Оптинский Старец
А м в р о с и й 

Содержание: Житие и избранные наставления преподобного старца Амвросия Оптинского. Тропарь, кондак и молитва преподобному Старцу.

Житие преподобного старца Амвросия Оптинского

ОПТИНСКИЙ СТАРЕЦ иеросхимонах Амвросий родился 23 ноября 1812 г. в селе Большая Липовица Тамбовской губернии в семье пономаря Михаила Федоровича и жены его Марфы Николаевны. Перед рождением младенца к деду его, священнику этого села, съехалось много гостей. Родительница, Мария Николаевна, была переведена в баню. 23 ноября в доме о. Феодора была большая суматоха, - и в доме был народ, и перед домом толпился народ. В этот день, 23 ноября родился Александр- будущий старец Оптиной пустыни- преподобный Амвросий Оптинский. Старец шутливо приговаривал: "Как на людях я родился, так все на людях и живу."

У Михаила Федоровича было восемь человек деьей: четыре сына и четыре дочери; Александр Михайлович был шестым из них.

В детстве Александр был очень бойким, веселым и смышленным мальчиком. По обычаю того времени учился он читать по славянскому букварю, часослову и псалтири. Каждый праздник он вместе с отцом пел и читал на клиросе. Он никогда не видел и не слышал ничего худого, т.к. воспитывался в строго церковной и религиозной среде.

Когда мальчику исполнилось 12 лет, его отдали в первый класс Тамбовского духовного училища. Учился он хорошо и по окончании училища, в 1830 году, поступил в Тамбовскую духовную семинарию. И здесь учеба давалась ему легко. Как вспоминал впоследствии его товарищ по семинарии: "Тут, бывало, на последние деньги купишь свечку, твердишь, твердишь заданные уроки; он же (Саша Гренков) занимался мало, а придет в класс, станет наставнику отвечать, - точно как по писанному, лучше всех." В июле 1836 г. Александр Гренков успешно окончил семинарию, но не пошел ни в Духовную академию, ни в священники. Он как будто чувствовал в душе своей особое призвание и не спешил пристроить себя к определенному положению, как бы ожидая зова Божия. Некоторое время он был домашним учителем в одной помещичьей семье, а затем преподавателем Липецкого духовного училища. Обладая живым и веселым характером, добротою и остроумием, Александр Михайлович был очень любим своими товарищами и сослуживцами. В последнем классе семинарии ему пришлось перенести опасную болезнь, и он дал обет постричься в монахи, если выздоровеет. По выздоровлении он не забыл своего обета, но несколько лет откладывал его исполнение, "жался," по его выражению. Однако совесть не давала ему покоя. И чем больше проходило времени, тем мучительнее становились укоры совести. Периоды беззаботного юношеского веселья и беспечности сменялись периодами острой тоски и грусти, усиленной молитвы и слез.

Однажды, будучи уже в Липецке и гуляя в соседнем лесу, он, стоя на берегу ручья, явственно расслышал в его журчании слова: "Хвалите Бога, любите Бога..." Дома, уединяясь от любопытных взоров, он пламенно молился Божией Матери просветить его ум и направить его волю. Вообще он не обладал настойчивой волей и уже в старости говорил своим духовным детям: "Вы должны слушаться меня с первого слова. Я - человек уступчивый. Если будете спорить со мной, я могу уступить, но это не будет вам на пользу." В той же Тамбовской епархии, в селе Троекурово, проживал известный в то время подвижник Иларион. Александр Михайлович пришел к нему за советом, и старец сказал ему: "Иди в Оптину Пустынь - и будешь опытен. Можно бы пойти и в Саров, но там уже нет теперь никаких опытных старцев, как прежде." (Старец преп. Серафим незадолго перед этим скончался). Когда наступили летние каникулы 1839 г., Александр Михайлович вместе со своим товарищем по семинарии и сослуживцем по Липецкому училищу Покровским, снарядив кибитку, отправились на богомолье в Троице-Сергиеву Лавру поклониться игумену земли Русской- преп. Сергию.

Вернувшись в Липецк, Александр Михайлович продолжал еще сомневаться и не сразу мог решиться порвать с миром. Случилось это, однако, после одного вечера в гостях, когда он смешил всех присутствующих. Все были веселы и довольны и в прекрасном настроении разошлись по домам. Что же касается Александра Михайловича, если и раньше в таких случаях он чувствовал раскаяние, то теперь его воображению живо представился его обет, данный Богу, вспомнилось ему горение духа в Троицкой Лавре и прежние долгие молитвы, воздыхания и слезы, определение Божие, переданное через о. Илариона.

Наутро решимость на этот раз твердо созрела. Опасался, что уговоры родных и знакомых поколеблют его решимость, Александр Михайлович тайно от всех ушел в Оптину, не испросив даже разрешения епархиального начальства.

Здесь Александр Михайлович застал при жизни самый цвет ее монашества: таких ее столпов, как игумен Моисей, старцы Лев (Леонид) и Макарий. Начальником скита был равный им по духовной высоте иеросхимонах Антоний, брат о. Моисея, подвижник и прозорливец.

Вообще все иночество под руководством старцев носило на себе отпечаток духовных добродетелей. Простота (нелукавство), кротость и смирение - были отличительными признаками оптинского монашества. Младшая братия старалась смиряться не только перед старшими, но и перед равными, боясь даже взглядом оскорбить другого, и при малейшем недоразумении спешили просить друг у друга прощения.

Итак, Александр Гренков прибыл в обитель 8 октября 1839 г. Оставив извозчика на гостином дворе, он сразу же поспешил в церковь, а после литургии - к старцу Льву, чтобы испросить благословения остаться на жительство в монастыре. Старец благословил его жить первое время в гостинице и переписывать книгу "Грешных спасение" (перевод с новогреческого) - о борьбе со страстями.

В январе 1840 г. он перешел жить в монастырь, пока еще не одеваясь в подрясник. В это время шла канцелярская переписка с епархиальными властями по поводу его исчезновения и еще не последовал от калужского архиерея указ настоятелю Оптинскому о принятии в обитель учителя Гренкова.

В апреле 1840 г. А. М. Гренков получил, наконец, благословение носить монашеское одеяние. Он был некоторое время келейником старца Льва и его чтецом (правило и службы). Сначала работал в монастырской пекарне, варил хмелины (дрожжи), пек булки. Затем в ноябре 1840 г. его перевели в скит. Оттуда молодой послушник не переставал ходить к старцу Льву для назидания. В скиту он был помощником повара целый год. Ему часто приходилось по службе приходить к старцу Макарию, то получить благословиние относительно трапезы, то ударять к трапезе в колокол, то по иным поводам. При этом он имел возможность сказать старцу о своем душевном состоянии и получить ответы. Цель была такова, чтобы не искушение побеждало человека, а чтобы человек побеждал искушение.

Старец Лев особенно любил молодого послушника, ласково называя его Сашей. Но из воспитательных побуждений испытывал при людях его смирение. Делал вид, что гремит против него гневом. С этой целью дал ему прозвище "Химера." Под этим словом он подразумевал пустоцвет, который бывает на огурцах. Но другим про него говорил: "Великий будет человек." Ожидая близкую смерть, старец Лев призвал батюшку о. Макария и сказал ему о послушнике Александре: "Вот человек больно ютится к нам, старцам. Я теперь уже очень слаб. Так вот я и передаю тебе его из полы в полу, владей им, как знаешь."

После смерти старца Льва брат Александр стал келейником старца Макария (1841-46). В 1842 г. он был пострижен в мантию и наречен Амвросием (в честь святителя Амвросия Медиоланского, память 7 декабря). Затем последовало иеродиаконство (1843 г.), а через 2 года - рукоположение в иеромонахи.

Здоровье о. Амвросия в эти годы сильно пошатнулось. Во время поездки на иерейскую хиротонию в Калугу 7 декабря 1846 г. он простудился и долго болел, получив осложнение на внутренние органы. С тех пор он уже никогда не смог по-настоящему поправиться. Впрочем, он не унывал и признавался, что телесная немощь благотворно действует на его душу. "Монаху полезно болеть, - любил повторять старец Амвросий, - и в болезни не надо лечиться, а только подлечиваться." И другим в утешение говорил: "Бог не требует от больного подвигов телесных, а только терпения со смирением и благодарения."

С сентября 1846 г. по лето 1848 г. состояние здоровья отца Амвросия было настолько угрожающим, что он в келье был пострижен в схиму с сохранением прежнего имени. Однако совершенно неожиданно для многих больной начал поправляться и даже выходить на улицу для прогулок. Этот перелом в течении болезни был явным действием силы Божией, а сам старец Амвросий впоследствии говорил: "Милостив Господь! В монастыре болеющие скоро не умирают, а тянутся и тянутся до тех пор, пока болезнь принесет им настоящую пользу. В монастыре полезно быть немного больным, чтобы менее бунтовала плоть, особенно у молодых, и пустяки менее приходили в голову."

Не только телесными немощами воспитывал Господь в эти годы дух будущего великого старца, а также благотворно действовало на отца Амвросия общение со старшей братией, среди которых было немало истинных подвижников. Приведем в качестве примера один случай, о котором рассказывал впоследствии сам старец.

Вскоре после того как о. Амвросий был посвящен в диаконы и должен был служить литургию в Введенском храме, подходит он перед службой к стоявшему в алтаре игумену Антонию, чтобы принять от него благословение, а о. Антоний спрашивает его: "Ну что, привыкаете?" О. Амвросий развязно отвечает ему: "Вашими молитвами, батюшка!" Тогда о. Антоний продолжает: "К страху-то Божьему?..." О. Амвросий понял неуместность своего тона в алтаре и смутился. "Так что, - заключил свой рассказ о. Амвросий, - умели приучать нас к благоговению прежние старцы."

Особенно важным для его духовного возрастания в эти годы было общение со старцем Макарием. Несмотря на болезнь, о. Амвросий остался по-прежнему в полном послушании у старца, даже в малейшей вещи давал отчет ему. По благословению о. Макария он занимался переводом святоотеческих книг, в частности, им была подготовлена к печати "Лествица" преподобного Иоанна, игумена Синайского.

Благодаря руководству старца Макария о. Амвросий смог без особых преткновений обучиться искусству из искусств - умной молитве. Это иноческое делание сопряжено со многими опасностями, так как дьявол старается ввести человека в состояние прелести и со значительными скорбями, поскольку неопытный подвижник под благовидными предлогами старается исполнить свою волю. Инок, не имеющий духовного руководителя, может на этом пути сильно повредить своей душе, как это случилось в свое время с самим старцем Макарием, самостоятельно обучавшемуся этому искусству. Отец Амвросий же смог избежать бед и скорбей при прохождении умной молитвы именно потому, что имел опытнейшего наставника в лице старца Макария. Последний очень любил своего ученика, что, впрочем, не мешало ему подвергать о. Амвросия некоторым унижениям, чтобы сломать его самолюбие. Старец Макарий воспитывл в нем строгого подвижника, украшенного нищетой, смирением, терпением и др. иноческими добродетелями. Когда за о. Амвросия заступятся: "Батюшка, он человек больной!" - "А я разве хуже тебя знаю,"- скажет старец. "Но ведь выговоры и замечания монаху - это щеточки, которыми стирается греховная пыль с его души; а без сего монах ржавеет."

Еще при жизни старца Макария, с его благословения, некоторые из братии приходили к о. Амвросию для открытия помыслов.

Вот как об этом рассказывает игумен Марк (окончивший жизнь на покое в Оптиной). "Сколько мог я заметить, - говорит он, - о. Амвросий жил в это время в полном безмолвии. Ходил я к нему ежедневно для откровения помыслов и почти всегда заставал его за чтением святоотеческих книг. Если же не заставал его в келье, то это значило, что он находился у старца Макария, которому помогал в корреспонденции с духовными чадами, или трудился в переводах святоотеческих книг. Иногда же я заставал его на кровати и со сдержанными и едва приметными слезами. Мне казалось, что старец всегда ходил перед Богом или как бы всегда ощущал присутствие Божие, по слову псалмопевца: "...предзрех Господа предо мною выну" (Пс. 15:8), а потому все, что ни делал, старался творить ради Господа и Ему в угодность. Поэтому он всегда сетовал, боясь, как бы чем не оскорбить Господа, что отражалось и на его лице. Видя такую сосредоточенность своего старца, я в его присутствии всегда был в трепетном благоговении. Да иначе мне и нельзя было быть. Когда по обыкновению я опускался пред ним на колени, чтобы получить благословение, он весьма тихо спрашивал меня: "Что скажешь, брате, хорошенького?" Озадаченный его сосредоточенностью и умилением, я, отвечал: "Простите, Господа ради, батюшка. Может быть я пришел не вовремя?"- "Нет, - скажет старец, - говори нужное, но вкратце." И, выслушав меня со вниманием, он с благоговением преподаст полезное наставление и отпустит с любовью.

Наставления же он преподавал не от своего мудрствования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом. Если он учил духовных чад, относящихся к нему, то как бы в среде учащегося, и предлагал не свои советы, а непременно деятельное учение святых Отцов." Если же о. Марк жаловался о. Амвросию на кого-либо обидевшего его, старец, бывало, скажет плачевным тоном: "Брате, брате! Я человек умирающий." Или: "Я сегодня-завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться перед братом - и успокоишься." Такой ответ вызывал в душе о. Марка самоукорение, и он, смиренно поклонившись старцу и испросив прощения, уходил успокоенный и утешенный, "как на крыльях улетал."

Кроме монахов, о. Макарий сближал о. Амвросия и со своими мирскими духовными чадами. Видя его беседующего с ними, старец Макарий шутливо промолвит: "Посмотрите-ка, посмотрите! Амвросий-то у меня хлеб отнимает!" Так старец Макарий постепенно готовил себе достойного преемника. Когда же старец Макарий преставился (7 сент. 1860 г.), то постепенно обстоятельства так складывались, что о. Амвросий был поставлен на его место. Через 40 дней после кончины старца Макария о. Амвросий перешел на жительство в другой корпус, вблизи скитской ограды, с правой стороны колокольни. На западной стороне этого корпуса была сделана пристройка, называемая "хибаркой" для приема женщин (в скит их не пускали). Тридцать лет (до отъезда в Шамордино) прожил здесь отец Амвросий, самостоятельно служа ближним.

При нем были два келейника: о. Михаил и о. Иосиф (будущий старец). Главным письмоводителем был о. Климент (Зедергольм), сын протестантского пастора, перешедший в православие, ученейший человек, магистр греческой словесности.

Для слушания правила поначалу он вставал в 4 утра, звонил в звонок, на который являлись к нему келейники и прочитывали утренние молитвы, 12 избранных псалмов и первый час, после чего он наедине пребывал в умной молитве. Затем, после краткого отдыха, старец слушал часы: третий, шестой с изобразительными и, смотря по дню, канон с акафистом Спасителю или Божьей Матери. Эти акафисты он выслушивал стоя. После молитвы и легкого завтрака начинался трудовой день с небольшим перерывом в обеденную пору. Пища съедалась старцем в таком количестве, которое дается трехлетнему ребенку. За едой келейники продолжают задавать ему вопросы по поручению посетителей. После некоторого отдыха напряженный труд возобновлялся - и так до глубокого вечера. Несмотря на крайнее обессиление и болезненность старца, день всегда заканчивался вечерним молитвенным правилом, состоящим из малого повечерия, канона Ангелу Хранителю и вечерних молитв. От беспрерывных докладов келейники, то и дело приводившие к старцу и выводившие посетителей, едва держались на ногах. Сам старец временами лежал почти без чувств. После правила старец испрашивал прощение, "елика согреших делом, словом, помышлением." Келейники принимали благословение и направлялись к выходу. Зазвонят часы. "Сколько это? - спросит старец слабым голосом, - ответят: "Двенадцать."- "Запоздали," - скажет.

Через два года старца постигла новая болезнь. Здоровье его, и без того слабое, совсем ослабело. С тех пор он уже не мог ходить в храм Божий и должен был причащаться в келье. В 1869 г. состояние его здоровья было настолько плохим, что стали терять надежду на поправку. Была привезена Калужская чудотворная икона Божьей Матери. После молебна и келейного бдения и затем соборования здоровье старца поддалось лечению, но крайняя слабость не покидала его во всю его жизнь.

Такие тяжелые ухудшения повторялись не раз. Трудно представить себе, как он мог, будучи пригвожденным к такому страдальческому недугу, в полном изнеможении сил, принимать ежедневно толпы людей и отвечать на десятки писем. На нем сбывались слова: "Сила Божия в немощи совершается." Не будь он избранным сосудом Божиим, через которого Сам Бог вещал и действовал, такой подвиг, такой гигантский труд не мог быть осуществим никакими человеческими силами. Животворящая Божественная благодать здесь явно присутствовала и содействовала.

Благодать Божия, в изобилии почивавшая на старце, являлась источником тех духовных дарований, которыми он служил ближним, утешая скорбящих, утверждая в вере сомневающихся и всех назидая на путь спасения.

Среди духовных благодатных дарований старца Амвросия, привлекавших к нему тысячи людей, следует в первую очередь упомянуть о прозорливости. Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал в ней, как в раскрытой книге, не нуждаясь в его объяснениях. Легким, никому незаметным намеком он указывал людям их слабости и заставлял их серьезно подумать о них. Одна дама, часто бывавшая у старца Амвросия, сильно пристрастилась к игре в карты и стеснялась сознаться ему в этом. Однажды, на общем приеме, она стала просить у старца карточку. Старец внимательно, своим особенным, пристальным взглядом, посмотрев на нее, сказал: "Что ты, мать? Разве мы в монастыре играем в карточки?" Она поняла намек и покаялась старцу в своей слабости. Своей прозорливостью старец сильно удивлял многих и располагал их сразу всецело отдаваться его руководству, в уверенности, что батюшка лучше их знает, в чем они нуждаются и что им полезно, а что вредно.

Одна молодая девушка, окончившая высшие курсы в Москве, мать которой давно уже была духовной дочерью о. Амвросия, никогда не видя старца, не любила его и называла его "лицемером." Мать уговорила ее побывать у о. Амвросия. Придя к старцу на общий прием, девушка стала позади всех, у самой двери. Вошел старец и, отворив дверь, закрыл ею молодую девушку. Помолившись и оглядев всех, он вдруг заглянул за дверь и говорит: " А это что за великан стоит? Это - Вера пришла смотреть лицемера?" После этого он побеседовал с нею наедине, и отношение к нему молодой девушки совершенно переменилось: она горячо полюбила его, и судьба ее решилась - она поступила в Шамординский монастырь. Кто с полным доверием предавался руководству старца, никогда в этом не раскаялся, хотя и слышали они иногда от него такие советы, которые с первого раза казались странными и совершенно неисполнимыми.

Обычно у Старца собиралось множество народу. И вот одна молодая женщина, которую уговорили посетить Батюшку, находится в раздраженном состоянии, что ее заставляют ждать. Вдруг дверь широко отворяется. Старец с ясным лицом появляется на пороге, и громко говорит: "Кто здесь нетерпеливые, пойдите ко мне." Приближается к молодой женщине и ведет ее к себе. После беседы с ним она становится частой гостьей Оптиной и посетительницей Батюшки о. Амвросия.

У ограды собралась группа женщин и одна пожилая женщина с болезненным лицом, сидя на пне, рассказывала, что она с больными ногами шла из Воронежа, надеясь, что старец исцелит ее. В семи верстах от монастыря она заблудилась, выбилась из сил, попав на занесенные снегом тропинки, и в слезах упала на сваленное бревно. В это время к ней подошел какой то старичек в подряснике и скуфейке и спросил о причине ее слез, он указал клюкой направление пути. Она пошла в указанную сторону и, повернув за кусты, тотчас увидела монастырь. Все решили, что это был монастырский лесник или кто либо из келейников; как вдруг на крылечко вышел знакомый ей служка и громко спросил: "где тут Авдотья из Воронежа?" Все молчали, переглядываясь. Служка повторил свой вопрос громче, прибавив, что ее зовет Батюшка. - "Голубушки мои! Да ведь Авдотья из Воронежа, я сама и есть!" - воскликнула только что пришедшая расказчица с больными ногами. Все расступились, и странница, проковыляв до крылечка, скрылась в его дверях. Минут через пятнадцать она вышла из домика вся в слезах, и рыдая отвечала на вопросы, что старичек, указавший ей дорогу в лесу был никто иной, как сам Отец Амвросий или кто либо уж очень на него похожий. Но в монастыре не было никого похожего на о. Амвросия, а сам он в зимнее время по болезненности не мог выходить из келии, и тут вдруг явился в лесу указателем дороги страннице, а за тем через пол-часа почти в минуту ее прихода уже знает о ней подробно!

Вот один из случаев прозорливости старца Амвросия, рассказанный одним из посетителей старца - неким мастеровым: "Незадолго до кончины старца, годочка этак за два, надо было мне ехать в Оптину за деньгами. Иконостас мы там делали, и приходилось мне за эту работу от настоятеля получить довольно крупную сумму денег. Получил я свои деньги и перед отъездом зашел к старцу Амвросию взять благословение на обратный путь. Домой ехать я торопился: ждал на следующий день получить большой заказ - тысяч на десять, и заказчики должны были быть непременно на другой день у меня в К. Народу в этот день у старца, по обыкновению, была гибель. Прознал он про меня, что я дожидаюсь, да и велел мне сказать через своего келейника, чтобы я вечером зашел к нему чай пить. Хоть и надо было мне торопиться ко двору, да честь и радость быть у старца и чай с ним пить были так велики, что я рассудил отложить свою поездку до вечера в полной уверенности, что хоть всю ночь проеду, а успею вовремя попасть.

Приходит вечер, пошел я к старцу. Принял меня старец такой веселый, такой радостный, что я и земли под собою не чувствую. Продержал меня батюшка, ангел наш, довольно- таки долго, уже почти смеркалось, да и говорит мне: "Ну, ступай с Богом. Здесь ночуй, а завтра благословляю тебя идти к обедне, а от обедни чай пить заходи ко мне." Как же это так? - думаю я. Да не посмел перечить. Переночевал, был у обедни, пошел к старцу чай пить, а сам скорблю о своих заказчиках и все соображаю: Авось, мол, успею хотя к вечеру попасть в К. Как бы не так! Отпил чай. Хочу старцу сказать: "Благословите домой ехать", а он мне и слова не дал выговорить: "Приходи, - говорит, - сегодня ночевать ко мне." У меня даже ноги подкосились, а возражать не смею. Прошел день, прошла ночь! На утро я уже осмелел и думаю: Была не была, а уж сегодня я уеду; авось денек-то мои заказчики меня подождали. Куда тебе! И рта мне не дал старец разинуть. "Ступай-ка, - говорит, - ко всенощной сегодня, а завтра к обедне. У меня опять заночуй!" Что за притча такая! Тут я уже совсем заскорбел и, признаться, погрешил на старца: вот и прозорливец! Точно и знает, что у меня, по его милости, ушло теперь из рук выгодное дело. И так-то я на старца непокоен, что и передать не могу. Уж не до молитвы мне было в тот раз у всенощной - так и толкает в голову: "Вот тебе твой старец! Вот тебе и прозорливец...! Свистит теперь твой заработок." Ах, как мне было в то время досадно! А старец мой, как на грех, ну, точно вот, прости, Господи, в издевку мне, такой меня после всенощной радостный встречает! ... Горько, обидно мне стало: и чему, думаю я, он радуется... А скорби своей все-таки вслух высказать не осмеливаюсь. Заночевал я таким-то порядком и третью ночь. За ночь скорбь моя понемногу поулеглась: не воротишь того, что плыло да сквозь пальцы уплыло... Наутро прихожу к старцу, а он мне: "Ну теперь пора тебе и ко двору! Ступай с Богом! Бог благословит! Да по времени не забудь Бога поблагодарить!"

И отпала тут у меня всякая скорбь. Выехал я себе из Оптиной пустыни, а на сердце-то так легко и радостно, что и передать невозможно... К чему только сказал мне батюшка: "Потом не забудь Бога поблагодарить!?"... Должно, думаю, за то, что Господь в храме три дня удостаивал побывать. Еду я себе домой неспешно и о заказчиках своих вовсе не думаю, уж очень мне отрадно было, что батюшка со мной так обошелся. Приехал я домой, и что вы думаете? Я в ворота, а заказчики мои за мной; опоздали, значит, против уговору на трое суток приехать. Ну, думаю, ах ты мой старчик благодатный! Уж подлинно дивны дела Твои, Господи! ... Однако не тем еще все это кончилось. Вы послушайте-ка, что дальше было!

Прошло с того временине мало. Помер наш отец Амвросий. Года два спустя после его праведной кончины заболевает мой старший мастер. Доверенный он был у меня человек, и не работник был, а прямо золото. Жил он у меня безысходно годов поболее двадцати. Заболевает к смерти. Послали мы за священником, чтобы исповедовать и причастить, пока в памяти. Только, смотрю, идет ко мне от умирающего священник да и говорит: "Больной вас к себе зовет, видеть вас хочет. Торопитесь, как бы не помер." Прихожу к больному, а он, как увидел меня, приподнялся кое-как на локоточки, глянул на меня да как заплачет: "Прости мой грех, хозяин! Я ведь тебя убить хотел..." "Что ты, Бог с тобой! Бредишь ты..." "Нет, хозяин, верно тебя убить хотел. Помнишь, ты из Оптиной запоздал на трое суток приехать. Ведь нас трое, по моему уговору, три ночи подряд тебя на дороге под мостом караулили; на деньги, что ты за иконостас из Оптиной вез, позавидовали. Не быть бы тебе в ту ночь живым, да Господь за чьи-то молитвы, отвел тебя от смерти без покаяния... Прости меня, окаянного, отпусти, Бога ради, с миром мою душеньку!" "Бог тебя прости, как я прощаю". Тут мой больной захрипел и кончаться начал. Царствие небесное его душе. Велик был грех, да велико покаяние!

Прозорливость старца Амвросия сочеталась с другим ценнейшим даром, особенно для пастыря - рассудительностью. Его наставления и советы являлись наглядным и практическим богословием для людей, вдумчиво относящихся к религии. Старец часто делал наставления в полушутливой форме, чем ободрял унывающих, но глубокий смысл его речей нисколько от этого не умалялся. Люди невольно задумывались над образными выражениями о. Амвросия и надолго запоминали данный им урок. Иногда на общих приемах слышался неизменный вопрос: "Как жить?" В таких случаях старец благодушно отвечал: "Мы должны жить на земле так, как колесо вертится, чуть одной точкой касается земли, а остальным стремится вверх; а мы, как заляжем, так и встать не можем."

Приведем для примера и некоторые другие высказывания старца.

"Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено - там ни одного." "Не хвались горох, что ты лучше бобов, размокнешь - сам лопнешь."

"Отчего человек бывает плох? - Оттого, что забывает, что над ним Бог."

"Кто мнит о себе, что имеет нечто, тот потеряет."

Рассудительность старца простиралась и на вопросы практические, далекие от проблем духовной жизни. Вот пример.

Приходит к батюшке состоятельный орловский помещик и, между прочим, объявляет, что хочет устроить водопровод в своих обширных яблоневых садах. Батюшка уже весь охвачен этим водопроводом. "Люди говорят, - начинает он со своих обычных в подобных случае слов, - люди говорят, что вот так лучше всего," - и подробно описывает устройство водопровода. Помещик, вернувшись, начинает читать литературу на эту тему и узнает, что батюшка описал последние изобретения в этой технике. Помещик снова в Оптиной. "Ну, что водопровод?" - спрашивает батюшка. Повсюду яблоки портятся, а помещика - богатый урожай яблок.

Рассудительность и прозорливость совмещались в старце Амвросии с удивительной, чисто материнской нежностью сердца, благодаря которой он умел облегчить самое тяжелое горе и утешить самую скорбную душу.

Одна жительница Козельска спустя 3 года после смерти старца, в 1894 г., рассказывала о себе следующее: "У меня был сын, служил на телеграфе, разносил телеграммы. Батюшка знал и его, и меня. Сын часто носил ему телеграммы, а я ходила за благословением. Но вот мой сын заболел чахоткой и умер. Пришла я к нему - мы все шли к нему со своим горем. Он погладил меня по голове и говорит: "Оборвалась твоя телеграмма!" "Оборвалась, - говорю, - батюшка!" и заплакала. И так мне легко на душе стало от его ласки, как будто камень свалился. Мы жили при нем, как при отце родном. Теперь уже нет таких старцев. А может быть, Бог и еще пошлет!"

Любовь и мудрость - именно эти качества притягивали к старцу людей. С утра и до вечера к нему приходили с самыми неотложными вопросами, в которые он глубоко вникал, которыми в минуту беседы жил. Он всегда разом охватывал сущность дела, непостижимо мудро разъяснял его и давал ответ. Но в продолжение 10 - 15 минут такой беседы решался не один вопрос, а в это время о. Амвросий вмещал в своем сердце всего человека - со всеми его привязанностями, желаниями - всем его миром, внутренним и внешним. Из его слов и его указаний было видно, что он любит не одного того, с кем говорит, но и всех любимых этим человеком, его жизнь, все, что ему дорого. Предлагая свое решение, о. Амвросий имел в виду не просто одно само по себе дело, независимо от могущих возникнуть от него последствий как для этого человекаа, так и для других, но имея в виду все стороны жизни, с которыми это дело сколько-нибудь соприкасалось. Каково же должно быть умственное напряжение, чтобы разрешать такие задачи? А такие вопросы предлагали ему десятки человек мирян, не считая монахов и полсотни писем, приходивших и отсылавшихся ежедневно. Слово старца было со властью, основанной на близости к Богу, давшей ему всезнание. Это было пророческое служение.

Мелочей для старца не существовало. Он знал, что все в жизни имеет цену и свои последствия; и потому не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Однажды остановила старца женщина, которая была нанята помещицей ходить за индюшками, но индюшки у нее почему-то то дохли, и хозяйка хотела ее рассчитать. "Батюшка! - обратилась она к нему со слезами, - сил моих нет; сама над ними не доедаю, - пуще глаз берегу, а колеют. Согнать меня барыня хочет. Пожалей меня, родимый." Присутствующие смеялись над ней. А старец с участием спросил ее, как она их кормит, и дал ей совет, как их содержать иначе, благословил ее и отпустил. Тем же, которые смеялись над ней, он заметил, что в этих индюшках вся ее жизнь. После сделалось известным, что индюшки у женщины уже не колели.

Что касается исцелений, им не было числа и перечислить их в этом кратком очерке невозможно. Эти исцеления старец всячески прикрывал. Посылал больных в Пустынь к преп. Тихону Калужскому, где был источник. До старца Амвросия в этой Пустыне не было слышно об исцелениях. Можно подумать, что преп. Тихон стал исцелять по молитве старца. Иногда о. Амвросий посылал больных к свят. Митрофану Воронежскому. Бывало, что исцелялись на пути туда и возвращались назад благодарить старца. Иногда он, как бы в шутку, стукнет рукой по голове, и болезнь проходит. Однажды чтец, читавший молитвы, страдал сильной зубной болью. Вдруг старец ударил его. Присутствующие усмехнулись, думая, что чтец, верно, сделал ошибку в чтении. На деле же у него прекратилась зубная боль. Зная старца, некоторые женщины обращались к нему: "Батюшка Абросим! Побей меня, у меня голова болит."

Духовная сила старца проявлялась иногда в совершенно исключительных случаях.

Однажды старец Амвросий, согбенный, опираясь на палочку, откуда-то шел по дороге в скит. Вдруг ему представилась картина: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней плачет крестьянин. Потеря лошади кормилицы в крестьянском быту ведь сущая беда! Приблизившись к павшей лошади, старец стал медленно ее обходить. Потом взяв хворостину, он стегнул лошадь, прикрикнув на нее: "Вставай, лентяйка"- и лошадь послушно поднялась на ноги.

Многим людям старец Амвросий являлся на расстоянии, подобно святителю Николаю Чудотворцу, или с целью исцеления, или для избавления от бедствий. Некоторым, весьма немногим, открывалось в зримых образах, сколь сильно молитвенное предстательство старца перед Богом. Приведем воспоминания одной монахини, духовной дочери о. Амвросия.

"В келье его горели лампадки и маленькая восковая свечка на столике. Читать мне по записке было темно и некогда. Я сказала, что припомнила, и то спеша, а затем прибавила: "Батюшка, что сказать вам еще? В чем каяться? - Забыла." Старец упрекнул меня в этом. Но вдруг он встал с постели, на которой лежал. Сделав два шага, он очутился на середине своей кельи. Я невольно на коленях повернулась за ним. Старец выпрямился во весь свой рост, поднял голову и воздел руки кверху, как бы в молитвенном положении. Мне представилось в это время, что стопы его отделились от пола. Я смотрела на освещенную его голову и лицо. Помню, что потолка в келье как будто не было, он разошелся, а голова старца как бы ушла вверх. Это мне ясно представилось. Через минуту батюшка наклонился надо мной, изумленной виденным, и, перекрестив меня, сказал следующие слова: "Помни, вот до чего может довести покаяние. Ступай." Я вышла от него, шатаясь, и всю ночь проплакала о своем неразумии и нерадении. Утром нам подали лошадей, и мы уехали. При жизни старца я никому не могла рассказать этого. Он мне раз и навсегда запретил говорить о подобных случаях, сказав с угрозой: "А то лишишься моей помощи и благодати."

Со всех концов России стекались к хибарке старца бедные и богатые, интеллигенция и простолюдины. Его посещали известные общественные деятели и писатели: Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, К. Н. Леонтьев, Л. Н. Толстой, М. Н. Погодин, Н. М. Страхов и другие. И он принимал всех с одинаковой любовью и благорасположением. Благотворительность была всегда его потребностью, он раздавал милостыню и через келейника, и сам заботился о вдовах, сиротах, больных и страждущих. В последние годы жизни старца в 12 верстах от Оптиной, в деревне Шамордино, была устроена по его благословению женская Казанская пустынь, в которую, в отличие от других женских монастырей того времени, принимали больше неимущих и больных женщин. К 90-м годам 19 века число инокинь в ней достигло 500 человек.

Именно в Шамордино суждено было старцу Амвросию встретить час своей кончины. 2 июня 1890 г. он по обыкновению выехал туда на лето. В конце лета старец три раза пытался вернуться в Оптину, но не смог по причине нездоровья. Через год, 21 сентября 1891 г., болезнь усилилась так, что он потерял и слух, и голос. Начались его предсмертные страдания - столь тяжкие, что подобных им он, как признавался, во всю жизнь не испытывал. 8 сентября иеромонах Иосиф его пособоровал (вмести с о. о. Феодором и Анатолием), а на следующий день причастил. В этот же день к старцу в Шамордино приехал настоятель Оптиной пустыни архимандрит Исаакий. На следующий день, 10 октября 1891 г., в половине двенадцатого, старец, три раза вздохнув и с трудом перекрестившись, скончался.

Заупокойная литургия с чином отпевания была совершена во Введенском соборе Оптиной Пустыни. На погребение съехалось около 8 тысяч человек. 15 октября тело старца было предано земле с юго-восточной стороны Введенского собора, рядом с его учителем иеросхимонахом Макарием. Весьма примечательно, что именно в этот день, 15 октября, и всего за год до кончины, в 1890 году, старец Амвросий установил праздник в честь чудотворной иконы Божией Матери "Спорительница хлебов," перед которой он сам много раз возносил свои горячие молитвы.

Сразу же после кончины начались чудеса, в которых старец, как и при жизни, исцелял, наставлял, призывал к покаянию.

Шли годы. Но не зарастала тропа к могиле старца. Наступили времена тяжких потрясений. Оптина Пустынь была закрыта, разорена. Была стерта с лица земли часовня на могиле старца. Но память о великом угоднике Божием уничтожить было невозможно. Люди наугад обозначили место часовни и продолжали притекать к своему наставнику.

В ноябре 1987 г. Оптина Пустынь была возвращена Церкви. А в июне 1988 г. Поместным Собором Русской Православной Церкви старец Амвросий Оптинский был причислен к лику святых. 23 октября (нового ст.) в день его кончины (установленный день его памяти) в Оптиной Пустыни при большом стечении паломников была совершена торжественная архиерейская служба. К этому времени были уже обретены мощи преподобного Амвросия. Все участвовавшие в торжестве испытали в этот день ту чистую и неизреченную радость, которой так любил одаривать приходящих к нему при жизни святой старец. Спустя месяц, в годовщину возрождения обители, по милости Божией произошло чудо: ночью после службы во Введенском соборе мироточили Казанская икона Божией Матери и мощи, а также икона преподобного Амвросия. Совершались другие чудеса от мощей старца, коими он удостоверяет, что не оставляет нас, грешных, своим заступничеством пред Господом нашим Иисусом Христом. Ему слава вовеки! Аминь

*** *** ***

 Избранные Наставления Старца Амвросия

Содержание: Как жить. О том, сколько мы заботимся о теле и сколько о душе. О спасении. О смирении. О неверии. О покаянии. О страданиях. О любви. О милостыни. О лености и унынии. О терпении. О раздражительности. О зависти и злопамятности. О гордости. О смысле искушений. О смысле и необходимости поста. О молитве. О прогрессе внешнем и нравственном.

"Как жить?" - слышался старцу со всех сторон этот весьма важный вопрос. Он по своему обыкновению отвечал в шутливом тоне: "Жить - не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем мое почтение." Такой тон старцевой речи вызвал часто улыбку на уста легкомысленных слушателей. Но если серьезно вникнуть в это наставление, то каждый увидит в нем глубокий смысл. - "Не тужить," т.е. чтобы сердце не увлекалось неизбежными для человека скорбями и неудачами, а было направлено к Единому Источнику вечной сладости - Богу; через что человек мирится со скорбями или "смиряется," и этим успокаивается. - "Не осуждать," "не досаждать." Самые обычные между людьми осуждения и досаждения есть исчадия погибельной гордости. Их одних достаточно к тому, чтобы низвести душу человека на дно адово; а внешне они большей частью и за грех не считаются. - "Всем мое почтение" - указывает на заповедь Апостола: "в почтительности друг друга предупреждайте" (Рим. 12:10). Сводя все эти мысли к одной общей, мы видим что в вышеприведенном изречении проповедовалось Старцем главным образом смирение, - эта основа духовной жизни, источник всех добродетелей, без которого не возможно спастись.

В Евангелии сказано: "Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою потеряет" (Марк 8:З6). Вот как драгоценна душа человеческая! Она дороже всего мира, со всеми его сокровищами и благами. Но страшно подумать, как мало понимаем мы достоинство души своей. На тело, это жилище червей, этот поваленный гроб, обращаются все наши мысли от утра до вечера, а на бессмертную душу, на драгоценнейшее и любимейшее творение Божие, на образ Его славы и величия едва обращается одна мысль во всю неделю. Служению тела посвящаются самые цветущие годы нашей жизни, а вечному спасению души только последние минуты дряхлой старости. Тело ежедневно упивается, как на пиру богача, полными чашами и роскошными блюдами, а душа едва собирает крохи божественного слова на пороге дома Божия. Ничтожное тело омывают, одевают, чистят, украшают всеми сокровищами природы и искусства, а дорогая душа, невеста Иисуса Христа, наследница неба, бродит шагом изнуренным, облеченная в одежду убогого странника, не имея милостыни.

Тело не терпит ни одного пятна на лице, никакой нечистоты на руках, никакой заплаты на одежде, а душа от главы до ног, покрытая сквернами, только и дела, что переходит из одной греховной тины в другую, и своей ежегодной, но часто лицемерной исповедью, только умножает заплаты на одежде своей, а не обновляет ее. Для благосостояния тела требуются разного рода забавы и удовольствия; оно истощает нередко целые семейства, для него люди готовы иногда на труды всякого рода, а бедная душа едва имеет один час в воскресные дни для служения божественной литургии, едва несколько минут для утренней и вечерней молитв, насилу собирает одну горсть медных монет для подаяния милостыни, и довольна бывает, когда выразит холодным вздохом памятование о смерти. Для здравия и сохранения тела переменяют воздух и жилище, призывают искуснейших и отдаленнейших врачей, воздерживаются от пищи и пития, принимают самые горькие лекарства, позволяют себя и жечь и резать, а для здравия души, для избежания соблазнов, для удаления от греховной заразы не делают ни одного шага, но остаются в том же самом воздухе, в том же самом недобром обществе, в том же самом порочном доме, и не ищут никакого врача душ, или избирают врача незнакомого и неопытного, и скрывают пред ним то, что известно уже и небу и аду, и чем они сами хвастают в обществах. Когда умирает тело, тогда слышится скорбь и отчаяние, а когда умирает душа от смертного греха, тогда часто и не думают об этом.

Так мы не знаем достоинства души своей, и подобно Адаму и Еве, отдаем свою душу за красный по виду плод.

Почему же мы, по крайней мере, не плачем подобно Адаму и Еве? У нас же большею частью забота о стяжании благ, только, к сожалению, часто земных и временных, а не небесных. Забываем мы, что земные блага скоропреходящи и неудержимы, тогда как блага небесные вечны, бесконечны и неотъемлемы.

Всеблагий Господи! Помоги нам презирать все скоропреходящее, и заботиться о едином на потребу спасении душ наших.

Пока христианин живет на земле, спасение его, по слову преподобного Петра Дамаскина, находится между страхом и надеждой, а люди все ищут полного удовлетворения на земле, и притом от места и от людей, тогда как сам Господь глаголет в Евангелии: "В мире скорбны будете." Слова эти ясно показывают, что в каком бы месте христианин ни жил, без какой-либо скорби быть не может. Только одно успокоение - в исполнении заповедей Евангельских, как сказано в псалмах: "Мир многий любящим закон Твой и нет им соблазна." Если же что-либо или кто-либо нас соблазняет или смущает, то явно показывается, что мы не вполне правильно относимся к закону заповедей Божиих, из которых главная заповедь никого не судить и не осуждать. Каждый бо от своих дел прославится или постыдится на страшном суде Божием. И еще в Ветхом завете предписано было внимать себе и своему спасению и исправлению собственной души. Об этом и следует нам более всего заботиться.

Нигде Господь не хочет неволею понуждать человека, а везде представляет благому нашему произволению, и по собственной воле люди бывают или добры или злы. Поэтому напрасно будем обвинять, что будто бы живущие с нами и окружающие нас мешают и препятствуют нашему спасению или совершенству духовному. Самуил жил и воспитывался у Илии священника, при развратных его сыновьях и сохранил себя, и был великим пророком. Ева и в раю преступила заповедь Божию. А Иуду, и трехлетняя жизнь пред лицом Самого Спасителя, не сделала лучшим, когда он видел столько чудес, постоянно слышал Евангельскую проповедь, а сделался еще худшим, продал Учителя своего и Избавителя мира за тридцать серебреников.

Неудовлетворительность наша душевная и духовная происходит от нас самих, от нашего неумения и от неправильно составленного мнения, с которым никак не хотим расстаться. А оно то и наводит на нас и смущение и сомнение и разное недоумение; а все это нас томит и отягощает и приводит в безотрадное состояние. Хорошо было бы, если бы мы могли понять простое святоотеческое слово: "Если смиримся, то на всяком месте обретем покой, не обходя умом многие иные места, на которых может быть с нами то же, если не худшее."

Смиряться нужно перед всеми, и считать себя хуже всех. Если мы не совершили преступлений, какие совершили другие, то это может быть потому, что не имели к тому случая, обстановка и обстоятельства были другие. Во всяком человеке есть что-нибудь хорошее и доброе, мы же обыкновенно видим в людях только пороки, а хорошего ничего не видим.

На вопрос, можно ли желать совершенствования в жизни духовной? Старец отвечает: "Не только можно желать, но и должно стараться совершенствоваться в смирении, т. е. в том, чтобы считать себя в чувстве сердца хуже и ниже всех людей и всякой твари. Человеку грешнику естественно и необходимо смиряться. Если же он не смирится, то смирят его обстоятельства, промыслительно устрояемые к его душевной пользе. В счастье он обыкновенно забывается, и все приписывает себе, своей бессильной силе и мнимой власти, но лишь посетит его какое-либо несчастье, просит пощады и у воображаемого врага.

Еще рассказывал Старец, как иногда нечаянно обстоятельства смиряют человека: "Раз кто-то устроил у себя обед, и разослал своих слуг приглашать гостей. Один из приглашенных и спрашивает присланного к нему неаккуратного слугу: "Неужели у твоего господина получше тебя никого не нашлось послать ко мне?" На это посланный отвечал: "Хороших-то по хорошим разослали, а меня послали к вашей милости."

Говорил и еще Старец Амвросий в назидание своим ученикам о смирении: "Пришел было к настоятелю о. архимандриту Моисею один посетитель, но не застал его дома, он отправился к его родному брату о. игумену Антонию. Среди разговора гость и спросил о. игумена: "Скажите, батюшка, какого вы держитесь правила?" о. Антоний отвечал: "Много было у меня правил: жил я в пустыне и по монастырям, и все разные были правила, а теперь осталось одно мытарево: "Боже милостив буди мне грешному."

При этом Батюшка еще рассказал, как "Одна все хотела странствовать туда и сюда, и в Киев и в Задонск, а старец один и говорит ей: "Все это тебе не на пользу, сиди-ка ты лучше и твори Мытареву молитву."

"Я говорила как-то Батюшке, пишет его духовная дочь, об одной семье, что мне всех их очень жаль, они ни во что не верят, ни в Бога, ни в будущую жизнь. Жаль именно потому, что они, может быть, и не виноваты в том сами, их воспитывали в таком неверии, или были другие какие причины. Батюшка закачал головой, и так гневно сказал: "Безбожникам нет оправдания. Ведь всем, всем решительно, и язычникам проповедуется Евангелие; наконец, по природе всем нам от рождения вложено чувство познания Бога, стало быть сами виноваты. Ты спрашиваешь, можно ли за таких молиться. Конечно, молиться за всех можно."

Некоторые, говорил еще Старец, отрекались от веры в Бога из подражания другим и по ложному стыду. И вот случай: один так-то не верил в Бога. А когда, во время войны на Кавказе, пришлось ему драться, он в самый разгар сражения, когда летели мимо него пули, пригнулся, обнял свою лошадь, и все время читал: "Пресвятая Богородице, спаси нас." А потом, когда, вспоминая об этом, товарищи смеялись над ним, он отрекся от своих слов. Затем Батюшка прибавил: "Да, лицемерие хуже неверия."

Что бы дать надлежащее понятие о силе и важности покаяния, Старец Амвросий говорил: "Какое ныне настало время! Бывало если кто искренне раскается в грехах, то уже и переменяет свою греховную жизнь на добрую, а теперь часто бывает так: человек и расскажет на исповеди все свои грехи в подробности, но затем опять за свое принимается."

Передавал еще Старец назидательный рассказ: "Сидел бес в образе человека, и болтал ногами. Видевший это духовными очами спросил его: "Что же ты ничего не делаешь?" бес отвечал: "Да мне ничего не остается делать, как только ногами болтать, люди все делают лучше меня."

"Три степени для спасения. Сказано у св. Иоанна Златоуста: а) не грешить б) согрешивши каяться в) кто плохо кается, тому терпеть находящие скорби."

"Бывает, так говорил Батюшка, что хотя грехи наши через покаяние и прощаются нам, но совесть все не перестает упрекать нас. Покойный Старец о. Макарий для сравнения показывал иногда свой палец, который давно когда-то был порезан; боль давно прошла, а шрам остался. Так точно и после прощения грехов остаются шрамы, т. е. упреки совести."

"Хотя Господь и прощает грехи кающимся, но всякий грех требует очистительного наказания. Например, благоразумному разбойнику сам Господь сказал: "Ныне же будешь со мной в раю," а между тем после этих слов перебили ему голени, а каково было еще на одних руках, с перебитыми голенями, повисеть на кресте часа три? Значит ему нужно было страдание очистительное. Для грешников, которые умирают тотчас после покаяния, очищением служат молитвы Церкви и молящихся за них, а те, которые еще живы, сами должны очищаться исправлением жизни и милостынею, покрывающею грехи."

"Креста для человека, т. е. очистительных страданий душевных и телесных, Бог не творит. И как не тяжек бывает у иного человека крест, который несет он в жизни, а все же дерево, из которого он сделан, всегда вырастает на почве его сердца."

"Когда человек, говорил еще Старец, идет прямым путем, для него и креста нет. Но когда отступит от него, и начнет бросаться то в одну, то в другую сторону, вот тогда являются разные обстоятельства, которые и толкают его опять на прямой путь. Эти толчки и составляют для человека крест. Они бывают конечно разные, кому какие нужны."

"Бывает крест мысленный, смущают иногда человека греховные помыслы, но человек не бывает в них виновен, если не соизволяет им. Говорил Старец пример: "Одна подвижница долгое время обуреваема была нечистыми помыслами. Когда явившийся ей Господь отогнал их от нее, она воззвала к Нему: "Где Ты был доселе, о сладкий Иисусе?" Господь ответил: "Был в твоем сердце." Она же сказала: "Как же это могло быть? ведь сердце мое было исполнено нечистых помыслов." И сказал ей Господь: "Потому разумей, что я был в твоем сердце, что ты никакого расположения не имела к нечистым мыслям, а более старалась избавиться от них, но не имея возможности, болезновала о сем, и этим уготовила мне место в сердце твоем."

"Иногда посылаются человеку страдания безвинно для того, чтобы он, по примеру Христа, страдал за других. Сам Спаситель прежде пострадал за людей. Апостолы Его также мучились за Церковь и за людей. Иметь совершенную любовь и значит страдать за ближних."

Любовь покрывает все. И если кто делает ближним добро по влечению сердца, а не движимый только долгом или корыстью, то такому дьявол мешать не может.

Любовь конечно выше всего. Если ты находишь, что в тебе нет любви, а желаешь ее иметь, то делай дела любви, хотя сначала без любви. Господь увидит твое желание и старание и вложит в сердце твое любовь. "Кто имеет дурное сердце, не должен отчаиваться, потому что с помощью Божией человек может исправить свое сердце. Нужно только внимательно следить за собою, и не упускать случая быть полезным ближним, часто открываться старцу и творить посильную милостыню. Этого конечно нельзя сделать вдруг, но Господь долготерпит. Он тогда только прекращает жизнь человека, когда видит его готовым к переходу в вечность, или же когда не видит никакой надежды на его исправление.

О милостыне Старец Амвросий говорил: "Св. Димитрий Ростовский пишет: если придет к тебе человек на коне, и будет просить, подай ему. Как он употребит твою милостыню, ты за это не отвечаешь."

Еще: "Св. Иоанн Златоуст говорит: начни отдавать неимущим, что тебе не нужно, что у тебя валяется, потом будешь в состоянии давать больше и даже с лишением себя, и наконец уже готов будешь отдать и все, что имеешь."

"Скука унынию внука, а лени дочь. Что бы отогнать ее прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись; тогда и скука пройдет, и усердие придет. А если к сему терпения и смирения прибавишь, то от многих зол себя избавишь."

"От чего люди грешат'?", задавал иногда Старец вопрос, и сам же решал его: "Или от того, что не знают, что должно делать и чего избегать; или если знают, то забывают; если же не забывают, то ленятся, унывают. Наоборот: так как люди очень ленивы к делам благочестия, то весьма часто забывают о своей главной обязанности, служить Богу. От лености же и забвения доходят до крайнего неразумия или неведения. Это три исполина: уныние или леность, забвение и неведение, от которых связан весь род человеческий нерешимыми узами. А затем уже следует нерадение со всем сонмищем злых страстей. Потому мы и молимся Царице Небесной: "Пресвятая Владычица моя Богородице, святыми твоими и всесильными мольбами отгони от меня смиренного и окаянного раба твоего лень, уныние, забвение, неразумие, нерадение, и все скверные, лукавые и хульные помышления."

"Когда тебе досаждают, никогда не спрашивай, зачем и почему. В Писании этого нигде нет. Там напротив сказано: "Если кто ударит тебя в десную ланиту, - правую щеку, обрати ему и другую. В десную ланиту в самом деле ударить не удобно, а это понимать нужно так: если кто будет на тебя клеветать, или безвинно чем- нибудь досаждать, это будет означать ударение в десную ланиту. Не ропщи, а перенеси удар этот терпеливо, подставь при сем левую ланиту, т. е. вспомнив свои неправые дела. И если может ты теперь невинен, то прежде много грешил; и тем убедишься, что достоин наказания. Самооправдание, большой грех."

"Батюшка, научите меня терпению" - сказала одна сестра. "Учись, ответил Старец, и начинай с терпения находящих и встречающихся неприятностей." - "Не могу понять, как можно не возмущаться обидами и несправедливостями." Ответ Старца: "Будь сама справедлива, и не обижай никого."

"Никто не должен оправдывать свою раздражительность какой-нибудь болезнью, это происходит от гордости. А гнев мужа, по слову св. Апостола Иакова, правды Божией не соделывает. Чтобы не предаваться раздражительности и гневу, не должно торопиться."

Старец сказал: "Нужно заставлять себя, хотя и против воли, делать какое-нибудь добро врагам своим, а главное, не мстить им, и быть осторожным, чтобы как-нибудь не обидеть их видом презрения и уничижения."

Одна особа спросила: "Мне непонятно, Батюшка, как это вы не только не гневаетесь на тех, кто о вас нехорошо говорит, но и продолжаете любить их." Старец много этому смеялся, и сказал: "У тебя был маленький сын, сердилась ли ты на него, если он что и не так делал и говорил." Не старалась ли напротив как-нибудь покрывать его недостатки?"

Очень многим и гордиться-то вовсе нечем. По этому поводу Старец передавал такой рассказ: "Одна исповедница говорила духовнику, что она горда. "Чем же ты гордишься?" - спросил он ее, "Ты верно знатна?" - "Нет, ответила она." - "Ну, талантлива?" - Нет. "Так стало быть богата?" Нет. "Гм... в таком случае можешь гордиться, сказал напоследок духовник."

На вопрос: как это праведники, зная, что они хорошо живут по заповедям Божиим, не возносятся своею праведностью, Старец ответил: "Они не знают, какой ожидает их конец. Потому, прибавлял он, "Спасение наше должно совершаться между страхом и надеждою. Никому ни в коем случае не должно предаваться отчаянию, но не следует и надеяться чрезмерно."

Свобода существ разумных всегда испытывалась и доселе испытывается, пока утвердится в добре. Потому что без испытания добро твердо не бывает. Всякий христианин чем-либо да испытывается: один бедностью, другой болезнью, третий разными нехорошими помыслами, четвертый каким-либо бедствием, или уничижением, а иной разными недоумениями. И этим испытывается твердость веры, и надежды, и любви Божией, т. е., к чему человек более склоняется, к чему более прилепляется, горе ли стремится, или еще пригвожден к земному. Чтобы человек-христианин через подобные испытания сам видел, в каком он находится положении и расположении и невольно смирялся. Потому что без смирения все дела наши суетны, как единогласно утверждают богомудрые и богоносные отцы.

Испытывалась свобода даже ангелов. А ежели небожители не избежали испытания, то кольми паче должна испытываться свобода и произволение живущих на земле.

О необходимости соблюдения постов мы можем видеть и в Евангелии и, во-первых, из примера Самого Господа, постившегося сорок дней в пустыне, хотя он был Бог, и не имел нужды в этом. Во-вторых, на вопрос учеников Своих, почему не могли изгнать беса из человека, Господь отвечал: "По неверию вашему;" а потом прибавил: "Сей род не может выйти иначе, как только от молитвы и поста" (Мр. 9:29). Кроме того есть в Евангелии указание и на то, что мы должны соблюдать пост в среду и пятницу. В среду Господь предан был на распятие, а в пятницу был распят.

Пища же скоромная не есть скверна. Она не оскверняет, а утучняет тело человека. А св. апостол Павел говорит: "Если и внешний наш человек тлеет, то внутренний обновляется со дня на день" (2 Кор. 4:16). Внешним человеком он назвал тело, а внутренним душу.

Всякое лишение и всякое понуждение ценится пред Богом, по сказанному в Евангелии: "Царствие Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его" (Мат. 11:12). И дерзновенно и самовольно нарушающие правило поста называются врагами креста, им же Бог чрево и слава в студе (стыде) их. И в псалмах сказано: "Заблудиша от чрева." Разумеется, иное дело, если кто нарушает пост по болезни и немощи телесной. А здоровые от поста бывают здоровее и добрее, и сверх того долговечнее бывают, хотя на вид и тощими кажутся. При посте и воздержании и плоть не так бунтует, и сон не так одолевает, и пустых мыслей в голову меньше лезет, и охотнее духовные книги читаются и более понимаются.

И так, если по милости Божией у вас проявилось благое желание очиститься от внутренних пороков: то да будет вам известно, что, сей род ничем же не может быть изъят, как только усердною молитвою и постом, впрочем постом благоразумным. А то у нас тут был один пример неблагоразумного поста. Один помещик, проводивший жизнь в неге, захотел вдруг соблюсти суровый пост: велел себе во весь Великий пост толочь конопляное семя и ел его с квасом, и от такого крутого перехода от неги к посту, так испортил свой желудок, что доктора в продолжении целого года не могли поправить его. Впрочем есть и святоотеческое слово, что мы должны быть не убийцами тела, а убийцами страстей.

Чтобы люди не оставались в беспечности, и не возлагали всю свою надежду на постороннюю молитвенную помощь, Старец повторял обычную народную поговорку: "Боже-то помоги, да и сам мужик не лежи."

Одна монахиня сказала: "Батюшка! Через кого же нам просить молитвенной помощи как не через вас?' Старец ответил: "И сама проси!" Ты вспомни, двенадцать Апостолов просили Спасителя за жену Хананеянку, но Он не услышал их, а когда сама стала просить, упросила."

Но так как молитва есть сильнейшее оружие против невидимого врага, то он и старается всячески отвлекать от нее человека. Передавал Старец такой рассказ: "На Афоне у одного монаха был скворец, говорун, которого монах очень любил, увлекаясь его разговорами. Но вот странно, лишь только монах начнет исполнять свое молитвенное правило, скворец тут и разговорится, и не дает молиться монаху. Раз на светлый праздник Воскресения Христова монах подошел к клетке и говорит: "Скворушка, Христос воскрес!" А скворец отвечает: "Вот то-то и беда наша, что воскрес," и тут же околел. А в келии монаха разлилось нестерпимое зловоние. Тогда понял монах свою ошибку, и раскаялся."

Что Бог главнее всего смотрит на внутреннее молитвенное настроение души человека, Старец говорил: "Пришел как-то к о. Игумену Антонию один больной ногами и говорит: "Батюшка, у меня ноги болят, не могу класть поклоны, и это меня смущает. О. Антоний ответил ему: "Да уж в Писании сказано: "Сын, дай мне твое сердце," а не сказано - "ноги."

Одна монахиня сказала Старцу, что видела во сне икону Божией Матери и услышала от нее: "Принеси жертву." Батюшка спросил: "Что же ты принесла в жертву?" Та ответила: "Что же я принесу, у меня ничего нет." Тогда Батюшка сказал: "В псалмах написано: жертва хвалы прославит мя."

Одна из духовных дочерей Батюшки передала ему следующие вопросы ее сына: 1. "По Евангелию, общество людей перед концом мира представляется в самом ужасном виде. Этим отвергается возможность постоянного совершенствования человечества. Можно ли после этого трудиться на благо человечеству, будучи уверенным, что никакие средства не в состоянии в окончательном результате перед концом мира достигнуть возможного нравственного совершенства человечества. 2. Обязанность христианина, делать добро и стараться, чтобы это добро торжествовало над злом. При конце мира, в Евангелии говорится, зло восторжествует над добром. Каким же образом можно стараться о победе добра над злом, зная, что старания эти не увенчаются успехом, и что зло в конце концов восторжествует?"

Ответ Старца Амвросия: Скажите Вашему сыну: зло уже побеждено, побеждено не старанием и силами человеческими, а Самим Господом и Спасителем нашим, Сыном Божием Иисусом Христом, который ради сего, и сошел с неба на землю, воплотился, пострадал человечеством, и крестными Своими страданиями и воскресением сокрушил силу зла и злоначальника дьявола, владычествовавшего над родом человеческим, освободил нас от дьявольского и греховного рабства, как сам сказал: "Даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам" (Лк. 10:19). Теперь всем верующим христианам дается в таинстве крещения сила попирать зло и творить добро, при посредстве исполнения Евангельских заповедей, и никто уже не бывает одержим злом насильно, кроме одних нерадивых о хранении Божиих заповедей, и преимущественно тех, кто добровольно предается грехам. Хотеть же своими силами побеждать зло, которое уже побеждено пришествием Спасителя, показывает непонимание христианских таинств православной Церкви, и обнаруживает признак горделивой самонадеянности человеческой, которая хочет все делать своими силами, не обращаясь к помощи Божией, тогда как сам Господь ясно говорит: "Без меня не можете делать ничего" (Иоан. 15:5).

Вы пишите: в Евангелии говорится, что при конце мира зло восторжествует над добром. В Евангелии этого нигде не сказано, а говорится только, что в последнее время умалится вера: "Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?" (Лк. 18:8) и "По причине умножения беззаконий, во многих охладеет любовь" (Мат. 24:12). А св. апостол Павел говорит, что перед вторым пришествием Спасители "Явится человек беззакония, сын погибели, противник и превозносящийся выше всего, называемого Богом или Святынею" (2 Фес. 2:3-7), т. е. антихрист. Но тут же сказано, что Господь Иисус убьет его духом уст Своих; и упразднит явлением пришествия Своего.. Где же тут торжество зла над добром? И вообще всякое торжество зла над добром бывает только мнимое, временное.

С другой стороны, несправедливо и то, будто человечество на земле постоянно совершенствуется. Прогресс или улучшение есть только во внешних человеческих делах, в удобстве жизни. Например, мы пользуемся железными дорогами и телеграфами, которых прежде не было: выкапывается каменный уголь, который скрывался в недрах земных, и т. д. В христианско-нравственном же отношении всеобщего прогресса нет. Во все времена были люди, которые достигали высокого нравственно-христианского совершенства, руководствуясь истинною верою Христовою, и следуя истинному христианскому учению, согласному с Откровением божественным, какое Бог в Церкви Своей являл через мужей Богодухновенных, пророков и апостолов. Такие люди будут и во время антихристово, которое их ради и сократится, по сказанному: "И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть, но ради избранных сократятся те дни" (Мат. 24:22).

Нравственное совершенство на земле, несовершенное достигается не всем человечеством в совокупности, а каждым верующим в частности, по мере исполнения заповедей Божиих и по мере смирения. Конечное и совершенное совершенство достигается на небе, в будущей бесконечной жизни, к которой кратковременная земная жизнь человеческая служит лишь приготовлением, подобно тому, как годы проведенные юношею в учебном заведении, служат приготовлением к будущей практической деятельности. Если бы назначение человечества ограничивалось земным его существованием, если бы для человека все кончалось на земле: то почему же "Земля и все дела на ней сгорят" (2 Петр. 3:10). Без будущей блаженной, бесконечной жизни, земное наше пребывание было бы неполезно и непонятно.

Желание трудиться на благо человечества, весьма благовидное, но поставлено не на своем месте. Все хотят на словах трудиться на благо ближним и нисколько или весьма мало заботятся о том, что сначала нужно самим уклониться от зла, а потом уже заботиться о пользе ближних.

Широкие затеи молодого поколения о великой деятельности на пользу всего человечества похожи на то, как если бы кто, не кончив курса гимназии, много мечтал о себе, что он мог бы быть профессором и великим наставником в университете. Но с другой стороны думать. что если мы не можем двинуть вперед всего человечества, то вовсе не стоит трудиться - это лишь другая крайность. Каждый христианин обязан по силам своим и сообразно своему положению трудиться на пользу других, но с тем, чтобы все это было во время и в порядке, и чтобы успех наших трудов представлять Богу и Его святой воле.

В заключение скажу: посоветуйте вашему сыну, чтобы он не смешивал внешних человеческих дел с духовно-нравственными. Во внешних изобретениях, отчасти в науках, пусть находит прогресс. А в христианско-нравственном отношении, повторяю, всеобщего прогресса в человечестве нет и быть не может. Каждый будет судим по делам своим. 

Тропарь,
глас 5:

Яко к целебному источнику, притекаем к тебе, Амвросие, отче наш! Ты бо на путь спасения нас верно наставляеши, молитвами от бед и напастей охраняеши, в телесных и душевных скорбех утешаеши, паче же смирению, терпению и любви научаеши. Моли усердно Человеколюбца Христа и Заступницу спастися душам нашим.

Завет Пастыреначальника исполнив, старчества благодать наследовал еси, болезнуя сердцем о всех притекающих к тебе. Темже и мы чада твоя с любовию вопием ти: Отче святый Амвросие, моли Христа Бога спастися душам нашим.

О ВЕЛИКИЙ СТАРЧЕ и угодниче Божий, преподобне отче Амвросие, Оптинской обители похвало и всея Руси учителю благочестия! Желая поработати Господу, ты неленостно в трудех, в бдении, в молитвах и постах подвизался еси, и был еси наставник монашествующим и всем людям учитель возлюбленный.

Славим твое во Христе смиренное житие, ради которого Бог превознесе тя еще на земли суща, наипаче же увенча тя небесною славою в чертог славы вечныя.

Приими ныне моление нас, чтущих тя, и буди непреложный покровитель наш. Избави нас от скорбных обстояний, душевных и телесных недугов, от лукавых и беспорядочных людей и от греховных падений. Отечеству нашему испроси мир, тишину, духовное обновление и непоколебимое благосостояние. Моли милостивого Господа, да ниспослет нам вся, яже на пользу и спасение душ наших, и да сподобит скончати житие наше в покаянии и соблюдении заповедей Его. В день же судный да удостоит нас деснаго предстояния и жизни вечной в Царствии славы Его. Аминь.