкрасить крышу. В это же время настоятель собора предложил Степану стать регентом хора. Здесь, на службе, Степан снова нашел свое место - не было для него ничего дороже, чем церковь. И конечно, беседуя с верующими, он не скрывал религиозных взглядов - как, по его мнению, Священное Писание смотрит на современные вопросы человеческой жизни. Так возникло его последнее «дело».

25 октября 1940 года было выписано постановление на арест Степана. Через три дня настоятель храма отец Николай пригласил Степана к себе домой в связи с окончанием работы по храму. Степан сказал тогда жене:

- Харитина, отец Николай с матушкой приглашают нас на чашку чая.

Жена отказалась, и в гости пошел он один. Домой Степан вернулся около одиннадцати часов вечера. Пришел и сказал:

- У отца Николая брат был, приехал откуда-то из Центральной России. Поели, выпили чаю, немного поговорили.

Было поздно и надо было укладываться спать, но в два часа ночи раздался стук в дверь. Открыли. На пороге стояли сотрудники НКВД, они предъявили ордер на обыск в квартире и арест Степана. Степан их спросил, что они собираются искать; те ответили, что документы, не объясняя какие. Забрали паспорт, Библию 1904 года издания и Евангелие 1903 года. Наконец нашли справку об освобождении Степана. И когда нашли, сказали ему:

- Возьмите одеяло, подушку и пойдемте с нами.

Так он был арестован. Дочь во все время нахождения отца под следствием добивалась у начальства тюрьмы разрешения на передачу продуктов, но ей отказывали. Она стала требовать. Видя ее неотступность, сотрудник НКВД отвел ее в отдельную комнату и спросил:

- Что вы можете сказать о своем отце? Какой он был как отец?

- Вам бы не следовало задавать такие вопросы дочери. Даже если бы был отец плохой, то как же я могла бы сказать, что мой отец плох. Но такой отец, как у меня, - лучше такого, как он, нет.

Ее отпустили, но передачу не приняли, и не принимали во все время следствия в течение полугода.

Допросили Степана сразу же в день ареста.

- За что вы были осуждены в 1923 году и высланы? - спросил следователь.

- В 1923 году я был осужден за то, что, будучи религиозным человеком, проповедовал в городе Москве на Ваганьковском кладбище о том, что христианское учение есть единственно правильное учение. За проповеди меня осудили и выслали.

- Какое учение вы считаете правильным?

- Не имея понятия о коммунистическом учении, я не считал коммунистическое учение правильным или неправильным учением и проповедовал христианское учение.

- Назовите фамилии лиц из православного духовенства, с которыми вы имели связь в городе Симферополе.

- Посещая кладбищенскую церковь, я встречался со священником Николаем, фамилию которого не знаю. Кроме того, знал еще одного священника, фамилию которого также не знаю, не припомню.

- Сообщите, при каких обстоятельствах вы познакомились со священником Николаем.

- Я со священником Николаем встречался в церкви, не помню точно, но, кажется, с 1937 года. Мы беседовали, но на какие темы, не помню, затрудняюсь сказать. В августе 1940 года священник Николай предложил мне покрасить крышу церкви, я согласился. Во время окраски крыши я заходил к священнику Николаю. Здесь же присутствовал еще один человек, фамилии и имени которого я не знаю. В разговоре с ними на религиозные темы я говорил о 13-й главе Апокалипсиса. Второй раз я заходил к священнику Николаю за маслом для окраски крыши. Это было в середине сентября. У священника Николая я опять встретил неизвестного мне гражданина. После окраски крыши я опять был в квартире у священника Николая, приходил к нему за расчетом. Вскоре после этого я был арестован.

- Вы посещали священника Николая и беседовали с ним, сообщите все, что вам известно о нем.

- Я священника Николая мало знаю и ничего сказать о нем не могу. Бесед с ним не имел.

Не видя иного выхода из тупика, в котором оказалось следствие, следователи решили привлечь в качестве свидетеля священника Николая Швеца.

Священник Николай показал:

- Наливайко довольно религиозно начитанный человек, разбирается хорошо в религиозных вопросах и производит впечатление большого оратора. Он может по нескольку часов подряд говорить на религиозные темы. К советской власти Наливайко настроен враждебно, не признает ее и считает, что эта власть не от Бога и ей не должны подчиняться. О военных событиях Наливайко говорил так, что союзники воюют против Германии больше для блезиру, только для того, чтобы втянуть в войну нейтральные страны, а потом всем вместе ударить с юга на СССР, который и будет побежден. Этот разговор далеко не исчерпывается тем, что я показал. Я сказал только самое основное, что сохранилось в памяти.

После этого Степан был снова допрошен.

- В распоряжении следствия имеются данные о том, что вы под видом распространения религиозных проповедей проводили среди верующих антисоветскую пропаганду. Предлагаю вам еще раз дать по этому поводу подробное показание.

- Я религиозных проповедей не проводил и антисоветской пропагандой не занимался.

Хотя почти все допросы проводились ночами, Степан не ленился внимательно прочитывать протоколы и в конце каждого, прежде чем расписаться, писал своею рукою: «Протокол мною прочитан. Записано с моих слов верно».

При всех ухищрениях следователей им не удалось заставить Степана оговорить себя. Срок, отведенный для следствия, подходил к концу, а Степан по-прежнему держался спокойно и ровно и подписывать лжесвидетельства против себя не соглашался. 18 января 1941 года следователь еще раз вызвал его на допрос.

- Признаете вы себя виновным в предъявленном вам обвинении? - спросил он.

- Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю.

- Следствие предлагает вам прекратить бесцельное упорство - отрицание своей антисоветской деятельности и признаться откровенно в совершенных вами контрреволюционных действиях.

- Я антисоветской, контрреволюционной деятельности не вел.

21 января Степан был вызван на последний допрос.

- Признаете вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

- Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю.

В тот же день следователь составил протокол об окончании следствия и предоставил возможность обвиняемому самому ознакомиться с материалами. Прочитав их, Степан написал: «С материалами следственного дела на тридцати трех листах я ознакомился. По приведенному следственному материалу виновным себя не признаю, так как антисоветской агитацией я абсолютно нигде и никогда не занимался... А поэтому ни в чем вышеуказанном виновным себя НЕ ПРИЗНАЮ».

4 февраля отдел прокуратуры по спецделам, рассмотрев материалы следствия, вынес заключение: «Будучи привлечен и допрошен в качестве обвиняемого, Наливайко С. П. в контрреволюционной деятельности виновным себя не признал, но не отрицает тот факт, что церковь, находящуюся в Симферополе (на кладбище), раз двадцать посещал.

Принимая во внимание, что добытых материалов для направления дела в судебное заседание недостаточно, а личность обвиняемого Наливайко С.П. является социально опасной, полагал бы: дело по обвинению Наливайко С.П. в контрреволюционной деятельности направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР».

7 апреля 1941 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило Степана Пименовича к пяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Перед отправкой в лагерь ему дали свидание с дочерью. И отец сказал ей, что в гостях тогда у отца Николая был не брат, а начальник следственной части НКВД, и сам отец Николай является сотрудником НКВД[1]. Все, в чем обвинили его, - выдумка, но поскольку решение о его деле выносило Особое Совещание, то никто не стал проверять, кто и что там говорил. Осудили его за то, что он был судим раньше.

Степана Пименовича отправили в исправительно-трудовой лагерь в Норильск. С началом Великой Отечественной войны переписка между ним и родными прекратилась. Только в начале 1945 года они получили от него первое после перерыва письмо: «До окончания моего срока остается три месяца. Даст Бог, и нам придется еще пожить вместе».

Родные послали ему письмо, деньги, посылку, но ответа уже не пришло. Через некоторое время Раиса Степановна послала запрос в управление ГУЛАГа, откуда ей ответили, что Степан Пименович Наливайко умер от голода 12 февраля 1945 года.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 440–456. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-stefan-nalivajko

Примечания

[1] Когда началась Великая Отечественная война и Крым оказался захваченным немцами, священник Николай Федорович Швец остался в Симферополе и продолжал служить в храме. Он был повешен немцами за то, что выдавал евреям справки о том, будто они крещены.

Исп. Хио́нии Архангельской (1945)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 сентября – Собор Липецких святых

17 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священномученик Тихон и

исповедница Хиония Архангельские

Священномученик Тихон родился 30 мая 1875 года в селе Больше-Попово Воронежской губернии в семье священника Иоанна Архангельского. Родители умерли рано, и младших детей - Тихона и его сестру - воспитывали их двоюродная сестра Зинаида и ее муж Петр. В свое время они отдали Тихона учиться в Духовную семинарию, по окончании которой он женился на благочестивой девице Хионии. Она родилась 8 апреля 1883 года в селе Новый Копыл Воронежской губернии в семье священника Иоанна Дмитриева. Впоследствии у отца Тихона и Хионии Ивановны родилось восемнадцать детей; первая дочь родилась в 1901 году, а последняя - в 1923-м. Из всех детей выжили девять: шесть дочерей и трое сыновей, остальные умерли во младенчестве. Вскоре после венчания Тихон Иванович был рукоположен в сан священника ко храму в селе Троекурово Воронежской епархии, неподалеку от города Лебедянь.

Село Троекурово располагалось в живописном месте на берегу реки Красивая Меча неподалеку от женского монастыря, ныне разрушенного. Священнику выделили землю, и большая семья жила тем, что они получали от занятий сельским хозяйством. Участок земли был не лучшим, засорен камнями, и пришлось приложить много труда, чтобы его очистить. На земле работали все старшие дети, что приучило их ко всякого рода труду и помогло впоследствии перенести обрушившиеся на них испытания.

Воспитанием детей занималась Хиония Ивановна. Она была женщиной глубоко религиозной и благочестивой и научила детей молиться и при всех трудностях обращаться к единому Богу. Во все большие и малые церковные праздники дети вместе с нею шли в церковь. Она приучила их поститься в соответствии с церковным уставом, а во время гонений в двадцатых годах эти посты зачастую перемежались с голодом, следствием нашедших на всю страну бедствий. В посты откладывалось чтение светских книг и читался лишь Закон Божий. Прочитанное дети рассказывали отцу или матери. Поскольку времени, свободного от работы, было немного, то рассказывали за работой - в огороде или в поле, за вязанием чулок или варежек.

Отец Тихон был добросовестным и ревностным пастырем, он много молился и часто служил. Приветливый и отзывчивый на людское горе, он всегда мог утешить пришедшего к нему с бедой человека. Отец Тихон был человеком решительным и твердым, и в его присутствии невозможно было выразиться грубо или непотребно - он всегда в этих случаях останавливал и делал замечание. При всем том он был немногословен и сдержан. За безупречное и ревностное служение священник был возведен в сан протоиерея.

В 1928 году власти закрыли храм в селе Троекурово и решили записать священника в кулаки, чтобы затем раскулачить и отобрать все имущество. Но в сельсовете многие относились к отцу Тихону с большим уважением, и один из служащих сельсовета пришел к нему домой и сообщил, что задумали относительно священника власти.

- Чем мы будем ждать, когда придут и вышвырнут нас из дома, - сказала решительно Хиония Ивановна, - лучше сейчас собрать все необходимое и уехать на первое время в Лебедянь.

Отец Тихон с ней согласился. Они собрали самые необходимые вещи, запрягли лошадь в маленькие крестьянские сани, и тот же член сельсовета, который предупредил о раскулачивании, отвез их в город. Первое время они снимали угол на квартире, а затем маленькую комнату. Епископ Липецкий Уар (Шмарин) направил отца Тихона служить на приход, расположенный в трех километрах от Лебедяни; здесь он прослужил около года, а затем власти и здесь храм закрыли. Это было время, когда властями по всей стране была развернута кампания по закрытию храмов.

Епископ Уар направил священника в храм в селе Ильинском, но и здесь храм вскоре закрыли, и тогда епископ направил его в храм в селе Патриарши, где священник прослужил около года, а затем и здесь храм был закрыт. В Патриарши к отцу Тихону приехал посланец от прихода храма, расположенного в селе Куймань, и предложил ему пойти служить к ним. Получив благословение епископа Уара, отец Тихон переехал в Куймань. Это было большое село, населенное преимущественно благочестивыми и глубоко верующими крестьянами, так что храм во время служб всегда был полон молящихся. Отдельного дома здесь для священника уже не было, и отец Тихон снимал маленькую избушку в крестьянском дворе у Андрея и Елены Ждановых; между семьями крестьянина и священника сложились добрые христианские отношения, полные взаимной любви и мира. Здесь отец Тихон прослужил до ареста. Старшие дети разъехались, с родителями осталась жить только младшая дочь Елена, а в 1936 году после смерти мужа к ним переехала дочь Ирина, у которой было четверо маленьких детей.

День 9 августа 1937 года выдался теплым. Вся семья хозяев, священник, матушка и дети находились в доме, но по теплости дня дверь на улицу была распахнута настежь. Вдруг около дома остановилась машина, из нее вышли люди в форме и направились к дому. Войдя, один из них сразу подошел к отцу Тихону и спросил:

- Оружие есть?

- Есть! - ответил священник. - Крест и молитва!

Сотрудники НКВД разбрелись по дому и стали переворачивать вещи. Один из них забрался за печь, вынул из своей кобуры пистолет и затем, выйдя из-за печи, показал его приехавшим вместе с ним военным и сказал:

- Вот его оружие!

Отца Тихона увели в легком летнем подряснике, не дав одеться и собраться.

После ареста священника прошло три дня, и Хиония Ивановна сказала дочери: «Ну, пойди ты, что ли, найди отца. Там милиционер живет, - и она объяснила дочери, где именно, - спроси его, куда они его дели». Дочь нашла милиционера и спросила его об отце.

- Ну что я могу сказать, - ответил тот, - я могу только одно сказать, что их увезли в Трубетчино.

Трубетчино было небольшим, расположенным в стороне от дорог, селом, которое на то время стало районным центром, здесь были сооружены временные тюремные бараки, и сюда со всего района свозили арестованных, здесь проходило краткое следствие, после которого заключенных увозили в Липецк.

Из Трубетчина отца Тихона перевели в тюрьму в городе Липецке. Во время допросов следователь требовал от священника признательных показаний:

- Свидетельскими показаниями вы достаточно уличены в антисоветской деятельности, проводимой среди населения села Куймань. Следствие требует от вас правдивых показаний.

- Да, я согласен с той формулировкой свидетелей, что в моем понимании коммунисты - люди неверующие, заблудившиеся, пропащие и ведут народ к погибели в будущей загробной жизни. Они должны познать Бога. На земле абсолютной правды нет, а правда есть только на небе.

-Вы высказывали террористические намерения по адресу партии и правительства?

- Террористических намерений я никогда не высказывал и не считаю себя в этом виновным.

- Расскажите о ваших преступных связях.

- Преступных и других каких-либо связей у меня нет. Подобного рода допросы продолжались в течение двух месяцев. Следователь спрашивал, состоял ли священник в контрреволюционной организации, которую возглавлял епархиальный архиерей, и получал ли он от него задания по ведению контрреволюционной деятельности, на что отец Тихон отвечал категорическим отказом и несогласием.

- Показаниями свидетелей вы достаточно изобличаетесь в контрреволюционной деятельности, - продолжал настаивать следователь, - дайте о ней показания.

- Показания свидетелей я отрицаю, так как никакой контрреволюционной работы я не вел.

- Вы говорите неправду. Вам зачитываются показания свидетелей, из которых видно, что вы вели контрреволюционную агитацию, используя религию, как предрассудок, и высказывали террористические намерения против руководителей партии и советский власти.

- Все эти обвинения я отрицаю, а также отрицаю и показания свидетелей, как вымышленные.

- Расскажите о ваших контрреволюционных связях и об их характере! - потребовал следователь.

- Никаких контрреволюционных связей у меня нет, и не было, - ответил священник.

На этом допросы были окончены. 4 октября 1937 года Тройка НКВД приговорила отца Тихона к расстрелу. Приговоренных к расстрелу казнили за окраиной города Липецка. Перед расстрелом сотрудник НКВД спросил отца Тихона:

- Не отречешься?

- Нет, не отрекусь! - ответил священник.

Протоиерей Тихон Архангельский был расстрелян 17 октября 1937 года и погребен в общей ныне безвестной могиле.

Хиония Ивановна не оставляла попыток узнать об участи мужа и не раз ходила к местным властям, требуя от них ответа. Они отмалчивались, а она, как человек решительный и прямой, сделала им за это выговор. А выходя из сельсовета, сказала: «Мужа забрали, ничего от них невозможно добиться, это какое-то безобразие». Один из представителей властей однажды пригрозил:

- Смотрите! Вы слишком много болтаете! Мы и вас заберем!

- Вот и хорошо! - ответила Хиония Ивановна. - Заберите меня, пожалуйста, я там, может быть, с отцом Тихоном увижусь!

Вскоре после этого разговора Хиония Ивановна уехала в Москву к жившим там сестрам - посоветоваться, как жить и что делать дальше, и как продолжать хлопоты об отце Тихоне. В ее отсутствие в дом пришли представители сельсовета, и один из них спросил ее дочь Ирину:

- Где Хиония Ивановна?

- Ее сейчас здесь нет, - ответила Ирина. - Она уехала к сестрам в Москву.

Они, однако, стали демонстративно обыскивать дом в поисках хозяйки. Вскоре после этого приехала Хиония Ивановна, и ей рассказали об обыске.

- Надо собираться, - сказала она. - Я уже чувствую, что возьмут. А я прятаться ведь не буду. И уж раз вызывали, я сама лучше пойду к ним.

Она оделась; приготовившись к аресту, собрала необходимые вещи, и они вместе с дочерью Еленой пошли в сельсовет. Это был вечер 12 декабря 1937 года. Хиония Ивановна поздоровалась, назвала себя, а затем, напомнив, что они уже приходили за ней, спросила:

- В чем дело? Зачем я вам нужна?

- Оставайтесь. Вы тут останетесь, - сказали они ей.

И Хиония Ивановна попрощалась с дочерью. Всех арестованных отправляли в Трубетчино. Дочь, придя домой, собрала продукты, взяла бидон со святой водой и отправилась в Трубетчино, где встретилась с матерью и все ей передала.

На допросе следователь спросил Хионию Ивановну:

- Вы обвиняетесь в антисоветской деятельности, признаете себя виновной?

- В антисоветской деятельности виновной себя не признаю, - ответила она.

- Свидетельскими показаниями вы достаточно изобличаетесь в антисоветской деятельности, дайте правдивые показания.

- Свидетельские показания о своей антисоветской деятельности я отрицаю.

- Вы лжете, следствие требует от вас правдивых показаний.

- Я следствию даю только правдивые показания, никакой антисоветской деятельности я не проводила.

- Вам зачитываются показания свидетелей о вашей антисоветской деятельности, признаете себя виновной?

- Свидетельские показания о моей антисоветской деятельности я отрицаю.

Из тюрьмы Хиония Ивановна написала письмо детям, которое смогла писать лишь урывками в течение нескольких дней, начав его до официальных допросов и окончив после того, как следствие было завершено. «14/ХП. Дорогие мои дети, - писала она, - вот три дня я в клетке, а думаю - вечность. Допроса форменного не было еще, но спросили, верю я в то, что Бог спас евреев, потопив фараона в море, я сказала, верю, и за это меня назвали троцкисткой, которых нужно уничтожать, как врагов советской власти. Теперь я на себе испытала, как слово Спасителя ни едино не пройдет не исполнено. Я в жизни своей имела всегда грех судить, других осуждала без всякого на то права, и вот теперь сама попала под суд, а если б никого не судила, была бы не судима. Была властна, все делала, как мне угодно, вот теперь лишили свободы, без разрешения и на двор не ходим, а терпим от раннего вечера до полного рассвета, что некоторым мучительно, поэтому приходится больше говеть и меньше есть и пить.

Дорогие мои, возьмите себе на память о мне хоть по маленькой вещичке из бедного моего имущества. Дорогой Володя просил карточку, дайте ему... и с птичками мою кружку, она у Веры в квартире, - Володе. Лене - швейную машину и чайную ложечку. Ируша, если ты не получила по квитанции деньги, то у Лены есть папины деньги, немного, тогда вместе их тратьте, а о нас с отцом не поскупитесь, лампаду Господу жгите и молитесь, чтоб Господь меня и вас укрепил в Его святой вере. Не судите меня, но, прошу, простите и молитесь. Дорогого Мишу и Володю очень жалею, но если они женятся в такое трудное время, то еще больше жалею; но если не могут не жениться, то выбирайте жену с благословения Божия, а по-собачьи не сходитесь, можно благословение получить - знаете, как. Кому из вас папин крест на память, но не для поругания, дорогой Володя, бойся Бога прогневлять. Славу мне очень жаль, как он заблудился, откуда нет возврата, но для Бога ничего невозможного нет - Он разбойника спас во едином часе. Сподоби, Господи, заблудшихся детей моих спасти, Тебе же веси судьбами, Господи, молитвами Пречистыя Богородицы.

Дорогая Ируша, спеши деньги получить по колхозной справке и возьми из моего пальто стежку, отнесите с Леной к Прасковье Ивановне, и она с другой старушкой накроют тебе пальто твоим спорком. Лене к пальто нужно верх или весь новый, или подбавить к красному спорку, а лучше бы спорок красный - ребятам, а ей два метра купить без четверти, а сшить ей необходимо длинное пальто с воротником... но, в общем, спешите обе вы себе пальто поделать, в Лебедяни, я думаю, это сделать дешевле, и, думаю, они, то есть Прасковья Ивановна со старухой, не унесут у сирот и сделают тепло. Рясы папины - драповую Лене, а холодную пусть пока бережет -сгодится. А теплую стеганую рясу хотела я Фролушке на помин, а там как вы знаете, но что-нибудь ему необходимо дать. Ряса-то для вас всех кроме как вместо одеяла ни на что не годится.

Ируша! С Тимофеем Ильичом необходимо нужно говорить о всех вас, и если тебя возьмут, то еще более о всех детях, возможно, его Господь умудрит с Его помощью устроить всех сирот у себя, вблизи теток и Шуры, а там как Господу угодно, да будет Его святая воля. Я думаю, вам с хозяевами в их избу перейти, в экономии топки, но жить вместе - не баловаться детям, чтоб хозяев не обидеть. Ира, ты свой самовар не бери у них, довольно вам одного, а в Липецке еще есть примус. Крест в корзине у Веры.

Ира, необходимо обе бурки вам спешить сшить, тебе и Лене, а кожу для них из папиных сапог, и серые валенки также подшить кожицей из голенищ, и тогда они в галоши хороши будут... Ира, уж очень в бурках удобно, делай для себя, но только потолще их настегать, теплее. Не продавайте обуви, вас много. Папины валенки мне бы хотелось Володе на память. Ребятки пусть берегут свою обувь; детки, все башмаки блюдите в порядке. Коля, те ботиночки с галошами, дорогой, найди и рыбьим жиром намажь, они сохранятся должее.

Милые ребятки, не шалите и с Леной дружны будьте, а ты, Лена, тихо, но учи их, а не обижай. С Тимофеем Ильичей непременно нужно видеться, или его сюда, или к нему нужно доехать и умолять его приютить вас у себя; и с Асей и со всеми родными говорить необходимо и умолять их вас у Тимофея устроить, а в Куймани жить вам не дадут ни минуты.

Сию минуту меня допрашивали, чем я занимаюсь в Куймани. Вы уберетесь ли из Куймани? Вы агитацией занимаетесь против советской власти, как ваш муж, вы сектанты, не велели Ждановой идти в колхоз, и она не пошла. Я говорю, что это все ложь, никому я этого не говорила, пусть будет мне очная ставка, я лжи не боюсь, а мой муж сам против сектантов выступал. Он говорит, где ваш муж? Я говорю, не знаю. Как, не знаю? Он контрреволюционер, он сам мне сказал, что у советской власти правды нет, его нужно расстрелять; а вы уберетесь из Куймани, паразиты? Я говорю, если прикажете, то уберусь, и давно бы убралась, если бы мне сироты не вязали рук. Что ваша дочь делает, чем занимается, на какие средства вы живете? Я говорю, дочь продала свой домишко и проживаем его. Что вы в Куймани свили гнездо? Чего не убираетесь оттуда, там люди работают, а вы паразиты? Вы у меня дождетесь лагеря, я вас в лагерь упеку Я говорю: воля ваша. А я жизнь жила, грешила и должна понести наказание за грехи. Но начальник зашумел: враг! враг! самый настоящий враг! пишите акт (к секретарю). И проводили меня опять под замок.

Ну, дорогие, спешите убраться из Куймани быстрее, а то и Иру и всех размечут, а я прошу вас, надейтесь и молитесь - Бог не без милости, нигде Своих рабов не оставит без помощи, и молитесь Богу, чтоб Он укрепил Своих рабов, привет мой всем, всем и спасибо вам за ваши труды. Простите меня. Храни вас Господь и Его Пречистая Матерь.

Дорогая Варя! Как ты? Как твое здоровье? Чего тебе на память, сама не знаю, возьми себе для халата дедушкин пояс, на отделку, и еще чего найдешь. Не забывай Бога, ребенка окрести, если некому, то бабушка любая или сама, достань святой водицы, а самое лучшее, Софья Ивановна у себя сами окрестят - это и папа всегда говорил бабке делать, а не крещеного не оставь. Будь здорова, пекитесь вместе о всех детях и Лене, и о их выезде к Тимофею.

Вера! Принимай участие и ты. Судя по допросу, у начальника никакого материала не было, но он очень и очень строго шумел на меня. Я никогда ничего не говорила никому из крестьян про советскую власть, ну а ложь всегда может быть. Ну, будьте здоровы, ваша мать. Храни вас Господь».

31 декабря 1937 года Тройка НКВД приговорила Хионию Ивановну к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Заключение она была отправлена отбывать в тюрьму в городе Шацке Рязанской области. 20 мая 1938 года тюремные врачи составили акт о состоянии ее здоровья и предложили освободить ее в соответствии с законом, так как обследование показало, что она не может обходиться без посторонней помощи. Однако уполномоченный НКВД потребовал не рассматривать вопрос о ее досрочном освобождении ввиду ее резких по отношению к советской власти высказываний.

Хиония Ивановна была освобождена в конце 1944 года после того, как стал очевиден смертельный исход болезни. Первое время она жила у дочери Юлии в Мичуринске, а когда приехала другая дочь, Вера, Хиония Ивановна попросила перевезти ее поближе к могилам родных. Они выехали в ненастный ноябрьский день и едва доехали, чудом перебравшись по гнилым ялам моста и едва не упав вместе с лошадью и повозкой в глубокий овраг. Хиония Ивановна поселилась возле села Тютчево в деревне Кривушке, где ее дочь Ирина купила за две пары галош небольшую избушку. Доехав до дома, Хиония Ивановна совсем разболелась и теперь почти не вставала с кровати, но, несмотря на это, она взялась подрабатывать шитьем. Давали ей за работу продукты, часть из них она отдавала дочерям, а часть оставляла на свои поминки, - и молилась, и заготавливала все на свою смерть, чтобы по возможности никого не обременить. Последние недели перед смертью она вследствие болезни уже не принимала никакой пищи. Скончалась Хиония Ивановна в декабре. Похоронили ее на местном кладбище 22 декабря 1945 года.

Игумен Дамаскин. «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия». Тверь, Издательство «Булат», т.1 1992, т.2 1996, т.3 1999, т.4 2000, т.5 2001. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-hionija-arhangelskaja

Свт. Досифе́я исп., митрополита Загребского (1945) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

13 января

ЖИТИЕ

Митрополит Досифей (Васич) родился 5 декабря 1877 года в Белграде. После окончания Белградской духовной семинарии поступил в Киевскую духовную академию, в 1904 году окончил ее со степенью магистра богословия. Будущий митрополит рано избрал подвижнический путь: монашеский постриг он принял еще в семинарии. В Германии – в Берлине и Лейпциге, – затем в Сорбонне в высшей школе общественных наук он продолжил изучение богословия и философии и окончил свое образование в Швейцарии, где находился до начала Балканской войны. В военные годы все свои силы иеромонах Досифей направлял на дело освобождения и объединения сербского народа. Святой Архиерейский Собор, отметив ревностное служение Церкви Христовой и огромную любовь к сербскому народу, в мае 1913 года избрал Досифея (Васича) епископом Нишским. После хиротонии вместе со священством и верными устремился он ввысь своего архипастырского служения, напоенный благодатью Божией, излившейся на его епархию именно в то время, когда он принял в свои руки епископский жезл, ибо именно тогда молитвенно прославлялось 1600-летие Миланского эдикта (город Ниш – родина святого царя Константина).

Начало Первой мировой войны 1914 года поставило Ниш в эпицентр военных и политических событий. Туда стекались вынужденные отступать, чтобы избежать полного поражения и собрать резервы для нападения, сербские войска. Молодой епископ Досифей оставался на своей кафедре, готовый принять и разделить со своим народом все муки и страдания австро-венгерского и болгарского гнета. Сам Господь укреплял его, помогая ему вынести гонения и пленение. Огромную скорбь переживал он, когда от рук неприятеля погибли более 150 священников его епархии и множество верующего народа, положившего души за други своя. В Нишской соборной церкви была устроена часовня, в которой были захоронены останки мучеников, и на этом святом месте владыка совершал богослужения. Уже тогда будущий мученик хорошо понимал всю тяжесть мученического подвига, которую двадцать лет спустя с сотнями тысяч священников и мирян принял сам. Не случайным было и то, что по инициативе владыки на реке Нишаве был поставлен памятник его предшественнику на кафедре, митрополиту Мелентию, мученически погибшему от рук турецких оккупантов.

Епископ Досифей вернулся из плена в свою епархию в 1918 году. После Первой мировой войны он занял пост подпредседателя Главного Архиерейского Собора и в этом качестве принимал участие в переговорах с Константинопольской патриархией о восстановлении патриаршества в Сербии. В период возвращения Чехии, Словакии и Прикарпатской России в православие владыка три года провел в Чехословакии, ведя напряженную миссионерскую работу, впоследствии он поддерживал постоянные связи с молодой Православной Церковью в этой стране. В 1931 году Сербская Православная Церковь приняла новый Устав, одним из пунктов его было решение о создании Загребской епархии из частей, отделенных от Горнокарловацкой и Пакратской епархий. По решению Святого Архиерейского Собора епископ Досифей был избран первым митрополитом Загребским. Ему предстояло всей деятельностью своей свидетельствовать об истинности православия в той среде, где православные в течение многих веков подвергались гонениям. Большую помощь митрополит оказывал Горнокарловацкой и Банялукской епархиям, много лет помогал в епископском служении престарелому епископу Пакратскому Мирону († 1941). Во время болезни патриарха Сербского Варнавы как старейший член Синода митрополит Досифей управлял делами Сербской Православной Церкви, а после смерти патриарха Варнавы и до избрания патриарха Гавриила в 1938 году возглавлял Белградско-Карловацкую архиепископию. Сразу же после начала Второй мировой войны митрополит был арестован хорватскими фашистами-усташами и заключен в загребскую тюрьму. В тюрьме митрополит-мученик претерпел страшные пытки и издевательства от рук католических монахинь, которые были приставлены к нему якобы для оказания медицинской помощи. Монахини, следуя примеру своих учителей – усташей, истязали митрополита до тех пор, пока он не впал в беспамятство. Тогда его, истерзанного, с вырванной бородой, переправили в белградский Введенский монастырь, где, так и не приходя в сознание, митрополит-мученик умер 13 января 1945 года. Похоронен священномученик Досифей на территории монастыря.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-dosifej-zagrebskij

Сщмч. Никола́я Троицкого, пресвитера (1945)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

10 марта (переходящая) – 10 марта (25 февраля) в невисокосный год / 9 марта (25 февраля) в високосный год

ЖИТИЕ

Священномученик Николай родился в 1895 году в селе Выползово Курмышского уезда Симбирской губернии (ныне Порецкого района Чувашии) в семье диакона Димитрия Троицкого.

Николай ТроицкийОкончив Симбирскую Духовную Семинарию в 1918 году по первому разряду, Николай некоторое время служил учителем сельской школы. В 1920 году был рукоположен во священника к селу Сабаево (ныне Мордовия). За безупречное служение Господу был награжден в 1920 набедренником, в 1922 году за усердную пастырскую деятельность - скуфьей, в 1924 - камилавкой, в 1928 - наперсным крестом.

Служа в селе Сабаево в январе 1929 года священник был осужден по статье 61 за неуплату налогов и некоторое время отбывал срок наказания. После освобождения - с 1930 года отец Николай перешел служить в село Семеновское Порецкого района Чувашской АССР, а в 1933 в село Малое Чурашево Ядринского района.

В 1935 году отец Николай был возведен в протоиерея. Тогда же власти хотели привлечь его к общественным работам, на что священник писал заявление в сельсовет. «Прошу разъяснить в силе или изменено распоряжение ВЦИК № 247 (от 1930 года) - что отправка служителей культа на лесозаготовки, дорожное строительство или иные общественные работы не допускается. В прошлом году на основании данной справки председателем сельсовета я был освобожден».

По просьбе церковного совета был отменен наложенный ранее запрет на колокольный звон. Часто отец Николай просил разрешение у сельсовета на хождение по селу со святой водой в праздник Крещения и в другие праздники.

29 ноября 1937 года протоиерей Николай Троицкий был подвергнут обыску и аресту. Содержась в тюрьме города Ядрин ЧАССР допрошен 30 ноября, 13 декабря 1937 года и 14 января 1938 года. На всех допросах обвиняемый священник виновным себя не признал.

На допросе, состоявшемся 13 декабря следователь спрашивал:

- Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении по статье 58-10 части 1 Уголовного Кодекса РСФСР в том, что вы имея недовольство существующим строем среди населения ведете контрреволюционную агитацию?

- В предъявленном мне обвинении по статье 58 пункта 10 части 1 виновным себя не признаю и поясняю, что я среди населения никогда и ни с кем контрреволюционной агитации не вел.

- Следствием достаточно установлено, что вы среди населения ведете контрреволюционную агитацию против соввласти, поэтому следствие требует от вас чистосердечного признания.

- Повторяю, что я среди населения никогда со дня революции против соввласти агитацию не вел, это показываю чистосердечно. Это если следствием установлено свидетельскими показаниями, то прошу произвести очные ставки.

На другом допросе, произведенном 14 января следователь спрашивал:

- Следствию известно, что вы находясь на свободе имели тесную связь с попом из села Нижние Мочары Даниловым Ефимом Даниловичем и с последним вели совместную борьбу с соввластью. Следствие по этому вопросу требует от вас правдивого показания.

- Попа Данилова Ефима Даниловича я, конечно, знаю, он сам Данилов происходит из села Нижние Мочары до самого закрытия Никольской церкви в Красночетайском районе он служил священником этой церкви, с 1935 года, то есть с момента закрытия этой церкви Данилов проживает в Нижних Мочарах не имея никакой определенной занятости. Я не скрываю, что Данилов, после закрытия Никольской церкви изредка посещал Мало- Чурашевскую церковь, где я сам служил. Как и все верующие, Данилов приходил, молился и уходил, я с ним даже ни в какие разговоры не вступал. Имеющиеся Ваше сведение о том, что я с Даниловым имею связь контрреволюционных целях я не подтверждаю, я с Даниловым никакой связи не имею.

Были найдены лжесвидетели из числа колхозников соседней деревни. Один из них показывал:

Вопрос следователя: не ведет ли Троицкий среди населения контрреволюционную агитацию против проводимых мероприятий?

- Поп Троицкий среди населения в особенности среди единоличников ведет агитацию против колхозного строительства, каковая очень влияет на колхозников. Осенью сего года, месяц и число не помню, поп Троицкий был у нас в деревне, с которым я встретился на улице и задал ему вопрос: «Где и у кого он был?» на это он мне ничего не сказал, потом я задал другой вопрос, как он проживает и посещают ли его церковь верующие и есть ли доходы, на это он иронически мне ответил: «Да, немного посещают, доходы конечно небольшие, но все же можно жить, в большинстве посещают только единоличники, а колхозников мало, их видимо не пускают правления колхозов, если бы не колхоз, то бы все посещали, но придет время, все равно все пойдут за нами, так как без религии трудно будет населению жить, ибо она создана веками и святая церковь должна существовать».

12 и 13 января состоялись очные ставки с двумя лжесвидетелями, на которых отец Николай на заданный следователем вопрос подтверждает ли обвиняемый показания свидетелей отвечал.

- Нет, не подтверждаю, и считаю показания ложными, я никогда среди населения агитацию не вел. Повторяю, что такого случая с моей стороны никогда не было. Я такие слова никогда и ни перед кем не говорил. Это чистая ложь со стороны свидетелей.

18 января следствие было окончено и 1 февраля было предъявлено обвинительное заключение. 13 февраля исполняющий обязанности заместителя прокурора по Спецделам ЧАССР ознакомившись с делом нашел, «что дело расследовано с достаточной полнотой, преступление доказано и квалифицировано правильно, обвинительное заключение составлено в соответствии с обстоятельством дела и все процессуальные требования соблюдены и потому постановил обвинительное заключение утвердить и дело направить в Спецколлегию Верховного Суда ЧАССР для судебного рассмотрения».

Только 5 мая 1938 года состоялось закрытое судебное заседание Спецколлегии Верховного Суда Чувашской АССР в городе Ядрин, но за отсутствием свидетелей было отложено. 6 мая судебное заседание было продолжено, которое вынесло приговор подсудимому Троицкому по статье 58 пункта 10 части 1 - 10 лет лишения свободы. Поданную кассационную жалобу о пересмотре приговора Спецколлегия Верховного Суда РСФСР оставила без удовлетворения.

Протоиерей Николай был направлен этапом в Алатырскую исправительно-трудовую колонию, в которой в те годы находилось более 4 тысяч заключенных. Хотя колония не входила в систему ГУЛАГа, но в ней, как и в лагерях заключенные умирали от постоянного недоедания и болезней, поскольку не было лекарств. Среди них много священников и православных верующих - священномученик Димитрий (Воскресенский) - умер 22 мая 1938 года, преподобномученик Игнатий (Лебедев) - умер 11 сентября 1938 года, преподобномученица Тамара (Сатси) - умерла 1 мая 1941 года, священномученик Михаил (Самсонов) - умер 28 января 1942 года. Верующие заключенные причащались Святыми Дарами, которые присылались в посылках или привозились близкими, исповедывались, молились.

Пробыв почти 3 года в Алатырской колонии, в марте 1941 года отец Николай был этапирован по наряду ГУЛАГа в Байкало-Амурский лагерь.

Отбывая срок наказания в Свободненском отделении БАМЛАГа протоиерей Николай скончался 10 марта 1945 года и был погребен в безвестной могиле.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-troickij-2

Сщмч. Иоанни́кия, митрополита Черногорско-Приморского (1945) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

17 июня

ЖИТИЕ

Священномученник Иоанникий (Липовац) занимает особое место в ряду сербских новомученников, прославленных в лике святых в конце XX века. Этот архиерей Божий был одним из первых, кто открыто возвысил свой голос против террора коммунистов, ввергнувших сербский народ в огонь братоубийственной гражданской войны. Он же, вместе с большей частью вверенного ему духовенства, стал и одной из первых жертв этого террора. Можно с уверенностью сказать, что вступление на кафедру Черногорских митрополитов стало для владыки Иоанникия началом восхождения на Голгофу. Четыре года архипастырского служения его были исполнены постоянных невзгод и потрясений, страданий и непрестанной отчаянной борьбы за Церковь и народ.

Будущий священномученник родился 16 февраля 1890 года на берегу Которского залива Адриатического моря. В Крещении ему было дано имя Иоанн. Будущий архипастырь закончил гимназию в Которе, Богословский институт в Задаре, а затем и философский факультет Белградского университета. В 1912 году на день святого Димитрия епископом Бококоторским и Дубровицким Владимиром он был рукоположен в сан диакона, а через два дня принял священнический сан. В последующие годы он нес служение в родном Которе и Петровце, а с 1922 года преподавал в гимназии и семинарии в Цетинье. В 1925 году был переведен в Белград, где преподавал в 1-й мужской гимназии.

8 декабря 1939 года Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви избрал его, как вдового священника, викарием патриарха Сербского для Черногории с почетным титулом епископа Будимльского. 1 февраля 1940 года митрополит Скопский Иосиф (Цвиевич) совершил его монашеский постриг с именем Иоанникия, а 10 февраля в кафедральном соборе Белграда произошло наречение новоизбранного епископа. 11 февраля 1940 года патриарх Сербский Гавриил в сослужении митрополита Скопского Иосифа и епископа Зворницко-Тузланского Нектария совершил епископскую хиротонию владыки Иоанникия.

20 февраля 1940 года епископ Иоанникий прибыл в расположенный на границе вверенной ему епархии город Херцег Нови. Здесь его земляками ему была устроена радушная встреча. На железнодорожной станции собралась масса народа, представители властей и общественности, духовенство. После приветственных слов митрополит отправился в монастырь Савину, где был отслужен краткий молебен и состоялся праздничный обед.

На следующий день владыка был также с любовью встречен в родном Которе. После молебна в храме святителя Николая и обеда, устроенного в доме родного брата владыки, он отправился в Будву и дальше в Цетинье. Ровно в 16 часов он прибыл в столицу Черногорских митрополитов, где был встречен торжественным звоном колоколов. В Цетинском монастыре его встречали представители властей, армии, общественности, ученики местных школ, а также духовенство во главе с ректором семинарии отцом Михаилом Вуйисичем. Поприветствовав встречающих, владыка проследовал с духовенством в храм. После искренних сердечных приветствий и благодарственной речи епископа все направились в канцелярию митрополии, где был организован прием.

10 декабря 1940 года по решению Архиерейского Собора викарный епископ Будимлянский Иоанникий был избран митрополитом Черногорско-Приморским с кафедрой в Цетинье.

По признанию некоторых биографов митрополита, период, на который пришлось его архипастырское служение, был страшней и тяжелей, чем времена, в которые жил и управлял Черногорией его славный предшественник – святой митрополит Петр Цетинский. «Великое зло было в Черногории в XIX веке. Но мы еще не понимаем, какое зло не только в Черногории, но и во всех сербских землях было в XX веке. Черногорию во времена святого Петра распинало зло турецкое и зло братской мести и разногласий. Черногорию во время митрополита Иоанникия распинало и распяло зло фашизма и зло коммунизма», – справедливо пишет Велибор Джомич.

С началом войны в апреле 1941 года и оккупации Черногории архипастырь оказался в весьма сложном положении. В оккупированную итальянцами Черногорию хлынул поток беженцев с территории Герцеговины, где орудовали хорватские усташи, и из соседних Косово и Метохии, где против сербского населения развернулся албанский террор. Предметом особых забот митрополии и лично владыки Иоанникия стали многочисленные беженцы и обездоленные. Как отмечает автор монографии «Гражданская война в Черногории. 1941–1945 годы» В. Редзич, «Цетинская митрополия стала местом, куда ежедневно приходили люди из разных краев Черногории, Боки и Санджака»[1]. Владыка стал ходатаем и заступником для священнослужителей, военнослужащих и гражданских лиц, оказавшихся в концентрационных лагерях, интернированных на территорию соседних Албании и Италии. Он неоднократно обращался с ходатайствами к высшим представителям оккупационных властей.

Первоначально итальянцы сравнительно миролюбиво отнеслись к местному населению и даже постарались сохранить некоторые довоенные органы административного управления. Однако их конечной целью было создание марионеточного королевства Черногории, и поэтому они всячески поддерживали не пользовавшихся широким авторитетом местных сепаратистов. Владыка Иоанникий предусмотрительно держался в стороне от этих политических акций.

16 мая 1941 года Черногорию посетил король Италии Виктор Эммануил, визит которого был составной частью плана итальянцев по провозглашению независимого Черногорского государства. Накануне его приезда полиция обошла дома «сомнительных лиц», не пожелавших подписывать заявление о лояльности итальянским властям. После посещения Подгорицы итальянский король прибыл в Цетинье. В ряду прочих мест он посетил и резиденцию митрополита. Владыка Иоанникий встретил его в простой мантии, без каких-либо знаков митрополичьего достоинства[2]. Обратившись к королю с положенным приветствием, он отметил, что его страна порабощена, а народ опечален, и он был бы счастлив встретить короля при других обстоятельствах. Слова митрополита, обращенные к Виктору Эммануилу, звучали скорее как укор, чем как ожидаемое приветствие. По воспоминаниям очевидцев, выйдя из Цетинского монастыря, итальянский король выглядел подавленным. Отношение итальянцев к владыке после визита короля заметно ухудшилось.

В июле 1941 года на территории Черногории началось народное восстание против оккупантов. При этом коммунисты, хотя они и были одними из инициаторов начала вооруженной борьбы, тем не менее, не сыграли заметной роли в ходе наиболее тяжелых и кровопролитных боев. Первоначальный успех восставших оказался непродолжительным. По сути, восстание привело лишь к жестоким и кровавым акциям возмездия со стороны оккупантов и их пособников. Относительно миролюбивая политика итальянцев в отношении населения Черногории сменилась террором. Восставшие же были плохо подготовлены и не могли оказать серьезного сопротивления прекрасно вооруженным итальянским боевым частям.

Вместе с тем и в среде восставших произошло четкое размежевание по политическим взглядам. Для коммунистов борьба с оккупантами была неотъемлемой частью мировой революции и борьбы за установление диктатуры пролетариата. При этом масштабы народных жертв не особо принимались ими в расчет. Любые же политические силы и отдельные личности, зачастую самые благородные представители патриотических кругов, противившиеся безумному и бессмысленному кровопролитию, были тут же записаны коммунистами во врагов народа, предателей и пособников оккупантам. Врагами для коммунистов стали очень многие истинные патриоты, бывшие офицеры, члены довоенных органов управления, священнослужители, представители интеллигенции и крестьяне, не разделявшие идей мировой революции. Вполне естественно, что одной из самых неудобных для коммунистов фигур вскоре стал пользующийся народным авторитетом митрополит, действия и поступки которого были продиктованы единственным желанием – сохранить Церковь и паству.

«Несчастья умножились, – пишет тот же Редзич, – когда коммунисты начали восстание. Ходатайства об освобождении заложников, оказание помощи арестованным и отправленным в лагеря в Албании, семьям, у которых итальянцы сожгли дома, ограбили и уничтожили имущество, и другим были постоянными занятиями священников. В эти дни сам митрополит Иоанникий написал более 400 прошений и других обращений на итальянском языке и направил оккупационным органам»[3].

«Коммунистическое восстание и убийства коммунистами невиновных людей породило пропасть между ними и духовенством. Цетинский митрополит осудил их действия и… призвал не следовать за их ”ложью и безбожием”»[4]. Жестокие акции террора и расправы над ни в чем не повинным населением со стороны партизан принимали поистине демонических характер.

18 мая 1942 года митрополит разослал окружное послание всем священникам с просьбой до 1 июня предоставить свидетельства о фактах коммунистического террора.

«Скоро уже год, – писал митрополит, – как в Черногории воцарился хаос. В последние месяцы коммунисты развязали невиданный террор. В том насилии, что учинили они над нашим народом, больше всего страдала Церковь и священнослужители, которые были различными способами мучимы партизанами. Известия, доходившие до нас из разных районов епархии, и рассказы священников, посещавших нас в последнее время, были более чем ужасающими. Однако и до сих пор мы не располагаем точными сведениями о терроре, осуществленном коммунистами в Черногории. Известно о нескольких храмах, пострадавших во время партизанской операции. Известно, что многие святые места осквернены этими безумцами. Эти данные, которыми мы сейчас располагаем, неполны, и мы призываем всех приходских священников и настоятелей монастырей… предоставить нам в рабочем порядке точные и детальные сообщения о терроре, совершенном коммунистами, а также об ущербе, нанесенном ими Церкви и ее имуществу»[5].

По всей епархии пылал пожар войны. Многие церковные объекты страдали от действий итальянцев. Чаще всего это происходило в ходе военных операций против партизан. В период с 28 января по 9 февраля 1942 года итальянская артиллерия из Даниловграда, действовавшая против партизан, неоднократно обрушивала свой огонь на монастырь Ждребаоник. Во время самого сильного обстрела настоятель монастыря иеромонах Павел (Павичевич) сумел вместе с двумя помощниками вынести из монастыря кивот с мощами святителя Арсения Сремца и временно поместить их в церкви святителя Николая в Еленике. 21 апреля 1942 года отец Павел извещал своего правящего архиерея о трагической судьбе обители: «Новая колокольня полностью разрушена, два колокола разбиты и выведены из строя, кров полностью разрушен, свод церкви так пострадал, что каждый день ожидаем его обрушения, иконостас сильно пострадал от снарядов. Все церковные книги, литийница, потир, прибор для причастия, все кресты, кадила, церковные одежды и другая церковная утварь уничтожены, разбросаны и разбиты в церкви…»[6].

Итальянцы разрушили подсобные здания монастыря святителя Николая в Нижних Брчелах и разорили практически все монастырское имущество. В апреле 1942 года хозяйство этого монастыря было отобрано итальянской армией для своих нужд. На территории обители были возведены армейские постройки. Итальянцы разрушили монастырское здание, в котором размещалась местная начальная школа, и построили на его месте кухню[7].

2 марта 1942 года итальянцы подожгли церковь святого Георгия в селе Корнет. 13 апреля 1942 года итальянская артиллерия обстреляла величайшую черногорскую святыню – капеллу святого Петра Цетинского на Ловчене. Митрополит Иоанникий незамедлительно обратился по этому поводу к губернатору Бироли с просьбой срочно провести осмотр и ремонт капеллы[8].

Игумен монастыря Враньина Роман (Вукманович) сообщал в митрополию, что в апреле 1942 года монастырь был трижды ограблен, а монастырский корпус сожжен. Весной 1943 года в ходе операций против партизан итальянская авиация бомбила монастырь Морачу, а 23 мая того же года обитель подверглась артиллерийскому обстрелу. В 1943 году итальянцами был подожжен корпус монастыря Жупа под Никшичем. В храме святого Димитрия в Браичах итальянцы, начиная с июля 1941 года, содержали жителей села и лошадей.

Немалый урон храмам и монастырям нанесли формирования партизан-коммунистов. В своем сообщении митрополиту от 1 июля 1942 года священник Алекса Живкович писал, что коммунисты повредили местную приходскую церковь, разорвали и разбросали по храму богослужебные книги[9]. 17 апреля 1942 года партизаны подожгли церковь Архангела Михаила в селе Барямовице под Цетинье вместе почти со всем селом, жители которого в основной массе были против коммунистов[10].

В Пасхальном послании 1942 года, опубликованном в газете «Голос черногорца», митрополит Иоанникий открыто выступил с осуждением коммунистов. «Дорогие мои духовные чада, – писал он, – сегодня, когда мы празднуем светлое Воскресение Христово… сердце мое исполняется печалью и горечью, душа моя плачет, когда думаю, что уже больше года часть нашего народа, особенно молодежь, пошла путем греха, поплыла мутными коммунистическими водами»[11]. Обратив внимание на причины того, почему коммунистические идеи нашли благодатную почву в Черногории, владыка пишет о том, что коммунизм начал свое разрушительное действие уже много лет назад. «Что коммунисты требуют от нашего народа? Ни больше ни меньше, как отречься от своей народности и православия, а значит, отречься от того, что для народа самое святое и самое дорогое, что составляет основу его жизни и смысл его существования»[12]. Далее владыка осуждает коммунистов за то, что 13 июля 1941 года они «подняли кровавое восстание», приведшее к неисчислимым народным страданиям, и обагрили свои руки братской кровью.

Митрополит применял и всю полноту церковной судебной власти в отношении представителей духовенства, присоединившихся к партизанам-коммунистам. 6 апреля 1942 года он приказал архиерейским наместникам прислать информацию о поведении подчиненных им священников на территориях, контролировавшихся некоторое время коммунистами. «Особенно сообщите о тех священнослужителях, – говорится в распоряжении, – которые сражались на стороне коммунистов или распространяли их пропаганду и тем самым содействовали их преступлениям. К сожалению и стыду всех нас, священников, и на соблазн верующих, были и такие священники и иеромонахи»[13]. Согласно полученным данным, было установлено, что семь священников и один секретарь церковного суда активно сотрудничали с коммунистами. 16 апреля 1942 года митрополит Иоанникий запретил их в служении. Позднее митрополит Иоанникий и другие представители духовенства неоднократно выступали с осуждением действий партизан-коммунистов на территории Черногории, охваченной кровопролитной гражданской войной. В ситуации, когда приходилось выбирать из двух зол меньшее, представителям Сербской Церкви было легче найти общий язык с оккупационными властями, которые, по крайней мере, не испытывали такой патологической ненависти к Церкви, как коммунисты.

В 1944 году митрополиту Иоанникию удалось наконец наладить контакт со Священным Синодом в Белграде. В самом начале года митрополит писал в своем сообщении Священному Синоду СПЦ о тяжелом положении митрополии:

«На территории епархии разрушены и подожжены монастыри: Режевич, Градиште, Ждребаоник, Жупа и Биела.

Практически все остальные монастыри пострадали и особенно материально опустошены, потому что большинство из них находится в руках коммунистической организации.

Иеромонахи частью убиты, многие избежали смерти, покинув перед превосходящей силой монастыри; а есть, к сожалению, и такие, кто находится на службе у коммунистов.

От детального рассмотрения мы воздерживаемся потому, что не имеем сообщения с внутренними районами епархии…»[14].

Довольно емко определил положение Сербской Церкви в Черногории исследователь Вукич в книге «Черногорско-Приморская митрополия на распутье истории»: «Фашистская оккупация и гражданская война в 1941–1945 годах создали серьезную угрозу Цетинской митрополии и существованию православного духовенства в Черногории. Митрополия оказалась в незавидном положении под давлением двух воинствующих идеологий антихристианского духа (фашизма и коммунизма), которые создавали угрозу сохранению православной веры, культуры и цивилизации не только в Черногории, но и на всем сербском и русском этническом пространстве. Однако неумолимые исторические факты свидетельствуют, что коммунисты в Черногории… применяли несравнимо более жестокие репрессии в отношении православного клира, нежели оккупационные власти»[15].

В ноябре 1944 года при наступлении партизан митрополит Иоанникий принял решение временно покинуть Цетинье вместе со значительной частью православного духовенства и отправится в сторону западной границы Югославии. Произошел фактический исход сербского духовенства. В колонне беженцев, помимо свыше 60 священников, было около 5–6 тысяч черногорских четников, большое количество стариков, женщин и детей. Беженцы отправлялись в буквальном смысле слова в неизвестность. По всей видимости, это был шаг отчаяния в надежде оказаться в американской оккупационной зоне и не попасть в руки к коммунистам. Однако достигнув Словении, беженцы у местечка Зидани мост были схвачены военнослужащими 1-й Югославской армии, которой командовал генерал Печко Дапчевич.

В первой половине июня 1945 года в Аранджеловце митрополит Иоанникий был убит. Расправой над митрополитом командовали тогдашний полковник ОЗНА Владимир Ролович и генерал Пеко Дапчевич.

В начале 90-х годов XX века на страницах церковной прессы появилось несколько неизвестных ранее свидетельств об обстоятельствах мученической кончины митрополита. В календаре «Церковь» за 1991 год было помещено свидетельство профессора Светозара Душанича. Его отец, священник Стева Душанич, служил в конце войны в Аранджеловце. Он сообщал, что когда в середине сентября 1944 года в Аранджеловац пришли партизаны, то в одном из зданий разместилось отделение ОЗНА («ОЗНА» – Отделение защиты народа.). В комнатах временно содержалось по 30–40 заключенных, которых потом планомерно ликвидировали у реки под горой Букуль. В один из праздничных дней отец Стева застал во дворе группу заключенных, выведенных на прогулку, среди которых был пожилой человек с белой бородой и в гражданской одежде, который сообщил ему, что он митрополит Черногорско-Приморский Иоанникий. Владыка рассказал отцу Стево, что после ареста был доставлен в Загреб, где у него отняли личные вещи, панагию и облачение. Информация о том, что митрополит Иоанникий находится в Аранджеловце дошла до священноначалия в Белграде, но попытка прояснить у представителей народной власти судьбу заключенного не принесла успеха.

О последних днях митрополита Иоанникия в Аранджеловце свидетельствует и доктор Александр Недок, лично знавший митрополита. В июне 1945 года он находился в качестве военнослужащего в штабе 1-й Югославской армии. Однажды в разговоре с сослуживцами он узнал о том, что его бывший учитель закона Божиего находится в тюрьме в Аранджеловце. На вопрос о том, может ли он посетить заключенного, был получен ответ, что это запрещено и что лучше даже не говорить об этом. Через несколько дней он получил известие, что митрополит Иоанникий мертв.

Другое, короткое, но многоговорящее свидетельство о кончине митрополита содержится в документе, направленном штабом 1-й Югославской армии 21 июня 1945 года в Черногорскую митрополию в Цетинье: «Посылаем вам панагию и крест, которые найдены у разбойника бывшего митрополита Иоанникия. Смерть фашизму, свобода народу!»

Генерал Пеко Дапчевич: «В одном из номеров журнала «Светигора» за 1992 год был опубликован рассказ протоиерея Бранко Марковича, единственного на тот момент живого священника, получившего хиротонию от рук священномученника. Отец Бранко сообщал, что в 1951–1952 годах встречал в монастыре Прасквица человека, работавшего раньше при митрополите и покинувшего вместе с ним Цетинье в 1944 году. По его словам, владыка был схвачен вместе с группой священников у Зиданого моста, отправлен в Загреб и приведен к Пеко Дапчевичу. Дапчевич спросил митрополита: «Ты ли Иоанникий (Липовац)?» Услышав утвердительный ответ, он заявил, что владыка не имеет право представляться митрополитом, потому что в Цетинье всегда правили великие и заслуженные люди, а не такие предатели, как он. На это владыка указал Дапчевичу, что он не имеет права так вести себя с ним, митрополитом, потому что именно он вызволил из итальянского лагеря мать Дапчевича и сделал все возможное для освобождения отца. Дапчевич ответил, что это и является подтверждением службы владыки оккупантам, а затем приказал снять с владыки все знаки епископского достоинства».

На основании этих и других свидетельств известно, что митрополит Иоанникий убит в первой половине 1945 года в Аранджеловце. Точное место его захоронения осталось неизвестным.

В конце 1946 года митрополит Скопский Иосиф сообщал, что патриарх Гавриил, узнав об исчезновении митрополита Иоанникия из Аранджеловца и предполагая, что он убит, совершил заупокойное поминовение.

Долгие годы имя священномученника практически было предано забвению. Только в 1990-е годы историки и церковные публицисты получили возможность исследовать судьбу и духовное наследие митрополита Иоанникия. В 1996 году вышла в свет книга Велибора Джомича «Голгофа митрополита Черногорско-Приморского Иоанникия. 1941–1945», в которой были собраны документы, в полной мере отражающие все обстоятельства нелегкого служения архиерея в годы войны и оккупации.

22 мая 1998 года Священный Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви на своем заседании принял решение о канонизации митрополита Черногорско-Приморского Ионникия (Липовца) в лике священномученников, наряду с другими сербскими архиереями, пострадавшими за Христа в годы Второй мировой войны. Торжественное прославление священномученика Иоанникия в лике святых состоялось 22 мая 2002 года в храме Святого Саввы в Белграде.

Примечания

[1] Реџић Вучета, др. Грађански рат у Црноj Гори 1941–1945 године. Ступови. Подгорица, 2002. Књ. 1. С. 111.

[2] Там же. С. 117.

[3] Там же.

[4] Там же. С. 112.

[5] http://www.mitropolija.me/istbibl/golgota_joanikija/dzomic-golgota_1942.html#b42_15

[6] Вукић П. Митрополиjа Црногорско-Приморска на распећу историjе: са посебним освртом на раздоблье од 1941–1961. С. 31.

[7] Там же.

[8] Там же. С. 31–33.

[9] Там же. С. 34.

[10] Там же.

[11] Џомиħ В. Голгота митрополита Црногорско-приморског Jоаникиjа (1941–1945). Цетиње: Светигора, 1996. C. 79.

[12] Там же. C. 80.

[13] Там же. С. 84.

[14] Извештаj митрополита Светом Архиjереjском Синоду СПЦ. М.бр. 141/02.02.1944 г. // Там же. С. 289.

[15] Вукић П. Митрополиjа Црногорско-Приморска на распећу историjе. Цетиње, 2002. С. 28.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-ioannikij-lipovac

Мц. Марии Даниловой (1946)

ДНИ ПАМЯТИ:

12 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Данилова Мария Федоровна родилась 25 февраля 1884 года в семье рабочего-ткача. Два года Мария училась в школе, потом пошла по стопам отца: работала мотальщицей и ткачихой. В 1917 году Мария Федоровна была увлечена идеей рабоче-крестьянской власти, и в 1918 году стала даже членом ВКП(б). Но в 1920 году вышла из партии и стала ревностным членом Церкви.

Проживала Мария Данилова в городе Гаврилов-Ям, семьи не имела. Выйдя на пенсию, работала в совхозе разнорабочей. Главной заботой Марии Федоровны была церковь. Будущая мученица состояла членом церковного совета и исполняла должность церковного старосты. Когда в октябре 1936 года церковь была закрыта, Мария Федоровна ходила по деревням и собирала подписи граждан против закрытия церкви, ездила в Ярославль и Москву ходатайствовать о ее повторном открытии. 10 марта 1937 года группа верующих в количестве 70-80 человек при участии и организации Марии Федоровны пошла в сельсовет с требованием открыть церковь, но была разогнана милицией. Это послужило поводом для ареста Марии Даниловой.

25 октября 1937 года она была арестована, а 16 ноября 1937 года осуждена как «участница контрреволюционной церковно-повстанческой группировки, участие в нелегальных сборищах, погромно-повстанческая пропаганда» и приговорена к 10 годам ИТЛ.

Отбыв почти весь срок заключения, Мария Федоровна Данилова умерла в лагере 12 января 1946 года при невыясненных обстоятельствах. Похоронена в братской могиле лагеря.

Источник: http://drevo-info.ru, https://azbyka.ru/days/sv-marija-danilova

Прмч. Серафи́ма (Шахмутя), Жировицкого, архимандрита (1946)

ДНИ ПАМЯТИ:

6 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

11 июля (переходящая) – Собор Белорусских святых

ЖИТИЕ

Преподобномученик Серафим (в миру Романович-Шахмуть), архимандрит († 1945 г.). Родился в 1901 году в деревне Подлесье Ляховичского уезда в многодетной семье крестьян-бедняков. С детства Романа влекло к Церкви: в то время, как все играли в обычные игры, он часто из палочек делал крестики, надевал в качеств епитрахили передник и начинал «править службу».

Несмотря на крайнюю нужду, мальчик закончил Ляховичское двухклассное народное училище. В 1922 году Роман поступил в Жировицкий Свято-Успенский монастырь, где в 1923 году принял монашеский постриг с именем Серафим. Благодаря хорошим певческим способностям, ему было поручено клиросное послушание, и он стал хорошим регентом и уставщиком. В 1926 году его рукоположили в иеродиакона, а вскоре - в иеромонаха.

В августе 1941 года по благословению митрополита Пантелеимона (Рожновского) отец Серафим покинул Жировицы и выехал в направлении Минска для налаживания церковно-приходской жизни там, где в данный период она была разрушена большевиками.

Отец Серафим посетил множество селений, собирая на имя митрополита прошения верующих об открытии приходов, и многих крестил. Также он собирал материалы о преследованиях Православной Церкви в Беларуси.

После этой миссионерской поездки батюшка служил в Минске в Свято-Духовской церкви и нёс пастырское окормление больниц и детских приютов города. В 1944 году за свою деятельность по открытию храмов он был арестован в Гродно. Его продержали следствием ровно 10 месяцев. По обвинению в принадлежности к «немецким контрреволюционным органам» батюшка был приговорён к 5-ти годам заключения в концлагере. Там вскоре (предположительно в 1946 году) он скончался от разрыва сердца после страшных мучений, пережитых им в застенках Н. К. В. Д.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-serafim-shahmut

Прп. Са́ввы Нового, иеромонаха (1948)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

7 апреля

ЖИТИЕ

Святой Савва (мирское имя Василий) родился в 1862 году в селении Ираклица области Восточная Фракия. Его родители были бедными и простыми людьми. Звали их Константин и Смарагда.

С раннего детства Василия отличала глубокая вера и любовь к Церкви. Любимым его занятием было чтение житийной литературы, которое воспламенило его сердце желанием подвижнической жизни. Однако родители были категорически против того, чтобы сын ушёл в монастырь, и хотели сделать его лавочником. Несмотря на угрозы матери, юноша бежал из дома и пришёл в каливу Успения Пресвятой Богородицы в Афонском скиту святой праведной Анны.

Через двенадцать лет подвижнической жизни на Святой Горе Савва отправился паломником в Иерусалим и, поклонившись святым местам, принял постриг в монастыре святого Георгия Хозевита в 1890 году. В 1894 игумен обители Калинник благословил его вернуться на Святую Гору Афон для совершенствования в писании икон и изучения византийской церковной музыки.

В 1897 году Савва вернулся в Иерусалим, где оставался вплоть до 1916 года. В этот период Святой подвизался на берегах Иордана. В 1903 году он был рукоположен во священника и в течение трёх лет служил при патриаршей школе Всечестного Креста в Иерусалиме. Затем святой вновь удалился в скит Хузивской обители, где проводил строгую подвижническую жизнь. Единственными его занятиями были молитва и иконопись. Ел он пшеничные зерна, размоченные в воде, не чаще одного раза в день, и отпивал немного воды из реки.

В 1916 году святой вернулся в Грецию. Два года провёл на острове Патмоc, а затем несколько месяцев на Афоне. Когда Савва узнал, что митрополит Пентапольский Нектарий разыскивает его, он тотчас отправился на остров Эгина. При святом Нектарии он оставался два года (до его блаженной кончины). Общение с великим подвижником нашего времени, его терпение во время испытаний и болезней, смирение, отеческие советы и, наконец, сама его смерть, сопровождавшаяся многочисленными чудесами, – все это завершило духовное развитие святого Саввы.

После отпевания святителя Нектария преподобный Савва ушёл в затвор. Спустя сорок дней полного уединения он вышел из келлии, держа в руках первую икону святого Нектария, и повелел настоятельнице монастыря поместить её в храме для поклонения. После того, как она стала возражать и говорить, что святой Нектарий ещё не прославлен Церковью, преподобный Савва сказал: «Ты должна оказать послушание. Возьми икону, поставь её в храме и впредь не противься Воле Божией».

После смерти своего наставника святой Савва ещё несколько лет провёл на острове Эгина, в келье, расположенной неподалёку от монастыря Святой Троицы. Он собирал пожертвования для общины и преподавал иконопись и византийское пение монахиням.

Поскольку приток посетителей в обитель Святой Троицы мешал безмолвию и молитве, святой Савва переселился в монастырь Всех святых на острове Калимнос (1926). Подвижник построил маленькую келлию, расположенную чуть выше обители, в точности на том месте, которое предуказал основатель монастыря за несколько лет до того перед своей блаженной кончиной.

Большинство мужского населения Калимноса составляли ныряльщики. Чтобы прокормить свои семьи, они погружались на дно за морскими губками. Многие мужчины становились инвалидами или погибали в морской пучине. Их семьи жили в постоянном страхе потерять кормильца и остаться без средств к существованию.

За двадцать два года служения на острове святой Савва стал настоящим отцом для всех калимносцев. Даже сегодня, много лет спустя после его блаженной кончины, они называют своего заступника и покровителя «отец Савва». Он был их духовным отцом, к нему они приходили за помощью и утешением.

Многие старики помнят, как святой Савва раздавал милостыню, учил детей и просвещал народ. Они рассказывают, что чувствовали, как от батюшки исходил тонкий благоуханный аромат.

Особое попечение святой имел о вдовах, сиротах и бедняках. Сам же был очень воздержан в еде. Его пищу составляли несколько кусочков просфоры, которые он запивал небольшим количеством вина или розмариновым отваром. Когда наступал вечер, он, весь день трудившийся над писанием икон или принимавший исповедь, брал в руки лом и тесал им камни, чтобы, как он говорил, «не даром есть свой хлеб». Святой Савва уделял сну не более двух часов в день, причём спал, сидя на стуле. Оставшееся время он целиком посвящал служению Богу и своим ближним. Во время Второй мировой войны подвижник проводил целые ночи в молитвах за народ, а когда над монастырём пролетали вражеские самолёты, осенял их крестным знамением.

Ради своих братьев во Христе святой отказался от столь любимого им безмолвия. Он приходил всякий раз, когда бы его ни позвали, чтобы утешить людей во время испытаний и поделиться с ними пламенной любовью ко Христу. Преподобный принимал исповедь часами. Был строг к себе и снисходителен к другим. Единственное с чем он не мог примириться это богохульство и осуждение.

«Монах – это тот, кто страждет и оплакивает собственные грехи, не замечая чужих, который не осуждает и не гневается, но сносит терпеливо, с радостью любую обиду и презрительное отношение, чтобы сподобиться близости к Богу, Небесному Судье и Отцу всех», – писал в одной из своих немногочисленных записей святой Савва. И сам он стал образцом монашеского служения.

Во время богослужения Святой был полностью погружён в молитву. Когда он молился, вокруг распространялось неизреченное благоухание и наполняло церковь или келлию.

Преподобный Савва был нестяжателен. Он положил за правило не оставлять деньги на ночь под своим кровом и тотчас раздавал все пожертвования. Рабочим, которые трудились в его жилище, он предложил самим брать плату за свои труды из ящика, куда он складывал все деньги.

Перед самой кончиной святой Савва уединился на три дня в келлии. Выйдя из затвора, он дал последние наставления о любви ко Христу и соблюдении Его заповедей, а затем, внезапно укрепившись, всплеснул руками, и преставился со словами: «Господь, Господь, Господь, Господь!» Одна из присутствовавших при этом монахинь видела, как его душа вознеслась на небеса на золотом облаке при звуках райского пения (это случилось 25 марта 1948 г.).

Когда в 1957 году по благословению митрополита Калимноса Исидора открыли могилу преподобного Саввы, вокруг неё распространилось чудесное благоухание, наполнившее всё кругом, вплоть до окраин города. У гроба святого произошли многочисленные чудеса, которые с тех пор не прекращались.

Имя преп. Саввы Нового внесено в месяцеслов Русской Православной Церкви по благословению святейшего патриарха Алексия II. Прославление преподобного совершено Константинопольской Православной Церковью в феврале 1992 г.

Память святого празднуется в пятое воскресенье Великого поста.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-savva-novyj

Исп. Се́ргия (Сребрянского), архимандрита (1948)

ДНИ ПАМЯТИ:

11 декабря – Обре́тение мощей

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 апреля

ЖИТИЕ

Исповедник Сергий родился 1 августа 1870 года в селе Трехсвятском Воронежского уезда Воронежской губернии в семье священника Василия Сребрянского и в крещении был наречен Митрофаном. Через год после рождения сына отца Василия перевели в село Макарий в трех километрах от Трехсвятского. Как и большинство детей священников, Митрофан Васильевич получил духовное образование – в 1892 году он окончил Воронежскую Духовную семинарию, однако священником стал не сразу.

Часть образованного общества того времени, не исключая детей духовенства, была настроена весьма критично по отношению к Православной Церкви, и тот, кто все же горел желанием послужить народу, для кого небезразличны были интересы нравственные, становился общественным деятелем или находил себе применение в практической деятельности.

Под влиянием народнических идей Митрофан Васильевич поступил в Варшавский ветеринарный институт. Оказавшись здесь среди равнодушных к вопросам веры студентов, во враждебной православию католической Польше, он начал усердно посещать православный храм. В Варшаве он познакомился со своей будущей женой, Ольгой Владимировной Исполатовской, дочерью священника, служившего в Покровском храме в селе Владычня Тверской губернии; она окончила курс тверской гимназии, собиралась работать учительницей и приехала в Варшаву навестить родственников. 29 января 1893 года они обвенчались.

Живя в Варшаве, Митрофан Васильевич стал сомневаться в правильности выбора своего пути. В душе было пламенное желание служить народу, – но достаточно ли было ограничиться внешним служением, стать специалистом в нужном для крестьян деле ведения хозяйства? Душа молодого человека, сохранившего от детства религиозные впечатления и получившего православное образование, ощущала неполноту такого рода служения, и он решил вступить на поприще служения священнического.

2 марта 1893 года епископ Воронежский Анастасий (Добрадин) рукоположил Митрофана Васильевича во диакона к Стефановской церкви слободы Лизиновки Острогожского уезда, но диаконом отец Митрофан пробыл недолго – 1 марта 1894 года он был назначен священником 47-го драгунского Татарского полка и 20 марта рукоположен во священника.

15 января 1896 года отец Митрофан был назначен вторым священником Двинского военно-крепостного собора и 1 сентября того же года вступил в должность законоучителя Двинской начальной школы. 1 сентября 1897 года отец Митрофан был перемещен в город Орел и назначен настоятелем Покровского храма 51-го драгунского Черниговского полка, шефом которого была великая княгиня Елизавета Федоровна.

С этого времени начался относительно продолжительный период жизни отца Митрофана в Орле. Здесь он всего себя отдал на служение Богу и пастве. Он стал утешителем многих, прекрасным и серьезным проповедником, слово которого впитывалось слушателями, как впитывается дождь в жаждущую влаги почву. Паства потянулась к искреннему и ревностному пастырю, образовался крепкий приход, и это позволило отцу Митрофану приняться за трудное дело постройки храма, которое он завершил с успехом. Он создал при приходе библиотеку и школу. Все получаемые от благотворителей средства отец Митрофан жертвовал на храм, школу и библиотеку. В 1900 году он был награжден золотым наперсным крестом с украшениями.

Летом 1903 года в Сарове состоялось торжественное прославление преподобного Серафима. На этих торжествах был и отец Митрофан. Здесь он был представлен великой княгине Елизавете Федоровне и произвел на нее самое благоприятное впечатление – искренней верой, смирением, простотой и отсутствием какого-либо лукавства.

В 1904 году началась русско-японская война. 11 июня 51-й драгунский Черниговский полк выступил в поход на Дальний Восток. Вместе с полком отправился и отец Митрофан. За семь лет служения полковым священником в Орле он настолько сжился со своей воинской паствой, что она стала для него как одна большая семья, с которой он разделил все тяготы походной жизни. Везде, где представлялась возможность, он со своими помощниками ставил походную церковь и служил. Вместе с полком участвовал в сражениях.

В служебном формуляре отца Митрофана кратко записано: «Был в сражениях: Ляоянском... Шанхайском... в набегах на Инкоу... Мукденских... у деревни Санвайцзы... Во всех означенных сражениях под огнем неприятеля совершал богослужения, напутствовал раненых и погребал убитых».

Во время служения в действующей армии отец Митрофан вел подробный дневник, который печатался в журнале «Вестник военного духовенства», а затем вышел отдельной книгой (Дневник священника 51-го драгунского Черниговского Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Феодоровны полка Митрофана Васильевича Сребрянского, с момента отправления его в Маньчжурию 11 июня 1904 года по день возвращения в г. Орел 2 июня 1906 года. СПб., 1906). Здесь, в условиях походных трудностей, тяжелых боев, где солдаты и офицеры рисковали жизнью, отец Митрофан увидел, насколько русский человек любит Родину, с каким смирением отдает за нее свою жизнь, увидел и то, сколь лживо и разрушительно по последствиям описывают столичные газеты происходящее на фронте, как будто это пишут журналисты не русской прессы, а неприятельской. Здесь он увидел, насколько глубоко разделился по вере русский народ, когда православные и неверующие стали жить бок о бок как два разных народа.

15 марта 1905 года отец Митрофан, как опытный пастырь и духовник, был назначен благочинным 61-й пехотной дивизии и в этой должности прослужил до окончания войны. 2 июня 1906 года он вместе с полком вернулся в Орел. За выдающиеся пастырские труды, понесенные во время войны, отец Митрофан 12 октября 1906 года был возведен в сан протоиерея и награжден наперсным крестом на Георгиевской ленте.

В 1908 году великая княгиня Елизавета Федоровна усиленно трудилась над проектом по созданию Марфо-Мариинской обители. Предложения по написанию устава обители были поданы от нескольких лиц. Подал свой проект и отец Митрофан; и его проект настолько пришелся по душе великой княгине, что именно его она положила в основу устройства обители. Для его осуществления она пригласила протоиерея Митрофана на место духовника и настоятеля храма.

Отец Митрофан привык к служению в Орле, где у него сложились прекрасные отношения с паствой, которой он отдавал все свое время и силы, и ни он не хотел с ней расстаться, ни она с ним. «Бывало, кончишь давать крест после обедни, а народ все идет и идет. С одним побеседуешь, другой просит совета, третий спешит поделиться своим горем – и так тянутся часы... матушка ждет меня обедать, да только я раньше пяти часов вечера никак из церкви не выберусь», – вспоминал отец Митрофан.

Не смея отказаться от предложения Елизаветы Федоровны, отец Митрофан обещал подумать и дать свой ответ позже. На пути из Москвы в Орел он вспомнил родную, горячо его любящую паству и представил, как обоюдно тяжело будет расставание. От этих дум и воспоминаний его душа пришла в смятение, и он решил отказаться от предложения великой княгини. В тот момент, когда он это подумал, он почувствовал, что у него отнимается правая рука. Он попытался поднять руку, но безуспешно: ни пальцами пошевелить, ни согнуть руку в локте он не смог. Отец Митрофан понял, что это, видимо, Господь его наказывает за сопротивление Его святой воле, и тут же стал умолять Господа простить его и пообещал, если исцелится, переехать в Москву. Понемногу рука обрела чувствительность, и через два часа все прошло.

Он приехал домой совершенно здоровым и вынужден был объявить прихожанам, что покидает их и переезжает в Москву. Многие, услышав это известие, стали плакать и умолять отца Митрофана не покидать их. Видя переживание паствы, добрый пастырь не смог ей отказать, и хотя его настоятельно звали в Москву, он стал откладывать с отъездом. Он даже решил про себя отказаться и остаться в Орле, тем более что вообще опасался, что не справится с новыми сложными обязанностями в обители, где от него потребуется духовный опыт, которого у него, как у священника семейного, может не быть. Вскоре после этого он заметил, что у него без всякой видимой причины начала распухать правая рука, и это со временем стало приносить ему затруднения на службе. Он обратился за помощью к одному из своих родственников, доктору Николаю Яковлевичу Пясковскому. Врач, осмотрев руку, сказал, что никаких причин болезни нет и он не может дать в этом случае какого бы то ни было медицинского объяснения и, следовательно, помочь.

В это время из Москвы в Орел привезли чудотворную Иверскую икону Божией Матери. Отец Митрофан пошел помолиться и, стоя перед образом, пообещал, что все же примет бесповоротно предложение великой княгини и переедет в Москву. С благоговением и страхом он приложился к иконе и вскоре почувствовал, что руке стало лучше. Он понял, что на переезд его в Москву и поселение в Марфо-Мариинской обители есть благословение Божие и с этим нужно смириться.

Желая получить на переезд благословение и от старцев, он направился в Зосимову пустынь, где встретился с иеросхимонахом Алексием (Соловьевым) и другими старцами и поведал им о своих сомнениях и колебаниях: не будет ли дело, которое он на себя берет, свыше сил. Но они благословили его смело браться за дело.

Отец Митрофан подал прошение о переводе в обитель, и 17 сентября 1908 года митрополит Московский Владимир (Богоявленский) назначил его настоятелем Покровской и Марфо-Мариинской церквей на Большой Ордынке, поскольку сама Марфо-Мариинская обитель начала свою деятельность только с 10 февраля 1909 года, когда великая княгиня Елизавета Федоровна переехала в дом, предназначавшийся под обительский.

Сама Елизавета Федоровна в переезде отца Митрофана в только еще устрояемую обитель видела знак особого благоволения Божия к своему начинанию. «Господь благословил это наше дело через священника, – писала она государю, – к которому в Орел издалека люди приезжали за утешением и поддержкой, – и вот оно мало-помалу начинается».

Отец Митрофан, поселившись в обители, сразу же принялся за новое дело, отдавшись ему всей душой, – как это было в Орле, когда он занимался постройкой церкви, устроением школы и библиотеки, как было и во время войны, когда он стал отцом духовных детей, которые каждодневно подвергались смертельной опасности. Он часто служил и, не жалея сил, наставлял тех, еще немногочисленных сестер, которые пришли жить в обитель.

«Те несколько сестер, – писала Елизавета Федоровна, – что живут со мной, хорошие девушки, очень религиозные, – но ведь и все наше служение основано на религии и живет ею. Батюшка их наставляет, три раза в неделю у нас бывают замечательные лекции, на которые приходят и гости. Потом еще на утреннем правиле батюшка читает из Нового Завета и говорит краткую проповедь... Чай пьем все вместе, и священник с матушкой тоже, заканчивается он беседой о религии...

Батюшкины лекции очень интересные, просто исключительно, так как он не только глубоко верующий, но еще безгранично начитанный человек. Он начинает из Библии, заканчивает церковной историей и все время показывает, как и что сестры смогут говорить и чем помочь тем, кто испытывает душевные страдания... Здесь многие приезжают издалека в нашу маленькую церковь и обретают силы в его прекрасных простых проповедях и в исповеди. Это широкий человек, в котором нет ничего от ограниченного фанатика, целиком основывающийся на безграничной любви о Господе и всепрощении, – истинно православный священник, строго придерживающийся нашей Церкви, для нашего дела – благословение Божие, так как он заложил основание, какое и должно быть. Скольких он вернул к вере, наставил на путь истинный, сколько людей благодарят меня за великое благо иметь возможность посещать его».

Настоятельница обители вполне поняла и оценила священника, которого им послал Господь. Она писала о нем государю: «Он исповедует меня, окормляет меня в церкви, оказывает мне огромную помощь и подает пример своей чистой, простой жизнью, такой скромной и высокой по ее безграничной любви к Богу и Православной Церкви. Поговорив с ним лишь несколько минут, видишь, что он скромный, чистый и человек Божий, Божий слуга в нашей церкви».

Отец Митрофан вполне разделял христианские настроения великой княгини, стремившейся спасти свою душу на пути самоотверженного служения ближним.

Несмотря на трудности и новизну предпринятого дела, обитель благословением Божиим, смирением и трудами настоятельницы, духовника обители отца Митрофана и сестер с успехом развивалась и расширялась. В 1914 году в ней было девяносто семь сестер, она имела больницу на двадцать две койки, амбулаторию для бедных, приют для восемнадцати девочек-сирот, воскресную школу для девушек и женщин, работающих на фабрике, в которой обучалось семьдесят пять человек, библиотеку в две тысячи томов, столовую для бедных женщин, обремененных семьей и трудящихся на поденной работе, и кружок для детей и взрослых под названием «Детская лепта», занимавшийся рукоделием для бедных.

9 августа 1916 года временно управляющий Московской епархией епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский) представил в Синод прошение о награждении отца Митрофана митрою «за отлично-усердное служение его Святой Церкви, труды по обстоятельствам военного времени и полезную деятельность... в... обители»6. Великая княгиня, у которой было испрошено, как у настоятельницы, согласие, с радостью присоединилась к предложению наградить отца Митрофана за безупречную и усердную службу. 2 октября 1916 года он был награжден митрой.

«Я хочу работать для Бога и в Боге, – писала в 1909 году Елизавета Федоровна государю, – для страждущего человечества, а в старости, когда мое тело уже не сможет трудиться, я надеюсь, Господь даст мне возможность отдохнуть и помолиться – о деле, мною начатом. И тогда я уйду из деятельной жизни и буду готовить себя для того большого дома. Но пока у меня есть здоровье и силы, а /кругом/ столько [несчастья], и шаги Христа-Кормчего /слышны/ посреди страждущих, и в них мы помогаем Ему».

Но Господь судил иначе. Наступил 1917 год – Февральская революция, отречение государя, арест царской семьи, Октябрьский переворот.

Почти сразу же после Февральской революции был совершен набег на Марфо-Мариинскую обитель вооруженных людей. Н. Е. Пестов так изложил рассказ отца Митрофана об этом событии: «К обители подъехал грузовик, в котором находилось несколько вооруженных солдат с унтер-офицером и одним студентом. Студент, видимо, не имел понятия, как обращаться с оружием. Он держал все время в руке револьвер, направляя дуло на всякого говорящего с ним. Сошедший с автомобиля отряд потребовал провести их к начальнице обители. Туда же сестры вызвали и отца Митрофана.

– Мы пришли арестовать сестру императрицы, – заявил возглавляющий отряд унтер-офицер. А студентик подступил к матушке, направив на нее дуло своего револьверчика. Матушка с обычным для нее спокойствием положила руку на протянутый к ней револьвер и сказала: – Опустите свою руку, ведь я же женщина!

Смущенный ее спокойствием и улыбкой, студент сразу же сник, опустил руку и тотчас же исчез из комнаты. Отец Митрофан обратился к солдатам:

– Кого вы пришли арестовывать? Ведь здесь нет преступников! Все, что имела матушка Елизавета, – она все отдала народу. На ее средства построена обитель, церковь, богадельня, приют для безродных детей, больница. Разве все это преступление? Возглавляющий отряд унтер, вглядевшись в батюшку, вдруг спросил его:

– Батюшка! Не вы ли отец Митрофан из Орла?

– Да, это я.

Лицо унтера мгновенно изменилось. Обращаясь к сопровождавшим его солдатам, он сказал:

– Вот что, ребята! Я остаюсь здесь и сам во всем распоряжусь. А вы поезжайте обратно.

Солдаты, выслушав слова отца Митрофана и поняв, что они затеяли не совсем ладное дело, подчинились и уехали обратно на своем грузовике».

Однако вскоре великая княгиня Елизавета все же была арестована. Незадолго перед арестом она передала общину попечению отца Митрофана и сестры-казначеи. Великая княгиня была отправлена на Урал, в Алапаевск, где 5 (18) июля 1918 года приняла мученическую кончину.

20 марта 1919 года исполнилось двадцать пять лет священнического служения отца Митрофана. В этот день его многочисленные духовные дети поднесли ему поздравительный адрес, полный искреннего чувства благодарности к своему пастырю, который был верен им и в дни мира, и на полях войны, и в годину еще худших и горших испытаний – гонений от безбожников.

25 декабря 1919 года Святейший Патриарх Тихон, хорошо знавший отца Митрофана, благодаря его за многие труды, преподал ему первосвятительское благословение с грамотой и иконой Спасителя. В это время решился для отца Митрофана и его супруги Ольги вопрос о монашестве. Много лет живя в супружестве, они воспитали трех племянниц-сирот и желали иметь своих детей, но Господь не дал исполниться их пожеланию. Увидев в этом Божию волю, призывающую их к особому христианскому подвигу, они, переехав в обитель, дали обет воздержания от супружеской жизни. Долгое время этот обет для всех был сокрыт, но когда произошла революция и наступило время всеобщего разрушения и гонений на Православную Церковь, они решили его обнаружить и принять монашеский постриг. Постриг был совершен по благословению Патриарха Тихона. Отец Митрофан был пострижен с именем Сергий, а Ольга – с именем Елизавета. Вскоре после этого Патриарх Тихон возвел отца Сергия в сан архимандрита.

В 1922 году безбожные власти произвели изъятие церковных ценностей из храмов. Многие священнослужители были арестованы, некоторые расстреляны.

Одним из предъявляемых им обвинений было чтение в храмах послания Патриарха Тихона, касающегося изъятия церковных ценностей. Отец Сергий, вполне разделяя воззрения Патриарха и считая, что не следует во избежание кощунств отдавать церковные сосуды, прочел послание Святейшего и был 23 марта 1923 года арестован. Пять месяцев он томился в тюрьме без предъявления обвинения, а затем по приказу ОГПУ от 24 августа 1923 года был выслан на один год в город Тобольск. Здесь он познакомился и близко сошелся с тобольским подвижником Феодором Ивановым, впоследствии принявшим мученическую кончину.

Из ссылки в Москву отец Сергий вернулся 27 февраля 1925 года и на следующий день, как бывший ссыльный, явился в ОГПУ, чтобы узнать решение властей относительно своей дальнейшей судьбы. Следователь, которая вела его дело, сказала, что священнику разрешается совершать церковные службы и говорить за богослужениями проповеди, но он не должен занимать никакой административной должности в приходе, и ему запрещено принимать участие в какой-либо деловой или административной приходской деятельности.

Отец Сергий вернулся в Марфо-Мариинскую обитель. Поселился он в прежней квартире, располагавшейся в одном из обительских домов на втором этаже. Дверь с лестницы открывалась в маленькую переднюю, откуда посетитель попадал в большую переднюю, из нее дверь направо вела в комнату, где обычно ожидали пришедшие к батюшке посетители. Прямо из передней шла дверь в кабинет отца Сергия. В нем между окнами стоял большой письменный стол; слева всю стену занимали иконы, справа стояла фисгармония – на ней отец Сергий играл церковные напевы, ирмосы и под аккомпанемент фисгармонии пел. В обители был сад, и батюшка во все время жизни здесь каждый вечер, когда во дворе было пусто, гулял по саду и молился.

Недолго пришлось отцу Сергию прослужить в Марфо-Мариинской обители. В 1925 году власти приняли решение ее закрыть, а насельниц сослать. Часть здания была отобрана под поликлинику и ее работники, вознамерившись отобрать обительскую квартиру у отца Сергия, стали писать в ОГПУ, что священник, мол, занимается антисоветской агитацией среди сестер обители, говоря, что советская власть преследует религию и духовенство. На основании этого доноса 29 апреля 1925 года отец Сергий был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. В течение некоторого времени он не знал о причинах своего ареста. Только 11 мая состоялся первый допрос, из которого он уяснил, в чем его обвиняют.

– Скажите, гражданин Сребрянский, – обратилась следователь к священнику, – кому из сестер Марфо-Мариинской обители вы говорили, что советская власть преследует религию и церковников?

– Злостно никогда об этом не говорил, – ответил он, – но мог сказать, что многие церковники высланы по подозрению в политической неблагонадежности, каковая у некоторых и могла быть, но я надеюсь, что вернется доверие советской власти к нам.

Матушка Елизавета, узнав, в чем обвиняют отца Сергия, принялась хлопотать о его освобождении. Она написала заявление и подала Владимиру Черткову, возглавлявшему учреждение под названием «Осведомление и экспертиза по делам религиозных течений». Чертков поддержал просьбу и, сопроводив заявление своими пояснениями, направил его 25 июня 1925 года Петру Смидовичу, который в тот же день переправил все документы Тучкову. 30 июня дело было рассмотрено и принято решение освободить священника. 2 июля Коллегия ОГПУ прекратила дело, и отец Сергий был освобожден.

За то время, пока отец Сергий был в заключении, Марфо-Мариинская обитель была закрыта, а сестры арестованы. Некоторые из них были высланы относительно недалеко – в Тверскую область, но большинство сослано в Казахстан и Среднюю Азию.

Архимандрит Сергий и монахиня Елизавета выехали на родину Елизаветы в село Владычня Тверской области и поселились в бревенчатом, покрытом дранкой родительском доме. Первое время отец Сергий не служил, но часто ходил молиться в Покровский храм, в котором стал служить с 1927 года.

Сразу же по приезде, а еще более после того, как отец Сергий стал служить во Владычне, его стали посещать духовные дети. Среди знавших его он был известен как молитвенник и человек святой жизни. Люди обращались к нему за помощью, и некоторые по своей вере и молитвам праведника получали просимое. Несмотря на пережитые узы и тяжелое время гонений, отец Сергий продолжал подвизаться как духовник и проповедник. Он использовал отпущенное ему время для наставления в вере, поддержки и просвещения ближних. Духовные дети привозили ему продукты и одежду, большую их часть он раздавал нуждающимся.

Однако в селе были люди, которые ненавидели Церковь и ради забвения своих грехов хотели забыть о Боге, – они-то и относились враждебно к архимандриту Сергию за его открытую проповедническую деятельность. Жизнь, которую он проводил, обличала их совесть, и, вознамерившись изгнать его из села, они обратились за помощью к власти.

30 и 31 января 1931 года сотрудники ОГПУ допросили этих людей, и те показали об архимандрите Сергии: «По своему общественному, умелому подходу к народу с религиозной стороны заслуживает особого внимания. Действует исключительно религиозным дурманом. Опирается на темноту, выгоняет бесов из человека...

Особенно способен на проповеди… В своих выступлениях с амвона призывает на единение и поддержку Церкви...

Результаты таких проповедей имеются налицо... деревня Гнездцы категорически отказалась от вступления в колхоз... Священник Сребрянский является политически вредным элементом, который должен быть срочно изъят...

Основной метод работы: направляет на чувства репликами, посредством всевозможных нелепых слухов... которые излагает в своих проповедях. Был случай, когда одного рабочего на станции Крючково зарезало поездом. Этим воспользовался Сребрянский, говоря, что тот не веровал в Бога и говорил, что пусть меня накажет Бог, если Он есть, и за это его наказало... Использует статьи из газет в своих проповедях, говоря, что... заграничные студенты, которые не веровали в Бога и были безбожниками, стали стреляться и кончать самоубийством...»

На основании этих показаний отец Сергий был через несколько дней арестован, но «материалов» для создания «дела» недоставало, и 14 февраля следователи дополнительно допросили жителей села Владычня, оставляя в деле показания лишь тех свидетелей, которые подтверждали обвинение. И через призму этих искаженных свидетельств все же видно, что отец Сергий был для народа подлинным пастырем, по молитвам которого Господь творил чудеса.

«Священника Сребрянского знаю постольку, поскольку со всей округи к нему съезжаются крестьяне для получения исцеления от недугов...

Сребрянский в округе слыл за святого человека, исцелителя, народ приезжал к нему на квартиру...» – утверждали свидетели.

Был допрошен священник Иоанн Хренов, служивший в Покровском храме во Владычне. Отвечая на вопросы следователя, он сказал: «Священника Сребрянского я знаю с момента приезда его в село Владычня... народ его посещал... иногда я с ним беседовал... он мне рассказывал про чудо, совершившееся при вскрытии мощей Митрофана Воронежского: "Один комиссар при вскрытии мощей взял икону Митрофана, каковую принес домой и бросил на пол, сказав квартирной хозяйке: "Вот вашего Бога бросаю, и Он меня не наказывает”. И вдруг с ним сделалось плохо, заболел, стал просить, чтобы его отвели к мощам Митрофана, что и выполнили, и там он выздоровел”.

Надо отметить, что он был очень хороший проповедник, но проповеди касались исключительно религиозных вопросов».

10 марта 1931 года сотрудники ОГПУ допросили архимандрита Сергия. Рассказав о своей службе в качестве полкового священника, отец Сергий сказал: «С 1904-го по 1906 год был на театре военных действий в Маньчжурии, награды – скуфья и камилавка. За войну мною получены военные награды: Анна 3-й степени, Анна 2-й степени, Владимир 4-й степени – и по окончании русско-японской войны мною получен наперсный крест на Георгиевской ленте.

С 1909-го по 1918 год служил в Москве настоятелем церквей и духовником Марфо-Мариинской обители милосердия; с 1910 года по 1918 год настоятельницей была Елизавета Федоровна Романова, проект создания этой обители был мой... В 1905 году был издан мой дневник о русско-японской кампании, в каковом описаны дни пребывания на фронте, а также выдержки из моих проповедей. К революционерам я относился как к крамольникам, нарушавшим спокойствие в стране... В проповедях я отмечал, что их, крамольников, надо выдавать в руки правосудия; убийство Сергея Александровича Каляевым на меня в то время произвело сильное впечатление, я считал, что он сделал преступный шаг против Отечества. События в Москве и других городах в 1905 году я считал преступными, как идущие против царя, Отечества и Церкви… О моей деятельности полностью описано в моей книге. Вообще, до революции 1917 года я веровал в монархию как орган управления, но по рассказам Елизаветы Федоровны о жизни двора бывшего царствовавшего дома я был разочарован в людском составе монархического аппарата…

Проживая последнее время во Владычне, я агитацию против советской власти не вел; иногда в беседах с Хреновым говорили, что тяжело стало жить, создание колхозов теоретически хорошо, но народу трудно осознать, как пойдет это практически, но если удастся – то это большой сдвиг; в проповедях я говорил об уравнении бедных и богатых на началах христианской Церкви. Больше мною ничего не говорилось. Народ меня на дому посещал, но я старался избавиться от этих посещений, так как чувствовал себя плохо, а также не хотел распространения каких-либо слухов. Одна женщина приходила ко мне и спрашивала: "Идти ли в колхоз?” Я ей сказал: "В колхоз идти надо”. Она сказала: "А говорят, что в Бога веровать нельзя”. Я ей сказал: "Кто же вырвет из души верование в Бога?”... Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю...»

На этом следствие было закончено, и 23 марта составлено обвинительное заключение: «Обвиняемый Сребрянский, будучи служителем культа, с дореволюционного времени по 1930 год имеет непрерывную цепь активной борьбы против революционного движения... – писал следователь. – Выпущенная книга "Дневник священника 51-го драгунского Черниговского Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Федоровны полка Митрофана Васильевича Сребрянского...” ярко рисует жизнь и деятельность обвиняемого как монархиста и его борьбу с революционным движением в 1905 году. Основную мысль, вложенную в книгу, можно охарактеризовать словами обвиняемого: "крепкая вера в святые принципы – вера, царь и святая родина”.

Учитывая, что волна революционного движения захватывает массы, Сребрянский призывал к беспощадной борьбе с революционерами: "Не будем не только слушаться крамольников, но, наоборот, постараемся образумить их, обличить, привлечь к послушанию Богу и царю, а если не пожелают, то без укрывательства и послабления отдать их в руки правосудия”.

Убийство князя Сергея Александровича революционером Каляевым вызвало бурю негодования со стороны обвиняемого: "Гнусное убийство великого князя Сергея Александровича страшно поразило меня. Злодеи, вы кричите о свободе, а сами действуете насилием, – Царство Небесное мученику за правду”.

Революция в столице вызвала также нападки со стороны обвиняемого: "Нашлось так много изменников, фальшивых русских, устраивающих стачки, требующих позорного мира...”

Октябрьская революция в Сребрянском не произвела сдвигов – в 1922 году он усиленно поддерживает контрреволюционное воззвание Патриарха Тихона об укрытии церковных ценностей, за что был присужден Коллегией ОГПУ к высылке. Эта мера воздействия также не произвела переворота – приехав в район сплошной коллективизации, Сребрянский в целях поднятия авторитета стал выдавать себя за "святого человека”...

Обвиняется в том, что, являясь сторонником монархического порядка управления, систематически вел антисоветскую агитацию с целью срыва проводимых мероприятий советской власти в деревне, используя религиозные предрассудки масс...»

7 апреля 1931 года тройка ОГПУ приговорила отца Сергия к пяти годам ссылки в Северный край. Священнику было тогда шестьдесят лет, и после нескольких тюремных заключений, ссылки, этапов здоровье его было сильно подорвано, он испытывал постоянное недомогание. А время было самое тяжелое для ссыльных. Прошла коллективизация. Крестьянские хозяйства были разорены. Хлеб продавался только по карточкам и в самом ограниченном количестве, а посылки доходили лишь в период судоходства, которое прекращалось на всю зиму и на время, пока сплавлялся лес.

Архимандрита Сергия поселили в одной из деревень на реке Пинеге. Здесь жило тогда много сосланного духовенства. Сюда к нему приехали монахиня Елизавета и Мария Петровна Заморина, знавшая отца Сергия еще в период его служения в Орле; впоследствии она приняла монашество с именем Милица. Ссыльные священники работали на лесоразработках и сплаве леса. Архимандрит Сергий работал на ледянке – вел по ледяной колее лошадь, тащившую бревна. Эта работа хотя и была легче пилки и рубки в лесу, но требовала большой ловкости и спорости. Отец Сергий, монахиня Елизавета и Мария Петровна жили в домике как маленькая монастырская община. Отец Сергий, благодаря своей подвижнической жизни, постоянной молитвенной настроенности, духовным советам и умению утешать страждущих в тяжелых для них обстоятельствах, вскоре стал известен как глубоко духовный старец, которому многие стали поверять свои беды, в молитвенное предстательство которого верили.

Величественная и суровая природа Севера произвела большое впечатление на исповедника. «Огромные ели, закутанные снежными одеялами и засыпанные густым инеем, стоят как зачарованные, – вспоминал он, – такая красота – глаз не оторвешь, и кругом необыкновенная тишина... чувствуется присутствие Господа Творца, и хочется без конца молиться Ему и благодарить Его за все дары, за все, что Он нам посылает в жизни, молиться без конца...»

Несмотря на болезни и преклонный возраст, старец с помощью Божией выполнял норму, отмеренную ему начальством. Когда приходилось корчевать пни, он делал это один и в короткое время. Иногда он даже специально замечал по часам, за какое время ему удастся выкорчевать пень, над каким, бывало, трудились несколько человек ссыльных.

С местным начальством у отца Сергия сложились вполне благоприятные отношения, все любили подвижника и неутомимого труженика, со смирением воспринимавшего свою участь ссыльного. Деревенским детям он вырезал и склеил, а затем и раскрасил макет паровоза с пассажирскими и товарными вагонами, которых они не видели ни разу в жизни по дальности тех мест от железных дорог.

В 1933 году отец Сергий был освобожден и вернулся в Москву, где пробыл всего один день – простился с закрытой и разоренной обителью и отправился с монахиней Елизаветой и Марией Петровной во Владычню.

На этот раз они поселились в доме, купленном духовными детьми отца Сергия. Это была небольшая изба с русской печью, кирпичной лежанкой и просторным двором. Здесь прошли последние годы жизни старца. Покровский храм во Владычне был закрыт, и отец Сергий ходил молиться в соседнее село в Ильинский храм. Впоследствии власти стали выказывать неудовольствие по поводу его появления в храме, и он был вынужден молиться дома. Последний период жизни отца Сергия стал временем старческого окормления духовных детей и обращавшихся к нему страждущих православных людей, что было особенно насущно в то время, когда большинство храмов было закрыто, а священники арестованы.

Во время Великой Отечественной войны, когда немцы захватили Тверь, во Владычне расположилась русская воинская часть и предполагалось, что здесь будет тяжелый бой с немцами. Офицеры предлагали жителям отойти дальше от передовых позиций, кое-кто ушел, а отец Сергий и монахини Елизавета и Милица остались. Почти каждый день над расположением воинской части летали немецкие самолеты, но ни разу ни одна бомба не упала ни на храм, ни на село. Это отметили и военные, у которых возникло ощущение, что село находится под чьей-то сугубой молитвенной защитой. Однажды отец Сергий пошел на другой конец села со Святыми Дарами причастить тяжелобольного. Идти нужно было мимо часовых. Один из них остановил его и, пораженный видом убеленного сединами старца, бесстрашно шедшего через село, непроизвольно высказал ту мысль, которая владела умами многих: «Старик, тут кто-то молится».

Неожиданно воинская часть была снята с этой позиции, так как бои развернулись на другом направлении, неподалеку от села Медного. Местные жители, очевидцы событий, приписывают чудесное избавление села от смертельной опасности молитвам архимандрита Сергия.

За исповеднический подвиг, за праведную жизнь и глубокое смирение Господь наделил отца Сергия дарами прозорливости и исцеления. Со смирением отец Сергий рассказывал как-то Наталье Соколовой, что люди считают его прозорливым, а «это действует благодать священства, – говорил он. – Вот пришел ко мне этим летом молоденький пастушок. Плачет, убивается. Три коровы у него из стада пропали.

– Меня, – говорит, – засудят, а у меня семья на руках.

– А ты где искал их? – спрашиваю.

– Да двое суток и я, и родные, и товарищи всю местность кругом обошли – нет трех коров! Погиб я теперь!

Мы пошли с ним к развалинам разрушенной церкви, которые метрах в двухстах от избушки моей. Там горка разбитых кирпичей на месте престола. А перед Богом ведь все равно это место святое – там, где алтарь был. Там таинство свершалось, там благодать сходила. Вот мы с пастухом помолились там Спасителю, попросили Его помочь нам найти коровушек. Я сказал пастуху:

– Иди теперь с верой на такой-то холм, садись и играй в свою свирель, они на звук к тебе сами придут.

– Ох, батюшка, да мы там с братьями все кустики уж облазили!

Ну, и на самом деле. Сидел пастух и играл на своей дудочке, а к нему в течение получаса все три коровы пришли. "Смотрю, – говорит, – рыжая из кустов выходит, за ней вскоре и белянка... Немного погодя и третья показалась! Как из земли выросли!”»

В деревне Губка Тверской области, как свидетельствует уроженка этих мест Тамара Ивановна Круг, у одной девушки заболела нога, и болезнь приняла настолько тяжелый характер, что врачи посоветовали ей ехать в Тверь в областную больницу и делать операцию. Прежде чем ехать в больницу, девушка с матерью пришли к отцу Сергию. Он помолился об исцелении больной и сказал:

– В больницу поезжайте, но вы вскоре вернетесь.

Перед выездом в Тверь они сообщили близким, что болезнь приняла такой характер, что требуется встретить больную на вокзале, а иначе она не дойдет. Дочь с матерью сели в поезд в Лихославле и отправились в Тверь. И в поезде произошло полное исцеление больной, так что, когда они приехали в Тверь, девушка вышла на перрон совершенно здоровой.

В последние годы жизни архимандрита Сергия, начиная с 1945 года, его духовником стал протоиерей Квинтилиан Вершинский, служивший в Твери и часто приезжавший к старцу. Отец Квинтилиан сам несколько лет пробыл в заключении и хорошо знал, что это такое – нести тяготы и горечь гонений.

Впоследствии он вспоминал об отце Сергии: «Всякий раз, когда я беседовал с ним, слушал его проникновенное слово, передо мной из глубины веков вставал образ подвижника-пустынножителя... Он весь был объят божественным желанием... Это чувствовалось во всем, особенно – когда он говорил. Говорил он о молитве, о трезвении – излюбленные его темы. Говорил он просто, назидательно и убедительно. Когда он подходил к сущности темы, когда мысль его как бы касалась предельных высот христианского духа, он приходил в какое-то восторженно-созерцательное состояние и, видимо под влиянием охватившего его волнения, помыслы его облекались в форму глубоко-душевного лирического излияния.

"Звонят ко всенощной, – говорил он, – к молитве сладостной, вхожу в храм... Полумрак, мерцают лампады, чувствуется запах ладана, веяние чего-то неземного, вечного, чистого и сладостного, все замерло... Чувствуется присутствие великой творческой силы, всемогущей, премудрой, благой, которая вот-вот сейчас вспыхнет и начнет творить... Трепетно жду... Когда же окончится это таинственное безмолвие и раздастся могучий Божий голос: "Да будет вселенная и жизнь в ней!” Вдруг слышу: "Востаните! Господи, благослови!” – "Слава Святей...” Непосредственно за сим поется псалом "Благослови, душе моя, Господа”, которым псалмопевец Давид изображает творение мира... Что скажу я, ничтожный, о чувствах, наполнявших мою душу в это время? Не стыжусь сознаться, что почти всегда я в это время плакал слезами умиления, восторга духовного от воспоминания и переживания дивной, творческой, животворящей деятельности Святой Троицы, так чудно изображавшейся этим обрядом – обхождением храма с каждением. Так ясно сознавала душа моя необходимость этой деятельности Божией для людей, и я молился, каялся в грехах, благодарил Господа за все, за все в жизни мира, лично моей, просил, умолял не оставлять нас одинокими... Мне было радостно невыразимо на душе, когда я видел, ощущал, переживал это единение Бога и человека, Бога и всего мира с его животными, птицами, рыбами, растениями, цветами. Мне казалось, что я излиюсь слезами радости и восторга...”

Перед мысленными созерцательными взорами старца раскрывается таинственный духовный мир с неисчерпаемыми красотами и умилением... Он в миру вел жизнь пустынника. Несомненно, эта способность созерцания стояла в связи с его душевной чистотой. Его ангельская чистота и бесстрастие, которыми была проникнута последняя, предсмертная исповедь, которую я принимал от него, привели меня в какой-то священный ужас. Я после этого понял душевное состояние Петра, когда он воскликнул: "Господи, отойди от меня, ибо я человек грешный”. В нем меня все удивляло, все было необыкновенно. Удивляло его незлобие. Как-то раз он заметил мне: "Плохих людей нет, есть люди, за которых особенно нужно молиться”. В беседах его не было даже и тени неприязни к людям, хотя он и много страдал от них. Не менее поразительно было и смирение его. Как-то раз он сказал мне: "Вы счастливы, очень счастливы, ибо стоите у Престола Божия, а я вот за свои грехи и недостоинство лишен этой милости Божией”. С людьми он был необыкновенно кроток и ласков. В душе собеседника он быстро находил больное место и врачевал. Несомненно, он имел дар утешать людей. Это я испытал на себе. Как-то раз я пришел к нему с тяжелым чувством на душе; лишь только переступил порог его убогой хижины, он с трудом встает со своего стула, – ноги его уже плохо держали, – сложивши крестообразно руки на груди, устремив свой взор кверху, вместо обычного приветствия он говорит мне: "Я страдаю и молюсь за вас”; помолчав немного, продолжил: "Если бы вы только знали, какой вы счастливый, какая милость Божия почивает над вами”. На этом речь его оборвалась. Я не посмел искушать его вопросами. Когда я уходил от него, мне казалось, что я всю тяжесть души своей оставил у его ног.

Пошел я от него радостный, – хотя скорби меня долго не покидали, однако я переносил их уже с удивительным благодушием. Несомненно, он имел дар постоянной молитвы. "Бывало, придешь к нему, – говорила мне местная обывательница, – а он, сердешный, стоит в переднем углу на коленочках, поднявши руки кверху, как мертвый; постоишь, бывало, так и пойдешь...”

Наступило приснопамятное весеннее утро, – вспоминал отец Квинтилиан. – На востоке загоралась заря, предвещавшая восход весеннего солнца. Еще было темно, но около хижины, где жил старец, толпились люди: несмотря на весеннюю распутицу, они собрались сюда, чтобы отдать последний долг почившему старцу. Когда я вошел в самое помещение, оно было забито народом, который всю ночь провел у гроба старца. Начался отпев. Это было сплошное рыдание. Плакали не только женщины, но и мужчины...

С большим трудом вынесли гроб через малые узенькие сенцы на улицу. Гроб хотели поставить на дровни, нести на себе его на кладбище было невозможно, ибо дорога на кладбище представляла местами топкую грязь, местами была покрыта сплошной водой. Тем не менее из толпы неожиданно выделяются люди, поднимают гроб на плечи... потянулись сотни рук, чтобы хотя коснуться края гроба, и печальная процессия с неумолкаемым пением "Святый Боже” двинулась к месту последнего упокоения. Когда пришли на кладбище, гроб поставили на землю, толпа хлынула к гробу. Спешили проститься. Прощавшиеся целовали руки старцу, при этом некоторые как бы замирали, многие вынимали из кармана белые платки, полотенца, маленькие иконки, прикладывали к телу усопшего и снова убирали в карман.

Когда гроб опускали на дно могилы, мы пели "Свете Тихий”. Песчаный грунт земли, оттаявшие края могилы грозили обвалом. Несмотря на предупреждение, толпа рванулась к могиле, и горсти песку посыпались на гроб почившего. Скоро послышались глухие удары мерзлой земли о крышку гроба.

Мы продолжали петь, но не мы одни. "Смотрите! смотрите!” – послышался голос. – Это кричал человек с поднятой рукою кверху. Действительно, нашим взорам представилась умилительная картина. Спустившийся с небесной лазури необычайно низко, над самой могилой делал круги жаворонок и пел свою звонкую песню, – да, мы пели не одни, нам как бы вторило творение Божие, хваля Бога, дивного в Своих избранниках.

Скоро на месте упокоения старца вырос надмогильный холмик. Водрузили большой белый крест с неугасимой лампадой и надписью: "Здесь покоится тело священноархимандрита Сергия – протоиерея Митрофана. Скончался 23 марта* 1948 года. "Подвигом добрым подвизахся, течение жизни скончав”».

Еще при жизни батюшка говорил своим духовным детям: «Не плачьте обо мне, когда я умру. Вы придете на мою могилку и скажете, что нужно, и я, если буду иметь дерзновение у Господа, помогу вам».

После кончины архимандрита Сергия почитание его как подвижника и молитвенника не только не уменьшилось, но со временем еще более возросло. Многие верующие приходили на могилу отца Сергия помолиться, получить духовное утешение и заступничество. Мощи преподобноисповедника Сергия были обретены 11 декабря 2000 года и ныне находятся в Воскресенском кафедральном соборе города Твери.

Использован материал книги: «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Март». Тверь. 2006. С. 227–251. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-srebrjanskij

Исп. Николая Виноградова, пресвитера (1948)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

25 июля 1908 года, за полгода до своей кончины, святой праведный Иоанн Кронштадтский записывает в своем дневнике карандашом: «Священник Николай Васильевич Виноградов, Ярославской губернии Романовского уезда, село Малахово». О причинах появления этой записи остается только гадать. Известно, что именно в эти дни отец Иоанн объезжал Ярославскую епархию. Видимо, не мог один святой, широко известный на всю Россию и уже заканчивающий путь своей жизни во Христе, не заметить и не отметить другого, которому не суждено будет приобрести такую же известность, но который стяжает святость подвигом исповедания Христовой веры. Отец Иоанн Кронштадтский как бы указывает нам на скромного священника села Малахово, как на образец того, как надо жить во Христе даже в самую лютую годину.

Николай Васильевич Виноградов родился в 1870 году в том самом селе, в котором застает его в 1908 году в сане священника святой Всероссийский пастырь. Именно в родном селе Малахово Ярославской области арестовывают в 1929 году 59 летнего священника Николая. 1 декабря следует осуждение и приговор: 3 года исправительно-трудового лагеря. Стойко держится за свою веру тот, кого отметил отец Иоанн! После долгих лет исповедничества, протоиерей Николай Виноградов почил в Бозе 1 декабря 1948 года, в день своего первого осуждения.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-vinogradov-2

Испп. Анны Ивашкиной, Татиа́ны Бякиревой (1948)

Исповедница Анна Ивашкина

ДНИ ПАМЯТИ:

23 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

Анна Поликарповна Ивашкина родилась в 1894 году в селе Левино Касимовского уезда Рязанской губернии в благочестивой крестьянской семье. После того, как Анна была брошена мужем вскоре после свадьбы, она по совету блж. Матроны Анемнясевской вышла замуж за вдовца с тремя детьми.

В 1934 году после закрытия ближайшего храма в селе Шеенки Анна Поликарповна организовала молитвенный дом, затем односельчане стали собираться для молитвы в разных домах, чтобы не вызвать подозрений у представителей советской власти. Ночью 6 ноября 1937 года Анна Ивашкина была арестована как «активная церковница» по обвинению «в организации деревенской общественной молитвы» и вместе со всеми отправлена в Рязань. 6 декабря 1937 года исповедница Анна была приговорена к 10 годам ИТЛ. Отбывала наказание в разных лагерях. 6 ноября 1947 года в Ташкенте истек срок ее заключения, но тяжелая болезнь сердца, дистрофия и дизентерия не позволили ей выйти на свободу: почти три месяца Анна Поликарповна Ивашкина пролежала в лагерной больнице, где и скончалась.

По материалам Православной Энциклопедии. Т. 2, С. 455. Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-anna-ivashkina

Исповедницы Татиа́на Бякирева и Фе́кла Макушева

ДНИ ПАМЯТИ:

23 декабря

7 февраля - переходящая - Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 июня - Собор Рязанских святых

ЖИТИЯ

Фекла Макушева родилась в 1901 году, Татьяна Бякирева - в 1890 году. 6 ноября 1937 они в числе 27 человек были арестованы и заключены сначала в тюрьму города Касимов, а потом всех обвиняемых по делу отвезли в Рязань для вынесения и исполнения приговора. Исповедницы Фекла и Татиана проходили по групповому делу «Дело к/р повстанческой организации церковников. Рязанская о., Бельковский (Касимовский) р., 1937 г.». 6 декабря 1937 года тройкой при УНКВД СССР по Рязанской области они были обвинены в том, что являлись «активными участницами к/р повстанческо-террористической организации, вели среди населения пораженческую агитацию и высказывали террористические настроения». Фекла Макушева и Татиана Бякирева, так же, как Анна Ивашкина и Евдокия Мартишкина, были приговорены к 10 годам ИТЛ, остальные 23 человека, проходившие по этому делу, были расстреляны.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/saint/6235/5960/group

Прп. Серафи́ма Вырицкого (1949)

ДНИ ПАМЯТИ:

3 апреля

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

11 июля (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

СЕРАФИМА ВЫРИЦКОГО

...В сентябре 1941 года гитлеровские части, наступавшие на Ленинград, заняли станцию Вырица. Оккупационные войска, расквартированные здесь, состояли из румын, которыми командовали немецкие офицеры. Через несколько дней последним донесли, что в поселке есть некий полуживой старик, очень почитаемый русскими, потому что обладает даром ясновидения... Вскоре несколько офицеров в сопровождении переводчика подошли к дому № 24 по Пильному проспекту. Войдя в него, они увидели изможденного старца, полулежавшего на узкой кровати. Обернувшись к переводчику, немецкий капитан спросил; «Скоро ли наши войска пройдут победным маршем по Дворцовой площади?» Но, не дожидаясь перевода, старец заговорил по-немецки: «Этого никогда не будет».

Знакомясь с жизнью этого подвижника, поражаешься тому, как хранил его Божий промысел. По тем дарам, которыми он обладал, по тому влиянию, которое он имел на тысячи и тысячи людей, Серафима Вырицкого можно смело причислить к ряду величайших русских святых – чудотворцев. Но предшественники старца приходили в другие, свободные от богоборчества столетия, а Серафим пережил революцию, годы террора, оккупацию... С самого начала великой войны каждый день, невзирая на холод и зной, ветер и дождь, семидесятипятилетний старец вставал на гранитный камень и коленопреклоненно, простирая руки к небу, молился о спасении Отечества.

Святой... Называя кого-то святым, мы ставим его на недосягаемую высоту и словно бы лишаем свойств обычного человека. Но ведь святость не дается с рождения! Когда речь идет о подвижниках далекого прошлого, мы подчас ничего не знаем о том, как они жили в миру: их путь к святости совершенно скрыт от нас. Разумеется, нет ничего удивительного в том, что века не сохранили свидетельств о прежней жизни подвижника, когда он еще ничем не выделился из среды обычных людей. Но иное дело святые XX века: изучая их жизнь по множеству сохранившихся документов, мы имеем прекрасную возможность прикоснуться к этой тайне.

Передо мною фотографии Василия Николаевича Муравьева. На одной он с женой и сыном в вагоне поезда Берлин – Вена (ок. 1900); на другом семейном снимке сын уже одет в гимназический мундир; а вот портрет пятидесятилетнего Василия Николаевича (1916). Перед нами изящно одетый, преуспевающий петроградский купец. Правильная осанка, благородные черты лица, высокий лоб, интеллигентная бородка, усы. И хотя сразу отмечаешь его одухотворенный взгляд, все же видно, что это обычный человек – не сравнить с портретом последних лет, когда фотографическая пленка запечатлела уже не лицо, а светящийся лик старца-схимника, в котором не осталось почти ничего земного... Я только что назвал пятидесятилетнего Василия Николаевича обычным человеком. А впрочем, так ли это?

Читая о В.Н. Муравьеве, узнавая факты из его жизни, невольно понимаешь, что из них складывается не биография, а житие. Другим словом и не повернется язык назвать это неспешное, уверенное восхождение к святости.

Житие Василия Муравьева

Вырицкий подвижник родился 31 марта 1866 года в деревне Вахромеево Ярославской губернии. Родители нарекли сына Василием. В детстве мальчик любил подолгу находиться в церкви и зачитывался житиями святых. Но вот, не дожив и до сорока лет, отец умирает. В десять лет Василий становится кормильцем семьи. Он отправляется на заработки в Петербург, где с помощью односельчанина получает работу рассыльного в одной из лавок Гостиного двора. С первых дней Василий проявляет такое усердие и исполнительность, что хозяин начинает поручать ему все более и более ответственные дела. Заработанные деньги мальчик посылает матери, а в свободное время посещает богослужения в петербургских храмах. Он уже в те годы мечтает о монашестве, но знаменитый старец-схимник Александро-Невской Лавры благословляет его до поры жить в миру, жениться и воспитать детей.

В шестнадцать лет Василий становится приказчиком, через год – старшим приказчиком, т. е. первым заместителем хозяина, и в его отсутствие ведет все торговые дела. В будущем владелец дела рассчитывает на него как на компаньона, но в двадцать шесть лет Василий решает открыть собственное дело. В 1890 году он женится, через пять лет рождается первенец – сын Николай. Василий находит время получить прекрасное образование: в 1897 году он заканчивает Высшие коммерческие курсы. Через несколько лет купец 2-й гильдии Муравьев становится одним из крупнейших мехоторговцев столицы. Значительную часть товара он поставляет в Германию, Австро-Венгрию, Англию, Францию. Временами сам посещает аукционы в европейских столицах.

Так же налаженно и спокойно протекает его семейная жизнь. Ольга Ивановна Муравьева помогает мужу вести дела. Они вместе посещают богослужения и вместе выполняют молитвенное правило, а по вечерам читают вслух Евангелие. Рабочий день в лавке начинается и заканчивается молитвой. Предприятие Муравьевых – одно из немногих в Апраксином дворе, где в дни главных церковных праздников торговля прекращается вовсе. Едва дело начинает приносить прибыль, Василий Николаевич выделяет значительные суммы Иверскому монастырю на реке Выксе в Нижегородской губернии. В доме Муравьевых в Казачьем переулке на иждивении хозяина постоянно живут одинокие люди, которых он переводит к себе из казенных больниц.

Его никогда не видят в раздражении или смущении; он всегда спокоен и терпелив и ничем не оскорбляет достоинства зависимых от него людей. Был в его доме и такой обычай: по церковным праздникам и в дни чтимых святых Муравьевы накрывали у себя столы с разнообразными кушаньями и зазывали с улицы неимущих. После чтения «Отче наш» Василий Николаевич произносил небольшую речь, разъясняя смысл наступившего праздника. Когда трапеза заканчивалась, он приглашал всех посетить их в следующий праздник, щедро наделяя гостей подарками и деньгами. Порой его бескорыстие удивляло супругу: Василий мог отдать незнакомому нищему новую вещь со своего плеча. Иной раз, видя, как муж жертвует большие суммы на дела милосердия, ей казалось, что Василий сознательно пытается разориться. Но его дела по-прежнему процветали...

Странные для окружающих поступки купца Муравьева имели свои причины. Первая заключалась в том влиянии, которое имел на него иеромонах Варнава из Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры, духовным сыном которого долгие годы был Василий Николаевич, Варнава Гефсиманский, ныне прославленный в лике святых, был великим старцем-утешителем. Сотни людей ежедневно приходили к дверям его кельи за советом и исцелением. Среди духовных детей старца Варнавы («сынков» и «дочек», как ласково называл всех старец) были многие известные люди, митрополиты, епископы, а также обер-прокурор Святейшего Синода и члены царской семьи. А петербургский купец был одним из любимейших учеников старца. Когда позволяли дела, Василий Николаевич спешил к своему наставнику в Гефсиманский скит; посещая Петербург, отец Варнава всегда бывал у молодого коммерсанта. Муравьев по-прежнему мечтал о монастыре, но старец только подтвердил слова схимника, сказанные Василию много лет назад: «Чадо! Сейчас ты нужнее здесь – посмотри, сколько обездоленных нуждаются в твоей помощи!»

Но, вынужденный оставаться в миру, Василий уже не мог жить по-старому. Вскоре после смерти второго ребенка (дочь Ольга прожила совсем недолго) по обоюдному согласию и благословению отца Варнавы супруги Муравьевы стали жить как брат и сестра. Василий всегда питался скромно, но теперь, помимо обычных среды и пятницы, он взялся соблюдать пост и в понедельник, как это принято в монастырях. Василию Николаевичу было тогда около тридцати лет.

В этом возрасте Василий Муравьев, несомненно, уже ясно представлял, что может дать ему мир, и... жил в нем как инок. Многие уже тогда замечали, что в этом петербургском купце есть что-то от старца. Особенно это впечатление усилилось после одной из поездок в Гефсиманский скит. Василий долго молился вместе с отцом Варнавой в его келлии. Затем старец встал, трижды возложил ему на голову руки и вновь помолился. И тут в душе Василия Николаевича разлилось какое-то необыкновенное спокойствие, которое с тех пор уже не оставляло его; у него необычайно обострилось духовное зрение, окрепла и без того удивительная память.

Вторая причина его особых подвигов в миру заключалась в том влиянии, которое оказывал на Василия другой, уже скончавшийся старец – преподобный Серафим Саровский. Этот великий святой происходил из курских купцов. В своих поучениях отец Серафим часто обращался к словам и понятиям из обихода торговцев. «Выгадывайте время для получения небесных благ через земные товары, – говорил он и пояснял: – Земные товары – это добродетели, делаемые Христа ради».

В июле 1903 года вся Россия съехалась на Саровские торжества. Открытие мощей преподобного старца Серафима сопровождалось огромным количеством исцелений и других чудес. Среди паломников, посетивших в те июльские дни Саров, находился и Василий Николаевич Муравьев. Как великую святыню будет он потом до конца своих дней хранить икону, купленную тогда в Сарове. Икона эта изображала блаженную кончину великого старца: коленопреклоненный Серафим перед образом Божией Матери «Умиление».

Инок Варнава

В январе 1906 года тяжело больной отец Варнава приехал в Петербург. В последний раз видел Василий Муравьев своего наставника и друга. В начале февраля старец вернулся в Москву. Он едва мог говорить и с трудом передвигался, но по-прежнему принимал людей, искавших его совета и утешения. 17 февраля он начал принимать исповедь в Сергиево-Посадском доме призрения. Пригласив очередную исповедницу, Варнава Гефсиманский вошел в алтарь. Здесь он и был найден лежащим на левом боку лицом к престолу.

Тысячи людей по всей России почувствовали себя осиротевшими. А еще через два года умер святой и праведный Иоанн Кронштадтский, предсказавший России – если она не покается – невиданные войны и смуты. Вскоре слова его стали сбываться... Пронеслись две революции; у власти встали большевики. Тысячи русских людей из дворян, купцов, духовенства предпочли тогда покинуть Россию. При тех коммерческих талантах, которыми обладал Василий Николаевич Муравьев, ничто не мешало ему перевести свои капиталы за границу, а затем вложить в какое-нибудь дело за рубежом. Дела его по-прежнему были в полном порядке: он владел процветающим предприятием. Но, к удивлению многих, Муравьев поступает иначе: закрывает свое дело, наделяет щедрыми пособиями всех служащих, а основные капиталы жертвует на нужды Александро-Невской лавры, Воскресенского Новодевичьего женского монастыря в Петербурге и Иверского Выксунского женского монастыря, основанного иеромонахом Варнавой, старцем Гефсиманского скита. Долгая жизнь в миру, предсказанная схимником, подходила к концу... Сын Василия Николаевича уже вырос и получил офицерский чин: в годы Первой мировой Николай Муравьев служил авиатором в русской армии. А старшему Муравьеву в 1920 году исполнилось пятьдесят четыре года.

Поначалу он думал принять постриг в Троице-Сергиевой Лавре – у мощей своего учителя. Но неожиданно правящий архиерей епархии благословил его стать иноком Александро-Невской Лавры. Этим архиереем был тогда святой Вениамин, митрополит Петроградский и Гдовский. Такой поворот спас Василия Николаевича, потому что вскоре вся братия обители преподобного Сергия была репрессирована.

В августе 1920 года Муравьев передает Лавре целое состояние – двадцать пять тысяч рублей в золотой монете. Он вступает в число послушников и начинает подвизаться там в качестве причетника, или пономаря, – низшего служителя при церкви.

Ольга Ивановна Муравьева поступила в Воскресенский Новодевичий монастырь, тоже поначалу послушницей. А монашеский постриг супруги приняли в один день: 16 октября 1920 года. Ольга получила имя Христины, а Василий – Варнавы, в честь святого апостола Варнавы и в память о духовном отце. Совершал постриг святой Вениамин Петроградский, до мученической кончины которого оставалось всего два года...

Вскоре брата Варнаву рукоположили в иеродиакона и возложили на него послушание заведующего кладбищенской конторой. А через год он получил послушание свечника и был возведен в иеромонаха. По воспоминаниям очевидцев, на богослужения с участием отца Варнавы собиралось множество народа. Для своих проповедей он находил самые простые слова, но почему-то в его устах они приобретали особый смысл. Рос круг его духовных чад, вскоре у дверей келлии отца Варнавы стали появляться первые посетители. Еще через некоторое время иеромонах Варнава был избран членом Духовного Собора и назначен на один из ключевых административных постов Лавры – пост казначея.

Иеросхимонах Серафим

В редкие свободные часы отца Варнаву видели в библиотеке, ночи же он проводил в молитвах. Для многих оставалось тайной, когда же он спал, потому что свет в его келлии горел до рассвета...

В 1926 году архимандрит Сергий ввиду преклонного возраста и сильной болезненности сложил с себя обязанности духовника. Когда его спросили о преемнике, отец Сергий без колебаний назвал имя иеромонаха Варнавы. Так всего за несколько лет Муравьев прошел путь от пономаря до духовника главного монастыря России, в обязанности которого входило исповедовать членов епископата трех епархий – Петроградской, Олонецкой и Новгородской! Но перед этим отец Варнава решил принять великую схиму, что означало и принятие нового имени. Инок Варнава превратился в схимника Серафима...

«Многие великие подвижники благочестия подражали в своей жизни кому-либо из прежде просиявших святых, например: преподобный Макарий Великий подражал святому Антонию Великому, святой Иоанн Златоуст подражал святому апостолу Павлу, преподобный Нил Сорский – преподобному Ефрему Сирину, – пишет В. Филимонов в своей замечательной книге «Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий и Русская Голгофа». – Василий Муравьев был верным ревнителем преподобного Серафима Саровского... Приняв в схиме имя преподобного Серафима, он не раз признавался, что чувствует особую близость по духу своего небесного покровителя».

Почти три года был иеросхимонах Серафим духовником Лавры. Каждый день по многу часов подряд он принимал исповедь в Свято-Троицком соборе. В те годы главный храм Лавры не отапливался даже в холодные месяцы, на стенах часто выступал иней. Священник стоял на холодном полу. Он не заботился о себе. Однажды отец Серафим непрерывно принимал исповедников на протяжении двух суток! У дверей келлии старца также ждали посетители...

В конце 1920-х он начинает исцелять больных. Вот один из случаев. К старцу привели женщину, страдавшую от беснования: в храме ее начинало трясти, и она даже не могла поднять руку для крестного знамения. Увидев ее, Серафим сказал: «Давайте вместе помолимся», - и встал на колени перед иконами. После молитвы он взял масло из лампады, горевшей перед иконой Божией Матери, и крестообразно помазал болящей лоб. Женщина тут же упала и стала неестественно корчиться. Раздался грубый, душераздирающий собачий лай. Старец быстро накрыл голову страждущей епитрахилью и стал читать молитву. Больная стала утихать, а затем и вовсе успокоилась; когда она пришла в себя, то уже была здорова...

Собственное его здоровье в эти годы резко ухудшается. Врачи ставят диагноз: межреберная невралгия, ревматизм и закупорка вен нижних конечностей. Боли в ногах становятся просто невыносимыми. Однако Серафим никому не говорит о них и продолжает свое служение людям. Глядя на его покойное, озаренное тихой радостью лицо, никто и не подозревает о его муках. Только голос батюшки иногда становится едва слышным... Подумать только! Не так уж давно – в 1891 году – умер великий российский старец – преподобный Амвросий Оптинский. Страдая от жестоких болезней, он непрерывно принимал людей, вразумлял и исцелял, а про себя говорил, что «иноки не должны лечиться». Теперь такой же подвиг совершает Лаврский духовник Серафим... Но вот приходит день, когда ноги отказываются повиноваться ему. Болезнь старец принимает с удивительным спокойствием: «Я, грешный, еще не того достоин! Есть люди, которые и не такие болезни терпят!» А болезни его все прогрессируют. Появляются застойные явления в легких и сердечная недостаточность. Медики настоятельно советуют уехать из города. Но старец отказывается покинуть лавру... И все же ему приходится проявить смирение: митрополит Серафим Чичагов, в миру имевший профессию врача, узнав о заключении медиков, немедленно благословляет переезд в Вырицу (под Петербургом это один из немногих климатических курортов). К лету 1930 года старец навсегда покидает город святого Петра. Вскоре в Вырицу устремляется непрерывный поток его духовных детей, ищущих совета, утешения, облегчения телесных страданий. Прикованный к постели старец будет принимать посетителей еще почти двадцать лет, до самой своей блаженной кончины в апреле 1949 года.

Отче Серафиме

Однажды к Серафиму из Ленинграда выехали тетя с племянником, мальчиком десяти лет. По дороге Саша, по обыкновению, кривлялся и шалил. Мальчик вернулся в Ленинград из эвакуации в крайне истощенном состоянии, с пороком сердца и очень неустойчивой нервной системой. Врачи не ручались, что он доживет и до сорока лет. Физическая неполноценность вызывала неполноценность нравственную: в семье и среди знакомых Саша вел себя безобразно – дерзил, передразнивал людей, а среди сверстников чувствовал себя неуютно. Когда тетя сказала ему, что, войдя в келлию, нужно будет преклонить колени, он грубо отказался... Впоследствии Александр Альбертович Савич, инженер-гидролог, вспоминал: «Едва я приблизился к диванчику, на котором полулежал батюшка, как он тут же предложил мне (а не тете) присесть на стул. Я сразу понял, что отец Серафим имеет представление о состоявшемся в дороге разговоре... Я тут же опустился на колени и получил благословение. Старец очень ласково поговорил со мною, а тете сказал: «Нравится мне этот мальчик!»

Меня наполнило ощущение необыкновенной радости и любви ко всему миру, не покидавшее меня и во время обратной дороги, весь остаток дня и в течение последующих дней...»

С того дня здоровье Саши быстро пошло на поправку. Полному выздоровлению предшествовал фурункулез – видимо, вместе с гноем выходили какие-то внутренние болезни. Саша ходил весь в бинтах, но никакой болезненности не ощущал... Окрепнув, он стал в свободное время играть в футбол, а в плавании даже достиг разрядных нормативов того времени. «У меня появилось много друзей, в том числе и очень близких, – вспоминал Александр Альбертович. – Главнейшим же следствием самого первого посещения отца Серафима оказалось то, что я в тот же день твердо и на всю жизнь стал верующим православным человеком...!»

А вот другой случай тех лет. В годы блокады семья Сошальских жила в Ленинграде. До войны Зоя Сошальская часто бывала в Вырице; во время бомбежек и артобстрелов она взяла за привычку мысленно, а то и вслух повторять: «Батюшка отец Серафим! Спаси, помоги!» После снятия блокады при первой же возможности она отправилась к старцу. Придя в его дом на Майском проспекте, Зоя первым делом спросила: «Батюшка, ты меня, наверное, уже забыл?» Старец с доброй улыбкой откликнулся: «Где уж тебя забудешь! Надоела мне, кричавши: спаси-помоги, отец Серафим!» Побеседовав с Зоей, старец благословил ее на принятие монашества в Пюхтицком монастыре и прибавил: «Будешь еще в Иерусалиме игуменьей...» Но потом добавил: «Нет, хватит с тебя, пожалуй, и послушания казначеи!..» Слова старца в точности сбылись. В 1954 году Зоя Сошальская была пострижена в мантию с именем Викторина. Через год ее направили в Горненский монастырь при Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Здесь она подвизалась почти двадцать лет, а в последние годы несла послушание казначеи.

...Напротив дома № 24 по Пильному проспекту, где несколько лет снимал комнаты отец Серафим, жил Александр Александрович Смирнов. В годы войны его жена Екатерина забеременела. Ей было сорок два года, и она не хотела этого ребенка. Скрыв беременность от мужа, женщина решила искусственно прервать ее. Однажды она зачем-то зашла к отцу Серафиму, а тот как бы невзначай заметил: «Представляешь, Екатерина Александровна, что ныне происходит? Некоторые матери, уподобляясь в жестокости Ироду, становятся убийцами собственных невинных младенцев!» Женщина упала перед ним на колени... Через девять месяцев в семье Смирновых родилась девочка. Серафим сам дал ей имя и назначил крестных.

Удивительные дарования

Ниже мы еще будем говорить о пророческом даре преподобного Серафима, о его необыкновенной прозорливости, о даре исцелять от болезней. Но этим не исчерпываются те дивные дарования, которыми наделил его Господь. Блестяще образованный, отец Серафим был не лишен интереса к науке и мог подолгу беседовать со своими посетителями на сложные темы. Помимо высочайшего интеллекта и всеобъемлющей эрудиции, отец Серафим поражал людей своими необычайными познаниями, дарованными ему от Бога,

В числе его духовных детей были выдающиеся ученые: академик Иван Петрович Павлов, основоположник современной физиологии; академик Владимир Александрович Фок, автор фундаментальных трудов по квантовой механике, электродинамике, общей теории относительности; академик Сергей Павлович Глазенап, выдающийся астроном, один из основателей Русского астрономического общества; профессор медицины Михаил Иванович Граменицкий, один из создателей современной фармакологической школы; биолог Леон Абгарович Орбели, автор многих исследований по физиологии нервной системы и биохимии; профессор медицины Сергей Серапионович Фаворский, известный врач-гомеопат. Вот если бы все те, кто в советские годы поверил лжи о «победе» науки над религией, могли войти в келлию вырицкого старца и увидеть, как светила науки преклоняли колени перед скромным схимником! Старец разделял со своими духовными чадами все их удачи и неудачи, помогал, советовал, наставлял на путь христианской жизни. Поучения его были просты, но достигали самого сердца. Такими же простыми и проникновенными были его стихи.

Ночью безмолвные зрители –

Звездочки смотрят с небес;

Тихо, вокруг от обители

Дремлет дивеевский лес...

В сердце схимника всегда жил Серафимо-Дивеевский монастырь, где он когда-то побывал, монастырь, помнящий подвиги великого старца. К Серафиму Саровскому он обращается в другом своем стихотворении, таком же простом и безыскусном.

Молись Благой Царице, великий Серафим,

Она – Христа десница, помощница больным,

Заступница убогих, одежда для нагих,

В скорбях великих многих спасет рабов своих.

В грехах мы погибаем, от Бога отступив,

И Бога оскорбляем в деяниях своих...

Стихи вырицкого старца переписывали друг у друга, заучивали наизусть. Его строки достигали мест заточения и ссылок.

Аскетические подвиги преподобного Серафима Вырицкого

Святой Серафим Саровский, которого так благоговейно чтил и которому подражал вырицкий праведник, три года питался одной лишь снытью. Еще три года этот великий святой совершал подвиг столпничества, молясь на высоком гранитном камне с воздетыми к небу руками. Вырицкий подвижник подражал преподобному Серафиму не только подвигом старчества.

В понедельник, среду и пятницу старец вообще не принимал никакой пищи, а иногда ничего не ел и по нескольку дней подряд. В некоторые дни он вкушал часть просфоры и запивал святой водой, в иные – немного тертой моркови. Крайне редко он пил чай с очень малым количеством хлеба. Назвать едой это можно было с трудом. Окружающим казалось, что он обрекает себя на голодную смерть... Принимая порой днем по нескольку сотен человек, он ночи посвящал молитве. Домашние не знали, когда он спит, да и спит ли вообще. Свидетелями ночных молитвенных стояний старца были многие из тех, кто оставался ночевать в Вырице. «Бывало, заглянешь ночью в келлию батюшки, чтобы узнать – не нужна ли какая помощь, а он, обливаясь слезами, тянет к небу свои прозрачные руки, ничего не замечая вокруг». В течение дня у старца скапливалось множество записок о здравии и об упокоении, которые оставляли посетители. Ночами отец Серафим читал их и молился за всех.

В годы войны Серафим Вырицкий, подражая Серафиму Саровскому, совершает беспримерный подвиг столпничества, молясь о спасении России от супостатов. В саду, метрах в пятидесяти от дома, выступал из земли гранитный валун, перед которым росла небольшая яблонька. В ее ветвях укреплялась икона преподобного Серафима, и перед ней, встав больными коленями на камень, старец возносил Богу свои молитвы – иногда по нескольку часов кряду. К тому времени болезни совершенно его ослабили, и передвигаться без посторонней помощи он не мог. К месту моления его вели или несли на руках. Так продолжалось изо дня в день, в любую погоду, в мороз и зной, в дождь и вьюгу...

Временами старец прекращал прием посетителей на сутки или на больший срок, оставаясь в уединении и безмолвии. Эти дни и ночи он посвящал молитвенному созерцанию, восходил в духе в иные миры. Именно в эти дни старец черпал силы для будущих подвигов, именно тогда он получал высшие откровения. Собранные вместе пророчества Серафима Вырицкого могли бы составить целую книгу; мы коснемся лишь некоторых предсказаний вещего старца.

Прозорливость отца Серафима

В конце 1927 года к духовнику Александро-Невской Лавры приехал архиепископ Алексий (Симанский), управлявший тогда Новгородской епархией. Дворянин по происхождению, он очень опасался ареста. «Не лучше ли мне уехать за границу, отец Серафим?» – спросил архиерей. «А на кого вы Русскую Православную Церковь оставите? Ведь вам ее пасти! – последовал ответ старца. – Не бойтесь. Сама Матерь Божия защитит вас». Владыка Алексий тут же успокоился и перестал помышлять об отъезде. Так отец Серафим предсказал владыке Алексию его будущее служение за восемнадцать лет до избрания на патриаршество. Указал Лаврский схимник будущему патриарху и срок его первосвятительского служения – двадцать пять лет.

О прозорливости отца Серафима знали и простые люди. В те годы на исповедь в лавру вместе с мамой часто приходила Елена Николаевна Сергиевская. «Как-то мама пришла к нему на исповедь, где изложила батюшке все свои прегрешения, от детства содеянные, – вспоминает она. – Вдруг старец многозначительно посмотрел на нее, затем произнес: «А ты помнишь, как в детстве назло подружке сломала ее любимую расческу?!», чем привел исповедницу в неописуемое смятение. Затем по-доброму улыбнулся и сказал: «Знаю, знаю, что не утаила. Однако, чтобы не забывать, старайся как можно чаще исповедоваться»».

В 1939 году старец уже не давал своим духовным детям благословения на брак. «Никакой свадьбы! Скоро будет великая война!» – говорил он. Жительница Вырицы Мария Афанасьевна Лапина вспоминала, как в один из первых дней войны вместе с дочерью прибежала к домику на Пильном. Серафим коротко сказал им: «Вам необходимо покинуть Вырицу!» Много испытаний выпало на долю Лапиных, конец войны застал их в лагере для перемещенных лиц в Эстонии. Когда они вернулись в Вырицу, то, подойдя к своему дому на Сиверском шоссе, они увидели только груду развалин.

А вот другой замечательный случай. Однажды молодая супружеская пара принесла отцу Серафиму тысячу рублей. Тогда это были очень большие деньги. Серафим их не принял, а благословил отдать первому встречному по дороге на станцию. Этим встречным оказался... вдребезги пьяный мужчина. Молодая женщина растерянно сказала мужу: «Как же нам быть?» Однако тот невозмутимо ответил: «Поступим по словам батюшки...» Как только они вручили деньги этому мужчине, он моментально протрезвел: «Миленькие! Да как же мне вас благодарить! Вы меня от смерти спасли!» Оказалось, что этот несчастный работал в торговле, и у него образовалась недостача ровно на такую сумму. Денег дома не было, и ему грозила тюрьма. Он впал в отчаяние и решил наложить на себя руки. Для храбрости порядком выпил...

После войны к преподобному ежедневно приходили десятки и сотни людей справиться о судьбе близких. И он говорил: «Жив твой муж, уже на поезд садится» или: «Не придет, молись об упокоении». Слова его всегда сбывались. Старцу не нужно было о чем-то спрашивать людей, он видел всю их жизнь – и прошлое, и будущее, знал, с чем они пришли к нему. При этом он безошибочно угадывал, кому из приходивших больше требовалась его помощь. Вот один из типичных рассказов.

«На станции никто не хотел говорить, где живет отец Серафим. Время было такое. «Ищи сама», – звучало в ответ... И Господь привел – шла, шла и увидела калиточку, у которой толпился народ. Подошла и спросила: «Кто последний?» Помню, впереди оказался мужественного вида седой полковник. Через некоторое время появилась послушница и, открыв калитку, пустила всех ко крылечку. Стою самой последней и думаю, что на работу опоздать могу. Тогда с этим очень строго было – порою под суд отдавали. Вдруг вышла келейница и говорит: «Кто здесь из Царского Села? Пропустите эту девушку – ей надо к 14 часам на поезд успеть, чтобы на работу добраться вовремя. Так батюшка велел».

Я вошла в дом. Невозможно описать словами, что охватило меня, как только я перешагнула порог келлии и увидела отца Серафима. Ощущение света и благодати, чувство слезного раскаяния и в то же время необычайной радости... Ноги у меня сами подкосились. Упала перед ним на колени и зарыдала, а батюшка мягким и добрым голосом произнес: «Не плачь, не плачь, твой жив и скоро вернется. Я вас в книгу себе запишу и поминать буду». Я поняла, что посетители могли ничего не говорить о себе – отцу Серафиму все было открыто. Такое чудо нам Господь даровал! Я молчала, а он всю мою нерадивую жизнь, которую я уже забыла, в подробностях рассказал. Какой светильник был! Двумя-тремя тихими словами мог на путь покаяния и спасения наставить».

Другие удивительные чудеса вырицкого старца

«Благодатный мир Христов непостижим в своем действии, велика его сила, – пишет В. Филимонов. – Преподобному авве Антонию Великому и преподобному авве Зосиме повиновались львы, преподобному Сергию Радонежскому и преподобному Серафиму Саровскому – медведи. Отцу Серафиму Вырицкому не раз повиновались самые лютые звери – звери в человеческом обличье».

В 30-е годы в дом на Пильном неоднократно приходили чекисты, часто в ночное время. Однажды они снова пришли с приказом арестовать старца и... вернулись ни с чем. Что же произошло? Когда чекисты заполнили комнату, старец, лежавший в углу на своем ложе, попросил подойти к себе старшего из группы. Тот подошел. Серафим заглянул ему в глаза, прикоснулся к руке чекиста, погладил ее, а затем приложил свою руку к его голове и промолвил: «Да простятся тебе грехи твои, раб Божий...» - и назвал в точности его имя. Родные вспоминают, что старший чекист сказал: «Если бы таких старцев было больше, мы бы все стали верующими», – и заплакал. А батюшка, улыбаясь, сказал: «Угостите их чайком».

Отец Серафим считал большевиков несчастными, жалел их и молился за них. Так же он относился и к оккупантам. И его любовь творила чудеса. Достаточно сказать, что в 1980 году поклониться могиле старца приехал бывший гитлеровский офицер, который был здесь в войну, – местные жители еще помнили его.

То, что происходило в Вырице в годы войны, иначе как чудом не назовешь. Представьте себе: ни один из жителей поселка не погиб, во всем селении был разрушен только один жилой дом, действовала церковь. Это был единственный действующий храм во фронтовой полосе, причем по ту сторону фронта!

По молитвам старца Господь помиловал Вырицу. Немцы, заняв поселок, расквартировали в нем часть, состоявшую из... православных. Вырицкая команда состояла из румын, уроженцев восточной ее части, где исповедуется православие, да еще говорящих по-русски!

И вот по воскресеньям в церкви стали стоять солдаты в немецкой форме. Местные жители поначалу косились на них, но потом, видя, как те крестятся и соблюдают чин службы, привыкли...

Во время войны в Вырице произошел еще один поразительный случай. Шестилетний мальчик упал с очень высокого дерева. Он не двигался и не дышал. По всем признакам он был мертв. Его мать на руках отнесла ребенка к старцу. Она рыдала и причитала: «Батюшка! Мой Толик убился!» Отец Серафим сказал: «Положи его». Затем помолился над мальчиком и благословил. Ребенок встал и через несколько минут уже бегал по улице.

Чудесные исцеления, совершенные отцом Серафимом

В настоящее время собраны десятки свидетельств о благодатной помощи старца больным. Приведу из них два.

«Во время войны я получила сильное ранение в голову, и меня мучили непрестанные головные боли, – вспоминает жительница Вырицы Клавдия Ивановна Печковская. – Врачи ничем не могли помочь. Отец Серафим сказал: «Подойди поближе, сейчас мы тебя вылечим». Он накрыл мне голову епитрахилью и возложил на меня руки. С тех пор я не знаю, что такое головная боль».

Выше уже говорилось, что напротив дома отца Серафима жила семья Смирновых. Однажды, когда Александр отправился на заготовку дров, Серафим велел позвать Екатерину и сказал ей: «Тебе везут тяжелобольного, но ты не пугайся, в больницу его не отправляй – Господь всё управит». Вскоре привезли Александра – его придавило упавшим деревом. Старец велел туго запеленать его и стал молиться... Через несколько месяцев Смирнов уже мог самостоятельно передвигаться. Как показали рентгеновские снимки, у него зажили сложный перелом позвоночника (!) и переломы нескольких ребер. Временами у него возникали острейшие боли, но отец Серафим всегда помогал справиться с ними. Александр Смирнов глубоко почитал старца всю свою жизнь. Ежедневно в течение семи лет он приходил на могилу старца почтить память своего духовного отца и подлить масла в неугасимую лампаду. Дочь вспоминала, что за день до своей смерти у него возникли очень сильные головные боли. Александр Александрович стянул голову ремнями и пошел проверять лампадку...

Блаженная кончина отца Серафима

В январе 1941 года был арестован и затем расстрелян сын батюшки Серафима Николай Муравьев. Великая скорбь вошла в сердце старца. Вновь услышали родные и близкие: «Буди воля Божия...» Еще через четыре года преставилась схимонахиня Серафима – Ольга Ивановна Муравьева. «Вот здесь и я буду рядышком лежать», – сказал старец, увидев рисунок ее могилки.

Дни самого Серафима также были сочтены – он тяжело и мучительно болел. «Пока рука моя поднимается для благословения, я буду принимать людей», – отвечал старец в ответ на просьбы близких поберечь себя. Однако в начале 1949 года здоровье схимника настолько ухудшилось, что он даже не мог отвечать на записки, которые ему передавали через келейницу. В последние годы от лица старца исходил ослепительный свет. Об этом сиянии вспоминают все; взглянув на лик вырицкого праведника, люди невольно зажмуривались, как от вспышки яркого света...

Отец Серафим был извещен о дне и часе своей кончины. За день до смерти он раздал родным и близким иконки преподобного Серафима Саровского и всех благословил. Своей келейнице матушке Серафиме он сказал: «Во время моего погребения береги ребрышки». Это предостережение оказалось пророческим: в день похорон праведника при большом стечении народа матушка Серафима из-за сильной давки получила перелом двух ребер.

Ранним утром 3 апреля 1949 года старцу было явление Богородицы. Серафим уведомил родных: «Сегодня никого принять не смогу, будем молиться», – и благословил послать за священником вырицкой церкви. Были прочитаны акафисты Пресвятой Богородице, святителю Николаю Чудотворцу и преподобному Серафиму Саровскому. Священник причастил старца Христовых Тайн, отец Серафим приказал читать Псалтирь и Евангелие. Ближе к вечеру он попросил посадить его в кресло и стал молиться. При этом он иногда справлялся о времени. Около двух часов ночи отец Серафим благословил читать молитву на исход души и, осенив себя крестным знамением, умер со словами: «Спаси, Господи, и помилуй весь мир».

Три дня ко гробу праведника шел нескончаемый людской поток. Все отмечали, что его руки были удивительно мягкими и теплыми, как у живого. Некоторые ощущали возле гроба благоухание. В первый день после блаженной кончины старца исцелилась слепая девочка. Мать подвела ее ко гробу и сказала: «Поцелуй дедушке руку». Вскоре после этого девочка прозрела. С тех пор чудеса на могиле старца не прекращаются, они происходят и в наши дни.

Пророчества о судьбах России

Отец Серафим предвидел великую войну (об этом помнят очень многие из его духовных детей) и то, что она закончится полной победой русского народа.

Своим духовным детям старец не раз говорил, что наступит время, когда на Руси начнется возрождение храмов и монастырей. Около 1939 года, в самый разгар сталинских гонений на Церковь, он пишет свое знаменитое стихотворение:

Пройдет гроза над Русскою землею,

Народу русскому Господь грехи простит,

И крест святой Божественной красою

На храмах Божиих вновь ярко заблестит,

И звон колоколов всю нашу Русь Святую

От сна греховного к спасенью пробудит,

Открыты будут вновь обители святые,

И вера в Бога всех соединит.

Старец предсказывал скорое возрождение Троице-Сергиевой Лавры, говорил о том, что Церкви вернут и Серафимо-Дивеевский монастырь, и Александро-Невскую Лавру. При этом он упоминал, что сперва государство вернет Церкви как приходской храм Свято-Троицкий собор, а уже затем, через много лет, всю Лавру передадут монашествующим.

В 1947 году отец Серафим однажды обмолвился: «Французская булочка, которая сейчас стоит 70 копеек, будет стоить 7 копеек, и так все продукты». Так он предсказал денежную реформу 1961 года.

В далекие сороковые старец говорил, что со временем Ленинград опять переименуют в Санкт-Петербург, а по радио будут петь молитвы. Но будущее не виделось ему в розовом свете. «Если русский народ не придет к покаянию, может случиться так, что вновь восстанет брат на брата», – предсказывал он.

Не в наши ли дни сбывается это предсказание?

Вырица

Вырица – это небольшой поселок к югу от Петербурга. Возвышенная местность, вековой смешанный лес с преобладанием хвойных пород, сухая песчаная почва, целебный воздух – все это делает Вырицу одним из местных климатических курортов. Здесь протекает Оредеж, речка с очень живописными берегами. Во время войны в Вырице напротив Казанского вырицкого храма, на другом берегу реки, возник небольшой скит, где под руководством схиигуменьи Херувимы подвизалось несколько монахинь. (Одна из них – монахиня Серафима – была келейницей старца.)

В Вырице сохранились все три дома, где жил отец Серафим. Хорошо выглядит дом № 16 по Ольгопольской улице, который батюшка снимал в 1930 году. Близок к разрушению, но пока еще стоит дом № 7 по Пильному проспекту, принадлежавший семье провизора В. Томберга (часть этого дома отец Серафим снимал с 1931-го по 1945 год.) В саду на Пильном сохранился и гранитный камень – место аскетических подвигов старца. В хорошем состоянии, во всяком случае выглядит достаточно крепким, дом № 39 по Майскому проспекту, где старец снимал несколько комнат с 1945-го по 1949 год.

Старец предсказывал, что со временем в Вырице будет монастырь. Но пока монастыря нет, и главной архитектурной достопримечательностью поселка является вырицкий храм, освященный 6 июля 1914 года в честь Казанской иконы Божией Матери. Эта деревянная, сложенная из бревен церковь была возведена к 300-летию дома Романовых, а освящал ее святой Вениамин Петроградский. Архитекторам храма В.Р. Апышеву и М.В. Красовскому в начале XX столетия удалось создать церковь в древнем стиле русского зодчества. Часовня над могилами отца Серафима и матушки Серафимы (Ольги Ивановны Муравьевой), также в русском стиле, построена рядом, внутри церковной ограды.

1 октября 2000 года при большом стечении народа в вырицком храме была совершена торжественная служба, посвященная прославлению преподобного Серафима в сонме святых. К лику угодников Божиих старец был причтен решением Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви.

Более полувека назад вырицкий подвижник предсказывал:

«Придет время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога, и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества. С одной стороны, будут воздвигать кресты и золотить купола, а с другой – настанет царство лжи и зла. Страшно будет дожить до этих времен».

Отче Серафиме, моли Бога о нас!

Д. Орехов

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-serafim-vyrickij

Прп. Лавре́нтия Черниговского (Проскуры) (1950)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

11 января

ЖИТИЕ

Схиархимандрит Лаврентий (в миру Лука Евсеевич Проскура) родился в 1868 году в селе Карыльское Кролевецкого уезда Черниговской губернии. Отец и мать были глубоко религиозные люди и детей воспитывали в вере в Бога. Лука учился в начальной земской школе, был очень способным. В 13 лет он окончил школу и был оставлен помощником учителя. С детских лет Лука регулярно ходил в церковь, имел прекрасный слух, пел в церковном хоре. Однажды быв в Коропе, он познакомился с удивительным человеком – бывшим регентом императорского хора, уроженцем этих мест, который сразу оценил способности юноши и стал обучать его регентскому искусству. Здесь же он освоил игру на скрипке. Около года провел Лука в Коропе. По возвращении домой он становится регентом своего сельского хора.

Семья жила бедно. Лука обучается шитью и своим трудом начинает зарабатывать, чтобы помогать семье. К 17 годам он стал прекрасным портным, так что заказчиков у него было всегда много. В это время умерла мать, и Лука решил уйти в монастырь. Но старший брат Варфоломей настоял, чтобы он не покидал семью. Тяжело было Луке отклонить свое твердое намерение, но он смирился. Со своим другом юности Симеоном Лука ходил пешком в Киев к о. Ионе, чтобы он благословил получить духовное образование. Но о. Иона сказал им: «Ваша семинария при вас» – и не благословил. Вместе же с Симеоном Лука ездил на Афон. После настойчивых просьб Симеон был принят в число братии Афонского монастыря. А Луке один из афонских старцев сказал: «Езжай в Россию, ты там нужен будешь». Так он и поступил, вернулся домой.

Вскоре молодого талантливого регента пригласили управлять хором Рыхловского Никольского монастыря. Пение в Рыхловском монастыре стало привлекать не только молящихся, зачастую регенты из других мест специально приезжали послушать хор, который приобрел немалую известность. Епископ Черниговский Антоний (Соколов), объезжая епархию, посетил Рыхловский монастырь и остался очень доволен пением. По приезде в Чернигов владыка послал настоятелю предписание направить регента Луку Евсеевича в Черниговский Троицкий архиерейский дом для управления хором. Так приблизительно в 1905 году Лука переехал в Чернигов, где прошла вся его последующая жизнь.

В 1912 году, на 45-м году жизни, Лука был пострижен в монашество с именем Лаврентий. Через два года он был рукоположен в иеродиакона, а в 1916 году – в иеромонаха. В 1928 году по определению экзарха Украины митрополита Михаила возведен в сан архимандрита. В 1923 году в Киеве о. Лаврентий был тайно пострижен в схиму лаврским схиигуменом Гавриилом. До самого закрытия монастыря в первой половине 20-х годов о. Лаврентий неизменно был регентом хора, уставщиком и ведал монастырским книгохранилищем.

Постепенно возрастал и духовный авторитет о. Лаврентия. Он был строгим последователем православного вероисповедания. К нему стремились и простые люди, и черниговская интеллигенция. Приезжие быстро узнавали, что в Троицком монастыре есть духовник высокой жизни, и рады были к нему попасть. Его любвеобилие, дар рассудительности, дар прозрения привлекали не только мирян, но и многих духовных лиц, черниговские епископы весьма дорожили его суждением.

Когда закрыли монастырь, отец Лаврентий поселился в маленьком убогом домике. Богослужения совершал в небольшом Ильининском храме. Так прошло 20 лет. Настало время, когда закрыли и этот храм. Лишенный возможности в храме прославлять Бога песнопением, о. Лаврентий, тем не менее, никогда не оставлял положенного правила церковной молитвы. Бережно сохранял он богослужебные книги и обширную нотную библиотеку. И когда его спрашивали: «Разве ноты еще понадобятся?» – неизменно отвечал: «Конечно, будем еще читать и петь».

Во время Великой Отечественной войны, в период оккупации Чернигова, было разрешено открыть Троицкую обитель. По зову старца собрались послушницы, просто верующие люди и приступили к восстановлению обители. Люди трудились самоотверженно, и уже в день Архистратига Михаила 21 ноября 1941 года состоялось первое богослужение в церкви Феодосия, расположенной под Троицким собором. А в 1942 году был освящен и главный престол Троицкого собора. На хоры поднялся дивный старец, и величественный храм огласился стройным пением. Обычно регенты дирижируют, стоя лицом к хористам и, значит, спиной к иконостасу, если хоры устроены в западной части храма. Но о. Лаврентий всегда обращен был лицом к алтарю, а певчие располагались симметрично полукругом по обе стороны, он же был в центре.

Нравственная чистота, духовная высота, неистощимая любовь к людям вызывали необыкновенное расположение к нему в каждом, кто хоть раз в жизни удостоился видеть его. Любовь батюшки была особенная, не знавшая пристрастия, не взиравшая на лица, на душевные качества. Он любил всех и проявлял это чувство приветливостью, вниманием, советом. О. Лаврентий был большим психологом, он знал духовный мир человека во всех его проявлениях и в самых тончайших оттенках. Все от него уходили согретые христианской любовью, ободренные, с полным спокойствием на душе. Не единичны были случаи, когда о. Лаврентий предотвращал беду, спасал людей от смерти.

Что поражало в даре о. Лаврентия? Четкий, определенный ответ на все сомнения и вопросы. И когда однажды близкий к нему человек осмелился спросить: «Батюшка, откуда вы знаете, что нужно ответить каждому обращающемуся к Вам, и всегда это бывает правильное решение?» – он ответил: «На мысль полагает Бог, и ответ в сказанном сразу».

Скончался схиаpхимандpит Лаврентий 19 (6) января 1950 года. Чин погребения возглавлял епископ Иаков. По решению владыки местом упокоения была определена усыпальница под Троицким собором, где покоятся семь архиереев. До закрытия монастыря (в сентябре 1962 года) в храме регулярно совершались панихиды по почившему. Черниговские архиереи считали своим долгом и честью помолиться у могилки великого старца. После ликвидации монастыря доступ в усыпальницу был закрыт. Прошло 26 лет. Настало время, когда вновь богомольцы имеют возможность поклониться могиле о. Лаврентия.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-lavrentij-chernigovskij-proskura

Исп. Се́ргия Правдолюбова, пресвитера (1950)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 сентября – Собор Липецких святых

18 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

Священноисповедник протоиерей Сергий Правдолюбов родился в 1890 году в селе Маккавеево в Рязанской губернии в семье учителя Касимовского духовного училища (впоследствии протоиерея Успенской церкви г. Касимова, священномученика) Анатолия Правдолюбова. Род Правдолюбовых был священническим с середины XVII века. Сергий Правдолюбов закончил Рязанскую Духовную семинарию и Киевскую Духовную академию, женился и в 1915 году был рукоположен во священника к Спасской церкви в слободе Кукарка в Вятской губернии (впоследствии город Советск). В 1919 году он был назначен настоятелем Троицкого собора в Кукарке. Здесь ему сразу же выпало тяжелое испытание. В город пришел карательный отряд латышских стрелков, ночью они прошли с рейдом по городу, арестовывая и расстреливая на ходу самых влиятельных людей города. Подошли к Троицкому собору и, разбудив сторожа, потребовали сказать, в каком доме живет «главный поп». Сторож показал не на дом благочинного и настоятеля собора отца Сергия, а на дом прежнего настоятеля, который был в преклонных летах и находился на покое, но для сторожа по многолетней привычке и был «главным попом». Старого священника разбудили, вывели из дома и тут же расстреляли. Отец Сергий всегда помнил этот случай и всегда молился о расстрелянном вместо него старом священнике.

Еще раз в том же году отец Сергий избежал смерти. Всех священников города Касимова, в том числе и отца Сергия, арестовали, свезли в лес и велели копать большой ров недалеко от железнодорожной ветки. Все духовенство было уверено, что копают могилу для себя. Плакали, молились. Потом подъехал товарный состав, и начальник прокричал: «Вам, попам, не привыкать к покойницкой вони! Вот мы и пригнали вас сюда разгрузить и закопать 4 вагона тухлой рыбы. После этого, по моей команде, можете быть свободны». Во время того, как отец Сергий копал ров, думая, что роет себе могилу, умер его сын, младенец Владимир.

В 1923 году отец Сергий с семьей (женой и пятью детьми) переехал на родину, в Касимов, где был назначен настоятелем Троицкой церкви. В 1929 году он был арестован вместе со многими другими священнослужителями города и района и приговорен к двум годам лишения свободы. Прихожане не оставили его, постоянно хлопотали об освобождении своего пастыря, и к Пасхе 1930 года отец Сергий был освобожден. Следующий арест последовал в 1935 году, вместе с братом, иереем Николаем Правдолюбовым, и сыном Анатолием отца Сергия арестовали по «Делу Матроны Анемнясевской». Его приговорили к 5 годам заключения и вместе с сыном отправили в Соловецкий лагерь особого назначения, а через 2 года в Медвежьегорсклаг в Карелии.

Освободился отец Сергий в 1943 году, он вернулся в Касимов, но Троицкая церковь была закрыта, и других священнических мест не было. Отец Сергий со своей семьей существовал случайными требами и временным служением в том или ином храме во время болезни штатных священников. Матушка Лидия Дмитриевна работала и помогала прокормить семью. В декабре 1943 года протоиерей Сергий Правдолюбов был мобилизован на трудовой фронт в каменоломни в поселке Малеево в Рязанской области. В течение 3-х лет он работал там в качестве сторожа. Эти каменоломни по добыче белого камня ранее являлись местом работы заключенных.

Здоровье отца Сергия было надорвано, он долго не виделся с родными, и в 1944 году он написал духовное завещание, которое называлось «Моим детям и внукам. О том, как проводить посты и готовиться к исповеди и приобщению Святых Христовых Тайн».

В 1946 году отец Сергий был назначен настоятелем Спасской церкви в городе Спасске в Рязанской области. В следующем году его сын Анатолий был рукоположен во диакона к этой церкви, а вскоре стал священником и ее новым настоятелем, а его отец уехал жить в село Лебедянь, и до конца дней служил в местном храме. Скончался протоиерей Сергий Правдолюбов в 1950 году в возрасте 60 лет. Его похоронили в Касимове, в Троицкой церкви.

Источник: http://www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-kasimovskij-pravdoljubov

Свт. Серафи́ма (Соболева), архиепископа Богучарского (1950)

ДНИ ПАМЯТИ:

17 сентября – Собор Воронежских святых

26 февраля

ЖИТИЕ

Николай Борисович Соболев - будущий архиепископ Серафим - родился в городе Рязани 1 декабря (по старому стилю) 1881 года в семье мещанина Бориса Матвеевича Соболева и его жены Марии Николаевны. В семье Соболевых было 12 детей, семь из которых умерли в детском и юношеском возрасте. Николай Соболев был десятым ребенком в семье.

Большим испытанием для семьи Соболевых стала внезапная болезнь Бориса Матвеевича. Когда Николаю было шесть лет, его отец перенес инсульт и 14 лет, вплоть до самой смерти, был прикован к постели. Обстановка в семье была проникнута духом молитвы и глубокого осознания Промысла Божия в жизни человека.

Большое влияние на будущего иерарха оказала его мать, хотевшая, чтобы ее сын был священником. К своей матери архипастырь был искренне привязан и впоследствии всегда старался устроить Марию Николаевну недалеко от места своего служения.

В 1894 году Николай Соболев был принят во второй класс Рязанского духовного училища, затем окончил Рязанскую духовную семинарию и в 1904 году поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию.

В годы учебы будущий архипастырь неоднократно посещал праведного Иоанна Кронштадтского, а также старца Гефсиманского скита Исидора (Грузинского-Козина). Николай Соболев сблизился также с архимандритом Феофаном (Быстровым) - инспектором Санкт-Петербургской духовной академии, строгим монахом и молитвенником.

По свидетельству митрополита Вениамина (Федченкова), учившегося на курс раньше Николая, в духовной академии его называли «Колечкой». Такое обращение было связано с особой добротой, которую Николай являл в отношении к своим сокурсникам. Любимым времяпровождением Николая Соболева была игра на рояле в семинарском зале и пение молитв, в том числе и собственного сочинения.

26 января 1908 года Николай Соболев, будучи студентом 4 курса академии, был пострижен в монашество с именем Серафим. 3/16 февраля 1908 года монах Серафим был рукоположен епископом Сергием (Тихомировым) в иеродиакона, а 18/31 марта - в сан иеромонаха.

Осенью 1908 года иеромонах Серафим защитил диссертацию на кафедре нравственного богословия «Учение о смирении по Добротолюбию». Рецензент профессор А.А. Бронзов высоко оценил эту работу, как выходящую за рамки кандидатской диссертации. 16 сентября 1908 года Ученый совет академии постановил удостоить иеромонаха Серафима ученой степени кандидата богословия с правом получения степени магистра без новых устных испытаний.

В 1908 году иеромонах Серафим начал преподавательскую деятельность в Пастырском богословском училище, открытом архиепископом Антонием (Храповицким), затем был переведен смотрителем Калужского духовного училища. Большим утешением для иеромонаха Серафима в этот период стало посещение Свято-Введенской Оптиной пустыни. Особенно близкие отношения сложились у него с преподобным Анатолием (Потаповым), который стал его духовником.

В декабре 1911 года отец Серафим был назначен инспектором Костромского духовного училища. 22 декабря 1912 года иеромонах Серафим назначен ректором Воронежской духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. Воронежская семинария в момент прибытия архимандрита Серафима считалась в отношении дисциплины одной из худших. «Вы назначены в наибезнадежнейшую и бунтарскую семинарию», - писал архимандриту Серафиму архиепископ Антоний (Храповицкий).

Но архимандриту Серафиму удалось улучшить положение. Он отказался от практики наказаний в отношении воспитанников, стараясь понять их проблемы, главной из которых была бедность. Новый ректор добился открытия двух столовых для малоимущих студентов, открыл братство, помогавшее воспитанникам оплачивать обучение, лечение и поездки домой. Ситуация в Воронежской семинарии вскоре заметно улучшилась. В 1915 году в семинарию была направлена комиссия, которая оставила о ней благоприятный отзыв. Член Учебного комитета при Синоде Петр Федорович Полянский (впоследствии митрополит Петр - Патриарший Местоблюститель и священномученик) назвал семинарию одной из лучших в России.

В Воронеже архимандрита Серафима застала революция и гражданская война. В марте 1918 года семинария была закрыта большевистской властью, ее здание было занято красноармейцами. Архимандрит Серафим переехал в монастырь святителя Тихона Задонского.

В первой половине октября 1919 года войска генерала А.И. Деникина взяли Воронеж, но вскоре были вынуждены отступить. Архимандрит Серафим не знал, как ему поступить - уйти на юг или остаться в Воронеже. За советом отец Серафим обратился к разбитому параличом старцу Аарону, который проживал недалеко от Воронежа. «Не беспокойся, ты попадешь в хорошую сторонушку», - сказал старец о дальнейшей судьбе архимандрита Серафима. «Как же мне понимать Ваши слова?», - спросил архимандрит. «Попадешь - узнаешь», - был ответ старца. Архимандрит Серафим и его брат иеромонах Сергий покинули Воронеж в последний момент в открытом вагоне с углем для паровоза.

На юге России архимандрит Серафим вошел в подчинение временно независимого Высшего Церковного Управления (ВЦУ), образованного для самостоятельного решения срочных и важных вопросов. 7 мая 1920 года архимандрит Серафим был назначен ректором духовной семинарии в Симферополе. Вскоре был поднят вопрос и об архиерейской хиротонии архимандрита Серафима.

24 сентября 1920 года ВЦУ вынесло решение рукоположить архимандрита Серафима во епископа Лубенского, викария Полтавской епархии. Данное определение было подписано правящим архиереем Таврической епархии архиепископом Димитрием (Абашидзе), правящим архиереем Полтавской епархии архиепископом Феофаном (Быстровым), епископом Севастопольским Вениамином (Федченковым) и секретарем Е.И. Махароблидзе. 14 октября в симферопольском Александро-Невском соборе архимандрит Серафим был рукоположен во епископа. Хиротонию совершил сонм архиереев во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). Однако вскоре ввиду вступления в Крым большевиков генерал Врангель отдал приказ об эвакуации и епископ Серафим вместе с остатками Белой армии и беженцами покинул родную землю.

Весной 1921 года архиепископ Евлогий (Георгиевский), управляющий русскими приходами в Западной Европе, назначил епископа Серафима настоятелем Свято-Никольской церкви в Софии. 31 августа 1921 года Высшее Церковное Управление за границей назначило епископа Серафима управляющим русскими православными общинами в Болгарии. Патриарх Тихон признал архиерейскую хиротонию епископа Серафима и его назначение в Болгарию, что подтверждается списками законных иерархов, которые тайно пересылались за границу из Москвы. В 1921 году святитель Тихон изменил титул епископа Серафима на Богучарский.

До конца дней своих епископ Серафим оставался на должности управляющего русскими приходами в Болгарии, сначала в юрисдикции Русской Зарубежной Церкви, затем в юрисдикции Московского Патриархата. Местом служения епископа Серафима стал храм святителя Николая на бульваре Царя Освободителя. Кроме этой церкви, в подчинении епископа Серафима оказалось несколько приходов и Спасский (Александро-Невский) монастырь в Ямболе.

В 1921 году при Никольском храме было образовано братство, которое заботилось о материальном обеспечении нетрудоспособных прихожан. Архипастырь организовал также комитет по сбору помощи в поддержку русских монахов Афона, которые после революции находились в тяжелом положении, испытывали притеснения греческого правительства и часто голодали.

Тяжелая болезнь (туберкулез) не препятствовала епископу Серафиму регулярно совершать богослужения. Архипастырь неукоснительно служил во все воскресные и праздничные дни, а по четвергам читал акафист святителю Николаю. Большое внимание владыка Серафим уделял церковному хору. В результате хор при его жизни стал одним из лучших в Болгарии.

По свидетельству духовных чад архипастыря, богослужение, как и частная молитва, были для него необходимы, как дыхание. Занимался архипастырь Иисусовой молитвой. Иерарх поддерживал тесные связи с монахами Святой Горы Афон, в основном из Андреевского и Ильинского скитов. На Святой Горе хорошо знали архипастыря. Когда русские афонские монахи проезжали через Болгарию, они всегда останавливались у владыки Серафима. Один из них, иеросхимонах Кассиан, часто ездил через Софию в Прикарпатье, где был духовником одного из монастырей. Впоследствии старец Кассиан говорил духовным детям епископа Серафима: «Ваш владыка - святой жизни. Никогда больше не встречал таких архиереев». Но особенно близким иерарху стал афонский старец иеросхимонах Лот из Крестовоздвиженского скита. У него архипастырь исповедался в течение долгих лет.

Несмотря на занятость, владыка Серафим всегда находил время для чтения душеполезной литературы. Очень любил иерарх читать жития святых. В течение жизни он 11 раз полностью прочитал 12-томное собрание «Житий святых» святителя Димитрия Ростовского. «Читая жития, будто в раю находился», - рассказывал архипастырь.

В 1934 году Болгария установила дипломатические отношения с советским государством. Русские храмы в Болгарии перешли в ведение Болгарской Церкви, которая выделила русской общине другие помещения. Приход Никольского храма на бульваре Царя Освободителя перешел в Никольский храм на улице Калояна. На десять лет этот храм стал местом основного служения владыки Серафима.

В 1934 году Архиерейский Собор Русской Зарубежной Церкви возвел епископа Серафима в сан архиепископа. Однако высокий сан мало что изменил в его жизни. Архиепископ вместе со своим братом архимандритом Сергием снимал очень скромную и лишенную элементарных удобств квартиру на улице Велико Тырново. Архипастырь вообще старался избегать роскоши и пристрастия к вещам. Он говорил: «Вещи меня обременяют. Они - тяжесть для души».

Были у владыки Серафима и скорби. Он постоянно болел, в середине 1920-х годов находился на грани смерти от туберкулеза. Кроме того, архипастырь всю жизнь ухаживал за больным братом.

Митрополит Доростольский Иларион (Цонев) свидетельствовал, что уже в те годы жители Софии видели в архиепископе Серафиме угодника Божия. «Многие считали владыку прозорливым, - пишет митрополит Иларион. - Почитание и сыновняя преданность к архиепископу Серафиму была велика в то время и у русских, и у болгар». Прозорливость архиепископа испытал на себе и сам будущий митрополит Иларион, тогда еще студент Димитрий Цонев. «Митя будет монахом», - уверенно сказал однажды о нем архиепископ.

Интересный случай был связан с русским эмигрантом - доцентом одного из российских университетов. В тяжелых условиях эмиграции он не мог написать магистерскую диссертацию, а, следовательно, получить место в университете. Во время исповеди этот человек поделился своей скорбью с архипастырем. На вопрос: «Стану ли я магистром?» - владыка ответил: «Не скорби, еще четыре года, и станешь». Слова архиепископа Серафима в точности сбылись, и через четыре года после защиты диссертации этот эмигрант стал профессором в одном из университетов.

Духовные чада архиепископа Серафима вспоминали, что нередко во время исповеди он напоминал им забытые грехи, а также отвечал на мысленные вопросы исповедующихся. «Это случайно», - улыбаясь, говорил архипастырь в ответ на недоумение духовных чад. А когда владыка узнавал, что кто-то пытается записывать подобные случаи, то строго запрещал делать это. И все же до нас дошло немало свидетельств проявления его духовных дарований. Множество случаев донесли до нас в своих воспоминаниях духовные чада архиепископа Серафима - епископ Парфений (Стаматов), архимандриты Пантелеимон (Старицкий), Александр (Петранов), протоиерей Всеволод Шпиллер.

Архимандрит Пантелеимон вспоминал, что все, кто приходил к архиепископу Серафиму со скорбями, уходили от него утешенными и окрыленными, а его молитва порой возвращала к жизни и безнадежно больных. Сам архиепископ Серафим чувствовал близость Бога, Его присутствие. «Когда умрем, тогда поймем, насколько близки нам были Спаситель, Божия Матерь и все святые, как сходили к нашим немощам и как исполняли наши молитвы», - говорил архипастырь. А вот еще любимая фраза иерарха: «Господь близко: позовешь Его, Он сразу откликнется».

Большую любовь к архиепископу испытывали софийские студенты, которые не только посещали его службы, но и ходили к нему домой на исповедь. Одним из качеств архипастыря, по свидетельству знавших его людей, было то, что со всеми - и с официальными лицами, и с духовными чадами, и с нищими, сидевшими у храма - он разговаривал одинаково.

С 1920 по 1945 годы архиепископ Серафим подчинялся Русской Православной Церкви Заграницей (Русская Зарубежная Церковь, РПЦЗ). При этом владыка Серафим был далек от крайностей и удерживал Зарубежный Синод от радикальных шагов. Так, в 1926 году он выступил против замены катехизиса святителя Филарета катехизисом митрополита Антония (Храповицкого). Иерарх заявил, что Зарубежный Синод не может брать на себя такие полномочия без разрешения Всероссийской Церкви. В том же году, когда Архиерейский Синод РПЦЗ начал предпринимать шаги в пользу признания автокефалии Польской Церкви, архиепископ Феофан (Быстров) и епископ Серафим заявили, что без воли московской церковной власти Архиерейский Синод не имеет на это права.

Как и большинство зарубежных архиереев, архиепископ Серафим воспринял «Декларацию» митрополита Сергия (Страгородского) отрицательно. Но несогласие с митрополитом Сергием не приводило архипастыря к крайностям. Так, в середине 1930-х годов архиепископ Серафим направил митрополиту Сергию свою книгу «Новое учение о Софии Премудрости Божией». Духовным чадам владыка говорил, что не имеет права осуждать митрополита Сергия, который оказался в условиях страшных гонений.

В 1920-1940-е годы архиепископ Серафим выступил против спорных взглядов, проникших в труды митрополита Антония (Храповицкого) и протоиерея Сергия Булгакова. 1 января 1938 года за сочинение «Новое учение о Софии Премудрости Божией» он был удостоен ученой степени магистра богословия.

Иерарх уделил внимание вопросу государственного устройства России. Этому вопросу он посвятил книги «Русская идеология» и «Об истинном монархическом миросозерцании». Основой благополучия государства архиепископ Серафим считал симфонию властей - церковной и царской. Архиепископ Серафим считал, что уничтожение этой симфонии и привело Россию к катастрофе 1917 года. Архипастырь был убежден, что в России необходимо восстановить монархическое правление. При этом он выступал против абсолютизма и подчинения Церкви государству.

В годы Второй мировой войны архиепископ Серафим не служил молебнов о победе Германии, а также отказывался благословить русских эмигрантов на борьбу против России, говоря, что воевать против своей родины - грех.

В сентябре 1944 года в Болгарию вошли советские войска. Начались аресты - как бывших участников белогвардейских формирований, так и непричастных к политике русских эмигрантов. В таких случаях к архипастырю часто обращались за молитвенной помощью. Духовная дочь архиепископа Серафима рассказывала об аресте одного из членов епархиального совета. Жена арестованного слезно просила владыку помолиться за него. После молитвы Богородице архиепископ Серафим повернулся к женщине и твердо сказал, что с ее мужем не случится ничего плохого. Через два дня стало известно, что у генерала, который вел дело и считался очень суровым человеком, в России скоропостижно умер сын. Вместо вылетевшего в Москву генерала дело было передано другому следователю, более мягкому, который освободил арестованного. В Софии знали и о других случаях молитвенной помощи архиепископа арестованным.

2 марта 1945 года архиепископ Серафим направил письмо Патриарху Алексию I, в котором поздравлял его с избранием Предстоятелем Русской Православной Церкви. 15 апреля 1945 года архиепископ Серафим обратился к Святейшему с просьбой о принятии в Московский Патриархат. 30 октября 1945 года архиепископ Серафим и семь русских приходов в Болгарии были приняты в юрисдикцию московской церковной власти. Управление этими приходами поручалось архиепископу Серафиму с непосредственным подчинением Патриарху Московскому и всея Руси. Весной 1946 года русская община вернулась в храм святого Николая на бульваре Царя Освободителя.

В мае 1946 года в Софию прибыла делегация Русской Церкви во главе с Патриархом Алексием. Святейший Патриарх совершил богослужение в Никольском храме. В своей проповеди архиепископ Серафим сказал: «Двадцать пять лет мы были в разобщении с матерью нашей Церковью Российской. Но это разобщение было чисто внешним явлением, ибо в сердцах наших было полное единение с вами, со всеми братьями нашей родины, с теми, которые признают Патриаршую Церковь в России». Но, уйдя из Русской Зарубежной Церкви, архиепископ Серафим всегда воздерживался от того, чтобы осуждать ее.

В 1948 году иерарх принял участие во Всеправославном Совещании в Москве. Архипастырь выступил с тремя докладами - об англиканской иерархии, об экуменическом движении и о новом календарном стиле. Архиепископ Серафим не отрицал богословского диалога и вдумчиво подходил к проблеме взаимоотношений с инославными, настаивая на том, что диалог должен быть серьезным и взвешенным. При этом он отрицал возможность компромиссов в догматических вопросах и выступал против вступления Русской Церкви во Всемирный совет церквей. Архипастырь отрицательно относился и к возможности перехода Православной Церкви на новый календарь.

В последние годы жизни архиепископ Серафим активно участвовал в борьбе против обновленческих тенденций в Болгарской Православной Церкви. В 1949 году в органе Синода Болгарской Церкви - «Церковном вестнике» появилась статья архиепископа Серафима против церковного модернизма и принижения роли Синода в церковном управлении. Иерархи Болгарской Церкви впоследствии отмечали, что выступление архиепископа Серафима помогло остановить разгоравшуюся в Болгарской Церкви обновленческую смуту.

Еще одной задачей архипастыря было создание в Болгарии монастыря. Мечта архиепископа Серафима осуществилась за несколько месяцев до смерти. Удалось получить разрешение от властей на открытие небольшой обители. Открытие нового монастыря благословил Святейший Патриарх Алексий. Сам архипастырь уже находился при смерти. Но даже будучи прикованным к постели, он продолжал руководить работами по обустройству обители. Говоря о монастыре, он точно описывал помещения, в которых никогда не был. А когда монахини спрашивали, откуда он это знает, архипастырь улыбался и отвечал: «Да разве?»

Деятельность архипастыря (открытие монастыря, выступления против модернистов), а также его убеждения вызвали крайнее недовольство в Совете по делам Русской Православной Церкви. В январе 1950 года в ведомстве Карпова был поднят вопрос об удалении архиепископа Серафима с его поста. Но архипастырь к тому времени уже не поднимался с постели.

Незадолго до смерти архиепископ Серафим советовал писать ему письма, как живому. «Когда вам станет тяжело, - говорил архиепископ, - вы мне напишите письмо <…> и оставьте его у моей могилы. Если я получу милость у Господа, утешу вас и помогу вам».

26 февраля 1950 года, в праздник Торжества Православия, в 15 часов архиепископ Серафим (Соболев) окончил свой земной путь в квартире на улице Велико Тырново. На следующий день тело усопшего архипастыря было перенесено в храм святителя Николая. До поздней ночи жители Софии шли проститься с усопшим иерархом.

1 марта архиепископ Серафим был погребен в крипте Никольского храма.

Почитание архипастыря началось почти сразу после его кончины. В августе 1950 года настоятельница Покровского монастыря монахиня Серафима (Ливен) писала Святейшему Патриарху Алексию, что во всех скорбях сестры обители получают невидимую помощь от архиепископа Серафима. В 1952 году назначенный в Софию протоиерей Сергий Казанский засвидетельствовал, что место упокоения архиепископа Серафима посещается его почитателями. Число почитателей архиепископа Серафима с каждым годом росло. Сразу же началась и запись чудес по молитвам архипастыря, большая часть которых опубликована. В настоящее время зафиксировано более ста случаев посмертной молитвенной помощи архиепископа Серафима. Большинство случаев связано с исцелениями, обращением к вере, дарованием ребенка и т.д.

«Каждый православный христианин, - говорилось в послании Святейшего Патриарха Болгарского Максима в декабре 2011 года, - который хотя раз преклонял голову в молитве перед местом упокоения владыки Серафима, может сказать, что владыка не оставил своих чад и после своего успения. <…> Владыка Серафим был редким примером святого, благодатного архиерея с чистой пастырской совестью». До сих пор не иссякает обильный источник благодатной помощи, подаваемой Богом по молитвам Своего угодника.

3 февраля 2016 года на пятом пленарном заседании Освященного Архиерейского Собора в Храме Христа Спасителя было принято решение о прославлении в лике святых архиепископа Богучарского Серафима (Соболева, † 1950).

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-serafim-sobolev-bogucharskij

Исп. Параске́вы (Матиешиной) (1953)

ДНИ ПАМЯТИ:

5 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Преподобноисповедница Параскева родилась 28 октября 1888 года в селе Песчаное Каменец-Подольского уезда Подольской губернии в крестьянской семье Федора и Матроны Матиешиных.

Семья была религиозной, благочестивой и патриархальной. «По вечерам мы не знали другого времяпрепровождения, как чтение Священного Писания или житий святых, и не представляли, что может быть иначе», – вспоминала матушка. Еще в младенческом возрасте она пережила первое значительное событие духовной жизни. Ей было три года, когда ее стали приучать к посту. Сначала девочка не хотела поверить, что Великим постом нужно отказаться от любимого молока, просила его, капризничала. Но через день сильно заболела и почувствовала связь между болезнью и нежеланием соблюдать пост, поняла, что пост – это серьезно. Тогда она дала свое первое обещание Богу: постом никогда не пить молока. Через два дня она поправилась и с этого времени всегда легко и с радостью постилась.

Примерно в том же возрасте проявилась в девочке любовь к богослужению и церковному пению. Однажды в церкви Великим постом на нее особенное, глубокое впечатление произвело пение «Аллилуиа». Когда оно закончилось, Параскева заплакала. Вернувшись домой, она пропела его матери по памяти и запомнила на всю жизнь.

Грамоте ее выучил дед Амвросий по Библии. Впоследствии она очень хорошо знала Священное Писание, но особенно любила читать послания Апостолов и Евангелие от Иоанна Богослова. Она называла его невидимым первым руководителем в духовной жизни: «Во время его чтения так делалось сладко и хорошо на душе, и я забывала о земле и о земном. Я даже выразить не умею, как мне было хорошо».

Когда Параскеве исполнилось восемь лет, умерла мать, за нею дедушка и младшая сестренка. После отца Параскева стала главной работницей в доме. Отправляясь вместе на работу, они любили по дороге петь псалмы.

У отроковицы рано появилось желание пойти в монастырь. Бабушка не позволяла ей об этом и думать. Нашелся и жених. Но Параскева ласково объяснила молодому человеку, что замуж не пойдет, потому что собирается в монастырь. Молодой человек последовал ее примеру, уехал на Афон и принял монашеский постриг.

Бабушка говорила Параскеве, что ей не вынести трудностей монастырской жизни. Девушка стала усиленно поститься и работать над собой, чтобы приготовить себя к лишениям. Она еще и мучила себя: например, вкладывала в обувь щепки, чтобы приучиться терпеть боль. Наконец, бабушка разрешила ей уйти в монастырь, убедившись, что жизнь в миру пользы внучке не принесет.

Узнав адрес миссионерского монастыря, в который принимали без внесения денежного вклада, Параскева написала туда письмо и, получив согласие на приезд, вместе с подругой ушла из дома. Это было в 1907 году. Почти без денег, легко одетые, подчас голодные, претерпев много лишений, девушки чудом добрались до Теолинского Спасо-Преображенского монастыря Августовского уезда Сувалкской губернии, расположенного в 25 верстах от станции Гродно, и были приняты послушницами.

Еще до поступления в монастырь Параскева просила у Господа указания, куда ей пойти. Однажды увидела она во сне икону Божией Матери, сиявшую ослепительным светом, стоявшую углом на солее и окруженную синей лентой, на которой была надпись: «В этом монастыре ты будешь жить». Но в Теолинском монастыре она не нашла ничего подобного.

Через несколько лет Параскева отпросилась на побывку домой. По дороге заехала в Турковичский монастырь Варшавско-Холмской епархии, где была чудотворная икона Божией Матери. Дорога была трудная, она измучилась и заболела. Пришлось задержаться в монастыре. И здесь, когда чтимую икону перенесли в зимний храм и поставили наискосок на солею, Параскева, войдя в церковь, узнала увиденное во сне. В 1912 году ее приняли в число сестер Турковичской обители.

В 1914 году, при занятии немцами Польши, монастырь эвакуировался в Москву, затем в Дмитров. В 1918 году, после окончания войны, монастырь возвратился в Турковичи, а послушница Параскева была оставлена для отправки монастырского имущества вслед за уехавшими. Однако вскоре Турковичский монастырь прекратил свое существование, и Параскева осталась в Дмитрове, сняла квартиру на окраине города в селе Подлипичье и прислуживала в местном храме Казанской иконы Божией Матери.

Один крестьянин попросил Параскеву обучить свою дочь церковному пению. К ней присоединились другие. Хор девочек стал быстро расти, его численность достигла 60 человек, и стало два хора. Параскева не только преподавала пение, но наставляла учениц в Законе Божием, объясняла, как жить по-христиански. Она считала не нужной излишнюю нежность в воспитании, потому что это расслабляет душу, была внешне несколько сурова к своим ученицам, но любила их, как родных дочерей.

В 1920 году Параскева познакомилась с Дмитровским епископом Серафимом (Звездинским) и стала его духовной дочерью. Владыка сурово вел ее в духовной жизни, но другим говорил о ней с уважением. В дневнике матушки сохранилась такая запись: «Молитвами святого старца моего, доброго окормителя и мудрого водителя на многоволненном пути житейского моря, я теперь благодушествую и пою: утвердися сердце мое во Господе. Теперь Господь показал мне, как мудро вел меня от тьмы к свету отец мой. Радуюсь и благодарю Бога, давшего мне столь мудрого авву, благодарю старца своего, что вел меня так, а не иначе, хотя признаюсь, весьма было трудно и болезненно, когда господин мой старец так беспощадно лишал пищи мое самолюбие. Сколько муки и борьбы тогда было в моем беспокойном, самолюбивом и лукавом сердце. Теперь я опытом познала, как тяжела и упорна битва, когда борются самолюбие и любовь. И теперь я радостным взором смотрю, как любовь и преданность старцу низложили самолюбие, саможаление и самоцен, и вижу сих бездушных истуканов разбитыми, которым так недавно я все еще поклонялась. Я со многими слезами благодарным сердцем многократно лобызаю стопы моего мудрого старца, этого второго кроткого Давида, так просто и метко поразившего во главу моего Голиафа. Теперь я смотрю, как трудно остаться верным чадом отцу своему, духовному окормителю, когда он с корнем вырывает самолюбие, когда он распинает или умерщвляет ветхого человека: на этом пути не выдержит ни один падший сын Адамов, если не поддержит Десница свыше молитвами старца».

Епископ Серафим в 1921 году постриг Параскеву в рясофор, не переменив ей имени, и определил в Спасо-Влахернский монастырь.

После пострига инокиня Параскева поселилась в Спасо-Влахернском монастыре, а вскоре на имя владыки поступило прошение прихожан Казанской церкви села Подлипичье вернуть инокиню Параскеву в Дмитров для продолжения обучения детей их прихода чтению и пению. Они обещали обеспечить ее квартирой и продовольствием. 25 июля 1921 года епископ Серафим написал резолюцию: «Согласно усиленной просьбе крестьян, в целях укрепления веры и Слова Божия, инокиня Спасо-Влахернского монастыря Параскева Матиешина за святое послушание вызывается из обители для миссионерской работы в деревне, числясь в то же время в числе сестер Спасо-Влахернского монастыря. Надеюсь и уверен, что матушка игуменья и сестры отпустят инокиню Параскеву из обители без тени какого-либо ропота или недовольства и с радостию благословят ее на великое Божие дело, памятуя тяжкое время неверия, ныне переживаемое, памятуя, как преподобный Сергий из своей обители отпустил двух иноков на защиту Церкви Святой от нападения вражеского...»

27 ноября 1921 года инокиня Параскева была посвящена владыкой по древнему чину в диакониссы, на алтарное служение. С этого времени она стала прислуживать в Казанской церкви села Подлипичье, в которой очень часто служил епископ Серафим и возле которой он жил. Ведя Параскеву к духовному совершенствованию путем строгим, мудрый старец считал ее одной из близких своих духовных дочерей.

«Не умею выразить словом, как многополезна, утешительна моя последняя поездка к моему господину старцу, – писала в дневнике инокиня Параскева. – Мир, радость, спокойная совесть, освобожденная от пленниц греха, просветление ума и сердца, перемена во всем существе моем, словно я другая. Господи, какое благо даровано падшему – покаяние. Какая великая власть дана святым апостолам вязать и решить. Благословен тот час и день, когда Господь приводит предстоять честнейшему лицу святого старца и принимать столь непостижимые Тайны. О, глубина премудрости! О, бездна милосердия! Я, маленькая песчинка, теряюсь в этой бездне: ничтожная, скверная, преступная, оплеванная, изувеченная, изнуренная и изможденная грехом, растерзанная и изможденная своим неразумием, опять оживленная, успокоенная, исцеленная, поднятая, очищенная, одетая. Видя такие дары, туне даваемые лишь по единому милосердию Божию, что можно сказать или как возблагодарить? Нет слов. Тут бренные уста смыкаются. Да молчит всякая плоть и да стоит со страхом и трепетом. О, если бы и всегда пред очами Божьими ходить со страхом и трепетом, но как грустно, обидно, но вместе и преступно, получая такие дары и такую милость, паки опутываться пленницами греха, как страшно, как страшно за свою немощь и непостоянство. Боже мой, Боже мой, как же мне быть: я так слаба, так непостоянна, так грехолюбива. О, поддержи, подкрепи, не дай мне пасть, затвори хляби греха и положи предел, да не прогневляю Тя больше и да хожду во Истине Твоей молитвами старца моего и всех святых».

Много трудов положила матушка Параскева в Дмитрове, созидая и церковный хор, и души своих учениц. В 1924 году она была вызвана в ОГПУ, где ей приказали прекратить занятия. Но и после этого, не имея возможности учить девушек, она не оставила попечения о них и руководства хором. В 1928 году, спустя десять лет после основания хора, она написала слово к своим певчим: «Слава Богу за все, как всегда в скорби и радости говорил великий иерарх святитель Иоанн Златоуст. Скажем же и мы от всей души эти слова в десятую годовщину нашего пения: вот, слава Богу, десять лет прокатилось с того дня, когда мы впервые начали наше пение, наше славословие в вышних Богу, Творцу неба и земли, Отцу светов, от Которого всякое даяние и всяк дар исходят… Всякое дыхание и вся тварь да хвалит Господа, как говорится в одной молитве церковной; Тебе поет солнце, Тебе славит луна, Тебе хвалит вся тварь. И какое же счастье нам даровал Господь, и мы, маленькие люди, тоже поем, славим и хвалим Творца... Да, деточки мои во Христе, родные, милые, великое счастье славить, петь, хвалить Господа. Но оглянемся мы назад и просмотрим наши протекшие годы и подумаем, достойно ли мы славили, хвалили, благословляли и благодарили Господа? Всегда ли исполняли этот честный долг пения с любовью, со вниманием, с миром и благоговением? Не пели ли мы иногда недостойными усты, с досадою в сердце, с негодованием, невниманием, огорчением и озлоблением? Увы, о горе, с грустью и сожалением надо сказать, что за эти десять лет много недостатков и много грубых ошибок вижу я прежде всего в себе. Все вышеупомянутые грехи имели широкий простор в моем грехолюбивом сердце; и, видя себя столь негодной, я всегда трепетала от страха, не заразить бы мне этими грехами ваши юные души, ибо знала я по собственному опыту и из книг Священного Писания, что грехи и страсти, как зловонная зараза, как проказа, заразительно и разрушительно действуют на душу ближнего. Вот я всегда и боялась, дабы не соблазнить единого из малых сих, ибо знала страшный приговор соблазнителям, что лучше бы обесити ему жерновный камень и потопить в глубине морской, нежели соблазнить одного из малых сих. Теперь десять лет, как я живу и вращаюсь среди вас, и благодарю всегда Бога, что Он умудрил вас покрыть любовью все мои немощи, все мои недостатки, ибо одна лишь любовь все покрывает и никогда не отпадает. Она всегда верна: так и вы, деточки, горящие любовью Христовой, пребыли со мною верны во всех моих скорбях и напастях, злоключениях и гонениях. Не поколебали вашей верности и любви ни клевета, на меня возведенная, ни поношения, которые часто падали из‑за меня и на вас. Все это я видела и чувствовала, хотя никогда вам об этом не говорила. А не говорила потому, что знаю и твердо верю, что есть Всевидящее Око, Которое видит все и воздаст за все. Благодарю вас, девочки, за все: за любовь, покорность, за смирение и терпение, за постоянство и труд и молю Господа, дабы утвердил Он вас в правой вере и благочестии и дабы было бессмертно ваше пение, возносилось бы вечно от уст и сердец ваших вечное славословие во веки веков».

Закрытие в 1928 году Спасо-Влахернского монастыря не изменило жизни матушки. Она продолжала прислуживать в Казанской церкви. «Параскева – пятницу страданий Христовых помни», – писал ей владыка. Памятуя благословение своего аввы в ночь воспоминания святых спасительных Страстей Христовых читать 150 раз молитву «Отче наш», матушка в Великую Пятницу 20 апреля 1929 года всю ночь провела в молитве, вычитывая еще раз всю службу с размышлением и затем правило, назначенное владыкой. И тогда первый раз в жизни поняла, что «куплена Ценою, что все члены мои назнаменованы печатью страданий Христа».

27 мая 1931 года инокиня Параскева была арестована. На вопросы следователя она отвечала: «Я лишена избирательных прав как монахиня. В монастырь я поступила в 1912 году в Холмской губернии... Пробыла до 1914 года, потом нас всех монашек перевезли в Москву, где мы и находились до 1918 года. В 1918 году я приехала в Дмитров. Сняла квартиру в Подлипецкой слободе и прислуживала в церкви. Участвовала в хоре, обучала детей церковному пению. В 1924 году меня вызвали в ОГПУ и воспретили обучать девушек церковному пению. С тех пор я кончила занятия с девушками и была хору как руководительница. Себя я в антисоветской деятельности виновной не признаю».

28 июня 1931 года тройка ОГПУ приговорила инокиню Параскеву к 5 годам ссылки в Казахстан. Перед отъездом матушка сподобилась видения святых апостолов Петра и Павла, которые благословили ее и ее спутников.

Параскеву привезли сначала в Алма-Ату, а затем определили на работу неподалеку от города: она была поварихой в большой рабочей артели, состоявшей из ссыльных. За проявляемые ею к рабочим заботу и сострадание они называли ее сестрой. Спустя некоторое время инокиню перевели в Алма-Ату. На государственную работу устраиваться не стала, поскольку за несколько месяцев, проведенных в артели, была истощена – питалась чем придется.

В Алма-Ате матушка неожиданно встретилась со своим духовным отцом, епископом Серафимом, направленным туда в ссылку в августе 1932 года. Он прожил в городе три месяца, и матушка могла в это время утешаться совместными молитвами и духовными советами своего аввы.

Вскоре ее перевели в город Барабинск. Питалась она большей частью лепешками, которые ссыльные пекли из муки собственного помола, изготовленной из зерен колосков, подобранных в поле после уборки урожая.

Ссылка окончилась в 1935 году, и матушка, сильно ослабевшая и больная, поселилась в Астрахани, а затем перебралась в город Кирсанов Тамбовской области. Узнав о болезнях инокини Параскевы, воспитанницы позвали ее в Дмитров, поближе к родным местам. Здесь ее застала война и связанный с нею голод. Матушка заболела абсцессом легких и тяжко страдала. Лекарства не помогали, состояние ее считали безнадежным. Она уже готовилась к смерти, но однажды ночью во второй раз сподобилась видения святых апостолов Петра и Павла. Апостол Петр обещал ей выздоровление и, подавая ключи, бывшие у него в руках, сказал: «Ты еще будешь этими ключами отворять церковные двери в Подлипичье». С этого дня, вопреки ожиданиям врачей, матушка стала поправляться. Окрепнув, она поехала на Украину к родным, которые приняли ее очень радушно. Поправившись, она вернулась в Дмитров, где вновь стала трудиться в Казанской церкви Подлипичья, отпирала ее по утрам, читала, пела и управляла своим хором. Сначала ей нашли комнату недалеко от церкви. Но вскоре пришлось найти другое жилье, дальше от храма. Матушке каждый день приходилось по дороге в церковь подниматься в гору. Со временем это для нее становилось все труднее.

Во все годы ее жизни к инокине Параскеве тянулись души, ищущие Бога. Матушка терпеливо выслушивала приходивших и затем давала ответ.

Со временем здоровье матушки вновь пошатнулось. Возобновился абсцесс легкого. Прибавились артрит, фурункулез. Она со смирением старалась лечиться. На время ей стало легче, но болезнь не прошла. В церковь удавалось ходить все реже и реже. Она потеряла квартиру в городе, и пришлось переехать в деревню Бирлово. Больная нуждалась в уходе, который там никто не мог ей обеспечить. С ней случился паралич, и она стала совсем беспомощной. Страдания матушки были очень велики, особенно от нарывов и пролежней.

Инокиня Параскева скончалась в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы 4 декабря 1953 года и была погребена на кладбище города Дмитрова.

Всю свою многоскорбную жизнь она осуществляла то, чему была научена и чему всех постоянно учила: «Будьте смиренны, Христу Спасу подобны».

11 сентября 2001 года были обретены святые мощи преподобноисповедницы Параскевы. 30 сентября состоялось их торжественное перенесение из Борисо-Глебского Дмитровского монастыря в Спасо-Влахернский женский монастырь в селе Деденево Дмитровского района.

Протоиерей Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Ноябрь». Тверь, 2003 год, стр. 202–212. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-paraskeva-matieshina

Исп. Дими́трия Крючкова, пресвитера (1952)

ДНИ ПАМЯТИ:

9 сентября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Священноисповедник Димитрий родился 10 сентября 1874 года в селе Ляховка Глуховского уезда Черниговской губернии в семье крестьян Ивана и Евдокии Крючковых.

В 1882 году вместе с другими малоземельными крестьянами семья Крючковых выехала в Омскую губернию и поселилась в деревне Рождественка неподалеку от города Татарска. Но восьмилетний Дмитрий не поехал с родителями: в день их отъезда он убежал и спрятался. Для того, чтобы прокормиться, он устроился работать к помещику Ратченко в село Зарудское ухаживать за пчелами и проработал там около пяти лет.

В тринадцать лет Дмитрий перешел работать к помещику Трофименко в город Глухов, где обучился садоводству. У этого помещика он пробыл около шести лет и девятнадцатилетним юношей в 1893 году из Глухова выехал в Москву, где предполагал учиться.

Так как средств к существованию у него не было, он был вынужден их зарабатывать и с этой целью устроился в церковный хор. К 1908 году он поступил псаломщиком в храм села Краскова под Москвой. В этом же году он женился на Анастасии Семеновне, родом из Смоленской губернии. Брак их оказался бездетным. Псаломщиком Дмитрий Иванович прослужил семь лет. В 1915 году его рукоположили во диакона к той же церкви.

В 1917 году отца Димитрия перевели в Москву в церковь Воздвижения на Вражке (на Плющихе). Лето 1918 года стало памятным для него – тогда он обрел своего духовного отца. Случилось так, что в церковь Воздвижения приехал отпеть свою племянницу священник Владимир Богданов. Отец Димитрий сослужил с ним как диакон. По ходу богослужения отец Владимир сделал ему несколько замечаний. Это первое краткое молитвенное общение с отцом Владимиром произвело на отца Димитрия очень глубокое впечатление. По окончании отпевания отец Димитрий попросил разрешения бывать на квартире у отца Владимира, чтобы поучиться проведению богослужения и не делать впредь ошибок. Отец Владимир дал согласие, и очень скоро отец Димитрий стал его регулярным посетителем, а впоследствии и духовным сыном.

В 1920 году отец Димитрий был рукоположен во иерея к тому же храму, в котором служил диаконом. В 1922 году, по ходатайству клира церкви во имя преподобного Саввы Освященного (в Саввинском переулке), отец Димитрий был переведен туда. Это был год, в который проводилось изъятие церковных ценностей. Массовые аресты коснулись и клира церкви преподобного Саввы: было арестовано все ее духовенство, в том числе и отец Димитрий. Священнослужителей обвинили в антисоветских действиях, выразившихся в чтении с амвона воззвания Святейшего Патриарха Тихона. Отец Димитрий был приговорен к трем годам исправительно-трудовых лагерей. Имея навык работы с восьмилетнего возраста, в заключении он занимался сапожным ремеслом и пчеловодством. Из тюрьмы он был освобожден досрочно – в 1924 году.

В 1925 году, совершая панихиду по протоиерею Алексию Мечеву, он познакомился с его сыном – священником Сергием Мечевым, впоследствии засвидетельствовавшим верность Христу мученическим подвигом.

В 1927 году из-за неурядиц со старостой храма отец Димитрий был уволен за штат. Отец Димитрий тяжело заболел, и болел в течение года.

В 1928-1929 годах отец Димитрий был приглашен неофициально «временно послужить» внештатным священником в церковь во имя святых мучеников и бессребреников Кира и Иоанна, что на Солянке (Сербское подворье).

В ноябре 1931 года скончался протоиерей Владимир Богданов. Отец Димитрий отпевал его и ездил на кладбище служить панихиды. В такое тяжелое время, накануне новых испытаний, он потерял духовного отца.

5 мая 1932 года отец Димитрий был арестован вторично. Отец Димитрий вместе с другими арестованными священниками содержался в Бутырской тюрьме. Он оказался привлеченным к следствию по делу епископа Дмитровского Серафима (Звездинского). Виновным себя он не признал. «Политических взглядов, – сказал он, отвечая на вопросы следователя, – не имею. Почти ни с кем не знаком, интересуюсь только внутренней жизнью».

Согласно приговору Особого Совещания при Коллегии ОГПУ СССР от 7 июля 1932 года отец Димитрий был на три года выслан этапом в Западную Сибирь, в село Тимск Нарымского края. После отбытия срока, в 1935 году, он поселился в городе Гжатске и устроился работать лесорубом.

С начала нового периода репрессий в конце 1937 года шестидесятитрехлетним старцем отец Димитрий переехал ближе к Москве – в поселок Томилино Московской области. Здесь он сам построил на заработанные деньги дом в семь квадратных метров, который знакомые называли сарайчиком, и устроился работать садовником при детском саде. В Москве жили его духовные дети и друзья; с риском быть арестованным принимал теперь отец Димитрий на свои плечи их духовное окормление. Он регулярно бывал в Москве и поселках Подмосковья, на квартирах и дачах служил литургию, исповедовал и причащал, крестил, отпевал. Репрессии этого периода чудом не коснулись его. Господь хранил его.

В 1941 году при наступлении немцев на Москву детский сад, в котором работал отец Димитрий, эвакуировался из Томилина, но директор сада не предложила отцу Димитрию поехать с ними, хотя он желал этого.

Во время войны на месте прежнего хозяйства разместились военные госпитали, при которых отец Димитрий был оставлен садовником. Он выращивал рассаду капусты, помидоры, свеклу, морковь и цветы. Когда госпиталь выехал из Томилина, он был оставлен садовником при детских яслях завода Семашко.

Новая волна арестов началась в 1946 году. Отец Димитрий никогда бы не был найден, если бы не был предан теми, ради которых рисковал жизнью в 1937‑1939 годах.

Он был в третий раз арестован 17 мая 1946 года в возрасте семидесяти двух лет и заключен во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР. Здесь ему пришлось убедиться в том, что почти все знакомые ему арестованные отцы, братья и чада его предали. Например, одна из духовных дочерей отца Димитрия сообщила следствию: «...священник Димитрий, начиная с 1936 по 1941 год включительно, систематически проводил нелегальные богослужения».

Другая рассказывала: «...в 1945-1946 годах я с Крючковым встречалась у нашей знакомой, где также исповедовалась и причащалась. Последний раз это имело место в марте...»

Во всех случаях, при самых убедительных показаниях, когда следствие уже считало его «изобличенным», отец Димитрий неизменно говорил, что он обвинения не подтверждает: «Я все это отрицаю». На вопросы о целях приезда к нему посетителей отвечал: за семенами для огорода, за цветами... О целях своих приездов в Москву говорил: «По хозяйственным делам... в связи с необходимостью отремонтировать имевшийся у меня примус, других разговоров не было... я заходил на квартиру, чтобы она оказала мне помощь получить куст смородины у ее знакомого...»

Следствию не удалось запутать его сетью повторяющихся вопросов. За время заключения ему пришлось пережить двадцать допросов, длившихся от двух до восьми часов. «Я никогда не признаюсь в каких-либо политических преступлениях», – сказал он на одном из последних допросов.

К моменту подписания обвинительного заключения он был переведен в Лефортовскую тюрьму. 30 сентября 1946 года отец Димитрий был приговорен к пяти годам ссылки.

Священник Димитрий Крючков скончался в ссылке 9 сентября 1952 года и был погребен в ныне безвестной могиле в окрестностях города Абакана.

Составитель священник Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Июнь-Август». Тверь, 2003 год, стр. 262-267. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-krjuchkov

Библиография

1. За Христа пострадавшие: Гонения на Русскую Православную Церковь, 1917-1956: Биографический справочник. ПСТБИ. М., 1997. С. 654-655.

2. ЦА ФСБ РФ. Д. № Р539811, д. № Н518691.

Блж. Матро́ны Московской (Никоновой) (1952)

ДНИ ПАМЯТИ:

6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых

5 октября – Собор Тульских святых

8 марта (переходящая) – Обре́тение мощей – 8 марта (23 февраля) в невисокосный год / 7 марта (23 февраля) в високосный год

2 мая

ЖИТИЕ

Родилась блаженная Матрона (Матрона Димитриевна Никонова) в 1881 году в селе Себино Епифанского уезда (ныне Кимовского района) Тульской губернии. Село это расположено километрах в двадцати от знаменитого Куликова поля. Родители ее - Димитрий и Наталия, крестьяне - были людьми благочестивыми, честно трудились, жили бедно. В семье было четверо детей: двое братьев - Иван и Михаил, и две сестры - Мария и Матрона. Матрона была младшей. Когда она родилась, родители ее были уже немолоды.

Мать Матроны решила отдать будущего ребенка в приют князя Голицина в соседнее село Бучалки, но увидела вещий сон. Еще не родившаяся дочь явилась Наталии во сне в виде белой птицы с человеческим лицом и закрытыми глазами и села ей на правую руку. Приняв сон за знамение, богобоязненная женщина отказалась от мысли отдать ребенка в приют. Дочь родилась слепой, но мать любила свое «дитя несчастное».

Священное Писание свидетельствует, что Всеведущий Бог иногда предъизбирает Себе служителей еще до их рождения. Так, Господь говорит святому пророку Иеремии: «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя» (Иер.1:5). Господь, избрав Матрону для особого служения, с самого начала возложил на нее тяжелый крест, который она с покорностью и терпением несла всю жизнь.

При крещении девочка была названа Матроной в честь преподобной Матроны Константинопольской, греческой подвижницы 5 века, память которой празднуется 9 (22) ноября.

О богоизбранности девочки свидетельствовало то, что при крещении, когда священник опустил дитя в купель, присутствующие увидели над младенцем столб благоухающего легкого дыма. Об этом поведал родственник блаженной Павел Иванович Прохоров, присутствовавший при крещении. Священник, отец Василий, которого прихожане почитали как праведника и блаженного, был несказанно удивлен: «Я много крестил, но такое вижу в первый раз, и этот младенец будет свят». Еще отец Василий сказал Наталии: «Если девочка что-то попросит, вы обязательно обратитесь прямо ко мне, идите и говорите прямо, что нужно».

Он добавил, что Матрона встанет на его место и предскажет даже его кончину. Так впоследствии и получилось. Однажды ночью Матронушка вдруг сказала матери, что отец Василий умер. Удивленные и испуганные родители побежали в дом священника. Когда они пришли, то оказалось, что он действительно только что скончался.

Рассказывают и о внешнем, телесном знаке богоизбранности младенца - на груди девочки была выпуклость в форме креста, нерукотворный нательный крестик. Позже, когда ей было уже лет шесть мать как-то стала ругать ее: «Зачем ты крестик с себя снимаешь?» «Мамочка, у меня свой крестик на груди», - отвечала девочка. «Милая дочка, - опомнилась Наталия, - прости меня! А я-то все тебя ругаю...»

Подруга Наталии позже рассказывала, что, когда Матрона была еще младенцем, мать жаловалась: «Что мне делать? Девка грудь не берет в среду и пятницу, спит в эти дни сутками, разбудить ее невозможно».

Матрона была не просто слепая, у нее совсем не было глаз. Глазные впадины закрывались плотно сомкнутыми веками, как у той белой птицы, что видела ее мать во сне. Но Господь дал ей духовное зрение. Еще в младенчестве по ночам, когда родители спали, она пробиралась в святой угол, каким непостижимым образом снимала с полки иконы, клала их на стол и в ночной тишине играла с ними.

Матронушку часто дразнили дети, даже издевались над нею: девочки стегали крапивой, зная, что она не увидит, кто именно ее обижает. Они сажали ее в яму и с любопытством наблюдали, как она на ощупь выбиралась оттуда и брела домой. Поэтому она рано перестала играть с детьми и почти всегда сидела дома.

С семи-восьмилетнего возраста у Матронушки открылся дар предсказания и исцеления больных.

Дом Никоновых находился поблизости от церкви Успения Божией Матери. Храм красивый, один на семь-восемь окрестных деревень.

Родители Матроны отличались глубоким благочестием и любили вместе бывать на богослужениях. Матронушка буквально выросла в храме, ходила на службы сначала с матерью, потом одна, при всякой возможности. Не зная, где дочка, мать обычно находила ее в церкви. У нее было свое привычное место - слева, за входной дверью, у западной стены, где она неподвижно стояла во время службы. Она хорошо знала церковные песнопения и часто подпевала певчим. Видимо, еще в детстве Матрона стяжала дар непрестанной молитвы.

Когда мать, жалея ее, говорила Матронушке: «Дитя ты мое несчастное!» - она удивлялась: «Я-то несчастная? У тебя Ваня несчастный да Миша». Она понимала, что ей дано от Бога гораздо больше, чем другим.

Даром духовного рассуждения, прозорливости, чудотворения и исцеления Матрона была отмечена Богом с ранних пор. Близкие стали замечать, что ей ведомы не только человеческие грехи, преступления, но и мысли. Она чувствовала приближение опасности, предвидела стихийные и общественные бедствия. По ее молитве люди получали исцеление от болезней и утешение в скорбях. К ней стали ходить и ездить посетители. К избе Никоновых шли люди, тянулись подводы, телеги с больными из окрестных сел и деревень, со всего уезда, из других уездов и даже губерний. Привозили лежачих больных, которых девочка поднимала на ноги. Желая отблагодарить Матрону, они оставляли ее родителям продукты и подарки. Так девочка, вместо того чтобы стать обузой для семьи, стала ее главной кормилицей.

Родители Матроны любили ходить в храм вместе. Однажды в праздник мать Матроны одевается и зовет с собой мужа. Но он отказался и не пошел. Дома он читал молитвы, пел, Матрона тоже была дома. Мать же, находясь в храме, все думала о своем муже: «Вот, не пошел». И все волновалась. Литургия закончилась, Наталия пришла домой, а Матрона ей говорит: «Ты, мама, в храме не была». «Как не была? Я только что пришла и вот раздеваюсь!» А девочка замечает: «Вот отец был в храме, а тебя там не было». Духовным зрением она видела, что мать находилась в храме только телесно.

Как-то осенью Матронушка сидела на завалинке. Мать ей говорит: «Что же ты сидишь, холодно, иди в избу». Матрона отвечает: «Мне дома сидеть нельзя, огонь мне подставляют, вилами колют». Мать недоумевает: «Там нет никого». А Матрона ей объясняет: «Ты же, мама, не понимаешь, сатана меня искушает!»

Однажды Матрона говорит матери: «Мама, готовься, у меня скоро будет свадьба». Мать рассказала священнику, тот пришел, причастил девочку (он всегда причащал ее на дому по ее желанию). И вдруг через несколько дней едут и едут повозки к дому Никоновых, идут люди со своими бедами и горестями, везут больных, и все почему-то спрашивают Матронушку. Она читала над ними молитвы и очень многих исцеляла. Мать ее спрашивает: «Матрюшенька, да что же это такое?» А она отвечает: «Я же тебе говорила, что будет свадьба».

Ксения Ивановна Сифарова, родственница брата блаженной Матроны рассказывала, как однажды Матрона сказала матери: «Я сейчас уйду, а завтра будет пожар, но ты не сгоришь». И действительно, утром начался пожар, чуть ли не вся деревня сгорела, затем ветер перекинул огонь на другую сторону деревни, и дом матери остался цел.

В отрочестве ей представилась возможность попутешествовать. Дочь местного помещика, благочестивая и добрая девица Лидия Янькова, брала Матрону с собой в паломничества: в Киево-Печерскую Лавру, Троице-Сергиеву Лавру, в Петербург, другие города и святые места России. До нас дошло предание о встрече Матронушки со святым праведным Иоанном Кронштадтским, который по окончании службы в Андреевском соборе Кронштадта попросил народ расступиться перед подходящей к солее 14-летней Матроной и во всеуслышание сказал: «Матронушка, иди-иди ко мне. Вот идет моя смена - восьмой столп России».

Значения этих слов матушка никому не объяснила, но ее близкие догадывались, что отец Иоанн провидел особое служение Матронушки России и русскому народу во времена гонений на Церковь.

Прошло немного времени, и на семнадцатом году Матрона лишилась возможности ходить: у нее внезапно отнялись ноги. Сама матушка указывала на духовную причину болезни. Она шла по храму после причастия и знала, что к ней подойдет женщина, которая отнимет у нее способность ходить. Так и случилось. «Я не избегала этого - такова была воля Божия».

До конца дней своих она была «сидячей». И сидение ее - в разных домах и квартирах, где она находила приют, - продолжалось еще пятьдесят лет. Она никогда не роптала из-за своего недуга, а смиренно несла этот тяжкий крест, данный ей от Бога.

Еще в раннем возрасте Матрона предсказала революцию, как «будут грабить, разорять храмы и всех подряд гнать». Образно она показывала, как будут делить землю, хватать с жадностью наделы, лишь бы захватить себе лишнее, а потом все бросят землю и побегут кто куда. Земля никому не нужна будет.

Помещику из их села Себино Янькову Матрона советовала перед революцией все продать и уехать за границу. Если бы он послушал блаженную, то не видел бы разграбления своего имения и избежал ранней, преждевременной смерти, а дочь его - скитаний.

Односельчанка Матроны, Евгения Ивановна Калачкова, рассказывала, что перед самой революцией одна барыня купила дом в Себино, пришла к Матроне и говорит: «Я хочу строить колокольню».

«Что ты задумала делать, то не сбудется», - отвечает Матрона. Барыня удивилась: «Как же не сбудется, когда все у меня есть - и деньги, и материалы?» Так ничего с постройкой колокольни и не вышло.

Для церкви Успения Божией Матери по настоянию Матроны (которая уже приобрела известность в округе и просьба которой воспринималась как благословение) была написана икона Божией Матери «Взыскание погибших». Вот как это произошло.

Однажды Матрона попросила мать передать священнику, что у него в библиотеке, в таком-то ряду, лежит книга с изображением иконы «Взыскание погибших». Батюшка очень удивился. Нашли икону, а Матронушка и говорит: «Мама, я выпишу такую икону». Мать опечалилась - чем же платить за нее? Потом Матрона говорит матери: «Мама, мне все снится икона «Взыскание погибших». Божия Матерь к нам в церковь просится». Матронушка благословила женщин собирать деньги на икону по всем деревням. Среди прочих жертвователей один мужик дал рубль нехотя, а его брат - одну копейку на смех. Когда деньги принесли к Матронушке, она перебрала их, нашла этот рубль и копейку и сказала матери: «Мама, отдай им, они мне все деньги портят».

Когда собрали необходимую сумму, заказали икону художнику из Епифани. Имя его осталось неизвестно. Матрона спросила у него, сможет ли он написать такую икону. Он ответил, что для него это дело привычное. Матрона велела ему покаяться в грехах, исповедаться и причаститься Святых Христовых Тайн. Потом она спросила: «Ты точно знаешь, что напишешь эту икону?» Художник ответил утвердительно и начал писать.

Прошло много времени, наконец он пришел к Матроне и сказал, что у него ничего не получается. А она отвечает ему: «Иди, раскайся в своих грехах» (духовным зрением она видела, что есть еще грех, который он не исповедал). Он был потрясен, откуда она это знает. Потом снова пошел к священнику, покаялся, снова причастился, попросил у Матроны прощения. Она ему сказала: «Иди, теперь ты напишешь икону Царицы Небесной».

На собранные по деревням деньги по благословению Матроны была заказана в Богородицке и другая икона Божией Матери «Взыскание погибших».

Когда она была готова, ее понесли крестным ходом с хоругвями от Богородицка до самой церкви в Себино. Матрона ходила встречать икону за четыре километра, ее вели под руки. Вдруг она сказала: «Не ходите дальше, теперь уже скоро, они уже идут, они близко». Слепая от рождения говорила как зрячая: «Через полчаса придут, принесут икону». Действительно, через полчаса показался крестный ход. Отслужили молебен, и крестный ход направился в Себино. Матрона то держалась за икону, то ее вели под руки рядом с ней. Этот образ Божией Матери «Взыскание погибших» стал главной местной святыней и прославился многими чудотворениями. Когда бывала засуха, его выносили на луг посреди села и служили молебен. После него люди не успевали дойти до своих домов, как начинался дождь.

На протяжении всей жизни блаженную Матрону окружали иконы. В комнате, где она прожила впоследствии особенно долго, было целых три красных угла, а в них - иконы сверху донизу, с горящими перед ними лампадами. Одна женщина, работавшая в храме Ризоположения в Москве, часто ходила к Матроне и вспоминала потом, как та ей говорила: «Я в вашей церкви все иконы знаю, какая где стоит».

Удивляло людей и то, что Матрона имела и обычное, как и у зрячих людей, представление об окружающем мире. На сочувственное обращение близкого к ней человека, Зинаиды Владимировны Ждановой: «Жаль, матушка, что вы не видите красоту мира!» - она как-то ответила: «Мне Бог однажды открыл глаза и показал мир и творение Свое. И солнышко видела, и звезды на небе, и все, что на земле, красоту земную: горы, реки, травку зеленую, цветы, птичек...»

Но есть еще более удивительное свидетельство прозорливости блаженной. З.В. Жданова вспоминает: «Матушка была совершенно неграмотная, а все знала. В 1946 году я должна была защищать дипломный проект "Министерство военно-морского флота” (я тогда училась в архитектурном институте в Москве). Мой руководитель, непонятно за что, все время меня преследовал. За пять месяцев он ни разу не проконсультировал меня, решив "завалить” мой диплом. За две недели до защиты он объявил мне: "Завтра придет комиссия и утвердит несостоятельность вашей работы!” Я пришла домой вся в слезах: отец в тюрьме, помочь некому, мама на моем иждивении, одна надежда была - защититься и работать.

Матушка выслушала меня и говорит: "Ничего, ничего, защитишься! Вот вечером будем пить чай, поговорим!” Я еле-еле дождалась вечера, и вот матушка говорит: "Поедем мы с тобой в Италию, во Флоренцию, в Рим, посмотрим творения великих мастеров...” И начала перечислять улицы, здания! Остановилась: "Вот палаццо Питти, вот другой дворец с арками, сделай так же, как и там - три нижних этажа здания крупной кладкой и две арки въезда”. Я была потрясена ее ведением. Утром прибежала в институт, наложила кальку на проект и коричневой тушью сделала все исправления. В десять часов прибыла комиссия. Посмотрели мой проект и говорят: "А что, ведь проект получился, отлично выглядит - защищайтесь!”»

Много людей приезжало за помощью к Матроне. В четырех километрах от Себино жил мужчина, у которого не ходили ноги.

Матрона сказала: «Пусть с утра идет ко мне, ползет. Часам к трем доползет». Он полз эти четыре километра, а от нее пошел на своих ногах, исцеленный.

Однажды к Матроне на Пасхальной седмице пришли женщины из деревни Орловки. Матрона принимала, сидя у окна. Одной она дала просфору, другой - воду, третьей - красное яйцо и сказала, чтобы она это яйцо съела, когда выйдет за огороды, на гумно. Женщина эта положила яйцо за пазуху, и они пошли. Когда вышли за гумно, женщина, как велела ей Матрона, разбила яйцо, а там - мышь. Они все испугались и решили вернуться обратно. Подошли к окну, а Матрона говорит: «Что, гадко мыша-то есть?» - «Матронушка, ну как же есть-то его?» - «А как же ты людям продавала молоко, тем паче сиротам, вдовам, бедным, у которых нет коровы? Мышь была в молоке, ты ее вытаскивала, а молоко давала людям». Женщина говорит: «Матронушка, да ведь они не видели мышь-то и не знали, я ж ее выбрасывала оттуда». - «А Бог то знает, что ты молоко от мыша продавала!»

Много людей приходило к Матроне со своими болезнями и скорбями. Имея предстательство пред Богом, она помогала многим.

А.Ф. Выборнова, отца которой крестили вместе с Матроной, рассказывает подробности одного из таких исцелений. «Мать моя родом из села Устье, и там у нее был брат. Однажды встает он - ни руки, ни ноги не двигаются, сделались как плети. А он в целительные способности Матроны не верил. За мамой в село Себино поехала дочь брата: "Крестная, поедем скорее, с отцом плохо, сделался как глупый: руки опустил, глаза не смотрят, язык еле шевелится”. Тогда моя мать запрягла лошадь и они с отцом поехали в Устье. Приехали к брату, а он на маму посмотрел и еле выговорил "сестра”. Собрала она брата и привезла к нам в деревню. Оставила его дома, а сама пошла к Матрюше спросить, можно ли его привести. Приходит, а Матрюша ей говорит: "Ну что, говорил твой брат, что я ничего не могу, а сам сделался, как плеть”. А она его еще не видела! Потом сказала: "Веди его ко мне, помогу” Почитала над ним молитвы, дала ему воды, и на него напал сон. Он уснул как убитый и утром встал совсем здоровым. "Благодари сестру, ее вера тебя исцелила”, - только и сказала Матрона брату».

Помощь, которую подавала Матрона болящим, не только не имела ничего общего с заговорами, ворожбой, так называемым народным целительством, экстрасенсорикой, магией и прочими колдовскими действиями, при совершении которых «целитель» входит в связь с темной силой, но имела принципиально отличную, христианскую природу. Именно поэтому праведную Матрону так ненавидели колдуны и различные оккультисты, о чем свидетельствуют люди, близко знавшие ее в московский период жизни. Прежде всего Матрона молилась за людей. Будучи угодницей Божией, богато наделенная свыше духовными дарами, она испрашивала у Господа чудесную помощь недугующим. История Православной Церкви знает много примеров, когда не только священнослужители или монахи-аскеты, но и жившие в миру праведники молитвой врачевали нуждающихся в помощи.

Матрона читала молитвы над водой и давала ее приходившим к ней.

Пившие воду и окроплявшиеся ею избавлялись от различных напастей. Содержание этих молитв неизвестно, но, конечно, тут не могло быть и речи об освящении воды по установленному Церковью чину, на что имеют каноническое право лишь священнослужители. Но также известно, что благодатными целительными свойствами обладает не только святая вода, но и вода некоторых водоемов, источников, колодцев, ознаменованных пребыванием и молитвенной жизнью близ них святых людей, явлением чудотворных икон.

Московский период жизни старицы Матроны

В 1925 году Матрона перебирается в Москву, в которой проживет до конца своих дней. В этом огромном столичном городе было множество несчастных, потерянных, отпавших от веры, духовно больных людей с отравленным сознанием. Живя около трех десятилетий в Москве, она совершала то духовно-молитвенное служение, которое многих отвратило от гибели и привело ко спасению.

Москву блаженная очень любила, говорила, что «это святой город, сердце России». Оба брата Матроны, Михаил и Иван, вступили в партию, Михаил стал сельским активистом. Понятно, что присутствие в их доме блаженной, которая целыми днями принимала народ, делом и примером учила хранить веру православную, становилось для братьев невыносимым. Они опасались репрессий. Жалея их, а также стариков родителей (мать Матроны скончалась в 1945 году), матушка и переехала в Москву. Начались скитания по родным и знакомым, по домикам, квартирам, подвалам. Почти везде Матрона жила без прописки, несколько раз чудом избежала ареста. Вместе с ней жили и ухаживали за ней послушницы - хожалки.

Это был новый период ее подвижнической жизни. Она становится бездомной странницей. Порой ей приходилось жить у людей, относившихся к ней враждебно. С жильем в Москве было трудно, выбирать не приходилось.

З.В. Жданова рассказывала, какие лишения порой приходилось претерпевать блаженной: «Я приехала в Сокольники, где матушка часто жила в маленьком фанерном домике, отданном ей на время. Была глубокая осень. Я вошла в домик, а в домике - густой, сырой и промозглый пар, топится железная печка-буржуйка. Я подошла к матушке, а она лежит на кровати лицом к стене, повернуться ко мне не может, волосы примерзли к стене, еле отодрали. Я в ужасе сказала: "Матушка, да как же это? Ведь вы же знаете, что мы живем вдвоем с мамой, брат на фронте, отец в тюрьме и что с ним - неизвестно, а у нас - две комнаты в теплом доме, сорок восемь квадратных метров, отдельный вход; почему же вы не попросились к нам?” Матушка тяжело вздохнула и сказала: "Бог не велел, чтобы вы потом не пожалели”».

Жила Матрона до войны на Ульяновской улице у священника Василия, мужа ее послушницы Пелагеи, пока он был на свободе.

Жила на Пятницкой улице, в Сокольниках (в летней фанерной постройке), в Вишняковском переулке (в подвале у племянницы), жила также у Никитских ворот, в Петровско-Разумовском, гостила у племянника в Сергиевом Посаде (Загорске), в Царицыно. Дольше всего (с 1942 по 1949 год) она прожила на Арбате, в Староконюшенном переулке. Здесь в старинном деревянном особняке, в 48-метровой комнате, жила односельчанка Матроны, Е.М. Жданова с дочерью Зинаидой. Именно в этой комнате три угла занимали иконы, сверху донизу. Перед иконами висели старинные лампады, на окнах - тяжелые дорогие занавески (до революции дом принадлежал мужу Ждановой, происходившему из богатой и знатной семьи).

Рассказывают, что некоторые места Матрона покидала спешно, духом предугадывая готовящиеся неприятности, всегда накануне прихода к ней милиции, так как жила без прописки. Времена были тяжелые, и люди боялись ее прописать. Тем она спасала от репрессий не только себя, но и приютивших ее хозяев.

Много раз Матрону хотели арестовать. Были арестованы и посажены в тюрьму (или сосланы) многие из ее ближних. Зинаида Жданова была осуждена как участница церковно-монархической группы.

Ксения Ивановна Сифарова рассказывала, что племянник Матроны Иван жил в Загорске. И вдруг она мысленно вызывает его к себе.

Пришел он к своему начальнику и говорит: «Хочу у вас отпроситься, прямо не могу, надо мне к моей тете ехать». Он приехал, не зная, в чем дело. А Матрона ему говорит: «Давай, давай, перевези меня скорей в Загорск, к теще своей». Только они уехали, как пришла милиция. Много раз так было: только хотят ее арестовать, а она накануне уезжает.

Анна Филипповна Выборнова вспоминает такой случай. Однажды пришел милиционер забирать Матрону, а она ему и говорит: «Иди, иди скорей, у тебя несчастье в доме! А слепая от тебя никуда не денется, я сижу на постели, никуда не хожу.» Он послушался. Поехал домой, а у него жена от керогаза обгорела. Но он успел довезти ее до больницы. Приходит он на следующий день на работу, а у него спрашивают: «Ну что, слепую забрал?» А он отвечает: «Слепую я забирать никогда не буду. Если б слепая мне не сказала, я б жену потерял, а так я ее все-таки в больницу успел отвезти».

Живя в Москве, Матрона бывала в своей деревне - то вызовут ее по какому-то делу, то соскучится по дому, по матери.

Внешне жизнь ее текла однообразно: днем - прием людей, ночью - молитва. Подобно древним подвижникам, она никогда не укладывалась спать по-настоящему, а дремала, лежа на боку, на кулачке. Так проходили годы.

Как-то в 1939 или 1940-м году Матрона сказала: «Вот сейчас вы все ругаетесь, делите, а ведь война вот-вот начнется. Конечно, народу много погибнет, но наш русский народ победит».

В начале 1941 года двоюродная сестра З.В. Ждановой Ольга Носкова спрашивала у матушки совета, идти ли ей в отпуск (давали путевку, а ей не хотелось ехать отдыхать зимой). Матушка сказала: «Нужно идти в отпуск сейчас, потом долго-долго не будет отпусков. Будет война. Победа будет за нами. Москву враг не тронет, она только немного погорит. Из Москвы уезжать не надо».

Когда началась война, матушка просила всех приходящих к ней приносить ивовые ветки. Она их ломала на палочки одинаковой длины, очищала от коры и молилась. Ее ближние вспоминали, что пальцы ее были в ранках. Матрона могла духовно присутствовать в различных местах, для ее духовного взора пространства не существовало. Она часто говорила, что бывает невидимо на фронтах, помогает нашим воинам. Она передала всем, что в Тулу немцы не войдут. Ее пророчество оправдалось.

В день Матронушка принимала до сорока человек. Люди приходили со своими бедами, душевной и телесной болью. Она никому не отказывала в помощи, кроме тех, кто приходил с лукавым намерением. Иные видели в матушке народную целительницу, которая в силах снять порчу или сглаз, но после общения с ней понимали, что перед ними Божий человек, и обращались к Церкви, к ее спасительным Таинствам. Помощь ее людям была бескорыстной, она ни с кого ничего не брала.

Молитвы матушка читала всегда громко. Знавшие ее близко говорят о том, что молитвы эти были известные, читаемые в храме и дома: «Отче наш», «Да воскреснет Бог», девяностый псалом, «Господи Вседержителю, Боже сил и всякия плоти» (из утренних молитв). Она подчеркивала, что помогает не сама, а Бог по ее молитвам: «Что, Матронушка - Бог, что ли? Бог помогает!» - отвечает она Ксении Гавриловне Потаповой на просьбу помочь ей.

Исцеляя недужных, матушка требовала от них веры в Бога и исправления греховной жизни. Так, одну посетительницу она спрашивает, верует ли она, что Господь силен ее исцелить. Другой, заболевшей падучей болезнью, велит не пропускать ни одной воскресной службы, на каждой исповедоваться и причащаться Святых Христовых Тайн. Живущих в гражданском браке она благословляет обязательно венчаться в церкви. Всем обязательно носить нательный крест.

С чем приходили к матушке люди? С обычными бедами: неизлечимая болезнь, пропажа, уход мужа из семьи, несчастная любовь, потеря работы, гонения со стороны начальства. С житейскими нуждами и вопросами. Выходить ли замуж? Менять ли место жительства или службы? Не меньше было болящих, одержимых разными недугами: кто-то внезапно занемог, кто-то ни с того, ни с сего начал лаять, у кого-то руки-ноги свело, кого-то преследуют галлюцинации. В народе таких людей называют «порчеными» колдунами, знахарями, чародеями. Это люди, которым, как говорят в народе, «сделали», которые подверглись особому демоническому воздействию.

Однажды четверо мужчин привели к Матроне старушку. Она махала руками, как ветряная мельница. Когда матушка отчитала ее, она ослабла и исцелилась.

Прасковья Сергеевна Аносова, часто посещавшая в психиатрической лечебнице своего брата, вспоминает: «Однажды, когда мы ехали к нему, с нами ехал мужчина с женой - дочь из больницы выписывать. Обратно мы опять ехали вместе. Вдруг эта девушка (ей было 18 лет) начала лаять. Я и говорю ее маме: "Жаль мне вас, мы мимо Царицыно едем, давайте завезем дочку к Матронушке...” Отец этой девушки, генерал, сначала и слышать ничего не хотел, говорил, что все это выдумки. Но жена его настояла, и мы поехали к Матронушке... И вот стали девушку подводить к Матронушке, а она сделалась как кол, руки как палки, потом стала на Матронушку плевать, вырывалась. Матрона говорит: "Оставьте ее, теперь она уже ничего не сделает”. Девушку отпустили. Она упала, стала биться и кружиться по полу, ее стало рвать кровью. А потом эта девушка уснула и проспала трое суток. За ней ухаживали. Когда она очнулась и увидела мать, то спросила: "Мама, где мы находимся?” Та ей отвечает: "Мы, дочка, находимся у прозорливого человека...” И все ей рассказала, что с ней было. И с этого времени девушка совершенно исцелилась».

З.В. Жданова рассказывает, что в 1946 году в их квартиру, где жила тогда Матрона, привели женщину, которая занимала высокое положение. У нее сошел с ума единственный сын, муж погиб на фронте, сама она, конечно, была безбожницей. Она ездила с больным сыном в Европу, но известные врачи помочь ему не смогли. «Я пришла к вам от отчаяния, - сказала она, - мне идти некуда». Матрона спросила: «Если Господь вылечит твоего сына, поверишь ли ты в Бога?» Женщина сказала: «Я не знаю, как это - верить». Тогда Матрона попросила воды и в присутствии несчастной матери стала громко читать над водой молитву. Подавая ей затем эту воду, блаженная сказала: «Поезжай сейчас в Кащенко (психиатрическая больница в Москве. - Прим, ред.), договорись с санитарами, чтобы они его крепко держали, когда будут выводить. Он будет биться, а ты постарайся плеснуть этой водой ему в глаза и обязательно попади в рот».

Зинаида Владимировна вспоминает: «Через некоторое время мы с братом стали свидетелями, как эта женщина вновь приехала к Матроне. Она на коленях благодарила матушку, говоря, что теперь сын здоров. А дело было так. Она приехала в больницу и все сделала, как матушка велела. Там был зал, куда с одной стороны барьера вывели ее сына, а она подошла с другой стороны. Пузырек с водой у нее был в кармане. Сын бился и кричал: "Мама, выброси то, что у тебя лежит в кармане, не мучай меня!” Ее поразило: откуда он узнал? Она быстро плеснула водой ему в глаза, попала в рот, вдруг он успокоился, глаза стали ясными, и он сказал: "Как хорошо!” Вскоре его выписали».

Часто Матрона накладывала руки на голову и говорила: «Ой, ой, сейчас я тебе крылышки подрежу, повоюй, повоюй пока!» «Ты кто такой?» - спросит, а в человеке вдруг зажужжит. Матушка опять скажет: «Ты кто?» - и еще сильнее зажужжит, а потом она помолится и промолвит: «Ну, повоевал комар, теперь хватит!» И человек уходит исцеленный.

Помогала Матрена и тем, у кого не ладилась семейная жизнь. Однажды к ней пришла женщина и рассказала, что ее замуж выдали не по любви и с мужем она плохо живет. Матрона ей отвечает: «А кто виноват? Виновата ты. Потому что у нас Господь глава, а Господь в мужском образе, и мужчине мы, женщины, должны подчиняться, ты должна венец сохранить до конца жизни своей. Виновата ты, что плохо с ним живешь...» Женщина эта послушала блаженную, и ее семейная жизнь наладилась.

«Матушка Матрона всю жизнь боролась за каждую приходящую к ней душу, - вспоминает Зинаида Жданова, - и одерживала победу. Она никогда не сетовала, не жаловалась на трудности своего подвига. Не могу себе простить, что ни разу не пожалела матушку, хотя и видела, как ей было трудно, как она болела за каждого из нас. Свет тех дней согревает до сих пор. В доме перед образами теплились лампады, любовь матушки и ее тишина окутывали душу. В доме были святость, покой, благодатное тепло. Шла война, а мы жили как на небе».

Какой запомнилась Матрона близким людям? С миниатюрными, словно детскими, короткими ручками и ножками. Сидящей, скрестив ножки, на кровати или сундуке. Пушистые волосы на прямой пробор. Крепко сомкнутые веки. Доброе светлое лицо. Ласковый голос.

Она утешала, успокаивала болящих, гладила их по голове, осеняя крестным знамением, иногда шутила, порой строго обличала и наставляла. Она не была строгой, была терпима к человеческим немощам, сострадательна, тепла, участлива, всегда радостна, никогда не жаловалась на свои болезни и страдания. Матушка не проповедовала, не учительствовала. Давала конкретный совет, как поступить в той или иной ситуации, молилась и благославляла.

Она вообще была немногословна, кратко отвечала приходящим на вопросы. Остались некоторые ее наставления общего характера.

Матушка учила не осуждать ближних. Она говорила: «Зачем осуждать других людей? Думай о себе почаще. Каждая овечка будет подвешена за свой хвостик. Что тебе до других хвостиков?» Матрона учила предавать себя в волю Божию. Жить с молитвой. Часто налагать на себя и окружающие предметы крестное знамение, ограждаясь тем самым от злой силы. Советовала чаще причащаться Святых Христовых Таин. «Защищайтесь крестом, молитвою, святой водой, причащением частым... Перед иконами пусть горят лампады».

Учила также любить и прощать старых и немощных. «Если вам что-нибудь будут неприятное или обидное говорить старые, больные или кто из ума выжил, то не слушайте, а просто им помогите. Помогать больным нужно со всем усердием и прощать им надо, что бы они ни сказали и ни сделали».

Матронушка не позволяла придавать значения снам: «Не обращай на них внимания, сны бывают от лукавого - расстроить человека, опутать мыслями».

Матрона предостерегала не бегать по духовникам в поисках «старцев» или «прозорливцев». Бегая по разным отцам, говорила она, можно потерять духовную силу и правильное направление жизни.

Вот ее слова: «Мир лежит во зле и прелести, и прелесть - прельщение душ - будет явная, остерегайся». «Если идете к старцу или священнику за советом, молитесь, чтобы Господь умудрил его дать правильный совет». Учила не интересоваться священниками и их жизнью. Желающим христианского совершенства советовала не выделяться внешне среди людей (черной одеждой и т.д.). Она учила терпению скорбей. З.В. Ждановой она говорила: «Ходи в храм и ни на кого не смотри, молись с закрытыми глазами или смотри на какой-нибудь образ, икону». Подобное наставление есть также у преподобного Серафима Саровского и других святых отцов. Вообще в наставлениях Матроны не было ничего, что шло бы вразрез со святоотеческим учением.

Матушка говорила, что краситься, то есть употреблять декоративную косметику - большой грех: человек портит и искажает образ естества человеческого, дополняет то, чего не дал Господь, создает поддельную красоту, это ведет к развращению.

Про девушек, которые уверовали в Бога, Матрона говорила: «Вам, девицам, Бог все простит, если будете преданы Богу. Кто себя обрекает не выходить замуж, та должна держаться до конца. Господь за это венец даст».

Матронушка говорила: «Враг подступает - надо обязательно молиться. Внезапная смерть бывает, если жить без молитвы. Враг у нас на левом плече сидит, а на правом - Ангел, и у каждого своя книга: в одну записываются наши грехи, в другую - добрые дела. Чаще креститесь! Крест - такой же замок, как на двери». Она наставляла не забывать крестить еду. «Силою Честнаго и Животворящаго Креста спасайтесь и защищайтесь!»

О колдунах матушка говорила: «Для того, кто вошел добровольно в союз с силой зла, занялся чародейством, выхода нет. Нельзя обращаться к бабкам, они одно вылечат, а душе повредят».

Матушка часто говорила близким, что сражается с колдунами, со злой силой, невидимо воюет с ними. Однажды пришел к ней благообразный старик, с бородой, степенный, пал перед ней на колени весь в слезах и говорит: «У меня умирает единственный сын». А матушка наклонилась к нему и тихо спросила: «А ты как ему сделал? На смерть или нет?» Он ответил: «На смерть». А матушка говорит: «Иди, иди от меня, незачем тебе ко мне приходить». После его ухода она сказала: «Колдуны Бога знают! Если бы вы так молились, как они, когда вымаливают у Бога прощение за свое зло!»

Матушка почитала покойного священника Валентина Амфитеатрова. Говорила, что он велик перед Богом и что на могилке своей он помогает страждущим, некоторых из своих посетителей посылала за песочком с его могилы.

Массовое отпадение людей от Церкви, воинствующее богоборчество, нарастание отчуждения и злобы между людьми, отвержение миллионами традиционной веры и греховная жизнь без покаяния привели многих к тяжким духовным последствиям. Матрона это хорошо понимала и чувствовала.

В дни демонстраций матушка просила всех не выходить на улицу, закрывать окна, форточки, двери - полчища демонов занимают все пространство, весь воздух и охватывают всех людей. (Может быть, блаженная Матрона, часто говорившая иносказательно, хотела напомнить о необходимости держать закрытыми от духов злобы «окна души» - так святые отцы называют человеческие чувства.)

З.В. Жданова спросила матушку: «Как же Господь допустил столько храмов закрыть и разрушить?» (Она имела в виду годы после революции.) А матушка отвечала: «На это воля Божия, сокращено количество храмов потому, что верующих будет мало и служить будет некому». - «Почему же никто не борется?» Она: «Народ под гипнозом, сам не свой, страшная сила вступила в действие... Эта сила существует в воздухе, проникает везде. Раньше болота и дремучие леса были местом обитания этой силы, потому что люди ходили в храмы, носили крест и дома были защищены образами, лампадами и освящением. Бесы пролетали мимо таких домов, а теперь бесами заселяются и люди по их неверию и отвержению от Бога».

Желая приоткрыть завесу над ее духовной жизнью, некоторые любопытные посетители старались подсмотреть, что Матрона делает по ночам. Одна девушка видела, что она всю ночь молилась и клала поклоны.

Живя у Ждановых в Староконюшенном переулке, Матронушка исповедовалась и причащалась у священника Димитрия из храма на Красной Пресне. Непрестанная молитва помогала блаженной Матроне нести крест служения людям, что было настоящим подвигом и мученичеством, высшим проявлением любви. Отчитывая бесноватых, молясь за каждого, разделяя людские скорби, матушка так уставала, что к концу дня не могла даже говорить с близкими и только тихо стонала, лежа на кулачке. Внутренняя, духовная жизнь блаженной все же осталась тайной даже для близких к ней людей, останется тайной и для остальных.

Не зная духовной жизни матушки, тем не менее люди не сомневались в ее святости, в том, что она была настоящей подвижницей. Подвиг Матроны заключался в великом терпении, идущем от чистоты сердца и горячей любви к Богу. Именно о таком терпении, которое будет спасать христиан в последние времена, пророчествовали святые отцы Церкви. Как настоящая подвижница, блаженная учила не словами, а всей своей жизнью. Слепая телесно, она учила и продолжает учить истинному духовному зрению. Не имевшая возможности ходить, она учила и учит идти по трудному пути спасения.

В своих воспоминаниях Зинаида Владимировна Жданова пишет: «Кто такая была Матронушка? Матушка была воплощенный Ангел-воитель, будто меч огненный был в ее руках для борьбы со злой силой. Она лечила молитвой, водой. Она была маленькая, как ребенок, все время полулежала на боку, на кулачке. Так и спала, по-настоящему никогда не ложилась. Когда принимала людей, садилась, скрестив ножки, две ручки вытянуты прямо над головой пришедшего в воздухе, наложит пальчики на голову стоящего перед ней на коленях человека, перекрестит, скажет главное, что надобно его душе, помолится.

Она жила, не имея своего угла, имущества, запасов. Кто пригласит, у того она и жила. Жила на приношения, которыми сама не могла распоряжаться. Была в послушании у злой Пелагеи, которая всем распоряжалась и раздавала все, что приносили матушке, своим родственникам. Без ее ведома матушка не могла ни пить, ни есть.

Матушка, казалось, знала все события наперед. Каждый день прожитой ею жизни - поток скорбей и печалей приходящих людей. Помощь больным, утешение и исцеление их. Исцелений по ее молитвам было много. Возьмет двумя руками голову плачущего, пожалеет, согреет святостью своей, и человек уходит окрыленный. А она, обессиленная, только вздыхает и молится ночи напролет. У нее на лбу была ямка от пальчиков, от частого крестного знамения. Крестилась она медленно, усердно, пальчики искали ямку...» Во время войны много было случаев, когда она отвечала приходившим на их вопросы - жив или нет. Кому-то скажет - жив, ждите. Кому-то - отпевать и поминать.

Можно предполагать, что к Матроне приезжали и те, кто искал духовного совета и руководства. О матушке знали многие московские священники, монахи Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. По неведомым судьбам Божиим не оказалось рядом с матушкой внимательного наблюдателя и ученика, способного приоткрыть завесу над ее духовным деланием и написать об этом в назидание потомкам.

Часто ездили к ней земляки из ее родных мест, тогда из всех окрестных деревень ей писали записочки, а она отвечала на них. Приезжали к ней и за двести, и за триста километров, а она знала имя человека. Бывали и москвичи, и приезжие из других городов, прослышавшие о прозорливой матушке. Люди разного возраста: и молодые, и старые, и люди средних лет. Кого-то она принимала, а кого-то нет. С некоторыми говорила притчами, с другими - простым языком.

Зинаида как-то пожаловалась матушке: «Матушка, нервы...» А она: «Какие нервы, вот ведь на войне и в тюрьме нет нервов... Надо владеть собой, терпеть».

Матушка наставляла, что лечиться нужно обязательно. Тело - домик, Богом данный, его нужно ремонтировать. Бог создал мир, травы лечебные, и пренебрегать этим нельзя.

Своим близким матушка сочувствовала: «Как мне вас жаль, доживете до последних времен. Жизнь будет хуже и хуже. Тяжкая. Придет время, когда перед вами положат крест и хлеб, и скажут - выбирайте!» «Мы выберем крест, - отвечали они, - а как же тогда можно жить будет?» - «А мы помолимся, возьмем земельки, скатаем шарики, помолимся Богу, съедим и сыты будем!» В другой раз она говорила, подбадривая в тяжелой ситуации, что не надо ничего бояться, как бы ни было страшно. «Возят дитя в саночках, и нет никакой заботы! Господь Сам все управит!» Матронушка часто повторяла: «Если народ теряет веру в Бога, то его постигают бедствия, а если не кается, то гибнет и исчезает с лица земли. Сколько народов исчезло, а Россия существовала и будет существовать. Молитесь, просите, кайтесь! Господь вас не оставит и сохранит землю нашу!»

Последний земной приют Матронушка нашла на подмосковной станции Сходня (улица Курганная, дом 23), где поселилась у дальней родственницы, покинув комнату в Староконюшенном переулке. И сюда тоже потоком шли посетители и несли свои скорби. Лишь перед самой кончиной матушка, уже совсем слабая, ограничила прием. Но люди все равно шли, и некоторым она не могла отказать в помощи.

Преставление блаженной старицы Матроны

Говорят, что о времени кончины ей было открыто Господом за три дня, и она сделала все необходимые распоряжения. Матушка просила, чтобы ее отпели в церкви Ризоположения на Донской улице. (В это время служил там любимый прихожанами священник Николай Голубцов. Он знал и почитал блаженную Матрону.) Она не велела приносить на похороны венки и пластмассовые цветы.

До последних дней жизни она исповедовалась и причащалась у приходивших к ней священников. По своему смирению она, как и обыкновенные грешные люди, боялась смерти и не скрывала от близких своего страха. Перед смертью пришел ее исповедовать священник, отец Димитрий, она очень волновалась, правильно ли сложила ручки. Батюшка спрашивает: «Да неужели и вы боитесь смерти?» - «Боюсь».

2 мая 1952 года она почила. 3 мая в Троице-Сергиевой лавре на панихиду была подана записка о упокоении новопреставленной блаженной Матроны. Среди множества других она привлекла внимание служащего иеромонаха. «Кто подал записку? - взволнованно спросил он, - Что, она умерла?» (Многие насельники лавры хорошо знали и почитали Матрону). Старушка с дочерью, приехавшие из Москвы, подтвердили: накануне матушка скончалась, и нынче вечером гроб с телом будет поставлен в московской церкви Ризоположения на Донской. Так лаврские монахи узнали о кончине Матроны и смогли приехать на ее погребение. После отпевания, которое совершил отец Николай Голубцов, все присутствующие подходили и прикладывались к ее рукам.

4 мая в Неделю жен-мироносиц при большом стечении народа состоялось погребение блаженной Матроны. По ее желанию она была погребена на Даниловском кладбище, чтобы «слышать службу» (там находился один из немногих действующих московских храмов). Отпевание и погребение блаженной были началом ее прославления в народе как угодницы Божией.

Блаженная предсказывала: «После моей смерти на могилку мою мало будет ходить людей, только близкие, а когда и они умрут, запустеет моя могилка, разве изредка кто придет... Но через много лет люди узнают про меня и пойдут толпами за помощью в своих горестях и с просьбами помолиться за них ко Господу Богу, и я всем буду помогать и всех услышу».

Еще перед смертью она сказала: «Все, все приходите ко мне и рассказывайте, как живой, о своих скорбях, я буду вас видеть, и слышать, и помогать вам». А еще матушка говорила, что все, кто доверит себя и жизнь свою ее ходатайству ко Господу, спасутся. «Всех, кто обращается ко мне за помощью, я буду встречать при их смерти, каждого».

Более чем через тридцать лет после кончины матушки, ее могилка на Даниловском кладбище сделалась одним из святых мест православной Москвы, куда приезжали люди со всех концов России и из-за рубежа со своими бедами и болезнями.

Блаженная Матрона была православным человеком в глубоком, традиционном значении этого слова. Сострадание к людям, идущее из полноты любящего сердца, молитва, крестное знамение, верность святым уставам Православной Церкви - вот что было средоточием ее напряженной духовной жизни. Природа ее подвига своими корнями уходит в многовековые традиции народного благочестия. Поэтому и помощь, которую люди получают, молитвенно обращаясь к праведнице, приносит духовные плоды: люди утверждаются в православной вере, воцерковляются внешне и внутренне, приобщаются к повседневной молитвенной жизни.

Матрону знают десятки тысяч православных людей. Матронушка - так ласково называют ее многие. Она - так же, как при земной своей жизни, помогает людям. Это чувствуют все те, кто с верою и любовью просит ее о заступничестве и ходатайстве перед Господом, к Которому блаженная старица имеет великое дерзновение.

Обретение мощей блаженной Матроны

Вечером 8 марта 1998 года в Неделю Торжества Православия по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на Даниловском кладбище в Москве были обретены честные останки подвижницы благочестия XX века блаженной старицы Матроны.

Комиссию по вскрытию захоронения возглавил архиепископ Истринский Арсений. В перенесении честных останков старицы Матроны участвовали: наместник Новоспасского монастыря епископ Орехово-Зуевский Алексий, наместник Свято-Данилова монастыря архимандрит Алексий с братией, настоятель храма во имя Мартина Исповедника в Москве священник Александр Абрамов. В храме в честь Сошествия Святого Духа, что на Даниловском кладбище, наместником Свято-Данилова монастыря архимандритом Алексием в сослужении собора клириков была совершена заупокойная лития. Гроб с честными останками старицы Матроны был доставлен в Данилов монастырь и помещен в надвратном храме во имя преподобного Симеона Столпника.

У всех присутствующих при этом памятном событии состояние духа было по-особенному торжественным и радостным.

В работе Комиссии помимо представителей Русской Православной Церкви участвовали эксперт по вопросам судебно-медицинской экспертизы, антрополог, доктор медицинских наук, профессор Звягин Виктор Николаевич и археолог, доктор исторических наук Танюкович Андрей Кириллович.

13 марта Комиссия закончила работу. Было отмечено, что при освидетельствовании останков старицы Матроны обнаружена выпуклость в форме креста на груди, о чем упоминается в ее жизнеописании.

В Покровском храме Свято-Данилова монастыря на аналое была положена частица гроба блаженной Матроны. Здесь в дни Великого поста служились панихиды о упокоении рабы Божией Матроны.

Перенесение мощей блаженной старицы Матроны

30 апреля 1998 года, по благословению Святейшего Патриарха Алексия II при торжественном пении тропаря Пасхи «Христос воскресе из мертвых...» было совершено перенесение честных останков блаженной Матроны в храм Святых Отцов Семи Вселенских Соборов. Вечером братия монастыря отслужили заупокойное всенощное бдение.

1 мая 1998 года, в пятницу 2-й седмицы по Пасхе, накануне 46-й годовщины преставления блаженной Матроны, Божественную литургию и панихиду в том же храме совершил архиепископ Истринский Арсений. За богослужением было много молящихся, хотя официально об этом событии не объявлялось.

В тот же день гроб с честными останками блаженной Матроны был препровожден в московский Покровский женский монастырь, что у Абельмановской заставы. Там его торжественно при колокольном звоне встретили игумения Феофания и сестры обители.

Теперь честные останки блаженной, почитаемые верующими как святые мощи, почивают в этом монастыре, куда за помощью к этой подвижнице, как и при ее земной жизни, идут нескончаемым потоком люди.

Канонизация святой праведной блаженной Матроны Московской

2 мая 1999 года, при служении Святейшего Патриарха Алексия II состоялось торжественное причисление старицы Матроны к лику местночтимых святых. В полночь в нижней церкви Покровского храма была отслужена ранняя литургия, а затем совершена последняя панихида по Матронушке. Большинство богомольцев так и осталось в монастыре до утра, чтобы участвовать в торжестве ее прославления. На поклонение ее святым мощам народ шел всю ночь, и к утру выстроилась необозримая очередь.

Утром патриарх Алексий II с амвона огласил акт о канонизации в лике местночтимых святых блаженной Матроны Московской (Никоновой Матроны Димитриевны, 1881 – 1952):

Акт о канонизации старицы Матроны

Настоящим определяем:

1. Причислить к лику праведных для местного церковного почитания в городе Москве и Московской епархии старицу Матрону Московскую.

2. Честные останки блаженной Матроны Московской, почивающие в Свято-Покровском ставропигиальном монастыре города Москвы, отныне именовать святыми мощами и воздавать им достодолжное поклонение.

3. Память блаженной Матроне Московской совершать в день ее преставления - 19 апреля (2 мая).

4. Службу новопрославленной блаженной Матроне Московской составить особую, а до времени составления таковой отправлять общую по чину праведной.

5. Писать новопрославленной блаженной Матроне Московской икону для поклонения согласно определению Седьмого Вселенского Собора.

6. Напечатать житие блаженной Матроны Московской для назидания в благочестии чад церковных.

7. Настоящее Определение Наше довести до сведения клириков и верующих православных приходов и обителей города Москвы и Московской епархии.

Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II 2 мая 1999 года.

Хор впервые запел тропарь святой праведной блаженной Матроне. Затем Первосвятитель совершил первый молебен у серебряной раки с мощами, которая была установлена в нижней церкви Покровского храма. После этого памятного дня в монастыре ежедневно по завершении литургии совершается молебен с акафистом перед ракой с честными мощами новопрославленной блаженной старицы Матроны.

Источник: Сайт Покровского ставропигиального женского монастыря, https://azbyka.ru/days/sv-matrona-moskovskaja-nikono va

Фе́клы Макушевой (1954)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 декабря

7 февраля - переходящая - Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 июня - Собор Рязанских святых

ЖИТИЯ

Источник: http://pstgu.ru

Исп. Николая (Могилевского), митрополита Алма-Атинского (1955)

ДНИ ПАМЯТИ:

8 сентября – Обре́тение мощей

23 сентября – Собор Липецких святых

25 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

9 апреля 1877 года, в день Светлого праздника Пасхи, в семье скромного псаломщика села Комиссаровки, Верхне-Днепровского уезда, Екатеринославской губернии, Никифора и супруги его Марии родился сын. Назвали его Феодосием, в честь святого мученика Феодосия.

«Отец у нас был строг, – вспоминал владыка, – он был очень требовательным к порядку и исполнению заданных нам работ». Он был большим знатоком церковного пения. Особенно радел он о пении общенародном и эту любовь прививал своим детям. О матери владыка Николай вспоминал: «Мама наша была сама любовь. Она никогда не кричала на нас, а если мы провинимся, что, конечно, бывало, то она посмотрит так жалобно, что станет ужасно стыдно». Большое значение в воспитании Феодосия имела его бабушка Пелагия. «Долгими зимними вечерами, – вспоминал Владыка, – забирала нас бабушка на печь, и начинались нескончаемые рассказы о святых угодниках Божиих». Часто вспоминал Владыка и своего дедушку, который был священником.

В 1904 году исполнилась заветная мечта Феодосия: в канун праздника Святителя Николая Чудотворца, в Нило-Столобенской Пустыни Феодосий был пострижен в мантию с именем Николай. В мае 1905 года монаха Николая рукоположили в сан иеродиакона, а 9 октября того же года – в иеромонаха. По настоянию братии в 1907 году отец Николай поступил в Московскую Духовную академию, которую через 4 года успешно закончил.

В октябре 1919 года в Чернигове архимандрит Николай был хиротонисан во епископа Стародубского, викария Черниговской епархии. Дальнейшее служение епископа Николая проходило под благодатным покровительством Святителя Феодосия Черниговского, которого Владыка очень почитал.

В 1923 году преосвященный Николай был назначен епископом Каширским, викарием Тульской епархии, в которой в то время было очень тяжелое положение. Обновленцы захватили подавляющее большинство приходов. Но со своей маленькой паствой епископ Николай упорно боролся против врагов Православия. Исходом этой борьбы был арест владыки, последовавший 8 мая 1925 года.

Проведя в заключении более двух лет и освободившись, владыка Николай был назначен на Орловскую кафедру. В Орле владыка служил до следующего своего ареста. Вот что рассказывал сам владыка о том времени: «27 июля 1932 года я был арестован и отправлен в Воронеж, где велось следствие. Об условиях жизни говорить не приходится, потому что в те годы вся наша страна испытывала нужду. Когда следствие подошло к концу, мы со следователем расставались друг с другом с сожалением. Он доверительно сказал мне: «Я рад, что хоть какую-то пользу принес вам своим расследованием, что мне удалось доказать правильность ваших показаний, а это для вас немало значит – теперь вам переквалифицируют статью и дадут не больше пяти лет вместо ожидаемых десяти». «За что же мне дадут пять лет?», – невольно вырвалось у меня. «За вашу популярность. Таких, как вы, на некоторое время надо изолировать, чтобы люди забыли о вашем существовании. Вы имеете слишком большой авторитет среди народа и ваша проповедь имеет большое значение для народа. За вами идут!» Неожиданно было для меня услышать оценку моего служения из уст представителя данного учреждения, но это было именно так. «Господи! Слава Тебе! Слава Тебе, Господи! Я, грешник, как умел, так и служил Тебе! – только и мог я произнести от радости, наполнившей мое сердце, – Теперь уже никакой срок не будет страшить меня"».

Вспоминая свои странствия по лагерям, владыка много рассказывал о Сарове, где он пробыл довольно долгое время: «После закрытия и разорения монастыря в его помещениях был образован исправительно-трудовой лагерь, в который я и попал. Когда я переступил порог этой святой обители, сердце мое исполнилось такой невыразимой радости, что трудно было ее сдержать. «Вот и привел меня Господь в Саровскую пустынь, – думал я, – к преподобному Серафиму, к которому в течение моей жизни неоднократно обращался я с горячей молитвой». Я перецеловал в монастыре все решеточки и все окошечки. В те времена была еще цела келья преподобного Серафима. Я все то время, что пребывал в Сарове, так и считал, что нахожусь на послушании у преподобного Серафима, по молитвам которого Господь посылает нам такое утешение, что мы можем служить в заключении Литургию и причащаться Святых Христовых Таин».

В 1941 году владыка Николай был возведен в сан архиепископа. Весть о начале Великой Отечественной войны застала владыку в преддверии совершения им Божественной литургии. «Я служил проскомидию, – вспоминал владыка, – когда один из моих друзей в тиши алтаря сообщил мне эту ужасную весть. Что я мог сказать пастве, в слезах ожидавшей не моего, а Христова утешения? Я только повторил то, что сказал некогда святой Александр Невский: «Не в силе Бог, а в правде!» В тот год 22 июня праздновалась память Всех святых, в земле Русской просиявших. Думаю, в этом есть особый смысл. По грехам нашим понесли мы тогда тяжелое испытание, но святые земли Российской не оставили нас своим заступничеством. Мы обращались к ним, нашим землякам, за помощью и эта небесная помощь явилась тогда, когда ее трудно было ожидать».

И вслед за этой вестью архиепископа Николая постигло новое испытание – 27 июня 1941 года владыка был арестован и помещен в тюрьму города Саратова. Пробыв в Саратове в общей сложности шесть месяцев, владыка Николай был направлен в Казахстан, в город Актюбинск, а оттуда через три месяца в город Челкар Актюбинской области.

Когда много лет спустя владыке задали вопрос, как он отнесся к этому переселению, не было ли в его сердце ропота или обиды, владыка отвечал: «На все воля Божия. Значит, было необходимо перенести мне это тяжелое испытание, которое закончилось большой духовной радостью. А вы подумайте, что будет, если человек всю жизнь станет проводить в неге и довольстве, в окружении близких и родных людей? Жизнь, пресыщенная благами земными, приводит к окаменению сердца, к охлаждению любви к Богу, к ближнему. Человек от излишеств становится жестоким, не понимающим чужого горя, чужой беды».

Владыка ехал на вольную ссылку, но в арестантском вагоне. На станцию Челкар поезд прибыл ночью. Охранники вытолкали владыку на перрон в нижнем белье и рваном ватнике. В руках у владыки было только удостоверение, с которым он должен два раза в месяц являться в местное отделение НКВД на отметку. Оставшуюся часть ночи владыка пересидел на вокзале. Настало утро. Надо было куда-то идти. Но как идти зимой в таком виде? Да и идти было некуда. Владыке пришлось обратиться за помощью к старушкам, и на его просьбу откликнулись добрые женские сердца. Старушки подали ему: кто – телогрейку, кто – шапку, кто – залатанные валенки. Одна старушка приютила его в сарае, где у нее находились корова и свинья. Владыке в это время шел уже 65-й год. Голова его была бела, и вид его невольно вызывал сострадание. Владыка пытался устроиться на работу, но никто не брал его, – он выглядел старше своих лет. Он вынужден был собирать милостыню, чтобы не умереть с голоду.

Впоследствии, когда духовные чада спрашивали у владыки: «Почему Вы не сказали старушкам, которые дали Вам одежду, что вы – епископ?», владыка отвечал: «Если Господь посылает крест, Он же и силы дает, чтобы его нести, Он же его и облегчает. В таких случаях не должна проявляться своя воля, нужно всецело предаваться воле Божией. Идти наперекор воле Божией недостойно христианина, и после того, как человек терпеливо перенесет посланные ему испытания, Господь посылает духовную радость».

До глубокой осени 1942 года владыка продолжал влачить свое нищенское существование. Физические силы его были на исходе. От недоедания и холода у него развилось худосочие, тело его было покрыто нарывами, от грязи завелись вши. Силы покидали не по дням, а по часам. И вот пришел момент, когда иссякли последние силы, и владыка потерял сознание. Очнулся он в больнице, в чистой комнате, в чистой постели. Было светло и тепло, над Владыкой склонились люди. Он закрыл глаза, решив, что все это ему кажется. Один из склонившихся проверил пульс и сказал: «Ну вот, почти нормальный! Очнулся наш дедушка!» Поправлялся владыка медленно. А когда поднялся с постели, сразу же стал стараться принести пользу окружающим. Кому воды подаст, кому судно принесет, кому постель поправит, кому скажет доброе слово. В больнице полюбили этого доброго старичка. Все стали называть его ласково: «Дедушка». Но только один молодой врач знал трагедию этого «дедушки», знал, что выпиши его из больницы, и опять пойдет он просить милостыню и жить рядом с коровой и свиньей.

И вот настал день, когда врачу предложили выписать «дедушку» из больницы. Владыка Николай стал молиться Господу, снова отдавая себя в Его волю: «Куда Ты, Господи, пошлешь меня, туда и пойду!» И вот, когда все собрались проститься с добрым «дедушкой», вошла нянечка и сказала: «Дедушка, за вами приехали!» «Кто приехал?», – спросили все разом. «Да тот самый татарин, который вам иногда передачи приносил, разве не помните?» Конечно, владыка не мог забыть, как регулярно, через каждые десять дней, ему передавали от какого-то незнакомого ему татарина пару татарских лепешек, несколько яиц и несколько кусочков сахара. И еще знал владыка, что именно этот татарин подобрал его, полуживого, без памяти лежащего на дороге, и отвез в больницу. Ошеломленный, владыка пошел к выходу. Действительно, у больничных дверей стоял татарин с кнутом в руках. «Ну, здоров, бачка!», – сказал он владыке и улыбнулся добродушной улыбкой. Владыка тоже поздоровался с ним. Вышли на улицу, татарин посадил владыку в сани, сел сам, и они поехали. Был конец зимы 1943 года. «Почему вы решили принять участие в моей жизни и так милостиво отнеслись ко мне? Ведь вы меня совсем не знаете», – спросил владыка. «Надо помогать друг другу, – ответил татарин, – Бог сказал, что мне надо помогать тебе, надо спасать твою жизнь». «Как сказал вам Бог?», – изумленно спросил владыка. «Не знаю как, - ответил татарин, – когда я ехал по своим делам, Бог сказал мне: «Возьми этого старика, его нужно спасти"».

Для владыки началась спокойная жизнь. Татарин имел связи и смог устроить так, что через некоторое время в Челкар приехала Вера Афанасьевна Фомушкина, его духовная дочь, которая также была сослана, но в другую местность. Вера Афанасьевна не стала скрывать от окружающих, кто такой тот «дедушка», которого заботливо выходили челкарцы.

10 октября 1944 года владыка сам направил в НКВД «усердную просьбу», в которой просил снять с него звание «вольного ссыльного», разрешить уехать в Россию «и там занять епископскую кафедру по назначению Патриаршего Синода». Постановлением Особого совещания при НКВД от 19 мая 1945 года владыка Николай был освобожден досрочно. 5 июля 1945 года постановлением Священного Синода была образована Алма-Атинская и Казахстанская епархия, управляющим которой был назначен архиепископ Николай (Могилевский).

Владыка прибыл в Алма-Ату 26 октября 1945 года в день празднования Иверской иконы Божией Матери. Необыкновенная ревность была у Владыки к богослужениям, которые он совершал с максимальным для приходского храма приближением к монастырскому уставу. Служил он всегда благоговейно, никогда не спешил. А когда хор заторопит службу, он сейчас же выглянет из алтаря и спросит: «Кто тут на поезд спешит?» Всем станет стыдно, и хор сразу замедляет темп.

Усердный молитвенник, особенно любил и почитал владыка Божию Матерь. К большому духовному утешению своей паствы, в праздник Успения Пресвятой Богородицы Владыка, впервые в Алма-Ате, стал совершать дивный чин погребения Плащаницы.

Молитвенное настроение не покидало владыку и во все дни его болезни. В воскресение 23 октября 1955 года после последнего своего причащения Святых Христовых Таин, когда монахини в столовой запели было «Совет превечный…», владыка из спальни, напрягая голос, закричал им: «Матушки, матушки, на этом поставим точку. Теперь начнем чин погребения епископа». Пение прекратили, но слез удержать не могли. Особенно напряженно и громко молился владыка в ночь с 23 на 24 октября. Можно было расслышать слова: «Господи, не осуди мя по делом моим, но сотвори со мною по милости Твоей!» Много раз повторял с глубоким чувством: «Господи! Милости прошу, а не суда!»

В понедельник 24 октября накануне смерти Владыка еще немного говорил. Он сказал каждому что-либо особенно ласковое, как бы прощаясь. Около 5 часов вечера сделался у него сердечный приступ с острой болью, после которого он уже не говорил и лежал с закрытыми глазами. Во вторник утром он нашел в себе силы несколько раз перекреститься при чтении у его одра акафиста святой великомученице Варваре.

В 5-м часу дня 25 октября окружающие заметили приближение конца. Стали читать отходную, дали в руки Владыке зажженную свечу, и с последними словами канона на исход души святитель тихо и спокойно испустил свой последний вздох. Это было в 16 часов 45 минут, когда в Никольском соборе зазвонили к вечерне в канун празднования Иверской иконы Божией Матери, Которой Владыка так любил сам возглашать: «Радуйся, Благая Вратарнице, двери райские верным отверзающая!»

28 октября 1955 года епископ Ташкентский и Среднеазиатский Ермоген (Голубев) с сонмом духовенства отпел Владыку Николая в кафедральном соборе Алма-Аты. Всю дорогу от храма до кладбища (а это около 7 км) гроб с дорогими останками несли на руках. За гробом следовали тысячи людей, пришедших поклониться любимому Владыке. Кладбище было переполнено так, что шествовавшее за гробом духовенство с трудом достигло могилы. Отслужили литию, и преосвященный Ермоген предал земле тело почившего Святителя.

Когда всё было совершено и возвысился могильный холм, покрытый венками, в тишине спустившихся сумерек, при сиянии луны, все присутствующие пропели тропарь Благой Вратарнице, двери райские верным отверзающей.

Источник: https://mospat.ru, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-mogilevskij-alma-atinskij

Свт. Никола́я (Велимировича), епископа Охридского и Жичского (1956) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

3 мая

ЖИТИЕ

Святитель Николай, богоносный отец наших дней, родился в день памяти святителя Наума Охридского в 1880 году. Его родители, крестьяне-фермеры, всегда прекращали работу для ежедневной молитвы и соблюдали церковный постовой и богослужебный круг. С младенчества вскормленный этим небесным хлебом, святитель Николай впоследствии стал «новым Златоустом», известным и любимым повсюду в православном мире за свои проповеди, наставления и писания. Он стал монахом, затем иеромонахом и впоследствии епископом Жичским в возрасте 39 лет. Во время Второй мировой войны принял страдания в концлагере в Дахау. После войны спас многие покинутые сербские монастыри от разрушения, посылая туда монахинь вместо замученных, заключенных или призванных на военную службу иноков. Он подвизался как архиерей и духовный наставник в Америке и скончался в Свято-Тихоновском монастыре в Южном Кэнане, штат Пенсильвания. Его мощи были перенесены в 1991 году в его родную деревню Лелич, чтобы почивать близ мощей преподобного Иустина (Поповича).

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-velimirovich-serbskij-ohridskij-i-zhichskij

Исп. Рафаи́ла (Шейченко), иеромонаха (1957)

ДНИ ПАМЯТИ:

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

19 июня

22 июня – Обре́тение мощей

ЖИТИЕ

Преподобноисповедник Рафаил родился в 1891 году в слободе Великая Михайловка Новооскольского уезда Курской губернии[a] в семье малороссийского крестьянина Ивана Шейченко, занимавшегося сапожным ремеслом и переплетным делом, и в крещении был наречен Родионом. В 1906 году Родион окончил церковно-приходскую школу и поступил в земское училище, в котором проучился три года, и затем работал, как и отец, сапожником. В 1913 году он был призван в армию и здесь окончил военно-ветеринарную фельдшерскую школу; ему было присвоено звание унтер-офицера, и он был отправлен в 6-й уланский Волынский полк, где прослужил до демобилизации в 1918 году. Вернувшись с фронта на родину, Родион попрощался со всеми своими домашними и отправился в Оптину пустынь, где уже не один раз бывал до того паломником и трудником.

«Ранним майским утром, в расцвете «своей весны» подошел я к святым воротам Оптиной пустыни, – писал он из заключения в начале пятидесятых годов, уже вкусивши горечь страданий, предательств от своих и чужих, испив чашу послушания Христу в исповедническом подвиге, неся крест свой и в пору благодатной весны пастырского служения, и через зной терпения во узах оскорблений и поношений от врагов Христовых; все эти переживания, обновляя и утишая душу, радостно и молодо воскресали в воспоминаниях об Оптиной – трудноописуемом на земном человеческом языке луге духовном, где так недавно еще расцветали райские цветы чистых во Христе добродетелей. – Котомка странническая уже тяготила мои плечи, в руках у меня был мой долгий верный спутник – посох. Вокруг царила майская утренняя тишина, и весенняя прелесть пробуждающейся природы ласкала взор и радовала сердце. Щебетали радостно птички, благоухали начинающие расцветать вокруг монастыря фруктовые сады; где-то вдали, на берегу реки Жиздры, в зарослях разливались утренние, звучные трели соловья.

Раздался благовест монастырского колокола, зовущий на молитву к ранней Божественной литургии. Святые ворота обители уже были открыты. Богомольцы с умильными лицами спешили в святой храм.

Но не спешил войти только я. Какая-то сила удерживала меня. Я остановился у святых ворот, погруженный в думу, как «тот путник» – русский богатырь, на распутье дорог.

Да, было над чем призадуматься и мне, было, что решить, и решить навсегда и безвозвратно.

Ведь я шел в эту славную Оптину пустынь, в колыбель духовного окормления богомудрых старцев и духоносных отцев не только помолиться, но «поселиться»...

Я нес сюда, к честным стопам старцев, а паче к подножию Святого Креста Христова, свою волю, свою юность и жизнь. Я шел сюда – умереть для мира...

От дней детства я всей пылкостью чистой юной души любил и жаждал святого иноческого жития. Оно было мечтой детства и усладой юности моей.

И вот я стоял у преддверья желаний моих... Душа моя рвалась войти. Но ин голос, голос юности и плоти, горце взывал ей: куда ты влечешь меня? Там вдали оставлены тобою престарелые родители. Еще не высохли слезы матери твоей, проводившей тебя в далекий путь, благословившей тебя святым крестом с груди своей. Она ждет благополучного твоего возвращения и радостной встречи. Там ждут тебя кровные братья, там ждут любившие тебя юноши, друзья и девы. Там ждет в тоске та, которую чисто любил о Господе... Тело твое молодо и слабо...

А тут, за прагом сим, на всю жизнь ждут тебя подвиги самоотвержения, подвиги, кроме физических трудов, еще неведомые тебе, непонятные и неведомые миру, подвиги абсолютного послушания, смирения, поста и молитвы. Жизнь хождения как бы пред лицом Самого Бога, в Боге и для Бога.

Куда ты ведешь меня?!

Так взывала ко мне юность. Так вопияла во мне «плоть и кровь». Но и порывы души моей не унимались. Душа рвалась – туда, за «святой порог». Она готова была на все жертвы труда и подвига. Она готова была - хоть на смерть. Она взывала со святым царем – пророком Давидом: «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое!» [Пс.56:8].

И в эти минуты борьбы «духа с плотью» я возвел свой взор души туда, горе – к Тому, Кому я вверял свою жизнь и спасение, Кому ведомы пути вхождения моего и исхождения...

Я взывал о помощи Его благодатной, я взывал воплем души моей: «Боже! Изведи из темницы суеты и страстей душу мою, исповедатися Имени Твоему и славить Тя Единого во веки!» И в это время внимание мое и взор были обращены на лестницу, ведущую от святых ворот к самому входу собора, которая постепенно возвышалась.

«Таков здесь путь твой, путь духовного восхождения до входа твоего во врата Горняго Небесного Иерусалима», – сказал мне внутренний голос мой... А над святыми воротами во весь рост человека возвышался Ангел: в одной руке он держал большой святой крест, как символ страдания, а в другой – венец, как символ награды и славы...

Слова святого Евангелия, как некий Божественный свет, озарили мой разум и, как острие меча, уязвили истиной слов Богочеловека мое сердце: «Аще кто хощет по Мне идти да отвержется себя и возьмет крест свой, и по Мне грядет» [Мф.16:24]... «Аз есмь путь, истина и жизнь» [Ин.14:6].

Путь на небо всякому последователю Христа, а наипаче иноку, – предлежит только через голгофу, с крестом в руках, с крестом на плечах.

Сим путем восшел в горняя и Он – Сын Божий, сияние славы Отчей, на Кресте Своими страданиями и смертью совершил искупление рода человеческого и Своим живоносным воскресением совоскресил его, даровав ему новую жизнь и спасение. Других путей туда, на небо, нет, все другие пути ведут в другие, страшные, адовы места...

Без креста – нет венца!

Я переступил благоговейно святой порог обители – и... взял святой крест, сказав: «Се покой мой – зде вселюся в век века! [Ср. Пс.131:14]. Кресту Твоему поклоняюся, Владыко!"»[1].

26 августа 1918 года Родион был принят в число послушников Оптиной пустыни. В монастыре он нес послушания ветеринарного фельдшера и клиросное.

В 1918 году начались гонения на Русскую Православную Церковь, и Оптина пустынь была закрыта, – ненавистен был новым безбожным властям монастырь, крепко державшийся святоотеческих преданий, научающий русских людей духовному видению, невзирая, из дворянского ли они вышли сословия или из крестьянского. Советская власть преобразовала монастырь в племенное хозяйство, но при этом братия осталась на месте, и ей не запретили совершать уставное монастырское богослужение. В племенном хозяйстве Родион продолжал трудиться в качестве ветеринарного фельдшера. В 1923 году безбожники окончательно закрыли обитель, и братии пришлось покинуть монастырские стены. Монахи поселились в городе Козельске на частных квартирах. Послушник Родион стал зарабатывать на жизнь сапожным ремеслом.

В 1928 году оптинский иеромонах Макарий (Чиликин) по благословению епископа Малоярославецкого, викария Калужской епархии, Стефана (Виноградова) постриг послушника Родиона в мантию и нарек ему имя Рафаил в честь архистратига Божия Рафаила, целителя человеческих недугов. В том же году епископ Масальский, викарий Калужской епархии, Герман (Вейнберг) рукоположил его во иеродиакона и возвел в сан архидиакона; десять месяцев отец Рафаил пробыл при епископе в качестве келейника и архидиакона на архиерейских службах. В 1929 году епископ Герман был назначен на самостоятельную кафедру; ему понравился ревностный оптинский монах, и он стал уговаривать его отправиться с ним в Алма-Ату, но душа отца Рафаила уже крепко была связана с Оптиной, и он отказался, вернулся в Козельск и поступил служить в Георгиевскую церковь. Служение среди наступивших гонений не было безмятежным – и в феврале 1930 года он был принудительно мобилизован на лесозаготовки.

В 1930 году усилились гонения на Русскую Православную Церковь, и ОГПУ приняло решение арестовать группу оптинских монахов. Кроме обвинения в антисоветской агитации, монахов обвинили в подстрекательстве крестьян к восстанию при беспорядках, случившихся в Козельске на Духов день 9 июня 1930 года[2].

18 августа 1930 года, накануне праздника Преображения Господня, было арестовано сорок монахов и мирян и среди них архидиакон Рафаил. Так было положено начало несения им креста Христова во узах. Отец Рафаил был допрошен сразу же после ареста, - все вопросы сотрудника ОГПУ касались исключительно его биографических данных как оптинского монаха.

2 сентября его снова вызвали на допрос; отвечая на вопросы следователя, он сказал: «Виновным себя не признаю... Ни в какой контрреволюционной группе не состоял и работы, направленной против советской власти, не вел... Руководство духовной жизнью братства шло путем исповеди духовников. На базаре... на Духов день в городе Козельске я не был, находился дома и поэтому, что было на базаре, не знаю, да и как общее правило на базары я не хожу. Бывших торговцев, арестованных и находящихся со мной под стражей, знаю всех; как житель города Козельска, иногда с ними встречался, но в их домах я не был...»[3]

Были допрошены свидетели, и в частности хозяйка квартиры, где жил архидиакон Рафаил; она показала: «Из бесед с Рафаилом знаю, что последний является ярым, закоренелым монахом с присущими им старыми взглядами»[4].

В октябре 1930 года следствие было закончено и составлено обвинительное заключение, в котором сотрудники ОГПУ в полном несоответствии с действительностью написали: «В августе 1930 года Сухиническим... ОГПУ в городе Козельске... было выявлено наличие монашеско-монархической контрреволюционной группы, охватывающей своим влиянием как население города, так и смежных деревень.

Было известно, что контрреволюционная группа ставит перед собой задачи непосредственной борьбы с советской властью и реставрацию монархического строя...»[5]

27 ноября 1930 года тройка ОГПУ приговорила архидиакона Рафаила к десяти годам заключения, и он был отправлен в Вишерский исправительно-трудовой лагерь, располагавшийся в поселке Виажиха Уральской области[b]. В 1934 году архидиакон Рафаил был переведен в исправительно-трудовой лагерь в город Дмитров Московской области; здесь он работал ветеринарным фельдшером при животноводческой ферме совхоза «Ермолино». Ферма занималась свиноводством; жил отец Рафаил в одном из пустых загонов для свиней и от великого недостатка в пище питался тем, что давалось свиньям; и это еще была большая удача и милость Божия, так как другие заключенные не имели и такого дополнения к своему скудному рациону.

Находясь в лагере, отец Рафаил не скрывал своей веры, ему во время свидания передали Евангелие, молитвослов, икону, а поскольку жил он в свинарнике отдельно, то и мог беспрепятственно молиться, приглашая иногда к себе некоторых из заключенных собратий. Он был в дружеских отношениях со многими своими соузниками, к нему довольно часто приезжали монахини Шамординского монастыря и знакомые из Козельска. По своему служебному положению он мог беспрепятственно ходить по поселку. Летом однажды он шел со знакомой, приехавшей к нему на свидание. Навстречу им шла группа заключенных уголовниц, возвращавшихся с работы. Поравнявшись с отцом Рафаилом и его спутницей, они смиренно поклонились ему и поприветствовали: «Здравствуйте, батюшка!»

Из лагеря отец Рафаил писал знакомым; некоторые письма не доходили до адресатов – они забирались оперуполномоченным НКВД, который в конце концов счел, что оптинский монах ведет слишком активную религиозную жизнь, и принялся собирать материалы для его ареста.

Среди текстов, которые были поставлены впоследствии отцу Рафаилу в вину, были и стихи известной помощницы многим, во узах находящимся, Татьяны Гримблит[c], с которой отец Рафаил был одно время в Вишерском лагере. Стихи, написанные Татьяной в девятнадцать лет, настолько поразили отца Рафаила и настолько оказались созвучны его собственному настроению, что он выучил их наизусть, лишь немного переиначив[6].

21 июня 1936 года оперуполномоченный Дмитлага НКВД направил рапорт начальнику 3-го отделения, в котором писал: «Доношу, что зека Шейченко... на протяжении продолжительного времени ведет контрреволюционную агитацию. Прошу Вашего распоряжения о привлечении его к уголовной ответственности...»[7]

В тот же день у отца Рафаила был произведен обыск и отрывки из писем и стихи, найденные у него, были представлены как вещественные доказательства преступления против государства, которые он пытался будто бы скрыть, имея намерение передать их на сохранение соузнику.

– Скажите, Шейченко, были ли вы в квартире у Белова[d] и сколько раз? - спросил его следователь.

– У Белова в квартире я был два раза: первый раз он меня пригласил посмотреть больную его ногу, и второй раз, когда я услышал, что меня хотят арестовать, я носил ему свою корзину с бельем на сохранение, но он не взял.

– Скажите, Шейченко, вы просили Белова спрятать какие-то секретные документы и откуда они у вас появились?

– Белова я никогда не просил спрятать какие-то документы, и их у меня никогда не было.

– Скажите, Шейченко, что же вы прятали у Белова в квартире?

– Прятал я только Евангелие, молитвенник и крест, какой-либо переписки я не прятал; прятал я потому, что я думал, что у меня будет обыск и меня арестуют.

– Скажите, Шейченко, что вы говорили 2 мая... когда вы сидели в совхозе на лавочке?

– Я говорил, что сейчас старый украинский язык резко изменился, ибо в украинский язык и литературу много внесли из Галиции, и теперь его трудно понять. Раньше же украинский язык был гораздо легче и свободнее, чем теперь.

– Скажите, Шейченко, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?

– В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю и по существу дела показываю, что я никогда нигде не вел контрреволюционной агитации.

13 сентября 1936 года состоялось закрытое заседание Московского областного суда по делам Дмитлага НКВД в составе председательствующего, двух членов суда и секретаря; суд в приговоре записал: «Виновным себя подсудимый не признал, но преступление доказано как материалами дела, так и свидетельскими показаниями, а потому суд, учитывая личность подсудимого и условия лагерной обстановки... приговорил... к лишению свободы сроком на шесть... лет, с поражением в правах на пять лет и направлением для дальнейшего отбывания в отдаленные северные лагеря»[8].

Архидиакон Рафаил был отправлен сначала в город Мурманск, а через четыре года переведен в Усольлаг в городе Соликамске Пермской области.

18 ноября 1943 года отец Рафаил был освобожден из заключения, но ему не разрешили жить в Козельске, и он поселился в городе Кирсанове Тамбовской области у верующей старушки; здесь он прожил около полугода, когда хорошо знавшие его люди стали настойчиво приглашать его в Козельск, и он переехал туда в апреле 1944 года.

1 октября 1944 года митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич) в Успенской, что в Гончарах, церкви в Москве рукоположил архидиакона Рафаила во иеромонаха и назначил, согласно просьбе двадцатки, настоятелем Благовещенской церкви в городе Козельске. С этого времени началась его многотрудная пастырская деятельность.

Церковная жизнь в то время в Козельске, как и везде в России, была в большом утеснении: на одного священника приходилось не менее десятка гонителей из сотрудников советских учреждений и осведомителей МГБ; храмы были полуразрушены немецкими и советскими властями, используясь немецкими – под конюшни, советскими - под склады. Храм Благовещения, как и многие другие, был сильно поврежден, и отец Рафаил, тратя много сил на его восстановление, стал служить в наскоро отремонтированном приделе. Поскольку строительную технику достать тогда было невозможно по недружелюбству властей, то строить приходилось вручную. К 1949 году храм усилиями отца Рафаила и прихожан был почти восстановлен и в храме поставлен иконостас.

Пастырь добрый, отец Рафаил, помогал многим нуждающимся; в Козельск из ссылок и лагерей стали в то время возвращаться шамординские монахини; претерпев узы, многие из них стали немощны, и отец Рафаил старался их жизнь обустроить. Дверь его кельи была открыта для всех, для каждого находилось утешительное слово, а в случае необходимости и материальная помощь. Верующие, ища духовной поддержки и совета, стали обращаться к нему как к духовнику, со многими у него завязались близкие духовные отношения, которые нашли свое отражение в письмах.

«Родная моя Татиана Федоровна, мир Вам и спасение от Господа! – писал отец Рафаил. – Господь, кого хочет привести к Себе, к познанию Себя, тому Он посылает непрестанно скорби, а особенно когда в этой душе есть хотя закваска христианской добродетели, но эта душа, влекомая всяческими немощами, тянется к земле, заражается миролюбием. Бог баче з неба – кому чого треба! То, что все мы кратковременные странники на земле, есть осязательная истина, – то, что все наше бытие на земле меньше, чем мгновение, ничтожнее, чем росинка сравнительно с океанами вод, – так ничтожна наша жизнь сравнительно с вечностью. То, что мы обращаем так мало внимания на эту вечность, забываем ее, есть верный признак нашего падения не только в теле, но еще больше в уме, в сердце. Познание Бога, познание себя – есть истинная мудрость, истинное сокровище, истинное счастье человека на земле»[9].

«Христос воскресе! Хорошая моя дочка Валя!

Пока жив есмь, благополучен, а прочее представлю воле Божией – Ему да будет слава за все, что ни случись. Он Бог, Он Творец и знает, что кому необходимо и полезно, а по воле Его и во аде не будет плохо – ибо ад перестает быть адом.

Человеку же, лишившемуся благодати Божией, изгнавшему из души своей Бога неверием, ожесточением, и Рай будет адом, ибо он принесет в Рай – ад в душе своей.

Царство Божие начинается здесь, на земле, так же как и ад – внутрь нас, т.е. в сердце, в душе человека, его образом жизни, – за прагом вечности только растет то и другое – беспредельно, до ангелоподобия и диавольского.

Хочу, чтобы Господь сподобил вас Своей милости, о сем за вас всех и молюсь у Святого Престола Божия»[10].

«Милая дочка Валя! Мира, здоровья и спасения отечески желаю тебе! Тебе, наверное, небезызвестно, что я после Пасхи два месяца был болен смертельно; после святого соборования я стал поправляться. Скорби и болезни – наш земной удел: в них мы, как злато в горниле, очищаемся от всякой ежедневной примеси греховной, ими совершенствуется, закаляется дух, укрепляется вера и сознание своего ничтожества, бессилия, своего кратковременного пребывания на земле.

Скорбями и болезнями, как бы устами святых пророк, Господь нам говорит-напоминает: опомнись, человек! – не засмотрись, не увлекайся, как малое дитя, игрушками – скоро гибнущими прелестями мира сего. Ты на земле путник мгновенный, жизнь твоя – краткий сон. Там, за порогом твоей могилы, ждет тебя вечность. Ты венец творения на земле. Ты отблеск Божества, душа твоя бессмертна – вечна, как вечен ее Творец. Живи разумно, человечно. Постарайся приготовить себе место там... достойное твоего звания. Твое назначение Небо – Рай. Твое сообщество там – ангелы и все святые!!!

Рад, что обещаешь выполнить мои советы – они искренни, как отца любимому дитяти. Будешь меньше волноваться на мелочах. Окрепнет твоя нервная система и организм. И в семье будет мир и отрада... Живите же мирно, и да благословит вас Господь счастьем и всеми благами!

Валя! Особенно на тебе лежит долг воспитания деток – направляй их ум и волю к честности, добру и правде. Ты мать. Ты первая увидела их улыбку, ты первая услышала их лепет, первое и радостное для тебя слово: мама!

Твое матерински нежное, чуткое сердце лучше всякого «психолога» и «психиатра» способно уловить-подметить все движения их ума и сердца и всё направить на верный, благой путь. Отец есть только дисциплина. Только умелое воспитание детей матерью дало миру великих людей.

Будьте безукоризненными для них, примером в своей жизни, во всех действиях и словах. Дети – это тончайшая фотопленка, на которой быстро и неизгладимо запечатлевается все. Жалуются многие родители на детей своих. Давай, дорогая, об этом помнить»[11].

В апреле 1948 года в Благовещенский храм в Козельске был назначен священником Сергей Георгиевич Шумилин. Его деятельность была непосредственно связана с деятельностью архиепископа Смоленского Василия (Ратмирова)[12]. В мае 1943 года община закрытого в 1937 году Преображенского храма в селе Нижние Прыски Козельского района, входившего тогда в состав Смоленской области, возбудила ходатайство об его открытии. Началась обычная в этих случаях бюрократическая переписка, в которой вполне проявилось нежелание властей передавать общине храм. В начале июня того же года представителями общины было послано еще одно заявление, а в июле следующее. 13 декабря власти переправили заявление верующих архиепископу Василию с вопросом: «Подтверждаете ли Вы это ходатайство или считаете возможным отклонить его?»[13] – спрашивали они его как старого сотрудника советской власти. И уже на следующий день, 14 декабря, архиепископ Василий выдал Сергию Шумилину указ о назначении его настоятелем Преображенской церкви. Впоследствии у правящих архиереев Калужской епархии не раз возникали сомнения в правомочности его священства, которые он так и не сумел развеять[14]. После перевода Сергея Георгиевича в Благовещенский храм, многие прихожане стали опасаться его и даже бояться, его присутствие навевало на некоторых ужас, так как они связывали его личность со страшной аббревиатурой «МГБ». Однако необходимость вести доверительные отношения не только с властями, но и с прихожанами, и осознание того, что этого пути придется держаться в течение всей жизни, выработали у него елейно-ласковый тон общения, и в памяти некоторых он остался человеком вежливым, обходительным и «христиански» настроенным.

26 октября 1948 года Министерство государственной безопасности и Генеральная прокуратура приняли директиву об аресте возвратившихся из заключения священнослужителей, если те продолжали вести активную церковную деятельность. С этого времени установилась особенно тщательная слежка за отцом Рафаилом: слушались его проповеди, обращалось внимание на всю его строительную, благотворительную и духовническую деятельность; его стали часто вызывать в местное отделение МГБ. Агентом был его сослуживец по храму, и посему вся деятельность отца Рафаила освещалась перед МГБ подробнейшим образом; через агента он оказался лицом к лицу с карательной машиной, против которой были бессильны все земные средства, и необходимо было во что бы то ни стало сохранять внутренний мир, памятуя Евангелие и отношение Христа к врагам и предателям, памятуя, что все скорбные обстоятельства и страдания преподаются хотя и через людей, но все же Господом; не сотрудники госбезопасности, как враги внешние, и не предатели, как враги внутренние, его мучают, а Христос тянет его за руку в Царство Небесное, призывая к деятельной любви и к тем, и к другим, подает еще на земле чашу горьких страданий, чтобы, испив ее до конца, он смог вкусить сладости Неба. Что тебе мучители твои и предатели церковные, которые тебе попущены Богом как тяжкая болезнь за твои грехи, – этой чаши, если хочешь спастись, не избудешь, – ты лишь смотри за собой и напитывайся среди бурь житейских миром духа Христова, чтобы тебе хватило и самый подвиг перенести со смирением и получить в награду паки смирение.

В 1940-х годах безбожники по образцу 1930-х стали произвольно увеличивать налоги на храмы, и в начале 1948 года иеромонах Рафаил, церковный староста и помощница старосты направили уполномоченному Совета по делам Русской Православной Церкви по Калужской области жалобу на непосильность этих налогов. Жалоба была переслана в финансовый отдел Калужской области, который, однако, признал сумму налогов справедливой и жалобу отклонил. В том же году священник, староста и помощница старосты направили уполномоченному еще четыре жалобы на неправильное обложение налогами, но и на этот раз их жалобы были отклонены.

На третий день Пасхи 1948 года отца Рафаила вызвали в Козельское отделение МВД. Он полагал, что его вызывают по поводу произнесенных им проповедей, но услышал там, что «он не имеет права ходить по домам по приглашению верующих в праздник Пасхи, в престольные праздники»[15], ему было поставлено также на вид, что он незаконно совершает похороны, сопровождая погребальные процессии до кладбища.

Весной 1949 года староста Благовещенской церкви, Наталья Александрова, стала жаловаться властям, что отец Рафаил отстранил ее от свечного ящика, поручив заниматься материальной стороной дела монахине, причем предыдущему старосте, мужчине, платили больше, а когда она попыталась добиться повышения зарплаты, отец Рафаил ей на это ответил, что мужчине-старосте, да еще дельному, он бы и еще больше платил[16]. Об этой жалобе стало известно приходу, причем верующие были убеждены, что это не кто иной, как священник Сергий Шумилин, убедил Наталью жаловаться уполномоченному.

Телеграммой от 9 июля 1949 года отец Рафаил был вызван к уполномоченному по делам Русской Православной Церкви в Калугу. 11 июля он вошел в кабинет уполномоченного и здесь был арестован и затем заключен в калужскую тюрьму; в доме священника, в Козельске, в тот же день был произведен обыск. После ареста отца Рафаила Сергей Георгиевич Шумилин был назначен настоятелем Благовещенской церкви; одним из первых его действий стало увольнение старосты Натальи, которой он заявил, что, по сведениям уполномоченного по делам Русской Православной Церкви по Калужской области, она «посадила настоятеля Шейченко, – нам такие старосты не нужны...»[17].

Наталья сочла это увольнение несправедливым и обратилась с жалобой к уполномоченному. «Я хочу у Вас спросить конкретно, – писала она, – по какой причине я уволена священником Сергием; Вы считаете – законно он меня уволил, я к Вам обращаюсь, как к уполномоченному; Вы мне не ответили – что же Вы хотите, чтобы я на Вас жалобу писала в Москву Генеральному прокурору: придется все описать, если Вы так делаете, не по-братски относитесь ко мне... Я не жаловалась как на своего человека, как на брата, а теперь Вы меня вынуждаете; если отцу Сергию жить надо, то мне тоже; если ему я не по душе пришлась, это не причина: за оскорбления пусть жалуется, но не снимает»[18].

14 июля калужский уполномоченный сообщил председателю Совета по делам Русской Православной Церкви Карпову[e], что «11 июля органами МГБ арестован священник церкви города Козельска Шейченко...»[19].

Допросы отца Рафаила начались сразу же после ареста; сотрудники МГБ рассчитывали ошеломить его внезапностью и добиться от него поспешных и неосторожных ответов.

– Расскажите, с кем вы поддерживали письменную или другого характера связь? – спросил его следователь.

– Многих лиц, которые мне писали, я не знаю фамилий, так как эти лица обращались ко мне только за духовными наставлениями, каялись в грехах, а также интересовались состоянием... монастыря Оптина пустынь. Я в свою очередь, по долгу своего служебного положения и звания священнослужителя, давал письменные ответы.

– Известно, что вы, рассказывая верующим об иконе «Троеручица», высказывали клеветнические измышления на советскую действительность. Признаете это?

– Об иконе «Троеручица» я говорил верующим в проповеди. Рассказывая о жизни Иоанна Дамаскина в Палестине, я говорил, что Иоанн был первым сановником и любимцем калифа – несмотря на то, что Иоанн являлся христианином, а калиф магометанином, истреблявшим беспощадно всех христиан в Дамаске. Иоанн жил в роскошном дворце и одевался в богатую восточную одежду. Оклеветан... в измене калифу, за что калиф приказал отрубить Иоанну правую руку. Далее я говорил, как Иоанн изливал свою скорбь перед иконой Божией Матери и приложил отрубленную руку, которая приросла. В знак благодарности Божией Матери Иоанн отлил серебряную руку и повесил перед иконой, за что эта икона Божией Матери называется «Троеручица».

– В этой своей проповеди вы, сравнивая жизнь Иоанна с советской действительностью, высказывали клеветнические измышления на материальное благосостояние трудящихся в СССР. Так было?

– Я говорил, что мы не можем представить себе той восточной древней роскоши, которой окружали себя... восточные правители, однако никакого сравнения с материальным благосостоянием трудящихся в СССР... я не проводил.

– В сентябре 1948 года вы, рассказывая верующим о мученицах Вере, Надежде и Любови, допускали в своем выступлении клевету в части материальной необеспеченности советского народа. Признаете это?

– О мученицах Вере, Надежде и Любови я рассказывал верующим... После этого рассказа я делал вывод, что мы далеки от веры в Христа и мужества и что вера у нас оскудела. Однако о необеспеченности в материальном отношении советского народа в своем выступлении я не говорил.

– В марте 1949 года вы у себя в квартире среди окружающих говорили о государственных платежах, с враждебных позиций истолковывая политику советской власти по отношению к духовенству, утверждали об отсутствии демократических свобод в Советском Союзе и допускали клеветнические выпады по адресу Патриарха. Так было?

– Весной 1949 года, примерно в марте, священник церкви села Нижние Прыски, вернувшись из Калуги, зашел ко мне на квартиру вместе со старостой этой же церкви, фамилий их не помню. Священник по имени Матвей хотел снова ехать в Калугу и разобраться в части налогообложения. Я спросил... был ли он в Калуге и обращался ли к епископу по поводу налогообложения, а также обращался ли он к благочинному... и уполномоченному по делам Церкви при Калужском облисполкоме. Священник... мне пояснил, что якобы епископ, благочинный, а также и уполномоченный ничего определенного, существенного по этому вопросу ему не сказали. После этого я сказал, что я также обращался по поводу налогообложения к уполномоченному по делам Церкви... он никаких решительных мер не принял по существу моего заявления, также не было принято мер по моему заявлению со стороны благочинного и епископа. Затем я заявил, что к кому же нам обращаться и от кого нам ждать помощи, если наше начальство равнодушно к нашим просьбам. Я священнику Матвею сказал, что уполномоченный по делам Церкви, благочинный, тем более епископ, если бы они пошли в областной финансовый отдел, то могли бы сделать очень многое в нашу пользу. Это высказывание мое поддержал и священник Матвей. Однако присутствовавший при нашем разговоре священник Сергей Шумилин заявил, что «это не дело епископа». На что я ответил: «В чем же тогда заключается управление, руководство епархией, духовенством, разве только что разъезжать и служить в митрах?..» О Патриархе в это время никакого разговора не было. Я также не говорил об отсутствии демократических свобод в Советском Союзе.

– Следствием установлен ряд фактов антисоветской работы, проводимой вами: вы, обращаясь к верующим за денежной помощью, клеветали на мероприятия коммунистической партии и советского правительства. Так ведь было?

– Весной 1949 года я обращался к верующим и говорил, что на нас, священников, наложен налог непосильный, который мы не в состоянии уплатить из тех доходов, которые имеем. Если не сократят эти налоги, то, возможно, придется отказаться от службы. Я-то один, а у отца Сергия все-таки семья. Церковный совет должен помочь нам, так как ему известно, что у нас доходы не такие, как об этом доносят в районный финансовый отдел.

– Вы утверждали, что государство церковь закроет и имущество священников будет распродано?

– Этого я не говорил. Я заявлял, что церковный совет должен разоблачить злостных доносчиков и клеветников, которые ходят в церковь и по злобе доносят на нас в финансовые органы, тогда как в действительности мы не имеем таких доходов, о которых донесено в районный финансовый отдел. Антисоветского содержания в моих высказываниях не было.

– Следствию известно, что вы в одной из своих проповедей о древних философах утверждали, что в настоящее время нет таких талантливых ученых, какие были раньше. Отсутствие талантливых ученых в настоящее время вы объясняли тем обстоятельством, что сейчас ученые не верят в Бога. Это было?

– Я говорил в проповеди о Василии Великом, Иоанне Златоусте и Григории Богослове. Все трое были дети знатных и богатых родителей. Получили в то время классическое высшее образование... Несмотря на свой знатный род, богатство, славу и любовь окружающих, они проводили высоконравственную, целомудренную жизнь, не предавались языческим игрищам и разврату. Они, по их словам, знали только две дороги: одну дорогу в храм, а другую в училище. Закончив образование, они вступили на путь служения Богу, несмотря на то, что им открывалась широкая дорога по светской карьере. Поэтому они явились великими светильниками веры Христовой, имя их будет чтиться во все века до скончания мира. Достаточно того, что Василий называется Великим по своей вере и благочестию, велик он был по уму, по образованию, по стойкости церковной как архипастырь. Слово «Златоуст» усвоено Иоанну как непревзойденному оратору Церкви древних веков и до настоящих дней. В части Григория Богослова я говорил, что он проник своим благодатным великим умом в тайны богословия, богословствуя о Святой Троице. Обращаясь к верующим, я говорил, что возвела этих святых на высоту духовную благочестивая жизнь их семей, высоконравственная и целомудренная. Я призывал родителей, чтобы они служили примером для своих детей, как родители Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория Богослова. Я утверждаю, что с моей стороны не делалось никаких сравнений с советской действительностью, с советскими учеными тех ученых, о которых я говорил в проповедях.

После допросов свидетелей были проведены очные ставки с ними отца Рафаила.

– Рафаил Шейченко, будучи священником в Козельской церкви, читая верующим проповеди, уклонялся от религиозного писания, говорил то, чего нет в религиозном писании, – заявил во время очной ставки свидетель. – Он увлекался проповедями. Примерно в июле 1948 года в моем присутствии Шейченко проповедовал об иконе «Троеручица». Говоря о том, что Иоанн пользовался большим авторитетом у калифа и являлся хорошим, честным человеком, Шейченко заявил, что Иоанн одевался в богатую одежду, чего мы сейчас не можем себе представить и не имеем возможности посмотреть. Иоанн жил в необыкновенных домах, какие сейчас не смогут построить, несмотря на то, что мы кичимся своей стройкой. В сентябре 1948 года Шейченко рассказывал о мученицах Вере, Надежде, Любови и их матери Софии; в конце своей проповеди он заявил: «Несмотря ни на какие мучения, ни сёстры, ни мать от Христа не отказались, сколько их ни уговаривали и чего им ни предлагали в смысле материального обеспечения.

А в настоящее время, какие вы стали христиане? – за любые пустяки откажетесь от Бога. Если вам дадут лепешку белого хлеба и пол-литра масла, то вы откажетесь от Бога. Иная мать скажет своей дочери: «Ну, дочка, теперь время такое, ты молода, тебе надо жить"».

– Вы подтверждаете показания свидетеля? – спросил отца Рафаила следователь.

– В июле 1948 года я действительно говорил проповедь об иконе «Троеручица», однако свидетель об этом факте показывает не совсем точно. В своей проповеди, о содержании которой я показал на предыдущих допросах, мною мысль проводилась та, что Иоанн Дамаскин, несмотря на то, что был окружен восточной роскошью и пользовался любовью калифа, отказался от всего, пошел в монастырь, чем проявил необыкновенную любовь к Богу и мужество. Что касается стройки, то я говорил, что, несмотря на то, что у нас гигантская стройка, такой восточной роскоши мы не представляем. В сентябре 1948 года я говорил проповедь о мученицах Вере, Надежде, Любови и их матери Софии. В конце своей проповеди я заявил, что ни сёстры, ни мать от Христа не отказались, несмотря ни на какие мучения. Я говорил: «Какое было мужество, какая вера, а сейчас у нас вера оскудела, нет такого мужества; мы сейчас от веры откажемся за кусок хлеба и литр масла».

Другая свидетельница на очной ставке сказала:

– В марте 1949 года Шейченко с амвона Козельской церкви выступил перед верующими и заявил, что на церковь и священников наложен непосильный налог... в связи с чем могут закрыть церковь; в отдельных местах церкви уже закрываются. В это время какая-то женщина крикнула: «Терпите, батюшка, на нас тоже накладывают большие налоги». В это же время Шейченко говорил: «Чтобы выплатить налог, может быть, придется продать свое имущество». В мае 1949 года говорил в своей проповеди о том, что нет дождя, потому что погрешили перед Богом, мало молимся, не каемся, поэтому и живем плохо... Шейченко говорил верующим, что когда сыпались бомбы, то все крестились и молились, а как самолеты улетели, так и про Бога забыли.

– Показания свидетеля в этой части вы подтверждаете? – спросил священника следователь.

– В части налогов я говорил верующим, что на нас, священников, наложен непосильный налог, и выплатить мы его не сумеем, а поэтому возможно придется отказаться от службы. Если мы, священники, откажемся от службы, то церковь могут закрыть. В отдельных местах, в частности в Малоярославце, церковь закрыли, так как священник отказался от службы вследствие непосильных налогов. Я призывал церковный совет разоблачить клеветников и доносчиков, так как некоторые лица ходят в церковь, а потом доносят на нас в районный финансовый отдел о таких доходах, которых в действительности у нас нет. Я также говорил, что у священника Сергия семья, поэтому ему будет трудно уплатить такие налоги. Что касается продажи имущества, то я об этом ничего не говорил. Я призывал верующих служить молебен о дожде... Не отрицаю, что я говорил верующим о том, что все бедствия нам даются вследствие того, что мы мало молимся, вера у нас в Бога оскудела, много грешим и не каемся, поэтому плохо живем.

12 сентября было составлено обвинительное заключение. Отца Рафаила обвинили в том, что он, «будучи враждебно настроен к существующему в СССР общественному и государственному строю, с церковного амвона... и в беседах... проводил антисоветскую агитацию. Принимая во внимание, что Шейченко... среди отсталых верующих и монашеского элемента пользуется большим авторитетом, что во время судебного следствия по его делу может вызвать большое и нежелательное скопление верующих у здания суда и возможность провокационных разговоров... с их стороны, поэтому следственное дело... по обвинению Шейченко направить на рассмотрение Особого Совещания при МГБ СССР»[20].

12 ноября 1949 года Особое Совещание приговорило отца Рафаила к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь; 26 ноября ему было выписано направление в Вятлаг. 30 декабря, перед тем как отправляться в очередной крестный путь, отец Рафаил духовным детям написал:

«Слава Богу за все! Дорогие, родные мои!

Земно кланяюсь и целую... Братски-сердечно приветствую вас и всех прочих ближних и дальних, ненавидящих и обидящих мя. Прощаю всех перед Господом в сердце моем. Пишу из Москвы, с места сообщу адрес. Укрепляем благодатию, сравнительно здравствую, а паче благодушен о Нем и покорен о Нем даже до смерти... Благодарю за любовь и заботу всех... Прошу у всех прощения и святых молитв. Поздравляю с праздником Рождества Христова.

Слава Богу за все! Грешный Рафаил. Без этой скорби жизнь моя была бы не полна»[21].

Близкие к отцу Рафаилу прихожане были убеждены, что в его страданиях повинны ставший настоятелем Сергий Шумилин и бывшая староста храма Наталья Александрова, – отец Рафаил, однако, советовал отказаться от поисков виноватых и врагов, а если таковые и были, то благословить их и молиться за них, а никак не недовольствоваться ими и не ругать.

Прибыв в лагерь на станцию Фосфоритная Койского района Кировской области, отец Рафаил стал получать письма от духовных детей и писал им в ответ:

«Читал письма твои и Анночки, хочется сказать вам: дети, вы ведь не Марфы, а Марии, ваши пути совсем иные. И Господь, яко чадолюбивый Отец, ведет вас не по вашему, а по Своему пути, хотя и не посреди роз и веселий, а посреди колючих терний и горестей, но ко вратам Царствия Небесного и вечного блаженства. Будем же, дорогие мои, не только терпеливы и мужественны в скорбях, но паче благодарны спасающему нас Господу, не оставляющему нас на путях широких, но гибельных»[22].

«Детка Тоня! А за то, что ты носишь в сердце своем «змею» неприязненного чувства к отцу Сергию и даже, как ты пишешь, «не простила и, наверное, никогда не прощу!» – за это не похвалю. Это чувство не христианское и гибельное для души.

Сын Божий, искупивый нас, грешных, на Кресте Голгофском Своими страданиями, в Своей предсмертной молитве взывает ко Отцу Своему за распинателей Своих: «Отче, прости им - не ведают, что творят!» [Лк.23:34]. Более того, Он учит: «Любите враги ваши, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих и гонящих вас. Да будете сынове Отца вашего Небесного... ибо Он благ и к неблагодарным и злым» [Ср. Мф.5:44-45]. И мы с тобою, грешные, нуждаясь в прощении грехов, молимся: Отче наш, Иже еси на небесех. и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим. Вот видишь, чтобы получить от Господа прощение, впредь надо самому простить. Итак, дорогое дитя мое, прошу и за меня, и за себя – не сердись ни на кого, а тем более на отца Сергия, как не сержусь ни на кого я и всем простил в самый час скорби моей еще 11 июля, и сейчас, как и до самой смерти, буду о них молиться не яко за врагов и обидчиков своих, а яко о благодетелях спасения моего, – да помилует и спасет их Господь. Поступи и ты так же, и воцарится в душе твоей мир и покой, а в этом все счастье человеческое на земле.

«Ибо в мире место Мое», – говорит Господь [Пс.75:2]... А то, что совершилось со мною, то это все не по хотению человеков, а по воле Божией – ко спасению моему, и этой воле Божией я покорен на все виды страданий и смерти, где и какова она ни будь, со словом на устах и в сердце, с каким умер в изгнании святитель Иоанн Златоуст: «Слава Богу за все!»...»[23]

«Чадо! Прошу, не огорчайся и не сетуй на Наташу, как не огорчаюсь ни на кого я. Кто весть пути и судьбы Господни? Разве Сыну Божию подал чашу Каиафа или Пилат, или Иуда, предавый Его? Нет, Отец Небесный. Мой долг не судить, а простить всех, всех и за всё. А паче всего искренне молиться за враги. И не яко за враги, а яко за благодетели души моей, и сего и им просить от Господа, взирая на висяща на Кресте Сына Божия, взывающа в Своей молитве ко Отцу Своему: «Отче, прости им – не ведят бо, что творят!»

Простить врагу – святое дело,

Но кто в беде помог врагу –

Вот про того сказать я смело

Как про подвижника могу!

Отцу Сергию скажи: «Если судит Господь живу мне быти и возвратиться, то одной милости буду просить у всего народа – быти ми сторожем святого храма Божия и дома Матери Божией - и только»...»[24]

«...Да сохранит и укрепит и вас, скорбных, немощных и сирых [Господь]. Жалею вас больше, чем себя. Я уже таковский: скорби, поношения и прочее – это мой удел. Но они – моя мудрость, радость и спасение. Ими хвалюсь, за них благодарю Бога моего паче, чем за все благодеяния жизни моей. Они – очищение грехов моих, они есть лествица моя на Небо, его же, глубоко верю, Господь не лишит меня неизреченным милосердием Своим. Ему слава за все, за все!

Получил покаянное письмо от Наташи, ответил ей всепрощением, и да простит Господь и всех, сотворших мне злая за благая. Слава Богу за все!

23 декабря ст. ст. видел себя во сне стоящим перед иконой Божией Матери (в храме) и воспевал: «Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим!» И пал долу в прах. О, святые, незабвенные мгновения!»[25]

Самой Наталье он писал: «Мир и спасение от Господа – скорбящей душе твоей, чадо мое Наталия!..

Винить... тебя всецело в предательстве - я этого не мог и не могу допустить в мысли, а по женской немощи болтнуть где-либо и кому-либо - это и ты отрицать не станешь. И ты прекрасно знаешь, что в своих корыстных целях, с тонким слащавым подходом отец Сергий все наматывал себе на ус. Но Бог с ним и со всеми! Я усматриваю в этом только волю Божию и Его святой Промысл, ведущий меня сим путем Голгофским не с митрой на главе и златым крестом на груди, а с тернием на главе, с крестом на плечах...

Искренне в душе простив тебя, отца Сергия и всех-всех, кто явился в этом, так сказать, «орудием» исполнения этой воли Божией, считаю всех не только не врагами, а даже благодетелями спасения моего. Простил еще 11 июля 1949 года. Прощаю и теперь, спасения душ их желая, взирая на Сына Божия, висящего на Кресте Голгофском и в предсмертных Своих тяжких страданиях взывавшего в молитве к Отцу Своему за врагов Своих: «Боже, прости им – не ведят бо, что творят!» [Лк.23:34]...

Умоляю: не скорби паче меры, а особенно Боже упаси тебя унывать, ибо уныние есть смерть души... Обо мне не скорби, а молись. Ничего не жалею... ничего не желаю, кроме: да укрепит мя Господь, даруя христианскую кончину живота моего и добрый ответ душе моей на Страшном Суде Его! А где это совершится и как, где лягут мои кости – весть Господь, и да будет на это Его святая воля. Ему слава за все, за все и во веки!!! Митры, кресты драгие и славу суетную оставлю честолюбцам.

Земно тебе и всем-всем, даже и ненавидящим мя, купно с отцом Сергием, – кланяюсь, прошу прощения грехов моих вольных и невольных. Господь Бог да простит и всех вас, спасения душам вашим даруя...»[26]

Начался новый этап жизни исповедника в узах – страданий в устроенном людьми земном аду, но и укрепления надежды на достижение упования вечного, опытом зная о краткости сих земных страданий, верою - о вечности блаженства небесного. Этот период жизни стал периодом тяжелого физического и духовного труда для больного и измученного годами заключений подвижника. Но как раз именно в этих тяжелых обстояниях, скорбях и искушениях душа становилась, как небесная птица, свободна.

«Мир душе твоей и здравие телу отечески желаю, родная Любовь! – писал отец Рафаил монахине Любови. – Вчера, в воскресенье вечером... получил неожиданную (от тебя) посылочку, все в целости. Глубоко тронут твоей заботой и несказанно сердечно благодарен. Это от твоей бедности воистину драгоценная лепта вдовицы. Бог да примет ее, якоже ону, и да воздаст тебе сторицею. Но впредь прошу – не лишай себя последних крох ради моей худости. Мне не горестно (но сладко, а паче спасительно) претерпеть все: клевету, глад, изгнание, – страшен только грех, а пред ним и самая смерть чепуха... Обо мне, родная, прошу тебя и всех прочих не скорбеть, но паче молиться; без сего моя жизнь была бы не полна. Это последний аккорд хвалы моей Богу. А Ему слава за все, за все!

Тружусь на древоотделочной фабрике ширпотреба – труд посилен, бытовые условия приличны, а здоровье мое тебе известно, а также аппетит и сон. Очень жду весточки, хочется знать, как вы все поживаете. Чад ношу в сердце моем пред Господом. Что нового у вас, какие перемены в храме, идет ли ремонт? Сердцем я с вами и у вас. Сердечно благодарю всех послуживших мне трудами, заботами, любовью. Добродетель вечна, бессмертна, она пред Богом ходатаица спасения, помилования... Грешный Рафаил»[27].

«Мир ти и спасение от Господа, чадо мое духовное Любовь!

Милое твое письмецо получил, благодарю и отечески рад, что Господь тебя хранит... Отвечаю на твой вопрос... Важно, родная, не то, во что наше бренное тело окутают, кладя его в гроб, в могилу, а то, в какие христианские, а паче иноческие, добродетели облечена будет наша душа для явления пред Лице Судии и Бога, – писал он в ответ на слова монахини о желании облечься в схиму. – Эту святую истину, я думаю, ты и сама знаешь. Я только отечески напоминаю ее тебе. А ты мысленно обозри подвиги не только древних святых отец (из коих некии сияли, аки солнце, в житии своем и подвигах иноческих), но даже нам известных, наших почти современников. О, как мы далеки и ничтожны в сравнении с ними! От них же первый есмь аз!.. [1 Тим.1:15]. Чадо!.. Не благоприличнее ли и спасительнее будет нам с тобою умалиться - смириться, смывая покаянной слезой греховные пятна на тех святых одеждах, которых мы удостоены по неизреченной милости Божией. А сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит!.. [Пс.50:19].

Ты спрашиваешь, како здравствую, како духовно чувствую... Чадо! Тот, кто во дни своей весны оставил земная и чаях Бога, спасающего его от малодушия и бури (бури страстей, вздымаемых скорогибнущими прелестями мира сего), – и, сего бегая, водворихся в пустыни... тот, кто во оной святой пустыни, как никогда и нигде не искал себе чинов и славы суетной, а токмо тишины, мира и спасения, – тот, если милостью Божией нечто и получает и паки тою же волею Божией теряет, жалеть, а тем паче скорбеть, – не может.

Неужели аз, безумный, окаянный, ничтожнейший прах, дерзну просить от Господа к себе большего внимания, чем заслуживал того вселенский вития, украшение Церкви Христовой, ее слава – святой Иоанн Златоустый, окончивший дни свои в изгнании? Да не будет!.. Но свое пребывание под спудом, свое уничижение и скорби не променяю ни на какие суетные радости, а свою умиленную, покаянную и радостную слезу – ни на какие чины, славу и сокровища мира сего. Но пою, славлю и благодарю за все Бога моего, взывая купно со святым мучеником Евстратием: «телесныя бо страдания, Спасе, веселие суть рабам Твоим!..»[f] Грешный Рафаил»[28].

10 ноября 1951 года отец Рафаил писал духовной дочери: «В ночь под 10‑е нового стиля во сне сладко-пресладко воспевал: «Величай, величай, душе моя, Честнейшую и Славнейшую горних воинств Деву Пречистую Богородицу!» И слышу глас некоего духовного мужа: «Аще хощеши спастися – возлюби страдания!»

Чадо Любовь, слышишь! – Не только терпи, но возлюби страдания.

Господи, ниспосли всесильную благодатную помощь Твою нам, немощным, возлюбити Тя такою жертвенною любовию, с какою святые мученики шли, радуяся, на все виды мучений и смерть для получения вечной жизни во Царствии Твоем... Живу верою и упованием, яко да не до конца отринул мя Господь, но дарует мне радость увидеть всех вас, вознести свое убогое благодарение за вся, яже сотвори мне Господь купно с вами в дому Царицы Небесной...

Прошлую ночь видел себя во сне в некоем величественном алтаре, в котором стояли игумен Пантелеимон[g] и старец Макарий (Чиликин). Нужно было священнослужителю возглашать «Слава Тебе, показавшему нам свет!» У Святого Престола никого не оказалось и повелением кого-то аз, грешный, увидел себя предстояша и воздевша свои недостойные руцы, сладце возгласивше: «Слава Творцу, озарившему нас Светом!"»[29].

После смерти в марте 1953 года гонителя христиан тирана Сталина верующие направили властям ходатайство об освобождении отца Рафаила, очень надеясь, что за абсолютной своей невиновностью он будет освобожден.

16 ноября 1953 года бывшая староста Наталья Александрова направила заявление в Верховный Совет. «Прошу Верховный Совет, – писала она, – ответить на заявление православных верующих города Козельска Калужской области... Просим вашего ходатайства освободить нашего священника Шейченко Родиона Ивановича по старости, ему шестьдесят три года, инвалид. Со стороны областного уполномоченного... нанесена на него ложь и клевета, я подтверждаю своей подписью, а если потребуется, я все могу объяснить»[30].

В ответ на благие чаяния многих близких ему духовных детей отец Рафаил 12 августа 1954 года писал: «Чадо мое Любовь, многоболезненное и многоскорбное. Мир душе твоей и спасение от Господа!

Много я виноват пред тобою своим молчанием долгим, виноват и многим другим. Прошу прощения! Но виною всему не моя леность. В последнее время многи недуги одержали мя, а к сему и неопределенность моего положения. Что же я могу писать тебе и другим? Описывать свои телесные немощи? У тебя, как и у других, своих хватает. Писать о своих скорбях? – и этого у всех вас хоть отбавляй. А порадовать вас – нечем. К тому же я знаю, что вы часто поглядываете в окна – ждете моего прихода. А я наперед скажу, что такой хлам, как я, не порадует вас. Чадо дорогое, чадо скорбное, мать Любовь! Вооружимся крепкой верой, что тако угодно Господу, и всецело покоримся смиренно под крепкую руку Его. Только в этом обретем мир душе своей, в чаянии милости от Господа, вся устрояющего во благо и спасение душ наших.

Да не умолкнут уста наша до предсмертного вздоха взывать: Слава Богу за все!»[31]

«Детка Любовь! Мир ти!

Благодарю тебя за праздничное приветствие. Верю и знаю, что с большим трудом дается тебе это писание при твоей немощи. Спаси и укрепи тебя Господи!..

Особенно благодарю тебя за святые молитвы к Царице Небесной, в чем я паче всего имею нужду. Присылать чего-либо ты не вздумай, ты сама-то сиромаха-бедолага. Подкрепляй себя, да менее горься о мне, я теперь уж никудышен. Мне-то и осталось одно место на земле – сидеть под елкой за деда-мороза или лежать под ней прахом-костьми.

Радуюсь за тебя и за всех, кого Господь хранит. Благодарите Его, что имеете место душевного успокоения, место молитвы, а главное, место покаяния, очищения грехов своих и место спасения – это святой храм Божий. Стремитесь, ратуйте, да и вы все сподобитесь, по слову святого апостола Павла, быть храмами Бога Всевышнего м ибо Дух Святой живет в вас... [1 Кор.3:16]»[32].

«Мир ти и спасение от Господа, честная мати и чадо мое Любовь!..

Тебя тяготит порой одиночество. Знай, родная, что в моих условиях самое тяжкое – это «принудительное сожительство», как отзывался Достоевский о своем пребывании в «таких же местах».

Мы здесь, 40-60 человек, как в улье пчелы; добавь к сему игры, ругань, споры, зависть, озлобленность и многое другое – до потери человечности. Поверь, что жизнь в лесу, в пещере была бы для меня отблеск Рая на земле. Но надо терпеть, смиряться и паче благодарить Господа, спасающа мя грешнаго...»[33]

«Мир и спасение от Господа, чадо мое Любовь!.. – писал отец Рафаил монахине Любови 20 мая 1955 года. – Давно не писал тебе, потому что переезжал опять на новое место. Такова моя жизнь: не имати зде пребывающего града, да взыщу грядущего, по слову святого Апостола [Евр.13:14]. Из Кирова выехал (по случаю ликвидации колонии) в Великую Среду. Праздник Светлого Христова Воскресения встречал за замком и решеткой центральной пересылки в жуткой обстановке и в еще более жуткой человеческой среде, одних – не познавших благодатной радости светоносных пасхальных дней, других – утративших это святое животворное чувство, а порой как тех, так и других, теряющих образ не только Божий, но и человеческий.

Но непреложна истина, что с Господом в душе и сердце и во аде – Рай. Ибо Воскресый из мертвых Сын Божий, осветивый блистанием Своего Божества мрачные юдоли ада преисподняго, праотцем и всем праведным душам избавление даровавый, милостию Своею ниспослал и мне, грешному, в скорби сущу, Свое благодатное пасхально-светоносное утешение, перед которым все сокровища земли и утехи мира сего – меньше чем ничто! О, коль многая множества благости Твоея, Господи, юже скрыл еси боящимся Тебе!.. [Пс.30:20]. В 12 часов ночи, прославив купно со всеми вами Воскресшего Господа, я из сей дали радостно приветствовал всех вас, яко во оно время стоящих во святом храме, всеторжественным пасхальным восклицанием: «Христос воскресе!» И чуяли сердце и душа моя отклик душ ваших: «Воистину воскресе!»

На место новое приехал 20 апреля нового стиля. Устал неимоверно – не только в тягость узел и палка, с которой не расстаюсь, но даже и бренное, грешное тело. Кто даст ми криле, яко голубине, да полещу и почию [Пс.54:7] в Господе и только для Господа!..

На днях видел себя во сне в подобающем иноческом виде повержена долу пред могилочками честных оптинских старцев-отцов, сокрушенно молился, умиленно лобызал надгробия их.

Проснулся, зело радуяся, – Господи, пробави милость Твою на мне, грешнем! Не отреши мя, отрока Своего последня, от оной святой дружины! И их молитвенным заступлением спасение ми даруй!..»[34]

Все хлопоты верующих об освобождении отца Рафаила остались бесплодными. 30 августа 1954 года Центральная Комиссия по пересмотру дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, содержащихся в лагерях, колониях и тюрьмах МВД СССР и находящихся в ссылке на поселении, оставила приговор в силе, отказав просителям, так как, несмотря на репрессии, священник не отказался от своих религиозных убеждений и в случае досрочного освобождения намеревался заняться активной церковной деятельностью.

Отец Рафаил был освобожден только в 1955 году, после того, как началось массовое освобождение из лагерей по неправосудным приговорам. 5 октября 1955 года епископ Калужский Онисифор (Пономарев) назначил иеромонаха Рафаила вторым священником в Благовещенскую церковь в Козельске, где настоятелем оставался Сергий Шумилин. Труднее испытание сложно было сыскать: от предателя – под начало предателя, от иуды – снова за один стол с иудой; только подлинное евангельское незлобие, благочестие и верность Христу могли сохранить в мире душу, оградив ее Божественною благодатью.

Вернулся из заключения отец Рафаил физически еще более слабым и больным, но еще более горящим духом, нежели раньше; перенесенные им в лагере страдания приблизили его ко Господу, сделав его сосудом Духа Святого, так что главное, что чувствовал человек, сколько-нибудь способный к восприятию духовного, когда соприкасался с ним, – это была великая христианская любовь подвижника ко всем, незаметная для внешних в своем христианском смирении, но проникающая и исцеляющая страждущую душу всякого стремящегося ко спасению. Сидя рядом со старцем – молчит ли он или говорит, человек чувствовал, что ему уже некуда торопиться, он близок к пристани и покою, к вечности в Царстве Божием, когда на ум само собой приходит Петрово возглашение: «Хорошо нам здесь быть...» Душа отца Рафаила была наполнена благодатию этого Царства и вкушала начатки непреходящей радости, ибо, пройдя долгий путь страданий и исповедничества, он распял телесное и получил духовное.

Страдания научили его глубокому состраданию людям. Он любил и почитал нищих, сам исполнял заповедь Апостола [Гал.2:10] и завещал это своим духовным детям. Каждое воскресенье он приглашал нищих к себе на чай. Однажды он велел напоить некую нищую чаем в день ее Ангела. А нищая была слепой и не могла даже дойти самостоятельно, тем доставляя другим хлопоты, и тогда одна из духовных дочерей отца Рафаила с упреком сказала: «Да ну, батюшка, очень уж это нужный товар!» И отец Рафаил на это убежденно сказал: «Это самый нужный товар!»

Иеромонах Рафаил старался служить в Благовещенском храме как можно чаще и никому не отказывал в исполнении треб, хотя это было порой для него физически крайне утомительно, особенно когда приходилось в дни ненастья ходить на кладбище и служить по заказу родственников почивших панихиды; он безотказно принимал страждущих, духовно изголодавшихся в обезбоженном мире людей, которые в конце концов стали съезжаться к нему со всей страны.

Елизавета Булгакова, духовная дочь протоиерея Сергия Мечева[h], в 1956 году решила посетить Оптину пустынь, в которой она была, когда ей было всего девять лет, и помолиться на могилках старцев, ища утешения в постигших ее в последние годы скорбях. Подходя к Оптиной, она горячо молилась, но когда вошла в ограду разрушенного монастыря, ее охватило чувство печали и даже уныния, и она вдруг совсем перестала осознавать, что перед ней напоенная молитвами старцев Оптина пустынь, в земле которой почивают мощи святых угодников Божиих. Но все же она прочла панихиду и, уже приняв решение отправиться домой в Москву, пошла по дороге, ведущей в Козельск, когда увидела идущих ей навстречу трех монахинь; поравнявшись с ними, она их спросила:

– Вы матушки? В Оптину идете? Можно я пойду с вами?

– Что же, пойдемте – где двое или трое собраны, там и Христос посреди, – ответила одна из них.

Елизавета снова, уже вместе с монахинями вошла в пределы разрушенного монастыря и помолилась на могилках старцев. Возвращаясь в Козельск, монахини выяснили, что их спутнице некуда деться, знакомых у нее в городе нет, и они предложили ей зайти к отцу Рафаилу и взять благословение. Елизавета ничего тогда не знала о нем и не верила, что в ком-то мог сохраниться дух Оптиной, но она надеялась получить облегчение в своих тяжких недугах от почивших старцев, – и почившие в Боге старцы послали ее к своему живому преемнику; она это поняла далеко не сразу: поглощенный своими заботами и тревогами человек зачастую не сразу улавливает связь между миром горним и дольним. Узнав, что Елизавета была духовной дочерью священника Сергия Мечева и архимандрита Бориса (Холчева), с которым отец Рафаил познакомился в Оптиной и встречался в концлагере, он сказал: «Чувствуйте себя, как у отца».

Елизавета исповедалась, и отец Рафаил, прочитав разрешительную молитву, сказал: «К тому, что ты пришла ко мне, нельзя относиться как к простому случаю. Это особый Промысл Божий. Божия Матерь и старцы оптинские привели тебя ко мне... »

Впоследствии она вспоминала: «Я сказала только свои грехи, и вот я получила именно то, что душе было нужно. Этот человек, не зная меня, дал мне именно то, в чем была нужда. Была живая рана – и вот ее нет, она ушла в прошлое. То, как я к нему попала, было совершено помимо меня. У меня не было ни одной мысли об этом даже в самой глубине... до самой последней минуты. И когда это получилось, мне стало страшно. Я почувствовала ясно, что это мне ответ оптинских старцев...

Я не умею передать, как хорошо было около отца Рафаила. Такой любви и простоты я не встречала во всю мою жизнь. Я чувствовала, словно после всей жизни, тяжелых скитаний я попала домой не к отцу, нет – к бабушке ласковой, всю жизнь любившей и ждавшей меня.

Это не опишешь, это можно только ощутить, а слов нет для этого. Я не рвалась к нему, мне и на расстоянии от него было хорошо, так согрета была моя душа, – мне достаточно было того, что он существует.

Конечно, о том, что он так скоро уйдет, у меня не было ни малейшей мысли. Я думала, что все впереди, что это только начало новой жизни»[35].

Весна 1957 года выдалась холодная и затяжная. Хотя отец Рафаил чувствовал себя физически нездоровым, он нудил себя часто служить и принимал всех приходящих. В Троицкую родительскую субботу, 8 июня, он дотемна пробыл на кладбище: люди просили его отслужить еще и еще одну панихиду, всем хотелось, чтобы именно этот смиренный подвижник помолился за их умерших сродников. И он, призванный к высокому церковному служению, по любви к людям никому не отказывал; он уже привык к самоограничению, к крайнему самоотречению – одним словом, к подвигу, который совершался уже почти незаметно для него самого. И беда, когда у такого самоотверженного пастыря не найдется человека, который бы вовремя заметил, что всеми любимый батюшка давно превысил меру сил человеческих и тяжело заболел. Вечером, когда отец Рафаил вернулся домой, стало ясно, что он болен воспалением легких.

Елизавета Булгакова в очередной раз приехала к нему, когда он уже болел третий день. В девятом часу вечера она добралась до его домика. Войдя, Елизавета увидела, что отец Рафаил лежит на кровати, обложенный по настоянию бывшего монастырского фельдшера компрессами. Отец Рафаил, обрадовавшись Елизавете, сказал: «Я тебе письмо написал – возьми его».

На столе перед ним лежали две открытки, на одной из них было написано: «Лиза, я тяжело болен, приезжай за мной ухаживать». Отец Рафаил вновь повторил:

– Возьми ее.

– Батюшка, да я уже приехала, - возразила она. На это отец Рафаил в третий раз повторил:

– Возьми ее.

Елизавета снова начала возражать:

– Ведь я уже тут, зачем же брать, когда я уже приехала, – и не взяла открытку.

В это время пришла женщина проводить ее в дом, где ей и ее больной спутнице предстояло жить. Прощаясь, отец Рафаил сказал:

– Устрой свою больную и поскорей вернись ко мне. Елизавета задержалась, и когда подошла к дверям кельи старца, то услышала слова молитвы «неужели мне одр сей гроб будет...», но не осознала их глубокого и буквального смысла, а лишь подумала, что это заканчивают читать вечернее правило, постеснялась войти и ушла. Утром, вместо того чтобы поторопиться к отцу Рафаилу и выполнить его просьбу – прийти к нему тотчас – ею вчера так и не исполненную, она пошла на могилы оптинских старцев и только потом к больному. В то мгновение, когда она входила в дом, с отцом Рафаилом произошел инсульт – у него парализовало правую сторону тела и отнялась речь. Весть об этом разнеслась мгновенно – и все близкие бросились с ним прощаться. Елизавета предложила позвать врача, но ей на это ответили решительным отказом, так как многие были убеждены, что советский врач не только не будет лечить священника, но обязательно ему навредит.

Состояние здоровья отца Рафаила быстро ухудшалось. Пришедший настоятель Сергий Шумилин причастил и пособоровал его. Елизавета ничем не смогла доказать, что старец сам вызвал ее за ним ухаживать, она бросилась искать открытку к ней отца Рафаила – но ее уже не было. Понимая, что она ищет и как переживает, что не может найти, отец Рафаил жестом подозвал ее к себе. Она встала на колени перед кроватью, он левой рукой притянул ее голову, крепко прижал к груди и поцеловал. Приуготовленный страданиями воспринимать все как Промысл Божий и не настаивать ради себя на своем, он прощал всех, никого не осуждал, всех любя истинно христианской любовью.

Вскоре Елизавете вообще запретили посещать отца Рафаила, распространив слух, что она приехала будто бы похитить какие-то ценные вещи. Елизавета отправилась к иеромонаху Мелетию[i], чтобы тот благословил позвать к отцу Рафаилу хорошего врача, но тот ответил, что ничего нельзя сделать без благословения настоятеля Сергия Шумилина. Она обратилась к отцу Сергию, но тот тянул и откладывал столько, что всякая врачебная помощь стала уже запоздалой.

После того как отец Рафаил потерял дар речи, состояние его здоровья стало стремительно ухудшаться, и 19 июня 1957 года он скончался.

Оказавшись слишком внезапной, кончина старца потрясла многих. Когда отца Рафаила хоронили, то гроб с его телом почти в течение целого дня двигался от дома до кладбища, столько людей хотело проститься со старцем; люди, совершенно, казалось бы, незнакомые, останавливались на улице, пораженные необычным настроем людей, идущих в процессии, и, когда узнавали, что это несут отца Рафаила, присоединялись к ним, так как для многих он был благотворителем, помощником и молитвенником, тихим, смиренным и нежным, как мать, заступником пред Богом и в то же время порывистым, категоричным и строгим в вопросах, в религиозном и нравственном отношении принципиальных, великий своим исповедническим подвигом и верностью Матери Церкви и ее главе Христу.

Иеромонах Рафаил был погребен на старом кладбище в городе Козельске. Но подвиг исповедника и пастыря не укрылся от Церкви – его имя включено в Собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. 22 июня 2005 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия II были обретены мощи преподобноисповедника Рафаила, которые ныне находятся в Преображенском храме Оптиной пустыни.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 34-72

Примечания

[a] Ныне село Великомихайловка Новооскольского района Белгородской области.

[b] Ныне город Красновишерск Пермской области.

[c] Мученица Татиана (Гримблит); память 10/23 сентября.

[d] Заключенный того же лагеря.

[e] О нем см. подробно: Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века, составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Апрель. Тверь, 2006. С. 332.

[f] Предсмертная молитва святого мученика Евстратия, читаемая на полунощнице субботней.

[g] Преподобномученик Пантелеимон (в миру Павел Тимофеевич Аржаных); память 16/29 ноября.

[h] Священномученик Сергий (Мечев); память 24 декабря/6 января.

[i] Бармину

[1] АОП. Фонд новомучеников и исповедников.

[2] В течение месяца власти производили расследование обстоятельств возмущения крестьян. «...в 10-11 часов дня, – писалось в документах расследования, – милиционер Чиненков, производя обход базара и проверяя разрешение у крестьян, торгующих мясом, на право убоя скота, остановился возле повозки гражданина деревни Богородицкой Перемышльского района Калужского округа Свирина Н. и потребовал у него предъявить разрешение сельсовета об убое коровы на мясо... Когда же Свирин сказал, что убой коровы ему разрешил председатель сельсовета, который находится здесь же, на базаре, и милиционер может получить от него лично справку... милиционер Чиненков справился у гражданина, которого Свирин назвал председателем сельсовета... и когда этот гражданин подтвердил слова Свирина, милиционер потребовал от него документы, удостоверяющие, что он председатель сельсовета, но последний их не имел; после этого милиционер предложил Свирину следовать за ним в управление милиции для составления протокола, Свирин категорически отказался; тогда завязался между ними спор, и, так как Свирин ни в коем случае не соглашался идти в управление милиции... милиционер взял его за руку и попытался, применяя физическое воздействие, все же отвести его в милицию. Тогда Свирин стал оказывать сопротивление... милиционер дал свисток, Свирин поднял крик. На помощь милиционеру Чиненкову подошла милиционер Кочергина, и когда они снова попытались повести Свирина в милицию, грубо действуя по отношению к нему, то здесь же быстро собралась большая масса присутствующих на базаре крестьян, окружив милиционеров и Свирина... Милиционеры... не учитывая складывающейся обстановки... пытались отвести Свирина в управление милиции...

Собравшаяся масса крестьян, выражая совершенно законное недовольство грубыми действиями милиционеров, стала требовать наказания их.

Начальник раймилиции, который узнал о происходящих событиях... прибыл к месту. Учтя складывающуюся обстановку, он здесь же отозвал милиционеров и приказал освободить Свирина... Недовольство крестьян усиливалось, и достаточно было появиться на базаре агенту УРО Архипову в штатской одежде, который шел со станции и ничего не подозревал о событиях, как недовольство стало переходить в открытые действия, крестьяне сразу же окружили Архипова и... стали кричать: «Пришел шпионить, бей его». Архипов растерялся, произвел вверх два выстрела, это еще больше возбудило недовольство крестьян и дало пищу классово-враждебному элементу. Архипов бросился бежать к зданию милиции...

Значительная же часть парторганизации работников райкома, РИКа, органов милиции, вместо того чтобы принять меры к тому, чтобы рассеять толпу, поведя разъяснительную работу, растерялись, ударились в панику, пойдя по линии главным образом административных мер, и тем самым осложнили обстановку. Работники милиции вызвали дежурный взвод красноармейцев, замсекретаря райкома ВКП(б) позвонил в штаб полка... прося принять меры и оказать помощь, комендант города по телефону передал в окр<ужной> адм<инистративный> отдел панические сведения...

В результате растерянности организации возле милиции собралось 700-1000 крестьян и стали требовать расправы с милицией, делая возгласы: «на беззаконие ответим беззаконием»; но через несколько времени в милицию прибыл председатель РИКа с тем, чтобы убедить крестьян в том, что со стороны РИКа будут приняты меры к виновным, и просил разойтись. Первоначально толпа не давала говорить ему, затем утихла. В это время к зданию милиции прибыло отделение красноармейцев около одиннадцати человек, построившись шеренгой около здания милиции, что снова вызвало усиленное возбуждение – недовольство крестьян... Раздались выкрики: «Так вот вы как нас хотите успокаивать вооруженной силой, как и раньше при царе», а некоторые из крестьян обратились к красноармейцам с такими словами: «Товарищи красноармейцы, неужели вы будете своих отцов стрелять?» После этого красноармейцы были удалены, председатель РИКа снова призвал к порядку собравшихся крестьян, сделал разъяснение, и при помощи... партийцев и комсомольцев крестьяне были успокоены и разошлись от здания адм<инистративного> отдела...

Основной причиной событий на базаре являются массовые перегибы партлинии по отношению к середняку, допущенные парторганизацией и соворганами в момент проведения хлебозаготовок, самообложения, займа, коллективизации сельского хозяйства и лесозаготовок, выражающиеся в незаконных арестах бедняков и середняков, в массовом привлечении их к уголовной и административной ответственности, вплоть до полных селений, медлительность, а в ряде случаев упорствования с исправлением допущенных ошибок и ликвидации последствий их...

Большое количество лишенцев (больше тысячи человек), монахов, торговцев, малочисленность пролетарской прослойки и в целом мещанско-обывательская среда Козельска... создают такие условия, которые мог с успехом использовать классовый враг, и поскольку Козельск является торговым центром, то еженедельно в город собираются большие массы крестьян... Наряду с торговлей усиленно проводят агитационную работу против политики партии и соввласти. И всякие недовольства, проявляемые со стороны бедноты и середняков, классовый враг использует... Недовольство крестьян, вызванное грубыми и нетактичными действиями милиционеров, было использовано классовым врагом; о том, что эта демонстрация подготовлялась кулаками и торговцами заранее – сказать нельзя, данных для такого утверждения не имеется, и даже наоборот: судя по ходу развивающихся событий, классовый враг, проводя усиленно агитацию против политики партии и соввласти, данный конкретный случай использовал только в результате его появления...» (АОП. Фонд новомучеников и исповедников.)

В результате этих расследований стало ясно, что монахи, живущие в Козельске, не причастны к беспорядкам. Все случилось, как это часто бывает, в результате действий самих властей. Но власти, воспользовались случившимся и обвинили в подготовке и организации возмущения ту часть народа, которую они считали наиболее развитой, сознательной и могущей выработать и передать другим свое суждение об окружающей действительности – монахов, торговцев и независимых зажиточных крестьян. Спустя два с половиной месяца после расследования ОГПУ приступило к арестам потенциальных врагов.

[3] УФСБ России по Калужской обл. Д. П-13910, л. 440.

[4] Там же. Л. 468.

[5] Там же. Л. 525.

[6] «...Мне не радость сулит эта жизнь на земле –

Я решил ведь идти за Тобою,

И в награду за то, что служил я Тебе,

Мир покроет меня клеветою.

Но во имя Твое все готов я терпеть –

Хоть сплошное ненастье найду.

За Тебя, мой Господь, я готов умереть,

За Тебя на страданье пойду.

Мир не понял меня и над скорбью святой,

Что в своей затаил я груди,

Посмеется шутя и, смеясь над Тобой,

Приготовит мне крест впереди.

Но готов я служить всей душою Тебе –

Пусть враги мне друзья все мои;

Утиши мою скорбь, мир усталой душе

Ниспосли в наши тяжкие дни.

Пусть осудят меня и не будет друзей,

Я с Тобою останусь всегда, –

Только будь неразлучен с душою моей,

Помоги выпить чашу до дна.

Я отраду нашел у Креста Твоего,

Я уж в мире от мира ушел,

Мой душевный покой, все отдал за него,

Но зато ведь Тебя я нашел.

Не слезами, а кровью все раны Твои,

Мой Спаситель, готов я омыть:

Я молю – пусть настанут же дни,

Чтоб и жизнь за Тебя положить».

(ИЦ МВД Московской обл. Д. СО-32909, л. 4-5. (Ср. Мученица Татиана (Гримблит). Стихотворения. М., 2006. С. 85-86.)

[7] УФСБ России по Калужской обл. Д. П-13910, л. 2.

[8] Там же. Л. 53.

[9] АОП. Фонд новомучеников и исповедников.

[10] Там же.

[11] Там же.

[12] Архиепископ Василий (Василий Михайлович Ратмиров) родился в 1887 году в ст.Нововеличковской Екатеринодарской губ. В 1908 году окончил Ставропольскую Духовную семинарию и в 1909 году рукоположен во священника. Служил священником в г.Ейске в 1918-1920 годах, в то время, когда эта территория была занята белыми. После прихода сюда большевиков стал тесно сотрудничать с органами ГПУ. В 1921 году хиротонисан, по его словам, не подтвержденным пока никакими документами, во епископа Ейского, викария Ставропольской епархии. В 1922 году женился и перешел к обновленцам и был назначен ими «архиепископом» Армавирским и Майкопским, а в 1935 году – «митрополитом» Курским, и на этом посту немало принес зла православным. Он, впрочем, не скрывал своего безбожества, ходил по Курску «бритым, в гражданском костюме, с папиросой в зубах... с женой под ручку, не только по городу, но и в церковь» (ГАРФ. Ф. Р-6991, оп. 7, д. 22, л. 9).

В 1938 году Ратмиров был назначен управляющим делами и завхозом обновленческого Синода; жил он в одном доме с первоиерархом обновленцев «митрополитом» Виталием Введенским. В начале июля 1938 года НКВД стал арестовывать и верных властям обновленцев, которые на допросах оговорили Ратмирова, и 22 июля он был неожиданно для себя арестован и 31 июля вызван на допрос. Он объяснился со следователями, и на следующий день дело было прекращено; 2 августа начальник 4-го отдела 1-го управления НКВД направил начальнику 4-го отдела УНКВД по МО служебную записку: «Просим освободить из-под стражи Ратмирова Василия Михайловича. Ратмиров наш агент» (ГАРФ. Ф. 10035, д. П-4962, л. 24).

В 1939 году Ратмиров снял сан и поступил в советское учреждение бухгалтером. С началом Великой Отечественной войны НКВД вновь привлек его к работе, и 17 июля 1941 года, по согласованию с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским), он был назначен епископом Житомирским. (Павел Судоплатов. Спецоперации Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. М., 2003. С. 251).

Житомир к этому времени был захвачен немцами, и 27 августа 1941 года епископ Василий получил назначение в Калинин, где занимался во время оккупации города немецкими войсками внедрением в церковную среду под видом священнослужителей сотрудников НКВД. В 1942 году митрополит Сергий возвел его в сан архиепископа, а в 1943-м - назначил архиепископом Калининским и Смоленским. Архиепископ Василий занимался приемом в клир людей, бывших в оккупации, выдавая некоторым из них за определенную мзду, без рукоположения, справки, что они направляются в те или иные приходы священниками. 30 декабря 1946 года он был уволен на покой по болезни. (ГАРФ. Ф. Р-6991, оп. 7, д. 22, л. 16.) «По приказу Сталина... после войны был награжден золотыми часами и медалью... руководившие его работой и находившиеся вместе с ним в немецком тылу под видом священнослужителей... офицеры... получили боевые ордена». (Павел Судоплатов. Спецоперации Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. М., 2003. С. 252-253.)

[13] ГАКО. Ф. Р-3501, оп. 1, д. 319, л. 13.

[14] Калужское епархиальное управление. Личное дело протоиерея Сергия Георгиевича Шумилина.

[15] ГАРФ. Ф. Р-6991, оп. 1, д. 327, л. 22.

[16] Там же. Д. 486, л. 24-25.

[17] Там же. Л. 43.

[18] ГАКО. Ф. Р-3501, оп. 1, д. 317, л. 19.

[19] ГАРФ. Ф. Р-6991, оп. 1, д. 486, л. 18.

[20] УФСБ России по Калужской обл. Д. П-13573, л. 92.

[21] АОП. Фонд новомучеников и исповедников.

[22] Там же.

[23] Там же.

[24] Там же.

[25] Там же.

[26] Там же.

[27] Путь на небо – через Голгофу. Оптинский старец Рафаил (Шейченко). Воспоминания. Письма. М., 2005. С. 50.

[28] Там же. С. 54-56.

[29] АОП. Фонд новомучеников и исповедников.

[30] ГАКО. Ф. Р-3501, оп. 1, д. 317, л. 24.

[31] АОП. Фонд новомучеников и исповедников.

[32] Там же.

[33] Путь на небо – через Голгофу. Оптинский старец Рафаил (Шейченко). Воспоминания. Письма. М., 2005. С. 53.

[34] Там же. С. 59-63.

[35] Альманах «Надежда». 1989. № 15. С. 197-198, 202.

Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-rafail-shejchenko

Прпп. Иоа́нна (1957) и Гео́ргия (1962), исповедников (Груз.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

21 сентября

ЖИТИЯ

Жизнь преподобных Иоанна и Георгия связана с монастырем Бетания в Грузии, существующем со времен царицы Тамары и носящем имя Вифании – местности близ Иерусалима. Преподобный Иоанн (Майсурадзе) родился в Южной Осетии, и поселился в древнем монастыре Бетания еще подростком. Затем несколько лет жил на Святой Горе Афон, откуда вернулся в Грузию уже в сане иеромонаха. В 20-е годы преподобный Иоанн стал настоятелем Батанийской обители. В 1921 году в обители оставалось всего лишь двое иноков. Однажды в монастырь пришли два вооруженных чекиста и объявили монахам, что их немедленно вызывают в Тбилиси. По дороге чекисты расстреляли монахов, отец Иоанн чудом остался жив – пуля прошла сквозь грудь, и его выходили монахини соседнего монастыря. Отец Иоанн вернулся в Бетанию и уже больше никогда не покидал обители.

В 1924 году в монастырь пришел монах Георгий (Мхеидзе). Он был выходцем из обедневшего княжеского рода. В юные годы, почувствовав призвание к монашеству, он оставил учебу в военном училище в Петербурге и некоторое время вел отшельнический образ жизни. Преподобный Георгий прославился даром милосердия и нестяжательности, если он встречал нищего, то снимал с себя одежду и отдавал ему. А если это была его последняя одежда, то он одевался в мешковину. До своего прихода в Бетанию, отец Георгий жил в Хирском монастыре, который был закрыт в 1924 году. Два брата Георгия были коммунистами, один из них – Петр – был заместителем Берии. Желая отвратить юного монаха от целомудренной жизни, однажды братья заперли Георгия в комнате вместе с распутной женщиной. Однако Георгий все время простоял в углу комнаты лицом к стене, читая молитвы. Оба брата преподобного Георгия погибли в 1938 году: младший брат Иван застрелился, а Петра расстреляли вместе с женой.

Во время коммунистических гонений благодаря преподобным Иоанну и Георгию Бетания долгие годы оставалась монашеской обителью – оба они прожили в стенах монастыря до самой кончины. Официально они числились «сторожами памятника архитектуры», а монастырь считался недействующим, однако в храме висели иконы, горели лампады, совершались богослужения, крестные ходы, здесь крестили и венчали. Преподобный Иоанн преставился в 1957 году, а преподобный Георгий в 1962 году, приняв за пять лет до кончины великую схиму с именем Иоанн. Оба старца похоронены в Бетании.

Источник: http://www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/saint/4615/780/group

Прп. Анны (Столяровой) исп., схимонахини (1958)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

23 июня – Собор Рязанских святых

ЖИТИЕ

XX век - тяжелый для Православной Церкви - вписал тысячи новых имен в Собор Российских святых. Это новомученики и исповедники, которые в страшные годы гонений на веру не побоялись открыто исповедать Христа, фактически повторив подвиг святых мучеников первых веков Христианства. 23 декабря празднуется память почти двадцати рязанских подвижников, пострадавших за веру в разные годы XX столетия. Среди них - схимонахиня Анна (в миру Столярова Анисия Гуреевна, род. 12.01.1895), исповедница, подвизавшаяся в селе Срезнево Шиловского района.

Духовная дочь священномученика Филарета Срезневского, она долгие годы была хранительницей чудотворной иконы Божией Матери «Споручница Грешных», которая до сих пор находится в Казанском храме Срезнева. Вскоре отца Филарета арестовали, обвиняя в антисоветской агитации, а следом за ним были отправлены в концлагеря матушка Анна и священник Сергий Сорокин, клирик Казанской церкви. Через 3 года они вернулись в Срезнево, но вскоре последовал новый арест. Подвижнице много пришлось пострадать в лагерях и пересылках: она отбывала срок в Казахстане, на Камчатке, на Дальнем Востоке, в Сибири. Но долгие годы каторжного труда не сломили матушку духовно. В 1942 году она умирала в концлагере от истощения и попросила священника из заключенных исповедовать и причастить ее. Он, обладая даром прозорливости, поведал ей о том, что ему самому открыл Господь: монахиня останется в живых, выйдет из лагеря, встретит на своем жизненном пути девицу Марию и через несколько лет после освобождения скончается у нее на руках. Все предсказанное сбылось. Матушка Анна вернулась в Срезнево в 1950 году и восемь лет служила при храме вместе с другими монахинями. Они жили по монастырскому уставу. Во всем была строгость и вместе с тем истинная христианская любовь. Господь открыл матушке духовные очи. Монахини неоднократно видели, как она разговаривала с Божией Матерью. Заболела матушка внезапно и через три месяца умерла на руках у одной из послушниц - Марии, которая в скором времени приняла постриг с именем Мариамна и стала хранительницей чудотворной Срезневской иконы.

Монахиня Мариамна скончалась совсем недавно - весной 2008 года, через 5 лет после прославления в Соборе Новомучеников и Исповедников Российских схимонахини Анны. Мощи преподобноисповедницы Анны находятся в Казанском храме села, где она подвизалась.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-anna-stoljarova

Исп. Гаврии́ла (Игошкина), архимандрита Мелекесского (1959)

ДНИ ПАМЯТИ:

18 октября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

3 июня – Собор Симбирских святых

ЖИТИЕ

Преподобноисповедник Гавриил родился 23 мая 1888 года в деревне Самодуровка[1] Пензенской губернии в семье крестьянина Ивана Игошкина. Во святом крещении младенцу нарекли имя Иоанн, потому что в этот день, 23 мая, праздновалась память Ростовского чудотворца – блаженного Иоанна Власатого Милостивого.

Родители его, Иван Павлович и Варвара Павловна, отличались богобоязненностью и простотой. С детства Иоанн познакомился с тяжелым крестьянским трудом, помогая своему отцу в работе.

Родители воспитали сына в заветах строгого благочестия, и посеянное семя принесло добрый плод. Иоанн был старшим сыном в семье. Когда он подрос, его отдали учиться грамоте. Родители смотрели на обучение грамоте как на дело священное: грамота давала ключ к чтению и уразумению Божественных писаний. Приходилось ходить на учебу за десять километров в Русский Качим, – именно там находилось двухклассное духовное училище. Иоанн полюбил храм Божий, в свободное от учебы время посещал его, а дома все свободное время посвящал чтению духовных книг и молитве.

Еще будучи отроком, Иоанн обнаружил склонность к подвижничеству, с годами его ревность к благочестию возрастала все более и более. Закончив учебу, он решил оставить мир с его соблазнами и ушел 12 ноября 1903 года в монастырь Жадовская пустынь Корсунского уезда Симбирской губернии.

В 1909 году послушника Иоанна призывают на военную службу в город Ковно. В Ковенской крепостной артиллерии на должности певчего при военном соборе он прослужил до конца марта 1913 года. Возвратившись домой, Иоанн вместе с родителями занялся крестьянским трудом, но в 1914 году, в связи с начавшейся Первой мировой войной, был призван в действующую армию, где служил псаломщиком и делопроизводителем при 25-м военном госпитале. В конце 1917 года Иван Игошкин был демобилизован по болезни и вернулся к родителям в Самодуровку. В 1922 году родители его скончались.

В январе 1921 года Иоанн был рукоположен во диакона к Свято-Троицкой церкви города Покровска, а в 1922 году – во священника к тому же храму. В 1922 году архиепископа Уральского Тихона (Оболенского) переводят в Москву, и он забирает с собой священника Иоанна.

С 1922 года отец Иоанн служил вторым священником Покровского храма Марфо-Мариинской обители сестер милосердия, что на Большой Ордынке, основанной в 1908 году преподобномученицей великой княгиней Елизаветой Федоровной. Духовник обители и настоятель Покровского храма архимандрит Сергий (Сребрянский) стал для батюшки живым образцом пастырского служения, и у него он многому научился. Отца Сергия в 1926 году арестовали и сослали. В послевоенное время отец Иоанн, уже сам отбывший многие годы в лагерях, посетил своего любимого наставника и духовника, который жил тогда в ссылке в селе Владычня Тверской области.

Отец Иоанн прослужил в храме обители до 1928 года, после его закрытия его перевели в храм святителя Николая в Пыжах.

В 1929 году отец Иоанн принял монашеский постриг в Московском Богоявленском монастыре с именем Гавриил. В 1930 году иеромонах Гавриил был возведен в сан игумена.

Первый раз отца Гавриила арестовали 14 апреля 1931 года, он был осужден и заключен в концлагерь сроком на три года. Срок отбывал в Вишерском лагере Екатеринбургской области. Здесь он пробыл до 29 июня 1932 года, после чего по состоянию здоровья был освобожден досрочно и выслан в город Ростов Ярославской области под наблюдение местного отдела ОГПУ, через полтора месяца отправлен в город Владимир отбывать оставшийся срок ссылки – до декабря 1933 года. По окончании срока ему был выписан паспорт, и он вернулся в Москву, где был назначен настоятелем храма святителя Николая в Пыжах.

В 1934 году игумен Гавриил был возведен в сан архимандрита. В июле 1934 года храм, где служил архимандрит Гавриил, захватили обновленцы, и он перешел служить в храм Воскресения Христова в Кадашах.

19 августа 1934 года в праздник Преображения Господня во время богослужения его арестовали, обвинив в принадлежности к активной контрреволюционной церковно-монархической группировке.

3 октября 1934 года он был освобожден за недоказанностью вины. Вскоре церковь, в которой служил отец Гавриил, была закрыта, и его перевели в храм Покрова Богородицы села Звягино Пушкинского района Московской области. Среди прихожан московских храмов отец Гавриил пользовался большим авторитетом, и многие, несмотря на расстояние, стали ездить в Звягино. Это был пастырь, просвещенный благодатью Божией, умудренный жизненным опытом, находивший путь к каждому сердцу. Ему были чужды осуждение и равнодушное отношение к людям. После службы в храме, а иногда и дома он проводил духовные беседы, разъясняя Священное Писание.

Отец Гавриил со своими духовными чадами собирал пожертвования для отправки в лагеря высланным священникам.

В октябре 1936 года местные комсомольцы совершили поджог церкви, в которой служил отец Гавриил. Он очень скорбел об этом и говорил о гонении на Православную Церковь со стороны властей, о безнаказанности за поджог. Его перевели в храм Сошествия Святого Духа города Пушкино. 4 ноября 1936 года во время богослужения на праздник в честь иконы Казанской Божией Матери отца Гавриила арестовали, обвинив в контрреволюционной деятельности. Содержался отец Гавриил в Бутырском изоляторе, где на многочасовых допросах спрашивали о священнике Вениамине Воронцове, с которым он служил пять лет в Марфо-Мариинской обители. На вопросы отец Гавриил отвечал уклончиво: «Я с ним не поддерживаю связи». Задавали вопросы и о других священниках и руководителях Марфо-Мариинской обители, в частности о великой княгине Елизавете Федоровне. На все вопросы он отвечал: «Ничего не знаю и общаюсь только с теми людьми, что касается службы в церкви».

В день Рождества Христова – 7 января 1937 года отцу Гавриилу предъявили обвинительное заключение, и 20 января Особое совещание при Народном комиссариате внутренних дел СССР за участие в контрреволюционной группе приговорило его к пяти годам исправительно-трудового лагеря. Отца Гавриила отправили этапом в город Чибью в Коми область.

Отец Гавриил во время пребывания в лагерях претерпел много издевательств. Были случаи избиения чуть не до смерти, выводили в 40‑градусный мороз на улицу босиком, где держали по нескольку часов. Однажды решили подсыпать ему яд в пищу, но Господь открыл батюшке умысел зложелателей, – он помолился, перекрестил еду и сказал: «Напрасно вы меня травите. Вы мне яду подсыпали. Я съем эту еду, как вы этого хотите, и она не причинит мне вреда». Злоумышленники переглянулись, стали смеяться и ждать, что батюшка умрет. Но с Божией помощью он остался жив и невредим.

Срок заключения закончился в конце 1941 года, но в связи с войной отец Гавриил был освобожден только в июле 1942-го. После освобождения работал в этом лагере до октября 1942 года. В октябре 1942 года он уехал в город Кузнецк Пензенской области к своей сестре Пелагее. Прожив у сестры около месяца, он решил идти пешком в Ульяновск, чтобы получить назначение на службу, так как в Ульяновск была эвакуирована Московская Патриархия во главе с митрополитом Сергием (Страгородским).

По пути зашел к известному в то время блаженному старцу Василию Струеву, проживавшему в селе Копышовка Тагайского района Ульяновской области, чтобы получить от него благословение, как и где ему жить. В дороге он занемог, и старец Василий благословил пожить ему в двух километрах от него в Базарном Урене у престарелых сестер, которые не побоялись принять в свой дом старца. Он пришел в деревню в длинном кафтане, в резиновых галошах на шерстяной носок, завязанных веревкой, как лапти.

Отец Гавриил тайно совершал в их доме Божественную литургию, исповедовал, причащал Святых Христовых Тайн, совершал требы. Частенько бывал у старца Василия в Копышовке, подолгу они вели духовные беседы; бывало, служил у него в доме литургию, причащая старца и всех желающих. На исповеди говорил так, что все плакали. Отец Гавриил обращался к иконе Спасителя и говорил: «Господи, прими эти слезы покаяния и прости их согрешения». Батюшка сказал однажды: «Я рад, что, живя здесь, успел сказать 33 проповеди». Везде старался он выполнять свой пастырский долг, окормляя верующих.

Архимандрит Гавриил, прожив в Базарном Урене до начала мая 1946 года и немного поправив свое здоровье, обратился с прошением о принятии в клир к епископу Ульяновскому и Мелекесскому Софронию (Иванцову), который назначил его настоятелем церкви в честь иконы Пресвятой Богородицы «Неопалимая Купина» города Ульяновска.

Батюшке была присуща любовь к богослужению, благоговейная строгость в исполнении церковного устава. Божественную литургию он совершал с особым духовным подъемом, со слезами молясь за прихожан. Неотъемлемой частью богослужения считал проповедь. Говорил он проникновенно и убедительно. Поучения его были глубоки по смыслу и вместе с тем доступны пониманию молящихся. Власти, видя, каким он стал пользоваться авторитетом и уважением, решили отказать ему в прописке, и он был переведен настоятелем Никольской церкви в город Мелекесс[2].

По приезде в Мелекесс он купил небольшой домик, благодаря денежной помощи брата Григория, который проживал в Москве и работал на заводе.

С началом служения отца Гавриила в Никольской церкви духовная жизнь прихожан оживилась. В воскресные и праздничные дни стали проводиться духовные беседы, на которых толковались прочитанные во время литургии главы из Евангелия, изучались молитвы. Батюшка не выдерживал большого напряжения из-за слабого здоровья, поэтому беседы начинались после вечернего богослужения. Духовные беседы проводились по благословению епископа Ульяновского и Мелекесского Серафима (Шарапова). В церковь стало ходить много молодежи и детей. Отец Гавриил, добрый и снисходительный к другим, сам вел строгую монашескую жизнь, имел всецелое послушание своим архипастырям и искренне любил их.

Архимандрит Гавриил был необычайно строг к себе, а также к церковному причту, не терпел пьянства и безнравственности. Не всем это нравилось. Некоторые – регент хора, церковный староста, председатель ревизионной комиссии – вели себя неблагочестиво. Приходили в церковь в пьяном виде, устраивали скандалы, деньги из церковной кассы расходовали на свои нужды. Замечания, сделанные батюшкой, им пришлись не по душе, и они стали писать клеветнические письма и доносы в Патриархию, правящему епископу, уполномоченному по делам религии при Ульяновском облисполкоме и в органы государственной безопасности. Батюшка сам обращался к архиерею с просьбой о переводе на служение в другую церковь, но получил отказ.

Регент хора написал очередной донос на батюшку, и 8 июня 1949 года отец Гавриил был арестован сотрудниками государственной безопасности во время богослужения. Прихожане все плакали. Когда его вывели из церкви, арестовывавшие остановили проезжавшую автомашину с углем и с насмешкой посадили батюшку на нее, чтобы довезти его до отдела милиции. Многие прихожане бежали за машиной со слезами, чтобы получить благословение и попрощаться с ним. Когда машина подъехала к милиции, батюшку было не узнать – он был весь черный от угольной пыли. Сразу подошли верующие, и им было сказано с усмешкой: «Вот сидит ваш поп». Одна верующая, Анна, осмелилась подойти ближе к машине и с сожалением спросила: «Отец Гавриил, за что вас так?» А он отвечал: «За грехи, люди нашлись и написали клевету. Последний мой суд будет». А когда он слез с машины, народ стал подходить к нему под благословение, но милиция не допустила.

Отца Гавриила сначала поместили в мелекесскую тюрьму, а 9 мая перевели во внутреннюю тюрьму управления Министерства государственной безопасности по Ульяновской области.

Архимандрита Гавриила обвинили в том, что он является враждебно настроенным к политике коммунистической партии и советского правительства, среди верующих на протяжении ряда лет проводит антисоветскую пропаганду. Возглавляемую им мелекесскую церковь превратил в духовную школу, в которой в праздничные и воскресные дни после церковной службы с верующими проводил собеседования, беседы по изучению молитв, привлекал к церкви молодежь и детей школьного возраста. В одной из проповедей сказал: «Родители, чтобы не допустить детей к неповиновению, нужно им всегда внушать слово Божие. Утром встанет дитя – заставить его молиться, приучать к страху Божию, тогда дети будут расти послушными». Игнорировал марксистско-ленинские науки. Во время церковной службы упоминал врага революционного движения отца Иоанна Кронштадтского.

По поводу «антисоветской настроенности и агитации» отец Гавриил ответил: «Настроен я религиозно, я человек верующий, антисоветской агитацией никогда не занимался. Нигде и никто не слышал от меня враждебных слов в адрес советской власти и ее вождей. Сборищ не собирал, проповеди говорил только в церкви, призывал верующих к честному труду и исполнению своих гражданских обязанностей, заботе о семье и быть полезным членом общества и государства».

На обвинение в том, что он игнорирует науку, ответил: «Это неправда, науку я люблю и всю жизнь учусь и другим советую учиться, ибо учение – свет, а неучение – тьма. Наука облагораживает человека и облегчает ему жизнь. Пред людьми науки я преклоняюсь и превозношу их имена, труды и открытия. О сотворении на земле жизни и человека говорил, как написано в Святом Писании, по-другому и не мог сказать... Проповеди произносились в строго церковном духе, ни в какой мере не касался политики. А остальное, что говорят так называемые свидетели, это клевета».

29 декабря 1949 года областной суд приговорил его к 10 годам лишения свободы. Этапом в товарном вагоне в лютую январскую стужу отец Гавриил был отправлен в лагерь в город Мариинск Кемеровской области.

По прибытии в лагерь его поселили в бараке, где содержались уголовники-рецидивисты. Когда надзиратель первый раз вел отца Гавриила в камеру по длинному коридору, батюшка несколько раз, из-за одышки и сильной сердечной боли, просил отдохнуть. Надзиратель внимательно смотрел на батюшку и думал, что в первую же ночь убьют его, ведь без убийства не проходило ни одной ночи. Когда открыли дверь камеры, батюшка вошел туда и возгласил: «Мир вам!» Отец Гавриил сразу сказал, что он священник, и попросил разрешения помолиться. Сначала сокамерники возмутились, но потом как-то притихли и стали слушать молитву, в которой отец Гавриил поминал всех страждущих и озлобленных... В лагере отец Гавриил продолжал свое пастырское служение: вел беседы с заключенными, исповедовал, отпевал умерших. Все это запрещалось лагерным начальством, и за нарушение полагался карцер, поэтому богослужения совершались в строжайшей тайне.

В Мариинский лагерь отцу Гавриилу приходило от его духовных чад много посылок с продуктами, которыми он оделял всех живущих вместе с ним. Делить продукты в камере доверяли только отцу Гавриилу, как старшему. Зачастую он отдавал свой кусок хлеба самым истощенным из собратьев по несчастью, лечил обмороженных.

4 сентября 1953 года отец Гавриил написал очередную жалобу в Верховный суд СССР, в которой просил отменить решение Ульяновского областного суда как незаконное и построенное на клеветнических показаниях свидетелей.

Отец Гавриил оставил большое духовное наследие – это и проповеди, и многочисленные письма, и повести. В одной из них, «Беседа двух старцев», батюшка описывает случай, который произошел в лагере: «Однажды под давлением всего пережитого я лег на свое убогое ложе с намерением скорее заснуть. Измученный переживаниями целого дня, я действительно в ту же минуту погрузился в глубокий сон.

Увидел я себя стоящим в конце площадки перед бараком. Одноэтажный длинный барак тянулся с северо-востока на юго-запад, перед ним была небольшая площадка, где в свободное время гуляли заключенные. День был пасмурный, но дождя не было. Я стоял на конце площадки с южной стороны. Там стояли и другие, преимущественно старики, народу было немного. Окинувши взглядом площадку, я посмотрел и на барак, и дальше на запад. Взор мой прикован был чудным видением. Низко на облаках плыла величественная женщина – Монахиня, одетая во все черное и с черным апостольником на голове. Взор Ея блистал, лицо светилось, красоты было неописуемой. Величественно Она плыла по воздуху и плавно опустилась на середину площадки к стоящему народу. В мыслях у меня промелькнуло, что это Матерь Божия пришла посетить нас, скорбящих, и подать утешение в печали. Скорыми шагами я направился к Ней, но здесь глазам моим представилась другая – жуткая картина. Недалеко от того места, где Она опустилась, далее к востоку среди народа стоял огромного роста бурый медведь. Он стоял, как копна, вернее, сидел на задних лапах с вытянутыми вперед передними лапами. Я задрожал от испуга, что этот великан-зверь растерзает Монахиню. Она же шла прямо на него. И что же? Она не дошла до него. Как только увидел Ее этот страшный великан-зверь, рассыпался, как прах, исчез бесследно. Не убежал, не спрятался и не скрылся куда-либо, но рассыпался в прах и исчез, не оставив после себя никакого следа, так что никаких признаков его существования на площади не осталось.

Матерь Божия двигалась по тому же направлению, как и вначале, то есть дальше на восток. Народ подходил к Ней, и Она каждого благословляла, что-то давала каждому в руку. Все с радостью спешили к Ней получить благословение и получить во утешение то, чем Она оделяла всех. Спешил и я, но вследствие того, что я стоял на самом конце площадки, скоро не мог подойти, и тем более когда весь народ тесным кольцом окружил Ее со всех сторон. Когда подошел я к первым получившим от Нее гостинцы, спросил: что Она раздает? Один благообразный старичок показал мне только что полученную от Нее круглую небольшую лепешечку размером, видом и цветом наподобие печенья; разломивши пополам, старичок половину отдал мне. С радостью я взял как дар и благословение Матери Божией, а сам употреблял все меры, чтобы самому подойти и лично получить от Нее благословение и гостинец. Но сего по моим грехам не удостоился, ибо, только я получил половину лепешечки, врученную мне старичком как небесный дар, как благодать Божию, как небесный хлеб, данный людям в благословение, освящение и подкрепление духовных и телесных сил, я с благоговением принял его во уста и тут же проснулся, чувствуя сладость во устах.

Проснулся я с большим сожалением, как бы потерявши сокровище и драгоценности, не удостоившись лично получить от Матери Божией то, чем Она утешала многих. Я сокрушался и был в великой печали, что по своим грехам не удостоился получить благословение. Во время такого печального раздумья меня осенили отрадные мысли. В них слышался мне как бы голос, отрадный голос Самой Матери Божией, ласково и непонятно откуда раздававшийся в ушах моих: "Не печалься, – вещал сей таинственный голос, – видение сие для тебя не окончено, а только прервано, оно продлится для тебя в самой жизни. Ты идешь и стремишься получить благословение и милость. Не ослабевай, терпеливо продолжай путь, вместе с благословением получишь милость и дар”. Настоящие мысли ободрили меня.

Хотя лично я не удостоился получить от Матери Божией гостинец, которым Она оделяла подходящих к ней, однако и не лишен был благодатного утешения, которое получил через старичка в виде половины сладостного печенья. И оно имело для меня пророческое значение, а именно: я пробыл в лагере на этот раз половину срока, данного мне, после которого я удостоился уже наяву получить благословение на возвращение домой, как вещал мне сей таинственный голос, и дар освобождения».

Отец Гавриил даже в трудные лагерные годы не нарушал постов, как бы ему это трудно ни было. Ольга, отбывавшая с батюшкой свой срок и работавшая на кухне в лагере, любила повторять, что отец Гавриил из тюрьмы сделал тайный монастырь. Как-то подошел отец Гавриил к Ольге и предрек скорое освобождение, так как она была осуждена, будучи совершенно невиноватой, как вскрылось позже. Она заплакала: «Батюшка! Не хочу уходить от вас». Он в ответ: «Мы еще увидимся...» И действительно, после освобождения Ольга переехала в Мелекесс и купила домик на улице Неверова, на которой жил батюшка. Позже, когда отец Гавриил был освобожден, они и встретились на этой улице.

Начальник лагеря относился к отцу Гавриилу с большим уважением. У него тяжело болела жена, обошла всех врачей и к профессорам обращалась, но помощи ни от кого не получила. И тогда он стал просить отца Гавриила, чтоб он полечил жену. «А как лечить? Идите к врачу». – «Пользы нет!» – «А я ведь молюсь и прошу у Господа, чтоб исцелил болящего». – «А я это и прошу вас». Начальник пригласил отца Гавриила домой. Он жил у него две недели. И по молитвам отца Гавриила его жена получила от Господа полное исцеление. Теперь и начальник стал хлопотать о его досрочном освобождении. И вот 3 октября 1954 года состоялось заседание Кемеровского областного суда, на котором было вынесено определение о досрочном освобождении отца Гавриила по болезни, и он был освобожден из-под стражи 23 октября, отбыв половину срока.

Находясь вдали от духовных чад, архимандрит Гавриил поддерживал их молитвенно, не оставлял без пастырского попечения, хотя сам находился в несравненно более тяжелом положении. Он постоянно присылал в своих письмах наставления и проповеди. Свои письма он начинал, испрашивая милость, мир и благословение на всех словами: «Возлюбленные о Господе чада, боголюбивые братия и сестры!.. Возлюбленные чада, не меняйте свои сокровища духовные на страсти и пороки, делами милосердия отправляйте их в страну вечности, там они будут вашим богатством духовным. Украшайте свои души добрыми делами, чтобы быть достойными Небесного Жениха Иисуса Христа. Тогда, как отправитесь в путь и пришедше в страну вечной жизни, услышите от Него радостный призыв: придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное от создания мира». Он призывал хранить верность Богу во всех обстоятельствах жизни.

Трижды судимый, отец Гавриил пробыл в лагерях в общей сложности семнадцать с половиной лет, но никогда не жаловался на ужасы лагерной жизни. О себе он почти ничего не говорил, хотя все знали, какая судьба выпала на его долю, а он все это воспринимал как испытание его в вере и любви к Богу. Только говорил: «На все воля Господня. Слава Богу за все!» Он непоколебимо верил в благой Промысел Божий о каждом человеке, в Покров Царицы Небесной над каждым из нас, безропотно и мужественно переносил страдания все долгие годы заключения. Он говорил: «Я рад, что Господь сподобил меня пострадать вместе с моим народом и потерпеть сполна все скорби, которые не единожды выпали на долю православных; испытания посылаются человеку от Бога и необходимы для его очищения и освящения».

После освобождения из лагеря архимандрит Гавриил вернулся в Мелекесс. Дом его был конфискован. И он пошел в церковь, надеясь на добрых людей. Многие боялись пригласить к себе батюшку. Но вот нашлась добрая душа Евдокия Васильевна, которая не побоялась принять отца Гавриила, хотя домик ее был небольшой и в семье четыре человека.

6 января 1955 года Президиум Верховного суда РСФСР рассмотрел жалобу отца Гавриила и постановил: приговор Ульяновского областного суда от 29 декабря 1949 года и определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 23 февраля 1950 года в отношении Игошкина И.И. отменить и делопроизводство прекратить, из-под стражи освободить, полностью реабилитировать.

Начались хлопоты по поводу конфискованного дома, который вскоре был возвращен. В знак благодарности к Евдокии Васильевне и ее семье отец Гавриил пригласил жить в свой дом ее и всю ее семью, так как их дом был ветхим, сказав: «Будете за мной ухаживать, я человек больной, долго не проживу, а дом подпишу на вас». Так он и сделал.

Батюшка вернулся после лагеря именно в Мелекесс, как он сам говорил, молиться за своих врагов, строго следуя заповедям Божиим. Пастырь, которому было свойственно полное самоотвержение ради ближнего, безграничная любовь к несчастным, больным, душевно и телесно страждущим, не знал покоя ни днем ни ночью и еще при жизни был прославлен Богом даром прозорливости и исцеления.

После освобождения, пока позволяло здоровье, архимандрит Гавриил несколько раз бывал в Москве. Очень скорбел о том, что храмы, в которых он служил, были закрыты и там царили мерзость и запустение.

После лагеря отец Гавриил не служил в церкви из-за слабого здоровья, служил Божественную литургию у себя дома.

Отец Гавриил последний раз посетил родные пензенские места в июне 1956 года. Молва о приезде батюшки быстро облетела близлежащие села. Всем хотелось увидеть его и получить духовное наставление и благословение. Он всех принимал и внимательно выслушивал. Обойдя пешком села Сыреси, Самодуровку, Шугурово, Шкудим, Качим, где проживали его родные, в их домах служил Божественную литургию, причащал Святых Христовых Тайн немощных и больных. Служил молебны, совершал крещения, служил панихиды на могилах, и все это делал при большом стечении верующих. С великой радостью вместе со своими односельчанами совершал молитвы, призывая на них милости Божии. Тогда же совершил последнюю панихиду на могиле родителей.

Годы земной жизни старца завершались. Душа его постоянно пребывала в молитве, в ней он черпал силы. Он благодарил Бога за все полученные от Него милости, оплакивал все свои прегрешения, готовился к переходу в горний мир. Состояние здоровья ухудшилось. С каждым днем телесные силы слабели. До последнего часа были вокруг него его чада. За три дня до смерти он видел необыкновенный свет и в нем Господа и разговаривал с Ним.

В воскресенье 18 октября 1959 года батюшка отслужил Божественную литургию, причастился Святых Христовых Тайн. Как и всегда, во время «Тебе поем» очень сильно плакал. В течение дня много писал, вечером отслужил всенощную. После нее вышел на улицу немного погулять, затем был ужин, но когда ему принесли еду, он попробовал две ложки и отказался. Попросил прочитать акафист «Иисусу Сладчайшему», слушал лежа, и вдруг стал говорить: «Грудь давит и тяжело дышать».

Предчувствуя смерть, попросил прочитать «Канон при разлучении души от тела». Стал прощаться со всеми, велел крестить его с головы до ног, окинул взглядом все четыре стороны света и почил, как бы тихо заснув.

Отец Гавриил был похоронен на городском кладбище. 5 (18) октября 2000 года состоялось обретение мощей преподобноисповедника Гавриила, которые ныне покоятся в Никольском соборе города Димитровграда.

Составитель священник Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Сентябрь-Октябрь». Тверь, 2003 год, стр. 112-128. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-gavriil-igoshkin

Библиография

1. ГАРФ. Ф. 10035, д. П578582, д. П527265.

2. ЦИАМ. Ф. 1215.

3. РГВИА. Ф. 11128, 11545.

4. Архив УФСБ по Ульяновской обл., д. П53375.

5. ГАПО. Ф. 182.

6. ГАСО. Ф. 5, 32, 353, 360, Р54187.

7. ГАУО. Ф. 134, 3022, 3705.

8. Симбирские Епархиальные Ведомости. 1911, №17; 1912, №12.

9. Баженов Н. Статистическое описание соборов, монастырей, приходских и домовых церквей Симбирской епархии по данным 1900 года. Симбирск, 1903.

Примечания

[1] Ныне село Сосновка.

[2] Ныне город Димитровград.

Исп. Гео́ргия (Карслидиса) (1959)

ДЕНЬ ПАМЯТИ :

6 ноября

ЖИТИЕ

Будущий старец родился в Аргируполе Понтийском в 1901 году в благочестивой семье Саввы Карслидиса и Софии. Во Святом Крещении получил имя Афанасий. Афанасий рано лишился родителей, его несколько лет воспитывала бабушка. Перед смертью бабушка благословила внука и подарила ему маленькую икону Панагии.

Афанасий не смог прижиться в семье старшего брата, тайно покинул родные края, путешествовал по Кавказу, зимой его покровителем стал турок (тайный христианин), которому однажды во сне было открыто, что «ребёнку, которого он облагодетельствовал, предопределено привести многие души к Богу». Позже и самому Афанасию чудесным образом было открыто, что он станет монахом. Вскоре, по промыслу Божиему, «с помощью святого Георгия» Афанасий попадает Тифлис Грузинский. Из воспоминаний старца Георгия:

– «Когда я пришёл в монастырь, мне было 7 лет. Тогда была большая вера и сердечная чистота. В одной монастырской келии с незапертой дверью хранились все деньги... Все были преданы Богу, и никто не интересовался деньгами».

Монастырь был посвящён Живоносному источнику и являлся местом поклонения всего окрестного района. Игумен монастыря взяв сироту под свою защиту, стал его духовным наставником. Первые годы в обители были годами обучения послушанию, смирению и молитве. По послушанию Афанасию пришлось шить, ткать, готовить еду...

20 июня 1919 года он был пострижен в монахи архимандритом Георгием, получил новое имя – Симеон. К всеобщему удивлению, во время пострига юноши начали сами звучать била и звонить колокола. Следует отметить, что после революции 1917 года начались гонения, был запрещён и звон колоколов.

Вскоре монастыри повсеместно стали закрываться, монахов выгоняли или арестовывали. Вместе с другими монахами попал в тюрьму и Симеон, ему предстояло вытерпеть пытки, перенести унижение, «пережить» расстрел. Это случилось после чудесного знамения, когда в ночь на Пасху заключённые запели «Христос Воскресе»: « Потряслась тюрьма и её двери открылись сами собой. Жители города видели в воздухе трёх священных мужей, державших Честной Крест... Знамение продолжалось всю ночь». Наутро заключённых повели к месту расстрела. Расстреляли всю группу. Симеон после трёх ранений чудом остался жить, одна из пуль ударилась о металлическую оправу иконы и отскочила (Панагию, благословение бабушки, юноша всегда носил на груди). Врач, обследовавший Симеона, сказал: « Не бойся. Существует закон, согласно которому раненный тремя пулями, но не убитый, остаётся на свободе». Так и произошло.

8 сентября 1925 года Симеон рукополагается митрополитом Иоанном Циапараскисом во священника в церкви святого Мины в Схете Грузинской и получает имя Георгий. Уже тогда верующие почитали отца Георгия как старца, многие приходившие к нему за духовным советом удивлялись его рассудительности и проницательности.

В 1929 году благочестивая семья Яннакидиса, переезжающая в Элладу, помогла и от. Георгию выехать в Грецию. 19 февраля он прибыл в порт Фессалоники (Салоники), оттуда – в селение Алонию и Куккос. С 1930 года старец попадает в селенье Сирса близ города Драма. В 1934 году строится монастырь Вознесения Господня, где старец проводит оставшееся время своей жизни. Тяжелобольному старцу всё это время помогали его духовные чада, самостоятельно передвигаться он не мог.

Вот что рассказывал о своём исцелении старец Георгий:

– Я был почти парализованным и не мог обслуживать сам себя. Однажды вечером оставил я все слёзы души моей. Тогда явился мне один старец и сказал мне:

– Почему плачешь дитя моё?

– А кто ты? – спросил я его.

– Я – Божественный Николай. Если станешь здоров, приходи, найдёшь меня. Я живу за этой горой.

На другой день я его разыскал. Ходил на четвереньках. Истёк кровью... Взял и батюшку, и мы совершили Таинство Елеосвящения. Помазался по всему телу. Стал здоров с помощью Святого и с тех пор ел сам».

Питался старец очень скромно, жизнь его была непрерывный пост, мясо он не ел вообще. Рыбу крайне редко, по большим праздникам. Питался бобами, макаронами, картофелем, кашей из пшеничной крупы, любил щавель, маринованные овощи, жареный лук, употреблял и крапиву. Бывали дни, когда старец поддерживался себя лишь одним горячим питьём. Однажды, когда ему предложили поесть, ответил: «Не голоден, пост, когда причащусь Божественных Тайн, могу держать четыре дня». Бдения, несмотря на болезни, он совершал почти каждый день. Старец говорил: «Пост, бдение, молитва – дарования небесные. Нужны, однако, и дела, защита и помощь бедным». Старец Георгий заботился о бедных, старых людях, помогал материально и заключенным, жертвовал те деньги, которые приносили ему за сорокоусты и поминовения. При этом сам ходил в изношенной одежде, а когда ему однажды предложили сшить новый подрясник, заметив, что старый почти износился, ответил: «Тридцать лет он на моих плечах, с ним и уйду». Несмотря на свою физическую немощь, он много трудился: возделывал огород, сам изготовлял пряжу, вязал, шил...

Для Божественной литургии старец использовал просфору, которую изготовлял сам, иногда принесённую женщиной, известной своим благочестием. Благоговейные верующие во время Божественной литургии видели, что он ходил, не касаясь ногами пола. Один изумлённый посетитель, увидев это впервые, стал рассказывать верующим, узнав об этом, старец строго сказал ему: «То, что видишь, не будешь говорить другому».

Божественная литургия была чрезвычайно важна для старца, он говорил своим духовным детям: «Заботьтесь, чтобы укрепилась вера ваша, и на Божественной литургии будьте сосредоточенны на совершенном, чтобы удостоиться увидеть величие Божие... Святой Дух нисходит на Святую Трапезу... Не сидите во время Божественной литургии. Ум ваш да не летает здесь и там».

Старец Георгий не допускал к Святому Причастию тех, у кого была «тяжесть на сердце» к другим людям, часто он говорил: «Пойди попроси прощения, смирись, примирись и потом приходи исповедоваться».

Последование он обычно начинал в полночь, говорил, что «ночью открыты Небеса, и молитвы слышатся».

Аскезой, чистотой и смирением старец привлёк Божию благодать. Сердца людей были для него открытой книгой. Бывали случаи, когда старец называл незнакомых ему людей по имени, первый начинал рассказывать пришедшим об их проблемах...

Одна благочестивая женщина из г. Драмы собиралась подарить лампаду в церковь св. Трифона, но, увидев, что в церкви много лампад, решила принести её в монастырь старца. Лампаду повесили пред иконой св. Иоанна Предтечи, однако, когда лампаду зажигали, она начинала раскачиваться и падала вниз. Когда женщина пришла в монастырь следующий раз, старец подозвал её и сказал: «Лампаду, которую ты принесла сюда, ты уже обещала другому. Нехорошо обещать одному, а другому приносить «дар по обету».

Слухи о прозорливости старца приводили многих в монастырь, однако, старец Георгий не старался приобрести много духовных чад. Деятельность духовника считал многотрудной и ответственной. Справедливая его строгость увеличивалась, когда он видел, что некоторые нарочно скрывали грехи. Бывал, по дарованию своему, обличительным, обнаруживал скрытое так, чтобы заблуждающийся смирился и раскаялся. Нередко старец налагал эпитимию. Так, однажды женщине, которая не позаботилась о том, чтобы причастить супруга перед смертью, не разрешил причащаться, пока она не прочтёт за неделю Псалтырь. При этом ей необходимо было всё это время строго поститься, подавать милостыню, каждый вечер ходить на повечерье.

К другой женщине, оставившей без помощи роженицу, ребенок, который в результате умер, после исповеди старец велел просить милостыню в семи соседних селениях, а потом раздать всё собранное бедным. Когда женщина спросила, может ли она раздать свои деньги, старец ответил: «Грех этот не прощается деньгами, но попрошайничеством, чтобы смириться, чтобы ушёл эгоизм, чтобы – носом до земли».

Женщине, имевшей трёх внебрачных детей, старец так же сказал: «Станешь попрошайкой в семи деревнях... Всё, что соберешь – принесёшь в тюрьмы и в дом престарелых в Драме».

Старец считал, что милость – одна из важнейших добродетелей. Часто кающимся советовал творить милостыню. Он говорил: «Молитва без милости мертва... Творите милостыню вдовам и сиротам. Милостыня и молитва идут рука об руку».

Однажды к старцу пришли две женщины, он обличил их в том, что они не дали воды солдатам, которые попросили напиться, строго сказал им: «Заботьтесь о милостыне, если хотите приходить к старцу, будьте очень внимательны в своих делах, обличайте самих себя всегда, чтобы вас любил Бог и радовался старец».

По молитвам старца многие страждущие получали исцеление. Часто старец по своему смирению советовал посетить те или иные святые места, при этом сам неустанно молился, вскоре больные исцелялись.

В начале 1959 года старец Георгий сказал своим духовным чадам: «В этом году я уйду... Следует мне уйти грешному... Воля Божия есть мне уйти. Грех очень продвигается. Мир во грехе валяется и не понимает того. И это меня утомляет, не выдерживаю. Жалею только сад свой, в котором деревья не успели окрепнуть и с первым ветром согнутся. Овцы мои рассеются... Придут, однако, другие... Не расстраивайтесь. Все мы уйдем из этой жизни. Мы – пришельцы здесь. Сюда пришли показать наши труды и уйти...»

Незадолго до кончины одному духовному чаду старец показал на пальцах, что уйдёт на четвёртый день. За несколько дней до смерти он отказался принимать еду и воду.

4 ноября 1959 года блаженный старец отошёл ко Господу. Осиротевшие духовные чада несколько дней непрерывной цепочкой шли прощаться с любимым пастырем, целовавшие руку старца утверждали, что и на третий день она была тёплой. Когда тело старца положили в могилу, все увидели, как два кипариса наклонились, как бы отдавая последний поклон праведнику. Присутствующие на похоронах рассказывали, что птицы буквально окружили храм, они не пугались людей, долго летали над могилой...

Чудеса не прекращались и после похорон, так, например, жительница Сипсы на утренней заре видела светлый столп, нисходящий с неба, который остановился позади священного алтаря храма.

Приведём несколько случаев чудесного исцеления по молитвам к старцу:

В благочестивой семье Кулиармоса родился в 1989 году мальчик, который не мог открыть глаза. Родители уже собирались сделать ребёнку операцию, но соседка принесла им книгу о блаженном старце. Когда отец начал читать, ребёнок расплакался, стал тереть глаза и прозрел. Когда через два года благодарные родители привезли мальчика в монастырь, ребёнок долго не отходил от гроба блаженного старца, постоянно кричал «батюшка» и целовал камилавку старца на фотографии, показывая взрослым свою любовь и благодарность за исцеление старцу.

В 1990 году вдова Мария Ситариду, прочитав книгу о старце приехала с больной дочерью на могилу праведника. Её дочь Домна горячо молилась и просила старца Георгия: «Прошу тебя, не оставляй меня на операцию». Она помазала крестообразно липому величиной с орех, а через неделю засвидетельствовала её чудесное исчезновение.

Отец Анастасий Моисиадис однажды заснул за рулём, во сне увидел старца Георгия, выходящего из-за куста, от испуга, что он может наехать на старца, проснулся и резко нажал на тормоз. Автомобиль остановился на краю дороге, внизу была пропасть. Так старец предупредил духовного сына об опасности.

Господи, упокой душу старца Георгия, со святыми упокой и его молитвами спаси нас!

Духовные наставления старца Георгия

«Любите всех людей, ещё и врагов ваших. Это самое основное. Всегда имейте любовь и к тем, кто нас любит, и к тем, кто нас ненавидит. Простим им и будем любить всем, и пусть нам делают хоть самое большое зло. Тогда будем истинные чада Божии.... Как духовные мои чада, любите вообще мир, без всякой ненависти. Тогда только вы будете чада старца – сейчас и в жизни вечной. Проповедуйте только любовь. Это основной закон Божий. Любовь и только любовь...»

«Пусть не прельщают вас ни богатство, ни слава, но всегда ходите праведно. То, что вы приобрели честно, не расточайте бесцельно. Живите честно и смирно. Сколько можете, простирайте руку вашу на милость... Стучите в двери бедных, болящих сирот. Более же предпочитайте дома скорбящих, нежели дома радующихся. Если делаете добрые дела, будете иметь великую награду от Бога. Удостоитесь видеть чудеса и в иной жизни будете иметь бесконечное веселие».

«Никогда не завидуйте... Всегда просите скромно и смиренно, без эгоизма. Всегда старайтесь любить старых, сирот и бедных. Общайтесь с бедными и с людьми, которых остальные унижают...»

«Рука ваша да будет всегда открыта... Не обижайте никого... Молитва и милость идут вместе...»

«Мир ушёл от невинности и благости. Чем больше проходят годы, тем ближе мы к катастрофе. Бог жалеет нас. Бог не хочет этого».

«Люди удалились от простодушия и доброты. Каждый день все их заботы в шествии ко злу. Сколько лет они идут к гибели, но Бог того не желает».

«Великое достоинство и награду имеет тот христианин, который любит всех собратьев и первым прощает тех, кто сделал ему зло. Поэтому если мы и делаем все добрые дела, а ближнего своего не любим, то мы не делаем ничего. Сами по себе мы – ноль, ничто. Любви, братья мои, ждет от нас Бог».

Библиография

· Блаженный старец Георгий Карслидис. Монах Моисей Агиорит. Издание Сретенского монастыря Свято-Покровской монашеской общины. 2000 г.

Источник: http://svet77-77.narod.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-georgij-karslidis

Прп. Симео́на Псково-Печерского (1960)

ДНИ ПАМЯТИ:

18 января – Преставление

1 апреля – Прославление

11 июля (переходящая) – Собор Псковских святых

18 июля (переходящая) – Собор Псково-Печерских преподобных

ЖИТИЕ

Преподобный Симеон (в миру Василий Иванович Желнин) родился 1 марта 1869 года в деревне Яковлевской Островского уезда Псковской губернии в крестьянской семье от родителей Иоанна и Наталии. Вскоре он был крещен в погосте Вехново и во Святом Крещении назван Василием.

Родители его были глубоко верующими, богобоязненными и благочестивыми и воспитывали Василия в повиновении и послушании родительской воле.

В своей духовной биографии, написанной преподобным Симеоном уже в зрелые годы, он вспоминает, как в родительский дом не раз приезжал Корнилий, монах Крыпецкого монастыря (ныне причисленный к лику местночтимых святых Псковских). Иногда тот оставался ночевать в их доме и, всегда ложась спать с отроком Василием, часто говорил ему: «Будешь ты монахом, будешь старец великий». Иногда брал отрока с собою по сбору для монастыря и при этом говорил: «Вася, вот здесь не дадут, а вот здесь – подадут нам». Так всегда и бывало.

В десять лет Василий, помогая родителям, пас своих лошадей. В этот же год он услышал от людей рассказы о жизни старца Серафима, Саровского чудотворца, и, желая подражать великому подвижнику, нашел в поле большой камень и стал на нем молиться. В 12 лет вместе с родителями ходил в Псково-Печерский монастырь, чтобы поклониться древним святыням и помолиться перед чудотворными иконами обители. В обители отроку Василию так понравилось, что он задумал остаться здесь навсегда, и эта мысль не оставляла его, пока не исполнилось его желание.

В 20 лет Василий стал просить отца, чтобы тот отпустил его в монастырь, но отец и слушать об этом не хотел и заявил юноше: «Женить тебя надо, а не в монахи». Но юноша стоял на своем, твердо заявив отцу, что не будет жениться никогда. Так продолжалось несколько лет, пока отец не убедился в серьезности намерения сына стать монахом. Тогда он разрешил Василию выстроить в усадьбе домик, где будущий подвижник жил и молился в уединении до 25-летнего возраста.

Но через пять лет Бог чудесным образом изводит Василия из родительского дома. В то время в их селе жил некий старец Симеон, которого деревенские жители почитали за блаженного. Этот старец любил приходить в дом к родителям Василия, а иногда оставался ночевать. Василий как-то спросил у блаженного совета и благословения идти в монастырь, но ответа не получил. Но однажды блаженный явился в их дом и заявил отцу, что «пришел сюда умирать». И тогда Василий при всех стал просить блаженного: «Батюшка, благословите меня в монастырь». А тот неожиданно взял веревку, свернул ее жгутом и давай бить просителя и гнать из дома во двор, со двора на улицу,– и гнал вдоль улицы за деревню, а потом вернулся в дом, лег на лавку – и умер. Все, видевшие это, поняли, что блаженный выгонял Василия из дома в монастырь. Но даже и после этого случая отец не хотел отпускать сына, но потом смирился и с миром отпустил Василия в Печерскую обитель.

В 1896 году Василий поступил послушником в Псково-Печерский монастырь. Архимандрит Мефодий (Холмский, † 1906), бывший тогда наместником монастыря, взял его к себе келейником в настоятельские покои. Кроме этого, Василий ходил и на общие послушания с братией, особенно на постройку гостиницы для богомольцев. Часто приходилось работать с 5 часов утра и до позднего вечера. В редкие свободные часы, когда молодые послушники и иноки собирались отдыхать на свежем воздухе на Святой горке, в саду, он всегда отговаривался от такого праздного общения и под видом послушания, данного от наместника, шел в столярку и, будучи опытным столяром-краснодеревщиком, вытачивал там разные полезные вещи.

В 1900 году послушник Василий был пострижен в монахи с именем Вассиан, а в 1901 году рукоположен во иеродиакона и получил отдельную келлию для жительства.

В 1903 году отец Вассиан был посвящен в сан иеромонаха и вскоре назначен в Снетогорский монастырь во Псков экономом для восстановления монастырского хозяйства, а через 4 года вернулся в Печоры. Вскоре его вновь направляют из обители для укрепления монастырского хозяйства, на сей раз в имение Мустищево в 25 километрах от монастыря в сторону Латвии.

– Было очень много трудностей, – вспоминал потом старец,– из лаптей не вылезал. Надо было восстанавливать почти вновь все хозяйство, в первую очередь выстроить храм во имя Иоанна Крестителя Господня, церковный дом, хозяйственные постройки, сараи, скотный двор и прочее. Наладить землепашество, чтобы оно давало пользу монастырю.

На это ушло много лет, и, когда дело пошло на лад, он возвратился в родную обитель в возрасте 46 лет.

Началась революция, и настоятель обители епископ Иоанн (Булин, † 1941) хотел поставить опытного подвижника отца Вассиана наместником монастыря. Но тот по смирению своему, видя, что это послушание ему не под силу, стал отказываться и просил постричь его в схиму, так как чувствовал «внутренне внушение принять схиму». Так 3 февраля 1927 года он был пострижен с именем Симеон и назначен духовником братии и паломников Псково-Печерского монастыря. Настоятель обители привел его в убогую, сырую, темную келлию, по сути дела, пещеру, ископанную в горе рядом с Успенским храмом, и сказал: «Вот тебе келлия, здесь и умрешь». Так и вышло потом.

Таким образом начался молитвенный и старческий подвиг иеросхимонаха Симеона, продолжавшийся 33 года. Теперь главным содержанием жизни будущего старца стала молитва. Он положил себе за правило ежедневно молиться за ранней литургией в пещерном Успенском храме и там у жертвенника Господня усердно поминал всех своих духовных чад. По ночам исполнял келейное правило схимника, а днем принимал братию и многочисленных паломников в своей келлии. Не оставлял старец и телесные труды – большей частью в столярной мастерской. Немало искушений претерпел старец в своей келлии от бесов. В первую же ночь, как он поселился в ней, явились ему зримым образом злые духи и наполнили келлию. Страшные, каких ему раньше не приходилось и видеть. Испугался поначалу старец и не знал, что делать. А они начали на него кричать, дергать и гнать: «Зачем ты пришел? Уходи отсюда, все равно мы не дадим тебе здесь жить», – и многое другое. «Думал я, – рассказывал старец, – что не переживу этой страсти, от которой даже не мог перекреститься, а только говорил: «Господи, прими дух мой».

Такие страхи продолжались много раз, но потом не были уже так страшны, как впервые, и он научился с помощью Божией отражать их силою креста и молитвы.

За великую любовь старца Симеона к Богу и людям и за великое смирение его открылись в нем редкие дарования Божии: дар врачевания душ, прозорливости и исцеления душевных и телесных недугов. Об этом сохранились многие письменные свидетельства людей, получивших чудесные исцеления по молитвам старца.

По своему смирению старец Симеон всячески старался скрыть дар своей необыкновенной прозорливости. «Да совсем я не прозорливец, – с легким смущением и мягкой досадой в голосе говорил он одному из пытливых посетителей монастыря, – великий дар прозрения дает Господь избранным его, а тут просто долголетие мне помогает, – зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю. Приходят ко мне люди с горестями и сомнениями, а взволнованный человек подобен ребенку, он весь на ладони... Случилось с человеком несчастье, вот он и точность душевных очей теряет, впадает либо в уныние, либо в дерзость и ожесточение. А я и мирской круг хорошо знаю, и жизнь прожил долгую, и сам Господней силой огражден от бед и соблазнов, и как же мне в меру малых сил моих не поддержать брата моего, спутника на земной дороге, когда он притомился раньше, чем я...»

«Труден путь монашеский, – записал старец Симеон в своей биографии, – но труднее подвиг схимнический, если идти так, как указал нам Подвигоположник наш Господь Иисус Христос. При посещении Его Всесвятаго Духа все возможно победить, перенести, перетерпеть и достигнуть вожделенного, обетованного нам Им неизглаголанного вечного наследия в Его Царствии Небесном».

Шестьдесят четыре года такого монашеского подвига соделали иеросхимонаха Симеона сосудом благодати Божией, которой лучились его глаза и весь облик старца.

«Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо, – говорил старец одному посетителю. – Дивный дар Господень – человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь. На, человек, приими награду бесценную!.. Радость, радость, великая радость!..»

Последние дни перед своим преставлением старец очень ослабел, но людей продолжал принимать. На вопрос духовных чад своих, на кого он их покидает, ответил: «На Матерь Божию». И наставлял всех любить друг друга, прощать все обиды, так как ненависть хотя бы к одному человеку ведет к смертному греху, и надо так прощать, чтобы человек знал, что ты ему простил.

Преставление – 5/18 января

Последний урок смирения и послушания явил старец даже в своем преставлении ко Господу.

По откровению от Господа он ждал смерти 15/2 января 1960 года, в день памяти преподобного Серафима Саровского. Но наместник монастыря архимандрит Алипий (Воронов, † 1975), навестивший больного старца, забеспокоился, что тот может умереть и сделать переполох в самый день праздника Крещения Господня, и поэтому просил старца помолиться Богу об отсрочке кончины его. «Хорошо, – ответил ему смиренный старец, – ты наместник, а я послушник, пусть будет по-твоему». Так и вышло: почил старец в Крещенский сочельник, а хоронили его уже после праздника Крещения.

Ко дню его погребения в монастырь с разных мест прибыло много духовных его чад. Отпевали почившего наместник монастыря архимандрит Алипий (Воронов) и 40 священнослужителей. А после отпевания гроб с честными мощами старца был поставлен в пещерах монастыря на месте, указанным им ещё при жизни.

Память о старце иеросхимонахе Симеоне свято чтят в Псково-Печерской обители, где он 64 года подвигом добрым подвизался.

1 апреля 2003 года состоялось прославление иеросхимонаха Симеона в лике святых Псково-Печерских. Отныне его святые мощи покоятся в Сретенском храме монастыря.

Своим молитвенным предстательством пред Господом старец Симеон подаёт и ныне свою чудесную помощь притекающим к нему с верою, и многие, как и при жизни старца, обретают душевный покой и исцеление недугов.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-simeon-zhelnin-pskovo-pecherskij

Исп. Гео́ргия Седова (1960)

ДНИ ПАМЯТИ:

16 декабря

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Исповедник Георгий (Егор Егорович Седов) родился в 1883 году в деревне Чурилово Владимирской губернии в крестьянской семье. Он принадлежал к тому замечательному типу русских людей, ясность и простота души которых делала все их поступки основательными и каждый шаг надежным. Такие люди не обманулись подменой жизненных ценностей, не изменили своим жизненным принципам из страха, не утратили цельности, и остались верными до конца.

Егор учился грамоте в сельской школе, с юности занимался крестьянским трудом. В 1907 году он женился, в его семье родилось пятеро детей. В церковь ходили все. Даже при советской власти Егор Егорович не работал в праздничные дни. Каждое дело совершал с молитвой. После революции церковность семьи Седовых стала вызывать насмешки, Егора Егоровича прозвали монахом. В конце 20-х годов, не испугавшись репрессий по отношению к себе и своей семье, Егор Егорович стал старостой церкви в селе Лыково. Когда начались аресты духовенства, дом Седовых в поисках временного крова часто посещали священники и монахи, изгнанные из храмов и монастырей.

В 1925 году Егор Егорович познакомился с Владимирским епископом Афанасием (Сахаровым), уже начинавшим свой исповеднический путь, и стал его духовным сыном. Приезжая во Владимир, Егор Егорович всегда останавливался в доме владыки, а епископ Афанасий посещал дом Седовых в Чурилово. На протяжении всей жизни Егор Егорович помогал владыке Афанасию посылками и деньгами. Кроме того, он развозил мед со своей пасеки и другие продукты по тюрьмам и раздавал заключенным.

В период коллективизации двоюродный брат Егора Егоровича служил в деревне Чурилово уполномоченным от сельсовета. Церковность и благополучие семьи Седовых стали причиной неприязни к ней брата-уполномоченного. В 1932 году брат ходатайствовал, чтобы Егору Седову дали так называемое «твёрдое задание», которое он не смог бы выполнить, то есть потребовали от него уплаты заведомо завышенного продуктового налога. В результате семья была раскулачена, а Егор Егорович был арестован и год провел на принудительных работах. Его семье пришлось уехать из родного села. Сначала они поселились в Ярославле, а потом переехали в город Тутаев. После освобождения Егор Егорович 3 года работал пастухом, и на заработанные деньги купил в Тутаеве дом для своей семьи. Поселившись в Тутаеве, он стал прихожанином Успенской церкви села Котово. В своем доме Егор Егорович по-прежнему приглашал останавливаться изгнанных монахов и репрессированных священников.

В 1943 году Егора Егоровича арестовали на основании показаний ранее арестованного человека, не выдержавшего допросов. Следствие длилось одиннадцать месяцев. Егор Егорович был допрошен шесть раз. Но ни в какой форме он не согласился признать себя виновным. Не назвал он также никого из своих знакомых. Следствию так и не удалось собрать хоть каких-нибудь оснований для его осуждения и его пришлось освободить.

Выйдя из тюрьмы, Егор Егорович узнал, что епископ Афанасий (Сахаров) был арестован в городе Ишиме. Еще почти десятилетнее заключение в лагерях ожидало больного владыку, все это время Егор Егорович искал возможности облегчить страдания святителя. И когда тот, будучи уже очень больным, был помещен в Дом инвалидов, Егор Егорович оформил на себя поручительство за ссыльного епископа и взял его к себе домой. У своего духовного сына владыка прожил 11 месяцев.

В 50-х годах Егор Егорович стал старостой Воскресенского храма в Тутаеве. Все свои силы 70-летний исповедник тратил на его восстановление, несмотря на страшное безбожное время. В 1960 году, во время ремонта храма, на него упали три связанные между собой лестницы. Егор Егорович сам дошел до своего дома, но там слег и уже больше не вставал. Он проболел около года. Жене своей он говорил: «Видно, так Богу было угодно». 16 декабря 1960 года Егор Егорович Седов скончался. Он был погребен на Тутаевском городском кладбище. Ныне святые мощи исповедника Георгия находятся в Тутаевском городском соборе.

Источник: http://www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/sv-georgij-romanovo-borisoglebskij-sedov

Исп. Алекса́ндра (Уродова), архимандрита (1961)

ДНИ ПАМЯТИ:

27 августа

18 сентября – Обре́тение мощей

21 октября – Собор Вятских святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Архимандрит Александр (Георгий Андреевич Уродов) родился в 1882 году в семье крестьянина села Невежкино Чембарского уезда Пензенской губернии. Окончив земскую школу, он был назначен певчим в свою приходскую церковь. В 1901 г., отправившись в путешествие в г. Саров, он остановился в Санаксарском монастыре. Здесь Георгий решил посвятить свою жизнь иноческим трудам. 30 августа 1911 года послушник Георгий был пострижен в монашество с именем Александр. Вскоре в Тамбове его рукоположили в сан иеродиакона, а 22 июля 1913 года – в иеромонаха. 20 июля 1915 года иеромонах Александр был избран братией в настоятели Санаксарского монастыря и архиепископом Кириллом (Смирновым) возведен в сан игумена.

В 1917 году Россию захлестнула волна революции и красного террора. В конце февраля 1918 года часть братии во главе иеромонахом Владимиром, поддерживаемая большевиками, учинили бунт в монастыре и сместили игумена Александра с должности настоятеля обители. По постановлению Военно-революционного трибунала 27 марта 1918 года отец Александр был арестован. На допросе он виновным себя не признал, и трибунал постановил выслать его из монастыря. 3 апреля 1922 г. о. Александр по определению Священного Синода был назначен наместником Семиезерной пустыни Казанской епархии с возведением в сан архимандрита. Власти и здесь обратили на него свой гнев – в 1922 году о. Александр привлекался к ответственности по делу изъятия церковных ценностей. Но, не взирая на все гонения, в том же году он становится активным участником борьбы с обновленчеством в Казанском крае, а Семиезерная пустынь его трудами превращается в центр этой борьбы. 31 октября 1928 г. архимандрит Александр был арестован и приговорен к трем годам концлагеря и трем годам ссылки на Урал.

После ссылки отец Александр оказался в Вятской епархии. 5 августа 1935 г. епископ Яранский Димитрий (Поспелов) назначил архимандрита Александра в с. Соболево, ныне Санчурского района Кировской области. Здесь в течении 26 лет отец Александр подвизался о Господе и скончал свои дни. Долгое время он относился к числу так называемых «не поминающих». В 1955 году архимандрит Александр признал избрание Патриарха Алексия (Симанского) и воссоединился с Патриаршей Церковью, написав письмо правящему архиерею Кировской епархии архиепископу Вениамину (Тихоницкому) с просьбой о монашеском погребении после его смерти. 14 августа 1961 года, достигнув глубокой старости, архимандрит Александр отошел ко Господу. Его святые мощи ныне пребывают в Санаксарском монастыре.

Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-urodov

Исп. Иоа́нна (Кевролетина), иеросхимонаха (1961)

ДНИ ПАМЯТИ:

27 января

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

11 февраля – Собор Екатеринбургских святых

ЖИТИЕ

Преподобноисповедник Иоанн родился 23 мая 1875 года в деревне Кулаково Троицкого уезда Тобольской губернии в семье крестьянина Афанасия Кевролетина. Образование получил дома. В 1894 году он поступил послушником в Кыртомский Крестовоздвиженский монастырь в Ирбитском уезде Пермской губернии.

Монастырь был основан в 1878 году и находился в ста десяти верстах от Ирбита и в шестидесяти верстах от Алапаевска на берегу реки Кыртомки. Когда-то здесь были дремучие леса и непроходимые болота. Основателем обители был инок Адриан (в миру Андрей Медведев). Выходец из пермских крестьян, он некоторое время подвизался на Афоне, где принял иноческий постриг, а затем вернулся на родину и стал подвизаться в пермских лесах. Через некоторое время к нему присоединился другой подвижник – Тимофей Шеин, отставной солдат из Тульской губернии. Их трудами и возникла обитель; в 1891 году она получила от Святейшего Синода официальное признание. В монастыре было два храма, и оба в честь Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня[1]. В начале ХХ века в монастыре было около восьмидесяти человек братии. Условия жизни здесь были довольно суровыми. До двенадцати часов дня ничего не вкушали, и сама трапеза состояла из простых и грубых продуктов, хлеб подавался только ржаной. Послушание Ивана в обители заключалось в выделке кож.

Он подвизался здесь шесть лет, находясь в послушании у основателя обители отца Адриана, но по смерти его в 1902 году перешел в Верхотурский Николаевский монастырь. Здесь он нес послушание маляра и плотника. Вскоре настоятелем монастыря был назначен иеромонах Ксенофонт (Медведев), возведенный впоследствии в сан архимандрита. При нем в монастыре был сооружен величественный Крестовоздвиженский собор, в котором была помещена главная святыня обители – мощи святого праведного Симеона Верхотурского.

20 декабря 1907 года послушник Иоанн был пострижен в мантию с именем Игнатий в честь священномученика Игнатия Богоносца, память которого празднуется в этот день. В 1909 году монах Игнатий был рукоположен во иеродиакона, а в 1913 году, в день освящения нового собора, – во иеромонаха.

В 1925 году Верхотурский монастырь был безбожниками закрыт; монахи частью остались жить в городе, а частью разошлись по окрестным селам и служили в приходских храмах. Отца Игнатия еще до закрытия монастыря часто посылали служить в разные храмы, где не было на тот момент священника. С 1919 по 1922 год отец Игнатий служил в храме в селе Сербишна Невьянского района. В 1922 году в течение девяти месяцев он служил в Казанском храме в заводе Касли, с конца 1922 года стал служить в храме в Верхне-Исетском заводе, с 1923 по 1924 год – в храме во имя преподобного Сергия на заимке[2] Исток. В 1924 году он вернулся в Верхотурье и служил до 1925 года в одном из монастырских храмов.

В те годы любой из священников мог быть подвергнут неожиданному аресту, и отец Игнатий, зная это, старался уклоняться, насколько это было возможно, от встречи с сотрудниками ОГПУ. Однажды они пришли в дом его духовной дочери в то время, когда он там находился; девушка спрятала отца Игнатия в подполе, а сама настолько смело и находчиво отвечала пришедшим, что полностью отвела их подозрения, что священник находится в доме, и они ушли, не произведя обыска.

Впервые иеромонах Игнатий был арестован в 1925 году и заключен в тюрьму ОГПУ, где провел около месяца. Из тюрьмы его выпустили глубоким вечером, и он сразу пошел к знакомым монахиням и стал стучаться, но, чтобы не быть услышанным посторонними, в ответ на их вопрошания ничего не отвечал. Было поздно, они не знали, кто стучит, и не открывали ему. Тогда отец Игнатий сказал жалобным голосом: «Теща меня на улицу выгнала, и здесь не пускают». Его сразу узнали по голосу и по тому, что и раньше он тюрьму называл «тещей», и впустили.

С 1925 по 1927 год отец Игнатий служил в храме в селе Дымково, в 1927 году он был переведен в храм в заводе Николо-Павдинск, а затем в Ирбит. В 1928 году его перевели в храм в городе Долматово, где он прослужил два месяца, а затем в село Кислово. С 1929 по 1931 год он служил в храме в селе Федоровка, а затем – в селе Сербишна, где и был арестован.

В 1931 году ОГПУ поставило своей целью уничтожение всех монашеских общин на Урале. Аресты были произведены в начале 1932 года. Всего по делу только братии Верхотурского монастыря было арестовано сто сорок человек, и среди них отец Игнатий; он был арестован 28 марта 1932 года. На вопрос следователя, состоял ли иеромонах Игнатий в контрреволюционной организации, он ответил: «Я действительно состоял членом монашеской организации, которая после закрытия Верхотурского монастыря в 1925 году продолжала существовать непосредственно под руководством архимандрита Ксенофонта (Медведева). К последнему я ездил летом 1930 года за получением совета, как к настоятелю. Признаю, что действительно, как монашествующий, по своим взглядам и убеждениям был противником, диаметрально противоположен установкам и мероприятиям советской власти, иначе не могло быть. Если разделять полностью взгляды советской власти, значит, нужно перестать быть монахом; быть монахом – значит быть врагом советской власти и партии. Для меня монашество было важнее советской власти, и я, естественно, был и являюсь врагом последней, но контрреволюционной работы не проводил…»[3]

Завершая следствие, следователь в последний раз вызвал на допрос отца Игнатия и спросил, не хочет ли он раскаяться перед советской властью, на что отец Игнатий ответил: «На поставленный мне вопрос, хочу ли я раскаяться перед советской властью, показываю, что я раскаиваться перед советской властью не хочу и не буду»[4].

7 сентября 1932 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Игнатия к трем годам ссылки в Западную Сибирь, и он вместе с группой священнослужителей и монахов был отправлен этапом в Нарымский край, где часть пути им пришлось пройти пешком. В ссылке отец Игнатий заболел цингой, от которой ему помогла вылечиться его духовная дочь, приехавшая ухаживать за ним и привезшая со своей пасеки мед.

Возвращаясь домой по окончании срока ссылки, отец Игнатий оказался в одном вагоне с уголовниками. Чтобы не привлекать к себе внимания, он стал принимать участие в разговорах, и даже вертел в руках папиросу, изображая, что собирается закурить, и таким образом благополучно доехал до Екатеринбурга. Но здесь силы оставили его, он едва добрался до квартиры духовной дочери и на ее пороге упал. В Екатеринбурге, как и во многих других крупных городах, ему было жить запрещено, и он поселился в маленьком ветхом домике на окраине Верхотурья. Место было глухое, и отца Игнатия стали беспокоить здесь хулиганы; но некий раб Божий по имени Михаил, который работал зубным врачом и был пострижен в монашество, дал денег на покупку нового дома, расположенного неподалеку от Верхотурского монастыря, так что отсюда хорошо был виден величественный Крестовоздвиженский собор. Сюда отец Игнатий и переехал вместе с помогавшими ему по хозяйству келейницами, схимонахиней Евдокией и монахиней Симеонией.

Наступил новый период в жизни подвижника, когда он стал скрываться от мира за внешней формой юродства. Одеваться стал в светскую одежду, иногда и в женскую, так что бывало, что его не узнавали и хорошо его знавшие. Некоторое время он пас на окраине города коз и был любимцем всех окрестных мальчишек, которые тесным кружком собирались вокруг него, с упоением слушая его рассказы.

У отца Игнатия оставалось много духовных детей, и он, навещая их, совершал в их домах Таинства. Когда состояние здоровья не позволяло покидать дом, он принимал духовных детей у себя в келлии. Здесь отец Игнатий вместе со своими келейницами вычитывал весь богослужебный круг.

Об этом периоде жизни подвижника сохранились воспоминания людей, его знавших. Один из священников рассказывал: «У меня в памяти отец Игнатий остался человеком находчивым, неунывающим... Он слегка юродствовал, искал повода, чтобы его осудили, посмеялись над ним. Однажды пришел в Ивановскую церковь на Пасху, в середине службы заходит и говорит: "Проспал я службу, только что пришел”. Удивились, конечно, посмеялись. Дома у себя тоже чудил: в женский халат оденется, на голове скуфейка, как у звездочета, набок надета, по сторонам два пучка волос торчат, шея голая – это он вышел умываться. Келейницам его большое терпение требовалось, чтобы его причуды выносить. Они только начнут что-нибудь варить – он выйдет на кухню, кастрюли перевернет или огонь водой зальет, а потом быстро к себе в келейку, в одеяло завернется и лежит тихонько. Любил своих чад называть "страшилищами”. Службы совершал в крохотной своей келлии. Про кровать свою говорил, что кто на нее ляжет, тот получит исцеление. И я, действительно, это на себе испытал».

Духовная дочь отца Игнатия рассказывала: «Я жила в Верхотурье, работала в швейной мастерской, а к отцу Игнатию ходила благословляться. На работе у меня не ладилось, машина ломалась, ничего не получалось. Отец Игнатий надо мною посмеивался: "Ну вот, шила да порола, шила да порола”. Но однажды сказал: "Ты праведному Симеону молишься? А ведь он был портной. Вот и проси, чтобы он тебе помог. Своими словами проси”. Я стала молиться и просить праведного Симеона о помощи. И стало лучше получаться в работе, сложные заказы стали давать, лучше тех получалось, кто раньше меня начал работать. Но огорчений всегда было много. Бывало, бегу с работы к батюшке – и, пока бегу, на душе посветлеет, прихожу: "Благословите, батюшка! Сейчас сколько хотела вам рассказать, да все забылось”. А он: "А ты рассказала, я слышал – вот про это и про это”. И правда я об этом думала, когда к нему шла.

Как-то велел мне поленницу складывать. Я складывала, складывала – вот готова поленница, а он подошел, палочкой толкнул – и она рассыпалась. Мне обидно, а батюшка меня же и ругает: "Вот какая бестолочь, поленницу сложить не можешь”. В другой раз я в огороде грядки копала, борозды делала, а он стоит рядом и ругает: "Какая же ты бестолковая, землю копать не умеешь. Положи-ка палку – видишь, неровно!” Я ровняю, ровняю, он опять: "Ты видишь – там дыра, там дыра”. Я обиделась, ушла. Потом вернулась: "Батюшка, простите, благословите!” Он, радостный, сияющий, благословил меня, и я – как на крыльях весь день.

Однажды оделся странником, пришел к одним матушкам, стучит, просит милостыню, а они говорят: "Нет ничего!” А он все стучит, стучит по железке. Они говорят: "Какой нищий! Надо посмотреть, не утащит ли чего!” Подошли поближе и узнали – это же отец Игнатий. "Батюшка, заходи!” А он: "А! Узнали, так заходи! Да не пойду я!” – И ушел».

Жительница Верхотурья рассказывала: «Один раз дали ему в мороз валенки. Он их стал надевать и говорит: "А что, в чужих-то тепло”. Женщина сказала, смутившись: "Простите, батюшка, и вправду чужие”.

Приехал он как-то в одно село и пришел в избу к знакомым. Хозяйка стала его кормить: подала хлеб и похлебку, а пироги утаила. И принялся он есть да приговаривать: "Сами-то пироги едят, а меня похлебкой кормят”.

Батюшка учил нас молиться со вниманием. К посещению службы церковной он сам относился строго и нас тому же учил. Однажды мы во время службы собрались огород копать, пришли благословиться, а он: "А на службу кто пойдет?”».

В последние годы отец Игнатий тяжело болел и незадолго до смерти был пострижен в схиму с именем Иоанн. Духовная дочь его рассказывала: «Я сижу в уголочке, плачу и прошу Царицу Небесную, чтобы взяла нашего батюшку к Себе. А он говорит: "Смотрите, она молится, чтобы я умер”. Он любил пошутить. Как-то пришли женщины и спрашивают: "Тяжело лежать, батюшка?” А он и говорит: "Так не буду лежать, меня дрова колоть заставят”.

В день его смерти пришло много народу и спрашивают: "Батюшка, читать канон на исход души?” А он говорит: "Рано еще”. Через некоторое время я начала читать, а он говорит: "Не так надо читать”. И сам прочитал полторы страницы, а потом уже не было сил читать, и читали другие».

Иеросхимонах Иоанн (Кевролетин) скончался 27 января 1961 года. Летом 1993 года были обретены его мощи и перенесены в Верхотурский Николаевский монастырь.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 129–137. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-kevroletin

Примечания

[1] Православные русские обители. СПб., б.г. С. 166.

[2] Заимка – хутор.

[3] ГААОСО. Ф. 1, оп. 1, д. 41750, т. 5, л. 373.

[4] Там же. Л. 264.

Свт. Луки́ (Войно-Ясенецкого), исп., архиепископа Симферопольского и Крымского (1961)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 августа – Собор Курских святых

1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии

28 декабря – Собор Крымских святых

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

18 марта – Обре́тение мощей

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

11 июня – Преставление. Собор святых Красноярской митрополии

ЖИТИЕ

Предисловие

История нашей страны знает множество людей, послуживших ее становлению, возвеличивая ее как святую Русь. Но где она, святая Русь? И можем ли мы назвать так современную Россию? Вопрос непростой, но ответ на него, как видится, лежит вне физических законов и исторических рамок. Святая Русь – это вневременное устроение. Это сонм святых, живших на Руси во все века и сохранявших верность Господу. К великому сонму святых, явленных и неявленных, в тяжелейшем для Церкви XX веке присоединился целый собор новомучеников и исповедников Российских.

И среди них мы видим величественную фигуру cвятителя Луки (в миру Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого; 1877–1961) – ученого с мировым именем, профессора хирургии и топографической анатомии, одного из основателей регионарной анестезии и гнойной хирургии.

В течение многих лет Валентин Феликсович работал земским врачом в самых разных частях России – от юга родины до самых крайних точек на севере страны. В самый разгар антирелигиозной пропаганды профессор, главный врач большой больницы города Ташкента, хирург принимает священный сан. «При виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом нашим Иисусом Христом мое сердце громко кричало: «Не могу молчать!". И я чувствовал, что мой долг – защищать проповедью оскорбляемого Спасителя нашего и восхвалять Его безмерное милосердие к роду человеческому», – вспоминает он.

В 1923 году отец Валентин (Войно-Ясенецкий) принял монашеский постриг с именем Лука и был рукоположен во епископа. В сане епископа за исповедание православной веры прошел тернистый путь лагерей, принимал участие в Великой Отечественной войне, в 1946 году возведен в сан архиепископа, награжден правом ношения бриллиантового креста на клобуке. За выдающиеся научные труды «Очерки гнойной хирургии» и «Поздние резекции при огнестрельных ранениях крупных суставов» был награжден Сталинской премией I степени, а за участие в Великой Отечественной войне медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Практически до последних дней святитель Лука сочетал епископское служение с хирургической практикой. В 1995 году он был причислен к лику святых Украинской Православной Церкви, в 1999 году – к лику святых Красноярской епархии. В 2000 году – к лику святых Русской Православной Церкви.

Детство и юность

27 апреля 1877 года в городе Керчи в семье провизора Феликса Станиславовича Войно-Ясенецкого и его жены Марии Дмитриевны родился третий сын Валентин. Всего же в семье Войно-Ясенецких было пятеро детей: Павел, Ольга, Валентин, Владимир и Виктория. Отец был благочестивым католиком и держался несколько отстраненно от остальной, воспитанной в православном духе, части семьи. Искренние молитвы родителей Валентин наблюдал с раннего детства, что, несомненно, повлияло на формирование его мировоззрения.

Лука (Войно-Ясенецкий)Сам он вспоминал об этом так: «Мой отец был католиком, весьма набожным, он всегда ходил в костел и подолгу молился дома…», «Мать усердно молилась дома» и далее: «Если можно говорить о наследственной религиозности, то, вероятно, я ее наследовал главным образом от очень набожного отца. Отец был человеком удивительно чистой души, ни в ком не видел ничего дурного, всем доверял…». Мальчик рос в атмосфере христианской любви и послушания. С детства он отличался спокойным и твердым характером, рано проявил художественные наклонности, окончил одновременно гимназию и художественную школу и стал готовиться к экзаменам в Академию художеств.

По окончании гимназии восемнадцатилетнему Валентину был подарен Новый Завет. Вот как вспоминает об этом святитель в мемуарах: «Правильное представление о Христовом учении я… вынес из усердного чтения всего Нового Завета, который, по доброму старому обычаю, я получил от директора гимназии при вручении мне аттестата зрелости как напутствие в жизнь. Очень многие места этой Святой Книги, сохранявшейся у меня десятки лет, произвели на меня глубочайшее впечатление. Они были отмечены красным карандашом. Но ничто не могло сравниться по огромной силе впечатления с тем местом Евангелия, в котором Иисус, указывая ученикам на поля созревшей пшеницы, сказал им: Жатвы много, а делателей мало. Итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою (Мф.9:37). У меня буквально дрогнуло сердце, я молча воскликнул: «О Господи! Неужели у Тебя мало делателей?!". Позже, через много лет, когда Господь призвал меня делателем на ниву Свою, я был уверен, что этот евангельский текст был первым призывом Божиим на служение Ему».

Готовясь стать художником, Войно-Ясенецкий увлеченно занимался рисованием, но, в отличие от своих товарищей по зарисовкам, он выбирал не пейзажи окрестностей Киева и не жанровые сцены. Валентина влекла духовная сторона жизни: «В это время впервые проявилась моя религиозность. Я каждый день, а иногда и дважды в день ездил в Киево-Печерскую Лавру, часто бывал в киевских храмах и, возвращаясь оттуда, делал зарисовки того, что видел в Лавре и храмах. Я сделал много зарисовок, набросков и эскизов молящихся людей, лаврских богомольцев, приходивших туда за тысячу верст, и тогда уже сложилось то направление художественной деятельности, в котором я работал бы, если бы не оставил живописи. Я пошел бы по дороге Васнецова и Нестерова, ибо уже ярко определилось основное религиозное направление в моих занятиях живописью».

Однако во время вступительных экзаменов в Петербургскую Академию художеств юношей овладело тяжелое раздумье о том, правильный ли жизненный путь он избирает: «Недолгие колебания кончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей», – вспоминал святитель.

Подобный выбор пути – помощь и просвещение народа – соответствовал распространенным в то время в среде русской интеллигенции народническим идеям. Часто народничество связывалось с толстовством. Но от толстовства Валентина оттолкнул сам Толстой брошюрой «В чем моя вера?». Святитель вспоминал об этом так: «Однако мое толстовство продолжалось недолго, только лишь до того времени, когда я прочел его запрещенное, изданное за границей сочинение «В чем моя вера?», резко оттолкнувшее меня издевательством над православной верой. Я сразу понял, что Толстой – еретик, весьма далекий от подлинного христианства. И хоть увлечение толстовством безвозвратно ушло, но осталось искреннее желание послужить своему народу, чтобы облегчить его страдания».

По мнению Валентина, полезной для страдающих людей была медицина, так как именно в медицинской помощи особенно нуждалась российская глубинка. Но осуществить свое решение и начать учебу на медицинском факультете Валентину Войно-Ясенецкому удается не сразу: еще год он проучился в художественной школе в Мюнхене, затем (в 1897–1898 годах) на юридическом факультете Киевского университета.

В 1898 году он поступает на медицинский факультет. Учился Валентин на одни пятерки и резко выделялся среди студентов превосходно выполненными препарациями трупов: «Из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургии… мои товарищи единогласно решили, что я буду профессором анатомии, и оказались правы, хотя я и протестовал против их предсказаний». На четвертом и пятом курсах он увлекся глазными болезнями. Из массы студентов его выделяли высокие моральные требования к себе и другим, чуткость к чужому страданию и боли, открытый протест против насилия и несправедливости. Можно сказать, что первая проповедь будущего святителя была произнесена в университете на 3-м курсе. В один из дней перед лекциями Войно-Ясенецкий узнал, что в пылу спора его сокурсник ударил другого студента по лицу, и это, кроме того, было окрашено национальными красками: «…перед одной лекцией я узнал, что один из товарищей по курсу – поляк – ударил по щеке другого товарища – еврея. По окончании лекции я встал и попросил внимания. Все примолкли. Я произнес страстную речь, обличавшую безобразный поступок студента-поляка. Я говорил о высших нормах нравственности, о перенесении обид, вспомнил великого Сократа, спокойно отнесшегося к тому, что его сварливая жена вылила ему на голову горшок грязной воды. Эта речь произвела столь большое впечатление, что меня единогласно избрали старостой».

После блестяще сданных выпускных экзаменов и получения диплома с отличием Валентин страшно обескуражил сокурсников заявлением, что его жизненный путь – это путь земского врача. «"Как, Вы будете земским врачом? Ведь Вы ученый по призванию!» – воскликнули коллеги. Я был обижен тем, что они меня совсем не понимают, ибо я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским – мужицким врачом, помогать бедным людям», – писал в мемуарах святитель Лука.

Начало профессиональной деятельности

Но сразу земским врачом Войно-Ясенецкому стать не пришлось: в 1904 году в качестве добровольца он был направлен в госпиталь Красного Креста под Читу, где в лазарете на 200 коек его назначили заведующим хирургическим бараком. Уже в первые месяцы практической работы проявился его твердый, волевой характер и высокий профессионализм, об этом времени святитель вспоминал так: «…не имея специальной подготовки по хирургии, стал сразу делать крупные ответственные операции на костях, суставах, на черепе. Результаты работы были вполне хорошими…». Там же он женился на сестре милосердия Анне Ланской, которая покорила хирурга «исключительной добротой и кротостью характера».

Много жизней спас военно-полевой хирург Войно-Ясенецкий. Один из раненых офицеров в знак благодарности за спасенную жизнь пригласил после войны Валентина Феликсовича с молодой женой Анной жить и работать у него на родине, в Симбирске. Приглашение было принято. Это одна из версий, почему молодой врач приехал именно в Симбирскую губернию. Но по другой версии, представленной народным врачом СССР В.С. Поросенковым, Войно-Ясенецкому посоветовали ехать именно туда ученые с мировым именем Филатовы, родом симбирские.

К моменту приезда В.Ф. Войно-Ясенецкого местная больница, по меркам того времени, относилась к разряду средних. Кроме амбулатории, у нее был стационар на 35 коек. Работа земского врача мало отличалась от работы военно-полевого хирурга: 14–16-часовой рабочий день, те же стоны и страдания измученных болезнью людей. Разница лишь в том, что единственному врачу приходилось быть и акушером, и педиатром, и терапевтом, и окулистом, и хирургом… «Я поступил врачом в Ардатовское земство Симбирской губернии. Там мне пришлось заведовать городской больницей. В трудных и неприглядных условиях я сразу стал оперировать по всем отделам хирургии и офтальмологии», – вспоминает Войно-Ясенецкий.

Хорошей помощницей ему была жена, Анна Васильевна. Все трудные земские годы Анна Васильевна не только вела дом, но и профессионально помогала мужу. Причиной непродолжительной деятельности в Ардатове (всего 10 месяцев) стала неудовлетворенность одаренного врача от работы с неквалифицированным медицинским персоналом. Эта проблема была во всех земских больницах того времени; при сложных хирургических случаях непрофессионально выполненный общий наркоз часто приводил к смертельным исходам. Яркий случай был описан хирургом Войно-Ясенецким в истории болезни ардатовского периода в июле 1905 года. В амбулаторию ардатовской больницы обратился старик огромного роста и богатырского сложения – карбункул нижней губы. Срочная операция под наркозом была проведена успешно, но спасти больного не удалось. О выводах из подобных клинических случаев сам святитель вспоминал так: «Надо отметить, что в ардатовской больнице я сразу столкнулся с большими трудностями и опасностями применения общего наркоза при плохих помощниках, и уже там у меня возникла мысль о необходимости по возможности шире заменять его местной анестезией». Впоследствии хирург Войно-Ясенецкий значительно развил и усовершенствовал один из основных методов местной анестезии – регионарную, или проводниковую, анестезию, при которой путем вкола в соответствующий нерв или нервный узел удается обезболить целую область, на которой производится оперативное вмешательство.

В наши годы в Ардатове на здании районной больницы установлена мемориальная доска, напоминающая о том, что здесь работал великий хирург, а в ардатовской Никольской церкви представлены для поклонения частицы святых мощей владыки.

Курская губерния

В ноябре 1905 года Валентин Феликсович переехал в деревню Верхний Любаж Фатежского уезда Курской губернии, где заведовал маленькой участковой больницей на 10 коек. Помимо этого молодой врач принимал участие в обсуждении целого ряда вопросов, связанных с его земством, в которое входило еще несколько сел и деревень: возвращение с воинской службы земских врачей, созыв съезда врачей, постройка заразных бараков в сельских больницах, посещение школ врачами. Ему также поручили устройство ясель в населенных пунктах и деревнях на его участке. После санитарных советов Валентин Феликсович возвращался домой только к вечеру и сразу же ехал в больницу оперировать. «…В маленькой участковой больнице на десять коек я стал широко оперировать и скоро приобрел такую славу, что ко мне пошли больные со всех сторон, и из других уездов Курской губернии, и соседней, Орловской», - вспоминает свои будни святитель. В то время была широко распространена трахома глаз, лишавшая зрения тысячи людей. Валентин Феликсович возвращал им возможность видеть. В своей автобиографии он приводит по этому поводу следующий курьезный случай: «…молодой нищий, слепой с раннего детства, прозрел после операции. Месяца через два он собрал множество слепых со всей округи, и все они длинной вереницей пришли ко мне, ведя друг друга за палки и чая исцеления».

Сам святитель так подвел итог своей работы в любажской больнице: «Чрезмерная слава сделала мое положение в Любаже невыносимым. Мне приходилось принимать амбулаторных больных, приезжавших во множестве, и оперировать в больнице с девяти часов утра до вечера, разъезжать по довольно большому участку и по ночам исследовать под микроскопом вырезанное при операции, делать рисунки микроскопических препаратов для своих статей, и скоро не стало хватать для огромной работы и моих молодых сил».

В период работы в Курской области (с 1905 по 1908 год) хирург Войно-Ясенецкий выполнил более 1500 сложнейших операций, обобщил ряд хирургических случаев и опубликовал свои первые научные статьи: «Невроматозный элефантиаз лица, плексиформная неврома», а также «Ретроградное ущемление при грыже кишечной петли». В 1907 году Валентин Феликсович был переведен в Фатеж, где заведовал более крупной больницей на 60 коек, и проработал там недолго. Именно в Фатеже в семье родился первенец – сын Михаил. Известно, что в это время святитель посещал Глинскую Рождество-Богородицкую и Коренную общежительную пустынь, где имел долгие беседы с настоятелем пустыни игуменом Исаией. Настоятель показывал ему монастырскую больницу, аптеку с запасом медикаментов и хирургических инструментов.

Из Фатежа Войно-Ясенецкие переехали в начале 1908 года на Украину в город Золотоношу. Там в семье родился второй ребенок – дочка Елена. О работе в этом городе Войно-Ясенецкого в качестве врача в амбулатории нет никаких сведений, но известно, что в августе 1908 года, оставив семью на Украине, Валентин Феликсович едет в Москву. Поездка туда была мотивирована научным интересом Войно-Ясенецкого: во время работы в земствах перед ним остро встала проблема операций под местным наркозом, повлияла и новая в то время книга немецкого профессора Г. Брауна «Местная анестезия, ее научное обоснование и практические применения». Святитель вспоминал: «Я с жадностью прочел ее и из нее впервые узнал о регионарной анестезии, немногие методы которой весьма недавно были опубликованы. Я запомнил, между прочим, что осуществление регионарной анестезии седалищного нерва Браун считает едва ли возможным. У меня возник живой интерес к регионарной анестезии, я поставил себе задачей заняться разработкой новых методов ее». И вот в сентябре 1908 года Войно-Ясенецкий поступает в экстернатуру при Московской хирургической клинике известного профессора – хирурга П.И. Дьяконова.

Оказалось, что профессор Дьяконов ничего не слышал и не знает об этой теме, но с радостью одобрил работу над ней Валентина Феликсовича. В результате кропотливой и упорной работы появились ценные научные результаты. Но финансовые трудности заставили прервать научную работу и продолжить практическую хирургию в земствах. Семья Войно-Ясенецких отправилась в Саратовскую губернию.

В 1909 году Валентин Феликсович уехал в село Романовка Балашовского уезда Саратовской губернии. Здесь он принял больницу на 25 коек. Участок Романовской волости был самым большим в губернии, соответственно этому рост числа заболеваний и госпитализированных больных был значительно выше, чем в других волостях. Молодой и энергичный главврач был единственным хирургом в больнице. На собственные средства он купил микроскоп и после операций готовил и исследовал препараты тканей. В районных больницах этим будут заниматься уже в послевоенные годы; В.Ф. Войно-Ясенецкий делал это в 1909 году.

Переяславль-Залесский

В 1909 году Войно-Ясенецкий становится главным врачом городской больницы в Переяславле-Залесском, где на 30 койках без электричества, водопровода, рентгеновского аппарата ему удается за год выполнить более 1000 стационарных и амбулаторных операций (такой объем работ выполняют сейчас за год бригады из шести-семи хирургов; при этом для оказания подобной широты операционной помощи понадобятся врачи не менее шести или семи хирургических специальностей). С 1913 года здесь же он начинает заведовать госпиталем для раненых, проводя самые сложные хирургические вмешательства.

В годы Первой мировой войны В.Ф. Войно-Ясенецкий оперировал не только гражданских больных, но и военных, в том числе и раненых пленных. В связи с условиями военного времени в 1914 году больница работала напряженно. «В течение года поступило 1464 больных, 74 из них умерло, 22 после хирургических операций, 52 в терапевтическом отделении. Всего 5 % летальности - это небольшой процент, учитывая военное время. Число коек в больнице увеличилось в 1914 году до 84, вследствие открытия заразного лазарета на 16 коек для раненых, поступивших с театра военных действий», – вспоминает Валентин Феликсович. Несомненно, В.Ф. Войно-Ясенецкому в научной и практической хирургической работе помогали его поразительное чувство осязания и талант художника. Очевидцы рассказывают, что действия его как хирурга были необыкновенно точны, соразмерны и виртуозны. «Тончайшее чувство осязания, очевидно, было врожденным у отца. Он как-то, беседуя с нами, его детьми, на эту тему, решил доказать нам это «на деле». Сложил десять листков тонкой белой бумаги, а затем попросил давать задания: одним взмахом острого (это было обязательным условием!) скальпеля разрезать любое количество листков. Опыт оказался весьма удачным. Мы были поражены!» – позднее рассказывал его сын Михаил.

Из медицинских отчетов того времени видно, что часто услугами хирурга В.Ф. Войно-Ясенецкого пользовались семьи священников, а также насельники переяславских монастырей и монахини Федоровского монастыря, стоящего недалеко от земской больницы.

Продолжает святитель трудиться и над разработкой нового метода местного обезболивания. В 1915 году монография «Регионарная анестезия» под фамилией В.Ф. Войно-Ясенецкого вышла в свет, а в 1916 году автор защитил ее как диссертацию на степень доктора медицины. Работа над диссертацией заняла у него всего восемь месяцев. После блестящей защиты докторской диссертации ему было присвоено звание доктора медицины и вручена награда Варшавского университета за лучшее сочинение, пролагающее новые пути в медицине. И книга, и диссертация получили высочайшие оценки. Известный ученый профессор Мартынов в официальном отзыве как оппонент писал: «Мы привыкли к тому, что докторские диссертации пишутся обычно на заданную тему с целью получения высших назначений по службе, и научная ценность их невелика. Но когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил ее». В диссертацию «Регионарная анестезия» были включены отчеты о деятельности Переяславской земской больницы, отличные иллюстрации и фотографии (фотографированием святитель начал увлекаться в Переяславле).

Занимаясь исследованием и внедрением в практику регионарной анестезии, Валентин Феликсович в это же время задумал изложить свой опыт работы в книге, которую решил озаглавить как «Очерки гнойной хирургии». Вот что вспоминает об этом сам святитель: «…в Переславле пришло мне на мысль изложить свой опыт в особой книге - «Очерки гнойной хирургии». Я составил план этой книги и написал предисловие к ней. И тогда, к моему удивлению, у меня появилась крайне странная неотвязная мысль: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа». Быть священнослужителем, а тем более епископом мне и во сне не снилось, но неведомые нам пути жизни нашей вполне известны Всеведущему Богу уже когда мы во чреве матери. Как увидите дальше, уже через несколько лет стала полной реальностью моя неотвязная мысль: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа"».

В Переяславле-Залесском в 2001 году в память о деятельности В.Ф. Войно-Ясенецкого на здании переславской больницы была открыта мемориальная доска: «Здесь, в бывшей земской больнице, в 1910–1916 гг. работал главным врачом и хирургом профессор медицины святитель Лука, архиепископ Крымский (Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий) 27.04.1877–11.06.1961».

Туркестан

Переехать в Среднюю Азию, в сухой жаркий климат, семью Войно-Ясенецких заставила болезнь Анны Васильевны. Супруга Валентина Феликсовича еще в Переяславле-Залесском заразилась туберкулезом легких. В Ташкенте ее состояние несколько улучшилось. Шел трагический для всего русского народа семнадцатый год, Гражданская война была в самом разгаре, бушевала она и в Туркестане. В это время Ташкентская городская больница на 1000 коек, куда был назначен главным врачом Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, очень напоминала земскую: такая же бедность во всем, плохие железные кровати, забитые больными палаты и коридоры. Профессор Ошанин, коллега Валентина Феликсовича, вспоминал, что на улицах Ташкента тогда было далеко не безопасно, нередки были перестрелки. Кто, в кого, зачем стрелял, не всегда бывало понятно – но жертвы были. Раненых привозили в больницу, и Войно-Ясенецкого нередко вызывали среди ночи на операции. При этом никто и никогда не видел его раздраженным или недовольным. Случалось, раненые поступали один за другим, и он всю ночь оперировал. По свидетельству медицинского персонала, в операционной Валентин Феликсович никогда не повышал голос, говорил спокойно, ровно. С таким хирургом было хорошо работать всем: и ассистентам, и медицинским сестрам.

В 1919 году в Ташкенте было жестоко подавлено восстание против новой власти Туркменского полка, началась расправа с участниками контрреволюции. По ложному доносу Войно-Ясенецкий оказался в их числе и провел под арестом сутки. Для многих арест закончился расстрелом. Валентина Феликсовича отпустили, но его жена пережила тяжелое нервное потрясение. Это пагубно сказалось на ее здоровье. Болезнь прогрессировала, и вскоре Анна Васильевна умерла, оставив четверых детей, из которых старшему было двенадцать лет, а младшему – шесть.

В молитве над усопшей женой Валентин Феликсович получил откровение об устроении своих детей в жизни. Вот как он сам вспоминал об этом: «Господу Богу было ведомо, какой тяжелый, тернистый путь ждет меня, и тотчас после смерти матери моих детей Он Сам позаботился о них и мое тяжелое положение облегчил. Почему-то без малейшего сомнения я принял потрясшие меня слова псалма как указание Божие на мою операционную сестру Софию Сергеевну Велецкую, о которой я знал только то, что она недавно похоронила мужа и была бездетной, и все мое знакомство с ней ограничивалось только деловыми разговорами, относящимися к операции. И однако слова: неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях (Пс.112:9), – я без сомнения принял как Божие указание возложить на нее заботы о моих детях и воспитании их». София Сергеевна Велецкая долго жила в семье Войно-Ясенецких, в семье младшего сына святителя Луки, – вплоть до самой своей смерти. Но, как говорил сам архиепископ Лука, «она была только второй матерью для детей, ибо Всевышнему Богу известно, что мое отношение к ней было совершенно чистым». На могиле же Анны Васильевны был поставлен крест, на котором Валентин Феликсович собственной рукой написал: «Чистая сердцем, алчущая и жаждущая правды…».

Осенью 1920 года открылся Ташкентский университет, одним из инициаторов его открытия стал Валентин Феликсович. Профессор Войно-Ясенецкий возглавил кафедру топографической анатомии и оперативной хирургии. Он вспоминал об этом так: «Большинство кафедр было замещено избранными из числа ташкентских докторов медицины, и только я один был почему-то избран в Москве на кафедру топографической анатомии и оперативной хирургии».

«Доктор, вам надо быть священником…»

При всей своей загруженности главврача и практикующего хирурга Ташкентской городской больницы, заведующего кафедрой медицинского университета Валентин Феликсович проявлял себя как сознательный и активный член Церкви, болеющий душой за ее судьбы. «Я скоро узнал, что в Ташкенте существует церковное братство, и пошел на одно из заседаний его. По одному из обсуждавшихся вопросов я выступил с довольно большой речью, которая произвела большое впечатление. Это впечатление перешло в радость, когда узнали, что я главный врач городской больницы. Видный протоиерей Михаил Андреев, настоятель привокзальной церкви, в воскресные дни по вечерам устраивал в церкви собрания, на которых он сам или желающие из числа присутствовавших выступали с беседами на темы Священного Писания, а потом все пели духовные песни. Я часто бывал на этих собраниях и нередко проводил серьезные беседы. Я, конечно, не знал, что они будут только началом моей огромной проповеднической работы в будущем», – вспоминал святитель Лука.

На одном из епархиальных съездов Валентин Феликсович выступил с продолжительной и горячей речью. Это стало одним из решающих моментов в его жизни: «Когда кончился съезд и присутствовавшие расходились, я неожиданно столкнулся в дверях с владыкой Иннокентием. Он взял меня под руку и повел на перрон, окружавший собор. Мы обошли два раза вокруг собора, Преосвященный говорил, что моя речь произвела большое впечатление, и, неожиданно остановившись, сказал мне: «Доктор, вам надо быть священником!» …У меня никогда не было и мысли о священстве, но слова преосвященного Иннокентия принял как Божий призыв устами архиерея и, ни минуты не размышляя, ответил: «Хорошо, Владыко! Буду священником, если это угодно Богу!"… Уже в ближайшее воскресенье, при чтении часов, я в сопровождении двух диаконов вышел в чужом подряснике к стоявшему на кафедре архиерею и был посвящен им в чтеца, певца и иподиакона, а во время литургии – и в сан диакона… Через неделю после посвящения во диакона, в праздник Сретения Господня 1921 года, я был рукоположен во иерея епископом Иннокентием». Наряду со священническим служением отец Валентин Войно-Ясенецкий по-прежнему оперировал и преподавал на кафедре в медицинском университете. «Мне пришлось совмещать свое священническое служение с чтением лекций на медицинском факультете, слушать которые приходили во множестве и студенты других курсов. Лекции я читал в рясе с крестом на груди: в то время еще было возможно невозможное теперь. Я оставался и главным хирургом Ташкентской городской больницы, потому служил в соборе только по воскресеньям. Преосвященный Иннокентий, редко проповедовавший, назначил меня четвертым священником собора и поручил мне все дело проповеди. При этом он сказал мне словами апостола Павла: «Ваше дело не крестити, а благовестити"» (ср.: 1Кор.1:17), – вспоминал он.

Принятие сана произвело огромную сенсацию в Ташкенте, а сам Войно-Ясенецкий говорил о причинах, побудивших его к началу служения Церкви, так: «При виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом нашим Иисусом Христом мое сердце громко кричало: «Не могу молчать!». И я чувствовал, что мой долг - защищать проповедью оскорбляемого Спасителя нашего и восхвалять Его безмерное милосердие к роду человеческому».

Промысел Божий поставил отца Валентина в это тяжелое и смутное время защитником христианства. Немой проповедью было и то, что лекции в Ташкентском университете он читал неизменно в рясе и с крестом на груди. Кроме проповеди за богослужением, он проводил беседы каждый воскресный день после вечерни в соборе, и это были, как вспоминал сам святитель, «долгие беседы на важные и трудные богословские темы, привлекавшие много слушателей, целый цикл этих бесед был посвящен критике материализма».

В 1921–1923 годах власти и «живоцерковники», созданные как раскол внутри самой Церкви, устраивали в Ташкенте специальные диспуты с целью атеистической пропаганды. У отца Валентина Войно-Ясенецкого не было специального богословского образования, но его огромная эрудиция, искренняя вера в Бога и знание учения отцов Церкви позволяло одерживать блестящие победы в многочисленных дискуссиях и диспутах. Верующие, да и неверующие всегда были на его стороне. Он сам вспоминал об этом так: «…мне приходилось в течение двух лет часто вести публичные диспуты при множестве слушателей с отрекшимся от Бога протоиереем Ломакиным, бывшим миссионером Курской епархии, возглавлявшим антирелигиозную пропаганду в Средней Азии.

Как правило, эти диспуты кончались посрамлением отступника от веры, и верующие не давали ему прохода вопросом: «Скажи нам, когда ты врал: тогда, когда был попом, или теперь врешь?». Несчастный хулитель Бога стал бояться меня и просил устроителей диспутов избавить его от «этого философа» … Однажды, неведомо для него, железнодорожники пригласили меня в свой клуб для участия в диспуте о религии. В ожидании начала диспута я сидел на сцене при опущенном занавесе и вдруг вижу – поднимается на сцену по лестнице мой всегдашний противник. Увидев меня, крайне смутился, пробормотал: «Опять этот доктор», поклонился и пошел вниз. Первым говорил на диспуте он, но, как всегда, мое выступление совершенно разбило все его доводы, и рабочие наградили меня громкими аплодисментами». Отец Валентин Войно-Ясенецкий готов был мужественно отстаивать свою веру перед всеми, в том числе и перед представителями безбожной власти. Пример этого можно найти в его автобиографии, когда он выступал в качестве защитника в так называемом «деле врачей», сфабрикованном властями. «"Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы его видели, своего Бога?» – спрашивал чекист Петерс. «Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель, – отвечал отец Валентин. – Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил». (Колокольчик председателя потонул в долго не смолкавшем хохоте всего зала.)».

Исповедничество

Церковная жизнь в Ташкенте постепенно ухудшалась. Это было связано с тем, что обновленцы, пользуясь поддержкой ОГПУ, захватывали храмы, изменяя богослужения и весь строй церковной жизни. Отец Валентин Войно-Ясенецкий бесстрашно призывал свою паству не впадать в самый большой грех – раскола и ереси. После отъезда из города правящего архиерея народ единодушно избрал отца Валентина его преемником, и 31 мая 1923 года Войно-Ясенецкий, принявший монашеский постриг с именем апостола Луки, стал епископом. Вот как вспоминал свою первую архиерейскую службу святитель Лука: «На воскресенье, 21 мая, день памяти равноапостольных Константина и Елены, я назначил свою первую архиерейскую службу. Преосвященный Иннокентий уже уехал. Все священники кафедрального собора разбежались, как крысы с тонущего корабля, и свою первую воскресную всенощную и литургию я мог служить только с одним протоиереем Михаилом Андреевым. …На моей первой службе в алтаре присутствовал преосвященный Андрей Уфимский; он волновался, что я не сумею служить без ошибок. Но, по милости Божией, ошибок не было».

Лука (Войно-Ясенецкий)Реакция власти на появление в Туркестане правящего архиерея, который был знаменитым хирургом, профессором и ученым, не замедлила проявиться. Сразу же стали приниматься меры по дискредитации епископа в официальной печати, содержащие ясный призыв к властям – возбудить уголовное дело против Войно-Ясенецкого. 10 июня 1923 года епископ Лука был арестован. Вот как он сам вспоминал свой первый арест: «Я спокойно отслужил вторую воскресную всенощную. Вернувшись домой, я читал правило ко Причащению Святых Тайн. В 11 часов вечера – стук в наружную дверь, обыск и первый мой арест. Я простился с детьми и Софией Сергеевной и в первый раз вошел в «черный ворон», как называли автомобиль ГПУ. Так положено было начало одиннадцати годам моих тюрем и ссылок».

В тюремной камере в Ташкенте святитель пишет завещание своей пастве, в котором предостерегает от молитвенного общения с раскольниками-обновленцами и их епископом, которого он называет диким вепрем: «Внешностью богослужения, творенного вепрем, не соблазняться и поругания богослужения, творимого вепрем, не считать богослужением. Идти в храмы, где служат достойные иереи, вепрю не подчинившиеся. Если и всеми храмами завладеет вепрь, считать себя отлученными Богом от храмов и ввергнутыми в голод слышания слова Божия». Завещание было передано на волю одним верующим работником тюрьмы. Оно быстро разошлось среди паствы святителя Луки, и храмы, где служили раскольники, опустели.

Во время пребывания в тюрьме святитель закончил последнюю главу книги «Очерки гнойной хирургии», над которой он трудился более 20 лет, называемую «О гнойном воспалении среднего уха и осложнениях его». Вот что вспоминает сам святитель: «Я обратился к начальнику тюремного отделения, в котором находился, с просьбой дать мне возможность написать эту главу. Он был так любезен, что предоставил мне право писать в его кабинете по окончании его работы. Я скоро окончил первый выпуск своей книги. На заглавном листе я написал: «Епископ Лука. Профессор Войно-Ясенецкий. Очерки гнойной хирургии». Так удивительно сбылось таинственное и непонятное мне Божие предсказание об этой книге, которое я получил еще в Переяславле-Залесском несколько лет назад: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа"».

«Очерки гнойной хирургии» были изданы четырежды: в 1934-м, 1946-м, 1956-м и 2000 годах. В предисловии к первому изданию епископ Лука писал, что эта книга подводит итог его многолетним наблюдениям в области гнойной хирургии.

Аресты и ссылки

После длительного следствия мерой наказания для святителя Луки определили ссылку в город Енисейск Красноярского края. Туда его отправили в начале зимы 1923 года. В Енисейске на квартире святитель Лука и другие ссыльные священнослужители совершали по воскресеньям и другим праздничным дням всенощное бдение и литургию. Вот что вспоминает об одной такой службе святитель: «В один из праздничных дней я вошел в гостиную, чтобы начать литургию, и неожиданно увидел стоявшего у противоположной двери незнакомого старика-монаха. Он точно остолбенел при виде меня и даже не поклонился. Придя в себя, он сказал, отвечая на мой вопрос, что в Красноярске народ не хочет иметь общения с неверными священниками и решил послать его в город Минусинск, верст за триста к югу от Красноярска, где жил православный епископ, имени его не помню. Но к нему не поехал монах Христофор, ибо какая-то неведомая сила увлекла его в Енисейск ко мне. «А почему же ты так остолбенел, увидев меня?» – спросил я его. «Как было мне не остолбенеть?! - ответил он. - Десять лет тому назад я видел сон, который как сейчас помню. Мне снилось, что я в Божием храме, и неведомый мне архиерей рукополагает меня во иеромонаха. Сейчас, когда Вы вошли, я увидел этого архиерея!» Монах сделал мне земной поклон, и за литургией я рукоположил его во иеромонаха. Десять лет тому назад, когда он видел меня, я был земским хирургом в городе Переяславле-Залесском и никогда не помышлял ни о священстве, ни об архиерействе. А у Бога в то время я уже был епископом. Так неисповедимы пути Господни».

В Енисейске святитель работал в городской больнице, где блестяще выполнял хирургические, гинекологические, глазные и другие операции, а также вел большой прием у себя на квартире. Сам владыка вспоминал: «Мой приезд в Енисейск произвел очень большую сенсацию, которая достигла апогея, когда я сделал экстракцию врожденной катаракты трем слепым маленьким мальчикам-братьям и сделал их зрячими». Но возрастающая популярность ссыльного епископа сделала невыносимым его пребывание со стороны местных властей, кроме того, благодаря активной проповеднической деятельности святителя православное население Енисейска перестало посещать обновленческие церкви и окормлялось у святителя Луки. В результате из Енисейска уже местные власти переправили ссыльного в еще более глухой край – в Туруханск.

По воспоминаниям святителя, его встретили очень хорошо: «В Туруханске, когда я выходил из баржи, толпа народа, ожидавшая меня, вдруг опустилась на колени, прося благословения. Меня сразу же поместили в квартире врача больницы и предложили вести врачебную работу. Незадолго до этого врач больницы, поздно распознав у себя рак нижней губы, уехал в Красноярск, где ему была сделана операция, уже запоздалая, как оказалось впоследствии. В больнице оставался фельдшер, и вместе со мной приехала сестра из Красноярска – молодая девушка, только что окончившая фельдшерскую школу и очень волновавшаяся от перспективы работать с профессором. С этими двумя помощниками я делал такие большие операции, как резекция верхней челюсти, большие чревосечения, гинекологические операции и немало глазных».

Работая в больнице, владыка, как и раньше, благословлял больных. По воскресеньям и праздничным дням святитель совершал богослужения в церкви, которая находилась на расстоянии чуть меньше километра от больницы, но прихожане решили, что выезд архиерея в храм должен происходить с большим почетом, на покрытых ковром санях. Духовная жизнь с прибытием в Туруханск святителя заметно оживилась. Местная община подчинялась Красноярскому живоцерковному раскольническому архиерею. Владыка Лука своей проповедью о грехе раскола и неканоничности обновленческой церкви привел к покаянию всю туруханскую паству, присоединив ее к законной Православной Церкви, возглавляемой Патриархом-исповедником Тихоном. Все это послужило поводом к дальнейшей высылке святителя.

В зимнюю стужу 1924–1925 годов архиепископа Луку отправили в енисейскую глухомань за сотни километров севернее Полярного круга. Палачи, видимо, рассчитывали на верную гибель ссыльного. Условия, в которых оказался святитель, были очень тяжелые. Это была плохо отапливаемая в лютый мороз изба, с льдинами вместо окон и никогда не тающим снегом на полу, но и здесь святитель был истинным пастырем стада Христова. Вместе с немногочисленными жителями поселения он читал Евангелие, крестил их детей. Но и Плахино не стало постоянным местом ссылки – святителя возвратили в Туруханск, где он пробыл еще восемь месяцев. Срок ссылки истек в январе 1926 года, и святитель вернулся в Красноярск на санях по замерзшему Енисею. На протяжении этого длинного и трудного пути его неизменно встречали толпы народа, и он совершал богослужения в переполненных храмах, много проповедовал.

С 1927 по 1930 год епископ жил в Ташкенте как частное лицо, так как был лишен и епископской, и университетской кафедры. Он вспоминал: «Занимаясь только приемом больных у себя на дому, я, конечно, не переставал молиться в Сергиевском храме на всех богослужениях, вместе с митрополитом Арсением стоя в алтаре». При этом владыка не только лечил, но и оказывал материальную помощь неимущим пациентам. Однажды он приютил брата и сестру, отец которых умер, а мать попала в больницу. Вскоре девочка стала помогать ему во врачебных приемах. Владыка постоянно посылал ее по городу разыскивать больных бедняков. Другая девочка, которой он помог, вспоминала о беседах с епископом Лукой: «Любой разговор как-то сам собой поворачивался так, что мы стали понимать ценность человека, важность нравственной жизни».

В 1930 году его вновь арестовали. Теперь – по обвинению в выдаче «ложной справки о самоубийстве» профессора Михайловского, который находился в состоянии душевной болезни. Этот документ разрешал отпевание, но он же послужил формальным поводом к аресту святителя. Итог следствия в ОГПУ – «выслать в Северный край сроком на 3 года». Владыка Лука в автобиографии вспоминал истинные причины ареста: «23 апреля 1930 года я был вторично арестован. На допросах я скоро убедился, что от меня хотят добиться отречения от священного сана». Ссылку в Архангельск сам владыка считал весьма легкой, в городе он работал хирургом в большой амбулатории. Ссылка закончилась в ноябре 1933 года. Вернувшись в Ташкент, он не смог найти работы. Место врача в районной больнице ему дали в небольшом среднеазиатском городке Андижан. А через год он вернулся в Ташкент, где в городской больнице заведовал гнойным отделением.

Осенью 1934 года в Медгизе вышло первое издание книги «Очерки гнойной хирургии», ставшей практическим пособием для нескольких поколений хирургов. Но не только технической стороне постановке диагнозов и оперативным методам лечения учит святитель на страницах этой книги – подлинно человеческим отношением к больному, христианским милосердием дышат подобные строки: «Приступая к операции, надо иметь в виду не только брюшную полость и тот интерес, который она может представить, а всего больного человека, который, к сожалению, так часто у врачей именуется «случаем». Человек в смертельной тоске и страхе, сердце у него трепещет не только в прямом, но и в переносном смысле…». На протяжении всей книги перед читателем проходят яркие образы людей с их страданиями и немощью. В предисловии к пятому изданию «Очерков гнойной хирургии» говорится, что «по своим научным, клиническим и литературным достоинствам книга В.Ф. Войно-Ясенецкого представляется уникальной, не имеющей аналогов в мировой медицинской литературе. Скромно названная автором «очерками», она справедливо может считаться «Энциклопедией гнойной хирургии» или «Энциклопедией пиологии"».

В 1935–1936 годах епископ работал в Ташкенте в Институте неотложной помощи, читал лекции в Институте усовершенствования врачей. Утро владыки начиналось в семь часов с молитвы в храме, где он служил и проповедовал по воскресным и праздничным дням.

В 1937 году святителя Луку обвинили в шпионаже в пользу иностранной разведки. Для сфабрикованного дела необходимы были ложные признания, их выбивали из владыки многомесячными пытками и издевательствами. Сам архиепископ говорил об этом так: «Был изобретен так называемый допрос конвейером, который дважды пришлось испытать и мне. Этот страшный конвейер продолжался непрерывно день и ночь. Допрашивавшие чекисты сменяли друг друга, а допрашиваемому не давали спать ни днем, ни ночью. Я опять начал голодовку протеста и голодал много дней. Несмотря на это, меня заставляли стоять в углу, но я скоро падал на пол от истощения. У меня начались ярко выраженные зрительные и тактильные галлюцинации, сменявшие одна другую. То мне казалось, что по комнате бегают желтые цыплята, и я ловил их. То я видел себя стоящим на краю огромной впадины, в которой расположен целый город, ярко освещенный электрическими фонарями. Я ясно чувствовал, что под рубахой на моей спине извиваются змеи. От меня неуклонно требовали признания в шпионаже, но в ответ я только просил указать, в пользу какого государства я шпионил. На это ответить, конечно, не могли. Допрос конвейером продолжался тринадцать суток, и не раз меня водили под водопроводный кран, из которого обливали мою голову холодной водой».

Милостью Божией владыка, которому к тому времени было уже 60 лет, с крайне подорванным в предыдущих ссылках здоровьем выдержал и эти мучения. Следствие, как и перед предыдущими двумя ссылками, зашло в тупик, поскольку святитель не признавал ложные обвинения. Но, несмотря на это, епископа осудили и отправили в пятилетнюю ссылку в Красноярский край. Пригнали епископа Луку в село Большая Мурта, расположенное в 130 верстах к северу от Красноярска. Там в районной больнице святитель развил активную хирургическую деятельность, а из Ташкента владыке присылали много историй болезни пациентов с гнойными заболеваниями для нового издания «Очерков гнойной хирургии». Эта книга вместе с монографией «Поздние резекции при инфицированных ранениях больших суставов» стала большим подспорьем в работе фронтовых хирургов в Великую Отечественную войну 1941–1945 годов.

Великая Отечественная война. Архиерейское служение в Красноярске

С началом войны с фашистской Германией владыка из ссылки пишет телеграмму на имя Калинина: «Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий, отбываю ссылку в поселке Большая Мурта Красноярского края. Являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука». Его незамедлительно назначили главным хирургом эвакогоспиталя № 15–15 в Красноярске. Два года он с полной отдачей сам лечил офицеров и солдат. «Раненые офицеры и солдаты очень любили меня. Когда я обходил палатки по утрам, меня радостно приветствовали раненые. Некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях по поводу ранения в больших суставах, излеченные мною, неизменно салютовали мне высоко поднятыми прямыми ногами», – вспоминал он. Приезжавший в госпиталь инспектор профессор Приоров говорил, что ни в одном из эвакуационных госпиталей не наблюдалось подобных блестящих результатов лечения раненых, как у владыки Луки.

До 1943 года владыка был лишен возможности совершать богослужения, так как в Красноярске, городе с многотысячным населением, последнюю из множества церквей закрыли перед войной. И вот в марте 1943 года святителя назначили архиепископом Красноярским. Он писал сыну: «Господь послал мне несказанную радость. После шестнадцати лет мучительной тоски по церкви и молчания отверз Господь снова уста мои. Открылась маленькая церковь в Николаевке, предместье Красноярска, а я назначен архиепископом Красноярским… Конечно, я буду продолжать работу в госпитале, к этому нет никаких препятствий». Признание святителя в светских кругах росло, он вспоминал: «Почет мне большой: когда вхожу в большие собрания служащих или командиров, все встают». Конечно же, владыка знал об изменении отношения государства к Церкви в связи с войной и мировым положением страны, но в то же время в одном из писем сыну есть такие строки: «В Красноярске, в «кругах» говорили обо мне: «Пусть служит, это политически необходимо». …Я писал тебе, что дан властный приказ не преследовать меня за религиозные убеждения. Даже если бы не изменилось столь существенно положение Церкви, если бы не защищала меня моя высокая научная ценность, я не поколебался бы снова вступить на путь активного служения Церкви. Ибо вы, мои дети, не нуждаетесь в моей помощи, а к тюрьме и ссылкам я привык и не боюсь их». «О, если бы ты знал, как туп и ограничен атеизм, как живо и реально общение с Богом любящих Его…» И в другом письме: «Я подлинно и глубоко отрекся от мира и от врачебной славы, которая, конечно, могла бы быть очень велика, что теперь для меня ничего не стоит. А в служении Богу вся моя радость, вся моя жизнь, ибо глубока моя вера. Однако и врачебной, и научной работы я не намерен оставлять».

В Красноярске началась переписка святителя с митрополитом Сергием Страгородским, которая имела немаловажное значение для подготовки Собора епископов Русской Православной Церкви 1943 года для избрания Патриарха всея Руси. Архиепископ Лука принял непосредственное участие в составлении документов Собора. Он был членом Священного Синода.

Тамбовская епархия

Красноярская ссылка закончилась в конце 1943 года. Святителя сразу же назначили архиепископом Тамбовской епархии, где он в течение двух лет одновременно работал хирургом в госпиталях и служил в церкви. В управлении епархией архиепископ Лука сразу столкнулся со множеством трудностей. Тамбовский храм, долгие годы содержавший под своей кровлей рабочие общежития, доведен был до последней степени запустения. Обитатели его раскололи иконы, сломали и выбросили иконостас, исписали стены ругательствами. Владыка Лука без жалоб принял наследие атеистов, начал ремонтировать храм, собирать причт, вести службы, продолжая и врачебную работу, которой оказалось еще больше, чем в Красноярске. На попечении Тамбовского архиепископа теперь находилось 150 госпиталей, от 500 до 1000 коек в каждом. Также он консультировал хирургические отделения большой городской больницы. Владыка Лука по-прежнему был готов работать сутками, несмотря на то, что ему было уже под 70. В письме сыну он писал: «Приводим церковь в благолепный вид… Работа в госпитале идет отлично… Читаю лекции врачам о гнойных артритах… Свободных дней почти нет. По субботам два часа принимаю в поликлинике. Дома не принимаю, ибо это уже совсем непосильно для меня. Но больные, особенно деревенские, приезжающие издалека, этого не понимают и называют меня безжалостным архиереем. Это очень тяжело для меня. Придется в исключительных случаях и на дому принимать».

«Моя слава – большое торжество для Церкви…»

В конце 1945 года владыку и его секретаря пригласили в облисполком, чтобы вручить им медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». После вручения медалей председатель сказал, что хотя труд Войно-Ясенецкого как консультанта эвакогоспиталя завершен (госпитали эти осенью 1944 года покинули Тамбов и двинулись дальше на запад), но он надеется, что профессор и впредь будет делиться своим большим опытом с медиками города. Архиепископ Лука ответил ему следующее: «Я учил и готов учить врачей тому, что знаю; я вернул жизнь и здоровье сотням, а может быть, и тысячам раненых и наверняка помог бы еще многим, если бы вы (он подчеркнул это «вы», давая понять слушателям, что придает слову широкий смысл) не схватили меня ни за что ни про что и не таскали бы одиннадцать лет по острогам и ссылкам. Вот сколько времени потеряно и сколько людей не спасено отнюдь не по моей воле». У областного начальства эти слова вызвали шок. Какое-то время в президиуме и в зале царила тягостная тишина. Кое-как придя в себя, председатель залепетал, что прошлое пора-де забыть, а жить надо настоящим и будущим. И тут снова раздался басовитый голос владыки Луки: «Ну нет уж, извините, не забуду никогда!».

За опубликованные труды «Очерки гнойной хирургии» и «Поздние резекции при инфицированных ранениях больших суставов» владыке присудили Сталинскую премию I степени с денежным вознаграждением. Его он пожертвовал сиротам и вдовам воинов, павших в Отечественной войне. «Множество поздравлений отовсюду, – писал владыка Лука после получения премии. – Патриарх, митрополиты, архиереи, Карпов (Председатель Совета по делам РПЦ), Митярев, Третьяков, Академия медицинских наук, Комитет по делам высшей школы, Богословский институт, профессора и проч., и проч. Превозносят чрезвычайно… Моя слава – большое торжество для Церкви, как телеграфировал Патриарх». Это и было самой большой наградой для владыки Луки – слава матери Церкви, за которую он готов был претерпеть любые мучения и даже смерть. Владыка Лука считал, что его научный труд привлечет к православию многих интеллигентов. Так оно и было. В одной передаче радиостанции Би-Би-Си того времени сообщалось, что группа французских юношей и девушек перешла в православие, сославшись в своей декларации на христианских ученых в СССР – Ивана Павлова, Владимира Филатова и архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого). «Сегодня подтвердилось мое мнение, что я немалый козырь для нашего правительства, – писал владыка Лука сыну. – Приехал специально посланный корреспондент ТАСС, чтобы сделать с меня портреты для заграничной печати. А раньше из Патриархии просили прислать биографию для журнала Патриархии и для Информбюро. Два здешних художника пишут мои портреты. Только что вернувшийся из Америки Ярославский архиепископ уже читал там в газетах сообщения обо мне как об архиепископе – лауреате Сталинской премии… Завтра приедет из Москвы скульптор лепить мой бюст…».

За большие заслуги перед Русской Церковью архиепископ Тамбовский и Мичуринский Лука в феврале 1945 года был награжден Патриархом Алексием (Симанским) правом ношения бриллиантового креста на клобуке. Это была высшая архиерейская награда. В эти же годы (1945–1947) святитель пишет богословский труд «Дух, душа и тело», который считал главным трудом своей жизни (эта книга была издана только в 1992 году). «Дух, душа и тело» является трудом апологетическим, направленным к материалистически настроенной интеллигенции. Поэтому взаимоотношения духа, души и тела святитель рассматривал с точки зрения науки: физики и медицины; подводил под свои выкладки философское обоснование, а выводы его зиждутся на основательной базе Священного Писания. Вместе с читателем святитель Лука проходит путь от знания к вере – в отличие от того, как воспринимает мир верующий человек, идя от веры к знаниям. Для самого святителя Луки, крупного ученого и богослова, не было разрыва веры и разума, науки и религии, и Божий мир воспринимался им как целое. Отсюда и его потребность как талантливого ученого и человека, наделенного благодатью веры, дать свое целостное видение мира и человека для следующих поколений.

В настоящее время в Тамбове открыт музей истории медицины, в основе экспозиции которого представлены фотографии святителя Луки, его документы, личные вещи, хирургические инструменты, прижизненные издания научных работ, тексты проповедей. Тамбовская городская больница носит имя святителя Луки (Войно-Ясенецкого). В 1993 году больницу освятил Святейший Патриарх Алексий II. На территории больницы установлен памятник профессору медицины архиепископу Луке.

Крымская епархия

В связи с назначением на Симферопольскую и Крымскую кафедру 26 мая 1946 года владыка переехал в Симферополь. Сам святитель вспоминал: «В мае 1946 года я был переведен на должность архиепископа Симферопольского и Крымского. Студенческая молодежь отправилась встречать меня на вокзал с цветами, но встреча не удалась, так как я прилетел на самолете. Это было 26 мая 1946 года».

В Симферополе, в отличие от других городов, святителю Луке не дали возможности заниматься лечением больных и научной деятельностью, хотя он и продолжал принимать безвозмездно больных на дому. Несколько раз владыка выступал с чтением лекций и докладов по вопросам гнойной хирургии в разных местах Крыма, но рост его популярности обеспокоил партийные органы. На докладах святителя атеистически настроенные профессора требовали, чтобы владыка выступал в гражданской одежде. Узнав это, святитель Лука сказал: «Что им далась моя ряса, не все ли равно, как я одет и что на мне, я же не читаю врачам лекции по богословским наукам, а только по вопросам хирургии».

В результате сложившейся ситуации святитель Лука решил оставить активную медицинскую деятельность и направить все силы на управление епархией, которая после войны была в полном упадке. Несмотря на преклонный возраст и подорванное десятилетиями ссылок и тюрем здоровье (в частности, частичную потерю зрения), святитель часто сам ездил по приходам для ознакомления с приходской общиной и состоянием храмов.

Так, например, в 1947 году владыка объехал 50 приходов епархии из 58, повсюду служил и проповедовал. В отчете за этот год святитель писал о том, что Крымская епархия одна из самых бедных: бытовые условия многих священников плачевны и нетерпимы, их доходы менее чем нищенские. У священника ялтинской церкви сумма доходов едва покрывала скромный постный стол, а на одежду и обувь ничего не оставалось. Многие священники вследствие такого положения вынуждены были наниматься на тяжелые черные работы. Жилищные условия духовенства также были довольно тяжелыми. Среди церковных старост было много воров, расхищавших церковные доходы. По отзывам крымских старожилов, религиозность русского населения Крыма всегда была низкая, и церкви поддерживались главным образом греками и болгарами, которые во время войны были выселены из Крыма. Верующих отвлекали от Церкви запрещением учителям и школьникам ходить в храм. Над школьниками, посещавшими церкви, издевались, на родительских собраниях всячески высмеивались верующие. Плохо обстояли дела с церквами Крымской епархии. Уполномоченные по делам религии писали о том, что многие церкви в Крыму давно бы перестали существовать, если бы архиепископ Лука не поддерживал их материально, не переводил бы священников в пустующие храмы. Но положение с кадрами в епархии было катастрофическое, священников не хватало. Священников же из других епархий в Крыму не прописывали, и они вынуждены были уезжать, духовных школ в епархии не было, и богословский уровень подготовки священнослужителей оставлял желать лучшего.

С помощью указов святитель старался повысить духовный уровень священнослужителей, давая распоряжение служить ежедневно даже в сельских храмах. «Если будет знать верующий народ, что каждое утро открыт храм, что даже при невозможности ежедневно совершать в нем Божественную литургию читаются в нем часы и служится обедница, то сила Божия упрочит благочестие, привлечет в храмы все больше людей, видящих, что священник каждый день молится о них», – писал святитель духовенству епархии.

В годы управления Крымской епархией Высокопреосвященнейший Лука произнес большую часть своих проповедей. Он начал проповедовать еще в Ташкенте, но по причине ареста и ссылки многие годы вынужден был молчать. Однако с весны 1943 года, когда в Красноярске открылся храм, и до конца жизни архиепископ Лука проповедовал неустанно: писал проповеди, произносил их, правил, рассылал листки с текстом по городам страны. «Считаю своей главной архиерейской обязанностью везде и всюду проповедовать о Христе», – говорил он. По тем временам проповеди архипастыря были очень смелыми. Он открыто и безбоязненно высказывал свои мысли по актуальным вопросам: «Теперь у нас Церковь отделена от государства. Это хорошо, что государство не вмешивается в дела Церкви, но в прежнее время Церковь была в руках правительства, царя, а царь был религиозным, он строил церкви, а теперь такого правительства нет. Наше правительство атеистическое, неверующее. Осталась теперь горсточка верующих русских людей, и терпят беззакония другие… Вы скажете, правительство вам, христианам, нанесло вред. Ну что же, да, нанесло. А вспомните древние времена, когда ручьями лилась кровь христиан за нашу веру. Этим только и укрепляется христианская вера. Это все от Бога».

Проповеди святителя составляют 12 томов. В 1957 году в Московской Духовной Академии была создана специальная комиссия под председательством профессора гомилетики протоиерея Александра Ветелева для изучения проповедей святителя Луки. В заключении комиссии было сказано, что проповеди архиепископа Луки, его труд «Дух, душа и тело» представляют исключительное явление в современной церковно-богословской литературе, а святитель был удостоен звания почетного члена Московской Духовной Академии. Сам святитель писал, что проповедями будут пользоваться только в библиотеке Академии, они не увидят свет до изменения отношения правительства к Церкви. В наши дни, к великой радости верующих, труды святителя стали доступны широкому кругу читателей.

В 1958 году владыка Лука полностью ослеп. Несмотря на это, до конца жизни он продолжал архиерейскую службу, выступал с проповедями перед прихожанами и настолько точно исполнял все детали службы, что никто не мог догадаться о слепоте пастыря.

Блаженная кончина святителя Божия

11 июня 1961 года, в день всех святых, в земле Российской просиявших, архиепископ Лука скончался. Прощаться с великим архиереем вышел весь город: люди заполнили крыши, балконы, сидели даже на деревьях. Огромная процессия в течение нескольких часов провожала своего пастыря под пение «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!» через весь город. Его похоронили на маленьком церковном кладбище при Всехсвятском храме Симферополя, куда позднее ежедневно приезжали и приходили родственники и православные странники, больные, ищущие исцеления, – и каждый получал искомое. Архипастырь и после смерти своей Святым Духом продолжал исцелять людей, о чем собраны многочисленные устные и письменные свидетельства.

Почти 35 лет мощи святого покоились в земле.

22 ноября 1995 года архиепископ Симферопольский и Крымский Лука был причислен Православной Церковью к лику местночтимых святых Крыма. Его мощи были перенесены в кафедральный Свято-Троицкий собор Симферополя 17–20 марта 1996 года. На панихиде Высокопреосвященнейший владыка Лазарь, архиепископ Симферопольский и Крымский, отметил: «Впервые на Крымской земле происходит событие исключительной важности. Яркая личность архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) видится нам сегодня спасительным маяком, к которому каждый из нас должен направлять свой взор, по которому должны ориентироваться общественные силы, ищущие возрождения нашего народа».

В крестном ходе от могилы до кафедрального собора участвовало около 40 тысяч человек. В Симферопольской и Крымской епархии торжество прославления святителя Крымского Луки состоялось 24–25 мая 1996 года.

В 2000 году на Юбилейном Архиерейском Соборе святитель Лука (Войно-Ясенецкий) был прославлен в лике святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. Память ему установлена 11 июня, а также 25 января (7 февраля) – вместе со святыми новомучениками и исповедниками Российскими и 15 (28 декабря) – собор всех Крымских святых.

В Симферополе, в парке, который носит имя святителя Луки (Войно-Ясенецкого), установлен памятник святому. В архиерейском доме, где жил и трудился святитель Лука с 1946 по 1961 год, находится часовня. Верующие греки в благодарность за исцеление от болезней по молитвам святого пожертвовали на изготовление раки для мощей святителя 300 килограммов серебра.

Подвиг святителя Луки – подвиг ревностного стояния в православной вере в смутную эпоху явных и тайных перерождений – ныне особенно актуален. И многие из нас сегодня с надеждой и любовью произнесут: «Святителю отче Луко, моли Бога о нас!».

Саратовская епархия

В Саратовской области почитание святителя Луки (Войно-Ясенецкого) возрастает с каждым годом. Так, на здании романовской больницы, где работал святитель Лука в 1909 году, размещена мемориальная доска. В поселке Шиханы Вольского района больничный храм освящен во имя святителя Луки.

По инициативе и при участии руководства Саратовского государственного медицинского университета, медицинского персонала 3-й городской клинической больницы города Саратова в 2007 году было начато строительство храма во имя святителя Луки (Войно-Ясенецкого). Первый символический камень в основание храма после совершения молебна заложили Епископ Саратовский и Вольский Лонгин, ректор СГМУ П.В. Глыбочко и главный врач больницы В.В. Рощепкин. Строительство храма шло быстрыми темпами, и уже 10 июня 2009 года, в день празднования 100-летия открытия университета, накануне дня памяти святителя Луки, было совершено освящение храма и первая литургия в нем.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-luka-vojno-jaseneckij

Свт. Афана́сия (Сахарова) исп., епископа Ковровского (1962)

ДНИ ПАМЯТИ:

6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых

28 октября

18 ноября – Память Отцов Поместного Собора Церкви Русской 1917–1918 гг.

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

6 июля – Собор Владимирских святых

ЖИТИЕ

Родился будущий епископ Афанасий (Сергей Григорьевич Сахаров) 2 июля (ст. ст.) 1887 года, в праздник Положения честной ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне. Родители Сергия, Григорий и Матрона, жили во Владимире. Отец, уроженец Суздаля, был надворным советником, мать происходила из крестьян. Их доброта и благочестие стали благодатной почвой, на которой взрастали духовные дарования их единственного сына. Нареченный в честь печальника земли Русской преподобного Сергия Радонежского, будущий владыка глубоко воспринял беззаветную любовь к Церкви и Отечеству, которая так отличала преподобного.

Детские и юношеские годы Сергия Сахарова прошли в древнем и святом граде Владимире-на-Клязьме.

Трудности и испытания в жизни Сергия начались с малолетства, став той жизненной средой, в которой он духовно мужал. Отца мальчик лишился в раннем возрасте, но в матери своей нашел все, что нужно было для достойного вхождения в жизнь. Она желала видеть его в монашеском чине, и за это Сергий был признателен ей всю жизнь. Сергий охотно ходил в приходскую церковь, никогда не тяготился продолжительностью церковных служб. Богослужение как высшая степень молитвы было главной любовью будущего владыки. Он с детства предощущал себя служителем Церкви и даже сверстникам своим дерзновенно говорил, что будет архиереем.

Благочестивый отрок легко выучился рукоделию, мог шить и вышивать даже церковные облачения. Это очень пригодилось ему в дальнейшем, во время ссылок и лагерей, когда он шил облачения и ризы для икон. Однажды владыка изготовил даже специальный походный антиминс, на котором литургисал для заключенных.

Начальное учение давалось отроку Сергию нелегко, но он не ослабевал в прилежании, и Господь щедро благословил Своего будущего служителя и исповедника. Владимирскую духовную семинарию, а затем и Московскую духовную академию он, неожиданно для всех, окончил весьма успешно. Впрочем, это не изменило его скромного и смиренного отношения к людям.

Особенно серьезно будущий владыка углубился в вопросы литургики и агиологии. В богослужении находил он для себя особое богословие, будучи очень внимательным к тексту богослужебных книг. На полях личных богослужебных книг владыки можно найти множество примечаний, уточнений, разъяснений особо трудных слов.

Еще в Шуйском духовном училище Сергий Сахаров пишет свой первый литургический гимн - тропарь Божией Матери пред чтимой иконой Ее Шуйско-Смоленской. Академическое его сочинение «Настроение верующей души по Триоди постной» уже свидетельствует о большой осведомленности автора в вопросах церковной гимнологии, которая осталась для него одним из главных увлечений на всю жизнь.

Первым учителем и духовным наставником Сергия был архиепископ Владимирский Николай (Налимов), оставивший по себе благоговейную память. Следующим педагогом стал известный богослов и строгий аскет, ректор Московской духовной академии епископ Феодор (Поздеевский), который и постриг его в храме Покрова Божией Матери с именем Афанасий, в честь Патриарха Цареградского. От руки владыки Феодора монах Афанасий получает посвящение сначала во иеродиакона, а потом и в иеромонаха. Но именно монашеский постриг владыка Афанасий ценил каким-то особым образом...

Церковные послушания владыки Афанасия начались с Полтавской духовной семинарии, где его сразу заметили как талантливого преподавателя. Но в полную силу ученого-богослова владыка вошел в родной Владимирской семинарии, проявив себя убежденным и вдохновенным благовестником слова Божия. Его вводят в Епархиальный совет, возлагают ответственность за состояние проповеди на приходах епархии. Он же заведует беседами и чтениями при Успенском кафедральном соборе, освещая многие злободневные вопросы тогдашнего времени.

Иеромонаху Афанасию было тридцать лет, когда в России произошла революция. В это время начали часто собираться так называемые «епархиальные съезды», на которых поднимали голову люди, враждебные вековым православным устоям русской жизни. Все это требовало строгой церковной оценки и должного отпора.

В лавру преподобного Сергия в 1917 году съехались представители всех российских мужских монастырей. На этом съезде иеромонах Афанасий (Сахаров) избирается членом исторического Поместного Собора Русской Церкви 1917–18 годов, где работает в отделе по богослужебным вопросам.

В это же время он начинает работу над знаменитой службой Всем святым, в земле Российской просиявшим, ставшей замечательным литургическим памятником его любви к нашей Святой Церкви. Иеромонаху Афанасию принадлежала мысль избрать для стихир на «Господи, воззвах» по одной стихире из Общей Минеи каждому лику святых, а в каноне расположить святых по областям. Каждая песнь канона завершалась, также по его идее, тропарем Божией Матери пред наиболее чтимой в этой области иконой Ее. Рассматривавший новую службу член Синода митрополит Сергий (Страгородский) внес в нее составленный им самим тропарь «Яко же плод красный...». Подготовленный первый вариант службы рассматривал затем и Святейший Патриарх Тихон.

Революция пронеслась по России, как смерч, пролила море христианской крови. Новая власть начала грубое глумление над мощами святых угодников Божиих, истребление духовенства и разорение православных храмов. Верующий народ видел в непрекращающихся бедствиях в нашем Отечестве, гонениях на Церковь Христову исполнение грозных пророчеств о гибели Русского Царства, превращение его «в сброд иноверцев, стремящихся истребить друг друга» (святой праведный Иоанн Кронштадтский, слово 14 мая 1907 года).

В 1919 году в ходе антирелигиозной кампании началось глумление над тем, что особенно дорого Православию, - нетленными останками святых угодников. Во Владимире, как и в других русских городах, в агитационных целях прошла так называемая демонстрация вскрытых мощей народу: их выставляли на всеобщее обозрение в обнаженном виде. Чтобы пресечь надругательство, владимирское духовенство под руководством иеромонаха Афанасия, члена епархиального совета, установило в Успенском соборе дежурство. В храме стояли столы, на которых лежали святые мощи. Первые дежурные - иеромонах Афанасий и псаломщик Александр Потапов - ожидали народ, толпившийся у дверей храма. Когда открылись двери, иеромонах Афанасий провозгласил: «Благословен Бог наш...», в ответ ему раздалось: «Аминь» - и начался молебен Владимирским угодникам. Входящие люди благоговейно крестились, клали поклоны и ставили у мощей свечи. Так предполагаемое поругание святынь превратилось в торжественное прославление.

Вскоре Священноначалие ставит ревностного пастыря на ответственное место: его (уже в сане архимандрита) назначают наместником двух древних монастырей епархии - Боголюбского и владимирского Рождества Пресвятой Богородицы.

Важнейшим и переломным событием в жизни владыки Афанасия стало поставление его из архимандритов во епископа Ковровского, викария Владимирской епархии. Произошло это в Нижнем Новгороде в день памяти преподобного Сампсона Странноприимца, 10 июля 1921 года. Возглавил хиротонию митрополит Владимирский Сергий (Страгородский), будущий Патриарх Московский и всея Руси.

Главной заботой и болью святительского подвига владыки Афанасия было не противодействие властей, не разруха и даже не закрытие храмов и монастырей, а появление внутри Церкви нового раскола, известного под именем «обновленчества».

Семена обновленчества как раскольнического течения, призванного реформировать Российскую Православную Церковь, были посеяны задолго до октябрьского переворота. До революции псевдоправославные новации проникли в стены духовных школ, религиозно-философских обществ и были уделом некоторой части интеллигентствующего духовенства. Революционные власти использовали реформаторские идеи для раскола Церкви, но опирались они не на интеллигентствующее меньшинство, а на огромную массу конформистов и маловеров внутри церковной ограды, усвоивших в прежние времена почитание всякой власти кесаря - и самодержавной, и большевистской.

Противостояние святителя Афанасия обновленческому расколу - это не столько борьба с еретическими убеждениями, сколько обличение иудина греха - отступничества от Церкви Христовой, предательства ее святителей, пастырей и мирян в руки палачей.

Святитель Афанасий объяснял своей, пастве, что раскольники, восставшие против канонического епископата, возглавляемого Патриархом Тихоном, не имеют права совершать Таинства, а потому храмы, в которых они совершают богослужения, безблагодатны. Он заново освящал оскверненные раскольниками церкви, увещевал отступников приносить покаяние вместе с приходом, обличая тех, кто не раскаялся. Запрещая общаться с обновленцами, чтобы усрамить их, он при этом просил не питать к ним злобы за захват ими православных святынь, так как святые, как говорил Преосвященный, всегда бывают духом только с православными.

Первый арест святителя произошел 30 марта 1922 года. Он положил начало многолетним тюремным мытарствам владыки Афанасия. Но, как это ни покажется странным, положение заключенного владыка считал более легким, чем положение тех, кто, оставаясь на воле, терпел бесчисленные притеснения от обновленцев. Он даже называл тюрьму «изолятором от обновленческой эпидемии». Путь владыки по тюрьмам и ссылкам был нескончаемым и изнурительным: тюрьмы: владимирская, Таганская в Москве, Зырянская, туруханская, лагеря: Соловецкий, Беломоро-Балтийский, Онежский, Мариинские в Кемеровской области, Темниковские в Мордовии...

9 ноября 1951 года окончился последний срок лагерных мытарств шестидесятичетырехлетнего святителя. Но и после этого его держали в полной неизвестности о дальнейшей судьбе, а затем в принудительном порядке поместили в дом инвалидов на станции Потьма (в Мордовии), где режим почти не отличался от лагерного.

Архипастыря могли арестовать прямо в дороге, как случилось однажды при объезде им Юрьев-Польского уезда. В 1937-38 годах его неоднократно, арестовав, готовили к немедленному расстрелу.

В начале Великой Отечественной войны владыку отправили в Онежские лагеря Архангельской области пешим этапом, причем свои вещи заключенные несли на себе. В результате тяжелой дороги и голода владыка так ослабел, что всерьез готовился к смерти...

Онежские лагеря сменились бессрочной ссылкой в Омской области. В одном из совхозов возле городка Голышманово владыка работал ночным сторожем на огородах. Затем был переселен в город Ишим, где жил на средства, присылаемые друзьями и духовными чадами.

Зимой 1942 года епископа Афанасия неожиданно этапировали в Москву. Следствие длилось полгода. Допрашивали около 30 раз, обычно ночами. Обычно допрос шел часа четыре, но однажды продолжался целых девять часов. Иногда за четыре часа допроса мог быть написан всего один лист протокола, а иногда - больше десяти листов... Ни разу на допросах владыка не только никого не выдал, но и не совершил самооговора.

Но вот объявлен приговор: 8 лет заключения в Мариинских лагерях Кемеровской области, прославившихся своей жестокостью. Работы для «идейных врагов соввласти» назначались самые тяжелые и грязные.

Летом 1946 года владыка был вновь этапирован в Москву для нового следствия по ложному доносу. Но вскоре доносчик отказался от своих показаний, и Преосвященного отправили в Темниковские лагеря Мордовии отбывать срок до конца. Физически он был уже слаб и мог заниматься только плетением лаптей. Через два года владыку отправили в Дубровлаг (в той же Мордовии), где по возрасту и состоянию здоровья он уже не работал.

Однако ни при каких обстоятельствах владыка не терял веры в Бога и чувства великой к Нему благодарности. Еле живой после пыток, сдерживая стон, святитель часто говорил близким людям: «Давайте помолимся, похвалим Бога!» И первым запевал: «Хвалите имя Господне». И пение это его оживляло. Вновь пришедших узников владыка ободрял: «Не падай духом. Господь сподобил тебя, по Своей великой милости, немного за Него пострадать. Благодари Бога за это!»

Лагерные работы были всегда изнурительными, а часто и опасными. Однажды владыку Афанасия назначили инкассатором, чем он очень тяготился. Вскоре у него похитили тысячу рублей, о чем пришлось доложить начальству как о собственной недостаче. Не разбираясь в деле, власти тут же наложили на заключенного тяжелые взыскания...

На Соловках владыка Афанасий заразился тифом. Ему угрожала смерть, но Господь явно хранил Своего страдальца, и владыка выжил буквально чудом.

Но при этом постоянном утомлении владыка видел духовную пользу - возможность проявить силу своей веры. Он неизменно держался устава Святой Церкви, никогда не прерывал молитвенного правила, молясь не только келейно, но и в обществе своих сокамерников. Даже в лагере он строго держал посты, находя возможность готовить постную пищу.

С окружающими владыка держался просто и задушевно, находил возможность духовно утешать тех, кто «с воли» обращался к нему за поддержкой. Никогда нельзя было увидеть его праздным: то он работал над литургическими заметками, то украшал бисером бумажные иконки святых, то ухаживал за больными.

7 марта 1955 года епископа Афанасия освободили из Потьминского инвалидного дома, который своим лагерным режимом окончательно подорвал его здоровье. Вначале владыка поселяется в городе Тутаеве (Романов-Борисоглебск) Ярославской области, но затем выбирает для места жительства поселок Петушки Владимирской области.

Хотя с этого времени владыка формально был на свободе, власти всячески сковывали его действия. В Петушках, например, ему разрешали совершать богослужения только при закрытых дверях храма и без архиерейских регалий.

В 1957 году прокуратура Владимирской области вновь рассмотрела дело 1936 года, по которому проходил владыка Афанасий. Владыка был допрошен на дому, приведенные им в свою защиту доводы не были признаны убедительными. Реабилитации не состоялось...

Утешением для владыки были богослужения в Троице-Сергиевой лавре - ведь он, помня свой монашеский постриг в ее стенах, всегда считал себя в числе ее братии. Несколько раз владыка сослужил Святейшему Патриарху Алексию (Симанскому), а 12 марта 1959 года участвовал в хиротонии архимандрита Никона (Лысенко) во епископа Уфимского.

На одном из богослужений владыки Афанасия молящиеся заметили, что во время Евхаристического канона он ходил над полом храма, его как будто плавно выносила из алтаря какая-то волна...

Владыка Афанасий тяжело переживал новый этап либеральных гонений на Церковь в период «оттепели», умножал молитвы русским святым и Матери Божией - Покровительнице Руси. Он даже свой уход на покой стал рассматривать как уклонение от борьбы с наступающим злом и хотел просить назначения викарным епископом, но подорванное здоровье не позволило продолжить общественное служение. Как бы тяжела ни была жизнь владыки Афанасия, он никогда не унывал. Напротив, в тюрьмах, лагерях, ссылках он преисполнялся какой-то удивительной энергии, находя спасительные для души занятия. Именно там, в застенках, возникла удивительная в литургическом смысле служба Всем русским святым. Она получила свою законченность после обсуждения с иерархами, которые были заключены вместе с владыкой Афанасием.

Одним из иерархов был и архиепископ Тверской Фаддей, прославленный Церковью как священномученик. И вот 10 ноября 1922 года в 172-й камере Владимирской тюрьмы впервые было совершено празднование Всем русским святым по исправленной службе.

Смерть матери побудила владыку не только к горячим сыновним молитвам о ней, но и к написанию фундаментального труда «О поминовении усопших по Уставу Православной Церкви», который был высоко оценен митрополитом Кириллом (Смирновым).

В августе 1941 года Преосвященный Афанасий составил «Молебное пение об Отечестве», исполненное глубокого покаяния и необычайной молитвенной силы, обнимающее все стороны жизни нашего Отечества. В периоды заключений владыкой были составлены молебные пения «О сущих в скорбях и различных обстояниях», «О врагах, ненавидящих и обидящих нас», «О сущих в темницах и заточении», «Благодарение о получении милостыни», «О прекращении войн и о мире всего мира»...

Святитель Афанасий поистине пел Богу «дондеже есмь» (Пс.45,1), пел даже во вратах смерти, и Господь сохранил Своего служителя для любимых им Церкви и Отечества.

Годы исповедничества веры Христовой в лагерях и тюрьмах, как бы ни были они тяжелы и ужасны, стали на жизненном пути владыки Афанасия не потерей, а приобретением. Они стяжали его смиренной душе тот благодатный свет духа, которого так недостает миру. На этот внутренний свет сразу со всех сторон потянулись люди, каждый со своими наболевшими жизненными вопросами. И люди эти встречались с человеком чистой души, наполненной непрестанной молитвой.

Никто никогда не слышал от владыки ни слова ропота на тюремное прошлое. Каждого пришедшего встречал он незлобием, добротой, участием и любовью. Он делился с каждым своим богатым жизненным опытом, раскрывал смысл Евангелия и житий святых угодников Божиих, помогал пастырям приводить пасомых к истинному покаянию.

Святитель любил в жизни все прекрасное, видя в нем отблеск вечности, и умел находить это прекрасное повсюду. Живя в Петушках, владыка получал до 800 писем в год, поддерживая переписку со многими бывшими соузниками, скорби которых переживал как свои. К Рождеству и Пасхе он посылал по 30-40 посылок нуждающимся в помощи и утешении.

Духовные дети владыки Афанасия вспоминают, как он был прост и внимателен в общении, как ценил самую малую услугу, за которую всегда старался отблагодарить.

Живя скромно, он почти не обращал внимания на внешность людей. Не любил славу и честь людскую, учил творить добро только во славу Божию, чтобы не лишиться будущего воздаяния. Наставлял, что таланты - это дар Божий и ими нельзя гордиться.

Однажды на вопрос «Как спастись?» он ответил: «Самое главное - это вера. Без веры никакие самые лучшие дела не спасительны, потому что вера - фундамент всего. А второе - это покаяние. Третье - молитва, четвертое - добрые Дела. И хуже всякого греха - отчаяние». К покаянию владыка учил прибегать как можно чаще, сразу, как только осознается грех, - очищать душу слезами покаяния.

Молитва заполняла всю жизнь святителя и была такой живой и сильной, что молящиеся с ним отрешались от всего земного. И многие по его молитве получали скорую помощь. Владыка часто говорил, что в трудных случаях жизни надо молитвенно прибегать к тому святому, чье имя ты носишь. Молитвенному обращению к нашим заступникам - святым Православной Церкви - он вообще придавал особое значение. Прозорливость свою владыка скрывал, обнаруживая ее в исключительных случаях и только ради пользы ближних, к нуждам которых никогда не оставался равнодушным и чьи немощи нес так терпеливо...

Еще в августе 1962 года владыка Афанасий начал говорить, что ему пора умирать. Когда однажды ему ответили, что близкие чада не перенесут разлуки с ним, он строго заметил: «Разве можно так привязываться к человеку? Этим мы нарушаем свою любовь ко Господу. Не одни ведь, а с Господом остаетесь».

За несколько дней до блаженной кончины владыки Афанасия из лавры приехали наместник архимандрит Пимен, благочинный архимандрит Феодорит и духовник игумен Кирилл, что очень обрадовало Преосвященного. Это был канун пятидесятилетия его монашеского пострига. В самый день, в четверг, владыка был особенно благостным, благословляя всех присутствующих.

Но вот приблизилась смерть. Владыка уже не мог говорить, погруженный в молитву. Однако в пятницу вечером он тихо сказал в последний раз: «Молитва вас всех спасет!» Затем написал рукой на одеяле: «Спаси, Господи!»

В воскресенье 28 октября 1962 года, на память святителя Иоанна Суздальского святитель тихо предал свой дух Богу. Он предсказал этот день и час заранее...

Житие по книге: Житие святителя Афанасия, епископа Ковровского, исповедника и песнописца. М.: «Отчий дом», 2000. С. 3–21. Источник: https://azbyka.ru/days/sv-afanasij-saharov

Исп. Матро́ны (Власовой), инокини (1963)

ДНИ ПАМЯТИ:

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

7 ноября

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

27 июня – Собор Дивеевских святых

ЖИТИЕ

Матрона Власова родилась в 1889 году в селе Пузо Нижегородской губернии, в крестьянской семье. Шестилетней она осталась сиротой и была отдана на воспитание в Серафимо-Дивеевский монастырь. У отроковицы обнаружились способности к рисованию, и живопись стала ее послушанием. Так в послушании и молитве инокиня Матрона прожила в обители до самого ее закрытия в 1927 году.

После закрытия монастыря инокиня Матрона вместе с тремя дивеевскими сестрами поселилась в селе Кузятове Ардатовского района. Сестры прислуживали в церкви, зарабатывали рукоделием, вели жизнь тихую и мирную, но и это вызывало недовольство местной власти. Их арестовали в апреле 1933 года по обвинению в антисоветской агитации. 21 мая 1933 года инокиня Матрона была приговорена к трем годам заключения в Дмитровском лагере Московской области.

После отбытия срока заключения она устроилась при церкви в селе Веригино Горьковской области и исполняла обязанности певчей, сторожа и уборщицы храма. 10 ноября 1937 года матушку арестовали во второй раз, обвинили в принадлежности к «контрреволюционной церковно-фашистской организации» и приговорили к десяти годам заключения в Карлаг, где она работала в больнице уборщицей. Начальство отмечало ее добросовестную работу и скромное поведение. После освобождения инокиня Матрона поселилась в селе Выездном близ Арзамаса. Главным занятием ее по-прежнему было служение в церкви.

19 октября 1949 года ее вновь арестовали по материалам старого дела 1937 года. Власти обвинили мать Матрону в проведении «вражеской работы», пытались заставить оговорить священника церкви села Веригино. Но усилия следователей ни к чему не привели. В деле даже имеется справка о том, что «лиц, скомпрометированных показаниями арестованной Власовой М. Г., в следственном деле не имеется».

Мать Матрону отправили в ссылку в село Каменка Луговского района Джамбульской области Казахской ССР. Ее брат в 1954 году написал ходатайство о помиловании сестры. Последние годы жизни инокиня Матрона проживала у брата в родном селе Пузо. Односельчане вспоминают, что матушка была очень смиренной, тихого нрава. Большую часть дня она молилась. Храм был закрыт, и службы дивеевскими сестрами «правились» по домам, несмотря на многие запрещения и преследования.

Инокиня Матрона мирно скончалась 7 ноября 1963 года. Ее похоронили на сельском кладбище слева от могил мучениц Евдокии, Дарии, Дарии и Марии.

Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-matrona-vlasova

Прп. Ку́кши Одесского, исп. (1964)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

29 сентября

ЖИТИЕ

Всемилостивый Господь, "иже всем человеком хощет спастися и в разум истины приити” (1Тим.2,4), никогда не оставляет без духовного окормления ищущих вечного спасения. Не оставляет Он таковых и в последнее время, перед кончиной веков, и посылает на обширную ниву Христову искусных делателей – благодатных и духоносных старцев.

Православная Церковь во всю историю своего бытия славилась подвижниками благочестия, старцами-руководителями в духовной жизни, святыми людьми. Одним из светильников веры во тьме богоотступничества, духовного оскудения и невежества XX столетия был преподобный и духоносный отец схиигумен Кукша (Величко).

Преподобный Кукша родился 12 января (25 н. ст.) 1875 г. в с. Арбузинка Херсонского района Николаевской губернии в семье благочестивых и христолюбивых родителей Кирилла и Харитины и наречен был во святом крещении Косьмою. В семье было еще два сына – Федор и Иоанн, и дочь Мария. Родился и возрастал Косьма в те благословенные времена, когда люд православный, подъяв на себя терпеливый труд, ходил пешком на богомолье и к Киево-Печерским святым, и в Лавру преподобного Сергия Радонежского, и на далекий север – в Валаамскую и Соловецкую обители, и на поклонение ко гробу Господню во святую Землю.

Преподобный был избран Богом еще от рождения своего. Родительница его Харитина в юности своей желала быть монахиней, но родители благословили ее на замужество. Харитина молилась Богу, чтобы хоть один из чад ее сподобился подвизаться в иноческом чине.

На святой Руси был благочестивый обычай: если кто из детей посвящал себя иноческой жизни, родители почитали это за особую честь, это было знаком особой милости Божией. На посвятившего себя монашеству смотрели как на молитвенника за весь род.

Благодаря богобоязненному и воздержному образу жизни своих родителей Косьма с детства всей душой устремился к Богу, к святой жизни. Он с малых лет возлюбил молитву и уединение, избегал игр, увеселений, в свободное время читал св. Евангелие. Особую любовь боголюбивый отрок имел к храму Божию и богослужению.

Еще с юности у преподобного было сострадание к людям, особенно к больным, страждущим. За это враг спасения человеческого всю жизнь ополчался на него. Характерно следующее событие отроческих его лет. У Косьмы был двоюродный брат, одержимый нечистым духом. Косьма поехал с ним к одному старцу, изгонявшему бесов. Старец исцелил юношу, а Косьме сказал: "За то только, что ты привез его ко мне, враг будет мстить тебе – ты будешь гоним всю жизнь”.

Косьма всем сердцем стремился к монашеской жизни. Словно за благословением Божиим на последующий жизненный путь, Косьма отправляется в 1895 году с паломниками в Святую Землю.

Прожив в Иерусалиме полгода, осмотрев в Палестине все святые места, Косьма на обратном пути посещает Гору Афон. Здесь встрепенулась его душа, здесь он особенно воспылал желанием подвизаться в монашестве. Царица Небесная призывала его в Свой земной удел – Святой Афон на служение Богу.

Перед отъездом паломники направились к настоятелю русского Свято-Пантелеимонова монастыря за благословением в путь. Подошедши к настоятелю, Косьма сказал: "Отче, я очень хочу здесь остаться, но прежде мне надо поехать домой и получить благословение родителей”. "Ну, хорошо, поезжай, через год приедешь”, – напутствовал его настоятель и одарил (по обычаю, как и всех) иконочкой святого великомученика Пантелеймона – небесного покровителя русского монастыря на Афоне. Эту иконочку о. Кукша вставил в киот и хранил всю жизнь до самой своей кончины.

По возвращении в Россию Косьма посетил киевского старца Иону, известного всем своей прозорливостью и чудотворениями. Старец принимал людей во дворе Ионовской обители, всем раздавая благословение. Приближался в очереди со всеми и Косьма, с замиранием сердца думая: "А вдруг старец не благословит меня на Афон?” Неожиданно отец Иона сам подошел к Косьме, коснулся его головы крестом и сказал: "Благословляю тебя в монастырь! Будешь жить на Афоне!”

Харитина с величайшей радостью и благодарением Богу восприняла известие о решении сына. После долгих слезных молитв Косьмы, многих уговоров супруги и родных отпустил сына на Афон и отец: "Пусть едет, Бог его благословит!” Напутствуя в дорогу, Харитина благословила Косьму Казанской иконой Божией Матери в небольшом старинном деревянном киоте, с которой преподобный не расставался всю свою жизнь, и которая положена была ему во гроб после кончины.

В 1896 году Косьма прибывает на Афон и поступает послушником в русский Свято-Пантелеимоновский монастырь. Стараясь во всем по жизни уподобиться древним отцам-подвижникам, он ревностно исполнял возложенное на него настоятелем монастыря послушание просфорника.

В 1897 году мать Косьмы Харитина направлялась в паломничество во Святую Землю. Когда корабль с путешественниками сделал остановку у берегов Афона, Харитина письменно испросила благословение у настоятеля монастыря посетить Святую Землю и Косьме. Отечески любивший Косьму настоятель благословил его в поездку. Так блаженная родительница, вознося благодарение Богу, увидела еще раз свое богоизбранное чадо.

В Иерусалиме с Косьмою произошло два чудесных события, которые предзнаменовали дальнейшую жизнь преподобного. Когда путешествующие были у Силоамской купели, произошло следующее. Существовал обычай погружаться в воду Силоамской купели всем паломникам, особенно бесплодным женщинам. Той из них, кто первой успеет погрузиться в воду, Господь даровал чадородие. Находясь у Силоамской купели, Косьма близко стоял возле источника. Кто-то нечаянно задел его, и отрок в одежде неожиданно упал первым в воду купели и, таким образом, вышел из воды весь мокрый. Люди стали смеяться, говоря, что у него теперь будет много детей. Но слова эти оказались пророческими, ибо у преподобного впоследствии действительно было множество духовных чад. Когда же паломники были в храме Воскресения Христова, они очень хотели помазаться елеем из лампад, горевших при гробе Господнем. Тогда Ангел Господень, незримо опрокинув среднюю лампаду, излил на Косьму весь елей. Люди быстро окружили Косьму и, собирая руками стекающий по его одежде елей, благоговейно помазывались им. Сие событие предзнаменовало то, что впоследствии благодать Божия, обильно почивающая на преподобном, будет через него неоскудно подаваться людям.

Через год после приезда из Иерусалима на Афон Господь благоизволяет Косьме еще раз быть во Святом Граде. Он направляется туда уже на полтора года нести в порядке очередности послушание у Гроба Господня.

Вернувшись на Афон, Косьма был назначен на послушание гостинника в странноприимную для паломников, в которой подвизался 11 лет. Прилежно исполняя его столь долгое время, Косьма стяжал благодушное терпение и истинное смирение.

Вскоре послушник Косьма был пострижен в рясофор с именем Константин, а 23 марта 1904 года – в монашество, и наречен Ксенофонтом.

Духовным отцом Ксенофонта был духоносный старец подвижник о. Мелхиседек, который подвизался отшельником в горах. У него Ксенофонт постигал основы духовной и монашеской жизни, обучался, как вести внутреннюю брань с духами злобы, овладевал правильными понятиями об аскетическом образе жизни в монашестве. Впоследствии преподобный вспоминал о своей жизни в то время: "До 12 ночи на послушании, а в 1-м часу ночи бежал в пустынь к старцу Мелхиседеку учиться молиться”.

Отец Мелхиседек был монахом высокой духовной жизни. Однажды, стоя на молитве, старец и его духовный сын услышали в ночной тишине приближение свадебного кортежа: топот конских копыт, игру на гармошке, веселое пение, хохот, свист…

– Отче, откуда здесь свадьба?

– Это гости едут, надо их встретить.

Старец взял крест, святую воду, четки и, выйдя из келлии, окропил вокруг нее святой водой. Читая крещенский тропарь, он на все стороны осенил крестом – сразу сделалось тихо, как будто и не было никакого шума. Видимо, старцу эти явления были обычны и нисколько не смущали его.

Под его мудрым окормлением и монах Ксенофонт в недолгое время сподобился стяжать все добродетели иноческие и преуспел в духовном делании. Несмотря на то, что Ксенофонт был внешне малограмотным человеком, едва умел читать и писать, Святое Евангелие и Псалтирь он знал наизусть, службу церковную совершал на память, никогда не ошибаясь. Изъяснение Священного Писания он знал от просвещения его Духом Святым и по трудам святых отцов, чтение которых всегда очень внимательно слушал и запоминал. Он отличался истинным христианским смирением, которое редко кто может стяжать в течение всей своей жизни, и за которое Дух Святой вселяется в человека и освещает его Божественной благодатью, делая его жилищем Своим.

Приведя Своего избранника в духовное совершенство, Господь уготовляет Ксенофонту жребий служения страждущему миру. В 1912–1913 гг. на Афонской Горе возникла на самое короткое время так называемая "имябожническая” или "имяславническая” ересь – смута. Безусловно, о. Ксенофонт никакого отношения не имел к этой ереси, но греческие власти, боясь распространения смуты, потребовали выезда с Афона многих ни в чем не повинных русских монахов, в том числе и о. Ксенофонта.

Накануне отъезда о. Ксенофонт побежал в пустыньку к своему духовному отцу и сказал:

– Отче, я никуда не поеду! Вот лягу под лодку или под камень и умру здесь, на Афоне!

– Нет, чадо, – возразил старец, – так Богу угодно, чтобы ты жил в России, там надо спасать людей. – Затем вывел его из келлии и спросил: – Хочешь увидеть, как стихии покоряются человеку?

– Хочу, отче.

– Тогда смотри. – Старец перекрестил темное ночное небо, и оно стало светлым, перекрестил еще раз – оно, как береста, свернулось, и о. Ксенофонт увидел Господа во всей славе и в окружении сонма Ангелов и всех святых. Что они видели, слышали и что им было возвещено, батюшка Кукша, рассказывая об этом впоследствии, не поведал. А тогда он закрыл лицо руками, упал на землю и закричал:

– Отче, мне страшно!

Через некоторое мгновение старец произнес:

– Вставай, не бойся.

Отец Кукша поднялся с земли – небо было обычным, на нем, по-прежнему, мерцали звезды. Так батюшка, уезжая с Афона, был утешен и удостоен Божественных откровений.

В 1913 году афонский монах Ксенофонт становится насельником Киево-Печерской Свято-Успенской Лавры. Во время Первой мировой войны он разделил печали и скорби военного времени, молитвами и трудами служа отечеству. В 1914 г. о. Ксенофонт на 10 месяцев вместе с другими монахами был направлен на нелегкое послушание "брата милосердия” в санитарный поезд, ходивший по линии "Киев-Львов”. В это время проявились в нем редкие душевные качества и добродетели: терпение, сострадание и любовь в служении тяжелобольным и раненым.

По окончании этого времени о. Ксенофонт возвратился в Лавру. Своим усердным служением Богу, любовью к Нему и ближним, смирением и послушанием о. Ксенофонт снискал всеобщее уважение среди братьев, служа для них примером в монашеском делании. О. Ксенофонт нес послушание в Дальних пещерах; заправлял и зажигал лампады перед святыми мощами, переоблачал святые мощи, следил за чистотой и порядком.

"Мне очень хотелось принять схиму, – рассказывал он, – но по молодости лет (40 с небольшим) мне отказывали в моем желании. И вот однажды ночью я переоблачал мощи в Дальних пещерах. Дойдя до святых мощей схимника Силуана, я переодел их, взял на свои руки и, стоя на коленях перед его ракой, стал усердно ему молиться, чтобы угодник Божий помог мне сподобиться пострижения в схиму”. И так, стоя на коленях и держа на руках святые мощи, он под утро заснул.

Прошли годы. В 56 лет он неожиданно тяжело заболел, как думали, безнадежно. Решено было немедленно постричь умирающего в схиму. 8 апреля 1931 года при пострижении в схиму нарекли ему имя священномученика Кукши, мощи которого находятся в Ближних Пещерах. Конечно, душа преподобного и тогда уже была готова ко вселению в небесные обители, но Господь продлил дни его земной жизни для служения людям во спасение их. После пострига о. Кукша стал поправляться и вскоре совсем выздоровел.

Однажды из Полтавы в Киево-Печерскую Лавру прибыл ее бывший насельник, престарелый митрополит Серафим, чтобы посетить любимую обитель и проститься с ней прежде своей кончины. Пробыв несколько дней в Лавре, он собрался уезжать. Все братия, прощаясь, стали подходить к владыке под его благословение. Святитель, изнемогая от старости, благословлял всех, сидя в храме. Следом за другими подошел и о. Кукша. Когда они по-иерейски облобызались, прозорливый митрополит Серафим воскликнул: "О, старец, тебе давно в этих пещерах место уготовано!”

С 1917 года для Святой Православной Церкви и всего народа наступило время огненных испытаний. Эти испытания всецело разделил со своим народом и преподобный Кукша.

3 апреля 1934 года отец Кукша был рукоположен в сан иеродиакона, а 3 мая того же года – в сан иеромонаха. После того, как Киево-Печерскую Лавру закрыли, батюшка служил до 1938 года в Киеве, в церкви на Воскресенской Слободке. Надо было иметь великое мужество, чтобы служить священником в то время. С 1938 года для батюшки Кукши начался тяжелый восьмилетний исповеднический подвиг – его как "служителя культа” приговаривают к 5 годам лагерей в г. Вильма Молотовской области, а после отбытия этого срока – к 3 годам ссылки.

Так в возрасте 63 лет отец Кукша оказался на изнурительных лесоповалочных работах. Труд был очень тяжелым, особенно в зимнее время, в лютые морозы. Работали по 14 часов в сутки, получая очень скудную и плохую пищу. Но всегда содержа в своей памяти, что "многими скорбями подобает нам внити в Царство Небесное” (Деян.14,22), что "недостойны страсти нынешнего времени к хотящей славе явитися в нас” (Рим.8,18), батюшка, споспешествуемый благодатью Божией, не только терпеливо и благодушно сносил мучительную жизнь в заключении, но всегда духовно укреплял окружающих.

Господь, взирая на мужество исповедников, вот как однажды явно для всех утешил и укрепил присных Своих в терпении и уповании. Вместе с о. Кукшей в лагере содержалось много духовенства и иночествующих, как монахов, так и монахинь. В то время Киевским епископом был преосвященный Антоний, который хорошо знал о. Кукшу и почитал его. Однажды о. Кукша, будучи в заключении, получил от преосвященного Антония посылку, в которую владыка вместе с сухариками умудрился положить сто частиц просушенных запасных Святых Даров. Проверяющие не обнаружили Святые Дары или сочли их за сухари.

"Но разве мог я один потреблять Святые Дары, когда многие священники, монахи и монахини, долгие годы находясь в заключении, были лишены этого утешения? – рассказывал впоследствии батюшка. – Я сказал некоторым священникам что получил Святые Дары. Верующие с большой осторожностью оповестили "своих”, чтобы те в назначенный день в определенном месте незаметно для конвоя готовы были принять Святое Причастие. Мы сделали из полотенцев епитрахили, нарисовав на них карандашом кресты. Прочитав молитвы, благословили и одели на себя, спрятав под верхнюю одежду. Священники укрылись в кустарнике. Монахи и монахини по одному, по одной подбегали к нам, мы быстро накрывали их епитрахилями-полотенцами, прощая и отпуская грехи. Так в одно утро по дороге на работу причастилось сразу сто человек. Как они радовались и благодарили Бога за Его великую милость!”

Как-то батюшка тяжело заболел. Его положили в больницу, он был близок к смерти. Но Господь явно хранил угодника Своего и воздвиг от одра смертного. "Не умру, но жив буду и повем дела Господня” (Пс.117,17), – преисполнялось благодарением сердце исповедника Христова.

Батюшка вспоминал: "Это было на Пасху. Я был такой слабый и голодный, – ветром качало. А солнышко светит, птички поют, снег уже начал таять. Я иду по зоне вдоль колючей проволоки, есть нестерпимо хочется, а за проволокой повара носят из кухни в столовую для охранников на головах противни с пирогами. Над ними вороны летают. Я взмолился: "Ворон, ворон, ты питал пророка Илию в пустыне, принеси и мне кусочек пирога”. Вдруг слышу над головой: "Кар-р-р!”, – и к ногам упал пирог, – это ворон стащил его с противня у повара. Я поднял пирог со снега, со слезами возблагодарил Бога и утолил голод”.

Весной 1943 года, по окончании срока заключения, на праздник святого великомученника Георгия Победоносца о. Кукшу освободили, и он отправился в ссылку в Соликамскую область, в деревню близ г. Кунгура. Взяв благословение у епископа в г. Соликамске, он часто совершал богослужения в соседнем селе. Как к светильнику, в ночи зажженному, стекались к нему люди.

Так в труде, в терпении, в деннонощной молитве старец подвизался до своего освобождения. В 1947 году окончилось время ссылки. Завершился восьмилетний исповеднический подвиг. За все это время ничто не отлучило старца от "любве Божия” (Рим.8,39), и он, как доблестный воин Христов, увенчанный исповедническим венцом, вышел победителем в сей страшной брани.

В 1947 году о. Кукша вернулся в Киево-Печерскую Лавру и был с великой радостью принят братией. Нес он послушание свечника в Ближних Пещерах.

На о. Кукшу, искусного и опытного в духовной жизни, эапечатлевшего верность Христу различными испытаниями, предочищенного несением скорбей, лишений и гонений, Господь возлагает подвиг служения страждущему человечеству путем духовного окормления людей – старчество. Безбожие, маловерие, нужда, горе, греховное пленение приводили к преподобному людей в те минуты, когда испытания достигали наибольшей остроты и становились невыносимыми, когда иссякала надежда. И старец оказывался тем несокрушимым камнем истинной веры, непоколебимого упования на Бога, о который бессильно разбивались пенящиеся волны многовидного зла. Через старца, испытанного в горниле всевозможных искушений, люди начинали трудный, узкий, но истинный путь спасения. Ведает только Господь, скольким он помогал и скольких обнимал всепрощающей и всепокрывающей любовью, которая так привлекала людей, стремящихся к нему со всех концов страны. Как за полвека до этого в Иерусалиме паломники окружили Косьму и старались с его головы и одежды взять чудесно излившийся из лампады елей, чтобы помазаться им, так и к отцу Кукше в страждущей земле нашей шла нескончаемая вереница людей, ждущих Божией помощи и благодати, изливавшихся через молитвы, духовные советы и наставления святого подвижника.

Молитвою, терпением и состраданием, добрым словом и духовным советом старец отвращал от безбожия и греха и обращал к Богу, вразумляя закоснелых в неверии, укрепляя маловерных, ободряя малодушных и ропщущих, смягчая ожесточенных, умиротворяя и утешая отчаявшихся, пробуждая спящих в греховном сне, дремлющих в забвении и нерадении.

Старец никогда не осуждал согрешающих и не сторонился их, а наоборот, всегда с состраданием принимал их. Говорил: "Я сам грешный и грешных люблю. Нет человека на земле, который бы не согрешил. Един Господь без греха, а мы все грешные”. Исповедь всю жизнь была его основным послушанием, и все стремились у него исповедаться и получить душеспасительные советы и назидание.

Старец Кукша имел от Бога дар духовного рассуждения и различения помыслов. Он был великим прозорливцем. Ему были открыты даже самые сокровенные чувства, которые люди едва могли понять сами, а он понимал и объяснял, от кого они и откуда. Многие шли к нему, чтобы рассказать о своих скорбях и спросить совета, а он, не дожидаясь объяснений, уже встречал их с нужным ответом и духовным советом. Еще, было, у дверей стоят, а он уже каждого по имени называет, хотя видит их в первый раз в жизни. Господь ему открывал.

Богоборческую власть раздражала и страшила жизнь угодника Божия. Он был постоянно преследуем и гоним. В 1951 году отца Кукшу из Киева переводят в Почаевскую Свято-Успенскую Лавру. Пресвятая Богородица, Которую всю жизнь так любил преподобный, принимает избранника Своего здесь, где Она чудесно явилась в древности.

В Почаеве старец нес послушание киотного у чудотворной иконы, когда к ней прикладывались монахи и богомольцы. Кроме этого, о. Кукша должен был исповедовать людей. Свои обязанности он исполнял с отеческой заботой о всех приходящих, тонко и любовно обличая их пороки, прозорливо предостерегая от духовных падений и предстоящих бед.

Все, кто приезжал в Почаевскую Лавру, старались обязательно попасть на исповедь к о. Кукше. Люди в храме сотнями стояли в очереди к нему. Многих принимал он и в своей келлии, не жалея себя и почти без отдыха проводя целые дни, несмотря на преклонный возраст и старческие болезни.

Какую всенародную любовь имел старец, видно из следующего. Он, по Афонскому обычаю, всю жизнь обувался только в сапоги. От долгих и многих подвигов у него на ногах были глубокие венозные раны. Однажды, когда он стоял у чудотворной иконы Божией Матери, у него на ноге лопнула вена, и сапог наполнился кровью. Его увели в келлию, уложили в постель. Пришел знаменитый своими исцелениями игумен Иосиф (в схиме Амфилохий), осмотрел ногу и сказал: "Собирайся, отец, домой” (то есть умирать), и ушел. Все монахи и миряне горячо со слезами молились Матери Божией о даровании здравия дорогому и любимому старцу. Через неделю игумен Иосиф опять пришел к о. Кукше, осмотрел почти зажившую рану на ноге и в изумлении воскликнул: "Вымолили чада духовные!”

В течение трех лет о. Кукша ежедневно совершал раннюю литургию в Пещерном храме, за исключением редких дней болезни. Во время литургии, стоя у престола, он весь преображался, становился каким-то светлым, "воздушным”. Как познавшему Бога Духом Святым преподобному Силуану Афонскому хотелось, чтобы все люди познали Бога, так и старец Кукша, некогда подвизавшийся в одно время с преподобным на Горе Афон, очень желал, чтобы ищущие милости и благости Божией познали, как благ Господь и как неизъяснимо благостно быть с Ним.

Одна духовная дочь старца поведала, что ей очень хотелось узнать, как себя чувствует он во время Божественной литургии. Старцу это было открыто Богом. "Однажды, войдя в Пещерный храм, когда о. Кукша служил в нем Божественную литургию, – рассказывала она, – я сразу почувствовала сильную близость души к Богу, как будто вокруг никого не было, а только Бог и я. Каждый возглас о. Кукши возносил мою душу "горе”, и преисполнял ее такой благодатью, как будто я стояла на небе перед лицом Самого Бога. На душе было по-детски чисто, необыкновенно светло, легко и радостно. Ни одна посторонняя мысль не беспокоила меня и не отвлекала от Бога. В таком состоянии я находилась до конца литургии. После литургии все ждали, когда о. Кукша выйдет из алтаря, чтобы взять у него благословение. Подошла и я к своему духовному отцу. Он благословил меня и, крепко взяв обе мои руки, повел за собой, внимательно с улыбкой вглядываясь в мои глаза, вернее, через глаза в душу, как бы стараясь рассмотреть, в каком она состоянии после такой чистой молитвы. Я поняла, что батюшка дал мне возможность пережить такое же святое блаженство, в каком он сам всегда пребывал во время Божественной литургии”.

А другая раба Божия рассказывала, что однажды она видела в алтаре Пещерного храма во время совершения Божественной литургии отцом Кукшей благолепного мужа, сослужащего ему. И когда она сообщила об этом о. Кукше, последний сказал, что это был преподобный Иов Почаевский, который всегда служил вместе с ним, и строго приказал никому не открывать этой тайны до самой его смерти.

"Иногда он благословлял, – говорила она, – положив обе ладони своих рук крестообразно на мою голову, читая про себя молитву, и я преисполнялась необыкновенной радости и безграничной любви к Богу с неудержимым желанием "разрешитися” (от бренного тела) и со Христом быти. Все земные муки казались ничто по сравнению с этой всепоглощающей любовью. В таком состоянии я пребывала дня по три”. Так о. Кукша укреплял веру новоначальной.

Здесь, в Почаевской Лавре, через старца Кукшу приходили к вере бывшие богоборцы, находили раскаяние сектанты, облекались в Ангельский образ (монашество) многие словесные овцы стада Христова – духовные чада старца. Всем им он находил определение в жизни.

Братия Лавры с любовью относилась к старцу, но ненавистник всякого добра, лукавый враг спасения посеял зависть и злобу в одном из них. На преподобном, всю жизнь терпевшем человеческую зависть и недоброжелательство, вполне исполнились слова Священного Писания: "Несть пророк без чести, токмо во отечествии своем, и в дому своем” (Мф.13,57). Старец благодушно и терпеливо переносил чинимые препятствия к духовному руководству людей. В период с марта по апрель 1957 года церковное священноначалие определяет ему пребывать в затворе "для совершенствования аскетической жизни и несения высшего схимнического подвига”, и в конце апреля 1957 года старца на Страстной седмице Великого поста переводят в Крещатицкий Свято-Иоанно-Богословский монастырь Черновицкой епархии.

В небольшом Иоанно-Богословском монастыре было очень тихо и просто. Приход старца Кукши в эту обитель был для нее благотворным – ожила духовная жизнь братии. Как за пастырем спешат овцы, куда бы он ни направлялся, так и за добрым пастырем – старцем Кукшей сюда, в тихую обитель апостола любви устремились духовные чада, а за ними – народ Божий. Целыми днями по горной тропе, как трудолюбивые муравьи, тянулись вереницей богомольцы – одни в гору, другие навстречу. В основном на средства, передаваемые о. Кукше, которые он сразу отдавал в монастырь, увеличились постройки и строения в обители. Сам он, несмотря на старческую слабость, чувствовал здесь себя хорошо. Он часто повторял: "Здесь я дома, здесь я на Афоне! Вон внизу сады цветут, точно маслины на Афоне. Здесь Афон!” И действительно, чувствовалась особая благодать Божия в этой святой обители, где люди получали утешение и исцеление по молитвам о. Кукши, на котором почивала благодать древних отцев.

К концу своей жизни старец снова претерпел много зла, скорбей и преследований от богоборческой власти. Враг рода человеческого не терпит благостояния и благоденствия святой Церкви. Так диавол в начале 60-х годов воздвигает на Церковь новую волну гонений. Стараниями новых богоборцев-правителей закрывались храмы, обители, духовные школы. Святой апостол Павел говорит, что все "хотящии благочестно жити о Христе Иисусе гоними будут” (2Тим.3,12). У безбожной власти лютую ненависть вызывали духовный авторитет, всеобщее почитание и народная любовь, какими обладал старец Кукша.

Незадолго до расформирования монастыря во время Божественной литургии о. Кукша находился в алтаре Покровского храма. Вдруг на жертвенник с подсвечника упала свеча, загорелись покровцы и воздух, которыми были накрыты потир и дискос. Огонь тут же загасили, а о. Кукша сказал: "Враг и отсюда меня выживает”, что вскоре и сбылось.

В 1960 году закрыли Черновицкий женский монастырь. Монахинь перевели в мужской Иоанно-Богословский монастырь в с. Крещатик, а монахов отправили в Почаевскую Лавру. Настоятеля архимандрита Михаила (в схиме Митрофана) назначили на приход недалеко от села Крещатик, а о. Кукшу – в Одесский Свято-Успенский мужской монастырь.

19 июля I960 года старец прибывает в Одесский Свято-Успенский монастырь, где проводит последние 4 года своей страдальческой подвижнической жизни. Но "любящим Бога вся поспешествует во благое” (Рим.8,28). Перемещения из монастыря в монастырь для старца были лишь "демонов немощными дерзостями”. Господь злобу демонов и тщетные усилия богоборцев обратил во благо для спасения душ человеческих. Благодаря перемещениям батюшки по разным монастырям овцы стада Христова всего юга страны окормлялись у благодатного старца.

В Свято-Успенском монастыре старца Кукшу с любовью встретили насельники обители. Ему определено было послушание исповедовать людей и помогать вынимать частицы из просфор во время совершения проскомидии.

Всей душой желая "приметатися в дому Бога” (Пс.83,11), батюшка любил храм Божий и стремился всегда бывать на монастырских богослужениях. Старец вставал рано утром, читал свое молитвенное правило, старался причащаться каждый день. Он любил литургисать, причем любил особенно раннюю литургию, говоря, что ранняя литургия для подвижников, а поздняя для постников. К Святой Чаше старец не разрешал подходить с деньгами, чтобы "не уподобиться Иуде”. Так же и священникам запрещал с деньгами в кармане стоять у престола и совершать Божественную литургию. Ежедневно, идя в храм, старец под одежду надевал свою Афонскую власяницу из белого конского волоса, который больно колол все тело.

Келлия старца в монастырском корпусе примыкала прямо к Свято-Никольской церкви. С ним поселили и послушника келейника, но старец, несмотря на немощи своего преклонного возраста, не пользовался посторонней помощью и говорил: "Мы сами себе послушники до самой смерти”.

Несмотря на запрет властей посещать святого старца, люди и здесь не лишились его духовного окормления. Отца Кукшу очень любил святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий I. Еще будучи в Иоанно-Богословском монастыре, старец, бывало, садясь пить чай, возьмет в руку портрет святейшего Алексия I, поцелует его и скажет: "Мы со святейшим чай пьем”. Слова его исполнились, когда он жил в Одесском монастыре. Сюда каждый год летом приезжал патриарх Алексий I, который всегда приглашал благодатного старца "на чашку чая”, любил беседовать с ним, спрашивал, как было в Иерусалиме и на Афоне в старое доброе время.

Сокровенна, сокрыта от мира духовная жизнь схимника. Преподобный любил ночную молитву. Служа страждущему человечеству, он, углубившись в себя, во внутреннюю клеть своего сердца (Мф.6,6) как в пустыню, жил напряженной внутренней жизнью, предстоя всегда Богу, по реченному пророком: "Очи мои выну ко Господу” (Пс.24,15).

В последний год жизни батюшки святейший патриарх Алексий 1 благословил ему приехать в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру на праздник обретения святых мощей преподобного Сергия Радонежского. По окончании праздничной литургии, когда батюшка вышел из Свято-Троицкого храма, его обступили со всех сторон, испрашивая благословения. Он долго благословлял людей на все стороны и смиренно просил отпустить его. Но народ не отпускал старца. Только после долгого времени он, наконец, с помощью других монахов с трудом добрался до келлии.

День жизни старца Кукши уже клонился к вечеру. Однажды он с радостным лицом сказал своей духовной дочери: "Матерь Божия хочет взять меня к Себе”. Игумения Святой Горы Афон и всех монашествующих – Пресвятая Богородица, призвавшая преподобного в монашество, призывала теперь его к Себе от земных трудов и скорбей.

В октябре 1964 года старец, упав, сломал бедро. Пролежав в таком состоянии на холодной сырой земле, он простудился и заболел воспалением легких. Он никогда не принимал лекарств, называя врачебницей Святую Церковь. Даже страдая в предсмертной болезни, он также отказался от всякой врачебной помощи, полагая в Господе Боге Единого помощника и покровителя, причащаясь каждый день Святых Христовых Тайн.

Блаженный подвижник предвидел свою кончину. Духовная дочь старца схимонахиня А. вспоминает: "Батюшка иногда говорил: "90 лет – Кукши нет. Хоронить-то как будут, быстро-быстро, возьмут лопаточки и закопают”. И действительно, его слова исполнились в точности. Он упокоился в 2 часа ночи, а в 2 часа пополудни этого же дня над могильным холмиком возвышался уже крест. Скончался, когда ему было около 90 лет”.

Власти, боясь большого стечения народа, препятствовали тому, чтобы батюшку погребли в монастыре, а требовали совершить погребение на его родине. Но наместник монастыря, вразумленный Богом, мудро ответил: "У монаха родина – монастырь”. Власти дали срок на погребение 2 часа. Весь церковный мир был настолько обеспокоен этими обстоятельствами, что святейший патриарх Алексий I с тревогой запрашивал – почему так поступили с останками старца Кукши?

Так, пройдя земное поприще, претерпев все искушения, воздохнув из глубины души своей: "обратися, душе моя, в покой твой, яко Господь благодействова тя” (Пс.114,6), преподобный Кукша 11 (24) декабря 1964 года преставился ко Господу, в селения "идеже все праведнии почивают”, вознося там молитвы о всех, прибегающих к его молитвенному предстательству.

Старец Кукша принадлежит к тем отечественным праведникам, которые в последние века подобно Серафиму Саровскому, оптинским и глинским старцам служением Богу светили миру светом любви, терпения и сострадания.

Преподобный был очень кротким и смиренным. Ни перед кем не заискивал, не человекоугодничал. Он не боялся обличить грешника, невзирая на чин и сан, делая это тонко, с любовью к образу Божию, с целью пробудить его совесть и подвигнуть на покаяние.

Бывало, старец идет через храм на исповедь – народу много, все проходы заполнены, – и никогда не попросит пропустить его, а остановится позади всех и ждет, когда можно будет пройти, не расталкивая и не беспокоя людей.

Преподобный имел искреннее смиренномудрие. Он избегал славы человеческой и даже боялся ее, памятуя сказанное псалмопевцем и пророком: "Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу, о милости Твоей и истине Твоей” (Пс.113,9). Поэтому добрые дела совершал незаметно, очень не любил тщеславия, всегда старался оградить или избавить от него своих духовных чад.

Преподобный советовал все новые вещи и продукты освящать святой водой, перед сном окроплять келлию (комнату). Утром, выходя из келлии, он всегда окроплял себя святой водой.

Все жизненные испытания преподобный побеждал воспоминанием искупления рода человеческого Спасителем и живоносным Воскресением Его. Своей духовной дочери монахине В. он говорил: "Когда тебя куда повезут – не скорби, но духом всегда стой у гроба Господня, вот как Кукша: я и в тюрьме, и в ссылке был, а духом всегда стою у гроба Господня!”

Отец Кукша явился воистину блаженным. Последовательно пройдя по лестнице евангельских заповедей блаженства, деятельно запечатлев верность и любовь ко Христу Господу исповедническим подвигом, он взошел на вершину сей лестницы, и ныне мзда его "велика на небесах” (Мф.5,12).

Народ Божий, безошибочно чувствуя душою доброго пастыря, всегда называл на Руси благодатных подвижников словом "батюшка”. Такие старцы, как отец Кукша, могли "немощи немощных носити” (Рим.15,1) и тако исполнили "Закон Христов” (Гал.6,2). Преподобный ежедневно причащался святых Христовых Таин и указывал, что Причастие – это Пасха, благословляя после причащения читать Пасхальный канон.

О преподобном говорили: "С ним было легко”. Это происходило оттого, что блаженный подвижник стяжал мир души и святость жизни. Образ батюшки Кукши близок к образу преподобного Серафима Саровского. Серафим Саровский говорил одному из монахов: "Стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ спасутся около тебя”. Вокруг старца Кукши, стяжавшего этот "дух мирен”, воистину спасались тысячи людей, ибо душевный мир с Богом есть плод Духа Святого, о чем свидетельствует святой апостол Павел, говоря: "Плод же духовный есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание” (Гал.5,22-23).

Преподобный Кукша имел великую любовь и сострадание к людям. Святой апостол Павел пишет, что "любы николиже отпадает” (1Кор.13:8). Поэтому старец говорил, уповая на милость Божию к нему в жизни будущего века, чтобы после кончины его приходили на могилку и все ему, как живому, говорили, изливая печали и нужды. И действительно, всякий, приходящий с верою к месту его земного упокоения, всегда получал утешение, вразумление, облегчение и исцеление от болезни по его богоугодным молитвам и предстательству.

Отец Кукша жил и действовал в духе и силе оптинских старцев, будучи с ними благословен от Бога дарованиями прозорливости, врачевания, исцеления душевных и телесных недугов и высочайшего призвания в деле домостроительства спасения мира – старческого окормления душ человеческих. О нем можно вполне сказать, что он пришел в меру святых отцов.

Поучения произносил он краткие, но заключавшие в себе все, что каждому вопрошающему необходимо ко спасению. А это невозможно без ведения воли Божией. Поэтому говорил старец не от человеческой мудрости, а при содействии благодати Святого Духа, просвещающего его.

Преподобный несомненно имел дар прозорливости. Однажды один генерал, переодевшись в штатскую одежду, приехал в Почаевскую Лавру и смотрел с любопытством, как исповедует преподобный. Старец подозвал его к себе и беседовал с ним некоторое время. Отошел от старца генерал очень бледный, крайне взволнованный и потрясенный, спрашивая: "Что это за человек? Откуда он все знает? Он обличил всю мою жизнь!”

Когда преподобный был в Иоанно-Богословском монастыре, он послал свою духовную дочь В. посмотреть место, где можно построить большой корпус для множества монахов. Она пошла и по молитвам старца нашла хорошее место на горе, прямо над монастырем. Вернувшейся В. старец сказал, что там будет большой монашеский корпус и что он должен приготовить место. Предсказание его начало сбываться спустя 30 лет; после открытия и возвращения монастыря новое поколение монахов, не знавшее старца и его предсказание, начало строительство храма и монашеского корпуса на том самом месте, о котором шла речь.

В городе П. жили духовные чада старца – И. с молодой дочерью М. Года через полтора М. решила выйти замуж и спрашивала через свою подругу старца о венчальной одежде. Старец ответил: "Никогда М. замуж не выйдет!” Пришедшая сказала, что у молодых уже все готово к свадьбе, осталось только сшить венчальное платье, и после Пасхи они будут венчаться. Но старец снова уверенно повторил: "М. никогда замуж не выйдет”. За неделю до свадьбы у М. вдруг начались эпилептические припадки (чего раньше с ней не наблюдалось), и испуганный жених немедленно уехал домой. Через несколько лет М. приняла монашество с именем Галина, а ее мать – с именем Василиса.

К старцу часто приезжала его духовная дочь Е. Она была научным работником – химиком, а ее муж – горным инженером, крупным специалистом по горным породам. Муж был не крещен, и она очень скорбела об этом и даже хотела разойтись с ним, но старец велел ей терпеть и молиться, уверяя, что ее муж будет христианином. Уже после смерти старца она поехала в Псково-Печерскую обитель и уговорила мужа проводить ее туда. В Печерском монастыре есть богозданные пещеры, где погребают усопших монахов. Е. предложила мужу посмотреть на гробы, которые здесь по обычаю не закапывают, а ставят один на другой в пещерах. Когда муж Е. увидел своды пещер, он как горный инженер был поражен тем, что сыпучий песчаник не осыпается, держится, как камень, и обвалов не происходит. На него такое явное чудо произвело необыкновенное впечатление. Он понял, что песок держится только силой Божией, и пожелал немедленно креститься, а потом повенчался с женой и по-детски был предан Богу и духовным отцам.

Одна женщина приехала к старцу со своей скорбью: в молодости ее выдали замуж в старообрядческую семью, детей ее крестили старообрядческие священники, и она считала, что это Крещение недействительно. Она хотела узнать у старца, как ей теперь перекрестить своих взрослых детей. Со слезам подошла к двери келлии преподобного (в Почаеве), а он выходит ей навстречу, благословляет и, не дав вымолвить ни слова, говорит: "Не плачь! Крещеные твои дети, крещенные!”

Раба Божия В., жительница г. Одессы, рассказывала, что однажды к ней приехала на время внучка ее сестры, девочка лет 15. Вдруг через два дня В. получает телеграмму от своей сестры (бабушки той девочки), чтобы девочка немедленно возвращалась домой. Удивленная и встревоженная В. с телеграммой поспешила к преподобному узнать причину вызова девочки. На ее вопрос старец смиренно сказал: "Я не прозорливый”. Но В. продолжала просить об ответе. Тогда старец стал рассказывать В., что родители девочки (племянник В. с супругой) поехали ловить рыбу и, как выразился старец, "к рыбам попали”, то есть погибли в воде, и добавил, что племянницу обнаружат в воде через пять дней, а племянника через девять, причем назвал их по именам, никогда их не зная. Впоследствии все подтвердилось так, как об этом рассказывал старец.

Как-то старец стоял, окруженный народом. К ним приближался молодой человек, у которого была супруга и двое детей. Вдруг батюшка позвал его: "Иеромонах!” Тот, протиснувшись через людей, сказал, что женат и у него двое детей, но батюшка снова назвал его иеромонахом и просил благословения. Впоследствии, когда супруга упокоилась и дети определились в жизни, этот человек стал иеромонахом.

Одна благочестивая девица просила батюшку благословить ее на монашество, но старец благословил ее на замужество. Велел ей ехать домой, сказав, что там ее ждет семинарист, и Господь благословил ее многочадием – было у нее семеро детей.

Батюшка как-то сказал настоятелю архимандриту Михаилу: "Возьмем сумочки и поедем в Почаев умирать”. После расформирования монастыря о. Михаил был назначен на приход. Вскоре он собрался съездить в Почаевскую Лавру, взял сумку и приехал в Почаев. Вечером ему стало плохо, его постригли в схиму, назвали Митрофаном, и он скончался. (О. Михаил был настоятелем Крещатицкого Свято-Иоанно-Богословского монастыря).

Духовная дочь старца Т., однажды придя к нему, застала его расстроенным и скорбным. Т. спросила причину такого его настроения. Старец печально ответил: "Брат умер, умер брат…” и стал собираться в храм. После литургии, встретив Т., старец сказал: "Сейчас в алтаре мне подали телеграмму – умер мой брат” (Иоанн). А сам еще до получения телеграммы знал об этом. Он духовными очами прозрел кончину своего родного брата и печалился о нем.

Схимонахиня А. вспоминает: "В 1961 году я хотела поступить в женский монастырь, но в то время войти в число насельниц обители было очень тяжело, препятствовали власти. Я устроилась на работу в трапезную Одесской Духовной семинарии. Жила на квартире. Очень хотела быть духовным чадом о. Кукши. Узнала, где живет батюшка. Подошла к двери келлии и стала стучать. Долго дверь не открывалась, я уже думала, что не примет меня старец. Но потом, открыв дверь, я увидела батюшку, стоявшего перед иконами. Старец, ранее не знавший меня, сказал: "Иди, мое чадо духовное, иди”. Он принял меня в свои духовные чада, дал советы, наставления, благословил в праздничные дни причащаться. Однажды в праздник св. апостола Иоанна Богослова, отстояв раннюю литургию, я не причастилась Святых Тайн, так как не готовилась. После службы увидела батюшку, благословляющего народ. Я тоже подхожу под благословение, но он не благословил и сурово сказал: "Ты что сегодня не причащалась? Что, за ручку надо водить?”. Этим он обличил меня за непослушание и показал свою прозорливость, ведь он не видел, кто подходил к Святой Чаше. Я попросила прощения, и старец благословил вычитать правило ко Причащению и причаститься за поздней литургией”.

"Я по какому-то делу зашла к нему, – продолжает матушка А., – а он говорит, что напротив Свято-Никольского храма сидит человек полный, в шляпе, такой голодный, голодный, и чтобы я ему передала пищи. Я вышла с едой, и действительно, напротив Свято-Никольской церкви сидит тучный мужчина в шляпе. Я подошла и сказала, что батюшка Кукша передал ему еду. Он удивился этому, заплакал и сказал, что он действительно три дня уже ничего не ел и так обессилел, что не может подняться со скамейки. Оказывается, у этого человека на вокзале украли вещи и деньги. Стыдно было ему просить, и он находился в сильном унынии. Долго удивлялся он прозорливости старца.

Помню, старец говорит мне: "Спаси Господи, что ты меня развязала”. Я долго не могла понять этих слов. И только намного позже поняла их смысл. Когда батюшку положили во гроб, я завязала ему голову бинтом, чтобы уста были сомкнуты, но погребали настолько спешно, что только перед выходом из храма я вспомнила, что нужно снять повязку. Обратилась к наместнику монастыря, он благословил, и я развязала. Вот так сбылись слова преподобного.

Батюшка говорил: "Не будут пускать, а ты через забор – и у Кукши”. И действительно, после похорон кладбище было закрыто, калитка была на замке. Я вспомнила предсказание и благословение старца и приходила к нему на могилку, перелезая через ограждение”.

Монахиня М. рассказывала, что однажды, когда она была на братском кладбище мужского монастыря в Одессе, туда пришел старец Кукша и, подойдя к одному месту, сказал ей: "Вот здесь будут копать мне могилу, но лежать я здесь не буду, на этом месте зарыт гроб, а мне сделают рядом подкоп в земле (он указал место севернее того, где будет выкопана могила) и там поставят мой гроб”. Так и случилось. Когда умер старец, на предсказанном месте выкопали могилу, но на дне ее оказался чей-то гроб, захороненный ранее. Чтобы не копать другую могилу, решили сделать подкоп с северной стороны могилы и туда поставили гроб старца.

Преподобный Кукша имел дар молитвы, хотя по смирению скрывал это от окружающих.

В монастыре был послушник. Он нес послушание дворника, заметал территорию монастыря. Когда ему надоело это занятие, он попросил отца Кукшу: "Батюшка, помолитесь, чтобы дождь пошел и смыл землю”. "Хорошо, помолюсь”. Часа через два на безоблачном небе появились тучи, полил проливной дождь, смывая весь сор с земли, и послушник отдыхал в тот день…

Преподобный всегда пребывал в молитвенном общении со святыми. Однажды спрашивают его: "Не скучно Вам одному, батюшка?” Он бодро отвечает: "А я не один, нас четверо: Косьма, Константин, Ксенофонт и Кукша” (все его небесные покровители).

Старец имел непрестанную молитву.

Божий дар врачевания и исцеления душевных и телесных недугов действовал в преподобном как при жизни его, так и после его кончины. Многих он исцелял своей молитвой. Раба Божия А. заболела раком: на лбу появилась, все увеличиваясь, злокачественная синяя опухоль. Женщину направили на операцию, и она, уже в отчаянии, приехала к старцу. Отец Кукша не велел ей делать операцию, поисповедал, причастил, дал ей металлический крестик, который велел все время прижимать к опухоли, что она и делала. Побыв у батюшки дня 4 и ежедневно причащаясь, она с матерью поехала домой. Крестик она прижимала ко лбу всю дорогу и вскоре обнаружила, что половина опухоли исчезла, на ее месте осталась белая пустая кожа. Дома, недели через две, пропала и вторая половина опухоли, лоб побелел, очистился, не осталось и следов от рака.

Одну из своих духовных чад преподобный исцелил от душевной болезни, мучившей ее в течение месяца, – заочно, прочитав ее письмо с просьбой помолиться о ней. После получения старцем ее письма она стала совершенно здорова.

Все случаи исцелений старцем больных и недужных невозможно описать и перечислить, так как он совершал их почти ежедневно в течение десятилетий.

"Осенью 1993 года, – вспоминает одна его духовная дочь, – я пошла к могилке отца Кукши и увидела там много людей, которые приехали из Молдавии. Они рассказали, что одна женщина была тяжело больна желудком. Взяв землю с могилки старца, она приложила ее к животу и заснула. Проснувшись, она почувствовала себя исцеленной”. Так же исцелилась раковая больная, жительница г. Одессы семидесятидвухлетняя М.

Есть многочисленные свидетельства того, как после натирания землей с могилки преподобного больных мест на теле с нарывами, ранами, опухолями или при помазывании елеем из лампады на его могилке раны исцелялись и очищались.

С течением времени не исчезает живая память о старце Кукше, не уменьшается любовь к незабвенному духовному отцу и пастырю. Всегда ощущается его духовная близость ко всем, оставшимся в сем бренном мире, его неиссякаемая молитвенная помощь.

В святости старца были убеждены и удостоверены люди еще при его жизни. Это явствует и из блаженной кончины его. Поэтому народ Божий глубоко верует, что в отце Кукше он обрел скорого помощника и молитвенника.

Всю жизнь свою служа людям, преподобный Кукша и сейчас пребывает в молитвенном предстательстве за мир пред престолом Божиим, славя Отца и Сына и Святого Духа, единого в Троице Бога. Ему же подобает слава, честь и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-kuksha-odesskij

Прп. Ники́фора Прокаженного, монаха (1964)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

4 января

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

НИКИФОРА ПРОКАЖЕННОГО

Будущий преподобный (в миру Николай Дзанакакис) родился в крестьянской семье в селе Сирикари в западной части Крита. В 13 лет родители отдали его на обучение цирюльнику, жившему в городе Ханья. Тогда у него обнаружились первые признаки проказы.

В то время критяне ссылали прокаженных на полуостров Спиналонга, поэтому, когда в 16 лет его болезнь стала заметной, Николай уехал в Александрию, где продолжал работать цирюльником. Когда проказа стала распространяться на лицо и руки, один иерей посоветовал Николаю отправиться на остров Хиос, где был лепрозорий, устроенный прп. Анфимом (Вайяносом). Николай прибыл на Хиос в 1914 году в возрасте 24 лет. Там для Николая открылось поле деятельности для совершенствования добродетелей. Прп. Анфим постриг его в иноки с именем Никифор. Он выполнял работы в садах и огородах и был первым певчим в храме. Впоследствии из-за болезни Никифор потерял зрение.

За безграничное терпение и любовь к ближним Господь наделил Никифора даром пророчества и утешения страждущих. Когда 4 января 1964 года он скончался, от его мощей исходило благоухание. Многочисленные чудеса, происходившие по молитве святого, были записаны учеником преподобного отцом Евмением.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-nikifor-dzhanakakis-prokazhennyj

Исп. Севастиа́на Карагандинского (Фомина), архимандрита (1966)

ДНИ ПАМЯТИ:

22 октября – Обрете́ние мощей

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

19 апреля

ЖИТИЕ

Преподобноисповедник Севастиан родился 28 октября 1884 года в селе Космодемьянское Орловской губернии в семье крестьян Василия и Матроны Фоминых и в крещении наречен был Стефаном в честь преподобного Стефана Савваита. В семье было три сына – Иларион, Роман и Стефан. В 1888 году, когда Стефану исполнилось четыре года, родители свозили сыновей в Козельскую Введенскую Оптину пустынь благословиться у старца Амвросия[a]. В 1888 году умер отец, а на следующий год мать, и остались братья сиротами семнадцати, одиннадцати и пяти лет. Старший, Иларион, после смерти родителей женился; средний, Роман, в 1892 году ушел в Оптину пустынь и был принят послушником в Иоанно-Предтеченский скит при ней; младшему, Стефану, пришлось остаться со старшим братом и помогать ему по хозяйству.

Живя с братом, Стефан окончил церковноприходскую школу, причем показал хорошие способности в обучении, и приходской священник стал давать ему читать книги из своей библиотеки. Для обычных крестьянских работ Стефан оказался слаб здоровьем, и большей частью ему приходилось быть в селе пастухом. Озорные сверстники недолюбливали его за смирение и кротость и называли «монахом». Самым большим для него утешением стало посещение брата Романа в Оптиной пустыни, что бывало всякий раз после окончания осенью крестьянских работ.

В 1908 году Роман Васильевич принял монашеский постриг с именем Рафаил, а 3 января 1909 года Стефан был принят келейником к старцу Иосифу (Литовкину)[b]. «Жили мы со старцем, – вспоминал он впоследствии, – как с родным отцом. Вместе с ним молились, вместе кушали, вместе читали или слушали его наставления»[1].

9 мая 1911 года иеросхимонах Иосиф скончался, и в его келье поселился старец Нектарий (Тихонов)[c], у которого Стефан остался келейником, перейдя под его духовное руководство. 15 марта 1912 года Стефан был определен в число братии.

У отца Нектария тогда было два келейника: старший – Стефан, которого за мягкосердечие и сострадательность называли «летом», и младший – Петр Швырев, который был погрубей и построже, и его называли «зима». Когда народ, пришедший к хибарке[d], начинал от долгого ожидания унывать, отец Нектарий посылал Стефана, а когда ожидавшие начинали роптать и поднимали шум, к ним выходил Петр и строгостью умирял народ. Люди, бывало, то и дело посылали Стефана сказать старцу, что многие очень долго ждут и некоторым надо уже уезжать. Стефан шел в келью старца, и тот говорил: «Сейчас собираюсь, одеваюсь, иду», но сразу не выходил, а когда выходил, то при всех говорил Стефану: «Что же ты до сих пор ни разу не сказал, что меня ждет с нетерпением столько народа?» В ответ Стефан кланялся старцу в ноги и просил прощения.

13 апреля 1913 года, в Великую Субботу, от туберкулеза легких скончался брат Стефана, монах Рафаил, перед смертью постриженный в схиму. В 1917 году Стефан был пострижен в монашество с именем Севастиан в честь мученика Севастиана.

В 1918 году пришедшими к власти безбожниками Оптина пустынь как монастырь была закрыта, но продолжала существовать под видом племхоза под руководством одного из монастырских послушников; в 1923 году из монахов и послушников была организована сельскохозяйственная артель.

В 1923 году монах Севастиан был рукоположен во иеродиакона. В субботу 5 августа 1923 года около двух часов дня представители властей потребовали, чтобы из Оптиной пустыни в двухдневный срок были выселены все монашествующие. По этому случаю литургию начали служить с 12 часов ночи, а в шесть часов утра властями был опечатан и закрыт последний храм в Оптиной – Казанский, а братия разошлась кто куда, большей частью поселившись в Козельске; здесь вместе с другими поселился и иеродиакон Севастиан.

В 1927 году он был рукоположен во иеромонаха, в 1928 году стал служить в Ильинской церкви в городе Козлове[e] Тамбовской области, с 1929 года он ходил в Ильинский храм только молиться, а служил в квартире, где жил; в службах ему помогали приехавшие к нему монахиня Феврония (Тихонова), инокиня Софийской женской общины Рязанской епархии Агриппина (Артонкина) и монахиня Краишевского Тихвинского монастыря Саратовской епархии Варвара (Сазонова).

25 февраля 1933 года все они вместе с отцом Севастианом были арестованы и заключены в тамбовскую тюрьму. Тогда же было арестовано более пятидесяти человек духовенства, монахов и мирян, которые обвинялись в том, что они будто бы создали контрреволюционную церковно-монархическую организацию, ставившую своей целью «свержение советской власти через организацию восстания при объявлении войны. Для этого подготавливали население, обиженное советской властью… В целях большего охвата контрреволюционной деятельностью населения… организация посылала своих членов по селам районов с заданием призывать население не подчиняться власти, истолковывая, как власть антихриста, не производить посев, не сдавать хлеба, не ходить в колхозы. Ходившие по селам члены контрреволюционной организации собирали более религиозную часть населения, читали Библию, занимались антисоветской агитацией, пророча скорое падение советской власти»[2].

В тюрьме отца Севастиана выставили на всю ночь на мороз в одной рясе и, приставив стражу, менявшуюся через каждые два часа, стали требовать отречения от веры. Но по милости Божией отец Севастиан не замерз, согреваясь теплой верой в Христа. Утром, когда его привели на допрос, следователь произнес приговор: «Коль ты не отрекся от Христа, так иди в тюрьму».

На допросе, отвечая на вопросы следователя, отец Севастиан сказал: «Ко мне на квартиру приходили лица мало мне знакомые, которым я исполнял требы и также и давал советы, некоторых я исповедовал. Ко мне обращались за советом, вступать в колхозы или нет, я говорил: как вам угодно, так и делайте, вам там видней. На все мероприятия советской власти я смотрю как на гнев Божий, и эта власть есть наказание для людей. Такие взгляды я высказывал среди своих приближенных, а также и среди остальных граждан, с которыми приходилось говорить на эту тему. При этом говорил, что нужно молиться, молиться Богу, а также жить в любви, – тогда только мы от этого избавимся. Я мало был доволен советской властью за закрытие церквей, монастырей, так как этим уничтожается Православная вера»[3].

22 мая 1933 года следствие было закончено, и 2 июня тройка ОГПУ приговорила отца Севастиана к семи годам заключения в исправительно-трудовом лагере по обвинению в участии в контрреволюционной организации. Первое время он работал на лесоповале в Тамбовской области, но затем его отправили в Карагандинский лагерь в поселок Долинка, куда он прибыл с этапом заключенных 26 мая 1934 года.

В лагере отца Севастиана били и истязали, снова требуя, чтобы он отрекся от Бога. Но на это он сказал: «Никогда». И тогда его отправили в барак к уголовникам. «Там тебя быстро перевоспитают», – сказали ему. Но Господь сохранил жизнь исповеднику, зная, сколько тот послужит впоследствии людям.

По слабости здоровья отца Севастиана поставили сначала работать хлеборезом, а затем сторожем склада. В ночные дежурства он никогда не позволял себе спать, все ночи молясь, и потому начальство, приходя с проверкой, всегда заставало его бодрствующим. Иногда в зону привозили кинофильмы, и тогда всех заключенных сгоняли в клуб. Но отец Севастиан в кино не ходил, прося в этих случаях напарника-сторожа: «Ты иди за меня в кино, а я за тебя подежурю».

В последние годы заключения отцу Севастиану было разрешено передвигаться по лагерю без конвоя, жил он в каптерке в 3-м отделении лагеря, рядом с Долинкой, работал водовозом, развозя на быках воду для жителей поселка. В зимнюю стужу, привозя воду, он подходил к быку и грел об него окоченевшие руки. Ему, бывало, вынесут и подарят варежки. А на следующий день он опять приезжает без варежек, которые или подарит, или украдут у него, и снова греет об быка руки. Одежда на нем была старая, ветхая. Когда по ночам он начинал замерзать, то забирался в ясли к скоту, согреваясь теплом животных. Жители кормили его, давали продукты – пироги, сало. Что мог, он ел, а сало отвозил заключенным. «В заключении я был, – вспоминал отец Севастиан, – а посты не нарушал. Если дадут баланду какую-нибудь с кусочком мяса, я это не ел, менял на лишнюю пайку хлеба».

Инокиня Агриппина, освободившись из лагеря, написала отцу Севастиану, что намерена уехать на родину в Рязанскую область, но он просил ее приехать в Караганду. Она приехала к нему на свидание в Караганду в 1936 году, и отец Севастиан предложил ей поселиться здесь, купив домик в районе поселка Большая Михайловка, поближе к Карлагу, и ездить к нему каждое воскресенье. Спустя два года в Караганду приехали монахини Феврония и Варвара.

На Нижней улице в поселке Большая Михайловка был куплен под жилье старый амбар с прогнувшимся потолком; в нем обустроили две комнаты, кухню и сени. Был при домике и огородик с колодцем. Сестры Агриппина и Варвара устроились работать в больнице в Новом городе, а Феврония, как малограмотная, стала работать в колхозе.

Со временем в поселке Тихоновка поселились монахини Кира, Марфа и Мария. Познакомившись с верующими в поселке, они стали приглашать некоторых из них собираться для совместной молитвы. Узнав, что в Долинке находится оптинский монах, верующие начали ему помогать. В воскресные дни монахини приезжали к священнику в лагерь. Кроме продуктов и чистого белья, они привозили Святые Дары, поручи, епитрахиль. Все вместе выходили в лесок, отец Севастиан причащался сам, исповедовал и причащал сестер.

29 апреля 1939 года отец Севастиан был освобожден и перешел жить к своим послушницам в крошечный домик, где на кухне за ширмой, на большом сундуке была ему приготовлена постель. Кончилось исповедническое бытие в узах, началось монашеское житие на воле. Члены этой монашеской общины вставали рано утром, читали положенное правило, затем сестры шли на работу, а отец Севастиан оставался дома: приносил воду, варил обед, чинил и чистил обувь. Когда обстоятельства позволяли, отец Севастиан служил литургию; ежедневно он вычитывал богослужебный суточный круг.

Незадолго перед началом войны отец Севастиан выехал в Тамбовскую область, и некоторые из его духовных детей, много лет ожидавшие здесь его возвращения из лагеря, стали надеяться, что он останется с ними в России. Но священник, прожив неделю в селе Сухотинка, снова возвратился в Караганду: он понял, что именно здесь, в пропитанной человеческими страданиями Караганде, место его служения, именно здесь ему уготовано Богом место спасения, здесь он проживет, если то будет Богу угодно, до глубокой старости.

Для жителей Караганды, как и всей России, наступило голодное время, особенно было плохо с хлебом в военные и послевоенные годы. Отец Севастиан сам ходил в магазин получать хлеб по карточкам. Одевался он, как простой старичок, в скромный серый костюм. Шел и занимал очередь. Очередь подходила, его по его малосилию отталкивали, он снова становился в конец очереди и так несколько раз. Люди это заметили и, проникнувшись его незлобием и кротостью, стали без очереди пропускать его за хлебом.

В 1944 году отец Севастиан с сестрами купили на Западной улице дом побольше. Отец Севастиан по-хозяйски его оглядел и указал, что и как переделать.

– Да зачем же, батюшка, – возразили сестры, – не в Казахстане же нам век вековать! Вот кончится война, и поедем с вами на родину.

– Нет, сестры, – сказал он, – здесь будем жить. Здесь вся жизнь другая, и люди другие. Люди здесь душевные, сознательные, хлебнувшие горя. Так что, дорогие мои, будем жить здесь. Мы здесь больше пользы принесем, здесь наша вторая родина, ведь за десять лет уже и привыкли.

И остались они все жить в Караганде. Духовной паствой отца Севастиана оказались люди особенные: и везде в России горя было немало, но в Казахстан людей посылали не ложкой горе хлебать, а в море горя горевать, страданиями опыта набираться и рубль на вечную жизнь зарабатывать.

«Нас выслали в 1931 году из Саратовской области, – рассказывала духовная дочь отца Севастиана Мария Васильевна Андриевская. – В скотских вагонах привезли в Осакаровку и, как скот, выкинули на землю… лил дождь как из ведра, мы собирали дождевую воду и пили ее. Мне было тогда пять лет, брат старше меня на два года, трехлетняя сестра и еще два младенца – пятеро детей, мать с отцом и дедушка с бабушкой. В Саратовской области мы занимались земледелием, в церковь всегда ходили. И вот, с эшелоном нас привезли в Осакаровку, в голую степь, где двое суток мы не спали, сидели на земле возле отца с матерью и за ноги их хватались. Через два дня приехали казахи на бриченках, посадили нас и повезли на 5-й поселок. Везут, а мы спрашиваем: "Папа, папа, где же дом наш будет?” Он говорит: "Сейчас, сейчас будет, подождите”. Привезли на 5-й поселок: "Где же дом? Дом где?” – а там ничего нет: шест стоит с надписью "5 поселок” и солдаты охраняют, чтобы мы не разбежались… Отец пошел, талы нарубил, яму вырыли квадратную, поставили, как шалашик, рядны, и… в этой землянке мы жили до Покрова. А на Покров снег выпал сантиметров пятьдесят. Брат утром проснулся и говорит: "Мама, дед замерз, и я от него замерз”. Кинулись… а дед уже умер.

Строили мы бараки. Подростки, взрослые на себе дерн возили километров за шесть. После Покрова поселили нас в эти бараки – ни стекол, ни дверей. Отец тогда еще живой был, он нальет в корыто воды, вода застынет, и эту льдину он вместо стекла вставлял в окно. В бараки вселяли человек по двести. Утром встанешь – там десять человек мертвые, там – пять, и мертвецов вытаскиваем… Привезли восемнадцать тысяч на 5-й поселок, а к весне пять тысяч осталось. У нас в 1932 году умер отец, а мать через месяц родила, и нас осталось шестеро детей и слепая бабушка с нами… Побирались. Воровать мама запрещала: "Нет, дочка, чужим никогда не наешься. Ты лучше пойди, руку протяни”. И я ходила. Кто даст что-нибудь, а кто и не даст, вытолкнет.

Потом у нас умерли новорожденный брат, младшая сестра и бабушка. А мы стали подрастать и пошли в детскую бригаду работать. В 1937 году маму принуждали идти в колхоз, но мама в колхоз не хотела. Ей сказали: "Ты знаешь, кто ты есть? Ты – кулачка”. И маму осудили на три года и отправили на Дальний Восток. А мы, дети, одни остались. Брату четырнадцать лет, мне – двенадцать, десять лет сестре и меньшему брату – восемь. Мы работали в детской бригаде, побирались, ходили детей нянчить, прясть ходили. Что дадут нам, мы несли и друг друга кормили. Так мы жили три года. Потом мама освободилась, и вскоре война началась. Брата забрали, погиб на фронте… Так шла наша жизнь в слезах, нищете и горе.

В 1955 году мы познакомились с батюшкой Севастианом. И он благословил нас всей семьей переехать в Михайловку… Это мы уже как в раю стали жить. За год по его благословению дом поставили. И уже всегда при батюшке были, все нужды, все скорби свои ему несли…»[4]

«Мы жили в Оренбургской области, – рассказал Василий Иванович Самарцев. – Родители наши были глубоко верующие люди. В 1931 году отца раскулачили, посадили в тюрьму, а нас, шестерых детей и нашу маму, в мае 1931 года привезли на 9-й поселок близ Караганды в открытую степь. Старшему брату было одиннадцать лет, за ним шел Геночка, мне – четыре года, меньше меня были Иван – три года, Евгений – двух лет, а младший Павлик был грудным ребенком. С собой у нас были кошма и сундук. Мы вырыли в земле яму, постелили кошму, сломали сундук и поставили его вместо крыши. Это был наш дом. Когда шел дождь или снег, мы накрывали яму кошмой… Шестеро детей, мы как цыплята возле матери жались.

Потом стали строить саманные дома и всех стали гнать месить глину. Надзиратель ездил на лошади и плеткой загонял в глину людей. Мы резали дерн, резали всякие травы, кустарники – надо было бараки сделать к зиме, чтобы нам не погибнуть. Так вырос поселок Тихоновка на 2-м руднике. Нам, детям, паек давали очень скудный. Ручеек там был маленький, он пересыхал, воды не хватало. И вот к зиме мы поставили стены, сделали окна, двери и две печки на один барак. В каждом бараке было по двадцать семей, и все лежали зимой на нарах. Одна семья лежит, другая, третья – сплошные нары и маленький проход между ними.

Зима в 1932 году была очень суровая, и умирали целыми семьями. От голода умирали люди и от холода, и от всякой болезни… И у нас на одной неделе в эту зиму умерли братики Павел, Иван и Евгений. А как умер Геночка, мы даже не слышали. Стали звать его кушать, а Геночка мертвый. Детям маленькие ящички сделали, а грудного Павлика завернули в тряпочку, в железную трубу положили, могилку подкопали и похоронили. Через два года осталось в Тихоновке пять тысяч человек. Двадцать тысяч легло там, под Старой Тихоновкой. Нас выжило двое братьев и мама.

В 1933 году приехал наш отец, и вскоре умерла от голода мама. Верующие спецпереселенцы собирались группами на молитву. А когда освободились из Долинки монахини Марфа и Мария и поселились в Тихоновке, они рассказали, что из Долинки скоро освободится оптинский старец отец Севастиан. И мы стали ждать его.

Перед войной хлеб получали по карточкам. В Тихоновке были большие очереди, и я ходил за хлебом в город. И батюшка, когда освободился и поселился в Михайловке, тоже сам ходил за хлебом. Я очень хотел встретить его в городе, и я его встретил, подошел к нему и заговорил. И сколько мне было радости, когда он повел меня в свой дом на Нижнюю улицу. С тех пор завязалось наше знакомство…»[5]

Монах Севастиан (Хмыров) рассказывал: «В 1931 году мы были раскулачены и сосланы из Тамбовской области в Караганду. Сослали мать, нас, троих братьев, и еще одиннадцать семей из нашей деревни ехали с нами в одном вагоне. Сначала нас привезли в Петропавловск, как раз на Петров день… А из Петропавловска недели две мы ехали до Компанейска.

Там была чистая степь, горелая степь. Нас высадили ночью, шел дождь. Мы вытащили из вагонов доски – нары, на которых лежали, на четыре части их кололи, делали козлики. Потом рубили караганник, накрывали им козлики и получался шалаш. В этих шалашах мы жили. Всех заставляли работать, делать саманы. Я был малолеток, но тоже работал, ворочал саманы, чтобы они просыхали на солнышке. Потом саманы везли на стройку и клали из них домики. Дерн резали и из него тоже делали дома. Стены только успели поставить – зима началась, а потолков в домах нет. В декабре открылся сыпной тиф… И вот на праздник Сретения Господня померли мои два брата… Дома без потолков, снег валит. Люди вставали из-под снега, которые живые были. А которые не живые – под снегом лежали, их вытаскивали и клали на повозку. И везут, тянут эту тачку мужички такие же изнуренные… Везут эту повозку, и тут же падает, кто везет, – помирает. Его поднимают, кладут на повозку и пошли, дальше тянут…»[6]

«Наша семья жила в Астраханской области, отец, мать и семеро детей, – рассказывала духовная дочь отца Севастиана Ольга Сергеевна Мартынова. – У нас ветрянка-мельница была, три коровы, быки, лошади – отец был хороший хозяин. Семья была верующая, богобоязненная. В 1930 году отца принуждали вступить в колхоз, но он отказался. И вот, помню, заходят к нам в дом три женщины, двое мужчин и говорят: "Здравствуй-здорово, Сергей Петрович! Вы подлежите раскулачке!” – "Ну, если так, – сказал отец, – пожалуйста”. И всю ночь делали опись, каждую тряпочку описывали и каждую кастрюлю. Двух старших братьев арестовали, они отбывали срок отдельно от нас. Отец по инвалидности аресту не подлежал. К нашему дому подогнали подводу и мать, отца, пятерых детей и с нами еще нашу племянницу младенца Клавочку посадили на подводу и вывезли за Астрахань в пустынное место в степи. Кроме нас, туда привезли еще семьдесят семей. Мы поставили из досок сарай и прожили в нем полтора года. 1 августа 1931 года всех нас, кто жил в степи, погрузили в товарные вагоны и, как скотину, повезли. У нас не было ни воды, ни хлеба, и все – мужчины, женщины, старики и дети вперемешку ехали в этих вагонах…

Через восемнадцать дней нас привезли под Караганду, в ту местность, где сейчас поселок Майкудук, и всех сгрузили на землю. Мы были изнуренные, едва живые… В степи стояли казахские юрты. Папа пошел туда: "Дайте водички”, – просит. "Давай сапоги, – говорят, – тогда получишь”… Он упросил, и ему дали ведро воды. У нас семья, и эту воду другие семьи просят – вот тут и дели, как хочешь. Поздним вечером нас снова погрузили в вагоны и привезли в Пришахтинск. Там поле и высокий караганник. Палатки поставили для надзирателей, а для нас – ничего, хоть вымирай. Какой-то начальник ходил и шагами отмерял участок на каждую семью: "Четыре метра так и четыре метра так. Ваш адрес: улица Реконструкции, 12, можете писать домой”. Караганник вырубить было нечем. Мы залезли в него на нашей доле 4 на 4 и стали копать ямочку. Выкопали, где-то набрали палок, поставили над ямой, как шалашик, караганником накрыли, на дно постелили траву – вот и весь приют. И все мы там… друг на друге лежали. Через неделю умерла наша Клавочка, а потом стали взрослые умирать.

К зиме люди начали землянушки строить – резать пластины из корней караганника. И построили из этих пластин землянушки – ни окон, ни дверей. Вот, допустим, твое одеяло на дверях, а мое одеяло на окне, – а укрыться человеку нечем. А у нашей семьи ничего не было, чем завесить окна и двери. Кушать тоже нечего было, только крупы чуть-чуть, что с собой успели взять. А кушать надо. И папа из земли сделал печку. Он котелок на нее поставит и что-то сварит из травы. А мы около печки сидим. Она дымит, в окна снег летит, а мы сидим.

18 марта 1932 года заболел тифом наш папа… А больница была – ни окон, ни дверей, и в самом здании снег лежал и лед на полу. У папы была высокая температура, и его на лед положили. Утром я пришла, а папа уже готов, застыл на льду.

Весной всех на работу стали выгонять, саманы делать. Детей выгоняли охранять кирпичи, чтобы скот казахский их не топтал. Дети, хоть и маленькие, а идут, чтобы паек получить шестьсот граммов хлеба. А взрослым восемьсот. А глянешь в степь, в сторону кладбища – тьма-тьмущая несут покойников. Да не несут, а находят досточку, веревку к ней привяжут, кладут покойника на досточку и волокут за веревку по земле…

В нашей семье остались в живых моя сестра, мама и те два брата, которых в Астрахани в тюрьму посадили. С батюшкой Севастианом я познакомилась в 1946 году…»[7]

Однажды отец Севастиан с монахинями Марией и Марфой пришел на кладбище за Тихоновкой, где посредине кладбища были общие могилы, в которые когда-то за день клали по двести покойников-спецпереселенцев, умерших от голода и болезней, и зарывали без погребения, без насыпи, без крестов. Старец, осмотрев могилы и выслушав рассказы очевидцев как все это было, сказал: «Здесь день и ночь, на этих общих могилах мучеников, горят свечи от земли до неба».

В 1944 году в доме на Западной улице, где жили отец Севастиан и монахини, была устроена небольшая церковь, и отец Севастиан стал регулярно совершать в ней Божественную литургию.

Жители Михайловки, узнав о священнике, стали приглашать его в свои дома. Разрешения властей на совершение треб не было, но он ходил безотказно. Народ тогда в Караганде был верный – не выдадут. Не только в Михайловке, но и в других поселках полюбили отца Севастиана, поверили в силу его молитв. Из многих областей в Караганду стали съезжаться духовные дети старца – монашествующие и миряне, ища духовного руководства. Он принимал всех с любовью и помогал устроиться на новом месте. Дома в Караганде в то время продавались недорого: они принадлежали спецпереселенцам, которые со временем строили для себя новые дома и продавали свои саманные хибарки. Отец Севастиан давал деньги на покупку дома тем, у кого их не было, или добавлял тем, кому не хватало. Деньги ему со временем возвращали, и он отдавал их другим.

Караганда росла и строилась, вбирая в себя переселенческие поселки; возле крупных шахт был отстроен Старый город, после войны стал строиться многоэтажный Новый город. Большая Михайловка оказалась самым близким районом, прилегающим к Новому городу, а церковь в Караганде была только одна – молитвенный дом на 2-м руднике.

«В ноябре 1946 года по благословению старца православные жители Большой Михайловки подали… заявление о регистрации религиозной общины. Не добившись на месте положительного результата, верующие обратились с ходатайством в Алма-Ату к уполномоченному по делам религии в Казахстане. В ответ на это ходатайство в ноябре 1947 года в Карагандинский облисполком пришло распоряжение: "Запретить священнику Севастиану Фомину службы в самовольно открытом храме”. Повторные заявления направлялись в Алма-Ату и в 1947-м, и в 1948 годах. Верующие ездили ходатайствовать в Москву, обращались за поддержкой в Алма-Атинское епархиальное управление. К военкому Карагандинской области писали родители воинов, погибших в годы Великой Отечественной войны, единственным утешением для которых была молитва за своих погибших на войне сынов, – "…но нас, говорилось в письме, лишают и этой возможности”»[8].

Верующие просили зарегистрировать молитвенный дом хотя бы в качестве филиала существующего на 2-м руднике молитвенного дома.

В результате в 1951 году большемихайловский молитвенный дом, где некоторое время все-таки совершались требы, был окончательно закрыт. И только в 1953 году верующие добились официального разрешения на совершение в большемихайловском молитвенном доме церковных таинств и обрядов – крещения, отпевания, венчания, исповеди. Теперь к отцу Севастиану могло обращаться уже больше людей, но литургию он мог совершать только тайно на частных квартирах верующих. После утомительного трудового дня, после келейной молитвы отец Севастиан – маленький, худенький, в длинном черном пальто и в черной скуфейке – в три часа ночи шел своей легкой, быстрой походкой по темным карагандинским улицам в заранее условленный дом, куда по одному, по два собирались православные. По великим праздникам всенощное бдение служилось с часа ночи и после короткого перерыва совершалась Божественная литургия. Окна плотно завешивались одеялами, чтобы не пробивался свет, а внутри дома было светло и многолюдно. Службу заканчивали до рассвета, и так же, по темным улицам, по одному – по два люди расходились по домам[9].

Но хлопоты об открытии храма не прекращались, снова и снова отец Севастиан посылал ходоков в Москву, и наконец в 1955 году власти разрешили зарегистрировать религиозную общину в Большой Михайловке.

Начались реконструкционные работы по переоборудованию жилого дома в храмовое здание. Всем руководил отец Севастиан. Были сняты перегородки внутри дома, на крыше сооружен голубой купол-луковка, но представители местной власти категорически запретили поднимать крышу храма хотя бы на сантиметр, тогда батюшка благословил народ ночью тайно собраться и в течение ночи углубить на один метр пол. Люди с воодушевлением взялись за лопаты, и за ночь было вывезено грузовиками 50 кубометров земли. Таким образом, потолок от пола стал на метр выше прежнего. Пол быстро покрыли досками, и утром в церкви уже совершался молебен.

Во дворе храма построили дом, назвав его «сторожкой», к которому постепенно пристроили четыре комнаты: трапезную с кухней, келью для келейниц и большую светлую комнату с тамбуром, которая стала кельей отца Севастиана. Здесь же, во дворе, устроили открытую часовню для служения Пасхальной заутрени и Крещенского водосвятия. В кухне были поставлены нары для приезжих, которых особенно было много под праздники (через несколько лет власти приказали эти нары убрать). Жители Михайловки стали приносить сохранившиеся у них иконы, некоторые иконы были спасены ими при закрытии в 1928 году старой Михайловской церкви.

Священников отец Севастиан подбирал себе сам. Сначала приглядывался к человеку, потом призывал и говорил: «А вам надо быть священником». Имея большой духовный и жизненный опыт, старец хорошо понимал, насколько опасно может быть для общины принятие чуждого по духу человека, который мог оказаться и прямым врагом Церкви. Даже от тех, кому он сам помогал и кому доверял, у него были скорби.

В 1950-х годах к нему обратился иеромонах Антоний, отец Севастиан принял его и благословил служить вместе с собой. Отец Антоний обладал благообразной наружностью и красивым голосом. Он увлек на свою сторону многих духовных детей старца, в том числе и из самых близких, и, в конце концов, пожелал отправить отца Севастиана за штат и стать во главе прихода. С этой целью он отправился в Алма-Ату к митрополиту Николаю (Могилевскому)[f]. Вместе с ним отец Севастиан благословил ехать пономаря и члена ревизионной комиссии раба Божьего Павла.

«Когда мы зашли в приемную владыки Николая, – рассказывал впоследствии Павел, – отец Антоний стал говорить, что отец Севастиан старый и слабый, что на приходе мать Груша всем командует. "Ну, хорошо, – сказал владыка, – отца Севастиана отправим за штат, а вас назначим на его место”. Когда я услышал эти слова, у меня полились слезы, я упал владыке в ноги и стал просить его ради Христа не отправлять батюшку за штат: "Ведь он стольких людей поддерживает, среди них есть больные, парализованные, как освободившийся из Долинки иеромонах Пармен, которого батюшка тоже взял на свое обеспечение. Они погибнут без его помощи”. Так я слезно умолял владыку. Владыка понял, что отец Антоний ввел его в заблуждение, встал с кресла, подошел ко мне и поднял с колен со словами: "Брат, не плачь так. Отца Севастиана оставим на своем месте, пусть служит, как служил, успокойся”»[10].

Отец Севастиан был настоятелем храма одиннадцать лет – с 1955-го по 1966 год, до дня своей кончины.

22 декабря 1957 года, в день празднования иконы Божией Матери «Нечаянная радость», архиепископ Петропавловский и Кустанайский Иосиф (Чернов) возвел отца Севастиана в сан архимандрита.

Свое возведение в сан архимандрита отец Севастиан принял с глубоким смирением. Как-то после службы, держа в руках митру, он сказал: «Вот – митра. Вы думаете, она спасет? Спасут только добрые дела по вере»[11].

Отец Севастиан во все время своего служения безупречно соблюдал церковный устав, не допуская при богослужении пропусков или сокращений. Церковные службы для него были неотъемлемым условием его внутренней жизни. Он очень любил оптинский напев, иногда сам приходил на клирос и пел. Хор был женский, монастырского духа, пели монахини и молодые девушки.

Пение хора любил молитвенное, умилительное. «Это не угодно Богу – кричать, да еще и ногами притопывать. Бог не глухой, Он всё слышит, и помыслы наши знает». Отец Севастиан следил за чтением и пением хора, чтобы читали и пели со страхом Божиим, благоговейно и молитвенно. Не терпел выкриков, когда один заглушает всех. С Херувимской песни до конца обедни запрещалось всякое движение в храме, включая оформление треб и торговлю свечами. Строгие замечания он делал разговаривающим в храме во время службы, особенно монашествующим, – иногда даже в облачении выходил из алтаря и делал замечание. Отец Севастиан приучал прихожан оставаться в храме до конца молебна и поэтому только после молебна давал прикладываться ко кресту. И тогда, бывало, стараясь погасить могущее возникнуть недовольство от долгого богомоления, он смиренно говорил: «Все мы старые, слабые, немощные, больные, неповоротливые и все делаем медленно. Поэтому и служба долго идет. А где молодые священники – сильные, крепкие, там все быстро делается и скорее отходит служба»[12].

Отец Севастиан старался возродить в храме дух Оптиной пустыни и на это положил много трудов, как он сам говорил: «Я здесь много пота пролил, чтобы основать этот храм»[13].

Здоровье у отца Севастиана было слабое, он страдал от сужения пищевода. Эта болезнь была следствием тех нервных потрясений, которые он перенес за свою долгую жизнь в условиях гонений от безбожных властей. Он всегда был в напряжении, особенно в тот период, когда церковь была не зарегистрирована и он тайно, только с самыми близкими людьми служил литургию. Он говорил: «Вот вам: батюшка, послужи! А вы знаете, что я переживаю?» Он в то время явно нарушал закон, и его в любое время могли арестовать. И впоследствии, когда в церкви уже служили открыто и заходил человек в погонах, отец Севастиан часто думал: «Могут сейчас подойти, прервать службу и арестовать». Однажды кто-то из духовных детей сказал ему: «Я боюсь вот такого-то человека». А он, улыбнувшись, сказал: «Да? А я вот не боюсь его. Я никого не боюсь. А вот боюсь, что церковь закроют. Вот этого я боюсь. Я за себя не боюсь – я за вас боюсь. Я знаю, что мне делать. А что вы будете делать – я не знаю»[14].

В церкви всегда было много молодежи, только на клиросе до семнадцати девушек пело. И все скрывались, когда приезжал уполномоченный по делам религии с проверкой. Как только сообщают: «Власти!» – все прячутся. По восемь человек приезжало с уполномоченным. В храм зайдут, а на клиросе только одни старушки стоят. Власти предполагали все же церковь закрыть и вызывали для этой цели к себе отца Севастиана. Он приезжал, но они терялись и не знали, какой к нему найти подход. «Что за старичок, говорят, что мы не можем ничего? Ну, пусть постарчествует, а как его старчество пройдет, мы церковь закроем»[15].

Однажды уполномоченный по делам религии при облисполкоме стал требовать, чтобы священнослужители перестали выезжать с требами в город Сарань и поселок Дубовку, так как они относятся к другому району. Староста передал это требование отцу Севастиану, и тот на другой день вместе со старостой приехал в облисполком к уполномоченному и, обращаясь к нему, сказал: «Товарищ уполномоченный, вы уж нам разрешите по просьбе шахтеров совершать требы в Сарани, в Дубовке и в других поселках. Иногда просят мать больную причастить или покойника отпеть»[16]. И уполномоченный на это вдруг извинительно произнес: «Пожалуйста, отец Севастиан, исполняйте, не отказывайте им»[17].

«Торжественным событием для духовных детей отца Севастиана были день его тезоименитства и день рождения. Всем хотелось к нему подойти, поздравить его, сделать ему хотя небольшой подарок. Но батюшка не любил ни почестей, ни особого внимания к себе, не любил он и принимать подарки. Все соберутся его поздравить, а он приедет поздно вечером или даже на другой день. Однажды в день тезоименитства он вернулся домой поздно вечером, открыл дверь кельи и, еще не войдя в нее, неожиданно вскрикнул: "Кто?! Кто позволил засорять мне душу и келью?!” Келейницы, обеспокоенные такой реакцией, заглянули в келью и увидели, что около его кровати стоят новые бурки. Их кто-то поставил без его благословения»[18].

«Особенно отец Севастиан любил бывать в поселке Мелькомбинат. Он говорил, что в Михайловке у него "Оптина”, а на Мелькомбинате – "Скит”. Туда он собирал своих сирот и вдов, покупал им домики и опекал их. И когда он приезжал на Мелькомбинат помолиться, люди бросали свои дела и заботы и один по одному спешили туда, где батюшка, – лишь бы получить благословение и утешиться»[19].

«О молитве отец Севастиан говорил: "Молиться можно на всяком месте, во всякое время: стоя, сидя, лежа, во время работы, в пути. Только разговаривать в храме грешно”.

«Напоминал не раз, что, заходя в автобус, самолет, легковую машину и так далее, необходимо молча перекреститься, невзирая ни на кого, даже на смех других. Ради одного, двух или трех человек верующих могут и другие быть спасены от грозившей беды»[20].

«Батюшка часто напоминал о прощении обид друг другу и непамятозлобии, говорил: "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать”. А о гордых: "Ярому коню – глубокая яма”. И были случаи, когда за гордость, непослушание, самомнение люди совершали падения и терпели искушения.

У одной из хористок по имени Александра как-то вдруг резко и ярко "прорезался” сильный и красивый голос. И она возгордилась – стала высокомерной, стала кичиться своим голосом и унижать других. Монахини в деликатной форме делали ей замечания, но Александра не слушала их. Однажды в Пасхальную ночь отец Севастиан послал ее вместе с другими петь в часовне Пасхальную утреню, так как весь народ в церкви не вмещался и утреню служили еще в часовне во дворе. Но Александра идти наотрез отказалась. Все были удивлены ее отказом и советовали послушаться батюшку. Но она не послушалась. Тогда отец Севастиан очень строго сказал: "Шура, не гордись, Бог отнимет голос, и петь ты не будешь!” …В скором времени она заболела, попала в больницу, а когда вернулась, петь уже не могла – у нее пропал голос. Батюшка и все окружающие очень ее жалели, но здоровье и голос к ней не вернулись.

А с простыми, смиренными людьми по молитвам отца Севастиана Господь творил чудеса. Одна девушка еще в детстве заболела глазами (опухли и как бы совсем заросли). Врачи отказались лечить. Тогда она обратилась к батюшке, который благословил отслужить молебен с водосвятием перед иконой Скорбящей Божией

Матери и святой водой промывать глаза. И, к радости всех, опухоль исчезла, глаза открылись и стали видеть как прежде.

Однажды среди беседы о нравах людей батюшка сказал и даже указал: "Вот этих людей нельзя трогать, они, по гордости, не вынесут ни замечания, ни выговора. А других, по их смирению, можно”.

Иногда пробирал одного кого-нибудь при всех (бывало даже не виновного, но смиренного и терпеливого), чтобы вразумить тех, которым нельзя сказать о проступках и недостатках прямо. Таких он сам не укорял и не обличал и другим не велел, но ждал, терпел и молился, пока человек сам не осознает и не обратится с покаянием к Богу и к духовному отцу»[21].

«Жалующимся на болезнь иногда скажет: "Одно пройдет, другое найдет!” – "Болеть нам необходимо, иначе не спасемся. Болезни – гостинцы с неба!”

В утешение старым и больным, скорбящим, что не могут в храм Божий ходить, говорил: "Благословляю молиться умом молча: "Господи, помилуй”, "Боже, милостив буди мне грешной”. Господь услышит. Терпи болезни без ропота. Болезни очищают душу от грехов”.

Пожилым людям отвечал иногда словами пророка Давида: "Семьдесят лет, аще же в силах, осмьдесят лет, и множае их труд и болезнь”. Молодые болеют, а старым как не болеть, когда организм, как одежда, обветшал от времени”.

Иные думают поправить здоровье и продлить себе жизнь, вкушая вино и мясную пищу. Батюшка, бывало, скажет: "Нет, мясная пища бывает полезна при здоровом сердце и желудке, а в противном случае она только вредна. Растительная пища легко усваивается при больном организме и потому полезна”. И себя в пример приводил: несмотря на множество болезней, мясной пищи не вкушал, а дожил до преклонных лет. И потом добавит: "Не одной пищей жив человек”.

Внушал батюшка беречь свое здоровье. В большие холода одеваться и обуваться потеплее, хотя это и не модно. "Берегите свое здоровье, оно – дар Божий. Злоупотреблять своим здоровьем грешно пред Богом”.

Некоторым молодым людям, ввиду их слабого здоровья, батюшка не давал благословения учиться дальше десятого класса. "Выучишься, а здоровье потеряешь. А без здоровья какой ты работник? И плюс духовное опустошение – душа потеряет последнюю искру Божию!”»[22].

«Батюшка внушал не забывать страждущих и больных, особенно в больнице лежащих, быть чуткими, сострадательными к ним – может, и сами такими будем. Многим молодым девушкам благословлял работать в больнице. "Самое жестокое сердце, глядя на таких страдальцев, может смягчиться и сделаться сочувственным и сострадательным к ближнему. От этого зависит спасение души”.

Тех же, кто завидовал богато живущим, частенько брал с собой на требы к самым бедным вдовам с детьми, живущим в землянках. И скажет: "Вот посмотри, как люди живут! А ты любишь смотреть на хорошие дома и богато живущих и завидовать тому, в чем нет спасения. Вот где спасение! Вот где школа сострадания и доброделания! Для искоренения зависти надо смотреть на хуже тебя живущих, тогда мир будет в душе, а не смущение, – и завидовать перестанешь”.

Говоря о пользе нестяжания, отец Севастиан приводил в пример одного своего знакомого священника, у которого после его кончины ничего не осталось: ни денег, ни вещей. "Как хорошо! Как легко умирать, когда нет ничего лишнего! И будет приют в Царстве Небесном”.

Поскольку отец Севастиан сам был милостивым, сострадательным к больным и неимущим, то и других тому же учил: "В этом и заключается наше спасение”. "Если сам ты не милуешь ближних и, что еще хуже, не прощаешь, то как у Господа будешь просить себе милости и прощения?”

Но не без рассуждения отец Севастиан и сам милостыню подавал, и других предупреждал. Особенно пьяниц избегал. Не одобрял скупость и расточительность без нужды. "Во всем надо держаться золотой середины,” – говорил он.

Старым монахиням, которые на обедах в миру вкушали мясную пищу, нарушая устав (когда в таком возрасте и постной-то пищи нужно употреблять в меру), отец Севастиан строго об этом напоминал. А молодым не возбранял кушать мясное до определенного возраста, а потом постепенно приучал отвыкать, во всем ценя умеренность.

Не раз говорил: "За несоблюдение без причины постов, придет время – постигнет болезнь. Тогда не по своей воле будешь поститься. Господь попустит за грехи”.

С сожалением говорил о тех, кто редко бывает в храме, редко или совсем не причащается (особенно пожилые). Как пример, указывал на тех, кто живет рядом с храмом: "Просидят на лавочке всю службу, но в церковь не придут, хотя христианами зовутся! Другие же люди, живя от храма в отдаленных местах, за много километров, находят время ради спасения души приезжать в церковь в праздники и молиться”. Сожалел также, что мало ходит в храм мужчин: "Почти одни женщины бывают, а где же мужчины?” Иногда кто-нибудь скажет: "В этом году людей в церкви прибавилось!” А он ответит: "Это не наши, а приезжие люди. А с нашего Нового города как никто не ходил, так и не ходит, кроме нескольких женщин”.

Иногда Великим постом кто-нибудь скажет: "Много сегодня причастников было”. А он ответит: "Причастников много, да причастившихся истинно не много”.

Часто говорил: "Не дорого начало, не дорога середина, а дорог конец”. И много приводил поучительных примеров, когда кто в начале духовного пути горячо возьмется молиться, поститься и прочее, да еще без благословения, но впоследствии охладевает и оставляет этот путь. А другие идут умеренно, с постоянством, терпением, и превосходят всех. Отец Севастиан во всем ценил середину и говорил: "Царским путем все святые отцы шли”.

"Кто идет с самого начала постепенно, не делая скачков с первой ступени через две-три, а постепенно переходя с одной на другую до конца, не торопясь, – тот спасается”.

"Умеренность, воздержание, рассуждение, своевременность, постепенность полезны всем и во всем”.

Были случаи, когда по незнанию некоторые новенькие подходили к Святой чаше не исповедавшись. Отец Севастиан тогда строго спрашивал: "А вы исповедовались?” И не допускал до причастия. А после службы доведет до сознания человека, как надо готовиться к принятию Святых Таин. Особенно недоволен бывал, когда кто без уважительной причины опаздывал на службу или требовал исповедать его и причастить без должного приготовления, и это при добром здравии. "Так только больных можно причащать, а вы при добром здравии и имеете за собой множество грехов. Неужели не можете выбрать время, чтобы приготовиться, очистить себя покаянием, прийти вовремя в храм, выслушать правило и службу и, исповедавшись, подойти со страхом Божиим к чаше!” И не допускал таких до причастия. Прибавлял еще: "Подойти к чаше Святых Таин это не все равно, что подойти к столу к чашке супа или к чашке чая”.

Отец Севастиан часто убеждал: в скорбях, в болезнях и искушениях призывать в молитвах всех святых угодников Божиих, чтить их память. Также чтить день своего Ангела, имя которого носишь, но не день рождения. Он был недоволен теми, кто отмечал день своего рождения, а не день Ангела. И приводил в пример Ирода, который во время пира в день своего рождения велел отсечь главу святому Иоанну Крестителю.

Очень огорчался он тем, что в народе больше почитались праздники чудотворных икон Божией Матери, чем двунадесятый праздник Рождества Пресвятой Богородицы, в день которого народа в храме бывало мало. Ради того, чтобы почтить Рождество Божией Матери, в храме был освящен престол в честь этого праздника, и поэтому на праздник приезжал архиерей и было большое торжество.

Отец Севастиан старался довести до сознания прихожан значение и величие святого апостола Иоанна Богослова и научил их приходить в храм в день его памяти. Часто говорил: "Ведь у вас в семьях нет мира и любви между вами. А кто вам поможет, как не он, святой Иоанн Богослов, апостол любви? "Дети, любите друг друга!”

Часто умолял и очень строго предупреждал, во избежание наказания Божия, не ходить в праздники на базар и по магазинам. Приучал дорожить праздничными церковными службами, не менять их ни на что житейское, душевредное. "Только в церкви человек обновляется душой и получает облегчение в своих скорбях и болезнях”»[23].

«Пробирал тех монахинь, которые любили напоказ одеваться в монашеское, или мирских вдов и девиц, одевающихся в черное. Говорил: "Лучше всего одеваться в синий или серый цвет, скромно. Черное не спасет и красное не погубит”…

Говорил еще: "Молодые не должны уделять своей внешности большого внимания. Не надо им слишком за собой следить: ни часто мыться, ни одеваться со вкусом, а небрежнее, не смущая свою душу и совесть, чтобы и для других не быть камнем претыкания.

Сам хочешь спастись и другим не мешай. А старенькие должны быть чистыми и опрятными, чтобы ими не гнушались и не отворачивались от них”.

Иногда отец Севастиан говорил о брачных узах и о супружеских обязанностях: о верности, доверии, о терпении в случае болезни одного из супругов или детей. Упрекал неблагодарных детей, напоминая им заботы родительские: их труд, любовь, бессонные ночи у колыбели во время болезни, страх за жизнь и здоровье детей. "Господь лишит таких детей счастья”, – говорил батюшка. "Чти отца и матерь, да долголетен будеши на земли”. В пример ставил тех детей, которые чтили своих родителей при их жизни и по смерти молятся о них.

Неоднократно предупреждал родителей, которые чуть не с младенчества приучают детей к своеволию и самолюбию: "Теперь не дети идут за родителями, а родители за детьми”… Мальчик тянет за руку бабушку или мать: "Пойдем домой или на улицу!” – только бы уйти из храма. И родители слушались и уходили»[24].

«Не раз и не два отец Севастиан делал замечания родителям за чрезмерное пристрастие и привязанность к своим детям, за то, что родители готовы чуть не молиться на них вместо Бога. "Сами простые крестьяне, малограмотные, одеваются и обуваются абы во что и абы как, недоедают ради того, чтобы своих детей одеть, обуть и выучить наравне с городской интеллигенцией. А дети, выучившись, начинают презирать неграмотность и нищенское одеяние своих родителей, даже стыдятся их”»[25].

«Когда говорили о видениях, он один ответ давал: "А я ничего не вижу!” И приводил слова святых отцов, что не тот выше, кто видит ангелов, а тот, кто видит свои грехи»[26].

«Бывало, скажет: "До самой смерти бойтесь падений и не надейтесь на свои силы, а только на помощь Божию, призывая Его в молитве со смирением… Самая лютая страсть – блудная. Она может бороть человека на болезненном и даже смертном одре, особенно тех, кто прожил жизнь земную до старости невоздержанно. Эта страсть в костях находится, она бесстыжее всех страстей. Никто сам по себе не может избавиться от нее. Только Господь может избавить, когда обращаешься к Нему со слезами и сокрушенным сердцем. Помнить нужно об этой брани до самой смерти. Стоит только немного забыться, оставить молитву, потерять страх Божий, как она тут же даст о себе знать. Только непрестанная молитва, страх Божий, память смертная, память о Суде, аде и рае отгонит ее”.

Иногда на жалобы кого-нибудь на свои недостатки и немощи скажет: "Читай книги, там все найдешь!” И иным благословлял читать жития святых, а другим – творения святых отцов, – кому что на пользу.

"В деле своего спасения не забывайте прибегать к помощи святых отцов и святых мучеников. Их молитвами Господь избавляет от страстей. Но никто не думайте своими силами избавиться от них. Не надейтесь на себя до самой смерти в борьбе со страстями. Только один Господь силен избавить от них просящих у Него помощи. И покоя не ищите до самой смерти”.

Некоторым, жалующимся на беспокойство от людей, бесов, страстей и так далее, отец Севастиан отвечал: "Тогда может быть покой, когда пропоют: "Со святыми упокой…” А до этого не ищи покоя до самой смерти. Человек рождается не для покоя, а для того, чтобы потрудиться, потерпеть ради будущей жизни (покоя). Здесь мы странники, пришельцы, гости. А у странников нет покоя в чужой стране, в чужих делах. Они, ступая шаг за шагом, идут вперед и вперед, чтобы скорее достичь родного отечества, то есть дома Божия, Царства Небесного. А если здесь, в земной юдоли скорбей, в мире удовольствий замедлить, то вечер (то есть закат дней) незаметно подступит и смерть застанет душу неготовой, без добрых дел, и времени их сотворить уже не будет. Смерть неумолима! Ни один богач богатством, ни сребролюбец деньгами, ни богатырь силою, ни царь, ни воин не могут откупиться от смерти, и никто из них не может взять с собою ничего, приобретенного ими. Наг человек родился, наг и отходит. Только вера, добрые дела, милостыня идут с ним в будущую жизнь, и никто не поможет: ни друзья, ни родные”»[27].

Отец Севастиан говорил: «В наших грехах и страстях не виноваты ни вино, ни женщины, ни деньги, ни богатство, как иные хотят себя оправдать, а наша неумеренность. Пьяницы винят вино, блудницы или блудники винят мужчин или женщин, сребролюбцы винят деньги, богатые винят богатство и так далее. Выходит, что если бы не было вина, женщин, денег, богатства, то грешники не грешили бы. Богом устроено все премудро и прекрасно. Но от неразумного употребления и пользования вещами получается зло»[28].

Он напоминал не раз: «Зло находи в себе, а не в других людях или вещах, с которыми ты не сумел правильно обращаться. Так и ребенок обращается с огнем или мечом: себя же жжет, себя же режет»[29].

Как-то отец Севастиан сказал: «Между нами, монахами, и миром глубокая пропасть. Миру никогда не понять нашей жизни, а нам – их. Если бы монахи знали заранее, сколько их ждет искушений и скорбей на узком, но спасительном пути, то никто бы не пошел в монастырь. А если бы мир знал о будущих благах монашествующих, то все пошли бы в монастырь.

Почему разогнали монастыри? Потому что монахи стали разъезжать на тройках, да одеваться в шерстянку. А раньше монахи носили холщовые подрясники и мухояровые рясы, трудились по совести. И те были истинные монахи. Какая-нибудь игуменья из дворян, а не из своих монахинь, быстро загоняла послушниц в Царство Небесное своим бессердечным к ним отношением и жестокостью. Бедные монахини разговлялись капустой, а игуменья, в угоду начальствующим, все им отдавала, а своих лишала необходимого»[30].

«Он часто повторял: "Раб, знавший волю господина своего и не сотворивший ее, бит будет больше, нежели раб, не знавший воли господина своего”. А некоторым прямо говорил: "Ведь ты знаешь все и Бога на мир променяла (или променял)”. – "Мир обещает злато, а дает блато”. – "Неженатый печется о Боге, а женатый – о жене”. – "Не связавший себя узами семьи всегда свободен. Одна забота – спасение души. Цель жизни – чистота, конец – Царство Небесное!”»[31].

«Что дороже всего на свете? Время! – говорил он. – И что теряем без сожаления и бесполезно? Время! Чем не дорожим и пренебрегаем больше всего? Временем! Потеряем время – потеряем себя! Потеряем все! Когда самую ничтожную вещь потеряли мы, то ищем ее. А теряем время – даже не осознаем. Время дано Господом для правильного употребления его во спасение души и приобретения будущей жизни. Время должно распределять так, как хороший хозяин распределяет каждую монету – какая для чего. Каждая имеет у него свое назначение. Так и время будем распределять полезно, а не для пустых забав и увеселений, разговоров, пиров, гулянок. Взыщет Господь, что мы украли время для своих прихотей, а не для Бога и не для души употребили»[32].

«Открыто отец Севастиан никого не исцелял и не отчитывал, и по своей скромности и простоте всегда говорил: "Да я никого не исцеляю, никого не отчитываю, идите в больницу”. "Я, – говорил он, – как рыба, безгласный”… О бесноватых говорил: "Здесь они потерпят, а там мытарства будут проходить безболезненно… Я не хочу с вас кресты снимать. Здесь вы потерпите, но на небе большую награду приобретете”… Когда кто-нибудь ропщет на ближнего, он скажет: "Я вас всех терплю, а вы одного потерпеть не хотите”. Не поладит кто, он беспокоится: "Я настоятель, а всех вас слушаю”. Он заботился о спасении каждого, это была его цель. Он просил: "Мирнее живите”. Однажды поехали на требу и забыли кадило. Стали друг друга укорять. Батюшка сказал: "Я сам виноват”, – и все замолкли»[33].

«У меня заболел шестилетний племянник – упал с велосипеда и стал хромать, – рассказала Ольга Сергеевна Мартынова. – Родители не обратили на это внимания. Я решила сама показать его врачу. Хирург осмотрел и сказал: "У него гниет бедро”. Сделали операцию – и неудачно. Во второй раз вскрыли, зачистили кость, но опять неудачно. Тогда я пошла в церковь, и вдруг батюшка сам меня спрашивает: "Ольга, у тебя кто-то болеет?” – "Да, – отвечаю, – племянник”. – "А ты переведи его в Михайловскую больницу, у тебя ведь там хирург знакомый”. Я договорилась и перевела племянника в эту больницу. Врачи как глянули: мальчик едва живой, – и быстро его опять под нож, сделали срочную операцию, уже третью. Воскресенье подходит, я прихожу в храм, батюшка спрашивает: "Привезла мальчика? Что же ты до дела не доводишь? Почему ко мне его не несешь? Люди ко мне из Москвы, Петербурга едут, а ты рядом и не несешь его ко мне. Вот прямо сейчас иди в больницу и на руках неси его ко мне”.

Я пошла в больницу, там была с мальчиком его мать. Мы взяли Мишу и на руках по очереди донесли его до церкви. Дело было перед вечерней. Занесли в храм, поднесли к батюшке, батюшка зовет: "Ми-ишенька, Ми-ишенька!” А он только глазами повел и лежит, как плеть, весь высох, безжизненный. Батюшка говорит: "Поднеси его к иконе Святой Троицы в исповедальной”. Я поднесла. Батюшка велел, чтобы поставили стул и говорит: "Поставь Мишеньку на стул!” Я – в ужасе! У ребенка руки и ноги как плети – как он встанет, он ведь уже полумертвый! Батюшка тогда зовет мать и говорит: "Вы его с двух сторон держите и ставьте. Смелее, смелее!” Поставили его, ножки коснулись стула, а мы с двух сторон держим, вытягиваем его в рост. Затем батюшка позвал еще монахинь и сказал им: "Молитесь Богу!” – и сам стал молиться. Мы держим Мишу, и я смотрю: он твердеет, твердеет, прямеет, прямеет, выпрямился – и встал на свои ножки! Батюшка говорит: "Снимайте со стула, ведите его, он своими ножками пойдет”. И Миша пошел своими ножками. Все – в ужасе! А батюшка помазал его святым маслом и говорит матери: "Ты останься здесь с ним ночевать, мы его завтра причастим, он и хромать не будет”. Но мать не осталась, уехала с Мишей на радостях домой. И еще батюшка просил ее привезти мешок муки в благодарность Богу, а она привезла только маленький мешочек. И вырос наш Мишенька, стал такой хорошенький, но на одну ножку хромал – ведь мать не послушалась, не оставила его причастить»[34].

«В 1960 году из города Ижевска приехала к батюшке Пелагия Мельник, – рассказывала Ольга Федоровна Орлова, врач отца Севастиана. – Уже в течение полугода она не могла есть ни хлеба, ни каши, ни картофеля, ни других продуктов. Питалась исключительно молоком и сырыми яйцами. Она ослабла и передвигалась с большим трудом. Когда Пелагия попыталась пройти в келью к батюшке, ее не пропустили, так как желающих попасть к нему было очень много. Она просила, чтобы ей позволили пройти без очереди, но все безрезультатно. Внезапно открылась дверь, вышел батюшка и сказал: "Пропустите эту женщину ко мне, она очень больна”. Войдя в келью, Пелагия опустилась перед батюшкой на колени и, не произнося ни слова, горько расплакалась. Батюшка сказал ей: "Не плачь, Пелагия, все пройдет, исцелишься”. Дал ей свежую просфору, стакан воды, большое яблоко и сказал: "Съешь это”. Она ответила, что уже полгода не ест хлеба: болит горло и пища не проходит. Батюшка сказал: "Я благословляю. Иди в крестильную, сядь на широкую скамейку и съешь”. Она пошла в крестильную, села на скамейку и легко и свободно съела батюшкины дары. После этого она сразу уснула и проспала сутки. Батюшка подходил к ней несколько раз, но будить не велел. Проснулась Пелагия совершенно здоровой. Батюшка сказал: "Работа у тебя тяжелая, но скоро все изменится”. И действительно, через полмесяца после возвращения в Ижевск Пелагию, даже без ее просьбы, перевели на другую, более легкую работу.

Косинова П.И. рассказала. Она пришла к отцу Севастиану с жалобами на боль в прямой кишке и в поясничной области. После обследования в онкологическом диспансере у нее признали рак прямой кишки и предложили оперироваться. Перед операцией она решила прийти к батюшке за благословением, поставить в церкви свечи и отслужить молебен. Но отец Севастиан сказал: "Не торопись, успеешь умереть под ножом. Поживи еще, ведь у тебя дети”. Она подходила к отцу Севастиану трижды, но ответ был один – операцию не делать. Посоветовал купить алоэ, сделать состав и пить. Также предложил заказать молебен с водосвятием Спасителю, Матери Божией, Ангелу Хранителю и всем святым. Через три месяца она пошла в диспансер для контрольного обследования. При осмотре выяснилось, что опухоль почти рассосалась. Вскоре она поправилась совсем»[35].

Врач Татьяна Владимировна Торстенстен рассказывала: «Жил в поселке Тихоновка иеромонах отец Трифон. Он часто бывал у отца Севастиана и пел в хоре. После открытия церкви отцу Севастиану с помощью благочинного удалось организовать в Тихоновке и в Федоровке молитвенные дома, которые по его благословению обслуживал отец Трифон. Как-то в один из воскресных дней, после службы, подошел он к отцу Севастиану взять благословение поехать в этот день в Федоровку. Отец Севастиан посмотрел на него внимательно и, благословляя, сказал: "Я уже сам хотел посылать тебя туда сегодня. Только ехать нельзя, иди пешком напрямик через Зеленстрой”. Отец Трифон удивился, потому что, хотя через Зеленстрой и было напрямик, но пешком путь был очень далекий. Но, конечно, пошел, как благословил отец Севастиан. Дорога лежала через лесопитомник. Пока отец Трифон пересекал его, на пути ему не встретился ни один человек. И вдруг, из-за густого кустарника выскочил молодой, здоровенный мужчина в очень взбудораженном состоянии, схватил его за руку и повлек за собой в лес, в сторону от дороги. Отец Трифон очень испугался, но вынужден был повиноваться, поспешая за ним в чащу леса. "Идем, отец, идем, – приговаривал на ходу мужчина, – я давно тебя жду, весь извелся”. – "Вот, – думает отец Трифон, – и конец мне пришел”. Когда они вошли в гущу леса, мужчина отпустил руку отца Трифона и сказал: "Ну, садись, отец, на пенек, слушай меня и решай мою судьбу”. И стал рассказывать: "Я очень люблю свою жену. Она молодая, красивая, умная, хорошая хозяйка. Живем мы дружно, в достатке. Очень хочется иметь детей, а их нет. И вдруг вчера от медсестры я узнал, что на прошлой неделе жена моя сделала аборт. Я всю ночь маялся со своими думами – жены дома не было, ушла на суточное дежурство. Что же, думаю, раз так сделала, значит, ребенок не от меня, и она мне изменяет. А если от меня, то меня не любит, решила бросить. Значит, все годы мне лгала. И за эту ложь, и за то, что убила ребенка, долгожданного, решил я, что все равно простить ее не смогу. И решил, что должен ее убить. И не знаю, задремал я или забылся, только привиделся мне старичок, роста небольшого, а борода большая. И говорит мне: "Ты что же это, сам все решил, ни с кем не посоветовался. Так нельзя. Посоветуйся сперва, расскажи все мужчине пожилому, первому, кто на дороге встретится. И как он тебе скажет, так и поступай, а то ты сейчас в горячке можешь ошибиться”, – и строго так говорит. Очнулся, сел на кровати – нет никого. А ведь ясно слышал голос. Вскочил я с кровати – и бежать из дома, пока жена с дежурства не пришла. Иду по улице и думаю: "Как же я могу на улице с кем-нибудь поговорить, душу свою выложить? Кто станет меня выслушивать и вникать в мое дело?” И решил я идти в Зеленстрой и ждать, пока пойдет пожилой человек, чтобы поговорить с ним. Только правду мне скажи, истинную правду, как ты понимаешь про мою жену. Я ведь догадаюсь, если будешь вилять. Как думаешь, так и говори, а то и тебе плохо будет”.

– Как твое имя? – спросил его отец Трифон.

– Николай.

– Я буду молиться твоему святому, святителю Николаю. Я ведь монах. Буду молиться, чтобы Николай Угодник открыл нам правду.

И стал отец Трифон молиться.

– Ну, вот что, Коля, – ласково сказал он после молитвы. – Жена твоя сама сейчас уже раскаивается. Она тебя любит, верна тебе.

Она сейчас плачет, жалеет, что захотелось ей еще пожить свободно, без забот. Она тобой дорожит. Иди домой спокойно, прости жену. Примирись с ней, и живите дружно, – мужчина напряженно слушал, и лицо его прояснялось, словно безумие с него сходило. – Скоро у вас родится ребенок. Все это мне святитель Николай сказал, я не от себя говорю.

Мужчина задрожал весь, зарыдал и повалился отцу Трифону в ноги, стал благодарить, просить прощения.

– Ведь я же и тебя мог убить, если б жену решился убить! Я бы тебя, как свидетеля боялся, я же в безумие впадал!

– Ну, иди, Коля, спокойно. Иди с миром. Я тебя прощаю.

Отец Трифон попрощался с мужчиной и пошел, сам не свой, в Федоровку. "Как же, – думает, – батюшка благословил меня через лес идти? Такая опасность меня там ожидала…” А когда увиделся с батюшкой, тот встретил его с улыбкой: "Ну что, живой остался?” – "Да, батюшка, остался я жив, а мог бы и погибнуть”, – обомлел отец Трифон, что батюшка все знает. "Ну что ты говоришь, отец Трифон? Я же молился все время, зачем ты боялся? Надо было две души спасти, избавить от такого бесовского наваждения”. И запретил отец Севастиан кому-либо об этом рассказывать: "Пока я жив, никому ни слова не говори. А умру – тогда, как хочешь”.

В 1955 году у монахини Марии, алтарницы, стала болеть верхняя губа, она деформировалась растущей опухолью и посинела, и мать Марию повели к хирургу. Он сказал, что надо срочно оперировать, и дал направление в онкологическое отделение. Она пошла к старцу брать благословение на операцию, но он сказал: "Опухоль уже большая, губу срежут, а в другом месте это может проявиться. Нет, не надо делать операции. Прикладывайся к иконе Святой Троицы, что в панихидной. Бог даст, так пройдет”.

Через месяц мать Марию снова можно было видеть в церкви, такую же быструю и хлопотливую. "Как же вы губу вылечили?” – спросил ее кто-то. "А я и не лечила ее, только к иконе Святой Троицы прикладывалась, как батюшка благословил, опухоль стала уменьшаться и постепенно совсем пропала. Слава Богу!”

Еще подобный случай. У инокини Параскевы, которая постоянно читала Псалтирь по умершим, пониже шеи, на груди с левой стороны появилось пятно синего цвета, которое стало расти и багроветь. В больнице ей сразу сказали, что надо немедленно ложиться на операцию и дали понять, что это рак. Заливаясь слезами, она пошла в церковь. У церковных ворот ей встретилась одна из прихожанок и посоветовала не плакать, а идти к отцу Севастиану.

Параскева послушалась и пошла. Выходит от него сияющая… Батюшка сказал: "Рак… рак – дурак. Никуда не ходи, пройдет”. И что же? Пятно стало уменьшаться, бледнеть и бесследно исчезло. И вот прошло уже тридцать лет, инокиня Параскева приняла монашество и дожила до преклонных лет.

А иной раз, когда отца Севастиана в упор спросят о чем-нибудь, он скажет: "Откуда мне знать? Я же не пророк, я этого не знаю”. Вот и весь ответ. Иногда даже нахмурится.

В 1956 году я тяжело заболела сердцем. Лежала дома, но на выздоровление дело шло медленно. Вдруг неожиданно у меня поднялась температура. С большим трудом, на уколах, меня довезли до больницы. Состояние было крайне тяжелое, температура – 40. Оказалось, что у меня брюшной тиф. Надежды, что мое сердце справится с этой болезнью, почти не было. Положение было катастрофическое. Сознание было затемнено, ничего сообщить о себе не могла. Но отец Севастиан сам узнал, что со мной беда, и прислал ко мне отца Александра и мать Анастасию. Я лежала одна в изолированной палате. Когда увидела их обоих возле себя, сознание мое прояснилось. Я попросила сестру, чтобы никто не входил ко мне в палату. Отец Александр исповедал меня и причастил. После причастия я сама прочла присланное с ними письмо от отца Севастиана. Оно было коротким, но дало мне силу и надежду: "Христос посреди нас! Многоуважаемая и дорогая Татьяна Владимировна! Ваша тяжелая болезнь не к смерти, а к славе Божией. Вам еще предстоит много потрудиться. Мы сейчас позаботимся о Вас…” После причастия отец Александр и мать Анастасия еще долго сидели у меня в палате. Молились, читали Евангелие. Я все ясно понимала. К ночи температура снизилась и на следующий день стала почти нормальной.

В сентябре 1958 года обстоятельства сложились так, что мне надо было срочно ехать в отпуск в Москву. С билетами в этот период было трудно. Мне пришлось ехать на станцию, записываться в очередь и сидеть там всю ночь, так как через каждые два часа делали перекличку записавшихся. Это была мучительная бессонная ночь на улице. К утру я получила хороший билет в купейный вагон. На следующий день я поехала к отцу Севастиану. Он встретил меня, улыбаясь: "Достали билет? Хорошо, хорошо. Отслужим молебен о путешествующих. А на какой день билет?” – "На среду, батюшка”. Он поднял глаза и стал смотреть вверх. Вдруг он насупился, перевел глаза на меня и сказал строго: "Нечего торопиться. Рано еще ехать в среду”. – "Как рано, батюшка? Как рано? У меня же отпуск начинается, мне надо успеть вернуться, мне билет с такой мукой достался!” Батюшка совсем нахмурился: "Надо продать этот билет. Сразу после службы поезжайте на станцию и сдайте билет”. – "Да не могу я этого сделать, батюшка, нельзя мне откладывать”. – "Я велю сдать билет! Сегодня же сдать билет, слышите?” – и батюшка в сердцах топнул на меня ногой. Я опомнилась: "Простите, батюшка, простите, благословите, сейчас поеду и сдам”. – "Да, сейчас поезжайте и оттуда вернитесь ко мне, еще застанете службу”, – сказал батюшка, благословляя меня. Никогда еще батюшка не был таким требовательным со мной.

Сдав билет, я вернулась в церковь. Настроение у меня было спокойное, было радостно, что послушалась батюшку. Что же он теперь скажет?

Отец Севастиан вышел ко мне веселый, довольный: "Сдали? Вот и хорошо. Когда же теперь думаете уезжать?” – "Как уезжать? Я же сдала билет”. – "Ну что ж, завтра поезжайте и возьмите новый. Можете сейчас, по дороге домой, зайти на станцию и записаться в очередь. Ночь стоять не придется, домой поезжайте спать. А утром придете и возьмете билет”. Я только и могла сказать: "Хорошо”. Я ехала на станцию и думала: "Батюшка всегда так жалел меня, почему же сейчас так гоняет?”

На станции уже стоял мужчина со списком, запись только началась, и я оказалась седьмая. Я рассказала мужчине, что уже промучилась одну ночь, он сказал: "Я никуда не уйду, поезжайте домой, я буду отмечать вас на перекличках. Завтра приезжайте к восьми часам утра”. И он пометил мою фамилию. Наутро я приехала, стала в очередь и взяла билет.

Перед отъездом отслужили молебен, отец Севастиан дал мне большую просфору, благословил, и я уехала.

Когда наш поезд приближался к Волге и остановился на станции Чапаевск, я увидела, что все пассажиры выскакивают из своих купе и приникают к окнам в коридоре. Я тоже вышла. "Что такое?” – спрашиваю. Один из пассажиров пропустил меня к окну. На соседних путях я увидела пассажирские вагоны, громоздившиеся один на другом. Они забили и следующую линию путей. Некоторые вагоны стояли вертикально в какой-то свалке. Всех объял страх. Бросились с вопросами к проводнице. Она объяснила: "Скорый поезд, как наш, тот, что в среду из Караганды вышел, врезался на полном ходу в хвост товарного состава, – ну, вот, вагоны полезли один на другой. Тут такой был ужас! Из Куйбышева санитарные вагоны пригоняли. А эти вагоны еще не скоро растащат, дела с ними много. Товарные вагоны через Чапаевск не идут, их в обход пускают”.

Я ушла в купе, легла на полку лицом к стене и заплакала: "Батюшка, батюшка! Дорогой батюшка!”»[36].

«Отец Севастиан не благословлял ездить по монастырям. "Здесь, – говорил он, – и Лавра, и Почаев, и Оптина. В церкви службы идут – все здесь есть”. Если кто-то собирался куда переезжать, он говорил: "Никуда не ездите, везде будут бедствия, везде – нестроения, а Караганду только краешком заденет”»[37].

«Так в подвиге любви и самоотверженного служения Богу и ближним шли годы. Со временем отец Севастиан стал заметно слабеть. Нарастали слабость, одышка, боль во всем теле, полное отсутствие аппетита. Лечащие врачи проводили комплексное лечение, но состояние отца Севастиана не улучшалось, только временно облегчались его страдания. Но так же ежедневно в богослужебное время отец Севастиан бывал в храме. Он говорил: "Какой же я священнослужитель, если Божественную литургию или всенощную пробуду дома?”

Он ежедневно служил панихиды, но литургию совершал уже только по праздникам. В храме за панихидной ему отделили перегородкой маленькую комнатку, которую назвали "каюткой”. У задней стены за занавеской стояла кровать, где он мог отдохнуть во время службы, когда его беспокоила боль или сильная слабость. У окна стоял небольшой стол, перед ним кресло, над которым висела большая икона Пресвятой Троицы… Иной раз отец Севастиан давал возглас, и ложился на койку, и под ноги ему подкладывали валик, чтобы ноги были немного повыше. Он в полумантии был, в епитрахили и поручах. И ектинию иногда лежа говорил. На Евангелие всегда вставал, надевал фелонь, и Евангелие всегда читал в фелони.

Исповедников батюшка принимал, сидя в кресле. Он стал меньше говорить с приходящими и всех принимать уже не мог. Не отказывал только приезжим из других городов, но потом и с ними беседы стал сокращать»[38].

Отец Севастиан все чаще стал напоминать «церковному совету и письменно владыке о своем желании уйти за штат (в затвор), со словами: "Хватит покрывать крыши другим, тогда как своя раскрыта”. Но ответ был всегда один: "Служить до смерти”.

Чувствуя близкую кончину, частенько напоминал, чтобы на священнические и руководящие должности ставили хотя и слабых, немощных, но своих. Тогда все будет без изменений, как при нем было»[39].

«С января 1966 года здоровье его сильно ухудшилось, обострились хронические заболевания.

Очень угнетало отца Севастиана, что ему стало трудно служить литургию: он часто кашлял во время служения, задыхался. Врачи предложили ему утром перед службой делать уколы. Отец Севастиан обрадовался и согласился. После укола и кратковременного отдыха он мог, хотя и с трудом, идти в храм и служить. Но болезнь прогрессировала, и вскоре он уже не мог дойти до церкви даже после укола. Видя его страдания, врачи предложили, чтобы послушники носили его в церковь в кресле. Сначала он не соглашался, но когда после долгих уговоров его лечащий врач… заплакала от непослушания своего пациента, он положил ей на голову свою руку и сказал: "Не плачь, пусть носят”.

Мальчики-послушники… быстро соорудили легкое кресло из алюминиевых трубок, келейница укутала отца Севастиана теплым шарфом, усадили его в кресло и понесли в церковь. Первое время он очень смущался, но потом привык… Батюшкины врачи удивлялись тому, какой это был исполнительный, терпеливый и ласковый пациент. Когда ему предлагали лечение, он безропотно выполнял предлагаемое ему назначение, но предварительно расспрашивал, какое лекарство ему назначают, каково его действие и продолжительность курса лечения.

Отец Севастиан уважал медиков и ценил их труд… Когда к нему приходили за благословением на учебу, он чаще всего благословлял в медучилище, изредка – в институт, а работать – санитаркой в больницу. "Лечиться не грех, – говорил он, – кто в больнице работает, это спасительно, это доброе дело – за людьми ходить”. Оперативное лечение он рекомендовал по сугубой необходимости, когда знал, что консервативное лечение не поможет. Оперировавшиеся по его благословению в результате полностью выздоравливали. Сам отец Севастиан был хорошим диагностом. Посылая своего лечащего врача посмотреть больного, он говорил: "Ольга Федоровна, осмотрите, пожалуйста, больного. Я думаю, что у него такое-то заболевание”. Диагноз, названный им, подтверждался.

Шли дни, и с каждым из них состояние отца Севастиана ухудшалось. Он часто напоминал о смерти, о переходе в вечность. Когда к нему обращались с вопросом: "Как же мы будем жить без вас?” Он строго отвечал: "А кто я? Что? Бог был, есть и будет! Кто имеет веру в Бога, тот, хотя за тысячи километров от меня будет жить, и спасется. А кто, пусть даже и тягается за подол моей рясы, а страха Божия не имеет, не получит спасения. Знающие меня и видевшие меня после моей кончины будут ценить меньше, чем не знавшие и не видевшие. Близко да склизко, далеко да глубоко”»[40].

«В воскресенье шестой седмицы поста отец Севастиан не служил, сидел в алтаре в кресле. После причастия велел спеть "Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче…” С этого дня силы стали заметно покидать его.

31 марта в три часа ночи отец Севастиан разбудил келейницу и сказал: "Мне так плохо, как никогда не было. Верно, душа будет выходить из тела”. Всю ночь поддерживали дыхание кислородом. Батюшка стал дышать спокойно»[41].

Вечером, в Лазареву субботу 2 апреля отец Севастиан сидел за столом у окна, смотрел, как люди с вербами шли в церковь. «Народ собирается ко всенощной, – сказал он, – а мне надо собираться к отцам и праотцам, к дедам и прадедам»[42].

Суббота Страстной седмицы 9 апреля. «Во время литургии отец Севастиан лежал в своей комнате. После окончания литургии надел мантию, клобук и вышел прощаться с народом. Поздравил всех с наступающим праздником и сказал: "Ухожу от вас. Ухожу из земной жизни. Пришло мое время расстаться с вами. Я обещал проститься, и вот исполняю свое обещание. Прошу вас всех об одном: живите в мире. Мир и любовь – это самое главное. Если будете иметь это между собою, то всегда будете иметь в душе радость. Мы сейчас ожидаем наступления Светлой заутрени, наступления праздника Пасхи – спасения души для вечной радости. А как можно достичь ее? Только миром, любовью, искренней, сердечной молитвой. Ничем не спасешься, что снаружи тебя, а только тем, чего достигнешь внутри души своей и в сердце – мирную тишину и любовь. Чтобы взгляд ваш никогда ни на кого не был косым. Прямо смотрите, с готовностью на всякий добрый ответ, на добрый поступок. Последней просьбой своей прошу вас об этом. И еще прошу – простите меня”…

В Пасхальную ночь 10 апреля отец Севастиан хотел, чтобы его несли в церковь, но не смог подняться. Все, окружавшие его, пришли в смятение. Шла заутреня. Врач Татьяна Владимировна, оставив службу, прибежала к отцу Севастиану. Он посмотрел на нее и сказал: "Зачем вы ушли из церкви? Я еще не умираю. Еще успею и здесь с покойниками похристосоваться. Идите спокойно на службу”.

Когда началась литургия, к отцу Севастиану вызвали врача Ольгу Федоровну, и после болеутоляющего укола состояние его стало спокойным, даже радостным. "Я в церковь хочу. Я ведь раньше сам хорошо пел. Всю Пасхальную неделю у себя в келье "Пасху” пел. А теперь надо просить, чтобы мне пели. Но мне не хочется здесь, хочется в церкви. Мне очень хочется надеть мантию, клобук и посидеть так, хотя бы обедню”. Келейница стала его одевать, а он продолжал говорить: "Вот я всех вас прошу, чтобы вы утешали друг друга, жили в любви и мире, голоса бы никогда друг на друга не повысили. Больше ничего от вас не требую. Это самое главное для спасения. Здесь все временное, непостоянное – чего о нем беспокоиться, чего-то для себя добиваться. Все быстро пройдет. Надо думать о вечном”. Отца Севастиана одели, и мальчики понесли его в церковь»[43].

Во вторник Пасхи утром, 12 апреля, отец Севастиан «чувствовал себя лучше. "Вера, – сказал он келейнице, – одевайте мне сапоги, я должен выйти к людям похристосоваться, чтобы они не печалились. Я обещал. Скажу всем главное”…

Отца Севастиана понесли в церковь. Он был в мантии и клобуке. Посидел немного у престола, потом поднялся и вышел через Царские врата на амвон и снова стал прощаться с народом: "Прощайте, дорогие мои, ухожу я уже. Простите меня, если чем огорчил кого из вас. Ради Христа простите. Я вас всех за все прощаю. Жаль, жаль мне вас. Прошу вас об одном, об одном умоляю, одного требую: любите друг друга. Чтобы во всем был мир между вами. Мир и любовь. Если послушаете меня, а я так вас прошу об этом, будете моими чадами. Я – недостойный и грешный, но много любви и милости у Господа. На Него уповаю. И если удостоит меня Господь светлой Своей обители, буду молиться о вас неустанно и скажу: "Господи, Господи! Я ведь не один, со мною чада мои. Не могу я войти без них, не могу один находиться в светлой Твоей обители. Они мне поручены Тобою… я без них не могу”. Он хотел поклониться, но не смог, только наклонил голову. Мальчики подхватили его под руки и повели в алтарь…

Из церкви пришли к нему монахини. Когда вошла мать Феврония, отец Севастиан посмотрел на нее долгим, неотрывным взглядом, благословил два раза и сказал: "Спаси тебя Господи за все, за все твое добро и преданность. С собою все беру. Спаси тебя Господи”. Когда она выходила, несколько раз перекрестил ее вслед»[44].

«"Приближается день моей кончины, – стал говорить отец Севастиан окружающим, – я очень рад, что Господь сподобляет меня принять схиму, я долго ожидал этого дня. Жаль оставлять всех вас, но на то – воля Божия… Не печальтесь. Я оставляю вас на попечении Царицы Небесной. Она Сама управит вами. А вы старайтесь жить в мире друг с другом, помогать друг другу во всем, что в ваших силах. Я не забуду вас, буду молиться о вас, если обрету дерзновение пред Господом. И вы молитесь. Не оставляйте церкви, особенно старайтесь быть в воскресенье и в праздники. Соблюдая это, спасетесь по милости Божией и по ходатайству Царицы Небесной”.

Поздно вечером, когда врач Татьяна Владимировна делала отцу Севастиану внутривенное вливание, он сказал: "Вот, врач мой дорогой, старый мой врач. Трудно мне и слово вымолвить, а сказать вам хочу. Вот язык не ворочается, сухо все во рту, все болит. Иголкой точки не найти, где не болело бы. Ноги уже не держат меня, во всем теле такая слабость, даже веки трудно поднять. А голова ясная, чистая, мысль течет четко, глубоко и спокойно. Чтобы сознание затемнялось или изменялось – нет. Лежу и думаю: значит, мысль от тела не зависит. И мозг – тело. В моем теле уже не было бы сил для мысли. Мысли из души идут. Теперь это понятно стало. Вот, слава Господу, насилу сказал вам это”.

В субботу утром, 16 апреля, приехал епископ Волоколамский Питирим (Нечаев). После обеда состояние отца Севастиана резко ухудшилось, и он просил срочно пригласить к нему владыку Питирима. Когда тот пришел, отец Севастиан просил его сейчас же приступить к пострижению в схиму…

После пострига отец Севастиан говорил очень мало. Удивительно преобразилось его лицо и весь его вид. Он был преисполнен такой благодати, что при взгляде на него трепетала душа и остро ощущалась собственная греховность. Это был величественный старец, уже не здешнего мира житель.

Ночью позвали врача Татьяну Владимировну.

– Старый мой врач, – сказал отец Севастиан, – помогите мне, мне очень тяжело, очень больно.

– Где больно, батюшка?

Он показал забинтованные после внутривенных вливаний кисти рук. Вены было уже трудно находить, лекарство попадало под кожу, причиняя ему дополнительную боль.

– Сейчас, батюшка, болеутоляющий укол поставлю, боль пройдет.

– Это не главная боль. Главное – томление духа. Думаете, смерть – это шутка? Грехов у меня много, а добрых дел мало.

– Батюшка, ваши грехи в микроскоп не разглядеть, а добрых дел – целое море.

– Да что я делал? Я хотел жить строгой и скромной жизнью, а все же какими ни есть, а радостями и утехами услаждался. И много я на красоту любовался, особенно на красоту природы.

– Батюшка, разве это не благодать Божия – красота?

– Благодать Божия – это радость от Бога. А заслуг, моих-то заслуг нет! Подвига-то нет! Живет человек, а для чего? От Бога – все. А Богу – что? Это всех касается, для всех переход неизбежен. Все здесь временное, мимолетное. Для чего человек проходит свой жизненный путь? Для любви, для добра. И страдать он поэтому должен, и терпеливо страдания переносить, и перейти в вечную жизнь для радости вечной стремиться. А я вот жил, добро, говоришь, делал, а потом и согрешил. Ошибается человек жестоко и теряет все, что приобрел. Я вот страдал много, крест свой нес нелегкий, монашеский. Монашеская жизнь трудная, но она и самая легкая. А я вот роптал иной раз. А от этого ропота все пропадает, все заслуги. И вот – томление духа вместо радости.

– Батюшка, как мне жить?

Отец Севастиан помолчал и сказал:

– Живи, как живешь. Все грешные. Только не сделай какого-нибудь большого греха… Ну, вот и поговорили с тобой. Мне сегодня говорить и дышать полегче. Христос с тобою.

6/19 апреля – преставление

В понедельник вечером, на парастас Радоницы, отца Севастиана принесли в церковь. Он лежал в своей "каютке”, ничего никому не говорил, ни на кого не смотрел. Часто крестился, слушал пение, службу… Когда пропели "Вечная память”, велел нести его домой…

В эти последние дни жизни отца Севастиана многие из его духовных детей, не желая покидать старца, ночевали при церкви. 18 апреля после вечерних молитв отец Севастиан попросил прочесть Пасхальные часы, после чего все разошлись по своим местам… В 4 часа утра он позвонил из своей кельи. Врач Ольга Федоровна немедленно встала и зашла в келью. Вид у отца Севастиана был страдальческий. Ольга Федоровна спросила: "Батюшка, дорогой, вам плохо?” Он утвердительно кивнул головой и сказал: "Да, плохо”. Ольга Федоровна предложила сделать укол. Он согласился: "Да, пожалуйста, сделайте”. Его голова и кисти рук были горячими. Она намочила марлю, положила ему на лоб. После укола он успокоился, боль утихла. Ольга Федоровна стала промывать шприцы… Отец Севастиан рывком попытался сесть в постели, глубоко вздохнул и широко открыл глаза. Взор его устремился вдаль, будто он кого-то увидел и был удивлен. Это было одно мгновение. Затем лицо его смертельно побледнело, он слегка вытянулся, сделал последний вздох и скончался»[45].

Схиархимандрит Севастиан умер на Радоницу 19 апреля 1966 года в 4 часа 45 минут.

«Отца Севастиана хоронили на третий день на Михайловском кладбище. На катафалке гроб везли только небольшой отрезок пути до шоссе. Свернув на шоссе, гроб понесли до кладбища на вытянутых вверх руках. Он плыл над огромной толпой народа и был отовсюду виден. Все движение на шоссе было остановлено, народ шел сплошной стеной по шоссе и по тротуарам. Окна домов были раскрыты – из них глядели люди. Многие стояли у ворот своих домиков и на скамейках. Хор девушек с пением "Христос воскресе” шел за гробом. "Христос воскресе” – пела вся многотысячная толпа. Когда процессия проходила мимо цементного завода, весь забор был заполнен сидящими на нем рабочими, и вся смена в запачканных мокрым раствором спецовках высыпала на заводской двор. Сквозь толпу ко гробу пробирались люди, чтобы коснуться его рукой. Многие ушли вперед и ожидали гроб на кладбище.

Могила для отца Севастиана была вырыта на краю кладбища, за ней простиралась необъятная казахстанская степь. Гроб поставили у могилы, и владыка Питирим отслужил панихиду. Отец Севастиан желал быть погребенным в камилавке, и владыка снял с головы его митру и надел камилавку. Гроб опустили в могилу, насыпали могильный холм и поставили крест»[46].

Мощи преподобноисповедника Севастиана были обретены 22 октября 1997 года; ныне они находятся в Свято-Введенском соборе города Караганды.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 78-122. Источник: https://azbyka.ru/days/sv-sevastian-fomin-karagandinskij

Примечания

[a] Преподобный Амвросий Оптинский (в миру Александр Михайлович Гренков), иеросхимонах; память празднуется 27 июня/10 июля и 10/23 октября.

[b] Преподобный Иосиф Оптинский (Иоанн Литовкин), иеросхимонах; память празднуется 9/22 мая.

[c] Преподобный Нектарий Оптинский (Николай Тихонов), иеросхимонах; память празднуется 29 апреля/12 мая.

[d] Хибарка – так называли в Оптиной дома-кельи старцев.

[e] Ныне город Мичуринск.

[f] Священноисповедник Николай (в миру Феодосий Никифорович Могилевский); память празднуется 12/25 октября.

[1] Карагандинский старец преподобный Севастиан. М., 1998. Составитель Вера Королева. С. 15.

[2] УФСБ России по Тамбовской обл. Д. Р-12791. Т. 3, л. 531.

[3] Там же. Т. 2, л. 78.

[4] Карагандинский старец преподобный Севастиан. М., 1998. Составитель Вера Королева. С. 145-148.

[5] Там же. С. 153-156.

[6] Там же. С. 172-174.

[7] Там же. С. 180-184.

[8] Там же. С. 50-51.

[9] Там же. С. 51-52.

[10] Там же. С. 260-261.

[11] Там же. С. 262.

[12] Там же. С. 315.

[13] Там же. С. 139.

[14] Там же. С. 62.

[15] Там же. С. 63.

[16] Там же. С. 64.

[17] Там же.

[18] Там же. С. 64-65.

[19] Там же. С. 66-67.

[20] Там же. С. 293-294.

[21] Там же. С. 295-297.

[22] Там же. С. 301-302.

[23] Там же. С. 304-312.

[24] Там же. С. 316-318.

[25] Там же. С. 318.

[26] Там же. С. 323.

[27] Там же. С. 324-326.

[28] Там же. С. 329.

[29] Там же.

[30] Там же. С. 331-332.

[31] Там же.

[32] Там же. С. 347-348.

[33] Там же. С. 69-70.

[34] Там же. С. 188-190.

[35] Там же. С. 210-212.

[36] Там же. С. 231-236, 242-246.

[37] Там же. С. 70-71.

[38] Там же. С. 71-73.

[39] Там же. С. 330.

[40] Там же. С. 74-77.

[41] Там же. С. 82.

[42] Там же. С. 83.

[43] Там же. С. 84-86.

[44] Там же. С. 88-90.

[45] Там же. С. 90-96.

[46] Там же. С. 99-100.

Свт. Иоа́нна (Максимо́вича), архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского (1966)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

2 июля

ЖИТИЕ

2 июля 1994 г. Русская Православная Церковь за границей причислила к лику святых дивного угодника Божия XX века святителя Иоанна (Максимовича) Шанхайского и Сан-Францисского чудотворца.

Архиепископ Иоанн родился 4/17 июня 1896 г. на юге России в селе Адамовка Харьковской губернии. При Святом Крещении он был наречен Михаилом в честь Архистратига Небесных Сил Михаила Архангела.

С детства он отличался глубокой религиозностью, по ночам подолгу стоял на молитве, усердно собирал иконы, а также церковные книги. Более всего любил читать жития святых. Михаил полюбил святых всем сердцем, до конца пропитался их духом и начал жить, как они. Святая и праведная жизнь ребенка произвела глубокое впечатление на его французскую гувернантку-католичку, и в результате она приняла православие.

В годину гонений Промыслом Божиим Михаил оказался в Белграде, где поступил в университет на богословский факультет. В 1926 г. митрополитом Антонием (Храповицким) он был пострижен в монахи, приняв имя Иоанна в честь своего предка свт. Иоанна (Максимовича) Тобольского. Уже в то время епископ Николай (Велимирович), сербский Златоуст, давал такую характеристику молодому иеромонаху: «Если хотите видеть живого святого, идите в Битоль к отцу Иоанну». О. Иоанн постоянно молился, строго постился, каждый день служил Божественную литургию и причащался, со дня монашеского пострига никогда не ложился, иногда его находили утром задремавшим на полу перед иконами. Он с истинно отеческой любовью вдохновлял свою паству высокими идеалами христианства и Святой Руси. Его кротость и смирение напоминали те, что увековечены в житиях величайших аскетов и пустынников. Отец Иоанн был редким молитвенником. Он так погружался в тексты молитв, как будто просто беседовал с Господом, Пресвятой Богородицей, Ангелами и святыми, которые предстояли его духовным очам. Евангельские события были известны ему так, как будто они происходили на его глазах.

В 1934 г. иеромонах Иоанн был возведен в сан епископа, после чего он отбыл в Шанхай. По свидетельству митрополита Антония (Храповицкого) епископ Иоанн был «зерцалом аскетической твердости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления».

Молодой владыка любил посещать больных и делал это ежедневно, принимая исповедь и приобщая их Святых Тайн. Если состояние больного становилось критическим, владыка приходил к нему в любой час дня или ночи и долго молился у его постели. Известны многочисленные случаи исцеления безнадежно больных по молитвам святителя Иоанна.

С приходом коммунистов к власти русские в Китае снова вынуждены были бежать, большинство – через Филиппины. В 1949 г. на острове Тубабао в лагере Международной организации беженцев проживало примерно 5 тысяч русских из Китая. Остров находился на пути сезонных тайфунов, которые проносятся над этим сектором Тихого океана. Однако в течение всех 27 месяцев существования лагеря ему только раз угрожал тайфун, но и тогда он изменил курс и обошел остров стороной. Когда один русский в разговоре с филиппинцами упомянул о своем страхе перед тайфунами, те сказали, что причин для беспокойства нет, поскольку «ваш святой человек благословляет ваш лагерь каждую ночь со всех четырех сторон». Когда же лагерь был эвакуирован, страшный тайфун обрушился на остров и полностью уничтожил все строения.

Русские люди, в рассеянии сущие, имели в лице владыки крепкого ходатая пред Господом. Окормляя свою паству, святитель Иоанн делал и невозможное. Он сам ездил в Вашингтон, чтобы договориться о переселении обездоленных русских людей в Америку. По его молитвам совершилось чудо! В американские законы были внесены поправки, и большая часть лагеря, около 3 тысяч человек, перебрались в США, остальные в Австралию.

В 1951 г. архиепископ Иоанн был назначен правящим архиереем Западноевропейского экзархата Русской Зарубежной Церкви. В Европе, а затем, с 1962 года, – в Сан-Франциско его миссионерская деятельность, твердо основанная на жизни в постоянной молитве и чистоте православного учения, принесла обильные плоды.

Слава владыки распространялась как среди православных, так и среди инославного населения. Так, в одной из католических церквей Парижа местный священник пытался вдохновить молодежь следующими словами: «Вы требуете доказательств, вы говорите, что сейчас нет ни чудес, ни святых. Зачем же мне давать вам теоретические доказательства, когда сегодня по улицам Парижа ходит святой Иоанн Босой».

Владыку знали и высоко чтили во всем мире. В Париже диспетчер железнодорожной станции задерживал отправление поезда до прибытия «русского архиепископа». Во всех европейских больницах знали об этом епископе, который мог молиться за умирающего всю ночь. Его звали к одру тяжелобольного – будь он католик, протестант, православный или кто другой – потому что, когда он молился, Бог был милостив.

В парижском госпитале лежала больная раба Божия Александра, и епископу сказали о ней. Он передал записку, что приедет и преподаст ей Святое Причастие. Лежа в общей палате, где было примерно 40-50 человек, она чувствовала неловкость перед французскими дамами, что ее посетит православный епископ, одетый в невероятно поношенную одежду и к тому же босой. Когда он преподал ей Святые Дары, француженка на ближайшей койке сказала ей: «Какая Вы счастливая, что имеете такого духовника. Моя сестра живет в Версале, и когда ее дети заболевают, она выгоняет их на улицу, по которой обычно ходит епископ Иоанн, и просит его благословить их. После получения благословения дети немедленно поправляются. Мы зовем его святым».

Дети, несмотря на обычную строгость владыки, были ему абсолютно преданы. Существует много трогательных историй о том, как блаженный непостижимым образом знал, где может быть больной ребенок, и в любое время дня и ночи приходил утешить его и исцелить. Получая откровения от Бога, он многих спасал от надвигающейся беды, а иногда являлся к тем, кому был особенно необходим, хотя физически такое перемещение казалось невозможным.

Блаженный владыка, святой Русского Зарубежья, и вместе с тем русский святой, поминал на богослужениях Московского патриарха наряду с первоиерархом Синода Русской Зарубежной Церкви.

Обращаясь к истории и прозревая будущее, свт. Иоанн говорил, что в смутное время Россия так упала, что все враги ее были уверены, что она поражена смертельно. В России не было царя, власти и войска. В Москве власть была у иностранцев. Люди «измалодушествовали», ослабели и спасения ждали только от иностранцев, перед которыми заискивали. Гибель была неизбежна. В истории нельзя найти такую глубину падения государства и такое скорое, чудесное восстание его, когда духовно и нравственно восстали люди. Такова история России, таков ее путь. Последующие тяжкие страдания русского народа есть следствие измены России самой себе, своему пути, своему призванию. Россия восстанет так же, как она восстала и раньше. Восстанет, когда разгорится вера. Когда люди духовно восстанут, когда снова им будет дорога ясная, твердая вера в правду слов Спасителя: «Ищите прежде Царствия Божия и Правды Его, и вся сия приложатся вам». Россия восстанет, когда полюбит веру и исповедание православия, когда увидит и полюбит православных праведников и исповедников.

Владыка Иоанн предвидел свою кончину. 19 июня (2 июля) 1966 г. в день памяти апостола Иуды, во время архипастырского посещения г. Сиэтлла с чудотворной иконой Божией Матери Курской Коренной, в возрасте 71 года, перед этой Одигитрией Русского Зарубежья отошел ко Господу великий праведник. Скорбь переполнила сердца многих людей во всем мире. После кончины владыки голландский православный священник с сокрушенным сердцем писал: «У меня нет и не будет больше духовного отца, который звонил бы мне в полночь с другого континента и говорил: «Иди теперь спать. То, о чем ты молишься, получишь».

Четырехдневное бдение венчала погребальная служба. Проводившие службу епископы не могли сдерживать рыданий, слезы струились по щекам, блестели в свете бесчисленных свечей подле гроба. Удивительно, что при этом храм наполняла тихая радость. Очевидцы отмечали, что, «казалось, мы присутствовали не на похоронах, а на открытии мощей новообретенного святого».

Вскоре и в усыпальнице владыки стали происходить чудеса исцелений и помощи в житейских делах.

Время показало, что святитель Иоанн чудотворец – скорый помощник всех сущих в бедах, болезнях и скорбных обстояниях.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-ioann-chudotvorec-maksimovich

Исп. Ираи́ды Тихо́вой (1967)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 августа

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

ЖИТИЕ

Исповедница Ираида Осиповна Тихова происходила из благочестивой крестьянской семьи, довольно бедной, так что родители не могли дать ей образования. Девочка с детства мечтала быть учительницей, и поэтому в 1918 году в возрасте 22 лет она поступила на годичные курсы при Учительской семинарии в Угличе и так усердно занималась, что вскоре сдала зачеты по всем предметам, которых ранее не знала. После этого она сразу же поступила на Угличские богословские курсы, организованные архиепископом Угличским Серафимом (Самойловичем). С 1919 года по 1931 год Ираида Осиповна работала учительницей сельской школы. В течение всей своей жизни она оказывала помощь заключенному духовенству. После ареста архиепископа Серафима (Самойловича) много раз ездила к нему в ссылку, передавала собранные прихожанами продукты и деньги. После выхода Декларации митрополита Сергия (Страгородского) Ираида Осиповна примкнула к отделившейся от него части Русской Православной Церкви, которая не поминала митрополита Сергия за богослужением как своего предстоятеля, а считала законным местоблюстителем Патриарха митрополита Петра (Крутицкого).

В 1931 году Ираиду Осиповну арестовали за антисоветскую деятельность и приговорили к 3 годам лагерей. Она отбыла этот срок полностью. После освобождения ей было запрещено преподавать в школе. До 1943 года Ираида Осиповна жила в селе Котово Угличского района, была регентом церковного хора в Успенской церкви. В ее доме жил епископ Василий (Преображенский), в своей бане она устроила тайную церковь, в которой служил владыка. В 1943 году их всех арестовали: епископа Василия, Ираиду Тихову, ее брата Ивана Осиповича, сестер Анну и Серафиму, их тетку Вассу Ивановну Тихову. Завели групповое дело. Ираиду Тихову приговорили к 5 годам ссылки, после которой, с 1948 года и до своей смерти в 1967 году Ираида Осиповна жила в родном селе Котово. Похоронена она была там же, на кладбище возле церкви.

Источник: http://www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/sv-iraida-tihova

Прп. Амфило́хия Почаевского (Головатюка) (1970)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 октября – Собор Волынских святых

12 мая

ЖИТИЕ

В селе Малая Иловица, что на Шумщине, в многодетной крестьянской семье Варнавы Головатюка 27 ноября 1894 года родился сын, в Святом Крещении названный Иаковом в честь мученика Иакова Персянина. Мир и согласие, царившие в семье, невольно передавались маленькому Иакову. С раннего детства будущий подвижник, погруженный в хозяйственные заботы, видел благочестие своих родителей, которые и из дома не выходили без молитвы, впитывал в себя все самое доброе и святое.

В 1912 году Иаков Головатюк был призван в царскую армию, где лицом к лицу встретился с жизнью и смертью. Сначала была санчасть в Сибири, в которой молодой солдат исполнял обязанности фельдшера, а затем фронт, передовая, где лучшие друзья погибали в бою, и наконец – плен. Немцы отправили его в Альпы, где Иаков три года работал у фермера. Исполняя всякую работу с великим усердием и христианской покорностью, Иаков заслужил доверие и любовь своего хозяина. Но, тоскуя по родному краю, юноша в 1919 году осуществляет заветное желание своего сердца и совершает побег. С помощью добрых людей переходит границу и возвращается в родное село.

Молитвенная теплота отчего дома согрела душу скитальца. Дни потекли в привычной крестьянской работе. Помогал он и больным, обращавшимся за помощью. Повидав свет, хлебнув горя на фронте и в плену, Иаков глубоко усвоил, что жизнь есть непрестанная битва, в которой диавол борется с Богом, а поле этой битвы, по словам Достоевского, – сердце человеческое. И в этой битве не устоять, если на земле сердечного смирения не посеяны семена благочестия, орошенные слезами покаяния. В 1925 году Иаков Головатюк, избрав тернистый путь спасения, приходит в Почаевскую Лавру. В трудолюбии и смирении исполняет новоначальный инок возлагаемые на него послушания.

В феврале 1931-го года, стоя у гроба почившего настоятеля, Иаков вдруг ощутил всю суетность и скоротечность жизни: "Человек, яко трава, дни его, яко цвет сельный, тако отцветет”.

Пройдя монашеское испытание, 8 июля 1932 года послушник Иаков Головатюк был пострижен в монашество с именем Иосиф. Исполняя различные работы и послушания в Лавре, отец Иосиф лечил больных и особенно прославился как костоправ. К нему везли страждущих со всей округи; поток больных не прекращался ни днем, ни ночью. По благословению наместника Лавры он поселился в маленьком домике у ворот на монастырском кладбище, где вместе с иеромонахом Иринархом прожил около двадцати лет.

Проводя дни и ночи в труде и молитве, отец Иосиф возрастал духом, восходя от силы в силу. Сокрытыми для мира остались его многие тайные подвиги и борения. Постом, бдением смирял свою плоть, умерщвлял подвижник плотские пожелания и страсти, приводя малейшие движения ума и сердца в "руководство духом”. Посвятив жизнь служению Богу и ближним, отец Иосиф стяжал твердую веру и деятельную любовь, получив от Бога дар прозорливости и исцеления.

Он лечил, изгоняя бесов, возвращал слух глухим, зрение – слепым, скорбным приносил отраду и утешение. "Где враг рода человеческого не успевает сам посредством помыслов и привидений, – говорят святые отцы, – там насылает злых людей”. Под конец Великой Отечественной Войны, после отступления немцев, в одну из весенних ночей бандеровцы ворвались в домик к старцу и объявили о расстреле. Отец Иринарх по милости Божией спас тогда его от напрасной смерти, уготованной ему диаволом. Вскоре после этого отца Иосифа переводят обратно в Лавру.

Все так же спешили к нему люди, получая врачевание телесных болезней и тайных недугов души. Исцелялись даже те, чьи болезни были запущены и, по мнению врачей, неизлечимы. Особый дар имел батюшка – изгонять бесов. К нему везли одержимых из самых дальних республик Советского Союза. Демонов старец видел наяву, так что часто, проходя по храму, строго повелевал им выйти из церкви и из людей. Горе, переполнявшее людские сердца, отец Иосиф переживал как свое, сострадая страждущим и снисходя к немощным. Почти все жители Почаева в разные периоды своей жизни – в детстве, юности или старости – обращались к отцу Иосифу.

Целый день проводя на послушаниях и с людьми, старец молился ночью. Отец Иосиф возлюбил смирение и, избегая суетной человеческой славы, всячески старался скрывать свои добродетели. Многие, даже неверующие люди, после встречи с отцом Иосифом глубоко переменяли свои взгляды и прославляли его.

Во времена гонений на Церковь власти планировали превратить Лавру в музей атеизма, а насельникам предлагали покинуть территорию. За всеми верующими, монахами и паломниками был установлен строгий контроль, а затем применены репрессии, высылки, тюрьмы... Но ничто не сломило стойкости монахов, которые переносили все мужественно и спокойно, желая, если нужно, умереть за Лаврские святыни. В храмах монастыря круглосуточно теплилась лампада и возносились молитвы...

Отец Иосиф приходил в храм, где до утра служил акафисты, а с рассветом велел всем петь: "Слава Тебе, показавшему нам свет”, "Пресвятая Дево” и другие песнопения и молитвы.

В одно время своим мужеством и смелостью отстоял отец Иосиф Троицкий собор. Он знал, на что шел, и ожидал от злопамятных богоборцев жестокого отмщения. Через неделю его арестовали и поместили в психиатрическую больницу в Буданове, что в ста километрах от Почаева. Там его постригли и побрили, сорвали крест и ночью раздетого повели в палату буйных душевнобольных... Каждый день вводили ему лекарство, от которого распухало все тело и трескалась кожа. Все, кто знал отца Иосифа, не переставали хлопотать об его освобождении; надеялись и не отступали, просили везде, ездили даже в Москву. Наконец удалось его освободить. После этого поселился он у своего племянника в родной Иловице. Узнав, где находится старец, снова начали съезжаться к нему люди, одержимые разными недугами. Отец Иосиф ежедневно служил водосвятные молебны и исцелял людей. Но враг в лице безбожных местных властей не дремал. Обеспокоенные притоком больных людей в село, они настроили против него родственников.

У отца Иосифа было девятнадцать племянников и племянниц. Как-то один племянник, работавший трактористом, заманил его на свой трактор и увез за село к болотам. А там столкнул с трактора на землю, избил до потери сознания, бросил в воду и уехал. Отец Иосиф восемь часов пролежал в холодной воде, а был декабрь месяц. Его нашли еле живого, он чудом не утонул. Срочно увезли подвижника в Почаевскую Лавру и в ту же ночь постригли в схиму с именем Амфилохий – в честь святителя Иконийского, память которого праздновалась Церковью в тот день. Никто тогда не надеялся, что он доживет до утра. Но Господь поставил отца Иосифа на ноги – он выздоровел. Оставаться в Лавре без прописки было опасно. Приехали родственники и забрали его в Иловицу.

Люди по-прежнему шли и ехали к старцу за исцелением и получали его, о чем имеются многие свидетельства. Слава о чудесах исцелений разносилась повсюду. К отцу Иосифу ехали люди с севера и юга, с востока и запада, из Молдавии и Сахалина. Избегая человеческой славы, он старался скрывать от людей данный ему Божий дар исцеления от душевных и телесных болезней. И сам он часто высказывался: "Ви думаєте, що я святий. Я грішник! А зцілення ви отримуєте по своїх молитвах і по своїй вірі”.

Приезжавшие в Почаевскую Лавру со всей страны обязательно старались посетить и отца Иосифа в его селе. Летом у него ежедневно бывало до пятисот человек, а иногда и больше. Всех он обязательно угощал обедом и ужином: многие исцелялись благословенной трапезой.

Отцу Иосифу открыты были души всех людей, их сердца и намерения, но ради терпения он держал у себя в доме и коварных, и лукавых, и одержимых. Часто садясь за стол, отец Иосиф пел: "Страха их не убоюся, ниже смущуся!”. Во дворе старец ежедневно служил водосвятные молебны и исцелял людей. Как известно, "сей род” (демоны) изгоняются только молитвой и постом, поэтому отец Иосиф некоторых благословлял не вкушать пищу в среду и пятницу. "Якби ви знали, який піст солодкий”, – говорил старец, имея в виду сладость духовную, которой услаждается душа постящегося. В дни строгого поста он велел рано утром, встав с постели, до начала утренней молитвы сразу класть три земных поклона с молитвой "Богородице Дево, радуйся...”, чтобы легко выдерживать пост в этот день. Отец Иосиф исцелял разные недуги, но утверждал, что половина больных исцеляется, а половина уезжает от него не исцеленной – Богу не угодно это, ибо их телесное исцеление будет не на пользу им, а на погибель души.

Очень часто старцу приходилось терпеть неприятности от своих неугомонных посетителей, одержимых бесами. Домашние даже уговаривали его не принимать бесноватых, ибо бесы мстили, на что отец Иосиф отвечал: "Трудно терпіти, але і боятися демонів не треба”.

Говоря его словами, земля во дворе была пропитана слезами молящихся людей, тяжелобольных, жаждущих всей душой исцеления. Он часто повторял, что дети в наши времена рождаются непокорными, гордыми и дерзкими, а потом стают бесноватыми. Смиряя таких детей, заставлял их просить прощения у родителей. Нужно было иметь великую любовь в сердце, чтобы никогда и никому ни в чем не отказывать. Старец Божий имел таковую. Он находил время для каждого. У него было неизменное правило: если привезут кого с переломом, то вызывать его в любое время дня и ночи.

Пожилой послушник Иоанн бывал у отца Иосифа в селе Малая Иловица не один раз и там видел чудеса исцелений. "Без стяжания благодатных даров Духа Святого, я думаю, – рассказывал этот очевидец, – трудно творить такие чудеса исцелений, какие творил этот великий угодник нашей Волынской земли”. Это подтвердит и любой житель Почаева, и те десятки, если не сотни тысяч людей отечества нашего, которых исцелил отец Иосиф. Обладал он и даром провидения, о чем также многие свидетельствуют.

Как-то после утренней молитвы батюшка долго не выходил из келлии к народу. Вдруг вышел и приветствовал всех словами пророка Исаии: "С нами Бог! Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог!”. А потом начал рассуждать о причинах, приведших стольких людей к нему. Главная причина, по словам старца, кроется в духе безбожия, насаждение которого начинается еще в школе. Учеников не пускают в храм, ведут идеологическую проработку, унижая человеческое достоинство. А человек, который не посещает церковь, не исповедуется, не причащается, лишается благодати Духа Святого. Это и приводит к тому, что большинство населения – душевнобольные.

Отец Иосиф советовал молитвой лечить "недуг нынешнего века”. В его доме она совершалась круглосуточно. В молельне на полу, застланном соломой и ряднами (покрывалами), спали больные, одержимые злыми духами. Сонные, они среди ночи бормотали: "проснулся апостол лохматый, опять нас мучит! Уйдем! Уйдем!...”.

Подвижник по ночам плотно завешивал окна черными занавесками: ночью в полной схиме, с зажженным ладаном в руках он творил молитву, которую чувствовали и не терпели злые духи в спящих бесноватых людях. Часто утром рассказывал старец, как всю ночь бесы не давали ему покоя: ехали на подводах, шли легионами во двор с угрозой убить, застрелить, зарезать или отравить.

Приезжали к батюшке и современные молодые юноши, жаловались на душевную тоску, отсутствие сна и аппетита. Старец ставил их посреди двора и велел класть земные поклоны, велел, чтобы так и дома каждый вечер делали, да носили крестики, не выпивали, не курили, ходили в церковь, соблюдали посты, причащались. Тогда, по его словам, "всі нерви вийдутъ” и вернется здоровье. При этом добавлял, что нервы чувствуют боль, но когда болит душа, то это не "нервы расстроены”, а бесы мучают, и надо постом и молитвою бороться с ними.

Имея доброе сердце, отец Иосиф не любил злых людей, ибо зло не свойственно природе человека. Оно возбуждается в человеке не без посредства демонов, потому-то злые люди им и уподобляются.

Старец говорил: "Любой грех опутывает сердце как паутина, а злоба как проволока – попробуй разорви ее. Злые люди убили царя, злые глумятся над православными”. "Великое счастье, что Господь сподобил нас родиться в православной вере и быть православными, а многие народы, к сожалению, не знают православия”, – неоднократно повторял подвижник.

Неодобрительно относился отец Иосиф и к телевизионным передачам, которые "спустошують, обкрадають душу”. После просмотра телепрограмм человеку совершенно не хочется молиться, а если и принудит себя к молитве, то молится только устами, а сердце далеко от Бога. Такая молитва, по мнению старца, только в осуждение.

Свою любовь к людям батюшка даровал всем, поэтому и шли к нему с верой, воспламенялись от него святой благодатью. Духовной любви у него хватало на всех: он любил больных и страждущих, желал им исцеления и старался помочь. На вопрос одной рабы Божией о том, как достичь такой любви, он отвечал, что Бог дает благодать любви за смирение. И еще часто повторял: "Як ти до людей, так і люди до тебе”.

Божия Матерь для отца Иосифа была Небом, он постоянно в своих молитвах обращался к Ней. Иногда во время общего обеда он просил всех прервать обед, встать и пропеть молитву Божией Матери "Под Твою Милость...”.

Уныние и пустота в душе, считал старец, из-за многоглаголания, чревоугодия и любостяжания. Он велел тогда каждый час и день петь "Елицы во Христа креститеся” и "С нами Бог”. Сам он имел красивый баритон, хорошо понимал и любил церковное пение.

Как-то зимой в начале 1970 года отец Иосиф зашел в трапезную и строго спросил, кто принес ему цветы. Попросил не носить больше, ибо не цветы нужны, а молитва. Все удивились. Никто не видел цветов. Потом стала понятна эта притча: подвижник провидел, что на могилу ему будут приносить цветы, но ему приятнее молитва людей, а не украшение гроба.

Что чувствовал отец Иосиф в последние дни своей жизни, какие мысли тревожили его? Домашние часто видели, как преображалось его лицо: глубоко уходил он в себя в молитвенном созерцании. Он знал помыслы окружающих его: добрые и злые. Благодарил за добро, прощал зло. Ополчились против него не только злые духи, но и люди.

Летом 1970 года с батюшкой случались странные приступы: он лежал на лавке в саду как бы в бессознательном состоянии. Пролежав так некоторое время, он вставал совершенно здоровый. Повторились приступы и в октябре. Никто ни о чем не догадался тогда. Позднее стало известно, что отцу Иосифу в очередной раз дана была отрава.

Провидел старец, наверное, замыслы врага и знал его сообщников-исполнителей. Но кто мог представить себе, что может случиться что-то плохое! Несколько раз отец Иосиф собирал своих домашних в трапезной и просил пропеть некоторые молитвы из службы на Успение Божией Матери, а "Апостолы от конец, совокупльшеся зде” просил пропеть трижды. А сам, слушая, закрывал лицо руками и плакал. После с грустью говорил: "А як страшно буде, коли станутъ мерзлу землю на труну (гроб) кидати”...

Через четыре месяца в Лавре отпевали отца Иосифа. Умер он 1-го января, а хоронили его 4 января 1971 года (по новому стилю).

Годы летят, время продолжает свой неудержимый бег. Миновало уже более тридцати лет со дня его кончины, а люди, которые помнят его живого, его голос, любящее сердце и добрые, умные глаза, из уст в уста передают друг другу о чудесах исцелений. Все эти годы день ото дня шли на могилку к подвижнику люди, зажигали свечи или возжигали лампадки, вели тихий разговор, доверяя старцу свои беды и болезни.

Вся жизнь отца Иосифа, в схиме Амфилохия, была самопожертвованным служением во имя любви к Богу и ближнему, ибо любовь – это главный плод духовного подвига христианина и цель монашеской жизни. Она есть закон жизни на небе и на земле и рождается от чистого сердца и непорочной совести. Любовь бессмертна, она идет с человеком за его гробом в вечную жизнь и взаимно связует души живых и умерших людей. Именно такою любовью старец стяжал глубокое уважение к себе.

Верой и милосердием к страждущим он явил для нас благостный пример жизни и оставил неизгладимую память в сердцах верующих людей, для которых был и остается скорым целителем, милостивым помощником и благопоспешным заступником. Он и по смерти лечит, утешает, назидает: люди и теперь ощущают эту любовь. Некоторые даже слышат его голос, зовущий молиться, каяться, исправляться и жить по заповедям Божиим. Народ убежденно верит в его святость. С того времени и по сегодняшний день на месте погребения схиигумена Амфилохия происходили чудеса и исцеления людей. Перед праздником Пасхи 2002 г. были обретены его нетленные мощи.

Решением Священного Синода Украинской Православной Церкви 12 мая 2002 г. н. с. (в Неделю Фомину) схиигумен Амфилохий торжественно канонизирован как преподобный Амфилохий Почаевский. Мощи преподобного Амфилохия открыты для поклонения в храме преподобного Иова Почаевского.

Преподобный отче Амфилохие, моли Бога о нас!

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-amfilohij-pochaevskij-golovatjuk

Исп. Лео́нтия Михайловского (Стасевича), архимандрита (1972)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

10 февраля

20 июня – Собор святых Ивановской митрополии

ЖИТИЕ

Преподобноисповедник Леонтий родился 20 марта 1884 года в посаде Тарноград Белгорайского уезда Люблинской губернии в благочестивой крестьянской семье Фомы и Екатерины Стасевичей и в крещении был наречен Львом. У родителей он был единственным ребенком, и родился, когда отцу было сорок четыре года, а матери тридцать два. Детство Лев провел дома, работая вместе с родителями в крестьянском хозяйстве. Он вспоминал впоследствии, что родительский дом часто посещали странники, которых отец приглашал ночевать. В благодарность за предоставленный приют они пели духовные стихи, повествующие о святых угодниках Божиих, о Святой земле и святых обителях, стихи, которые звали простую душу слушателя к высшему духовному подвигу.

Окончив двухклассное училище и четырехклассную прогимназию в селе Замостье, Лев поступил работать писарем в Тарно-градский суд; в это время ему исполнилось пятнадцать лет. Христианское воспитание, полученное в благочестивой семье, зло мира и страдания людей от этого зла - то, что он увидел, присутствуя на заседаниях суда, - все вместе склонило его к лучшему выбору - служению церковному. Окончив Холмскую Духовную семинарию, Лев Фомич в 1910 году поступил в Яблочинский Онуфриевский монастырь.

История этой обители представляет собой одну из славнейших страниц церковной истории. Это был единственный монастырь в западнорусских землях, который не принял ни католицизма, ни унии. Он сохранил у себя древние святыни, такие как чудотворная икона преподобного Онуфрия Великого. Монастырь издавна славился как миссионерский центр православия. На престольный праздник, память преподобного Онуфрия, в обитель сходилось до двенадцати тысяч человек. Для того, чтобы вместить такое число людей, в 1908 году был построен храм в честь Успения Пресвятой Богородицы, состоящий почти из одного алтаря. Двери храма выходили на большую поляну перед храмом; во время богослужения они открывались, и храмом становилась вся окружающая местность.

В 1912 году настоятель монастыря архимандрит Серафим (Остроумов) постриг послушника Льва в мантию с именем Леонтий, в честь Леонтия, святителя Ростовского, и в том же году он был рукоположен во иеродиакона. В 1913 году иеродиакон Леонтий был рукоположен во иеромонаха и назначен казначеем монастыря, в каковой должности состоял до 1915 года. В монастыре отец Леонтий узнал и полюбил на всю жизнь монастырский устав и истовое богослужение. Для него с юности был высок и совершенен идеал монаха, и в течение всей жизни трудами и терпением он старался достичь его. Впоследствии жизнь его самого стала образцом для иноков.

В 1914 году началась Первая мировая война, Яблочинский монастырь, как находящийся вблизи линии фронта, был эвакуирован в глубь России, и иеромонах Леонтий в 1916 году был определен в Московский Богоявленский монастырь. В том же году он был награжден наперсным крестом. Живя в Москве, он встретил однажды на улице блаженного, и тот сказал ему: «Придет время, тебя поведут по улице и прикладами будут погонять». В 1917 году отец Леонтий поступил в Московскую Духовную академию, но окончить ее не успел ввиду закрытия академии в 1920 году. В том же году он был возведен в сан игумена.

В 1922 году Патриарх Тихон назначил отца Леонтия настоятелем Спасо-Евфимиевского монастыря в городе Суздале. В это время жизнь монастыря, частью от внутренних, а частью от внешних причин, пришла в расстройство. Богослужение должным образом и по уставу не совершалось, все хозяйственные дела были запущены, часть братии сочувствовала обновленцам. Новый наместник попытался направить жизнь монастыря в должное русло, но столкнулся с упорно враждебным отношением к этим попыткам со стороны братии, которая стала поносить его, оскорбительно обзывать и злословить о нем. Некоторые из братии дошли до того, что пытались избить наместника и принудить его таким образом покинуть монастырь. Разрешилось все иным образом - в 1923 году безбожные власти закрыли обитель, приспособив ее помещения под тюрьму. Отец Леонтий был переведен в храм Смоленской иконы Божией Матери, а затем в храм святителя Иоанна Златоуста в Суздале. В приходском храме отец Леонтий восстановил ежедневное уставное богослужение и ежедневную проповедь, чем привлек сердца многих верующих, которые стали приезжать сюда из самых отдаленных мест Владимирской епархии. В 1924 году Патриарх Тихон возвел отца Леонтия в сан архимандрита.

В 1929 году власти предприняли очередную попытку закрыть храмы в России. Были приняты новые законы, еще более ограничивающие права Русской Православной Церкви в безбожном государстве, среди прочего был запрещен и колокольный звон; начались массовые аресты священнослужителей и мирян.

«Основанием» к началу преследования в Суздале духовенства и мирян послужило заявление некоего гражданина Петрова, который, перечислив более двух десятков имен православных священнослужителей и мирян, в том числе и архимандрита Леонтия, написал далее, что просит ОГПУ принять соответствующие меры к указанным лицам, которые при благоприятном моменте могут выступить против советской власти. «Архимандрит Стасевич, - писал доноситель, - раньше был бело-тихоновской группировки, теперь же какой-то особой; бывает у него массовое стечение в церкви народа, в особенности монашек, - и вообще суздальской интеллигенции; своими выступлениями в церкви он подрывает авторитет советской власти. Вообще все духовенство, за исключением священника Знаменской церкви (он... принадлежит к обновленческой группировке), принадлежит к бело-тихоновской группировке. Указанную группу часто приходится видеть всех вместе. Необходимо разоблачение таковой»[1].

2 февраля 1930 года дело было принято к производству, и 3 февраля архимандрит Леонтий был арестован и заключен в тюрьму в городе Владимире. «Звон тогда был запрещен, - рассказывал впоследствии отец Леонтий. - А мне… так захотелось Господа прославить звоном. Залез на колокольню и давай звонить. Долго звонил. Спускаюсь с колокольни, а меня уже встречают с наручниками».

13 февраля следователь допросил священника. Отвечая на вопросы, архимандрит Леонтий сказал: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю и поясняю, что ни в какие антисоветские группировки не входил и о существовании таких группировок не слыхал. Перечисленных мне в постановлении моих сопроцессников знал, но близкого знакомства с ними не вел. Я сторонюсь от всяких знакомств и живу замкнуто. Ориентации в церковных вопросах я придерживаюсь сергиевской»[2].

15 февраля следствие было завершено. Оправдывая преследования духовенства и пытаясь представить борьбу против Православной Церкви законной, сотрудники ОГПУ в обвинительном заключении написали: «В городе Суздале на протяжении ряда лет существовала антисоветская церковная группировка, в которой объединились попы, монашество, бывшие люди и торговцы, для большинства которых Церковь являлась не целью, а крепостью, откуда можно обстреливать советский строй и компартию. На основании этих данных было арестовано и привлечено к ответственности 32 человека служителей религиозного культа и церковников из бывших людей города Суздаля»[3].

2 марта 1930 года тройка ОГПУ приговорила архимандрита Леонтия к трем годам заключения в концлагерь. Заключение он был отправлен отбывать в Коми область. В лагере отец Леонтий работал фельдшером.

По возвращении из заключения отец Леонтий был направлен служить в храм в селе Бородино Гаврилово-Посадского района Ивановской области.

5 ноября 1935 года архимандрит Леонтий снова был арестован и заключен в тюрьму в городе Иванове. На этот раз его обвиняли в том, что он «входил в состав группы активных церковников "ИПЦ”[a] и являлся ее вдохновителем. Поддерживал связи с юродствующим элементом, ардатовским старцем Иоанном и выдавал последних за "прозорливцев” и "святых”; втягивал в религиозную деятельность детей школьного и дошкольного возраста путем раздачи последним разного рода подарков; распространял провокационные слухи о кончине мира, пришествии антихриста и падении советской власти»[4].

Следователь спросил, признает ли себя священник виновным в предъявленных ему обвинениях. Отец Леонтий на это ответил: «Ни по одному пункту предъявленного мне обвинения виновным себя не признаю»[5].

Священника стали вызывать на очные ставки, спрашивая, согласен ли он с показаниями некоторых свидетельниц. Отец Леонтий на это ответил: «Показания свидетельницы о том, что я, раздавая детям мелкие подарки, вовлекал их в религиозную деятельность, не подтверждаю; не подтверждаю и того, что мною якобы давались советы не вступать в колхозы. Не отрицаю того факта, что я раздавал детям подарки, заключавшиеся в перьях, карандашах и деньгах на приобретение учебников, но исключительно с той целью, чтобы отвлечь внимание детей от хулиганских действий и только. Каких-либо других целей я не преследовал»[6].

Были вызваны другие свидетели, после их показаний следователь, получив дополнительные сведения, вновь допросил архимандрита Леонтия:

- Следствию известно, что семилетняя дочь колхозника, благодаря вашему влиянию, обращалась к вам с просьбой, чтобы вы совершили над ней крещение. Подтверждаете это?

- О том, что семилетняя дочь колхозника, якобы благодаря моему влиянию, обращалась ко мне с просьбой, чтобы я крестил ее, не подтверждаю. Сам же факт просьбы, чтобы я крестил ее, не отрицаю. Действительно, этот случай имел место.

- Расскажите, кому персонально из детей вы раздавали мелкие подарки?

- О том, что мной детям школьникам и дошкольникам раздавались мелкие подарки, как я уже показал, - это имело место, но сказать, кому персонально раздавались подарки, - этого я сказать не могу, не помню.

15 февраля 1936 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило архимандрита Леонтия к трем годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. 22 февраля отец Леонтий с очередным этапом был отправлен в лагерь в Караганду.

В легкие для него периоды времени в заключении отец Леонтий работал фельдшером, в тяжелые - на общих работах. О жизни в заключении отец Леонтий рассказывал впоследствии: «Часто нам не давали по целым ночам спать. Только ляжешь - кричат: "Подъем! На улицу строиться!” А на улице холодно и дождь. И начинают мучить: "Лечь! Встать! Лечь! Встать!” А падаешь прямо в лужу, в грязь. Затем скомандуют отбой, придешь в барак, только начнешь согреваться, а они уже опять кричат: "Подъем! Строиться!” И так идет до утра. А утром надо идти на тяжелую работу».

Однажды в пасхальную ночь охранники лагеря потребовали от отца Леонтия, чтобы он отрекся от Бога. Но он отказался это сделать. Тогда его опустили на веревке в выгребную яму. Затем подняли и спросили:

- Отрекаешься?

- Христос воскресе! - ответил исповедник.

Они вновь опустили его в яму и снова подняли, а он в ответ им сказал:

- Христос воскресе, ребята!

Изрядно поиздевавшись над священником, его отпустили, так и не сумев добиться слов отречения.

Все тюремные скорби отец Леонтий переносил со смирением и кротостью и о том времени говорил: «Я в раю был, а не в тюрьме».

Когда отцу Леонтию жаловались на скорби, он говорил: «Это еще не страдание. А вот то, как мы, бывало, в тюрьме откушаем, а нас выведут, поставят в ряд и говорят: "Сейчас будем расстреливать!” Прицелятся, попугают, а потом опять в барак гонят».

В 1938 году закончился срок заключения, и отец Леонтий вернулся в Суздаль. Жил он то в Суздале, то в селах и небольших городках у своих духовных детей, совершая в их домах богослужения. К этому времени большинство храмов было закрыто, служить стало негде, почти все священники были арестованы. В 1944 году советское правительство из тактических соображений внешне изменило свое отношение к Церкви, не изменив его по существу. Оголтелая, безбожная пропаганда затихла, но власти, как и прежде, собирали сведения для ареста священнослужителей, собирались такие сведения и об архимандрите Леонтии.

Был допрошен один из священников, живший неподалеку от Гаврилова Посада. Он показал, что архимандрит Леонтий обвинял современное священство в том, что оно работает не для укрепления православной веры и Церкви, а в угоду большевикам, и что он, как истинный пастырь, никогда этого делать не будет, какая бы ему опасность ни угрожала. «Архимандрит Леонтий говорил, что современное духовенство - шпионы и агенты НКВД, волки в овечьей шкуре. В 1943 году на праздник Троицы архимандрит Леонтий, разговаривая с церковницей относительно открытия храмов, сказал: "Прежде чем говорить об открытии церквей вновь, надо товарищам коммунистам вывезти из церквей навоз; только благодаря коммунистам произошло такое осквернение храмов. Сейчас они под давлением союзников хотят исправить и сгладить свою ошибку, но все равно это не надолго. Большевики будут допускать некоторое послабление до тех пор, пока им это выгодно, а потом опять нажмут”»[7].

В июне 1947 года епископ Ивановский и Кинешемский Михаил (Постников) назначил архимандрита Леонтия настоятелем храма Живоначальной Троицы в селе Воронцово Пучежского района. Спустя некоторое время отец Леонтий был назначен благочинным храмов Пучежского района, которых было тогда на весь район четыре. В это время власти несколько изменили форму преследований Русской Православной Церкви, и если раньше храмы повсеместно закрывались, а духовенство арестовывалось, то теперь, хотя храмы по-прежнему закрывались и духовенство арестовывалось, большее значение стало придаваться, как это уже было в двадцатых годах, экономическому давлению, когда приходы облагались заведомо неуплатными налогами, превышающими доходы храма. Кроме того, власти стали требовать, чтобы храмы и священники в обязательном порядке подписывались на государственные займы.

Описывая экономическое положение дел прихода в письме к епископу Ивановскому и Кинешемскому Венедикту (Полякову), архимандрит Леонтий сообщал, что в результате поездок в Пучежский райфинотдел ему удалось выяснить, каким образом насчитывались такие налоги: к положенным 65% налога райфинотдел добавлял суммы за аренду священниками квартиры или дома и отдельно за то, что они этими квартирами пользуются.

Несмотря на жесткое давление властей, приходская жизнь в Воронцове постепенно налаживалась, был отремонтирован храм, вокруг которого стал складываться крепкий приход, собравший многих ревнителей благочестия, так как это был единственный в области храм, где совершалось ежедневное богослужение. Кроме того, отец Леонтий совершал в Троицком храме службу по монастырскому уставу. Для людей, еще помнящих, как служили в некоторых монастырях до революции, истосковавшихся по монастырскому богослужению, она стала большим утешением. Властям, однако, не понравилось оживление церковной и духовной жизни в селе, и они приняли решение об аресте священника. Отец Леонтий почувствовал, что снова близятся узы, и за три дня до ареста стал раздавать духовным детям и прихожанам имущество, включая келейные иконы, раздавать и рассылать переводами деньги.

Архимандрит Леонтий был арестован 2 мая 1950 года в 11 часов утра после литургии и вечером допрошен. На допросах он показал редкостное мужество и благородство. Благодаря смирению и кротости, дарованным ему Господом ради исповеднического подвига и пастырской ревности, а также и тому опыту, который он приобрел в юности, работая писарем в суде, он держался непоколебимо и твердо, без внутреннего смущения и растерянности, которые переживал больше следователь, чем исповедник.

После очередного допроса 4 мая архимандрит Леонтий был доставлен во внутреннюю тюрьму МГБ в Иваново, и с этого времени допросы продолжались почти без перерыва в течение трех месяцев. Во время обыска в доме священника в Воронцове сотрудники МГБ нашли семь церковных книг, и среди них Библию, Часослов, Канонник, а также тридцать листов переписки. По детальном рассмотрении, ни в книгах, ни в переписке не нашлось ничего преступного, но, чтобы не отдавать книг арестованному священнику, все было сожжено. В тех же числах были арестованы три наиболее близкие к отцу Леонтию духовные дочери: Ольга Кряжева, Екатерина Романова и Агриппина Дмитриева.

- Вы арестованы за антисоветскую деятельность, - объявил священнику следователь. - Расскажите об этом.

- Антисоветской деятельностью я не занимался и показать об этом ничего не могу.

- Неправда. Следствием доказано, что вы, находясь на свободе, группировали вокруг себя антисоветски настроенных лиц из числа церковников и проводили антисоветскую агитацию.

- Я не проводил антисоветской агитации и в этом не могу признать себя виновным. Среди моих знакомых нет антисоветски настроенных лиц, а поэтому не может быть и речи о группировке. Сам я никогда не имел антисоветских взглядов.

- Следствием допрошен ряд свидетелей, которые приводят конкретные факты ваших антисоветских выпадов.

- Я еще раз заявляю, что не имел антисоветских настроений, а поэтому и не мог заниматься антисоветской деятельностью. Если свидетели показали, что я допускал враждебные выпады против советской власти, то они просто-напросто оклеветали меня. Ни с кем из своих знакомых я не разговаривал на политические темы.

Допрос был закончен глубокой ночью, и на следующее утро отец Леонтий был снова допрошен.

- До сих пор вы не дали следствию правдивых показаний о своей преступной деятельности. Сейчас вы намерены изменить свое поведение и на следствии говорить правду?

- Я не изменю своих показаний на следствии, так как в действительности я не совершал преступлений против существующего политического строя в СССР.

- Лжете! Следствию известно, что вы даже в своих проповедях при богослужениях наряду с религиозными поучениями распространяли провокационные антисоветские измышления.

- Во время богослужения, а также и в разговорах с верующими я никаких провокационных антисоветских слухов не распространял и в этом не виновен.

- Что вы говорили о так называемом «страшном суде» и «кончине мира»?

- О Страшном Суде я читал Евангелие, но сам это место из Писания не истолковывал.

- Неправда! Свидетель Павловский на допросе 21 апреля показал, что вы, извращая Священное Писание и истолковывая его в антисоветском духе, распространяли провокационные измышления о наступающем якобы времени «страшного суда» и гибели советской власти.

- Никогда я не распространял подобных антисоветских измышлений и не извращал Священное Писание в антисоветском направлении. Если действительно об этом показал Павловский, то он оклеветал меня.

- Чем же вы можете обосновать свое заявление, что Павловский вас оклеветал?

- Только предположением, что он намерен занять мое место для службы в церкви.

- Это только ваше предположение, причем ничем не обоснованное. К тому же на допросе 8 мая вы показали, что с Павловским находитесь в хороших взаимоотношениях и не замечали с его стороны неприязненного отношения к вам. Почему же сейчас вы пытаетесь утверждать, что он оклеветал вас?

- Я и сейчас подтверждаю, что со стороны Павловского не замечал зла по отношению ко мне. Наши взаимоотношения были хорошими. Это предположение, которое я высказал, возникло у меня только после того, как я познакомился с его показаниями, которые являются ложными.

16 мая следователь ознакомил отца Леонтия с постановлением о предъявлении ему обвинения, в котором было написано, что священник «изобличается в том, что, будучи враждебно настроен к существующему в СССР политическому строю, прикрываясь службой в церкви, группировал вокруг себя антисоветски настроенных лиц из числа церковников, проводил антисоветскую агитацию»[8].

- Сейчас вы ознакомились с постановлением о привлечении вас к уголовной ответственности. Понятна ли вам сущность обвинения?

- Содержание обвинения мне понятно.

- Признаете ли вы себя виновным в предъявленном обвинении?

- В предъявленном обвинении я не признаю себя виновным. Я никогда не был враждебно настроен к советской власти, не занимался антисоветской деятельностью. Я считаю, что в церкви я служил честно, не группировал вокруг себя антисоветски настроенных лиц и даже не встречал таких людей среди своих знакомых верующих.

- Вам было известно, что в церковной сторожке систематически собирались ваши поклонники?

- Мне было известно, что иногда, и особенно в зимнее время, в церковной сторожке оставались на ночлег верующие, которые приходили на богослужения из отдаленных населенных пунктов.

- Вам было известно, что Кряжева систематически среди этих лиц проводила антисоветскую агитацию?

- Нет, этого мне не было известно.

- Скажите, в каких личных взаимоотношениях вы находитесь с Кряжевой?

- Кряжеву я считаю истинно верующей, она у меня поет на клиросе, за что я помогаю ей материально.

- Какие меры вами принимались для обработки в религиозном направлении тех, кто не посещает церковь или посещает ее не регулярно?

- Вне церкви я никакой работы не проводил. Правда, в своих проповедях во время богослужения я призывал посещающих церковь беззаветно верить в Бога, исполнять заповеди, регулярно посещать храм. Службы я совершал полностью, так как я служил раньше в монастыре.

- С какой же целью при богослужениях вы высказываете провокационные антисоветские измышления?

- Никаких провокационных измышлений я не допускал. Я лишь призывал верующих готовить себя к загробной жизни, чтобы избегали грехов и исполняли заповеди Божии.

На следующем допросе следователь поднял новую тему, считая, что собрал достаточно показаний свидетелей, чтобы обвинить священника в нарушении советских законов, хотя и знал, что эти свидетельства являются результатом обмана им людей, не искушенных в лукавстве.

- Вы знакомы с сыном Кряжевой Виталием?

- Да, Виталия я знаю.

- Когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

- Виталия я встречал только один раз. Летом 1948 года он приходил вместе с матерью в церковь. В помещении церкви его мать подвела Виталия ко мне и познакомила.

- О чем вы с ним разговаривали при этой встрече?

- Я сейчас не помню, о чем мы разговаривали с Виталием, но тогда я узнал, что он является студентом высшего учебного заведения. Разговаривали мы с ним не более пяти минут после окончания богослужения.

- Вы исповедовали Виталия Кряжева?

- Нет, я его не исповедовал. Он приходил в церковь просто поинтересоваться, а не с целью принять участие в богослужении.

- Ольга Кряжева на следствии показала, что ее сын принимал участие в богослужении и исповедовался у вас. Кроме того, из ее показаний известно, что вы с ним длительное время беседовали, уединившись в церковной ограде. Зачем вы это скрываете?

- Это неправда. Виталий не исповедовался, и я с ним не беседовал длительного времени. Наш разговор с ним протекал на протяжении не более пяти минут. Я не уединялся с Виталием в церковной ограде.

- Вам оглашаются показания Виталия Кряжева, где он рассказал о содержании вашего разговора с ним. Вы пытались склонить его к религии! После этого вы намерены говорить правду?

- Он также показал неправду. Я не пытался его склонить к вере и по вопросам религии с ним не разговаривал.

- Чем же вы можете обосновать свое утверждение, что Ольга Кряжева и Виталий Кряжев дали ложные показания?

- Это свое заявление я ничем не могу обосновать и не могу объяснить, почему Кряжевы дали на меня ложные показания.

- Проживая в селе Воронцове, с детьми школьного возраста вы общались?

- Некоторые из верующих приводили своих детей в церковь, и мне случалось причащать их. При этом я поучал их быть вежливыми со старшими, хорошо учиться, слушаться родителей.

- Верующие по вашему требованию водили детей в церковь?

- Я не требовал, чтобы верующие водили своих детей в церковь.

- Следствию известно, что вы сами привлекали школьников на свою сторону путем различных подарков. Расскажите об этом.

- Я не привлекал детей на свою сторону и никогда не вмешивался в дела школы.

- Вам приходилось крестить взрослых детей?

- Мне приходилось крестить взрослых детей примерно в возрасте до двенадцати лет, меня просили об этом верующие, и я не отказывал.

- Следовательно, верующие стали крестить взрослых детей в результате вашей широкой религиозной пропаганды?

- Я не требовал от верующих крестить своих детей. Я занимаюсь лишь богослужением в церкви и не имел цели обрабатывать в религиозном духе тех, кто не желает посещать церковь.

- Вам уже известно, что ваша преступная деятельность следствием вполне доказана. Намерены ли вы вести себя честно на следствии?

- Я не занимался преступной деятельностью, а поэтому не могу изменить своих показаний на следствии.

- Но вам приводились свидетельские показания, которыми вы изобличаетесь в проводимой антисоветской деятельности. Эти показания вы не можете ничем опровергнуть и только голословно отрицаете свои преступные действия. Вам еще раз предлагается отвечать правду на поставленные вопросы.

- Я уже говорил, что свидетели дали на меня вымышленные показания.

- На прошлых допросах вы скрыли ряд своих последователей, с которыми поддерживали близкие связи. Назовите их.

- Близких связей я не поддерживал ни с кем.

- А материальную помощь вы оказывали Дмитриевым?

- Нет, я не помогал им в материальном отношении.

- Вам предъявляется официальный документ, свидетельствующий о том, что за 1948–1949 годы вами выслано в адрес Дмитриевых семь денежных переводов на сумму тысяча тридцать рублей. Теперь вы намерены говорить правду?

- Я действительно пытался скрыть от следствия, что систематически оказывал материальную помощь сестрам Агриппине и Евдокии Дмитриевым, им я почти регулярно высылал денежные переводы в порядке материальной помощи.

- С какой же целью вы пытались скрыть свои связи с Дмитриевыми?

- Это является моей духовной тайной.

- Что это за духовная тайна? Отвечайте по существу, почему вы пытались скрыть свои связи с Дмитриевыми?

- На этот вопрос я отвечать не намерен, так как уже показал, что это моя духовная тайна, о которой я говорить не считаю нужным по своим религиозным убеждениям.

- Вы просто уклоняетесь от прямого ответа, потому что ваша так называемая «духовная тайна», которой вы прикрываетесь, состоит в том, что вы занимаетесь антисоветской деятельностью. Почему вы избегаете прямо заявить об этом?

- Я уже показывал ранее, что антисоветской деятельностью я не занимаюсь.

- На прошлом допросе вы показали, что являетесь сторонником так называемой истинно православной веры. В чем заключается сущность этой веры?

- Я считаю истинно православным верующим того, кто не отступает от Божьего Писания, беззаветно предан вере и не искажает церковного богослужения. К этому числу отношусь и я. Лично я всеми силами стараюсь исполнять богослужение полностью, как оно совершалось, например, в дореволюционных монастырях. Служба в церкви должна быть ежедневной, и этого я строго придерживался. Я считаю, что священник должен быть прежде всего монахом, полностью отдавшимся вере, а поэтому я вел монашеский образ жизни. Тех священников, которые проводят богослужение не ежедневно, сокращают его, предаются мирским соблазнам, я считаю отступившими от православной веры.

- Следовательно, вы и группировали вокруг себя лиц из числа поклонников этого направления?

- Я не группировал вокруг себя никого из верующих, но поддерживал близкие знакомства с последователями истинно православной веры.

- Каким образом вы проповедовали это направление в религии?

- Я не задавался целью проповедовать это направление. Я лишь сам старался придерживаться истинно православной веры, и это заключалось в том, что я аккуратно и ежедневно совершал богослужение, не сокращал его и призывал прихожан беззаветно верить в Бога.

- Как вы относитесь к тем священникам действующих церквей, которые, как вы показали, «отступают от веры»?

- Лично я не имел никаких претензий к таким священникам, поскольку считаю, что они сами должны следить за сохранением в чистоте веры.

- На прошлом допросе вы показали, что круг ваших близких знакомых состоит из последователей так называемой «истинно православной церкви». Что вас сближало с этими лицами?

- Нас сближали прежде всего религиозные убеждения.

- Наряду с религиозными убеждениями вас сближали и политические взгляды?

- Нет. Политическими взглядами этих лиц я не интересовался. Я знал только одно, что они настроены к советской власти положительно.

- Тогда почему же вы скрывали свои связи с Романовой и Дмитриевой и, находясь на свободе, всячески маскировались, поддерживая связь с ними?

- На этот вопрос я не могу ответить.

- Но вы считаете, что политика советского правительства якобы направлена на уничтожение религии, которую вы стремитесь «держать в чистоте». В таком случае как же вы можете утверждать, что лояльно относитесь к советской власти?

- На этот вопрос я могу ответить тем же ответом, - что никогда не был настроен антисоветски.

- С какой целью вы принимали в своей келье детей и раздавали им подарки?

- Дети бывали в моей келье, и я иногда давал им деньги, но не с целью привлечь их на свою сторону и склонить к религии.

Следователь, видя, что, несмотря на все его ухищрения, ему не удается склонить к самооговору священника, стал допрашивать заключенных, находившихся в одной камере с архимандритом Леонтием. И после этого снова вызвал на допрос священника.

- Будучи арестованным и находясь в камере, вы не стеснялись высказывать свои антисоветские настроения. Что же вы делали на свободе?

- На свободе я занимался богослужением, а будучи арестованным, я не разговаривал ни с кем на политические темы.

- В разговорах со своими сокамерниками вы излагали свои религиозные взгляды?

- В разговорах со своими сокамерниками я рассказывал, что служил священником, старался хранить православную веру в чистоте и поучал своих прихожан исполнять все православные обычаи.

- А вы рассказывали о том, что занимались обработкой молодежи и детей в религиозном направлении?

- Я этого не рассказывал, и этого не было в действительности. Я никого не склонял к вере из молодежи или детей.

- Вы же об этом сами рассказывали в камере. Вам зачитывается часть показаний одного из свидетелей, с которым вы долгое время содержались в одной камере и которому рассказывали о своих преступных действиях.

- Эти показания неправдивы. В камере я не рассказывал, что привлекал школьников к церкви, так как этого не было в действительности.

- Этот же свидетель показывает, что в разговоре с ним в камере вы высказывали враждебные взгляды на советскую действительность. Говорите правду!

- Никаких антисоветских настроений, будучи в камере, я не высказывал.

- Вы показываете, что не высказывали в камере антисоветских взглядов, но это подтверждается показаниями другого свидетеля. Сейчас вам ясно, что ваши запирательства нецелесообразны?

- Я еще раз заявляю, что никаких антисоветских настроений не высказывал, находясь в камере тюрьмы. Свидетели меня оклеветали. Их показания я не могу признать, так как они неправдивы.

- Чем же вы объясните, что оба свидетеля показывают об одном и том же факте вашего антисоветского выпада?

- На этот вопрос я ответить не могу.

- Ранее вы показывали, что являетесь сторонником так называемой «истинно православной церкви». Расскажите более подробно, что из себя представляет это религиозное направление и чем оно отличается от позиций действующей современной церкви?

- У меня, как истинно православного священника, нет принципиальных разногласий с духовенством современных действующих церквей. Как я уже показывал ранее, я не согласен только с тем, что большинство современных священников отступают от православия. Современные священники непристойно ведут себя в миру, поддаются мирским соблазнам, грешат, а подчас в миру скрывают, что они священники, и не носят в миру духовного одеяния. Богослужение такие священники совершают не ежедневно, а подчас только один-два раза в неделю или по праздникам. Церковные службы сокращают. Все это я считаю отступлением от веры и большим грехом для любого священнослужителя. Я же, как истинно православный священник, веду монашеский образ жизни, служу только Богу и веру стараюсь сохранить в чистоте. Службу в своей церкви я совершаю ежедневно... Служу по старому монастырскому уставу, церковные службы не сокращаю. Как истинно православный священник, я считаю первым своим долгом призывать своих прихожан к сохранению веры в чистоте и избежанию грехов. Это я делал с помощью проповедей и личных поучений.

- Вы оппозиционно держитесь к действующей церкви только потому, что она лояльно относится к существующему в СССР политическому строю!

- Я уже показывал, что я к советской власти отношусь лояльно, а поэтому мои противоречия с современными священниками возникают не по этой причине. Они происходят только на почве духовных вопросов. Я выше показал, что некоторые священники извращают религиозные верования, попадая под влияние коммунистических идей и вообще под влияние современного уклада жизни. Я считаю, что священник должен быть самостоятелен, служить Богу.

- Что вы понимаете под самостоятельностью?

- Священник не должен подпадать под влияние неверующих лиц и богохулия. Одновременно священник не должен враждебно относиться к власти, какая бы она ни была, - я так считаю.

- Что вы называете «влиянием коммунистических идей», как вы выразились?

- Известно, что коммунисты не признают религию, в своих практических действиях исходят из материалистических позиций. Убеждения священнослужителя должны быть противоположны в этом отношении. Поэтому я считаю, что, если коммунист попадет под влияние религии, он уже не будет настоящим коммунистом, и тем более если священник попадет под влияние коммунистов, под влияние материалистических убеждений, он уже не будет священнослужителем. Несмотря на это, я к коммунистам отношусь не враждебно, но только осознаю, что у нас разные пути, разные убеждения и ничего общего нет.

- С какой целью вы группировали вокруг себя антисоветски настроенных лиц?

- Я не группировал антисоветски настроенных лиц. Я просто имел близких знакомых из числа последователей истинно православной церкви, которых считал своими духовными дочерьми. Это люди беззаветно верующие, почитающие религию, только это и является причиной нашего сближения. Никто из них не занимался антисоветской деятельностью, и я их не поучаю этому.

- Но почему вы, находясь на свободе, маскировались, поддерживая с ними связь, и, будучи арестованным, долгое время скрывали это, признались только после того, как были уличены неопровержимыми документами?

- Это была моя духовная тайна.

- Вы заявили, что никто из ваших так называемых «духовных дочерей» не занимался антисоветской деятельностью. Все они признались, что проводили антисоветскую агитацию. Объясните, почему же все ваши последователи настроены враждебно к существующему в СССР политическому строю?

- Я не ручаюсь за их политические взгляды, но и не ожидал, что они настроены антисоветски, и тем более проводили антисоветскую агитацию.

- Вам хорошо было известно, что все эти лица, так же как и вы, враждебно относятся к существующему в СССР политическому строю.

- Лично я не имею антисоветских настроений, а за своих последователей я не ручаюсь. Если они признались, значит, они считают себя виновными перед советской властью, а я не совершал преступлений и не могу себя признать в этом виновным.

- Вы не ответили на вопрос. Было ли вам известно об антисоветской деятельности ваших последователей?

- Я уже говорил, что не знал, что они распространяют антисоветские настроения.

1 августа 1950 года следователь провел очную ставку между архимандритом Леонтием и арестованной его духовной дочерью Ольгой Кряжевой.

- Расскажите сейчас в присутствии Стасевича, что вам известно о его образе жизни и занятиях, - потребовал следователь.

- Стасевич с 1947 года служит священником воронцовской церкви, где я и познакомилась с ним. Стасевич живет в келье при церкви, которую он оборудовал для себя, ведет монашеский образ жизни. Церковную службу Стасевич ведет аккуратно и ежедневно. Его служба отличается от службы в других церквях тем, что он ее не сокращает. Кроме того, после каждого богослужения говорит проповеди.

- Что из себя представляли проповеди Стасевича?

- В своих проповедях Стасевич всегда призывал верующих к спасению души, требовал, чтобы прихожане исполняли все религиозные обычаи. Требовал, чтобы некрещеные окрестились, невенчанные - обвенчались. Настаивая на этом, Стасевич говорил, что якобы скоро будет кончина мира и Страшный Суд, что Священное Писание сбывается, а поэтому надо готовить себя к этому.

- Вы подтверждаете показания Кряжевой?

- Кряжева правильно показала только то, что я веду монашеский образ жизни, ежедневно совершаю богослужение, церковные службы не сокращаю... Уставному богослужению и исполнению всех религиозных правил меня обязывают мои духовно-религиозные убеждения как истинно православного священника. Я не могу извратить веру или встать на неправильный путь, отступить от Православной Церкви. То, что я будто бы в своих проповедях распространял провокационные антисоветские измышления, это неправда. В своих проповедях я призывал верующих беззаветно верить в Бога, хранить веру в чистоте, избегать грехов и готовить себя к загробной жизни.

- Расскажите, Кряжева, о встрече вашего сына Виталия со Стасевичем.

- Летом 1948 года я склонила своего сына посетить в церкви отца Леонтия. До начала службы я познакомила своего сына Виталия с отцом Леонтием, который с ним уединился и около часа беседовал в церковной ограде. В этот раз Виталий исповедовался у отца Леонтия и причащался. Я склонила своего сына к посещению церкви, исполняя наставления Стасевича, которые он делал в своих проповедях, требуя прививать веру в Бога своим детям.

- Вы подтверждаете показания Кряжевой?

- Я не помню этого случая. Возможно, я и разговаривал с ее сыном в ограде. Исповедовал ли я Виталия, также не помню. Я не могу отрицать показания Кряжевой по этому вопросу и думаю, что они правдивы. Подтвердить их я также не могу, так как этих фактов не помню.

17 августа 1950 года следствие было закончено, и управление МГБ по Ивановской области потребовало для всех обвиняемых десять лет заключения в исправительно-трудовых лагерях. В тот же день следователь выписал постановление о направлении в лагерь, в котором он, в частности, написал: «Учитывая характер совершенного преступления, Стасевича Льва Фомича (он же архимандрит отец Леонтий) после осуждения направить для отбытия меры наказания в особые лагеря МВД СССР»[9].

25 октября 1950 года архимандрит Леонтий был приговорен к десяти годам заключения и отправлен в исправительно-трудовой лагерь в город Братск Иркутской области.

В середине пятидесятых годов, в связи со смертью Сталина и выпущенным после этого указом об амнистии, стали действовать комиссии по пересмотру дел осужденных по политическим статьям. 28 марта 1955 года такая комиссия приняла решение снизить меру наказания архимандриту Леонтию до пяти лет, а так как он этот срок уже отбыл, то «из-под стражи освободить и считать не имеющим судимости по настоящему делу»[10].

30 апреля 1955 года архимандрит Леонтий был освобожден из лагеря. Священнику исполнился семьдесят один год. Главным его желанием было вернуться к служению в храме. Архимандрит Леонтий хотел служить в Воронцове, но это оказалось невозможным, так как настоятель храма встретил его недоброжелательно и пригрозил: если тот будет настаивать на своем желании служить здесь, он устроит ему еще один арест.

Архимандрит Леонтий уехал в Иваново и через месяц, 20 июля 1955 года, архиепископ Ивановский и Кинешемский Венедикт назначил его настоятелем храма Михаила Архангела в село Михайловское Середского[b] района. В то время за малым числом храмов церковь в селе Михайловском окормляла верующих районного города с общим числом жителей тридцать тысяч человек, а также верующих двадцати четырех сел. Получив от архиерея назначение, отец Леонтий сразу же отправился в Михайловское, но служивший здесь священник не пустил его в дом, где жил сам, и архимандриту пришлось поселиться в холодной, без печи избе. Он терпел это со смирением и кротостью, и если спрашивали об обстоятельствах его жизни, то говорил, что живет в раю, - такое в нем было смирение, благодарение, осознание своего вящего недостоинства; всё получаемое от Господа он принимал как великое благо, в чем бы оно ни выражалось: были ли это скорби или радости, безразлично.

В Михайловском отец Леонтий нес все тогдашние трудности пастырского служения: приход был большой, села и город располагались в расстоянии до десяти километров, и ему приходилось их обходить пешком. В храме он служил ежедневно, а в промежутках между службами посещал с требами многочисленных прихожан - соборовал, исповедовал и причащал. Прихожане вскоре полюбили подвижника. Гонение на Церковь в то время еще продолжалось, и, как часто бывает, гонители пользовались, как орудием для разрушения мира церковного, страстями самих же людей. Некоторые стали жаловаться уполномоченному по делам Русской Православной Церкви и в епархиальное управление, что отец Леонтий приходит в город и принимает заказы на исполнение треб и в тот же день их исполняет, а между тем должен бы зайти сначала в храм и зарегистрировать заказ и уже на следующий день его исполнять. Пришлось отцу Леонтию принимать заказы в городе, затем идти пешком оформлять их в Михайловское, а затем в тот же день снова идти в город для исполнения. Для отца Леонтия в его возрасте такие путешествия превращались в подвиг. Но у него хватало времени и сил, дарованных ему от Господа на все, и он не только успевал исполнять пастырские свои обязанности, но и добился разрешения у властей на ремонт храма, что было в то время непросто, а затем и отремонтировал его.

Некоторых раздражала требовательность священника в вопросах благочестия и бескомпромиссность в вопросах веры, и они стали посылать архиерею анонимные письма с жалобами на него. Отец Леонтий 13 марта 1960 года писал по этому поводу в объяснительной записке: «Треб очень много. Помогите. Ох, как меня ругают, анонимные письма сыплются. Слава Богу за все! Остаюсь очень благодарным за все. А может, кто хочет на курорт, то его к нам. У нас все готово - работы хватит».

В конце пятидесятых годов в село Михайловское был назначен священник, который возымел желание стать настоятелем и поэтому отнесся к отцу Леонтию крайне недоброжелательно, так что число анонимных писем сразу же резко увеличилось. В 1960 году анонимные письма в епархиальное управление с клеветническими доносами на старца стали поступать ежемесячно. Однажды пришло письмо с указанием фамилий и адресов его подателей, но когда их проверили, оказалось, что такие люди по этим адресам не живут. На каждый анонимный донос архимандриту Леонтию приходилось писать объяснение. 30 января 1960 года отец Леонтий писал в объяснении: «Слава Господу Богу! Жил и живу с собратьями в мире, всем и всеми доволен. Господь им судья! Жалоба не отвечает истине. Я не сержусь ни на кого».

В это время его недоброжелатели стали распространять слухи, что отца Леонтия вскоре освободят от должности настоятеля и переведут на другой приход. 10 февраля 1960 года обеспокоенные прихожане направили правящему архиерею письмо, в котором писали: «Наш город был до отца Леонтия, как при Лоте, весь развращен. А теперь по его святой молитве многих Господь обратил на путь истинный. Спаси его Господи, нашего дорогого батюшку, отца Леонтия, как истинного служителя, - никуда его не отпустим. Весь город живет по его святым молитвам. И если у нас его возьмут, тогда мы осиротеем, как овцы, которые остались без пастыря и разбрелись в разные стороны. Просим Вас, дорогой наш отец, Преосвященнейший Владыка, не оставлять нас сиротами; оставьте нам отца Леонтия до самой его смерти».

В 1960 году архимандрит Леонтий был награжден правом служения Божественной литургии с открытыми царскими вратами до Херувимской песни. Однако гонения и скорби не прекращались. Летом 1962 года два священника, служившие с отцом Леонтием, в корыстных целях оклеветали его, обвинив в небрежном отношении к святыне. Архиепископ Ивановский и Кинешемский Иларион (Прохоров), бывший родственником одному из этих священников, не разобравшись в существе дела, запретил архимандрита Леонтия на месяц в священнослужении. Для отца Леонтия, служившего в течение многих лет ежедневно, это стало большой скорбью. «Плачу и рыдаю, - говорил он. - Шило в мешке не утаится, все выйдет наружу, все улетят».

По истечении месяца, когда пришло время приступать к совершению богослужения, архиепископ назначил отца Леонтия в один из дальних и глухих в то время приходов - в Свято-Введенский храм в село Елховку Тейковского района. В Елховке он прослужил год.

Ко времени служения здесь относится случай исцеления одержимой женщины. «Духовно я тогда была неграмотная, - рассказывала она, - не обратилась за советом ни к кому и послушала врага. Шла я один раз на работу и упала нарочно - притворилась, будто я ушибла очень голову и сделалась малоумной. Меня подняли и увезли в больницу - сначала в общую, а поскольку я нарочно стала говорить не дело, то меня отвезли в психиатрическую больницу. Там я пролежала полтора месяца. Меня выписали и поставили на учет. Мысли меня не покидали - с чего же мне начать подвиг юродства? В то время жила у нас по соседству верующая - Александра. Она знала отца Леонтия как великого прозорливого старца. Она к нам ходила часто и видела, что со мною творится что-то неладное. И позвала она меня поехать к отцу Леонтию, в село Елховку. Приехали к нему... Поклонилась я ему до земли и взяла у него благословение. Посмотрел он на меня и сказал: "Ишь как кланяется, как монахиня”. И сбылись его слова - я сейчас монахиня. А Александра, которая привезла меня, и говорит ему: "Отец Леонтий, вот с ней что-то неладно”. А мне тогда было лет двадцать восемь. Он сказал: "Приходите завтра в церковь. Помолимся”. На другой день встали утром рано и пошли в церковь. Церковь была небольшая, уютная. Только очень было холодно. Во время литургии я стояла напротив царских врат, и когда читали Апостол, я почувствовала взгляд отца Леонтия на себе. Видно, он просил Господа обо мне. И когда стали читать Евангелие, вдруг мне сразу сделалось так плохо, что я не смогла находиться в храме. Я сняла с себя пальто и побежала на улицу... я только успела открыть рот, как из меня выкатился желтый клубок. После этого мне стало так хорошо, что я даже не чувствовала под собой земли, как будто стояла на воздухе. Спокойно вошла в храм, достояла службу и причастилась Святых Христовых Таин. И с тех пор мысли о юродстве не стали появляться».

Паства в Михайловском, однако, не забыла подвижника. Сразу же после его перевода в Елховку прихожане написали архиепископу Илариону в Иваново: «С просьбой умилительной к Вам православные люди села Михайловского. Просим Вас, да не поможет ли Вам Господь прислать драгоценного любимого светильника нашего Леонтия».

Архиепископ Иларион не внял просьбам верующих и не вернул подвижника на место его служения и в 1963 году сам был переведен на другую кафедру, в Сибирь. На его место был назначен епископ Леонид (Лобачев). Ознакомившись с положением дела, он тут же вернул архимандрита Леонтия в село Михайловское.

Вернулся отец Леонтий в Михайловское, когда ему было около восьмидесяти лет. Несмотря на физическую немощь, он всех принимал, исповедовал, беседовал, молился за приходящих. Людей, ехавших к отцу Леонтию, было так много, что иногда из поезда, делавшего остановку на станции Белино, в километре от Михайловского, выходила едва ли не половина всех пассажиров. Чтобы воспрепятствовать людям приезжать к священнику, власти отменили остановку поезда на этой станции.

«Исповедь у него была удивительно плодотворной, очень духовной и очень смиренной, - свидетельствовал архиепископ Ивановский и Кинешемский Амвросий (Щуров), - он никогда не обличал человека в его недостатках, а старался говорить так, чтобы человек не обиделся».

Духовная дочь отца Леонтия рассказывала: «Дает листочек с переписанными грехами, и когда читаем эти грехи, укажет на какой-нибудь грех пальчиком и скажет: "Прочитай-ка еще раз”. Это значит мой грех. А когда человек очень волновался, отец Леонтий говорил: "И у меня это было, и у меня это было”».

Одна женщина поехала к отцу Леонтию на исповедь. «Согрешила я по молодости, - рассказывала она, - на чужого мужчину позарилась. Призналась на исповеди, а батюшка-то свечу взял и поднес к моей руке: "Подержи над огоньком”. Я руку отдернула, обжегшись, а он говорит: "Держи! Держи! В адском пламени гореть собираешься, а свечки боишься”. Очень это на меня подействовало, бросила я чужого мужчину и честно потом всю свою жизнь с мужем прожила».

Исповедовавшиеся у него вспоминали, что наставления его были хотя и кратки, но очень внятны для вопрошающего, что говорил он их как бы и не от себя, не по рассуждению человеческому, а по наитию Духа Святого. Людей, которые приходили к нему на исповедь, отец Леонтий всегда поминал во время литургии на сугубой ектении.

Проповедовал старец просто и жизненно. Бывало, в проповедях давал людям и практические советы. В одно лето он часто говорил в проповедях: «Бога надо благодарить, что грибов много дал». И призывал народ поусерднее собирать грибы. Некоторые смеялись над старцем и даже жаловались в епархию, что он о таких низких бытовых вещах говорит в храме; однако, действительно, тот год оказался неурожайным, и грибные запасы помогли людям прокормиться зимой.

Ко всем окружающим отец Леонтий относился с большой внимательностью и милосердием. Однажды мимо его дома проходил мальчик. По виду его было ясно, что он чем-то опечален. Отец Леонтий остановил его, расспросил, и выяснилось, что тот не успел к поезду, чтобы продать собранные им ягоды. Священник спросил:

- А что бы ты хотел, чтобы тебе купила мать на вырученные тобою деньги?

- Мне нужна рубашка, - ответил мальчик.

Отец Леонтий купил у него все ягоды, дав ему столько денег, чтобы их хватило на покупку рубашки.

За доброту старца любили и неверующие люди. Когда весной разливалась текущая рядом с селом река, то переправиться через нее можно было только с помощью лодки, и когда перевозчики видели спускающегося с горы к реке отца Леонтия, то они наперебой предлагали ему свои услуги и затем дожидались его возвращения из города, чтобы перевезти назад.

Как и многие старцы, отец Леонтий любил шутку и иносказание. Раз такая шутка помогла ему избавиться от непрошеных гостей, чиновников из райисполкома, приехавших проверить деятельность общины, а заодно и посмотреть на священника, о котором шла слава по всей епархии как о необыкновенном старце. За неделю до этого у него было наготовлено много щей, которые гости не съели, и из-за сильной жары щи прокисли. Их хотели вылить, но старец строго-настрого запретил их выливать, и щи стояли на жаре в коридоре и забродили. Увидев приближающихся к дому чиновников, отец Леонтий взял кастрюлю с прокисшими щами и поставил ее на огонь. По всему дому распространился та кой запах, что члены комиссии, едва войдя в дверь, тут же поспешили уйти и, не заходя в храм, уехали.

Будучи молитвенником, стяжавшим дар постоянной молитвы, отец Леонтий хорошо видел духовный настрой приходящих. Полный храм народа, а отец Леонтий огорченно, бывало, скажет: «В храме-то всего полтора человека». А иногда в храме было всего лишь несколько человек певчих, а он радостно говорил: «Сегодня у нас полный храм людей».

По своему смирению старец ничего о себе не рассказывал, и можно только догадываться о его духовной жизни. Он молился за всех. Каждый день он наизусть прочитывал Псалтирь. Никто не видел, когда он спал. Когда бы ни прийти к нему, он всегда одет и готов ехать на требу. О тех, кто жил рядом с ним и трудился, он знал все и ревностно соблюдал единство своей маленькой общины, не допуская в их «семью» любого. Обедал отец Леонтий всегда вместе с народом. Дадут ему поесть одному, а он не станет, идет к людям, и станут они есть из одного блюда попросту. Еще и угощать станет других, говоря: «У нас духовная коммуна». Жил отец Леонтий в крайней бедности. В его келье стояли лишь старая железная кровать, старый стол и несколько табуреток. Денег старец не любил и старался, если они попадали в руки, побыстрее от них избавиться. Зарплату за него получала женщина, которая вела хозяйство, а что попадало к нему в руки, он опускал в церковную кружку, радостно при этом говоря: «Опять я свободен».

На Пасху 1969 года Патриарх Алексий наградил архимандрита Леонтия вторым наперсным крестом с украшениями. Некоторые стали поговаривать о том, что пора бы отправить отца Леонтия за штат. Находились люди, которые издевались над немощью старца, ставили ему подножки во время каждения храма, роняли на него тяжелые хоругви во время крестного хода. Иные, подходя при отпусте ко кресту, говорили ему: «Когда ты отсюда уйдешь?» Отец Леонтий иногда говорил в проповеди народу: «Люди, что вы меня гоните? Вы же всю ночь спите, а я не сплю, молюсь за вас, чтобы и вы все пошли, куда я пойду». Близким он говорил: «Мне давно рай открыт, но я живу ради вас, чтобы все вы спаслись».

Прихожане обратились к архиепископу Ивановскому и Кинешемскому Феодосию (Погорскому) с просьбой оставить отца Леонтия до его смерти в Михайловском. «Хотя он слаб и немощен, - писали они, - но велика его молитва перед Богом».

Владыка Феодосий оставил отца Леонтия при храме, но благословил, чтобы службу он совершал со вторым священником. К этому времени по телесной немощи старец уже не мог служить ежедневно, но в храме на молитве бывал каждый день. Когда он шел от дома до храма, то его поддерживали за руки, а сзади несли стульчик, чтобы отец Леонтий, пройдя десяток-другой шагов, мог присесть отдохнуть. Во время богослужения он таким же образом шел на вход с кадилом или Евангелием. Доходил до царских врат, присаживался напротив них отдохнуть, благословлял вход, а затем шел в алтарь ко престолу. Отец Леонтий до последнего дня был в храме. Он говорил: «Какие часы мы служим, то те наши, а какие не служим, эти не наши».

Когда люди начинали жалеть его и говорить: «Батюшка, ты устал, отдохни». Он отвечал: «Вы меня не жалеете, а губите». А когда говорили: «Батюшка, ты совсем больной», он на это отвечал: «У Бога болезней нет, это грехи наши болеют».

Еще при жизни старец сподобился от Господа даров прозорливости и исцеления. Неподалеку от села Михайловского в селе Толпыгино служил в то время архимандрит Амвросий (впоследствии архиепископ Ивановский и Кинешемский). В те годы он часто бывал у отца Леонтия. «Сидели мы однажды за столом, - вспоминал владыка Амвросий. - Все было очень просто. Отец Леонтий кушал и что-то говорил. А у меня тогда была нездорова печень. И я не придавал значения нашему разговору. Но вдруг отец Леонтий без всякого с моей стороны вопроса сказал: "Многие сейчас жалуются на печень, а проживут долго”. Я эти слова запомнил, а вскоре все болезненные симптомы прошли».

В Михайловском вместе с архимандритом Леонтием служил вторым священником отец Иоанн. Он был груб и вел себя дерзко по отношению к старцу. Люди это видели и просили, чтобы отец Леонтий добился снятия или перевода отца Иоанна. На это отец Леонтий ответил: «Его никто не снимет. Его снимет только отец Амвросий». - «Мне было удивительно это слышать, - вспоминал владыка. - Почему я должен был снять его? Но когда в 1977 году, уже после смерти старца, я волею судеб Божиих стал епископом, мне действительно пришлось снять отца Иоанна с должности. Так отец Леонтий духовным зрением прозревал мой жизненный путь».

Не раз бывало, что отец Леонтий посылал приезжавших к нему священников благословиться у отца Амвросия. Это вызывало недоумение, так как тот был тогда всего лишь молодым архимандритом. Но позже, когда отец Амвросий был возведен в сан епископа, стал понятен смысл этих действий.

Однажды отец Леонтий отправлял знакомого, приезжавшего его навестить священника в город, на станцию. В это время гонения еще не окончились и над священником могли надсмеяться, а то и побить. Отец Леонтий поручил одной женщине проводить священника, чем тот был недоволен и сказал: «На кой мне баба? Сам дойду». Но все же согласился. На станции им встретилась ватага парней. Увидев священника, они подскочили к нему, сбили с ног, хотели избить, но сопровождавшая его женщина закричала на них: «Не смейте! Это отец мой!» Парни устыдились и отступили.

Храм святого архистратига Божия Михаила украшен белой шатровой колокольней. Один из местных дебоширов долгое время грозился свалить ее тросом с помощью трактора. Отец Леонтий не раз предупреждал его, что это намерение может для него плохо кончиться. Но тракторист лишь зло смеялся в ответ. Получив негласно одобрение властей на это кощунство, тракторист запасся железным тросом и поехал крушить колокольню, крепко выпив перед тем для уверенности. По дороге нужно было переезжать речку Шачу, протекавшую в сотне метров от храма. Когда он проезжал по льду, лед не выдержал и трактор провалился в воду, вместе с трактором он рухнул в реку и скончался от разрыва сердца. Отец Леонтий усердно и долго молился за погибшего, так что некоторые стали даже упрекать его за это: «Батюшка, что вы о нем все молитесь, он свое получил». А отец Леонтий на это ответил: «Как же мне о нем не молиться, если он ко мне каждый день ходит, молитв просит».

Рано утром 16 апреля 1970 года прихожане, придя в храм, услышали, что отец Леонтий совершает панихиду о новопреставленном Патриархе Алексии. Все были потрясены и стояли молча. После панихиды отца Леонтия спросили, почему он служит панихиду по живом Патриархе. Отец Леонтий на это ответил: «Святейший Патриарх Алексий умер, но этой ночью мы с ним виделись и вместе молились, чтобы Патриархом был избран митрополит Пимен». Прихожане некоторое время были в смущении, пока не услышали официальное сообщение о кончине Патриарха Алексия.

Отец Леонтий, сидя однажды за столом, сказал: «Вот умру, из меня много воды потечет». Отец Иоанн, бывший тут и весьма грубо обращавшийся с батюшкой, оборвал его: «Хватит ерунду говорить!» После смерти старца отец Иоанн пошел однажды на кладбище служить панихиду и увидел под горою родник, спустился к нему и заплакал: «Отец Леонтий, прости меня, что не верил я тебе».

Однажды отец Иоанн захотел сделать в церковном доме ремонт, на что нужно было в то время официальное разрешение властей. Отец Леонтий как настоятель запретил ему добиваться такого разрешения, сказав: «Нельзя делать ремонт - хуже будет». Это было в 1962 году, отца Леонтия вскоре отправили в запрет, а затем перевели на год на другой приход. Отец Иоанн, оставшись один, тут же подал заявление в райисполком - разрешить ему ремонт дома. Из райисполкома пришел решительный ответ: «Дом снести до 20-го числа ближайшего месяца». Пришлось подчиниться распоряжению и снести дом, после чего негде стало жить священникам.

Внутренний мир плотяного человека ХХ века стал мелочным и хаотичным. Распри по любому поводу стали обычными почти для каждой семьи. И сами семьи стали непрочными, ибо в одной семье теперь жили и верующие, и неверующие. Людям, запутавшимся в житейских ссорах и распрях, отец Леонтий говорил: «Не принимайте всего близко к сердцу, смотрите сквозь пальцы».

Он был большим молитвенником и много плакал о людских грехах, но слезы эти были скрыты от людских глаз, о них знал только Господь. Одна духовная дочь старца рассказывала: «Не помню, в каком году приходила я к нему, в этот год у нас закрывали церковь на время, так как был ящур у скотины. Батюшка лежал на кровати и плакал, и я стала спрашивать его: "Батюшка, что вы плачете?” А он мне говорит: "Не я один плачу, и книги плачут”».

Незадолго до смерти отец Леонтий сам стал выбирать место для своего погребения. Он хотел быть похороненным у стены второго алтаря, но затем сказал, что все это место будет закатано под асфальт и потому его там хоронить не следует. Действительно, все это место после кончины старца было закрыто асфальтом. При храме было еще маленькое кладбище, но и о нем отец Леонтий сказал, что не хочет быть погребенным здесь, так как не хочет, чтобы по нему катались. Впоследствии кладбище и в самом деле было перепахано и заезжено. Отец Леонтий попросил похоронить его на общем сельском кладбище.

7 февраля 1972 года отец Леонтий отслужил свою последнюю литургию. На следующий день он сильно ослабел и, воздевая руки вверх, радостно стал говорить: «К Богу идем, к Богу идем!» 9 февраля, когда в храме читали часы, отец Леонтий причастился Святых Христовых Таин дома. После литургии певчие пришли к нему и стали петь церковные песнопения. В половине четвертого дня старцу стало хуже и он потерял сознание, а в четыре часа по полудни его душа отошла ко Господу.

Незадолго до кончины отца Леонтия его посетил архимандрит Амвросий. Во время чаепития отец Леонтий как бы сам для себя произнес: «Когда я умру, то облачат меня в ризу, потом разоблачат и оденут в монашеское, возложат на меня один крест, потом его снимут и наденут другой». Когда отец Леонтий скончался, архиепископ Феодосий благословил архимандрита Амвросия отпеть почившего старца. Прибыв в Михайловское, отец Амвросий увидел, что тело отца Леонтия одето не в монашеское одеяние - мантию и клобук, а в иерейские одежды. До начала отпевания уже оставалось немного времени, и отец Амвросий тут же начал переоблачать тело старца. Взглянув на крест, он обратил внимание, что крест был очень богато украшен, и отец Амвросий попросил заменить его на более простой и здесь вспомнил слова отца Леонтия, которые ему были сказаны незадолго до смерти.

В год смерти отца Леонтия повсюду в России была большая засуха: пожухли травы, обмелели реки, горели леса. И вот в эту жару в нескольких десятках метров от могилы старца забил источник, вода из которого оказалась целебной, и многие люди, пьющие эту воду, по молитвам преподобноисповедника Леонтия стали получать благодатную помощь от Господа.

Мощи преподобноисповедника Леонтия ныне находятся в храме Михаила Архангела в селе Михайловском.

Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 405–436. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-leontij-stasevich-mihajlovskij

Примечания

[a] Истинно Православная Церковь - название, данное аппаратом ОГПУ для удобства оформления документов на арест православных с последующим заведением на них «дел».

[b] Ныне Фурмановского района.

[1] УФСБ России по Владимирской обл. Д. П-8248. Т. 1, л. 2-3.

[2] Там же. Л. 156.

[3] Там же. Л. 212.

[4] УФСБ России по Ивановской обл. Д. 8433-П, л. 7.

[5] Там же. Л. 12.

[6] Там же. Л. 19-20.

[7] Там же. Д. 8597-П, л. 166.

[8] Там же. Л. 35.

[9] Там же. Л. 322.

[10] Там же. Л. 325.

Исп. Петра Чельцова, пресвитера (1972)

ДНИ ПАМЯТИ:

12 сентября

18 ноября – Память Отцов Поместного Собора Церкви Русской 1917–1918 гг.

7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской

ЖИТИЕ

Петр Алексеевич Чельцов родился 20 августа (ст. стиль) 1888 года в селе Шехмино Рыбновского района Рязанской области в семье псаломщика, впоследствии ставшего священником. В 1904 году Петр Алексеевич окончил Рязанское духовное училище, затем Рязанскую духовную семинарию первым учеником. Отца Петра, как первого ученика, на казенный счет отправили в Киевскую духовную академию. На родине у него осталась невеста – Мария Ивановна Стародубровская, отец которой был священником, а мама пекла просфоры в местном храме.

Когда Петр приехал на каникулы после первого курса, его предполагаемая теща сказала: «Ну, наш Петенька высоко залетел. Теперь его нам не видать как своих ушей». Затем она часто повторяла эту фразу, и Петру пришлось жениться, нарушив устав академии, запрещавший жениться до окончания обучения.

Сыграли свадьбу. Молодой муж поехал обратно в академию. И вот он входит в здание, а с лестницы сбегает уже поступивший новый первый ученик Сергий Правдолюбов и говорит: «С законным браком вас». У Петра все похолодело: «В академии знают». Он тут же написал прошение об увольнении. Его уволили, но оказалось, что руководство академии не знало об изменении семейного положения Петра Чельцова – никто не докладывал начальству о женитьбе.

10 октября 1911 года Петр Чельцов был определен на священническое место в Георгиевскую церковь села Уляхина-Юрьева Городища Касимовского уезда Рязанской губернии, а 16 октября епископом Рязанским Димитрием (Сперовским) рукоположен в пресвитера.

11 ноября того же года отец Петр был назначен законоучителем Уляхинской церковно-приходской школы и Сивцевской школы грамоты.

Наблюдателем церковно-приходских школ тогда был прот. Анатолий Авдеевич Правдолюбов (будущий священномученик). Протоиерей Анатолий приехал к отцу Петру, побыл на уроках. Отец Петр пригласил его чайку попить. Отец Анатолий рассказал отцу Петру, как учатся сыновья, Владимир и Сергий, и говорит: «А ты зря бросил академию, ты бы закончил». И отец Петр поехал, подал прошение о восстановлении. А женатым священникам как раз дозволялось учиться в академии. В августе 1912 года батюшка поступил на второй курс Киевской духовной академии. Учился он с Сергием Анатольевичем Правдолюбовым, (будущим священноисповедником).

Духовную академию отец Петр окончил в 1915 году со степенью кандидата богословия с правом получения степени магистра богословия без новых устных испытаний. Он был назначен преподавателем Ветхого Завета в Смоленскую духовную семинарию, а также законоучителем и инспектором Смоленского епархиального женского училища.

27 декабря 1915 года епископом Смоленским Феодосием (Феодосиевым) он был награжден набедренником, а 6 мая 1916 года «за усердную и полезную службу» – скуфьей.

31 июля 1916 года преосвященный Феодосии назначил отца Петра товарищем председателя Братства преподобного Авраамия Смоленского (председателем был сам епископ). 8 августа того же года Петр Чельцов был избран членом епархиального комитета помощи жертвам войны. Отцу Петру поручается приобретение Евангелия и религиозно-просветительной литературы для лазаретов, выяснение вопроса о возможности издания житий Смоленских святых. Отец Петр участвует в организованных братством публичных религиозно-нравственных чтениях в пользу жертв войны. 21 ноября 1916 года на таких чтениях отец Петр прочитал лекцию «О смысле страданий». С 22 июля 1916 года отец Петр исполнял обязанности редактора «Смоленских епархиальных ведомостей», а официально был назначен Святейшим Синодом на эту должность 24 сентября 1916 года.

Отец Петр участвовал во Всероссийском съезде педагогов и деятелей духовных школ, проходившем в Москве 25 мая – 5 июня 1917 года. От клира Смоленской епархии был избран членом Священного Собора Православной Российской Церкви 1917 – 1918 годов. 25 февраля 1917 года награжден камилавкой, а в декабре – золотым наперсным крестом.

После закрытия в 1918 году духовных учебных заведений батюшку призвали солдатом в тыловое ополчение как не имеющего прихода. Вскоре приходским собранием Ильинской церкви он был избран священником этого смоленского храма.

18 апреля 1921 года Петр Алексеевич Чельцов был возведен в сан протоиерея. Он преподавал гомилетику и литургику на пастырских курсах, организованных в 1921 году смоленским епархиальным начальством, а также был экзаменатором кандидатов в диаконы и священники. 6 апреля 1922 года отца Петра арестовали по подозрению в оказании сопротивления при изъятии церковных ценностей. С этого ареста начался исповеднический путь будущего Великодворского святого. Продержав два месяца в тюрьме, батюшку выпустили «за неимением состава преступления».

Матушка Мария Чельцова (†1972)

Его матушка, Мария Ивановна, была достойной спутницей жизни своего супруга, отличаясь особым благочестием. Жили супруги как брат и сестра, воспитывали приемную дочь Марию. Матушка постоянно ездила к старцам и побуждала к этому отца Петра. Часто они бывали в Оптиной пустыни у старца Нектария, духовной дочерью которого была матушка Мария. В один из приездов старец Нектарий снял икону «Утоли моя печали» и, вручая ее матушке, сказал: «Вот вам, мои дорогие, мое благословение. Скоро начнутся ваши академии». Молодая пара не поняла, что это значит, т.к. до революции не- возможно было представить, что в последующем будет происходить с храмами, священниками и всеми верующими. И только после ареста отца Петра стал понятен смысл этого дара. Икона «Утоли моя печали» стала духовной поддержкой матушке Марии в ее бесконечных страхах, томлениях и ожиданиях. Эта икона сохранилась до сегодняшнего дня, она висит в притворе храма Параскевы Пятницы в с. Великодворье (Пятница) Владимирской области.

В 1923 году Святейший Патриарх Тихон наградил Петра Чельцова крестом с украшениями, а в 1927 году отец Петр становится митрофорным протоиереем.

В 1924 году отец Петр находился под арестом в течение 10 дней в связи с проходившим в Смоленске съездом обновленческого духовенства. Его, ревностного последователя Патриарха Тихона, сочли нужным изолировать.

В 1927 г. священник был снова арестован. Теперь его обвинили в групповой антисоветской деятельности и распространении контрреволюционной литературы. Батюшка был приговорен к 3 годам концлагеря, которые он провел на Соловках. Впоследствии отец Петр вспоминал, что на Соловках его даже в море топили, но Господь сохранил его. Из лагеря отец Петр прислал Марии Ивановне и жене брата Марии Николаевне свою фотографию со следующей надписью:

«Милым моим Манюше и Марусеньке!

На севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна,

И дремлет, качаясь,

И снегом скрипучим

Одета, как ризой, она.

И снится ей все,

Что в пустыне далекой,

В том крае, где солнца восход,

Одна и грустна на утесе горючем

Прекрасная пальма растет.

Это стихотворение лучше всего выражает мое положение и мое настроение. И лучшего я не мог придумать, чтобы написать вам. С.Л.О.Н. 2 июля 1928 г.»

Матушка Мария шила, вышивала (еще в Киеве в 1913 году она окончила курсы кроя и шитья платья) и продавала свои изделия, а на вырученные деньги собирала посылки отцу Петру. Она даже ездила к нему на Соловки. Однажды получила свидание, принесла пирожков, поставила у пенька. Пока на радостях разговаривали, кто-то подошел сзади и съел пирожки. В 1929 г. батюшку досрочно освободили из лагеря и сослали на 3 года в г. Кадников Вологодской области, где он работал на дому сапожником. Матушка Мария поселилась вместе с ним. Среди книг отца Петра сохранились акафисты Вологодским святым. Известно, что в это время он бывал в Лазоревской кладбищенской церкви г. Вологды.

Но недолго продолжалась свобода, 7 марта 1933 г. протоиерей Петр Чельцов был вновь арестован, обвинен в том, что являлся участником антисоветской группы из числа ссыльных и проводил среди населения контрреволюционную агитацию, и приговорен к трем годам заключения в концлагерях. На этот раз отбывал срок в исправительно-трудовой колонии в Коноше.

В апреле 1936 г. после освобождения определен священником в Казанскую церковь с. Нарма Курловского (ныне Гусь-Хрустального) района Владимирской области. В 1941 г. храм был закрыт.

В апреле 1941г. отца Петра арестовали за неуплату налогов и приговорили к году заключения в исправительно-трудовом лагере. Освободившись 15 мая 1942 г., он вернулся в с. Нарма.

16 апреля 1943 г. архиепископ Ярославский и Ростовский Иоанн (Соколов), управлявший Владимирской епархией, назначил протоиерея Петра священником Христорождественского храма с. Заколпье – первого храма, открывшегося в Гусь-Хрустальном районе. Псаломщик храма с. Заколпье, служивший там с отцом Петром, рассказывал: «На Пасху к батюшке столько приходило народа, что пространство у Царских врат между железными перилами завязывалось веревками, чтобы народ не подавил отца Петра. С каждым прихожанином, подходившим к кресту после литургии, батюшка на Пасху троекратно лобызался и говорил: «Христос Воскресе». Это неимоверная нагрузка, не считая службы. На ногу батюшка был очень легкий. Надевал лапти и ходил по деревням для совершения треб. Причем говорил: «Ах, работы мало, работы мало». Это значило, что мало треб. После войны много было людей с нервными расстройствами. Отец Петр соборовал, причащал и даже дерзал отчитывать бесноватых. Нередко он помогал деньгами неимущим – на строительство».

18 июня 1949 г. (батюшке шел шестьдесят первый год!) его арестовали в шестой раз – по обвинению в том, что «...выступал с антисоветскими проповедями. Группируя вокруг себя враждебный церковный элемент, среди которого вел агитацию, направленную на срыв мероприятий, проводимых Советской властью, призывал колхозников на невыход на работу и отказ от участия в выборах депутатов в верховные местные органы Советской власти. В своем доме хранит монархическую литературу». У отца Петра было конфисковано 46 книг и два портрета Государя Императора Николая II и его семьи, личная переписка. Заключенного осудили на 10 лет и этапировали усиленным конвоем (как особо опасного преступника) в лагерь Минеральный близ станции Абезь Печерской ж.д.

28 ноября 1955 г. батюшку освободили досрочно как престарелого инвалида второй группы. Он выехал в с. Заколпье под опеку матушки Марии, у которой предварительно потребовали подписку о согласии взять на иждивение престарелого супруга-инвалида. Надо сказать, что все это время матушка Мария жила помощью добрых людей – после ареста мужа ее выгнали из дома, отняли дрова.

Год отец Петр жил вместе с матушкой в селе Заколпье под надзором органов МВД как ссыльный поселенец, ежемесячно являясь в Курловскую районную комендатуру на регистрацию (только 28 марта 1956 г. он будет освобожден из-под надзора органов МВД).

В декабре 1955 г. отец Петр поехал к епископу Владимирскому Онисиму за назначением. В поезде встретил двух женщин – старосту и казначея храма села Пятницы (народное название села Великодворье), которые тоже ехали к владыке – просить священника в храм великомученицы Параскевы Пятницы (служивший прежде батюшка вышел за штат). Они знали отца Петра по службе в селе Заколпье и попросили его быть священником в их храме. Так промыслом Божиим 13 декабря 1955 г. отец Петр подал владыке Онисиму прошение: «Имея искреннее намерение до конца дней своих служить Христовой Церкви, почтительнейше прошу Ваше Преосвященство назначить меня на священническое место к Пятницкому храму с. Пятница». В тот же день назначение было подписано.

В Пятнице отец Петр с первых дней завоевал уважение и любовь прихожан.

Особенности службы о. Петра диктовались расписанием движения транспорта. Большая часть людей приезжала ночью на поезде. Около 4 часов утра люди приходили в церковь. Божий угодник в три часа ночи вставал на домашнюю молитву; в половине пятого утра был уже в храме – совершал исповедь, принимал людей; затем с 6 часов служил Божественную литургию, водосвятный молебен с акафистом и панихиду по полному чину.

Около 12 часов батюшка, уставший до изнеможения, шел домой. Через час опять приходил в храм - служить заказные водосвятные молебны, или отпевать покойника. Если на следующий день праздник, то с 16.30 до 20-21 часа – всенощная. Вечером батюшка опять беседовал с людьми или отвечал на многочисленные письма. Каждый день отец Петр служил для приезжих водосвятный молебен. Воду разбирали паломники, а остатки воды выливали в вырытый около его дома колодец. Потом из этого колодца люди брали воду для питья, для освящения, ибо колодец постоянно освящался от молебна. Батюшка благословлял брать из него воду, говоря: «Пейте водицу, мое благословение в ней». Блаженная раба Божия по фамилии Романова, посетив батюшку, стала говорить всем: «Потекут в Пятницу ключи...» И действительно потекли одушевленные ключи в это небольшое село; из разных концов Руси стали приезжать к старцу люди. Простолюдины и высокопоставленные лица, архиереи и духовенство ехали за благословением на дальнейшую жизнь, за утешением, за исцелением недугов.

Накладывая на больное место епитрахиль или руку, отец Петр говорил: «Я не врач, я помочь не могу, я молиться буду, и Господь исцелит». Схимонахиня Харитина, почившая в 2005 году, рассказывала: «Люди к нему будто крестным ходом шли. Когда-то и я в их числе сюда попала. Пришла за благословением на операцию, потому что у меня раковые опухоли пошли по телу. А отец Петр сел со мной рядом и спрашивает: «Что у тебя болит?» Я хотела показать уплотнения, а он мне: «Не надо». Повел меня к алтарю, стал молитву читать. Потом молебен отслужил, благословил меня. И я поехала. А в больнице меня врачи осмотрели и говорят: «У тебя все хорошо, езжай домой». Но я домой не поехала, приехала в Пятницу и осталась здесь жить, потому что за спасение свое должна отблагодарить Господа».

Службы отца Петра были очень торжественны. Особое попечение имел он о благолепии храма, привлекал к этим трудам прихожан. Храм был отремонтирован, вокруг него восстановлена ограда, стены и потолок украшены росписями по холсту. В храме никогда не было электричества, нет его и сейчас. В паникадилах горят разноцветные лампадки. Особенно умилительна эта картина в зимние темные вечера. Служил батюшка без сокращений (несмотря на уговоры жалевших его певчих), не допускал искажений и поспешности. Чтение было ясным, пение стройным, пели на два клироса. Когда была возможность, отец Петр сам пел на клиросе (он был очень музыкален, имел приятный мягкий голос, дома под аккомпанемент фисгармонии исполнял церковные песнопения). Требы совершал безотказно: крестил, венчал, соборовал; в посты нередко причащал до 500 человек. 20 февраля 1969 г. архиепископ Онисим обратился в Хозяйственное управление Московской Патриархии с просьбой изготовить потир для Пятницкой церкви емкостью полтора литра, так как существующий не вмещал частицы, вынутые на проскомидии, а еще необходимо было причащать 400-500 исповедников. Отец Петр стоял со Святой Чашей до одеревенения ног, рукой его водила церковница. После причащения прихожан он не сразу мог сдвинуться с места.

Архиепископ Брянский и Севский Мелхиседек (Лебедев) вспоминал: «Он проводил общие исповеди, но не типовые, а особенные. Батюшка глубоко знал душу человеческую, умел сострадать немощам человеческим, помогал людям бороться с грехом. Я не встречал священника, который бы молился так проникновенно, как отец Петр. А Божественную литургию он всегда совершал со слезами. Люди чувствовали силу его молитв».

Отец Петр обладал даром прозорливости. Так одна прихожанка собиралась что-то привезти в дар храму, а потом пожалела. Приехала она, батюшка принимает гостинцы и спрашивает: « А где то-то?» - «Простите, забыла...» - «Не надо забывать...»

Любил шутить. Спросит кто-нибудь: «Батюшка, как спалось?» - «Ой, плохо». - «Что такое?» - «Да ночь коротка...» .

Духовными чадами отца Петра были многие священники Владимирской, Рязанской, Московской и других епархий. Архимандрит Авель – наместник Иоанно-Богословского монастыря, с отроческих лет почитал своего земляка как Божия человека, архиепископ Онисим часто советовался с отцом Петром по богословским вопросам. Его почитали митрополит Никодим (Ротов), митрополит Николай (Кутепов), архиепископ Мелхиседек (Лебедев), архимандрит Кирилл (Павлов), протоиерей Виктор Кукин...

Отец Петр жил с Богом, в Боге и под Богом, говоря словами святого праведного Иоанна Кронштадского. В нем жил исконный русский дух. Свято чтивший традиции предков, он зримо воплощал собою святоотеческое православие. Это был духоносный, прозорливый и мудрый миротворец. К людям внимателен и великодушен, всех помнил, издалека узнавал, и рассказывать ему не надобно – насквозь видел каждого. Даже в преклонном возрасте, когда батюшка был уже тяжело болен, глаза его оставались молодыми и ясными. Благодарные люди присылали батюшке с матушкой продукты; а они кормили богомольцев, помогали нуждающимся – одеждой, деньгами.

Пищу варили в русской печи в небольших чугунках: щи, кашу, картошку, компот или кисель клюквенный. И хотя трапезовало много людей, пища оставалась – ее разносили по частным домам, в которых останавливались приезжавшие к отцу Петру люди. В еде батюшка был неприхотлив. Пища подкисла, скажет: «В тюрьме хуже».

Присылали батюшке и ткань на облачения, зная его любовь к торжественному богослужению. У него было около тридцати холстинковых вышитых облачений. После его смерти их раздали священникам. Обычно отец Петр ходил в светлой одежде, особенно летом. Подрясники у него были белого, розового, молочного цвета.

Отец Петр отличался великодушием, кротостью и незлобием, был миротворцем. Например, одаривал недругов. Доброта в нем сочеталась со справедливой строгостью; он имел власть не только исцелить, но и наказать для вразумления.

29 октября 1961 года архиепископ Онисим поздравил протоиерея Петра с пятидесятилетием пастырского служения Церкви Христовой: «Ваша жизнь была полна до краев всякого рода лишений, неприятностей и других житейских невзгод и очень мало давала радостей. Ваша крепкая вера в промысел Божий, пламенная любовь ко Христу, нашему Пастыреначальнику, давала Вам силы и укрепляла Ваш дух, который в соединении с благодатью Божией помогал Вам превозмогать эти житейские невзгоды и с терпением нести свой жизненный крест».

Протоиерей Петр ответил на это поздравление замечательным письмом: «Ваше Высокопреосвященство, милостивый Владыко и Отец, благословите! ...Служение священническое есть крестоношение, и каждый священник страдает со Христом, и во священнике страдает Христос. На Голгофе сатана устами преданных ему людей давал свой льстивый совет: «Снииди со креста!...» - «Снииди со Креста!» - и мне влагает в сердечные уши враг: «Снииди со креста» - ведь ты более чем достаточно потрудился!».

«Снииди со креста!» - говорит и власть имущий... «Снииди со креста!» - говорят сгущающиеся на церковном горизонте мрачные тучи, наводящие страх и трепет на душу всякого верующего человека....

Что же? ...Оставить ли мне Христа и сложить крест, возложенный на мои плечи Господом?! Правда, я - человек грешный, силы мои слабы; однако апостол и меня недостойного, как священника, называет «соработником Христу»... Уйду ли я от Того, Кто «имеет глаголы вечной жизни?!» Да не сбудет! Буду я и дальше работать в вертограде Христовом, уповая, что и мой старческий труд «не тщетен перед Богом»!».

К празднику Пасхи 1963 г. протоиерей Петр был награжден правом служения Божественной литургии с отверстыми Царскими вратами до «Отче наш». 1 декабря 1967 г. Святейший Патриарх Алексий I по ходатайству преосвященного Онисима наградил отца Петра орденом святого князя Владимира ll степени. В 1968 г. батюшка был награжден вторым крестом с украшениями.

Когда отец Петр стал совсем стареньким, он все равно продолжал служить в церкви, его под руки приводили домой после службы, усаживали в плетеное старинное кресло, и он, сидя в кресле, с закрытыми глазами продолжал беседовать с людьми. Староста, Мария Тимофеевна, бывало, скажет ему: «Батюшка, хватит, отдохните». Он отрицательно покачает головой: «Я выполняю свой долг, скоро буду отдыхать».

Летом 1972 г. отец Петр тяжело заболел, но, превозмогая болезнь, продолжал совершать богослужения. Последний раз он служил на память Казанской иконы Божией Матери, 21 июля. Когда после службы закрывал Царские врата, то слезы катились по его щекам.

Перед смертью отец Петр очень страдал, много времени проводил без пищи и сна. Эти страдания напоминают кончину преподобного старца Льва Оптинского. В полузабытье молился, служил молебны, панихиды, отпевания. Особо молился за Отечество. Матушку Марию парализовало, и за батюшкой ухаживала схимонахиня Еликонида. Незадолго до кончины отец Петр приснился рабе Божией Татьяне, которая помогала им по хозяйству. Она спрашивает:

– Батюшка, за что Вы так мучаетесь?

– За чужие грехи.

– А вы раздайте их нам.

– Нельзя.

Перед смертью отец Петр говорил: «Я стою на краю». Во время болезни он соборовался и ежедневно причащался Святых Христовых Тайн. Скончался батюшка 12 сентября 1972 г., на память святого благоверного князя Александра Невского, в 8 часов 45 минут утра. Почил он мирно, с молитвой на устах. Гроб с телом отца Петра был принесен в храм, где была совершена панихида, и до погребения читалось священниками святое Евангелие. Отпевали его 14 сентября. Чин погребения совершал архиепископ Владимирский и Суздальский Николай (Кутепов) в сослужении собора клириков из разных епархий. Священники служили в облачениях отца Петра, и потом, по благословению владыки Николая, оставили их себе на молитвенную память о почившем. Погода стояла солнечная, сухая и теплая. Народу было больше, чем на Пасху. Скорбь о разлуке с благодатным старцем растворялась радостью от упования на милость Божию к этому подвижнику благочестия и исповеднику, от надежды, что он будет ходатайствовать теперь о страждущем народе Божием на Небе. Под погребальный звон, при пении ирмосов Великого канона гроб с телом почившего был обнесен духовенством вокруг храма. Отец Петр был погребен за алтарем Пятницкого храма.

Когда гроб с телом прот. Петра обносили вокруг храма, за ним следом несли и матушку на носилках, сама она идти не могла. Она плакала так сильно, что утешить ее было невозможно. Прожила матушка Мария чуть больше своего любимого супруга – скончалась она 4 декабря 1972 года, на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Перед смертью часто повторяла: «Ведите меня домой» (так она называла храм). Попросила: «Рядом с батюшкой меня не хороните, когда отойду. Отец Петр у Престола стоит, а я недостойна». Ее похоронили к северу от алтаря Пятницкого храма.

На юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви, состоявшемся 13-16 августа 2000 года, отец Петр был прославлен в Соборе новомучеников и исповедников Российских. 22 октября того же года были обретены его честные мощи и положены в храме великомученицы Параскевы Пятницы. Торжественное богослужение в этот день совершали Высокопреосвященнейший Мелхиседек, архиепископ Брянский и Севский, и Высокопреосвященнейший Евлогий, архиепископ Владимирский и Суздальский, в сослужении сонма духовенства из Владимирской, Московской, Рязанской, Брянской епархий. Храм был переполнен молящимися, большинство из которых причащалось.

Пройдя 5 арестов, отсидев 15 лет в разных тюрьмах и лагерях, о. Петр вышел на служение Богу, Церкви и людям с великим приобретением. Мы знаем, что он был прозорлив, что он исцелял болезни. Но главное все же не эти дары: прозорливость, исцеление. Главное – это истинная Христова любовь и сострадание к человеку, которые придавали молитве отца Петра столь великую силу. Пройдя настоящий ад, он вышел великим Христовым воином, освящавшим всякого приходящего большой Христовой любовью.

Отрывок из стихотворения, написанного о протоиерее Петре отцом Димитрием Фроловым:

Народ не видел в нем отказа,

Не говорил он им: «Постой»,

В храм возвращался по три раза

И утешал народ слезой.

С тобою сам, бывало, плачет,

Расскажет быль суровых дней

И ничего в душе не спрячет,

Помочь старается скорей.

К нему спешили старожилы,

К нему ютился стар и млад,

К нему плелись, теряя жизни силы,

Он всех с любовью принимал.

Из воспоминаний протоиерея Владимира Правдолюбова:

«И еще один очень интересный момент. Когда было 50 лет советской власти, я был в гостях у Петра Чельцова. И вот за чашкой чая (у него, кстати, вина никогда не подавали к столу), он говорит: «Ведь это наш с тобой праздник». Я говорю: «Ну, конечно, мы же граждане нашей страны, и праздники гражданские – тоже наши праздники, мы законопослушные граждане». «Это, – говорит, -правильно, но не только в этом дело. Я был участником Собора 1917-1918 годов. В то время были конфискованы царские дворцы и дома богачей, и находившиеся в них церкви подвергались разорению, а антиминсы из них выбрасывали прямо на улицу, под колеса пролеток, под копыта лошадей. И вот Собор выбрал делегацию: два митрополита, два протоиерея и пять мирян. Выработали они документ протеста против надругательства и отправились к Ленину. Их принял Бонч-Бруевич, его личный секретарь и руководитель вот в таких делах, протокольных. И он им сказал: «Владимир Ильич занят важными государственными делами и вас, естественно, принять не может. Эту вашу бумажку я ему, конечно, передам, но напрасно вы стараетесь: уж коли мы взяли власть в свои руки, через пять лет от вас ничего не останется». Прошло пятьдесят, а мы с тобой – два попа, старый и молодой, – сидим и чаек попиваем».

Источник: http://www.tayninskoye.ru, https://azbyka.ru/days/sv-petr-chelcov

Прп. Софи́и (Хотокуриду) (1974)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

6 мая

ЖИТИЕ

В 2003 году в Афинах состоялась большая выставка икон, написанных современными иконописцами. Икона Софии († 6 мая 1974) – работа талантливого иконописца Димитрия Хаджиапостола – привлекла особенное внимание посетителей. Потом выставка экспонировалась в Москве, и ее организаторы выбрали образ Софии для афиш и буклетов. Так по Москве распространились святые образки смиренной при жизни Софии, в монашестве Миртидиотиссы. Решением Священного Синода от 7 июня 2012 года имя святой было включено в месяцеслов Русской Православной Церкви. Память святой – 23 апреля (6 мая).

Клисурская обитель Богородицы

Монастырь Богородицы, где подвизалась София, расположен между деревнями Варико и Клисури, на восточных склонах горы Мурики. Его престольный праздник приходится на 8 сентября, а подчиняется он митрополии Касторийской.

Нынешний облик монастыря сложился в конце XVII – начале XVIII века. Но храм, построенный ктитором обители – иеромонахом Исаией (Пистасом), родом из Клисури, – стоит на фундаменте более древнем – XIV или XV века. За века здание храма претерпело множество изменений; так, в 1911 году обрушился его купол.

Икона Рождества Богородицы считается чудотворной, как и другая икона – Божией Матери с Младенцем, что в северной части иконостаса, – она вся увешана подношениями от верующих.

В западной части монастыря находится небольшой кладбищенский храм, посвященный Усекновению главы святого Иоанна Предтечи. Выше монастыря расположена кафизма (скит) Святой Троицы, которая, вероятно, была некогда местом уединения и подвига безвестного ныне подвижника, может быть, и самого преподобного ктитора, как часто было в подобных случаях.

Хотя этот монастырь древний, ему не довелось иметь большую общину: обычно там жили игумен и один или два прислуживающих ему монаха. Он поддерживался различными благотворительными обществами.

Начало

Сведения о Софии собраны в основном людьми, знавшими ее при жизни: немногочисленными родственниками и паломниками в монастырь. После 1971 года, когда была проложена дорога, посещение обители стало более простым. До этого люди из окрестных сел шли 4 часа пешком, чтобы поклониться Богородице и посоветоваться с подвижницей Софией.

София была родом из сельской местности области Ардаси Трапезундской митрополии на Понте. Дочь Аманатия Саулидиса и Марии, с малых лет она ходила по храмам и часовенкам. Она была красивой: карие глаза, узкое лицо. Ее волосы были русыми, и она заплетала их в пять кос. Она очень гордилась своими волосами и поэтому, вероятно, позже совершенно перестала о них заботиться. Родители выдали ее замуж относительно поздно, поддавшись давлению родственников. Они были богобоязненные и не настаивали на замужестве, предоставляя девушке полную свободу в выборе пути.

От не слишком долгого брака (1907–1914) с Иорданом Хотокуридисом родился ребенок, но он вскоре умер, а супруг сгинул в военных лагерях во внутренних областях Понта. Эти события сподвигли Софию к глубокому покаянию и подвижничеству в течение всей жизни.

Она начала подвижническое жительство еще на Понте, на своей родине, вдали от родственников, – в одиночестве на горе. Во время гонений перед ней предстал святой Георгий и, объявив ей о надвигающейся опасности, приказал сообщить это крестьянам, чтобы они успели спрятаться. Так и случилось, и деревня была спасена.

А о ее возвращении в Грецию в качестве беженки рассказывают следующее. Был сильный шторм, и корабль, на котором плыли беженцы, несколько раз чуть было не пошел ко дну. Но в конце концов все спаслись. Капитан, перекрестившись, сказал пассажирам: «Среди вас есть какой-то праведник, и он вас спас». Тогда глаза всех обратились к Софии, которая одна в углу не прекращала молитвы в течение всего путешествия. Этот рассказ сохранился в записи, вот как сама старица рассказывает о происшедшем:

«Волны наполнились Ангелами, и предстала Богородица:

– Вы пропадете, так как вы сильно согрешили.

– Пречистая Дево, пусть я погибну, так как я грешна, но пусть спасутся люди».

Корабль носил имя святителя Николая.

Когда наконец они достигли Греции, Сама Богородица предстала ей и сказала: «Приходи в Мой дом». Тогда София спросила: «Кто Ты, и где Твой дом?» «Я живу в Клисури», – таков был ответ.

В первые годы жительства Софии в монастыре игуменом там был иеромонах Григорий (Магдалис), пожилой святогорец, человек великой добродетели. У него София научилась духовной жизни и всегда упоминала его имя с большим уважением.

В очаге

Очаг в монастырской трапезной по повелению Богородицы стал постоянным обиталищем Софии. Всю ночь она стояла на коленях, прислонившись спиной к влажной его стенке, и трудно сказать, спала ли она хотя бы два часа. Тогда не было в окнах стекол, и холод и сырость от постоянно текущей из кранов воды пробирали сильнее, чем ныне. За монастырскими воротами столбик термометра часто опускался зимой до 15 градусов ниже нуля. Иногда она разводила в очаге огонь, но так как все было открыто, это скудное тепло быстро растворялось. На подоконнике у нее всегда горела свеча из чистого воска перед образом Богородицы.

Там она сидела, там ела, там проводила время, наблюдая также и за воротами монастыря. Часто случалось так, что без уведомления (ведь телефона или кого-то иного способа связи тогда не было) она сообщала о паломниках, которые должны прибыть, и даже называла их имена, хотя их еще никто не видел. А когда она хотела что-либо им сообщить, она оставляла очаг, неожиданно появлялась перед ними и говорила то, что хотела сказать.

Однажды из Крокоса Козани приехал целый автобус паломников. София поименно поприветствовала всех и при этом сказала каждому о его личной или семейной проблеме, спрашивая и о тех, кто остался в селе. Чтобы услышать ее и посоветоваться с ней, из Салоник приезжали полные автобусы учеников отца Леонида (Параскевопула), который позже стал митрополитом. «Великое сокровище у вас там в горах», – говорил он. Приезжали благочестивые паломники и из предместий Салоник: из Ставруполи, Криа Вриси. Приезжали и из Афин.

Одеяние и поведение

Ее одеяние было нищенским. Белья у нее не было. Иногда зимой она накидывала на спину дырявое одеяло или проеденную мышами шаль. Она ходила босая. Порой на ней была шерстяная рваная и старая шапочка и какие-нибудь старые тапки или башмаки. Иногда она собирала в очаг листья и ветки и зарывалась в них, как мышь. Однажды чуть не случился пожар, и она, проснувшись, еле успела выскочить, чтобы не сгореть заживо. Оказалось, что ее лохмотья подгорели, но она так и ходила, пока не нашлось чего-нибудь получше. Видя ее рубище, в котором она была и в холод, и в дождь, паломники приносили ей новую теплую одежду, но блаженная, принимая ее, тут же отдавала беднякам, так, чтобы правая рука не знала, что творит левая. Она не носила новой одежды, и даже той, которую надевали только один раз.

Ее голова была всегда повязана черным платком. Еще на Понте она перестала заботиться о волосах и не расчесывала их, и они стали жесткими, как лошадиная грива. От ее головы исходило благоухание. Однажды она попыталась состричь волосы спереди, но для этого понадобились ножницы для стрижки овец.

Вечерами, сидя у очага, она просила кого-нибудь, кто умел читать, почитать ей жития святых из маленьких брошюрок, которые она хранила у себя. Когда было очень холодно, паломники, видя ее разутой, просили ее подбросить дров в очаг. Тогда она вскрикивала длинным «Не-е-ет» – это вскрик до сих пор стоит в ушах паломников, и они со слезами умиления повторяют его.

София пришла в монастырь в возрасте 44 лет. Чтобы никого не смущать своей красотой, она мазала лицо сажей и копотью из котелков. Она брала зажженные угли без щипцов голыми руками.

Ее пища всегда была постной. Паприка и лук-порей, запеченные в золе, немного маринованных зеленых заплесневелых помидоров и иногда в скоромные дни немного соленой рыбы. Для себя она не готовила. Только когда ждала посетителей, она отправляла женщин варить фасоль или макароны, с маслом или без, и сколько бы ни засыпали в кастрюлю, еды выходило ровно столько порций, сколько было нужно. Всем путникам и паломникам она варила кофе. Она никогда не мыла турку, и та всегда была покрыта кофейной гущей, но она никому не позволяла ее мыть. Да никто никогда и не брезговал этой туркой, сколь бы грязной она ни казалась.

Она собирала дикие травы, грибы и мох и ела все это сырым, обильно посыпав солью. По субботам и воскресеньям она добавляла в еду ложку масла. Иногда она открывала рыбные консервы и ела их через несколько дней, когда они покроются на палец плесенью. Она клала еду в медную посудину и ела после того, как она позеленеет от плесени, так что казалось, что она непременно отравится и умрет. Она варила листья и папоротник. Она не очищала виноград от муравьев и не выбрасывала гнилые ягоды. И после такой еды с ней никогда не случалось ничего плохого. Она всегда была благодарна Господу и с глубокой радостью говорила: «Возрадовалось сердце мое».

Никогда не было такого, чтобы она задела или огорчила кого-либо. Когда она понимала, что кто-то был в тяжелом положении из-за мучающих его грехов, она с разумением подходила к такому человеку. Она пару раз заговаривала с ним, как бы призывая тайно от всех, и снова удалялась. Тот человек понимал это и следовал за ней. Тогда они вдвоем усаживались так, чтобы их не видели и не слышали остальные, и она, не давая ему раскрыть грех или проблему, сначала утешала, а потом наставляла душеполезными и полными любви словами Господними. Порой она говорила: «Они пришли к Богородице черными, а уходят белыми».

Особенно заботилась она о незамужних девицах, которым случилось сбиться с пути. Она собирала их вокруг себя и вразумляла лучше матери. Она говорила им не рассказывать больше о своем падении и заботилась о том, чтобы выдать их замуж, снабжая их приданым из того, что приносили ей люди. «Богородица не потеряет вас», – добавляла она.

Сама София жила в полной скудости. Когда становилось совсем тяжело жить в очаге, она поднималась на верхний этаж в келлию под номером 1. Там у нее были листья и солома, на которые она ложилась. Но любопытство людское добралось и сюда. И что оно обнаружило? Под соломой лежали острые камни. Во время оккупации под соломой она прятала масло или другую снедь и раздавала их присущим ей образом там, где была нужда.

Через ее руки проходило много денег. Она брала их и оставляла где придется: в кустах, под камнями, в ямах, в щелях стен, под деревянными ступенями, под черепицей. Но как только в них появлялась нужда, она тут же их находила и отдавала туда, где было необходимо.

Она видела много соблазнительных действий мирян, монахов и священников, но никогда никого не осуждала.

«Покрывайте, и вас покроет Бог», – говорила она.

Студенты и верующая молодежь, простой люд и военачальники, монахини и игуменьи, высокие по званию и смиренные священники и монахи, даже из Иерусалима и Франции, – все они приходили увидеть этот «скелет» и услышать слова Божии. Кое-кто даже записывал за той, кого некоторые глупые и недалекие сельчане называли по-понтийски «палала» (сумасшедшая) и даже «София-дурочка» и над которой смеялись.

Все это она понимала, но ничего не говорила. Речь ее всегда была ласковой, даже если ее взгляд был серьезным и глубоким. Ее внешность многих пугала. Любимой ее фразой было: «Имейте много терпения, много терпения». Она говорила и повторяла эту фразу, так как вся ее жизнь была терпением и суровым подвигом ради Христа.

Много терпения

Ее тело было подобно телу святой Марии Египетской: высохший остов, лицо –как обтянутый кожей череп, запавшие в глазницы глаза, мозолистые руки, обожженные золой и углями, сухая, сожженная солнцем кожа, желтая, бледная, без единой кровинки. Жесткие волосы, из которых часто торчали колючки и солома.

Как-то София тяжело заболела. Ее всю скрючило от боли. То ли воспалился аппендикс, то ли грыжа или что-то подобное. Вдруг открылась рана на животе – и эта блаженная стала прикладывать к ране тряпки и фитили от лампад, и рана стала гнить. От нее отвратительно пахло, но она отказывалась от какой-либо помощи или даже ухода. «Придет Богородица и возьмет у меня эту болезнь», – говорила она.

Приехавшим на автобусе благочестивым паломникам из Афин она сама рассказывала о чуде (сохранилась магнитофонная запись):

«Пришла Богородица с Архангелом Гавриилом и святым Георгием; были там и другие святые.

Архангел сказал:

– Мы сейчас тебя разрежем.

Я сказала:

– Я грешная. Можно, я исповедуюсь, причащусь? Потом и режьте.

– Ты не умрешь, – сказал он. – Мы тебе сделаем операцию, – сказал он и открыл меня».

Она рассказывала об этом с простотой и непосредственностью, как будто речь шла о самой обычной вещи. И без всякого стыда задирала свою блузку или платье, чтобы показать разрез, который сам зажил. И не могло быть никакого сомнения в ее словах.

Она никогда не обращала внимания на болезни или травмы. Как-то раз, когда мастера меняли черепицу в западном крыле монастыря, София наступила на большой гвоздь. Никто не услышал ни вскрика, ни всхлипа, хотя такая боль невыносима для человека. Гвоздь проткнул ногу и вышел с другой стороны, но крови не было. Рабочие перепугались, София же помогла им извлечь гвоздь, ударив сверху по нему, и продолжила свой путь, как будто ничего не произошло.

Воспоминания и свидетельства

Митрополит Ланкадасский Спиридон, родом из Клисури, помнит рассказы родителей о Софии: «Как и Анна, дочь Фануилова, прожив с мужем семь лет от девства (см.: Лк.2:36-38), София из Клисурской обители Божией Матери с простотой и истинной стойкостью свидетельствовала о чудесах Бога и Богородицы. Мне не довелось знать ее лично, потому что мы уехали из деревни, но свидетельства моих родителей и других клисуриотов описывают благочестивый и освященный, смиренный и благодатный ее образ».

Уже почившая о Господе Евфимия Саулиду, ее невестка по племяннику Исааку, всегда принимала Софию с большим уважением с той поры, как ей пришлось общаться с игуменом Григорием по монастырским делам: «Нашу монашенку все уважали. Как бы вам сказать… Она понимала наши мысли и давала нам с Исааком хорошие советы. Я сдавала дом учительницам, и те ходили к Софии, чтобы она их просветила: эти учительницы слушали неграмотную – такая святость была у Софии. Она говорила мне, чтобы сначала они ложились спать, а потом мы. Она пахла не как женщина, можно сказать: она благоухала, как говорит отец Фотий. Он исповедовался у нашей монашенки, а та исповедовалась у него».

Блаженная осеняла женщин маленькой иконой Рождества Богородицы, чтобы скрыть свою собственную молитву и благодать, которую даровала ей Богородица. В случае других болезней она благословляла иконой святых бессребреников. Одни видели, как с ней у ее изголовья спали три змеи, и ни они ее не тревожили, ни она их. Большую змею также видели в церкви Святой Троицы, и эта змея сопровождала ее, когда София зажигала лампады. Люди испугались и попытались ее убить. Но София пресекла эти намерения, сказав: «Раз она вас не беспокоит, не беспокойте и вы ее. Она церковная».

В других случаях она сама выслеживала змей и разбивала им головы камнями.

Военный в отставке, который посещал Софию до последнего с тех пор, как служил в этой области – в годы войны и позже, в 1949-м, рассказывал нечто невероятное. У Софии была медведица, которую та кормила из рук хлебом и прочей снедью, и громадное, но смирное животное брало у нее пищу, с благодарностью облизывало ей руки и ноги и исчезало в лесу. У медведицы было даже имя.

– Иди, Руса, иди поешь хлебушка, – звала София.

Если случалось кому-нибудь незнающему наблюдать это зрелище, того трясло, как от холода. Тогда в диких горах водилось много медведей, волков и других зверей.

Многие свидетельствуют следующее: блаженная оставляла на подоконнике крошки для птиц, и те, когда она молилась, даже если это происходило в церкви, собирались и с щебетом летали вокруг нее. Когда она отошла ко Господу, птицы приходили и клевали ее фотографию. Сколько подобных случаев описано в синаксарях!

Однажды София работала в огороде. К ней подошла некая сияющая Женщина, показала на овощи и сказала:

– Полей их, дочь Моя, чтобы народу было что есть.

София, не понимая, Кто это, сказала этой Женщине, чтобы Она прошла в храм и приложилась к иконам. Та и в самом деле направилась в монастырь, и София решила пойти тоже, чтобы должным образом приветствовать Ее, но нигде не могла найти эту Женщину. После она рассказала о случившемся отцу Григорию, который уверил ее, что эта Женщина была Богородицей.

В аскитирий Святой Троицы, расположенный не далее 300 метров от монастыря по прямой, но почти на самой вершине, она поднималась утром и вечером по серпантину, чтобы зажечь там лампаду. Когда ее спрашивали, как ей, старухе, удается подниматься так быстро, она отвечала:

– Меня поднимает Богородица.

Некоторые люди свидетельствуют о том, что видели, как она поднималась или спускалась, не касаясь земли: она летала.

Особенно она дружила со святыми.

Святой Георгий принял ее под свое покровительство со времен Понта, когда он спас ее село. Он присутствовал и на операции. И наконец, в день его памяти София почила о Господе.

Святой Мина, небесный покровитель Касторьи, икона которого находится в соборе, часто появлялся как всадник, и его слышали и другие люди, работающие в монастыре. Но София не только его слышала, но и видела святого в светлом облаке, причем явственно его различала.

Как-то раз случилось событие неожиданное и, пожалуй, для тех, кто его задумал, ужасное. Приехали люди из Афин и захотели забрать Софию, а София стала звать знакомых на помощь. И кажется, что ее близкие духовные друзья из Клисури поняли ее знаки. А людей из Афин послали нарочно, чтобы разлучить Софию с Богородицей и иметь своему монастырю рекламу: мол, вот, у них в обители живет подвижница. Она же, как всегда, спросила Пречистую, Которая сказала ей:

– София, у тебя два глаза, так что следуй за своим новым оком.

И она больше никогда не удалялась от Богородицы, от Ее монастыря и церкви.

Кончина

Незадолго до своей смерти София все время повторяла: «Я уйду, а через некоторое время на родину придет большая беда». Когда произошли кипрские события, ее ученики поняли это пророчество.

На отпевании предстоял игумен монастыря архимандрит Нектарий, а погребальное слово произнес отец Хризостом Аваянос, начав со стиха «Приимши крест… учила еси презирати убо плоть… прилежати же о души, вещи безсмертней» – из тропаря преподобным женам. Он неожиданно оказался в обители – по божественному навету, вместе с отцом Григорием Хаджиниколау, а ведь ему никто ничего не сообщал. От лица клисуритов произнес речь и учитель Георгий Галицас. Общество клисуритов прислало деньги на сорокоуст и на поминовение в течение года с ее племянником Исааком Саулидисом.

8 лет спустя – в 1982 году – обрели ее мощи: все благоухало базиликом, и это благоухание сохранялось несколько дней. Другие видели сияние, поднимающееся до небес.

Среди заросших крестов древних отцов за алтарем храма святого Иоанна Предтечи стояло мраморное надгробие. На мраморе под крестом была высечена надпись:

«София Хотокуриду, монахиня святой обители Богородицы, умерла 6.5.74 в возрасте 88 лет».

В тяжелые времена Христос являет таких людей, о которых сразу и не скажешь, что они могут удержать народ в вере…

Ее мощи хранятся с благоговением. Многие как великое сокровище хранят также кусочек ее лохмотьев. У некоторых есть частицы ее мощей. Ее платок хранит ее верная ученица, и этот платок творит чудеса – особенно для бесплодных и беременных женщин. Это кусок черной старой и рваной ткани, источающей благоухание, то слабое и едва различимое, то сильное и удивительное.

Послесловие

Способ подвижничества, избранный святой Софией, напоминает житие блаженного отца Георгия (Карсалидиса) и святых юродивых. И в житии святого Серафима Саровского и его учениц мы найдем много сходного. Главным же всегда остается пламенная любовь ко Христу и чрезмерные до безумия подвиги.

Придя с Понта, София всегда соблюдала все посты, а когда поменяли календарь, то и по два раза, чтобы никого не соблазнить. Когда ей говорили, за кем идти, она все равно никогда не оставляла простых верующих. Когда некоторые люди захотели ее себе присвоить беззаконным образом, она посоветовалась со своим духовником в Лехово и не оставила монастыря. Она всех принимала как любящая мать и успокаивала. Ей не нравились новшества, пусть даже и касающиеся одежды. Она отдыхала с теми, кто соблюдал традиции, постился и скромно одевался. Но когда какой-то священник из соседнего монастыря спросил ее, нужно ли ему делать замечания верующим, она ответила:

– Лучше делать вид, что не видишь, чем ругаться с народом.

София никогда не хотела удаляться от Церкви и монастыря и так и осталась в уделе Богородицы.

Простые люди из тех мест и все, кто ее знал, с особым уважением вспоминают и применяют ее советы и хранят ее фотографии вместе с иконами. Все, кто ее призывает в своих молитвах, получают ответы на свои вопросы. Иеромонах-святогорец написал икону после того, как ему явился ее образ.

Юноша из города на Пелопоннесе принял решение стать священнослужителем, когда увидел Софию.

Хотя свидетельства о дерзновении Софии перед Господом все умножаются и готовится к изданию ее пространное житие, ее христолюбивая жизнь предугадывает установленное церковное действо, так что скоро наши торжествующие и подвизающиеся братья возрадуются еще одной избранной рабе Господа нашего Иисуса Христа – блаженной Софии.

Первый образ Софии заказал у иконописца Д. Хаджиапостола высокопреподобнейший архимандрит Павел (Апостолидис), игумен святой обители Богородицы Сумельской, ныне митрополит Драмский. С тех пор были написаны и другие иконы. Уже обретена ее святая глава и другие честные мощи. Футболист, которому София явила чудо, посеребрил святую главу, и она источает тончайшее благоухание, и от нее истекают капли мира, о чем свидетельствуют паломники.

Составлена служба ей, песнопения для которой написаны святогорским монахом по заказу архимандрита Павла.

Подготовила Зинаида Оборнева. По книге «ΣΟΦΙΑ ΧΟΤΟΚΟΥΡΙΔΟΥ-ΜΙΑ ΛΑΪΚΗ ΑΣΚΗΤΡΙΑ», «ΜΥΓΔΟΝΙΑ», Θεσσαλονίκη, 2006. Источник: https://azbyka.ru/days/sv-sofija-hotokuridu

Прп. Иусти́на По́повича, Челийского (1979) (Серб.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

14 июня

ЖИТИЕ

Великий подвижник и духовный писатель, отец Иустин родился в городе Вране в семье священника в праздник Благовещения. Учился в семинарии св. Саввы в Белграде, где в то время преподавал будущий святитель Николай (Велимирович). Позднее отец Иустин учился в Петербургской Духовной академии, затем – на теологическом факультете в Оксфорде. Душа его искала подвижнической и аскетической жизни. Спустя некоторое время он преподавал в семинарии и окормлял многочисленных чад, принимал участие в издании православных газет. И мечтал об Афоне... В 1926 защитил в Афинах докторскую диссертацию по теме: «Учение святого Макария Египетского о тайне человеческой личности и тайне ее познания». С конца 1930 года потрудился миссионером в прикарпатских городах (Ужгороде, Хусте, Мукачеве и др.). Был выдвинут на возрожденную Мукачевскую епископскую кафедру, но по смирению своему отказался от нее. С 1932 года отец Иустин – преподаватель Битольской семинарии, а спустя два года – доцент Теологического факультета в Белграде. С мая 1948 года до кончины подвизался в монастыре Челие близ Валева, где был духовником; написал многие богословские труды. Преставился ко Богу, как и родился, в праздник Благовещения.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-iustin-popovich-chelijskij

Прмч. Филуме́на Святогробца (Хасаписа), архимандрита (1979)

ДЕНЬ ПАМЯТИ

29 ноября

ЖИТИЕ

В миру Софоклис Хасапис, родился 15 октября 1913 года в столице Кипра Никосии.

В 1927 году поступил в число насельников монастыря Ставровуни вместе со своим братом Александром.

В 1934 году братья приехали в Иерусалим и поступили в гимназию Иерусалимской Православной Церкви.

В 1937 году они приняли там же монашеский постриг с именами Филумен и Елпидий. 5 сентября 1937 года монах Филумен был рукоположен во иеродиакона. Иеромонах Елпидий впоследствии был приглашен в Александрийскую Православную Церковь.

После окончания семинарии в 1939 году святой Филумен нес различные послушания в патриархии, несколько лет подвизался в Лавре святого Саввы.

1 ноября 1944 года был рукоположен в иеромонаха.

Был настоятелем различных греческих храмов и монастырей во Святой Земле – в Иерусалиме, Яффе, Рамалле.

8 мая 1979 года был назначен игуменом монастыря у Колодца Иакова в Самарии.

29 ноября 1979 года был убит религиозными фанатиками.

Незадолго до убийства отца Филумена группа людей явилась в монастырь и потребовала убрать кресты и иконы от Колодца Иакова под тем предлогом, что символы христианства мешают им молиться в этом священном для них месте. Настоятель монастыря отказался это сделать, напомнив, что Колодец Иакова был и остается православной святыней многие сотни лет. В ответ была высказана угроза, что если он не уйдет оттуда, то должен готовиться к худшему. Выкрикивая богохульства, непристойности и угрозы христианам, фанатики ушли.

В день памяти святого апостола Матфея убийцы ворвались в монастырь. Они нанесли отцу Филумену топором в лицо две крестообразные раны, выкололи ему глаза и отрубили по частям пальцы правой руки. Однако убийства кроткого священнослужителя им было недостаточно, они осквернили еще и саму церковь: разрубили распятие, разбросали и осквернили священные сосуды и совершили другие кощунственные действия.

30 ноября 1983 года блаженнейший патриарх Иерусалимский Диодор в сопровождении греческих епископов, архимандритов, священников и монахов совершил открытие мощей архимандрита Филумена. Гроб его был с предосторожностями извлечен из могилы на кладбище Братства Гроба Господня на горе Сион. Останки отца Филумена были почти полностью нетленными. Они были обмыты, обернуты новым покровом и положены в Троицком храме греческой семинарии на Сионе, где пребывали несколько месяцев, а затем были перезахоронены в новом гробе на сионском кладбище. 8 января 1985 года мощи святого Филумена были вновь извлечены из гроба и положены в раке в Троицком храме на Сионе.

29 августа 2008 года, накануне дня освящения достроенного храма святой Фотинии Самарянки греческого монастыря над Колодцем Иакова в Самарии, мощи торжественно были перенесены в Сихем.

29 ноября 2009 года патриарх Феофил III при огромном стечении паломников совершил в храме святой Фотинии Самарянки в Сихеме Божественную литургию, по окончании которой был совершен крестный ход в преднесении ковчега с каплями крови святого. Перед началом молитвенной процессии патриарх Феофил зачитал решение Священного Синода Иерусалимской Церкви о прославлении в лике святых новомученика Филумена. В своем слове патриарх отметил, что братия Святого Гроба Господня сразу же по назначении отца Филумена в Сихем называла его новомучеником, тем самым предсказав его страдальческую кончину.

Источник: http://drevo-info.ru, https://azbyka.ru/days/sv-filumen-svjatogrobec-hasapis

Прп. Зино́вия (в схиме Серафи́ма) (Мажуги), митрополита Тетрицкаройского, митрополита (1985)

ДНИ ПАМЯТИ:

22 сентября – Собор Глинских святых

8 марта (переходящая) – 8 марта (23 февраля) в невисокосный год / 7 марта (23 февраля) в високосный год

ЖИТИЕ

Митрополит Зиновий, иерарх Грузинской Церкви (в миру Захарий Иоакимович Мажуга), начинал свою духовную жизнь в Глинской пустыни. Родился он недалеко от обители, в г. Глухове 14 сентября 1898 г. Назвали мальчика Захарией. Он рано лишился родителей. Отец умер, когда ему было 3 года, а мать когда исполнилось 11 лет. Пришлось жить у родственников. Жили бедно, но основы благочестия – веру и любовь к Богу, заложенные покойной матерью, мальчик берег всегда. Сестра его, уже имея свою семью, и принявшая младшего брата, вскоре устроила его в пошивочную мастерскую при Глинской пустыне. Это было для него великой радостью: он бегал в обитель и раньше, знал некоторых насельников, жалевших осиротелого мальчика, с теплом и участием относившихся к нему. Когда ему исполнилось 16 лет, его зачислили в Глинскую пустынь послушником. Обычно вновь поступивших определяли сразу же в гостиницу, чтобы научить служить людям – на полгода, потом – в прачечную, чтобы не боялся в будущем никаких трудов – на год или два. После этого, смотря по усердию и склонности к определенным трудам, посылали на кухню, в пекарню, в переплетную или швейную и другие мастерские, если явно была склонность к иноческой жизни. Если ее не замечали в юноше, то советовали вернуться домой.

У Захарии было все хорошо с первыми послушаниями, а на специальных – не ладилось. Старшие без конца жаловались на него настоятелю, его переводили с места на место… Он очень переживал, молился изо всех сил, боясь, что его отправят домой. Жалел его и старался поддерживать лишь один строгий схимонах Герасим, которому его поручили. Старец решил испытать молодого послушника, стал грозно выгонять и даже обещал побить, но огорченный юноша решительно заявил, что он никуда не уйдет, как бы старец к нему не относился. С тех пор Захария стал духовным сыном строгого монаха, который приучал его к продолжительным молитвам, строгому ограничению в пище, воздержанию в словах. Постепенно наладилось дело и с послушаниями. Послали его присматривать за лошадьми. Их он боялся, боялся и того, что, не справившись с этим послушанием тоже, его выгонят. Однако, скоро привык и полюбил их. Дело пошло на лад.

В 1914 г. началась 1-ая мировая война, а в 1916 г. Захарию вместе с другими молодыми послушниками взяли на военную службу. Проводил его старец Герасим, предсказав возвращение в обитель и то, что больше они не увидятся. Завещал старец при последнем свидании усердно молиться и во всем полагаться на волю Божию. Будущий монах молил Бога о том, чтобы его назначили на такое место, где он мог бы никого не убивать, и Бог дал ему: его зачислили в роту конвоиров и в военных действиях он не участвовал. Удерживать позиции, теснимые немцами, русским войскам (где был Захария) пришлось в Пинских болотах в Белоруссии. Постоянная сырость этих мест привела к заболеваниям, которые мучили его в течении всей жизни – экземе и тромбофлебиту.

Когда Захарию демобилизовали, он вернулся в Глинскую пустынь, где в 1917 г. Был пострижен в день Благовещения Пресвятой Богородицы с именем Зиновий в честь священномученика Зиновия, епископа Эгейского. Старец Герасим, как и предсказывал, к этому времени умер. Новопостриженного монаха вручили старцу иеросхимонаху Николаю. Настоятель обители архимандрит Нектарий благословил монаху Зиновию ездить на монастырскую мельницу в г. Путивль (это в 40 км от монастыря на реке Сейм), отвозить туда зерно, а в монастырь привозить муку. Если учитывать, что это время – годы гражданской войны – особенно отличалось насилием, грабежами, убийствами, то можно представить, с каким риском было сопряжено такое послушание. По милости Божией, обозы приходили целыми. Монах Зиновий знал, что настоятель, благословляя на такое послушание, молился за него, но и сам просил Бога, чтобы благополучно выполнять порученное.

Учась на деле отсечению своей воли и смирению, монаху Зиновию пришлось испытать немало тревожных минут. Однажды его позвали к настоятелю, велели сесть на стул, и келейник, не говоря ни слова, остриг волосы, при этом ничего не объясняя. Он тоже ни о чем не спрашивал, но в мыслях недоумевая, почему так и к чему это… После чего ему велели идти в келью и ждать. Чего? Опять все молчат. Позвали вечером, сняли монашескую одежду, дали померить костюм. Все это молча, ничего ему не говоря. После этого, положившись на волю Божию, он пошел запрягать лошадей, как было велено. Подогнал повозку к настоятельскому корпусу, вошел к настоятелю. Тот молился, потом, повернувшись, сказал, что он в нем не ошибся и поручает ему трудное дело: тайно отвезти одного человека, не привлекая к себе внимания (для того и нужно было изменить внешний облик). На дорогах занимались грабежами всевозможные банды, и спастись от них было не так-то просто. Оказалось, монах Зиновий вез архиерея. Прощаясь, тот сказал: «Ты спас архиерея, следовательно, быть тебе архиереем». Это исполнилось через 35 лет.

В 1922 г. Глинскую пустынь закрыли и вскорости разорили. Монах Зиновий взял с собой один из антиминсов, на котором впоследствии совершали богослужения под открытым небом. Направился он в Грузию, где тогда было спокойнее. В Драндовском Успенском монастыре его рукоположили во иеродиакона, а в 1925 г. епископ Сухумский Никон рукоположил во иеромонаха. Недолго жили монахи и там. В 1927 г. монастырь закрыли. Отец Зиновий стал настоятелем церкви великомученика Георгия, потом служил в Никольском храме г. Сухуми. Вскоре и это стало невозможно. Решил подняться в горы, устроив небольшой скит. И там не дали спокойно пожить. Пришлось о. Зиновию жить в греческих поселениях, переходя с места на место. Благодаря приобретенному в Глинской пустыне ремеслу он бесплатно шил местным жителям все, что просили, за это они его кормили и устраивали на ночлег. Общаясь с греками, о. Зиновий выучил греческий язык и мог свободно говорить на нем. Позже он рассказал об одном удивительном случае тех лет. Ночуя в одном селении, он узнал от хозяина, что намечается проверка. Он, конечно, там не прописан. Надо уходить, чтобы никого не подвести и себе не причинить неприятности. Ушел в лес, нашел подходящее местечко, будто кто-то устроил себе жилище, развел костер, стал молиться святителю Николаю, ведь эта ночь как раз под праздник «вешнего Николы» 22 мая. Вскоре он услышал тяжелые шаги, хруст веток. Кто-то ломился через кусты прямо к нему. Отец Зиновий подбросил хворосту в костер, стал стучать… Шаги стихли, но раздался рев. Медведь! Еще огня прибавил, еще усерднее стал молиться… Незаметно заснул. Проснулся от того, что его разбудил мальчик, сынишка хозяина, который пришел его позвать домой, принеся с собой молоко для подкрепления сил. Отец Зиновий встал, обошел свое убежище – кусты помяты, видно, что по кругу, обходя свою берлогу, ходил медведь. У хозяина дома за завтраком о. Зиновий рассказал о ночном посетителе, но тот не поверил, решив, что это со страху приснилось отшельнику. Хозяин был охотником, знал повадки зверей, знал, что в их краях водятся гималайские медведи, которые никогда не уступят своей берлоги. Решили сходить на это место, чтобы убедиться, увидеть все днем. Увидели поломанные кусты, следы медвежьих лап, помет. Охотник сказал: «Да, о. Зиновий, тебя спас святитель Николай». Это очень редкий случай, когда медведь ушел, не наказав обидчика.

Не находя возможности для служения о. Зиновий уехал в г.Ростов-на-Дону, где стал служить в Софиевском храме.В 1936 г. его арестовали. В следственном изоляторе он заразился малярией, что было для него милостью Божией, так как один молодой врач, стал доказывать своим коллегам, что такого больного нельзя отправлять в Среднюю Азию, куда собирались переводить партию заключенных, из-за этого его отправили на Урал, а четырнадцать священнослужителей – в Ташкент. Отец Зиновий переживал, что его исключили, хотел ехать со всеми вместе. Позже, уже на строительстве Беломорканала, он узнал, что все, отправленные в Ташкент умерли. Утешением ему была краткая встреча в Ростовском распределителе с будущими Глинскими старцами – о. Серафимом (Романцовым) и о. Андроником (Лукашом).

По прибытию на место заключения о. Зиновий раздал все, что имел. Так поступил и один из его попутчиков. Другой смеялся над ними: «Завтра-то, что есть будете?». Когда же вечером все вернулись в барак, то увидели, что на кровати о. Зиновия и его спутника, последовавшего его примеру, лежали их вещи, а у насмешника украли все, даже матрас. Обычно священников помещали вместе с уголовниками. Так было и здесь. Однажды ночью в камеру привели молодого парня. Мест свободных не было. Он собирался уже постелить газету и лечь на бетонный пол. Отец Зиновий и его спутник разрезали свои одеяла и дали вновь поступившему. Утром он сказал о. Зиновию: «Отец, пока я здесь, вас никто не тронет». Он оказался одним из авторитетов в уголовном мире и их, действительно, защищал от многих неприятностей, неизбежных при общении с представителями преступного мира. В тюрьме о. Зиновий, помнивший наизусть часто употребляемые службы, исповедовал всех, кто просил, молился с желающими, но больше любил и молиться один, когда позволяли условия. Как-то, на Урале, когда заключенные строем возвращались в барак после работы, о. Зиновий, как самый маленький по росту, идя в конце колоны, заметил в снегу, в 50 градусный мороз свежесорванную гроздь винограда. Он подобрал ее, принес в барак и раздал каждому зэку по виноградинке, как явное Божье чудо и утешение. Работать ему приходилось наравне со всеми. Никто не считался с тем, что он был физически слабее многих, к тому же еще со времен 1-ой мировой войны он страдал заболеванием ног. Когда его послали грузить мешки, он надорвался. Врач ходатайствовал о переводе его на более легкую работу. Хотя это было редким явлением, но, его все-таки, перевели в портняжную мастерскую. А там мастер старался ему досадить, так как намеревался взять на это место своего человека. Неожиданно мастера сменили, а новый мастер проверил оформления нарядов (где были намеренные искажения), и восстановил все, как надо было в соответствии с реальным выполнением нормы. Благодаря этому о. Зиновий оказался в числе передовиков и заслужил досрочное освобождение, пробыв 4 года и 8 мес. вместо 5-ти лет по приговору.

Много пришлось вытерпеть за эти годы, но и не раз убедиться, что Господь не оставляет без Своей помощи уповающих на Него. Освободили о. Зиновия на праздник Успения Матери Божией, реабилитировали. Поехал он в Сухуми, но там не стали его прописывать. Решил поехать подлечиться в Тбилиси, но там у него украли деньги и документы. Как беспаспортного привели в милицию. Обыскав, нашли четки. Начальник милиции сказал своим сотрудникам: «Преступников надо ловить, а это монах. Кого вы привели?». Отца Зиновия отпустили, но пришлось ждать, пока восстановят документы. Ожидая свои документы, о. Зиновий стал ходить в Сионский собор, где его увидел патриарх Каллистрат, который предложил ему быть внештатным священником собора. Патриарх очень уважал о. Зиновия и поэтому просил, находясь на смертном одре, своего приемника, чтобы он добился епископской хиротонии для о. Зиновия. Это было очень непросто, так как грузины не хотели видеть среди своего епископата русского человека.

В годы Отечественной войны – с 1942 по 1945 годы – о. Зиновий служил в Сионском соборе и был духовником Ольгинского монастыря в Мцхете. В 1945 г. его перевели в с. Кирово Степановского района Армении. С 1947 и по 1950 годы настоятель Свято-Духовской церкви г. Батуми. Приходы где он служил, оживали, реставрировались храмы, люди начинали тянуться к Богу.

В послевоенные годы отношения между двумя братскими Церквами усердием патриарха Каллистрата, смягчились, восстановилось молитвенное общение. Патриарх Каллистрат поставил о. Зиновия благочинным русских приходов Грузии и Армении, которые входили прежде в юрисдикцию патриарха Московского. Назначение о. Зиновия способствовало дружественному примирению, знаком которого была передача этих приходов в юрисдикцию Грузинского Патриархата. Отец Зиновий многое сделал для того, чтобы не возникали конфликты между русскими и грузинами. Он любил Грузию, знал ее историю, чтил святых Грузинской Церкви, не делал различия между людьми разных национальностей, уважая в каждом обращавшемся к нему образ Божий.

Старец Зиновий, тогда архимандрит, как член Синода Грузинской Православной Церкви в 1950-е годы однажды был участником встречи предстоятеля Александрийской Церкви, приехавшего с визитом в Грузию. Высокую делегацию сопровождал епископ Пимен (Извеков; впоследствии Патриарх Московский и всея Руси). После литургии в одном из тбилисских храмов делегации выстроились для взаимных приветствий. Внезапно старец Зиновий подошел к предстоятелю Александрийской Церкви и попросил его уступить ему место, причем очень настойчиво. (Позднее владыка вспоминал, что действовал в этот момент не по своей воле и вполне понимал кажущуюся неуместность своего поведения.) Это чрезвычайно всех удивило, но, учитывая обстановку, не стали выяснять причины, а подчинились его требованию. Прошло какое-то время, вдруг из одного из верхних рядов иконостаса выпала икона и упала точно на голову отца Зиновия. Удар был очень сильным, и клобук на пострадавшем был весь разорван. Сам старец Зиновий отделался легким обмороком без каких-либо осложнений. Очевидцами этого события были все присутствовавшие в храме. Возмущение и недовольство гостей архимандритом сменилось искренним уважением и признательностью: все понимали, что благодаря отцу Зиновию удалось избежать больших неприятностей. Никто из присутствовавших не сомневался в чудесности происшедшего. Сам владыка Зиновий говорил после, что Промысл Божий и ангел-хранитель через него обезопасили жизнь главы Александрийской Церкви.

В 1956 г. состоялась хиротония архимандрита Зиновия во епископа через год он был назначен викарием патриарха Мелхиседека III с титулом «епископ Степановский». При патриархе Ефреме владыка Зиновий в 1960 г. стал епископ Тетрицкаройским. В 1972 г. его возвели в сан митрополита. В этом же году он тяжело заболел. Консилиум врачей определил: он более 2-х дней не проживет. Владыка Зиновий лежал и молился Господу и Матери Божией перед Ее иконой «Целительница». Позже близким сказал, что Матерь Божия посетила его и благословила, после чего, вопреки всем прогнозам, стал поправляться и пережил всех врачей, предрекших ему близкую кончину.

Знавшие близко Владыку отзывались о нем с удивлением и уважением, так как в его лице сочеталось величие иерарха со смирением монаха. Пережив много трудностей, лишений, много болея (практически всю жизнь), он был сердечным, радушным, гостеприимным. Всех ему хотелось утешить, духовно укрепить, воодушевить. Говорил он обычно мало, старался прежде выслушать, потом ответить, если надо. Не всегда сразу же определенно отвечал, иногда в общем разговоре высказывал свое мнение, и тот, кого оно касалось, делал для себя выводы. Многие, встречая внимание, доброжелательность, считали, что Господь наделил обладателя таких качеств даром прозорливости. Говорить об этом трудно, потому что имеющие такие дарования тщательно скрывали их от окружающих, а о том, что встреча с человеком Божиим может изменить жизнь говорить вполне возможно. Так не раз бывало с теми, кто общался с владыкой Зиновием. Например, хирург Г.А.Гзиришвили вспоминал: «Предки мои были православными, но я, к сожалению, был некрещеным. Знакомство с Владыкой пробудило во мне огромное желание быть крещеным, тем более, что Владыка сам предложил быть моим крестным отцом. Так и совершилось мое второе рождение, т.е. крещение, в декабре 1957 г. Мне было тогда 30 лет. Он стал моим крестным отцом и самым близким человеком. После крещения моя личная жизнь изменилась, я стал совсем другим человеком. Иначе стал смотреть на жизнь, на богатство, на людей и даже на больных. Самые сложные хирургические операции удавалось делать весьма успешно, с хорошим результатом. Помню больную в тяжелом состоянии, которая была прооперирована мною по поводу рака почки и выздоровела. Она и вся ее семья не знали, как благодарить меня. Они были русские, и я их направил в церковь к Владыке со словами: «Мои успехи зависят от Бога и от моей веры». Владыке Зиновию я обязан пониманием человеческой души, страданий, переживаний больного человека, и если я стал хорошим врачом, то в этом большая заслуга Владыки…».

А вот что пишет в своей книге «Глинская пустынь в Тбилиси» Валерий Лялин:

«В Тбилиси я сел на автобус и поехал в Кахетию поклониться мощам святой равноапостольной Нины и навестить своего духовного отца – пустынника Харалампия. Пробыв там день, я к вечеру вернулся в Тбилиси. Было уже довольно поздно, и мне пришлось заночевать у знакомых осетин. Утром на трамвае быстро добрался до собора. Здесь все было как в России. Вокруг собора ходили, сидели в ожидании начала службы истинно русские люди. Я и раньше обращал внимание, что чем дальше от коммунистических центров, тем яснее, спокойнее и приятнее лица, тем проще и естественнее люди одеты, тем спокойнее их разговоры, и нет в них хмурой напряженности. А собор-то какой благодатный, прямо как будто его перенесли из Шуи или Мурома. Эх, думаю, вот она, Русь-матушка!

Надо бы поспрашивать народ: где бы повидать владыку Зиновия?

Вижу, у церковной ограды стоит старый монашек, стоит и разговаривает со старушками в белых платочках. Пойду – расспрошу. Подхожу ближе: монашек сухой, старенький. Одет неважно: на голове поношенная скуфья, ряса серенькая, потертая, на ногах лапти. Стоит, опирается обеими руками на посох.

Эх, думаю, какой-то пустынник с гор из бедного скита. Слушаю, перебивать неудобно. Разговор шел за жизнь. Старушка жаловалась, что зять пьет горькую и ее обижает. Старичок-монах наставлял ее, как приняться за дело, чтобы отвадить зятя от пристрастия к хмельному. Я дождался окончания разговора и обратился к монашку:

– Простите, Христа ради, где мне найти митрополита Зиновия?

Старичок посмотрел на меня ласково своими ясными добрыми глазами и тихо сказал:

– Митрополит Зиновий – это я.

Ну, я так чуть не повалился от удивления!

– Владыка, это Вы?

Я видел наших столичных митрополитов в черных шелковых рясах, в белых клобуках, с алмазными крестами, с драгоценными посохами в руках, как их с почтением принимали из черной лакированной машины, вели под руки в храм со славой колокольного звона, через строй подобострастно склонившихся священников, а они милостиво, обеими руками, раздавали народу благословение. А тут бедный, старенький монашек с посохом и в лаптях. Это был старец-святитель Зиновий-митрополит. Это про него сказал Патриарх Грузии Илия II: «Владыка Зиновий является великим святителем Православия, носителем Божественной благодати, и источающееся отсюда не земное, а небесное тепло, собирает вокруг него столько духовенства, столько верующих…»

Владыка Зиновий все делал основательно, не спеша. Не раз он посещал и Москву, и Троице-Сергиеву Лавру, бывал в Пюхтицком женском монастыре и многих других местах. Так в середине 60-х годов вместе с епископом Черниговским Владимиром (Сабоданом)(ныне Блаженнейший митрополит Киевский и всея Украины, священноархимандрит Глинской пустыни) посетил свою родную разоренную «красавицу Глинскую». Посещали и его многие архиереи с официальными визитами, и тогда, когда нужен был совет, или просили его молитв.

Все 35 лет своего служения в Александро-Невском храме в Тбилиси владыка Зиновий прожил в скромном домике около храма. Все его «покои» составляла одна комната-келья, где поместился лишь стол, кровать и два шкафа книг. Патриарх Давид V предложил ему построить резиденцию, которая давала бы возможность посещать храм всегда, когда он может и хочет. Владыка Зиновий отказался. Ему привычнее и проще было в его келье. Каждый день утром и вечером владыка Зиновий старался приходить на богослужение. В праздничные дни служил или выходил на молебен. Если же его не было в храме, значит, он был болен. В храме все делалось по благословению Владыки. Он пользовался духовным авторитетом у иерархов, священнослужителей, монашествующих, у мирян и у всех, кто бы к нему ни обращался. Более всего он старался, чтобы все жили в мире, молился обо всех, приучал всегда помнить о Господе и, главное, никогда не считать себя чем-то значительным, способным на трудовые и молитвенные подвиги. Все может человек, если Бог даст ему совершить что-то, воодушевив и укрепив Своей благодатью. «Без Бога, – как говорит русская пословица, – ни до порога». Пока человек этого не понимает, все его успехи могут быть не только бесполезны для души, но даже очень вредны, так как умножают самомнение. Владыка учил этому и словом, и личным примером. Он постоянно читал, чтобы быть в курсе событий, так как приходили люди разных возрастов, профессий, взглядов, образования, национальностей. Для всех, по слову Апостола, надо быть всем, чтобы спасти хотя бы некоторых. И главное, приводить не к себе, а к Богу. Если некоторые неразумно привязывались, надеясь найти в нем опору и постоянную помощь, отказывались от личных усилий, то Владыка обличал таких, напоминая: «не надейся на князи, ни на сыны человеческие, в них же несть спасения». Когда просили благословения и молитв, и Господь помогал явно, то владыка Зиновий объяснял это с верой просивших: «По вере вашей -будет вам». Вместе с тем Владыка внушал серьезно относиться к благословению: «Если спрашивать меня, так и слушать, а если не слушать, так незачем приходить ко мне за благословением». Когда надо было, когда явно имелась в виду польза душевная, Владыка мог быть и строгим. Однако строгость не была выражением раздражительности или гнева. Более всего учил Владыка усердной молитве, духовному рассуждению и долготерпению. Советы свои он давал, имея основанием не собственное мнение, а учение святых отцов. Сам он учился этому примерами старцев Глинской пустыни, которую всегда помнил и любил.

Когда в 1958 г. умер о. Серафим (Амелин), настоятель Глинской пустыни, владыка Зиновий приезжал на похороны. После вторичного закрытия Владыка опекал монахов обители, которые тянулись к нему, зная, что он является носителем тех духовных традиций, которые были заложены еще в дореволюционной пустыни, благодаря которым держались старцы в годы воссоздания монастыря из руин в середине минувшего века. Живой связью с Глинской пустынью, вновь разоренной в 1961 г. было общение с о. Андроником, к которому ехали отовсюду и те, кто бывал в Глинской пустыни, и те, кто только слышал о ней.

Владыка Зиновий, всегда окруженный людьми, которых стремился утешить, вразумить, наставить, вынужден был многих выслушивать и вести с ними многочасовые беседы. Это его очень утомляло, но никогда не раздражало, не лишало внутреннего мира и собранности. Потребность в молитве он мог осуществить только в ночные часы. Себе не делал послабления, но другим, включая и келейников, он не давал строгих правил. Вставал на молитву в час или два ночи и просил только, чтобы ему не мешали, если кто-либо, жалея его, уговаривали лечь спать. Считая молитву барометром духовной жизни, Владыка Зиновий стремился и приходящих к нему настроить на серьезное и внимательное отношение к молитве церковной и домашней.

От приходящих к нему за духовным советом, о. Зиновий требовал послушания: «Если спрашиваешь, тогда слушайся, – говорил он. – А если не исполнишь, тогда зачем идешь за благословением».

Однажды он не разрешил причащаться м. Ангелине, игуменье Ольгинского монастыря за то, что она осуждала священников.

Об этом извращенно доложили русскому патриарху Алексею I, как будто о. Зиновий хотел закрыть этот русский монастырь. Получился конфликт. Впоследствии патриарх Алексей I, сожалея о возникшем непонимании, пожертвовал церкви св. Александра Невского икону в серебряном окладе.

О. Зиновий очень любил патриарха Илью II. Перед смертью он сказал о. Виталию (Сидоренко) и м. Серафиме: «Ваш духовник – патриарх Илья. Он мой духовный сын и хороший человек. Будьте с ним рядом».

Незадолго до перехода в вечность, владыка Зиновий совершил монашеский постриг Михаила Потапова, будущего старочеркасского архимандрита Модеста, и при этом произнес такие слова: «На Модесте все мое закончилось».

Неумолимые годы приближали время кончины. Владыка реже выходил в храм, но ничего не менял в своей жизни до конца. Казалось, его не будет – этого неизбежного конца жизни. Готовясь к нему, Владыка принял схиму с именем Серафим в честь преподобного Серафима Саровского. Последнюю литургию Владыка отслужил в день преподобного Серафима Саровского 1-ого августа 1984 г. и почувствовал, что ноги отказывают. А 19 декабря, в день памяти святителя Николая, Владыка последний раз вышел в храм, был на молебне. После этого он уже не мог ходить, молился в келье днем и ночью. В последнюю ночь перед кончиной он сказал келейнику: «я от вас ухожу». В это же время попросил остаться игуменов Филарета и Вениамина. Его соборовали, причастили и во время чтения канона на исход души он тихо скончался на 87 году жизни 8 марта 1985 г. Отпевали его монашеским чином. Возглавил собор иерархов и священнослужителей, собравшихся на отпевание патриарх Илия II. Пели два хора – русский и грузинский. Множество народа собралось проводить Владыку. Патриарх Илия II сказал прочувствованное слово, выразив в нем свою веру в то, что «он не оставит всех нас в своих молитвах». Многие по вере своей получали помощь в своих трудных обстоятельствах, приходя к надгробию Владыки и прося его молитв. Он и сам перед кончиной, успокаивая келейника, говорил: «Я ухожу, но там (указывая на небо) буду за вас молиться».

25 марта 2009 года Священный Синод Украинской Православной Церкви причислил к лику местночтимых святых схимитрополита Серафима (Мажуга).

30 ноября 2017 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви принял решение об общецерковном прославлении преподобного Зиновия (Мажуги) с установлением даты памяти 22 сентября – в Соборе Глинских святых.

См. также: «Монах Зиновий, впоследствии митрополит Грузинской Православной Церкви (в схиме Серафим)»

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-zinovij-mazhuga-v-shime-serafim

Прп. Порфи́рия Кавсокаливита (Баирактариса) (1991)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

2 декабря

ЖИТИЕ

Старец Порфирий, в миру Евангелос Баирактарис, родился 7 февраля 1906 года в Греции, в селении Айос-Иоаннис близ города Карист на острове Эвбея. Его родители были бедные благочестивые крестьяне. Свое образование Евангелос получил в двух классах начальной сельской школы. С самого детства он помогал родителям заниматься хозяйством: пасти овец, работать в огороде. В 8 лет мальчик пошел работать на угольную шахту, а затем за прилавок магазина.

В ранней юности Евангелос прочитал житие святого Иоанна Кущника. Оно произвело на него такое сильное впечатление, что он втайне от родителей ушёл на Святую Гору Афон. Там Евангелос отдал себя в послушание двум добродетельным и духовно опытным старцам, жившим в Свято-Георгиевской келии на Кавсокаливии.

Однажды утром они послали его наколоть дров для печки. В их поисках юный послушник добрался до оврага, находившегося довольно далеко от скита Кавсокаливия, в котором он тогда жил со своими старцами. Когда мальчик начал рубить дрова, с ним случилось несчастье: с топора сорвалась рукоятка, и лезвие вонзилось ему в ногу, сильно ее поранив. Из раны хлынула кровь. Поблизости никого не было, и, вне всякого сомнения, отрок должен был умереть от потери крови. Чувствуя смертельную опасность, он изо всех сил начал громко призывать на помощь Матерь Божию: «Пресвятая Богородица, помоги мне!» И кровь немедленно остановилась.

Вскоре Евангелос принял монашество с именем Никита. Однажды он, придя рано в церковь, стоял в темном углу и молился. В этот момент в храм вошел монах Димитрий, 90-летний русский старец. Оглядевшись по сторонам и никого не заметив, он стал на молитву, делая земные поклоны. Во время молитвы старца осияла такая благодать, что он стоял посреди храма, не касаясь пола. Божественная благодать, излившаяся на святого старца, коснулась и юного инока Никиты. По пути назад в келлию после приобщения Святых Таинств сердце отца Никиты переполняла такая радость и любовь к Богу, что, воздевши руки к небу, он громко восклицал: «Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже!»

Он хотел всю жизнь подвизаться на Афоне, но Господь распорядился иначе. Девятнадцатилетний Никита получил воспаление легких, которое перешло в плеврит. Старцы приказали ему оставить Афон и поехать лечиться. Пройдя курс лечения и почувствовав себя лучше, он вернулся на место пострига. Однако болезнь вновь дала о себе знать, и старцы, видя, что афонский климат может убить их ученика, послали его назад, не благословив возвращаться на Святую Гору.

Так в 19-летнем возрасте отец Никита оставил Афон и поселился в монастыре святого Харалампия в Левконе, недалеко от своего родного села. В возрасте 21 года Никита был рукоположен во иерея Синайским архиепископом Порфирием III, который дал ему свое имя. Вскоре, несмотря на юный возраст батюшки, митрополит Каристский Пантелеимон назначил отца Порфирия монастырским духовником. Это послушание отец Порфирий нес в монастыре св. Харалампия до 1940 г. Многие из окрестных жителей обращались к нему, ища исцеления своих душевных ран. Отец Порфирий без устали служил Богу и людям. Вереницы людей ждали своей очереди, т. к. исповеди длились часами без перерыва. И так продолжалось изо дня в день. За свои неустанные труды в 1938 году отец Порфирий получил сан архимандрита.

В 1940 году отец Порфирий приехал в Афины, где был назначен приходским священником в церкви святого Герасима при афинской больнице. За тридцать три года своего служения на этом месте отец Порфирий помог тысячам людей обрести душевный мир, многих из них по благодати Божией он исцелял от разного рода болезней.

После ухода на пенсию отец Порфирий продолжал служить и исповедовать в древнем заброшенном храме святителя Николая в районе Пендели до 1978 года. Когда с ним случился инфаркт, он несколько месяцев прожил у своих друзей в Афинах, после чего в 1979 году поселился в районе Милеси, где и построил большое подворье с храмом в честь Преображения Господня.

Отец Порфирий никогда не оставлял надежды вернуться обратно на Афон. Когда в 1984 году он узнал, что последний обитатель родной для него Свято-Георгиевской келлии оставил ее и перешел жить в монастырь, он поспешил на Святую Гору. Господь исполнил заветное желание Своего верного слуги, и последние два года своей жизни старец провел на Афоне.

В это время он часто говорил о том, как будет давать ответ на Страшном суде. Вспоминал историю из Патерика, в которой один старец, чувствуя приближение смерти, приготовил для себя могилу и сказал своему ученику: «Мой сын, камни скользкие и тропа крутая, ты можешь покалечиться, если решишь нести мое тело к могиле. Давай пойдем туда, пока я еще могу ходить». Ученик, поддерживая старца под руку, довел его до могилы. Старец лег в приготовленную могилу и предал душу свою Богу.

По просьбе старца недалеко от келлии для него была выкопана могила. В последнюю ночь своей земной жизни старец исповедался, после чего ученики стали читать канон на исход души, а затем по четкам келейное правило великосхимника.

Последними словами старца стали евангельские строки: «Да будут все едино». Затем еле слышно он прошептал: «Гряди» и испустил дух. Господь забрал его светлую душу в 4:31 утра 2 декабря 1991 года.

Чудеса

Говоря о духовных дарованиях старца Порфирия, другой всемирно известный греческий старец, Паисий Святогорец, говорил: «У него цветной телевизор, а у меня только черно-белый».

Бог есть

Некоторое время вместе с батюшкой в монастыре жил один профессор богословия. Он был намного моложе отца Порфирия и был его духовным чадом. Однажды профессор предложил побеседовать о существовании Бога. Обсудив эту тему со всех возможных точек зрения, профессор и батюшка пришли к заключению, что Бог есть. Однако молодой профессор обратился к старцу с просьбой. Когда тот умрет, то придет к профессору и расскажет, есть ли Бог. В ответ на это батюшка спросил, почему профессор считает, что первым умрет именно он? На это молодой человек ответил, что батюшка старше его в два раза, поэтому, естественно, быстрее умрет тот, кто старше. Но отец Порфирий по благодати Божией знал, что раньше умрет профессор, причем очень скоро. Этого батюшка не стал говорить, но пообещал, что придет после смерти сказать, есть ли Бог. Такое же обещание дал батюшке и профессор на случай, если он все-таки умрет раньше.

Через некоторое время профессор покинул монастырь и уехал в город. Не прошло и года, как батюшка и профессор расстались, но вот в один из великих праздников, когда отец Порфирий с братией готовились к праздничной трапезе, в монастырь пришел человек из соседней деревни и сообщил, что профессор скончался. Спустя какое-то время после долгой молитвы отец Порфирий выключил свет в келлии и попытался заснуть. Вдруг из тьмы раздается громовой голос, сопровождаемый непонятным шумом. «Бог есть! Бог есть! Бог есть!» – трижды повторил голос. Это был голос профессора! В страхе батюшка встал на колени и начал молиться о его душе. И так до утра! Можно ли после этого сомневаться, что «Бог есть»?!

Источник

В одной горной деревушке не было воды. Ее жители обращались в разные инстанции, платили деньги, но все без толку. Все в один голос говорили, что в этом районе нет подземных вод. Так что жители деревни вынуждены были собирать дождевую воду. И вот один человек, который был чадом батюшки и знал о его способности находить воду, попросил его помочь этой беде. Батюшка сразу ответил, что в деревне много хорошей воды, и показал на чертеже место, где она протекает. После горячих и настойчивых просьб отец Порфирий сам пошел на это место и точно указал, где находится вода и на какой она глубине. И действительно: когда стали искать, именно на том месте и на той глубине нашли воду, которая била чистейшим ключом!

Тогда все жители деревни стали называть батюшку святым и пророком. Все хотели к нему прикоснуться, поцеловать его руки, ноги, обласкать, все наперебой хотели принять его у себя дома. И поскольку они приходили и кланялись ему в ноги, почитая за святого, батюшка очень расстроился и попросил немедленно найти способ увезти его из деревни. Так случилось, что в это время шел автобус в Афины.

Отец Порфирий с большим трудом вырвался из объятий жителей и сел в автобус; и хотя народ пытался задержать его, он все-таки уехал. И вот тут-то, после стольких восторгов и поклонений, батюшку ожидало большое испытание. Кондуктор автобуса, человек неверующий, начал говорить разные глупости, вызывавшие смех у неверующих пассажиров и негодование у верующих. Таким образом, пассажиры автобуса разделились на два лагеря: одни за батюшку, другие – против. Шум и перебранка грозили перейти в рукопашную. Кондуктор же продолжал подогревать страсти. Батюшка был очень расстроен и старался не принимать участия в склоке. Когда автобус остановился, чтобы пассажиры немного отдохнули, батюшка подошел к кондуктору и сказал: «Я, быть может, и не умею находить воду, но знаю, что ты страдаешь сифилисом. Будь осторожен, не женись теперь, потому что можешь заразить жену и детей. Продолжай лечиться, ты поправишься, а потом женишься». Кондуктор просто онемел, услышав слова батюшки, и с того момента всю дорогу молчал, словно язык проглотил. Пассажиры также умолкли.

Кончина матери

В афинской поликлинике уже несколько дней лежала больная мать отца Порфирия. Врачи ему говорили, что она выздоравливает, но батюшка благодатью Божией предвидел, что живой из больницы она уже не выйдет. Однажды пошел навестить свою больную мать батюшкин брат Антоний (он скончался на год раньше батюшки). Когда он спросил врачей, как здоровье его матери, те ответили: «Отлично! Завтра она выйдет из больницы, а сегодня вечером мы приготовим выписку из истории болезни». Антоний, которого отец Порфирий очень любил, пришел домой успокоенным. Внезапно зазвонил телефон. Это был батюшка. Он сказал Антонию, чтобы тот немедленно поезжал в больницу, иначе мама умрет, и они не успеют взять у нее благословение. На это брат батюшки сказал, что он только что вернулся из больницы, и врачи ему сказали, что завтра их мама будет уже дома. Но отец Порфирий настаивал на своем. И действительно, как только они приехали в поликлинику, мать едва успела их благословить. Господь призвал ее к себе, а батюшкин дар прозорливости подтвердился и на сей раз.

Исцеления

Старец мог исцелять прикосновением к больному. Однажды его навестил один доктор с женой. Изложив старцу волновавшие их вопросы и, получив исчерпывающий на них ответ, супруги уже стали прощаться. Отец Порфирий, с своей обычной отцовской улыбкой на лице, взял руку жены доктора как раз в том месте, где у нее была сильная боль. Старец ничего не знал об этой болезни, которую они уже давно пробовали лечить при помощи уколов и сильных противовоспалительных средств. Когда отец Порфирий взял ее руку, то женщина почувствовала теплоту, прошедшую по всему ее телу, и ее слегка замутило. Но это чувство тут же прошло, а с ним и сама боль в руке. Женщина со слезами сказала старцу: «Вы и про это, батюшка, знаете?» С того дня она выкинула лекарства и уже больше не обращалась к докторам.

Отец Порфирий исцелял не только людей, но и животных. В один воскресный день в Северной Эвии, где он отдыхал, произошел следующий случай. Одна пастушка попросила отца Порфирия помолиться о ее стаде коз, которых постигла какая-то болезнь. Батюшка согласился и встал перед козами, подняв свои руки к небу и стал читать различные стихи псалмов, относящиеся к животным. Ни одна из коз не сдвинулась с места. Как только он закончил молитву и опустил руки, из стада вышел козел, подошел к батюшке, поцеловал ему руки и тихо отошел назад.

Бог знает все

Как-то батюшка и его трое духовных чад притомились и решили поймать такси, чтобы доехать до монастыря. В этот момент вдали показалось такси. Три попутчика старца решили его остановить. «Не беспокойтесь, – сказал старец, – такси само остановится. Но, когда вы сядете в него, вы не должны разговаривать с таксистом, только я буду с ним говорить». Точно так и произошло. Такси остановилось, хотя они не поднимали рук, все сели в него, и старец сказал, куда им надо ехать. Когда таксист тронулся с места, то почти тут же начал обвинять духовенство во всех смертных грехах. Каждый раз, когда он выпаливал очередное обвинение, то обращался к сидевшим сзади духовным чадам старца со словами: «Не правда ли, ребята? Что вы на это скажете?» Но они из послушания сидели молча. Когда таксист понял, что ему не собираются отвечать, то он обратился к отцу Порфирию и спросил: «Что скажешь, папаша? То, что пишут в газетах, - все правда, не так ли?» Старец ответил: «Сынок, я тебе расскажу короткую историю. Я расскажу ее только один раз, тебе не придется ее слушать дважды. Жил один человек, в одном месте (он назвал это место), у которого был престарелый сосед, который владел большим участком земли. Однажды ночью он убил соседа и закопал его в землю. Затем, пользуясь подложными документами, он завладел землей соседа и продал ее. И знаешь, что он купил на эти деньги? Он купил такси». Как только таксист услышал эту историю, он весь затрясся, затем свернул на обочину дороги и закричал: «Молчи, батюшка. Только ты и я знаем об этом». «Бог тоже знает об этом, - ответил отец Порфирий. - Он сказал мне, чтобы я передал это тебе. Смотри, покайся и исправь свою жизнь».

Старец Порфирий и по смерти жив у Бога

Когда отец Порфирий отошел ко Господу, один из его духовных чад находился по работе в другом городе и не знал о смерти батюшки. По возвращении в Афины у мужчины возникли определенные семейные проблемы, и он, как всегда, решил позвонить отцу Порфирию посоветоваться. Он взял телефон, набрал номер и услышал на другом конце голос старца. Он поприветствовал старца, испросил его благословения и стал излагать ему свои нужды. Старец выслушал его, дал ему ценный совет. Обрадованный духовный сын сказал: «Я скоро зайду к вам, как только освобожусь», на что отец Порфирий ответил: «Не звони мне опять, потому что я уже умер».

Но Бог не есть Бог мертвых, но живых, и мы верим и знаем, что старец Порфирий жив у Бога и слышит наши молитвы, и силен ходатайствовать за нас, грешных, перед престолом Всевышнего.

Изречения и советы

Старец, если собеседник не принимал его первого совета, уступал и давал ему другой совет, более легкий. Но первый совет был духовно более полезным.

Берегите лампаду жизни

Одному своему духовному чаду старец Порфирий предсказал, что тот проживет столько-то лет. Когда этот человек подверг риску свое здоровье, старец заявил, что тот мог умереть. На недоуменный вопрос о том, как это согласуется с данным ранее предсказанием, старец ответил: «То, что я тебе сказал, верно. Ничего не изменилось. Лампада твоей жизни имеет масла на столько лет, сколько я тебе сказал. Но если ты ее уронишь, масло разольется и лампада погаснет! Такова жизнь! Бог нам дает многоценный дар жизни; мы его принимаем и обязаны оберегать, а вовсе не подвергать опасностям, да к тому же бессмысленным».

Никаких ссор при детях!

– Никогда ваши дети не должны слышать, как вы ссоритесь между собой… даже что вы повышаете голос друг на друга!

– Но разве это возможно, геронда?

– Конечно, возможно! Поэтому хорошенько запомните мои слова: никогда никаких ссор при детях… Никогда!

Если бы мы видели, как нас любит Христос!

«Господь никогда и нигде нас не оставляет. С того момента, как Он пришел на землю, родившись от Пресвятой Девы Богородицы, и стал Богочеловеком, Он всегда с нами. Если бы мы увидели, как нас любит Христос и что Он для нас делает, то от безмерной радости помутились бы рассудком. Мы остались бы в Его объятиях, и нам бы уже ни до чего не было дела».

Любовь к Богу должна быть беспредельной

«Наша любовь к Богу, дитя мое, должна быть беспредельной, она не должна быть раздроблена на привязанность к различным вещам.

Вот тебе пример: человек, скажем, имеет в себе одну батарейку определенной энергоемкости. Если он будет расточать эту энергию на различные дела, не имеющие отношения к любви к Богу, то оставшийся в нем для этой любви заряд будет весьма небольшим, часто может быть даже совсем ничтожным. Если же мы всю нашу энергию обратим к Богу, тогда велика будет наша любовь к Нему.

Приведу тебе еще такой пример.

Одна девушка очень сильно полюбила юношу по имени Никос. Каждую ночь она просыпалась и тайно от своих родителей, босая, выпрыгивала через окно на улицу и, невзирая на боль от впивающихся в ноги колючек, через поле бегала на встречу со своим возлюбленным. Когда же она возвращалась назад, в дом, то Никос всегда как бы находился рядом с ней. За какую бы работу она ни бралась, ее Никос был здесь, она видела его. Также и ты, дитя мое, должен все свои силы устремлять к Богу. Твой ум всегда должен быть в Нем, потому что именно этого и желает Бог».

Молись о терпении

«Молись не о том, чтобы Бог избавил тебя от различных твоих болезней, но о том, чтобы тебе посредством умной молитвы, пребывая в терпении, умиротвориться. Это принесет тебе очень большую пользу».

«Не проси Бога облегчить твои страдания от различных болезней, не принуждай Его к этому в своих молитвах. Но с неизменной стойкостью и терпением переноси свои недуги – и увидишь, какую от этого получишь пользу».

В результате раковых болезней наполнился рай

Во время беседы со своими духовными чадами старец сказал: «Лекарство от рака очень простое. Врачи пользуются им ежедневно, оно постоянно у них под рукой, как мне это, по благодати Божией, известно. Но Бог не открывает им это средство, потому что в последнее время в результате раковых болезней наполнился рай!»

Больше читай Священное Писание

«Чтобы право шествовать путем истинным, следует постоянно читать Священное Писание, жития святых, другие церковные книги. Если во время чтения какое‑либо слово или мысль из прочитанного поразит тебя, прерви чтение и задержись на ней подольше, хорошенько ее обдумай. Скоро ты увидишь, какую великую пользу это приносит».

«Читай больше, чтобы просветился твой ум. Знаешь, я сам читал очень много. Чтобы меня никто не беспокоил, я забирался на одно дерево по лесенке, которую я сам смастерил. Поднявшись наверх, я затаскивал ее за собой, чтобы никто ничего не заметил и чтобы меня не побеспокоили. Так я мог на протяжении многих часов внимательно читать и размышлять над прочитанным».

Исповедь – дар любви Божией человеку

«Исповедь – это один из путей, по которому человек движется к Богу. Это дар любви Божией человеку. Никто и ничто не может лишить человека этой любви».

Кто не покается, тот погибнет

– Геронда, скажите мне слово к душевной пользе.

– Кто не покается, тот погибнет. Повторяю тебе: кто не покается, тот погибнет.

Кто умер ради Христа, для того нет смерти!

«Спасение в Церкви! – всегда говорил нам старец. – Кто является членом Церкви, тот не боится второй смерти! Для тех, кто состоит в Церкви Христовой, смерти нет! Православие – совершенно, в нем нет никакого несовершенства!»

«Смерти нет! Не бойся смерти! Кто умер ради Христа, для того нет смерти! А если ты не умер ради Христа, то умри!»

Как молиться новоначальному

На вопрос одного брата: «Геронда, как следует молиться новоначальному?», старец ответил: «Новоначальный монах должен читать жития святых и Новый Завет».

Наставления беременным женщинам

Старец советовал одному врачу педиатру: «Говори женщинам, что они должны осознавать, как высоко почтил их Бог, сподобив стать матерями. С момента зачатия плода они носят в себе вторую жизнь. Пусть они разговаривают с младенцем, ласкают его, поглаживая свой живот. Ребенок неким таинственным образом все это чувствует.

Матери должны с любовью молиться о своих детях. Ребенок, как уже родившийся, так и находящийся еще во чреве, чувствует недостаток материнской любви, нервозность матери, ее гнев, ненависть и получает травмы, последствия которых будет ощущать всю свою жизнь.

Святые чувства матери и ее святая жизнь освящают младенца с самого момента его зачатия. Все, что я только что сказал, надо хорошо помнить не только матерям, но и будущим отцам тоже».

Оказывайте и такую помощь

Когда у тебя есть возможность, помогай и материально. Но больше оказывай тем, кто находится рядом с тобой, вот какую помощь: разговаривай с ними, выслушивай их, когда они хотят рассказать тебе о своих трудностях, высказать тебе свою боль, посиди с ними вместе, чтобы они не чувствовали себя одинокими.

Мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие

Старец Порфирий говорил, что для того, чтобы достичь смирения и сострадания к другим грешникам, человек должен осознать свое греховное и нравственно нищенское состояние. Поэтому Христос и говорил, что мытари и блудницы через покаяние и смирение предваряют прочих в Царстве Небесном. Старец не хотел слушать никаких обличительных слов про грешников. Он говорил: «Кого мы называем мытарями и блудницами, для Бога – пойманные воры, тогда как я и вы все – мы воры, но не пойманные. Задержанный и униженный вор, всем известная, покрытая позором блудница – смирившаяся и покаявшаяся, намного выше нас, имеющих доброе имя, но живущих никому не ведомой и сомнительной жизнью».

Детям не нужно много слов

«Матери умеют переживать, советовать, многословить, но не умеют молиться. Многие советы и указания приносят вред. Детям не нужно много слов. Слова ударяют в уши, а молитва идет в сердце. Требуется молитва с верою, без стрессов, но и с хорошим примером».

Как говорить о религии

«В беседах не многословьте о религии – и тогда победите. Позвольте человеку, у которого другое мнение, изливаться, говорить, говорить… Пусть он почувствует, что встретился со спокойным человеком. Воздействуйте на него своей доброжелательностью и молитвой, а потом скажите немного слов. Вы не достигнете ничего, если будете говорить резко, если, к примеру, скажете: "Ты говоришь ложь!” И что из этого выйдет? Вы – как овцы посреди волков (Мф.10:16). Что вам делать? Внешне будьте невозмутимы, а внутренне молитесь. Будьте готовыми, будьте образованными, имейте дерзновение, но со святостью, кротостью и молитвой. Но чтобы поступать так, вы должны быть святыми».

Не по привычке

«Будь внимателен, не причащайся по привычке. Каждый раз приступай к Таинству так, как будто ты делаешь это в первый раз, и в то же время как будто это твое последнее Причащение перед смертью».

Когда наступит Второе пришествие

Однажды старца спросили: «Геронда, в последнее время много говорят о числе 666, о явлении антихриста, которое приближается, некоторые даже утверждают, что он уже пришел, об электронной печати на руку или на лоб, о столкновении Христа и антихриста и о поражении последнего, о Втором Пришествии Господнем. А что Вы об этом скажете?»

Старец ответил: «Что тут сказать? Я не говорю, что видел Божию Матерь, что будет война и тому подобные вещи. Знаю, что придет антихрист, что будет Второе Пришествие Христово, но когда, не знаю. Завтра? Через тысячу лет? Не знаю. Однако меня это не тревожит. Потому что я знаю, что в час смерти для каждого из нас наступит Второе Пришествие Господне. И этот час уже весьма близок».

По материалам: http://www.pravoslavie.ru/put/66252.htm, https://azbyka.ru/days/sv-porfirij-kavsokalivit-bairaktaris

Прп. Паи́сия Святогорца (1994)

ДНИ ПАМЯТИ:

13 января

4 июля (переходящая) – Собор Афонских преподобных

12 июля

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

ПАИСИЯ СВЯТОГОРЦА

Геронда Паисий, в миру Арсений Езнепидис, родился в Фарасах Каппадокийских, в Малой Азии, 25 июля 1924 года. Его отца звали Продромос. Он был благочестивым человеком и патриотом, из-за чего его семья подвергалась опасности от турецких фанатиков-мусульман. Мать старца звали Евлампией. В их семье, кроме маленького Арсения, было еще девять детей. Через две недели после рождения Арсения фарасийские греки бежали из Турции, чтобы спастись от турецких гонений. Перед отъездом в Грецию святой Арсений Каппадокийский окрестил мальчика и дал ребенку свое имя, пророчески сказав: «Хочу оставить после себя монаха».

В сентябре 1924 года корабль с беженцами подошел к берегам Греции, и измученные люди, наконец, обрели новую родину и безопасность. Малыш Арсений рос, имея большую любовь ко Христу и Богородице, и очень хотел стать монахом. Он постоянно ходил в лес, где молился, держа деревянный крест, сделанный своими руками. Детство старца прошло в г. Конице. Здесь он успешно окончил школу и работал до армии плотником.

В 1945 году Арсения призвали в армию, где он отличился благонравием и мужеством.

После армии Арсений сразу ушел на Святую Гору Афон. В 1950 году он стал послушником благодатного духовника, отца Кирилла, впоследствии игумена монастыря Кутлумуш († 1968). Некоторое время спустя о. Кирилл направил послушника в монастырь Есфигмен, где Арсений и принял в 1954 году рясофор с именем Аверкий. Новый монах нес любые послушания, а, выполнив свои, помогал и другим братьям закончить их работу. Аверкий постоянно молился, стараясь, чтобы это не заметили окружающие, любил читать жития святых.

В 1954 году Аверкий по совету духовного отца перешел в обитель Филофей и стал там учеником отца Симеона, известного своей добродетелью. В 1956 году отец Симеон постриг отца Аверкия в малую схиму с именем Паисий, в честь митрополита Кессарийского Паисия II, который также был уроженцем Фарасы Каппадокийской. На новом месте о. Паисий вел прежнюю жизнь: подвизался по любочестию и помогал, сколько мог, братии.

В 1958 году из Стомио Коницкой его просили придти помочь остановить распространение протестантов. Геронда, получив внутреннее «извещение» воли Божией, пошел и жил в обители Рождества Богородицы в Стомио. Там он с помощью благодати Божией помог тысячам душ и оттуда отправился в 1962 году по каким-то духовным причинам на Синай.

Геронда много работал, а на заработанные деньги покупал пищу и раздавал ее бедуинам, которые его очень любили. В 1964 году геронда вернулся на Афон и поселился в Иверском скиту. В 1966 году геронда заболел, и ему отняли большую часть легких.

С мая 1978 года о. Паисий поселился в келии Панагуда святой обители Кутлумуш. Сюда к старцу потянулись тысячи людей. Ежедневно от восхода до заката он советовал, утешал, решал людские проблемы, изгонял всякое стеснение и наполнял души верою, надеждою и любовью к Богу. Для всей Греции геронда стал духовным магнитом, вытягивающим скорбь болезнующих людей.

Принимая тяготы притекающих людей, геронда мало-помалу стал изнемогать телесно. К 1993 году состояние старца стало очень тяжелым. В октябре 1993 года геронда поехал с Горы Афон в монастырь св. Иоанна Богослова в Суроти. Здоровье его катастрофически ухудшилось. 12 июля 1994 года геронда предал свою преподобную душу Господу. Геронда почил и был погребен в монастыре св. Иоанна Богослова в Суроти Солунской, и место его погребения стало святыней для всего православного мира.

13 января 2015 года Священный Синод Константинопольской Православной Церкви причислил преподобного Паисия Святогорца к лику святых, о чем святейшего патриарха Московского и всея Руси Кирилла уведомил святейший патриарх Константинопольский Варфоломей своим письмом от 28 января 2015 года.

Решение о включении преподобного Паисия в русский месяцеслов было принято на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви 5 мая 2015 года с определением празднования его памяти 29 июня/12 июля.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-paisij-svjatogorets

Прп. Гаврии́ла Самтаврийского, архимандрита (1995) (Груз.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

2 ноября

ЖИТИЕ

Мирское имя отца Гавриила – Годердзи Ургебадзе. Родился он 26 августа 1929 года в Тбилиси, в семье убежденного коммуниста. Отец рано скончaлся, и родные назывaли мaльчикa отцовским именем – Вaсико.

Уверовал в Бога в детстве. Однажды соседки ругались, и одна из них сказала: «Ты меня распяла, как Христа». Мальчику стало интересно, что это значит – «распять» и кто такой Христос. Взрослые отправили ребенка в церковь, где сторож посоветовал ему прочитать Евангелие. Он накопил денег, купил Евангелие и через несколько лет знал текст практически наизусть.

Желание монашества возникло в нем еще в юные годы. Позже старец говорил: «Большего героизма, чем монашество, нет». Мать его долгое время была против стремления сына к монашеству, но под конец жизни примирилась с его выбором, а затем и сама приняла постриг и была похоронена в монастыре Самтавро.

Монашеский постриг он принял в 26 лет, получив имя преподобного Гавриила Афонского – старца, который прошел по воде и принес на афонский берег приплывшую по морю Иверскую икону Божией Матери. Отец Гавриил особо почитал чудотворный список Иверской, хранящийся в монастыре Самтавро.

Во дворе своего дома на тбилисской улице Тетрицкаройской отец Гавриил построил многоглавую церковь. Он возводил ее своими руками и закончил около 1962 года. Иконы для этой церкви отец Гавриил находил на городских свалках, куда в те годы свозили и выкидывали вместе с мусором многочисленные святыни. Иногда он целыми днями бродил по свалкам. У него была небольшая мастерская, где он очищал иконы, делал им оклады из разных материалов. Стены его церкви сплошь были увешаны образами. Даже фотографии и изображения икон из светских журналов он помещал в рамочки.

1 мая 1965 года во время демонстрации иеромонах Гавриил сжег 12-метровый портрет Ленина, вывешенный на здании Верховного Совета Грузинской ССР, и стал проповедовать собравшимся людям Христа. Его за это сильно избили и посадили в изолятор КГБ Грузии. На допросе отец Гавриил говорил: он это сделал потому, что «нельзя боготворить человека. Там, на месте портрета Ленина, должно висеть Распятие Христа. Слава не нужна человеку. Надо писать: «Слава Господу Иисусу Христу»». В августе того года был помещён в психиатрическую больницу на обследование. Там был признан сумасшедшим. Старцу поставили диагноз: «психопатическая личность, верит в Бога и ангелов». Ему выдали «белый билет».

Впоследствии церковные иерархи, в угоду светским властям, не разрешали ему заходить в церковь, не пускали на службы, прогоняли. У батюшки не было возможности причаститься, а он желал этого всей душой. Он мог по несколько дней обходиться без еды, подолгу не спать, но очень тяжело переносил невозможность отчуждение от церкви. Старец часто от бессилия плакал, открывая душу своим сестрам.

В 1980-е годы поселился в монастыре Самтавро. В последнее время он жил в круглой башне. Монахини некоторое время удивлялись чудачествам батюшки, пока не увидели в них особый подвиг. Поначалу им казалось странным, что он какое-то время жил в курятнике, где были большие щели, зимой ходил босиком. Потом сестры стали чувствовать, что от него исходит необыкновенная любовь: он любит всех. Часто старец кричал на сестер, требовал от них послушания, заставлял что-то делать или мог заставить их есть из грязной посуды. Но обижаться на него было невозможно – в его глазах светилась нежная любовь.

Игуменью Феодору, когда она была еще монахиней, он брал с собой в Тбилиси и заставлял попрошайничать. Они вдвоем просили милостыню, а потом старец раздавал всё нищим. Если они возвращались на такси, он мог накричать на таксиста и совсем не дать денег, а мог и заплатить во много раз больше.

В Страстную седмицу из его кельи доносился постоянный плач. Некоторые видели, как во время молитвы он поднимался над землей на 40–50 сантиметров и от него исходил свет. Верующие люди почитали отца Гавриила великим подвижником, они приходили к нему как к живому святому.

Отар Николаишвили был духовным чадом батюшки и часто проводил время в его келье. Однажды отец Гавриил неожиданно сказал ему, что надо сейчас же, срочно ехать в монастырь святого Антония Марткопского. Отар смутился: машина не на ходу, с ней проблемы. Батюшка настоял, и они кое-как поехали. Дорога стала подниматься в гору, автомобиль «закашлял и зачихал», но старец вдруг сказал: «Сынок, ты не беспокойся, с нами на заднем сиденье едет сам преподобный Антоний Марткопский, но ты не оборачивайся». И машина вдруг так рванула вперед, что водителю пришлось давить на тормоза. Когда они въехали в монастырские ворота, машина тут же заглохла. В это же время туда вошли несколько вооруженных людей, агрессивно настроенных. Старец тут же вышел вперед и сказал: «Стреляйте в меня». Это смутило и отрезвило бандитов, и они покинули обитель.

Отец Гавриил умер 2 ноября 1995 года от водянки. По завещанию старца его тело обернули в циновку и предали земле там, где подвизалась святая Нина.

24 декабря 2012 года решением Священного Синода Грузинской Православной Церкви старец Гавриил прославлен в лике святых как преподобный. Это произошло в невероятно короткий срок после его кончины - через 17 лет.

22 февраля 2014 года были обретены нетленные мощи святого.

25 декабря 2014 года Священный Синод Русской православной церкви постановил «включить в месяцеслов и Русской Православной Церкви имя преподобного Гавриила Самтаврийского с установлением празднования его памяти 2 ноября, как это установлено в Грузинской Православной Церкви».

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-gavriil-samtavrijskij

	*Образование и Православие*

Всего голосов: 0 Версия для печати Просмотров: 538

Рекомендуем к прочтению:

- ЖИТИЯ СВЯТЫХ, ПОДВИЗАВШИХСЯ В VIII ВЕКЕ
- ЖИТИЯ СВЯТЫХ, ПОДВИЗАВШИХСЯ В VII ВЕКЕ
- Мамы святых: какие они?
- Православный святой из племени Мухаммеда
- Памяти священномученика Амфилохия (Скворцова)

html-cсылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию

Обретение мощей преподобного Сергия Радонежского

Оптинский Старец Амвросий
Житие и избранные наставления преподобного старца Амвросия Оптинского.
Тропарь, кондак и молитва преподобному Старцу.
Святейший Патриах Тихон. Ангел Русской Церкви
ДОЛГИЕ ГОДЫ мы не знали о нем ничего. Даже имя его не упоминалось. Лишь память многих русских людей хранила его. Нам еще предстоит осмыслить значение всего сделанного им для того, чтобы наш народ мог сохранить душу живу, когда именно на душу-то эту и ополчилась самая яростная брань, какую только знала мировая история.
Житие и страдания св. священномученика Киприана и св. мученицы Иустины
- Акафист священномученику Киприану
- Тропарь и кондак (pdf)

Жития Святых:

Дни памяти святых в алфавитном порядке

Праздники – память апостолов, святых

Областной центр информационных технологий управления образования администрации Новосибирской области при участии отдела образования Новосибирской Епархии

Добавление комментария