В 1949 году на одном из островов Филиппинского архипелага образовался лагерь русских беженцев. Там жило до 5 тысяч человек – спасаясь от неминуемой смерти, они покинули коммунистический Китай. Но здесь, на острове, им угрожала новая опасность. Он находился на пути сезонных тайфунов, все сметавших на своем пути. Прошел год, второй, а погода все еще оставалась ровной. Лишь однажды тайфун угрожал острову, да и то неожиданно изменил свой маршрут и прошел стороной. Когда один русский в разговоре с филиппинцами упомянул, о своем страхе перед тайфунами, те удивились. “Разве вы не знаете, – спросили они, – что ваш святой человек благословляет ваш лагерь каждую ночь со всех четырех сторон”?

Этим святым человеком был архиепископ Иоанн (Максимович). И действительно, когда Владыка покинул остров, на него обрушился страшный тайфун и полностью уничтожил почти опустевший лагерь беженцев.

* * *

В ХIХ веке мы страстно мечтали о тех днях, когда Россия осветит весь мир своей верой, своими идеалами. Но в глубине души полагали, при этом, что свет мы понесем, будучи сытыми и счастливыми, представляя великую державу, и едва ли не на штыках.

Никто не посмеет сказать, что Господь обманул наши ожидания. Православие действительно проникло в такие уголки земли, о которых прежде, почти никто в России и не слышал. Но проповедниками его стали едва ли не самые обездоленные и бесправные люди на земле – русские эмигранты. Только так, переступая через страдания, и возможно нести веру. Как слепы мы были, помышляя об ином – широком пути.

И так вышло, что во главе тех миллионов русских, что освятили мир исповеданием православной веры, оказался не победоносный завоеватель на белом коне, а маленький, почти ничтожный физически человек, который, подобно Моисею, плохо владел человеческой речью – был косноязычен, но горел любовью к Богу.

Будущий архиепископ Иоанн Сан-Францисский, в миру Михаил Максимович, родился в Харьковской губернии 4 июня 1896 года. Род Максимовичей, из которого он вышел, издавна был славен в России своим благочестием и патриотизмом. Достаточно сказать, что он дал Церкви св. Иоанна Тобольского, просветителя Сибири и Китая, что отец Михаила был предводителем местного дворянства, а дядя – ректором Киевского университета.

Миша Максимович рос болезненным, слабым мальчиком, был очень кроток, добр ко всем, но друзей не имел. Еще ребенком он начал собирать иконы, религиозные и исторические книги. Любовь к Отечеству носила у него, как это водилось у Максимовичей, самый горячий характер, распространяясь и на все славянские и православные народы. Когда в 1912 году болгары предали сербов, он изъял из всех семейных альбомов фотографии болгарского царя и запечатал граммофонную пластинку с болгарским гимном.

Религиозность ребенка иногда приобретает забавный характер. Так Миша, например, любил “играть в монастырь”, наряжая солдатиков иноками и строя из подручных средств маленькие обители. Он не был вундеркиндом, всю жизнь был каким-то “растрепанным”, и оттого его сильная религиозность никого не стесняла, а лишь согревала. Мальчик произвел столь глубокое впечатление на свою французскую гувернантку, что она приняла православное крещение.

Этой случай носил характер прообразовательный, если вспомнить о той роли, которую архиепископ Иоанн сыграл в возрождении после почти тысячелетнего перерыва Галльской (Французской) Православной Церкви.

* * *

Революция застала Михаила выпускником университета. Вся семья его была предана Государю Николаю II. И уже февральские дни 17-го года стали для Максимовичей днями траура. Потому дальнейшее не удивляло и не сковывало их ужасом перед необъяснимым. Все было предельно ясно. Мир вступил в последние времена. Когда на собрании их прихода решено было отдать в переплавку серебряный колокол и таким образом приблизить светлое будущее, Миша бесстрашно выступил против кощунства.

Смелость его становилась все опасней. Семья умоляла Михаила покинуть дом и скрыться, на что он отвечал, что от воли Божией не скроешься. Последовал один арест, другой. Отпускали юношу довольно быстро, как только понимали, что ему совершенно безразлично где находиться, дома или в тюрьме. Он не принадлежал этому миру. Только эмиграция семьи в Сербию в 1921 году спасла его от неминуемой гибели.

В Сербии он окончил семинарию и был пострижен в монахи с именем Иоанн, в честь своего родственника Иоанна (Максимовича)епископа Тобольского. Преподавал в семинарии, служил, удивляя окружающих своим подвижничеством. Он, например, никогда не спал в постели. Дремал часа два в сутки на стуле или склонившись перед иконами. В первую седмицу Великого поста ничего не ел, но зато каждый день служил. К концу поста был так истощен, что почти не мог говорить. У него был дефект челюсти, который во время постов чрезвычайно усиливался.

Он был среднего роста, с густыми спутанными волосами до плеч. Правая нога была немного короче левой, отчего приходилось носить ортопедический ботинок, постукивающий во время ходьбы. Часто ходил с тростью. Преподавал он историю Церкви, преподавал прекрасно. Проводил с семинаристами все свободное время, учил выделять самые важные моменты и, часто повторяя, невольно заставлял запоминать их на всю жизнь. Он не был строг, а лишь внимателен к доверенным ему юношам, воодушевляя их высокими образцами христианства и Святой Руси.

* * *

Весной 1934 года о. Иоанна решено было возвести в сан епископа. Какая-то знакомая дама встретила его в те дни в Белграде в трамвае, он рассказал ей, что по какой-то смешной ошибке его вызвали вместо некоего иеромонаха Иоанна, которого хотят сделать епископом. На следующий день, ему стало не до смеха, он рассказал той же даме, что ситуация складывается хуже, чем он предполагал, епископом хотят сделать именно его. Он противился, сослался на дефект речи, но ему ответили, что у пророка Моисея были те же затруднения.

Большинство его паствы в Шанхае составляли беженцы из Советского Союза. Увидев, в каких бедственных условиях они живут, Владыка стал одновременно попечителем самых различных благотворительных обществ. Он никогда не принимал приглашений на чай в богатые дома, но его можно было встретить везде, где была нужда, независимо от времени года. Для сирот и нуждающихся родителей он устроил дом, поручая его покровительству св.Тихона Задонского, любившего детей. Любил их и владыка Иоанн. Он никогда не был с детьми снисходителен или педантичен, но общался с ними просто. Непостижимым образом знал, где может быть больной ребенок его знакомых и в любое время дня и ночи приходил утешить и исцелить его.

В Китае Владыка сам подбирал больных и голодающих малышей на улицах, обходил темные, самые опасные трущобы Шанхая, подбирал беспризорных в притонах и на помойках. Замкнувшиеся, искалеченные войной, смертью родителей детские души расцветали от одного лишь его слова. Начался сиротский дом с восьми детей, затем в нем жили их уже сотни, всего же через него прошло около 3500 детей.

Часто посещал он тюрьмы, совершая Божественную литургию на каком-нибудь маленьком столике. Закоренелые преступники начинали неожиданно рыдать, когда он простирал на них свою любовь. В больницах верующие и неверующие исцелялись благодатью, источаемой им. Одежду владыка Иоанн носил из самой дешевой китайской ткани, часто ходил босой, отдав свои сандалии какому-нибудь нищему. Он даже служил босым, за что подвергался суровому порицанию.

* * *

Твердое упование его на Бога проявлялось постоянно. Однажды его прихожанку укусила бешеная собака. Женщина заболела и была при смерти, когда Владыка пришел ее причастить. Во время приятия Святых Таин с ней случился припадок, и она выплюнула их на пол. Но святыня не может выброшена. Владыка собрал Святые Таины и потребил их. “Что вы делаете, ведь бешенство страшно заразно”, – закричали бывшие рядом. На что получили спокойный ответ: “Ничего не случится – это Святые Дары”. Как обычно, он оказался прав.

Когда японцы оккупировали Шанхай, они попытались подчинить русскую колонию. Два ее руководителя были убиты. Смущение и страх охватили общину. И тогда Владыка объявил себя временным главой колонии. И несмотря на постоянную угрозу смерти, ходил по улицам во все времена суток, чтобы посещать тех, кто нуждался в его поддержке. Город был наводнен оккупантами, население даже днем почти перестало выходить на улицы. Но Владыку никто ни разу не тронул. Бродя ночами по городу, он останавливался у дверей домов, благословлял и молился за людей, а те не подозревали ни о чем и мирно спали.

Покров Божий становился почти осязаем там, где пребывал Владыка. Одна из эмигранток разбилась, упав с лошади. Собрался консилиум врачей, которые признали, что девушка не доживет до утра, почти нет биения пульса, голова разбита, кусочки черепа давят на мозг. Операция просто невозможна. Сестра девушки бросилась к Владыке, заливаясь слезами, в отчаянии стала умолять спасти умирающую. Владыка согласился, пришел в госпиталь и попросил всех выйти из палаты. Там он молился около двух часов, и девушка была спасена. Подобных случаев было очень много.

Одна старая монахиня рассказывала, как, попав в отчаянное положение, совсем было утратила доверие к Господу. Решила больше не ходить в церковь, но случилось ей проходить мимо храма, где служил в тот день блаженный Иоанн. Услышала пение, не удержалась, зашла. Владыка в алтаре молился над Святыми Дарами и словно бы не замечал ее, произнося: “Приимите, ядите, сие есть Тело Мое” и “сия есть Кровь Моя... во оставление грехов”. И в это время, после слов епископа, заблудшая увидела, как на непокрытую Чашу с Дарами сверху спустился огонек. Форма его была похожа на цветок тюльпана, но большего размера. Никогда прежде не предполагала она, что увидит зримо освящение Святым Духом Таин Христовых. Загорелась и в ней вера.

* * *

История шанхайской колонии приблизилась к концу, когда к власти в Китае пришли коммунисты. С их ли ведома или по собственной инициативе один из русских священников несколько раз пытался отравить своего архипастыря. К счастью, покушения были неудачны. Но это было лишь начало той злобы со стороны людей, полагавших себя православными, которая преследовала Владыку до конца его дней.

А между тем перед ним встала задача эвакуировать из Китая множество людей, одних сирот на его попечении было в тот момент несколько сотен. Сначала бежали на Филиппины. Но устроить там общину было невозможно. Тогда Владыка лично отправился в Вашингтон и добился, чтобы американские законы были изменены и пяти тысячам русских было дозволено перебраться в Новый Свет. Там их жизни оказались, наконец, в относительной безопасности.

Следующим местом его служения стала Европа. Здесь он вопреки сопротивлению многих архиереев стал основателем Французской и Нидерландской Православных Церквей. Его авторитет в православном мире достиг своей высшей точки – его богословские труды, твердость в защите основ православия, все это делало его одним из самых авторитетных иерархов Церкви, несмотря на все причуды.

А их было немало. Так ,однажды довелось ему быть в Марселе, городе, где был жестоко убит сербский король Александр. На месте убийства прямо посреди улицы Владыка решил отслужить панихиду. Никто из клира, из ложного стыда, не захотел сослужить ему. И действительно, виданное ли дело! Пришлось архиепископу идти одному, взяв с собой метлу и чемодан. Вымел часть тротуара, разложил на нем епископские орлецы, возжег кадильницу и начал служить. Долго еще марсельцы вспоминали этого удивительного русского.

В одной католической церкви Парижа священник пытался вдохновить молодежь следующими словами: “Вы требуете доказательств, вы говорите, что сейчас нет ни чудес, ни святых. Зачем мне давать вам теоретические доказательства, когда сегодня по улицам Парижа ходит святой Иоанн Босой”.

Архиепископ Иоанн был бескомпромиссным противником экуменизма. Это не помешало ему исцелять иноверных, стяжать огромное уважение у католиков, протестантов. За малую толику этого почтения многие экуменисты готовы были бы пожертвовать остатками своих идеалов. Но не этой жертвой стяжается любовь.

В 1962 году по просьбе духовных чад владыки Иоанна, спасенных им из красного Шанхая, ему было поручено возглавить Сан-Францисскую епархию. Местная русская община переживала глубокий раскол. Сторонники бывшего управляющего епархией полностью парализовали возведение кафедрального собора, отстаивая какие-то свои корыстные интересы.

С приездом Владыки связывалась надежда, что он сумеет внести мир в дела русской колонии, возобновить работы по строительству храма. И действительно, приезд Владыки сдвинул дело с мертвой точки, обильно потекли пожертвования, строительство возобновилось. Но мира не было.

Против владыки Иоанна восстала часть архиереев, которая страшно его не любила. Тем более что он был очевидным преемником тяжелобольного первоиерарха Анастасия. Владыку решено было во что бы то ни стало опорочить. Страсти в русской колонии разгорелись до предела. Духовные дети врагов владыки Иоанна с яростью обрушились на блаженного. Его оскорбляли прямо в храме. Одна женщина, в то время совсем ребенок, вспоминала потом о случае, поразившем ее до глубины души:

“Я была с мамой, а она с другими женщинами бежала за Владыкой Иоанном, ругала его и плевала вслед. Я видела, как моя мама плюнула ему прямо в лицо!”

“Я не понимаю, почему люди вдруг возненавидели его, – вторит этой женщине ее сестра, – Мы, дети, чувствовали, что он невиновен. Мы понимали друг друга, он любил нас...”

Иерархи во главе с нынешним главой зарубежной Церкви митрополитом Виталием обвиняли Владыку, в частности, в том, что он сослужил с клиром Московской Патриархии, что в бытность свою архиепископом Шанхайским поминал на литургии вместе с митрополитом Анастасием и патриарха Московского Алексия I. Его называли коммунистом, хотя за этим скрывалась откровенная зависть. Ведь тысячи людей во всем мире почитали Владыку как святого.

Его обвинили в расхищении средств, потащили в суд, где на глазах у изумленных американских юристов начали изливать потоки явной клеветы. Судья, старый ирландец, оценил ситуацию сразу же, как увидел Владыку. Вл.Иоаннувпервые в истории суда Сан-Франциско было позволено произносить молитву перед началом каждого заседания. Естественно затея осудить блаженного Иоанна провалилась. Но в покое его не оставили, за первым судом последовал второй и так далее. Его сознательно убивали...

И добились в конечном итоге своего. Он умер 2 июля 1966 года. Его смерть объединила, наконец, общину. Словно внезапно прозрев, люди собирались ко гробу. Почти все плакали, друг Владыки архиепископ Леонтий Чилийский рыдал, как дитя. Позже он скажет о смерти блаженного Иоанна: “Покинул землю один из последних истинных апостолов. Кто же теперь займет его место?” У подножия гроба лежал архимандрит Спиридон, чудесный русский монах. Никакие увещевания и мольбы не помогали. Пришлось оставить его. Но в какой-то момент этот человек, известный всем своей кротостью и вечной доброй улыбкой на лице, вдруг поднялся и, повернувшись к собравшимся, выкрикнул, что было сил: “Вы убили его! Вы убили праведника!”

Духовные дети Владыки, те дети-сироты, которых он спас в Шанхае, трижды обнесли его гроб вокруг собора, который владыка успел-таки построить перед смертью. Архиепископ Леонтий светло улыбнулся и произнес: “Теперь у нас свой святой!”

Эти слова касаются и нас, живущих в России. Владыка молился за нас всю свою жизнь.

Молится и ныне.