|
ЖИТИЯ СВЯТЫХ, ПОДВИЗАВШИХСЯ в 1938 году.
Сщмчч. Алекса́ндра (Трапицына), архиепископа Самарского, и с ним Иоа́нна Смирнова, Алекса́ндра Иванова, Иоа́нна Сульдина, Алекса́ндра Органова, Вячесла́ва Инфантова, Васи́лия Витевского и Иа́кова Алферова, пресвитеров (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
12 августа - Собор Самарских святых
18 ноября - Память Отцов Поместного Собора Церкви Русской 1917–1918 гг.
14 января
7 февраля - переходящая - Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЯ
Священномученик Александр родился 29 августа 1862 года в семье диакона Иоанна Трапицына и его супруги Клавдии в селе Волме Вятского уезда Вятской губернии, «расположенном в долине, покрытой перелесками, при небольшой речке Волме... Главным занятием крестьян было здесь земледелие, но вследствие малоземелья и плохой почвы многие ходили на заработки... ремеслами же почти никто не занимался»[1] - так описывают эти места историки и географы Вятки. У родителей было восемь сыновей, трое из них стали священниками и один епископом.
Первоначальное образование Александр получил в Вятском духовном училище, среднее - в Вятской Духовной семинарии. По окончании в 1884 году курса семинарии он, как один из лучших ее воспитанников, был послан для продолжения образования в Казанскую Духовную академию, где обучался за казенный счет. Окончив академию в 1888 году со степенью кандидата богословия, Александр Иванович был назначен на должность надзирателя в Вятское духовное училище. В этом же году он женился и 23 февраля 1889 года был рукоположен во диакона, а 26 февраля - во священника к Всехсвятской церкви города Вятки и назначен преподавателем Закона Божия и церковной истории в епархиальное женское училище. Кроме того он состоял членом комитета школы, созданной для подготовки псаломщиков, цензором проповедей и сочинений религиозно-нравственного содержания и депутатом от духовного ведомства на собраниях Вятской Городской Думы.
В 1891 году в России разразился голод. Как и многие пастыри в это время, отец Александр живо откликнулся на народное бедствие и призывал людей состоятельных помочь тем, кто попал в беду и лишился средств к пропитанию.
В вятском кафедральном соборе во время богослужения 14 сентября 1891 года отец Александр сказал: «Вот и ныне, слушатели христиане, постигло наше Отечество тяжелое бедствие. Божиим попущением многие местности нашего Отечества, в том числе и Вятский край, бывшие прежде хлебородными, пострадали от неурожая хлеба, и население империи уже начинает испытывать недостаток в средствах пропитания. Это бедствие - крест Божий, ниспосланный нам во вразумление и наказание наше за грехи. Мы уже слишком далеко уклонились от того образа жития, какой начертывает нам слово Божие. Забвение Бога, неверие, погоня за наживой, благами и удовольствиями мира сего, самолюбие, своекорыстие - обычные наши страсти и пороки, низводящие нас на степень человека-язычника. Ниспосланный нам свыше крест и является спасительным врачевством против наших душевных недугов. Он побуждает нас глубже проникнуть в наше душевное состояние, раскрыть пред нашим сознанием наши духовные язвы, приложить старание об их уврачевании и об умилостивлении прогневанной нашими прегрешениями правды Божией добрыми и богоугодными делами...»[2]
И далее, поясняя, что же в нынешних обстоятельствах является богоугодным делом, отец Александр сказал: «Совершите, братие, святое дело сострадания бедствующим братьям: помогите им в тяжелой нужде. Не отклоняйте руки, простираемой к вам за подаянием, слагайте лепты свои в обносимые пред вами кружки, посылайте ваши жертвы в учрежденные для сбора их комитеты, чем кто может: кто имеет деньги, да уделит от них по усердию, у кого есть одежды, да подаст из одежды, а у кого есть пища, такожде да творит (Лк.3:11)»[3].
В марте 1892 года у отца Александра родился сын, а в июле того же года он лишился супруги. В 1893 году он был назначен законоучителем Вятского Александровского училища, а в 1896 году - определен в состав Епархиального училищного совета. В июне 1897 года он был избран членом Совета епархиального женского училища, а в сентябре того же года назначен на должность инспектора Вятской Духовной семинарии. После смерти супруги путь отца Александра стал определяться как стезя сугубого церковного служения, как путь монашеский.
26 февраля 1900 года преосвященный Алексий (Опоцкий), епископ Вятский и Слободской, постриг иерея Александра в крестовой церкви в монашество. По случаю его пострижения были отменены занятия в трех старших классах Духовной семинарии, а семинаристы отпущены в крестовую церковь для присутствия на постриге. Для Вятской семинарии это было событие необычайное - за последние десять лет здесь всего лишь второй раз постригали в монашество. Постриг произвел на всех присутствующих, и особенно на семинарскую молодежь, огромное впечатление и многим сердцам не только дал представление об иночестве как о сугубом христианском подвиге, но и оживил память об обетах, которые дает всякий человек при крещении; это событие заставило многих задуматься о глубинном смысле христианской жизни. Новопостриженному иноку было оставлено прежнее имя - Александр.
Вскоре после пострига иеромонах Александр был назначен исполняющим должность ректора Вятской Духовной семинарии. В апреле 1900 года указом Святейшего Синода он был награжден наперсным крестом.
В начале 1900 года была проведена ревизия Калужской Духовной семинарии, которую возглавил епископ Нарвский Никон (Софийский); она обнаружила много недостатков в управлении епархией, а также и в управлении Калужской Духовной семинарией, которые привели к беспорядкам среди учащихся и неподчинению начальству. В результате ревизии Святейший Синод уволил ректора семинарии, около сорока лет занимавшего эту должность, за штат и поставил учащимся на вид их дурное поведение, но строгие меры не применил, дав время на исправление.
25 июля 1901 года указом Святейшего Синода отец Александр был назначен ректором Калужской Духовной семинарии и 6 августа того же года возведен в сан архимандрита. 12 декабря 1904 года архимандрит Александр в Свято-Троицком соборе Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге был хиротонисан во епископа Муромского, викария Владимирской епархии[4]. За месяц до его хиротонии епископ Никон (Софийский), возглавлявший ревизию в Калужской семинарии, был назначен на Владимирскую кафедру. До Владимирской кафедры он три года прослужил в Вятской епархии и хорошо знал отца Александра как ревностного церковного деятеля. Вручая ему архиерейский жезл, преосвященный Никон сказал: «...Нахожу излишним подробно разъяснять тебе, уже давно состоящему в священном сане, проходившему священническое служение и приготовлявшему к нему юношество, высоту и вместе трудность архиерейского служения во все времена, особенно же в настоящее время, когда требуют свободы совести в деле религии для всех без исключения, даже для необлагодатствованных и непросвещенных светом учения Христова язычников, при этом людей неграмотных и совершенно умственно темных; когда люди ищут свободы от всякого закона: человеческого и Божеского; когда никто не признает для себя авторитетов и всякий желает сам для себя быть образцом; когда даже ученики хотят указывать, чему должны их учить, и воспитывающиеся желают по своему вкусу избирать себе воспитателей»[5].
Епископ Александр в своем кратком ответном слове сказал: «Измлада наученный во всех затруднительных путях своей жизни возлагать упование на помощь Божию, я и ныне, в сей знаменательный для меня день и час жизни, нахожу для себя ободрение против страха перед своими немощами в вере и надежде на всесильную благодать Божию»[6].
Определением Святейшего Синода от 19-21 ноября 1905 года преосвященный Александр был назначен на должность председателя Владимирского епархиального училищного совета.
Епархиальные власти, учитывая новые явления и веяния в общественной жизни, старались, чтобы и пастыри были в курсе особо значимых событий. С этой целью под председательством архиереев, епископа Никона или епископа Александра, устраивались собрания, на которых избранные и специально подготовленные докладчики читали сообщения о событиях, происходящих в общественной жизни.
В те годы было не принято служение викарных архиереев в городах викариатства, и в первый раз епископ Александр прибыл в Муром с визитом лишь через два года после хиротонии. Он пробыл в Муроме четыре дня, во время которых служил утром и вечером; в один из дней владыка возглавил многолюдный крестный ход из Благовещенского монастыря в городской собор. За время пребывания в Муроме епископ посетил все учебные заведения и церковно-приходские школы города, везде оставив пожертвования.
В декабре 1907 года были изысканы средства для открытия второго викариатства в епархии; второй викарий получил местопребывание в Муромском Спасском монастыре; в связи с этим преосвященный Александр был назначен епископом Юрьевским, первым викарием Владимирской епархии.
В июне 1912 года преосвященный Александр получил назначение на Вологодскую кафедру. 19 июня 1912 года владыка выехал в Санкт-Петербург, куда он был вызван Святейшим Синодом и где встретился со своим предшественником по Вологодской кафедре епископом Никоном (Рождественским). Вернувшись из столицы 22 июня, он в течение пяти дней прощался с паствой и сотрудниками церковных учреждений, с которыми был непосредственно связан, а это были все учебные заведения города Владимира. В ночь на 28 июня владыка выехал в Вятку навестить своих престарелых родителей. 12 июля он прибыл в Вологду, где его встретил епископ Вельский Антоний (Быстров), викарий Вологодской епархии, с многочисленным духовенством. После встречи владыка сказал собравшимся, что, когда он получил назначение на Вологодскую кафедру, им поначалу овладело смущение, так как эту кафедру ранее занимали многие великие светильники Православной Церкви, к каковым принадлежит и только что отбывший из Вологды преосвященный Никон; смущение его было столь велико, что даже появилось желание остаться на прежнем месте, но при мысли о том, что это назначение состоялось по воле Пастыреначальника Господа Иисуса Христа, он ободрился, положившись на благость Божию и на молитвы святых угодников земли Вологодской.
Архиерейское служение в Вологодской епархии владыка начал с объезда монастырей и приходов. Он сразу же посетил Спасо-Прилуцкий монастырь, Успенский женский монастырь в Вологде, Корнилиев Комельский монастырь вблизи города Грязовца, Павло-Обнорский монастырь и другие, а также многие приходы, почти каждый день совершая богослужения.
Деятельно участвуя как архипастырь во всех религиозных мероприятиях епархии, владыка видел, что у современных христиан угасает ревность к духовной жизни, вера становится теплохладной, а от этого расстраивается и сама жизнь приходов; в селах храмы еще имеют постоянных прихожан, а в городских приходах постоянных прихожан уже почти нет. Благотворительность хотя и не была оставлена вовсе и даже несколько возродилась с началом Первой мировой войны, но и в делах благотворительности, как и в делах прихода, деятельно участвовала лишь небольшая часть прихожан.
«Созвать приходское собрание для разрешения возникающих вопросов по благотворительной деятельности в приходе и даже для ознакомления с тем, как употребляются собранные на помощь бедным средства, чрезвычайно трудно, - писал владыка, обращаясь к вологодской пастве. - Горький опыт всех городских приходов свидетельствует, что в таких собраниях участвует едва одна десятая часть прихожан, имеющих право голоса, а остальные девять десятых остаются безучастными к общему делу. Не так было в старину. Прежде любили свои храмы. Чем иначе объясните вы само обилие храмов в нашем городе? Населения было несравненно меньше, приходы были малочисленнее, а между тем - смотрите, какие величественные храмы созидались и богато украшались. Поддержать созданное нашими благочестивыми предками церковное благолепие мы едва в состоянии»[7].
Вызывало беспокойство архипастыря и отсутствие духовной связи между членами приходской общины, которые зачастую оказывались едва знакомы друг с другом. Чтобы преодолеть эти явления и упорядочить жизнь в приходах, епископ Александр созвал общее собрание пастырей всех городских церквей Вологды для совещания по вопросу о приходской реформе и выработке специального обращения архипастыря и пастырей к православному населению города. В обращении они призывали, чтобы каждый православный житель города определился, какой храм он считает своим приходским - по рождению ли в этом приходе, по месту ли жительства или по духовной связи с пастырем, дабы хотя бы как-то упорядочить духовную жизнь верующих прихожан.
В 1917 году в Москве открылся Поместный Собор Русской Православной Церкви, и епископ Александр принял деятельное участие как в общих заседаниях Собора, так и в работе отделов: о церковной дисциплине, о церковном суде, о монастырях и монашестве, о правовом и имущественном положении духовенства, о благоустройстве прихода.
После революции 1917 года начались гонения на Русскую Православную Церковь от пришедших к власти безбожников, и владыке почти сразу же пришлось испытать их тяжесть. 4 (17) апреля 1919 года по распоряжению советских властей специально созданная для этой цели комиссия вскрыла раку с мощами преподобного Феодосия Тотемского. Вскрытие раки вызвало бурю протестов среди православных жителей города, и епископ направил председателю Вологодского губернского исполкома письмо, в котором писал: «Управление Тотемского Спасо-Суморина монастыря рапортом на мое имя от 5 (18) сего апреля донесло мне нижеследующее: сего 4 (17) апреля по окончании Божественной литургии явилась в храм комиссия с участием четырех врачей для освидетельствования святых мощей преподобного Феодосия и тотчас же приступила к внешнему осмотру раки и гроба со святыми мощами...
По приказанию членов комиссии все одежды, покрывавшие святые мощи, были с оных сняты и удалены, после чего секретарем Божковым и врачами были тщательно освидетельствованы все члены святых мощей. А затем приказано было поставить гроб со святыми мощами в наклонном положении, дабы часть гроба с помещающеюся в оном главою преподобного была приподнята, и в таком виде с преподобного было произведено два фотографических снимка. Засим вставали на стол члены комиссии и, взявши в руки обнаженные святые мощи, также и главу, показывали их народу, в значительном количестве наполнявшему храм. А после этого предложено было проходить мимо стола, на котором положены были святые мощи, всем желающим, касаться святых мощей, брать их в свои руки. Со святых мощей, вынутых из гроба и держимых в руках, также с главы и рук был произведен еще фотографический снимок.
После этого комиссия вынесла постановление, чтобы святые мощи были оставлены обнаженными и положены были на верхней крышке кипарисного гроба, помещающегося в раке, а сверху были покрыты стеклянным футляром, взятым с плащаницы, что и было приведено в исполнение. Поверх футляра были положены печати...
Сообщая о вышеизложенном, прошу срочного распоряжения Вашего о немедленном прекращении описанного необычайно кощунственного положения останков преподобного Феодосия Тотемского, которое может вызвать великое смущение среди православного населения...»[8]
Власти отказались удовлетворить просьбу епископа и вместо ответа поместили в газетах циничную статью председателя губернского исполкома. Владыка, желая объяснить суть церковной позиции, направил председателю второе письмо, в котором писал: «Очень рад, что своим ответным письмом... на мое к Вам обращение с просьбой о прекращении выставления обнаженных останков преподобного Феодосия Тотемского в удовлетворение праздного любопытства толпы Вы даете мне повод изложить истинный взгляд Церкви на святые мощи.
Наша Православная Церковь никогда не смотрела на мощи святых угодников Божиих как на непременно и совершенно целые нетленные тела, ибо это было бы не согласно со словом Божиим, по которому только один Богочеловек наш Иисус Христос не увидел тления... все же люди, в силу определения Божия «земля еси, и в землю отъидеши», должны подвергаться и подвергаются тлению...
Но есть «люди, имеющие ревность Божию не по разуму, которые утверждают, будто мощи святых непременно суть совершенно нетленные, то есть совершенно целые, нисколько не разрушенные и не поврежденные тела»[9]. Мнение этих людей, как одностороннее и неправильное, и приносит много вреда Церкви. Церковь же под мощами разумеет вообще останки святых в виде ли более или менее целых тел (костей с плотью) или в виде одних костей без тела.
Такое понимание Церкви явствует уже из самого названия останков святых «мощами». По филологическому исследованию профессора Голубинского, слово «мощи» главным и собственным образом означает не целое тело, а части тела: древнеславянское «моща» в единственном числе значит остаток, множественное «мощи» - остатки...
Еще более в указанном понимании Церковью мощей как останков, больших или меньших, от тел святых или как только одних костей их, убеждают исторические свидетельства Церкви греческой и русской. Приведем некоторые из них. Так, Блаженный Иероним в сочинении против Вигилянция, жившего во второй половине IV века, говорит о мощах апостолов Петра и Павла как о костях... Мощи апостолов Андрея, Луки и Тимофея, перенесенные в Константинополь в 356-357 гг., были кости, ибо хранились в небольших ящиках, которые патриарх в торжественных процессиях, ездив в колеснице, держал у себя на коленях. Мощи ветхозаветного патриарха Иосифа и Захарии, отца Предтечи, перенесенные в Константинополь в 415 году, были кости, ибо помещались в малых ящиках. Святой Иоанн Златоуст в своих речах о мощах святых многократно называет их костями... или же костями, которые сопровождает прах... от разложившихся тел. Так, в слове похвальном в день святых мучениц дев Вероники и Просдоки и матери их Домнины (память 4 октября) говорит: «Могут и гробы мучеников иметь великую силу, как и кости мучеников имеют великую мощь...» В слове на день мучеников говорит: «Побудь у могилы мучеников, обойми гроб, пригвоздись к раке: не только кости мучеников, но и могилы и раки их великое источают благословение»...
Подобно греческой Церкви, и в нашей русской Церкви под мощами святых всегда разумелись останки от тел святых угодников, большие или меньшие, или, что чаще всего, только одни кости... Чествуя останки святых, христиане почитают чрез них присущую им чудодейственную силу, или благодать Божию. Они не «творят из них кумира», не воздают им Божеского поклонения, а чествуют их только как земные посредства, орудия благодати и силы Божией, отнеся всю честь к Самому Господу Богу, Владыке святых, избравшему их останки для прославления чрез них Своего могущества и силы. Отвергать такое чествование значило бы отвергать то, что прославляется Самим Богом к нашему почитанию...»[10]
Но и на это письмо был получен от властей отрицательный ответ. 29 мая 1919 года, в день праздника Вознесения Господня, в Спасо-Суморин монастырь собралось множество богомольцев из дальних и ближних мест. Во все предыдущие годы в этот день мощи преподобного Феодосия переносились из зимнего храма в летний. После окончания ранней литургии народ обратился к настоятелю монастыря игумену Кириллу (Ильинскому) с просьбой положить святые мощи в гроб. Настоятель ответил, что исполнение просьбы зависит от разрешения властей. Народ двинулся за разрешением в исполком, но здесь верующим было категорически отказано в просимом.
После окончания поздней литургии люди, занимавшие всю площадь перед собором, стали снова требовать, чтобы святые мощи были положены в гроб, а затем сами сорвали печати с футляра. Игумен Кирилл переложил мощи, и «в сослужении братии и городского духовенства с молебным пением Спасителю, Божией Матери и преподобному Феодосию святые мощи были обнесены вокруг храмов обители и внесены в летний храм»[11].
Сразу же после окончания вечерни власти арестовали и заключили в тюрьму настоятеля, казначея, духовника, благочинного, двух иеродиаконов и двух монахов, и в обители остались иеродиакон, два монаха и послушники; по этой причине богослужения в монастыре прекратились.
19 июня 1919 года гроб с мощами преподобного Феодосия был снова вскрыт властями, а мощи помещены под стеклянный футляр и опечатаны. Уездные власти, опасаясь волнений среди населения, обратились за разрешением к губернским властям увезти мощи в вологодский музей, а монастырь закрыть. Такое разрешение было получено, и ночью 26 сентября 1919 года мощи преподобного Феодосия были тайно перевезены в Вологду, а монастырь закрыт. Тысячи верующих Вологды и окрестностей направили ходатайства к властям с просьбой возвратить мощи в храм. В одном из ходатайств они писали: «Мы... знаем, что такое мощи. Мы почитали и почитаем их как останки дорогого для нас угодника Божия, который в своей земной жизни исполнением заповедей христианского учения, добрыми делами, смиренным поучительным житием, праведною кончиною и молитвенной помощью при жизни и по смерти утешал и утешает сердца верующих...»[12] Но, несмотря на обращения епископа и верующих, мощи преподобного Феодосия в то время не были возвращены.
В 1923 году власти арестовали епископа Александра; он был обвинен «в связи с монашеством и агитации»[13] и осужден на шесть месяцев принудительных работ в концлагере. По возвращении из заключения преосвященный Александр получил назначение на кафедру в Симбирск, а затем был назначен епископом Симферопольским и Крымским и на этой кафедре прослужил девять месяцев.
В 1928 году епископ Александр был возведен в сан архиепископа и назначен на Самарскую кафедру. В начале 30-х годов власти Самарской области закрыли многие храмы и произвели массовые аресты среди духовенства. Архиепископ видел - дело может дойти до того, что будут арестованы все священнослужители епархии и некому станет совершать таинства. Владыка стал рукополагать священников из среды благочестивых мирян, некоторым из них он советовал устроить у себя в доме церковь.
В епархии среди духовенства в то время возникло разномыслие относительно декларации митрополита Сергия, но архиепископ Александр не стал спорить с инакомыслящими и применять к ним дисциплинарные меры. Благодаря его огромному авторитету все священники остались в его подчинении, и в епархии удалось избежать смятений.
Летом 1933 года власти провели аресты среди духовенства Самарской епархии. Против владыки Александра было возбуждено уголовное дело; архиепископу шел семьдесят первый год, и ОГПУ оставило его на время проведения следствия на свободе, взяв с него подписку о невыезде. Его обвинили в том, что он являлся «руководителем контрреволюционной группы церковников... Неоднократно руководил нелегальными сборищами в своем доме... на которых давал антисоветские установки. Вел проповедническую работу в антисоветском духе, обрабатывал религиозных фанатиков для принятия ими сана попов. Вел антисоветскую агитацию среди крестьян, приезжавших к нему из деревни для подыскания попов»[14].
В начале августа 1933 года следователь допросил архиепископа. Владыка, отвечая на его вопросы, сказал, что он действительно в последнее время часто рукополагал в священный сан, но разговоров с целью «влиять на присутствующих в антисоветском духе»[15] не вел. Проповеди в храме он действительно произносил, но только духовно-нравственного содержания.
23 августа 1933 года следствие было закончено, и 29 октября Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило архиепископа Александра к трем годам ссылки на Урал в Екатеринбургскую область. Вернувшись из ссылки, архиепископ поселился в Симбирске; в 1936 году он переехал в Самару, где служил по благословению правящего Самарского архиерея в Петропавловском храме.
В 1937 году гонения на Русскую Православную Церковь усилились, и почти все духовенство Самары было арестовано. 30 ноября 1937 года был арестован и архиепископ Александр. Свободных мест в следственной тюрьме не было, и подследственных содержали в бараках исправительно-трудового лагеря.
13 декабря 1937 года следователь допросил владыку.
- Вы арестованы за активное участие в подпольной контрреволюционной церковно-сектантской организации. Дайте по этому вопросу подробные показания.
- Я не принимал участия в подпольной контрреволюционной церковно-сектантской организации.
- Вы говорите неправду, у следствия имеются материалы, устанавливающие ваше активное участие в указанной организации. Вы были связаны с врачом Иваном Семеновичем Котовым, которого вовлекли в «тайное общество духовенства». С ним вы вели переговоры о рукоположении его в тайные священники с целью проникнуть в дома интеллигенции и верующих.
- С Котовым у меня связи не было, я его знал как верующего врача, посещающего церковь, в которой бывал и я.
- Вы отрицаете активное участие в контрреволюционной... организации и работу с Котовым по подготовке его в тайные священники? У следствия имеется материал, подтверждающий это. Я вам зачитаю выдержки по этим вопросам.
Следователь зачитал лжесвидетельства, выслушав которые архиепископ ответил:
- Участие в контрреволюционной организации, а также работу с врачом Котовым по зачитанным вами выдержкам я отрицаю.
Одновременно с архиепископом Александром было арестовано двадцать три священника и двое мирян. Некоторые из арестованных, несмотря на все усилия следователей склонить их к лжесвидетельству, держались мужественно, не оговорили ни себя, ни других и приняли мученическую кончину[16].
Священномученик Иоанн родился 12 января в 1880 года в городе Ардатове Симбирской губернии в семье крестьянина Иосифа Сульдина. Первоначальное образование он получил в Ардатовском духовном училище. После окончания Симбирской Духовной семинарии Иван Иосифович 15 апреля 1902 года был рукоположен во диакона, а 9 марта 1903 года во священника ко храму в селе Новое Томышево. С 19 марта 1920 года он стал служить в Ильинской церкви в городе Сызрани и вскоре был назначен ее настоятелем. У отца Иоанна с супругой родилось шестеро детей; после рождения последнего ребенка супруга умерла, и священник, не оставляя попечения о детях, еще больше времени стал уделять церкви. В 1922 году он был награжден наперсным крестом[17].
Отец Иоанн многократно подвергался арестам - в 1923, 1924, 1925, 1926 и в 1930 годах. Во время его последнего ареста Ильинская церковь была закрыта, и, освободившись из заключения, отец Иоанн, как и большинство сызранских священников, чьи храмы были закрыты, стал служить в городском Казанском соборе. По показаниям свидетеля, он сказал за литургией проповедь о том, как мучили древних христиан за веру Христову и что такое же время пришло и сейчас. Отец Иоанн был арестован вместе с епископом Августином (Беляевым) и большой группой духовенства и мирян города Сызрани 21 февраля 1931 года.
Один из сотрудничавших с властями сызранских священников дал в качестве свидетеля такие показания против православного духовенства: «До последних дней священники Ильинской церкви Сульдин и Покровский слыли у нас в городе как истинные священники. Это я говорю на том основании, что мне приходилось не раз слышать это от мирян. Я должен сказать, что Сульдин и Покровский - попы-реакционеры, до сего времени не примирившиеся с советской властью, ждущие иных дней и иной власти. После закрытия в Сызрани церквей сергиевской ориентации большинство попов-тихоновцев сконцентрировались в Казанском соборе, где объединяющим их центром явился епископ Августин, такой же в своих убеждениях черносотенец, как и примкнувшие к нему попы. Если лаконично охарактеризовать тихоновское духовенство, можно это выразить в паре слов: все они отпетые реакционеры. Мне приходилось общаться среди этого духовенства и до революции, и после нее, был я благочинным, служил в Казанском соборе, и кому, как не мне, знать, чем дышало и чем дышит сейчас это духовенство, группирующееся около собора и епископа Августина. Все это духовенство, начиная с Сульдина... и кончая Аполлоновым, явные враги советской власти и всех ее мероприятий»[18].
1 марта был допрошен священник Казанского собора в Сызрани Модест Аполлонов, он показал следствию: «Теперь перейду к вопросу об отношении к декларации митрополита Сергия, опубликованной в 1927 году. Когда я получил эту декларацию - я был ошеломлен ею. Прочитав ее, я с ней категорически был не согласен, так как считал, что в ней не отражено действительное положение духовенства, ибо со стороны советской власти не было такого отношения к духовенству и религии, которое рисует декларация. На самом деле советская власть притесняла духовенство и Церковь, а декларация митрополита Сергия это отрицала. Поэтому я и считаю декларацию ложью со стороны главы Церкви, митрополита Сергия. Однако я эту декларацию обнародовал и ей подчинился. После опубликования декларации... я пришел к Сульдину, как к одному из церковных авторитетов, спросить его мнения и совета по этому вопросу. В беседе с ним я убедился, что он так же, как и я, к декларации митрополита Сергия и к нему самому относится отрицательно и стоит в оппозиции к духовенству, принявшему декларацию. Однако мне Сульдин сказал, чтобы я формально подчинился этой декларации и ее обнародовал... Сульдин для местного реакционного духовенства являлся громадным авторитетом, и к его слову и мнению все прислушивались и тянулись к нему. Авторитет его был не только среди духовенства, но и у мирян, особенно у тех, которые в прошлом были видными людьми»[19].
В тот же день был допрошен и отец Иоанн Сульдин. Отвечая на вопросы следователя, он сказал, что принадлежал и принадлежит к тихоновской ориентации. «Декларацию митрополита Сергия я получил и ее обнародовал на приходском совете и за службой в церкви, ей подчинялся беспрекословно. Эту декларацию я ни с кем не обсуждал, но по поводу этой декларации со священником Аполлоновым разговор имел. Он меня спрашивал, получили ли мы эту декларацию. Я ответил: «Получили и привели в исполнение». Своих взглядов на декларацию митрополита Сергия я священнику Аполлонову не высказывал. Проповеди я говорил, но не так часто; в них я мероприятий советской власти не задевал и вообще выпадов против властей не делал... Книгу Нилуса «Сионские протоколы» я знал по библиографическим указаниям «Церковных ведомостей». Лично сам я ее не видел и не читал. Никаких разговоров со священником Аполлоновым о коллективизации, раскулачивании и вообще о мероприятиях советской власти в деревне не вел никогда, а также в этой плоскости я не вел разговоров и с другими лицами, а также не было разговора и о тяжелой жизни духовенства, - все это я категорически отрицаю... Виновным себя не признаю по всем пунктам предъявленного мне обвинения»[20].
7 июня 1931 года следователи устроили очную ставку между священниками Модестом Аполлоновым и Иоанном Сульдиным, и следователь спросил отца Иоанна:
- Действительно ли священник Аполлонов с 1929 года по март 1930 года жил у вас на квартире и в процессе совместной жизни действительно ли вы беседовали со священником Аполлоновым по всем указанным выше и вам зачитанным вопросам?
Отец Иоанн на это ответил:
- Священник Аполлонов действительно жил у меня на квартире в указанное выше время, выписывал газеты, мы, безусловно, с ним вместе их читали; беседы о коллективизации велись лишь только на основании газетных сведений, так как я с деревней не знаком. Священник Аполлонов действительно мне говорил о тяжести своего положения, ввиду того, что ему пришлось заплатить налог. Относительно положения духовенства в настоящее время мы приходили к выводу, что в настоящее время духовенству живется тяжело, но сравнения с прежней царской жизнью духовенства мы не делали и упреков по отношению к власти не высказывали. По поводу данного митрополитом Сергием интервью иностранным корреспондентам о том, что в СССР нет гонения на религию и духовенство, мы действительно со священником Аполлоновым говорили, но точно не помню, - возможно, мы делали вывод, будет ли оно принято или как отнесется к нему духовенство, но точно не помню. Но каких-либо противоречий против этого интервью мы не выносили и были с ним согласны. Категорически отрицаю то, что я книгу Нилуса «Протоколы сионских мудрецов» читал, а также по данным этой книги рассуждений с Аполлоновым не вел и вести не мог. Говорил ли мне об этом Аполлонов, я точно не помню; возможно, что и говорил, но совершенно без каких-либо выпадов и подчеркиваний мест в книге.
- Аполлонов, подтверждаете ли вы показания, данные вами на следствии? - спросил следователь отца Модеста.
- В тех выражениях, как они зафиксированы, я не подтверждаю, но подтверждаю то, что книгу Нилуса я читал. В город я эту книгу не привозил и у священника Сульдина совместно с ним не читал. Говорил, что накладывают налоги для меня непосильные. Об интервью мы говорили с Сульдиным, но не в той плоскости, как это записано в протоколе. Говорили, что переживаем тяжелое время, но о том, что со стороны властей было какое-либо гонение, мы не говорили. Относительно того, что советская власть неприемлема для Церкви, мы не говорили. А также не говорили о том, что коллективизация, если таковая не будет связана с религией, для православных христиан будет неприемлема.
В камеру, где были заключены священники, был помещен осведомитель, который доносил следователям, о чем говорили между собой священники. В частности, он показал: «Из разговоров в камере № 4 со священником Ильинской церкви Сульдиным выяснилось, что у Сульдина, на его квартире, частенько собирались еще до момента закрытия церквей в Сызрани. В момент этих сборищ между ними, говорил Сульдин, происходил обмен мнениями относительно происходящих в настоящее время событий, а также по отдельным мероприятиям советской власти. 19 мая 1931 года Сульдин и Жегалов в разговоре в камере № 4 определенно заявили: «Пусть с нами что хотят делают и какая угодно пусть нас ожидает кара, но мы признаваться не будем, до конца будем стоять на своем пути, чтобы с нами ни делали. Мы чувствуем, что не останемся жить..."»[21].
28 октября 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило священника Иоанна Сульдина к трем годам заключения в концлагерь[22].
После отбытия заключения он в 1933 году снова был арестован и приговорен к трем годам ссылки в Северный край. Из ссылки отец Иоанн приехал в Самару. 30 ноября 1937 года он снова был арестован[23].
Священномученик Иоанн (Иван Васильевич Смирнов) родился в 1873 году в селе Новая Рачейка Самарской губернии в семье священника. По окончании Духовной семинарии он был рукоположен во священника и служил в храмах Самарской епархии. В 1937 году отец Иоанн был арестован вместе с архиепископом Александром и другими священниками[24].
Священномученик Александр родился в 1873 году в селе Туарин Самарской губернии в семье диакона Александра Органова. С 1894 по 1898 год Александр Александрович служил в 1-й дивизии 1-го Преображенского полка рядовым, а затем был назначен ротным писарем. Выйдя в отставку, он стал служить в храме псаломщиком, в самый разгар послереволюционных гонений принял сан священника и затем служил в храмах Самарской епархии до ареста в 1937 году[25].
Священномученик Александр родился в 1870 году в Самарской губернии в семье псаломщика Петра Иванова. В 1888 году Александр окончил Самарскую Духовную семинарию и 22 сентября того же года был рукоположен во священника ко храму в селе Стюхино Бугурусланского уезда. В 1894 году отец Александр по его просьбе был перемещен в село Семеновку того же уезда; с 1902 года он стал служить в селе Киндяково Самарского уезда, с 1909-го - в селе Кривая Лука того же уезда. Все это время отец Александр был заведующим церковноприходскими школами в селах, где ему приходилось служить. В 1909 году он был награжден наперсным крестом; с 1912 года состоял постоянным членом благочиннического совета[26].
В 1930 году власти арестовали священника и обвинили в контрреволюционной деятельности, заключавшейся в противодействии устроению колхозов, но отец Александр все эти обвинения, как ложные, отверг. Несмотря на это, он был приговорен к пяти годам ссылки в Северный край.
После двух лет пребывания в ссылке здоровье священника расстроилось настолько, что он не в силах стал выполнять определенную для него рабочую норму; перестал получать продуктовый паек и от голода стал все сильнее слабеть. Видя, что ему грозит голодная смерть, он решил бежать из ссылки на родину. В июле 1933 года священник купил билет и сел в поезд. Из документов у него была только выписка из метрической книги о рождении, но все же он благополучно добрался до Самары. В 1937 году сотрудники НКВД снова арестовали его[27].
Священномученик Вячеслав родился в 1883 году в семье писаря Александра Инфантова. Учился в Духовной семинарии, по окончании которой был рукоположен во священника. В 1930 году власти арестовали его и продержали около полугода в Самарской тюрьме. В 1937 году он вновь был арестован[28].
Священномученик Василий родился 24 января 1873 года в селе Новая Бинарадка Ставропольского уезда Самарской губернии в семье священника Иоанна Витевского. Окончив Духовную семинарию, он был рукоположен во священника и до 1921 года служил в одном из сел Самарской епархии. С 1921 года он стал служить в храме в городе Покровске.
В 1929 году отец Василий по обвинению в контрреволюционной деятельности был приговорен к трем годам ссылки. 25 декабря 1930 года он снова был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности. Будучи допрошен, отец Василий виновным себя не признал. По этому делу было арестовано одиннадцать человек - девять священников, церковный староста и прихожанин. Все обвиняемые были приговорены к десяти годам заключения и направлены в различные лагеря. Отец Василий отправлен на Беломорско-Балтийский канал. В 1933 году Коллегия ОГПУ постановила отца Василия «условно досрочно» освободить. Священник вернулся в Самару и здесь, 30 ноября 1937 года, был вновь арестован[29].
Священномученик Иаков родился в 1878 году в селе Шламка Самарской губернии в семье крестьянина Иоанна Алферова. До революции Яков Иванович преподавал в школе; после революции, когда начались гонения на Церковь, принял сан священника и служил в храмах Самарской епархии. В 1930 году власти арестовали священника, приговорили к трем годам заключения в концлагерь и отправили на каторжные работы на Беломорско-Балтийский канал. В 1933 году отец Иаков вернулся на родину. При усилении гонений в 1937 году он был вновь арестован.
Архиепископ Александр был обвинен в том, что «объединил в Куйбышеве всех безместных попов, главным образом прибывших из ссылок. Этим попам создавал авторитет среди верующих... «страдальцев за веру», что использовалось для антисоветской повстанческой и контрреволюционной фашистской агитации. Сам лично вел погромно-повстанческую агитацию»[30].
Ни владыка Александр, ни вернувшиеся из ссылок и концлагерей священники, арестованные вместе с ним, не признали себя виновными и отвергли все обвинения. 21 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила их к расстрелу.
Архиепископ Александр (Трапицын), священники Иоанн Сульдин, Иоанн Смирнов, Александр Органов, Александр Иванов были расстреляны 14 января 1938 года[31]. Из-за массовости расстрелов остальные священники попали в следующую группу приговоренных к расстрелу. Священники Вячеслав Инфантов, Василий Витевский и Иаков Алферов были расстреляны 8 февраля 1938 года[32].
Все расстрелянные священномученики были погребены в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 20–41. Источник: https://azbyka.ru/days/saint/2101/863/1254/1441/642/5229/1747/2217/group, http://www.fond.ru
Примечания
[1] Вятская епархия. Историко-географическое и статистическое описание. Вятка, 1912. С. 157-158.
[2] Вятские епархиальные ведомости. 1891. № 19. С. 499.
[3] Там же. С. 503.
[4] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 30, л. 1-57.
[5] Софийский Л.И. Высокопреосвященный Никон, архиепископ Карталинский и Катехинский, Экзарх Грузии (1861-1908): Биографические данные с портретами и автографом иерарха, а также его речи, слова и поучения. СПб., 1909. С. 399-400.
[6] Прибавления к Церковным ведомостям. СПб., 1904. № 51-52. С. 2102.
[7] Прибавления к Вологодским епархиальным ведомостям. 1916. № 10. С. 188, 190.
Сведения о дореволюционной деятельности сщмч. Александра (Трапицына) содержатся в следующих источниках:
Вятские епархиальные ведомости. 1892. № 6. С. 193-196. 1895. № 23. С. 1011. 1899. № 7. С. 372; № 8. С. 238-240; № 21. С. 1064; № 23. С. 1254-1255. 1900. № 1. С. 21-28; № 6. С. 134, 220-221; № 7. С. 301-302; № 10. С. 225, 484; № 11. С. 489-494; № 12. С. 567; № 14. С. 675-678; № 19. С. 931-932; № 21. С. 981-982; № 22. С. 1142. 1901. № 10. С. 584-585; № 17. С. 909-911.
Калужские епархиальные ведомости. 1901. № 19. С. 1; № 20. С. 560; № 22. С. 329.
Прибавления к Церковным ведомостям. 1904. № 47. С. 1924-1925; № 51-52. С. 2102-2103.
Владимирские епархиальные ведомости. 1905. № 1. С. 7-9, 36-40; № 4. С. 61, 122-125; № 5. С. 157-159; № 6. С. 191-192; № 7. С. 217-218; № 8. С. 240-242; № 9. С. 260-263; № 10. С. 247, 283-285; № 11. С. 312-314; № 13. С. 366-367; № 17. С. 478-479; № 21. С. 627-630. 1906. № 1. С. 15; № 4. С. 68-69; № 5. С. 81; № 7. С. 10-11; № 8. С. 131; № 9. С. 145; № 11. С. 177-180; № 13. С. 209-211; № 14-15. С. 224; № 29-30. С. 428; № 31. С. 446-447; № 36. С. 513; № 37. С. 533; № 40. С. 579-586; № 42. С. 629; № 43. С. 657; № 45. С. 694; № 46. С. 721-723; № 47. С. 737; № 49. С. 762-763. 1907. № 21. С. 322-324; № 49. С. 828. 1908. № 20. С. 381-383; № 25. С. 485-489, 491-492. 1909. № 2. С. 19-23; № 6. С. 52-53; № 24. С. 388-390. 1911. № 24. С. 548-549; № 31. С. 686-687. 1912. № 25. С. 543-545; № 27. С. 573; № 33. С. 663-664.
Русский паломник. 1912. № 27. С. 416.
Вологодские епархиальные ведомости. 1912. № 14. С. 316. 1914. № 2. С. 28; № 4. С. 53-55; № 5. С. 79-82, 99-100, 109; № 8-9. С. 163, 166-167; № 11. С. 217; № 22. С. 435-436; № 24. С. 455-456. 1915. № 3. С. 37-39; № 10. С. 192-193; № 13. С. 280-285. 1916. № 4. С. 33-34; № 5. С. 48-50; № 9. С. 140-141; № 15. С. 266-267; № 23. С. 398-399. 1917. № 5. С. 64-67.
Прибавления к Вологодским епархиальным ведомостям. 1912. № 14. С. 329-335; № 15. С. 378-380; № 16. С. 385; № 18. С. 431-432; № 20. С. 497-501. 1913. № 14. С. 377-386; № 19. С. 558-559. 1914. № 16. С. 408-413; № 17. С. 426-429; № 19. С. 484-487; № 23. С. 594-598. 1915. № 6. С. 141-145; № 18. С. 483-486. 1916. № 1. С. 1-2; № 7-8. С. 171-172; № 11. С. 209-211.
[8] Тотьма: Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 1997. С. 558-559.
[9] Голубинский Е.Е. История канонизации святых в русской Церкви. Изд. 2-е. М., 1903. С. 297.
[10] Тотьма: Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 1997. С. 562-566.
[11] Там же. С. 571.
[12] Там же. С. 551.
[13] УФСБ России по Самарской обл. Д. 11500, л. 25 об.
[14] Там же. Л. 21.
[15] Там же. Л. 27.
[16] УФСБ России по Самарской обл. Д. П-6620. Т. 5, л. 137-139, 158-162, 174-180, 185-186.
[17] ГАУО. Ф. 134, оп. 9, д. 62, л. 205.
[18] УФСБ России по Самарской обл. Д. П-14633. Т. 2, л. 104.
[19] Там же. Т. 1, л. 113.
[20] Там же. Л. 65 об-66.
[21] Там же. Т. 2, л. 268.
[22] Там же. Т. 3, л. 29-30.
[23] УФСБ России по Самарской обл. Д. П-6620. Т. 5, л. 310.
[24] Там же. Л. 311.
[25] Там же. Л. 312.
[26] ГАСО. Ф. 32, оп. 18, д. 257, 261.
[27] УФСБ России по Самарской обл. Д. П-6620. Т. 5, л. 315.
[28] Там же. Л. 317.
[29] Там же. Л. 319.
[30] Там же. Л. 294.
[31] Там же. Л. 304, 310-312, 316.
[32] Там же. Л. 317, 319, 323.
Мученица Александра Булгакова(1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
15 октября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Мученица Александра Иоакимовна Булгакова родилась в 1886 году в деревне Кобловатка Козловского уезда Тамбовской губернии в крестьянской семье. Она была человеком религиозным, часто посещала святые места и тех многих священников, которых знала; три года она прожила в монастыре. Всю себя посвятив Богу, она старалась и с неверующими людьми сохранять мирные отношения. После того как в 1936 году была принята конституция и всех стали приглашать на выборы, она пошла вместе со всеми. По возращении домой у нее опухли ноги и открылись на ногах язвы; Александра связала начавшуюся болезнь с этим поступком и решила, что нет ей благословения избирать власть безбожников – ходи или не ходи она на выборы представителей власти, которой она не сочувствует и не может сочувствовать, потому что та ставит своей целью разрушение храмов и истребление в душах людей всего святого, а переменить ее не может.
Подошли очередные выборы, и в июне 1938 года один из агитаторов, в ведение которого входил дом по Большому Черкасскому переулку, в котором жила Александра, принес ей открытку с приглашением прийти на избирательный участок. Но она ее даже не стала читать, а тут же в присутствии агитатора и соседки по квартире разорвала, не желая иметь с безбожниками ничего общего.
В самый день выборов, 26 июня 1938 года, агитатор сообщил членам избирательной комиссии, что Булгакова отказалась идти на выборы и разорвала приглашение. Члены комиссии, посовещавшись, решили пойти к ней домой, чтобы снова пригласить в избирательной участок, а если она больна, то довезти на машине. Войдя в квартиру, они подошли к ее двери и стали стучать. Не открывая, Александра спросила, кто они и зачем пришли. Агитатор ответил, что они пришли пригласить ее на выборы. Тогда она открыла дверь и, выйдя к ним с иконой в руках, стала читать молитвы и в частности молитву «Да воскреснет Бог». Когда она закончила молиться, уполномоченный по избирательному участку стал ее уговаривать, чтобы она шла голосовать, но на это она твердо им заявила: «Я не пойду, я верую в Бога, а когда я ходила в первый раз, то после голосования у меня опухли ноги и открылись на ногах язвы – так наказал меня Господь за то, что я Ему изменила. Я не с вами, я с Богом, я против вас, и голосовать я не пойду, потому что там все люди чужие».
Три четверти часа представители властей пытались уговорить Александру участвовать в выборах, но она не соглашалась, а когда уговоры ей надоели, то еще раз заявила, что она не с ними, а против них и спросила пришедших: «Скажите, государство можно переменить или нет?!» Пришедшие не поняли, к чему она это говорит, и стали горячо ее уверять, что государство, завоеванное кровью рабочих и крестьян, они никому не отдадут. Затем они стали ее расспрашивать, не болят ли у нее ноги, предлагали прислать машину, на что Александра в очередной раз повторила: «Я вполне здорова, машина мне не нужна, и голосовать я не буду».
Члены избирательной комиссии ушли ни с чем, но в тот же день уполномоченный по избирательному участку сообщил обо всем происшедшем представителю районного комитета ВКП(б), помощнику председателя районного совета и заместителю председателя районного совета и отправил докладную записку оперуполномоченному районного отделения УНКВД, который 28 июня распорядился вызвать и допросить свидетелей, чтобы затем арестовать Александру.
1 и 4 июля члены избирательной комиссии были допрошены; они заявили, что Александра Булгакова слывет монашкой, очень религиозна и выполняет все церковные обряды.
10 июля была допрошена соседка Александры, которая на все вопросы следователя также ответила, что Александра человек религиозный, ведет замкнутый образ жизни и ни с кем, кто ей известен, и с соседями не сообщается.
После этого 13 июля была выписана справка на арест Александры, 26-го – дан на арест разрешение, а 27-го – выписан и самый ордер, срок действия которого истекал 30 июля. Но, по-видимому, после всего происшедшего Александра уехала, и сотрудники УНКВД арестовали ее только 2 сентября.
После ареста сразу же начались допросы, но Александра, дав ответы на вопросы анкеты, отказалась давать далее какие бы то ни было показания. Следователи в течение нескольких дней принуждали ее ответить на интересующие их вопросы, но не смогли ничего добиться, и 10 сентября вынуждены были составить акт, что «обвиняемая Булгакова Александра Акимовна категорически отказалась от дачи показаний следствию». Следователи и после этого продолжали усиленно ее допрашивать, но 14 сентября все же вынуждены были составить следующий акт об отказе ее давать показания.
Допросы продолжались до 27 сентября, когда следователи составили очередной акт об отказе арестованной давать показания. Несмотря на давление на нее следователей и тяжкие условия заключения, Александра осталась твердой в своей позиции, и следователь
28 сентября распорядился отправить ее в больницу Таганской тюрьмы и вспомнил о ней только 5 января 1939 года, когда подошел к концу срок, отведенный законом для следствия. Тогда он испросил у начальника УНКВД по Московской области разрешение на продление следствия до 20 марта 1939 года Разрешение это ему было дано, однако следствие уже не могло быть продолжено.
Мученица Александра Булгакова скончалась от голода в больнице Таганской тюрьмы около пяти часов вечера 15 октября 1938 года и была погребена в безвестной могиле.
Память мученицы Александры совершается 2(15) октября и в день празднования Собора новомучеников и исповедников Российских.
Составитель игумен Дамаскин (Орловский). Московские Епархиальные Ведомости № 9-10 за 2010 год. Источник: http://www.fond.ru/
Источники
1. ГАРФ. Ф. 10035. Д. 20817.
2. ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-27624.
3. ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-14838.
4. УВД по Амурской обл. Д. Р-607.
Мученица Евдоки́я Сафронова (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
16 ноября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Мученица Евдокия Григорьевна Сафронова родилась 1 марта 1878 года в деревне Лучинское Звенигородского уезда Московской губернии в крестьянской семье. Окончила 2 класса церковноприходской школы. С 1890 года работала прислугой в Москве в семье земского начальника. В 1897 году вышла замуж и переехала в село Быково Бронницкого уезда Московской губернии. В 1930 году была избрана старостой и казначеем церкви Рождества Христова села Быково. В том же году была лишена избирательных прав как «активная церковница». 2 июня 1931 года восстановлена в правах. 1 ноября 1937 года арестована по делу «церковников Быковского прихода» вместе со священномучениками священниками Иоанном Кесарийским, Петром Косминковым и диаконом Симеоном Кречковым (расстреляны 16 ноября). Во время следствия содержалась в Таганской тюрьме в Москве. На 1-м после ареста допросе подписала протокол, составленный следователем, в котором признала, что была членом группы «церковников», «вела агитацию о невступлении в колхоз». На следующий день категорически отрицала возводимые на нее обвинения.
15 ноября 1937 года Особой тройкой при УНКВД по Московской области приговорена к 8 годам ИТЛ. Отправлена в Тайшетский лагерь (Иркутская область). Скончалась от тяжких лишений 25 августа 1938 года. Место захоронения неизвестно. Прославлена Архиерейским юбилейным Собором РПЦ 2000 года вместе со священномучениками села Быково с общим днем памяти.
Игумен Дамаскин (Орловский). Источник: http://www.fond.ru
Мученица Нина Кузнецова
ДНИ ПАМЯТИ:
1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
14 мая
ЖИТИЕ
Великая сия тайна есть – как выбирает человек путь жизни духовной, как обретает душа пути к рекам воды живой, текущим в жизнь вечную, и, испив из их чистых источников, уже не желает вернуться к призрачным ценностям мира сего. Только здесь, в Православной Церкви, у Креста Христова, под покровом Матери Божией душа обретает подлинный мир, истинное измерение всех ценностей и качеств, когда она может обо всем мире судить, не осуждая. «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1Кор.2:14-15).
Северная Русь завоевывалась и утверждалась не доблестью воинской, а благодатной силой подвижников. Вместе с подвижниками-монахами там просияли святые праведные священники, как Леонид Устьнедумский, мощи которого покоятся в городе Лальске, и подвижники-миряне, как святой праведный Прокопий в Великом Устюге. Настоящая, подлинная история Руси – это история ее подвижников, без них она бессодержательна и пуста, как проходной двор для различных народов, не имеющий самостоятельной истории.
В ХХ веке многие мученики, прежде украшения мученическими венцами, явили себя большими подвижниками, подвизаясь иные в постничестве, иные в юродстве, иные в странноприимчестве и делах милосердия.
Мученица Нина родилась 28 декабря 1887 года в заштатном городе Лальске[1] Вологодской губернии в благочестивой семье урядника Алексея Кузнецова и жены его Анны. Она была единственным ребенком, и родители любили ее до чрезвычайности. Они мечтали выдать дочь замуж, но Нина с детства любила только молитву, монастыри и духовные книги. Храмов тогда было немало, в одном только Лальске – восемь, хотя в те годы это было всего лишь небольшой город с числом жителей, не превышавшим тысячу человек. Посмотрел отец на тяготение дочери к духовному и счел неразумным настаивать на выборе дороги семейной и препятствовать ее духовным устремлениям, – отдал ей под келью амбар, в котором сам смастерил полки, и стал приглядывать по монастырям и церковным лавкам и покупать для нее духовные книги. Так у Нины собралась богатая библиотека, и не было для нее большего утешения, чем чтение книг. Она много молилась, многие молитвы знала наизусть, на память читала Псалтирь. В постоянной молитве и трудах душа ее возрастала и укреплялась в чистоте и добродетелях и устремлялась к совершенству. Тогда же она стала принимать, по евангельскому завету, странников и людей обездоленных. Родители примирились с выбранным ею жизненным поприщем, да и сами уже видели, что наступило время гонений, – и уж какая теперь счастливая семейная жизнь, когда христиан повсеместно начинают преследовать, мучить и убивать.
В 1932 году власти арестовали Алексея и Анну; они были уже в преклонных летах и, не выдержав тягот заключения, вскоре скончались. Власти собирались арестовать вместе с ними и Нину, но во время ареста родителей ее разбил паралич, и они оставили Нину дома. До конца жизни потом она с трудом передвигалась и почти не владела правой рукой: когда нужно было перекреститься, она всегда помогала себе левой рукой. По причине ее тяжелой болезни ей оставили дом и имущество, которыми она распорядилась как нельзя лучше. Дом был большой, пятистенный, с огромной кухней, где на полатях умещалось до двадцати человек, да на печи пять; была еще большая комната, которая вся занималась народом, в основном женщинами, у которых были арестованы мужья, а имущество отобрано. Все они шли к Нине, у которой находили приют и пропитание.
После закрытия в начале революции Коряжемского монастыря братия его перебралась в Лальск, и здесь образовался монастырь из двенадцати монахов. Под храмом, в бывшем складском помещении, они сложили печь, прорубили два окошка, перегородили склад надвое, и у них получилось две кельи. Здесь они жили, а служили в лальском соборе и в своей жизни, и в церковной службе сохраняя монастырский устав и монашеское благочестие. Настоятелем монастыря стал игумен Павел (Хотемов). Родом он был из зырян, из глухой деревни неподалеку от Усть-Сысольска[2]. Грамоте его обучил благодетель учитель, который преподавал в городе, но каждое лето, возвращаясь домой, проходил через деревню, где жил мальчик с родителями. Учитель объяснял ему урок, давал задание на лето и уходил, а на обратном пути проверял выполненное, делал свои замечания и давал новое задание – и так мальчик обучился грамоте. На всю жизнь отец Павел сохранил благодарность к своему учителю и поминал его за каждой литургией. Но еще больше он был благодарен тем, кто пробудил в нем интерес к грамоте духовной, любовь ко Христу и монашеской жизни. Был он подростком, когда деревенские женщины, собравшись идти пешком на богомолье в Киев, предложили его родителям взять его с собой. Он настолько поспешно собрался, что даже шапки не взял, а путешествие заняло год. Вот тогда, у мощей преподобных в пещерах Киево-Печерского монастыря, он только и открыл для себя, что это такое – спасительный монашеский путь. «Я за тех женщин, кто меня в Киев водил, каждый день молюсь, – говорил отец Павел. – Если бы не попал я тогда в Киев, то не стал бы монахом, а не стал бы монахом, то не спасся бы». – «А теперь, батюшка, спасешься?» – спрашивал его послушник Андрей Мелентьев[3]. «А как не спасусь?! Бесы меня потащат в ад, так я вот так руки расставлю да скажу: я христианин! Нет вам до меня дела!»
Отец Павел был большим подвижником. Он помнил на память больше шестисот имен людей, за которых всегда молился за литургией. Чтобы иметь возможность помянуть всех, он приходил в храм за несколько часов до начала обедни, совершал проскомидию и молился за каждого человека. Когда его спрашивали, что такое монастырь, он отвечал: «Монастырь – это семнадцатая кафизма и кислая капуста каждый день», – в простоте своего сердца выделяя для вопрошавшего главное – молитву и пост. Сам он постился весьма сурово. Бывало, принесет ему кто-нибудь домашнего печенья или ватрушек вкусных. Отец Павел посмотрит, пощупает и эдак скажет со смехом: «Ой, ой, сильно хорошие, да жалко». И уйдет. Эти ватрушки потом так и лежат, пока не засохнут. Нина забирала их уже сухарями, размачивала в ковше с водой и ела. Это и была вся пища подвижницы в течение многих лет.
После того как и этот монастырь в Лальске был властями закрыт, часть братии, и среди них игумены Павел и Нифонт, нашли приют в доме блаженной Нины.
Подвижнический «устав» блаженная соблюдала строго. Спала она четыре часа в сутки и в два часа ночи неизменно становилась вместе с монахами на молитву. И никогда она не пила ни чаю, ни молока, не ела сахара и ничего вкусного, а вся ее каждодневная пища состояла из размоченных в воде сухарей. И это при том, что в горнице у нее никогда самовар со стола не сходил – один вскипит, другой ставят, а за столом вокруг самовара люди сидят, чай пьют, обедают, полон двор лошадей, потому что и проезжие у нее останавливались: за постой платить не надо, да и искать не надо – дом блаженной Нины, урядниковой дочки, каждый укажет, а уж в доме все не по новому, советскому, а по простому, православному обычаю устроено – всякий здесь мог найти кров и какое-то пропитание; у кого был излишек хлеба, муки или крупы, те, уезжая, оставляли его для других. Гости хозяйки располагались обычно вокруг стола, но сама Нина никогда за стол не садилась, а в углу перед печью, у загородочки на чурбачке. Она никогда не спала на постели: ляжет в углу избы под умывальником, натянет калечными руками на голову одеяло, свернется калачиком и спит. В храме она присутствовала за каждой службой: устраивалась где-нибудь на клиросе и делала вид, что спит. Но стоило кому-нибудь запнуться в тексте службы, как она сразу подавала голос и говорила, что следовало дальше, потому что службу она знала наизусть. Зрение у отца Павла было худое, и он, зная, что блаженная в совершенстве знает службы и церковный устав, бывало, открывал из алтаря дверь и оттуда спрашивал: «Нинка, какое зачало Апостола и Евангелия читать?» Она тут же и отвечала: такие-то, и никогда не ошибалась.
В это время за псаломщика на клиросе был послушник Андрей Мелентьев. Многих, кто пел раньше в церкви, кого закулачили и кого уже выслали, а некоторые сами разъехались и попрятались. Остались только старушки-матушки да купчихи-старушки, да иных старушек еще насобирает псаломщик и с ними поет. А пока с ними поет, забудет вовремя нужный Апостол найти, а пора бывает уже читать выходить. Блаженная сидит на клиросе с закрытыми глазами, делая вид, что спит, и в этот момент говорит: «Открывай зачало...» – «Ну, не мешай, Нинка», – ответит послушник, а сам спешно ищет. Первое время он не верил, что она ему верно говорит, но потом, многократно убедившись в этом, уже не проверял. К тридцатым годам из монастырских священников остался только игумен Павел (Хотемов), и стали прихожане опасаться – сможет ли вести каждый день службу старец, который из-за возраста становится весьма немощным. Отец Павел хотел пригласить служить иеромонаха, только что вернувшегося из заключения, но староста храма испугалась, как бы совсем не закрыли церковь, если взять бывшего узника, и воспротивилась этому. Тогда пригласили протоиерея Леонида Истомина, служившего в селе Опарино. Он был родом из Великого Устюга, до революции был лесничим, а после революции, в самый разгар гонений на Церковь, выразил желание стать священником и был рукоположен. Очень переживали отец Павел и блаженная, а ну как придет мирской протоиерей и нарушит устав монастырский. Он придет настоятелем – как его не послушаться, если он потребует сократить службу? Андрей Мелентьев сказал блаженной: «Нинушка, давай так уговоримся – не будем поддаваться, пока он сам не запретит. А и то – поспорим немножко. Скажем: батюшка, во-первых, собор, а во-вторых, в городе был монастырь, люди здесь просвещенные, понимают службу. Вот мы и держимся за церковный устав, чтобы пороку нам от людей не было. А если уж вы благословите – так и будет, как благословите». А заранее решили они священника ни о чем не предупреждать и не спрашивать. Отец Леонид, прослужив несколько первых служб, ничего не сказал, – так и осталась у них в соборе полная монастырская служба.
По молитвам и заступничеству блаженной Нины собор в Лальске долго не закрывался, хотя власти не раз предпринимали шаги к прекращению в нем богослужения. В начале тридцатых годов они все же распорядились закрыть собор, но блаженная стала писать в Москву решительные письма, собрала и отправила ходоков и действовала столь твердо и неотступно, что властям пришлось уступить и вернуть собор православным.
В начале 1937 года сотрудники НКВД арестовали протоиерея Леонида Истомина, псаломщика Андрея Мелентьева, старосту, певчих и многих прихожан лальского собора и последних, еще остававшихся на свободе священников ближайших приходов. Все они были этапированы в Великий Устюг и заключены в храм Архистратига Божия Михаила, который безбожники превратили в тюрьму. Православных поместили в небольшую камеру над алтарем, там же были собраны священники и диаконы из Лальска. Лежа служили всенощные под большие праздники: священники, не приподнимаясь с нар, подавали вполголоса возгласы. Два года пробыл отец Леонид Истомин в тюрьме и лагере вместе со своими прихожанами, а затем его среди других священнослужителей отправили на лесозаготовки в Карелию. Условия содержания были такими, что заключенные вымирали почти целыми лагерями. Здесь и принял кончину протоиерей Леонид.
31 октября 1937 года сотрудники НКВД арестовали блаженную Нину, но обвинений против нее собрать не смогли. Полмесяца продержали они ее в лальской тюрьме, ни о чем не спрашивая и не предъявляя обвинений. Власти принуждали к лжесвидетельству против подвижницы многих людей, но согласился на это только один – заместитель председателя Лальского сельсовета. Он дал показания о том, что блаженная Нина является активной церковницей, которая не только противится закрытию храмов, но неустанно хлопочет об открытии новых. «Летом 1936 года, когда сельсовет намеревался закрыть церковь в Лальске, – показал он, – Кузнецова организовала кампанию, приведшую к срыву этого мероприятия, она собирала подписи и проводила собрания верующих, предоставляя для этой цели свой дом. В августе 1937 года сельсовет начал собирать подписи среди жителей Лальска, которые желали бы закрыть храм, но Кузнецова снова собрала собрание верующих в своем доме и, таким образом, сорвала мероприятие, намеченное к проведению советской властью. Когда был арестован псаломщик Мелентьев, Кузнецова сразу же стала хлопотать за него, просить, чтобы его освободили, брала его под защиту»[4].
На основании этих показаний в середине ноября 1937 года блаженной Нине было предъявлено обвинение, и она была допрошена.
– Следствие располагает данными о том, что вы на протяжении ряда лет предоставляли свою квартиру для сборищ церковников, так ли это?
– Да, у меня в квартире до сих пор проживает священник Павел Федорович Хотемов, а также приходили другие верующие по вопросам церкви и службы в ней.
– Следствию известно, что вы по вопросу открытия лальского собора говорили: «Эта власть долго не продержится, все равно скоро будет война и снова все будет по-старому». Так ли это?
– Нет, этого я не говорила.
Виновной себя перед советской властью блаженная не признала. Но что было делать с калекой, само содержание которой в тюрьме было для властей неудобным, а по известности блаженной среди народа могло быть и хлопотным, – и на следующий день после допроса она была отправлена в тюрьму в город Котлас.
23 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила блаженную Нину к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Блаженная Нина была отправлена в один из лагерей Архангельской области, но недолго пробыла здесь исповедница – 14 мая 1938 года блаженная Нина скончалась.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 4-12. Источник: http://www.fond.ru/
Примечания
[1] Ныне это поселок в Лузском районе Кировской (Вятской) области.
[2] Ныне город Сыктывкар.
[3] Впоследствии архимандрит Модест, служил в Великом Устюге, скончался в конце 1980-х годов.
[4] УФСБ России по Кировской обл. Д. СУ-6354, л. 7.
Сщмчч. Игна́тия (Садковского), епископа Скопинского, Влади́мира Пищулина, пресвитера и прмч. Варфоломе́я (Ратных), иеромонаха, мц. Ольги Евдокимовой (1938);
Священномученик Игна́тий (Садковский), Скопинский, епископ
ДНИ ПАМЯТИ:
1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
10 февраля
23 июня – Собор Рязанских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Игнатий родился 21 октября 1887 года в Москве в семье священника Сергея Максимовича Садковского, служившего в Георгиевской на Всполье церкви, и в крещении наречен был, как и его отец, Сергеем. Впоследствии священник Сергей Максимович Садковский был переведен в Петропавловский храм на Новой Басманной улице, а затем, уже будучи в сане протоиерея, в Софийскую церковь на Лубянке.
В 1901 году Сергей окончил Заиконоспасское духовное училище, в 1907-м - Московскую Духовную семинарию и поступил в Московскую Духовную академию. В академии он с усердием принялся за изучение творений святителя Игнатия (Брянчанинова). Изучение трудов благодатного и опытного в духовной жизни святителя, частые поездки в Зосимову пустынь, в которой в то время жили духоносные старцы и подвижники, воспитание, полученное в благочестивой семье, собственное устремление к благочестию и почести высшего звания Христова привели Сергия к решению принять монашество.
11 декабря 1910 года он был пострижен в мантию с именем Игнатий. Священноинок, совершавший обряд, после пострига написал ему наставление, которое новопостриженный сохранил в сердце своем на всю жизнь.
«Возлюбленный брат и отец Игнатий!
Преосвященный Феодор[a] благословил мне постричь тебя и дать тебе это имя. Имя твое - Игнатий - в честь священномученика Игнатия Богоносца - 20 декабря и в память святителя Игнатия (Брянчанинова), о котором ты пишешь сочинение. Теперь скажу тебе от себя малое слово. Между вопросами и ответами при пострижении ты принял заповедь о всегдашней постоянной молитве Иисусовой, для чего тебе дан меч духовный (четки). Это - первое твое делание будет отныне как монаха. Об этой молитве говорит Слово Божие. В Евангелии Спаситель говорит: "именем Моим бесы ижденут” (Мк.16:17). А в каждом человеке много страстей и других неподобных помыслов, в Псалтири сказано: обыдоша мя пси мнози (Пс.21:17). Отцы толкуют, что это говорится о помыслах. Еще сказано: обышедше обыдоша мя, и именем Господним противляхся им (Пс.117:11). А имя-то Господне и есть Сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа, которое мы непрестанно должны повторять, творя молитву Иисусову. И еще сказано в 19-й кафизме: дщи Вавилоня окаянная... блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень. Камень - это Христос, а младенцы - блудные, нечистые помыслы. Как только что явятся помыслы, твори молитву Иисусову: "Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго”. И Господь поможет тебе побороть их. Молитва Иисусова очищает нас. Как солнце ходит над землею, высушивает болотистые и скаредные места, так и Сладчайшее имя Господа Иисуса Христа, если ты навыкнешь его повторять непрестанно, будет иссушать все твои помыслы и страсти, очистит твою душу и тело. Это твое первое делание отселе, как монаха.
И еще тебе необходимо всегда помнить смирение и самоукорение. Ты должен научиться постоянно видеть свои грехи и недостатки и не превозноситься над другими, а всегда себя укорять, чтобы почитать себя грешнее всех, во всем обвинять себя и никого не осуждать, чувствовать, что ты хуже всех, и не оправдывать себя, что в твоих грехах виноваты другие. И так непрестанным смирением, самоукорением соблюдай себя от гордости. Ты - ученый и можешь своею ученостию возгордиться пред простецами. Когда придут тебе на сердце такие помыслы, вспомни, что монаху нужно иметь самоукорение и считать себя хуже всех. "Господь гордым противится, смиренным же дает благодать” (Притч.3:34; Иак.4:6). Пришли однажды старцы к авве Антонию, и с ними был авва Иосиф. Старец, желая испытать их, предложил им изречение из Писания и начал спрашивать каждого, начав с младшего, что значит сие изречение. Каждый говорил по своим силам; но старец каждому отвечал: "Нет, не узнал”. После всех он говорит авве Иосифу: "Ты что скажешь о сем изречении?” - "Не знаю”, - отвечал авва Иосиф. Авва Антоний говорит: "Авва Иосиф попал на путь, когда сказал: не знаю” ("Достопамятные сказания об авве Антонии”, 17).
Помни, молитва Иисусова и самоукорение, смирение спасут тебя от многих скорбей. Где бы ты ни был, заботься о чистоте сердечной через самоукорение и молитву Иисусову, и ты всегда будешь с Господом, как царь и пророк Давид говорит: предзрех Господа предо мною выну (Пс.15:8). Когда тебе будет тяжело, будут скорби, тотчас начинай молитву Иисусову и смиряй себя, и тебе скоро станет легче. Когда все это будешь исполнять, то "возрадуется” и возвеселится "сердце твое”, ты обрящешь мир и покой в душе твоей, и "радости твоей никто не возмет от тебя” (Ин.16:22).
Потом имей послушание и отсечение своей воли, которое нас оправдывает пред Богом. "Христос был послушлив даже до смерти, смерти же крестныя” (Флп.2:8). Много было земных мудрецов, и учения их были весьма высоки. Но до той мысли, чтобы смирить себя, никто не дошел. Только Христос явил Сам образ смирения и научил подражать Ему. Потому "Бог и превознесе Его и дарова ему Имя, еже паче всякаго Имене” (Флп.2:9). Только послушный преуспеет во всяком делании монашеском. Без послушания мы не спасаемся. Будь послушен, наипаче начальникам - Преосвященному, старцу. А теперь поздравляю тебя, "Что ти есть имя?”».
23 января 1911 года монах Игнатий был рукоположен во иеродиакона[1]. В том же году он окончил Духовную академию со степенью кандидата богословия, которую он получил за работу «В поисках Живого Бога. (Преосвященный Игнатий (Брянчанинов) и его аскетическое мировоззрение)».
Как человек духовно чуткий, отец Игнатий остро переживал проблематику современной ему жизни и состояние богословской науки. В предисловии к работе он написал: «...Душевно-телесная природа падшего человека, принявшая внутрь себя яд греха и богоотрицания, сама в себе носящая зачаток разложения и духовной мертвости, положила печать плотяности и холодной рассудочности даже на самое "святое святых” человеческого духа - на его религию. Высшая и совершеннейшая из всех религий мира - религия христианская, благодаря постоянному колебанию современного общества между природами ветхого и нового человека, между настроениями плотской и духовной жизни, не воспринимается этим обществом как новая, принесенная Христом жизнь, а рассматривается только как одна из теорий или философем, порожденных человечеством и удовлетворяющих его праздному любопытству или (в лучшем случае) его ученой гордости. К сожалению, эта печальная истина не только отрицается, но и не сознается большинством христианских (даже православных) богословов. Эти последние, подобно евангельским книжникам и фарисеям, изучают различные типы христианской философии, исторический генезис и рост догматической системы христианства, фазисы его мировой истории, археологическую и филологическую структуру его памятников - и только. Христианства, как новой жизни, принесенной Христом для возрождения и обновления человечества, жизни, выводящей человечество из царства диавола в Царство Божие, большинство из богословов совершенно не касается и не знает. Духа Божия, Живущего и Глаголющего в христианстве, большинство из них не видит и не хочет видеть. Приговор Божий, произнесенный над допотопным человечеством: "не имать Дух Мой пребывати в человецех сих, зане суть плоть”, - со всею силою обрушивается на современное человечество и, в частности, на современную богословскую науку. Лишь немногие из богословов (и надо сказать, православных) довольно верно поняли и довольно точно подметили истинный смысл христианства, его истинную психологию и основу, его "душу”. Неразрывно с этим указанные богословы должны были подойти к вопросу об аскетизме, как единственно неизбежной и единственно возможной форме проведения святейших христианских идеалов в наличную, пропитанную грехом, жизнь, - и поставить этот вопрос ребром. Таких богословов (богословов последнего типа) сравнительно немного, да и самый характер (аскетический) такого рода богословствования не особенно давний. Эти богословы не столько мыслили или философствовали о христианстве, сколько жили христианством. Если у них когда и бывало спекулятивно-умозрительное или философское изучение христианства, то только в силу необходимости, например в полемике с инославием и иноверием. Но и оно всегда вырастало на почве их живого религиозного опыта и личного аскетического подвига и питалось корнями и соками этого последнего. К числу таких богословов-психологов или, точнее, богословов-аскетов принадлежит исследуемый нами Преосвященный Игнатий (Брянчанинов). Это был "богослов-самородок”, богослов, воспитавшийся не на школьных спекуляциях и философских умозрениях, а на опытном, самостоятельном изучении слова Божия и святых отцов, на опытном прохождении монастырского искуса и строгого религиозного подвига»[2].
В отзыве на эту работу ректор академии епископ Феодор (Поздеевский) писал: «...Что удалось преимущественно хорошо сделать отцу Игнатию - это воссоздать живой духовный облик святителя Игнатия. Чрезвычайно тонко и умело автор использовал все данные, касающиеся биографии святителя, к тому, чтобы пред читателем развертывалась не внешняя повесть его жизни, чрезвычайно разнообразной по месту служения, а тот внутренний процесс и духовный рост, какой неизменно совершался в личности и жизни этого святителя, где бы он ни был и какие бы условия жизни ни испытывал... В той части сочинения отца Игнатия, которую можно назвать биографией святителя, автор заявил себя и художником духовным, и поэтом, сумевшим в рамках обыденной жизни и в мелочах ее как бы в мозаике изобразить с необыкновенной живостью духовный облик и живую личность святителя. Дал, скажем, почувствовать как бы духовный аромат жизни этой личности...»[3]
31 июля 1911 года иеродиакон Игнатий был рукоположен во иеромонаха и через шесть дней получил направление в Томскую Духовную семинарию, где должен был преподавать гомилетику, литургику и практическое руководство для пастырей. Однако, заболев, он не смог выехать к месту служения[4]. 31 августа иеромонах Игнатий подал прошение в совет Московской Духовной академии назначить его помощником библиотекаря, если таковая должность будет свободна[5]. 2 сентября помощник библиотекаря академии Николай Боткин подал прошение в совет Московской Духовной академии об освобождении его от этой должности ввиду полной невозможности исполнять свои обязанности из-за тяжелой болезни. 28 ноября иеромонах Игнатий был утвержден в должности помощника библиотекаря[6].
В 1917 году он поступил насельником в Смоленскую Зосимову пустынь под руководство иеросхимонаха Алексия (Соловьева). 13 января 1918 года отец Игнатий был зачислен в число братии Московского Данилова монастыря. Наместник монастыря епископ Феодор (Поздеевский) назначил его духовником братии с несением одновременно послушания гробового иеромонаха у мощей святого благоверного князя Даниила Московского[7].
5 апреля 1920 года отец Игнатий, по возведении в сан архимандрита, был хиротонисан во епископа Белевского, викария Тульской епархии.
Обращаясь к Патриарху Тихону и архипастырям, участвовавшим в его хиротонии, отец Игнатий сказал: «Ваше Святейшество, Богомудрые Архипастыри и Отцы Церкви Христовой!
Совершенно неожиданно достигла до меня весть о том, что я призываюсь к служению святительскому. Моя юность для служения архиерейского, моя неопытность в отношении жизни монашеской, духовной заставляют меня содрогаться при мысли о том, что я должен спасать не только себя, а и других, наипаче о том, что я должен отвечать перед Богом не только за свои грехи, а и за грехи других. Скажу прямо: назначение мое в архиереи застигло меня врасплох. И сейчас я не могу собрать своего ума и сердца, чтобы ясно и отчетливо понять, что мне готовится, что меня ожидает. Духовная немощь, переживание этой немощи, постоянный плач о грехах или постоянное укорение себя - вот в чем доселе я полагал, если не делом, то по крайней мере мысленно, принципиальную сущность своей монашеской жизни. И этих немощей, этих неисправностей в отношении монашеском я находил у себя очень много. Нечего говорить о духовном опыте, тем более об опыте административном, который как раз потребен епископу. Ни первого, ни второго я никогда не имел. И вот на таком своем духовном бессилии я возвожусь на высокий пост служения святительского. Я опасаюсь, что я буду недостойным помощником Архипастыря Тульской церкви на ниве Христовой. Усердно прошу вас, Святители Божии: возлагая на меня свои архиерейские руки для низведения благодати Святаго Духа, прострите о мне ваши молитвы, чтобы благодать архиерейства не послужила в суд или в осуждение моей грешной душе и не навлекла бы на меня грозного прещения Судии: "Не вем тя” (Мф.25:12)».
Город Белев, куда был направлен служить епископ Игнатий, имел в то время 12 тысяч жителей, занимавшихся по большей части небольшими кустарными промыслами. В городе было два монастыря: мужской Спасо-Преображенский и Крестовоздвиженский женский, четырнадцать церквей и городской собор. В женском монастыре в это время возник конфликт между игуменией и сестрами, отчего духовная жизнь пришла в полное расстройство. Владыка расследовал причины конфликта и в конце концов устранил их, вернув обители мир. Два года епископ занимался всецело благоустроением церковной жизни в викариатстве.
В 1922 году против Церкви, как против крепости, сторожившей пути спасения верных, выступили ее многочисленные и коварные враги, некоторые из которых хотя и вышли из Церкви, но уже давно не были с Церковью. Вступив в союз с безбожным государством, они выступили как грозная и разрушительная сила. Прежде всего, это были обновленцы, которые, устранив на время от управления Церковью Патриарха Тихона, стали захватывать епархиальные управления и епископские кафедры. Не миновала этих насилий и Тульская епархия. Здесь был арестован епископ Тульский Иувеналий (Масловский); узнав о его аресте, владыка Игнатий выехал в Тулу.
В июне 1922 года духовенство города Тулы избрало на Тульскую кафедру епископа Виталия (Введенского), который сразу же перешел к обновленцам. Епископ Виталий родился в Белевском уезде и всю жизнь прослужил в Тульской епархии священником. Он был делегатом от духовенства Тульской епархии на Поместном Соборе и с 1918 года председателем Тульского Епархиального совета. В 1919 году он был пострижен в монашество и возведен в сан архимандрита, в 1920 году хиротонисан во епископа Епифанского, викария Тульской епархии.
После избрания главой епархии епископа Виталия и приезда в Тулу члена обновленческого ВЦУ протоиерея Красницкого епископ Игнатий был вынужден уехать в Белев, откуда он стал управлять епархией, канонически подчиняясь Патриарху Тихону.
Тульская газета «Коммунар» так описывала деятельность Красницкого в Туле: «...протоиерей Красницкий предложил следующую резолюцию: "Собрание тульского духовенства в числе 46 человек в присутствии епископов Виталия и Игнатия, заслушав доклад члена ВЦУ протоиерея Красницкого, признает учреждение ВЦУ вызванным жизненными требованиями нового Тульского Епархиального Управления”.
За резолюцию голосовали 24 человека во главе с группой прогрессивного духовенства, против - 5 человек... и 17 человек, вместе со смиренным Игнатием, - воздержались.
Итак, собрание показало, что большая часть передового тульского духовенства определенно заявила о нежелании вести дальше интриганскую политику против трудящихся, меньшинство эту борьбу против крестьян и рабочих не перестает вести, и значительная часть остановилась в раздумье»[8].
28 июля 1922 года уполномоченный ГПУ по Белеву писал в секретный отдел ГПУ в Тулу: «Настроение духовенства города Белева и его уезда по отношению к советской власти в целом и в частности к коммунистической партии, а также к происходящему расколу Православной Церкви неудовлетворительно. Священники в целом стоят на платформе старой патриаршей Церкви, и происходящий раскол в Русской Церкви духовенство считает недоразумением и называет таковой провокацией коммунистов. Среди верующих духовенство никаких агитаций как за старую... так и за новую церковь не ведет. От проповедей на какую-либо политическую тему вообще и на тему изъятия церковных ценностей в частности духовенство воздерживается, так как суд над Иувеналием сильно подействовал на психологию белевского духовенства. В настоящее время духовенством в уездном масштабе избран церковный совет, в состав которого вошли самые отъявленные защитники старой реакционной Церкви... Названный совет... в сильной степени реакционный... а поэтому никаких мероприятий по проведению идей новой церкви не сделано...
На состоявшемся собрании духовенства 27 июля сего года обсуждался вопрос о новой и старой церкви, и... мнение духовенства выявилось в нижеследующей форме: православно-христианская религия с проведением в жизнь идей новой церкви рухнет, и большинство верующей массы останется безрелигиозной. Поэтому никаких мер к проведению новой церкви не принимать, а стараться противодействовать таковой впредь, до получения распоряжений от нового Всероссийского Церковного Собора.
Помимо указанного собрания, которое носило полуофициальный характер, замечено нелегальное собрание духовенства, на которое из частных граждан проникнуть не представляется возможным, почему и не представляется возможным провести на собрание разведчика или осведомителя и выяснить обсуждающиеся там вопросы. Для более успешного и определенного освещения вопросов, обсуждающихся на церковных и других нелегальных собраниях духовенства, были приняты меры к завербованию из среды духовенства. Но так как духовенство реакционное, пришлось положить много трудов в завербовании, после чего завербован один дьячок, который до сего времени работает удовлетворительно...
В заключение сообщаю, что уполномоченным обращено самое серьезное внимание на работу среди духовенства. Выделены специально пять человек осведомителей и старший по группе осведомления. Дальнейшее, как-то: настроение духовенства, деятельность такового и работа по таковом - органом уполномоченного ГПУ будет сообщаться ежемесячно...»[9]
Для борьбы с православными в Белев был послан уполномоченный ВЦУ по Тульской епархии протоиерей Василий Никольский. 16 сентября 1922 года в Белеве был созван съезд священнослужителей и мирян уезда, на котором протоиерей Никольский пытался уговорить священнослужителей и мирян подчиниться обновленческому епархиальному управлению, усиленно убеждая собравшихся в правоте позиции обновленцев. Ему возражал епископ Игнатий. В конце концов обновленчество было осуждено на съезде как явление еретическое. Резолюция, предложенная представителем обновленцев, была отвергнута, а вместо нее был прочитан устав ново-учрежденной Спасо-Преображенской православно-церковной общины города Белева, в котором, в частности, говорилось: «Желая сохранить непоколебимыми все догматы, уставы и правила Святой Церкви Православной, верующие и священнослужители Спасо-Преображенской общины признали необходимым объединиться на следующем уставе, который основанием своим имеет Священное Писание и Священное Предание Христовой Церкви.
Мы, члены названной общины, как граждане Советской России подчиняемся всем законоположениям Республики, в делах же веры и Церкви считаем себя вполне независимыми...
Ввиду появления в Русской Церкви новых церковных течений, сошедших с канонических устоев Православной Восточной Церкви, направленных к потемнению и даже искажению вечных истин Христианства, мы, желая оградить себя от их вмешательства, надеемся на спокойную жизнь нашей общины при условии защиты со стороны советской власти, которая, согласно своим декретам, не допускает никакого насилия между отдельными церковными организациями...
Цель и задачи общины: распространение света Евангельского учения между христианами, которые в основу всей своей жизни ставят спасение своей души; нравственно-христианское воспитание верующих на основании учения Христа Спасителя и Его Церкви о любви и смирении и сохранение церковного Богослужения по уставам, созданным святыми отцами и подвижниками веры и благочестия.
Подчиняясь в духовном руководстве Преосвященнейшему епископу Белевскому Игнатию, община и в административно-церковном отношении подчиняется ему же без всякого стороннего средства, как того определенно требуют правила Святой Христовой Церкви»[10].
На следующий день после съезда епископ Игнатий обратился с посланием к пастырям и мирянам Белевского викариатства, в котором писал: «"Благодать Вам и мир от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа” (Гал.1:3).
Святой апостол Павел в своих посланиях верующим христианам заповедует им "достойно ходити звания, в которое призваны” (Еф.4:1) и "блюсти единение духа в союзе мира” (Еф.4:3), просит их твердо "стоять и держать предания”, которым они научились от святых апостолов (2Сол.2:15).
С глубокой скорбью мы замечаем, что от Единой Христовой Церкви отделилась часть ее чад, основавших так называемую "Живую церковь”. Эта последняя, как уже было объяснено ныне в нашем граде всей нашей богоспасаемой пастве, своим неподчинением Богом поставленной церковной власти и самочинным изменением в строе церковного управления уклонилась и откололась от Единого Церковного Тела.
Тульское Епархиальное Управление, ставшее в связь с так называемой "Живой церковью”, тем самым также отъединило себя от Вселенской Христовой Церкви. Посему все распоряжения настоящего управления должны считаться недействительными, и верующая Белевская паства по всем вопросам и недоумениям, также по делам епархиальным, должна обращаться к моему недостоинству, как к своему законному пастырю.
При богослужении, где следует, после имени Святейшего Патриарха должно возноситься непосредственно мое имя, как законного Епископа Белевского»[11].
В разъяснение послания владыка писал благочинным: «...Тульское Епархиальное Управление сошло с рельс церковной жизни, отошло от христианской Церкви, ибо стало на платформу так называемой "Живой церкви”. Посему все его распоряжения должно аннулировать... Мой настоящий архипастырский голос и предостережение сообщите вторично вверенному вам округу - духовенству, а через него мирянам... Разъясните духовенству и мирянам, что нужно держаться ограды Христовой Церкви и не бояться тех прещений, коими теперь страшат нас»[12].
29 сентября 1922 года сотрудник местного ГПУ писал в Тульское ГПУ о событиях церковной жизни в Белеве: «Сообщаем о наблюдении за съездом попов Белевского уезда на тему о новой церкви. Съезд проходил в Георгиевской церкви. Докладчиком был из Петрограда протоиерей Никольский Василий, на съезде присутствовали верующие от церквей. Следующий после докладчика выступал против новой церкви... Белевский архиерей Игнатий... После всего этого попы остались при старой Церкви, но заметно, попы колеблются, особенно сельские, и говорят: дайте нам подумать... В течение всего съезда подозрительного против советской власти ничего не было»[13].
После рассылки по епархии послания епископа Игнатия началась беспощадная борьба обновленцев с Православной Церковью на территории Белевского викариатства. 8 октября уполномоченный ВЦУ протоиерей Никольский писал в ГПУ города Тулы: «Белевское духовенство, руководимое епископом Игнатием... обнаруживает все признаки контрреволюционной деятельности. Последнее явствует из следующего: уездный съезд духовенства отказался признать новое церковное течение, идущее в контакте с советской властью; на съезде явочным порядком введен устав так называемой общины... были произведены выборы новой игумении, хотя у нас, в Тульском Епархиальном Управлении, монастыри белевские считаются официально ликвидированы.
Поставляя о чем в известность Политотдел города Тулы, я, как Уполномоченный Высшего Церковного Управления, то есть лицо, ответственное за всякое контрреволюционное движение по губернии среди духовенства, заявляю, что за дальнейшее течение политической жизни в городе Белеве не отвечаю»[14].
14 октября обновленцы отправили в ГПУ рапорт о том, что епископ Белевский Игнатий открыто и решительно заявляет, что единственный законный руководитель Церкви - Патриарх Тихон. Все же другие появившееся в настоящее время при поддержке советской власти органы управления считать незаконными и еретическими. «Доводя до сведения о сем Тулгуботдел ГПУ, - писал один из руководителей тульского обновленческого движения, - считаю долгом напомнить, что, благодаря такой агитации православного епископа, сеется в широких народных массах недоверие и нерасположение к советской власти. Патриарх Тихон - последний из разрушенного церковно-монархического здания, о котором история уже произнесла свой приговор. Поэтому говорить в данное время о законности Тихоновой власти - значит в то же самое время и говорить о незаконности существующей власти, а это называется определенно: контрреволюция»[15].
31 октября президиум обновленческого ВЦУ под председательством «митрополита» Антонина, заместителя председателя протоиерея Красницкого и мирянина Невского постановил уволить епископа Белевского Игнатия на покой с определением ему местожительства в Саровской пустыни.
21 ноября белевские монахини пригласили епископа к себе в монастырь служить. Он предупредил, что, если священники монастыря перешли к обновленцам, он служить с ними не будет. Затем он вызвал священников к себе и узнал от них, что они действительно перешли к обновленцам. Служить с ними епископ Игнатий не стал.
1 декабря 1922 года в Георгиевской церкви было устроено собрание обновленческого духовенства. Перед собранием один из обновленческих священников пришел к епископу Игнатию сообщить ему, что распоряжением ВЦУ он уволен на покой с назначением местопребывания в Саровской пустыни. Епископ через посланца велел передать собранию, что виновным себя ни в чем не считает, а в Сарове та же земля, что и здесь, и всем придется в землю идти.
На собрании обновленческого духовенства было прочитано распоряжение из Тулы обновленческого управления о том, что поминовение новых обновленческих церковных властей должно быть введено со 2 декабря. После собрания была отправлена делегация из обновленческих священников просить епископа Игнатия, чтобы он или поминал обновленческое руководство, или не служил, по крайней мере в течение нескольких дней, включая праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Епископ на просьбу обновленцев ответил, что от службы не откажется, в крайнем случае будет поминать вселенских православных патриархов, но руководителей обновленчества ни в коем случае поминать за богослужением не будет.
В декабре один из осведомителей донес в ГПУ, что позднюю обедню 4 декабря на праздник Введения служил епископ Игнатий, который, как и раньше, поминал Патриарха Тихона. После обедни он сказал проповедь на тему праздника. Осведомитель попробовал было уговорить некоего иеродиакона Сергия, чтобы тот предложил епископу написать послание от лица населения в свою защиту, но иеродиакон возразил, что это невозможно, так как власть сочтет это за контрреволюционную агитацию. Продолжая расспрашивать, осведомитель выяснил, что уже есть православные, которые ходят по городу с письмом в защиту архиерея, под которым все, кто желает, ставят подписи.
12 декабря секретная сотрудница ГПУ писала в своем рапорте уполномоченному Тульского отдела ГПУ: «11 декабря я посетила квартиру епископа Игнатия; целью моего посещения было узнать, действительно ли среди поклонников Игнатия раздаются какие-то воззвания о принятии почитателями мер к оставлению Игнатия в Белеве. Епископу Игнатию мною предложен был вопрос, как он намерен поступить в дальнейшем по поводу его увольнения и назначения ему местожительства. Причем я ему напоминала, что во всех распоряжениях Тульского Епархиального Управления подчеркивается, что за неподчинение будете выселены из пределов губернии. Игнатий на это ответил, что он надеется, что все то, что происходит в Церкви, непременно в недалеком будущем изменится. А относительно выселения из пределов губернии, это не что иное, как запугивание... Я говорила Игнатию, чтобы в защиту против несправедливого постановления Тульского Епархиального Управления по отношению к нему предпринять меры и что в этом я охотно оказала бы свои услуги в виде распространения воззвания. На это Игнатий сказал мне: делать сейчас ничего не надо, - благодаря выработанному у них уставу при организации общины, он как председатель будущей общины останется. Устав этот разносится для подписей»[16].
В конце декабря уполномоченный ГПУ по Белевскому уезду направил рапорт в Тульский отдел ГПУ, в котором писал: «Раскол между черным и белым духовенством за отчетный период наблюдается в усиленном состоянии. Комитет общины Игнатия энергично ведет среди верующих агитацию, для этой цели члены общины в числе четырех человек выделены по части агитации... Община Игнатия исключительно опирается на монашество... 28 декабря Комитет белого духовенства назначил собрание с целью склонить монашество на сторону белого духовенства. Но провести последнему данное мероприятие не удалось, так как монашество присутствовать на данных собраниях Комитета отказалось, причиной этому - влияние агитации епископа Игнатия...
25 декабря состоялось собрание белого духовенства... по вопросу выбора Комитета для проведения в жизнь обновления церковной жизни. Комитет таковой выбран из числа пяти человек, то есть трех священников, одного диакона и одного псаломщика. После выбора Комитета последний тут же открыл свое заседание и поставил вопрос в боевом порядке по отношению общины Игнатия, и принципиально Комитетом вынесено постановление начать в первую очередь борьбу с епископом Игнатием и его черной общиной»[17].
После того, как среди верующих стало широко известно, что обновленческое ВЦУ выпустило распоряжение о смещении епископа Игнатия с Белевской кафедры, они обратились к владыке с письменной просьбой не выезжать из города: «Покорнейше просим Ваше Преосвященство не покидать в настоящее смутное для Русской Церкви время наш родной город. Вся наша паства теперь особенно нуждается в Ваших святых молитвах и Вашем пастырском руководстве. Вы, Ваше Преосвященство, известны всем нам как строго православный Епископ, твердо стоящий на страже всех догматов, правил и канонов нашей Святой Христовой Церкви. Мы боимся, без Вашего бдительного ока, впасть в какой-нибудь раскол или даже ересь, потому просим или, вернее, требуем, чтобы наш любимый архипастырь разделил с нами все наши церковные скорби и волнения, ведя свою паству прямым, неложным путем к спасению души и к Господу Богу, как единственной цели жизни христианской. Мы, Ваше Преосвященство, готовы и сумеем постоять за своего Епископа, ограждая его от всяких посторонних насильственных воздействий...»[18]
Тогда же было созвано собрание членов общины, на котором брат владыки, иеромонах Георгий, зачитал присутствующим текст этого прошения к владыке, после чего на собрание был приглашен епископ Игнатий и верующие просили его принять общину под свое руководство. Епископ согласился. После общей молитвы епископ ушел домой, а верующие подписались под прошением.
Православными верующими было послано заявление в Белевский уездный исполком, под которым подписались сотни верующих Белевского уезда. Они писали властям: «Мы, верующие... любим и уважаем Преосвященного Епископа Белевского Игнатия, желаем иметь именно его своим церковным и духовным наставником и Архипастырем и никого другого не приемлем, а почему и просим Белевский уисполком поддержать наше свободное религиозное побуждение и защитить нас и нашего Епископа Игнатия от всякого насильственного действия с чьей бы то ни было стороны, и позволим надеяться на покровительство гражданской власти в своем законном требовании»[19].
Власти, однако, уже приняли решение об аресте епископа Игнатия, его брата - иеромонаха Георгия, наместника Спасо-Преображенского монастыря, а также наиболее близких к епископу людей, что и было ими осуществлено в январе 1923 года. Сразу же после арестов члены православной Спасо-Преображенской общины обратились к властям с прошением: «В ночь на 17 января сего года был арестован член означенной выше общины - Игнатий Садковский и препровожден в белевскую тюрьму для дальнейшего задержания. Принимая во внимание, что арестованный Игнатий Садковский в настоящее время страдает катаром правой верхушки легкого и правосторонним сухим плевритом на туберкулезной почве... и… содержание Садковского в тюрьме может крайне вредно отразиться на его здоровье, члены общины верующих... просят ГПУ подвергнуть Садковского медицинскому освидетельствованию на предмет определения, возможно ли по состоянию здоровья Садковского содержать его в тюрьме, и по заключению врачей освободить его из-под стражи и отдать на поруки верующих общины»[20].
Епископ Игнатий, однако, не был освобожден. Сразу же после ареста следователь ГПУ допросил владыку. Выслушав заданные ему вопросы, епископ ответил: «Община Спасо-Преображенского монастыря в Белеве была организована приблизительно в октябре, точно не помню, причем инициатором этой общины были верующие, каковые просили меня руководить духовно этой общиной, на что я, конечно, согласился, но просил верующих предварительно поставить в известность об этом гражданскую власть, на что верующие охотно согласились. После чего был выработан устав общины...
Прошение от верующих с просьбой не оставлять города Белева мною действительно было получено, причем о том, что таковое собираются подать, я узнал заранее, но не помню, от кого точно. Получив упомянутое прошение и прочитав его, я ни с кем из верующих о нем не говорил.
Отобранные при обыске у отца Георгия, секретаря общины, заявления крестьян я лично не видел, но слышал, что крестьяне некоторых сел намереваются присоединиться ко мне и к моей общине, но каким путем они это делали, я не знаю, а равно не знаю, кто именно подал предъявляемые Вами мне заявления на имя Белевского уездного исполкома...»[21]
После допросов в Белевском отделении ГПУ все арестованные были переведены в тюрьму в город Тулу. Размышляя о всем происходящем на воле, о тех насилиях, которые готовы были совершить обновленцы, и о том, что церковные дела в Белеве без управляющего епархией могут прийти в большое расстройство, владыка 8 февраля написал письмо следовательнице, ведшей дело: «Ввиду продолжающейся все время телесной слабости, нездоровья, упадка физических сил очень прошу Вас разрешить мне встречу и беседу с Вами... Я был избран верующими и утвержден советской властью как руководитель церковной Преображенской Белевской общины, но не имел возможности на время ареста никому ни из членов Совета, ни из священнослужителей передать вместо себя своего поста и своих дел и обязанностей. И сейчас пост духовного руководителя этой общины остается незанятым, тем более, что я совестью и делом свидетельствовал Вам, что эта Преображенская церковная община точно построена на законах Республики и не имеет никаких незаконных замыслов и сторонних неправильных целей, - как и все ее деятели. Буду очень благодарен за исполнение мною просимого»[22].
Рассчитывая, что епископ пойдет на уступки следствию, следовательница вызвала 19 февраля его на допрос и спросила, признает ли он виновным себя в предъявленном обвинении, а также как он объяснит некоторые обстоятельства, связанные с его деятельностью. Владыка ответил: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. О собирании подписей граждан к прошению на мое имя о невыезде из города Белева я действительно знал, то есть слышал от кого-то из граждан. О том, что бывший Патриарх Тихон предан суду за контрреволюцию, слышал, но действительно ли это так, я не знаю. Относительно своего воззвания к верующим о поминовении Патриарха Тихона скажу следующее: в сентябре 1922 года мною действительно было послано указанное воззвание, но я не знал в то время, что советской властью запрещено поминовение Патриарха Тихона, как контрреволюционера, и что поминовение его является вызовом советской власти... Я никогда никакой политической деятельностью не занимался и считаю это не своим делом, тем более не занимался контрреволюцией, дело мое было только церковное...»[23]
Следствие по делу о контрреволюционной деятельности епископа Игнатия и близких к нему людей стало заходить в тупик, и следователи, пользуясь разного рода слухами, решили приступить к разработке другой версии. Дополнительным расследованием выяснилось, что брат епископа, иеромонах Георгий, бывший у него секретарем и теперь арестованный вместе с владыкой, в 1916 году призывался на военную службу, окончил Александровское военное училище, а затем был послан на фронт и в октябре 1917 года был произведен в подпоручики. В декабре 1917 года он при занятии города Яссы румынскими войсками был ранен, попал в госпиталь в Одессу, а затем в Новороссийск. В Новороссийске он заболел тифом, а когда выздоровел, город заняли войска белых, и он был ими мобилизован и назначен в штаб к дежурному генералу в Екатеринодар. Он воевал весь 1919 год в армии белых и в конце декабря был взят в плен вместе со своей частью в 600 человек под Царицыном. В плену он находился в течение трех с половиной месяцев под следствием, а затем был зачислен в Красную армию помощником командира роты и прослужил здесь до 1921 года. После окончания гражданской войны он, как воевавший у белых, нигде не мог устроиться на работу. Приехав в Москву, он на Сухаревском рынке купил чистый бланк, и продавец при нем проставил его имя, отчество и фамилию, увеличив на три года возраст, и таким образом, он, приехав к брату в Белев, смог по возрасту демобилизоваться. Имея от юности намерение принять монашеский постриг, он принял его от руки брата, который затем рукоположил его в сан иеромонаха.
Выяснив все это, следователи возбудили против арестованных новое дело по факту сокрытия прошлой контрреволюционной деятельности одного из них. Увидев, что им известно почти все о его службе в Белой армии, отец Георгий дал по этому поводу исчерпывающие показания.
В тот же день был вызван на допрос епископ Игнатий. Отвечая на вопросы следователя, епископ сказал: «О том, что брат мой Георгий... был приблизительно года три тому назад арестован, я слышал, но от кого именно, не помню; после его приезда ко мне я, кажется, слышал об этом и от него лично, причем он мне, кажется, говорил, что был арестован, но утвердительно сказать этого не могу... Вспоминаю, что по приезде ко мне в Белев брат Георгий говорил, что он уже демобилизован, и просил постричь его в монахи, так как у него к монашеству было стремление с юных лет...»[24]
26 марта 1923 года епископу было предъявлено новое обвинение. На другой день епископ Игнатий подал заявление следователю, в котором писал: «В дополнение к тому, что меня спрашивали по нашему делу, мне на память пришло следующее, что здесь и излагаю. Я слышал, будучи в Белеве, от некоторых верующих, что прошение ко мне от них написано по совету двух или трех коммунистов, имеющих отношение к местной власти... Время его подачи - именно тогда, когда живоцерковники думали меня перевести в другую епархию. Мне передавали, что некоторые из верующих по сему поводу советовались со знающими положение дела коммунистами, чтобы указали путь, как лучше поступить, чтобы избежать натиска живоцерковников...
От себя же лично я повторю (это я уже Вам говорил), что для себя существенного значения этому прошению я не придавал и не придаю, так как считал своим нравственным архипастырским долгом оставаться верным своей пастве и ни в коем случае не исполнять прихотей живоцерковников, даже если бы ко мне и не было прошения от верующих. Таким должен быть канонический церковный взгляд православного епископа, чтобы оставаться со своей паствой и не бежать от нее в трудные минуты, когда в недрах Церкви появляются разные неправославные течения. Так говорят правила и каноны Православной Церкви. Я, как епископ, должен исполнять эти каноны и установления церковные, почему должен был оставаться со своей паствой, если бы даже и не было этого прошения ко мне»[25].
13 июня следствие было закончено. Епископа Игнатия обвинили в том, что он скрыл у себя, по подложным документам, брата, бывшего белого офицера, и рукоположил его во иеромонаха с целью «замести следы». Следствие также обвинило его и в том, что он «является ярым сторонником бывшего Патриарха Тихона... и во время приезда в Тулу члена ВЦУ протоиерея Красницкого, когда большинство тульского духовенства признало ВЦУ, он остался с меньшинством, не признавшим таковое... Рассылал воззвания духовенству и мирянам, в которых предлагал считать недействительными все распоряжения Тульского Епархиального Управления, а также поминать при богослужении Патриарха Тихона и его, Игнатия. Когда после долгих колебаний белевское духовенство постепенно признало ВЦУ, то епископ Игнатий откололся и перенес свою деятельность в Спасо-Преображенскую общину при Белевском мужском монастыре. Вся община, до момента ареста руководимая епископом Игнатием, осталась сторонницей Тихона и не подчинялась распоряжениям Тульского Епархиального Управления»[26].
Хотя следствие было закончено, ОГПУ, однако, не пожелало ни отпускать обвиняемых, ни предавать их суду, тем более, что после освобождения Патриарха Тихона обвинение в поминовении на церковных богослужениях имени предстоятеля Церкви выглядело неубедительным, и сотрудники ОГПУ ожидали возможности приговорить осужденных внесудебным порядком. В это время стала действовать Комиссия НКВД по административным высылкам. 24 августа 1923 года начальник 6-го отделения секретного отдела ОГПУ Тучков на заседании Комиссии сделал доклад, касающийся дела епископа Игнатия и иеромонаха Георгия, предложив заключить священнослужителей на три года в Соловецкий концлагерь. Предложение было принято, и епископ Игнатий и иеромонах Георгий были приговорены к трем годам заключения.
После приговора епископ был этапирован в Таганскую тюрьму, где вместе с другими заключенными стал ожидать этапа на Соловки. 14 сентября заключенные были отправлены в Соловецкий концлагерь.
По окончании срока заключения, в 1926 году епископ Игнатий был освобожден и вернулся на Белевскую кафедру. Сразу же после его возвращения к нему пришли обновленцы - выяснить позицию епископа и, если возможно, склонить к лояльному к себе отношению, надеясь, что нахождение в Соловецком концлагере подействовало на него в нужную для них сторону. Епископ отказался их принять, передав, что не желает беседовать с неправославными.
После того, как позиция архиерея определилась столь четко, обновленцы повели с ним беспощадную борьбу, и снова посыпались на него доносы в ОГПУ. В конце 1926 года сотрудники ОГПУ арестовали епископа. В заключении владыка пробыл около двух месяцев и был освобожден. Увидев, что власти освободили архиерея, обновленцы снова принялись писать на него доносы, и в 1927 году ОГПУ снова арестовало епископа. После двух месяцев заключения он был вновь освобожден. Так продолжалось до 1929 года, когда безбожное государство приступило к одному из решающих этапов своей деятельности по уничтожению Русской Православной Церкви.
В 1929 году из продажи стали исчезать основные продукты питания, и прежде всего хлеб, и одновременно с исчезновением продуктов была введена карточная система. Причем целые категории народа были лишены карточек и записаны в лишенцы, и среди них духовенство. Один из священников стал просить председателя Белевского горсовета, чтобы карточки все же были выданы, хотя бы детям. Председатель на это ответил, что он закон отменить не может и карточки выданы не будут.
Начиная с апреля 1929 года сотрудники ОГПУ стали целенаправленно собирать доносы на епископа Игнатия и вызывать на допросы лжесвидетелей. Особенно ОГПУ заинтересовалось богослужением, состоявшимся в Георгиевской церкви 4 февраля. В этот день совершалась память местночтимого святого Тульской епархии преподобного Макария Жабынского, и в храме собралось почти все духовенство города, около двадцати священников. Служили вместе с епископом Игнатием только несколько человек, а остальные молились, собравшись в левом приделе. По окончании литургии священники стали обсуждать ухудшение своего положения и вслух размышлять, что предпринять, чтобы, по крайней мере, не страдали их дети. Один из священников, подойдя к епископу за благословением, спросил, что делать при таких обстоятельствах. Владыка предложил послать представителя от белевского духовенства к заместителю Местоблюстителя митрополиту Сергию с просьбой, чтобы он ходатайствовал перед ВЦИКом об облегчении участи семей духовенства.
Присутствовавшие в алтаре осведомители представили обстоятельства, при которых проходила беседа епископа и духовенства, как нелегальное антисоветское собрание, на котором обсуждалось, как принести советской власти наибольший урон.
2 июля 1929 года Тучков распорядился, чтобы сотрудники Тульского ОГПУ произвели расследование деятельности епископа Игнатия и его брата иеромонаха Георгия.
13 ноября против епископа и его брата было начато дело. Владыку обвинили в том, что он 4 февраля собрал после службы в Георгиевской церкви нелегальное собрание духовенства из 17 священников, где обсуждались вопросы о притеснении духовенства советской властью, о невыдаче духовенству продуктов, о недопущении детей духовенства к обучению в школах, и что на этом собрании епископ выступил с речью, одобряющей действия духовенства.
26 декабря 1929 года владыка Игнатий и отец Георгий были арестованы и заключены в тюрьму в Туле. Через день следователь допросил епископа. Отвечая на его вопросы, владыка сказал: «В предъявленном обвинении виновным себя не признаю и поясняю... Мне неизвестно, что 4 февраля 1929 года в Георгиевской церкви города Белева происходило нелегальное собрание духовенства, и полагаю, что такового быть не могло, так как я знаю, что разрешения на собрания даются гражданской властью. Припоминаю также, что в этот день действительно, когда я выходил из храма, ко мне подошел кто-то из служителей, фамилии не помню, и спросил меня: "Мы хотим просить через духовную власть, чтобы наших детей учили в школах”. Я ему ответил, что это ваше дело, и, благословляя народ, направился домой»[27].
Вернувшись после допроса в камеру, епископ написал заявление, которое подал начальнику Тульского ОГПУ: «Я уже в четвертый раз обвиняюсь Тульским ОГПУ по одной и той же статье Уголовного кодекса - 58-й... и все эти четыре раза обвиняюсь исключительно по лживому политическому доносу... В своих письменных заявлениях, а также на допросах я просил Тульское ОГПУ привлечь этих политических лжецов... к открытому и гласному суду и дать мне с ними на этом суде или даже прежде этого суда очную ставку, чтобы вывести этих лжецов наружу. В своих заявлениях я указывал, что были лица (преимущественно среди главарей обновленческого раскола и подобных им отщепенцев церковных), которые даже не стеснялись предупреждать и запугивать арестами тех из нашего духовенства, кои не идут и не шли с ними по одной раскольнической и предательской дороге... В моей безусловно справедливой, правдивой и законной просьбе мне почему-то было отказано, но отказано без объяснения причин отказа! Гражданин Руднев, в то время бывший заместителем начальника Тульского ОГПУ, пред тем как отпустить меня из заключения, лишь только советовал мне "добровольно”(?) оставить город Белев, "так как, - говорил он, - эти доносы на вас будут опять повторяться и вас до бесконечности придется сажать”. Что и повторяется со мною теперь. Довольно странно такое заявление представителя власти! Разве он, как представитель власти, не мог пресечь и совершенно прекратить лживых и клеветнических доносов вместо того, чтобы предлагать мне сдавать мою прямолинейную и открытую позицию этим негодным клеветникам и лжецам и тем изображать из себя труса? А уполномоченная Тульского ОГПУ Киреева разве не указывала мне и моему брату, что политические на нас доносы шли из противного и лично не расположенного к нам духовного лагеря - лживых и фальшивых обновленцев?
Благодаря тому, что по моей спине можно удобно, а в случае желания и не один раз в год проезжаться, и притом проезжаться совершенно безнаказанно для самих себя (для меня же эти "проезжания” стоят очень дорого, главным образом в отношении моего и без того слабого здоровья)... ныне, благодаря четырехкратному тюремному сиденью по лживому на меня политическому доносу, я потерял и последнее здоровье... сижу в сырости, в больницу за неимением места я не принят...
Я, гражданин начальник, теперь, в четырехкратное мое тюремное сиденье, в последний раз взываю к Вашей справедливости: прошу Вас безотлагательно вызвать указанных политических лжецов и клеветников, - и притом не только сознательно и заведомо клеветавших на меня в этот последний, четвертый раз, но и тех, кои также сознательно и намеренно клеветали на меня в 1922, 1926 и 1927 годах, - на очную со мной ставку и предать их, согласно 95-й статье Уголовного кодекса, открытому и гласному суду. Я долгом считаю заявить Вам, что не позволю этим лжецам и политическим клеветникам играть со мною в темную и бесчестную игру, в какую они не один раз играли со мною доселе, и прятаться и пресмыкаться за дверями Тульского ОГПУ. Пусть эти лжецы и клеветники будут хотя бы и секретными агентами Тульского или Белевского ОГПУ, а не только простыми, рядовыми гражданами Республики, я безразлично от их отношения к ОГПУ потребую их к открытому и гласному суду, которого они... как огня боятся и обычно стараются избегать. Законы Республики одинаковы для всех граждан, независимо от того - агенты ли они Тульского или Белевского ОГПУ или нет. Всякий заведомо и сознательно лживый донос (будет ли он политический или нет) должен караться по всей строгости закона, - и притом для представителей или сотрудников власти гораздо строже, чем для всех прочих граждан.
Параллельно с сим я прошу Вас, гражданин начальник, выдать мне подлинный текст лживого политического на меня доноса, имевшего место в этот последний, четвертый раз моего тюремного заключения, для снятия мною с него копии. Таковая копия для меня крайне нужна! Понятно, что этот текст лживого на меня политического доноса должен быть закреплен подписями прячущихся за дверями Тульского или Белевского ОГПУ негодных лжецов и клеветников.
Повторяю Вам, гражданин начальник, что настоящим заявлением... я ищу и искал от Вас не милости, а лишь только справедливости и правды, каковых со стороны представителей Тульского ОГПУ мне намеренно не было оказано при прежних моих арестах.
Если и в этот последний раз моих арестов и сидений мне будет отказано в моей вполне законной и справедливой просьбе, - будет отказано только потому, чтобы эти политические лжецы, ставшие для меня моими личными врагами, остались не узнанными для общественного мнения и тем самым безнаказанными, чтобы они по отношению ко мне могли бы и впредь до бесконечности заниматься своим заведомо фальшивым и подлым клеветническим ремеслом, другими словами, чтобы и на будущее время "обеспечить меня” систематическими и ежегодными арестами и сиденьями, - то я прошу Вас указать мне следующую за Вами политическую или судебно-политическую инстанцию, к которой я должен буду обратиться за разрешением моей законной и настоятельной просьбы, - чтобы раз и навсегда мне обезопасить себя от негодных и фальшивых политических лжецов и клеветников»[28].
19 января 1930 года сотрудники Тульского ОГПУ переслали материалы дела на владыку Игнатия и его брата, архимандрита Георгия, в 6-е отделение секретного отдела ОГПУ в Москву. В сопроводительном письме они писали: «Со своей стороны считаем необходимым изолировать Садковских из пределов Тульского округа, как наиболее реакционно настроенных, которые в связи с проведением кампании по закрытию церквей своим местопребыванием в пределах нашего округа имеют большое влияние на верующих»[29].
2 июля 1930 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Игнатия и архимандрита Георгия к трем годам заключения в концлагерь. Владыка был заключен в Усть-Вымьский исправительный лагерь под Котласом.
2 июня 1932 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило освободить епископа с запрещением проживания в определенных городах. Владыка вернулся в Тулу и жил у знакомых священников. В начале 1933 года епископ встретился с заместителем Местоблюстителя митрополитом Сергием, и тот назначил владыку епископом Скопинским, викарием Рязанской епархии, где правящим архиереем был в то время архиепископ Иувеналий (Масловский), которого владыка хорошо знал в бытность того правящим архиереем Тульской епархии; с ним он разделил и несколько лет заключения в Соловецком концлагере.
В 1935 году епископ Игнатий был арестован и приговорен к одному году исправительно-трудовых работ за привлечение к участию в богослужении молодого человека. Владыка подал жалобу на незаконный приговор, и тот был отменен.
В 1936 году начались аресты архиереев. Был арестован архиепископ Рязанский Иувеналий, а некоторое время спустя, 3 февраля 1936 года, епископ Игнатий и с ним некоторые священнослужители и миряне города Скопина. Все они были заключены в Бутырскую тюрьму в Москве. Допросы продолжались в течение месяца. Владыку обвинили в создании контрреволюционной организации из духовенства и мирян Скопинского района, а также в том, что он определял на священнические места освободившихся из лагерей.
- В октябре 1935 года при встрече со священником вы говорили о положении Православной Церкви в СССР и, в частности, о церковных делах в вашей Скопинской епархии? - спросил его следователь.
- О положении Православной Церкви я ничего не говорил, я говорил только о своем тяжелом материальном положении, о пассивном отношении ко мне части духовенства, неусердии относящихся ко мне, как к епископу.
- Какие вы давали указания духовенству, обращающемуся к вам в связи с закрытием церквей?
- В разное время ко мне являлись священники, которые докладывали мне о закрытии их церквей. Я им говорил, что ходатайства об открытии церквей дело не священников, а исполнительных органов при церквях - церковных советов.
- Приведите факты антисоветских разговоров со стороны обращавшихся к вам, как к епископу, подведомственных вам священников и монахов.
- Со стороны приходивших ко мне по делам священников и монахов никаких антисоветских разговоров в моем присутствии не было.
- Какие антисоветские указания вы давали приходившим к вам священникам и монахам?
- Никому из духовенства я антисоветских указаний не давал, и никто из духовенства по этому поводу ко мне не обращался.
- Ваши политические взгляды и отношение к советской власти?
- К советской власти я отношусь лояльно, но как верующий не могу сочувствовать мероприятиям советской власти в вопросе отношения ее к Православной Церкви, в частности насильственному закрытию и ликвидации монастырей и разрушению храмов, хотя и считаю это волей Божией за грехи верующих, которые достойны этого.
- Кого вы устроили на приходы своей епархии из священников и монахов, отбывших наказание за контрреволюционную деятельность?
Владыка перечислил священнослужителей, которых он назначил на приходы, пояснив, что он назначил на приходы вернувшихся из исправительно-трудовых лагерей священников согласно их прошениям.
- Какую цель вы преследовали, объединяя вокруг себя возвратившихся из ссылки контрреволюционно настроенных попов и монахов? - спросил следователь.
- Никакого объединения возвратившихся из ссылок священников и монахов у меня не было. Отказывать им в назначении, как и всем прочим священнослужителям, я не имел права, потому что все они имели положенные, как гражданские, так и епархиальные, документы.
- Признаете ли себя виновным в предъявленном вам обвинении? - задал следователь последний вопрос.
- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, - ответил епископ.
На этом допросы были закончены. Епископа Игнатия обвинили в том, что он, «пользуясь положением правящего епископа, группировал вокруг себя верующих и молодежь, среди которых проводил антисоветскую агитацию и распространял ложные контрреволюционные слухи о якобы проводимых советской властью гонениях на религию и верующих, то есть в преступлении, предусмотренном статьей 58, пункты 10 и 11 УК РСФСР».
16 марта 1936 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило епископа Игнатия к пяти годам ссылки в Северный край, и он был отправлен в Архангельск.
В 1937 году еще более ужесточились гонения на Русскую Православную Церковь, и 3 августа 1937 года епископ Игнатий в ссылке был вновь арестован и заключен в тюрьму города Архангельска.
- Вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность. Следствие предлагает вам дать откровенные показания о вашей контрреволюционной работе.
- Никакой контрреволюционной работы я не вел и не веду, - ответил епископ.
Следователь попросил перечислить знакомых, с которыми владыка встречался в Архангельске. Владыка перечислил тех епископов и священников, с которыми он был знаком, разделяя с ними тяготы ссылки в Архангельске.
- Расскажите о контрреволюционной деятельности участников вашей группы.
- У меня никаких соучастников не было, и о контрреволюционной деятельности кого-либо я ничего не знаю.
- Следствие еще раз предлагает прекратить упорное запирательство и дать откровенные показания о вашей контрреволюционной деятельности.
- Никакой контрреволюционной деятельностью я не занимался и виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю.
15 октября 1937 года епископ Игнатий был приговорен к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Многократные ссылки, заключения в тюрьмы, допросы, каторжная работа в лагере окончательно подорвали его здоровье. Епископ Игнатий скончался в Кулойлаге Архангельской области 9 февраля 1938 года и был погребен в безвестной могиле на территории лагеря.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 369–398
Примечания
[a] Феодор (Поздеевский), епископ Волоколамский и ректор Московской Духовной академии.
[1] Московский церковный вестник. 1911. № 6. С. 149-151.
[2] Голос Церкви. Ежемесячный церковно-общественный журнал. М., 1913. № 1. С. 57-58.
[3] Богословский вестник. 1912. Март. С. 316-317.
[4] Там же. Июнь. С. 522.
[5] Там же. С. 521.
[6] Там же. Октябрь. С. 9.
[7] ЦИАМ. Ф. 229, оп. 4, д. 3591, л. 1-3; д. 5547, л. 1-11.
[8] УФСБ России по Тульской обл. Д. 11295, л. 26.
[9] Там же. Л. 8.
[10] Там же. Л. 17.
[11] Там же. Л. 1.
[12] Там же. Л. 7.
[13] Там же. Л. 10.
[14] Там же. Л. 8.
[15] Там же. Л. 24.
[16] Там же. Л. 37.
[17] Там же. Л. 32.
[18] Там же. Л. 58.
[19] Там же. Л. 51.
[20] Там же. Л. 90.
[21] Там же. Л. 109.
[22] Там же. Л. 129.
[23] Там же. Л. 130.
[24] Там же. Л. 160.
[25] Там же. Л. 172.
[26] Там же. Л. 202.
[27] Там же. Д. 11514, л. 55.
[28] Там же. Л. 59-61.
[29] Там же. Л. 70.
Священномученик Влади́мир Пищулин, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
10 февраля
ЖИТИЕ
Священномученик Владимир родился 6 июня 1889 года в городе Костроме в семье чиновника Федора Пищулина, служившего в окружном суде. Окончив в 1908 году Витебскую гимназию, Владимир решил последовать занятиям своего отца и поступил на юридический факультет Московского университета. Однако занятие юриспруденцией пришлось ему не по душе, и он перевелся на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Окончив его в 1914 году со степенью кандидата филологических наук, он получил должность доцента Санкт-Петербургского университета и преподавал логику, психологию и литературу.
После февральской революции 1917 года Владимир Федорович переехал в Витебск и, вступив в кадетскую партию, стал секретарем Витебского отделения партии. После Октябрьского переворота он вернулся в Петроград.
24 декабря 1919 года Владимир Федорович был рукоположен во диакона, а 1 января 1920 года - во священника и назначен настоятелем Николаевского храма на Моховой улице при Доме слепых; затем он служил в Казанском соборе и в храме святых праведных Захарии и Елисаветы, в котором настоятелем был в то время будущий руководитель обновленцев протоиерей Александр Введенский. В 1921 году отец Владимир стал членом философского общества и ассистентом кафедры христианской педагогики Петроградского Богословского института.
В 1922 году отец Владимир был арестован по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей, но по ходатайству протоиерея Александра Введенского вскоре освобожден. 5 сентября 1922 года отец Владимир снова был арестован по обвинению в антисоветской деятельности и 26 сентября того же года приговорен к трем годам ссылки в Оренбург; здесь он перешел к обновленцам.
Вернувшись в Петроград, священник Владимир Пищулин 9 декабря 1924 года был пострижен в монашество и возведен в сан архимандрита. 8 марта 1925 года в Казанском соборе Петрограда обновленческие архиереи хиротонисали его во епископа Охтенского, викария Петроградской епархии, и в том же году он был назначен епископом Псковским, но от назначения отказался и ушел на покой.
14 августа 1926 года он принес покаяние, и епископом Ямбургским, викарием Петроградской епархии Алексием (Симанским) был принят в общение с Православной Церковью, с оставлением в сане священника.
6 апреля 1928 года отец Владимир был арестован по обвинению в том, что он состоял членом нелегального религиозного кружка, и заключен в тюрьму в Петрограде. 8 октября 1928 года Коллегия ОГПУ приговорила его к трем годам ссылки в Казахстан. По окончании ссылки он переехал в Крым и поселился у родственников в Симферополе, устроившись работать в библиотеку. Отец Владимир был арестован 5 июля 1937 года и заключен в тюрьму в Симферополе.
- Следствие располагает данными о том, что вы до последнего времени стоите на враждебных позициях по отношению к советской власти. Признаете ли вы это? - спросил священника следователь.
- Врагом советской власти я не являюсь, хотя по некоторым вопросам политики советской власти я стою на резко отрицательных позициях, то есть я являюсь противником антихристианской политики советской власти, а равно и материализма, как отрицающего идею религии, - ответил отец Владимир.
10 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Владимира к расстрелу. Священник Владимир Пищулин был расстрелян 10 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле под Симферополем.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 398–401. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vladimir-pishchulin
Преподобномученик Варфоломе́й (Ратных), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
10 февраля
ЖИТИЕ
Преподобномученик Варфоломей (Ратных) родился в 1894 году в селе Матренки Киевской губернии в крестьянской семье. Окончил церковноприходскую школу. В 1913 году он поступил послушником в один из монастырей Киевской епархии. Через два года его призвали в армию и отправили на Румынский фронт, где он воевал до окончания войны в 1918 году. Вернувшись из армии, он снова поступил послушником в монастырь и через некоторое время был пострижен в мантию с именем Варфоломей и рукоположен в сан иеромонаха.
С 1927 по 1934 год иеромонах Варфоломей служил в одном из храмов города Переяслава. В 1936 году он был арестован и некоторое время содержался под следствием, но затем был освобожден. В том же году он переехал в город Феодосию в Крыму и поселился в доме своего дальнего родственника. Здесь он жил замкнуто, почти ни с кем не общался, ведя переписку лишь со своими духовными детьми.
В одном из писем отец Варфоломей писал: «Итак, Ваше боголюбие, Господь глаголет: возьми крест свой и гряди по Мне! Что такое крест и ношение его и из чего он составляется у каждого? Крест многосоставный и разнородный: золотой, серебряный, медный, железный и деревянный, - но мы избрали себе крест железный, то есть терпение и упование на Бога. Веруем Ему, что Он уповающих на Него не посрамит, но подаст нам долготерпение со избавлением к прославлению Святого Имени Своего. Так и Вы возложите все упование на Бога, и Той тя препитает и спасет душу твою. Прославляй Господа и твори заповеди Его и спасешься... Не бойся ничего: куда бы Вас ни погнали, везде Господь и люди Его. Аще имеешь ум - уразумеешь. От жизни нашей современной сколько страдают, сколько слезы проливают. И даже кто не христианин. Нас же, христиан, лишают всего - жизни, но не бойся, малое стадо, ибо Господь благоволил дать нам Царство Небесное!.. Претерпевший до конца той спасется. Радуйтесь о Господе…»
13 июля 1937 года сотрудники НКВД арестовали иеромонаха Варфоломея. На допросе его спрашивали и об этом письме, найденном ими во время обыска, упрекая в том, что он в письме возводит клевету на советскую власть. Отец Варфоломей не согласился с тем, что в письме содержится клевета на власть, заявив, что все написанное есть сущая правда и ничего более.
10 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Варфоломея к расстрелу. Иеромонах Варфоломей (Ратных) был расстрелян 10 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 401–402. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-varfolomej-ratnyh
Мученица Ольга Евдокимова
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
10 февраля
ЖИТИЕ
Мученица Ольга (Ольга Васильевна Евдокимова) родилась 11 июля 1896 года в селе Ново-Рождественское Раменской волости Бронницкого уезда Московской губернии. Отец Ольги работал лесником в имении помещика Ильина. Ольга окончила сельскую школу и вышла замуж за крестьянина Петра Матвеевича Евдокимова; во время войны 1905 года он был призван в армию, после войны стал работать на фабрике в Раменском, а с 1914 года стражником в селе Михнево; он умер в 1921 году, и Ольга осталась с двумя детьми. Она с детства была прихожанкой храма Иоанна Предтечи в селе Ново-Рождественском и принимала активное участие во всех событиях, которые касались храма.
После того как храм в 1937 году был закрыт, Ольга Васильевна была 4 сентября 1937 года арестована вместе со священниками, псаломщиком и старостой храма, заключена в Таганскую тюрьму в Москве и в тот же день допрошена.
- Дайте подробные показания о ваших связях с церковнослужителями прихода.
- Моя связь с церковнослужителями выражалась на почве религиозных убеждений и церковных обрядов, то есть я активно посещала церковь, принимала у себя на квартире священников и считаю церковнослужителей своими духовными наставниками, с каковыми связи до сих пор не теряю.
- Дайте подробные показания о ваших контрреволюционных выкриках по адресу представителей советской власти в толпе церковников.
- Я говорила, что церковь не нужно давать закрывать, а нужно выбрать человека и послать с ходатайством в Москву, чтобы церковь оставить за нами. Кроме того, говорила, что вот, говорят, свобода, а тут опять нас притесняют, а притесняет нас, верующих, наша сельская власть.
- Кто подучил вас вырвать у церковной старосты ключи и передать их Копейкиной, пригрозив ей ключи от церкви представителям власти не давать?
- Ключи у церковной старосты я не вырывала, а только сказала, что ключи здесь ни при чем, - повесят печать или закроют другим замком, и наши ключи останутся ни при чем.
- Кто внушал вам стать на путь открытой антисоветской агитации с призывом борьбы против советской власти относительно решений советского правительства закрыть церковь?
- Это мне никто не внушал, я сама сознательно стала на этот враждебный путь, потому что советское правительство неверно поступило, закрыв церковь в нашем селе.
17 октября 1937 года тройка НКВД приговорила Ольгу Васильевну к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Ольга Васильевна Евдокимова скончалась в заключении 10 февраля 1938 года и была погребена в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 402–404. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-olga-evdokimova
Мученица Параске́ва Федорова (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
11 декабря
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 26 декабря 2006 года в лике новомучеников и исповедников Российских ХХ века были прославлены десять подвижников, материалы о которых были представлены Архангельской, Московской, Рязанской и Саратовской епархиями. Среди них – мученица Параскева (Федорова), материалы о которой были представлены Московской епархией.
Параскева Федорова родилась в 1882 году, а мученическую кончину приняла 11 декабря 1938 года.
Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-paraskeva-fedorova
Мученик Дими́трий Спиридонов (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
29 ноября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Димитрий Спиридонович Спиридонов родился в 1871 году. Еще в Таврической духовной семинарии он выделялся среди товарищей замечательными способностями, дававшими основание его родителям возложить на него большие надежды, и, в известном смысле, он их оправдал. В семинарии он духовно сблизился с протоиереем Николаем Мезенцевым, и эти отношения со временем переросли в большую дружбу, сохранившуюся до их мученической кончины. Образование Димитрий Спиридонович продолжил на казенный счет в Санкт-Петербургской Духовной Академии, которую окончил с успехом.
Во время учебы он регулярно помогал младшему брату Елеазару: высылал необходимые книги, давал советы, оказывал нравственную поддержку. Димитрий Спиридонович отличался большой религиозностью. Смирение и кротость его рождали ту изумительную, лишенную всякой мнительности деликатность, которой многие удивлялись. Он не позволял себе ни одного не то чтобы грубого или дерзкого поступка, но и слова, даже в тех случаях, когда очевидно требовалось прибегнуть к строгому внушению. Возвышенное состояние ума, погруженного в высокие предметы богословских наук, молитвенная устраненность от повседневных забот подвигли его продолжить научные занятия в Московском университете вольнослушателем.
По возвращении в Крым Димитрий Спиридонович преподавал в Таврической духовной семинарии. Его научная деятельность получила высокую оценку, и по рекомендации Арсения Ивановича Маркевича – выдающегося историка, этнографа, археолога и краеведа Крыма – 13 декабря 1907 года Спиридонов был принят в Таврическую ученую архивную комиссию, которая занималась вопросами истории и культуры. В ТУАК входили лучшие ученые и краеведы не только Крыма, но и других регионов империи. 28 ноября 1908 года Димитрий Спиридонович сделал блестящий доклад «К вопросу о мученичестве св. Климента, папы Римского в Крыму».
С 1913-го по 1916 год он провел в Греции, занимаясь научной работой. В это время он познакомился и сблизился со многими греческими архиереями и университетскими профессорами. Впоследствии он вернулся в Крым и преподавал в Таврической духовной семинарии. В «Таврических епархиальных ведомостях» было опубликовано много его работ, посвященных различным вопросам церковной истории: «Древнехристианские мученики», «Новациан и его раскол», перевод с греческого текста священномученика Климента Римского «О девстве» и другие. В своих публикациях он продемонстрировал научную основательность, огромную эрудицию и блестящее знание предмета.
Примерно в это время Спиридонов венчался с Анисией Ивановной. Брак оказался счастливым, но детей у них так и не появилось.
С 1918-го по 1922 год Димитрий Спиридонович учительствовал в Евпатории, а с 1919 года был секретарем совета греческого общества и председателем церковной двадцатки греческого храма пророка Илии, в котором настоятелем был его брат иерей Елеазар. 6 августа 1922 года Димитрий Спиридонович был избран товарищем председателя ТУАК. К этому времени относятся его научные работы «Уроженцы северного побережья Черного моря в истории древнегреческой мысли» и «О мариупольских греках».
Потрясения революции и Гражданской войны заставили Спиридонова искать более удобное место для научных занятий. Желание оказаться вне политики для него было принципиальным, но так как это в советской России было уже невозможно, он в 1922 году предпринял неудачную попытку эмигрировать в Грецию. После официального отказа он переехал в Симферополь и стал преподавать в Таврическом университете, а также работал в ОХРИС. При советизации Крыма в знак протеста и несогласия с тем, что происходит, он ушел с педагогической работы и устроился в краеведческий музей, где активно занялся научной работой. 19 мая 1928 года он напечатал «Заметки из истории эллинства в Крыму». Краеведение не было созвучным вошедшей во власть новой идеологии. 15 января 1931 года было проведено заключительное заседание ТУАК (к тому времени она была переименована в Таврическое общество истории, археологии и этнографии), на котором присутствовало 15 человек, в их числе был и Спиридонов. Его научный потенциал, очевидный всем, скоро привел его к должности заместителя директора музея, и Димитрий Спиридонович отвечал за всю научную работу. Непродолжительное время он был и директором музея. В эти годы Дмитрий Спиридонович вел обширную научную переписку с учеными различных университетов: с профессором Берлинского университета Адольфом Гарнаком, с профессором Кембриджского университета Илией Минсом, с профессором из США Александром Васильевым и многими другими. Несмотря на чрезвычайную кротость и, как думали некоторые, непрактичное смирение, Димитрий Спиридонович обладал большими и разнообразными научными связями как в СССР, так и за его пределами. О нем неизменно отзывались как о «культурнейшем и эрудированнейшем человеке, имеющем глубокую веру».
Но атмосфера в стране становилась удушающей даже для тех, кто переносил свою жизнь и все свое внимание по преимуществу в сферу духовных и научных интересов. Контроль за мыслью, внутренним миром человека становился тотальным. Как человек Церкви он не желал конфронтации с идейно чуждой ему властью и в 1934 году снова обратился в греческое посольство с официальным ходатайством о выезде из СССР. Свою просьбу он объяснял необходимостью продолжить научную работу по изучению народных говоров Мариупольского и Сталинского (Донецкого) округов, начатую им в 1926 году. В течение нескольких лет (до 1932 года) он ежегодно бывал в этих местах с научными целями и собирал необходимый материал. Теперь же он пытался объяснить советским чиновникам, что ему необходимо собрать местные говоры в Греции. Но, как и следовало ожидать, в просьбе ему отказали.
В эти годы Димитрий Спиридонович сосредоточил все свое внимание на молитве и ученых занятиях и только в них находил утешение и нравственное оправдание. Но и сейчас, когда его жизнь стала подобна монашеской, он не стал, несмотря на предложение, принимать священный сан. Эту уклончивость в принятии на себя ответственности нельзя было объяснить ни малодушием, ни страхом перед гонителями, могущими в любое время отнять не только свободу, но и саму жизнь. Напротив, по свидетельству очевидцев, Димитрий Спиридонович отличался мягкой решительностью и способностью без шумных заверений, незаметно для тех, кому это не надо, принять необходимое решение и оптимально его реализовать. Работая директором краеведческого музея, он не боялся принимать деятельное участие в церковной жизни. До самого ареста он оставался не только прихожанином, но и активным членом двадцатки симферопольского Свято-Троицкого храма. Настоятелем его в то время был протоиерей Митрофан Василькиоти, глубокий старец, который уже не мог без посторонней помощи выйти за пределы церковной ограды. Ему во всем помогал старый друг и духовный наставник Димитрия Спиридоновича священник Николай Мезенцев. Спиридонов неоднократно принимал участие в разрешении различных церковных проблем: когда местные атеисты снимали колокола, он в числе других писал греческому консулу, прося защиты; в 1934 году, когда церковь практически закрыли, благодаря его квалифицированному участию и бесстрашной позиции удалось использовать все возможные механизмы и отстоять единственный православный храм в городе.
В начале января 1938 года особый сектор Крымского областного комитета ВКП(б) принял решение об ужесточении борьбы с религией.
20 января 1938 года Димитрий Спиридонович был арестован, а вместе с ним – вся церковная двадцатка. Примерно в это же время в Евпатории были арестованы около пятидесяти греков, имевших отношение к Ильинскому храму.
«Дело» против греков формировалось вокруг наиболее представительного члена церковной двадцатки Ильинского храма – Константина Ивановича Попандопуло, так как он был знаком с греческим консулом в Москве. Д.С.Спиридонов, К.И.Спиридонова, К.И.Попандопуло, И.П.Памбуков и еще 26 человек были обвинены по ст. 58, п. 6-10-11 УК РСФСР. В обвинительном заключении следователь Ханжин писал: «Произведенное расследование установило, что проходящие по данному делу лица являются участниками контрреволюционной греческо-националистической организации, существовавшей в городе Евпатории и ликвидированной в 1937 году.
Данная контрреволюционная организация была создана в 1922 году по заданию разведки Попандопуло К.И. Всего в состав контрреволюционной организации входил 51 человек. Спиридонов Д.С. писал от всей контрреволюционной организации контрреволюционные клеветнические сведения о жизни в СССР, которые направлял в греческое консульство, поддерживал связь с уже осужденным протоиереем Мезенцевым».
Решением тройки от 5 ноября 1938 года под председательством капитана Якушева и при участии секретаря КрымОК ВКП(б) Сеит-Ягьева, младшего лейтенанта Г.Б.Малыхина Д.С.Спиридонов был приговорен к высшей мере наказания, несмотря на то, что он категорически отверг все обвинения и виновным себя не признал. Его расстреляли 29 ноября 1938 года.
Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-spiridonov
Мученик Иоа́нн Попов (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
18 ноября – Память Отцов Поместного Собора Церкви Русской 1917–1918 гг.
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
8 февраля
ЖИТИЕ
Мученик Иоанн родился 17 января 1867 года в городе Вязьме Смоленской губернии в семье священника Воскресенской церкви города Вязьмы Василия Михайловича Попова и его супруги Веры Ивановны. 19 января он был крещен в Спасо-Преображенской церкви города Вязьмы своим дедом, протоиереем Михаилом Поповым. В 1888 году Иван Васильевич окончил Смоленскую Духовную семинарию, в 1892-м - Московскую Духовную академию и был оставлен на год для приготовления на вакантную преподавательскую должность[1]. В 1893 году он был назначен временно исполняющим должность доцента по кафедре патристики. Первую пробную лекцию он прочел о Тертуллиане[2]. В 1897 году Иван Васильевич защитил магистерскую диссертацию «Естественный нравственный закон. (Психологические основы нравственности)», в которой разбиралось происхождение и обоснование нравственности как с философской, так и с богословской точек зрения, и был утвержден в должности доцента академии. В 1898 году Иван Васильевич был назначен экстраординарным профессором по кафедре патристики. В 1899 году он опубликовал библиографические заметки на богословские статьи, появившиеся в это время за рубежом, под названием «Библиография. Новости иностранной литературы по патрологии», а в 1901 году в «Богословском вестнике» поместил статью «Обзор русских журналов. Древнецерковная жизнь и ее деятельность в текущей духовной журналистике», где им были проанализированы практически все вышедшие в то время работы на эту тему.
В 1901-1902 годах Иван Васильевич был направлен за границу для прослушивания лекций по богословию в Берлине и Мюнхене, откуда он писал своему давнишнему другу доценту Духовной академии Сергею Ивановичу Смирнову: «Целый месяц уже слушаю лекции в университете и участвую в практических занятиях по разным предметам. Все профессора произносят здесь свои лекции без тетрадки... Говорили они, очевидно, без предварительного заучивания, потому что при многочисленности лекций у них не могло бы хватить на это времени, и чувствуют себя на кафедре совершенно свободно. Что касается содержания лекций, то мне особенно нравится их сжатость: нет никаких отступлений и излишних подробностей...
Профессоров на богословском факультете не много, и каждый читает самые разнообразные предметы... Я удивляюсь, каким образом у них хватает времени, чтобы изучить все эти разнообразные предметы. Мы кое-как успеваем овладеть только частью одного предмета. Это повергает в уныние.
Лекции посещаются студентами очень исправно. Каждый является с тетрадкой, чернильницей и пером и тщательно записывает. В этом отношении особенно возмутительна исправность курсисток, которые пробрались-таки и на богословский факультет. После лекций у них между собою (студенты посматривают здесь на них довольно косо) начинается проверка и воспроизведение записанного. Исправность студентов, кроме, разумеется, самого качества лекций, в значительной степени, мне кажется, объясняется тем, что за лекции плачены деньги и каждый хочет использовать свой расход.
Со студенчеством я знаком мало. Оно распадается на корпоративных... и стоящих вне корпораций... Корпорации сохраняют средневековую организацию. Они строго замкнуты и служат постоянным источником вражды и столкновения между партиями. Вместе с этим корпоранты занимаются более кутежами и фехтованием, чем наукой. Поэтому на каждом шагу встречаешь здесь изрезанные морды. В противовес корпоративным студентам противники корпораций учредили всеобщий студенческий ферейн[3], который преследует главным образом научные цели. Есть также несколько богословских ферейнов.
Либерализм не мешает профессорам и студентам оставаться протестантами... Выбросив все догматическое содержание христианства, они приспособили его к современному научному миросозерцанию. Но в том, что у них остается положительного, они вовсе не являются независимыми мыслителями или христианами, стоящими вне сект: они [истые] протестанты. Каждая выходка профессора против католичества вызывает в аудитории шепот одобрения; действительными членами богословских ферейнов могут быть только студенты евангелического исповедания. Недавно я был на религиозном собрании студентов. Во главе кружка стоит некто граф [Нуклер]. Когда я вошел, все пели под фисгармонию. Потом встал [Нуклер], который был председателем, и начал говорить проповедь на тему о немилосердном заимодавце. Я не знаю, пережил ли этот человек много или просто он - фанатик, но речь его была страстная и окончилась истерическим криком: "только через Христа” (то есть мы спасаемся только благодатью Христа, о чем им все время было говорено. Последнюю фразу он повторил раз восемь). Потом он стал на колени и начал импровизировать молитву и произнес так, как иногда дети чего-нибудь неотступно просят. Во время проповеди и молитвы он несколько раз плакал, лицо его принимало то очень приятное, то совершенно отталкивающее выражение. После окончания молитвы он предложил собранию, на которое, по его мнению, снизошла благодать, обнаружить плоды Духа в каких-нибудь личных заявлениях. Тотчас же поднялся один господин и рассказал, что он очень опечален смертью своего брата, недавно умершего в страшных мучениях. На это заявление последовало предложение со стороны одного очень молодого студента помолиться об утолении скорби этого господина. Большинство присутствующих встали на колени и уткнулись головой в спинку стульев, а молодой человек стал импровизировать молитву. В заключение опять стали петь под фисгармонию. Я вышел из этого собрания со смешанными чувствами. Лично я оказался слишком позитивным для того, чтобы подобное представление могло на меня подействовать. Но можно говорить за искренность некоторых, по крайней мере, членов собрания. Были, однако, и совершенно скучающие физиономии. Порой мне казалось, что граф просто играет в пастора, а другие фальшивят, подделываясь к его вкусам...»[4]
Вернувшись из-за границы, Иван Васильевич в 1903 году был назначен на должность редактора «Богословского вестника», и с этого времени у него прибавилось много хлопот, связанных с публикацией различных статей и с цензурой. Особенно стало трудно, когда в 1905 году в русском обществе, не исключая академических кругов, разгорелись страсти, касающиеся политических вопросов. «Богословский вестник» был обвинен в либерализме, и в 1906 году Иван Васильевич подал прошение о снятии с себя обязанностей редактора.
В 1904 году Иван Васильевич опубликовал работу «Религиозный идеал святого Афанасия Александрийского», в 1908-м - «Святой Иоанн Златоуст и его враги». В 1911-1912 годах была издана его книга «Конспект лекций по патрологии», в основу которой были положены записи студентами его лекций.
С 1910 года, в связи с введением нового устава в Духовных академиях, он стал экстраординарным профессором по 1-й кафедре патрологии.
С 1894 по 1916 год Иван Васильевич «неоднократно участвовал в магистерских и докторских диспутах и давал отзывы на магистерские и докторские сочинения, а также рекомендации для присуждения премий за различные богословские и исторические труды». С 1907 года Иван Васильевич состоял приват-доцентом историко-филологического факультета Московского университета по кафедре истории Церкви. В 1917 году он защитил докторскую диссертацию «Личность и учение блаженного Августина», которая явилась фундаментальным трудом на эту тему.
Один из исследователей историко-богословского наследия Ивана Васильевича Попова, характеризуя его как человека, отличавшегося «кристальной честностью и высокой религиозно-нравственной настроенностью», пишет о нем: он «был человеком больших дарований и исключительного трудолюбия. В своих патрологических трудах он умело сочетал богословский и философский анализ с исторической демонстрацией. Истина святоотеческой веры им воспринимается и показуется как истина разума или как разум истины. Творения святых отцов для него были всегда живым выражением внутренней жизни Церкви, свидетельством ее неоскудевающей духовности в различных условиях исторического бытия и развития. Он намеревался представить историю Церкви в "лицах” святых отцов - в плане единого Предания Церкви, положить основы к построению своего рода исторического богословия»[5].
Один из студентов, слушавших лекции Ивана Васильевича в академии, писал о нем в своих воспоминаниях: «...Пожилой мужчина с аскетически строгим, худым, окаймленным небольшой бородой лицом на первый взгляд не привлекал внимания, и только приглядевшись можно было увидеть в его глазах глубокую сосредоточенность и внутреннюю силу. Последнюю он смог вполне проявить позднее, во время своих неоднократных ссылок и в изгнаниях, когда в крайне трудных условиях жизни не терял стойкости и бодрости духа, перенося лишения с мужеством мученика древних времен, как мне рассказывали об этом живые свидетели его подвигов.
Свои лекции он читал интересно... чувствовалось, что за его словами скрывается глубокое содержание и прекрасное знание своей дисциплины. Философия святых отцов вырисовывалась перед нами как непосредственное продолжение древней эллинской мысли и, одновременно, как глубочайший корректив, исходивший из божественного откровения, ко всему ценному, что внесла в мир античность. Христианизированную философию Востока он связывал с аналогичной философией Запада, а затем и с течениями западноевропейской средневековой мысли, показывая основное расхождение Востока, с его проникновенным логизмом и софийностью, и Запада, с его односторонними рационалистическими устремлениями, которые привели в конце концов к замене онтологии[6] узкими рамками гносеологии[7].
Член Всероссийского Церковного Собора, доктор богословия, погруженный в древность... он активно откликался на все современное, причем не только по вопросам церковной жизни. В нем не было повального осуждения того нового, что шумело и кипело вокруг. Напротив, он старался понять смысл совершавшихся перемен, понять причины, породившие их именно в данной форме, пытался предсказать то, что последует в дальнейшем...
В обстановке тяжелых и мучительных 1919–1920 годов он пытался провидеть более светлое и отрадное будущее, веря в душевную доброту и неискоренимую ясность мудрости народной, в которой разуверились многие из тогдашних писателей и мыслителей. История и философия, особенно философия блаженного Августина, свидетеля древнего катаклизма, над которой Попов работал долго и прилежно, заставляли его и мыслить соответственно, не иронизируя над многими тяжелыми нелепостями переживаемой поры, а стараясь осмыслить общий ход истории и наметить хотя бы малый, но светлый прогноз, который ободрил бы человека и дал бы ему силы для жизни и действия. И, в целом, его прогноз был положительным, хотя уже тогда он предвидел много мрачного и тяжелого в судьбах Русской Церкви на последующие годы»[8].
В 1917 году Иван Васильевич был избран членом Поместного Собора от Московской Духовной академии и заместителем председателя по отделу Духовной академии. На Соборе он принимал активное участие в обсуждениях, касающихся высшего духовного образования.
После окончания деятельности Поместного Собора Иван Васильевич преподавал в Московской Духовной академии и в Московском университете. В 1919 и в 1920 годах на время каникул Иван Васильевич уезжал в село Самуйлово Гжатского уезда Смоленской губернии.
2 января 1919 года он писал из Самуйлова Михаилу Михайловичу Богословскому[9]: «Доехал до Самуйлова благополучно, хотя и без всякого комфорта. Прежде чем сесть в вагон, пришлось простоять на холодной платформе в очереди около пяти часов. Весь поезд состоял из товарных вагонов с железными печками посередине... Когда печь топили, в вагоне становилось тепло, но весь он наполнялся дымом, разъедающим глаза, а когда топка прекращается и воздух очищается от дыма, температура в вагоне быстро падает. Я поместился под нарами на длинной поперечной доске. Сидеть на ней нельзя, потому что нары не дают выпрямиться, но зато я всю дорогу на ней лежал, а ведь какой-то философ сказал, что лежать лучше, нежели сидеть. Гораздо приятнее было ехать на лошади из Гжатска в Самуйлово: зимняя тишина, безлюдье и ровная белая пелена кругом так успокоительно действует на душу, постоянно возмущенную там, где теперь кипит котел с помоями. В доме у нас все благополучно. После бури крестьянского восстания, унесшего много бесполезных жертв, все снова успокоилось. В деревне "затишье, снежок, полумгла...”»[10].
5 февраля Иван Васильевич писал ему: «Из Самуйлова думаю выехать 13 февраля, а когда и как доберусь до Москвы - сказать трудно, потому что единственный уцелевший поезд бывает переполнен пассажирами и пробраться в вагон на промежуточной станции, каков Гжатск, очень трудно...
Газеты я здесь читаю исправнее, чем в Москве. Мой племянник, как народный судья, по обязанности выписывает "Известия”, а раз газеты приносят к вам в дом, трудно воздержаться, чтобы в них не заглянуть. По официальным сообщениям слежу за ужасным ростом голода, болезней и разрухи. На душе тяжелым камнем лежит ожидание еще больших бедствий, а вследствие этого плохо отдыхаю и поправляюсь, несмотря на самые благоприятные условия для здоровья, в которых я живу. И таково не мое только настроение, но и огромного большинства крестьян. "Сосет за сердце”, говорят они...»[11]
16 марта 1920 года Иван Васильевич писал Михаилу Богословскому: «Я живу здесь тихо и спокойно. Конечно, продовольственное положение здесь страшно ухудшилось по сравнению с прошлым годом. Осенью в мое отсутствие были сделаны лишь очень небольшие запасы. Теперь они подходят к концу, пополнить их уже трудно, потому что все излишки у крестьян отобраны, да и не по карману. С осени у нас были заготовлены рожь и овес... в восьмидесяти верстах от нас, но никто не соглашается дать лошадь для поездки туда, потому что у крестьян все лошади крайне измучены нарядами для подвозки дров и сена к железной дороге. Хлеба все-таки нам хватает, а кроме того остается только капуста, картофель и молоко в ограниченном количестве. Живем мы в лесу, а дрова достаются с величайшим трудом. Нарубленных дров не продают, а отводят деревья на корню, предоставляя покупателям рубить их своими средствами. Сами мы по отсутствию сноровки к этому совершенно не способны, а крестьяне за деньги рубить не нанимаются. Пришлось из своих небольших запасов расплачиваться картошкой и старыми штанами, которые в прежнее время стыдно было бы подать нищему. Берут по мере картофеля за сажень, то есть по довоенным ценам двадцать копеек. Так дешево тогда никто не стал бы работать, но при настоящих ценах на продукты это очень дорого. В конце концов дрова нарезали. Теперь задача, как их перевезти. Все время, свободное от этих хозяйственных забот, отдано занятиям, которые идут довольно успешно. В Москве за всю осень не пришлось ничего сделать, но здесь я порядочно написал для курса и подготовил материалы для дальнейших работ...»[12]
3 апреля 1920 года Иван Васильевич писал ему: «Если бы можно было, я с большим удовольствием остался бы здесь и на лето. Это было бы очень полезно не только для моего здоровья, но и для хозяйства, которое я предполагаю расширить. Беру себе землю для второго огорода. Не прочь был бы взять одну десятину и в поле, чтобы посеять овса и кормовой свеклы, но у меня нет ни лошади, ни земледельческого инвентаря, а земли безлошадным у нас не дают. Во всяком случае, вновь устраиваемый огород надо будет разрабатывать, а для этого нужно мое личное присутствие, потому что без меня в хозяйстве все идет очень вяло...
В Гжатске, в Вязьме и более глухих уездных городах нашей губернии свирепствует тиф... Свое письмо Вы заканчиваете мрачными опасениями и выражением безнадежных чувств. Конечно, жизнь наша полна бедствий и не сулит пока ничего хорошего. Но все же будем надеяться на Бога. Душа успокаивается, когда отдал себя на Его волю»[13].
В феврале 1920 года Иван Васильевич писал профессору Петроградской Духовной академии Николаю Глубоковскому: «Участь Вашей Академии ожидает и нашу. Я уверен, что в будущем году она функционировать не будет. Из зданий нас постепенно вытесняют, а денег на содержание Академии у Церкви нет. Это очень горько. Я думаю не о своей личной судьбе: мы все, конечно, где-нибудь пристроимся и найдем себе кусок хлеба... Нет. Не личная судьба, а гибель учреждения, которое любил и которому добросовестно служил 26 лет, - вот что угнетает. А затем, хотелось бы оформить все сделанное за четверть века и издать в виде ученого и подробного курса... мои конспекты. Но как это сделать вдали от библиотеки и при отсутствии необходимого досуга...»[14]
После закрытия в 1920 году Духовной академии Иван Васильевич продолжал до 1923 года преподавать в Московском университете на кафедре философии древних веков.
В связи с обновленческим расколом, возникшим в 1922 году, и с тем, что часть архиереев вернулась в православие, а часть осталась в обновленчестве, некоторыми церковными людьми стали составляться списки архиереев - православных и находящихся в обновленческом расколе. Иван Васильевич попросил достать ему такой список своего ближайшего ученика, занимавшегося под его руководством церковной историей и патрологией, Антония Тьевара[15]. Список этот оказался далеко не полон, и Иван Васильевич, как человек, хорошо знавший церковную жизнь, стал его дополнять. Весьма важным для такого списка было и настоящее положение епископата, то есть находятся ли архиереи на кафедре или они отправлены в тюрьмы и ссылки. С этой целью Иван Васильевич добавил к нему отдельную графу. Составление такого списка было тем более необходимо, что, по сведениям, дошедшим до Патриарха Тихона, на 1925 год намечалось созвать Собор всех Православных Восточных Церквей. Иван Васильевич познакомил с этим списком Патриарха Тихона и спросил его, возможно ли уточнение фамилий архиереев, на что Патриарх ответил, что на память их не знает, и благословил Ивана Васильевича работать над полным списком канонических архиереев Русской Православной Церкви. Предполагалось, что если Собор состоится и на него будут приглашены представители Русской Церкви, то Иван Васильевич будет отправлен туда делегатом. При составлении списка канонических архиереев Ивану Васильевичу приходилось постоянно консультироваться с митрополитом Крутицким Петром (Полянским).
В 1923 году Иван Васильевич стал хлопотать о получении визы, чтобы выехать для лечения в Чехословакию, но хлопоты оказались безрезультатными. В том же году Патриарх Тихон поручил одному из своих сотрудников передать за границу указ о назначении митрополита Платона (Рождественского) управляющим Северо-Американскими приходами. У того, однако, не было возможности это осуществить, и он обратился за помощью к Ивану Васильевичу, который в свою очередь обратился к знакомому сотруднику Чехословацкой миссии с просьбой переслать письмо и указ Патриарха профессору Новгородцеву, чтобы тот переслал его в Америку. Сотрудник миссии поначалу отказался, сказав, что в политические дела они не вмешиваются, но поскольку Иван Васильевич настаивал, тот попросил разрешения прочитать пересылаемый документ, а прочитав и увидев, что это всего лишь официальный указ, согласился его переслать.
10 декабря 1924 года Иван Васильевич был арестован и заключен в тюрьму ОГПУ в Москве. С этого времени закончилась его деятельность на поприще изучения церковной истории и преподавания патрологии, он сам стал участником этой истории и на своем личном примере должен был показать тот образ христианина, коим прославились и просияли святые отцы и учителя Церкви.
Сразу же после ареста его допросил начальник 6-го отделения секретного отдела ОГПУ Тучков.
- Что вы можете показать о списках архиереев, составленных с целью учета высланных и заключенных советской властью?
- Списки в одном экземпляре я получил от лица, назвать которое не желаю. Списки были написаны от руки чернилами на листе бумаги. Получил я эти списки с месяц тому назад.
- Где вы получали списки?
- Получил я их на своей квартире, продержав их недели две, передал другому лицу - фамилию которого назвать также не желаю.
- Кому вы показывали эти списки и на какой предмет?
- Списков я не показывал, а только один раз приходил к Патриарху Тихону осведомиться о некоторых епископах, об их фамилиях.
- Что вам на это ответил Патриарх Тихон?
- Он ответил, что фамилий этих епископов он не знает.
- О каких именно епископах вы интересовались у Патриарха Тихона?
- Теперь не припомню.
- Как часто и по какому поводу вы бываете в Чехословацкой миссии?
- В Чехословацкой миссии в течение лета я был несколько раз, последнее мое посещение состоялось в ноябре сего года. Ходил я туда по своему личному делу - по поводу получения визы на лечение в Карлсбаде.
- Велся ли у вас разговор с Чехословацкой миссией о вышеупомянутых списках?
- Такого разговора не велось.
- Велся ли разговор об этих списках с гражданином Тьеваром?
- Разговор с Тьеваром об этих списках был, но не в специальной по этому поводу беседе.
- Сколько раз вы с Тьеваром говорили об этих списках?
- Возможно, несколько раз.
- Давали ли вы Тьевару поручения о дополнении списков и их уточнении?
- Возможно, и давал, но точно не помню.
- Посылали ли вы письмо митрополиту Петру с просьбой дать вам сведения о епископате?
- Да, посылал, но ответа не получал.
Следователь попросил профессора изложить свою позицию относительно советской власти. Иван Васильевич ответил: «Я, как христианин, не сочувствую в современном порядке вещей антирелигиозному и аморальному уклону; последний, может, отчасти вытекает из первого. Кроме этого, в советском государстве мне не нравится отсутствие некоторых институтов, имеющихся в других государствах, как-то: свободы слова, неприкосновенности личности и так далее; вообще, я принципиальный противник какой бы то ни было диктатуры. Я считаю, что для разрешения социальных проблем метод эволюции предпочтителен методу революции и что задачи социалистической революции были бы вернее разрешены первым путем. В общем же я безусловно подчиняюсь советской власти»[16].
Объясняя, каким образом велась работа над уточнениями сведений, касающихся современного положения архиереев, Иван Васильевич сказал: «Я имею основание думать, что если бы вопрос о подготовке встал бы перед Патриархом, то обратились бы и ко мне, как к одному из немногих оставшихся в живых профессоров академии. Мне казалось, что для работы Собора по ликвидации обновленческого раскола и информации его же о взаимоотношениях Церкви и государства такой список мог быть полезен. Для составления сведений по существу последней графы, а также для получения сведений в целях пополнения и поправок списка вообще, я обращался к некоторым знакомым, в том числе к Антону Максимовичу Тьевару, моему бывшему ученику, которого я знал как преданного делу Церкви, интересующегося текущей церковной жизнью и богословской наукой... Тьевара я просил пособирать, при случае, сведения по существу списка, что последним было исполнено в очень небольшой степени и ограничивалось передачей нужных сведений на словах. Главным образом список составлялся только мной, по личным сведениям, из прессы, в порядке частной информации от некоторых лиц, припомнить которых затрудняюсь, так как сведения эти слагались у меня в голове в течение нескольких лет...»[17]
В конце декабря 1924 года следователь вновь допросил профессора и среди прочего спросил:
- Что вы говорили... относительно способа пересылки списков на Вселенский Собор?
- Я предполагал, что меня может командировать Патриарх на Вселенский Собор в качестве специалиста богослова и эти списки мне были бы в качестве материалов, форма использования их для меня была не ясна. Если бы интересы Церкви того потребовали, я бы на Вселенском Соборе огласил списки полностью.
- Сообщите фамилию лица, которому вы передали на сохранение списки?
- Нет, не скажу.
После некоторого перерыва, уже после смерти Патриарха Тихона, когда Местоблюстителем Патриаршего престола стал митрополит Крутицкий Петр (Полянский), в конце апреля 1925 года допросы возобновились.
- Вы сможете поручиться, что составленные вами списки правильны? - спросил следователь Ивана Васильевича.
- Нет, поручиться не могу, так как списки мною не закончены. Мое намерение было составить их как можно точнее. Это было необходимо, чтобы не ввести в заблуждение Вселенский Собор.
- Сознаете вы то, что, думая оглашать за границей списки епископата, подчеркивая в списке епископов арестованных, сосланных советской властью, не давая объяснений, почему это произошло, вы тем самым вызывали враждебное отношение к советской власти со стороны капиталистических государств?
- Я это думал делать в интересах Церкви; как это могли истолковать гражданские власти капиталистических государств, это меня не касалось. Я лично думаю, что официальные акты правительства, судебные и другие, компрометировать власть не могут. Я думаю, что закон не налагает обязанности на граждан умалчивать об этих актах.
27 апреля Ивану Васильевичу было предъявлено обвинение в «сношениях с представителями иностранных государств с целью вызова со стороны последних интервенции по отношению к советской власти, для каковой цели Поповым давалась последним явно ложная и неправильная информация о гонениях... Церкви и епископата»[18].
На обороте листа с обвинительным заключением Иван Васильевич написал: «С формулировкой обвинения не согласен. Возражения свои изложу после того, как мне дана будет возможность прочесть формулировку предъявленных статей в кодексе законов»[19].
19 июня 1925 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило Ивана Васильевича к трем годам заключения, и он был отправлен в Соловецкий концлагерь. Туда же был отправлен и его ученик Антоний Тьевар.
Свидетель пребывания Ивана Васильевича на Соловках протоиерей Михаил Польский писал о нем: «Иван Васильевич был учителем школы грамотности при Соловецком лагере... Говорить об учено-богословской работе Ивана Васильевича Попова - особая отдельная задача. Во всяком случае, в России патрология, как наука, впервые создана им... Характеризуя его ученость, архиепископ Иларион (Троицкий) говорил: "Если бы, отцы и братия, все наши с вами знания сложить вместе, то это будет ничто пред знаниями Ивана Васильевича”»[20].
Профессор Иван Васильевич Попов был автором текста обращения православных епископов к правительству СССР, известного как «Памятная записка соловецких епископов», которое было принято всеми заключенными в Соловецком концлагере архиереями. В этом обращении подробно описывались идейные различия между идеологией коммунизма, принятой советской властью за государственную доктрину, и церковным мировоззрением и каковы сложившиеся на тот момент отношения между Церковью и государством; в нем отмечались общие принципы взаимоотношений между Церковью и государством, основанные на признании закона об отделении Церкви от государства. В этом обращении, в частности, говорилось: «Православная Церковь не может по примеру обновленцев засвидетельствовать, что религия в пределах СССР не подвергается никаким стеснениям и что нет другой страны, в которой она бы пользовалась полной свободой. Она не скажет вслух всего мира этой позорной лжи, которая может быть внушена только или лицемерием, или сервилизмом, или полным равнодушием к судьбам религии, заслуживающим безграничного осуждения в ее служителях... Свое собственное отношение к государственной власти Церковь основывает на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели; она никогда не призывает к оружию и политической борьбе; она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предоставленные ей конституцией, и не может стать слугой государства...
В Республике всякий гражданин, не пораженный в политических правах, призывается к участию в законодательстве и управлении страной, в организации правительства и влиянию, в законом установленной форме, на его состав... Церковь вторглась бы в гражданское управление, если бы, отказавшись от открытого обсуждения вопросов политических, стала влиять на направление дел путем пастырского воздействия на отдельных лиц, внушая им либо полное уклонение от политической деятельности, либо определенную программу таковой, призывая к вступлению в одни политические партии и к борьбе с другими. У каждого верующего есть свой ум и своя совесть, которые должны указывать ему наилучший путь к устроению государства. Отнюдь не отказывая вопрошающим в религиозной оценке мероприятий, сталкивающихся с христианским вероучением, нравственностью и дисциплиной, в вопросах чисто политических и гражданских Церковь не связывает их свободы, внушая им лишь общие принципы нравственности, призывая их добросовестно выполнять свои обязанности, действовать в интересах общего блага, не с малодушной целью угождать силе, а по сознанию справедливости и общественной пользы...
Если предложения Церкви будут признаны приемлемыми, она возрадуется о правде тех, от кого это будет зависеть. Если ходатайство будет отклонено, она готова на материальные лишения, которым подвергается, встретит это спокойно, памятуя, что не в целости внешней организации заключается ее сила, а в единении веры и любви преданных ей чад ее, наипаче же возлагает свое упование на необоримую мощь ее Божественного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его Создания»[21].
Протоиерей Михаил Польский, вспоминая, как обсуждалось и принималось это обращение к правительству, писал: «В день отдания Пасхи, 26 мая 1926 года, в монастырском кремле Соловецкого острова, в продуктовом складе лагеря заключенных, собрались по возможности все заключенные здесь епископы для заслушания доклада другого узника, профессора Московской Духовной академии Ивана Васильевича Попова. Складом продуктов и их раздачей заключенным заведовал игумен из Казани отец Питирим Крылов, имевший группу сотрудников из духовенства... Отец Питирим предоставил епископам свое помещение для секретного совещания, которое и приняло так называемую "Памятную записку соловецких епископов”, должную быть представленной на усмотрение правительства...
Иван Васильевич Попов, благочестивый старец-аскет, профессор святоотеческой литературы, автор ценнейших печатных трудов, при составлении "Записки” руководился указаниями старшего среди архиереев на Соловках архиепископа Евгения[22]. С ним он по преимуществу совещался, но до общего собрания епископов читал "Записку” и небольшой группе епископов и духовенства, подвергая ее многосторонней критике...»[23]
4 ноября 1927 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило Ивана Васильевича к трем годам ссылки, и он был отправлен в ссылку на реку Обь под Сургут.
«Первое время, - писал о нем протоиерей Михаил, - квартирные условия были плохие и он не имел возможности заниматься своими учеными трудами, а собирал и сушил грибы, которые посылал своим друзьям в центр России, откуда получал посылки. Через несколько месяцев он был переведен в другое место, и там ему было лучше жить. С ним жил ссыльный епископ Онуфрий[24], относившийся к нему с особенной любовью. Здесь Иван Васильевич трудился над сочинением о святителе Григории Нисском»[25].
Находясь в ссылке, Иван Васильевич наладил переписку с находившимся в этих же местах Местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Петром (Полянским), которого он давно и хорошо знал. Через Ивана Васильевича заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) посылал деньги для митрополита Петра. Пересылая их, Иван Васильевич никогда не говорил, от кого эти деньги, но однажды все же написал, что эти денежные переводы от митрополита Сергия. Узнав об этом, Местоблюститель не счел возможным получать помощь от своего заместителя через посредника и отписал Ивану Васильевичу, чтобы тот сообщил митрополиту Сергию, что денег присылать больше не нужно, он ни в чем не нуждается.
11 декабря 1930 года истек срок ссылки, но Ивану Васильевичу выехать из Сибири не разрешили. В конце декабря против него было возбуждено новое дело, и 8 февраля 1931 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило Ивана Васильевича к лишению права проживания в ряде областей и краев России, с прикреплением к определенному месту жительства сроком на три года. В тот же день он был вновь арестован и заключен в тюрьму в Сургуте по обвинению в проведении антисоветской агитации. «Пока я сидел в Сургутском арестном доме, - писал Иван Васильевич, - в Сургуте была арестована группа крестьян-переселенцев с обвинением по статье 58, пункт 11 (организация... с целью свержения советской власти в Сургуте), к которой я был причислен... С ними в марте был отправлен в тобольскую тюрьму; все лето шло следствие, в конце сентября оно было закончено, и недели через две я был освобожден из тюрьмы и получил три года ссылки в Самарово Тобольской области...» А затем он был переведен в село Реполово Тюменской области.
После опубликования в 1927 году декларации митрополита Сергия (Страгородского) гонения на Церковь не только не уменьшились, но еще более ужесточились, и у многих церковных людей осталось горькое чувство напрасности этой жертвы, и со временем это публичное заявление стало восприниматься как лицемерие, вынужденное не столько церковными соображениями, сколько соображениями личными. Находились, однако, люди, которые всецело разделяли необходимость написания подобной декларации и считали, что нужно идти на любые унижения и ложь ради физического сохранения церковной организации. Бывший секретарь Святейшего Синода Михаил Гребинский, хорошо знавший митрополита Сергия и профессора Ивана Васильевича Попова, писал последнему, что он совершенно и безоговорочно согласен с декларацией, так как, благодаря ей, Церковь получает возможность сохраниться физически. Но для Ивана Васильевича такая позиция была неприемлема, и он ответил Гребинскому довольно резко, написав: «Его поступок неизвинителен, и его не могут оправдать никакие выгоды. Его позорная и бесстыдная ложь, явная для всякой тумбы, которая торчит на улице, наносит такой моральный ущерб самому существу дела, который не может быть вознагражден никакими внешними приобретениями. Ослаба, про которую вы пишете, во-первых, совершенно ничтожна по сравнению с нанесенным вредом, и во-вторых, явилась "не потому”, а "несмотря на то”. Я не знаю, в какую форму выльется моя оппозиция, но вопрос об отношении к С. для меня совершенно ясен. Это - Сарзиз[26], соучастник и пособник»[27].
Хотя это письмо было личным, Гребинский сделал из него в нескольких экземплярах выписки и стал их рассылать людям, не согласным с позицией Ивана Васильевича, - в частности, он послал такие выписки и митрополиту Сергию (Страгородскому). Один из экземпляров выписки был обнаружен у Гребинского во время обыска сотрудниками ОГПУ, и, хотя по выписке нельзя было понять, кому принадлежало письмо, Гребинский рассказал, что его автором является Иван Васильевич Попов. Впоследствии следователи весьма пристрастно допрашивали Ивана Васильевича об этом письме.
Вернувшись из ссылки в 1934 году, Иван Васильевич поселился в Люберцах под Москвой и восстановил связи с оставшимися в живых учениками и знакомыми по академии. Встречи чаще всего происходили на квартире архиепископа Варфоломея (Ремова), который приглашал к себе архиереев, приезжавших на сессии Синода. В июне 1934 года Иван Васильевич встретился здесь с митрополитом Арсением (Стадницким) и архиепископом Николаем (Добронравовым), с ними же он виделся и при обсуждении церковных вопросов в сентябре 1934 года. В феврале 1935 года на одной из встреч присутствовал митрополит Анатолий (Грисюк).
По показаниям, данным на следствии арестованным архиепископом Варфоломеем, на этих встречах говорилось о том, что Русская Церковь находится в крайне тяжелом положении. Архиепископ Николай (Добронравов), высказывая недовольство позицией митрополита Сергия, говорил, что, «вместо того чтобы, как это подобает главе Церкви, защищать ее интересы»[28], тот «ведет соглашательскую линию в отношении советской власти»[29] и тем самым ухудшает положение Церкви. Архиереи с ним согласились.
По одному делу с архиепископом Варфоломеем в феврале 1935 года было арестовано двадцать два человека. 21 февраля 1935 года Иван Васильевич был арестован. 26 февраля следователь допросил профессора.
- Где состоялась встреча с митрополитом Арсением в 1934 году?
- Я был у него на даче в Пушкино.
- Я имею в виду другую встречу с Арсением.
- Другая встреча имела место на квартире архиепископа Ремова во Всехсвятском осенью 1934 года.
- Кто там был еще?
- Помимо митрополита Арсения, архиепископа Варфоломея и меня, там был еще архиепископ Николай.
- Предшествовала ли этой встрече предварительная договоренность?
- Да, предшествовала.
- Какие вопросы тогда и в 1935 году на этих встречах обсуждались?
- Вопросов никаких не обсуждалось, были разговоры чисто житейские.
- Вновь настаиваю на правдивых ответах. Я располагаю данными, что эти встречи были по своему характеру совещаниями, на которых обсуждалось положение Церкви в СССР.
- Я это отрицаю.
- Как же вы это отрицаете, когда на этих совещаниях, участником которых вы являетесь, всеми присутствующими констатировалась гибельность для Церкви линии, проводимой митрополитом Сергием.
- Я повторяю, что этих вопросов мы не касались.
На этом допросы были окончены. 26 апреля 1935 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило Ивана Васильевича Попова к пяти годам ссылки в Красноярский край. Во время обыска сотрудники НКВД забрали у него некоторые предметы, не имевшие отношения к следствию, и Иван Васильевич, приехав на место ссылки в деревню Волоковское Пировского района Красноярского края, 28 ноября 1935 года отправил заявление в НКВД, в котором писал: «При моем аресте 22 февраля сего года в моей квартире... у меня были отобраны... 12 столовых серебряных ложек, 8 чайных серебряных ложек, одна десертная серебряная ложка, золотой нагрудный крестик, две сберегательных книжки с остатком по 5 рублей каждая, одна торгсиновская книжка с остатком на 12 рублей 20 копеек и две столовых ложки белого металла... альбом с семейными фотографиями, альбом с фотографическими видами моей родины, мое сочинение в рукописи под заглавием «Дидим Слепой» и документы: справка из Московского университета о продолжительности моей службы в нем в качестве профессора и два удостоверения о моей службе в философском исследовательском институте, состоявшем при 1-м Государственном университете...
Прилагая при сем доверенность на имя "Помощи Политическим Заключенным”, прошу НКВД выдать этому учреждению для возвращения мне как перечисленные ценности, так и перечисленные предметы, взятые для следствия. При этом считаю необходимым объяснить, что не могу представить квитанции на отобранные у меня ценности, которая была выдана мне на руки при переводе меня из изолятора НКВД на Лубянке, куда я был доставлен после ареста, в Бутырскую тюрьму, и не могу указать ее номера, который своевременно не записал. Квитанция эта была у меня отобрана в Бутырской тюрьме при объявлении мне постановления Особого Совещания о моей ссылке для затребования по ней, как мне объяснили, из Лубянского изолятора подлежащих возвращению мне моих ценностей (вечером 1 мая), но через два дня я был уже вызван на этап для отправления на место ссылки, и при этом мне не выдали ни ценностей, ни отобранной квитанции, объясняя это тем, что квитанция и ценности еще не присланы из Лубянского изолятора. Ввиду этого я просил администрацию тюрьмы оставить меня до следующего этапа, чтобы получить перед отправлением или мои ценности, или отобранную квитанцию, но разрешения на это не получил и вынужден был уехать, не добившись возвращения мне документа на отобранные ценности... прошу... выдать мои ценности и другие перечисленные предметы "Помощи Политическим Заключенным”»[30].
Через некоторое время Ивана Васильевича перевели в село Игнатово того же района и поселили в доме пастуха. Дом состоял из двух половин, Ивану Васильевичу выделили отдельную комнату, жена хозяина готовила ему пищу. В ссылке у него было много книг, присланных ему друзьями, так что в какой-то мере он смог продолжить свои научные занятия. Но началась новая волна гонений, когда всех ссыльных и находящихся в лагерях по приказанию Сталина и советского правительства стали вновь арестовывать и большей частью расстреливать. 9 октября 1937 года был арестован и заключен в тюрьму в Енисейске и Иван Васильевич Попов.
11 октября был допрошен в качестве свидетеля один из ссыльных по фамилии Виолович, который показал об Иване Васильевиче: «Отбывая срок ссылки в селе Игнатово, где также находился Иван Васильевич Попов, мне неоднократно приходилось вести разговоры с Поповым на политические темы. Будучи чрезвычайно осторожен и всячески смягчая впечатления, Попов все же стал выражать свои контрреволюционные взгляды... в разговоре с Поповым 7 июня 1937 года последний... заявил: "Экспедиция на Северный полюс, так шумно рекламируемая нашими газетами, есть средство и попытка отвлечь внимание масс от политической злобы дня, смазать наиболее серьезные и острые противоречия”.
Продолжая разговор, Попов привел другой пример контрреволюционного содержания: "Стахановское движение есть тоже такая попытка создать шумиху вокруг пустяковых вопросов, кроме этого есть отрицание проблемы качества работы и погоня за количеством; успехом у масс эти методы работы пользоваться не могут”. Я возражал Попову, что приведенные им примеры не отвечают действительности, но Попов настаивал на своем.
Второй раз мне с Поповым пришлось встретиться 19 июня 1937 года после вынесения приговора над шпионами-фашистами восьмерки Тухачевского... По поводу расстрела этой шпионской восьмерки Попов высказал свои контрреволюционные взгляды следующего содержания: "Расстрел восьми крупных военных работников, а также последние репрессии вообще показывают, что монолитность ВКП(б) есть мыльный пузырь, так как на самом деле мы видим уход из партии и расстрел самых видных ее деятелей, в прошлом ее организаторов. Законы революции вообще таковы, что самые ее видные деятели всегда пугаются широты и размаха того движения, которое они вызвали, и идут на эшафот; так было во Французской революции, так происходит и сейчас в СССР”. На мой вопрос о том, почему, по его мнению, везде разоблачают шпионов и диверсантов, Попов ответил: "Это явилось результатом того, что всех зажали, говорить позволяют и высказываться только в смысле восхваления и славословия. Нужно думать, что сейчас свирепствуют сильные репрессии, многие люди пользуются этим моментом для сведения личных счетов...” Надо заметить, что за последнее время Попов свою контрреволюционную деятельность активизировал, более откровенно, открыто стал высказывать свои контрреволюционные взгляды. Я приведу такой факт.
В сентябре 1937 года Попов пригласил меня зайти к нему на квартиру, где, разговаривая на разные темы, Попов прямо высказал свои социально-политические взгляды; он говорил: "Я считаю абсурдными всякие разговоры о классовой борьбе: классовой борьбы не существует - все это вздор и чепуха. Я всегда был и остаюсь идеалистом, и, по-моему, не какая-то экономическая и классовая борьба является двигателем истории, а духовные интересы разных наций. Руководящая же роль в развитии истории, конечно, принадлежит религии”.
19 сентября 1937 года, когда колхозники изучали положение о выборах в Верховный Совет СССР, на сей счет Попов выразился: "После опубликования новой конституции отсутствие настоящей свободы и демократии дало себя еще больше почувствовать, ибо конституция опубликована только для внешнего употребления и представляет клочок бумаги, на деле же народам СССР она абсолютно никакой свободы не дает”. В беседе с Поповым 8 октября 1937 года по вопросу "национальной политики” Попов говорил, что "советская власть ведет неправильную национальную политику. Там, где на самом деле не было ничего национального, никакой национальной культуры, большевики вопили о национальном самоопределении, о культивировании и чистоте национальной культуры. Неудивительно, что теперь сказывается результат этой политики. Потому эти люди и стали шовинистами, так как раздули национальное самоопределение и создавали национальные культуры там, где их не было. Это лишний раз говорит о несостоятельности и непрочности политики коммунизма”.
В заключение всего показанного мною в протоколе допроса заявляю, что Иван Васильевич Попов враждебно настроен к политике партии и советской власти. Высказываемые Поповым контрреволюционные взгляды я не разделял и всегда старался в таких случаях удаляться от Попова».
В тот же день был допрошен хозяин дома, в котором жил профессор. Он показал: «Припоминаю такой разговор Попова, что "советская власть с крестьян-колхозников налоги берет разными платежами, что раньше этого не было”. Он еще много таких контрреволюционных слов говорил, всего сейчас не припомнишь, и многое я у него не понял, так как немного недослышу».
На следующий день, 12 октября, следователь допросил Ивана Васильевича.
- Кого из знакомых вы имеете за границей, назовите их имена, фамилии и адреса.
- Из знакомых за границей, например в Париже, проживает мой бывший товарищ по академии митрополит Евлогий Георгиевский, Иван Александрович Ильин, бывший профессор Московской Духовной академии, проживает в Швейцарии, а Павел Иванович Новгородцев в Праге. Связи с ними я никакой не имею.
- Откуда вы знаете указанных лиц, адреса, место нахождения?
- О месте нахождения Новгородцева и Ильина мне кто-то сообщал, или же я слышал еще в Москве, сейчас точно не помню. Что касается митрополита Евлогия Георгиевского, я знал из переписки, которую он вел с митрополитом Сергием, заместителем Местоблюстителя Патриаршего престола; с Сергием я знаком по академии, в то время он был профессором Духовной академии, а затем инспектором. Кроме того, я виделся с ним в 1934 году в Москве.
- Разговоры проходили у вас на политические темы?
- Разговоры проходили о нашей прежней работе, учебе, весь разговор был воспоминанием из жизни академии, был и разговор относительно экспедиции на Северный полюс. По этому вопросу был разговор и с Виоловичем, я говорил, что полету экспедиции на Северный полюс слишком много уделяют внимания в газетах, пишут все одно и то же, так что становится скучно читать.
- Следствие располагает материалами, что вы совместно с Виоловичем проводили агитацию контрреволюционного содержания по вопросу стахановских методов труда. Расскажите следствию об этом.
- Стахановскими методами труда я никогда не интересовался, так как это от моих интересов далеко, и читать и разговаривать об этом мне скучно, я занимаюсь наукой отвлеченного порядка.
- Следствие требует от вас дать по этому вопросу правдивые показания.
- Я говорю только правду и добавить ничего другого не могу.
- Следствием установлено, что вы высказывали контрреволюционные взгляды по вопросу новой конституции, в частности о репрессиях. Расскажите, как это было.
- В отношении новой конституции я говорил, что наравне с утверждением конституции должен измениться и уголовный кодекс в сторону смягчения репрессий, что конституция в данный момент выполняется частично, полностью в действие по всем статьям не применена. По национальному вопросу я говорил, что имеются изменения в части развития национальной культуры; что касается контрреволюционной агитации, ее я не проводил.
- Свидетельскими показаниями Павловой и других установлено, что вы выражали недовольство политикой ВКП(б) и советской власти, что якобы в Советском Союзе насильно уничтожают религию. Подтверждаете это?
- Не помню, в какое время и где, но я говорил, что религия в Советском Союзе поставлена в очень тяжелое положение, что много имеется еще религиозных людей, которые бы желали молиться в церкви, но ввиду больших налогов они открыть церковь не в состоянии; других каких-либо разговоров контрреволюционного содержания я не вел.
- Были ли разговоры по вопросу безработицы и что на сей счет вы высказывали?
- Да, разговор о безработице был, я говорил лично о себе, что, вернувшись в 1934 году из ссылки, я продолжительное время не мог найти себе работу и что впоследствии устроился на работу, и то с большим перерывом, такое же положение может случиться и после освобождения из ссылки и сейчас; относительно вообще безработицы в Советском Союзе я не говорил.
- Следствие располагает материалами, что вы высказывали пошлые клеветнические слова по адресу руководителей партии и советского правительства. Скажите, чем это было вызвано.
- Не помню таких разговоров, возможно, что-нибудь в отношении зажима критики я говорил, о которой за последнее время много пишется в газетах.
- Следствие настаивает на том, чтобы вы дали откровенные показания по поводу клеветы на руководителей партии и советского правительства.
- Я сказал, что подобных разговоров сейчас не помню и ничего по этому вопросу пояснить не могу.
- Следствием установлено, что вы по поводу последнего процесса над восемью фашистскими шпионами высказывали сожаление о них, говорили о неустойчивости и немонолитности партии ВКП(б).
- Разговор по поводу расстрела этой восьмерки был, но жалеть я их не жалел; что касается неустойчивости и немонолитности партии, это действительно так, поскольку в партии образовались три фракции: троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы; ясно, что при таких разногласиях партия не может быть монолитной.
6 ноября следователь снова вызвал Ивана Васильевича на допрос и спросил:
- Вы работали в Духовной академии и готовили кадры священников?
- Да, на протяжении тридцати лет моей службы в Духовной академии я в основном готовил и воспитывал священнослужителей, так как и цель Духовной академии была направлена на выпуск епископов и священников.
2 декабря была устроена очная ставка со лжесвидетелем, который подтвердил все данные им ранее показания, после чего следователь спросил профессора:
- Вы подтверждаете показания свидетеля?..
- Нет, показания... я не подтверждаю и виновным себя не признаю.
Когда свидетеля увели, следователь еще раз спросил Ивана Васильевича:
- Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?
- Виновным себя в предъявленном обвинении... не признаю.
3 декабря 1937 года следствие было закончено. В енисейской тюрьме Иван Васильевич встретил день своего рождения, ему исполнился семьдесят один год. 5 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила Ивана Васильевича к расстрелу[31]. Иван Васильевич Попов был расстрелян 8 февраля 1938 года в 9 часов вечера, в канун празднования памяти вселенского учителя и святителя Иоанна
Златоустого, имя которого он, по-видимому, и носил.
Один из очевидцев жизни мученика в соловецком узилище писал о нем: «В светском звании Иван Васильевич был истинным монахом, безбрачным и девственником, смиренным тружеником, воздержником в пище и питии, благоговейным молитвенником к Богу. Сему все знавшие его - свидетели. Имея дар благодати Божией - слово знания (1Кор.12:8), он трудами удесятерил талант, послужил им Церкви с великой пользой и прославил ее своей мученической кончиной»[32].
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 339–367. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-popov
Примечания
[1] ЦИАМ. Ф. 229, оп. 4, д. 3158, л. 1-14; д. 5166, л. 5-41; д. 5167, л. 1-5.
[2] Тертуллиан (ок. 160, Карфаген - после 220, там же), христианский богослов и писатель. Выступал в Риме как судебный оратор; приняв христианство, около 195 года вернулся в Карфаген.
[3] Ферейн - общество, союз.
[4] ОР РГБ. Ф. 280, к. 18, д. 23, л. 9-16.
[5] Богословские Труды. Сборник 30. М., 1990. К.Е. Скурат. «Патрологические труды профессора МДА И.В. Попова». С. 83-116.
[6] Онтология - философское учение о бытии.
[7] Гносеология - теория познания, раздел философии.
[8] Сергей Волков. Возле монастырских стен. М., 2000. С. 106-108.
[9] Богословский Михаил Михайлович (1867–1929), ординарный профессор Московской Духовной академии и Московского университета, читавший курс русской гражданской истории. С 1921 года - член Академии наук. Автор около 90 работ по русской истории.
[10] ОПИ ГИМ. Ф. 442, д. 53, л. 181.
[11] Там же. Л. 183-184.
[12] Там же. Л. 191-192.
[13] Там же. Л. 189-190.
[14] Сосуд избранный. История российских духовных школ. Составитель Марина Склярова. СПб., 1994. С. 258.
[15] Преподобномученик Серафим (в миру Антоний Максимович Тьевар) прославлен Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется ноября 23/декабря 6.
[16] ЦА ФСБ России. Д. 40838, л. 9.
[17] Там же. Л. 11.
[18] Там же. Л. 49.
[19] Там же. Л. 49 об.
[20] Протопресвитер М. Польский. Новые мученики Российские. Т. 1. Джорданвилл, 1949. С. 201-202.
[21] Там же. С. 177.
[22] Архиепископ Евгений (Зернов). Впоследствии митрополит Нижегородский. Расстрелян в 1937 году. Прославлен Русской Православной Церковью. Память празднуется сентября 7/20.
[23] Протопресвитер М. Польский. Новые мученики Российские. Т. 1. Джорданвилл, 1949. С. 164-165.
[24] Епископ Елисаветградский, викарий Одесской епархии Онуфрий (Гагалюк). Впоследствии архиепископ Курский и Обоянский. Расстрелян в 1938 году. Прославлен Русской Православной Церковью. Память празднуется мая 19/ июня 1.
[25] Там же. С. 200.
[26] Саркис (Сарзиз) - персонаж армянской мифологии, перенявший функции древнего божества ветра и бури. Сарзиз - красавец, вооруженный всадник на белом коне; поднимает ветер, бурю, метель. Душит тех, кто его не почитает, помогает взывающим о помощи. Всегда содействует влюбленным, которые обращаются к нему за помощью, поэтому его часто называют «осуществляющим заветную мечту».
[27] УФСБ России по Свердловской обл. Д. П-36640, л. 38.
[28] ЦА ФСБ России. Д. Р-34383. Т. 2, л. 193.
[29] Там же.
[30] Там же. Л. 248-249.
[31] УФСБ России по Красноярскому краю. Д. П-18234.
[32] Протопресвитер М. Польский. Новые мученики Российские. Т. 1. Джорданвилл, 1949. С. 202.
Мученик Матфе́й Гусев (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
18 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Мученик Матфей родился 9 августа 1868 года в селе Нахабино Павловской волости Звенигородского уезда Московской губернии в семье крестьянина Ивана Гусева. Матвей окончил сельскую школу и работал, пока не обзавелся своей семьей, в хозяйстве отца. Впоследствии он имел свое большое крестьянское хозяйство и поставлял овес и сено для постоялого двора.
Матвей был прихожанином Покровского Храма в родном селе и состоял членом церковного совета, что при аресте в 1937 году послужило главным обвинением против него и доказательством его преступности; председатель и секретарь сельсовета написали о нем, что он «является ярым церковником и имеет связь с попами». В 1933 году Матвей Иванович был арестован за невыполнение сельскохозяйственного задания, имущество его было конфисковано, а сам он приговорен к восьми годам заключения. После усиленных хлопот, приговор как неправосудный был отменен, а Матвей Иванович после пятнадцати дней заключения освобожден. Опрошенные в июле 1937 года свидетели показали, что Матвей Иванович, обсуждая вопрос о закрытии в Нахабино храма, говорил, что если бы он был помоложе, то церкви не удалось бы закрыть, а сейчас, хотя и хотят священник с церковной старостой что-то делать, да побаиваются. Свидетели также показали, что Матвей Иванович говорил будто бы, что советская власть никому не дает свободы, говорят о сталинской конституции, о свободе религии, а сами церковь хотят закрыть.
Матвей Иванович был арестован 7 сентября 1937 года и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. Ему исполнилось семьдесят лет; после ареста врач местной больницы, освидетельствовав состояние его здоровья, признал почти полную потерю зрения и старческую дряхлость.
- Когда и сколько времени вы были церковным старостой? - спросил его следователь.
- Церковным старостой я никогда не был, но я состоял в церковном совете и был активным церковником, - ответил Матвей Иванович.
- В июне 1937 года в разговоре с односельчанином вы клеветали на советскую власть и конституцию. Дайте показания.
- В июне 1937 года я говорил: «Церковь закрыли, значит, такое время пришло». Больше я ничего не говорил.
- В июле 1937 года в разговоре с односельчанином вы клеветали в контрреволюционном духе на советские законы. Дайте показания.
- В июле 1937 года я говорил: «Советская власть в своей конституции разрешает свободно проповедовать религию, отделила Церковь от государства, а церкви закрываются без нашего согласия...» Больше я ничего не говорил.
- С кем вы имели связь? Дайте показания.
- По долгу службы в церковном совете в 1937 году я часто ходил к священнику церкви села Нахабино и к церковной старосте, также по долгу службы в церкви.
- Какой разговор вы имели со священником?
- Разговор при встречах со священником вели чисто церковный. Один раз был разговор со священником о конституции. Я говорил, что церковь отделена от государства, и мы можем ее теперь ремонтировать. Других разговоров не вели.
- Следствию известно, что вы в разговоре с односельчанином в июне 1937 года, - снова и снова возвращался следователь к одним и тем же показаниям дежурного свидетеля, - клеветали на существующий строй и политику колхозного строительства. Дайте показания.
- Я никогда не клеветал на существующий строй. Я говорил, значит, такое время пришло, тяжелое, кругом вражда. Как написано в Евангелии, сын на отца, а отец на сына. Других разговоров я не вел.
- Признаете ли себя виновным в предъявленном вам обвинении? – в последний раз спросил Матвея Ивановича следователь.
- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, - ответил тот.
10 октября 1937 года тройка НКВД приговорила Матвея Ивановича к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Матвей Иванович Гусев скончался в Сиблаге 18 января 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Источник: http://покров-нахабино.рф, https://azbyka.ru/days/sv-matfej-gusev
Сщмчч. Дими́трия Плышевского, Влади́мира Пастернацкого, пресвитеров, прмч. Пафну́тия (Костина), иеромонаха, мч. Михаила Новоселова (1938)
Священномученик Дими́трий Плышевский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
21 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 июля (переходящая) – Собор Белорусских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Димитрий родился в 1880 году в семье священнослужителя Иоанна Плышевского. По окончании в 1905 году Минской Духовной семинарии он был рукоположен во священника и служил в Николаевской церкви в селе Смолевичи Минского уезда. Отец Димитрий был арестован во время гонений на Русскую Православную Церковь - 26 сентября 1937 года. Он был обвинен в том, что давал читать знакомым жития святых. Но такого обвинения для следователей было недостаточно.
- Вы обвиняетесь в том, что состояли участником контрреволюционной повстанческой шпионской организации. Расскажите следствию правду! - потребовал следователь.
- В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, - ответил священник.
- Следствием установлено, что вы были завербованы в контрреволюционную организацию; еще раз требую откровенно рассказать о своей контрреволюционной деятельности!
- Я ни в какую контрреволюционную организацию завербован не был и контрреволюционной деятельности не проводил.
19 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Димитрия к расстрелу. Священник Димитрий Плышевский был расстрелян 19 января 1938 года и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 68. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-plyshevskij
Священномученик Влади́мир Пастернацкий, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
21 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 июля (переходящая) – Собор Белорусских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Владимир родился 2 июля 1885 года в селе Дудичи Игуменского уезда Минской губернии в семье священника Илариона Пастернацкого, настоятеля Покровской церкви в селе Дудичи. Окончив в 1908 году Минскую Духовную семинарию, Владимир Иларионович женился на дочери священника Феофана Сосиновского Наталье; впоследствии у них родилось восемь детей.
В 1908 году Владимир Иларионович был рукоположен во священника ко храму первоверховных апостолов Петра и Павла в селе Песочное, где служил его тесть, который в это время тяжело заболел, слег и в течение семи лет, до самой смерти, не поднимался с постели. В этом храме отец Владимир прослужил до 1932 года. В 20-х годах он был назначен благочинным и возведен в сан протоиерея. В 1931 году семье священника было предложено заплатить налог, который был для них столь велик, что они не смогли собрать нужную сумму, и у них забрали корову. В 1932 году отец Владимир был переведен в Спасо-Вознесенскую церковь в город Копыль.
В 1933 году все храмы в Копыльском районе были закрыты, а священники арестованы; оставалась лишь Спасо-Вознесенская церковь. Отца Владимира все чаще стали вызывать в НКВД и, угрожая расправой, требовать, чтобы он публично снял с себя сан. Взамен обещали обеспечить постоянной работой, например, в качестве бухгалтера, но священник это предложение категорически отверг. Власти, желая сломить его волю, потребовали от него уплаты такого налога, о котором заведомо знали, что уплатить его священник не сможет, и исключили из школы его детей. На семейном совете священник, поддержанный супругой, сказал детям: «Бог послал нам это испытание, и мы его должны безропотно нести». Оказавшись единственным священником в районе, отец Владимир с утра до вечера ездил по требам, крестил новорожденных, отпевал умерших.
В марте 1936 года протоиерей Владимир был арестован по обвинению в присвоении власти административного лица, так как он вел запись имен всех крещаемых и тех, кого пришлось отпевать. 24 марта 1936 года он был приговорен к двум годам заключения и отправлен в исправительно-трудовую колонию № 1 в селение Хальч Гомельской области.
Наталья Феофановна осталась одна с тремя несовершеннолетними детьми без средств к существованию. Но помогали, кто чем мог, прихожане. В 1936 году Наталья Феофановна с детьми переехала в город Рославль Смоленской области. В декабре 1937 года отца Владимира освободили, и 12 декабря он приехал к семье. Однако через день он был вновь арестован по обвинению в том, что «вел активную контрреволюционную агитацию о войне и гибели советской власти... о якобы существующем голоде в Советском Союзе и притеснении религии со стороны советской власти».
Был допрошен хозяин квартиры, где жила семья священника; на вопрос следователя, что ему известно о контрреволюционной деятельности священника, он ответил: «Пастернацкий среди нас проводил контрреволюционную агитацию, которая выражалась в том, что он говорил, что он сидел в тюрьме совершенно напрасно, что советская власть притесняет всех граждан, соблюдающих религиозные обряды, а особо попов всех сажает в тюрьмы».
23 декабря 1937 года следователь допросил отца Владимира, особенно интересуясь тем, чем занимался священник во время гражданской войны.
- В 1920 году в нашем местечке находились белополяки, 12 июня 1920 года во время отступления белополяков красные партизаны стреляли по автомобилю польского полковника. В результате наше местечко было оцеплено польскими войсками, и белополяки взяли человек сорок крестьян заложниками, и вместе с этими крестьянами был взят и я. Когда я находился у белополяков, то у нас выпытывали, кто стрелял по автомобилю. После чего нас освободили.
- Следствием установлено, что вы являетесь агентом немецкой разведки, то есть имели тесную связь с немецкой комендатурой. Дайте правдивые показания.
- В 1918 году в местечке Песочное находились немецкие войска, и в моем доме в течение девяти месяцев находилась немецкая комендатура. Агентом немецкой разведки я не являлся и не являюсь.
- По показанию свидетелей вы достаточно изобличаетесь в том, что, будучи враждебно настроены по отношению к советской власти, среди окружающего населения проводили контрреволюционную агитацию. Признаете ли себя в этом виновным?
- Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю.
- Следствием установлено, что вы 13 декабря 1937 года, находясь в квартире, где присутствовали хозяева данного дома и квартиранты, среди них проводили контрреволюционную агитацию и говорили, что советская власть всех притесняет и не дает соблюдать религиозные обряды; говорили, что советская власть просуществует недолго, то есть явно предсказывали гибель советской власти. Признаете ли вы себя в этом виновным?
- Виновным себя в этом не признаю.
5 января 1938 года тройка НКВД приговорила отца Владимира к расстрелу. Протоиерей Владимир Пастернацкий был расстрелян 21 января 1938 года и погребен в общей безвестной могиле.
Впоследствии, в 1958 году, Наталья Феофановна, хлопоча о реабилитации мужа, писала властям: «Прошу реабилитировать моего мужа... Я в корне не согласна с тем положением, в котором погиб мой муж. Он был не вор, не хулиган, не убийца и не враг народа, ревностный проповедник Евангельской истины, благовествующей мир и любовь между людьми».
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 64–67. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vladimir-pasternackij
Преподобномученик Пафну́тий (Костин), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших
21 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Преподобномученик Пафнутий родился в 1866 году в деревне Победное Мценского уезда Орловской губернии в семье крестьянина Федора Костина и в крещении был наречен Борисом. Первоначальное образование он получил в сельской школе. Борис был младшим у родителей, и отец благословил его идти в монастырь. Он поступил в Оптину Пустынь и на тридцать четвертом году жизни, 5 августа 1900 года, был пострижен в монашество с именем Пафнутий; 23 августа 1904 года он был рукоположен во иеродиакона, а 8 августа 1910 года - во иеромонаха.
26 июня 1914 года иеромонах Пафнутий был командирован в качестве священнослужителя в Управление 8-й бригады Госополчения Московского Военного Округа. По окончании Первой мировой войны он вернулся в обитель и служил в ней до ее окончательного закрытия в 1923 году. После выселения из монастыря отец Пафнутий поселился в деревне Сосенка Козельского района Калужской области и стал совершать те или иные требы по просьбе крестьян.
В 1937 году иеромонах Пафнутий посетил свою родину, вероятно думая остаться здесь до своей кончины - в это время он уже был болен туберкулезом, но Господь определил иначе. Узнав, что за ним следят, и уже сотрудники НКВД приходили и интересовались приехавшим монахом, он возвратился в деревню Сосенка. Здесь он сильно разболелся и во время болезни, 13 декабря 1937 года, был арестован и заключен в камеру предварительного заключения при Козельском районном отделении НКВД. Тогда же в течение четырех дней были арестованы супруга священника, служившего до своего ареста в Благовещенской церкви в Козельске, староста этой церкви и шесть монахинь и послушниц Шамординского монастыря. Все они обвинялись в том, что, встречаясь в доме супруги арестованного священника и «будучи враждебно настроены к политике советской власти, взаимно договорившись между собой, собирали нелегальные религиозные сборища, куда вовлекали отсталую часть колхозниц и колхозников, распространяли религиозные листовки и проводили контрреволюционную агитацию среди населения...»[1]
Сразу же после ареста следователь допросил отца Пафнутия.
- Следствие располагает свидетельскими показаниями о том, что вы как... монах состояли в контрреволюционной организации, возглавляемой попадьей... проводили по ее заданию среди населения контрреволюционную агитацию против советской власти и ее мероприятий. Следствие требует дать правдивые показания.
- Виновным себя в этом не признаю, в контрреволюционной организации я не состоял и агитации не вел.
- Следствие располагает данными о том, что в декабре 1936 года вы проводили контрреволюционную агитацию против переписи населения. Требуем правдивых показаний.
- Виновным в этом себя не признаю...
- Следствие имеет точные данные о том, что вы по заданию попадьи... проводили в декабре 1937 года контрреволюционную агитацию против выборов в Верховный Совет. Требуем правдивых показаний.
- Виновным себя в проведении контрреволюционной агитации не признаю и против выборов в Верховный Совет не выступал.
- Признаете ли себя виновным в предъявленном обвинении?
- Виновным себя в предъявленном обвинении... не признаю...
16 декабря 1937 года было составлено обвинительное заключение и дело отправлено на рассмотрение внесудебной тройки. Судя по тому, как развивались дальнейшие события, материалы дела были переданы лишь на отца Пафнутия, и 5 января 1938 года тройка НКВД приговорила его к расстрелу. Монахини, церковная староста и жена священника, найдя, вероятно, возможность договориться со следователями, в феврале 1938 года были из-под стражи освобождены.
Иеромонах Пафнутий (Костин) был расстрелян на рассвете дня праздника Богоявления, 19 января 1938 года, и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Оптиной пустыни». Введенский ставропигиальный мужской монастырь Оптина пустынь. 2008 г. Стр. 165–170. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-pafnutij-kostin
Примечания
[1] УФСБ России по Калужской обл. Д. П-13238. Л 11.
Мученик Михаил Новоселов
ДНИ ПАМЯТИ:
21 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Мученик Михаил родился в 1864 году в селе Бабье Домославской волости Вышневолоцкого уезда Тверской губернии в семье Александра Григорьевича и Капитолины Михайловны Новоселовых. Род Новоселовых известен с ХVII века, родоначальником священнического рода Новоселовых стал священник села Покровское-Березовец Кашинского уезда Афанасий Степанов. С ХVIII столетия его дети стали называться Новоселовыми по имени села, в котором они служили священниками. Прадед мученика Михаила, священник Алексий Новоселов, окончил Тверскую Духовную семинарию и служил в храме в селе Посонское Вышневолоцкого уезда. Дед, священник Григорий Новоселов, также окончил Тверскую Духовную семинарию и служил в храме погоста Заборовье Вышневолоцкого уезда. Он был возведен в сан протоиерея и в течение сорока лет был благочинным; награжден тремя орденами, что давало ему право на получение дворянства. Его сын, Александр Григорьевич, не пожелал идти по духовной стезе. В 1860 году он окончил Санкт-Петербургский университет, в 1863 году женился на девице Капитолине, дочери священника села Бабье Вышневолоцкого уезда Михаила Зашигранского[1], который так же, как и Александр Григорьевич, придерживался весьма либеральных взглядов, так что, когда его внук Михаил стал увлекаться толстовством, он, ознакомившись с антицерковными трактатами Толстого, передавал последнему через внука поклон и свою радость по поводу борьбы Толстого с тем учреждением, «которое он до глубины души презирает»[2], то есть с Церковью, заняв сторону Толстого против некоторых сурово критиковавших его архиереев.
С 1873 по 1881 год Александр Григорьевич был директором Тульской гимназии и в это время близко сошелся с Толстым. С 1881 года и до конца своей жизни он был директором 4-й Московской гимназии и преподавал древние языки в старших классах. Несмотря на то, что Новоселовы были выходцами из духовного сословия, целостность православного мировоззрения была ими утрачена и вера представлялась абстрактным христианским умозрением, и если еще оставалась вера в Христа как в нравственный идеал, то видение православного пути к этому идеалу уже затуманилось, и потому легко было увидеть исполнение этого идеала в светском писателе и лжеучителе.
Окончив гимназию, Михаил Александрович намеревался поступить на медицинский факультет, чтобы на этом поприще послужить народу, но отец выразил категорическое несогласие с таким решением сына, желая, чтобы он пошел по его стопам и стал учителем древних языков.
«Не скажу, чтобы я соглашался с ним, - писал Михаил Александрович, - но идти против его воли и в то же время требовать от него средств... для дальнейшего образования - я не считал удобным»[3]. И он решил поступить в учительскую семинарию. В 1887 году Александр Григорьевич скончался, но Михаил к этому времени уже переменил свое решение стать врачом и поступил на историко-филологический факультет Московского университета, предполагая впоследствии стать учителем истории и преподавать историю так, «чтобы прошлая жизнь человечества дала юношам понятия о людях и их поступках со стороны их приближения или удаления от учения Христова»[4].
К этому времени Михаил был уже старым знакомым Толстого и большим поклонником его «учения». Искренне любя Толстого и видя в его идеях и в его личности воплощение христианского идеала, он совершенно не замечал глубоко антихристианской направленности деятельности Толстого и того, что его желание стать учителем человечества является по существу антихристовым. От искреннего, боровшегося с ложью и лукавством в себе Новоселова, по молодости категоричного в своих нравственных суждениях и оценках, не укрылась, однако, разница между тем, что проповедовал «новый учитель», и тем, как он жил.
«Зачем пользуетесь Вы теми самыми деньгами, незаконность жизни на которые Вы открыто признаете? - писал он ему. - Зачем блеск и роскошь обстановки Вашей семьи окружает Вас и делает участником языческой трапезы? Зачем все эти [тоги?], которые так противны Христу?..»[5]
В то время многие произведения Толстого, имевшие антигосударственный или антихристианский характер, не были допущены цензурой к печати, и молодые почитатели Толстого печатали их на гектографе, а затем распространяли. Печатал их и Михаил Новоселов. После произведенного полицией на его квартире обыска были найдены гектографические принадлежности, рукописная брошюра Толстого «Николай Палкин», несколько его писем и стихотворение из «Вестника Народной Воли». На основании этих материалов Новоселов был арестован. Узнав об аресте, Толстой явился к начальнику Московского жандармского управления, заявив, что преследования направлены должны быть прежде всего против него, как автора, и власти после его визита решили замять эту историю. Новоселов был освобожден под гласный надзор полиции, с запрещением проживать в столицах.
Михаил Александрович решил сам применить учение Толстого на практике. На деньги, оставшиеся от отца, он купил землю в селе Дугино Тверской губернии, и здесь им была основана одна из первых толстовских общин, состоявшая из пяти интеллигентов. Однако, как и следовало ожидать, община людей, не приспособленных к труду на земле, предполагавших, что крестьянский труд - это бесконечный праздник, пораженных тщеславием от набегающих помыслов об оказываемой будто бы ими помощи людям, а на самом деле не способных переносить наималейшие немощи друг друга, потерпела полный крах и рассыпалась[6].
Впоследствии Толстой со свойственным всем сектантам лицемерием пытался оправдаться в том, что, явившись соблазнителем многих людей, вовлек их в безумное мероприятие; он написал: «Собираться в отдельную общину признающих себя отличными от мира людей я считаю не только невозможным (недостаточно еще привыкли к самоотвержению люди, чтобы ужиться в таком тесном единении, как это и показал опыт), но считаю и нехорошим: общиной христианина должен быть весь мир. Христианин должен жить так, как будто все люди - какие бы они ни были - были такие же, как он, готовы не на обиду и своекорыстие, а на самопожертвование и любовь. И тогда только, хоть и не при его жизни, но когда-нибудь, осуществится братская жизнь на земле, а устройство малых общин избранных - церквей - не улучшает, а часто ухудшает жизнь людей, делает ее более жестокой и равнодушной к другим»[7].
Однако Новоселов не сразу расстался с толстовством и участвовал вместе с толстовцами в помощи голодающим Рязанской губернии в 1891-1892 годах.
Одной из причин прекращения Новоселовым отношений с Толстым была ненависть последнего ко Христу. Михаил Александрович так рассказал об этом одному из знавших его. «Однажды - еще в 80-х годах... он сидел с Толстым и кем-то еще, и перебирали великих основателей религии - обычное толстовское поминанье: Будда, Конфуций, Лао-Си, Сократ и так далее, и так далее; кто-то сказал, что вот, мол, хорошо было бы увидеть их живых, и спросил у Толстого: кого бы он желал увидеть из них. Толстой назвал кого-то, но... не Христа». Новоселов «спросил тогда: "А Христа разве вы не желали бы увидеть, Лев Николаевич?” Лев Николаевич отвечал резко и твердо: "Ну уж нет. Признаюсь, не желал бы с ним встретиться. Пренеприятный был господин”. Сказанное было так неожиданно и жутко, что все замолчали...»[8]
Неприятие Христа Толстым, а также собственные размышления о вере, укоры совести, не могшей во все время знакомства с Толстым успокоиться, подвигли Михаила Александровича к более глубоким раздумьям о Христе и о путях спасения души, о смысле человеческой жизни и, в конце концов, стезею правды привели его в Церковь. Найдя истинный путь и вечную жизнь во Христе, он увидел, что борьба за эту вечную жизнь требует подвига, но - в отличие от подвига сектанта, который не дает спокойствия совести и мира душе, когда часто голос совести приходится насильственно заглушать, ибо она входит в противоречие с поступками и заповедями Божиими, - подвиг во Христе пробуждает совесть, Господь Сам спешит навстречу вопрошающей душе, чтобы ответить на ее нелукавые вопросы.
Михаил Александрович прекратил отношения с Толстым, написав ему только уже в 1901 году, когда священноначалие, чтобы уберечь церковных чад от соблазна, публично засвидетельствовало отпадение Толстого от Церкви. Желая, чтобы в этот решительный момент лжеучитель выбрал путь правый, вместо смерти - жизнь, Новоселов писал в письме к нему: «С того времени, как мы разошлись с Вами, Лев Николаевич, то есть с тех пор, как я стал православным, а этому есть уже лет восемь-девять, я ни разу не разговаривал с Вами о том, что так важно для нас обоих. Иногда меня очень тянуло написать Вам, но краткое размышление приводило меня к сознанию, что делать этого не нужно, что из этого никакого толку не выйдет ни для Вас, ни для меня. Теперь я берусь за перо под впечатлением только что прочитанного мною Вашего ответа на постановление Синода от 20-22 февраля. Ничего нового для себя я не встретил в Вашем ответе, тем не менее почувствовалась потребность сказать Вам несколько слов по поводу этой свежей Вашей исповеди...
Несколько раз перечитывал я этот краткий символ Вашей веры и каждый раз неизменно испытывал одно и то же тоскливое, гнетущее чувство. Слова все хорошие: Бог, Дух, любовь, правда, молитва, а в душе пустота получается по прочтении их. Не чувствуется в них жизни, веяния Духа Божия... И Бог, и Дух, и любовь, и правда - все как-то мертво, холодно, рассудочно. Невольно вспоминается Ваш перевод первой главы Евангелия от Иоанна, где Вы глубокое, могучее: "В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово” заменили жалким: "Началом всего стало разумение жизни. И разумение жизни стало за Бога. И разумение-то жизни стало Бог”… Ведь, попросту сказать, Ваш Бог есть только Ваша идея, которую Вы облюбовали и облюбовываете, перевертывая ее со стороны на сторону в течение двух десятилетий. Вы никак не можете выйти из заколдованного круга собственного "я”...
Отметая Христа Искупителя, Вы неизбежно лишаете Вашу душу Его благодатного воздействия, а потому не имеете того духовного опыта, который, когда Вы говорите о добродетелях, помог бы Вам отличить любовь Христову от естественной благонастроенности, благодатную кротость от самообладания (или природной тихости), смирение от снисходительности, мудрое во Христе терпение от бесплодного самоистязания. Потому-то Вы и не понимаете великого значения веры в Христа распятого и воскресшего, необходимости ее для истинного возрождения человека, ибо самое возрождение Вам неведомо...
Простите, если чем нечаянно обидел Вас, Лев Николаевич. Говорю "нечаянно”, потому что во все время писанья не замечал в себе ничего к Вам враждебного. Напротив, с первых страниц моего письма всплыли из далекого прошлого наши дружеские отношения, и образ их не покидает меня доселе. Мне грустно, что их нет теперь и не может быть, пока между нами стоит Он, Господь мой и Бог мой, молитву к Кому Вы считаете кощунством и Кому я молюсь ежедневно, а стараюсь молиться непрестанно. Молюсь и о Вас, и о близких Ваших с тех пор, как, разойдясь с Вами, я после долгих блужданий по путям сектантства вернулся в лоно Церкви Христовой.
Для всех нас "время близко”, а для Вас, говоря по человеческому рассуждению, и очень близко...»[9]
По возвращении в Православную Церковь Михаил Александрович всей душой и всем разумением прильнул к святоотеческим письменным источникам и к живым носителям благодати Духа Святого; он сблизился с отцом Иоанном Кронштадтским и старцами Зосимовой пустыни, обладавшими, может, и не видимыми для мира, но видимыми для ищущих спасения дарами Святого Духа, огромным и подлинным духовным опытом и рассуждением, отверзающими духовные очи слепцам. Друг и единомышленник Михаила Александровича философ Владимир Кожевников[a] дал ему тогда такую характеристику: «Прямолинеен и непоколебим, весь на пути святоотеческом, и смолисто-ароматных цветов любезной пустыни и фимиама "дыма кадильного” ни на какие пышные орхидеи, ни на какие пленительные благовония царства грез не променяет; а вне "царского”, святоотеческого пути для него все остальные сферы - царство грез, и их горизонты, глубина и прелести - только "прелесть” (в аскетическом смысле)!»[10]
Вернувшись в Церковь, Михаил Александрович не только взялся за дело своего спасения, но, увидев, сколь невежественны и не просвещены окружающие, какие глубокие заблуждения бытуют в среде интеллигенции и образованного сословия, взялся за дело миссионерства и просвещения и с 1902 года вместе с группой единомышленников приступил к изданию «под общим заглавием "Религиозно-философской библиотеки” ряда брошюр и книг, дающих посильный ответ на выдвигаемые жизнью вопросы».
Исследователь жизни и творчества Михаила Александровича так писал о книгах «Библиотеки»: «Главная особенность новоселовских духовно-просветительных брошюр заключалась в том, что они были совершенно свободны от пороков рационалистического или протестантского школьного богословия и обращались к первоистокам христианства, выводя читателя на просторы церковного познания через благодать. Словно живой водой брызнули на сухие богословские схемы, будто в душную атмосферу начетнически отвлеченной богословско-философской мысли ворвалась вдруг струя свежего и чистого воздуха, - такими словами передавал свое впечатление от новоселовской "Библиотеки” один из современников»[11].
Издательская деятельность Новоселова продолжалась до прихода к власти безбожников. Всего им было выпушено 39 книг. Кроме того, было выпущено около 20 книг, посвященных более специальным вопросам, а также листки «Религиозно-философской библиотеки», которые выходили двумя сериями: первая состояла из писаний святых отцов, а вторая, рассчитанная на интеллигентного читателя, содержала размышления о вере и религиозной жизни выдающихся русских писателей и ученых. За заслуги в деле духовного просвещения и христианской апологетики Михаил Александрович в 1912 году был избран почетным членом Московской Духовной академии. В течение ряда лет он был также членом Училищного совета при Святейшем Синоде.
Революция 1905 года и произведенные в ходе ее разрушительные демократические реформы сделали существование народа в стране небезопасным. Михаил Александрович 26 октября 1905 года писал своему единомышленнику, известному государственному и общественному деятелю Федору Дмитриевичу Самарину: «...теперь, кажется, всюду положение русского человека ухудшается. "Свобода” создала такой гнет, какой переживался разве в период татарщины. А - главное - ложь так опутала всю Россию, что не видишь ни в чем просвета. Пресса ведет себя так, что заслуживает розог, чтобы не сказать - гильотины. Обман, наглость, безумие - все смешалось в удушающем хаосе. Россия скрылась куда-то: по крайней мере, я почти не вижу ее. Если бы не вера в то, что все это - суды Господни, - трудно было бы пережить сие великое испытание. Я чувствую, что твердой почвы нет нигде, всюду вулканы, - кроме Краеугольного Камня - Господа нашего Иисуса Христа. На Него возвергаю все упование свое»[12].
В послереволюционное время положение в стране все более ухудшалось, так как организации и люди, враждебные России и Православной Церкви, получили легальную возможность для осуществления своей разрушительной деятельности. Православные русские люди, из тех, кто был наиболее чуток к происходящему, стали понимать, что и им следует быть более активными.
3 августа 1909 года Михаил Александрович писал Федору Дмитриевичу: «...Мне последнее время все кажется, что нужно "спешить делать добро”, как выражался доктор Гааз[b]. То есть и всегда это знаешь, да не всегда чувствуешь. Кругом слишком сумрачно, и громы многие слышатся, и волны вздымаются, - а ковчег наш неустроен и требует внимательной, упорной и энергичной работы. Не знаю, как Вы, а я, видя, что "пашни много”, в то же время чувствую, что "дня немного впереди”... Если бы Вы спросили, около чего вращается теперь моя мысль по преимуществу, если не исключительно, я твердо бы ответил: около души и Церкви. В сущности, эти вещи неразъединимы. Так, по крайней мере, у нас в православии. И это - душа и Церковь - есть то единое на потребу, к чему приложится все прочее, чему приложиться положено волей Божией. Окружающее нас - близкое и далекое - особенно и ценно, и значительно, и поучительно со стороны своего отношения к этому сокровищу, ради которого стоит продать все прочее, чтобы получить его. И хотя нависают тучи и слышны раскаты грома, я все больше и больше, - если хотите - в меру усиления грозы, - чувствую всю несокрушимость того Ковчега, непоколебимость Коего обещана нам Истинным Свидетелем, но тем ответственнее чувствуешь себя за ковчег своей души и за ковчег своей Церкви, которые тогда только могут быть в безопасности, когда прикреплены надежно к Ковчегу вселенскому. Довольно тесное общение, в течение почти полутора лет, с протестантствующей молодежью и встреча с заграничными представителями англиканства и баптизма еще больше внушили мне уверенность в несравненной истинности нашей Церкви, несущей в себе предание Духа Истины, и сознание исключительной важности всестороннего служения Церкви. Вот на этом предмете и следует нам всем сосредоточить главные силы»[13].
В это время Новоселовым и его единомышленниками было создано религиозно-философское общество под названием «Кружок ищущих христианского просвещения в духе Православной Христовой Церкви».
Михаил Александрович писал 11 августа 1907 года Федору Дмитриевичу: «Что касается "Задач и характера устраиваемых "Кружком” бесед”, то я с одним Вашим суждением не совсем согласен. Вы говорите: "ведь общение в молитве во всяком случае есть лишь общение в области чувства”, и в конце: "мы все друг друга будем учить и друг у друга учиться, чтобы все более сближаться духовно и достигнуть возможно полного внутреннего единения”.
Я думаю, что молитвенное общение не есть единение только в области чувства: оно есть единение в духе, то есть во всецелости нравственного существа. По моему мнению, все духовные силы наши приходят в действие в молитве, и общение, создаваемое на почве общей молитвы, простирается на область не только чувства, но и ума, и воли.
Единомыслие же захватывает не так глубоко и может ограничиваться только интеллектуальной сферой, не существенной (хотя и имеющей свою цену) в христианстве.
Поэтому, всецело присоединяясь к намеченной Вами задаче - совместно работать над выяснением христианского веросознания в целях "внутреннего единения”, я хотел бы подчеркнуть существенное значение молитвы (и благоговейного чтения Писания и творений подвижнических) как средства, ведущего к этой цели...»[14]
Михаил Александрович был активным участником Братства святителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, где председателем совета Братства был Федор Дмитриевич Самарин. Братство занималось широкой благотворительной и просветительской деятельностью. На собраниях Братства читались доклады на актуальные темы религиозной и духовной жизни, не раз с докладами выступал и Михаил Александрович.
В начале ХХ века нравственное и религиозное состояние общества все более ухудшалось. Одним из признаков этого было восприятие образованным обществом личности Григория Распутина. Встревоженный этим явлением, Михаил Александрович в 1912 году выпустил брошюру, обличающую Распутина[15]. Мужественное слово Михаила Александровича, однако, не было услышано, брошюра была запрещена цензурой, и это в то время, когда по всему лицу Русской земли расходилось печатное слово с хулениями Бога, Церкви и государственного управления.
После прихода к власти в 1917 году безбожников, когда начались гонения на Русскую Православную Церковь, Михаил Александрович вошел во Временный Совет объединенных приходов города Москвы, который на первом же своем заседании призвал верующих встать на защиту храмов, оградить их от посягательств безбожников.
11 июля 1922 года ОГПУ произвело на квартире Новоселова обыск, предполагая заключить его в тюрьму по обвинению в антисоветской деятельности. Михаила Александровича тогда не было дома, розыск его не привел ни к каким результатам, и 26 февраля 1923 года дело было закрыто. Михаил Александрович, узнав об обыске, перешел на нелегальное положение, живя то в деревне, то у своих друзей в Москве и в Петрограде, готовясь к тому дню и часу, когда ему придется исповедать Христа перед лицом гонителей. В это время он приступил к писанию богословской работы, которая условно была им названа «Письма к друзьям»; в каждом письме он старался ответить на те актуальные вопросы, которые ставила тогда действительность перед церковным обществом.
Среди расколов и смут одним из важнейших вопросов был вопрос о Церкви как земной организации и в то же время такой, которую мы исповедуем в Символе веры, которая сама требует той же веры, что и во Христа Сына Божия. Может ли быть христианство вне Церкви. Отвечая на этот вопрос, Михаил Александрович писал: «...По собственному опыту и еще более по наблюдению над другими знаю, как трудно сразу принять и усвоить мысль о неразъединимости христианства и Церкви; но после многих переживаний и дум я давно убедился до последней наглядности, до невозможности мыслить иначе, в указанной неразрывности Христова благовестия и Церкви.
Теперь мне представляется странной, противоестественной, нелепой противоположная мысль, столь широко, однако, распространенная в современном "христианском” человечестве. Я не буду останавливаться на этом вопросе, а рекомендую вам прочесть очень дельную брошюру архимандрита Илариона[c], так и озаглавленную "Христианства нет без Церкви”.
Итак, Церковь - тайна и вместе - таинство: тайна - для естественного ума, своими силами пытающегося проникнуть в существо Церкви, таинство - для души, силою Божией приобщившейся вечной жизни, сокрытой в Церкви и составляющей существо ее.
Церковь - тайна, ибо, с одной стороны, она не отвлеченное понятие, подлежащее рациональному определению, с другой - не внешнее учреждение, не общество, не организация, которые можно было бы точно описать или указать перстом.
Церковь не имеет точных, адекватных самоопределений, кроме иррационального, таинственного определения Апостольского: "Тело Христово”. Все другие многоразличные определения частичны и условны и не охватывают сущности Церкви…»[16]
Для многих образованных людей того времени, не живших глубоко интересами духовными, было необъяснимо и странно столь быстрое разрушение, казалось бы, в благополучии находящегося и процветающего обширного государства. Для этого разрушения не было ни экономических и никаких других внешних причин. Стараясь ответить своим корреспондентам и на этот вопрос, Михаил Александрович писал: «...Вспомните всю неустанную деятельность нашей злополучной интеллигенции и ее вождей, "писателей всех рангов”, в течение десятилетий разбрасывающих всюду тлетворные семена безбожного гуманизма и человекобожия; вспомните зараженную протестантскими идеями нашу духовную школу, выпускавшую рационалистов-пастырей и скептиков-учителей, от которых духовный яд неправославия распространялся в обществе и народе, идя как бы навстречу духовно-разлагающему влиянию интеллигенции; вспомните лицемерие светской власти, облекавшейся в ризу церковности для поддержания (в интересах государства) веры народной; вспомните, наконец, угодничество, в ущерб, конечно, интересам церковным, духовных властей пред сильными мира сего, а главное - восстановите в своем сознании почти всеобщее непонимание существенных сторон церковного мировоззрения - теургической и мистической, - и вы легко объясните себе, как естественное следствие всеобщего духовного недуга, все то кощунственное, святотатственное и богохульное, что пышным цветом раскрылось у нас в последние годы. Россия давно начала внутренне отпадать от Церкви: что же удивительного, если государство отвергло, "отделило” Церковь и, по естественному и Божескому закону, подвергло ее гонению?
Давнишнее и все углублявшееся многообразное отступление народа от пути Божия должно было вызвать кару Божию, может быть, для спасения от гибели того, что могло быть спасено чрез очистительный огонь испытания»[17].
Обращаясь к Священному Писанию, например к первой книге Маккавейской, Михаил Александрович писал, что крушение государства тогда было связано со сближением израильтян с народами языческими и введением «у себя образования и порядков языческих с отвержением святого закона отеческого»[18], и отмечал: «Сопоставьте с этим "окно в Европу”, прорубленное Петром, и последовавшее за этим привитие русскому народу западноевропейских начал, так существенно изменивших направление магистрали нашей истории»[19].
Подкрепление своим мыслям Михаил Александрович находил в творениях святых подвижников-современников и, в частности, епископа Феофана Затворника, который писал в 1871 году: «В школьное воспитание у нас допущены нехристианские начала, которые портят юношество; в общество вошли нехристианские обычаи, которые развращают его по выходе из школы. И не диво, что если, по слову Божию, и всегда мало избранных, то в наше время оказывается их еще меньше: таков уж дух века противохристианский! Что дальше будет? Если не изменят у нас образа воспитания и обычаев общества, то будет все больше и больше слабеть истинное христианство, а наконец и совсем кончится; останется только имя христианское, а духа христианского не будет. Всех преисполнит дух мира»[20].
Из-за соблазнов, возникших от обновленческих расколов, для некоторых стало затмеваться и само видение Церкви, и Михаил Александрович посвятил несколько писем выяснению того, чем отличается Церковь-организация от Церкви-организма, которая, собственно, и есть Тело Христово с Ее Главою - Христом.
В своем последнем двадцатом письме Михаил Александрович писал: «...Святые дни дорогих нам воспоминаний совпадают ныне с особенно значительными событиями церковными. Не ошиблись те, кто год тому назад предсказывал, что 1927-й год будет чрезвычайно тяжек для Церкви Божией. Из множества ударов, нанесенных ей в этом году, достаточно указать два, чтобы признать правильными эти предсказания: кощунственный разгром Сарова и жестокое опустошение Дивеева. Нужно ли разъяснять, что потеряли православные русские люди с уничтожением этих обителей? Кто хоть однажды побывал там и в прилегавшей к ним, также опустошенной, обители Понетаевской, тот сердцем чувствует, какого источника религиозного воодушевления, духовной бодрости, особенно необходимых в наше тяжкое время, он лишился.
Насколько мне известно, лица, предрекавшие исключительную бедственность для Церкви Христовой в 1927-м году, разумели бедствия именно подобные указанным. Но нас постигло в истекшем году испытание значительно, можно сказать - несравненно тягчайшее: накренился и повис над бездной весь церковный корабль. Небывалое искушение подкралось к чадам Церкви Божией[d]. Новые сети раскинул князь мира сего - и уже уловил множество душ человеческих...»[21]
Понимая, что никакие человеческие рассуждения здесь невозможны и неубедительны и что то, что стало предметом печали и переживаний, не могло стать предметом пререканий, Новоселов в утешение и наставление в последнем, двадцатом письме изложил содержание прекрасной книги профессора Киевской Духовной академии Никифора Ивановича Щеголева «Судьбы Церкви Божией на земле», в которой были даны многие ответы на вечные, но всегда животрепещущие для церковного человека вопросы.
После опубликования в июле 1927 года декларации митрополита Сергия (Страгородского) среди церковных людей начались смущения и смятения; стало известно, что некоторые архиереи отошли от митрополита Сергия, в частности митрополит Петроградский Иосиф (Петровых), епископ Гдовский Димитрий (Любимов), к ним присоединились митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) и архиепископ Угличский Серафим (Самойлович). С последним был хорошо знаком Михаил Александрович. Вскоре и он присоединился к этому церковному движению и, как пользовавшийся безупречной нравственной репутацией, стал одним из авторитетных его участников. В этот период он принял активное участие в обсуждении церковных вопросов среди духовенства и церковной интеллигенции.
Бывая в Москве, Михаил Александрович ходил молиться в Воздвиженский храм на Воздвиженке. 22 марта 1929 года неподалеку от храма он и был арестован, заключен сначала в тюрьму ОГПУ, а затем в Бутырскую. Во время допроса, который состоялся через два дня после ареста, ему была предъявлена отпечатанная на машинке книга «Письма к друзьям».
Отвечая на вопросы следователя, Михаил Александрович сказал: «Мои убеждения можно кратко охарактеризовать таким образом: я считаю, что современное положение вещей является для верующих - испытанием, а для прошлой государственной системы - карой и приговором истории. В прогресс человечества я не верю и считаю, что оно регрессирует нравственно, а потому делается неспособным и к устойчивому общественному творчеству: люди без нравственности не могут быть строителями ни прочного политического целого, ни отдельных его отраслей, как-то - торговли, воспитания и так далее. Я - славянофил, но считаю, что развитие истории пошло по другому пути... Эти мои убеждения отчасти выражены в моих "письмах к ближним”, которых я написал двадцать. Предъявленные мне две книги с письмами, отпечатанные на машинке, являются именно собранием моих "писем”»[22].
Во время продолжавшихся далее допросов следователь попросил Михаила Александровича уточнить свои мировоззренческие позиции, и тот сказал: «Мое воззрение на создавшиеся отношения между Церковью и советским государством таковы: Церковь в современных условиях в силу утесненного положения очищается и улучшается. Я считаю, что, не говоря, конечно, о всех без исключения церковниках, они несут репрессии, по-моему, в порядке исповедничества, то есть они репрессируются не за политическую контрреволюционную деятельность, а как носители неугодной идеологии, противоположной коммунистической. Я считаю, что налицо не только физическое, но и моральное гонение, например нападки в печати и так далее. Собственно, правильнее будет употребить термин "утеснение”, поскольку на всю Церковь сразу репрессии не простираются. Эту точку зрения я поддерживал в моих "письмах”. Практический вывод, который я делал для Церкви, - было "пассивное мученичество”, но никак не активное сопротивление советской власти. "Мученичество” я понимаю не в таком буквальном смысле, как оно понималось раньше, когда лишение жизни за религиозные убеждения было рядовым явлением.
Я не был сторонником полного перехода Церкви на катакомбное положение. Что касается моей собственной деятельности, то, конечно, здесь налицо и нелегальное проживание, и нелегальное распространение моих документов. Но сказать то же о всем церковном течении, к которому я принадлежал, - не могу. По крайней мере, епископ Димитрий Ленинградский или московские священники служат открыто и не скрываются. Изложенной мной точки зрения я придерживался строго во всех случаях, даже тогда, когда спрашивали о моем отношении к какому-либо не мною составленному документу. Если эти документы не совпадали с моей точкой зрения о "пассивном мученичестве”, то я прямо заявлял о моем с ними несогласии...»[23]
17 мая 1929 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило Михаила Александровича к трем годам заключения «в местах, подведомственных ОГПУ»[24], то есть в закрытых тюрьмах со строгим режимом содержания. 23 мая он был доставлен в Суздальский политизолятор, а 25 июня - отправлен в Ярославский политизолятор ОГПУ. С этого времени для исповедника наступили суровые будни пребывания в узах со всеми их ограничениями и в полной зависимости от произвола надзирателей и тюремной администрации. В этих условиях любой недуг мог оказаться смертельным.
11 июля 1929 года Михаил Александрович направил начальнику Ярославского политизолятора заявление. «Третьего дня (в пятницу), - писал он, - Вы застали меня в камере во время заканчивавшегося сердечного припадка и сильного прилива крови к голове. Когда Вы спросили о моих нуждах и, в частности, чем я болен, я, естественно, сказал о той болезни, которая сильнее давала себя знать в данную минуту, и забыл о другой, о которой говорил Вам в позапрошлую пятницу, именно о продолжающемся целый месяц воспалении глаз. Вы тогда были так добры, что обнадежили меня относительно возможности показать глаза окулисту. Решаюсь беспокоить Вас напоминанием об этом предмете, так как состояние глаз продолжает очень тревожить меня. Не говоря о том, что я лишен возможности читать, я испытываю боль в глазах, которые ежедневно воспаляются, сильнее преимущественно к вечеру, и утром я не могу открыть их, предварительно не промыв их от гноя. Днем облегчаю приступы воспаления, прибегая к компрессам. Очень боюсь потерять зрение и потому решаюсь надоедать Вам повторением своей просьбы об окулисте»[25].
На это заявление последовала резолюция, что специального вызова врача не требуется, но при первой возможности больного все же покажут врачу.
В сентябре того же года исповедник направил начальнику тюрьмы заявление: «2 сентября мне возвращена богослужебная книга (Минея), взятая при моем приезде сюда. Очень благодарен за это. Вместе с тем я просил бы возвратить мне и другие вещи, отобранные одновременно с означенной книгой, как-то: письменные принадлежности - бумагу, маленькую без записей записную книжку, ручку, карандаши, стальные перья, а главное - рукописи (тетради), представляющие по своему содержанию то же, что и возвращенная мне книга, то есть исключительно выписки из богослужебных книг (литургию, всенощную, повечерие, евангельские чтения и псалмы). Надеюсь, что раз возвращена мне книга, то не встретится препятствий к возвращению и совершенно однородных с ней рукописей, которыми я беспрепятственно пользовался в Суздале»[26].
Не имея близких родственников и ничего не получая от знакомых, Михаил Александрович во многих случаях вынужден был просить выдать ему казенные вещи. 13 марта 1930 года он писал начальнику Ярославского изолятора: «Так как в валенках гулять становится невозможным вследствие сильного таяния снега, а штиблеты мои пропускают воду почти так же, как и валенки, то я прошу Вас снабдить меня на время казенными штиблетами, впредь до получения мною галош, о которых я написал в Красный Крест около двух недель тому назад»[27].
В 1930 году ОГПУ произвело по всей России аресты священнослужителей и мирян, несогласных с позицией митрополита Сергия и недовольных внутренней политикой советской власти по отношению к Церкви. Были арестованы тысячи людей и, в частности, все те, кто считал себя принадлежащим к группе митрополита Иосифа (Петровых) и епископа Димитрия (Любимова). Были арестованы и сами эти архиереи.
7 августа 1930 года Михаила Александровича привлекли в качестве обвиняемого к новому делу и для проведения допросов этапировали в тюрьму ОГПУ в Москве. Следствие длилось около года. Следователь на допросе спросил, каких убеждений придерживается Михаил Александрович, на что тот ответил: «Я, как верующий человек, считаю, что и царь, и Церковь, и весь православный русский народ нарушили заветы христианства тем, что царь, например, неправильно управлял страной, Церковь заботилась о собственном материальном благополучии, забыв духовные интересы паствы, а народ, отпадая от веры, предавался пьянству, распутству и другим порокам. Революцию, советскую власть я считаю карой для исправления русского народа и водворения той правды, которая нарушалась прежней государственной жизнью...»[28]
9 апреля 1931 года следователь снова спросил Михаила Александровича о его религиозных и политических убеждениях, на что тот ответил: «По поводу моих убеждений могу показать следующее: я, как славянофил, придерживался монархических воззрений, но эти мои воззрения оставались чисто теоретическими: ни в каких монархических организациях я не состоял. Как я уже раньше показывал, для меня в славянофильстве существенным моментом являлся религиозный.
Касаясь моего отношения к советской власти, должен прежде всего сказать, что я являюсь ее недругом, опять-таки в силу моих религиозных убеждений. Поскольку советская власть является властью безбожной, и даже богоборческой, я считаю, что, как истинный христианин, не могу укреплять каким бы то ни было путем эту власть, в силу ее, повторяю, богоборческого характера...»[29]
3 сентября 1931 года Коллегия ОГПУ приговорила Михаила Александровича к восьми годам заключения «в места, подведомственные ОГПУ»[30]. В сентябре 1931 года Михаил Александрович был отправлен в Ярославский изолятор. Условия, в которые он был помещен, были настолько тяжелы, что он стал ходатайствовать, что бы его перевели в одиночку, но ходатайство это было отклонено, и 25 сентября он написал новое заявление, прося, чтобы его поместили, хотя бы на время, в соседнюю камеру, тем более что сидевший в ней заключенный не был против. Это ходатайство было удовлетворено.
С середины тридцатых годов положение заключенных в тюрьмах резко ухудшилось, и сама ярославская тюрьма стала называться тюрьмой НКВД особого назначения, что повлекло и ужесточение условий содержания в ней: теперь тюрьма становилась не способом изоляции, а средством умерщвления заключенного в ней человека.
4 декабря 1935 года Михаил Александрович был вызван в тюремную амбулаторию к врачу. Врач, вскользь поглядев на него, задал несколько самых общих вопросов и, несмотря на то, что Михаилу Александровичу шел семьдесят первый год и около шести лет он пробыл в тюрьме, предложил администрации тюрьмы: в соответствии с состоянием здоровья заключенного - ужесточить режим содержания, лишив заключенного белого хлеба.
23 марта 1937 года у Михаила Александровича заканчивался срок заключения, но его решили не отпускать на свободу до смерти, и уже 7 февраля без какого бы то ни было дополнительного рассмотрения дела Особое Совещание при НКВД приговорило его к трем годам тюремного заключения. 25 февраля об этом решении было сообщено Михаилу Александровичу. Для придачи этому приговору видимости законности НКВД направил ходатайство об утверждения приговора во ВЦИК, и 3 марта приговор был утвержден.
Для отбытия нового срока заключения Михаила Александровича из ярославской тюрьмы перевели в вологодскую, куда он прибыл 29 июня 1937 года. В это время условия заключения еще более ужесточились, заключенным были даны номера, и исповедник Михаил стал значиться под № 227.
18 августа «за нарушение правил прогулки»[31] вся камера, в которой находился Михаил Александрович, была лишена прогулки на два дня.
1 октября Михаил Александрович был выведен вместе с другими заключенными на прогулку в коридор. Он отправился в уборную, куда через минуту ворвался надзиратель. Михаил Александрович направился к двери. В это время дежурный скомандовал: «Скорей!» - «Иду как могу», - ответил тот. «Не как могу, а иди скорей!» - «Идите, а не иди. Вы не смеете говорить мне ты», - спокойным тоном ответствовал Михаил Александрович и направился к группе заключенных, стоявших посреди коридора. 14 октября Михаил Александрович за «громкие разговоры, умышленное затягивание оправки и кашель»[32] был лишен права пользования тюремной лавкой на пятнадцать дней.
23 октября за громкие разговоры в камере все заключенные в ней были лишены прогулки на три дня.
18 декабря 1937 года дежурный надзиратель отправил рапорт начальнику тюрьмы, в котором писал, что в этот день в десять часов вечера «в камере 46 нарушила внутренний распорядок громким разговором личность № 227». За это Михаил Александрович был лишен переписки на месяц - с 1 января по 1 февраля 1938 года. Но этому наказанию уже не суждено было исполниться.
Руководство страны в это время стремительно реализовывало свое решение об уничтожении всех политических и идейных противников, причем не только тех, кто еще был на свободе, но и тех, кто уже находился в тюрьме. Для сбора компрометирующих сведений в камеру, где находился Михаил Александрович, поместили осведомителя Базилевского, и тот вскоре переправил начальнику тюрьмы следующий рапорт: «Сообщаю о настроениях камеры № 46 следующее: …Вообще, настоящие, искренние, действительно правдивые настроения скрываются, они таятся во внутренней замкнутости каждого.
Острые политические вопросы, как правило, обходятся молчанием... Это важное обстоятельство необходимо учесть еще и потому, что мое присутствие в этой камере является, очевидно, основной причиной такого положения.
Правда, постепенно начинают мириться с фактом моего присутствия: одни уже помирились, другие на пути к этому, а третьи еще раздумывают, не желая ничего говорить на политические темы, наверное, потому, что хорошего сказать из этой области ничего не могут, а плохое сказать боятся, тем не менее и о них есть факты, в свете которых выступают наружу их внутренние тайники.
Единство мнений и действий проявляется, совершенно бесспорно, у следующих четырех собеседников, а именно:
Новоселов Михаил Александрович. Ярый монархист, безнадежный мракобес, религиозный фанатик, русский.
Лексан - тюрок, полный злобы и недовольства на советскую власть, ее режим и ее руководителей, от мала до велика.
Мелик-Арутюнян - армянин, присоединяется к первым двум, во всем с ними согласен, ни в чем не возражает и в их действиях поддерживает.
Альфред - латыш из камеры № 45, исповедует систематически проповеди мракобеса Новоселова, которые передаются ему Лексаном. Получается интернациональный кружок или группа, в составе одного тюрка, латыша, армянина и одного русского. Остальные двое - Ломоносенко и Лунин - не мешают заниматься вышеозначенным мракобесием и своим молчанием, по существу, потворствуют им.
Общим для всех является ярко выраженное возмущение и негодование нынешним тюремным режимом, доведенным до такой бесчеловечности, жестокости и дикости, равной которой не было и нет нигде, - не только что в так называемых демократических странах, в странах буржуазной цивилизации, но в странах отсталых и в фашистских нет ничего подобного. Такой свирепый лютый режим, характеризуемый животной хищностью и кровожадностью, рассчитан на погребение живых людей в могилу, рассчитан на гниение живых людей. Новоселов рассказывает, что когда в ярославской тюрьме начали вводить новый режим, то его товарищ по камере спрашивал начальника тюрьмы - разве новый режим не рассчитан на наше здесь умертвление и гниение? Лексан заявляет, что он просидел десять лет в ярославской тюрьме, но там режим был иной, не то чтобы хороший, но было возможным просидеть десять лет. В условиях такого режима, как сейчас, нельзя просидеть и трех лет. Арутюнян заявляет, что в ярославской тюрьме против нового режима был протест и объявлена голодовка в знак организационной солидарности. "Разве болезни, которые нас начинают одолевать, не есть наше смертельное гниение? - ревматизм, туберкулез, цинга, язвы желудка, болят глаза, зубы и так далее”.
Новоселов говорит: "Вот мой товарищ умер у меня на руках в камере, у него кончился старый срок, но дали новый, он прожил несколько месяцев нового срока и нового режима. Было ясно - больной человек, но в больницу не взяли, и он умер у меня на руках…” Лунин говорит: "Будет еще хуже”; когда в ярославской тюрьме был протест против нового тюремного режима, то во время прогулки многие кричали так: "Сталинская диктатура хуже фашистской”, "Да здравствует генеральный тюремщик Ежов”...
Когда я читал вслух газету "Гудок” за 1 января 1938 года, в которой сообщается о том, что Германия имеет много концлагерей и еще открывает новые, что много сидят осужденных в тюрьмах, не считая следственных, получается в общем полтора человека на каждую тысячу, - то в это время Новоселов подходит к Арутюняну и говорит ему: "Чья бы корова мычала, а уж советская молчала бы”»[33].
На основании подобного рода сведений тюремщиками была составлена характеристика: «Михаил Александрович Новоселов, 74 года, сидит уже 9 лет, имеет высшее "богословское образование”, и на этом "образовании” построено все его мировоззрение и политическое убеждение, что выражается в его религиозном фанатизме и в политическом мракобесии.
В своем проповедовании он всю эту философию наполняет конкретным содержанием из Библии, Нового и Ветхого Завета, из Евангельских пророчеств и предсказаний, стараясь преподносить это в форме задушевных (религиозно-философских) бесед, каждая из которых сопровождается одной из молитв или какого-либо религиозного, мистического содержания стихотворения. Поэтическая форма является особенно заманчивой, так, например, он специально подбирает поэтов-мистиков, интуитивистов: Полонского, Фета, Баратынского, Мошкова - и у них выбирает наиболее мистическое, религиозное, например "Вечерний звон”, "Воскресение Христово”, "Благовест”, "Молитва”, "Рождество”, "Храм”, "Слово Божие” и так далее.
Многое он знает на память, а большинство списывает, пользуясь тюремной библиотекой, например Полонского, Фета. Его вся тетрадка заполнена стихотворениями, и через его влияние они переходят к Лексану и Альфреду.
В своих убеждениях он не раскаивается и не собирается раскаиваться, он уже примирился с мыслью о том, чтобы за свои убеждения умереть в тюрьме, тем более родных у него нет, а друзей он беспокоить не хочет»[34].
3 января вся камера была лишена прогулки на пять суток.
14 января 1938 года помощник начальника по оперчасти тюрьмы составил для тройки НКВД справку, в которой писал, обвиняя Новоселова в контрреволюционной деятельности: «Читая газеты, сознательно извращает сообщаемые сведения и клевещет на внутреннее положение СССР, распространяет заведомую ложь и клевету в контрреволюционных целях, подчиняя своему контрреволюционному влиянию сокамерников, разлагающе действует на таковых»[35].
17 января тройка НКВД приговорила Михаила Александровича к расстрелу. Михаил Александрович Новоселов был расстрелян 20 января 1938 года в вологодской тюрьме и погребен в общей безвестной могиле[36].
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 69–91. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-novoselov
Примечания
[a] Кожевников Владимир Александрович (1852-1917), историк культуры, публицист, полиглот. Был одним из близких друзей и последователей философа Н.Ф. Федорова, а также редактором и издателем его сочинений.
[b] Гааз (Фридрих-Иосиф) Федор Петрович (1780-1853) - старший врач московских тюремных больниц; принципиально избрав главным направлением своей деятельности служение ближним, он все свои силы отдавал облегчению участи заключенных.
[c] Архимандрит Иларион (Троицкий), впоследствии архиепископ Верейский. Умер в заключении в 1929 году. Прославлен Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется декабря 15/28. Мощи священномученика Илариона находятся в Сретенском монастыре в Москве.
[d] Имеется в виду опубликование декларации митрополита Сергия (Страгородского) и последовавшие за этим события.
[1] А.В. Матисон. Духовенство Тверской епархии ХVII - начала ХХ веков: родословные росписи. Выпуск второй. СПб., 2003. С. 57-73.
[2] Минувшее. Альманах 15. М., СПб., 1994. Письма М.А. Новоселова к Л.Н. Толстому. Публикация Е.С. Полищука. С. 400.
[3] Там же. С. 382.
[4] Там же. С. 383.
[5] Там же. С. 391-392.
[6] Ежемесячный журнал литературы, науки и общественной жизни. СПб., 1914. № 11. В.Скороходов «Из воспоминаний старого общинника». С. 77-80.
[7] М.А. Новоселов. Письма к друзьям. М., ПСТБИ. 1994. С. Х.
[8] Там же. С. ХIII.
[9] Открытое письмо графу Л.Н. Толстому, по поводу его ответа на постановление Святейшего Синода, М.А. Новоселова. М., 1911. С. 3, 11-12, 15.
[10] М.А. Новоселов. Письма к друзьям. М., ПСТБИ. 1994. С. ХIV.
[11] Там же. С. ХIV, ХVI.
[12] Там же. С. ХХII.
[13] Там же. С. ХХI-ХХII.
[14] Там же. С. ХХVI-ХХVII.
[15] Григорий Распутин и мистическое распутство. М., 1912. С. II-IV.
[16] М.А. Новоселов. Письма к друзьям. М., ПСТБИ. 1994. С. 9-10.
[17] Там же. С. 68-69.
[18] Там же. С. 73.
[19] Там же.
[20] Там же. С. 85.
[21] Там же. С. 208.
[22] ЦА ФСБ России. Д. Р-41328, л. 9.
[23] Там же. Л. 10.
[24] Там же. Л. 12.
[25] Там же. Д. Н-7377. Т. 1, л. 18.
[26] Там же. Л. 28.
[27] Там же. Л. 77.
[28] Там же. Т. 11, л. 147 об.
[29] Там же. Л. 160.
[30] Там же. Т. 8, л. 7.
[31] Там же. Л. 5.
[32] Там же. Л. 4.
[33] Там же. Л. 9-10.
[34] Там же. Л. 6.
[35] Там же. Л. 270.
[36] Там же. Л. 11.
Мученик Николай Копнинский (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
8 декабря
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Александр Вершинский,
мученики Павел Кузовков и Николай Копнинский
Священномученик Александр родился 6 марта 1873 года в селе Кунганово Старицкого уезда Тверской губернии в семье диакона Андрея Вершинского. Диакон Андрей был большим почитателем отца Иоанна Кронштадтского. 22 февраля 1906 года протоиерей Иоанн служил в храме погоста Упировичи Новоторжского уезда, и диакон Андрей специально приехал туда, чтобы послужить с праведником. В 1907 году диакон Андрей ушел за штат по состоянию здоровья.
В 1897 году Александр окончил Тверскую Духовную семинарию и в том же году поступил псаломщиком в Борисоглебский собор в городе Старице. Женился на дочери священника Ильинской церкви в городе Торжке Михаила Никольского Еликониде. У священника Михаила Федоровича Никольского и его жены Евгении Михайловны родилось тринадцать детей, в живых осталось шестеро. Старшая дочь Еликонида родилась в 1878 году, младший сын Аркадий – в 1900 году. Семья была благочестивая, Евгения Михайловна отличалась добротой, честностью и справедливостью. После смерти мужа она стала старостой Ильинской церкви.
30 января 1900 года псаломщик Александр был рукоположен во диакона к Борисоглебскому собору в городе Старице. 6 февраля того же года он был рукоположен во священника к церкви Архистратига Михаила в селе Михайловском Тверского уезда. С 20 августа по декабрь 1901 года отец Александр состоял законоучителем в Яковлевской земской школе Тверского уезда.
3 декабря 1901 года умер тесть отца Александра священник Михаил Никольский, и отец Александр 10 декабря того же года был переведен в Ильинскую церковь в городе Торжке, в которой прослужил до дня ее закрытия воинствующими безбожниками в 1927 году. С 1902 по 1917 год он был в Торжке законоучителем в училище Министерства просвещения.
У отца Александра и Еликониды Михайловны родилось трое детей – две дочери, в 1912 и в 1914 годах, и сын Николай в 1918 году. Николай во время богослужений помогал отцу в алтаре; с началом Отечественной войны он был призван на фронт в состав 325-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии и во время ожесточенных боев 11 сентября 1944 года пропал без вести.
После смерти тестя на плечи молодого священника легли все заботы о его многочисленной семье, притом что некоторые дети были еще малы. В 1920 году отец Александр был награжден наперсным крестом, в 1922 году возведен в сан протоиерея.
При наступлении гонений на Русскую Православную Церковь отец Александр нисколько не усомнился в выбранном им пути служения Богу и, обладая большим авторитетом среди духовенства и верующих, был в 1923 году избран ими первым благочинным 1-го округа Тверского уезда и затем утвержден в этой должности епархиальным архиереем. В том же году он был назначен благочинным Борисоглебского монастыря в Торжке. В 1924 году протоиерей Александр был награжден палицей, в 1925 году к 25-летию его служения святой Церкви – золотым наперсным крестом с украшениями.
После закрытия властями в 1927 году Ильинской церкви архиепископ Тверской Фаддей (Успенский) благословил общину перейти в Спасо-Преображенский собор в городе Торжке и назначил отца Александра настоятелем. Здесь он прослужил до закрытия собора в 1931 году, а затем был переведен в Николо-Пустынскую церковь. В 1932 году протоиерей Александр был награжден митрой. В марте 1937 года храм при активной поддержке властей был захвачен обновленцами и протоиерей Александр остался без места.
Повсюду разливалось пламя все более беспощадных гонений, это ясно видел и отец Александр, однако он ни на минуту не поколебался в своем решении продолжать служение Церкви. Будучи хорошо известен священноначалию, он был приглашен в марте 1937 года в Смоленский храм в поселке Ивантеевке Пушкинского района Московской области, где прослужил до дня своего ареста.
24 октября один из сотрудников администрации школы в Ивантеевке подал донос секретарю партийного комитета, который одновременно был и секретарем поселкового совета в Ивантеевке. Составитель доноса вызвал в школу диакона Александра Якиманского, дети которого учились в этой школе, и, поговорив с ним, составил следующее донесение: «Гражданин Александр Павлович Якиманский (диакон церкви в поселке Ивантеевка) передает следующее: священник церкви в поселке Ивантеевка Александр Андреевич Вершинский говорит проповеди по праздничным дням. Эти проповеди носят монархический характер. Он неоднократно был предупреждаем гражданином Якиманским и священником Успенским, чтобы не говорил проповеди, но Вершинский не обращает внимание на предупреждения и продолжает говорить проповеди.
"У нас возникает мысль – с какой целью он, Вершинский, сюда прибыл, когда он в городе Торжке был благочинным, пользовался авторитетом, имел двухэтажный собственный дом”, – говорит Якиманский. Например, он говорил проповеди на Воздвижение относительно Креста Господня, на Рождество Богородицы, где говорил о библейской истории царя Давида, царя Константина (Византийская империя). Перед Пасхой говорил проповедь о распятии Иисуса Христа, Который был распят властями. Устраивает торжества, которые раньше не устраивались в церкви, – например, на третий день Успения организовал вынос плащаницы и погребение Божией Матери и ход по церкви. Есть подозрение, думает диакон Якиманский, что священник Вершинский состоит в какой-то партии».
10 ноября диакон Александр был вызван на допрос в НКВД, где, отвечая на вопросы следователя, дал следующие показания: «Я знаю, что Вершинский пользуется большим авторитетом. Я предполагаю, что он завоевал себе авторитет среди женщин своими проповедями, которые он часто произносил в церкви; если говорить о его церковной службе, то служит он неважно. Поначалу, когда Вершинский только приехал в Ивантеевку, он в церкви говорил проповеди чисто религиозные. Впоследствии он стал в своих проповедях протаскивать монархические идеи, при этом восхвалял бывший царский род и отдельных царей. Во все бывшие религиозные праздники, имевшие свое значение в Церкви в дореволюционное время, Вершинский устраивает торжественное богослужение, и в некоторые такие праздники он говорит проповеди, в которые протаскивает свои монархические идеи; так, в частности, в один из праздников весной 1937 года восхвалял отдельных царей, как-то: царя Давида и других. Осенью 1937 года в своей проповеди говорил о царе Константине и его деятельности, при этом старался преподнести слушателям все в лучших красках. Весной 1937 года в одной из проповедей Вершинский, связывая свою проповедь с ожившей после зимы природой, говорил: "Природа расцвела... мы должны искать лучшей жизни, раньше жизнь была лучше”».
21 ноября 1937 года сотрудники НКВД арестовали протоиерея Александра, а через день – председателя церковного совета Павла Васильевича Кузовкова и члена церковного совета Николая Ивановича Копнинского. Все они были заключены в Таганскую тюрьму в Москве.
25 ноября диакон Александр Якиманский снова был вызван на допрос к следователю. Отвечая на вопросы, он показал: «Копнинского и Кузовкова я знаю с момента моего поступления на должность диакона в село Ивантеевку, то есть с 18 февраля 1937 года, а Вершинского знаю с марта 1937 года. До последнего времени мои с ними отношения были нормальные, но примерно с половины октября они обострились на почве доходов. Связь Вершинского, Кузовкова и Копнинского была очень тесная и заключалась в том, что они, находясь во главе церковного совета, совместно решали все вопросы, касающиеся церкви, и вообще у них были личные, дружественные отношения. Я могу заявить, что Вершинский, Копнинский и Кузовков были настроены антисоветски. Вдохновителем антисоветских настроений и недовольств является Вершинский, и он фактически является вдохновителем этой группы. Вершинский в своих проповедях высказывал чисто монархические взгляды; так, например, на праздники Воздвижение и Рождество Богородицы он восхвалял древних царей Давида, Константина и других. В частных разговорах Вершинский говорил: "В настоящее время жизнь тяжела и жить невозможно, виновата в этом советская власть”. Сидя за столом в присутствии посторонних, Вершинский, обращаясь к посторонним, говорил: "Празднования надо участить и сопровождать крестными ходами, этим мы больше привлечем на свою сторону верующих”».
Затем диакон дал показания против Павла Кузовкова и Николая Копнинского, закончив их следующим образом: «Собрания церковного совета собирались примерно два раза в месяц и в разных местах: то в церкви, то в квартире Кузовкова, то у других частных лиц. И поскольку уже много приведено фактов контрреволюционных разговоров и все эти разговоры связаны в той или иной степени с церковным советом, то, по моему мнению, собрания церковного совета являлись поводом для контрреволюционных разговоров и эти разговоры в очень скрытой форме передавались окружающему населению».
В тот же день был допрошен священник Смоленского храма в Ивантеевке Николай Михайлович Успенский, который показал: «Вершинский, Кузовков и Копнинский находились между собой в хороших взаимоотношениях, часто посещали квартиры друг друга и особенно часто собирались в доме Кузовкова, где систематически разделяли между собой контрреволюционные взгляды. Вершинский, Кузовков и Копнинский настроены явно враждебно к существующему в СССР строю. Руководителем и вдохновителем данной контрреволюционной группы, как в церковных делах, так и в контрреволюционных высказываниях, был Вершинский. В марте 1937 года Вершинский рассказывал о своей работе в Торжке и говорил, что он устраивал там крестный ход, который комсомольцы хотели сорвать, но он был хорошо знаком с членами партии и они заранее его информировали, что дало ему возможность предупредить верующих и дать надлежащий отпор комсомольцам. В марте 1937 года после окончания службы в церкви Вершинский о применяемых к духовенству репрессиях говорил: "Духовенство за маленькие преступления, за слово сказанное страдает пятилетней ссылкой или еще чем-нибудь; вообще, преступления не соответствуют наказанию”. После этого разговора он стал высказывать свои контрреволюционные взгляды по вопросу о выборах в Верховный Совет. После ареста Вершинского на другой день ко мне в дом пришел Кузовков и просил меня написать заявление во ВЦИК по вопросу о закрытии церкви. Я заявление писать отказался. После этого мы с Кузовковым пошли к Копнинскому, и Копнинский говорил, что на религию идет жестокое гонение со стороны правительства, а Кузовков сказал: "Конституция написана только для заграницы, а не для СССР”».
В тюрьме, отвечая на вопросы следователя, отец Александр сказал:
– В поселке Ивантеевка я находился в хороших взаимоотношениях с председателем церковного совета Павлом Васильевичем Кузовковым, у которого бывал в доме. Также знаком с Николаем Ивановичем Копнинским, который хотя и подал заявление о выходе из церковного совета, но все же церковный совет продолжал посещать. Других знакомых в Ивантеевке у меня нет. Сколько раз в мое отсутствие собирался церковный совет, я не знаю. Но я присутствовал на четырех совещаниях. На первом совещании под Пасху обсуждался вопрос об оплате певчим за пение на Пасху. На втором совещании, в конце мая, обсуждался вопрос о финансовом отчете. В третий раз, в июне, в здании церкви, обсуждали вопросы по ремонту церкви. И в четвертый раз, в церкви, обсуждали процесс самого ремонта, то есть говорили рабочим о ремонте, договариваясь о цене.
– Следствие располагает фактами, что в поселке Ивантеевка существовала контрреволюционная группа церковников, в которую входили Павел Васильевич Кузовков и Николай Иванович Копнинский, вдохновителем являлись вы. Следствие предлагает вам подробно рассказать, для какой цели вы проводили контрреволюционную работу, и назвать других лиц, которые входили в вашу группу, – потребовал следователь.
– В поселке Ивантеевка среди церковников никакой контрреволюционной группы не было, из числа названных лиц никто контрреволюционной агитацией не занимался и своих недовольств советской властью не высказывал, – ответил священник.
– В июле вы в церкви среди верующих говорили, что советская власть душит священнослужителей и за каждое оплошное слово дает им по пять лет. Этим вы пытались у присутствующих верующих вызвать жалость к священникам и ненависть к советской власти. Тогда же и там же вы говорили, что у духовенства нет возможности участвовать в выборной кампании, так как их все равно выбросят из органов власти верхи, хотя они будут избраны низами. Этими разговорами вы пытались дезорганизовать выборную кампанию среди верующих. Расскажите следствию, для какой цели вы занимались контрреволюционными разговорами.
– Подобных разговоров по окончании службы в церкви я никогда не вел.
– Когда вы читали проповеди в церкви, вы в этих проповедях протаскивали контрреволюционные монархические идеи. В частности, в праздник Воздвижения восхваляли благочестие царей Константина, Давида и цариц, ставя своей целью дать понять верующим о существовавших благочестивых царях, хорошо относившихся к народу.
– Действительно, на праздник Воздвижения я говорил проповедь о значении этого праздника. В проповеди я говорил о царице Елене, так как она связана с праздником, но о царях Давиде и Константине с восхвалением их благочестия я не говорил.
– С какого времени и на какой основе у вас сложились контрреволюционные взгляды?
– У меня контрреволюционных взглядов не было.
– Следствие предъявляет вам следующий факт вашей контрреволюционной деятельности. Вы рассказывали, что для увеличения числа верующих пошли на обман органов власти и добились открытия в городе Торжке мощей княгини Иулиании. Тогда же и там же распространяли провокационные слухи с целью компрометации компартии, уверяя присутствующих, что якобы многие коммунисты были с вами в сделке и предупреждали вас о предстоящих демонстрациях комсомола против крестных ходов.
– Может быть, я и говорил о перенесении мощей из подвала в храм, и такое перенесение мощей с разрешения церковной и гражданской власти было. В отношении комсомольцев и коммунистов я ничего не говорил.
Следователь продолжал спрашивать, приводя все новые и новые «факты» о якобы контрреволюционной деятельности священника, но на все вопросы отец Александр отвечал:
– Нет, не признаю себя в этом виновным.
Мученик Павел родился 15 июня 1875 года в селе Ивантеевка Московской губернии в семье рабочего Василия Кузовкова. Окончил сельскую школу. В 1887 году поступил на фабрику и работал на подсобных работах, а затем, став квалифицированным рабочим, проработал на фабрике до 1904 года. С 1904 по 1906 год он работал на вагоноремонтном заводе. С 1907 по 1932 год Павел Васильевич работал сукновалом на фабрике Лыжина. С 1932 года и по день ареста работал дежурным на водонасосной станции. 1 января 1937 года Павел Васильевич был избран председателем церковного совета храма Смоленской иконы Божией Матери и за это был арестован.
– Советскому обществу из учения Ленина известно, что религия – это дурман для народа. Чем можно объяснить тот факт, что вы являетесь ярым сторонником и защитником религии и Церкви?
– Я ярым защитником религии и Церкви не являюсь, я только был народом выбран председателем церковной двадцатки.
– Следствию известно, что весной текущего года вы ездили в Москву в епархиальное управление за советом, что надо делать, чтобы не закрыли церковь, а в ноябре вы обращались в Пушкинский райисполком за разрешением собрания верующих по этому вопросу. Почему вы следствию говорите неправду?
– В епархиальное управление я ездил. А в райисполком я ходил взять разрешение на собрание, чтобы оповестить верующих о закрытии церкви.
– Следствием установлено, что контрреволюционная группа церковников в составе Вершинского, Копнинского и вас часто собиралась у вас на квартире, а иногда и в церкви, где велись контрреволюционные разговоры, направленные против мероприятий советской власти. Почему вы скрываете это от следствия?
– У меня на квартире несколько раз собирались члены церковного совета, но контрреволюционных разговоров там не было.
Мученик Николай родился 20 ноября 1876 года в селе Ивантеевка Московской губернии в семье рабочего Ивана Копнинского. В 1888 году окончил сельскую школу и поступил на работу в контору к фабриканту Лыжину, где проработал до 1899 года, когда был призван в армию. В армии он прослужил четыре года, сначала рядовым, а затем писарем 13-го пехотного Белозерского полка, квартировавшего в Польском городе Ломжа. В 1903 году он вернулся на фабрику Лыжина и стал работать конторщиком, а затем с 1908 по 1914 год – конторщиком в Московской соединенной биржевой артели. В 1914 году Николай был призван в армию и прослужил до 1918 года в инженерном интендантстве в Москве; затем вернулся в Ивантеевку и занимался крестьянским хозяйством. С 1921 по 1930 год Николай Иванович работал конторщиком на разных фабриках в Ивантеевке. В 1930 году он попал в железнодорожную катастрофу и вследствие тяжелой травмы получил инвалидность.
С 1935 года он был секретарем ревизионной комиссии при церковном совете и за это в 1937 году был арестован.
– В каких взаимоотношениях вы находились с председателем церковного совета Кузовковым и попом Вершинским? – спросил следователь.
– Кузовкова я посещал, а также и он меня лишь потому, что он был председателем церковного совета, а я до 17 марта 1937 года – секретарем ревизионной комиссии при церковном совете. В отношении Вершинского, как он меня, так и я его никогда не посещал.
– В феврале 1937 года проходило собрание церковного совета; после окончания собрания вы среди присутствующих высказывали явно контрреволюционные взгляды против советской власти.
– Собрание церковного совета в феврале 1937 года было, но контрреволюционных взглядов я не высказывал и виновным себя в этом не признаю.
1 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила протоиерея Александра Вершинского и председателя церковного совета Павла Кузовкова к расстрелу, а члена приходского совета Николая Копнинского – к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере.
Протоиерей Александр Вершинский и мирянин Павел Кузовков были расстреляны 8 декабря 1937 года и погребены в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой. Мирянин Николай Копнинский был заключен в Мариинские лагеря в Кемеровской области и здесь 15 марта 1938 года скончался.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Ноябрь». Тверь, 2003 год, стр. 217–229. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-kopninskij
Мученик Петр Троицкий (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
13 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Мученик Петр родился 29 января 1889 года в селе Макшеево Коломенского уезда Московской губернии в семье диакона Василия Троицкого. Петр окончил духовное училище и поступил в Духовную семинарию, в которой ему пришлось проучиться всего один год, так как из-за смерти отца, скончавшегося в 1903 году, когда Петру едва исполнилось четырнадцать лет, ему пришлось вернуться в село, чтобы помогать матери по хозяйству. С 1915 года он стал служить псаломщиком в храме в родном селе.
3 ноября 1937 года власти арестовали Петра Васильевича по обвинению в антисоветской агитации среди жителей села. Он отверг все возводимые на него обвинения, и тогда следователь предъявил ему показания лжесвидетелей, но и их он категорически отверг. Тогда следователь стал расспрашивать его о том, кто был его отец, имели ли они церковную землю, с какого времени Петр Васильевич стал работать в колхозе, сколько он заработал в 1937 году трудодней и лишался ли он как церковнослужитель избирательных прав. В конце всех допросов следователь вернулся к первоначальному вопросу, требуя, чтобы Петр Васильевич согласился с обвинением в антисоветской агитации, но он эти обвинения отверг.
17 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила псаломщика Петра Троицкого к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Условия заключения и непосильные каторжные работы стали для него смертным приговором. Петр Троицкий умер 13 января 1938 года и был погребен в безвестной могиле неподалеку от города Медвежьегорска в Карелии.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 7». Тверь. 2002. С. 266–267. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-petr-troickij
Мученик Се́ргий Архангельский, псаломщик (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
7 мая
ЖИТИЕ
Мученик Сергий родился 4 сентября 1898 года в селении Погост Десятая Пятница Богородского уезда Московской губернии в семье священника Василия Архангельского. В 1910 году Сергей окончил сельскую школу, а в 1915 году – Перервинское духовное училище. В 1916 году он поступил в Московскую Духовную семинарию, но окончить ее уже не успел, так как произошла безбожная революция и все духовные учебные заведения были большевиками закрыты. В 1919 году Сергей был призван в Красную армию и служил в ней, исполняя обязанности экспедитора. В 1922 году он поступил псаломщиком в соборную церковь в городе Верее, где, по свидетельству благочинного, «вел себя отлично, к богослужению и требоисправлениям относился исправно»[1].
Впоследствии он служил псаломщиком в Покровском храме в селе Купелицы Верейского уезда, где настоятелем был его родственник, священник Илия Зачатейский[2], а затем в храмах Павло-Посадского района.
В 1937 году был арестован псаломщик храма Рождества Богородицы в селе Саурово-Уползы Павлово-Посадского района и Сергей Васильевич поступил служить на его место, но через два месяца – 27 ноября 1937 года – и он был арестован и заключен в тюрьму в городе Ногинске.
– Вы лишались права голоса? – спросил его следователь.
– Да, лишался. С 1922 года по день опубликования конституции.
– Кто еще лишался избирательных прав из ваших родственников?
– Отец, Василий Дмитриевич Архангельский, как священник. Двоюродная сестра Мария Аркадьевна Зачатейская, живущая в селе Купелицы Верейского района Московской области, как жена священника.
– Дайте показания, кто из ваших родственников был репрессирован органами НКВД.
– Муж двоюродной сестры Илья Александрович Зачатейский.
– Следствие располагает материалом о том, что вы систематически ведете антисоветскую агитацию, направленную против проводимых партией и правительством мероприятий. Следствие требует от вас правдивых показаний. В чем выражалась ваша антисоветская деятельность?
– Никакой антисоветской агитацией я не занимался и по этому вопросу показать ничего не могу.
– Следствию известно, что вы вели агитацию за крах советской власти, говорили, что скоро придут Деникин, Колчак, сметут советскую власть, и мы тогда повесим всех коммунистов. Признаете себя виновным в этом?
– В агитации за крах советской власти и повешение коммунистов виновным себя не признаю. Этого я ни с кем никогда не говорил.
– Следствию известно, что вы говорили, что советская власть задушила налогами: вы не имеете ни скота, ни земли – а налоги давай плати. Признаете себя в этом виновным?
– Между мной, Никольским, Соколовым и Померанцевым действительно был разговор о том, что я не имею скота, дома и ничего, а меня почему-то обязали мясопоставкой. Также среди нас был разговор, что сейчас арестовывают священнослужителей. Другого мы ничего не говорили.
– Вы продолжаете отрицать, не хотите давать показания, хотите скрыть от следствия свою контрреволюционную деятельность. Еще раз требуем от вас откровенных показаний.
– Никакой контрреволюционной деятельностью я не занимался и остаюсь при ранее данных мной показаниях.
– Что вы говорили относительно ареста священнослужителей?
– Относительно ареста священнослужителей у нас был разговор со священником Соколовым и диаконом Никольским о том, что к нам приходят часто из других приходов люди, чтобы окрестить ребенка, которые говорят, что у них арестовали священника, но за что арестовали и своих мнений по этому вопросу никто не высказывал.
На этом допросы были закончены, а 29 ноября и все следствие было завершено. 3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила псаломщика к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Псаломщик Сергий Архангельский умер в заключении 7 мая 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский).«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель».Тверь. 2006. С. 258-260.Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-arhangelskij
Примечания
[1] ЦИАМ. Ф. 2303, оп. 1, д. 283, л. 79 об.
[2] Священномученик Илия (Зачатейский); память празднуется 26 ноября/9 декабря.
Сщмчч. Иоа́нна (Пашина), епископа Рыльского, и Иоа́нна Дунаева, пресвитера, прмц. А́нны (Благовещенской), монахини (1938).
Священномученик Иоа́нн (Пашин), Рыльский, епископ
ДНИ ПАМЯТИ:
1 августа – Собор Курских святых
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 марта (переходящая) – 11 марта (26 февраля) в невисокосный год / 10 марта (26 февраля) в високосный год
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился 8 мая 1881 года в городе Петрикове Мозырского уезда Минской губернии в семье священника Димитрия Пашина и его супруги Надежды, дочери священника Никольской церкви в местечке Скрыгалове Василия Завитневича. Отец Димитрий скончался, когда Ивану было всего три года, и Надежда Васильевна переехала вместе с младенцем к своим родителям в Скрыгалов, и Ивану вместо отца стал дед, протоиерей Василий, которому, по-видимому, он и оказался обязан многими своими христианскими качествами.
В 1890 году Иван был отдан учиться за казенный счет в Слуцкое духовное училище, после окончания которого его в 1895 году приняли учиться за казенный счет в Минскую Духовную семинарию.
В 1901 году Иван окончил Духовную семинарию и обвенчался с девицей Антониной, дочерью купца из Вышнего Волочка Тверской губернии. 21 октября 1901 года он был рукоположен во диакона, а 22 октября - во священника к Покровской церкви села Князь-Озеро Мозырского уезда. 15 февраля 1903 года протоиерей Василий Завитневич ушел по преклонности лет за штат, и на его место настоятелем Никольской церкви был назначен отец Иоанн Пашин. Здесь он в первую очередь докончил дело, начатое дедом, - достроил часовню в память священномученика Макария, митрополита Киевского, убитого татарами в окрестности Скрыгалова в 1497 году. Часовня была освящена 1 мая 1905 года в день празднования памяти священномученика. Стараниями отца Иоанна было организовано Свято-Макарьевское Братство и открыта женская школа. 4 ноября 1907 года верующее население Скрыгалова торжественным крестным ходом встретило ковчег с частицей мощей священномученика Макария, прибывший из Киева на станцию Птичь. В следующем, 1908 году, празднование памяти священномученика собрало около десяти тысяч богомольцев - небывалое для этих мест число молящихся.
В 1909 году отец Иоанн был назначен настоятелем храма святого великомученика и Победоносца Георгия в селе Прилепы Минского уезда. В первый же год своего служения здесь он открыл одноклассную церковноприходскую школу в деревне Избицке, помещение для которой было предоставлено помещиком Н.И. Демидовым, он же взял на себя расходы по отоплению и освещению школы.
Как и в предыдущем приходе, отец Иоанн старался, чтобы в храме была особая святыня, которая бы привлекла молящихся и помогла бы создать в их душах молитвенный настрой и поддержала веру. Одним из замечательных событий стало появление в Георгиевской церкви списка Иверской иконы Божией Матери, которая была написана на Афоне и при громадном стечении народа с крестным ходом принесена в Георгиевский храм. Отец Иоанн ревностно следил за просвещением прихожан, при храме была организована продажа молитвословов и духовных книг, под руководством священника действовали пять церковноприходских школ. При храме им было организовано Прилепское общество трезвости, которое, увеличиваясь с каждым годом, переросло в Братство трезвости, где был свой устав, гимн и знамя-хоругвь. Со временем храм не стал уже вмещать всех молящихся, и в 1912 году священник составил план и смету на строительство большей каменной церкви, основное строительство ее было завершено в 1914 году, а освящена она была 21 августа 1916 года.
В 1915 году священника постигло горе: в возрасте тридцати двух лет скончалась его супруга Антонина Васильевна, и он остался с двумя детьми восьми и тринадцати лет.
31 июля 1916 года отец Иоанн подал прошение о принятии его в Петроградскую Духовную академию, на первый курс которой он и был зачислен 17 августа. В документе, выданном ему епископом Минским Митрофаном (Краснопольским), отец Иоанн характеризовался как принадлежащий «к лучшей части духовенства. Состоя настоятелем прихода, расположенного среди католического населения, он тесно сплотил около православного храма свою паству. Своей воодушевленной проповедью создал в приходе движение трезвости и, как идейный работник в борьбе за трезвость, принимал горячее участие в Московском противоалкогольном всероссийском съезде. Решение продолжить образование в Духовной Академии у него появилось сразу же после смерти жены и, вероятно, выношено было еще во время ее продолжительной болезни»[1].
В 1917 году в России произошла безбожная революция, все духовные образовательные учреждения были закрыты, и отец Иоанн вернулся служить в Георгиевский храм в село Прилепы.
В 1921 году храм посетил епископ Минский Мелхиседек (Паевский), объезжавший приходы епархии. В 1922 году усилиями безбожных властей в Русской Православной Церкви возник обновленческий раскол, и в июле 1922 года епископ Мелхиседек объявил об автономии Белорусской Церкви и стал митрополитом Минским и Белорусским.
7 апреля 1923 года в минском Петропавловском кафедральном соборе владыка Мелхиседек в сослужении епископов Вяземского Венедикта (Алентова) и Гжатского Феофана (Березкина) хиротонисал отца Иоанна во епископа Мозырско-Туровского, викария Минской епархии. Первое время епископ Иоанн жил в Мозыре, а затем обосновался на своей родине в городе Петрикове. Приступив к исполнению архипастырских обязанностей, он энергично принялся за дело, взяв себе за правило частое посещение храмов вверенного ему викариатства. Пользуясь тем, что власти законодательно не запретили преподавание частным порядком Закона Божия и всего относящегося к православной вере, он стал регулярно собирать у себя детей, разучивать с ними церковные песнопения и преподавать им Закон Божий.
В 1926 году власти арестовали епископа. Будучи допрошен, владыка Иоанн заявил: «Я, как человек сильных и твердых убеждений религиозных и как епископ, вел работу в пределах установленных властью законов»[2].
26 марта 1926 года приговором Особого Совещания при Коллегии ОГПУ епископ Иоанн был лишен права проживания в крупных городах страны и выслан из Петрикова. В Великий Четверг 1926 года епископ последний раз отслужил на родине Божественную литургию и, испросив прощения у прихожан, вышел из собора. Люди шли за владыкой до пристани, а затем еще долго шли в холодной воде за баржей, на которой увозили владыку.
Высланный из Петрикова, епископ не пожелал терять связи со своей паствой и поселился в городе Лоеве Гомельского округа, где, по мнению властей, «вновь развернул антисоветскую работу, выразившуюся в нелегальном управлении епархией...»[3]
18 сентября 1926 года епископ Иоанн был приговорен к трем годам ссылки в Зырянский край. По окончании ссылки в 1929 году, ему было запрещено жить в некоторых городах и за ним был установлен административный надзор. Митрополит Сергий (Страгородский) назначил его епископом Рыльским, викарием Курской епархии. На пути в Рыльск владыка заехал к архиепископу Курскому Дамиану (Воскресенскому), чтобы поставить его в известность о полученном им от митрополита Сергия назначении.
В конце двадцатых - начале тридцатых годов советская власть усилила гонения на Русскую Православную Церковь; в это время она приступила к уничтожению традиционного крестьянского быта под видом организации колхозов, во главе которых стала ставить подчиненных центральному аппарату партийных чиновников. Крестьяне не приняли этой формы и стали оказывать сопротивление, отстаивая традиционную и естественную для себя форму жизни и хозяйствования. Власти обвинили в агитации против колхозов членов Русской Православной Церкви. На территории Курской и Орловской областей почти одновременно было арестовано тогда более трехсот человек - епископов, священников и православных мирян, и в их числе архиепископ Дамиан (Воскресенский) и епископ Иоанн (Пашин).
В августе 1932 года был арестован священник города Рыльска Константин Одинцов. 28 августа 1932 года власти арестовали епископа Иоанна и он был заключен в тюрьму ОГПУ в городе Курске. 26 сентября 1932 года следователь допросил владыку.
Столкнувшись с нравственной твердостью и неудобосклоняемостью епископа к лукавству, следователь заявил, что против него свидетельствуют подчиненные ему священники, и в частности Константин Одинцов. В ответ владыка 2 октября 1932 года дал собственноручные показания, в которых писал: «Священника города Рыльска Константина Одинцова знаю в течение трех лет. Одинцова я считаю порядочным человеком, взаимоотношения у меня с Одинцовым были служебные, наши политические убеждения - в смысле полного подчинения гражданской власти - совпадали, оба мы стояли на платформе митрополита Сергия, возглавляющего Церковь, к которой принадлежим. Я и Одинцов признавали советскую власть единственной законной властью в СССР, политика которой отвечала нашим настроениям. Никаких недоразумений между мною и Одинцовым не было, злобы не питали друг к другу. Одинцова не считаю способным сделать на меня какой-либо ложный донос или оклеветать меня»[4].
В ноябре 1932 года следствие было закончено. Владыку обвинили в том, что он «являлся руководителем контрреволюционных групп церковно-монархической организации "Ревнители Церкви” в городе Рыльске и в том же районе. На протяжении 1930-1932 годов в городе и в деревнях насаждал контрреволюционные группы, направляя их контрреволюционную деятельность против коллективизации сельского хозяйства...»[5]
В обвинительном заключении по этому делу следователи ОГПУ написали: «В октябре 1931 года в городе Обояни, Обоянском районе и городе Курске раскрыта и ликвидирована контрреволюционная церковно-монархическая организация, ставившая своей главной задачей объединение вокруг себя всех антисоветских элементов города и деревни, путем поднятия массового выступления крестьянства против советской власти, и восстановление монархического строя.
Контрреволюционная организация... возникла в ноябре 1930 года и была неразрывно связана с архиепископом Курским Дамианом...
Ко дню ликвидации организация в своем составе насчитывала 47 человек. По социальному положению они делятся так: священников 26, монашествующего элемента 3, бывших офицеров 2, бывших торговцев 2, бывших дворян 2, служащих 1 человек, кулаков 1, середняков 8 человек и бедняков 2. При этом последняя категория, то есть середняки и бедняки, в большинстве стали членами организации исключительно на почве религиозных убеждений...»[6]
«В июне и в июле 1932 года по западной части Центрально-Черноземной области прокатилась волна контрреволюционных массовых выступлений и отдельных восстаний. Эти выступления, начавшиеся в период окончания весеннего сева, изо дня в день всё более возрастали, и только в конце июля началась нормальная уборка созревших хлебов...
По 57 районам, охваченным антиколхозным движением, было 580 массовых выступлений с участием в них до 63 000 человек. Из числа колхозников этих районов было охвачено движением около 3200 колхозов на территории свыше 450 сельсоветов. Массовые выступления сопровождались также разгромом помещений сельских советов и правлений колхозов...
Вскрытые Полномочным Представительством ОГПУ по Центральной Черноземной области ранее (1931 г.) контрреволюционные церковно-монархические образования в районах, охваченных в июне-июле 1932 года массовым антиколхозным движением, неизменно определяли со стороны этих образований, формировавшихся из церковных элементов так называемого сергиевского течения, наличие активных проявлений, направленных против социалистического переустройства деревни...
Контрреволюционные массовые выступления в западной части области в июне-июле 1932 года как по организованности, так и по масштабу, несомненно, как это установлено следствием, явились результатом подготовительной деятельности контрреволюционной церковно-монархической организации "Ревнители Церкви”, возглавляемой указанным епископом Дамианом...
В отдельных местах имели место избиения сельских активистов, попытки к убийству и даже случаи убийства, как и попытки толпами свыше 500 человек, вооруженными косами, тяпками и вилами, отбить арестованных...
В отдельных селах массовые выступления происходили под лозунгами:
"Отдайте землю и волю и крестьянскую власть”.
"Советская власть нас ограбила, нам нужна власть без колхозов”.
"Долой колхозы, долой советскую власть бандитов, давайте царя”.
Выступления с участием свыше 4500 человек имели место в этот период в селах Потапахино, Кулаге, Троицком, Нагольном и других этого района и Чермашнянского сельсовета, смежного Солнцевского района, где, под указанными выше лозунгами, организованными толпами было расхищено колхозное имущество, изгнан сельский актив и в ряде случаев учинены над ним расправы.
Следствием по настоящему делу установлена связь контрреволюционной церковно-монархической организации "Ревнители Церкви” с антиколхозным движением...
По делу контрреволюционной церковно-монархической организации "Ревнители Церкви” проходит 413 человек, из них 3 епископа, 127 попов и дьяконов, 106 монахов и монашек, 70 кулаков, 11 бывших дворян, помещиков, полицейских и других. В числе проходящих по настоящему делу осуждено за контрреволюционную деятельность 136 человек и выделено в особое производство 149 человек.
Контрреволюционная церковно-монархическая организация "Ревнители Церкви” строилась применительно к церковно-иерархической структуре и формировалась из реакционного духовенства, монашествующего элемента, бывших людей и кулачества...»[7]
«Рыльское объединение контрреволюционной организации "Ревнители Церкви” возглавлялось административно-высланным епископом Иоанном Пашиным (город Рыльск) и имело в своем составе 6 групп с 30 участниками...»[8]
«Группы "Ревнителей Церкви”, возникавшие под непосредственным руководством духовенства так называемого Сергиевского направления, возглавлявшегося Курским архиепископом Дамианом, в начальный период своего развития складывались как образования религиозного характера, лозунгом которых была борьба с безбожием и сплочение вокруг Церкви верующих...
По мере развития борьбы в деревне за сплошную коллективизацию и ликвидацию на этой основе кулачества как класса под влиянием агитации сложившихся групп "Ревнителей Церкви” и примыкавших к ним отдельных лиц, главным образом монашествующего элемента, ряды этих групп расширялись за счет затронутых процессом социалистического строительства кулацко-контрреволюционных элементов...
Контрреволюционное духовенство и монашество, скрывавшееся под флагом декларации о признании советской власти митрополитом Сергием, использовало концентрацию вокруг Церкви контрреволюционного кулачества и повело организационную работу по сплочению его для борьбы с пролетарским государством...»[9]
7 декабря 1932 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Иоанна к десяти годам заключения в концлагерь. По тому же делу был арестован и приговорен к пяти годам заключения епископ Орловский Николай (Могилевский), с которым владыка Иоанн пробыл затем несколько лет в лагерях. Владыка Николай хорошо знал Татьяну Николаевну Гримблит[10], которую многие епископы называли современным Филаретом Милостивым из-за ее щедрости в помощи ссыльному духовенству. Епископ Николай, получив открытку от нее, из которой стало известно, что она освободилась, сообщил ее адрес епископу Иоанну, и между ними завязалась переписка, которая продолжалась почти до мученической кончины обоих.
«Родная, дорогая Татьяна Николаевна! - писал владыка Иоанн. - Письмо Ваше получил и не знаю, как Вас благодарить за него. Оно дышит такой теплотой, любовью и бодростью, что день, когда я получил его, был для меня одним из счастливых, и я прочитал его раза три подряд, а затем еще друзьям прочитывал: владыке Николаю и отцу Сергию - своему духовному отцу. Да! Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа: это не от нас - Божий дар. Вы, по милости Божией, поняли, что высшее счастье здесь, на земле, - это любить людей и помогать им. И Вы - слабенькая, бедненькая - с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете как можете. Вспоминаются слова Божии, сказанные устами святого апостола Павла: "Сила Моя в немощи совершается”. Дай Господи Вам силы и здоровья много-много лет идти этим путем и в смирении о имени Господнем творить добро. Трогательна и Ваша повесть о болезни[11] и дальнейших похождениях. Как премудро и милосердно устроил Господь, что Вы, перенеся тяжелую болезнь[12], изучили медицину и теперь, работая на поприще лечения больных, страждущих, одновременно и маленькие средства будете зарабатывать, необходимые для жизни своей и помощи другим, и этой своей святой работой сколько слез утрете, сколько страданий облегчите... Помоги Вам, Господи! Работаете в лаборатории, в аптеке? Прекрасно. Вспоминайте святого великомученика Пантелеимона Целителя и его коробочку с лекарствами в руках (как на образах изображают) и о имени Господнем работайте, трудитесь во славу Божию. Всякое лекарство, рассыпаемое по порошкам, разливаемое по скляночкам, да будет ограждено знамением Святого Креста. Слава Господу Богу!
На этот путь вступили многие из нашей братии - и близкие мне, например епископ Венедикт[13], бывший Вяземский, - соловчанин, участвовавший в моей хиротонии, не знаете ли, где он Иеромонах Агапит (Фесюк), живший и у меня года три, перенесший не однажды тюремное заключение, затем ссылки, лагерь и так далее, а в прошлом году заведовал медпунктом около Красного Холма Калининской области, а теперь замолчал, видно, опять начал путь уз. Жаль, что и я пропустил время и не занялся этим делом. А теперь уж стар, пятьдесят пять лет, и больно измочалился. И мне уже в марте исполняется десять лет разного рода уз, а в лагерях уже три с половиной года. В Рыльске я отсидел срок и со дня на день ожидал получить вольную, а вместо этого экстренно взяли в Курск, далее в Воронеж, где отсидел месяца два в изоляторе - в одиночке, и месяца четыре в домзаке. В последнем условия были ужаснейшие, от тесноты и ног некуда было протянуть, и месяца два с половиной голодал, пока не прибыла Мария Ивановна, - тогда наладилась передачка. За дня три до Святой Пасхи прибыли в Темниковский лагерь. И сразу на работу - убирать и жечь сучья в лесу. Но поработал я только недели две, а затем заболел сыпняком. Отвезли в центральный госпиталь. Думал, не выживу: ведь сердце слабое, но Господь сохранил еще на покаяние. Месяца полтора лежал, а затем последовательно побывал на трех лагерных пунктах в течение года, и хотя сразу был зачислен в инвалиды, но по воле и неволе работал всякого рода работку (до 30 видов), но больше на заготовке дров. Месяца два эту работу мы исполняли маленькой бригадой: три епископа и протоиерей. Епископы: знакомый Вам владыка Николай Орловский, Кирилл Пензенский и я грешный. Интересно было глядеть на нас: как мы по пояс в снегу искали валежник, пилили его, рубили, а то спиливали сухие деревья и с пня - значит, было дело вроде лесоповала.
В мае 1934 года очутились в Сарове, где и пробыли год. Счастье было каждый день быть на могилке преподобного Серафима, наслаждаться видом святых храмов и священных изображений на них. Снаружи святые храмы остались без изменений, и так приятно было ходить в монастырской ограде, переносясь мыслию в прошлое, и чувствовать облагоуханный молитвой воздух. Работали месяца три в канцелярии, а затем в августе, по дикой клевете обвиненные в присвоении чужих вещей (один человек добрый посещал нас и внезапно умер, оставив у нас вещи), мы четверо (я, владыка Николай, протоиерей один и иеромонах - жившие в одной комнате) попали в изолятор на полгода. Опять начались физические работы, и часто очень тяжелые, - например, месяца два катали так называемые баланы, то есть бревна, опять пилили дрова, собирали и жгли сучья. Господь укреплял. Не ласковы там были к нам, даже зачетов лишали "за исполнение религиозных обрядов”.
В мае 1935 года перегнали нас пешком верст за двенадцать на Протяжную - это тоже пункт Сарлага. Здесь работали с месяц на лесном складе по уборке и в лесу, а затем заболели все мы малярией, да такой жестокой, - уж больно сердце мое страдало, прямо думал, смертушка приходит. Хинина не было, лечили уколами. Больше месяца болел, пока не отправили в Алатырскую колонию - конечно, тот же самый лагерь. Неделю были в пути, хотя это переезд был в пределах одного Горьковского края. Что нам, не оправившимся от малярии, стоил этот переезд, можете представить. Эта колония расположена в верстах тридцати от города Алатыря. (А Алатырь верст двести не доезжая до Казани.) Из Алатыря к нам (все время лесом) идет ветка, но поезд ходит очень редко, так что приезжающие на свидание верст двадцать большей частью идут пешком. Здесь уж мы не работаем: нет подходящей работы, да и приустали, признаться, и здоровьем слабеньки стали. Здесь место разгрузки, отпуска домой, но мимо нас проходят сотни, чуть не тысячи людей, а нас забывают, обходят. Божия воля, покоряемся ей. Если иметь помощь со стороны, то жить кое-как можно. С этой помощью у меня часто бывает заминка. Родные как-то забывают меня (Божие мне это испытание!), а родные по духу не всегда имеют чем помочь мне. Больше всех мне оказывает помощь Мария Ивановна, которая, при некоторой неуравновешенности своего характера, оказалась, однако, более других способной к самопожертвованию. Не ограничиваясь посылочками, она приезжала ко мне еще в Темниках на свидание, а теперь по моей просьбе переехала в Алатырь, помогает мне передачками и ожидает или моего освобождения, или перехода в вечность, как я ее просил: буду умирать - хоть глаза мне закроешь. А о смерти думаю все больше и больше. Молитва святителя Иоасафа Белгородского на каждый час стала моей любимой молитвой: "О, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, в час смерти моея приими дух раба Твоего в странствии суща - молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех святых Твоих. Аминь”.
Вот Вам краткая повесть о последних годах моего странствования. Простите. Пока, дорогая, обо мне не беспокойтесь, необходимое у меня есть, а будет нужно, попрошу разве что-нибудь из одежки или белья. А письмо мне бодренькое опять напишите. Велика у Вас вера, велика и любовь, они согревают сердца людей - знакомых и единомысленных Вам. Дай Бог в радости и здравии встретить Вам великие праздники: Вход Господень во Иерусалим и Благовещение, сострадать Христу Спасителю на Страстной. Господь да хранит Вас.
С любовью и молитвой недостойный епископ Иоанн.
16/29 марта 1936 года
Воистину воскресе! Дорогая, родная Татьяна! Пишу Вам это письмо почти с пути. Собрался в дорогу и переезжаю, но, кажется, в пределах того же Горьковского края. Это уже 10-й переезд за три с половиной года лагерной жизни. Сижу на узлах и чемодане в ожидании поезда и вдруг получаю Ваше письмо. Как луч солнца, оно осветило несколько мрачное состояние души, ободрило, пристыдило в малодушии. Спаси, Господи, и возрадуй Вас и временною здесь, и вечною там радостию. Ваше письмо прочитал друзьям, слушали многие - и всем стало радостнее. Владыка Николай пока остается здесь, а я с отцом Сергием и еще многими отцами отправляемся, кажется, в один из Ветлужских лагерей. Верим в лучшее, твори, Господи, волю Твою. Мария Ивановна пока остается в Алатыре. По прибытии постараюсь написать Вам.
Храни Господь Вас. С любовью и молитвой епископ Иоанн. 3/16 апреля».
В Ветлужских лагерях владыка пробыл почти год, а затем был отправлен в Ухтпечлаг в город Чибью Коми области, куда он прибыл 9 мая 1937 года. За время заключения и особенно этапов, когда в течение продолжительного времени он не получал ниоткуда ни посылок, ни писем, его одежда пришла в совершенную ветхость, а ботинки рассыпались, так что на новом месте в лагере он уже ходил в лаптях.
23 июня 1937 года владыка писал Татьяне Гримблит: «Родная Татьяна Николаевна! Если Вам не сообщили, где я, то узнайте из моего этого письма. Адрес мой на обороте. Жив и здоров. Живу здесь почти два месяца. Никто мне не пишет. Работаю на цветниках. Ничего - посильно. Очень нуждаюсь в ботинках и брюках. Пришлите Бога ради. Прибавьте и теплую рубаху и шапку 62 размера. Здесь холодно. А если сможете, то прибавьте сахарку, чаю, сгущенного молока и чего сможете, а также мыла. Получив ответ, напишу больше, а пока всего-всего доброго. Епископ Иоанн Пашин».
В начале лета 1937 года епископ выполнял работы по озеленению парка культуры и отдыха в Чибью. В это время в парке работал сторожем священник, с которым владыка познакомился в Ветлаге. Владыка иногда заходил к нему, так как тот жил в землянке недалеко от парка, и хотя в землянке он жил не один, но все же ему было выгорожено отдельное помещение, в котором можно было помолиться, зная, что за тобой не наблюдают недобрые глаза лагерного начальства из заключенных или вольных. Один раз владыке удалось даже помыться в землянке. Затем епископ был направлен работать сторожем аптекобазы в сангородок.
31 октября 1937 года техник парка культуры и отдыха в городе Чибью и комендант стадиона и парка, оба заключенные, обнаружили три креста, прибитые к стволам деревьев, о чем тут же сообщили оперуполномоченному Ухтпечлага НКВД. Другие кресты оказались прибиты к зданию, выходящему на стадион, и к одной из трибун. Лагерная администрация решила придать этому событию значимость преступления против государства. Подозрение пало на заключенного священника, который работал в парке сторожем, а затем был уволен за то, что не вышел на работу в праздник Покрова Божией Матери. 31 октября у священника был произведен обыск, изъяты икона, три крестика и несколько церковных книг; на следующий день священник был арестован и допрошен. На допросе следователь спросил, откуда тот знает епископа Иоанна, священник ответил, что познакомился с ним год назад в другом лагере, где они оказались вместе. Следователь спросил, признает ли себя священник виновным в контрреволюционной пропаганде, то есть в том, что он повесил в парке кресты. Священник ответил, что виновным себя не признает, крестов не вешал, да и к тому же кресты, которые ему показали, являются католическими.
Допрошенные техник и комендант показали, что, когда священник жил в землянке при парке, его посещал епископ Иоанн Пашин, и они полагают, что он вместе со священником развесил кресты. Этих показаний оказалось достаточно, чтобы арестовать владыку, предъявив ему обвинение в проведении контрреволюционной пропаганды с использованием «религиозных предрассудков и в практической религиозной деятельности, выразившейся в распространении крестов путем развешивания их на деревьях парка культуры и отдыха Ухтпечлага НКВД»[14].
2 декабря 1937 года в бараке у владыки был произведен обыск и изъято пять церковных книг и тетрадь, и в тот же день он был арестован и допрошен.
- Признаете ли вы себя виновным в контрреволюционной пропаганде и практической религиозной деятельности, заключающейся в распространении крестов путем развешивания их на деревьях парка культуры и отдыха Ухтпечлага НКВД? - спросил следователь.
- Виновным себя я не признаю. Крестов в парке отдыха на деревьях я не вешал, - ответил владыка.
- Откуда вы взяли отобранные у вас молитвенники и записи и для какой цели вы их хранили?
- Молитвенники и записи я получил в посылках, когда был в Ветлаге, после я перевез их в Ухтпечлаг. Молитвенники я держал для личного пользования.
- Что вы можете дополнить в свое оправдание?
- Дополняю, что перед праздником 20-летия Октябрьской революции я в Чибью не работал и находился в сангородке, где был с 27 сентября сего года.
На этом допросы закончились, были допрошены комендант и техник, которые ничем не могли доказать, что кресты в парке повесили владыка и священник. Были допрошены все, кто жил в одной землянке со священником и кто видел владыку приходящим в парк, но никто не мог показать не только в пользу обвинения, но и то, что епископ и священник молились в лагерной землянке.
6 декабря 1937 года главная аттестационная комиссия Ухтпечлага НКВД выдала справку на владыку, в которой писала: «К порученной работе относится удовлетворительно. Распорядка лагеря не нарушает. 10 апреля 1935 года лишен всех ранее произведенных зачетов рабочих дней за плохой труд»[15].
14 декабря следствие было закончено. В обвинительном заключении помощник оперуполномоченного госбезопасности написал: «Иван Дмитриевич Пашин, отбывая срок наказания в Ухтпечлаге и выполняя работу от ХОЗО по озеленению Чибью, проводил контрреволюционную пропаганду, используя религиозные предрассудки. В парке культуры и отдыха Ухтпечлага в специально оборудованной землянке устраивали сборища духовных и других неизвестных лиц. В указанном помещении проводились моления с песнопением и обрядами в рабочее время. В религиозные праздники Пашин не работал и призывал к этому других лагерников. Перед праздником 20-летия Великой Октябрьской революции в парке культуры и отдыха Ухтпечлага НКВД были на деревьях и на трибуне прибиты деревянные кресты. При обыске у Пашина обнаружены религиозные книги и записи»[16].
5 января 1938 года тройка НКВД приговорила епископа к расстрелу. Епископ Иоанн (Пашин) был расстрелян 11 марта 1938 года в городе Чибью Коми области и погребен в безвестной могиле[17].
Игумен Дамаскин (Орловский).«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль».Тверь. 2005. С. 437-451.Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-pashin
Примечания
[1] Священник Феодор Кривонос, Гордей Щеглов. Священномученик Иоанн (Пашин), епископ Мозырско-Туровский (1923-1926) и Рыльский (1929-1932). Минск, 2004. С. 22
[2] Там же. С. 31.
[3] Там же. С. 5-15, 20-21, 28-32.
[4] УФСБ России по Курской обл. Д. П-11015. Т. 6, л. 426.
[5] Там же. Т. 10, л. 131.
[6] Там же. Л. 1-2.
[7] Там же. Л. 42-48.
[8] Там же. Л. 63.
[9] Там же. Л. 78-80.
[10] Мученица Татиана (Гримблит). Память празднуется 10/23 сентября.
[11] Имеется в виду арест - на условном языке переписки тех лет.
[12] Имеется в виду пребывание в заключении.
[13] Алентов
[14] ЦГА Республики Коми. Ф. Р-2165, оп. 2, д. 6545, л. 13.
[15] Там же. Л. 32.
[16] Там же. Л. 38.
[17] Там же. Л. 41-43.
Священномученик Иоа́нн Дунаев, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 марта (переходящая) – 11 марта (26 февраля) в невисокосный год / 10 марта (26 февраля) в високосный год
5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился в 1885 году в селе Васильевское Угличского уезда Ярославской губернии в семье псаломщика Александра Дунаева. Иван окончил четыре класса городского училища и во времена гонений служил псаломщиком в Благовещенской церкви в селе Благовещенье Тутаевского района[1]. По воспоминаниям людей, его знавших, он был добрым и отзывчивым человеком; когда в 1927 году был арестован диакон храма, в семье которого остались одни женщины и им стало трудно справляться с полевыми работами, Иван Александрович сам стал им вспахивать на своей лошади поле. В 1930 году он был рукоположен во священника к Благовещенской церкви, где прослужил до ареста.
3 декабря 1937 года отец Иоанн был арестован и обвинен в распространении ложных и оскорбительных измышлений против членов советского правительства. Это обвинение подтвердили три лжесвидетеля, которые показали, будто священник говорил, что члены советского правительства, и в частности Сталин, состояли в одной контрреволюционной троцкистско-вредительской шайке с врагом народа Войковым.
Отец Иоанн категорически отверг все выдвинутые против него обвинения как на самих допросах, так и на очных ставках со лжесвидетелями.
На последнем допросе, состоявшемся 10 декабря, следователь потребовал от священника:
- Назовите лиц, с которыми вы имеете хорошие взаимоотношения.
- Хорошо знакомых людей, с которыми бы я делился своими впечатлениями о жизни в нашей стране, я не имею. Я живу замкнуто и никуда не хожу, - ответил священник.
26 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу. Священник Иоанн Дунаев был расстрелян 11 марта 1938 года и погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский).«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль».Тверь. 2005. С. 452.Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-dunaev
Примечания
[1] В тридцатых годах Большесельский район Ярославской области.
Преподобномученица А́нна (Благовещенская), монахиня
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 марта (переходящая) – 11 марта (26 февраля) в невисокосный год / 10 марта (26 февраля) в високосный год
5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых
ЖИТИЕ
В начале ХХ века из многих монастырей Вологодского края в Грязовецком уезде особенно славен был духовной жизнью своих насельников Павло-Обнорский Троицкий монастырь, расположенный в пятнадцати верстах от города Грязовца на левом берегу реки Нурмы. Монастырь был основан учеником преподобного Сергия Радонежского преподобным Павлом Обнорским в 1414 году; мощи святого покоились в монастыре под спудом. Обитель дважды - в 1513 и 1767 годах - жестоко пострадала от пожара, а в 1777 году была разграблена разбойниками. В начале ХХ века наместником монастыря стал архимандрит Никон (Чулков). Благочестивый подвижник, он имел и духовные дарования, умел и хозяйственную жизнь привести в процветающее состояние. При нем в обители было четыре храма, и все в прекрасном состоянии. В свое время он обратился к императору Николаю II с просьбой о пожертвовании средств на украшение раки преподобного Павла. Просьба была удовлетворена, и отец Никон устроил прекрасно украшенную раку. В 1910 году он ездил к императору в Царское Село, чтобы выразить личную благодарность за пожертвование, и был принят им. Когда в 1914 году началась война, в монастыре был устроен лазарет для раненых.
Один из прихожан монастыря, ставший впоследствии священником в Захарьевской общине, а в то время служивший учителем в Любиме, вспоминал: «К весне 1914 года до меня и вообще до всего окружающего меня любимского общества донеслись слухи об особой духовной настроенности в Павло-Обнорском монастыре. Тогда же, как воспитанный на глубоко религиозных началах, устремился туда и я в компании единомыслящих со мной в религиозном отношении сослуживцев. Что Павло-Обнорский монастырь, руководимый своим настоятелем архимандритом Никоном, имел именно такую религиозно-нравственную физиономию, видно из маленького путевого факта: когда в первый раз мы ехали на наемной лошади из Грязовца, я спросил возницу: в который из монастырей - Корнилиев или Павлов больше возите седоков? Тот не задумываясь ответил: "Коли кому погулять, так везем в Корнилиев, а кому помолиться - того везем в Павлов”. Нужно заметить, что всех нас туда влекло не только искание благодатного успокоения, но и возможность получить исцеление от болезней по молитвам преподобного Павла, а также и желание получить духовно-назидательный совет архимандрита Никона. Я был серьезно болен расширением сердца, был при смерти, лежал в одной из московских больниц, но лечение плохо подвигалось, дома я продолжал болеть, и доктора запретили мне даже вставать с постели. И вот, я по особому духовному влечению, вопреки запрещениям доктора, весной 1914 года предпринял путешествие в Павлов монастырь. Первый день я не смог собственными силами ходить, и меня водили под руки, на второй день я пошел самостоятельно, без посторонней помощи, и с той поры болезнь моя стала нечувствительна. В другой раз я болел воспалением легких и гнойным плевритом. Консилиум врачей признал неизбежность рокового конца, но ночью мне снится преподобный Павел подряд три раза и уверяет меня, что я здоров. Действительно, я проснулся совершенно здоровым и, к удивлению прибывшего утром врача, я встал с постели и мог ходить. Подобные случаи были и с другими моими родичами и знакомыми, и все это влекло нас в Павлов монастырь. Бывал с той поры в Павлове ежегодно - летом на неделю и в редких случаях на две, встречал там всегда много народа, стекавшегося из разных мест: из Грязовца, Вологды, из-за Вологды, из-под Пошехонья, из-под Романова и Рыбинска, из Ярославля, из Буйского, Даниловского и Любимского уездов»[1].
Огромным авторитетом пользовался в то время настоятель монастыря архимандрит Никон, к нему за молитвой, советом и благословением ехали тогда отовсюду. Среди приезжавших было много девиц из верующих семей, детей духовенства, женщин, окончивших учебные заведения и работавших учителями, многие из которых стали духовными детьми отца Никона. Некоторые нуждались в более подробном и глубоком духовном окормлении, так как стали задумываться уже не над тем, как по возможности нравственно, стремясь к исполнению Христовых заповедей, поступать в этой жизни, но уже связывали это с устроением своей духовной жизни, стали думать о спасении, о Царстве Небесном, о том, как всецело угодить Господу. Высокая задача требовала и опытного, высокой духовной жизни наставника.
В эту эпоху многие духовные наставники создавали общины, которые затем преобразовывались в монастыри. Из самых известных были общины, имевшие своими основателями преподобного Серафима Саровского в начале ХIХ века и преподобного Амвросия Оптинского в конце ХIХ столетия. Хотел такую общину устроить и архимандрит Никон, не отказавшись от своего намерения даже тогда, когда после прихода к власти большевиков начались гонения на Православную Церковь. Но для осуществления этого доброго дела, нужна была земля, где могли бы поселиться члены общины. В значительной степени помогла этому духовная дочь отца Никона, Александра Аркадьевна Соловьева, тетка Анны Александровны Соловьевой, бывшей в то время учительницей в Захарьевском приходе, расположенном между городом Грязовцем и Павло-Обнорским монастырем, а впоследствии ставшей начальницей общины.
Александра Аркадьевна была дочерью пономаря, служившего в церкви в селе Захарьево, и жила в ветхом доме отца. Она была девицей и до дней глубокой старости служила Господу тем, что принимала странников и паломников, шедших из Пошехонска в Павло-Обнорский монастырь. Она и предложила отцу Никону свой ветхий домишко для жительства сестер общины. Но нужно было получить и землю под огороды.
В то время советская власть уже начала реквизировать церковные земли, и захарьевские крестьяне поняли, что с отобранием у церкви земли им нелегко станет содержать храм, и потому они с радостью проголосовали за отдачу церковной земли общине, которая дала обязательства перед приходом содержать священника, псаломщика, певчих и сторожа.
Крестьяне выделили общине большой участок земли, и в 1921 году архимандрит Никон благословил поселиться здесь шести девушкам во главе с Анной Александровной Соловьевой. Они поселились в доме Александры Аркадьевны. Если бы не советская власть, община быстро переросла бы в большой и благоустроенный монастырь, но в основе советского государственного устройства было воинствующее безбожие, руководствовавшееся более дьявольскими наветами, нежели Божиими заветами, и советская власть никогда бы не позволила существовать монастырской общине открыто. Отец Никон предложил компромисс: оформить ее как сельскохозяйственную артель, но с монастырским уставом и послушаниями. Отец Никон, как и многие люди тогда, не верил, что безбожный античеловеческий государственный строй, стремившийся убить человеческую душу, отнять у нее бессмертие, сможет продержаться сколько-нибудь продолжительное время на русской земле. Он предполагал, что если сам и не доживет до того времени, когда община преобразуется в монастырь, так как ему при основании общины было уже за шестьдесят лет, то девушки помоложе до этого времени доживут. И поэтому, когда власти, заподозрившие в общине чуждый безбожию уклад жизни, стали внимательно присматриваться к ней и требовать, чтобы общинники вели агитационную работу и были здесь свои комсомольцы и коммунисты, отец Никон благословил некоторых членов общины вступить в комсомол и в партию, с тем, однако, чтобы они на всех собраниях молчали и ничего не говорили против Господа, оставаясь в душе все теми же верующими людьми. Для девушек это стало тяжелым испытанием.
«Для них это были годы душевных терзаний - годы мученичества, - вспоминал священник захарьевской церкви. - Любя Бога, отправляя Ему служение, надо было играть роль безбожниц.
Впоследствии они, конечно, каялись на исповеди, получали разрешение и вновь вдавались в тот же грех. Особенно тяжело им было в праздники, когда в храме шло богослужение, а им уже было это запрещено. Тогда они молились дома, тайно, и время от времени приходили в храм, чтобы причаститься...»[2]
«Отец Никон, как главный вдохновитель и руководитель общины и как глубоко верующий монах, не мог иметь иных чаяний, как монастырские подвиги во имя будущего Небесного Царства, к которому всеми средствами старался вести своих духовных детей, в том числе и коммунарок. Влияние он на них имел огромное, а потому мог легко заставить их, прикрываясь личиной безбожия и служения социализму в лице советской власти и ВКП(б), сохранять внутреннее благочестие, веру и монашеское послушание и терпеливо ожидать конца двойной игры»[3].
Впоследствии, уже будучи арестованной, настоятельница общины Анна Александровна Соловьева показала на следствии: «Созданная первоначально Захарьевская сельскохозяйственная артель и впоследствии Первомайская сельхозкоммуна имени Крупской являлись фактически религиозной общиной с монастырским уставом, которая, по установкам архимандрита Никона, могла быть преобразована в женский монастырь в случае падения советской власти. Для того, чтобы сохранить указанную коммуну... была создана фиктивная ячейка ВКП(б) и в нее были посланы... члены коммуны… Бессомненно, что никто из них при вступлении коммунистом быть не мог, так как они полностью сохранили свои религиозные убеждения и вступали в партию только лишь по нашим заданиям, для того чтобы дотянуть путем любых уступок и компромиссов существование коммуны до падения советской власти...»[4]
В самом начале существования общины все члены ее ходили в храм открыто и хор певчих состоял из двадцати пяти девушек. В самой коммуне они активно благоустраивались, число членов общины быстро увеличивалось, и к 1930 году их стало сто пять человек. Члены общины освоили различные ремесла; кроме сельскохозяйственных работ, многие девушки стали профессиональными каменщиками и плотниками. В общине было устроено восемь предприятий: кирпичный, дегтярный и кожевенный заводы, валяльно-катальная, швейная и сапожная мастерские, кузница и ветряная мельница; насельницы общины интенсивно вырубали глухой лес, корчевали пни, а на расчищенных полях засевали хлеб. У общины был огород с парниками и прекрасный сад.
Община руководилась архимандритом Никоном, который часто сюда приезжал, чтобы устроить и направить духовную жизнь сестер. По вечерам после обычных послушаний все обыкновенно ходили в лес за дровами, и вместе со всеми ходил отец Никон. Затем все собирались в каком-нибудь доме на отдых. Подавали чай, певчие и сам отец Никон пели духовные песни и беседовали. Устав здесь был чисто монастырский: у всех были свои послушания, была общая молитва в церкви, где читали и пели девушки общины.
В 1924 году Павло-Обнорский монастырь был властями закрыт, и отец Никон перешел служить в Воздвиженский собор в городе Грязовце, расположенном сравнительно недалеко от Захарьевской общины, и многие ее насельницы стали посещать его здесь. В 1924 году, когда архимандрит Никон был в Москве, Патриарх Тихон предложил ему принять сан епископа, но ради окормляемых им духовных детей и уже организованной общины он отказался, не захотел оставить духовных детей в это тяжелое время.
В 1930 году Воздвиженский собор был закрыт и архимандрит Никон поселился в одной из деревень неподалеку от общины и часто посещал ее, но ввиду нарастающих гонений старался это делать незаметно. Бывали случаи, что сотрудники ОГПУ по чьему-либо доносу приезжали в общину в то время, когда отец Никон был там. Во избежание ареста его выпускали через противоположную дверь, и он уходил незамеченным, но долго так это продолжаться не могло. Уже одно то, что монашеская община существовала почти десять лет, было чудом.
Одна из членов общины, впоследствии вышедшая из нее, описала по требованию следователей ОГПУ бытовую сторону жизни в общине: «Принимались в нее люди только по рекомендации членов, живущих в коммуне и достаточно испытанных отцом Никоном, всех в коммуну, кто бы только захотел в нее поступить, не принимали; если же кто поступал по рекомендации членов, он брался на известное испытание и через некоторый промежуток времени его все же знакомили... с отцом Никоном...
В общинке имелся свой распорядок и применены монастырские правила следующие: в воскресный день должны все без исключения пойти к утрене, свои имелись люди в церкви, псаломщик Патокова, Благовещенская, читали Апостол, хор имелся человек до двадцати пяти, чем привлекались в церковь окрестные крестьяне; после обедни начинался обед; когда обедают коммунарки, в этот момент соблюдалась в столовой полная тишина, во время обеда за столом не допускалось ни посторонних разговоров, ни смеха, в это время на рояле играли только кантики; нужно сказать, что коммунарок умело играть на рояле почти сорок человек, но исключительно одни кантики, песенки светские играть не разрешали, их можно услышать только тогда, когда появляются в столовой советские. Коммунаркам гулять пойти в другую деревню... не разрешалось. Если, прожив в коммуне год или два, разочаруешься, в коммуне не захочешь жить - пойди, но такой был устав, что ни одной тряпки взять тебе из нее нельзя... Обязанность каждой коммунарки каждый вечер после работы на своих плечах принести плаху дров к тому дому, кто где живет...»[5]
В 1928 году Захарьевская сельскохозяйственная артель была переименована в Первомайскую сельскохозяйственную коммуну имени Крупской. В это время коммуна прославилась в области как образцово-показательное хозяйство, как пример того, чего можно было достигнуть коллективным трудом при новом строе. Руководительница общины Анна Соловьева, когда приезжало начальство или проверяющие комиссии, старалась с ними держать себя подчеркнуто вежливо, ни в чем не проявляя себя человеком религиозным. Их принимали, показывали хозяйство, кормили обедами, они встречались с членами общины, и если члены комиссий что и замечали, они об этом не говорили.
Впоследствии сотрудники ОГПУ в обвинительном заключении относительно членов Захарьевской общины написали: «Внешняя маскировка... создала вокруг сельскохозяйственной коммуны широкое общественное мнение, идущее за пределы области. В результате коммуна получила на всесоюзном смотре на лучшую колхоз-коммуну третью премию»[6].
В конце двадцатых годов, когда начали массово создаваться колхозы, в коммуну стали направляться журналисты местных газет, призванные в своих статьях описать преимущества нового экономического уклада.
Советская пресса писала о ней в это время: «Первомайская женская сельскохозяйственная коммуна имени Крупской является наиболее ярким образцом героической борьбы трудящейся крестьянки под руководством коммунистической партии за свое раскрепощение»[7].
«Коммунарки коммуны имени Крупской показали, что они крепко держат в руках знамя Ленина, что коммуна развивается и крепнет именно на базе роста производительности труда, на базе общего коллективного труда»[8].
«Надо прямо сказать, что вся жизнь и рост коммуны имени Крупской - героизм и самоотверженность коммунарок. За плечами коммуны девять лет упорного труда. Умелое сочетание правильного административно-хозяйственного и партийного руководства с высоким качеством массовой работы выдвинули коммуну, как женскую, на одно из первых мест по Ивановской области, а пожалуй, и всего Советского Союза. У коммуны много заслуг перед государством»[9].
«Члены коммуны живут единой сплоченной семьей. Они твердо уверены в конечной победе коммунизма, и никакие хозяйственные трудности их не пугают. Закалку в борьбе за новую коммунистическую жизнь, за жизнь коллективную коммунарки накапливали в течение долгих лет. Путь, пройденный коммунарками, - это путь упорного труда и жесточайшей борьбы с классовым врагом»[10].
Уже после ареста членов общины на допрос был вызван автор брошюры об общине, который сказал: «В 1930 году я совместно с представителем Облколхозсоюза и агрономом выехали в Первомайскую коммуну для обследования с целью представления ее на всесоюзный смотр-конкурс, так как она, по данным Облколхозсоюза, считалась лучшей в области. Ознакомившись с цифрами роста, хозяйственным эффектом коммуны, расстановкой сил по участкам, побыв на собраниях коммунарок, у меня и всей комиссии не возникло никаких подозрений. Товарищеское отношение коммунарок, их невозмутимое поведение оставило хорошее впечатление, именно внешней стороной мы и были введены в глубокое заблуждение»[11].
Впоследствии сотрудники ОГПУ в обвинительном заключении против коммуны писали: «Контрреволюционная группа, будучи заинтересована в укреплении нелегального монастыря, ставила ставку на расширение и улучшение хозяйства, имея в виду, что при падении советской власти монастырь будет с прочной экономической базой. С 1926 года "коммуна” получила кредит и безвозвратные ссуды от государства до 30 тысяч рублей и трактор. В то же время, все вопросы организационно-хозяйственного порядка проводились с ведома и утверждения руководителя контрреволюционной группы архимандрита Никона»[12].
В 1929 году власти потребовали от руководства коммуны, что бы она слилась в единое хозяйство с соседним колхозом «Новая деревня», где были и семейные, и неверующие. Община командировала одну из девушек в Москву в Колхозцентр, и ей удалось убедить начальство в нецелесообразности такого слияния, тем более что все коммунарки были против. Распоряжение, полученное местными властями из Колхозцентра, повлияло на них, они отменили все свои распоряжения о слиянии в единое хозяйство, и жизнь общины, шедшая по монастырскому уставу, продолжала идти в том же русле.
Архимандрит Никон писал начальнице общины Анне Соловьевой: «От всей души прошу тебя, не допусти в общение совместно смешанного пола. Не принимай на жительство по найму людей, соблюдай истовое общежительство».
Все это в общине соблюдалось, но с каждым годом, с усилением гонений на Русскую Православную Церковь, соблюдать это становилось все тяжелее и казалось, что коммуне не устоять перед натиском государственного безбожия. В конце концов, за уничтожение коммуны взялось ОГПУ. В ночь на 30 апреля 1931 года были арестованы начальница общины Анна Соловьева и три сестры, и среди них монахиня Анна Благовещенская.
Преподобномученица Анна родилась 30 января 1898 года в селе Борисоглеб Белосельской волости Пошехонского уезда Ярославской губернии в семье священника Алексия Аполлосовича Благовещенского и в крещении была наречена Марией. По окончании в 1916 году Пошехонской женской гимназии Мария стала работать учительницей и исполняла послушание псаломщицы в храме, где служил ее отец. Воспитанная в благочестии, она часто посещала монастыри, в том числе и Павло-Обнорский, где близко познакомилась с архимандритом Никоном, духовной дочерью которого стала. Когда организовывалась община, архимандрит Никон благословил Марию поселиться в ней. Оставив в 1922 году учительство, она поселилась в Захарьевской общине, где несла различные послушания: была псаломщиком и регентом хора, пчеловодом и счетоводом и впоследствии приняла монашеский постриг с именем Анна.
На допросе, состоявшемся сразу же после ареста, она проводила ту линию, которой постановили все в общине держаться перед властями, предполагая поначалу, что членов общины арестовывают за сопротивление объединению с другим колхозом, в котором были семейные, а не за то, что они под видом коммуны основали монастырь. Добившись разрешения писать протокол собственноручно, монахиня Анна написала: «Я - член коммуны имени Крупской с 1922 года. До 1922 года я учительствовала, а в 1922 году, отказавшись от учительской должности, я все свои силы и здоровье решилась отдать на создание крупной организации, каковой является наша коммуна... И вот, эта дружная, трудолюбивая семья не отказала мне в моей просьбе - быть принятою в число ее членов, и я, как уже сказала, расставшись со школой, вступила в это общество девиц, задавшихся целью доказать на деле свою мощность, свою независимость от мужчины, доказать, что действительно женщина может управлять государством. Советская власть отнеслась к нам очень сочувственно, за что мы, конечно, очень благодарны ей. И вот, с 1922 года коммуна наша все растет и растет и, вместо десяти человек (как, помню, было при моем вступлении), число членов коммуны выросло уже до ста. Вместо маленькой ветхой избушки, стоят уже большие дома, и коммуна начинает мало-помалу принимать вид маленького городка... Посетители наши всегда высказывают свой восторг и удивление, что женщины, исключительно женщины, так дельно, толково могут вести свое хозяйство. Многие изъявляют желание усвоить все это и устроить у себя дома нечто подобное. Я помню, как одна из экскурсанток выразилась так: "Побывав у вас, посмотрев на все ваши работы, расспросив обо всем, что меня интересует, я, мне кажется, получила столько практических указаний, столь полезных для ведения сельского хозяйства, что мне представляется, что я прослушала сельскохозяйственные курсы”. Вот такие-то отзывы для нас очень ценны, они доказывают, что и мы - "бабы” приносим государству нашему посильную помощь. Вполне надеюсь, что и впредь государство будет помогать нам во всем необходимом, а мы, все более и более совершенствуясь в ведении правильного сельского хозяйства, тоже будем помогать государству, на деле доказывать, что баба - человек и не хуже мужчины может вести хозяйство, будем с большой радостью делиться своим опытом с нашими посетителями, предостерегать их от ошибок, которые пережили сами»[13].
ОГПУ, однако, не интересовала хозяйственная деятельность монастыря, и следователи стали допытываться от арестованных сведений об архимандрите Никоне. 13 мая 1931 года они снова допросили монахиню Анну. Сведения о том, где находится отец Никон, мать Анна сообщать отказалась, но сказала, что архимандрита Никона знает.
28 июня 1931 года, довершая разгром общины, Секретариат Областного комитета коммунистов Ивановской Промышленной области постановил: «Предложить районному комитету и коммунистической части коммуны провести жесткую чистку членов коммуны от чуждого элемента и бывших монашек. Одобрить слияние с коммуной "Новая деревня”, выдвинув из ее бедняцкого состава работников на руководящие хозяйственные должности»[14].
После нескольких допросов монахиня Анна Благовещенская была освобождена и монашеской общиной отправлена в командировку в Мологу. Однако ОГПУ приняло решение вновь ее арестовать и направило в Мологское отделение ОГПУ телеграмму, чтобы ее вызвали к начальнику 3-го отделения секретного отдела ОГПУ, но, «так как со стороны возможны попытки скрыться, целесообразнее ее сопроводить до города Иванова агентурным наружным наблюдением»[15].
11 декабря 1931 года монахиня Анна была вновь арестована и сразу же допрошена. Уже давно она приняла решение ни о ком не говорить, чтобы ненароком никого не предать. Да и то: чем меньше говоришь - тем меньше и вопросов. И она заявила следователю: «Отца Никона, которого я знала как монаха Павловского монастыря, не видела с 1921 года, он тогда приезжал к Александре Аркадьевне, фамилии не знаю, проживающей в своем доме в селе Захарово, она являлась теткой Анне Александровне Соловьевой. После этого случая я отца Никона никогда и нигде не видела. Местопребывание отца Никона и Соловьевой в настоящее время мне неизвестно»[16].
В феврале 1932 года следствие было закончено. 13 апреля 1932 года Коллегия ОГПУ приговорила тринадцать членов общины к различным срокам заключения, трое были объявлены в розыск и одна освобождена. Монахиня Анна была приговорена к трем годам заключения в концлагерь.
Вернувшись из заключения, она устроилась псаломщицей в храме в селе Николо-Колокша Рыбинского района Ярославской области. Поселилась она в одном доме с некой девицей Анной Косаревой; та была больна, и монахиня Анна взяла ее на содержание.
22 сентября 1937 года монахиня Анна была арестована и заключена в ярославскую тюрьму. На допросе следователь спросил ее:
- Почему Косарева переехала жить к вам?
- Косарева была больна, не могла заработать себе средств на прожитие. Я ее взяла к себе на иждивение.
- Следствию известно, что вы через эту Аннушку пересылали письма участникам контрреволюционной группы, приходившие от Никона. Вы подтверждаете это?
- Я уже говорила, что никаких писем участникам группы, приходивших от архимандрита Никона, я не получала и не пересылала.
- Следствие располагает достаточными материалами, которые уличают вас не только в том, что вы были связующим звеном между Никоном и контрреволюционной группой, но и в том, что вы после ухода Никона на нелегальное положение стали руководить контрреволюционной группой и давали участникам ее указания по контрреволюционной работе, то есть чтобы они среди населения проводили антисоветскую агитацию, мобилизовывали верующих на противодействие закрытию церквей, распространяли провокационные слухи о скорой гибели советской власти. Кроме того, вы давали им указания о конспирации антисоветской работы. Следствие требует от вас исчерпывающих показаний.
- Никаких показаний дать не могу, так как виновной себя в этом не признаю.
7 марта 1938 года тройка НКВД приговорила ее к расстрелу. Монахиня Анна (Благовещенская) была расстреляна 11 марта 1938 года в городе Ярославле и погребена в безвестной могиле.
Несмотря на аресты и расстрелы членов общины, несмотря на стремление властей в корне ее уничтожить, этого все же не удалось добиться, и около сорока ее членов остались в ней жить; никакими ухищрениями не удавалось упразднить монашеский образ жизни, который они вели. После того, как монашескую общину соединили с коммуной «Новая деревня», коммунары, состоявшие из деревенских жителей, полностью разграбили монашеское имущество, включая как сельскохозяйственные машины, так и бытовые предметы. В течение нескольких лет члены общины выкупили у коммунаров свое имущество. Впоследствии коммуна «Новая деревня» распалась, был создан колхоз, который со временем был упразднен, а община в составе нескольких членов дожила до начала 1990-х годов, когда прекратила свое существование советская власть.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 453-465. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-anna-blagoveshchenskaja
Примечания
[1] УФСБ России по Ярославской обл. Д. С-12136, л. 179-180.
[2] Там же. Л. 189 об.
[3] Там же. Л. 312 об.
[4] Там же. Л. 285.
[5] Там же. Л. 145-146.
[6] Там же. Л. 399.
[7] Там же.
[8] Там же.
[9] Там же.
[10] Там же. Л. 400.
[11] Там же. Л. 331-334.
[12] Там же. Л. 400.
[13] Там же. Л. 54 об.
[14] Там же. 74.
[15] Там же. 76.
[16] Там же. 202 об.
Преподобномученица Елена (Коробкова), инокиня (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
7 июня
ЖИТИЕ
Преподобномученица Елена родилась в 1879 года в деревне Малеево Волоколамского уезда Московской губернии в семье крестьянина Петра Коробкова, впоследствии служившего приказчиком в английском магазине в Санкт-Петербурге, и в крещении была наречена Елизаветой. Отец умер, когда Елизавете было четырнадцать лет, и она жила в деревне с матерью. К этому времени Елизавета окончила сельскую школу и, когда ей исполнилось двадцать четыре года, поступила в один из монастырей Московской губернии, где находилась до его закрытия во время наступивших при советской власти гонений на Русскую Православную Церковь; здесь она приняла монашеский постриг с именем Елена. После закрытия монастыря она поселилась при Троицкой церкви в городе Сходня Солнечногорского района Московской области, где пела на клиросе и занималась рукоделием, зарабатывая на жизнь шитьем одеял.
В 1937 году стали арестовываться не только священнослужители, но и активные прихожане. Вместе с такой группой прихожан была арестована и монахиня Елена. В справке на арест ей ставилось в вину, что она «распространяет среди верующих церковную литературу, так называемые духовные Троицкие листки… церковно контрреволюционно настроена и до сих пор своей контрреволюционной церковной деятельности не бросает».
Монахиня Елена была арестована 29 октября 1937 года и заключена в камеру при районном отделении НКВД в Солнечногорске. На допросе следователь спросил ее:
– Вы, будучи знакомы с церковниками… и монахинями, друг у друга собирались, обсуждали против советской власти вопросы, вели контрреволюционную деятельность?
– Бывать я бывала у верующих и церковников, – ответила монахиня, – но вопросов против советской власти мы не обсуждали, и контрреволюционной деятельности я не вела.
На этом допросы были закончены, и монахиня Елена была переведена в Таганскую тюрьму в Москве; 15 ноября 1937 году тройка при УНКВД по Московской области приговорила ее к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Монахиня Елена (Коробкова) скончалась в заключении 7 июня 1938 года и была погребена в безвестной могиле.
Память преподобномученицы Елены совершается 25 мая (7 июня) и в день празднования Собора новомучеников и исповедников Российских.
Игумен Дамаскин (Орловский). Московские Епархиальные Ведомости. № 9-10 за 2010 год. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-elena-korobkova
Преподобномученица Мария (Цейтлин), монахиня (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых
15 декабря
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Преподобномученица Мария родилась в 1869 году в городе Ярославле в семье рабочего Василия Цейтлина. Желая послужить Господу в равноангельном чине, она в 1886 году поступила послушницей в Богородице-Смоленский Новодевичий монастырь, располагавшийся тогда на самой окраине Москвы. Как и все обители, монастырь после революции был безбожной властью разграблен и закрыт.
Подобно другим сестрам монахиня Мария поселилась вблизи монастыря на Большой Пироговской улице. Осведомители, которые проживали в одном доме с монахиней Марией либо по соседству, регулярно сообщали в НКВД, что сестры монастыря собираются временами вместе и ведут беседы, сравнивая нынешнюю жизнь с дореволюционной. Во время массовых гонений, когда повсеместно арестовывались кроме священников и монашествующие уже давно закрытых монастырей, власти приняли решение арестовать монахиню Марию.
21 марта 1938 года был выписан ордер на ее арест. В два часа ночи 22 марта сотрудники НКВД арестовали монахиню и заключили под стражу в седьмом отделении милиции города Москвы. На следующий день она была допрошена.
– Ваши убеждения и как вы смотрите на существование советской власти? – спросил следователь.
– Как верующий человек, я смотрю так: всякая власть от Бога и мне безразлично, кто у власти в настоящий момент в Советском Союзе, – ответила монахиня.
– Будучи монашкой, подвергались ли вы репрессиям со стороны советской власти?
– Как монахиня я была лишена избирательных прав.
– Вы арестованы за контрреволюционную деятельность, которую проводили совместно с другими монахинями Новодевичьего монастыря. Следствие требует по данному вопросу правдивых показаний.
– К монахиням Евдокии (Головановой) и Матроне (Липатовой) я ходила на квартиру. В доме у них я говорила, что пришло тяжелое время, церкви закрывают, верующие недовольны советской властью… советская власть грабит монастыри, закрывает церкви, но скоро они поплатятся жизнью, все тогда узнают, что есть Бог.
3 июня 1938 года тройка НКВД приговорила монахиню Марию (Цейтлин) к восьми годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. 7 декабря 1938 года она прибыла в Сиблаг, где через несколько дней, 15 декабря 1938 года, находясь в пересыльном пункте лагеря, умерла и была погребена в безвестной могиле.
Протоиерей Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 256–257. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-marija-cejtlin
Преподобномученица Мари́я Носова, послушница (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
10 мая
ЖИТИЕ
Преподобномученица Мария родилась в 1872 году в селе Дубенька Козельского уезда Калужской губернии в семье крестьянина Павла Носова. В 1893 году она поступила послушницей в Страстной монастырь в Москве, в котором подвизалась до его закрытия, а затем вместе с другими насельницами монастыря, Евдокией и Пелагией Павловыми, Софией Селиверстовой и Верой Морозовой, поселилась в подвальной квартире дома на Тихвинской улице. Некоторые послушницы шили одеяла, другие, как Мария, работали санитарками.
Мария была арестована 25 октября 1937 года, заключена в Бутырскую тюрьму и в тот же день допрошена.
– Ведете ли вы с сестрами разговоры на политические темы? – спросил ее следователь.
– Нет, не ведем, – ответила послушница.
– Следствие располагает данными о том, что вы среди окружающих ведете разговоры, направленные против советской власти. Подтверждаете ли вы это?
– Нет, – ответила Мария Павловна.
На этом следствие было закончено, и 19 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила послушницу Марию к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 27 декабря 1937 года она прибыла с этапом в Мариинский распределитель Сиблага. Послушница Мария Носова скончалась 10 мая 1938 года в Мариинском лагере в Кемеровской области и была погребена в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 288-289. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-marija-nosova
Прмц. Ма́рфы Ковровой, послушницы и мч. Михаи́ла Строева (1938).
Преподобномученица Ма́рфа Коврова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
16 марта
ЖИТИЕ
Марфа Коврова
Марфа Степановна Коврова родилась в 1887 году в селе Галыгино Коробовского района Московской области и происходила из крестьянской семьи. Решив посвятить свою жизнь служению Богу, она стала послушницей Александро-Мариинского женского монастыря в деревне Евлево Егорьевского уезда Рязанской губернии. В этом монастыре будущая мученица прожила вплоть до его закрытия.
26 февраля 1938 года послушницу Марфу арестовали. Она была обвинена в «антиколхозной агитации», и 9 марта 1938 года Тройка при УНКВД СССР по Московской области вынесла окончательный приговор - высшая мера наказания, расстрел. Марфа Степановна Коврова была расстреляна 16 марта 1938 года на Бутовском полигоне.
Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-marfa-kovrova
Мученик Михаи́л Строев
ДНИ ПАМЯТИ:
30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых
6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
16 марта
ЖИТИЕ
Мученик Михаил родился 6 сентября 1876 года в городе Воскресенске[1] Звенигородского уезда Московской губернии в семье Степана Строева - бывшего крепостного живописца, приписанного к Новоиерусалимскому монастырю. Все деды и прадеды Степана Строева были живописцами. Оставшись девяти лет без отца, Михаил с двенадцати лет стал помогать своему деду-художнику, который и стал его первым учителем живописи. В 1902 году Михаил Степанович женился на Анне Григорьевне Григорьевой, работнице текстильной фабрики. В 1904 году он поступил на вечерние курсы Строгановского училища. В 1909 году Михаил Степанович основал первое в уезде Добровольное пожарное общество, пожизненным членом которого он впоследствии стал.
В 1916 году Михаил Степанович был призван в Астраханский запасной полк, располагавшийся в городе Моршанске Тамбовской губернии. Вернувшись после окончания войны домой, он был назначен начальником Воскресенской уездной пожарной охраны и во время своей службы окончил губернские пожарные курсы. Впоследствии по состоянию здоровья и возрасту он был переведен на должность начальника добровольной фабричной пожарной команды. С ранних лет привыкнув к труду, он и своих детей наставлял трудиться, часто напоминая им известную пословицу: «Труд кормит - а лень портит». Будучи глубоко верующим человеком, он во времена гонений от безбожной советской власти был старостой Троицкой церкви в селе Троицком, безропотно неся это тяжелое и опасное по тем временам послушание.
В тридцатых годах председатель местного сельсовета продал под дачу некоему советскому профессору помещение школы, а школе предложил перебраться в деревянное - построенное более трехсот лет назад и потому считавшееся даже и во времена безбожия архитектурным памятником - здание церкви. Верующие воспротивились этому и попросили Михаила Степановича, чтобы он обратился к властям с жалобой. Дело было разобрано, и власти обязали председателя сельсовета расторгнуть договор о продаже здания школы как незаконный, и таким образом дети остались в прежнем здании, а у верующих в целости был сохранен храм для службы. Однако наступившие позже гонения 1937 года не пощадили никого. В ноябре 1937 года были арестованы оба священника Троицкого храма - Александр Машков и Иоанн Орлов[2], диакон Петр Троицкий[3] и староста храма Михаил Строев и заключены в Таганскую тюрьму в Москве.
- Показаниями обвиняемого Машкова вы уличаетесь как участник контрреволюционной группы. Дайте показания по этому вопросу! - потребовал от Михаила Степановича следователь.
- Заявляю, что я участником контрреволюционной группы не являюсь.
- Вам зачитываются показания обвиняемого Машкова. Подтверждаете ли вы их?
- Показания обвиняемого Машкова я отрицаю.
- Знаете ли вы граждан Ивана Ивановича Орлова, Петра Ивановича Троицкого и какие у вас с ними взаимоотношения?
- Священника Ивана Ивановича Орлова и диакона Петра Ивановича Троицкого я знаю хорошо, и взаимоотношения у меня с ними хорошие.
- Посещаете ли вы их квартиры и ходят ли они к вам? - спросил следователь.
- По долгу службы Орлова и Троицкого я посещал, а также и они ко мне ходят.
27 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила Михаила Степановича к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен работать на лагерную свиноферму в Сибири.
Михаил Степанович Строев скончался в заключении в Сусловском отделении Сиблага 16 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 46-48. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-stroev
Примечание
[1] Ныне город Истра.
[2] Священномученик Иоанн (Орлов), прославлен Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется 22 февраля/7 марта.
[3] Священномученик Петр (Троицкий), прославлен Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется 15/28 июля.
Преподобномученица Матро́на (Алексеева), монахиня (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
1 апреля
ЖИТИЕ
Преподобномученица Матрона родилась в 1862 году в деревне Замятино Зубцовского уезда Тверской губернии в семье крестьянина Иакова Алексеева. Поступив в Новодевичий монастырь в Москве, она прожила в нем до его закрытия при советской власти. Но и когда монастырь был закрыт, она осталась жить в одной из келий, превращенных к тому времени в коммунальные квартиры. В конце тридцатых годов безбожные власти стали арестовывать последних монахинь, и 21 марта 1938 года монахиня Матрона была арестована и заключена в тюрьму. Почти сразу же после ареста она тяжело заболела и была помещена в больницу при Бутырской тюрьме, но здесь она пробыла недолго. Монахиня Матрона (Алексеева) скончалась 1 апреля 1938 года в тюремной больнице и была погребена в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 203. Источник: http://www.fond.ru/
Сщмчч. Васи́лия Никитского, Петра́ Любимова, Иоа́нна Стрельцова, Вениами́на Фаминцева, Михаи́ла Букринского, пресвитеров, прмч. Анто́ния (Коржа), иеродиакона, прмцц. А́нны Макандиной, Да́рии Зайцевой, Евдоки́и Архиповой, О́льги Жильцовой, Алекса́ндры Дьячковой, Матро́ны Макандиной, послушниц, мч. Васи́лия Архипова, мц. Наде́жды Аббакумовой (1938)
Священномученик Васи́лий Никитский, пресвитеры
ДНИ ПАМЯТИ:
14 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Василий родился 3 января 1889 года в селе Александровском Волоколамского уезда Московской губернии в семье псаломщика Петра Никитского и его жены Екатерины, у которых было девять детей. Семья жила бедно, все имущество состояло из дома, трех десятин земли и коровы. В 1905 году Петр поехал в Москву навестить брата и пропал; все попытки его отыскать ни к чему не привели.
После исчезновения отца вся семья оказалась на иждивении матери и старшего брата. Положение семьи было самое отчаянное, и Екатерина, спасая малолетних детей от голода, отдала их в приют, и сама пошла туда работать кухаркой. Глубоко верующая женщина, проводя время в трудах и молитве, с помощью Божией смогла воспитать детей и дать им образование.
В 1913 году Василий окончил Вифанскую Духовную семинарию и поступил учителем в школу при Павлово-Посадской фабрике в Богородском уезде. Вскоре он женился на дочери священника Михаила Нечаева Екатерине, учительнице той же школы. Впоследствии у них родилось трое детей.
В декабре 1915 года Василий Петрович был рукоположен во священника ко храму Рождества Богородицы в селе Поречье Можайского уезда. Церковь была выстроена на средства местных помещиков - графов Разумовского и Уварова.
В 1920 году власти мобилизовали отца Василия в тыловое ополчение, в котором он пробыл полгода, а затем, в связи с болезнью, был освобожден от дальнейшего пребывания в армии и вернулся служить в храм в Поречье.
Отец Василий пользовался большим авторитетом среди прихожан, и многие из них приходили к нему домой за советами. У него была большая библиотека, много духовных книг, которые он давал читать всем желающим. В селе он оказывал помощь бедствующим прихожанам. Когда в семействе Капаевых умер кормилец-отец и вдова осталась с пятью детьми без средств к существованию, священник с супругой сразу пришли ей на помощь. Приход был бедным, и семья священника вынуждена была заниматься сельским хозяйством: сами косили и запасали сено для коровы, возделывали огород и ухаживали за садом.
В 1929 году власти предприняли попытку храм закрыть, но священник воспротивился этому. 30 августа 1929 года сотрудник секретного отделения Московского окружного отдела ОГПУ составил документ, в котором говорилось, что священник, «выступая на собраниях, "обрабатывал” общественное мнение против закрытия церкви»[1]. В результате этой «деятельности собрано до тысячи подписей и крайне возбуждено настроение верующих. На собрании, где обсуждался вопрос о закрытии церкви, слышались антисоветские и антикоммунистические выкрики, - писал сотрудник секретного отделения. - Принимая во внимание, что дальнейшее нахождение на свободе может повлечь за собой последствия, которые вредно отразятся на работе местных организаций и на настроении населения»[2], ОГПУ приняло решение арестовать священника.
Отец Василий был арестован 4 сентября 1929 года и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. 7 сентября следователь допросил священника. Отвечая на его вопросы, отец Василий сказал: «Свое положение священника в целях антисоветской агитации я не использовал. Среди крестьян или верующих прихода я никогда ничего антисоветского не говорил»[3].
Через три с половиной недели после допроса священника ОГПУ стало вызывать свидетелей. Первым был вызван секретарь местной ячейки комсомола, который дал следующие показания: «Будучи секретарем ячейки, я замечал, что Никитский агитирует родителей беспартийной молодежи не бросать... посещения храма. В феврале этого года на волостном съезде было вынесено предложение со стороны крестьян о закрытии порецкой церкви. Никитский через своих поклонников, в частности Никанора Гавриловича Ивкина, устроил собрание в доме Ивкина, где было много беспартийных, особенно девушек и женщин, где постановили провести подписку против закрытия церкви. Комсомольцы на данное собрание не были допущены»[4].
Затем был допрошен член церковного совета, который сказал: «Храм наш нужно удержать во что бы то ни стало. Построить храм стоило больших трудов графу Разумовскому и впоследствии Уварову. Никитский, для того чтобы храм удержать, предложил провести регистрацию верующих против закрытия храма»[5].
Был вызван на допрос и Никанор Гаврилович Ивкин. «Всю инициативу по делам церкви Никитский брал на себя, - сказал он. - Церковный совет работает целиком под его руководством. По его инициативе церковный совет провел работу по регистрации всех верующих, причем он указал, что нужно эту работу провести как можно шире, так как чем больше подписей, тем смелее мы будем требовать от власти оставить церковь в покое. Никитский человек умный и хитрый, и знать его мысли в отношении власти в частном разговоре не удается. В проповедях же проскальзывают выпады против советской власти, касающиеся политики воспитания детей и молодежи, например: советская власть развращает их и делает их моральными калеками, не знающими ничего святого»[6]. В конце допроса, подписывая протокол, Никанор Гаврилович написал: «Лично этого выражения не слышал»[7].
15 ноября следствие было закончено, и священнику было вменено в вину, что он «обрабатывал общественное мнение против закрытия церкви»[8]. 18 ноября 1929 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Василия к трем годам ссылки в Северный край, и он был отправлен на лесозаготовки в Вологодскую область.
Вернувшись домой, отец Василий снова стал служить в храме в Поречье, но вскоре был переведен в храм в село Ильинское Волоколамского района. В 1934 году священника направили служить в храм в Талдомском районе. Здесь он прослужил до 1937 года и был переведен в храм в селе Борисово Можайского района, где прослужил полгода. Власти заявили священнику, что храм будет в обязательном порядке закрыт за неуплату налогов, и священноначалие направило отца Василия в храм в селе Теряево Волоколамского района, где он начал служить с 18 января 1938 года.
Шли гонения на Русскую Православную Церковь; от представителей местных властей стали требовать, чтобы они составляли «соответствующие» характеристики на священно- и церковнослужителей, и 12 февраля 1938 года председатель Теряевского сельсовета составил на отца Василия характеристику для НКВД. В ней он писал, что священник распускает слухи, будто ему советская власть не дает служить, не разрешает отпевать людей на кладбище, заставляя их хоронить как собак. В сельском магазине, стоя в очереди за галошами, священник говорил, что советской власти нечем торговать. Коммунисты взялись за дело, а фактически у них ничего не получается, - в очереди стоит 150 человек, а галош привезли только 20 пар.
В тот же день некий человек отправил докладную записку участковому инспектору милиции, в которой доводил до его сведения, что в Теряеве имеется поп, который ведет антисоветскую пропаганду. 7 февраля поп стоял около церкви и говорил, что 15 февраля будет служба и в храме будет сказана проповедь, о чем он предлагал оповестить все население. «Прошу участкового инспектора милиции, - писал далее заявитель, - примите срочные меры к попу. Вы хорошо знаете, что скоро будут выборы в Верховный Совет. Поповская агитация будет нашу массовую работу на селе тормозить»[9].
14 февраля сотрудники НКВД допросили дежурных свидетелей, которые показали, что священник в храме произносит контрреволюционные и антисоветские проповеди, но в чем они заключались, они сказать не смогли; они показали также, что в магазине в очереди, стоявшей за галошами, священник вел антисоветскую пропаганду, призывая стоявших в очереди посещать церковь.
Одна из свидетельниц показала, что отец Василий «по вечерам собирает у себя в доме неизвестных лиц из окружающих сел. 9 февраля 1938 года в 23 часа ночи я пыталась подслушать, о чем там вели разговор, но слышно не было»[10].
Этим и ограничились показания лжесвидетелей. 26 февраля 1938 года власти арестовали священника, и он был заключен в тюрьму в Волоколамске. 2 марта состоялся первый допрос.
- Вы арестованы за контрреволюционную и антисоветскую деятельность, которую вы проводили среди населения и окружающих лиц в селе Теряево. Дайте показания по этому вопросу! - потребовал следователь.
- Контрреволюционной и антисоветской деятельности я не вел, - ответил священник.
- 3 февраля вы, Никитский, стоя в очереди за галошами в магазине теряевского сельпо, высказывали недовольство советской властью и партией ВКП(б). Признаете ли себя в этом виновным?
- Да, действительно, за галошами я в очереди стоял, но контрреволюционных и антисоветских выступлений с моей стороны не было.
- Следствием установлено, что ваш дом посещали посторонние лица, среди коих вы проводили контрреволюционную деятельность. Дайте правдивые показания по этому вопросу: кто персонально вас посещал и какую работу вы с ними проводили?
- Мою квартиру посещали диакон Спировской церкви, фамилию которого я не знаю, один гражданин из деревни Валуйки Волоколамского района и бывшая церковная староста Мария Болдина, с которой я повстречался в Москве в Патриархии, - она меня позвала служить в село Теряево. Контрреволюционной деятельности среди посетителей я не вел.
4 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Василия к расстрелу, и он был перевезен в Москву в тюрьму НКВД. Священник Василий Никитский был расстрелян 14 марта 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 16-22. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-nikitskij
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-51802, л. 1.
[2] Там же.
[3] Там же. Л. 6.
[4] Там же. Л. 10.
[5] Там же. Л. 12.
[6] Там же. Л. 14.
[7] Там же.
[8] Там же. Л. 17.
[9] Там же. Д. 21429, л. 8.
[10] Там же. Л. 17 об.
Священномученик Петр Любимов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
14 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Петр родился 6 января 1867 года в селе Свитино Подольского уезда Московской губернии в семье псаломщика Павла Петровича Любимова. В 1882 году Петр окончил Перервинское духовное училище, в 1888 году - Московскую Духовную семинарию. До 1893 года Петр Павлович преподавал в Ваниловской церковноприходской школе в Бронницком уезде, а затем, до 1900 года, - в церковноприходской школе в селе Вертково того же уезда.
Петр ЛюбимовВ 1900 году Петр Павлович стал служить псаломщиком в храме святителя Николая в Плотниках на Арбате в Москве и 26 сентября 1903 года был рукоположен во священника и назначен настоятелем Успенской церкви в селе Кишкино Бронницкого уезда Московской губернии. С 1903-го по 1919 год отец Петр был законоучителем Кишкинского начального земского училища. В 1908 году он обратился к епископу Дмитровскому Трифону (Туркестанову) с просьбой разрешить постройку нового каменного храма, поскольку старый храм весьма обветшал. Усилиями священника и прихожан новый храм был вскоре отстроен и в 1912 году освящен. В 1920 году отец Петр был награжден наперсным крестом, а затем возведен в сан протоиерея и награжден митрой.
В 1920-1930 годах власти неоднократно делали попытки закрыть храм в селе Кишкино, используя для этой цели налоги, которые они все более и более увеличивали, но священник старался выплачивать вовремя требуемые суммы.
В 1936 году в соседнем селе Мартыновском был арестован священник Петр Кедров, и староста этого храма Надежда Петровна Аббакумова стала приглашать отца Петра Любимова служить к ним; с этого времени священнику пришлось окормлять два прихода.
Протоиерей Петр Любимов и староста Надежда Аббакумова были арестованы 2 марта 1938 года и заключены в каширскую тюрьму.
- Знаете ли вы гражданку Надежду Петровну Аббакумову? - спросил священника следователь.
- Гражданку Аббакумову я знаю, - ответил он.
- Какую вы имели с ней связь и в чем она выражалась?
- По работе в церкви, так как она является церковной старостой.
- Были ли у вас разговоры на квартире Аббакумовой о том, что скоро будет война?
- Никаких разговоров о войне с Аббакумовой не было.
- Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении в антисоветской агитации и контрреволюционной деятельности?
- Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю.
9 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Петра к расстрелу. Протоиерей Петр Любимов был расстрелян 14 марта 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 9-12. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-petr-ljubimov
Священномученик Иоа́нн Стрельцов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
14 марта
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился 21 мая 1872 года в селе Гридино Бронницкого уезда Московской губернии в семье псаломщика Лаврентия Ивановича Стрельцова. В 1888 году Иван окончил Коломенское духовное училище, а в 1894 году - Московскую Духовную семинарию. 24 августа 1898 года он был рукоположен во священника ко храму Рождества Пресвятой Богородицы в селе Кузовлево Бронницкого уезда. В 1922 году отец Иоанн был назначен настоятелем Вознесенской церкви в селе Рыблово того же уезда и здесь прослужил до своего ареста в 1937 году.
Во время гонений на Русскую Православную Церковь в конце двадцатых годов власти, желая прекратить службу в храме, потребовали от священника уплаты индивидуального налога, а затем записали его в кулаки и разграбили имущество. В 1931 году, рассчитывая, что после лишения имущества священнику нечем будет платить налоги, и надеясь, что он по этой причине прекратит служение в храме, власти потребовали от отца Иоанна уплаты 1200 рублей. Узнав об этом, церковный совет организовал сбор средств среди верующих на уплату налога, после чего священник был арестован и приговорен к трем годам ссылки по обвинению в том, что он якобы обманом собрал средства для уплаты налога. По окончании срока ссылки он вернулся в село и продолжил служение.
28 ноября 1937 года сотрудники НКВД арестовали отца Иоанна, и он был заключен в Таганскую тюрьму в Москве. После допроса дежурных свидетелей, таких например, как председатель сельсовета в Рыблове, следователь допросил отца Иоанна.
- Следствию известно, что вы, будучи враждебно настроены к партии и советской власти, систематически проводили тайные сборища у себя в доме, на которых обсуждали вопросы вашей контрреволюционной деятельности. Следствие требует от вас сказать, кто посещал вашу квартиру, как часто и какие обсуждались вопросы.
- Никаких тайных сборищ у меня дома не было, - ответил священник.
- Что вы говорили председателю сельсовета в августе 1937 года, когда обращались в сельсовет за разрешением на проведение крестного хода?
- В сельсовете я действительно был и с председателем говорил, но только по поводу разрешения служить в нашей церкви диакону из Бронниц. Других разговоров не было.
- Следствию известно, что вы в августе 1937 года в беседе с председателем сельсовета вели контрреволюционный разговор по поводу советской конституции. Вы подтверждаете это?
- Нет, не подтверждаю.
- Вам зачитывается протокол допроса председателя сельсовета. Подтверждаете ли вы его показания и признаете ли себя виновным?
- В сельсовете я был, с председателем вел разговор, но не о конституции, а о разрешении службы диакону, как я уже показывал выше. Поэтому показания председателя сельсовета я не подтверждаю и виновным себя не признаю.
- Что вы говорили против займа члену комиссии? Вам зачитывается протокол его показаний. Следствие требует рассказать откровенно, как и где вы вели контрреволюционную агитацию против займа и признаете ли свою виновность в этом?
- Я действительно вел с ним разговор о займе, так как он предложил мне подписаться, но так, как показывает свидетель, я не говорил. Я тут же по его предложению подписался на заем.
- В чем вы признаете себя виновным?
- Ни в чем виновным себя не признаю, враждебным я против советской власти не был и агитации против советской власти не проводил.
3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Иоанна к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Иоанн Стрельцов скончался в исправительно-трудовом лагере в Амурской области 14 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 7-9. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-strelcov
Священномученик Вениами́н Фаминцев, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
14 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Вениамин родился 19 января 1873 года в городе Коломне Московской губернии в семье священника Иоанна Фаминцева и его супруги Марии. Образование Вениамин получил в Московской Духовной семинарии, которую окончил в 1893 году. В 1894 году он поступил псаломщиком в храм в городе Клин Московской губернии.
Вениамин ФаминцевВ 1901 году Вениамин Иванович был рукоположен во диакона ко храму в селе Карпово Богородского уезда, а в 1906 году - во священника к Троицкому храму в селе Троицком Бронницкого уезда Московской губернии. С 1912 по 1917 год он служил в Преображенском храме в селе Гари Дмитровского уезда, а в 1918 году был переведен в Крестовоздвиженский храм в городе Коломне. С 1919 года он стал служить в храме Рождества Богородицы в селе Мещерино Коломенского уезда. В 1925 году отец Вениамин был возведен в сан протоиерея, в 1931 году награжден крестом с украшениями. В семье у него было двое детей, сын и дочь. Сын Серафим, будучи больным от рождения, скончался в 1934 году в возрасте двадцати пяти лет, дочь жила отдельно, супруга отца Вениамина давно умерла, и он жил один, все свое время и всего себя посвящая служению Господу.
В 1936 году Мещеринский сельсовет запретил священнику ходить с молебнами по домам прихожан. До этого, чтобы ходить с молебнами, нужно было получить справку из мещеринской амбулатории, что в селе нет эпидемических заболеваний; с 1936 года работники амбулатории отказались давать церковному совету такие справки, а без справки сельсовет не давал разрешения на молебны в домах. Приходской совет все же обратился в сельсовет с просьбой: если нельзя ходить с иконами и крестами, к которым прихожане прикладываются, то разрешите ходить хотя бы с кружкой, к которой никто не прикладывается и в которую прихожане могут доброхотно опускать деньги на содержание храма, после того как священник поздравит их с праздником. Но и этого сельсовет не разрешил, мотивируя тем, что в селе эпидемия скарлатины, хотя всем было известно, что это всего лишь несколько жителей болели ангиной.
7 марта 1936 года приходской совет храма направил заявление во ВЦИК, в котором прихожане храма писали: «Приходской совет постановил обратиться за разрешением этого вопроса ввиду предстоящей Пасхи в постоянную Центральную комиссию при ВЦИКе. Если нельзя ходить с иконами и крестом, к которым прикладываются, то нельзя ли ходить безо всего, поздравляя с праздником и собирая священнику на прожитие и на уплату налогов, а старосте на поддержание церкви и также на уплату налогов...
Внутрицерковные доходы слишком малы, потому что народ, занятый в колхозах, не всегда имеет время ходить в церковь, - следовательно, остается главным доходом требоисправление (крестины, похороны), которых также немного, и хождение в праздники по приходу.
Приходской совет просит Культкомиссию дать то или иное разъяснение по этому вопросу»[1]. Ответа на это письмо прихожане не получили.
Летом 1937 года резко усилились гонения на Русскую Православную Церковь. 26 ноября 1937 года в районной газете «Вперед» появилась статья под названием «Совещание селькоров и редакторов стенгазет», в которой в качестве примера «подрывной» деятельности «церковников» сообщалось о священнике Вениамине Фаминцеве: «Мещеринский поп всеми способами пытается "подружиться” с колхозниками и "приблизиться” к ним. Он не прочь почитать газету колхозникам, "побеседовать” с ними о выборах, написать какое-нибудь заявление и т. д. В каждом таком случае любой факт, любую газетную заметку он пытается истолковать в выгодном для себя свете, клевеща на советскую власть, ведя контрреволюционную агитацию»[2].
Прочитав эту ложь, отец Вениамин отправился к начальнику местной мещеринской почты узнать, кто автор этой статьи, чтобы лично объясниться с ним и спросить, на основании каких фактов была написана статья. Но начальник почты отвечать на этот вопрос отказался, сказав, что, мол, это секрет. Отец Вениамин, услышав такой ответ, только рукой махнул, сказав в сердцах, что «советской власти больше писать не о чем, как только собирать эти кляузы», - и вышел.
В начале 1938 года сотрудники НКВД потребовали от секретаря Мещеринского сельсовета, чтобы тот составил соответствующую целям НКВД характеристику на священника. Секретарь написал, что отец Вениамин занимался эксплуатацией ребятишек, заставив их однажды колоть дрова, проводил незаконно таинство крещения, не спросив на это разрешения сельсовета, ходил по некоторым домам, где люди настроены антигосударственно, что «отражается на работе и настроении колхозников»[3].
Стали допрашивать свидетелей: один из них, девятнадцатилетний учитель мещеринской школы, показал, что священник в начале января 1938 года сагитировал одного из учителей школы - тот стал читать Евангелие и ходить в храм, за что был из школы уволен и уехал из села неизвестно куда, по поводу чего священник, как утверждал свидетель, сказал: «Вот видите, большевики спохватились, стали переходить в православную веру, образованный учитель перешел в православную веру, а говорят все - Бога нет; скоро все коммунисты креститься будут»[4].
27 февраля 1938 года отец Вениамин был арестован, заключен в тюрьму в городе Кашире и 2 марта допрошен.
- Следствие располагает материалами, что вы на похоронах... восхваляли Муссолини и политику фашизма. Вы подтверждаете это?
- Такого разговора я не припомню. Возможно и был какой разговор о международном положении, но восхвалять фашистов я не мог.
- Как вы смотрите на заметку про вас, напечатанную в газете «Вперед» 26 ноября 1937 года?
- Это чистая клевета, нет правдивого ни одного слова.
- Следствием установлено, что вы при получении данной газеты в помещении почты клеветали на советскую печать. Признаете это?
- Действительно, я в этот момент был на почте, говорил, что напечатана чистая ложь, и просил назвать мне фамилию селькора, на что мне ответили, что это секрет, - с этим я и ушел.
- Как и при каких обстоятельствах вы агитировали педагога Чекалина, который стал посещать церковь?
- Летом 1937 года я сидел на берегу реки. Ко мне подошел Иван Тихонович Чекалин и спросил меня, есть ли Бог? Я ответил, что да. И после этого мы с ним говорили часа два о жизни Христа. Он попросил у меня Евангелие. Я дал ему, после этого он стал посещать церковь.
- Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?
- В предъявленном мне обвинении я виновным себя не признаю.
На этом допросы были закончены, и 6 марта 1938 года следствие было завершено. 9 марта тройка НКВД приговорила отца Вениамина к расстрелу. Протоиерей Вениамин Фаминцев был расстрелян 14 марта 1938 года на полигоне Бутово под Москвой и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 12-16. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-veniamin-famincev
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 5263, д. 1157, л. 166-167.
[2] Там же. Ф. 10035, д. 23160, л. 8.
[3] Там же. Л. 7.
[4] Там же. Л. 27.
Священномученик Михаи́л Букринский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
14 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
23 июня – Собор Рязанских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Михаил родился 19 ноября 1869 года в селе Булыгино Зарайского уезда Рязанской губернии в семье псаломщика Алексия Букринского. В 1890 году Михаил окончил Рязанскую Духовную семинарию и в 1894 году был рукоположен во священника к Троицкой церкви в селе Зименки Зарайского уезда.
В Троицком храме отец Михаил прослужил сорок четыре года, и с этим приходом была связана вся его жизнь. Он напутствовал уходящих из этой временной жизни жителей старшего поколения, при которых когда-то начиналось его служение, на его глазах родилось и выросло новое поколение его прихожан. И страшно было лицом к лицу видеть, с какой яростью и беспощадностью пришедшие к власти безбожники уничтожали самые основы религиозные жизни народа.
В 1929 году священнику предложили выполнить заведомо неисполнимое для него задание в виде сельскохозяйственных поставок государству, и за его неисполнение он был приговорен к трем годам заключения. Отец Михаил опротестовал приговор в суде, и его заменили штрафом. В 1930-м и в 1931 годах он снова был оштрафован, а затем снова приговорен к трем годам ссылки, но приговор был отменен.
Во второй половине тридцатых годов правительством Сталина было принято решение о массовом уничтожении исторически сложившихся в России сословий народа, и в частности священнослужителей. Собирая материалы об отце Михаиле, сотрудники НКВД в феврале 1938 года допросили председателя сельсовета и директора сельской школы, и те показали, что священник Михаил Букринский в 1934 году призывал население организованно отстаивать в райцентре храм от закрытия. «Если вы сейчас не примете мер, - сказал он, - его большевики совсем сломают, большевики на это способны, их, нехристей, слушать не надо. Они вас обманывают, а вы им верите, - давайте действовать дружней, чтобы нам не лишиться храма Божьего»[1]. В июле 1936 года он «призывал население бросить полевые работы и пойти в поле и отслужить молебен о ниспослании Богом дождя»[2]. Часть колхозников на работу не вышла, а собралась около церкви для служения молебна. После этого председатель сельсовета вызвал к себе священника и предупредил его, чтобы он больше этого не делал. На что священник, по словам председателя, заявил, что в проекте новой конституции есть специальный пункт о свободном, беспрепятственном вероисповедании всех граждан, а «вы на местах искажаете законы и обманываете массу. Я пойду и скажу верующим, что вы нам не разрешаете соблюдать религиозные обряды; я вам подчиняться не буду, а буду делать так, как полагается пастырю»[3].
2 марта 1938 года отец Михаил был арестован и в тот же день допрошен.
- Следствием установлено, что вы, будучи недовольны существующим советским строем, вели контрреволюционную и антисоветскую деятельность... призывали народ к восстанию, требуя открытия церкви, клеветали на новую сталинскую конституцию... Признаете ли вы себя в этом виновным? - спросил его следователь.
- Я никакой антисоветской и контрреволюционной деятельности, направленной против советской власти, не проводил и никогда не высказывал своих мыслей. Действительно, я лично считаю сталинскую конституцию куцей, так как в ней записано одно, а на деле проводится другое, - например, в конституции записано о свободном вероисповедании, а на самом деле большевики закрывают церкви, запрещают молиться, священников арестовывают и ссылают, тем самым насильственно запрещают вероисповедание, что явно делается против воли народа, - сказал священник.
- Следствием установлено, что в 1934 году вы призывали народ пойти с требованием об открытии церкви. Вы говорили: «Пока не поздно, идите требовать в райисполком открытия церкви, а если не пойдете, то большевики ее сломают. Большевики грабят не только вас, но и уничтожают церкви». Признаете вы это?
- Я никогда не призывал народ, чтобы он требовал открытия церкви, и не клеветал на советскую власть. Я считал, что эти требования бесцельны, хотя, действительно, ко мне верующие обращались с просьбой походатайствовать, но я отказывался сам ходатайствовать и предлагал похлопотать им самим.
- В чем вы считаете себя виновным?
- Виновным я себя ни в чем не считаю.
7 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Михаила к расстрелу. Священник Михаил Букринский был расстрелян 14 марта 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 4-7. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-bukrinskij
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. 23175, л. 2 об.
[2] Там же. Л. 7 об.
[3] Там же. Л. 3.
Преподобномученик Анто́ний (Корж), иеродиакон
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
14 марта
ЖИТИЕ
Преподобномученик Антоний родился в 1888 году в селе Рубановке Мелитопольского уезда Таврической губернии в семье крестьянина Агафона Коржа. Он окончил церковноприходскую школу и, как многие юноши из благочестивых крестьянских семей, предпринял паломничество на Афон, где тогда подвизались тысячи русских людей, ищущих духовного подвига и взыскующих Царства Небесного. Здесь он принял монашеский постриг с именем Антоний. Вернувшись в Россию, он был рукоположен во иеродиакона и служил в Кизилташском монастыре Таврической епархии. Когда начались гонения от безбожников-большевиков, монастырь был закрыт и иеродиакон Антоний стал служить в Воскресенском храме в Ливадийской слободке. После закрытия и этого храма иеродиакон Антоний стал служить в Плещеевской церкви, расположенной на кладбище города Ялты. Здесь он прослужил до гонений 1937 года.
К этому времени власти закрыли ялтинский Александро-Невский собор, но верующие и духовенство с этим не согласились и стали добиваться его открытия. Власти отказывались рассматривать этот вопрос, отговариваясь тем, что зарегистрированная ранее двадцатка не предпринимает со своей стороны никаких шагов. Иеродиакон Антоний вместе с прихожанином Александро-Невского собора отправился в горисполком, чтобы получить разрешение на регистрацию новой двадцатки, но в этом им было отказано.
По благословению настоятеля Плещеевской церкви иеродиакон Антоний собирал у себя активных прихожан, чтобы вместе выработать решение, как все же добиться открытия собора. На одном из таких собраний в начале 1937 года верующие приняли решение еще раз идти с ходатайством в горисполком. Здравомыслие не допускало, что власти откажутся пойти навстречу православным на основании самих же принятых этими властями законов и, значит, встанут на путь разрушения государства, но именно этот путь был избран властями. Верующим еще раз было отказано, однако их не арестовали после прихода в горисполком - еще не были приняты чрезвычайные законы. Но во второй половине 1937 года все из активно хлопотавших об открытии собора были арестованы. Иеродиакон Антоний был арестован 9 декабря 1937 года.
Начались допросы, на которых иеродиакон категорически отказался себя оговаривать и признавать виновным, на что следователь заявил:
- Вы лжете! Следственными материалами вы изобличены в предъявленном вам обвинении!
- Я ничего не знаю, так как агитации не вел.
Следователь собрал показания лжесвидетелей, а также показания тех, кто, не выдержав допросов, оговорил отца Антония, и, зачитав их, сказал:
- Вам зачитаны четыре показания свидетелей. Подтверждаете вы эти показания?
- Нет, не подтверждаю, потому что они ложны.
- Вы заявляете, что данные показания ложны. Вы с кем-нибудь из свидетелей находились в плохих отношениях?
- Нет. Со всеми свидетелями, которые показывают на меня, что я вел контрреволюционную работу, я находился в хороших отношениях.
- Если вы находитесь с указанными лицами в хороших отношениях, значит они ложные показания давать не могли, - заключил следователь.
24 декабря следствие было закончено, и 9 февраля 1938 тройка НКВД приговорила иеродиакона к расстрелу. Иеродиакон Антоний (Корж) был расстрелян 14 марта 1938 года и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 22-23. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-antonij-korzh
Преподобномученица А́нна Макандина, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
14 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Анна родилась 5 ноября 1892 года в селе Константиново Александровского уезда Владимирской губернии в семье крестьянина Алексея Макандина. Анна окончила сельскую школу; в 1914 году она поступила послушницей в Алексеевский монастырь в Москве, располагавшийся на Верхней Красносельской улице. В обители она исполняла послушание на кухне. В 1924 году монастырь был безбожной властью закрыт, и послушница Анна поселилась вместе с монахинями монастыря на квартире, где они в своей жизни сохраняли монашеские правила и устав, зарабатывая на пропитание шитьем одеял.
В 1930 году власти приняли решение об аресте всех насельников и насельниц закрытых монастырей, и 28 декабря 1930 года послушница Анна была арестована. На вопросы следователя о том, состояла ли она в политических партиях, с кем живет и чем занимается, послушница Анна ответила, что в политических партиях не состояла и не состоит. Права голоса лишена как монастырская. Вместе с ней живет ее родная сестра и еще три монастырских сестры. Все они занимаются шитьем одеял. «Занимаемую нами квартиру никто не посещал, - сказала она. - Знакомства ни с кем не вели. Добавить к показаниям ничего не могу»[1].
После окончания допроса следователь объявил Анне Алексеевне, что она привлекается к ответственности в качестве обвиняемой в антисоветской агитации.
11 января 1931 года было составлено обвинительное заключение по делу, в котором сотрудник ОГПУ написал: «Привлеченные по данному делу обвиняемые, бывшие монахи ликвидированных монастырей и подворий... живя скопищами, занимались активной антисоветской деятельностью, выражающейся в организации нелегальных антисоветских "братств” и "сестричеств”, оказании помощи ссыльным единомышленникам... антисоветской агитации о религиозных гонениях, чинимых советской властью, и распространении всевозможных провокационных слухов среди населения; квартиры их являлись убежищем для всякого рода контрреволюционного элемента»[2].
Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило послушницу Анну к трем годам ссылки в Архангельскую область. В 1934 году, по окончании ссылки, она вернулась на родину в село Константиново.
22 февраля 1938 года Анна Алексеевна была арестована по обвинению «в распространении провокационных слухов о скором падении советской власти» и заключена сначала в тюрьму в городе Загорске, а потом в Москве.
Лжесвидетели показали, будто она говорила, что это Господь так наказывает: коммунисты организовали колхозы, православных ограбили и теперь они работают день и ночь задаром, все идет в пользу коммунистов - из-за того, что люди отреклись от Бога и веруют антихристу. Православным лучше бросить работать и идти в церковь молиться Богу.
- Обвиняемая Макандина, за что вы агитировали население в октябре 1937 года? - спросил следователь.
- В октябре я работала на поденной работе. Я вспоминаю случай, когда мы, вместе несколько человек, шли с работы домой. Разговор был о том, что в колхозах стало жить лучше, что советская власть дала колхозникам счастливую жизнь. Это была частная беседа, но против советской власти я никогда не говорила.
- Обвиняемая Макандина, вы признаете себя виновной в антисоветской агитации, которую вели в декабре 1937 года среди колхозников?
- В декабре я работала вместе с другими. Мы рубили капусту. Разговор был о войне. Я говорила, что на нас идет японец, но так как советская власть стала сильна, то войны не допустят; но что касается разговоров против советской власти, то я их не вела.
- Обвиняемая Макандина, что вы говорили в ноябре 1937 года колхозникам, стоя у своего дома?
- Я точно не помню в каком месяце, но с колхозниками вечером у моего дома был разговор. Говорили, что теперь, против царизма, стало жить всем лучше, налоги стали небольшие, всего стало больше. А кроме этого ничего не говорили, а я большую часть времени нахожусь дома.
- Обвиняемая Макандина, признаете ли вы себя виновной в том, что опошляете вождей партии и правительства?
- Я к советской власти враждебно не настроена, я довольна советской властью... и виновной себя в антисоветской агитации не признаю.
На этом допросы были закончены. 8 марта 1938 года тройка НКВД приговорила Анну к расстрелу. Послушница Анна Макандина была расстреляна 14 марта 1938 года и погребена в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 32-35. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-anna-makandina
Примечания
[1] ЦА ФСБ России. Д. Н-6656. Т. 3, л. 11.
[2] Там же. Т. 11, л. 326-327.
Преподобномученица Да́рия Зайцева, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
14 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Дария родилась в 1870 году в селе Богослово Рязанского уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Петра Зайцева. Когда Дарье исполнилось девятнадцать лет, она поступила послушницей в Борисоглебский Аносин монастырь Звенигородского уезда Московской губернии. В 1928 году обитель была закрыта, и она переехала в село Холмы Истринского района Московской области, где в то время жило много монахинь из закрытых советской властью монастырей. В селе Холмы она поселилась в сторожке при Знаменской церкви и помогала в храме; в 1934 году Дарья Петровна была избрана старостой храма.
Во время гонения на Русскую Православную Церковь - в 1937 году в Истринский отдел НКВД поступил донос, что в селе Холмы проживает насельница одного из закрытых монастырей, которая продает на железнодорожной станции лампадное масло и Богоявленскую воду; доносивший требовал обратить внимание сотрудников НКВД на такое, как он выразился, безобразие.
В феврале 1938 года были допрошены дежурные свидетели, которые показали, что послушница Дарья ведет среди населения разговоры о том, что нужно больше молиться Богу, что Господь покарает большевиков за то, что они разрушают веру.
3 марта 1938 года послушница Дарья была арестована и поначалу находилась в камере предварительного заключения при милиции города Истры, где и состоялся первый допрос. За неимением необходимого числа сотрудников НКВД для широкомасштабной операции по аресту сотен тысяч людей, Дарью Петровну допросил сотрудник уголовного розыска, который потребовал рассказать о проводимой ею среди населения села Холмы контрреволюционной агитации.
Дарья Петровна ответила, что советской властью она недовольна, что при царском правительстве жилось несравненно лучше, что после прихода к власти коммунистов стало жить хуже, православных притесняют, сажают в тюрьмы священников, диаконов, монахинь. На этот случай она уже приготовила себе вещи и ожидала, когда ее арестуют. Зимой 1937 года к ней действительно приходили в церковную сторожку женщины, и она вела разговор, но без всякой злобы, что нужно больше молиться Богу и просить, чтобы Господь помог избавиться от этой власти и послал другую. Власть гонит крестьян и православных, и она готова умереть за веру и за батюшку-царя, а кроме того, не отрицает, что был разговор о войне, что придут другие государства и избавят от этой власти. Она подтвердила следователю, что недовольна существующим строем, но единственно потому, что закрываются храмы и устраиваются гонения на православных, - по этой причине она смириться с существующим строем не может, и если это контрреволюционная деятельность, то ее она за собой признает.
8 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушницу к расстрелу, и она была переведена в Таганскую тюрьму в Москве. Послушница Дарья Зайцева была расстреляна 14 марта 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 29-31. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-darija-zajceva
Преподобномученицы Евдоки́я Архипова, О́льга Жильцова, послушницы
ДНИ ПАМЯТИ:
14 марта
29 мая - переходящая - Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЯ
Преподобномученицы Евдокия Архипова
и Ольга Жильцова и мученик Василий Архипов
Преподобномученица Евдокия родилась в 1886 году в селе Горетово Луховицкого уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Сергея Архипова. В 1902 году она поступила послушницей в старинный Казанский монастырь в городе Рязани, где в то время было более трехсот пятидесяти насельниц. В 1909 году она была облечена в рясофор. В 1919 году обитель была закрыта безбожниками, и Евдокия вернулась домой и стала жить с родителями и племянниками в селе Горетове. В 1935 году она была избрана церковной старостой. В это время председатель сельсовета уведомил верующих, что они должны отремонтировать храм, иначе он будет закрыт. В 1936 году в доме старосты состоялось собрание членов церковного совета, на котором было решено собрать средства на ремонт храма, и Евдокия всем, кто приходил в храм купить свечи или взять просфоры, стала говорить, что нужно собрать денег, чтобы отремонтировать храм. Люди давали кто сколько мог, сообщали другим, и так понемногу собралась сумма в четыре тысячи рублей - и храм был отремонтирован.
Преподобномученица Ольга родилась в 1887 году в селе Горетово Луховицкого уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Егора Жильцова. Восемнадцати лет Ольга поступила послушницей в Казанский монастырь в городе Рязани. После закрытия обители она вернулась домой и стала жить вдвоем с матерью. Когда нависла угроза закрытия храма, Ольга пошла к некоторым верующим уговаривать их, чтобы они не забывали храм Божий и оказали посильную помощь в ремонте храма, а иначе его могут закрыть и негде тогда будет молиться.
Мученик Василий родился 26 июля 1876 года в селе Горетово Луховицкого уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Максима Архипова. Василий окончил церковноприходскую школу; во время войны в 1916–1917 годах служил в армии рядовым. Вернувшись в село, он крестьянствовал, а когда началась коллективизация, записался в колхоз. В храме Василий Максимович пел несколько лет на клиросе и в 1937 году стал исполнять обязанности псаломщика.
Осенью 1937 года в село Горетово к секретарю местной комсомольской организации приехал сотрудник НКВД; вызвав старосту Евдокию Архипову, он потребовал от нее список, кто является священником храма, кто псаломщиком, кто членом церковного совета.Взяв список, он уехал. Через некоторое время после его отъезда начальнику Луховицкого районного отдела НКВД поступил донос, будто в селе Горетово у Евдокии Архиповой состоялось «конспиративное совещание служителей культа... Собрание происходило с 9 часов утра до 16 часов дня, причем помещение было закрыто изнутри и занавешены окна»[1].
15 февраля 1938 года сотрудники НКВД попросили соседа Евдокии, чтобы тот постучался к ней в дом; он согласился: Евдокия открыла ему дверь как соседу и была арестована.
26 февраля были арестованы Ольга Жильцова и Василий Архипов и заключены в тюрьму в Коломне.
- Почему вы ругаете колхоз и уговариваете, чтобы вам пожертвовали на церковь, а на заем не подписывались? - спросил следователь старосту.
- Я колхоз не ругала и не говорила, что колхозу долго не существовать, и против займа я ничего не говорила, и виновной себя в этом не признаю. Я признаю только то, что собирала деньги на ремонт церкви.
Вызвав на допрос послушницу Ольгу, следователь спросил ее:
- Вы в селе Горетово вели агитацию по вовлечению в группу верующих колхозников? Собирали деньги для попа? Вели агитацию против государственного займа и антисоветскую работу? Признаете себя в этом виновной?
- Виновной себя ни в чем не признаю. И агитацией не занималась, и колхозников в группу верующих не вовлекала, и против государственных займов не агитировала, и деньги не собирала - и про это я ничего не знаю, - ответила послушница, и на том ее допросы закончились.
- Вы, как псаломщик, - заявил Василию Максимовичу следователь, - вели агитацию среди населения за вовлечение колхозников в группу верующих, а также говорили колхозникам, что советская власть дана нам в наказание; вели агитацию против конституции, что, мол, имеется конституция, а на деле ведется гонение на Православную Церковь. Признаете себя в этом виновным?
- Нет, агитацией я не занимался, против конституции борьбы не вел и агитации против советской власти не вел. Виновным себя в этом не признаю, - ответил Василий Максимович.
Вызванный в качестве лжесвидетеля секретарь районного комитета комсомола Скотников показал, что «22 ноября на квартире монашки Архиповой происходило нелегальное собрание попов и монашек села Горетово... Вся эта поповская свора среди колхозников села Горетово ведет антисоветскую контрреволюционную деятельность, в результате чего в колхозе плохая дисциплина, в дни религиозных праздников агитируют не работать в колхозе, а ходить в церковь. Свою контрреволюционную деятельность они ведут открыто. Так например, бывшая монашка - ныне церковная староста Евдокия Архипова - под руководством попа производила среди населения незаконные сборы денег на капитальный ремонт церкви... и в настоящее время церковь капитально отремонтирована»[2].
В этот же день, 26 февраля 1938 года, следствие было закончено, и 8 марта тройка НКВД приговорила послушниц Евдокию Архипову и Ольгу Жильцову и псаломщика Василия Архипова к расстрелу. После приговора все они были перевезены в Таганскую тюрьму в Москве, где 13 марта тюремный фотограф сфотографировал их, чтобы при множестве людей, приговоренных к смерти, можно было сравнить, тех ли выводят на казнь. Послушницы Евдокия Архипова и Ольга Жильцова и псаломщик Василий Архипов были расстреляны 14 марта 1938 года и погребены в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 24-29. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/saint/5901/6254/group
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-55103, л. 18.
[2] Там же. Л. 37.
Преподобномученица Алекса́ндра Дьячкова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
14 марта
ЖИТИЕ
Преподобномученица Александра родилась в 1893 году в селе Черноголовка Ивановской волости Богородского уезда Московской губернии в семье крестьянина Ивана Дьячкова. Александра окончила сельскую школу и жила вместе с родителями, помогая им по хозяйству. В 1914 года она поступила послушницей в Свято-Троицкий Александро-Невский монастырь в Клинском уезде Московской губернии неподалеку от села Акатово, почему и монастырь зачастую называли Акатовским. Он был открыт в 1890 году, сначала как община, а в 1898 году получил статус монастыря с общежительным уставом. В обители было в то время два храма, две гостиницы и странноприимный дом. Всего здесь подвизалось около семидесяти сестер.
Александра ДьячковаПридя к власти, безбожники потребовали закрытия монастыря, и сестры преобразовали его в сельскохозяйственную артель, которой по-прежнему руководила игумения. Но в 1927 году безбожники стали закрывать все артели, где подвизались монахини. Монашеская трудовая община в селе Акатове была разогнана, а игумения арестована. Послушница Александра вернулась на родину в село Черноголовку и поселилась в родительском доме. Однако любовь к обители, где было положено начало иноческих трудов, была столь велика, что Александра вновь уехала в Акатово и поселилась в одной из деревень вблизи монастырских стен. С 1930 года надзор за монахинями, жившими вблизи закрытых обителей, усилился, ожесточились направленные против них репрессии, и Александра снова возвратилась в родительский дом. Сельская их церковь к этому времени лишилась пастыря, и Александра стала активно хлопотать о назначении к ним священника, что в конце концов ей удалось, и она взялась обустроить его жизнь на новом месте.
Сотрудники ОГПУ в это время принялись за аресты духовенства и иноков закрытых обителей. 21 мая 1931 года в числе других монашествующих была арестована и заключена в тюрьму в городе Ногинске и Александра. Были допрошены свидетели; один из них показал, что «Дьячкова распространяет нелепые слухи о нашем колхозе, говоря, что у нас колхозники голодные, скот дохнет, молоко сдают, а дети умирают с голоду... Дьячкова активный организатор... религиозных праздников»[1].
Послушнице предъявили обвинение в агитации против колхозного строительства, что в «1930 году в момент перевыборов сельсоветов она говорила: "Все равно в колхоз никто из честных крестьян не пойдет: там собираются одни лодыри, которые не хотят работать, - пусть коммунисты с ними работают”»[2].
Вызванная на допрос, послушница Александра сказала, что она действительно в течение многих лет подвизалась в монастыре и ушла из него только после того, как он был закрыт, а игумения арестована. А что касается предъявленного обвинения, то «агитации против колхозов я не вела», - заключила послушница.
29 мая 1931 года тройка ОГПУ приговорила послушницу Александру к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и она была отправлена на строительство Беломорско-Балтийского канала.
В 1934 году Александра Ивановна была освобождена и поселилась в родном селе; в том же году скончалась ее мать, и, прожив около полутора месяцев дома, она уехала в Волоколамский район, где меньше была вероятность подвергнуться аресту как отбывшей лагерный срок и поселившейся вблизи Москвы. Александра Ивановна жила у своих знакомых в разных деревнях, подрабатывая той или иной поденной работой. В октябре 1937 года послушница устроилась работать сторожем и уборщицей в храм Рождества Богородицы в селе Шестаково Волоколамского района и поселилась в церковной сторожке. В той же сторожке жил и священник. Вскоре священника арестовали, и хотя храм не закрыли, но службу вести стало некому. Послушница Александра была арестована 28 февраля 1938 года и заключена в тюрьму в Волоколамске.
Допрошенный в качестве свидетеля секретарь сельсовета показал, что Дьячкова недовольна советской властью и существующим в СССР строем; что она ведет среди колхозников антисоветскую и антиколхозную агитацию, ходит по вечерам по домам колхозников и говорит им, что советская власть незаконно арестовала местного хорошего и ни в чем не виновного священника; что в церквях нет службы, а между тем когда организовывали колхозы, то власти обещали не закрывать храмы, обещали, что священники будут служить, а как организовали колхозы, то урожая не стало и хлеба нет, а советская власть стала снимать с церквей колокола, а все равно ничего нет: придешь в магазин и - все пусто, в колхозах урожаи плохие и колхозники сидят без хлеба.
- В декабре 1937 года, будучи в магазине Теряевского сельпо в селе Шестаково, вы высказывали недовольство советской властью и партией, в частности относительно ареста попов. Дайте показание по этому вопросу, - потребовал от Александры Ивановны следователь.
- Да, действительно, в магазине я была, но контрреволюционных и антисоветских выступлений с моей стороны не было, за исключением того, что я говорила, что священника в нашей церкви еще нет, - и то я это говорила, отвечая на вопросы колхозников.
- Вам зачитываются выдержки из показаний свидетелей о вашей контрреволюционной и антисоветской деятельности, которые достаточно уличают вас в этом. Следствие требует дать по этому вопросу правдивые показания.
- Контрреволюционной и антисоветской деятельности я не вела, но колхозников я призывала, чтобы они посещали церковь и молились Богу, - ответила послушница.
4 марта 1938 года тройка НКВД приговорила Александру Ивановну к расстрелу, и она была перевезена в Таганскую тюрьму в Москве. Послушница Александра Дьячкова была расстреляна 14 марта 1938 года и погребена в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 35-38. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandra-djachkova
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-75865, л. 64.
[2] Там же. Л. 69.
Преподобномученица Матро́на Макандина, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
14 марта
ЖИТИЕ
Родилась святая преподобномученица Матрона, в миру Матрона Алексеевна Макандина, в 1889 году в селе Константиново Александровского уезда Владимирской губернии в семье крестьянина. В 1910 году поступила послушницей в московский Алексеевский монастырь. После закрытия обители она вместе с другими насельницами закрытых безбожной властью монастырей, жила на квартире, сохраняя монашеский устав. 28 декабря 1930 года послушница Матрона была арестована и заключена в Бутырскую тюрьму. На допросах говорила, что вначале относилась к советской власти безразлично, но потом стала относиться отрицательно, потому что эта власть «закрывает монастыри и не дает служить Богу», а старая власть была лучше. 8 февраля 1931 года преподобномученица Матрона была приговорена к трем годам ссылки в Архангельскую область, отбывала ссылку в городе Пинега. По окончании ссылки, в 1934 году вернулась на родину в село Константиново. 26 февраля 1938 года послушница Матрона вновь была арестована по обвинению «систематической контрреволюционной агитации и активной пропаганде». Виновной она себя не признала. 8 марта 1938 года тройка НКВД по Московской области приговорила её к расстрелу за «распускание контрреволюционных слухов о скором падении Советской власти».
Мученическую кончину послушница Матрона приняла 14 марта 1938 года на Бутовском полигоне под Москвой вместе со своей сестрой инокиней Анной.
На заседании Священного Синода Русской Православной Церкви от 21 августа 2007 г. принято решение причислить преподобномученицу Матрону к лику новомучеников и исповедников Российских.
Источник: http://www.hram-ks.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-matrona-makandina
Мученица Наде́жда Аббакумова
ДНИ ПАМЯТИ:
14 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Мученица Надежда (Надежда Петровна Аббакумова) родилась в 1880 году в селе Ванилово Бронницкого уезда Московской губернии в крестьянской семье. В 1899 году Надежда вышла замуж за крестьянина из села Мартыновское того же уезда Василия Сергеевича Аббакумова и переехала к нему; у них с мужем родилось четверо детей. Во время гражданской войны Василия Сергеевича призвали на фронт, где он погиб, и Надежде Петровне пришлось одной воспитывать детей. Как глубоко верующий человек, она в 1925 году сначала была выбрана в церковный совет, а с 1928 года стала старостой храма Рождества Христова в селе Мартыновском, что в то время означало принятие на себя обязанностей вести все отношения с властями, враждебными Церкви.
Надежда АббакумоваДо 1932 года Надежда Петровна имела еще какое-то хозяйство, состоявшее из коровы и лошади, но в этом году власти отобрали у нее все за неуплату налогов; в 1933 году суд приговорил ее к штрафу за неуплату налогов и в 1934 году снова приговорил ее к штрафу.
В 1936 году в Мартыновском был арестован служивший здесь священник Петр Кедров, и Надежда Петровна пригласила сюда служить священника соседнего прихода протоиерея Петра Любимова, который с этого времени стал окормлять два прихода, и Надежда Петровна помогала ему отстаивать храм от закрытия. Она была арестована вместе со священником 2 марта 1938 года и заключена в тюрьму в городе Кашире.
- В чем выражалась ваша связь со священником Любимовым? - спросил ее следователь.
- Связь была по службе в церкви, - ответила староста.
- Какие были у вас разговоры во время посещения друг друга?
- Во время посещения моей квартиры священник вел разговор, что церковь надо через верующих поддерживать, - может быть, через год-два что-нибудь изменится к лучшему.
- Что хотел этим сказать Любимов? - ожидал ли он через год или два изменения власти?
- Он говорил, что, может, придет время, когда церковь будет служить как и прежде, - относительно перемены власти он ничего не говорил.
- Следствием установлено, что вы, как церковная староста, собирали единоличников и среди них вели антисоветскую агитацию, чтобы они не ходили в колхоз и не платили государству налоги.
- Да, я собирала единоличников и вела с ними разговоры о колхозном строительстве и неуплате налогов, так как у меня самой сельсовет отобрал корову за неуплату налогов.
- Признаете ли вы себя виновной в антисоветской агитации против советской власти и колхозного строя?
- Виновной себя в антисоветской агитации не признаю, я только говорила против колхозного строя, что колхозное строительство - это дело плохое.
- Вы говорили, что советская власть грабит народ?
- Этих разговоров с моей стороны не было, я говорила о том, что платить налог не стану.
9 марта 1938 года тройка НКВД приговорила Надежду Петровну к расстрелу. Староста храма Надежда Петровна Аббакумова была расстреляна 14 марта 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 39-41. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nadezhda-abbakumova
Прмц. Севастиа́ны (Агеевой-Зуевой), монахини (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
11 июля
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
20 июня – Собор святых Ивановской митрополии
ЖИТИЕ
Преподобномученица Севастиана родилась 20 ноября 1872 года в селе Старо-Иванцево Лукояновской волости Арзамасского уезда Нижегородской губернии в семье крестьян Харитона Никитича и Минодоры Абрамовны Агеевых-Зуевых и в крещении была наречена Стефанидой.
В 1892 году Стефанида поступила послушницей в Воскресенский Федоровский монастырь Владимирской епархии и с 30 мая этого года проходила послушание на кухне. В 1915 году игуменией монастыря была назначена монахиня Арсения (Добронравова). В 1924 году она приняла на жительство вернувшегося из ссылки митрополита Серафима (Чичагова), который прожил в обители несколько лет, пока не получил назначение на Санкт-Петербургскую кафедру, во времена гонений на Церковь переименованную по имени города, названного тогда в честь первого гонителя российских христиан. Митрополиту в это время было семьдесят два года, и в помощь ему по хозяйству игумения Арсения отпустила двух монахинь, одной из них была Стефанида, постриженная к тому времени в мантию с именем Севастиана. В 1933 году митрополит Серафим был уволен за штат и поселился в частном доме в поселке Удельное вблизи Москвы, куда за ним последовали и помогавшие ему монахини Севастиана и Вера (Втюрина).
30 ноября 1937 года митрополит Серафим был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве; 7 декабря того же года тройка НКВД приговорила его к расстрелу, и 11 декабря 1937 года он был расстрелян на полигоне Бутово под Москвой.
10 декабря 1937 года были арестованы монахини Севастиана и Вера, продолжавшие жить в том же доме в поселке Удельное, и в тот же день допрошены.
– Чем вы занимаетесь в данное время и на какие средства существуете? – спросил монахиню Севастиану следователь.
– С 1927 года я нахожусь без определенных занятий. Средством к существованию служили приношения, получаемые от почитателей митрополита Серафима Чичагова.
– Вы являетесь почитательницей Серафима Чичагова?
– Да, я являюсь почитательницей митрополита Серафима Чичагова, у него я несла послушание.
– Назовите всех известных вам почитателей митрополита Серафима Чичагова.
– Митрополит Серафим Чичагов имеет большое количество почитателей, но их имена и фамилии мне неизвестны. К нему на квартиру ходило много духовенства, монашества, а также мирян за получением различных советов, а также и для духовного общения с ним.
Следователь спросил, совершал ли митрополит Серафим в своей квартире богослужения и кто на них присутствовал. Монахиня Севастиана ответила, что митрополит совершал богослужения, на которых присутствовала она вместе с монахиней, помогавшей митрополиту, и другие его почитатели, но имена их ей неизвестны.
– Ваше отношение к советской власти?
– Советскую власть я не признаю и считаю ее властью антихриста, посланной Богом в наказание народу за его грехи, о чем я говорила и другим.
– Вы вели агитацию против выборов в Верховный Совет?
– Да, я говорила, что верующие не должны выбирать и участвовать в выборах сатанинской власти, которая разрушает храмы и без вины высылает верующих и духовенство.
На этом допросы были окончены. Монахиня Севастиана была неграмотна. Следователь зачитал ей протокол допроса, и она поставила под ним оттиск большого пальца правой руки.
В течение нескольких дней следователь допросил дежурных свидетелей, – председателя Удельнинского сельсовета и работника поселкового совета, которые и подписались под соответствующими показаниями.
20 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила монахиню Севастиану к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Монахиня Севастиана (Агеева-Зуева) скончалась в Бамлаге на Дальнем Востоке 11 июля 1938 года и была погребена в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 512-514. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-sevastiana-ageeva-zueva
Прмч. Андрони́ка (Сурикова), иеромонаха (1938);
ДНИ ПАМЯТИ:
22 сентября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Преподобномученик Андроник родился 5 октября 1885 года в селе Огрызково Волоколамского уезда Московской губернии в семье крестьянина Ивана Сурикова и в крещении наречен был Андреем. Образование Андрей получил в церковноприходской школе; в 1902 году он поступил в Можайский Лужецкий монастырь, где подвизался на различных послушаниях, но главным образом на клиросном. В 1916 году Андрей был призван на фронт и служил рядовым в 52-м пехотном полку. В 1917 году воинское начальство отпустило его на полевые работы, в 1918 году он был демобилизован и вернулся в Лужецкий монастырь и был пострижен в монашество с именем Андроник.
В 1920 году монах Андроник был переведен в Московский Симонов монастырь и 20 декабря того же года рукоположен во иеродиакона. В 1924 году он был награжден двойным орарем. В 1928 году в том же монастыре он был рукоположен во иеромонаха. После закрытия в 1929 году Симонова монастыря, отец Андроник был переведен в Успенскую, что в Крутицах церковь, где прослужил до 28 декабря 1930 года. Тогда в Москве было арестовано более трехсот священнослужителей, монахов, монахинь и православных мирян, и среди них иеромонах Андроник. Их обвинили в «активной антисоветской деятельности, выражающейся в организации нелегальных антисоветских "братств” и "сестричеств”, оказании помощи ссыльным единомышленникам, произнесении проповедей контрреволюционного характера, антисоветской агитации о религиозных гонениях, чинимых советской властью и распространении всевозможных провокационных слухов среди населения...»
31 декабря следователь допросил священника, и тот, отвечая на его вопросы, сказал: «В политических партиях я никогда не состоял и не состою. Знакомых членов антисоветских партий у меня нет... Знакомства я ни с кем не веду, веду замкнутый образ жизни, так что я ни к кому не хожу, и ко мне никто не ходит».
Тройка ОГПУ приговорила иеромонаха Андроника к трем годам ссылки в Северный край, и он был выслан в город Пинегу Архангельской области и работал здесь на лесоповале. После окончания ссылки, в 1934 году он поселился на родине в селе Огрызково, которое вошло тогда в состав Шаховского района Московской области. 27 ноября 1935 года епископ Волоколамский Иоанн (Широков) определил отца Андроника на должность псаломщика к Николаевской церкви села Холмец Шаховского района.
24 ноября 1937 года сотрудники НКВД допросили дежурных свидетелей – председателя и секретаря колхоза, и председателя сельсовета, которые показали, что священник в религиозные праздники собирает верующих на беседы и тем самым разлагает трудовую дисциплину, так как верующие в этот день на работу не выходят. В дни празднования Пасхи он организовал пение церковных песен «Христос воскресе», которые стали петься на улице в селе Холмец, а также жаловался, что советская власть задушила налогами духовенство, так что не на что стало существовать, и говорил прихожанам, что одна надежда на их помощь и поддержку.
На основании подобного рода показаний 27 ноября 1937 года была выписана справка на арест отца Андроника, и на следующий день он был арестован, заключен в волоколамскую тюрьму и на другой день допрошен.
– Следствие располагает данными, что вы ведете контрреволюционную агитацию против налоговой политики советской власти в отношении служителей культа. Дайте показания по этому вопросу.
– Действительно, я неоднократно среди верующих вел разговоры о том, что советская власть берет большие налоги со служителей культа, эти разговоры я считаю враждебными советской власти, но вел я их без всяких целей.
Следователь задал еще несколько вопросов, в которых содержались дополнительные обвинения, но все их иеромонах Андроник отверг, и следователь потребовал:
– Следствие располагает данными о том, что вы дискредитируете советскую власть и восхваляете жизнь при царизме. Дайте показания по этому вопросу.
– Никакой дискредитацией советской власти я не занимался и не восхвалял жизнь при самодержавии.
В тот же день следователь составил обвинительное заключение. Следствие было завершено, и иеромонах Андроник был переведен в Таганскую тюрьму в Москве. 3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в 19‑е отделение Бамлага НКВД, куда прибыл в то время, когда еще продолжал действовать сталинский указ о массовых репрессиях.
В марте 1938 года помощник по культурно-воспитательной работе 188‑й колонны лагеря, помощник по труду колонны и начальник колонны, являвшиеся одновременно секретными осведомителями, отправили агентурные донесения уполномоченному 3-й части 19-го отделения Бамлаг, и 9 марта 1938 года подписали характеристику на отца Андроника, что «Суриков считает, что гонения на него в 1930 году, а равно и теперь, совершенно незаконны, так как он до управления и порядков страны никакого отношения не имел, и иметь не хочет, ведет себя на колонне скрытно, избегает разговоров с членами штаба. Будучи хорошо обутым и одетым, на работу не выходит, и если был случай выхода, то при большой активности членов штаба, чем зека Суриков оставался особо недоволен, выражая свое недовольство во всеуслышание».
15 марта те же люди были допрошены, но уже в качестве свидетелей, они показали, что заключенные барака, где находится Суриков, говорят, что их забрали ни за что, из честных, ни в чем неповинных людей сделали контрреволюционеров. Суриков сказал, что его забрали только за то, что он священнослужитель. Своими действиями и поведением, утверждали свидетели, они действуют на остальных заключенных, и те не выходят на работу.
27 марта была составлена и утверждена в виде обвинительного заключения справка об отце Андронике, причем сам он ни разу не был допрошен. Следствие, допросы дежурных свидетелей, составление обвинительного заключения и предъявление обвинения были проведены заочно. 31 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Андроника к расстрелу. После приговора он еще почти полгода ходил на общие работы вместе с другими заключенными. Иеромонах Андроник (Суриков) был расстрелян 22 сентября 1938 года и погребен в общей безвестной могиле, только перед расстрелом, по-видимому, узнав приговор.
Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 175-179. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-andronik-surikov
Библиография
1. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-18677.
2. АМП. Послужной список.
3. ЦА ФСБ России. Д. Н-6656.
4. ИЦ УВД Амурской обл. Д. Р-3504.
Прмч. Ардалио́на (Пономарева), архимандрита (1938).
ДНИ ПАМЯТИ:
29 июля
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 февраля – Собор Екатеринбургских святых
ЖИТИЕ
Преподобномученик Ардалион – в миру Александр Ипполитович Пономарев родился в семье сельского священника в 70-х годах XIX века и воспитывался в благочестии. В 22 года успешно окончил Пермскую семинарию, женился, был рукоположен в священника. Затем последовало многолетнее служение на разных сельских и городских приходах. В течение всей жизни отец Александр, как и любой ревностный пастырь, нес множество ответственных послушаний: был законоучителем в церковно-приходских школах и земских училищах, руководил миссионерской деятельностью в Шадринском уезде, возглавлял Шадринскую учительскую семинарию, служил благочинным Невьянского церковного округа… Любое возложенное на него служение священник проходил, «отдавая ему всю свою энергию», как написано в одной из его официальных характеристик.
После революции отец Александр Пономарев вел себя так, как и должен вести себя пастырь гонимой Церкви. Несмотря на страшный голод, наступивший на Урале в 1920-х годах, на гонения и притеснения, он продолжал неутомимо исполнять пастырский долг – защищал свои храмы от закрытия, отстаивал при попытках передать их обновленцам, укреплял дух верующих наставлениями и личным примером.
«Это так нужно, здесь люди не от злобы ж своей действуют, а это Бог через них хочет испытать мое терпение и смирение. Буду все терпеть ради Иисуса Христа», – такую запись в эти годы он сделал в Евангелии, которое подарил своему младшему сыну Григорию, в будущем известному на Урале старцу.
Отец Александр не отдал Григория в советскую школу, а сам учил его на дому. Это домашнее образование было основано на изучении Священного Писания и святоотеческих творений.
В 56 лет отец Александр пережил горе: умерла его супруга, матушка Надежда. После этого он принял постриг и полностью отдал себя на служение Христу и Его Церкви. Это были 1930-е годы. Как человек здравомыслящий и рассудительный, отец Ардалион не мог не предвидеть, чем может обернуться для него ревностное служение. Он сам не раз говорил, что советское государство, хотя и провозглашает «свободу отправления религиозных культов», но на самом деле проводит политику по уничтожению Церкви. Однако верный сын Церкви не мог жить иначе и не мог оставить свое служение.
В 1937 году отца Ардалиона арестовали. Во время следствия, заведенного Уфалейским районным отделом НКВД, шестидесятилетний отец Ардалион стал единственным из десяти обвиняемых, который «упорно» не признавал своей «вины» ни на допросах, ни на очных ставках. И это в то время, когда по статистике более 90% подследственных, проходивших по церковным делам, давали признательные показания – мало кто мог выдержать «методы работы» НКВД.
– Следствие располагает точными данными о том, что вы являетесь участником контрреволюционной организации и вели контрреволюционную работу против советского государства. Предлагается давать откровенные показания и выдать всех участников организации.
– Участником контрреволюционной организации я не являлся и о существовании таковой не знал.
– Свидетель В. показывает, что вы говорили: «Конституция нам ничего не дает, они постараются нас арестовать, а потом лишить права гражданства по суду». Признаете ли вы показания В. правильными? Следствие настаивает на даче правдивых показаний.
– Показания правильными не признаю.
– Свидетель Н. говорит, что вы вели антисоветские разговоры: осуждали Конституцию, рассказывали о гонениях на духовенство, выражали сочувствие к Гитлеру.
– Показания свидетеля Н. считаю неправильными.
– Вам делается уже четвертый раз очная ставка по конкретным фактам вашей контрреволюционной деятельности. Следствие предлагает прекратить заниматься запирательством и давать искренние показания.
– Показания свидетеля П. считаю ложными.
Непреклонного архимандрита приговорили к пяти годам исправительно-трудового лагеря. Многие годы, несколько десятилетий судьба священника оставалась неизвестной даже для его ближайших родственников.
Родные отца Ардалиона несколько раз пытались узнать о том, что с ним стало. Ольга Григорьевна Пономарева (внучка преподобномученика) рассказывает:
– Дедушку арестовали, а всего через год был арестован и папа. Мама осталась одна со мной на руках, мне было меньше года… Мы очень долго не видели папу – я с ним познакомилась, когда мне было шестнадцать лет. Он вернулся из ссылки, с Колымы и сразу попытался узнать что-либо о своем отце, но это не удалось. Потом в восьмидесятые, в девяностые годы и он, и его старшая сестра Мария Александровна вновь и вновь искали, где дедушка, где его могила. Писали и в Москву, но никакого ответа не получили. Так папа до конца своих дней и не узнал, что стало с его отцом. Потом я тоже пыталась найти сведения в архивах – и ничего, исчез человек. А несколько лет назад сестры (Ново-Тихвинского женского монастыря в Екатеринбурге) – спасибо им! – каким-то образом разыскали, куда дедушка был сослан.
Чтобы узнать о месте ссылки отца Ардалиона, сестры разослали письма в несколько десятков архивов, и, наконец, из одного из них пришел долгожданный ответ: после приговора архимандрит Ардалион был отправлен в Архангельскую область, в пересыльный лагерь города Котласа. Этот лагерь пользовался особо дурной славой. В наскоро построенных земляных шалашах, где зимой температура не поднималась выше четырех градусов, выживали немногие заключенные. В лагере умирало так много людей, что их едва успевали хоронить; большие братские могилы не засыпали землей, пока они не заполнялись телами доверху. В Котласе отец Ардалион провел несколько месяцев, а затем был отправлен в Воркуту.
– Сестры дали мне адрес архива в Сыктывкаре, где могли быть сведения о кончине дедушки, – рассказывает Ольга Григорьевна. – Я написала письмо, и получила ответ: 29 июля 1938 года умер от истощения в стационаре лагерного пункта «Адак». Похоронен на гражданском кладбище в отдельной могиле. К правой ноге была привязана табличка с указанием фамилии, имени, отчества и даты смерти.
Жизнеописание отца Ардалиона было отправлено в Синодальную комиссию по канонизации святых, и в октябре 2008 года архимандрит Ардалион (Пономарев) прославлен как преподобномученик.
Исповедничество отца Ардалиона - это плод духовного пути, по которому он следовал в течение всей своей жизни. Любовь к Богу и ближним, молитва, ревность к богоугождению, деятельное исполнение Евангельских заповедей всегда были главным для него, мученичество же явилось лишь венцом его святой жизни.
Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ardalion-ponomarev
Прмч. Игна́тия (Лебедева), схиархимандрита (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
12 сентября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Преподобномученик Игнатий (в миру Александр Александрович Лебедев) родился 28 мая 1884 года в городе Чухломе Костромской губернии в благочестивой семье Александра Константиновича и Марии Философовны Лебедевых. Мать его была дочерью секретаря земского суда, отец – секретарем съезда мировых судей города Чухломы. За ревностное и безупречное исполнение своих обязанностей Александр Константинович был произведен в надворные советники и награжден тремя орденами.
Александр Александрович окончил Солигалическое Духовное училище, Костромскую Духовную семинарию и в 1903 году поступил в Казанский ветеринарный институт. Наряду с занятиями в институте Александр стал регулярно посещать богослужения в Спасском монастыре в Казани, настоятель которого, архимандрит Варсонофий, стал первым духовным наставником благочестивого юноши. Живя в Казани, Александр познакомился со схиархимандритом Гавриилом (Зыряновым), которому он поведал о своем желании стать иноком. 25 апреля 1905 года отец Гавриил благословил его на иночество, сказав, что «его желание монашества есть звание Божие».
Углубляясь в чтение духовной литературы, Александр делал выписки из наиболее для него близкого и поучительного. По упадку благочестия, по обращению интересов образованного общества к материальному это время духовно чуткими людьми стало ощущаться как последнее, и потому юношу особенно интересовало то, что святые отцы говорили об этом, как советовали спасаться в этих условиях.
Александр, читая Патерик, отмечал для себя: «Преподобный Пахомий, узнав, какое в последние дни будет среди иноков небрежение, леность, и помрачение, и падения и что наружность только в них будет иночества, рыдал о том горько. Явился ему Господь Иисус Христос и сказал: "Дерзай, Пахомий, и крепись, ибо семя твое духовное не оскудеет до скончания века, и многие из тех, кто придет после тебя, из глубины мрачного рва Моею помощью спасутся и явятся выше нынешних добродетельных иноков.
Ибо нынешние наставляются примером твоего жития и просвещаются добродетелями, а те, кто будут после тебя, которых видел ты во мрачном рве, не имеющие наставников, способных вывести их из мрака, собственным своим произволением отскочив от тьмы, усердно пойдут светлым путем Моих заповедей и угодными Мне явятся. Иные же напастями и бедами спасутся и сравняются великим святым. Истинно говорю тебе: они получат то же спасение, что и нынешние иноки, проводящие совершенное и непорочное житие”».
Летом 1905 года Александр попросил родителей благословить его на иноческий путь, на что и получил благословение. После этого он посетил Свято-Смоленскую Зосимову пустынь, расположенную неподалеку от Троице-Сергиевой Лавры, и попросил настоятеля обители игумена Германа (Гомзина) принять его в число братии, но отец Герман благословил юношу сначала окончить институт, а затем приезжать в обитель. За послушание Александр вернулся в Казань для продолжения образования. Имея твердое намерение оставить мир, он и в Казани жизнь свою строил так, чтобы она стала приготовлением к иночеству, всем прочим интересам предпочитая интересы духовные.
Об этом периоде своей жизни он писал впоследствии игумении Казанского монастыря Варваре: «Как Вам известно, начатки монашества и даже самое понятие о духовной жизни я получил в Казани, во дни моего студенчества. Батюшка отец Гавриил, матушка Аполлинария, батюшка Варсонофий – вот мои земные руководители и наставники, а невидимые и небесные наставники были и есть: Царица Небесная, ко святой иконе Которой – Казанской – я всегда имею особую любовь и во дни казанского жития всегда притекал к ней; затем – святитель Варсонофий, святая обитель которого была как бы домом для души и тела моего.
В храме у святых мощей его я пережил лучшие часы и минуты моей жизни, которые не знаю, когда повторятся; службы в сей обители, за которыми я постоянно бывал, – это было воспитание моей души, моя трапеза; при одном воспоминании о них я и сейчас еще чувствую как бы некоторую духовную сытость, так они напитали меня! Еще притекал я за помощию и к святителю Гурию. Вот с кем, главным образом, и каким духовным родством связана душа моя в богоспасаемом граде Казани».
Сдав последние экзамены в институте, не дожидаясь получения диплома и не заезжая к родителям, Александр отправился в Зосимову пустынь, войдя в нее 4 мая 1908 года. «В сей день, – записал он впоследствии, – в 1908 год многогрешный Александр во исполнение своего давнего и нетерпеливого желания пришел в Смоленскую Зосимову пустынь и принят отцом игуменом Германом». Отец Герман, принимая его в обитель, сказал: «Вы исполнили послушание – окончили институт, и мы исполним наше слово – примем вас в число братии».
Зосимова пустынь славилась своим уставным богослужением. Игумен Герман считал, что только тогда монахи будут иметь успех в делании духовном, когда будет налажено истовое православное богослужение. Служба в обители была центром жизни всех ее насельников. Она совершалась без сокращений, неспешно, с хорошим пением.
«Зосимовский инок тих и незлобив, – писал автор брошюры о пустыни, – с любовью и приветливостью встречает он каждого приходящего, не различает он бедного и богатого. Не разговорчив, не многоречив пустынный инок, но он уже одним видом своим много скажет тебе без слов. Тиха и проста по виду благословенная обитель. Дух этой великой простоты особенно запечатлен в богослужении, составляющем средоточие зосимовской жизни. Тихо и мерно идет служба. Медленно и плавно чтение и пение. Все проникнуто духом глубокого смирения и покаянного умиления. Все так благочинно и, вместе, так просто. Зосимовское богослужение сильно и неотразимо действует на душу: в нем звучит искренний голос любви к Господу и ко всем людям, как братьям о Господе».
Сразу же по поступлении в обитель Александр был определен на свое первое послушание – пасти скот. Старцем он избрал себе игумена Германа. В августе 1908 года Александр был одет в подрясник. Ему был поручен уход за скотом и лечение всех монастырских животных. Постепенно он проходил все монастырские послушания: пел на клиросе, работал в аптеке, продавал книги и иконы в монастырской лавке, выполнял полевые работы, трудился в просфорне. Конный двор также был в ведении Александра, и игумен Герман сказал однажды одному из своих духовных детей архипастырей о смиренном послушнике: «Какое у меня золото на конюшне сокрыто!»
17 марта 1910 года Александр был пострижен игуменом Германом в рясофор. По благословению старца он значительную часть своего времени посвящал чтению духовных книг, изучая труды преподобных Симеона Нового Богослова и Исаака Сирина в переводе преподобного Паисия Величковского, о котором Александр впоследствии говорил, что он наиболее точен в сохранении духа преподобных отцов. Особой любовью пользовались у Александра труды святителя Игнатия (Брянчанинова). В писаниях святителя он находил ответы на волнующие его вопросы подвижничества своего времени, в нем он видел подвижника близкого своим взглядам и переживаниям.
В начале 1915 года отец Герман представил митрополиту бумаги на пострижение в мантию Александра и других из братии. В письме схиархимандриту Гавриилу Александр писал: «Приближается день вступления в тот подвиг, на который Вы меня благословили еще десять лет тому назад. Поэтому у Вас прошу Вашего отеческого благословения и святых молитв, да укрепит Господь меня, многонемощного и многострастного, начать новую жизнь в обновленном духе с неугасающей ревностью о Господе».
В Великую среду Александр был пострижен в мантию с именем Агафон, в честь преподобного Агафона подвижника Египетского, память которого празднуется святою Церковью 2 (15) марта. В этот день он записал: «18 марта 1915 года. День пострига. Родители! И есть сын у вас – и нет его, и умер он – и жив он! (Господи! Всегда бы таким себя чувствовать!) Охватит сердце твое злоба – хватайся руками за сердце… а там на Кресте Сама Любовь – Христос распятый. Все хороши, все добры зело».
Перед исповедью отец Герман сказал постригаемому: «Если хочешь, чтобы я тебя принял от Евангелия, так вот тебе мои заповеди; если согласишься их выполнить, то я приму тебя». – «Я, конечно, согласился, – вспоминал Александр. – Заповеди: 1) не ездить на станцию, 2) не выходить без дела за ворота, 3) не читать газеты, 4) не празднословить».
Вскоре после пострига отец Агафон тяжело заболел гриппом, который осложнился энцефалитом. Последствия этой болезни в виде паркинсонизма остались у него на всю жизнь. В это время кроме обычных своих послушаний он исполнял обязанности письмоводителя при игумене.
2(15) декабря 1918 года епископ Феодор (Поздеевский) в Троицком соборе Данилова монастыря рукоположил монаха Агафона в сан иеродиакона, а 9 октября 1920 года в храме Троицкого Патриаршего подворья Патриарх Тихон рукоположил его в сан иеромонаха.
На каких бы послушаниях отцу Агафону ни приходилось трудиться, он никогда не прерывал внутренней духовной работы. Внимательный ученик строгого старца, он воспитывал себя в нищете духовной, находя удовлетворение душе своей в строгом иноческом делании. После рукоположения в сан иеромонаха он первое время старался сторониться людей, посетителей монастыря, ограничиваясь лишь краткими ответами на задаваемые вопросы.
30 января 1923 года скончался игумен Герман, и вскоре Зосимова пустынь была закрыта. Отец Агафон по благословению иеросхимонаха Алексия (Соловьева) переехал в Москву. Его приютили духовные дети отца Алексия, жившие на Троицкой улице, неподалеку от Патриаршего подворья. Хотя семья, в которой он поселился, была многодетной, ему дали отдельную комнату, которая стала на несколько лет его кельей.
«Келья была маленькая, в одно окошечко, выходившее в сад бывшего Патриаршего подворья. Туда не проникала уличная суета. В переднем углу справа от окна стоял киот с иконами. Вдоль стены была убогая постелька, покрытая куском полосатого ситца. Кроме киота, были две большие иконы: Господа Вседержителя с Евангелием и Божией Матери Черниговской. Над постелькой висели портреты старцев. Из других святынь у батюшки были очень почитаемые им мощи святых мучеников, лежавшие в верхнем отделении киота, часть пояса Пресвятой Богородицы, мощи преподобного Сергия Радонежского в небольшом серебряном медальоне и большой медный крест – благословение из Казани», – вспоминала духовная дочь отца Агафона.
В октябре 1923 года епископ Варфоломей (Ремов) пригласил отца Агафона и некоторых других из братии Зосимовой пустыни в создаваемое им братство в Высокопетровском монастыре. 18 мая 1924 года епископ Варфоломей возвел отца Агафона в сан архимандрита и назначил наместником монастыря. Главным деланием отца Агафона в монастыре стала исповедь монашествующих и приходящих в монастырь богомольцев. Владыка Варфоломей предоставил ему просторный левый клирос храма во имя преподобного Сергия Радонежского. Вначале отца Агафона ожидало два-три человека, но со временем людей становилось все больше и больше; он был очень внимательным духовником, и скоро вокруг него собралась самая большая паства в Петровском монастыре. Его духовническая деятельность не у всех, однако, находила сочувствие. Были прихожане, которые говорили, что он рано начал старчествовать, были скорби и от братии.
В середине 1924 года Петровский монастырь был закрыт и монашествующие нашли прибежище в одной из московских церквей на Антиохийском подворье.
Вскоре епископу Варфоломею удалось отхлопотать стоявший в то время закрытым большой холодный Боголюбский собор, находящийся неподалеку от входа в монастырь. Здесь братия подвизалась в течение нескольких лет. В это время архимандрит Агафон совершал литургию лишь в воскресные дни, в остальные дни он исповедовал на отведенном ему владыкой левом клиросе. По воспоминаниям очевидцев, отец Агафон исповедовал, сидя в маленьком креслице. Он внимательно слушал говорящего, иногда ненадолго закрывал глаза, сам говорил очень мало, лишь иногда задавая какой-нибудь необходимый вопрос; иногда только разрешит грехи, ничего не говоря, иногда скажет слово, которое точно насквозь пронзит душу. Молодых девушек, которые приходили к нему, отец Агафон старался подготовить к монашеству. Некоторые из них, наиболее решительные, сразу разрывали связи с миром и принимали монашество, другие продолжали жить в семье, учиться и работать, не оставляя намерения принять в будущем монашеский постриг.
Духовная дочь отца Агафона вспоминала впоследствии: «Руководство к монашеству не было поспешным, не было делом одного дня, оно не было и внешним; напротив, оно было как сама жизнь: постепенным, простым, повседневным, действующим во всяком случае и событии…
Основой духовного руководства, особенно для идущих по монашескому пути, было искреннее, всестороннее, без утайки откровение всех своих поступков, мыслей и даже начатков этих мыслей. Только после этого откровения батюшка принимал душу и вел ее.
Батюшка считал важным, чтоб мы следили за своими чувствами, мыслями, поступками, за своей душой, чтобы, начиная с того момента, как мы встали, мы отдавали себе отчет в том, что было не как должно.
Приходящий к старцу должен был говорить все, что он переживает, называть вещи своими именами, пусть эти помыслы были некрасивые и пусть было очень трудно их исповедовать. Но чем бывало труднее исповедовать, тем батюшка серьезней становился. Некоторым он говорил: "Я могу хоть день сидеть, слушать, как ты доберешься до главного. Вот ты показала наружность-то, а серединку-то не показала. Орешек надо расколоть, показать, что в орешке, а не только снаружи – скорлупку показать”.
Если не было возможности рассказать отцу весь свой день, мы должны были записать все свои поступки и движения сердца. Иногда это не была настоящая вражда или настоящий грех, а было только мысленное приражение: "Такой-то смутил, на того-то подумала, тем-то огорчилась, на того-то посмотрела не так”. Как встал, как помолился, как пошел, где рассердился, где покричал – все нужно было писать.
Одни писали кратко, другие подробно, кто как умел. Батюшка не требовал, чтобы помыслы были мудреными, напротив, он предостерегал от этого. Больше всего он любил, чтобы после каждого поступка или худой мысли было написано "простите”. "Почаще это слово пиши – это самое полезное”, – учил отец.
В 1926 году батюшка счел, что пришло время положить начало и монашеству. Постепенно, по благословению владыки, он начал совершать тайные постриги в рясофор. Большего батюшка не благословлял. Мы были молодые, но он говорил так: "В ряске проскочишь, – то есть справишься с искушениями в миру: ты же в миру живешь, – а в мантии – запутаешься”.
Батюшка постригал очень избирательно. Постепенно подготавливал человека, тщательно выбирал имя и всегда говорил: "Так как вы без стен монастырских и без одежды монастырской, надо менять вам имя в рясофоре, чтобы у вас был новый предстатель, чтобы вы чувствовали страх перед своим новым святым и радость, что у вас есть новый заступник”. Батюшка хотел, чтобы новая жизнь была более реальна и ощутима в условиях монашества без стен и одежды…
"Батюшка, – бывало, спрашивал его кто-нибудь, – и Вы не устаете с народом?” – "Нет, – односложно ответит он, – никогда не устаю». – "Батюшка, а Вы не боитесь, – к Вам ведь приходят люди всяких профессий: и ученые, и инженеры, и артисты – как Вы им ответите на все их вопросы?” Здесь уж батюшка молчал или только улыбался.
Он говорил мне позднее, что перед тем, как принимать народ, он всегда читал молитву о том, чтобы ему говорить людям не свои слова, а то, что угодно Богу и что им может пойти во спасение. "Прочту молитву, – говорил батюшка, – и бываю всегда покоен”.
Служение батюшки душам человеческим было глубоко самоотверженным. Когда человеку трудно давалось откровение, батюшка готов был положить последние свои силы. "Я готов всю ночь сидеть, – говорил он, – лишь бы ты все мне до конца открыл”.
Батюшка требовал очень усердного исполнения послушания в церкви, у кого оно было, требовал не только честного, но даже ревностного отношения к светским служебным обязанностям, вменяя их во святое послушание. И жизнь наполнялась до краев. Протекая в тех же внешних формах, она получала вдруг иное содержание, все делалось теперь уже во имя Бога и ради Бога – так учил батюшка. Не было великих и малых дел, так как во всем батюшка учил хранить свою совесть. Он не мог спокойно относиться к тому, когда люди делали что-то спустя рукава, и любил во всем порядок…
Все годы службы в Боголюбском храме батюшка еще ходил пешком к себе на Троицкую, правда, уже с провожатым – батюшка как бы падал вперед, его надо было поддерживать – иногда же вынужден был брать извозчика.
Большая загруженность делами наместника монастыря, а еще более – обременение народом, которого становилось все больше и больше, понуждали батюшку в летнее время искать хотя бы малого отдохновения в тишине под Москвой. Ему было необходимо почитать духовные книги, побыть наедине с Господом.
Летом 1927 года появилась такая возможность. В Загорянском (под Москвой, по Северной железной дороге) в небольшом домике над рекой поочередно жили владыка и батюшка...
В Загорянском батюшке пришла мысль устроить скит в Москве, там, где жили старшие сестры, чтобы тем самым положить начало своему городскому монастырю. Насельницами скита становились мать Евпраксия и мать Ксения, во главе со старшей монахиней Евфросинией. Икона Божией Матери "Знамение” освящала тогда комнаты загорянской дачи. Батюшка и благословил учреждаемый скит этой святой иконой, назвав его "Знаменским”.
По мысли батюшки, в скиту должны были находить приют, духовный и телесный отдых все сестры, которые вступали на путь иноческой жизни. Таких, вместе с живущими в скиту постоянно, было уже семь человек...
Батюшка очень любил скит, хотя по болезни ему было трудно часто туда подниматься. Это был чердак… высокого семиэтажного дома, стоящего к тому же на высокой горке. Скит находился в Печатниковом переулке на Сретенке, недалеко от Петровского монастыря. Когда батюшка объяснял путь в скит, он говорил: "Сначала будет широкая лестница – это мир, а потом узенькая дорожка на чердак – это монашеский путь: там и дверь скита”».
Летом 1929 года храм во имя Боголюбской иконы Божией Матери был закрыт и братия Петровского монастыря перебралась в храм преподобного Сергия Радонежского на Большой Дмитровке.
В это время болезнь отца Агафона усилилась и ему стало трудно возвращаться к себе на Троицкую между утренней и вечерней службой. Бедная вдова, которую звали Александра, – она работала дворником и жила неподалеку от храма, – предложила ему свою комнату для отдыха. Александра устроила маленькую нишу, в которой отец Агафон мог полежать и отдохнуть между службами. Когда приходили духовные дети отца Агафона, то она им служила за столом. Впоследствии отец Агафон постриг ее в рясофор и назвал в честь преподобного Иоанна Многострадального. Она скончалась в больнице не старой еще женщиной до ареста отца Агафона.
Рождественским постом 1929 года здоровье отца Агафона резко ухудшилось, и он подал прошение архиепископу Филиппу (Гумилевскому), викарию Московской епархии, о пострижении в схиму. 30 января в день памяти игумена Германа (Гомзина) во Владимирском приделе храма преподобного Сергия Радонежского архимандрит Агафон был пострижен в великую схиму с именем Игнатий в честь священномученика Игнатия Богоносца и в память святителя Игнатия (Брянчанинова), труды которого он издавна и глубоко полюбил. В середине декабря 1931 года отец Игнатий был арестован. В тюрьме его продержали десять дней. Хозяева квартиры, где он жил, стали настаивать, чтобы он прекратил прием духовных детей дома, и он был вынужден переехать жить в другое место, в Никоновский переулок. Монахиня Афанасия (Давыдова) и Вера Вишвякова обменяли свои квартиры на одну, и получилось три комнаты, в одной из которых поселился отец Игнатий.
В октябре 1933 года был закрыт храм преподобного Сергия на Большой Дмитровке и монахи перешли служить в храм Рождества Богородицы в Путинках. В 1934 году, перед праздником Покрова Божией Матери, священноначалие под давлением НКВД запретило схиархимандриту Игнатию прием народа в церкви, и он был отправлен на покой. Отец Игнатий сказал тогда, что поскольку для него все дети духовные равны, то он больше никого принимать на исповедь не будет. Смиряясь перед постановлением церковной власти, отец Игнатий, тем не менее, болезненно переносил невозможность принимать духовных детей; некоторое время он тяжело хворал, сильно страдая от головной боли. В это время батюшка углубился в чтение святоотеческих книг, находя в них ответ и поддержку.
10 апреля 1935 года схиархимандрит Игнатий был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Тогда же были арестованы иеромонах Косма (Магда), монахини Афанасия (Давыдова) и Агафона (Комарова), Анастасия Печникова и Агриппина Дворецкая, духовная дочь протоиерея Романа (Медведя).
Обосновывая необходимость ареста старца, сотрудники НКВД написали: «Архимандрит Агафон, разыгрывая из себя юродивого (искусственно трясет руками), среди верующих пользовался авторитетом прозорливца и блаженного, имеет большое количество последователей (духовных детей), которые находятся под его полным влиянием, систематически посещают его квартиру, где он обрабатывает их в религиозном и контрреволюционном духе. При этом архимандрит Агафон внушает своим почитателям о необходимости систематического посещения церкви, и в случае невозможности ходить в церковь из-за работы в советских учреждениях он советует уволиться с работы.
Последовательница архимандрита Агафона тайная монахиня Агапия (Агриппина Емельяновна Дворецкая) по его указанию у себя на квартире производит прием верующих, которым она предсказывает будущее и дает советы, проводя при этом антисоветскую агитацию.
Часть последователей архимандрита Агафона по возвращении из ссылки, не получив московского паспорта, по его указанию поселились под Москвой, где под его руководством проводят антисоветскую агитацию. Так, проживающая в городе Можайске монахиня Анастасия Печникова проводит среди населения систематическую антисоветскую агитацию, распространяет ложные слухи о войне и скором падении советской власти».
Во время ареста схиархимандрита Игнатия у него находилась монахиня Агафона (Комарова) и была задержана вместе с ним. 17 апреля сотрудники НКВД выписали ордер на ее арест, в котором писали: «В ночь с 10 на 11 апреля 1935 года, в момент операции по ликвидации контрреволюционной группировки монахов и церковников, в квартире руководителя группировки архимандрита Агафона Лебедева была обнаружена и задержана ночующая там без прописки тайная монахиня Евгения Викторовна Комарова, которая при допросах заявила, что она является духовной дочерью архимандрита Агафона, помогает материально и прислуживает ему, бывая у него в квартире почти ежедневно и часто ночуя там без прописки». Этого было достаточно, чтобы выдвинуть против нее обвинение в контрреволюционной деятельности.
На следующий день после ареста отец Игнатий был допрошен. Отвечая на вопросы следователя, он сказал: «Служа в церкви в Петровском монастыре, затем преподобного Сергия и Рождества в Путинках, я имел около двухсот человек духовных детей, почитателей, которые поддерживают со мной тесную связь, систематически приходя ко мне на исповедь за советами и благословением. Когда я бывал в церкви Рождества в Путинках, туда являлось значительное число верующих, желающих поговорить со мной и получить от меня совет и благословение».
В следующий раз отец Игнатий был допрошен незадолго перед окончанием следствия.
– В предъявленном мне обвинении по статье 58, пункт 10 уголовного кодекса виновным себя не признаю. Действительно, меня на квартире ежедневно навещали мои знакомые, которые делились со мной своими переживаниями, просили у меня советов. Беседы между мной и моими знакомыми обычно были на религиозные темы. Посетители приносили мне продукты и деньги, так как я не имел средств к существованию по увольнении меня за штат в октябре 1934 года, – сказал отец Игнатий.
– Следствие располагает данными, что вы распространяли среди своих почитателей ложные слухи о якобы проводимых советской властью гонениях на религию и верующих; объясните, что именно вы говорили по этому вопросу? – спросил следователь.
– Церкви являются имуществом государства, поэтому советская власть может распоряжаться ими как угодно. При закрытии церквей верующие бывают недовольные этими мероприятиями советской власти, но должны подчиняться, хотя бы и были недовольны. Я верующих, высказывающих недовольство закрытием храмов, призывал к терпению и указывал, что молиться можно еще в других незакрытых храмах.
4 июня 1935 года в больнице Бутырского изолятора врачи освидетельствовали схиархимандрита Игнатия и пришли к заключению, что он «страдает органическим поражением центральной нервной системы в форме энцефалита, выражающемся в скованности, резкой заторможенности движений, маскообразности и затруднении речи… По своему физическому состоянию к труду не годен».
8 июня 1935 года Особое Совещание при НКВД приговорило схиархимандрита Игнатия к пяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. 16 октября он был отправлен в Саровский лагерь. Из лагеря он писал духовным детям: «Наконец, после долгого странствования, я на месте, которое указал нам Господь: я в Сарове, в стенах бывшей обители! Слава Богу за все случившееся – это одно можем сказать! С Ним везде хорошо, и на Фаворе, и на Голгофе! После прочитанного мне в день рождения приговора… и после 2‑х попыток (1-я – в середине, в день, когда я был выведен на свидание и на которое никто из вас не пришел к 2-м часам, а лишь с вещами поздно вечером; 2-я – 10/VII ст. ст.), и после ночного приноса сухарей в день отдания праздника Воздвижения Креста я наконец, в день памяти блаженного Андрея, без четверти семь вечера был вывезен из места своего пребывания[1] тремя военными и через двое суток довольно утомительного путешествия водворен на месте. И паки – слава Богу!»
Весной 1936 года схиархимандрит Игнатий был переведен в лагерь на станцию Сухобезводная под Нижним Новгородом, но вскоре отправлен в лагерь для инвалидов, находившийся неподалеку от города Алатыря.
17 июля, накануне дня памяти преподобного Сергия, отец Игнатий получил свидание с монахиней Евпраксией. Он очень ослабел, «сильно изменился и похудел, но все же двигался, старался рассказать о себе, очень много тихо плакал. Все узнавал батюшка, как живет возращенный им виноград. Узнав, что все дружны, живут как жили, батюшка со слезами завещал: "Господа надо любить всем сердцем, Господь должен быть на первом месте, от веры не отрекаться”; "Господь всех краше, всех слаще, всех дороже, спасение в ваших руках – пользуйтесь, пока возможно”; "Он единая сладость, Он единая радость”».
18 апреля 1937 года отец Игнатий писал: «...Справляетесь ли вы в кресте[2] и где надо, – это полезно делать чаще: "царство Божие силою берется”...»
В это время состояние здоровья отца Игнатия резко ухудшилось и появились первые признаки пеллагры. Питание в лагере было плохим, а посылки, которые посылались духовными детьми, частью раскрадывались, частью раздавались, батюшке доставалось немногое.
30 мая 1938 года отец Игнатий писал духовной дочери, монахине Евпраксии: «Сейчас 1-я и необходимая нужда – это видеть тебя; ведь 9 месяцев не видались, и это при моих неисчислимых немощах! Запроси-ка ты поскорее начальника колонии заказным письмом о разрешении свидания, на ответ приложи марки. Временами теряется голос от сердечной слабости, adonilen подбадривает, а то и руки плохо владеют. Вот и хочется чего-нибудь (вроде облегчения участи) достигнуть, пока не развалился – помолитесь. Попросите за меня. Простите».
Расстройство здоровья от пеллагры все усиливалось, и в последующих письмах отец Игнатий писал: «…Уже около 10 дней сижу с завязанными руками – получил ожог (с нарывами) от солнца 13/VI в 11 часов дня – во время пути остановился 2 раза минуты на 2, на 3 – лечу примочками перекиси марганца – воспаление еще есть… Простите».
«Радуюсь, что ты поправилась своим здоровьем, что же – в твои года и неудивительно, вот в мои года здоровье восстанавливается уже труднее: так, солнечный ожог 2 рук с 13/VI не может зажить до сих пор. За последнее время (в последнюю жару) стало делаться кружение головы при более или менее продолжительном стоянии – стремление падать назад, а вот при ходьбе – через 30 шагов падаю вперед…
Все это расстройства питания – наконец-то на 4-м году жизни в заключении – объявшия меня, и как удастся справиться с ними – не знаю. Руки горят, во рту тоже горит с кружением головы…»
«Что-то от тебя долго не было письмеца, жива ли ты и здорова? Я нахожусь на старом месте, я никуда с него не трогался. Здоровье мое как прежде, еще прибавилось две болезни: сердце и кишки не в порядке. Помяните моя болезни. Жду твоего приезда, если возможно. Простите».
5 сентября 1938 года отец Игнатий продиктовал последнее свое письмо из лагеря, так как сил писать самому уже не было: «Я жив, но здоровье мое слабовато, страдаю кишками, упадком общего питания. Чем дело кончится – не знаю. Но пути человеческия Исправляяй – вся весть. Помяните в скорбях, нуждах, в болезнях и помолитесь. Простите».
Схиархимандрит Игнатий умер в тюремном лазарете на рассвете воскресного дня, 11 сентября 1938 года, в три с половиной часа утра, в день Усекновения главы святого Иоанна Предтечи. Спустя несколько дней монахиня Евпраксия приехала в Алатырь, и ей показали небольшой могильный холмик на лагерном кладбище, под которым был погребен схиархимандрит Игнатий.
Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Июнь-Август». Тверь, 2003 год, стр. 268-285. Источник: http://www.fond.ru
Библиография
ГАРФ. Ф. 10035, д. П577067.
По воспоминаниям мон. Игнатии П. Монашество последних времен.
Жизнеописание схиархимандрита Игнатия (Лебедева). М., 1998.
Монахиня Игнатия. Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья. М., 2001.
Примечания
[1] Из Бутырской тюрьмы
[2] Имеется в виду Красный Крест, где духовные дети старца пытались добиться его освобождения как инвалида.
Прмч. Инноке́нтия (Мазурина), иеродиакона (1938).
ДНИ ПАМЯТИ:
13 ноября
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученик Иннокентий родился в 1874 году в селе Березки-Чечельницы Демовской волости Ольгопольского уезда Подольской губернии в семье крестьянина Потапия Мазурина и в крещении был наречен Игнатием. В 1896 году Игнатий покинул родительский дом и поступил в монастырь. В 1906 году он был зачислен послушником в Иосифово-Волоцкий монастырь Московской губернии; первое время он проходил послушание в хлебной, а затем на клиросе. 21 сентября 1911 года Игнатий был пострижен в монашество с именем Иннокентий, а 2 декабря 1912 года – рукоположен во иеродиакона и служил здесь до закрытия монастыря в 1920 году во время гонений от безбожных властей.
С 1920-го по 1924 год иеродиакон Иннокентий служил в храме в селе Званово Волоколамского уезда, с 1924-го по 1928 год – в селе Тургиново, а с 1928 года – в Вознесенском храме в селе Теряева Слобода Волоколамского района.
В ночь с 21 на 22 февраля 1931 года в селе возник пожар – загорелся колхозный сарай с сеном и помещение канцелярии колхоза, в котором сгорели все документы колхоза. В ту же ночь по подозрению в поджоге были арестованы священники храма, иеродиакон Иннокентий, псаломщик, церковный сторож и семеро крестьян. Когда арестованных отправляли в волоколамскую тюрьму, их собрались провожать около двухсот крестьян, недовольных арестами, и особенно тем, что арестовали священников.
Днем в селе состоялось собрание членов колхоза, на котором присутствовало восемьдесят человек, вынесшее постановление: «Общее собрание требует суровых мер наказания пытающимся сорвать социалистическое строительство. В ответ на вылазки кулачества общее собрание членов колхоза еще усиленнее поведет борьбу с кулаком и чуждым элементом в деревне, еще более сплотит свои колхозные ряды, еще усиленнее поведет работу по коллективизации...»
В последующие дни в прессе была организована пропагандистская кампания и стали печататься одна за другой статьи, подобные такой: «В ответ на вредительство подлого кулачья мы, члены Теряевского колхоза имени Сталина, заявляем, что кулачью сорвать темпов колхозного строительства не удастся...
Общее собрание членов колхоза постановляет: в ответ на поджог усилить рост колхозов и новым приливом в колхозы на 50% провести второй большевистский сев по-ударному.
Общее собрание просит революционный пролетарский суд жестоко наказать виновников поджога, организовав процесс в показательном порядке».
Прекрасно зная о невиновности священников, иеродиакона и крестьян в поджоге, сотрудники ОГПУ через месяц отпустили крестьян на свободу и стали допрашивать священнослужителей, но уже не задавали им вопросов о поджоге, обвинив их в антисоветской деятельности.
Вызванный на допрос иеродиакон Иннокентий сказал: «Я считаю, что всему священству Союза советская власть является гонителем и врагом. Священство призывает христиан страдать за Христа… и терпеть от всех нужд и гонений земных. Я же, находясь при церкви, конечно, поддерживаю во всем священство. В Священном Писании сказано, что каждый, идущий против Христа и веры, есть антихрист, противник веры. И сейчас: советская власть, коммунисты, идущие против веры, христианства, являются антихристами, противниками и врагами. Священство в настоящее время не в силах побороть силу врага-антихриста и только... ждет помощи... свыше. Кроме этого, я считаю, что если власть и помогает беднякам, то из них большая часть не умеет работать и не хочет работать, а поэтому все будут в прослойке бедняков. И есть бедняки, которые, несмотря на то, что им помогают... лодыри и не хотят работать. Я считаю, что колхоз... Теряевский с плохим руководством существовать не может. И притом считаю, что крупные, крепкие отдельные машино-обрабатывающие хозяйства дадут больше продукции государству, и они выгоднее, чем организованный из середняцко-бедняцкой прослойки колхоз».
После окончания следствия следователь в обвинительном заключении, формулируя, почему следует, несмотря на всю бездоказательность обвинений против священников и иеродиакона, все же их осудить, написал: «Коллективизация по сельсовету проходила слабо и в обостренной обстановке в силу деятельности данной группировки. До ареста указанных лиц группировки... в колхозе состояло 52 хозяйства, и только после ареста последних волна коллективизации приняла широкие размеры. Рост коллективизации увеличился на 100%... Данный факт характеризует, насколько активно проходило антисоветское влияние на массы со стороны антисоветского элемента до его ареста».
28 июня 1931 года тройка ОГПУ приговорила иеродиакона Иннокентия к трем годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Вернувшись из заключения в 1934 году, он поселился неподалеку от Иосифо-Волоколамского монастыря и стал служить в Богоявленском храме в селе Буйгород Волоколамского района.
Вторично он был арестован 8 октября 1937 года и заключен сначала в волоколамскую, а затем Таганскую тюрьму в Москве. В характеристике, выданной для НКВД председателем сельсовета, было написано, что иеродиакон Иннокентий «среди населения устраивает сборы средств на ремонт церкви».
15 октября следователь допросил отца Иннокентия.
– Следствие располагает данными, что вы среди населения занимаетесь незаконными сборами средств. Следствие предлагает дать показания по этому вопросу, – потребовал он.
– Средства с населения собирали, но это на ремонт церкви, по указанию священника Студеникина и моему, – ответил отец Иннокентий.
– Следствию известно, что вы собирали среди населения подписи о разрешении звона в колокола.
– Подписи у населения не собирали.
– Следствие располагает данными, что вы среди колхозников занимались контрреволюционной и антисоветской агитацией. Следствие предлагает дать показания по этому вопросу.
– Контрреволюционной и антисоветской агитацией я не занимался.
11 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Иннокентия к расстрелу. Иеродиакон Иннокентий (Мазурин) был расстрелян 13 ноября 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 205-209. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-innokentij-mazurin
Сщмчч. Алекси́я Скворцова, Павла Успенского и Николая Розанова, пресвитеров, прмч. Ио́ны (Санкова), иеромонаха (1938);
Священномученик Алекси́й Скворцов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
4 июля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Алексий родился 9 февраля 1875 года в селе Велино Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника Петра Скворцова. В 1895 году Алексей окончил Московскую Духовную семинарию и в 1897 году был назначен псаломщиком к церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи в Ивановском женском монастыре в Москве. 5 марта 1898 года он был рукоположен во диакона[1], а в 1917 году – во священника к той же церкви. В 1920 году он был награжден камилавкой[2]. После того как монастырь в 1918 году во время гонений на Русскую Православную Церковь был закрыт безбожниками, а монашеские кельи превращены в камеры для политических заключенных, монастырский храм в честь Иоанна Предтечи был обращен в приходской; отец Алексий служил в нем до его закрытия, а затем, с конца 1926 года стал служить в Успенской церкви в поселке Гжель Бронницкого уезда[a].
В 1929 году был арестован священник, служивший в храме Архангела Михаила в расположенном неподалеку от Гжели селе Загорново, и церковный совет пригласил отца Алексия служить к себе, с этого времени он поселился вместе с семьей в селе Загорново.
В начале 1930-х годов Раменское отделение ОГПУ стало искать предлог, чтобы арестовать священника. В 1928 году в селе Загорново был организован колхоз, председателем которого был назначен крестьянин, хорошо знавший односельчан и местные условия, и колхоз довольно успешно стал заниматься хозяйственной деятельностью, но в 1931 году райком партии прислал из города другого председателя, после чего началось разрушение и разграбление хозяйства: новый председатель смотрел на колхоз как на временно данную ему крепостную вотчину. Крестьяне посему стали проявлять недовольство и выходить из колхоза. Председатель, чтобы оправдать свой неуспех, распространил слух, что кулаки будто бы задумали убить его и других советских руководителей; привлеченные к расследованию сотрудники ОГПУ написали: «В селе Загорново... со стороны организовавшейся группы, в состав которой входила кулацко-зажиточная часть деревни под руководством местного попа Алексея Петровича Скворцова, велась явная антисоветская агитация, направленная к срыву политхозкампаний, проводимых советской властью на селе, такие как хлебозаготовки, коллективизация, заем и так далее... Со стороны означенной группировки подготовлялось совершение террористического акта путем убийства местного актива деревни»[3].
Были допрошены свидетели; один из них показал, что как-то заметил, что его жена стала чересчур замкнута и сосредоточенна, и, доискиваясь до причины, он узнал, что она часто посещает местного священника Алексея Скворцова. Через некоторое время он услышал от нее жалобы на тяжелую жизнь и критику настоящего положения дел на селе. Считая, что его жена по своей недалекости не способна прийти к такого рода политическим выводам, он решил, что она стала так думать благодаря влиянию на нее священника, о чем и дал показания следователю ОГПУ.
12 декабря 1932 года отец Алексий был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. 23 декабря он был допрошен и, отвечая на вопросы следователя, сказал: «Разговаривать... я... остерегался... так как боялся, что меня обвинят в чем-нибудь антисоветском... Проповеди я говорил очень редко. Иногда скажу: "Православные, покайтесь, очистите свои грехи”. Помню, как-то нам прислали на церковь большой налог; денег в церковном ящике у нас не было ни копейки, в силу чего пришлось мне обращаться к верующим: "Православные, нам прислали большой налог, платить нечем, если дорог вам Божий храм, то помогите кто чем может”. В предъявленном мне обвинении в подготовке террористического акта против коммунистов на селе и ведении антисоветской агитации я виновным себя не признаю»[4].
Несмотря на полное отсутствие доказательств вины, 10 января 1933 года священнику было предъявлено обвинение, что он «на протяжении ряда лет руководил контрреволюционной группировкой на селе, подготовлявшей террористические акты против местных коммунистов»[5].
26 февраля 1933 года тройка ОГПУ приговорила отца Алексия к пяти годам ссылки в Казахстан. После окончания срока священник вернулся служить в храм Архангела Михаила в село Загорново, где оставалась жить его семья. Но на этот раз совсем недолгим оказалось его служение. 25 марта 1938 года он был арестован и заключен в камеру предварительного заключения при Раменском отделении НКВД. На следующий день следователь на допросе спросил его:
– Как часто вы собираетесь в церковной сторожке и с кем?
– Собирались изредка я, диакон и староста, она же и председатель церковного совета. Были и верующие.
– Какие разговоры велись во время сборища в церковной сторожке между вами?
– Разговоры у нас велись – служить или не служить в тот или иной праздник, и разные другие служебного характера.
– Какие разговоры контрреволюционного антисоветского характера велись вами при сборище в церковной сторожке и кем?
– Обсуждали вопрос о наложенном на церковь налоге и, конечно, изливали недовольство непосильным налогом.
– Признаете ли вы себя виновным в контрреволюционных антисоветских разговорах и клевете на руководство партии и правительства?
– Виновным себя не признаю, – ответил священник, и на этом допросы тогда были прерваны.
В это время начались аресты сотрудников НКВД, в том числе был арестован и следователь, ведший дело отца Алексия, и до мая 1938 года о нем как бы забыли. Допросы начались после того, как были назначены другие следователи, и тогда снова стали вызываться штатные свидетели.
14 мая следователь допросил отца Алексия.
– Скажите, признаете ли вы себя виновным в проведении контрреволюционной деятельности и распространении гнусной клеветы о партии и правительстве среди местного населения?
– В предъявленном мне обвинении... виновным себя не признаю и поясняю, что контрреволюционной деятельности я совершенно среди местного населения не проводил, ни с кем никогда даже и не разговаривал и не беседовал, все время находясь дома.
Были вызваны для очных ставок те же свидетели; но отец Алексий заявил, что некоторых свидетелей он вообще видит впервые, а с другими никогда не беседовал.
7 июня 1938 года тройка НКВД приговорила священника к расстрелу. Священник Алексий Скворцов был расстрелян 4 июля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 388-392. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-skvorcov
Примечания
[a] Ныне поселок Гжель Раменского района.
[1] ЦИАМ. Ф. 2122, оп. 1, д. 778, ч. 1, л. 7 об-9.
[2] Там же. Ф. 2303, оп. 1, д. 109, ч. 1, 1922 г., л. 3 об.
[3] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-78256, л. 103.
[4] Там же. Л. 73.
[5] Там же. Л. 71.
Священномученик Павел Успенский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
4 июля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Павел Дмитриевич Успенский (1888-1938) родился 23 мая 1888 года в селе Чернево Московского уезда Московской губернии (ныне в черте города Красногорска) в семье священника Дмитрия Ивановича Успенского.
В 1904 году окончил Перервинское духовное училище, в 1911-м - Московскую духовную семинарию и в течение двух лет служил учителем в церковно-приходской школе в селе Каменка Богородского уезда (ныне город Электроугли Ногинского района Московской области).
15 декабря 1913 года был рукоположен во диакона к Троицкой церкви в селе Сапроново Мещеринской волости Коломенского уезда (ныне Ступинский район Московской области), а 20 декабря того же года - во священника к той же церкви.
В 1930 году был переведен служить в Воскресенский храм в селе Васильевское Коломенского района (ныне с. Васильево).
В 1932 году он служил в храмах в селах Чашниково, Болшево и Царицыно.
В 1933 году был назначен служить в Михаило-Архангельский храм в селе Нехорошево Серпуховского района.
В 1936 году переведен в храм Рождества Пресвятой Богородицы в селе Рудня-Никитское Орехово-Зуевского района. Вскоре отец Павел переехал в село Сапроново, где когда-то начиналось его служение, и хотя храм был закрыт, но здесь его хорошо знали крестьяне, которые стали приглашать его в свои дома для совершения треб.
19 марта 1938 года был арестован и заключен в тюрьму в городе Кашире. Были вызваны дежурные свидетели, которые подписали протоколы допросов с обвинениями священника в контрреволюционной деятельности. После этого был допрошен сам священник, но о чем бы ни спрашивал следователь, на все отец Павел отвечал одинаково: «Виновным себя не признаю». Через неделю священник был снова допрошен, но и на этот раз он ответил, что виновным себя в предъявленных ему обвинениях не признает. 8 апреля следователь снова вызвал отца Павла на допрос, интересуясь на этот раз тем, долго ли он служит в церкви, насколько он верен своим убеждениям и, следовательно, насколько враждебен власти безбожников. В 1957 г. при расследовании данного дела была доказана его грубая фальсификация: по опросам свидетелей начальник Михневского райотдела НКВД говорил: «Давай скорей подписывай. Надо ликвидировать духовенство, так давай наговаривай больше».
Затем наступил продолжительный перерыв в допросах: из-за арестов следователей НКВД некому стало подписывать обвинительные заключения. Однако, несмотря на аресты следователей, не вызывая священника на допрос, 7 июня 1938 года тройка НКВД приговорила его к расстрелу. После вынесения приговора отец Павел был переведен в Таганскую тюрьму в Москве.
Расстрелян 4 июля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой. 2 ноября 1957 года был реабилитирован.
Источник: https://azbyka.ru/days/sv-pavel-uspenskij-drugoj
Священномученик Николай Розанов, Звенигородский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
4 июля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Николай родился в 1867 году в селе Муромцево Дмитровского уезда Московской губернии в семье священника Петра Алексеевича Розанова. Николай поступил в Вифанскую Духовную семинарию, но окончил только два класса; в 1890 году он был рукоположен во диакона к Покровскому храму в селе Куликово Дмитровского уезда, а в 1905-м – во священника к Никольскому храму в селе Черленково Волоколамского уезда[a]. С 1914 года он стал служить в Москве в храме Михаила Архангела при Солодовнической богадельне, с 1920 года – в Митрофаниевской церкви в Петровском парке, с 1921 года – в Вознесенской церкви в городе Звенигороде. Во все время своего служения с 1901 года он преподавал церковно-славянский язык в Куликовской церковно-приходской школе, а затем Закон Божий в земских школах[1]. В 1928 году отец Николай был возведен в сан протоиерея и затем награжден митрой.
18 марта 1938 года некий инспектор финансового отдела направил в НКВД заявление, в котором писал: «Прошу принять соответствующие меры и не допустить явлений со стороны служителя культа (фамилия мне неизвестна, но из города Звенигорода), который имел разговор о конституции. Ехали вместе из Москвы в одном вагоне...»[2]
На следующий день инспектор был вызван следователем на допрос. Он показал: «Я ехал из города Москвы, в одном вагоне со мной ехали два старика. Один из них оказался священником Розановым, который распространял контрреволюционную клевету в отношении советской власти, говорил: "Священников арестовывают неправильно, так как конституция говорит за полную свободу и неприкосновенность личности. Конституция фальшивая, она издана для обмана рабочих и крестьян. Сталин надумал конституцию для втирания очков, написана в конституции свобода, а на деле насилие”»[3].
Протоиерей Николай, которому исполнилось тогда семьдесят два года, был арестован 21 марта 1938 года, помещен в звенигородскую тюрьму и в тот же день допрошен.
– Ваше социальное положение после революции 1917 года? – спросил его следователь.
– Служил священником по день моего ареста, то есть до 21 марта, в продолжение сорока восьми лет без перерыва.
Вскоре следователь, ведший дело, был арестован, и 8 мая уже другой следователь вновь допросил священника. Однако, несмотря на арест следователя за совершенные им беззакония, пришедший на его место, делал то же самое: он привлек к следствию штатного свидетеля, который подписал необходимые протоколы допросов, и затем заявил отцу Николаю:
– Вы обвиняетесь в высказывании клеветы в отношении советской власти...
– Виновным себя в этом не признаю. Но, действительно, я высказывал недовольство относительно советской власти за непосильные налоги, которые были наложены на меня, как на священника, районным финансовым отделом, – ответил священник.
7 июня 1938 года тройка НКВД приговорила отца Николая к расстрелу, и 10 июня в Таганской тюрьме в Москве с него была снята фотография для палача. Протоиерей Николай Розанов был расстрелян 4 июля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 383-386. Источник: https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-rozanov.
Примечания
[a] Ныне Шаховской район Московской области.
[1] РГИА. Ф. 831, д. 242, л. 58. ЦИАМ. Ф. 2121, оп. 1, д. 1873, 1916 г., л. 290 об-292.
[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. 24210, л. 6.
[3] Там же. Л. 8.
Преподобномученик Ио́на (Санков), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
4 июля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученик Иона родился 20 июля 1873 года в селе Солчино Зарайского уезда Рязанской губернии[1] в благочестивой купеческой семье и в крещении был наречен Иоанном. Отец его, Андрей Никитович Санков, занимался хлебной торговлей в Москве. В 1884 году, когда Ивану исполнилось одиннадцать лет, тяжело заболела мать; по совету врачей она уехала на родину в село Солчино, где у семьи был дом и небольшой участок земли, и взяла Ивана с собой. Живя в Солчино, он успел окончить два класса школы; когда мать скончалась, он возвратился в Москву. В Москве он закончил свое образование и стал заниматься вместе с отцом торговлей, но сердце благочестивого юноши не было расположено ни к земным стяжаниям, ни к жизни семейной. Стародавней традицией в семье было, чтобы кто-либо из детей посвящал свою жизнь служению Богу, становясь сугубым молитвенником за всех сродников, и Иван пожелал уйти на Афон и там принять монашество. Отец с радостью дал на это свое родительское благословение.
В 1893 году, когда юноше исполнилось двадцать лет, он поступил послушником в Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне. Здесь, в славной и древней обители, и завершилось, по его словам, его духовное образование, здесь через некоторое время он был пострижен в мантию с именем Иона и рукоположен во иеромонаха.
1 марта 1914 года иеромонах Иона был командирован на подворье Пантелеимонова монастыря в Константинополе в Турции, где он прослужил до начала войны Турции с Россией в июле 1914 года, когда все русские подданные были из Константинополя высланы. Отец Иона выехал вместе со служащими русского консульства. По прибытии в Россию он был определен на подворье Пантелеимонова монастыря в Одессе, а после закрытия подворья безбожниками в 1923 году перешел служить в Благовещенскую церковь. В 1927 году, когда власти и эту церковь закрыли, он стал служить в храме Всех святых на кладбище, но и этот храм вскоре был закрыт.
В 1930 году отец Иона получил из родных мест письмо, в котором его знакомые писали, что у них в селе Алпатьево, находящемся в нескольких километрах от села Солчино, скончался священник, и было бы неплохо, если бы он переехал к ним. Отец Иона тут же собрался и отправился на родину и был назначен священноначалием в Казанский храм в селе Алпатьево, где он и прослужил до ареста.
В конце 1937 года сотрудники НКВД допросили председателей сельсовета и колхоза в Алпатьево, как свидетелей по должности, а также и штатных свидетелей. Те показали, что в 1937 году был поставлен вопрос о закрытии храма и передаче здания под школу. По этому поводу было созвано собрание, и священник сообщил о нем верующим, которые, явившись на собрание, воспрепятствовали закрытию храма, едва не доведя и само собрание до срыва. Свидетели показали, что священник ежедневно беседует с женщинами, особенно со вдовами, которые приходят к нему в сторожку при церкви, где он живет. Они показали также, будто священник говорил про урожай: что в прошлом году был плохой урожай, и это было для колхозников плохо, а в этом году – хороший урожай, и это тоже для колхозников плохо, так как все равно весь урожай будет погублен и для колхозников ничего не останется. Кто-то спросил его, почему он сидит вечерами впотьмах, не зажигает света; отец Иона ответил, что это из-за того, что керосина дают только одну бутылку на год. И это также было сочтено клеветой – не могло так быть, чтобы у советской власти недоставало керосина.
Одна из женщин показала, что хотя она сама разговоров между священником и верующими не слышала, так как при ее приближении верующие тут же прекращали беседу, но, благодаря агитации священника, хозяйка дома, где она снимает комнату, заставляет своих детей Богу молиться.
Другая свидетельница показала, будто однажды священник обратился к прихожанам с проповедью, в которой ругал местные власти, намеревавшиеся закрыть храм, а также призывал верующих записываться в двадцатку и таким образом отстоять храм от закрытия; приходил и к ней в дом и пытался уговорить ее мужа вступить в члены церковного совета. В это время он ругал советскую власть, говоря, что надо платить тысячу рублей налога, а народ в церковь не ходит, и скоро ее, наверное, закроют – вот тогда народ затужит, но только будет поздно: советская власть храма уже не откроет. Свидетельница далее показала, что хотя отец Иона и записал ее в члены двадцатки, но она в ней не состоит и своей подписи не признает, а это священник делает против власти, чтобы не закрыли церковь.
24 февраля 1938 года отец Иона был арестован и заключен в тюрьму в городе Коломне. Священнику предъявили постановление на арест и предложили его подписать, но отец Иона отказался подписывать. В тот же день следователь его допросил.
– Среди вашей переписки найдена записка следующего содержания: «Говорил о предстоящем пришествии антихриста, сперва коллективного, а затем воплощенного в отдельном лице». Скажите, кто это говорил и как понимать содержание вашей записки? – спросил следователь.
– Эта записка написана мной, выписана из Библии, но что эти слова значат, разъяснить и я не могу – сам заинтересовался этими словами и выписал их, – ответил иеромонах.
– Вас обвиняют в контрреволюционной агитации среди населения и распространении контрреволюционной клеветы о руководителях партии и правительства, а также в высказывании недовольства против существующего строя.
– Контрреволюционной агитацией и распространением контрреволюционной клеветы против существующего строя я не занимался и виновным себя не признаю, – ответил священник.
После допросов священника следователь снова допросил свидетелей. Один из них показал, что слышал, как священник разговаривал с церковной старостой в присутствии других верующих, фамилий которых он не знает. Староста сказала, что вот скоро выборы, и хорошо бы было, чтобы от верующих была кандидатура, но отец Иона ее перебил и сказал, что организация наша не зарегистрирована и от нас кандидатуры не примут. На это староста заметила, что если наши люди не будут выбраны, то церковь могут закрыть. Свидетель показал, что священник будто бы говорил: «Конституция – это только бумага, в ней никакого равенства нет. С кого налог берут тридцать рублей, а со священника две тысячи, а в конституции указано, что все равны, – а тут и понимай, кто тут равный. Налог наложили, чтобы закрыть церковь. Это вы должны понимать, а раз это так, то должны не допустить закрытия церкви и собрать деньги»[2].
После допросов свидетелей следователь снова приступил к допросу священника, который к этому времени уже третий месяц находился в тюрьме.
– Признаете ли вы себя виновным в том, что среди колхозников села Алпатьева вели контрреволюционную агитацию против существующего строя, распространяли гнусную контрреволюционную клевету на руководителей партии и правительства? В июле 1937 года вы организовали женщин выступить против закрытия церкви. Подтверждаете ли вы это? – спросил его следователь.
– В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. Не было с моей стороны и никакой агитации среди женщин в июле 1937 года.
7 июня 1938 года тройка НКВД приговорила иеромонаха Иону к расстрелу; после этого он был переведен в Таганскую тюрьму в Москве, и 13 июня тюремный фотограф снял с него фотографию для палача. Иеромонах Иона (Санков) был расстрелян 4 июля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 393-398. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-iona-sankov
Примечания
[1] Ныне Луховицкий район Московской области.
[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. 24215, л. 24 об-25.
Прмч. Исаа́кия Оптинского (Бобракова), архимандрита (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших
18 ноября – Память Отцов Поместного Собора Церкви Русской 1917–1918 гг.
8 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИКА
ИСААКИЯ ОПТИНСКОГО
Отец Исаакий принял управление обителью в 1914 году, когда уже шла Первая мировая война, а следом надвигались события, разрушившие многовековой уклад жизни России. После революции 1917 года он не оставил попечение о братии и духовных чадах, паломниках, продолжавших приезжать в Оптину, а затем в Козельск, где уже в виде общины продолжала теплиться жизнь разоренной обители. Его мудрость, простота, духовный мир никак не поколебались среди гонений, этот мир он распространял и вокруг себя. Господь сподобил его принять мученический венец, вместе со старцами Никоном и Нектарием он достойно нес крест исповедничества в годы утверждавшегося безбожия, явив пример последования Христу до смерти.
«Это будет последний оптинский архимандрит...»
Иван Николаевич Бобраков родился в 1865 году в деревне Остров Малоархангельского уезда Орловской губернии в крестьянской семье. Его родители были людьми благочестивыми, с детства приучили детей к храму, домашней молитве, воспитывали их в страхе Божием. Отец Николай Родионович со временем поступил в Оптину пустынь, где подвизался до конца жизни, перед смертью принял пострижение в великую схиму с именем Николай. Неудивительно, что из такой семьи произошел будущий подвижник. Иван еще юношей принял решение посвятить свою жизнь служению Господу и в 1884 году, в возрасте двадцати лет, поступил в Оптину пустынь. Он пришел в монастырь, когда еще был жив великий старец Амвросий, застав самый расцвет Оптиной. Позднее старец Нектарий рассказывал одной из своих духовных дочерей, как появился будущий архимандрит Исаакий в Оптиной: «Блаженный Василий привел его к батюшке Амвросию и сказал: «Поклонитесь в ножки ему, это будет последний оптинский архимандрит». А юноше он сказал: «Тебя казнят». По дороге в трапезную блаженный Василий призывал богомольцев: «Поклонитесь последнему Оптинскому архимандриту!"». Это пророчество привело Ивана в недоумение, по своему природному смирению он и не помышлял ни о чем подобном: «Каким еще там быть архимандритом! Нет, нет!.. Это для других...».
Долгое время Иван находился на общих послушаниях, даже не вступая в число братии. Со временем у него обнаружился незаурядный певческий дар, его перевели на клирос, и пение стало его главным послушанием. При этом он внимательно изучал устав, очень любил строй богослужения, понимал его глубину. Только через тринадцать лет после поступления в монастырь, 17 декабря 1897 года, Иван Бобраков был определен в число братии. 7 июня 1898 года он был пострижен в мантию с именем Исаакий, в честь святителя Исаакия, епископа Кипрского, а 20 октября того же года рукоположен в иеродиакона. 24 октября 1902 года, в день освящения Казанского собора в Шамординской обители, Калужский епископ Вениамин посвятил его в священнический сан.
Вместе с братией монастыря и скита отец Исаакий ходил на откровение помыслов к старцу Иосифу, преемнику преподобного Амвросия. Вскоре отец Исаакий был назначен братским уставщиком. Он с любовью выполнял свои обязанности, наблюдая за чинопоследованием церковных служб, продолжая изучение устава.
22 апреля 1908 года в обители, на 72-м году жизни, почил о Господе отец преподобного Исаакия схимонах Николай. Он был погребен на монастырском кладбище между храмом преподобной Марии Египетской и Введенским собором. Отец Исаакий часто приходил на его могилу, духовная связь отца и сына не прерывалась. Однажды преподобный Исаакий в чем-то не поладил со скитоначальником отцом Феодосием, между ними возникло взаимное непонимание. Спустя некоторое время отец Феодосий пришел к нему и рассказал, что видел во сне схимонаха Николая, который упрекал их с отцом Исаакием. Задумался преподобный Исаакий, услышав этот рассказ, и потом тихо произнес одно слово: «Чует!..». После этого мир был восстановлен и больше никогда не нарушался.
Тем временем замечательные качества отца Исаакия – терпение, миролюбие, истинное благочестие, духовная рассудительность – уже были хорошо известны братии. После смерти архимандрита Ксенофонта в 1914 году он был избран на место настоятеля. 7 ноября 1914 года он был возведен в сан игумена, а 16 ноября – в сан архимандрита. Так исполнилось предсказание блаженного. «По своей примерной, истинно монашеской жизни он был вполне достоин занять столь высокий пост, – вспоминала монахиня Мария (Добромыслова). – Очень большого роста, внушительной и благолепной наружности, он был прост как дитя и в то же время мудр духовною мудростию».
Крест настоятельства архимандриту Исаакию пришлось вести большое хозяйство монастыря в нелегких условиях военного времени. Оптина Пустынь к началу Первой мировой войны имела обширные владения в виде различных лесных и луговых угодий, мельниц, пасек и мастерских. Все это требовало от настоятеля огромного внимания и личного участия во всех делах. Настоятель всегда хранил в сердце благодарную любовь и почитание памяти оптинских старцев и подвижников. Одним из первых его дел при вступлении в должность стало благоустройство могилы архимандрита Ксенофонта. Отец Исаакий заботился и о могилах старцев, он предложил объединить под общей крышей часовни на месте их погребения. Этот проект не успели осуществить из-за последовавших вскоре событий в России. Еще одной инициативой настоятеля было предложение издать жизнеописание старца Льва (Наголкина) – объемной рукописи, которая осталась после старца Амвросия, собравшего множество материалов о подвижнике. Братия поддержала это предложение, но трудности военного времени задержали выход книги до лета 1917 года, когда ее напечатала типография Шамординской обители.
Отец Исаакий отличался снисхождением к немощам и грехам ближних. Ярким примером тому служит его собственноручная записка, выданная незаконному порубщику леса, в которой указывается, что виновный крестьянин «за свой проступок – покражу дерева с Макеевской дачи пустыни – на сей раз прощается, как просит прощения и обещает более не делать». Еще одно свидетельство человеколюбия отца Исаакия – рапорт преосвященному Гурию, епископу Калужскому, с просьбой о снятии запрещения в священнослужении двух иеромонахов преклонных лет, живших в братской монастырской больнице. Преподобный Исаакий ходатайствовал о их прощении, «наблюдая исключительную душевную пользу обоих иеромонахов, т. е. чтобы они не умерли запрещенными и над ними не тяготело запрещение, как неразрешенная епитимия, и за гробом». Настоятель ни в каких обстоятельствах не оставлял надежды на исправление провинившихся, считая своим долгом поддержать их духовно, направить на благой путь. Отец Исаакий через всю жизнь пронес любовь и благоговейное отношение к богослужению, будучи настоятелем сам часто служил в монастыре и в скиту. Архимандрит Вениамин (Федченков), будущий митрополит, известный духовный писатель, замечательный пастырь, часто бывавший в Оптиной, вспоминал о нем: «Он перед служением литургии в праздники всегда исповедовался духовнику. Один ученый монах, впоследствии известный митрополит, спросил его: зачем он это делает и в чем ему каяться? Какие у него могут быть грехи? На это отец архимандрит ответил сравнением: „Вот оставьте этот стол на неделю в комнате с закрытыми окнами и запертою дверью. Потом придите и проведите пальцем по нему. И останется на столе чистая полоса, а на пальце – пыль, которую и не замечаешь даже в воздухе. Так и грехи: большие или малые, но они накапливаются непрерывно. И от них следует очищаться покаянием и исповедью"».
1917 год
Как ни пекся настоятель о благополучии обители, к концу 1916 года в монастыре стал сильно чувствоваться недостаток во всем жизненно необходимом. Несмотря на это, Оптина пустынь оказывала щедрую помощь пострадавшим от войны, до минимума сокращая собственные потребности. При наплыве беженцев из Польши и Белоруссии монастырю было предложено предоставить для них помещения. Архимандрит Исаакий отдал беженцам одну из гостиниц, а для больных тифом – больничный корпус. В конце войны еще одна гостиница была определена под приют для осиротевших детей. Оптинские монахи усердно молились о русском воинстве и о всех, на поле брани убиенных.
Наступил 1917 год. Начало года ознаменовалось событиями Февральской революции, уже тогда появились первые жертвы революционного разгула. На Страстной неделе на монастырском кладбище появилась свежая могила: в обители похоронили подполковника Михаила Дмитриевича Оберучева, храбро воевавшего боевого офицера, который тем не менее погиб не на фронте, а в Ревеле, куда приехал навестить семью. Во время уличных беспорядков его ударил по голове саблей «революционный» матрос. Гроб с телом погибшего привезла на поезде из Ревеля в Козельск Александра Дмитриевна Оберучева, сестра его, впоследствии монахиня Амвросия, духовная дочь отца Никона. В Оптину с ней прибыла и вдова подполковника с двумя детьми. Монахиня Амвросия в своем дневнике описала эти события, из ее воспоминаний видно, с каким состраданием и готовностью помочь отнеслись к потерпевшим несчастье настоятель и вся братия обители. Это еще и характерная картина из жизни монастыря того времени: «25 марта, в воскресенье, в день Входа Господня в Иерусалим (в этот год Благовещенье пришлось в один день с Вербным воскресеньем), в 4 часа утра мы остановились на станции г. Козельска. Выйдя из вагона, направилась туда, где стояли извозчики; следом за мной шел какой-то человек; как только я начну говорить с извозчиком, и он оказывался между нами, видно, прислушивался; я ко входу вокзала, и он туда и там вслушивается, как я говорю со стоящими там извозчиками. Никто из них, как только скажу, что в Оптину, не соглашается везти, все говорят, что вода вышла из берегов и затопила весь луг, начиная от деревни Стенино, проехать никак нельзя, разлив такой страшный, что и не запомнят такого. Оставив своих на вокзале, я пошла лесом кружным путем, несколько раз мне удалось переезжать на лодке через вновь появившиеся во время разлива озера. Пришла туда, когда окончилась ранняя обедня. Подошла к отцу архимандриту Исаакию, попросила прощения, что мы, не спросив разрешения, прямо приехали с телом покойного брата. Отец архимандрит радушно ответил мне: «Как же, мученика мы с радостью примем и найдем ему лучшее место на кладбище». И распорядился, чтобы казначей позаботился доставить гроб в монастырь. Казначей отец Пантелеймон горячо принял к сердцу наше дело, позвал рабочих и сказал им, чтобы запрягли самых высоких лошадей и непременно, во что бы то ни стало, привезли гроб до берега, а здесь будут ждать лодки с канатами. Поспешила я опять лесом в обратный путь. Манечку с детьми оставила на вокзале. Гроб поставили на подводу, лошадь высокая, сильная, колеса особые, высокие, на другой подводе я с кучером. Доехали до деревни Стениной, народ говорит, что проехать никак нельзя, но, несмотря на все уговоры, мы поехали прямо по воде... Когда мы добрались до берега, то здесь были приготовлены две лодки на канатах, укрепленных у того берега. Лодки должны были двигаться по канатам, – сам архимандрит позаботился отпустить своего келейника – лучшего гребца. Течение было в этом году необыкновенно сильное, поэтому и были сделаны такие приспособления. Монастырский колокол оповестил всех, и вышло много братии, и они внесли гроб во храм Владимирской иконы Божией Матери... Кажется на другой день пришла семья покойного брата, тоже шли через лес. Поселились все в Оптиной пустыни в гостинице. Такие святые дни! Ежедневно ходили мы все к утрене в половине второго ночи. Затем, отдохнув с час или полтора, шли к ранней обедне. Дети, конечно, не выдерживали, засыпали иногда на этих ранних службах, но все же они всегда охотно вставали и просили не оставлять их, а вести с собой. Какое глубокое впечатление остается от этих ночных благоговейных служб... Перед шестопсалмием тушится большинство свечей и мы остаемся в полутьме, – и это придает всем еще больше благоговения перед таинственным, великим... В Великую Среду, после Преждеосвященной обедни, хоронили брата. Сам архимандрит Исаакий участвовал в погребении, сам он и выбрал место на кладбище – через дорожку от старческой часовни, еще была одна могила, а далее могила брата, возле двух отроковиц Ключаревых (в имении которых, по завещанию их бабушки монахини Амвросии, и был основан Шамординский монастырь). Вся братия, и архимандрит, и старцы при всяком случае выражали нам сочувствие, – это невольно чувствовалось, хотя все это молчаливо, по-монашески...». Все сочувствовали семье погибшего, это было еще только предвестие надвигавшихся страшных событий. Упомянутый в рассказе матушки Амвросии казначей отец Пантелеимон в дальнейшем тоже пострадает от безбожных властей, ныне игумен Пантелеимон (Аржаных) прославлен во святых как преподобномученик.
1917 год был насыщен событиями. Одно из них по праву можно назвать эпохальным в жизни Русской Православной Церкви – это Всероссийский Церковный Собор. Настоятель Оптиной пустыни архимандрит Исаакий принимал в нем участие, поэтому некоторое время не был в обители – отбыл в Москву для присутствия на заседаниях собора. Революционное лихолетье Несмотря на все усилия настоятеля жизнь монастыря, как и всей страны, становилась все труднее. В летописи обители 1 октября 1917 года записано: «В скиту по тяжелым условиям пищевого довольствия вводится определенная порция хлеба – 1 фунт на брата ежедневно» (фунт – это 400 граммов). Господь не оставлял обитель, посылая помощь, утешение. В это время уже трудно было раздобыть продовольствие, хлеб, были введены дозоры, изымающие продукты питания у населения. Как-то рясофорный монах Мартирий, скитский цветовод, и послушник Иоанн по благословению настоятеля отправились на монастырских лошадях закупать пшеницу. Проехав через несколько уездов, они увидели, что везде тщательный досмотр, каждую повозку проверяют. Они уже доехали до Орловской губернии, но ничего купить не удавалось, а надо было найти пудов тридцать... И стали они молиться Богу и оптинским старцам. В итоге они чудом купили двадцать пять пудов, засыпали мешки сеном и поехали домой. Семь уездов проехали, везде досмотр, а их словно и не видели. Скитский летописец отметил по этому поводу: «Святые старцы своими святыми молитвами явно помогают своему родному скиту».
Скит и раньше часто оказывался помощником монастыря, этот хлеб тоже пошел для всех, и не только для монахов, но и для детей-сирот, и для беженцев, которые сильно бедствовали.
А вот еще одна запись в Летописи: «Милостью Божией в Скиту сделан большой запас дров, как для настоящей, так и для будущей зимы... Потребляемые пищевые продукты также с успехом восполняются новыми закупками. Явная милость Божия при нынешней голодовке!».
7/20 января 1918 года в обители как обычно торжественно отметили скитский праздник – Собор Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Литургию в скиту совершал настоятель архимандрит Исаакий. Но скорбное время было уже близко. В 1918 году был издан декрет Совнаркома об отделении Церкви от государства, что означало и закрытие Оптиной пустыни как монастыря. Запись в Летописи 25 февраля: «В 11 часов дня в скит заявились четыре солдата Красной Гвардии и один, очевидно, их старший. Они потребовали к себе отца игумена, но когда он вышел к ним, то они заявили, что пришли осмотреть храмы и все вообще в скиту, ибо, как они заявили, про скит ходят слухи, что здесь много лежит серебра и золота. Отец игумен потребовал у них удостоверения... Они направились в каменный храм в сопровождении отца игумена. Все было осмотрено. Церковная утварь и сосуды, иконы в ризах переписаны, но золота, конечно, не было найдено... Была осмотрена и колокольня, там думали найти пулемет... После сего все отправились в храм святого Иоанна Предтечи... И здесь все описали».
Монастырю и после формального закрытия удалось просуществовать еще пять лет под видом сельскохозяйственной артели. Многие отчаявшиеся, потерявшие родных и близких, обездоленные люди нашли бескорыстную помощь в стенах обители.
Великие скорби пришлось перенести настоятелю и братии от безбожной власти за эту непрекращающуюся помощь монастыря народу: насельников арестовывали, высылали. Отец Исаакий болел душой за происходящее в обители.
Оптинский племенной рассадник начал постепенно переходить в руки местных властей, монахи заменялись наемными рабочими, которые тащили все, что плохо лежит, и не особенно заботились о скоте, поголовье которого быстро уменьшалось. Когда архимандрит Исаакий выступил против такого явного развала хорошо налаженного хозяйства, он вообще был отстранен от руководства племенным рассадником, а потом и арестован. Вскоре отца Исаакия отпустили, но несколько недель осенью 1919 года он и несколько человек из братии провели в Козельской тюрьме.
Так и продолжала существовать обитель: молитва, богослужение не прерывались, богомольцы продолжали приходить в монастырь, но братия жила в обстановке постоянной угрозы арестов, выселения, всяческих притеснений со стороны властей. Подробно о жизни Оптиной пустыни в начале 1920-х годов рассказано в житии преподобноисповедника Никона.
Весной 1923 года закрыли и сельхозартель, обитель перешла в ведение «Главнауки» и была преобразована в музей. Архимандрит Исаакий был вновь арестован. В тюрьму была превращена хлебня с келлиями. Оставшихся монахов стали насильно удалять из обители. Хотя арестованные и были через некоторое время освобождены, но отцу настоятелю власти запретили ведение всех монастырских дел и распорядились, чтобы он со старшей братией немедленно покинул обитель. Уходя из Оптиной, архимандрит Исаакий препоручил совершение богослужений и окормление богомольцев отцу Никону.
Изгнанные из обители насельники поселились в частных домах Козельска. Архимандрит Исаакий жил на улице Малое Заречье (впоследствии – улица Панковой) вместе с оптинскими иеромонахами Питиримом (Кудрявцевым), Мисаилом (Цубаниковым), Евфросином (Башалковым) и Диодором (Хомутовым). Для оптинских монахов, а также для шамординских сестер, архимандрит Исаакий продолжал быть настоятелем монастыря. Без его благословения в этой большой, хотя и «нелегальной» общине, ничего не предпринималось.
В 1923 году в Георгиевском храме Козельска освободилась вакансия священника. Божией милостью устроилось так, что в храме этом все должности заняли оптинские иноки. Настоятелем архимандрит Исаакий назначил бывшего монастырского старшего рухольного иеромонаха Макария (Чиликина), архидиаконом стал оптинский архидиакон Лаврентий (Левченко), будущий преподобномученик, псаломщиком – иеромонах Савватий (Казаков), пономарем и сторожем – монах Клеопа (Дмитриев). Вскоре бывший оптинский благочинный и уставщик иеромонах Феодот (Мартемьянов) создал небольшой хор из живущих в Козельске монахов во главе с самим отцом Исаакием. По праздникам отец Исаакий принимал участие в богослужении, а из близлежащих деревень приходили поселившиеся там иноки и пели на два клироса. Козельским жителям очень нравилась служба по монастырскому уставу, и храм всегда был полон молящимися. К этому времени относятся записи монахини Амвросии (Оберучевой) о старце, батюшкой она называет своего духовника отца Никона: «Это был замечательный человек и идеальный монах. Он обладал особыми способностями к пению и даже составлял ноты. Простота, искренность и любовь к пению сблизили его с нашим батюшкой. Придет, бывало, батюшка благословиться или посоветоваться к отцу архимандриту и там задержится непременно: побеседуют и попоют где-нибудь в саду».
Сосредоточение в Козельске монахов и инокинь из упраздненных монастырей обратило на себя внимание местных властей, но самые страшные испытания были еще впереди.
К 1925 году усилились гонения на Церковь. Чтобы сохранить службы в сельских храмах, преподобный Исаакий по благословению Калужского епископа Стефана направил достойных оптинских иеродиаконов и монахов для посвящения и дальнейшего служения на приходах. После появления в 1927 году воззвания к Православной Церкви патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия с призывом молитвенно поминать в церквах всех, «иже во власти суть» (1Тим.2,2), оптинская братия во главе с преподобным Исаакием, хотя и со скорбью сердечной, благоразумно подчинилась местоблюстителю патриаршего престола – за святое послушание. Отец Никон по этому поводу сказал: «Обвинять митрополита не следует, так как в отношении догматов Церкви он ни в чем не погрешил». Так благодаря духовной мудрости настоятеля архимандрита Исаакия, принявшего решение в молитвенном единодушии со старцами Нектарием и Никоном, оптинская братия в сложнейшей обстановке того времени не пошла по пути раскола. Козельское духовенство последовало примеру оптинцев.
В 1928 году в Оптиной Пустыни был закрыт и музей, к которому были приписаны «заповедные» земли и леса, на них давно зарилось местное начальство. Чудом удалось почти полностью сохранить архив монастыря – он был передан в Государственную библиотеку им. В.И. Ленина (ныне – Государственная Российская библиотека), все остальное в Оптиной было расхищено.
«От креста своего не побегу!»
Мученическая кончина старца В 1929 году в Козельске было закрыто одновременно семь церквей – все, кроме Благовещенской. Большинство иеромонахов были отправлены в ссылку. Из оптинцев здесь оставалось еще несколько человек, в основном из престарелых иноков, и несколько молодых монахов. Продолжала вести подвижническую жизнь небольшая община сестер. Все эти иноки и инокини собирались вокруг еще остававшегося в Козельске старца Исаакия.
В том же году по всей стране прокатилась новая волна репрессий и арестов. В августе 1930 года, накануне праздника Преображения Господня, были арестованы все оптинские иеромонахи вместе с преподобным Исаакием. Из Козельской тюрьмы монахи были направлены в Сухиничи, а затем в Смоленск. После окончания следствия преподобный Исаакий был освобожден, прибыл в город Белев Тульской области и поселился в доме священника Михаила Преображенского на Дворянской улице. В это время в Белеве собралось много монашествующих из закрытых монастырей Калужской и Тульской епархий, здесь на покое жил и Белевский епископ Никита (Прибытков), викарий Тульской епархии. Преподобный Исаакий обрел здесь множество единомысленных братьев и сестер, приезжали к нему и духовные чада. Все они посещали храм святителя Николая чудотворца в Казачьей слободе.
Летом 1931 года к архимандриту Исаакию из далекой деревни на Севере, под городом Пинегой, приехала инокиня Ирина (матушка Серафима) и привезла весть о кончине отца Никона, рассказала о всех обстоятельствах его смерти.
Власти по-прежнему преследовали верующих, следили за каждым шагом. В 1932 году архимандрит Исаакий был в Брянске и там купил икону в ценном окладе. Его арестовали, привезли в Белев, судили, дали небольшой срок за «незаконную валютную операцию». Через пять месяцев отца Исаакия выпустили, но потребовали, чтобы он выехал из Белева. Он же мужественно и твердо ответил: «От креста своего не побегу!» – и остался в Белеве.
16 декабря 1937 года преподобный вновь был арестован вместе с епископом Никитой, четырьмя священниками, одиннадцатью монашествующими и тремя мирянами. Владыке Никите как старшему было предъявлено обвинение в том, что он, «являясь организатором и руководителем подпольного монастыря, систематически давал установку монашествующему элементу и духовенству о проведении контрреволюционной деятельности среди населения и в распространении явно провокационных слухов о сошествии на землю антихриста, приближающейся войне и гибели существующего советского строя».
Мучители добивались от арестованных признания в предъявленных им ложных обвинениях. Архимандрит Исаакий был тверд, отрицал все наветы и на вопросы давал краткий ответ: «В состав подпольного монастыря не входил и антисоветской деятельностью не занимался».
30 декабря 1937 года «тройка» вынесла всем арестованным приговор – расстрел. 8 января 1938 года, на второй день Рождества Христова, когда Святая Церковь празднует Собор Пресвятой Богородицы, приговор был приведен в исполнение. В Тесницких лагерях под Тулой, на 162-м километре Симферопольского шоссе, в лесу тайно были похоронены тела новомучеников. Верующие люди знали и чтили это святое место, ныне здесь стоит крест, воздвигнутый братией Оптиной пустыни.
Житие преподобномученика Исаакия завершает череду жизнеописаний оптинских старцев. Еще в древности христиане за особую честь почитали принятие мученического венца, страданий за Христа. Историю оптинского старчества венчает мученическая кончина последнего настоятеля обители. Старцы окормляли народ в годы видимого благополучия, принимая крест несения грехов и скорбей прибегающих к их помощи и молитве, остались они с народом и в годину лихолетья – и тогда главным их попечением было утешение страждущих, нуждающихся, потерявшихся в мире, где безбожие стремилось насадить ненависть, всеобщую рознь и хаос. Архимандрит Исаакий в тяжелейших условиях до последнего вздоха не оставил своего послушания – управления братией, хоть и находившейся в рассеянии. Он стал достойным преемником оптинских старцев-настоятелей. Очень разных и в разное время совершавших свой подвиг, их объединяла общая характерная черта, поражавшая многих в начальниках над братией – глубочайшее смирение и истинно христианское послушание. Последнее десятилетие настоятельства отца Исаакия явило со всей очевидностью, что монастырь – это не стены и постройки, но молитвенное единение во Христе, способное противостоять любому напору зла и разрушения.
Источник: https://azbyka.ru/days/sv-isaakij-optinskij-bobrakov
Прмч. Максимилиа́на (Марченко), игумена (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
27 октября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Преподобномученик игумен Максимилиан (Марченко) был выходцем из казаков, его отец был священником. Будущий преподобномученик принял постриг в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. В 1914 году иеромонах Максимилиан был командирован в действующую армию. По отзывам протопресвитера Георгия Шавельского, отец Максимилиан был простой, неученый, но добрый, сердечный, услужливый и при том со всеми ласковый и словоохотливый, он скоро стал общим любимцем: и больных и врачебного персонала военного лазарета, где нес свое служение. В 1915 году он вернулся в Лавру, которую после революции превратили в музей. Иеромонах Максимилиан стал работать в нем сторожем. Одновременно он был назначен на должность уставщика Троицкого собора, а позднее был возведен в сан игумена. Арестовали отца Максимилиана в 1928 году как «бывшего монаха, не сочувствующего социалистическому строительству». В начале заключения он находился в Бутырской тюрьме, а оттуда был отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения. После отбытия 3-х летнего срока игумен Максимилиан стал служить в Кукуевской церкви города Загорска. Здесь он был арестован в 1935 году. Арестовано было сразу несколько священнослужителей по обвинению в создании «контрреволюционной монархической группировки духовенства и церковников». В предъявленном обвинении говорилось, что отец Максимилиан «во время империалистической войны служил попом в ставке бывшего царя Николая II-го», арестованных обвинили в том, что они «...распространяли ложные слухи о якобы проводимом гонении на верующих в СССР, призывали верующих объединиться и встать на защиту православной церкви…». Отца Максимилиана приговорили к 3 годам ссылки в Казахстан. В ссылке он был арестован в 1937 году и приговорен к 10 годам лагерей. Почти сразу по прибытии в исправительно-трудовой лагерь в поселке Чемолган в Алма-Атинской области преподобномученик Максимилиан (Марченко) скончался.
Источник: www.grad-petrov.ru, https://azbyka.ru/days/sv-maksimilian-marchenko
Преподобномученик Никано́р (Морозкин), архимандрит (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
1 июля
ЖИТИЕ
Преподобномученик Никанор родился 13 марта 1870 года в селе Выжелес Спасского уезда Рязанской губернии в семье крестьянина Михаила Морозкина и в крещении был наречен Никифором. Впоследствии его родители перебрались жить в село Студенки Изюмского уезда Харьковской губернии, где отец стал работать бондарем. В 1888 году Никифор навсегда покинул родительский дом и поселился в Оренбурге, где сначала пел в храме на клиросе, а затем стал исполнять обязанности псаломщика.
В 1899 году Никифор поступил в число братии Николо-Перервинского монастыря Московского уезда[a]. 25 ноября 1903 года он был пострижен в монашество с наречением ему имени Никанор, а 24 января 1904 года – рукоположен во иеродиакона[1].
29 сентября 1909 года настоятель Николо-Перервинского монастыря, ходатайствуя перед начальством о рукоположении иеродиакона Никанора во иеромонаха, писал, что, проживая в монастыре, тот «отличался всегда своим примерным поведением и усердием в исполнении возложенных на него обязанностей»[2]. 5 октября 1909 года в храме Христа Спасителя в Москве епископ Дмитровский Трифон (Туркестанов) рукоположил его во иеромонаха[3].
27 февраля 1917 года иеромонах Никанор был назначен духовником братии. 24 августа 1920 года совет общины при часовне Иверской иконы Божией Матери в Москве просил Патриарха Тихона назначить иеромонаха Никанора заведующим часовней, как «достойного во всех отношениях и для занятия этой важной должности»[4].
В 1921 году Иверская часовня была ограблена, воры проникли внутрь через крышу и похитили украшения с икон и некоторые другие ценности. Члены церковного совета и иеромонах Никанор были обвинены в халатности и арестованы, и провели под следствием в тюрьме одиннадцать месяцев. Однако суд оправдал всех обвиняемых, и они были освобождены. Отец Никанор вернулся в Николо-Перервинский монастырь и был назначен его настоятелем. В 1923 году он был возведен в сан игумена и 29 марта 1923 года назначен членом Московского епархиального собрания[5], в том же году он был возведен в сан архимандрита.
Отец Никанор был арестован во время очередных гонений на Церковь – 2 февраля 1932 года и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. Пытаясь найти выход из неразрешимой дилеммы, когда советская власть утверждала публично, что она дает свободу исповедовать любую религию и чужда каким бы то ни было гонениям на Церковь, и в то же время беспощадно арестовывала духовенство, архимандрит Никанор, отвечая на вопросы следователя, сказал: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, так как с моей стороны никакой антисоветской агитации не было. Я считаю себя обязанным исполнять среди крестьян требы, на которые меня приглашают, но в разговоры с крестьянами о политике никогда не вступал. Лично я относительно советской власти считаю, что со стороны ее в отношении Церкви гонения нет, но есть гонение на духовенство, которое невинно содержится в тюрьмах»[6].
Следователь спросил отца Никанора, помогает ли он высланному архимандриту Николо-Перервинского монастыря, на что он ответил, что помощь тому, действительно, посылается регулярно один раз в месяц.
13 марта 1932 года тройка ОГПУ приговорила отца Никанора к пяти годам ссылки в Казахстан, и он был отправлен в Алма-Ату. 1 июля 1934 года он был, как инвалид, освобожден и вернулся в Москву; но здесь ему жить не разрешили, и он поселился в селе Спас-Осташево Волоколамского района Московской области и стал служить здесь в Спасской церкви.
Архимандрит Никанор был арестован 26 марта 1938 года и первое время содержался в волоколамской тюрьме, а затем был переведен в Таганскую тюрьму в Москве.
– Вы арестованы за контрреволюционную и антисоветскую деятельность, которую вы проводили среди окружающих вас лиц. Признаете ли вы себя в этом виновным? – спросил его следователь.
– Контрреволюционной и антисоветской клеветы я никогда не высказывал и виновным себя не признаю, – ответил архимандрит.
– Вам зачитываются выдержки из показаний свидетелей, каковые уличают вас в контрреволюционной и антисоветской деятельности. Дайте правдивые показания по этому вопросу.
– Я еще раз подтверждаю, что никогда против советской власти ничего не говорил и зачитанные мне выдержки из показаний свидетелей считаю ложными, – ответил отец Никанор.
Были устроены очные ставки архимандрита со лжесвидетелями; отец Никанор сказал, что он всецело был занят богослужением и все выслушанные им показания о его антисоветской деятельности считает ложными.
29 апреля следствие было закончено, и следователь еще раз спросил отца Никанора, признает ли он себя виновным в проведении контрреволюционной и антисоветской агитации, на что тот еще раз повторил, что виновным себя не признает. 14 июня 1938 года тройка НКВД приговорила отца Никанора к расстрелу. Архимандрит Никанор (Морозкин) был расстрелян 1 июля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 379-382. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nikanor-morozkin
Примечания
[a] Ныне находится в черте города Москвы.
[1] Там же. Ф. 353, оп. 4, д. 383, л. 12 об-13. ЦИАМ. Ф. 1371, оп. 1, д. 82, л. 9 об-10.
[2] Там же. Ф. 203, оп. 551, д. 196, л. 1.
[3] Там же. Л. 2 об.
[4] ГАРФ. Ф. 353, оп. 4, д. 384, л. 77.
[5] ЦИАМ. Ф. 2303, оп. 1, д. 6, л. 153-154.
[6] ГАРФ. Ф. 10035. Д. 78798, л. 42.
Прмч. Ни́ла (Тютюкина), иеромонаха, прмцц. Мари́и Грошевой, Матро́ны Грошевой, Евдоки́и Синицыной, Екатери́ны Константиновой, Антони́ны Новиковой, Наде́жды Кругловой, Ксе́нии Петрухиной и А́нны Гороховой, послушниц (1938).
Преподобномученик Нил (Тютюкин), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
20 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученик Нил родился 4 мая 1871 года в селе Ольявидово Дмитровского уезда Московской губернии в семье крестьян Федора и Анны Тютюкиных и в крещении был наречен Николаем. Окончив сельскую школу, он поступил на фабрику Позднякова в городе Дмитрове - сначала учеником, а затем ткачом. Позднее работал в Орехово-Зуеве на ткацкой фабрике Зимина. В 1901 году он уехал в Москву и стал прислуживать в одной из церквей.
Избрав монашеский путь, Николай в 1904 году поступил в Иосифо-Волоколамский монастырь и через два года был принят туда послушником. В 1907 году он был пострижен в мантию с именем Нил. В 1909 году монах Нил был назначен на должность эконома, в 1910 году рукоположен во иеродиакона, в 1913-м - назначен исполняющим должность благочинного. В том же году он был рукоположен во иеромонаха и утвержден в должности благочинного[1].
В 1920 году Иосифо-Волоколамский монастырь был закрыт. Первые годы после закрытия обители отец Нил служил в храмах Волоколамского района, с 1925 года - в Богородице-Рождественском храме в селе Тимошево.
В 1931 году он был переведен в церковь Нерукотворного Спаса в селе Киево Дмитровского района. В его приход входили деревни Горки, Нестериха, Букино, Сумароково, Абакумово, Еремино, а также поселок при железнодорожной станции Лобня.
21 февраля 1938 года председатель сельсовета составил для НКВД характеристику на священника, в которой писал: «Священник Нил Федорович Тютюкин все время вел антисоветскую работу среди населения. За последнее время рассказывал, что колхозы - это старая кабала, как у помещиков. Когда сельсовет и партийная ячейка стали проводить собрание на тему антирелигиозной пропаганды, то тут Тютюкин послал весь церковный совет отбирать подписи от населения, чтобы не закрывать церковь. Сельсовет со своей стороны считает, что в колхозе изо дня в день слабеет дисциплина благодаря руководству Тютюкина, а посему сельсовет считает, что его, как опасного элемента, необходимо изолировать с территории Киевоского сельсовета»[2].
В этот же день НКВД открыл «дело» против священника. 28 февраля 1938 года иеромонах Нил был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности.
- На почве чего вы среди колхозников распространяли свое влияние с предложением массового выхода из колхозов, говорили, что все наработанное колхозниками у них отберут? - спросил следователь.
- Среди колхозников, а также и среди верующих я никогда о выходе из колхозов, а также о том, чтобы колхозники не работали в колхозах, не говорил, - ответил священник.
Следователи устроили очную ставку с одним из лжесвидетелей, но отец Нил отвел все возводимые на него обвинения. Не признал он себя виновным и на всех последующих допросах.
11 марта 1938 года тройка НКВД приговорила его к расстрелу. Иеромонах Нил (Тютюкин) был расстрелян 20 марта 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 67-69. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nil-tjutjukin
Примечания
[1] ЦИАМ. Ф. 1371, оп. 1, д. 77, л. 13-14.
[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. 23095, л. 8.
Преподобномученицы Мари́я и Матро́на Грошевы, послушницы
ДНИ ПАМЯТИ:
20 марта
29 мая - переходящая - Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЯ
Преподобномученицы Мария и Матрона Грошевы
Преподобномученица Мария родилась в 1876 году, а преподобномученица Матрона - в 1882 году в селе Варюковка Егорьевского уезда Рязанской губернии в семье крестьян Наума и Платониды Грошевых; у них было четыре дочери и сын. Как-то в молодости три дочери - Мария, Матрона и Пелагия посетили некоего старца, которого многие почитали за подвиги и прозорливость, и спросили его, как им жить. Марии и Матроне старец сказал: «В монастырь, в монастырь...», а Пелагии: «В нечестивую семью, в нечестивую семью, замуж».
В 1909 году сестры Мария и Матрона поступили послушницами в Александро-Мариинский монастырь, расположенный в десяти верстах от Егорьевска; Мария проходила послушание портнихи, а Матрона - на монастырском хуторе. Пелагия вышла замуж в семью совершенно неверующих людей. И как всегда в таких случаях бывает, в семье этой царили разногласия и распри, и только терпение и кротость Пелагии склонили ее мужа к вере, в конце концов он стал ходить в храм и даже пел на клиросе.
После прихода к власти в России безбожников, Александро-Мариинский монастырь был закрыт, и сестры вернулись домой. Некоторое время они жили в доме отца, а затем переселились в церковную сторожку при храмах во имя Казанской иконы Божией Матери и великомученицы Параскевы в селе Туголес Шатурского района Московской области. Один храм был каменным, другой - деревянным, оба они были расположены на высоком холме среди моря хвойного леса. Здесь послушницы подвизались в течение двадцати лет. У сестер был огород и корова. Они пекли для храма просфоры, были алтарницами, убирались в храме, а в оставшееся время подрабатывали рукоделием - стегали одеяла.
Сестер в селе все любили за ласковое и приветливое обхождение. Своих племянниц они с детства приучили молиться и помогли им полюбить богослужение и храм. Одну из племянниц они научили читать Псалтирь, и впоследствии, когда все храмы в округе были закрыты, она читала Псалтирь по усопшим.
Председатель местного сельсовета, безбожник Василий Языков, люто ненавидевший храм, всякий раз, когда начиналось богослужение, выходил на дорогу и старался угрозами разогнать идущих в церковь крестьян.
В 1931 году был арестован и приговорен к пяти годам ссылки в Казахстан священник Казанско-Пятницкого прихода Назарий Грибков. Председатель сельсовета, приехав в село с милиционерами с намерением храм разорить, стал требовать ключи от храма у старосты Василия Занина, но тот ключей не отдал, и милиция уехала ни с чем. В следующий раз милиция арестовала старосту, но он по дороге в Шатуру бросил ключи в снег, и их нашла, по предварительной договоренности с ним, сестра послушниц Пелагия. Послушницы тайно перенесли из храма в свою келью некоторые богослужебные предметы, спасая их от безбожников.
После закрытия храма послушницы Мария и Матрона стали ходить в храм во имя Казанской иконы Божией Матери в селе Петровском, расположенном в пятнадцати километрах от села Туголес. Здесь около сорока лет служил протоиерей Александр Сахаров[1], благочинный Шатурского района. Перед каждым богослужением послушницы убеждали женщин-крестьянок не оставлять молитвы и не малодушествуя отправляться вместе с ними в храм Божий.
Хотя за отсутствием священника служба в храмах в селе Туголес не совершалась, но председателю сельсовета Языкову этого казалось мало, и он разрушил до основания деревянную колокольню Пятницкого храма, а в самом храме разместил цех по разливу лимонада.
В 1933 году в Казанский храм в Туголесе был направлен служить вернувшийся из заключения священник Георгий Колоколов, а в 1936 году, к великой радости прихожан, в храм вернулся священник Назарий Грибков; в 1937 году в храм был направлен служить псаломщик Петр Царапкин[2]. В ноябре 1937 года оба священника и псаломщик были арестованы, и в храме прекратилось богослужение. Против всех арестованных лжесвидетелем выступил председатель сельсовета Василий Языков.
С этого времени сестры остались единственными в округе «церковницами», кто мог почитать Псалтирь по умершему родственнику, наставить в вере, в исполнении церковных правил и научить молиться.
В феврале 1938 года власти возобновили аресты. Священников на свободе почти не осталось, и арестовывались уже миряне. 15 февраля 1938 года председатель сельсовета Василий Языков, выступив лжесвидетелем против послушниц, написал, что они враждебно настроены к советской власти и коммунистической партии. На религиозные праздники сестры ходят по домам колхозников и в некоторых домах совершают богослужение. Явившись в один из домов, они говорили колхозникам: «Завтра Господский праздник, лучше идти в церковь молиться Богу, а не в колхозе работать». Колхозницы в количестве восьми человек, вместо того чтобы работать в колхозе, ходят в церковь в село Петровское Шатурского района за 15 километров молиться Богу. А на вопрос, почему они не работают в колхозе, колхозницы отвечают: «Богу лучше молиться, а то Он нас всех накажет». В церковь с колхозницами ходят и сами монашки. В дома колхозников монашки приносят церковные книги и читают колхозникам о рождении Иисуса Христа, о сотворении Богом мира, о рае, о Страшном Суде.
26 февраля 1938 года власти арестовали послушниц и заключили в тюрьму в городе Егорьевске.
- Скажите, - спросил следователь послушницу Марию, - бывали ли случаи, когда вы вместе с Матроной Грошевой созывали к себе на дом колхозниц и устраивали у себя богослужения, особенно под религиозные праздники?
- Таких случаев не было, - ответила Мария, - но бывали случаи, когда колхозники заходили к нам поговорить о чем-либо или взять какую-нибудь вещь, необходимую для покойника, например покрывало. Я лично читаю Псалтирь над умершими.
- Скажите, бывали ли случаи, когда вы ходили по домам колхозников и вместе с религиозной пропагандой занимались антисоветской деятельностью, направленной на срыв работы в колхозе?
- Я специально для указанной цели по домам колхозников не ходила, но в отдельных случаях ходила в дома читать Псалтирь, но никакой подрывной работы против колхозов я не веду и против власти ничего не говорю.
- Вспомните случай, происшедший в ноябре, когда вы вместе с сестрой Матроной Грошевой совершали в домах богослужение и высказывали свое недовольство советской властью, называя большевиков антихристами.
- Этого я не помню, и случай с антисоветскими высказываниями я отрицаю.
- Вы говорите, что у себя на дому вы богослужений не совершали, а между тем при обыске в вашем доме были обнаружены церковные книги, кресты, чаши, ризы и другие принадлежности религиозного культа. Почему же вы не говорите истины?
- Да, я подтверждаю, что у меня указанные предметы были обнаружены, но они принадлежат церкви, у меня хранятся с момента ареста священников и закрытия церкви, но ни я, ни моя сестра на себя выполнение обрядов не брали, за исключением чтения Псалтири.
- Скажите, признаете вы себя виновной в антисоветской деятельности и агитации, направленной на подрыв советской власти и колхоза?
- Нет, в этом я себя виновной признать не могу.
Тогда же была допрошена и ее сестра Матрона.
- Расскажите, чем вы сейчас, проживая при церкви села Туголес, занимаетесь? - спросил следователь.
- Вот уже двадцать лет, как я и моя сестра Мария прислуживаем во время богослужений в церкви и живем на церковные средства.
- Бывают ли у вас в доме колхозники и какие у вас с ними идут разговоры?
- В дом к нам иногда заходили разные лица; приезжающие издалека оставались у нас ночевать. Но вот уже три месяца, как закрыта церковь по случаю ареста священника, и потому на ночлеге у нас никого не бывает. Между нами ведутся разговоры на религиозные темы.
- Вам предъявляется обвинение в том, что вы вместе с Марией Грошевой занимаетесь антисоветской агитацией. Признаете ли вы себя в этом виновной?
- Контрреволюционной агитацией я не занималась и виновной себя в этом не признаю, но разговоры на религиозные темы мы ведем.
- Скажите, вы совершаете у себя на дому богослужения? Кто к вам ходит? И ходите ли вы по домам колхозников с целью совершения богослужений? И высказываетесь ли против колхозов и советской власти?
- Богослужений на дому у меня не бывает, но колхозникам или кто приходит я рассказывала о Христе. По домам колхозников для совершения церковных обрядов я не ходила и недовольства советской властью не высказывала. О том, что в праздничные дни нужно молиться, я говорила, и что работа в колхозе подождет, это верно, но в этом я никакой агитации не усматриваю. Имея цель помолиться Богу, я после закрытия церкви у нас в селе Туголес ездила в церковь села Петровского Шатурского района. Со мной ездили и другие лица, в том числе и колхозники.
11 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушниц Марию и Матрону к расстрелу, и они были перевезены в Таганскую тюрьму в Москве. Послушницы Мария и Матрона Грошевы были расстреляны 20 марта 1938 года и погребены в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 72-79. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/saint/5789/5998/group
Примечания
[1] Священномученик Александр (Сахаров). Прославлен Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется 20 ноября/3 декабря.
[2] Священномученики Георгий (Колоколов) и Назарий (Грибков) и мученик Петр (Царапкин). Прославлены Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется 26 ноября/9 декабря.
Преподобномученица Евдоки́я Синицына, послушница
ДНИ ПАМЯТИ
20 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Евдокия родилась в 1879 году в селе Тропарево Можайского уезда Московской губернии в семье крестьянина Ефрема Синицына. В юности она поступила послушницей в Князь-Владимирский монастырь, расположенный неподалеку от села Филимонки Подольского уезда Московской губернии.
Этот монастырь был основан в память сохранения жизни императора Александра III и его семьи во время железнодорожной катастрофы 17 октября 1888 года. Задумав основать монастырь, фрейлина ее императорского величества княгиня Вера Борисовна Святополк-Четвертинская 9 января 1889 года направила прошение, касающееся этого вопроса, на имя московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Желая испытать, возможно ли практическое осуществление задуманного, она пригласила в свое имение, находившееся в Московской губернии рядом с селом Филимонки, для монашеского жительства двадцать пять сестер, и когда стало ясно, что доходы имения достаточны для содержания монашествующих, она в феврале 1890 года отправила дополнительное прошение в Московскую Духовную консисторию.
«В устрояемом мною для Общины имении... - писала она, - имеется вполне благоустроенный храм... прекрасная, удобная для монастырской жизни местность. Самое село, где находятся церковь и кельи, расположено в вековом парке, окаймленном с одной стороны рекою... Кроме того, есть участок хорошего леса... В заключение скажу, что мое искреннее желание увековечить память чудесного спасения Государя Императора с его августейшей семьею устройством женской монастырской Общины, где бы могли поселиться и добывать себе пропитание личным трудом бедные бесприютные женщины и возносить Господу Богу молитвы за спасение Государя, не дает мне покоя, и всякое препятствие к приведению в исполнение такого благого, бескорыстного намерения тяжело отзывается на моем здоровье, и потому имею честь покорнейше просить Духовную консисторию войти в возможно скором времени в рассмотрение моей просьбы, разрешить мне устроить женскую Общину...»[1]
Разрешение на устройство общины было получено 3 октября 1890 года. После устроения монастыря в нем под руководством игумении стали подвизаться три монахини и сто послушниц.
Евдокия жила здесь до закрытия обители в 1929 году, а затем поселилась в селе Филимонки вместе со своей больной дальней родственницей.
В начале 1938 года дежурные свидетели дали против послушницы необходимые для НКВД показания, будто она «распространяет церковную литературу, внушает религиозные убеждения, вовлекает в кружки церковников; особенно активную работу она ведет среди молодежи и детей, которых вовлекает различными подарками, благодаря чему многие выходят из комсомола... К Синицыной приезжают из Москвы попы, неизвестные по фамилии, и ведут секретные переговоры на темы антисоветского характера»[2].
Председатель сельсовета дал для НКВД следующую характеристику на послушницу: «Синицына аккуратно подпольно ведет антисоветскую работу, и к этим монашкам... часто ходит бывший поп монастыря Филимонки. Какие у них идут разговоры? Ясно, что не в пользу советской власти. Там есть еще... прочие, которые ездят часто в Москву как агенты фашизма»[3].
25 февраля 1938 года послушница Евдокия была арестована, заключена в тюрьму в городе Серпухове и допрошена.
- Следствию известно, что вы занимаетесь антисоветской агитацией против существующего строя, как-то: после закрытия монастыря вы говорили, что все равно советская власть существовать долго не будет и все церкви и монастыри будут снова работать.
- После закрытия монастыря мне часто приходилось говорить о монастыре с разными лицами. В разговорах я лишь говорила, что некоторым монахиням в монастыре раньше жилось хорошо, а сейчас им плохо, а что касается того, что я говорила что-либо против советской власти, то я ничего не говорила.
- Следствию известно, что вы среди детей-подростков ведете антисоветскую агитацию и внушаете им религию, предлагая записываться в религиозные кружки.
- Каждое лето я встречаюсь с детьми рабочих и колхозников, и всего лишь потому, что возле моего дома растут цветы, и этими цветами я часто оделяла детей, но религию я им не внушала.
- В октябре 1937 года в разговорах с рабочими вы говорили, что Церковь отделена от государства, а советская власть все притесняет священников и монахов, это она неправильно делает. Священники и монахи неплохо проповедуют о Боге, а их за это презирают.
- В октябре 1937 года, точно не помню какого числа, в моем доме действительно был священник из деревни Передельцы; приходил он приобщать больную женщину, которая проживает в моем доме; о Церкви и религии мы действительно в этот раз говорили, но не против советской власти.
8 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушницу Евдокию к расстрелу. Незадолго перед расстрелом она была перевезена в Таганскую тюрьму в Москве. Послушница Евдокия Синицына была расстреляна 20 марта 1938 года и погребена в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 80-83. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-evdokija-sinicyna
Примечания
[1] РГИА. Ф. 797, оп. 59, 2 отд., 3 ст., д. 70, л. 16-17.
[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. 23861, л. 7.
[3] Там же. Л. 12.
Преподобномученица Екатери́на Константинова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
20 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Екатерина родилась в 1887 году в деревне Саврасово Солнечногорской волости Клинского уезда Московской губернии в семье зажиточного крестьянина Григория Константинова, владельца столярной мастерской и чайной, при которой была мелочная лавка. В 1905 году Екатерина поступила послушницей в Скорбященский монастырь в Москве, находившийся на Долгоруковской улице недалеко от Бутырской заставы. Здесь она подвизалась до его закрытия в 1918 году, после чего вернулась на родину в деревню Саврасово. В 1919 году скончались ее сестра с мужем, а их трое маленьких детей остались сиротами; Екатерина взяла их к себе и воспитала. Все это время она хотя и жила вне стен обители, но продолжала исполнять все монашеские правила и старалась как можно чаще бывать в храме. Зарабатывала она шитьем одеял и починкой мешков для колхоза.
Во время массовых гонений на Русскую Православную Церковь в арестах принимали участие не только сотрудники госбезопасности, но и сотрудники милиции. Все сотрудники Солнечногорского районного отделения милиции тогда во главе с начальником занялись арестами необходимого числа «врагов народа», не останавливаясь ни перед чем.
23 февраля 1938 года начальник отделения милиции сочинил справку, будто бы составленную на основании показаний свидетелей, что Екатерина Константинова говорила: «Вот опять бегают, какие-то нужны выборы, на что они нужны, есть у власти - пусть руководят до времени или боятся войны. Пересажали, теперь новых выбирать, так нечего выбирать, они уже выбраны, и так жмут хорошо; вот вам плохо жилось при царской-то власти, вон ваши коммунистов-то как расстреливают, но и этим придет конец»[1].
Константинова в своем доме вела разговор, «что коммунисты молодежи не дают никакого образования, что молодежь погибнет вся, как черви на капусте; отреклись от православной веры, когда же придет конец коммунистам...»[2]
Почти сразу после написания этой справки сотрудники милиции арестовали послушницу и поместили в камеру предварительного заключения Солнечногорского отделения милиции. Заручившись им же составленными «показаниями свидетелей», следователь допросил Екатерину.
- Следствие располагает данными, что вы систематически вели контрреволюционную агитацию против коммунистической партии и советской власти, - заявил он.
- Виновной себя в контрреволюционной агитации не признаю, а между собой мы с монахинями своими мнениями делились, что хорошо было при царской власти и плохо при советской. Что именно мы говорили, я сейчас припомнить не могу, - ответила послушница.
На этом допросы были закончены, и 11 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушницу к расстрелу. Послушница Екатерина Константинова была расстреляна 20 марта 1938 года и погребена в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
В феврале 1940 года возникло расследование по поводу двух осужденных к десяти годам заключения людей. Стали вызываться свидетели, которые показали, что написанное в протоколах ими не говорилось, а если что и говорилось, то в протоколах записано искаженно. Были подняты другие дела, и из них выяснилось, что солнечногорские милиционеры почти во всех делах сфальсифицировали показания свидетелей, после чего им не нужно было уже добиваться, чтобы сами обвиняемые признали свою «вину». Выдуманы были показания свидетелей и по делу послушницы Екатерины; когда это выяснилось, свидетели были передопрошены; один из них показал, что послушница Екатерина «в период советской власти... занималась стежкой одеял... чинила мешки для колхоза. Она была верующая и каждый праздник ходила... в церковь. Никакой контрреволюционной деятельности, никаких антисоветских разговоров я никогда от Константиновой не слышал»[3]. Другая свидетельница показала, что Екатерина Константинова «была верующая, часто ходила в церковь, но никогда я от нее не слышала никаких разговоров против колхозов или недовольства какими-либо мероприятиями советской власти... хотя приходилось в колхозе работать вместе с ней»[4].
Расследование полностью подтвердило факты, что в результате деятельности сотрудников милиции Солнечногорского района одни арестованные были неправо расстреляны, а другие получили по десять лет заключения. Начальнику отделения милиции был объявлен выговор, два сотрудника были арестованы на двадцать суток и уволены, еще один сотрудник был уволен, а четвертому объявлен выговор.
Через два месяца управление НКВД отменило это решение и признало приговор послушницы Екатерины Константиновой к расстрелу правильным.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 69-72. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ekaterina-konstantinova
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. 21490, л. 1.
[2] Там же.
[3] Там же. Л. 22 об.
[4] Там же. Л. 23 об.
Преподобномученицы Антони́на Новикова и Наде́жда Круглова, послушницы
ДНИ ПАМЯТИ:
20 марта
29 мая - переходящая - Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЯ
Преподобномученицы Антонина Новикова
и Надежда Круглова
Преподобномученица Ант онина родилась в 1880 году в селе Горки Зарайского уезда Рязанской губернии в семье Андрея Новикова, владельца кирпичного завода, имевшего в своей собственности землю и четырнадцать дач, которые сдавались внаем. С восьми лет Антонина жила у тетки в монастыре в Рязани, где и научилась грамоте; она росла девочкой религиозной и впоследствии поступила в Троице-Мариинский монастырь в городе Егорьевске.
Этот монастырь был образован в 1900 году стараниями и пожертвованиями Никифора Михайловича Бардыгина, который, будучи сыном булочника, трудом, упорным и вдумчивым чтением приобрел знания в самых разных областях и впоследствии стал владельцем фабрик в Егорьевске. Воспитанный в правилах глубокого благочестия, он при первом ударе колокола был уже в храме, отстаивал литургию, за богослужениями читал Апостол и пел на клиросе. Вокруг него постепенно стали группироваться любители старинного церковного пения, и образовался прекрасный хор, который впоследствии пел в Успенском соборе Егорьевска. С 1872-го по 1901 год Никифор Михайлович избирался городским головой, и ему город был обязан почти всем своим благоустройством. Он устроил в городе водопровод, мостовые, уличное освещение, пожарную команду, воинские казармы, гимназию, женское училище, городской сад и дом трудолюбия. Благодаря в значительной части его личным средствам, была выстроена церковь великомученика Георгия Победоносца, и полностью на его средства построен Троице-Мариинский женский монастырь, который с самого дня образования привлек к себе многих желающих спасения девушек.
Преподобномученица Надежда родилась в 1891 году в деревне Денисово Починковской волости Егорьевского уезда Московской губернии в семье крестьянина Георгия Круглова. С девяти лет родители отдали ее в церковноприходскую школу, где она училась три года, а затем работала вместе с родителями в крестьянском хозяйстве. Когда Надежде исполнилось двадцать лет, она поступила послушницей в Троице-Мариинский монастырь в Егорьевске.
Обе послушницы, Антонина и Надежда, поступив в монастырь вскоре после его основания, подвизались в нем до его закрытия безбожными властями в 1918 году, после чего они поселились в Егорьевске и, зарабатывая рукоделием, помогали по храму, сохраняя все монашеские правила, о чем впоследствии, при их аресте, показали свидетели и что ОГПУ и было поставлено послушницам в основную вину.
Послушницы были арестованы 19 мая 1931 года и заключены в егорьевскую тюрьму. Всего тогда по этому делу было арестовано тридцать монахинь и послушниц. Их обвинили в том, что они «после закрытия в 1918 году Троицкого монастыря остались в городе Егорьевске на постоянное жительство, монашествовали и монастырские правила продолжали до последнего времени; часть монашек купили себе собственные дома, которые и являлись местом постоянных сборищ и выполнения монастырских правил...
В 1930 году общим собранием граждан деревень Савино и Поминово было постановлено: старое кладбище закрыть, имеющееся помещение использовать под клуб, открыть новое кладбище; тогда монашки среди крестьян повели агитацию против закрытия кладбища, в результате общим же собранием постановление о закрытии кладбища было отменено. В последнее время среди крестьян поднялась религиозность - увеличилось количество верующих.
Допрошенные монашки виновными себя в антисоветской агитации не признали. Признались лишь в том, что они по выходе из монастыря до настоящего времени продолжали монашествовать»[1].
29 мая 1931 года тройка ОГПУ приговорила послушниц к пяти годам ссылки в Казахстан. Вернувшись в 1935 году из ссылки в Егорьевск, они поселись в одной квартире, и послушница Надежда, как более молодая, взяла Антонину на свое содержание. Работать Надежда устроилась уборщицей в школе. Жили они целиком посвящая себя служению Богу, исполняя все монашеские правила, но после ссылки держались осторожно и с людьми неверующими старались отношений не заводить. В исполнении же своих обязанностей на работе Надежда была по-христиански добросовестна, и, когда впоследствии сотрудники НКВД потребовали от директора школы, чтобы он дал на нее характеристику, тот написал, что Надежда «хорошо относится к своим обязанностям - работает добросовестно и замечаний по работе не имеет. В школе ведет себя тихо и настороженно»[2]. Но в восприятии властей преступлением было само монашество, и секретарь Егорьевского городского совета написал в характеристике послушницы Надежды, что она ранее высылалась за монашество.
1 марта 1938 года послушницы были вновь арестованы и на время допросов заключены в тюрьму в Егорьевске.
- Органам следствия известно, что вы настроены против советской власти и клевещете на советскую власть и колхозы! - заявил следователь, обращаясь к послушнице Антонине.
- Против советской власти я никогда ничего не говорила и клеветой как на советскую власть, так и на колхозы не занималась, - ответила послушница Антонина.
- Скажите, в 1937 году среди проживающих в одном доме вы совершали антисоветские действия против советской власти?
- Никогда я антисоветской деятельностью не занималась и против советской власти не говорила.
- Скажите, в январе 1938 года вы среди отсталого населения клеветали на колхозы?
- То же самое, никаких разговоров, а тем более никакой клеветы на колхозы я не вела.
- Признаете себя виновной в том, что вы в 1937 году клеветали на советскую власть, а в январе 1938 года клеветали на колхозы?
- В предъявленном мне обвинении виновной себя не признаю и поясняю, что я этого не произносила.
В те же дни была допрошена с теми же самыми обвинениями и вопросами послушница Надежда, которая также отвергла все возводимые на нее обвинения.
После этого были допрошены дежурные свидетели - хозяева и соседи дома, где жили послушницы, которые и подписали лжесвидетельства, составленные сотрудниками НКВД.
8 марта следствие было закончено, и 11 марта тройка НКВД приговорила послушниц Антонину и Надежду к расстрелу. После решения тройки они были перевезены в Таганскую тюрьму в Москве. Послушницы Егорьевского Троице-Мариинского монастыря Антонина Новикова и Надежда Круглова были расстреляны 20 марта 1938 года и погребены в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 83-87. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/saint/6365/5778/group
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-76327, л. 143.
[2] Там же. Д. П-78607, л. 12.
Преподобномученицы Ксе́ния Петрухина и А́нна Горохова, послушницы
ДНИ ПАМЯТИ:
20 марта
29 мая - переходящая - Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЯ
Преподобномученицы Ксения Петрухина
и Анна Горохова
Преподобномученицы Ксения и Анна подвизались в Успенском Брусенском монастыре в городе Коломне Московской губернии.
Преподобномученица Ксения родилась в 1897 году в селе Чанки Коломенского уезда Московской губернии в семье крестьянина Семена Петрухина. В 1913 году Ксения поступила послушницей в Успенский монастырь в Коломне. В 1919 году, после того как монастыри стали безбожной властью закрываться, послушница вернулась в родное село и стала помогать при Введенской церкви; сначала она жила в сторожке при храме, а затем у знакомых, зарабатывая себе на пропитание шитьем одеял.
Преподобномученица Анна родилась в 1896 году в селе Чанки в семье крестьянина Ивана Горохова; в 1914 году она поступила послушницей в Успенский Брусенский монастырь, а затем, как и Ксения, в 1919 году вернулась в родное село и стала помогать престарелому отцу по хозяйству.
Во время гонений на монашествующих в начале тридцатых годов обе послушницы были арестованы – 22 мая 1931 года – и заключены в коломенскую тюрьму. На допросах они подтвердили, что ходили вместе с другими верующими в Введенскую церковь, собираясь около церкви, вели между собой разговоры о продовольственном снабжении, урожае, говорили, что Господь за грехи не дает ни урожая, ни продуктов, ни товаров, и все это происходит за безбожие и за насмешки над Святой Церковью.
10 июня 1931 года тройка ОГПУ приговорила послушниц к трем годам ссылки в Казахстан, и они были этапом отправлены в Караганду.
В 1934 году, по окончании срока ссылки, они вернулись на родину, Ксения стала трудиться санитаркой на врачебном участке при станции Голутвино, а Анна поступила работать в колхоз. Но при этом они не оставили и своего рукоделия – шитья одеял и, так же как и раньше, ходили в храм, и вскоре их настигла очередная волна гонений на Русскую Церковь. Послушницы Ксения и Анна были арестованы 5 марта 1938 года и заключены в коломенскую тюрьму.
Вызванные дежурные свидетели показали, что хотя послушницы после возвращения из ссылки сами почти ни к кому в гости не ходят и даже для конспирации поступили на советскую работу, однако по-прежнему общаются с местным священником и у них бывает много народа не только из этого села, но и из других деревень, и дома они ведут антисоветскую пропаганду.
Через несколько дней после ареста следователь допросил послушниц. Расспросив, чем они занимались и за что были арестованы раньше, следователь спросил, знают ли они таких-то людей из числа местных жителей. Получив ответ, что они знают названных, следователь заявил, что послушницы занимались контрреволюционной деятельностью среди колхозников, и зачитал им показания дежурных свидетелей. Ксения и Анна эти показания категорически отвергли, сказав, что ни антисоветской деятельностью, ни агитацией против правительства среди населения не занимались.
10 марта следствие было закончено. 12 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушниц к расстрелу, и они были отправлены из Коломны в Таганскую тюрьму в Москву, где 17 марта тюремный фотограф снял с них фотографии для палачей. Послушницы Ксения Петрухина и Анна Горохова были расстреляны 20 марта 1938 года и погребены в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 87-90. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/saint/5677/6309/group
Прмч. Серафи́ма (Булашова), игумена; прмцц. Евдоки́и Кузьминовой и Екатерины Черкасовой, послушниц, мц. Ми́лицы Кувшиновой (1938)
Преподобномученик Серафи́м (Булашов), игумен
ДНИ ПАМЯТИ:
5 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученик Серафим (в миру Николай Семенович Булашов) родился в 1872 году в Москве в семье раскольников-поповцев. С 1893 по 1897 год Николай служил в армии в чине старшего унтер-офицера. 19 ноября 1899 года Николай был присоединен к Православной Церкви и в этот же день поступил в Никольский единоверческий монастырь. Два года он проходил в монастыре послушание свечника; в 1902 году стал келейником настоятеля. 28 июня 1903 года Николай был определен в число монастырских послушников, а 26 февраля 1904 года пострижен в монашество с именем Серафим. С 1903 года он был письмоводителем настоятеля монастыря.
23 ноября 1906 года монах Серафим был рукоположен во иеродиакона. Начав служить, он продолжал исполнять послушание письмоводителя, к которому присоединилось клиросное послушание. В 1911 году иеродиакон Серафим стал исполняющим должность благочинного Никольского монастыря. 13 апреля 1912 года он был рукоположен во иеромонаха. В 1915 году отец Серафим перешел в Гуслицкий Спасо-Преображенский монастырь, который был основан специально для того, чтобы вести просветительскую деятельность среди старообрядцев[1].
В феврале 1930 года был арестован священник храма в честь Ахтырской иконы Божией Матери в селе Яковлево, и прихожане стали просить согласия отца Серафима служить у них. Отец Серафим согласился и направил прошение епархиальному архиерею. 4 июня 1930 года он был назначен служить в храм в честь Ахтырской иконы Божией Матери и 10 июня 1931 года был возведен в сан игумена. Он прослужил здесь почти восемь лет.
25 января 1938 года игумен Серафим был арестован, заключен в Таганскую тюрьму в Москве и на следующий день допрошен. Отец Серафим на обвинение, предъявленное следователем, ответил, что виновным себя не признает, никогда никакой агитации он не вел.
Тогда были призваны два лжесвидетеля, которые подтвердили обвинения, выдвинутые следователем. 2 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Серафима к расстрелу. Игумен Серафим (Булашов) был расстрелян 5 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 208–210. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-serafim-bulashov
Примечания
[1] ЦИАМ. Ф. 1181, оп. 1, д. 62, л. 456 об-457
Преподобномученица Евдоки́я Кузьминова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
5 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Евдокия родилась 17 августа 1884 года в городе Воскресенске Звенигородского уезда Московской губернии в семье мещанина Петра Кузьминова. После открытия в 1909 году в Москве Марфо-Мариинской обители, которую возглавила великая княгиня Елизавета Федоровна, Евдокия поступила в обитель и несла в ней послушание сестры милосердия. Когда обитель была закрыта, она вернулась на родину. За пребывание в Марфо-Мариинской обители власти лишили ее гражданских прав. В 1934 году Евдокия подала заявление о восстановлении ее в правах, но получила отказ.
Во время гонений на Русскую Православную Церковь в конце тридцатых годов соседи по улице, где жила Евдокия, по требованию сотрудников НКВД подписали против нее лжесвидетельства, в которых, в частности, сообщалось, что она будто бы говорила: «Заключенных в лагерях заставляют работать день и ночь, по пояс стоять в воде, хлеба им дают по двести граммов, люди умирают сотнями от голода и холода - вот вам демократия и сталинская конституция, а людей арестовывают больше, чем когда бы то ни было». На основании подобного рода свидетельств, а также того, что она, по мнению НКВД, является «ярой церковницей», было принято решение о ее аресте. 19 января 1938 года Евдокия была арестована и заключена в Бутырскую тюрьму в Москве.
Допросы начались в тот же день.
- Следствием точно установлено, что вы, являясь ярой церковницей, среди населения города Истры проводили контрреволюционную деятельность. Подтверждаете вы это?
- Да, я являюсь ярой церковницей, но контрреволюционной деятельностью я не занималась.
- Вы лжете, в октябре 1937 года вы высказывали контрреволюционные террористические настроения по адресу руководителей партии и советского правительства. Требуем прекратить запирательства и дать правдивые показания.
- Повторяю, контрреволюционных террористических настроений я нигде не высказывала.
- Вы также обвиняетесь в том, что высказывали гнусную клевету по адресу советского правительства и советских законов.
- Никакой клеветы по адресу законов и советского правительства я не высказывала.
Допросы продолжались в течение двух суток, сопровождаясь угрозами. Но на все усилия следователей заставить Евдокию признать себя виновной она отвечала неизменно: «Не признаю».
26 января 1938 года тройка НКВД приговорила ее к расстрелу. Послушница Евдокия Кузьминова была расстреляна 5 февраля 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 210–213. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-evdokija-kuzminova
Преподобномученица Екатерина Черкасова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
5 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Екатерина родилась 4 декабря 1892 года в селе Кашино Волоколамского уезда Московской губернии в семье крестьянина Михаила Черкасова. Образование Екатерина получила в церковноприходской школе. В 1915 году она поступила в Свято-Троицкий Александро-Невский монастырь, располагавшийся неподалеку от деревни Акатово в Клинском уезде Московской губернии. Монастырь был создан в 1890 году сначала в виде общины, а затем в 1898 году был зарегистрирован как монастырь. В обители было два храма и около ста сестер.
Послушница Екатерина подвизалась здесь до 1922 года, но когда начались гонения на Церковь, была вынуждена покинуть обитель и поселилась в селе Мокруша Истринского района, где в то время жили многие сестры разоренной обители. Жизнь в единомыслии и при едином желании спастись, жизнь хотя и не в стенах монастырских, но все же достаточно уставная, духовно сильно поддерживала осиротивших сестер. Они, как драгоценный бисер с разорванной нитки строго-уставной жизни обители, были по миру рассыпаны, став для многих людей идеалом и образцом и для христианского общества церковным украшением. У начинающего вдруг унывать христианина возрождалась в душе радость и укреплялась вера при виде этих смиренно и просто несущих крест послушания Христу монахинь и послушниц. Подвизаясь не только при храмах, но и на мирских службах, они одних укрепили в вере, других - привели ко Христу.
Во время гонений в декабре 1937 года были оформлены с помощью лжесвидетелей показания, на основании которых начальник районного отделения НКВД города Истры выписал справку на арест послушницы Екатерины. В этой справке он, в частности, писал, что «Черкасова, являясь ярой церковницей, проводит среди населения города Истры активную контрреволюционную деятельность, высказывая пораженческо-террористические настроения».
Сразу после праздника Богоявления, в ночь на 20 января 1938 года, послушница Екатерина была арестована и заключена в камеру при районном отделении НКВД в городе Истре. Допросы начались сразу же после ареста и продолжались беспрерывно.
- Следствие располагает материалами о том, что вы в прошлом являлись монашкой.
Послушница Екатерина подтвердила, что, действительно, она до 1922 года находилась в Акатовском монастыре.
- Каким репрессиям вы подвергались? - спросил следователь.
- С момента закрытия монастыря и до 1936 года я была лишена права голоса, - ответила Екатерина.
Следователь допрашивал ее до утра следующего дня, пытаясь добиться от нее признания вины, но нисколько в этом не преуспел, и на следующий день пришел другой следователь.
- Следствием установлено, что вы, являясь ярой церковницей, среди населения города Истры проводили активную контрреволюционную деятельность и высказывали пораженческо-террористические настроения. Дайте показания.
- Да, я действительно была «монахиней», но контрреволюционной деятельностью я не занималась и пораженческих настроений не высказывала.
- Следствием установлено, что в октябре 1937 года вы распускали провокационные слухи о войне и о падении советской власти.
И следователь зачитал показания лжесвидетеля.
- Я никогда провокационных слухов о войне и гибели советской власти не распускала и террористических настроений не высказывала, - ответила Екатерина.
- Следствием установлено, что в ноябре 1937 года вы среди группы жителей выражали сожаление об известных расстрелянных врагах народа.
И следователь снова зачитал показания лжесвидетеля.
- Такого разговора я никогда не вела, - ответила Екатерина.
Поскольку и этот следователь потерпел неудачу, то пришел третий следователь.
- Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Дайте показания! - потребовал он.
- Контрреволюционной деятельностью я не занималась.
- Признаете себя виновной в предъявленном вам обвинении?
- В предъявленном мне обвинении виновной себя не признаю.
Наступил третий день беспрерывных допросов, и третий следователь сменился четвертым.
- Дайте показания о вашей антисоветской деятельности! - потребовал он.
- Антисоветской деятельностью я не занималась, - ответила послушница.
- Вы также уличаетесь в том, что, будучи ярой церковницей, распускали провокационные слухи о войне и падении советской власти.
- Я действительно являюсь ярой церковницей, но провокационных слухов я не распускала.
- Следствию точно известно, что, будучи ярой церковницей, вы высказывали свое недовольство и сожаление об известных контрреволюционерах, ныне расстрелянных. Это вы признаете?
- Никогда я не высказывала недовольство и сожаление о расстрелянных врагах партии и советской власти.
Вслед за этим следователем к концу дня пришел пятый следователь. И началось все сначала с теми же вопросами. Но как ни угрожали следователи, сколько ни допрашивали, какие показания лжесвидетелей ни зачитывали, послушница Екатерина на все вопросы отвечала, что виновной себя в контрреволюционной деятельности не признает.
После допросов в Истре Екатерина была перевезена в Бутырскую тюрьму в Москву. 26 января 1938 года тройка НКВД приговорила ее к расстрелу. 4 февраля тюремный фотограф сделал с нее фотографию для палача. В ту же ночь ее повезли на полигон Бутово под Москвой для расстрела. Послушница Екатерина была расстреляна 5 февраля 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 213–217. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-ekaterina-cherkasova
Мученица Ми́лица Кувшинова
ДНИ ПАМЯТИ:
5 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Мученица Милица родилась 23 ноября 1891 года в селе Улиновка Кобелякского уезда Полтавской губернии в семье чиновника, служившего на железной дороге, Ивана Кувшинова. Образование Милица получила в гимназии. В начале тридцатых годов она поселилась в городе Истре Московской области. Жила одиноко и была близка лишь с монахинями из закрытых монастырей, их много тогда поселилось в городе. Она была человеком глубоко церковным, почему, собирая о ней сведения для ареста, сотрудники НКВД охарактеризовали ее как бывшую монашку и ярую церковницу, однако на следствии Милица Ивановна сказала, что в монашеском постриге никогда не была.
Допрошенный 15 января 1938 года лжесвидетель показал, будто Милица Ивановна говорила: «Это не советская власть, а изверги - закрыли все церкви, полное гонение на верующих, всех верующих арестовывают ни за что. Вот вам и сталинская конституция!»
22 января 1938 года Милица Ивановна была арестована, заключена в Бутырскую тюрьму в Москве и в тот же день следователь допросил ее.
- Вы арестованы за контрреволюционную агитацию, дайте показания по этому вопросу.
- Контрреволюционной агитацией я никогда не занималась.
- Следствие предлагает вам быть правдивой и дать ваши показания о контрреволюционной агитации.
- Повторяю, что я контрреволюционной агитацией не занималась.
Допрос продолжался весь день и всю ночь, менялись только следователи.
- Следствием установлено, что вы в октябре 1937 года высказывали террористические настроения по адресу партии и руководителей советского правительства, - и следователь зачитал показания лжесвидетеля.
- Дайте показания по этому вопросу.
- Я такого разговора не вела.
- Следствие предлагает вам быть правдивой и дать показания о вашей контрреволюционной деятельности.
- Контрреволюционной деятельностью я не занималась, и показания я даю правдивые.
23 января 1938 года следствие было закончено, и 26 января тройка НКВД приговорила Милицу Ивановну к расстрелу. За день до расстрела сотрудник НКВД сфотографировал ее, чтобы палачам не обознаться при казни. Милица Кувшинова была расстреляна 5 февраля 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 217–219. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-milica-kuvshinova
Прмч. Се́ргия Крестникова, послушника (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
25 апреля
ЖИТИЕ
Преподобномученик Сергий (Сергей Александрович Крестников) родился 1 июля 1893 года в городе Москве. Окончив школу, он в 1905 году поступил в Московский Покровский монастырь и до 1915 года пел здесь в хоре. Затем в течение двух лет пел в хорах московских церквей и, сделав за это время свой окончательный выбор, поступил в 1918 году послушником в Троице-Сергиеву Лавру; здесь он прожил до закрытия обители в 1922 году. После этого он пел в хоре Пятницкой церкви в Сергиевом Посаде, а в 1928 году стал служить псаломщиком в храме на Кукуевском кладбище, где был похоронен старец Зосимовой пустыни иеросхимонах Алексий (Соловьев). Здесь послушник Сергий был и псаломщиком, и сторожем, и председателем церковного совета.
В 1935 году сотрудники НКВД арестовали бывших насельников Лавры, живших в квартирах Посада, и священников, служивших в городских храмах. 21 октября 1935 года послушник Сергий был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. Начались допросы свидетелей и обвиняемых. Некоторые обвиняемые и свидетели показали, будто Сергей Крестников говорил, что церковнослужителей замучили налогами, что советская власть «поставила своей задачей ликвидировать все православные церкви в России, поэтому мы видим на каждом шагу разрушение церквей против желания верующих; делают это сидящие у власти евреи»[1].
Следователь спросил послушника Сергия, какие беседы велись среди монашествующих, на что тот ответил, что беседы ведутся на религиозно-духовные темы: одни считают, что уже наступили времена антихриста и по этой причине усиливаются гонения и преследования за религиозные убеждения; но он считает иначе – что все переживают сейчас время преддверия прихода антихриста.
– Как вы реагировали на закрытие церквей? – спросил его следователь.
– Советская власть закрывает церкви без согласия верующих и делает это неправильно, а также ни за что высылает духовенство, лишая его нормальной жизни.
– Вы выражали недовольство советской властью окружающим вас лицам?
– Я советской властью недоволен, потому что она насильно, без согласия верующих закрывает церкви, ни за что высылает духовенство и верующих.
– Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?
– Я настроен антисоветски, потому что советская власть организовала гонение на религию, высылает ни за что верующих, без согласия верующих закрывает церкви, – повторил послушник.
На этом допросы были закончены, и 5 января 1936 года закончено и само следствие. Послушник Сергий был обвинен в том, что будто бы он «являлся участником контрреволюционной группировки, среди окружающих распространял контрреволюционные ложные слухи о якобы проводимом гонении на верующих в СССР, в контрреволюционных целях прославлял могилу "старца Алексея”, распускал ложные слухи "о чудесных исцелениях на могиле старца”, читал и распространял контрреволюционную антисемитскую литературу»[2].
8 января 1936 года Особое Совещание при НКВД приговорило послушника Сергия к пяти годам исправительно-трудовых лагерей, и он был отправлен в Ухтпечлаг в город Чибью. В заключении он оказался в то время, когда снова поднялась волна гонений на Русскую Православную Церковь, которая на этот раз не миновала и тех, кто уже находился в лагерях и тюрьмах, и 21 января 1938 года послушник Сергий снова был арестован по обвинению в антисоветской агитации и заключен в следственный изолятор в Чибью.
– Признаете ли себя виновным в предъявленном вам обвинении? – спросил его следователь.
– Виновным себя не признаю. Я говорил заключенным, что в лагере жить тяжело. Больше показать ничего не могу.
15 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушника Сергия к расстрелу. Послушник Сергий Крестников был расстрелян 25 апреля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 145-147. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-sergij-krestnikov
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-77092, л. 61 об.
[2] Там же. Л. 89.
Прп. Силуа́на Афонского (1938).
ДНИ ПАМЯТИ:
10 августа – Собор Тамбовских святых
23 сентября – Собор Липецких святых
24 сентября
4 июля (переходящая) – Собор Афонских преподобных
ЖИТИЕ
Жил на земле человек, муж гигантской силы духа, имя его Силуан. Он долго молился с неудержимым плачем: «Помилуй меня», но не слушал его Бог. Прошло много месяцев такой молитвы, и силы души его истощились; он дошел до отчаяния и воскликнул: «Ты неумолим!» И когда с этими словами в его изнемогшей от отчаяния душе что-то надорвалось, он вдруг на мгновение увидел живого Христа; огонь исполнил сердце его и все тело с такой силой, что, если бы видение продлилось еще мгновение, он умер бы. После он уже никогда не мог забыть невыразимо кроткий, беспредельно любящий, радостный, непостижимого мира исполненный взгляд Христа и последующие долгие годы своей жизни неустанно свидетельствовал, что Бог есть любовь, любовь безмерная, непостижимая.
О нем, этом свидетеле Божественной
любви, предстоит нам слово
Афонский схимонах отец Силуан (мирское имя – Семен Иванович Антонов) родился в 1866 г. в Тамбовской губернии, Лебединского уезда, Шовской волости и села. На Афон приехал в 1892 г., в мантию пострижен в 1896 г.; в схиму – в 1911 г.. Послушание проходил: на мельнице, на Каламарейском метохе (владение монастыря вне Афона), в Старом Нагорном Русике, в Экономии. Скончался 24 сентября 1938 года. Эти немногочисленные факты почерпнуты из формуляра Афонского монастыря.
От «родился» до «скончался» – все бедно, не о чем рассказать; касаться же внутренней жизни человека пред Богом – дело нескромное, дерзновенное. Среди площади мира открывать «глубокое сердце» христианина – почти святотатство; но уверенные в том, что ныне старцу, ушедшему из мира победителем мира, уже ничто не страшно, уже ничто не нарушит его вечного покоя в Боге, позволим себе попытку рассказать о его чрезвычайно богатом, царственно богатом житии, имея в виду тех немногих, которые и сами влекутся к той же божественной жизни.
Многие, соприкасаясь с монахами вообще и со старцем Силуаном в частности, не видят в них ничего особенного и потому остаются неудовлетворенными и даже разочарованными. Происходит это потому, что подходят они к монаху с неверною меркою, с неправильными требованиями и исканиями.
Монах пребывает в непрестанном подвиге, и нередко чрезвычайно напряженном, но православный монах – не факир. Его совершенно не увлекает достижение посредством специальных упражнений своеобразного развития психических сил, что так импонирует многим невежественным искателям мистической жизни. Монах ведет сильную, крепкую, упорную брань, некоторые из них, как отец Силуан, ведут титаническую борьбу, неведомую миру, за то, чтобы убить в себе гордого зверя, за то, чтобы стать человеком, подлинным человеком, по образу совершенного Человека Христа, т.е. кротким и смиренным.
Странная, непонятная миру христианская жизнь; все в ней парадоксально, все в порядке как бы обратном порядку мира, и нет возможности объяснить ее словом. Единственный путь к уразумению – это творить волю Божию, т.е. блюсти заповеди Христа; путь, указанный Им Самим.
Детство и молодые годы
Из долгой жизни старца хочется привести несколько фактов, являющихся показательными для его внутренней жизни и в то же время его «историей.» Первый из них относится к его раннему детству, когда ему было не более 4-х лет. Отец его, подобно многим русским крестьянам, любил оказывать гостеприимство странникам. Однажды в праздничный день с особенным удовольствием он пригласил к себе некоего книгоношу, надеясь от него, как человека «книжного,» узнать что-либо новое и интересное, ибо томился он своей «темнотой» и жадно тянулся к знанию и просвещению. В доме гостю были предложены чай и еда. Маленький Семен (мирское имя) с любопытством ребенка смотрел на него и внимательно прислушивался к беседе. Книгоноша доказывал отцу, что Христос не Бог и что вообще Бога нет. Мальчика Семена особенно поразили слова: «Где Он, Бог-то?», и он подумал: «Когда вырасту большой, то по всей земле пойду искать Бога.» Когда гость ушел, то Семен сказал отцу: «Ты меня учишь молиться, а он говорит, что Бога нет.» На это отец сказал: « Я думал, что он умный человек, а он оказался дурак. Не слушай его.» Но ответ отца не изгладил из души мальчика сомнения.
Много лет прошло с тех пор. Семен вырос, стал большим здоровым парнем и работал неподалеку от их села, в имении князя Трубецкого. Работали они артелью, Семен в качестве столяра. У артельщиков была кухарка, деревенская баба. Однажды она ходила на богомолье и посетила могилу замечательного подвижника – затворника Иоанна Сезеновского (1791–1839). По возвращении она рассказала о святой жизни затворника и о том, что на его могиле бывают чудеса. Некоторые из присутствующих подтвердили рассказы о чудесах, и все говорили, что Иоанн был святой человек.
Слыша эту беседу, Семен подумал: «Если он святой, то, значит, Бог с нами, и незачем мне ходить по всей земле – искать Его,» и при этой мысли юное сердце загорелось любовью к Богу.
Удивительное явление, с четырехлетнего до девятнадцатилетнего возраста продержалась мысль, запавшая в душу ребенка при слышании книгоноши; мысль, которая, видимо, тяготила его, оставаясь где-то в глубине неразрешенной, и которая разрешилась таким странным и, казалось бы, наивным образом.
После того, как Семен почувствовал себя обретшим веру, ум его прилепился к памяти Божией, и он много молился с плачем. Тогда же он ощутил в себе внутреннее изменение и влечение к монашеству, и, как говорил сам старец, на молодых красивых дочерей князя стал он смотреть с любовью, но без пожелания, как на сестер, тогда как раньше вид их беспокоил его. В то время он даже просил отца отпустить его в Киево-Печерскую Лавру, но отец категорически ответил: «Сначала кончи военную службу, а потом будешь свободен пойти.»
В таком необычном состоянии Семен пробыл три месяца; затем оно отступило от него, и он снова стал водить дружбу со своими сверстниками, гулять с девками за селом, пить водку, играть на гармонике и вообще жить подобно прочим деревенским парням.
Молодой, красивый, сильный, а к тому времени уже и зажиточный, Семен наслаждался жизнью. В селе его любили за хороший миролюбивый и веселый характер, а девки смотрели на него как на завидного жениха. Сам он увлекся одною из них и, прежде чем был поставлен вопрос о свадьбе, в поздний вечерний час с ними произошло «обычное.»
Замечательно при этом, что на следующий день утром, когда он работал с отцом, тот тихо сказал ему: «Сынок, где ты был вчера, болело сердце моё.» Эти кроткие слова отца запали в душу Семена, и позднее, вспоминая его, старец говорил: «Я в меру отца моего не пришел. Он был совсем неграмотный, и даже «Отче наш» читал с ошибкой, говорил «днесть» вместо «днесь,» заучил в церкви по слуху, но был кроткий и мудрый человек.»
У них была большая семья: отец, мать, пять братьев-сыновей и две дочери. Жили они вместе и дружно. Взрослые братья работали с отцом. Однажды во время жатвы, Семену пришлось готовить в поле обед; была пятница; забыв об этом, он наварил свинины, и все ели. Прошло полгода с того дня, уже зимою, в какой-то праздник, отец говорит Семену с мягкой улыбкой:
– Сынок, помнишь, как ты в поле накормил меня свининой? А ведь была пятница; ты знаешь, я ел ее тогда как стерву.
– Что же ты мне не сказал тогда?
– Я, сынок, не хотел тебя смутить.
Рассказывая подобные случаи из своей жизни в доме отца, старец добавил: «Вот такого старца я хотел бы иметь: он никогда не раздражался, всегда был ровный и кроткий. Подумайте, полгода терпел, ждал удобной минуты, чтобы и поправить меня, и не смутить.»
Старец Силуан был весьма большой физической силы. Он был еще совсем молодой, до военной службы, однажды на Пасху, после обильного мясного обеда, когда братья его разошлись по гостям, а он остался дома, мать предложила ему «яичницу»; он не отказался; мать сварила ему целый чугун, до полусотни яиц, и он всё съел.
В те годы он работал со своими братьями в имении князя Трубецкого и в праздники иногда ходил в трактир; были случаи, что он выпивал за один вечер «четверть» (2,5 литра) водки, но пьяным не бывал.
Однажды в сильный мороз, ударивший после оттепели, сидел он на постоялом дворе. Один из постояльцев, переночевавший там, хотел возвращаться домой; пошел он запрячь свою лошадь, однако скоро вернулся, говоря:
– Беда! Нужно ехать, и не могу: лед обложил лошади копыта толстым слоем, и она от боли не дается отбить его.
Семен говорит:
– Пойдем, я тебе помогу.
На конюшне он взял шею лошади около головы под мышку и говорит мужику: «Обивай.» Лошадь все время стояла не шелохнувшись; мужик отбил лед с копыт, запряг и уехал.
Голыми руками Семен мог брать горячий чугун со щами и перенести его с плиты на стол, за которым работала их артель. Ударом кулака он мог перебить довольно толстую доску. Он поднимал большие тяжести и обладал большой выносливостью и в жару и в холод, он мог есть очень помногу и много работать.
Но эта сила, которая позднее послужила ему для совершения многих исключительных подвигов, в то время была причиной его самого большого греха, за который он принес чрезвычайное покаяние.
Однажды в престольный праздник села, днем, когда все жители весело беседовали возле своих изб, Семен с товарищами гулял по улице, играя на гармонике. Навстречу им шли два брата – сапожники села. Старший – человек огромного роста и силы, большой скандалист, был навеселе. Когда они поравнялись, сапожник насмешливо стал отнимать гармошку у Семена; но он успел передать её своему товарищу. Стоя против сапожника, Семен уговаривал его «проходить своей дорогой», но тот, намереваясь, по-видимому, показать своё превосходство над всеми парнями села в такой день, когда все девки были на улице и со смехом наблюдали сцену, набросился на Семена. И вот как рассказывал об этом сам старец:
– Сначала я подумал уступить, но вдруг стало мне стыдно, что девки будут смеяться, и я сильно ударил его в грудь; он далеко отлетел от меня и грузно повалился навзничь посреди дороги; изо рта его потекла пена и кровь. Все испугались, и я; думаю: убил. И так стою. В это время младший брат сапожника взял с земли большой булыжник и бросил в меня, я успел увернуться; камень попал мне в спину, тогда я сказал ему: «Что ж, ты хочешь, чтоб и тебе то же было?» – и двинулся на него, но он убежал. Долго пролежал сапожник на дороге; люди сбежались и помогали ему, омывали холодной водой. Прошло не менее получаса прежде, чем он смог подняться, и его с трудом отвели домой. Месяца два он проболел, но, к счастью, остался жив, мне же потом долго пришлось быть осторожным: братья сапожника со своими товарищами по вечерам с дубинками и ножами подстерегали меня в закоулках, но Бог сохранил меня.
Так в шуме молодой жизни начал уже заглушаться в душе Семена первый зов Божий к монашескому подвигу, но избравший его Бог снова воззвал его уже некоторым видением.
Однажды, после нецеломудренно проведенного времени, он задремал и в состоянии легкого сна увидел, что змея через рот проникла внутрь его. Он ощутил сильнейшее омерзение и проснулся. В это время он слышит слова: «Ты проглотил змею во сне, и тебе противно; так Мне нехорошо смотреть, что ты делаешь.»
Семен никого не видел. Он слышал лишь произнесший эти слова голос, который по своей сладости и красоте был совершенно необычный. Действие, им произведенное, при всей своей тихости и сладости было потрясающим. По глубокому и несомненному убеждению старца – то был голос Самой Богородицы. До конца своих дней он благодарил Божию Матерь, что Она не возгнушалась им, но Сама благоволила посетить его и восставить от падения. Он говорил: «Теперь я вижу, как Господу и Божией Матери жалко народ. Подумайте, Божия Матерь пришла с небес вразумить меня, юношу, во грехах».
То, что он не удостоился видеть Владычицу, он приписывал нечистоте, в которой пребывал в тот момент.
Этот вторичный зов, совершившийся незадолго до военной службы, имел уже решающее значение на выбор дальнейшего пути. Его первым следствием было коренное изменение жизни, принявшей недобрый уклон. Семен ощутил глубокий стыд за свое прошлое и начал горячо каяться перед Богом. Решение по окончании военной службы уйти в монастырь вернулось с умноженной силой. В нем проснулось острое чувство греха и в силу этого изменилось отношение ко всему, что он видел в жизни. Это изменение сказалось не только в его личных действиях и поведении, но и в его чрезвычайно интересных беседах с людьми.
Время военной службы
Военную службу Семен отбывал в Петербурге, в лейб-гвардии, в саперном батальоне. Уйдя на службу с живой верой и глубоким покаянным чувством, он не переставал помнить о Боге.
В армии его очень любили как солдата всегда исполнительного, спокойного, хорошего поведения, а товарищи как верного и приятного друга; впрочем, это было нередким явлением в России, где солдаты жили очень по-братски.
Однажды под праздник с тремя гвардейцами того же батальона он отправился в город. Зашли они в большой столичный трактир, где было много света и громко играла музыка; заказали ужин с водкой и громко беседовали. Семен больше молчал. Один из них спросил его:
– Семен, ты все молчишь, о чем ты думаешь?
– Я думаю: сидим мы сейчас в трактире, едим, пьем водку, слушаем музыку и веселимся, а на Афоне теперь творят бдение и всю ночь будут молиться; так вот – кто же из нас на Страшном Суде даст лучший ответ, они или мы?
Тогда другой сказал:
– Какой человек Семен! Мы слушаем музыку и веселимся, а он умом на Афоне и на Страшном Суде.
Слова гвардейца о Семене: «а он умом на Афоне и на Страшном Суде» могут быть отнесены не только к тому моменту, когда они сидели в трактире, но и ко всему времени пребывания его на военной службе. Мысль его об Афоне, между прочим, выражалась и в том, что он несколько раз посылал туда деньги. Однажды ходил он из Усть-Ижорского лагеря, где летом стоял их батальон, на почту в село Колпино, чтобы сделать перевод денег на Афон. На обратном пути, еще недалеко от Колпина, по дороге прямо навстречу ему бежала бешеная собака; когда она совсем уже приблизилась и готова была броситься на него, он со страхом проговорил: «Господи, помилуй!» Лишь только произнес он эту короткую молитву, как какая-то сила отбросила собаку в сторону, словно наткнулась она на что-то; обогнув Семена, она побежала в село, где причинила много вреда и людям, и скоту.
Этот случай произвел на Семена глубокое впечатление. Он живо почувствовал близость хранящего нас Бога и еще сильнее прилепился к памяти Божией.
Окончив свою службу в гвардии, Семен незадолго до разъезда солдат его возраста по домам вместе с ротным писарем поехал к отцу Иоанну Кронштадтскому просить его молитв и благословения. Отца Иоанна они в Кронштадте не застали и решили оставить письма. Писарь стал выводить красивым почерком какое-то мудреное письмо, а Семен написал лишь несколько слов: «Батюшка, хочу пойти в монахи; помолитесь, чтобы мир меня не задержал».
Возвратились они в Петербург в казармы, и, по словам Старца, уже на следующий день он почувствовал, что кругом него «гудит адское пламя».
Покинув Петербург, Семен приехал домой и пробыл там всего одну неделю. Быстро собрали ему холсты и другие подарки для монастыря. Он попрощался со всеми и уехал на Афон. Но с того дня, как помолился о нем отец Иоанн Кронштадский, «адское пламя гудело» вокруг него не переставая, где бы он ни был: в поезде, в Одессе, на пароходе, и даже на Афоне в монастыре, в храме, повсюду.
Приезд на Святую Гору
Монашеские подвиги
Приехал Семен на Святую Гору осенью 1892 г. и поступил в Русский монастырь святого великомученика Пантелеимона. Началась новая, подвижническая жизнь.
По Афонским обычаям, новоначальный послушник «брат Симеон» должен был провести несколько дней в полном покое, чтобы вспомнить свои грехи за всю жизнь и, изложив их письменно, исповедать духовнику. Испытываемое адское мучение породило в нем неудержимое горячее раскаяние. В Таинстве Покаяния он хотел освободить свою душу от всего, что тяготило ее, и потому с готовностью и великим страхом, ни в чем себя не оправдывая, исповедал все деяния своей жизни.
Духовник сказал брату Симеону: «Ты исповедал грехи свои перед Богом и знай, что они тебе прощены... Отныне положим начало новой жизни... Иди с миром и радуйся, что Господь привел тебя в эту пристань спасения».
Вводился брат Симеон в духовный подвиг вековым укладом афонской монастырской жизни, насыщенной непрестанной памятью о Боге: молитва в келлии наедине, длительное богослужение в храме, посты и бдения, частая исповедь и причащение, чтение, труд, послушание. Вскоре он освоил Иисусову молитву по четкам. Прошло немного времени, всего около трех недель, и однажды вечером при молении пред образом Богородицы молитва вошла в сердце его и стала совершаться там день и ночь, но тогда он еще не разумел величия и редкости дара, полученного им от Божией Матери.
Брат Симеон был терпеливый, незлобивый, послушливый; в монастыре его любили и хвалили за исправную работу и хороший характер, и ему это было приятно. Стали тогда приходить к нему помыслы: «Ты живешь свято: покаялся, грехи тебе прощены, молишься непрестанно, послушание исполняешь хорошо».
Ум послушника колебался при этих помыслах, и тревога проникала в сердце, но по неопытности своей он не понимал, что же, собственно, с ним происходит.
Однажды ночью келлия его наполнилась странным светом, который пронизал даже и тело его так, что он увидел и внутренности свои. Помысел говорил ему: «Прими, – это благодать», однако душа послушника смутилась при этом, и он остался в большом недоумении.
После видения странного света, стали ему являться бесы, а он, наивный, с ними разговаривал «как с людьми». Постепенно нападения усиливались, иногда они говорили ему: «Ты теперь святой», а иногда: – «Ты не спасешься». Брат Симеон спросил однажды беса: «Почему вы мне говорите по-разному: то говорите, что я свят, то – что я не спасусь?». Бес насмешливо ответил: «Мы никогда правды не говорим».
Смена демонических внушений, то возносящих на «небо» в гордости, то низвергающих в вечную гибель, угнетала душу молодого послушника, доводя его до отчаяния, и он молился с чрезвычайным напряжением. Спал он мало и урывками. Крепкий физически, подлинный богатырь, он в постель не ложился, но все ночи проводил в молитве или стоя, или сидя на табуретке. Изнемогая, он сидя засыпал на 15-20 минут и затем снова вставал на молитву.
Проходили месяц за месяцем, а мучительность демонических нападений все возрастала. Душевные силы молодого послушника стали падать и мужество его изнемогало, страх гибели и отчаяния – росли, ужас безнадежности все чаще и чаще овладевал всем его существом. Он дошел до последнего отчаяния и, сидя у себя в келлии в предвечернее время, подумал: «Бога умолить невозможно». С этой мыслью он почувствовал полную оставленность, и душа его погрузилась во мрак адского томления и тоски.
В тот же день во время вечерни, в церкви святого пророка Илии, что на мельнице, направо от царских врат, где находится местная икона Спасителя, он увидел живого Христа.
«Господь непостижимо явился молодому послушнику» – и все существо, и самое тело его исполнилось огнем благодати Святого Духа, тем огнем, который Господь низвел на землю Своим пришествием (Лк.12:49). От видения Симеон пришел в изнеможение, и Господь скрылся.
Невозможно описать то состояние, в котором находился он в тот час. Его осиял великий Божественный свет, он был изъят как бы из мира и духом возведен на небо, где слышал неизреченные глаголы, в тот момент он получил как бы новое рождение свыше (Ин.1:13, 3:3). Кроткий взор всепрощающего, безмерно любящего, радостного Христа привлек к себе всего человека и затем, скрывшись, сладостью любви Божией восхитил дух его в созерцание Божества уже вне образов мира. Впоследствии в своих писаниях он без конца повторяет, что Господа познал он Духом Святым, что Бога узрел он в Духе Святом. Он утверждал также, что когда Сам Господь является душе, то она не может не узнать в Нем своего Творца и Бога.
Познавшая свое воскресение и увидевшая свет подлинного и вечного бытия, душа Симеона первое время после явления переживала пасхальное торжество. Все было хорошо: и мир великолепен, и люди приятны, и природа невыразимо прекрасна, и тело стало иным, легким, и сил как бы прибавилось. Но постепенно ощутимое действие благодати стало слабеть. Почему? Что же делать, чтобы не допустить этой потери?
Началось внимательное искание ответа на растущее недоумение в советах духовника и в творениях святых отцов-аскетов. «Во время молитвы ум храни чистым от всякого воображения и помысла и заключай его в слова молитвы», – сказал ему старец отец Анатолий из Святого Русика. У старца Анатолия Симеон провел достаточно времени. Свою поучительную и полезную беседу отец Анатолий закончил словами: «Если ты теперь такой, то что же ты будешь под старость?» Так уж получилось, но своим удивлением он дал молодому подвижнику сильный повод к тщеславию, с которым тот не умел еще бороться.
У молодого и еще неопытного монаха Симеона началась самая трудная, самая сложная, самая тонкая брань с тщеславием. Гордость и тщеславие влекут за собой все беды и падения: благодать оставляет, сердце остывает, ослабевает молитва, ум рассеивается и начинаются приражения страстных помыслов.
Молодой монах Силуан постепенно научается более совершенным аскетическим подвигам, которые большинству вообще покажутся невозможными. Сон его по-прежнему прерывчатый – несколько раз в сутки по 15-20 минут. В постель по-прежнему он не ложится, спит сидя на табуретке; пребывает в трудах днем, как рабочий; несет подвиг внутреннего послушания – отсечение своей воли; учится возможно более полному преданию себя на волю Божию; воздерживается в пище, в беседах, в движениях; подолгу молится умною Иисусовою молитвою. И несмотря на весь его подвиг свет благодати часто оставляет его, а бесы толпою окружают по ночам.
Смена состояний, то некоторой благодати, то оставленности и демонических нападений, не проходит бесплодно. Благодаря этой смене душа Силуана пребывает в постоянной внутренней борьбе, бодрствовании и усердном искании исхода.
Прошло пятнадцать лет со дня явления ему Господа. И вот однажды в одно из таких мучительных борений с бесами, когда, несмотря на все старания, чисто молиться не удавалось, Силуан встает с табурета, чтобы сделать поклоны, но видит перед собой огромную фигуру беса, стоящего впереди икон и ожидающего поклона себе; келлия полна бесов. Отец Силуан снова садится на табурет и, наклонив голову, с болезнью сердца говорит молитву: «Господи, ты видишь, что я хочу молиться тебе чистым умом, но бесы не дают мне. Научи меня, что должен делать я, чтобы они не мешали мне?» И был ответ ему в душе: «Гордые всегда так страдают от бесов». «Господи, – говорит Силуан, – научи меня, что должен я делать, чтобы смирилась моя душа». И снова в сердце ответ от Бога: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся.»
Отныне душе его открылось не отвлеченно-интеллектуально, а бытийно, что корень всех грехов, семя смерти есть гордость; что Бог – есть Смирение, и потому желающий стяжать Бога должен стяжать смирение. Он познал, что то несказанно сладкое великое смирение Христово, которое ему было дано пережить во время Явления, есть неотъемлемое свойство Божественной любви, Божественного бытия. Отныне он воистину познал, что весь подвиг должен быть направлен на стяжание смирения. Ему дано было познать великую тайну Бытия, бытийно познать.
Он духом проник в тайну борьбы преподобного Серафима Саровского, который после явления ему Господа в храме во время литургии, переживая потерю благодати и богооставленность, тысячу дней и тысячу ночей стоял в пустыне на камне, взывая: «Боже, милостив буди мне, грешному.»
Ему открылся подлинный смысл и сила ответа преподобного Пимена Великого своим ученикам: «Поверьте, чада! Где сатана, там и я буду». Он понял, что преподобный Антоний Великий был послан Богом к александрийскому сапожнику учиться тому же деланию: от сапожника он научился помышлять: «Все спасутся, один я погибну».
Он познал в опыте жизни своей, что полем духовной битвы со злом, космическим злом, является собственное сердце человека. Он духом узрел, что самым глубоким корнем греха является гордость, – этот бич человечества, оторвавший людей от Бога и погрузивший мир в неисчислимые беды и страдания; это подлинное семя смерти, окутавшее человечество мраком отчаяния. Отныне Силуан, выдающийся гигант духа, все силы свои сосредоточит на подвиге за смирение Христово, которое ему было дано познать в первом явлении, но которое он не сохранил.
Монах Силуан после данного ему Господом откровения твердо стал на духовном пути. С того дня его «любимой песнью,» как сам он выражался, становится: «Скоро я умру, и окаянная душа моя снидет в тесный черный ад, и там один я буду томиться в мрачном пламени и плакать по Господе: «Где Ты, свет души моей? Зачем Ты оставил меня? Я не могу жить без Тебя».
Это делание привело скоро к миру души и чистой молитве. Но даже и этот огненный путь оказался некратким.
Благодать уже не оставляет его, как прежде: он ощутимо носит ее в сердце, он чувствует живое присутствие Бога; он полон удивления перед милосердием Божиим, глубокий мир Христов посещает его; Дух Святой снова дает ему силу любви. И хотя теперь он уже не тот неразумный, что был прежде; хотя из долгой и тяжелой борьбы он вышел умудренным; хотя из него выработался великий духовный борец, – однако и теперь страдал он от колебаний и изменчивости человеческой натуры и продолжал плакать невыразимым плачем сердца, когда умалялась в нем благодать. И так еще целых пятнадцать лет, доколе не получил он силу одним мановением ума, никак не выражаемым внешне, отражать то, что раньше тяжело поражало его.
Через чистую умную молитву подвижник научается великим тайнам духа. Сходя умом в сердце свое, сначала вот это – плотяное сердце, он начинает проникать в те глубины его, которые не суть уже плоть. Он находит свое глубокое сердце, духовное, метафизическое, и в нем видит, что бытие всего человечества не есть для него нечто чуждое, постороннее, но неотделимо связано и с его личным бытием.
«Брат наш есть наша жизнь», – говорил старец. Через любовь Христову все люди воспринимаются, как неотъемлемая часть нашего личного вечного бытия. Заповедь – любить ближнего как самого себя – он начинает понимать не как этическую норму; в слове как он видит указание не на меру любви, а на онтологическую общность бытия.
«Отец не судит никого, но весь суд дал Сыну... потому что Он Сын человеческий» (Ин: 5:22-27). Сей Сын человеческий, Великий Судья мира, – на Страшном Суде скажет, что «единый от меньших сих» есть Он Сам; иными словами, бытие каждого человека Он обобщает со Своим, включает в Свое личное бытие. Все человечество, «всего Адама,» воспринял в Себя и страдал за всего Адама.
После опыта адских страданий, после указания Божия: «Держи ум твой во аде» для старца Силуана было особенно характерным молиться за умерших, томящихся во аде, но он молился также и за живых, и за грядущих. В его молитве, выходившей за пределы времени, исчезала мысль о преходящих явлениях человеческой жизни, о врагах. Ему было дано в скорби о мире разделять людей на познавших Бога и не познавших Его. Для него было несносным сознавать, что люди будут томиться «во тьме кромешной».
В беседе с одним монахом-пустынником, который говорил: «Бог накажет всех безбожников. Будут они гореть в вечном огне» – очевидно, ему доставляло удовлетворение, что они будут наказаны вечным огнем – на это старец Силуан с видимым душевным волнением сказал: «Ну, скажи мне, пожалуйста, если посадят тебя в рай, и ты будешь оттуда видеть, как кто-то горит в адском огне, будешь ли ты покоен?» – «А что поделаешь, сами виноваты» – ответил монах. Тогда старец со скорбным лицом ответил: «Любовь не может этого понести... Нужно молиться за всех».
И он действительно молился за всех; молиться только за себя стало ему несвойственным. Все люди подвержены греху, все лишены славы Божией (Рим.3:22). Для него, видевшего уже в данной ему мере славу Божию и пережившего лишение ее, одна мысль о таковом лишении была тяжка. Душа его томилась сознанием, что люди живут, не ведая Бога и Его любви, и он молился великою молитвою, чтобы Господь по неисповедимой любви Своей дал им Себя познать.
До конца своей жизни, несмотря на падающие силы, и на болезни, он сохранил привычку спать урывками. У него оставалось много времени для уединенной молитвы, он постоянно молился, меняя в зависимости от обстановки образ молитвы, но особенно усиливалась его молитва ночью, до утрени. Тогда молился он за живых и усопших, за друзей и врагов, за весь мир.
Составили Наталия Буфиус и епископ Александр (Милеант). Источник http://silouan.narod.ru, https://azbyka.ru/days/sv-siluan-afonskij
Сщмч. Алекса́ндра Лихарева, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
17 марта
ЖИТИЕ
Священномученик Александр родился 22 января 1876 года в селе Синьково Софьинской волости Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника Петра Лихарева.
В 1896 году Александр окончил Московскую Духовную семинарию и поступил учителем в церковноприходскую школу в селе Иславском Звенигородского уезда Московской губернии. 5 мая 1899 года он был рукоположен во диакона к Тихвинской на Бережках церкви в Москве, а 26 июня 1920 года - к той же церкви священником. 24 августа 1928 года отец Александр был назначен настоятелем этой церкви. 22 июля 1930 года он был переведен в Богоявленский собор в Дорогомилове, и 25 марта 1932 года возведен в сан протоиерея. 23 ноября того же года отец Александр был назначен священником в Богородице-Владимировскую церковь в город Мытищи, а 22 октября 1935 года переведен в Николаевскую церковь в поселке Подсолнечное Солнечногорского района.
27 ноября 1937 года протоиерей Александр был арестован, заключен в Таганскую тюрьму в Москве и допрошен.
- Следствие располагает данными о том, что вы среди населения вели контрреволюционную деятельность, - заявил следователь.
- В контрреволюционной деятельности я себя виновным не признаю, - ответил священник.
Следователь допросил свидетелей; один из них, священник, показал, что отец Александр говорил ему, что советская власть выпустила сталинскую конституцию и, казалось бы, должна быть полная свобода, но получается наоборот, и в особенности это касается религии. Священников гоняют из района в район, нигде их не прописывают, одного батюшку послали в пятнадцатое место, - и получается большевистское пустословие, а не конституция.
3 декабря 1937 года следствие было завершено, и 5 декабря тройка НКВД приговорила отца Александра к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере.
11 декабря всем подследственным, многие из которых ожидали после столь краткого следствия освобождения или по крайней мере ссылки, было объявлено, что они приговорены к десяти годам каторжного труда; после этого их погрузили в вагоны и отправили в Красноярский край. 9 января 1938 года они прибыли на станцию Суслово Красноярского края, и часть священников, в том числе и отец Александр Лихарев, были направлены на работу на свиноферму Бамлага НКВД.
Еще дорогой отец Александр заболел - поначалу болезнь казалась простой простудой, но впоследствии, когда этап прибыл на конечный пункт, священник оказался в условиях жизни настолько суровых, что ослабевший во время этапа организм уже не смог справиться с болезнью. Всех заключенных поместили во временных землянках. Стояли сибирские морозы, было холодно, а дров недоставало даже на то, чтобы вскипятить воду. Вскоре в лагере началась эпидемия дизентерии. В больнице не хватало мест, и многие больные умирали в землянках.
Отец Александр также заболел дизентерией, и жившие с ним в одной землянке заключенные священники стали хлопотать о помещении его в больницу. Протоиерей Александр Лихарев скончался в лагерной больнице 17 марта 1938 года. Находившийся вместе с ним заключенный священник написал его детям: «Похоронен он... в братской могиле, близ мельницы... ушел родитель ваш в другой мир, но никого не оскорбил он ни на службе ранее, ни в заключении...»
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 49-51. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-liharev
Священномученик Алекса́ндр Телемаков, пресвитер (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
19 февраля
3 июня – Собор Симбирских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Александр родился 6 декабря 1870 года в городе Сызрани Симбирской губернии в семье чиновника Николая Телемакова, служившего в государственном казначействе. В 1890 году Александр окончил Симбирскую Духовную семинарию и был назначен псаломщиком в симбирский кафедральный собор. 8 сентября 1893 года Александр Николаевич был рукоположен во священника ко храму в селе Мариаполь Карсунского уезда Симбирской губернии. В 1908 году он был назначен служить в храм в селе Чумакино Карсунского уезда, где прослужил до ареста. Став священником, он преподавал Закон Божий в церковноприходских школах и в школе грамоты. В 1908 году отец Александр был назначен благочинным 6-го округа Карсунского уезда, переименованного при советской власти в Инзенский район. В 1914 году он был награжден наперсным крестом.
Зимой 1932 года в Средневолжском крае на территории бывшей Симбирской губернии было начато дело «об организации реакционных ячеек из числа церковных активистов тихоновского толка в селах Инзенского и Чамзинского районов Средневолжского края»[1]. Вместе с другими 25 февраля 1932 года был арестован и заключен в тюрьму в городе Сызрани и отец Александр Телемаков.
Всех арестованных обвинили в том, что они «проводили нелегальные сборища для читки поучений черносотенного характера, книг Сергея Нилуса, а также староцерковно-монархических книг (Библии, житий святых, Иоанна Златоустого и т. д.), используя для этой цели религиозные предрассудки крестьянских масс и проработки прочитанного в духе его преломления к настоящему времени»[2].
На допросе отец Александр сказал: «Я лично, кроме работы по укреплению христианской веры и защиты Церкви, никогда никакой работой не занимался... Проводимые сборища... я отношу за их усердие - не удовлетворяясь служением в церкви, они считали необходимым помолиться на дому, собравшись группой»[3].
7 апреля 1932 года тройка ОГПУ приговорила отца Александра к пяти годам заключения в концлагерь, которое той же тройкой было заменено на пять лет ссылки в Северный край, и отец Александр был отправлен в Архангельскую область.
Когда отец Александр вернулся из ссылки в село Чумакино, то, хотя храм был закрыт, жители не оставляли надежды возобновить в нем богослужения. Возвращение священника вселило в них надежду добиться открытия храма. В это время была принята новая конституция, в которой было заявлено о лояльном отношении государства к Церкви, и в связи с этим было отменено поражение в гражданских правах священников.
Прихожане обратились за разрешением на открытие храма к председателю сельсовета. Тот дал согласие, но с условием, что они выплатят финансовую задолженность за все годы, что храм был закрыт. Этой задолженности набралось 1132 рубля, и председатель был уверен, что обнищавшее население не сумеет собрать нужную сумму. У крестьян таких денег действительно не было, и они стали собирать сельскохозяйственные продукты, которые специально уполномоченные от них люди продавали, и так постепенно набрали всю сумму. На праздник Крещения Господня, 19 января 1937 года, было совершено первое богослужение, и в течение месяца службы совершались по воскресным дням. И тогда председатель сельсовета распорядился закрыть храм, запретив верующим собираться вместе для решения приходских вопросов. Но и после закрытия храма священник продолжал крестить и совершать по необходимости требы в домах прихожан, а дома служил.
4 марта прихожане обратились с заявлением об открытии храма в райисполком, но ответа на это заявление не получили, а когда попытались дозвониться до начальства по телефону, то им отвечали, что начальник вышел, надо позвонить позже, - и так без конца. Наконец в храм пришел из сельсовета техник для осмотра состояния здания храма, чтобы найти причину его не открывать, и передал слова председателя сельсовета, что «церковь одурманивает, а вы, члены церковного совета, являетесь вредителями советской власти, врагами и возмутителями народа»[4].
26 мая 1937 года члены церковного совета обратились с заявлением к заведующему приемом жалоб отдела по религиозным культам, в котором они, изложив историю всех притеснений со стороны председателя сельсовета и все те оскорбления относительно верующих, которые тот себе позволял, написали, что в их селе, согласно последней переписи, проживает тысяча сто семьдесят восемь душ обоего пола, а число неверующих среди них всего тридцать человек. «Члены церковного совета, - писали они, - снимают с себя незаслуженную грязь и просят комиссию, заведующего приемом жалоб рассмотреть наше заявление, все изложенные недостатки устранить и разрешить богослужение в нашей церкви... Известить по адресу о результатах и движении неуклонно покорной просьбы, в особенности стариков и старух...»[5]
Но и это письмо осталось безответным. В августе 1937 года, в связи с указом правительства о начале массовых арестов верующих, секретарь местного райкома коммунистической партии потребовал от сотрудников НКВД, чтобы они установили, откуда верующим стали известны материалы переписи, - «сведения, как он выразился, не подлежащие оглашению»[6].
24 декабря 1937 года отец Александр был арестован и заключен в тюрьму в городе Ульяновске. Следователь спросил священника, занимался ли он без разрешения сельсовета богослужениями в церкви, а после ее закрытия совершал ли религиозные обряды нелегально у себя дома. Отец Александр ответил, что, действительно, служил без регистрации в районном совете, но согласие на эти службы было дано сельсоветом; а что касается службы дома, то он служил для себя.
- Следствием установлено, что вы вели контрреволюционную агитацию против конституции, что она существует только на бумаге, выступали против выборов в Верховный Совет... Признаете ли себя в этом виновным? - спросил следователь.
- Против конституции и против депутатов Инзенского округа я ничего не говорил. Виновным себя в этом не признаю.
Через день следствие было закончено, и 29 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Александра к расстрелу. Священник Александр Телемаков был расстрелян 19 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 161-164. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-telemakov
Примечания
[1] ГАУО. Ф. Р-3022, оп. 1, д. 134, л. 25 об-26.
[2] УФСБ России по Ульяновской обл. Д. П-4920, л. 416.
[3] Там же. Л. 274 об.
[4] Там же. Д. П-4532, л. 6.
[5] Там же.
[6] Там же. Л. 5.
Сщмч. Алекса́ндра Талызина, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
20 февраля
ЖИТИЕ
Священномученик Александр родился 15 августа 1870 года в селе Типня Весьегонского уезда Тверской губернии в семье священника Иоанна Талызина. После окончания Духовной семинарии Александр Иванович был рукоположен во священника и служил в храмах Тверской епархии. В 1928 году, во время гонений на Русскую Православную Церковь, отец Александр был арестован, обвинен в антисоветской агитации и приговорен к двум годам ссылки. Вернувшись в 1930 году в Тверскую область, он был направлен служить в храм в селе Шаблыкино Краснохолмского района и прослужил здесь до своего ареста.
Отец Александр был арестован 10 февраля 1938 года и заключен в тюрьму в Красном Холме. Сразу же после ареста он был допрошен.
- Назовите ваши связи в Краснохолмском районе и вне Краснохолмского района, - потребовал следователь, желая получить от священника как можно больше сведений.
- Каких-либо связей как в Краснохолмском районе, так и вне Краснохолмского района я ни с кем не имею, кроме своих сыновей. Один мой сын работает на станции Красный Холм - ремонтирует пути, а второй в столярной мастерской в Красном Холме.
- Дайте следствию правдивые показания о вашей антисоветской и контрреволюционной работе, проводимой вами среди крестьянства.
- Я какой-либо антисоветской агитации не вел и не веду и виновным себя в этом не признаю.
На этом допрос был закончен, и следователь, не имея материалов, доказывающих состав преступления, вызвал дежурных свидетелей, и те подписали необходимые показания.
12 февраля следствие было закончено и передано на рассмотрение тройки НКВД. На следующий день, 13 февраля, тройка НКВД приговорила отца Александра к расстрелу. Священник Александр Талызин был расстрелян 20 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 165-166. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksandr-talyzin
Сщмч. Алекси́я Протопопова, пресвитера (1938).
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
4 мая
ЖИТИЕ
Священномученик Алексий родился 15 марта 1880 года в селе Ильинском Бронницкого уезда Московской губернии в семье псаломщика Николая Михайловича Протопопова. В 1896 году Алексей окончил Перервинское духовное училище, в 1902-м – Московскую Духовную семинарию и был назначен учителем в одну из церковноприходских школ Москвы.
В 1903 году Алексей Николаевич был рукоположен во диакона к Богоявленскому храму в Москве; в 1907 году переведен в Казанскую церковь в Сущеве, где прослужил до ее закрытия в 1930 году и был переведен в храм преподобного Пимена Великого. После того как храм в 1934 году был захвачен обновленцами, диакон Алексий стал служить в соборе в честь Рождества Божией Матери в городе Орехово-Зуево. В 1935 году он был рукоположен во священника ко храму в честь Казанской иконы Божией Матери в селе Казанском Павло-Посадского района, в котором и прошло все его недолгое пастырское служение до массовых гонений 1937 года.
20 ноября 1937 года сотрудники НКВД допросили трех свидетелей: старосту, члена церковной двадцатки и одного из прихожан Казанского храма. Они показали, что их священник часто проповедует – иногда во время службы, иногда после службы, стараясь как можно полнее раскрыть содержание и указать на значение того или иного праздника, и в особенности престольного – Казанской иконы Божией Матери. Свидетели также показали, что священник неоднократно обращался к прихожанам, чтобы они материально помогли храму, в котором только что был произведен ремонт, помогли деньгами на закупку дров для отопления и на оплату налогов государству, а также собрали средства на содержание Патриархии. Во время служения на престольные праздники отец Алексий говорил, что всякий прихожанин должен с таким радостным чувством уходить после службы домой, чтобы эта радость через него стала достоянием и его домашних, чтобы и им захотелось прийти в храм. Свидетели показали, что священник во время проповеди жаловался, что стало мало ходить в храм православных, что раньше государство помогало Церкви, а сейчас, при советской власти, происходит все наоборот: церкви разрушаются, колокола снимаются, церковные ценности изымаются.
Отец Алексий был арестован 27 ноября 1937 года и заключен в ногинскую тюрьму, где в течение нескольких дней его допрашивали разные следователи.
– Следствие располагает материалами о том, что вы систематически ведете антисоветскую агитацию, направленную на срыв мероприятий партии и правительства. Следствие требует от вас откровенных и правдивых показаний по этому вопросу. В чем выражается ваша антисоветская агитация? – потребовал ответа от священника следователь.
– Я никакой антисоветской агитацией не занимался и по этому вопросу показать ничего не могу, – ответил отец Алексий.
– Дайте показания, что вы говорили во время службы в религиозный праздник так называемой «Казанской»?
– 4 ноября, во время службы на празднование Казанской, я выступил по просьбе церковного совета со словом о том, что на отопление церкви нет дров. Для того, чтобы совершать богослужения, надо заготовить дрова. Поскольку у нас на это средств не имеется, я попросил верующих села Казанское, чтобы они пожертвовали на покупку дров и другие церковные нужды. После моего обращения был сделан обход с тарелкой, и кто сколько мог пожертвовал.
– Дайте показания, что вы говорили верующим во время богослужения на празднование в так называемый «Николин день»?
– Я выступил со словом во время богослужения, чтобы верующие пожертвовали, кто сколько сможет, на содержание нашей епархии… После моего слова был сделан обход с кружкой. Больше я ничего не говорил.
– Следствию известно, что вы восхваляли дореволюционное время и враждебно, в контрреволюционном духе отзывались о существующем строе, обвиняя в гонении на религию и духовенство. Признаете себя в этом виновным?
– Да, мне известно, что такие ценности, как колокола и другие, были изъяты, но я это никогда не осуждал и с амвона по этому поводу никогда не выступал, и виновным себя в этом не признаю.
– Вы следствию даете ложные показания. Следствие требует от вас правдивых показаний по существу дела.
– Я следствию даю правдивые показания по существу дела и еще раз свою виновность в антисоветской деятельности отрицаю.
После допросов отец Алексий был отправлен в Таганскую тюрьму в Москве. 3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Алексий Протопопов скончался в заключении 4 мая 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Апрель». Тверь. 2006. С. 228-230. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-protopopov
Сщмч. Алекси́я Знаменского, пресвитера (1938);
ДНИ ПАМЯТИ:
2 августа
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик протоиерей Алексий Знаменский родился в 1882 году. 2 августа 1938 года, 56 лет от роду, он был расстрелян. Определением Священного Синода от 11 апреля 2006 года отец Алексий был прославлен в лике святых. Документы для его канонизации были представлены от Московской епархии.
Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-znamenskij
Сщмч. Алекси́я Никонова, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
29 октября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Алексий родился 15 октября 1881 года в Москве. Отец его Михаил Никонов работал землемером. В 1902 году Алексей Михайлович окончил Московское коммерческое училище и с 1903 года служил в армии. В 1905 году Алексей Никонов оставил службу и поступил в Московскую Духовную академию, которую окончил в 1910 году.
С 1911 по 1914 год Алексей Михайлович был учителем в городе Данкове Рязанской губернии. С началом Первой мировой войны он был призван в армию и служил в Могилевской губернии прапорщиком в 11-ой Сибирской стрелковой дивизии 43-го Сибирского стрелкового полка. В 1917 году его перевели в 712‑й полк, который располагался в Пинских болотах.
С декабря 1917 года по июль 1918 года Алексей Никонов командовал взводом караульной роты в городе Данкове и был помощником военного руководителя. С 1918 года Алексей Михайлович возобновил учительскую деятельность. В 1921 году он стал псаломщиком и через год, в конце августа 1922 года, был рукоположен во священника и служил в Успенской церкви подмосковного города Клин.
В мае 1922 года возник обновленческий раскол. Епископ Клинский Иннокентий (Летяев) признал незаконное обновленческое ВЦУ и тем самым уклонился в раскол. На его место Патриархом Тихоном был назначен епископ Гавриил, который выступил против раскола и антицерковной деятельности его представителей. В этом ему помогал благочинный города Клин священник Алексий Воробьев. Священник Алексий Никонов вместе со священником Алексием Воробьевым были арестованы 26 сентября 1924 года по обвинению в том, что они «без разрешения местной власти устроили в церкви города Клина собрание верующих, на котором произносили агитационные речи о гонении советской властью православия».
2 октября 1924 года родственники арестованных принесли заключенным передачу с запиской, в которой они писали: «Дорогие батюшки, отцы Алексии! Шлем все вам привет. Передаем одному отцу, Воробьеву: две пары белья, теплую рубашку, носки и портянки, а другому – две пары белья, одни теплые чулки, а другие холодные. Белье грязное смените и вышлите сейчас же нам, а также ненужную вам посуду (разумеется, пообедайте, и мы обождем). Пищу посылаем обоим общую, что можем. Не унывайте, Бог даст, скоро выпустят. Все кланяются. Хорошо бы вы были вместе, все веселей. Еще посылаем две открытки, напишите, где будете, дабы нам знать, куда приехать и вам привезти поесть. Не знаем, можно ли вам с собой взять деньги. Вы узнайте. Еще посылаем молитвенник, если таковой разрешат иметь при себе».
16 октября отец Алексий Никонов был вызван на допрос.
– Скажите, гражданин Никонов, принимали ли вы участие в нелегальном собрании, устроенном по инициативе гражданина Воробьева? – спросил следователь.
– Собрания такого не было, а священник Воробьев, созвав священника Успенского, диакона Щедрова и председателя церковного совета Еремеева, объявил им и случайно собравшемуся народу, что собрания как такового нет, а будет объявление резолюции епископа Гавриила, – ответил священник.
– Что заставило вас распространять провокационные слухи о связи ВЦУ с ОГПУ и советской властью?
– Таких слухов я не распространял.
До вынесения приговора отец Алексий находился в Бутырской тюрьме в Москве. Поскольку вины священников следствие доказать не могло, их держали несколько месяцев в тюрьме не допрашивая. 27 февраля 1925 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило священника Алексия Никонова к высылке в Нарымский край на два года.
После отбытия срока ссылки отцу Алексию было три года запрещено проживать в шести крупных областях страны. Отец Алексий поселился в селе Спас-Дощатый Зарайского района Московской области и стал служить здесь в Преображенском храме, стараясь строго исполнять богослужебный устав, во всем проявляя себя преданным пастырем Церкви Христовой.
Некий коммунист написал уполномоченному ОГПУ заявление, в котором просил «принять срочные меры для выяснения личности священника села Спас-Дощатый, который работает около двух лет в церкви попом, ведет контрреволюционную работу. Главным образом обрабатывает молодежь, рассказывает проповеди каждую службу, не по одной, а по две или по три проповеди… Я, как человек партийный, заявляю, что необходимо принять срочные меры о высылке его».
По обвинению в антисоветской деятельности отец Алексий в феврале 1930 года был арестован и заключен в Зарайском административном отделе. 10 февраля священника допросили. На вопросы следователя он ответил: «В проповедях против советской власти не выступал, говорил в отношении духа неверия, что если человек не верит, то жизнь сама обязательно приведет его к вере, но, однако, советской власти не касался. В проповедях я говорил, что в школах детей учат читать и писать, а дома верующие могут учить Закону Божьему. Против коллективизации я никогда не выступал, и это не мое дело. Виновным себя в антисоветской агитации не признаю. Могу добавить, что я болен туберкулезом легких с утратой восьмидесяти процентов трудоспособности, на что имеется свидетельство».
На основании свидетельских показаний было составлено обвинительное заключение, в котором вина священника была сформулирована так: «…В 1927 году, получив должность в церкви при селе Спас-Дощатый, снова повел контрреволюционную агитацию среди населения путем частых выступлений с проповедями, в которых внушал верующим, что религия жива и непобедима и будет существовать до скончания века, несмотря на гонение со стороны власти и безбожников-коммунистов. До приезда Никонова в село церковь своего лица не имела, служба совершалась только по праздникам, верующие почти не ходили. С приездом же Никонова церковь оживилась, богослужение совершалось каждый день утром и вечером с продолжительностью 4–7 часов, а также частые произнесения проповедей привлекали много верующих и в особенности женщин, не только старух, но и молодых. Никонову удалось организовать хор, куда входили преимущественно женщины и дети несовершенных лет. Кроме призыва верующих к защите религии, Никонов старался запугивать верующих и такими моментами: "аборты делать большой грех. Советская власть позволяет убивать детей, чего никогда не было, это делают только безбожники-большевики. Гражданские брак и похороны – это временная стихия, придет время, буря стихнет, православная вера будет на своей высоте”… В одну из проповедей в конце 1929 года призывал верующих помочь ему в уплате налога, ходил сам по домам своего прихода, собирал деньги и распространял контрреволюционные слухи».
Прокурор Коломенского округа, которому дело было послано на утверждение, вернул его, посчитав, что «оснований к привлечению священника Никонова к ответственности собрано недостаточно, так как показания свидетелей… не могут служить основанием для привлечения к ответственности по статье 58/10, а посему полагал бы: дело производством прекратить и Никонова из-под стражи отпустить».
Старший уполномоченный Коломенского окружного отдела ОГПУ Чесноков, ввиду вынесенного прокурором заключения о прекращении дела, решил направить его на рассмотрение тройки ОГПУ. 30 апреля 1930 года на заседании тройки было принято решение зачесть отцу Алексию в наказание срок предварительного заключения и из-под стражи освободить.
После освобождения отец Алексий продолжал служить в Преображенском храме. С августа по ноябрь 1936 года Московским управлением НКВД были арестованы несколько священников и мирян. Среди них был и отец Алексий, которого арестовали 25 сентября 1936 года. Власти обвинили его в том, что он «среди населения ведет контрреволюционную агитацию против существующего строя советской власти. В проповедях… в церкви среди верующих заявил: юношам, девицам и детям у нас в стране не дают возможности свободно посещать церковь, советская власть делает гонение на верующих. Среди духовенства делал призывы к тому, чтобы все себя вели мужественно в случае, если придется пострадать за веру».
26 сентября отец Алексий был допрошен в Зарайске.
– Где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с Федором Поздеевским и Поликарпом Соловьевым?
– С архиепископом Феодором (Поздеевским) я знаком с 1909 года в бытность его ректорства в Московской Духовной академии. После, в 1917 и 1918 годах, я с ним встречался в Даниловском монастыре, где он был настоятелем, и в 1933 году я встречался с ним в городе Зарайске у своей тещи… у которой он проживал на квартире. С архимандритом Поликарпом (Соловьевым) знаком по совместной учебе в Московской Духовной академии, и с того времени я с ним встречался до ареста, то есть до 1924 года. После освобождения я с ним встречался с 1932 года по день его отъезда из Зарайска, до начала 1936 года… Мои встречи с архиепископом Феодором продолжались до его ареста, то есть до 3 ноября 1934 года… При наших встречах с архиепископом Феодором и архимандритом Поликарпом возникали беседы на тему церковной жизни дореволюционного периода и после, при существующем строе советской власти, и главным образом касались вопроса закрытия духовных учебных заведений, разгона и закрытия монастырей и уменьшения числа верующих.
Через некоторое время отец Алексий был переведен в Бутырскую тюрьму в Москве. 9 декабря его допросил следователь Булыжников.
– Кто из попов принимал участие в обсуждении дополнений к проекту новой конституции?
– В обсуждении дополнений к проекту новой конституции принимали участие священники Иван Смирнов, Петр Соловьев и я, Никонов.
– Кто является автором контрреволюционной рукописи «Дополнение к проекту новой конституции»?
– Автором рукописи являюсь я. Написал я ее по своему собственному убеждению.
– Изложите содержание вашей рукописи «Дополнение к проекту новой конституции».
– Я в своей рукописи в качестве дополнения к проекту новой конституции выдвигал вопрос об изменении статьи 124, по которой сохраняется свобода антирелигиозной пропаганды за всеми гражданами. Я предлагал статью 124 дополнить в том смысле, чтобы нам, служителям культа, по новой конституции была представлена полная свобода религиозной пропаганды, как в церкви, так и вне ее. Устройство религиозных бесед в домах и общественных местах, религиозная пропаганда за всеми гражданами в общественных местах и в домах верующих также должны быть подтверждены новой конституцией. Выдвигал я и другие вопросы: об оживлении церковной деятельности, об ограждении церковной жизни от административного вмешательства местных сельсоветов и райсоветов, сосредоточив все это в руках верховной власти. Это все я хотел сделать через Синод легальным порядком.
– Признаете ли вы себя виновным в предъявленном обвинении?
– Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю.
20 января 1937 года Особое Совещание при НКВД приговорило отца Алексия к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет.
Священник Алексий Никонов был отправлен этапом в Севжелдорлаг и, находясь в заключении, скончался 29 октября 1938 года. Тело отца Алексия было погребено на отведенном кладбище поселка Кылтово Княжпогостского района Коми области на расстоянии от поселка 2,5 километра на юг.
Составитель священник Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 3». Тверь, 2005 год, стр. 142-148. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-nikonov
Библиография
1. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-46597, д. П-78582.
2. ЦА ФСБ России. Д. Р-40944.
3. Сообщение архива УИН Минюста РФ по Республике Коми.
Сщмч. Алекси́я Красновского, пресвитера, и прмч. Пахо́мия (Русина), иеромонаха (1938).
Священномученик Алекси́й Красновский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
11 августа
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Алексий Красновский родился в 1886 году в селе Рождествено Московского уезда Московской губернии в семье псаломщика Ивана Красновского. Образование Алексей получил в церковноприходской школе; он был рукоположен во диакона, а после безбожной революции – во священника и служил в одном из храмов в Орехово-Зуевском районе.
В 1931 году отец Алексий был арестован и приговорен к двум годам заключения за то, что не выполнил сельскохозяйственного задания и не отдал требуемых от него властями семян овощей и яровых. Священник, однако, обжаловал приговор через суд, и задание, как невыполнимое, было отменено; через полгода он был освобожден и вернулся к служению в храме.
В 1934 году отец Алексий был назначен служить в храм в селе Новинском Наро-Фоминского района. В 1936 году храм в селе был закрыт, и отца Алексия перевели в храм в селе Мауринском того же района, где он прослужил до своего ареста во время гонений 1937 года.
23 сентября 1937 года для дачи свидетельских показаний об отце Алексии был вызван секретный сотрудник НКВД протоиерей Сергий Павлов, который показал, что «священник Красновский антисоветски настроенный, является ярым противником существования советской власти... Красновский сказал: "...сколько нас не мучает советская власть, придет такое время, когда и мы будем мучить, все вернем свое лучшее, и заставим мучиться тех людей, которые в данное время мучают нас”».
Был допрошен секретный сотрудник НКВД псаломщик Иван Протасов, который, как и священник Сергий Павлов, оговорил многих людей. Иногда его агентурные донесения были настолько далеки от действительности, что даже неправый советский суд не мог их принять. В 1936–1937 годах он как секретный сотрудник сообщал, например, о некоем рабочем и, когда того арестовали, был вызван в качестве свидетеля в суд, подтвердить показания, которые содержались в его агентурных материалах. Суд, однако, оправдал рабочего и вынес определение: привлечь Протасова к ответственности за ложные показания. Оправданный стал после оглашения приговора целовать своих детей, и осведомитель поспешил уйти из зала суда, думая между тем про себя, что «доработался» видно до точки. Однако к уголовной ответственности он за лжесвидетельства привлечен не был. Во время Великой Отечественной войны Протасов через начальника Наро-Фоминского НКВД, с которым он был связан как секретный сотрудник, стал получать отсрочки от призыва в действующую армию, за услуги давая тому взятки деньгами и продуктами. Но в 1944 году за уклонение от службы он все же был арестован и приговорен к пяти годам заключения. После освобождения в 1949 году, он застрелился из ружья во время охоты.
29 сентября 1937 года Иван Протасов дал показания об отце Алексии, что будто ему «известно со слов Красновского, что тот человек антисоветски настроенный и крайне недовольный существованием советской власти... Красновский сказал: "Сейчас везде происходят большие аресты, сажают всех подряд ни в чем не виновных людей. Данные аресты происходят в связи с этими проклятыми перевыборами в Верховный Совет в связи с несчастной 20‑й годовщиной Октябрьской революции, когда ее только не будут праздновать, не дождешься”».
1 октября был допрошен брат Ивана Протасова, Александр Протасов, до революции служивший псаломщиком, а после революции оставивший служение в церкви; он подписал все лжесвидетельства, которые ему были продиктованы следователем. В 1938 году Протасов был арестован, приговорен к трем годам заключения, в 1940 году – был освобожден и скончался во время войны.
Вечером 1 октября отцу Алексию принесли на дом повестку, чтобы он срочно явился в Наро-Фоминский райисполком; здесь и состоялся допрос, занявший не более пяти минут. Спросив биографические данные священника, следователь заявил:
– Следствие располагает данными о вашей антисоветской деятельности. Дайте следствию показания о вашей антисоветской деятельности.
– Лично я никакой антисоветской деятельности и агитации не вел.
После допроса отца Алексия отправили в Таганскую тюрьму в Москву. 10 октября священник еще раз был допрошен. На этот раз допрос занял еще меньше времени.
– Вы лишались избирательных прав? – спросил его следователь.
– Избирательных прав я лишен с 1917 года.
– Вам давалось твердое задание?
– Твердое задание давалось...
– Вы признаете себя виновным в антисоветской деятельности?
– Нет, не признаю.
11 октября 1937 года тройка НКВД приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Отец Алексий потребовал очной ставки со лжесвидетелями, заявив, что все обвинения, выдвинутые против него, бездоказательны. Священнику в очной ставке было отказано, и он был отправлен в Бамлаг, куда прибыл 20 ноября 1937 года. В дороге он был безжалостно ограблен бандитами, и, прибыв на станцию Тахтамыгда, где в 46-й колонне 1‑го отделения ему предстояло отбывать срок заключения, попросил родных прислать ему некоторые теплые вещи, но только чтобы они были не новые. В лагере отец Алексий был освидетельствован медицинской комиссией, которая признала его по состоянию здоровья нетрудоспособным.
10 января 1938 года он писал супруге Анне Николаевне: «Сообщаю, что я жив... Вчера была комиссия, которая продлила мне отдых еще на месяц... Надеюсь, что вы первые письма мои получили и просьбу мою исполните, то есть будете сообщать о себе почаще, за что буду глубоко-глубоко благодарен... Дорогая Нюра! Я тебя просил и еще напоминаю, сходи во ВЦИК... а еще справься в областной прокуратуре о моей жалобе и на нее резолюции. Жалобу я послал через начальство Бамлага 27 ноября, где изложено все так, как было, как произошел арест, и как мне было не предоставлено очной ставки, о которой я убедительно просил... Сходи на Петровку и справься у прокурора области по надзору за органами НКВД, а то постарайся попасть лично к прокурору и от себя подай жалобу, за что буду благодарен. Не обижайся на меня. Будь другом до гроба. Я часто вас вижу во сне... До свидания! Остаюсь искренне любящий вас до последней минуты жизни Алексей Красновский».
3 марта 1938 года против отца Алексия и некоторых других заключенных Бамлага было затеяно новое дело. Священника обвинили в том, что он не хочет, хотя и может, работать, организует сектантские сборища, открыто выражает антисоветские настроения. В качестве свидетельств были собраны агентурные донесения секретных сотрудников НКВД, а затем допрошены лжесвидетели, которые показали, «что на колонне № 46 за последние два месяца организована контрреволюционная группа бывших церковников, состоящая из служителей культа и сочувствующих им... Все эти лица... активно участвуют в распространении контрреволюционных провокационных слухов, клеветы на партию, правительство и ее вождей... Вышеозначенная группа, возглавляемая бывшим благочинным... по воскресным дням систематически собирается в бараке... где организовывают читку Евангелия и пение церковных песен, а также рассказывают проповеди…»
21 марта начальником 2-го отделения 3-го отдела Бамлага НКВД вместо обвинительного заключения была составлена справка, в которой было написано, что «группа заключенных, состоящая из девяти человек бывших попов, семи человек сектантов, четырех кулаков, одного сына промышленника, монархического и прочего контрреволюционного элемента... объединившись между собой, систематически собирали сборища, особенно по воскресеньям и другим религиозным праздникам, где проводили контрреволюционную агитацию среди заключенных... Выражали недовольство судебной политикой советской власти и распространяли контрреволюционную клевету на органы НКВД о терроре, о голоде в СССР, о сталинской конституции, выборах в Верховный Совет СССР и советской культуре... На контрреволюционных сборищах пели религиозные песни и выполняли религиозные обряды».
31 марта 1938 года тройка НКВД приговорила всех обвиняемых к расстрелу, среди других и отца Алексия. Причем никто из приговоренных не был допрошен и им долго не объявлялся приговор.
Священник Алексий Красновский был расстрелян 11 августа 1938 года и погребен в общей безвестной могиле.
Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 150-154. Источник: www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-krasnovskij
Библиография
1. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-41600.
2. ИЦ УВД Амурской обл. Д. Р-2436.
Преподобномученик Пахо́мий (Русин), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
11 августа
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Преподобномученики Верненские (Алма-Атинские)
Серафим, Феогност, Пахомий, Анатолий, Ираклий, Виктор и Евдокия
С целью распространения Православной веры в Туркестанском крае и духовного просвещения азиатских кочевников, Святитель Туркестанской кафедры Преосвященный Епископ Александр (Кульчицкий) вознамерился зажечь на берегах Иссык-Кульского озера миссионерскую путеводную звезду. В 1882 году он приступил к освящению избранного места и водрузил деревянный крест там, где предположено было основать мужской Свято-Троицкий миссионерский монастырь. Первые насельники монастыря приложили много трудов для возведения монастырских стен и зданий и устроения хозяйства, терпя недоброжелательное отношенье кочующих племён, оборачивающееся нередко открытым нападением на послушников и потравой монастырских пастбищ.
Умножение братии последовало в 1886 году, когда в монастырь приехали 11 иноков из Свято-Михайловской Закубанской пустыни, а в 1894 году на берега величественного Иссык-Кульского озера решили отправиться с острова Валаам восемь иноков во глав с игуменом Севастианом, неся с собой дух Валаамской обители.
Несколько лет спустя, уже в начале ХХ-го столетия, в монастырь были приглашены из Рождество-Богородицкой Глинской пустыни Курской епархии несколько иноков, в числе которых были монахи Серафим, Феогност и Анатолий. Известно, что они были образованные иноки, ведущие высокую подвижническую жизнь. Кроме того, отец Серафим был наделён иконописным талантом и имел прекрасный певческий голос, отец Анатолий был замечательным певцом и незаурядным регентом, отец Феогност имел хорошие административные способности.
В Свято-Троицком монастыре Глинские иноки сблизились с монахами Пахомием и Ираклием. Сейчас, когда минуло почти столетие, не представляется возможным с точностью установить биографические данные Казахстанских подвижников и фактическую сторону описываемых событий. Достоверно известно лишь то, что к 1909 году монахи Серафим и Анатолий были призваны в кафедральный город Верный, где удостоились получить священный сан и несли своё служение в Успенской церкви Туркестанского архиерейского дома, за которое в 1912 году были удостоены права ношения набедренника. Также они духовно окормляли недавно основанную Иверско-Серафимовскую женскую обитель.
В 1916 году иеромонах Анатолий управлял архиерейским хором в Вознесенском Кафедральном соборе города Верный.
После событий, потрясших Верный - прихода в марте 1918 года к власти большевиков и расстрела епископа Пимена (Белоликова, память 3 сентября), монахи ушли в горы и в 8-ми верстах от города в горном урочище Медео, и создали и устроили скит на сопке Мохнатой. Иеромонах Серафим обустроил в нём церковь, вырытую в склоне горы. Позже этот скит был отдан ими монахиням, а братия решила искать более уединённого места. Такое место нашли они на горе Кызыл-Жар. Там ими были поставлены кельи и вырыты пещеры. Был и Престол.
Отец Пахомий до 1916 года был также переведён в город Верный и дальнейший его путь Господь связует с Глинскими подвижниками Серафимом и Анатолием. Монах Ираклий, иеромонахи Феогност и Пахомий оставались в Иссык-Кульском монастыре до 1919 года. Отец Феогност в том же году был утверждён там в должности благочинного и помощника духовника для мирян. После нападения киргизов на монастырь в 1916 году, было замучено много престарелых монахов. В 1919 году монастырь был закрыт.
Духовником скита был иеромонах Серафим (Богословский). Родился он в город Глухове в 70-е годы. Мирское имя его Александр. Отец его, Евфимий, был управляющим у помещика. Мать Мария была женщина кроткая и благочестивая, непрестанно посещавшая храм Божий. В семь было двое детей - Саша и его старшая сестра. Матери его было открыто Богом, что её сын примет мученическую кончину. Когда он был ещё мальчиком-гимназистом, она, как-то проснувшись утром, плакала и говорила: «Сын мой, я видела во сне, что ты будешь мучеником». Она непрестанно о нём плакала, а он очень любил и жалел её. Как-то он играл на баяне и пел церковные песнопения. Мать слушала. Вдруг он заметил, что она плачет и спросил: «Мама, что ты плачешь?» Она отвечала, что во время его пения она видела венец над его головой, и ангелов с ним, и опять повторила, что кончина его будет мученической. Эти слова матери глубоко запали в его душу. Александр же так рассуждал: «Если кончина моя будет мученической, что искать мне в миру!». И, достигнув юношеского возраста, удалился в Глинскую пустынь.
Проживая в Глинской пустыни отец Серафим имел своим духовником помощника братского духовника иеромонаха Домна (Аггеева), духовная связь с которым не прекращалась и после его кончины.
Однажды, после отречения Государя от Престола, послушница Феоктиста пошла к отцу Серафиму в ущелье. Поднялась в гору, ещё дверь кельи не успела открыть, а батюшка встречает её на пороге и говорит: «Знаю, зачем пришла. Мне Домн сказал: Серафиме, Серафиме, Царя убрали и скорыми, скорыми шагами всё пойдёт к погибели».
В 1921 году в Кызыл-Жарский скит приехали трое красноармейцев на лошадях с ружьями. Отец Серафим угостил их чаем и положил спать. Сам он не спал, читал правило. Под утро красноармейцы подошли к нему, наставили ружье в спину и выстрелили. Он успел крикнуть: «Анатолий!». Затем красноармейцы по дорожке пошли к отцу Феогносту, который по ночам обычно молился в пещере. Возможно, устав от ночной молитвы, он прилёг в своей келии отдохнуть. Как лежал он, скрестив на груди руки, так и остался - они выстрелили ему в сердце.
На другой день приехала милиция. Место осмотрели и разрешили хоронить. Вырыли могилу, покрыли её досками и без гробов, завернув монахов в мантию, похоронили. Позже иеромонах Анатолий отпел их на Мохнатой сопке. После всего случившегося отец Пахомий, отец Ираклий и отец Анатолий жить в скиту не остались.
Схимонах Ираклий (мирское имя - Сергей Матях) жил в городе Талгар, в семье старосты Талгарскаго храма И.Д. Дмитриева. В доме жить отказался и построил себе келью в саду. Последние годы батюшка жил в селе Сазоновка в доброй верующей семье. Любил ночные молитвы, спать не ложился, лишь подремлет, сидя на лавочке, и снова молится. Отец Ираклий скончался от болезни накануне праздника Вознесения Господня в 1937 году. О своей кончине он был извещён заранее.
Иеромонах Пахомий (в миру - Русин Прохор Петрович, 1880 года рождения, уроженец Курской губернии) после 1921 года некоторое время тайно жил вместе со странником Виктором (Матвеевым) в скиту на горе Горельник в урочище Медео. Был молчалив, когда кто просил у него слова наставления - призывал творить Иисусову молитву.
В 1935 году его арестовали, посадили в Алма-Атинскую тюрьму, где он претерпевал издевательства и в 1936 году был расстрелян. Странник Виктор также принял мученическую кончину около 1936–1937 годов.
Иеромонах Анатолий после 1921 года некоторое время жил в городе Верном, служил во Всехсвятском храме Иверско-Серафимовского монастыря, который после закрытия обители некоторое время был действующим. Там же он управлял хором, писал музыку. В середине 20-х годов он ушёл в Сухуми, где жил в горах, вёл переписку с Верненскими монахинями. Вскоре ими была получена весть об аресте и расстреле отца Анатолия.
Монахиня Евдокия выполняла в монастыре послушание помощницы эконома. В сентябре 1918 года красный отряд Мамонтова-Кихтенко, прибывший в город Верный для расправы с епископом Пименом в числе других акций по наведению «революционного порядка», разбирал конфликт между монастырём и арендаторами монастырской заимки. По навету крестьян-арендаторов, обвинивших монахинь в «контрреволюции», их расстреляли решением «полевого суда». Мать Анимаиса - эконом монастыря - была лишь ранена и выжила. Монахиня же Евдокия была убита.
Могила преподобномучеников Серафима и Феогноста в Аксайском ущелье всегда почиталась верующими. В 1991 году на ней был установлен поклонный крест и затем возведена часовенная сень. Известно немало случаев исцелений и чудес, происходящих на могиле преподобномучеников. В настоящее время на месте Кызыл-Жарского скита открылся мужской монастырь - Аксайская Серафиме-Феогностовская пустынь.
Прославлены в 1993 году как местночтимые святые Алма-Атинской епархии. Причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Источник: https://azbyka.ru/days/sv-pahomij-rusin
сщмч. Анато́лия (Грисюка), митрополита Одесского (1938).
Священномученик Анато́лий (Грисюк), Одесский, митрополит
ДНИ ПАМЯТИ:
12 августа – Собор Самарских святых
18 ноября – Память Отцов Поместного Собора Церкви Русской 1917–1918 гг.
23 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Анатолий родился 19 августа 1880 года в городе Кременце Волынской губернии в семье бухгалтера Кременецкого уездного казначейства Григория Грисюка и в крещении наречен был Андреем. Первоначальное образование Андрей получил в Кременецком духовном училище. В 1894 году он поступил в Волынскую Духовную семинарию, которую окончил в 1900 году и в тот же год поступил в Киевскую Духовную академию. 6 августа 1903 года Андрей Григорьевич был пострижен в Киево-Печерской Лавре в монашество с наречением ему имени Анатолий, 15 августа того же года рукоположен во иеродиакона, а 30 мая 1904 года - во иеромонаха. По окончании в 1904 году академии в числе первых студентов, иеромонах Анатолий был оставлен на год профессорским стипендиатом для подготовки к занятию вакантной кафедры общей церковной истории. 16 августа 1905 года он был определен на кафедру общей церковной истории в звании исполняющего должность доцента[1].
В 1905-1906 годах иеромонах Анатолий находился в командировке при Русском Археологическом Институте в Константинополе, занимаясь научными исследованиями. От природы одаренный большими способностями, прекрасно знающий классические и некоторые восточные языки, всегда усердный и ревностный в исполнении своих обязанностей и на редкость трудолюбивый, иеромонах Анатолий скоро овладел предметом своей специальности и, благодаря лингвистическим познаниям, получил возможность работать с рукописями, написанными на древних языках. Любовью к истории и ее первоисточникам, неутомимым стремлением докопаться до каждой хронологической даты молодой иеромонах напоминал знаменитого историка Санкт-Петербургской Духовной академии Василия Васильевича Болотова, воспроизводя в своих ученых трудах почти все научно-исследовательские приемы этого известного ученого. Архиепископ Антоний (Храповицкий) писал об ученой деятельности иеромонаха Анатолия: «Иеромонах Анатолий по церковной истории - талантливый, и хотя еще очень молодой, но широко осведомленный преподаватель. Он становится хозяином не только в истории событий церковной жизни, но и вообще в богословии, то есть в Священном Писании и патрологии. Обладая прекрасно выработанным, точным и метким языком, он успевает в продолжение одной лекции изложить множество событий, дать несколько сильных характеристик, пояснить сущность самого отвлеченного предмета, например богословских споров IV века. Держась строго православного учения, отец Анатолий, однако, обладает мыслью смелой и не подчиняется литературным пособиям, но распоряжается ими, как установившийся уже ученый»[2].
4 августа 1911 года иеромонах Анатолий был удостоен степени магистра богословия за сочинение «Исторический очерк сирийского монашества до половины VI века». По отзывам рецензентов, этот труд, касаясь мало разработанной в церковно-исторической науке области, отличается неоспоримыми достоинствами. Чтобы собрать исторические сведения о подвижниках и киновиях Сирии на протяжении почти четырех веков, автору пришлось употребить огромные усилия на поиск и изучение документов. Осведомленность его настолько широка, что всякий, кто захотел бы работать после него в области истории сирийского монашества, мог бы довериться результатам его труда совершенно.
О труде иеромонаха Анатолия по истории сирийского монашества один из рецензентов писал: «Основательное знакомство с первоисточниками и обширной литературой по данному вопросу, глубокое проникновение в дух сирийского отшельничества, ясность мысли и колоритность языка отличают труд автора и делают его ценным вкладом в литературу этого предмета»[3].
29 августа 1911 года отец Анатолий был возведен в сан архимандрита. Осенью того же года Комиссия по присуждению премий митрополита Макария (Булгакова) рассмотрела труды наставников академии, напечатанные в академическом журнале за 1910 год. Были рассмотрены сочинение отца Анатолия «Исторический очерк сирийского монашества до половины VI века» и его статьи «Памяти профессора В.В. Болотова (по поводу 10-летия со дня смерти)», «Профессор Амфиан Степанович Лебедев», и была присуждена премия имени митрополита Макария.
В октябре 1911 года состоялось заседание совета Киевской Духовной академии, на котором было заслушано заявление профессора протоиерея Ф. Титова. «Я считаю своим долгом, - сказал он, - как представитель церковно-исторической науки в академии, указать на доцента архимандрита Анатолия как именно на такого доцента, который вполне заслуживал бы удостоения его званием экстраординарного профессора. Архимандрит Анатолий служит в академии уже семь лет. Он всем известен как отличный преподаватель и руководитель студентов в занятиях их церковно-исторической наукой. Наконец, всем членам совета, без сомнения, известно то крайне стесненное материальное положение, в каком он находится, получая содержание, присвоенное должности доцента академии»[4].
Профессор Ф. Титов предложил совету академии ходатайствовать перед Святейшим Синодом о присвоении архимандриту Анатолию звания экстраординарного профессора сверх штата. В этой должности он был утвержден указом Синода 11 января 1912 года, а с 18 мая переведен на должность штатного экстраординарного профессора. Совет Киевской Духовной академии постановил присудить архимандриту Анатолию премию имени профессора В.Ф. Певницкого за проповеди, произнесенные на пассиях в течение Великого поста 1912 года. 8 июня 1912 года архимандрит Анатолий был переведен на должность инспектора и экстраординарного профессора Московской Духовной академии[5]. 30 мая следующего года он был назначен на должность ректора Казанской Духовной академии.
В 1913 году в день памяти первоверховных апостолов Петра и Павла в кафедральном храме Христа Спасителя в Москве архимандрит Анатолий был хиротонисан во епископа Чистопольского, викария Казанской епархии. В хиротонии принимал участие сонм архиереев, возглавляемый митрополитом Московским Макарием (Невским).
С необычайной торжественностью начался учебный год в Казанской академии для студентов, ректора и преподавателей. Вечером 5 сентября епископ Анатолий совершил в обновленном академическом храме всенощное бдение. Наутро был отслужен водосвятный молебен, совершено освящение храма и возложено на престол серебряное облачение. После этого был крестный ход вокруг здания академии. Литургию совершал архиепископ Казанский Иаков (Пятницкий) в сослужении преосвященного Анатолия, профессоров и студентов академии, имевших священный сан[6].
В середине сентября епископ Анатолий отправился в Петербург хлопотать перед Святейшим Синодом о предоставлении дополнительных сорока тысяч рублей, необходимых для ремонта академических зданий. В Петербурге епископ Анатолий вручил диплом на звание почетного члена Казанской Академии преосвященному ректору Санкт-Петербургской Духовной академии епископу Анастасию (Александрову), а в Москве им был вручен подобный диплом великой княгине Елизавете Федоровне.
Отечественная война, начавшаяся в августе 1914 года, своими последствиями не обошла и Казанскую епархию. 16 августа 1914 года в Казани был учрежден комитет о нуждах войны под председательством епископа Чистопольского Анатолия. Преосвященный Анатолий обратился к духовенству с предложением доставлять ему сведения о попечительных советах, призывал к пожертвованиям на проектируемый при академии лазарет имени Казанской Духовной академии на десять-пятнадцать воинов и просил всех приходских пастырей увещевать прихожан помогать бедным, оставшимся без работников, семьям. Монастыри епархии постановили открыть в Казани свои лазареты. Приходские попечительные советы к ноябрю 1914 года были учреждены в 434 приходах, а к июлю 1915 года в 664 из 672 приходов епархии. Линия фронта отодвигалась на восток, и Казань готовила приют для преподавателей и учащихся Киевской Духовной академии, Волынского женского училища духовного ведомства и насельников Киево-Братского монастыря. Епархиальный съезд, проходивший в Казани с 18 по 26 августа 1915 года, постановил, чтобы все духовенство епархии ежемесячно делало взнос на оказание помощи беженцам[7].
В первые месяцы войны общество, казалось, очнулось от спячки и люди потянулись для молитвы в храмы. Церковные службы в это время отличались особенной торжественностью, на ектениях провозглашались нарочитые прошения о даровании российскому воинству победы, постоянно служились заупокойные субботние литургии и панихиды по павшим на поле брани за родное Отечество воинам. В селах устраивались торжественные проводы ратников ополчения. Начинались они благовестом большого колокола, затем все прихожане собирались в храм, к ним обращался со словом их пастырь, и служился молебен. В конце молебна поименно поминались все отправлявшиеся на военную службу. После молебна крестный ход вместе с ополченцами и всеми провожавшими шел на окраину селения, где вновь возносились усердные молитвы о здравии и спасении призываемых на защиту Отечества. В городах такие молебны совершались не в храмах, а на площадях.
28 октября 1915 года Казанскую Духовную академию посетила великая княгиня Елизавета Федоровна, которая приехала в Казань на погребение своего духовника схиархимандрита Гавриила (Зырянова)[a]. Отпевали великого старца и подвижника в академическом храме. Отпевание совершал архиепископ Казанский Иаков в сослужении епископа Чистопольского Анатолия, епископа Каширского Иувеналия (Масловского) и епископа Чебоксарского Бориса (Шипулина).
С приходом к власти в 1917 году большевиков началось гонение на Русскую Православную Церковь. Указом советского правительства в России в 1918 году были закрыты все духовные учебные заведения. Осенью 1918 года Высшее Церковное Управление при Патриархе Тихоне посоветовало преосвященному Анатолию воспользоваться тем, что советское правительство дозволило «обучаться религии» частным образом. Заведующий Казанским губернским отделом народного образования Максимов в свою очередь согласился с существованием подобного частного учебного заведения. Епископу Анатолию были выданы официальный штамп и государственная печать. Поскольку здание академии было отобрано, то лекции читались на дому у профессоров, а совет Казанской Духовной академии собирался на квартире ее ректора, епископа Анатолия. Содержалась академия сначала на средства, бывшие у нее до издания новой властью декрета, упразднявшего все духовные школы, а затем на церковные пожертвования и на отчисления Высшего Церковного Совета.
Владыка писал в феврале 1919 года Николаю Никаноровичу Глубоковскому[b]: «...пока, слава Богу, библиотека в наших руках и взята под свою защиту Архивной Комиссией. Половина наличных студентов (человек двадцать) и Ваш покорный слуга, а равно и канцелярия, помещаются в здании академическом. В главном здании заразный госпиталь, почему пришлось отказаться даже от академической церкви и перейти в приходскую. Треть корпорации находится по ту сторону фронта, а трое в Москве. Остальные профессора почти все служат на советской службе и сравнительно немногие на епархиальной или совмещают должности в академии...»[8]
Епископ Анатолий поддерживал регулярную переписку с Патриархом Тихоном, испрашивая его благословения на те или иные действия по академии, а также ставя Святейшего в известность обо всем в ней происходящем.
К 1921 году ВЧК удалось установить контроль над перепиской Патриарха Тихона и получить доступ к адресованным на его имя официальным документам. В марте 1921 года в ВЧК попали письма епископа Анатолия, касающиеся деятельности Казанской Духовной академии. Ознакомившись с ними, заместитель председателя ВЧК вместе с юрисконсультом ВЧК Шпицбергом направили записку начальнику 8-го отдела наркомюста Красикову. Они писали: «Из переписки епископа Анатолия на имя Патриарха Тихона усматривается, что в Казани до сих пор существует Духовная академия, подчиняющаяся идейным и служебным директивам Патриарха... мы полагаем, что наличность в Казани подобного очага мракобесия, руководимого духовно-административным центром... нежелательна. Просим вас принять меры к пресечению дальнейшей деятельности указанного учреждения»[9].
26 марта ВЧК арестовала епископа Анатолия. Были допрошены как сам владыка, так и все профессора академии. Выяснилось, что академия действительно существует, идут занятия и лекции, проводится набор учащихся, профессора получают денежное вознаграждение за свою преподавательскую деятельность, регулярно в квартире епископа собирается совет академии, который обсуждает вопросы о назначении профессоров, об отпуске и увольнении их, о приеме и увольнении студентов, о порядке и системе занятий и тому подобном. Однако если ВЧК состав профессоров удалось установить точно, то имен обучающихся так и не удалось узнать. При всех обысках сотрудники ВЧК не нашли списков студентов, а на допросах ректор и профессора заявили, что такие списки и не велись и они даже не могут указать точно число студентов, но, во всяком случае, их было не менее пятнадцати и не более тридцати. На вопрос следователя, предпринимались ли меры к легализации академии, епископ Анатолий ответил, что вовсе не считал нужным предпринимать какие-либо действия в этом отношении, так как считал существование академии вполне легальным и дозволенным именно в силу того, что она не была упразднена советской властью.
Епископ Анатолий был приговорен к одному году принудительных работ и освобожден через девять месяцев, так как ему зачли срок предварительного заключения.
28 февраля 1922 года преосвященный Анатолий был назначен на Самарскую кафедру. 24 февраля 1923 года в квартире епископа был произведен обыск, во время которого сотрудник ОГПУ вынул из-за шкафа сверток с воззваниями от имени епископа Анатолия, напечатанными на машинке, причем и подпись владыки была напечатана. Тогда же был произведен обыск в квартире одного из городских священников, и в прихожей на вешалке были найдены точно такие же послания, отпечатанные на машинке. В ту же ночь епископ Анатолий и священник были арестованы.
Во время следствия владыка сумел убедительно доказать, что это воззвание является фальшивкой и ему не принадлежит. 4 августа того же года он был освобожден, а фальшивое послание сотрудниками ОГПУ уничтожено. По его освобождении Патриарх Тихон возвел его в сан архиепископа, и вскоре, 18 сентября, Самарское ОГПУ вновь арестовало владыку. Теперь он был обвинен в распространении антисоветских слухов и выслан в административном порядке в Туркмению в город Красноводск на три года.
Находясь в ссылке, архиепископ писал Александру Ивановичу Бриллиантову[c]:
«Глубокоуважаемый профессор Александр Иванович!
Не зная Вашего теперешнего адреса, пишу Вам с оказией. Постоянно вспоминая Вас как авторитетного представителя науки древней церковной истории, к которой и я был прикосновен, я непрестанно памятую и о Вашем славном учителе и предшественнике, незабвенном Василии Васильевиче Болотове. В нынешнем 1925 году, в Великую Субботу, исполняется четверть века со дня его сравнительно ранней смерти, столь прискорбной для русской церковно-исторической науки. Если бы была цела Петроградская Духовная академия, то, несомненно, эта дата была бы почтена подобающим образом. Но теперь пережившие и ее смерть будут разрозненно вспоминать утрату великого ученого, объединяясь только в чувстве признательности к нему. В этом духовном объединении позвольте считать и пишущего эти строки... Вечная ему память и покой в Церкви торжествующей! А что до нас, то мы теперь не столько изучаем древнюю церковную историю, сколько являемся жертвами трагизма новейшей русской церковной истории... Мы делаем историю, а не пишем ее: 1923 год в нашей церковной истории напомнил нам 449-й. А теперь говорят даже о Восьмом Вселенском Соборе! Все теории акривии[d] и крайней икономии[e] представлены у нас в лицах. Иной раз думаешь - не грозит ли русскому православию печальная участь древней североафриканской или древнесирийской Церкви, притом от причин не столько внешних, сколько внутренних, унаследованных от прежнего периода нашей церковной истории. Будущий Поместный Собор, если он состоится в ближайшее время, будет очень бурным. Когда утихомирится взволнованное море, когда выйдет из испытания истории наша родная Церковь, - ведомо Самому Богу, Которому и будет молиться Ваш покорный слуга...»[10]
В 1927 году, по окончании срока ссылки, архиепископ Анатолий вернулся в Самару и был назначен постоянным членом Священного Синода при заместителе Местоблюстителя митрополите Сергии (Страгородском). В 1928 году высокопреосвященный Анатолий был назначен на кафедру в Одессу, куда он прибыл 1 июня. 21 октября 1932 года, ввиду исполнившегося пятилетия деятельности Священного Синода, возглавляемого митрополитом Сергием, все члены Синода, имевшие на тот момент сан архиепископов, в том числе и архиепископ Анатолий, были возведены в сан митрополитов с предоставлением права ношения белого клобука и креста на митре.
Время служения митрополита Анатолия в Одессе совпало с одним из тяжелейших периодов гонений на Русскую Православную Церковь. Это была новая волна закрытия храмов и арестов священнослужителей, начавшаяся в 1929 году. В некоторых областях, особенно в Молдавии, входившей тогда в состав Одесской епархии, были закрыты почти все храмы. Самого митрополита беспрестанно вызывали на допросы в НКВД, иногда поднимая с постели глубокой ночью. Бывало, что представители властей являлись в храм во время праздничного богослужения с требованием, чтобы митрополит немедленно прибыл в НКВД. Кроткий и смиренный в обычное время, владыка в этих случаях твердо отвечал, что не прервет богослужения и явится туда только после его окончания. После праздничного богослужения митрополит ехал в НКВД, где его в отместку за неисполнение требования немедленной явки заставляли ждать по полтора часа в коридоре. Затем следователь приглашал митрополита Анатолия в кабинет и начинал издеваться над ним, кричал и топал ногами, а затем отпускал домой.
В 1931 году в Одессе были арестованы и приговорены к различным срокам заключения более двадцати священнослужителей, бывших лучшими проповедниками города. На глазах митрополита происходило дерзкое и кощунственное закрытие и уничтожение храмов. Были взорваны величественный Преображенский кафедральный собор, военный Свято-Сергиевский собор, храм святителя Николая в порту и другие.
В начале июня 1936 года по распоряжению власти была закрыта Михайловская церковь. В середине июня в Дмитриевском храме, что на новом кладбище, с раннего утра собралась огромная толпа людей. Настоятель храма священник Сергий Лабунский стал выяснять, по какой причине собралось столь значительное число верующих. Кто-то ответил, что здесь, в храме, должно состояться собрание по поводу открытия Михайловской церкви, так как абсолютное большинство верующих не согласно с ее закрытием. Настоятель, почувствовав угрозу провокации, стал убеждать собравшихся, что никакого собрания не будет и распространение слухов о будто бы назначенном собрании - дело рук злоумышленников. После этого некоторые из толпы стали упрекать настоятеля в том, что он не защищает интересы прихожан Михайловской церкви. К девяти часам утра в храм прибыл митрополит Анатолий, собираясь служить Божественную литургию. Настоятель сообщил митрополиту, что кто-то распускает слухи о предстоящем будто бы собрании по поводу Михайловской церкви и в связи с этим пришло много верующих. Митрополит Анатолий ответил, что ему ничего о назначении собрания не известно. Между тем толпа все увеличивалась, назревало возмущение против властей. Изыскивая выход, настоятель прошел в контору кладбища узнать у администрации, назначено ли на настоящий день такое собрание. Но и здесь ему ответили, что им ничего не известно. Вернувшись в храм, священник сообщил обо всем этом митрополиту Анатолию и просил его принять какие-нибудь меры.
- Что же вы хотите, чтобы я сделал? - спросил митрополит.
- Выступите перед верующими с амвона и разъясните создавшееся положение и к чему может привести такое собрание, устраиваемое без разрешения властей. Если вы выйдете, то вам удастся убедить верующих разойтись.
Владыка отказался уговаривать верующих разойтись. В конце концов к народу вышел сам настоятель и от лица митрополита стал убеждать верующих не устраивать собрания. Во время его речи из алтаря вышел владыка. Он остановился на солее и стоял, не произнося ни слова. Речь священника, отговаривающего устраивать собрание, и вид митрополита, молча слушающего настоятеля и таким образом подтверждающего все, что тем говорилось, подействовали на верующих. Слишком велик был авторитет и почитаема личность митрополита Анатолия как мужественного архипастыря и ревностного подвижника, чтобы православные предприняли что-либо вопреки его благословению. Его горестное молчание было красноречивее слов.
Через полтора месяца после этого, в ночь с 9 на 10 августа 1936 года, митрополит был арестован и 13 августа заключен в следственную тюрьму в Киеве. Сразу же начались допросы.
- Следствие располагает данными о том, что вы проводили антисоветскую агитацию среди духовенства и церковников города Одессы. Припомните факты антисоветской агитации, проводимой вами.
- Антисоветской агитации я не вел. Однако припоминаю случай, когда я в беседе с моим секретарем... в связи с закрытием церквей в епархии... выразился, что это положение не имеет сравнения в отечественной церковной истории. При этом я сказал, что во времена татарского нашествия если разрушались церкви, то разрушались и города, теперь же города развиваются, украшаются, а церкви закрываются и некоторые разрушаются. Затем был случай, когда, подводя итоги закрытия церквей, в частности в Молдавии, я... сделал замечание, что это - разгром церковной организации.
- Следствие располагает данными о том, что вы были связаны с представителями Ватикана и вели с ними переговоры об установлении контакта восточных и западных Церквей с целью объединения православия и католицизма для создания единого антисоветского фронта. Расскажите, при каких обстоятельствах была установлена такая связь и при посредстве кого именно.
- Связи с представителями католической Церкви я не имел и никаких переговоров об объединении православных и католиков не вел. Заявляю, что я убежденный антикатолик и по своим религиозным воззрениям, как православный архиерей, не мог вести таких переговоров.
- Вы обвиняетесь в том, что, во-первых, проводили работу, направленную к созданию антисоветского блока путем воссоединения восточной и западной Церквей на основе унии с подчинением Русской Православной Церкви папе Римскому, и, во-вторых, систематически вели антисоветскую агитацию, используя религиозные предрассудки масс в контрреволюционных целях. Признаете ли вы себя виновным?
- В первом пункте виновным себя не признаю. По второму пункту, кроме выражений в частных беседах, могущих быть истолкованными при известном освещении как проявление моей антисоветской направленности, виновным себя не признаю.
8 октября следствие было закончено. Узнав об окончании следствия и о том, что в обвинительное заключение попали все те формулировки бездоказательных обвинений, какие ему пытался навязать следователь, митрополит Анатолий написал заявление начальнику 8-го отделения СПО НКВД Украины Иванову, который вел следствие, прося передать его заявление вместе с делом прокурору по спецделам и в Особое Совещание при НКВД СССР. В нем митрополит Анатолий писал: «Сообщенные мною самим выражения из частных моих бесед с одним лицом, взятые вне контекста или связи, при известном освещении могут быть истолкованы как проявление моего антисоветского настроения и в устах легкомысленного человека могли при передаче быть использованы в этом недобром смысле, но в моих собственных устах они, эти выражения, были лишь плодом моего глубокого недоумения пред фактом резкого и в некоторых местах порученной мне епархии сплошного, почти на 100%, закрытия церквей и плодом чувства огорчения, очень естественного во мне перед лицом этого факта. Выражения же из свидетельских показаний, приведенные в доказательство моей антисоветской агитации, или вырваны из связи, или искажены, или просто не соответствуют действительности. В официальных же своих выступлениях по роду своей службы, в сношениях с церковными общинами и их представителями и с должностными советскими представителями я оставался, смею думать, всегда в пределах строгой лояльности и корректности...
Настоящее заявление я покорно прошу иметь в виду при окончательном решении моего дела и при определении мне наказания, причем в последнем случае я просил бы иметь в виду и мой возраст (мне идет пятьдесят седьмой год) и состояние моего здоровья»[11].
Состояние здоровья митрополита в это время было тяжелым: у него была запущенная форма язвы желудка, в тюрьме за несколько месяцев болезнь обострилась, и положение стало критическим. Из близких родственников у него к этому времени осталась только сестра Раиса, посвятившая заботе о владыке всю свою жизнь, - она сопровождала его начиная с Казани. Узнав о тяжелом положении брата, она стала хлопотать о том, чтобы ей разрешили передавать ему молоко и горячую пищу, приложив к ходатайству справку от врача и рентгеновские снимки. Разрешение было дано. После окончания следствия Раиса Григорьевна стала добиваться разрешения на свидание с братом, которое в конце концов было получено, благодаря ходатайству перед властями митрополита Киевского Константина (Дьякова). На свидание надзиратели вывели митрополита Анатолия под руки - владыка почти не владел ногами.
16 декабря 1936 года Главное Управление Государственной Безопасности затребовало митрополита Анатолия в Москву, и через день он был доставлен в Бутырскую тюрьму. Все у него уже было собрано для жизни в неволе. При нем были: чемодан, ватная поддевка, белый в полоску подрясник, шарф, черные валенки с калошами, четыре полотенца, простыня, подушка с наволочкой, старое шерстяное одеяло, детская маленькая перина, думочка, рваная холщовая сумка, эмалированная миска, чайная ложка, маленький чемоданчик, мыльница, осколок зеркала, карандаш, деревянный крест, маленькая дорожная иконка, четки, монашеский пояс и драгоценнейшее из всего - Новый Завет.
Следователи НКВД пытались добиться от митрополита подтверждения своим ложным домыслам - будто он встречался с высокопоставленным католическим деятелем на предмет организации антисоветской работы, сбора информации антисоветского содержания, предназначенной для Ватикана, а также перехода в католичество. Владыка Анатолий все эти обвинения категорически отверг.
21 января 1937 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило митрополита Анатолия к пяти годам заключения в лагерь[12]. 27 января он был отправлен этапом в распоряжение Ухтпечлага НКВД. Этапы только часть пути проезжали по железной дороге, затем узники шли пешком - по снегу в суровых условиях зимы, близких к заполярным. Больной митрополит с трудом передвигался, и охрана подгоняла его по дороге прикладами, не давая времени отдохнуть. Когда он падал, ему разрешали сесть в кузов грузовика и везли до тех пор, пока он не приходил в себя, а затем вытаскивали из кузова и снова гнали пешком. 14 февраля 1937 года этап прибыл в Кылтовскую сельхозколонию в Коми. Первое время митрополит не работал, так как не хватало конвоя для сопровождения. В мае его стали выводить на общие работы. В характеристике лагерное начальство писало: «Работает добросовестно, к инструменту отношение бережное. Дисциплинирован. Качество работы удовлетворительное»[13]. В июне митрополит Анатолий заболел крупозным воспалением легких, и сестра владыки стала добиваться, чтобы ей разрешили свидание с братом. Во время болезни владыка писал ей: «Умоляю тебя, прими все меры, даже сверхвозможные, добейся, умоли, упроси, устрой наше свидание. Жажду перед смертью увидеть родное лицо и благословить тебя»[14].
Разрешение на трехчасовое свидание в присутствии конвоя было получено, но когда Раиса Григорьевна прибыла в Усть-Вымь, в свидании ей отказали. Со скорбным сердцем возвращалась она домой. В это время владыка тяжело болел, и администрация лагеря дала ему такую характеристику: «Работает на общих работах. Норму не выполняет. К инструменту относится небрежно. На производстве дисциплинирован. В общественной работе участия не принимал. В быту дисциплинирован. Небрежен к общественному обмундированию. За плохой труд имеет предупреждение»[15].
Наступила осень, затем зима. Здоровье владыки, от природы слабое, все более ухудшалось; давало о себе знать и перенесенное воспаление легких. В октябре митрополит Анатолий был признан инвалидом и освобожден от работы, но в ноябре его снова вывели на общие лагерные работы. В конце концов болезни, недоедание и каторжный труд привели к тому, что он почти ослеп и в ноябре-декабре 1937 года не смог выполнить норму. Администрация лагеря написала: «Работу выполняет на 62%. По старости работает слабо, но старается»[16].
В январе 1938 года состояние здоровья митрополита ухудшилось настолько, что он был помещен в кылтовскую лагерную больницу. 23 января 1938 года в 17 часов 10 минут митрополит Анатолий скончался. Перед самой смертью от владыки потребовали, чтобы он отдал Евангелие и нательный крест, с которыми он был в тюрьме и в концлагере, - митрополит отказался. Евангелие вырвали из его рук силой, но крест он не отдал и, защищая слабеющими руками грудь, предал свою праведную душу Господу[17].
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 103–119. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-anatolij-grisjuk
Примечания
[a] Преподобный Гавриил (Зырянов; 1844-1915), прославлен в лике местночтимых святых Казанской епархии.
[b] Глубоковский Николай Никанорович (1863-1937), выдающийся богослов и историк. Профессор Священного Писания Нового Завета в Санкт-Петербургской Духовной академии до ее закрытия в 1918 году. Умер в Софии.
[c] Бриллиантов Александр Иванович, 1867-1930 (1933?), преемник В.В. Болотова († 1900) по кафедре общей церковной истории в СПбДА. В течение 12 лет занимался редактированием и изданием капитального труда Болотова «Лекции по истории древней Церкви». В 1930 году был арестован вместе со многими другими сотрудниками Российской Академии наук, умер во время этапа на пути в Свирлаг.
[d] Акривия - принцип решения церковных вопросов с позиции строгого соблюдения чистоты православия
[e] Икономия - принцип решения церковных вопросов с позиции снисхождения, практической пользы, удобства.
[1] РГИА. Ф. 796, оп. 439, д. 77, л. 1-13; д. 69, л. 1-3.
[2] Архимандрит Антоний. Отчет по высочайше назначенной ревизии Киевской Духовной Академии в марте и апреле 1908 года. Почаев, 1909. С. 46.
[3] Труды Киевской Духовной Академии. 1913. Кн. IX, сент. С. 92.
[4] Там же. 1912. Кн. VII-VIII, июль-авг. С. 159-160.
[5] Там же. 1913. Кн. I, янв. С. 35.
[6] Церковный вестник. СПб., 1913. № 28. С. 871.
[7] Прибавления к Церковным ведомостям. СПб., 1917. № 6. С. 129-130.
[8] Сосуд избранный. История российских духовных школ. СПб., 1994. С. 259-260.
[9] ЦА ФСБ России. Д. Н-1780. Т. 6, л. 129.
[10] Сосуд избранный. История российских духовных школ. СПб., 1994. С. 330-332.
[11] УСБУ в Одесской обл. Д. 17501-П.
[12] ИЦ МВД Архангельской обл. Д. 269-П-38, л. 103.
[13] Там же. Л. 19.
[14] Протопресвитер М. Польский. Новые мученики Российские. Т. 1. Джорданвилл, 1949. С. 155-156.
[15] ИЦ МВД Архангельской обл. Д. 269-П-38, л. 21.
[16] Там же. Л. 22.
[17] Протопресвитер М. Польский. Новые мученики Российские. Т. 1. Джорданвилл, 1949. С. 156.
Сщмч. Васи́лия Соколова, диакона (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
2 апреля
ЖИТИЕ
Священномученик Василий родился в 1879 году в селе Сабурово Сергиевской волости Дмитровского уезда Московской губернии в семье диакона Николая Соколова. В 1896 году Василий Николаевич окончил духовное училище и стал служить псаломщиком в Успенском соборе города Дмитрова. В 1920 году он был рукоположен во диакона к этому собору. В 1926 году диакон Василий был награжден двойным орарем, в 1927-м – возведен в сан протодиакона. С 1932 года он стал служить в Казанском храме в селе Подлипичье Дмитровского района.
24 ноября 1937 года следователи допросили свидетелей, которые показали, что протодиакон Василий говорил: «Неужели конституция не для Церкви? Несмотря ни на что, большевики закрывают храмы, устраивают гонения на верующих. И когда только нас Господь избавит от этих большевиков?! Ведь уже живем тише воды, ниже травы, а все-таки нам не дают жить спокойно. Скорей бы пришел конец советской власти»[1]. Также он будто бы говорил: «Я на выборное собрание пойду, только если прикажет гражданская власть, а так ни за что не пойду, да и ходить нам туда незачем – все равно нас не выберут»[2].
27 ноября протодиакон Василий был арестован, заключен в Таганскую тюрьму в Москве и допрошен.
– Следствием установлено, что вы среди населения ведете антисоветскую деятельность, используя религиозные предрассудки. Дайте показания по этому вопросу, – потребовал следователь.
– Антисоветской деятельности среди населения я не вел, и я это отрицаю, – сказал протодиакон.
– Признаете ли вы себя виновным в том, что среди населения ведете антисоветскую деятельность?
– Виновным себя не признаю.
В тот же день следствие было закончено, и 2 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила протодиакона к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Протодиакон Василий Соколов скончался в лагере 2 апреля 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 204-206. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-sokolov-diakon
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-18309, л. 9.
[2] Там же. Л. 11.
Сщмч. Васи́лия Холмогорова, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
16 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Василий родился 25 января 1875 года в селе Андреевском Коломенского уезда Московской губернии в семье священника Ивана Васильевича Холмогорова. Первоначальное образование Василий получил в Коломенском духовном училище. В 1894 году он окончил Московскую Духовную семинарию. В 1895 году Василий Иванович был назначен псаломщиком в Успенский собор в городе Дмитрове. В 1903 году он был рукоположен во священника к Успенскому храму в селе Морозово Дмитровского уезда Московской губернии. 22 июня 1911 года отец Василий был направлен служить в Никольский храм в селе Полтево Богородского уезда (ныне Балашихинский район) Московской губернии, где был заведующим и законоучителем Полтевской церковно-приходской школы до ее закрытия советской властью. В 1921 году отец Василий был награжден наперсным крестом и через некоторое время возведен в сан протоиерея.
После закрытия Никольского храма властями в середине 1930-х годов, отец Василий стал служить в Преображенском храме в селе Остров, входившем в 1920-х годах в состав Подольского уезда (ныне Видновский округ Московской епархии) Московской губернии. Первая его служба здесь состоялась на праздник Преображения Господня в 1937 году. Белокаменный Преображенский храм был выстроен во второй половине XVI века и принадлежал к числу архитектурных памятников. Однако во время гонений на Церковь в 1920-1930 годах храм пришел в самое плачевное состояние, так как сами власти были настроены категорически против реставрации действующего храма, хотя бы он и представлял из себя ценный памятник зодчества.
25 ноября 1937 года сотрудники НКВД допросили дежурных свидетелей, жителей села Остров, которые показали, что священник жаловался, что вот, мол, до чего дожили, Божие место оказалось запущенным, храм не ремонтируется, чего раньше бы не было, а теперь и материалов не достанешь для ремонта.
26 ноября 1937 года отец Василий был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в городе Москве и через день допрошен. На обвинения следователя священник категорично ответил, что контрреволюционной агитации он не вел и виновным себя не признает.
29 ноября следствие было закончено, и 1 декабря 1937 года тройка при УНКВД по Московской области приговорила протоиерея Василий к десяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. 9 января 1938 года он прибыл в Сиблаг в Новосибирской области и был направлен в одно из его отделений, но совсем недолгим было его здесь пребывание. Протоиерей Василий Холмогоров скончался 16 января 1938 года в Сусловском отделении Сиблага и был погребен в безвестной могиле.
Источник: http://poltevo-hram.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-holmogorov
Сщмч. Васи́лия Малинина, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
10 апреля
ЖИТИЕ
Мученик Иоанн родился в 1880 году в деревне Алексеевка Рождественской волости Боровского уезда Калужской губернии[1] в семье крестьянина Алексея Чернова. Окончив сельскую школу, Иван, как и отец, стал заниматься сельским хозяйством. После прихода к власти безбожников и коллективизации крестьянских хозяйств Иван Алексеевич из деревни уехал и устроился работать на наро-фоминскую фабрику, но когда ее администрации стало известно, что он исполняет в Петропавловской церкви обязанности псаломщика, он тут же был с фабрики уволен и ему пришлось вернуться в деревню.
В 1938 году председатель сельсовета составил справку для НКВД на арест Ивана Алексеевича, поставив ему в вину, что дочь его была в монастыре и сам он был устранен от работы в колхозе как религиозный элемент.
Все жители деревни Алексеевка были прихожанами Введенской церкви в соседнем селе Котово, но к концу тридцатых годов священники, служившие здесь, были арестованы, и Иван Алексеевич стал добиваться назначения в храм священника и возобновления богослужения. Составив соответствующее письмо, он ходил по домам крестьян, собирая подписи за открытие храма. В нем он писал, что жители деревни желают иметь своего священника, чтобы он мог исполнять требы, чтобы могла совершаться божественная служба, и просят, чтобы власти передали ключи от церкви группе верующих и избранному от них уполномоченному Ивану Алексеевичу Чернову.
В день выборов в Верховный Совет Иван Алексеевич, придя на избирательный участок, вместе с бюллетенем опустил в урну письмо на имя кандидата в депутаты от их района.
«Добрый день, многоуважаемый наш помощник и посредник народа Михаил Петрович, – писал он. – Мы Вас посылаем все наши нужды рассказать перед высшими органами. Мы, граждане Советской республики, считаем себя свободными гражданами по сталинской конституции. Можем свободно выявлять свои нужды от лица верующих в Бога и Святую Церковь. Посодействуй за нас, старичков и старушек, дайте нам молиться Богу за весь мир и за Вас, Михаил Петрович, чтобы нам под Вашим руководством проводить тихую жизнь и ходить в церковь молиться Богу, где мы ощущаем отраду души. Мы радуемся за конституцию, которая в статье 124-й говорит о свободе отправления религиозных обрядов, что нам дороже всего на свете. Молодым нужно повеселиться, песни попеть, а нам, старичкам и старушкам, в Божий храм сходить, приобщиться и отпеть усопшего. Вот что нам дороже всего земного богатства, все на земле временно, а за гробом вечно.
Дорогие наши собратья и друзья, почтите нашу старость, нам нужны псалмопение, молитва, пост, кротость, повиновение властям. Всякая власть от Бога. Глас народа – глас Божий. Дорогой друг народа, будь защитником партийных и непартийных, верующих в Бога и не верующих, будь ко всем ровным»[2].
Письмо это сразу же попало в НКВД, для которого не представляло большого труда установить, кто его написал. Сотрудники НКВД приступили к допросам некоторых жителей деревни Алексеевка, и те показали, что Иван Алексеевич в марте 1938 года ходил по деревне, собирал подписи за открытие церкви в селе Котово и проводил религиозную пропаганду, говоря о необходимости веры в Бога и улучшения жизни через милость Божию, когда откроем церковь и будем молиться. Кроме того, он будто бы говорил колхозникам: «Вот видите, колхозники, сегодня год неурожая, в поле все пропало, нам нужно бы помолиться Богу, а то вот ничего не родится, мы и будем работать даром, с голоду умрем. Вот до чего мы дожили при советской власти, ни у кого ничего не стало; раньше мы были сами себе хозяева, а теперь, что ни задумай сделать, все у кого-то спросись да доложись... Вот какое пришло проклятое время, от своей церкви последней куда идти молиться Богу? Вот что наделала это проклятая советская власть, мучают всех антихристовы коммунисты, пишут и туманят головы своей конституцией, которая никому прав не дала, позакрывали все церкви, а в этом была только одна отрада для народа, но все‑таки придет и этому конец, и сгонят проклятых коммунистов, и тогда только заживем хорошо»[3].
21 июня 1938 года сотрудник НКВД выписал справку на арест псаломщика, где в вину ему было поставлено, что он собирает подписи под ходатайством за открытие церкви. 28 июня Иван Алексеевич был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве.
– Скажите, вы писали в день выборов Верховного Совета 12 декабря 1937 года письмо на имя депутата Верховного Совета товарища Петрова, если писали, то куда вы его дели? – спросил псаломщика следователь, зная, что письмо находится в деле псаломщика.
– Да, в день выборов в Верховный Совет я писал письмо. Содержание письма религиозного характера. Письмо... я опустил при голосовании в урну в конверте вместе с бюллетенем, – ответил Иван Алексеевич.
Следователь спросил, признает ли себя Иван Алексеевич виновным в контрреволюционной деятельности, на что тот ответил, что не признает. Были вызваны на очные ставки с ним лжесвидетели, но Иван Алексеевич отверг все их показания.
13 августа следствие было закончено, и 19 сентября 1938 года Особое Совещание при НКВД приговорило псаломщика к пяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, и он был отправлен в один из Беломорско-Балтийских лагерей, прибыв туда 8 ноября. Иван Алексеевич Чернов скончался от голода в лазарете 14-го лагерного пункта Семеново Пудожского района Карелии 10 апреля 1939 года и был погребен на кладбище в километре от лагеря в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 258-261. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-chernov
Примечания
[1] Ныне Наро-Фоминский район Московской области.
[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-48297, л. 13.
[3] Там же. Л. 23.
Сщмч. Васи́лия Крылова, пресвитера (1938).
ДНИ ПАМЯТИ:
19 ноября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых
ЖИТИЕ
Василий Крылов родился 27 июля 1892 в селе Эммаус Тверского уезда и губернии в семье священника. В 1914 г. он окончил Тверскую Духовную семинарию и поступил учителем в приходскую школу. В 1917 г. его рукоположили во диакона, а в 1919 г. – во священника к церкви в с. Кукса Калязинского уезда Тверской губернии. Позднее назначен настоятелем храма.
В 1927 г. отец Василий был раскулачен и обвинен в «антисоветской агитации», под угрозой ареста ему с семьей пришлось скрываться. В 1931 г. священник и его супруга были арестованы, приговорены Калязинским народным судом к 3 годам ссылки, по пути в ссылку матушка отца Василия умерла. Вскоре отец Василий был оправдан и поселился в селе Заозерье Нагорьевского района Ярославской области, где был назначен настоятелем местного храма.
12 сент. 1936 г. священник Василий Крылов был вновь арестован и заключен в тюрьму в Ростове с обвинением в «контрреволюционной деятельности», которая выражалась в «антиколхозных проповедях, нелегальных сборищах в церкви и на квартире с чтением Библии и книги «Протоколы сионских мудрецов», пораженческой агитации и дискредитации руководителей советского государства». Обвиняемый категорически отказался признать свою вину. 19 февр. 1937 г. спецколлегия Ярославского областного суда приговорила его к 8 годам ИТЛ. Первоначально он отбывал срок в Рыбинске (Волжском ИТЛ), а в начале осени 1938 г. переведен в Северо-Восточный ИТЛ (Дальневосточный край), где скончался.
Постановлением Священного Синода РПЦ от 27 дек. 2000 г. иерей Василий Крылов включен в Собор новомучеников и исповедников Российских.
По материалам: Православная Энциклопедия т. 7. С. 45-46. Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-krylov-presviter
Сщмч. Васи́лия Аменицкого, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
20 августа
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Василий Алексеевич Аменицкий родился 19 февраля 1872 года в селе Мошок Судогодского уезда Владимирской губернии. Из семьи священника-поляка. После окончания 4 классов Владимирской Духовной Семинарии служил регентом в храме в Вязниковском уезде Владимирской губернии. Женился, в 1902 году был рукоположен во диакона, в феврале 1909 года – во иерея. Первоначально служил в храме в Ковровском уезде, затем – в селе Бибереве Переславского уезда Владимирской губернии. В феврале 1930 года семья священника была раскулачена. Отец Василий в течение месяца содержался в тюрьме в Переславле-Залесском. С апреля 1930 года входил в причт Троицкой церкви в селе Ефимьеве Переславского района. 17 октября 1937 года арестован, заключен в тюрьму Ярославля, обвинен в «создании церковно-монархической организации... развале колхозов». Виновным себя не признал. Постановлением тройки УНКВД по Ярославской области от 28 октября 1937 года приговорен к 10 годам исправительных работ, срок отбывал в Байкало-Амурском ИТЛ, где скончался 20 августа 1938 года. Прославлен Архиерейским юбилейным Собором РПЦ 2000 года.
Составитель игумен Дамаскин (Орловский). Новомученики и исповедники Ярославской епархии / Под ред. прот. Н. Лихоманова. Романов-Борисоглебск (Тутаев), 2000. Ч. 3. С. 79-81. Источник: www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-amenickij
Библиография
1. ГАЯО. Ф. Р-3698. Д. № С-11574.
Сщмч. Васи́лия Спасского, пресвитера, прмчч. Макария (Миронова) и Ио́ны (Смирнова), иеромонахов (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
5 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Василий Георгиевич Спасский родился в 1878 году в Козьмодемьянском погосте Тверского уезда Тверской губернии в семье священника. По окончании Духовной семинарии был рукоположен во священника, служил в храмах Тверской епархии. В 1929 году арестован, приговорен к 6 месяцам заключения и штрафу. В 1931 году вновь арестован по обвинению в «контрреволюционной агитации», приговорен к 3 годам ссылки. Вернувшись в 1934 году, служил в Преображенском храме в селе Холохольня близ города Старицы. 2 января 1938 года арестован, заключен в тюрьму города Зубцова. Виновным в предъявленных обвинениях себя не признал. На вопрос следователя о предыдущих судимостях подтвердил, что был судим дважды, но заявил, что причина второй судимости ему неизвестна. Тройка УНКВД по Калининской области 31 декабря 1937 года постановила расстрелять священника еще до его ареста. Священник Василий Спасский был расстрелян 5 января 1938 года. Прославлен Архиерейским юбилейным Собором РПЦ 2000 года.
Игумен Дамаскин (Орловский). Источник: http://www.fond.ru
Преподобномученик Макарий (Миронов), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
5 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Преподобномученик Макарий (Миронов) родился в 1878 году в селе Филино Дорогобужского района. 21 декабря 1937 года он был арестован в селе Завидовская Горка Кесовогорского района Калининской области. 30 декабря того же года тройкой при УНКВД по Калининской области отец Макарий по обвинению в «антисоветской деятельности» был приговорен к расстрелу. Мученическую кончину иеромонах Макарий принял 5 января 1938 года.
Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-makarij-mironov
Преподобномученик Ио́на (Смирнов), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
5 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Преподобномученик Иона (Смирнов Иван Афанасьевич; 15.03.1870, дер. Леоново Корчевского у. Тверской губ. - 5.01.1938, г. Кашин Калининской (ныне Тверской) обл.).
Из крестьянской семьи. Осиротел в 15 лет, занимался сапожным ремеслом. В 1890 г. поступил в Мефодиев Пешношский во имя свт. Николая Чудотворца монастырь. 25 февраля 1900 г. определен в число братии. 8 августа 1908 г. пострижен в монашество с именем Иона. 3 августа 1910 г. рукоположен во диакона, 22 июля 1914 г. - во иерея. Впоследствии занимал должность благочинного. В 1918 г. вернулся в родную деревню, где некоторое время жил у родственников, но вскоре стал служить священником в с. Б. Михайловское (ныне деревня Калязинского р-на Тверской обл.).
4 января 1930 г. на основании донесений обновленцев, обвинивших Иону в участии в 1918 г. в антибольшевистском восстании в с. Рогачёве Дмитровского уезда Московской губ., он был арестован и заключен в тюрьму в Кашине. Все обвинения категорически отверг. 3 февраля 1930 г. приговорен Коллегией ОГПУ к 5 годам ИТЛ. Отбывал наказание в Усть-Сысольске (с 26 марта 1930 Сыктывкар), а затем в Ухтинско-Печорском ИТЛ. 23 сентября 1932 г. Коллегия ОГПУ приняла решение о его освобождении. В сентябре 1933 г. вернулся в с. Б. Михайловское и продолжил служение в храме.
24 декабря 1937 г. арестован по обвинению в «антисоветской деятельности», заключен в кашинскую тюрьму. Виновным себя не признал. 30 декабря 1937 г. Особой тройкой при УНКВД по Калининской обл. приговорен к расстрелу. Казнен, погребен в безвестной общей могиле. Прославлен Архиерейским юбилейным Собором Русской Православной Церкви 2000 г.
Источник: https://azbyka.ru/days/sv-iona-smirnov
Сщмч. Васи́лия Коклина, пресвитера, прмч. Илии́ (Вятлина), иеромонаха, прмцц. Анастаси́и Бобковой и Варва́ры Конкиной, послушниц, мч. Алекси́я Скоробогатова (1938)
Священномученик Васи́лий Коклин, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
5 апреля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Василий родился 20 января 1883 года в Москве в семье купца Павла Коклина, владельца посудохозяйственного магазина. Окончив четырехклассное городское училище, он стал помогать отцу. Во время Первой мировой войны с 1915 по 1918 год служил в армии рядовым. По возвращении с фронта Василий Павлович снова стал помогать отцу в торговле – в 1922–1927 годах они имели палатку на Зацепском рынке. В 1927 году Василий был рукоположен во священника и служил в Знаменской церкви в селе Перово[1].
Священник Василий Коклин был арестован 21 января 1938 года вместе с группой духовенства, служившего в храмах Ухтомского района Московской области. Сразу же после ареста власти допросили священника.
– Следствием установлено, что вы, состоя членом контрреволюционной организации, руководителем которой являлся благочинный Воздвиженский, вели активную контрреволюционную деятельность. Признаете ли вы это?
– Нет, это я отрицаю.
– Следствием установлено, что вы выражали пораженческие настроения по отношению к советской власти. Признаете ли вы это?
– Нет, это я отрицаю и виновным себя в контрреволюционной деятельности не признаю.
Поскольку отец Василий отказывался признать себя виновным, ему устроили очную ставку со священником церкви, где он служил, – Сергием Сахаровым, согласившимся давать показания, нужные следствию.
– Сергей Николаевич Сахаров подтверждает, что вы являетесь членом контрреволюционной группы духовенства, руководителем которой был Владимир Федорович Воздвиженский, и вели активную борьбу против советской власти. Признаете ли вы это?
– Нет, это я отрицаю, – ответил священник.
На этом допросы и очные ставки были закончены.
15 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Василия к расстрелу. Священник Василий Коклин был расстрелян 5 апреля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 217-219. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-koklin
Примечания
[1] Ныне район Москвы.
Преподобномученик Илия́ (Вятлин), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
5 апреля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученик Илия родился 24 февраля 1867 года в селе Каринское Александровского уезда Владимирской губернии в семье крестьянина Ивана Вятлина, воспитавшего сына в вере и благочестии. Придя в возраст, Илья Иванович женился, и в 1892 году у них с женой родился сын Павел. Илья Иванович работал долгое время на ткацкой фабрике в городе Александрове ткачом и прислуживал в церкви. Когда сын вырос, горе постигло семью: скончалась супруга Ильи Ивановича. В 1920 году он поступил в Лукианову Рождества Богородицы пустынь, находившуюся в двенадцати километрах от Александрова, и был здесь пострижен в монашество; вопросы спасения, молитвы и веры стояли у него на первом месте, и для него казалось неважным, что произошла революция и начались гонения на Церковь.
В 1932 году монашеское общежитие было безбожной властью разорено; монах Илия был рукоположен во иеромонаха и стал служить в одном из храмов в городе Александрове. Летом 1937 года храмы в Александрове были закрыты, а священство арестовано. Отец Илия не был тогда арестован, вероятней всего потому, что в НКВД сочли его слишком старым, а указ о массовых арестах еще не был принят.
27 июня 1937 года он поселился в селе Еремеево Истринского района Московской области и стал здесь служить в храме Вознесения Господня. Однако волна арестов не миновала и это село.
12 февраля 1938 года сельсовет выдал для НКВД справку, что священник Илия Вятлин «по социальному положению является человеком чуждым. Вследствие изменения материальных жизненных условий, питает недоверие к советской власти. Во время религиозных служб отвлекает некоторых колхозниц от работы в колхозах»[1].
16 и 20 февраля были допрошены жители села, и в частности хозяин дома, где жил священник, но ничего компрометирующего они сказать не смогли, ссылаясь на то, что слишком мало его знают, так как он живет в их местах чуть более полугода. 20 февраля 1938 года местный оперуполномоченный НКВД отправил начальству рапорт с ходатайством арестовать священника – «как отъявленного врага народа».
25 февраля была выдана справка на арест отца Илии, в которой писалось, что он говорил: «Советская власть всех крестьян загнала в колхоз и мучает их, а нас, священников, советская власть совсем задушила. Большевики здесь нас не забирают – вот где я раньше служил священником, там всех забрали и посадили в тюрьму»[2].
28 февраля 1938 года отец Илия был арестован и 1 марта допрошен.
– Что вас заставило в 1920 году стать монахом, а затем священником? – спросил следователь.
– Мои религиозные убеждения и то, что мне уже было тогда пятьдесят лет, – ответил отец Илия.
– Следствию известно, что вы среди населения в селе Еремеево проводили контрреволюционную агитацию и говорили: «Советская власть всех крестьян загнала в колхоз и их мучает, а нас, священников, совсем задушили большевики. Вот скоро фашисты расправятся с Испанией, а потом будут расправляться с большевиками. Крестьяне мало стали посещать церковь, и нет дохода священникам, это потому, что большевики агитируют против религии». Дайте на этот счет показания.
– Поскольку я человек, убежденный в вере, то мне действительно не нравится политика советской власти, которая агитирует против религии, поэтому я действительно говорил прихожанам, что советская власть окончательно задушила религию и нас, священников; и крестьян в колхозах мучают и не дают веровать в Бога. Но в отношении расправы фашистов над коммунистами я ничего никогда не говорил, и даже не понимаю, что за фашисты.
После допроса отец Илия в ожидании приговора был заключен в волоколамскую тюрьму. 2 марта тройка НКВД приговорила его к расстрелу, и он был перевезен в Таганскую тюрьму в Москве. Иеромонах Илия (Вятлин) был расстрелян 5 апреля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 220-222. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ilija-vjatlin
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-77648, л. 6.
[2] Там же. Л. 1.
Преподобномученица Анастаси́я Бобкова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
5 апреля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Анастасия родилась 16 декабря 1890 года в селе Кузяево Волоколамского уезда Московской губернии в семье крестьянина Степана Бобкова. В 1920 году родители Анастасии умерли, и она поступила в Свято-Троицкий Александро-Невский монастырь, находившийся вблизи деревни Акатово Клинского уезда Московской губернии. В монастыре Анастасия пробыла до его закрытия в 1927 году, после чего переехала в деревню Занино Волоколамского района. Она прислуживала при храме в селе Шестаково, а также по приглашению верующих ходила читать Псалтирь по умершим.
В 1930 году власти вознамерились закрыть храм в селе Шестаково. По поводу закрытия храма было собрано приходское собрание, где обсуждался вопрос о незаконности закрытия церкви. Во время собрания пришли комсомольцы, женщины стали энергично их выгонять, так что один из них упал. За «сопротивление представителям власти» были арестованы пять человек, из них три монастырские послушницы, и среди них Анастасия. Она была приговорена к трем месяцам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Вернувшись из заключения, Анастасия поселилась в том же селе.
13 февраля 1938 года сотрудники НКВД допросили председателя Покровского сельсовета Шустову. Она дала о послушнице Анастасии следующие показания: «В декабре 1937 года я в селе Покровском Волоколамского района проводила агитационную работу по выборам в Верховный Совет СССР в доме гражданки Василисы Будкиной. В это время в дом пришла Анастасия Бобкова и стала вести среди нас контрреволюционную и антисоветскую агитацию, говоря: "Советская власть ни за что забирает попов, так как последние трудятся только для народа и по конституции они равны. Где же тут справедливость? У советской власти она только на бумаге”. На заданные ей вопросы по выборам в Верховный Совет она меня обругала, заявив: "Вы ничего не понимаете. Вас закружила советская власть”»[1].
В тот же день был допрошен секретарь Шестаковского сельсовета, который показал, что Анастасия Бобкова имеет связи с монахинями, они собираются вместе, у них в доме бывают неизвестные люди, и «последние, по его мнению, проводят контрреволюционную антисоветскую деятельность»[2].
2 марта 1938 года послушница Анастасия была арестована и заключена в тюрьму в Волоколамске. Сразу же начались допросы, которые продолжались непрерывно в течение трех дней.
– Следствие располагает достаточным материалом, который уличает вас в контрреволюционной антисоветской деятельности. Дайте показания по этому вопросу.
– Контрреволюционной антисоветской деятельности я не вела.
– В декабре 1937 года в доме Василисы Будкиной вы проводили контрреволюционную антисоветскую деятельность?
– Действительно, в доме Будкиной я была. Это было в начале декабря 1937 года. Там же была председатель Покровского сельсовета Шустова, которая принесла какие-то листки по части выборов в Верховный Совет. Шустова стала ругать попов. Тогда мною на это ей было сказано: «Советская власть ни за что сажает попов, они плохого никому ничего не делают; были попы – мы жили хорошо, а сейчас, при советской власти, мы живем плохо». Эти слова были сказаны мною, и я их подтверждаю. Кроме того, по части выборов в Верховный Совет в доме Будкиной я говорила: «Нам не нужна советская власть. Кому она нужна, тот пускай и голосует. Нам выборы не нужны». Одновременно я ей заявила: «У нас есть своя, Небесная власть».
9 марта 1938 года тройка НКВД приговорила Анастасию к расстрелу. Послушница Анастасия Бобкова была расстреляна 5 апреля 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 223-225. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-anastasija-bobkova
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. 23964, л. 17.
[2] Там же. Л. 19 об.
Преподобномученица Варва́ра Конкина, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
5 апреля
ЖИТИЕ
Варвара Ивановна Конкина родилась в 1868 году в деревне Сушки Кирицкой волости Спасского уезда Рязанской губернии в крестьянской семье. В 1887 году, девятнадцатилетней девушкой, она поступила послушницей в Спасо-Влахернский женский монастырь Дмитровского уезда Московской губернии. В этом монастыре Варвара Ивановна приняла постриг, и здесь ей довелось подвизаться вплоть до закрытия монастыря в 1923 году. С 1923 года монахиня Варвара считается по официальным документам «без определенных занятий»; продолжая молитвенный внутренний подвиг, она живет в деревне Следово Ногинского района Московской области.
Послушница Варвара Конкина26 сентября 1937 года монахиню Варвару Конкину арестовали. Ей было инкриминировано «участие в контрреволюционной церковной группе». 15 октября 1937 года тройкой при УНКВД СССР по Московской области она была приговорена к 10 годам исправительно-трудового лагеря. Виновной себя матушка Варвара никогда не признавала, вела себя необычайно стойко, никого не называла, ни с одним обвинением не соглашалась. В результате избиений и пыток монахиня была доведена до такого состояния, что официально была признана негодной к труду. В 1938 году дело матушки Варвары было пересмотрено. 21 февраля 1938 года тройка при УНКВД приговорила ее к высшей мере наказания. 5 апреля 1938 года матушка Варвара была расстреляна на Бутовском полигоне. Определением Священного синода от 26 декабря 2006 года монахиня Варвара (Конкина) была причислена к лику святых.
Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-varvara-konkina
Мученик Алекси́й Скоробогатов
ДНИ ПАМЯТИ:
5 апреля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Мученик Алексий родился в 1889 году в селе Середниково Волоколамского уезда Московской губернии в семье крестьянина Семена Скоробогатова. Получив начальное образование, Алексей был назначен учителем в церковноприходскую школу в селе Воронцово Рузского уезда. В 1909 году он сдал экстерном экзамены за курс специального педагогического образования и был назначен преподавателем в церковноприходскую школу в селе Ащерино. В 1911 году он был переведен в школу в селе Алексино. В 1915 году Алексей Семенович был мобилизован в армию и служил в чине поручика до окончания войны. В 1918 году он был мобилизован в Красную армию и служил в ней до 1921 года сначала писарем, а затем делопроизводителем при штабе. Вернувшись из армии, он стал служить псаломщиком в Иоанно-Предтеченском храме в селе Ащерино Рузского района. В 1935 году он переехал в село Иваново того же района и был назначен заведующим начальной школой.
22 января 1938 года Алексей Семенович был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. Один из дежурных свидетелей показал, что Скоробогатов «распространял контрреволюционные разговоры – он говорил: "надоели с этими выборами, только и говорят, что у нас самая широкая демократия, а на самом деле заставляют голосовать за того, кого партия выдвигает, – какая же это демократия?”»[1].
Будучи допрошен, Алексей Семенович виновным себя не признал, отказался оговаривать и других. 8 марта 1938 года тройка НКВД приговорила его к расстрелу. Алексей Семенович Скоробогатов был расстрелян 5 апреля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 225-227
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-65776, л. 11 об.
Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-skorobogatov
сщмч. Влади́мира Мощанского, пресвитера (1938).
ДНИ ПАМЯТИ:
7 сентября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Владимир родился 15 июня 1866 года в селе Заборовье Вышневолоцкого уезда Тверской губернии. Отец его, протоиерей Дмитрий Константинович Мощанский, служил сначала в Заборовье, а последние годы своей жизни – в Ильинской церкви на Пятницком кладбище в Вышнем Волочке. Мать, Анна, была дочерью священника, служившего в городе Старице. Она рано осталась вдовой; будучи очень набожной, она кормила всех бедных и нищих, и когда умерла, все они пришли ее хоронить, и тогда стало видно, сколь многим она благодетельствовала.
Владимир Дмитриевич окончил Тверскую Духовную семинарию. Женился на дочери священника Иоанна Дмитриевского, Евдокии, и вскоре был рукоположен в сан диакона ко храму в селе Рогачеве Ржевского уезда Тверской губернии. У о. Владимира и Евдокии Ивановны родились дочь Ольга и три сына – Владимир, Александр[1] и Николай. При рождении последнего ребенка Евдокия Ивановна умерла, оставив о. Владимира с маленькими детьми, воспитывать которых помогала ее незамужняя сестра Александра Ивановна.
Следующим местом служения о. Владимира был Успенский храм в селе Спасском Кашинского уезда, куда он был рукоположен иереем. Через некоторое время он был возведен в сан протоиерея. В этом селе о. Владимир служил до гонений от безбожных властей.
За отзывчивость к нуждам людей, кротость и милосердие прихожане любили его как попечительного пастыря и отца. Несмотря на скудость средств, он всегда благотворил нуждающимся, отдавая иногда последнее. Когда о. Владимир шел в церковь, нищие подходили к нему, и он всех оделял деньгами, так что уже и Александра Ивановна говорила ему: «Отец, ты все раздаешь, у нас уже и у самих почти нет ничего, а ты раздаешь». Переехав впоследствии в Вышний Волочек, он жил по соседству с фабричными рабочими. Бывало, они получат зарплату и в три дня ее прогуляют, а между тем у них были семьи – и идут занимать деньги к отцу Владимиру. Александра Ивановна скажет: «Отец, они же тебе не отдадут». Но о. Владимир, зная это, давал все равно – его доброе сердце никому не могло отказать.
Жизнь о. Владимир проводил молитвенную и постническую. По утрам, если не было церковных служб, подолгу молился, а свободное время посвящал чтению Священного Писания. В посты он старался поститься построже. Последние годы жизни о. Владимир тяжело болел, и ему прописали лекарство, которое нужно было принимать с молоком, однако он предпочитал не принимать его в среду и пятницу, но не нарушить пост.
В 1924 году власти закрыли храм в селе Спасском и конфисковали церковный дом, в котором жил о. Владимир с семьей. Было совершено последнее богослужение, во время которого храм был полон молящимися, все стояли на коленях, многие плакали. До ближайшего города Кашина священника провожал весь приход – шли тридцать километров пешком. Из Кашина о. Владимир переехал в Вышний Волочек и поселился в доме своего отца, к тому времени уже умершего.
Гонения все усиливались, и дети о. Владимира стали просить его, чтобы он не служил в храме, поскольку это грозит преследованиями как для него, так и для них. Но о. Владимир не согласился. В Вышнем Волочке он служил в Зимнем соборе и ходил по городу в рясе. В то время в городе еще были открыты все церкви. По вторникам служили акафист в Казанском соборе, в среду акафист великомученику целителю Пантелеимону в Троицкой церкви, в четверг акафист Николаю чудотворцу в Никольской церкви. Отец Владимир не пропускал ни одного из этих богослужений. Почти каждый день священник был в храме. Только в последнее время, когда возраст стал подходить к семидесяти годам и подступили болезни, ему приходилось оставаться в будние дни дома. И тогда он выходил с внучкой Ольгой на улицу и, стоя возле дома, с благоговением и теплотой в голосе говорил: «Это звонят в Казанском соборе к обедне, а это в Троицкой церкви, а это у Николая чудотворца, а это Ермаковская церковь, а это Зимний собор».
Отец Владимир воспитывал внучку Ольгу, которая переехала к нему после смерти матери, когда ей было восемь лет. Первое время он обучал ее сам по всем предметам, но прежде всего обучил молитвам. Учил по старым дореволюционным учебникам, но лучше всего она запоминала, когда рассказывал священник. Когда в школе взялись проверять ее знания, то сразу приняли в пятый класс. Но ребенка всему можно научить в школе. И ей велели выучить частушку: «Нынче в церковь не ходила и не каялась попу, я такого крокодила даже видеть не хочу!» Придя домой, она с детским простодушием прочла эту частушку дедушке. Александра Ивановна только ахнула и сказала: «Да что же это такое!» А о. Владимир промолчал, внимательно посмотрел на внучку и сказал: «А ты подумала, Оля, что твой дедушка – священник?» И такое у нее было раскаяние, что она упала на колени и попросила прощения.
Когда здоровье о. Владимира не позволяло ему служить, он приходил в храм молиться, крестил младенцев, отпевал покойников, служил панихиды на Пятницком кладбище, где в Ильинской церкви служил когда-то его отец и где за алтарем было семейное захоронение Мощанских. На Пятницкое кладбище он приходил во все родительские субботы, чаще всего с родственниками. Бывало, что вся семья собиралась у родовых могил Мощанских и долго ждала о. Владимира, потому что, прежде чем прийти сюда, он шел в другое место, где тогда не было захоронений, и служил панихиду и молился здесь, как будто ему было открыто, что не в родовой, а в тюремной могиле ему суждено быть погребенным. Иногда уже и Александра Ивановна укоризненно скажет: «Ну что ты, отец, так долго, мы все тебя заждались». Он ничего не отвечал, но в следующий раз, когда шел служить на кладбище, заходил помолиться на место своего будущего погребения.
Пришло время беспощадных гонений 1937 года. Перед праздником Сретения, 13 февраля 1938 года, около его дома остановилась машина, откуда вышли трое сотрудников НКВД. Они предъявили документ на обыск и арест; переворошили письменный стол и все вещи; забрали пять рублей серебром советских денег, один бумажный николаевский рубль, шесть столовых и четырнадцать чайных серебряных ложек, карманные часы с цепочкой, золотой браслет, золотой крестик крестильный и наперсный серебряный крест. В тюрьме врач обследовал состояние здоровья семидесятидвухлетнего священника и выписал справку: склероз сердца, старческая дряхлость; годен к физическому труду третьей категории[2].
В самый день ареста следователь допросил некую свидетельницу, она показала: «Мощанского Владимира Дмитриевича я знаю с 1937 года... как служителя культа в прошлом времени, а в настоящее время он проводит службы исключительно в большие духовные праздники и причем не зарегистрирован в соответствующих органах советской власти... Из разговоров верующих мне известно, что Мощанский прибыл из Кашинского района в город Вышний Волочек. Мощанский настроен к существующему строю и мероприятиям партии и советской власти враждебно, систематически высказывает среди верующих контрреволюционные антисоветские взгляды, направленные на подрыв советской власти, наносит оскорбления советской конституции, говоря, что это обман и свобода большевиков только на бумаге. Летом 1937 года Мощанский, выходя из церкви после службы, сказал вышедшим верующим: «Вы, верующие, молитесь Господу Богу, Он даст вам счастье, а эти... без Бога пропадут, да и вы сами видите, что у них жизнь идет все хуже и хуже с каждым днем, в городе нет ничего, а в деревне от колхозной жизни колхозники плачут». 1 декабря 1937 года Мощанский, идя по направлению к Пятницкому кладбищу совместно со служителем культа Успенским Владимиром Васильевичем, вел разговор по поводу предстоящих выборов в Верховный Совет. Мощанский сказал: «Да что там идти голосовать, это только формальность, большевики давно их выбрали, так что мы здесь в голосовании играем маленькую роль...» Также в большие духовные праздники Мощанский делал обход могил умерших и вместе с этим обходом наносил оскорбления существующему строю, говоря: «Раньше при царизме как жили все хорошо, а теперь свободная страна довела духовенство до того, что ходи по могилкам да оглядывайся, а то подойдут и арестуют, ведь незаконных арестов духовенства много, да чуть ли и не все, а всё кричат – свобода слова, свобода печати, у нас демократия»[3].
На следующий день следователь допросил заведующего конторой Союзутиль, он показал: «Знаю Мощанского Владимира Дмитриевича с 1931 года как соседа. Мощанский все время служил в Зимнем соборе священником. Мощанский контрреволюционно настроен, антисоветскую агитацию проводил среди жителей города Вышнего Волочка в открытой форме под разными предлогами, восхвалял жизнь дореволюционного времени, открыто выступал против советских законов, распространял провокационные слухи оскорбительного характера по адресу советских ученых... Осенью 1937 года перед выборами в Верховный Совет в разговоре с ним на вопрос, почему он... стал служить, Мощанский стал угрожать, говоря: «Что вам надо, почему вы так враждебно относитесь к религии?» И от меня ушел. На второй день после этого разговора с Мощанским жена меня стала ругать, что я так отношусь к священнику, то есть Мощанский сумел за это время убедить мою жену, которая выступила в защиту священника. 23 ноября... в присутствии учеников восьмых-девятых классов Мощанский проводил контрреволюционную агитацию, направленную на распространение провокационных слухов оскорбительного характера против наших ученых, говоря: «Ученый Павлов перед смертью завещал, чтобы имеющиеся церковные здания не ломать и не занимать под музеи, вот видите, и ученые заступаются за религию». На вопрос, откуда вы это узнали, Мощанский замолчал. Летом 1937 года Мощанский свою контрреволюционную агитацию проводил в поле на выгоне скота среди отсталых женщин, имеющих коров»[4].
В тот же день сотрудник Вышне-Волоцкого НКВД допросил священника:
– Когда вы прибыли в город Вышний Волочек и откуда?
– В город Вышний Волочек я прибыл из села Спасского Кашинского района.
– Назовите, кого вы знаете из духовенства Вышнего Волочка.
– Из духовенства я знаю Всеволода Федоровича Зосимовского, священника собора, Александра Алексеевича Кобарова, священника собора, Ивана Никитича Воронцова, священника собора, Владимира Васильевича Успенского, настоятеля храма.
– Вы обвиняетесь в контрреволюционной антисоветской агитации, дайте по этому вопросу правдивые показания.
– Себя я в этом виновным не признаю и показаний или примеров по данному вопросу дать не могу[5].
16 февраля следователь продолжил допрос «дежурных свидетелей». Как почти всегда по делам о православных священниках, такими свидетелями были обновленцы, выполнявшие зачастую роль «судебных убийц». Обновленческий священник храма на кладбище показал: «Знаю Владимира Дмитриевича Мощанского с января 1938 года. Он тоже служитель культа, только тихоновского порядка. Мощанский контрреволюционно настроен. Контрреволюционную агитацию Мощанский проводил открыто и систематически, под всякими предлогами. Кроме того, Мощанский формально отказался от служения, но на самом деле является активным проводником антисоветских разговоров и уже тем совершает преступление, когда нелегально крестит младенцев и участвует в службах. 28 января 1938 года Мощанский открыто стал говорить: «Новообрядцы – это предатели православной земли, они ее продали антихристам-коммунистам». В продолжении разговора Мощанский заявил: «За нами идет вся масса верующих, а за вами никто». Кроме того, Мощанский является активным организатором встречи Нового года в церкви по-старому... 3 февраля 1938 года я зашел в Зимний собор, где службу вел священник Мощанский. После службы Мощанский подошел к церковному старосте, и ему председатель двадцатки стал что-то говорить; на это ему Мощанский строго ответил: «Потише, здесь есть шпионы»[6].
19 марта сотрудник НКВД, имея перед собой протоколы допросов «дежурных свидетелей», приступил с вопросами к о. Владимиру.
– Вы обвиняетесь в контрреволюционной агитации. Дайте подробные показания.
– Контрреволюционной агитации я не проводил и виновным себя в этом не признаю.
– Зачитываю показания свидетеля о проведении вами контрреволюционной агитации. Признаете ли себя виновным?
– Считаю показания свидетеля неправдоподобными и их категорически отрицаю.
– Зачитываю показания свидетеля о распространении вами клеветнических слухов оскорбительного характера по адресу советских ученых. Признаете вы это?
– Да, действительно, такой разговор имел место, но я не говорил с целью проведения контрреволюционной агитации, этот разговор касался только одного ученого, про которого я и сейчас остаюсь при своем мнении.
– Что вас заставило встать на этот контрреволюционный путь?
– Поскольку я священник, то меня молодежь старалась втянуть в разговор, но я всегда старался этого избегать и больше молчать, но этот разговор я не мог пропустить мимо, не стерпел и дал ответ.
– Вы следствию говорите неправду. Следствие настаивает дать правдивые показания. Что вас заставило встать на этот контрреволюционный путь?
– Я следствию говорю только правду, никаких других причин не было[7].
На следующий день следователь вывел престарелого священника на очную ставку с «дежурным свидетелем».
– Хорошо помню, – показывал свидетель, – в октябре 1937 года Мощанский в присутствии верующих на одной из могил сказал: «Вот пришло время, нас, духовенство, преследуют за религию, ведь раньше этого царь не делал, а теперь свободная страна, и арест за арестом, а посмотреть, кого арестовывают, так можно смело сказать – невиновных людей». В январе 1938 года Мощанский около Пятницкой церкви сказал: «Составили всенародную конституцию, выбрали тайным голосованием правительство, а на деле проводят другое, вразрез всем своим законам, но этому народ не верит, а только больше озлобляется на советскую власть».
Следователь, обращаясь к священнику, сказал:
– Обвиняемый Мощанский Владимир Дмитриевич, вы обвиняетесь в проведении антисоветской агитации. Подтверждаете ли вы показания свидетеля?
– Антисоветской агитации я не проводил и виновным себя в этом не признаю. Также отрицаю показания свидетеля.
– Обвиняемый Мощанский Владимир Дмитриевич, вы говорите неправду, следствие настаивает дать правдивые показания о проводимой вами контрреволюционной агитации.
– Я говорю только правду, что контрреволюционную агитацию я никогда не проводил[8].
22 марта следователь провел очную ставку священника со следующим свидетелем, который сказал:
– 23 ноября 1937 года в присутствии нескольких учеников восьмых-девятых классов Мощанский проводил контрреволюционную агитацию, направленную на распространение провокационных слухов оскорбительного характера против наших ученых, заявляя: «Ученый Павлов перед смертью завещал, чтобы имеющиеся церковные здания не ломать и не занимать под музеи, вот видите, и ученые идут за религией».
– Обвиняемый Мощанский Владимир Дмитриевич, подтверждаете ли вы показания свидетеля?
– Да, подтверждаю показания свидетеля[9].
27 апреля было составлено обвинительное заключение и принято решение передать дело в суд для заслушивания его в закрытом заседании. 27 июня 1938 года к десяти часам утра священника доставили в здание народного суда для слушания дела. Даже для видавших всякое судей вид немощного старца, которого предполагалось приговорить к семи годам заключения в исправительно-трудовой лагерь с последующим поражением в правах, вызвал недоумение. Председатель суда зачитал обвинительное заключение и спросил, все ли священнику в нем понятно. Отец Владимир ответил:
– В чем меня обвиняют – это мне понятно. Виновным себя признаю в том, что я говорил, но только не с целью агитации; я сказал, что люди ученые тоже верят в Бога. Больше я ничего не говорил. Виновным себя в антисоветской агитации не признаю[10].
После этого были вызваны свидетели, дававшие показания на предварительном следствии. Один из них сказал, что священник заявлял, что «раньше жилось лучше, все было, свобода слова, а теперь ходи между могилками да оглядывайся, а то арестуют...» Другой свидетель на суде пояснил: «Осенью 1937 года в разговоре с Мощанским о новой конституции он мне сказал: «Что вы ко мне так относитесь враждебно, разве религия это позор?»[11] 23 декабря 1937 года, как записал секретарь суда, ведший стенограмму заседания, свидетель показал, что «священник... говорил, что Бог есть и что, когда академик Павлов умирал, он говорил, чтобы в Ленинграде не закрывали ни одной церкви, так как Павлов сам верил в Бога». Последним давал показания священник-обновленец; он сказал, что Мощанский настроен антисоветски, он нападал на обновленцев, называл их антихристами, говорил, что они предали веру.
Отец Владимир, выслушав все обвинения, выдвинутые против него, возразил, что если когда что и говорил, то не с целью агитации.
На этом судебное заседание закончилось; судьи ушли, чтобы вынести приговор – семь лет заключения с последующим поражением в избирательных правах на три года.
Отец Владимир подал жалобу, прося пересмотреть несправедливый приговор. На время, пока суд рассматривал жалобу, о. Владимира вернули в Вышневолоцкую тюрьму. Все камеры здесь были переполнены, заключенным почти круглосуточно приходилось стоять и даже на полу не было места прилечь. Когда надзиратель открывал дверь, то люди непроизвольно вываливались в коридор. Отец Владимир в тюрьме строго постился и почти все посылки, которые передавала ему Александра Ивановна, раздавал сокамерникам. В заключении протоиерею Владимиру исполнилось семьдесят два года. Состояние его здоровья становилось все хуже и хуже, а тюремная администрация медлила принимать какие бы то ни было меры, так что в конце концов заключенные в камере возмутились, стали стучать в железную дверь и кричать: «За что вы мучаете старого священника? В чем он виноват? Мы тоже верим в Бога».
16 августа 1938 года Специальная Коллегия Верховного суда, рассмотрев дело, постановила, что приговор подлежит отмене «на том основании, что такой важный документ, как протокол судебного заседания, председательствующим не подписан», показания одного из свидетелей записаны путано, указано, что не Мощанский вел антисоветские разговоры, а этот свидетель. На этом основании приговор суда подлежит отмене, а дело передаче в тот же суд со стадии судебного следствия[12].
Администрация тюрьмы не улучшила положение священника, оставив его в общей камере. Не вынеся тяжелых условий заключения, протоиерей Владимир Мощанский скончался 7 сентября 1938 года[13]. 15 сентября копии определения Спецколлегии Верховного суда были пересланы начальнику Вышневолоцкой тюрьмы для передачи одной из них священнику, но вручить копию было уже невозможно.
Заключенные сами сделали гроб. Отца Владимира одели в чистое белье, которое он хранил в тюрьме на случай смерти. Гроб поставили на телегу и повезли на Пятницкое кладбище мимо дома священника.
Александра Ивановна не знала, что о. Владимир скончался, и еще несколько дней носила в тюрьму передачи. После смерти о. Владимира его образ стал являться начальнику хозяйственной части тюрьмы. Куда бы он ни шел, чтобы ни делал, перед его взором стоял старый священник. Это продолжалось и ночью, так что он совсем потерял сон. И вот на рассвете девятого дня с момента кончины о. Владимира, едва рассеялись сумерки, он пошел по улице в сторону кладбища. Он не знал адреса его близких, но непроизвольно, по внушению Божию, остановился перед домом священника и постучал в окно. Александра Ивановна открыла форточку и спросила, что ему нужно. «Выйдите, оденьтесь, ваш дедушка умер, я покажу вам могилку». Александра Ивановна вышла, и он отвел ее на кладбище и показал могилу о. Владимира, где еще при жизни он служил панихиды. Впоследствии на этом месте был поставлен крест и погребены сын и дочь священника – Владимир и Ольга.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 3». Тверь. 2001. С. 151-163. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-vladimir-moshchanskij
Примечания
[1] Александр Владимирович родился в 1894 году, окончил Тверскую Духовную семинарию, но священником не стал, был учителем. Во время Отечественной войны он с семьей попал в зону немецкой оккупации; немцы сочли, что он похож на еврея, и несколько раз собирались его повесить. В третий раз на шею уже была накинута петля, и в этот момент он дал обет, что, если останется жив, то посвятит жизнь служению Богу. За него заступился священник местной церкви, где Александр Владимирович служил псаломщиком. Сразу же после окончания войны Александр Владимирович поспешил исполнить обет, и в 1946 году был рукоположен в сан священника. Сначала он служил в Тверской епархии, затем во Владимирском соборе в Санкт-Петербурге, а в последние годы в Вырицкой церкви под Петербургом. Скончался о. Александр в 1981 году. Отец Александр Мощанский был женат на дочери священника Измаила Рождественского, Евгении. Ее отец служил в храме недалеко от Вышнего Волочка во все время гонений до начала тридцатых годов. Во время последнего кровавого гонения 1937 года он был уже настолько стар и немощен, что почти не поднимался с постели. В 1937 году его пришли арестовывать. Он в это время лежал на печи. Вошли трое незнакомых людей, и о. Измаил, поглядев на них, понял, что это пришли за ним. Склонившись с печи, он сказал ласково: "Матушка, согрей самовар. Видишь, как они замерзли”. Старший из пришедших поглядел, помолчал, еще поглядел на священника и сказал: "Пошли, ребята, тут нам уже делать нечего”. И не стали его арестовывать. Отец Измаил скончался спустя полтора месяца.
[2] Архив УФСБ РФ по Тверской обл. Арх. № 1077-С. Л. 4-5, 8.
[3] Там же. Л. 13-14.
[4] Там же. Л. 16.
[5] Там же. Л. 10.
[6] Там же. Л. 20.
[7] Там же. Л. 11.
[8] Там же. Л. 20-21.
[9] Там же. Л. 23.
[10] Там же. Л. 35.
[11] Там же. Л. 39.
[12] Там же. Л. 11.
[13] Там же. Л. 54.
Сщмч. Григо́рия Сербаринова, пресвитера, прмцц. А́вгусты (Защук), схимонахини и Марии Лактионовой, послушницы, мц. Агриппи́ны Лесиной (1938).
Священномученик Григо́рий Сербаринов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
8 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 июля (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых
ЖИТИЕ
Григорий Александрович Сербаринов родился 25 января 1880 года в селе Нижне-Плуталово Зарайского уезда Рязанской губернии. Григорий начал учиться в Рязани, где в 1901 году закончил Духовную семинарию. Поступив в столичную Духовную академию, он завершил учебу в ней в 1905 году со степенью кандидата богословия. Вскоре он женился на дочери священника Иоанна Дмитриевича Шишова, бывшего одним из известных петербургских пастырей и служившего более 30 лет священником в Петропавловской больнице.
В 1909 году Григорий принял сан и начал свое служение Господу в домовой церкви Петропавловской больницы Санкт-Петербурга, где служил до 1911 года. Один год пришлось священствовать в Спасо-Бочаринской церкви. В самом начале своего священнического пути отец Григорий Сербаринов стал членом Общества ревнителей сближения Православной Церкви с англиканской.
В XIX начале XX века в англиканской церкви существовал большой интерес к Православию, были небезосновательны надежды на воссоединение, по меньшей мере, некоторых англикан с Церковью Православной, что объяснялось апостольским преемством англиканской иерархии, расплывчатостью англиканской экклезиологии и разочарованием образованной части верующих англикан в религиозной практике. В 1914 году отец Григорий был избран секретарем Петербургского отделения образованного в 1906 году международного «Общества во имя Святой Троицы... по сближению Православной Церкви с Англиканской», куда входили многие архипастыри и пастыри столицы. Тогда же он издал краткий обзор деятельности Общества.
Начиная с 1912 года, в течение десяти лет, отец Григорий служил в церкви «Всех скорбящих Радосте» на Шпалерной улице, д. 35.
В доме под № 3, по Воскресенскому проспекту (сейчас пр. Чернышевского), в старинном доме причта, вплотную примыкающем к этой церкви, находилась квартира священника. Это было время напряженного труда для молодого священника, когда он продолжил свою научную деятельность: 16 декабря 1914 года отец Григорий подал прошение в Совет Санкт-Петербургской Императорской Духовной академии с просьбой разрешить для предполагаемого магистерского труда оставить избранную тему кандидатского сочинения «Епархиальные съезды духовенства за 40 лет их существования (1867-1907)». Начавшаяся Первая мировая война, рождение второго сына Александра в этом же году, не дали возможности осуществить научные планы. Отец Григорий был неутомим в своем служении Господу: проводил беседы в полицейских домах Петрограда, и, как видный в городе проповедник, назначался проповедовать в Казанском соборе.
За понесенные труды в 1917 году он был избран членом Миссионерского Совета и кандидатом в члены Правления Духовной семинарии.
Вскоре начались открытые гонения на православных христиан. Уже в 1918 году во время массовых арестов, батюшка стал узником камеры № 22 Трубецкого бастиона Петропавловской крепости, где провел около 4 месяцев. В это время он был настоятелем Скорбященской церкви, в которой производились денежные сборы в помощь арестованным и на содержание Богословского института.
В ночь на 13 августа 1922 года был расстрелян священномученик митрополит Вениамин и его сподвижники. Не прошло и месяца, как 5 сентября 1922 года Петроградским Губотделом ГПУ были арестованы 22 человека «за то, что они организовывали нелегальные сборища, распространяли ложные слухи, создавая в народе настроения против обновленческого движения». Среди них был и отец Григорий.
Прежде всего ГПУ интересовали несколько пунктов: связи духовенства с теми, кто проходил по недавнему делу митрополита Вениамина; где и как собирались деньги для осужденных и пострадавших семей при изъятии церковных ценностей; отношение к «живой церкви».
Многочисленные аресты были вызваны созданным в то время православным духовенством Петроградской автокефалии для борьбы с обновленцами. Протоиерей Григорий принимал самое активное участие в жизни епархии. Согласно протоколу допроса он сообщил следователю, что два раза присутствовал на собраниях и «оба раза вырабатывался на этих собраниях устав религиозного объединения Петроградской православной кафолической церкви...». Это подтверждается и справкой, хранящейся в 1 спецотделе МВД СССР: Сербаринов «после постановления «живой церкви» о его высылке в Пензенскую губернию» подписал устав-декларацию Петроградской православной кафолической церкви, о чем и сообщил на следствии». С августа 1922 года до дня ареста 21 октября того же года Петроградскую автокефалию возглавлял епископ Алексий (Симанский), будущий Патриарх.
Наступило время страданий за Христа, но еще не пришел час его Голгофы: отца Григория выслали на три года: сначала в Оренбург, а затем в Уральск, оттуда – в поселок Джамбет. Там он, окончив курсы медицинского работника, стал работать фельдшером в местной больнице.
В ноябре 1924 года отец Григорий был возвращен из ссылки досрочно по личному ходатайству Патриарха Тихона. В это время многие храмы в Петрограде захватили обновленцы, и поскольку Скорбященский храм стал обновленческим, отец Григорий оказался за штатом. Вскоре его пригласили в Сергиевский собор, где он прослужил до 1930 года. Протоиерей Григорий владел 8 языками и отдавал свои богатейшие знания молодым. С 1928 года совмещал служение в соборе с преподаванием истории западной церкви на Высших Богословских курсах.
В 1930 году митрополит Ленинградский и Гдовский Серафим (Чичагов) назначил его на место настоятеля Сестрорецкого Петропавловского собора. В 1931 году Петропавловский собор закрыли, и отец Григорий стал настоятелем местной кладбищенской церкви свт. Николая Чудотворца, но служил там не долго, поскольку в этом же году был назначен настоятелем Рождественской церкви на Песках, где священствовал до 1933 года. В этом же году он встретился с бывшим сенатором Дмитрием Флоровичем, с которым беседовал о современном положении англиканской церкви и жизни епископа Евлогия (Георгиевского), находившегося за границей. 3 января 1934 года Сестрорецким погранотрядом в церковном доме был проведен обыск, протоиерей Григорий Сербаринов был арестован. При аресте он держал себя твердо. У него были конфискованы 17 книг, рукописи и переписка. Вновь священнослужитель оказался в тюремной камере, теперь на Шпалерной улице, д. 25. Он проходил по сфабрикованному властями делу «евлогиевцев».
На допросе отец Григорий заявил: «Свою контрреволюционную деятельность в контрреволюционной организации по сближению Православной Церкви с англиканской отрицаю». Виновным себя он не признал. Несмотря на это, был осужден на 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Батюшка с другими заключенными этапом был отправлен на Колыму, в бухту Нагаево. Здесь отцу Григорию пригодились полученные ранее навыки медицинского работника: со строительства дороги его перевели работать фельдшером в лагерный медпункт.
В 1937 году протоиерея Григория освободили, но жить в больших городах, конечно, не разрешили. Батюшка уехал в Казань, где поселился в Козьей слободе, на Степной улице. Здесь он устроился работать счетоводом в Управлении транспортной промышленности. Но неутомимый труженик Христов не мог не служить Господу как священник. Несмотря на жестокие открытые гонения, он сразу по освобождении обратился с письмом к архиепископу Петергофскому Николаю с просьбой дать возможность ему священствовать в Ленинградской епархии. Разрешения властей на служение не последовало, и архиепископ Николай посоветовал обратиться к Казанскому епископу Никону. Но и здесь пастырь получил отказ.
28 декабря 1937 года отца Григория снова арестовали. Он обвинялся в том, что «возвратившись из заключения, восстановил связь с духовенством, продолжал антисоветскую агитацию, используя религиозные предрассудки». Это был арест по I категории, что предполагало расстрел. Один формальный допрос все же состоялся. Виновным в контрреволюционной деятельности отец Григорий себя не признал. Семейное предание говорит о том, что батюшке предлагали сохранить жизнь в обмен на снятие сана, но он остался тверд. Предание, скорее всего, соответствует истине, так как в обвинительном заключении особо подчеркивалось, что он «добивался через Казанского и Петергофского митрополитов места священника. Своих контрреволюционных взглядов не пересмотрел, заявив об этом на следствии». Постановлением Тройки при НКВД ТАССР от 30 декабря 1937 священник был приговорен к высшей мере наказания. Больше на допрос его не вызывали. Приближалось Рождество Христово. В Рождественские праздники, 8 января 1938 года в 21.45. протоиерей Григорий был расстрелян. Это было его последнее Рождество.
Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-grigorij-serbarinov
Преподобномученица А́вгуста (Защук), схимонахиня
ДНИ ПАМЯТИ:
8 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Приговор особой тройки УНКВД Тульской области был объявлен в канун праздника Рождества Христова. В морозные январские дни 1938 года ждали расстрела схиигуменья Августа (Защук), настоятель Оптиной пустыни Исаакий (Бобриков), иеродиакон Вадим (Антонов), послушники Григорий Ларин, Даниил Пятибрат и около двадцати человек монахинь, священников и мирян.
...Игуменья Августа погрузилась в молитву. Спокойной и твердой запечатлела ее последняя прижизненная фотография: руки монахини - тяжелые, но мягкие, опираются на посох, без которого она не могла ходить после перелома ноги. Сейчас она сидит в камере смертников и ждет казни. Ей уже около семидесяти, и в этой полноватой женщине, со светлыми, ясными глазами на добром усталом лице, трудно узнать тоненькую, застенчивую девушку - Лидию Васильевну Казнакову. Все давно привыкли к ее новому имени и обращаются к ней просто: мать Августа.
В Новоладожском уезде Санкт-Петербургской губернии, расположенном на берегу реки Волхов, находилось родовое имение Казнаковых, за которым несколько деревень, в том числе деревня Панково-Покой, где они проживали. В уезде насчитывалось шестьдесят пять приходских церквей и четыре монастыря. В этих исконно русских местах и прошло детство преподобномученицы Августы. Ее отец, Василий Геннадиевич Казнаков, был тайным советником. Родовитая семья Казнаковых происходила из потомственных дворян Тверской губернии. Василий Геннадиевич был человеком весьма образованным. 1 октября 1836 года он поступил в Кадетский корпус, а с 1840 по 1848 год воспитывался в Институте инженеров путей сообщения, откуда был выпущен поручиком. 21 апреля 1847 года он получил орден св. Анны 3-й степени. После окончания института Василий Геннадиевич женился на дочери штабс-капитана Лидии Алексеевне Главацкой.
Будущая преподобномученица родилась 2 июня 1871 года в Санкт-Петербурге и была крещена с именем матери - Лидия. Лидочка была девочкой слабенькой, поэтому постоянно жила и воспитывалась в имении. Когда ей исполнилось шесть лет - скончался отец. После кончины Василия Геннадиевича Казнакова между братьями, вдовой и малолетней Лидией было поделено оставшееся после него наследство. Теперь все тяготы большой семьи легли на плечи уже немолодой Лидии Алексеевны, которая стала опекуншей троих малолетних детей. Денег не хватало, имение пришло в полный упадок. Лидия Алексеевна усиленно хлопотала о получении образования младшей дочери, Лидии, которая 1 сентября 1880 года была, наконец, определена в 7 класс Александровского Смольного института. Тогда ее мать еще сумела внести соответствующую плату за обучение.
В институте Лидия Казнакова выделялась большими способностями, училась хорошо и охотно, хотя и не отличалась хорошим здоровьем. Подруги часто удивлялись ее необычным поступкам, тонкому восприятию жизни и природы. Лидия Алексеевна поселилась в это время недалеко от Смольного института, на Литейном проспекте, 45, кв. 16, у госпожи Соколовской. Она подала прошение в Дворянское собрание с просьбой о помощи, и в августе 1884 года Лидия Казнакова была переведена на бесплатное содержание и обучение. 30 мая 1887 года состоялся 55-й выпуск Смольного института. Лидия Васильевна Казнакова была среди выпускниц этого известного всей России учебного заведения. Впоследствии она всегда с благодарностью вспоминала Смольный институт и стала членом Общества взаимопомощи нуждающимся смолянкам.
После окончания института Лидия уехала с матерью в Тверскую губернию, к деду, где пробыла два года. Вернувшись в столицу, она стала жить в меблированных комнатах. Здесь же поселился молодой, блестяще образованный офицер Всеволод Защук. Через два года знакомства они поженились. Венчание состоялось 23 июля 1895 года.
Только два года семейная жизнь для Лидии была радостной. Лидия относилась к мужу с удивительной скромностью и доверчивостью, а получала в ответ лишь грубости. Помимо денежных затруднений, отношения между супругами осложнялись отсутствием в их семье детей. С тягот семейной жизни начинался путь мученичества будущей игумении и схимницы. Брак преподнес Лидии великие уроки терпения и смирения, без которых невозможно выдержать монашескую жизнь. Супруги прожили вместе десять с половиной лет и расстались.
Поначалу Лидия Васильевна все же получала от мужа сто рублей в месяц, затем он снизил сумму до пятидесяти рублей, а позже сократил до сорока. 4 июля 1906 года Лидия Васильевна Защук подала на имя Государя прошение с просьбой «приказать мужу моему вернуть мои деньги и выдать мне паспорт». 15 ноября 1907 года Лидия Васильевна получила, наконец, вид на отдельное жительство от мужа на четыре года.
В 1909 году они с матерью переехали на улицу Галерную, 56, там, по-видимому, Л.А. Казнакова и скончалась на 77-м году жизни. Лидия Васильевна сразу же переехала в меблированные комнаты на Невском пр., д. 104, где прожила три года, ведя тихую, уединенную жизнь среди книг и переводов, работая на Адмиралтейском судостроительном заводе младшим делопроизводителем и переводчиком. Ей исполнилось 38 лет.
Шло время, но примирение супругов было невозможным: муж не хотел вернуть деньги, жена не могла без этого условия вернуться к нему. На развод Лидия не соглашалась, не хотела отпустить и освободить мужа от своей жизни, несмотря на все провокации с его стороны. Всеволод считал решение Лидии капризом и не давал согласия на отдельное жительство, хотя не возражал против развода. 22 ноября 1911 года Лидия Васильевна просила выдать постоянный вид на жительство с правом получения заграничного паспорта без разрешения мужа, который категорически отказал ей в этом.
С 3 сентября 1911 года ей все-таки удалось уехать в Монте-Карло, где она скромно, не держа даже прислуги, оставалась до 10 октября.16 февраля 1912 года Лидия Васильевна, наконец, получила постановление о праве раздельного проживания от мужа.
Революционные потрясения в столице застали Л.В. Казнакову служащей Городской думы, где Лидия Васильевна выдавала промысловые свидетельства. В бездне революционного хаоса у Лидии Васильевны не осталось ничего, кроме могил близких людей и никого, на чье плечо она могла бы опереться. Ее душа устремилась Богу, к Оптиной пустыни: родилась мысль стать монахиней и уйти от мирской жизни. С большими трудностями пришлось ей тогда преодолеть тяжелый путь в Москву, затем в Козельск и увидеть, наконец, долгожданную Оптину пустынь.
Теперь вся ее жизнь была связана с этим прославленным своими старцами монастырем. Вдохнув уходящую благодать Оптиной, она не только услышала воспоминания о великих старцах, но и застала некоторых из них. Прежде всего это был старец Нектарий. Посчастливилось ей работать и вместе с о. Никоном (Беляевым).
В Оптиной пустыни, как и во всех других монастырях России, власти образовали племхоз и совхоз, а сами монахи организовали Садово-парковое товарищество, которое затем вступило в юридический договор о совместном использовании и охране зданий в Оптиной с созданным в ней музеем, но в 1924 году Товарищество было закрыто «за антисоветскую агитацию». Многие насельники обители после окончательного разгрома монастыря и Товарищества переселились в Козельск и его окрестности.
По прибытии в Оптину Лидия Васильевна около полутора лет трудилась счетоводом по выдаче хлеба в племхозе, а с декабря 1919 года начала работать в оптинском музее.
Музей, основанный как заповедник, состоял не только из экспозиции и фондов, к нему отошли монастырская и скитская библиотеки, архив и некоторые здания обители. Первым заведующим Оптинского музея был о. Никон (Беляев). А когда осенью 1919 года он был арестован, работать там начала Л.В. Защук. С 20 июня 1920 года она занимала должность заведующей музеем. Как видно из архивных документов, немало сил и старания было приложено Л.В. Защук для работы музея.
В 1924 году на территории музея расположился детский дом, с проживающими в нем 180 детьми. Началось постепенное посягательство на территорию музея и его вытеснение. В 1928 году музей был реорганизован и превращен в краеведческий, причем, большая часть музейного материала была отправлена в кладовую. Вскоре пришло решение о закрытии музея. Сразу после увольнения Л.В. Защук с должности зав. музеем началась распродажа его имущества.
В 1924 году Лидия Васильевна познакомилась с Надеждой Григорьевной Чулковой, приехавшей в Оптину на дачу. Когда Лидию Васильевну уволили из музея, она осталась без средств к существованию. Н.Г. Чулкова стала помогать безработной Л.В. Защук, ежегодно высылая определенную сумму денег. Лидия Васильевна переселилась в Козельск, где сменила несколько адресов. Вскоре она стала давать частные уроки немецкого и французского языков, а когда средств на пропитание не хватало - продавала свое имущество. В июле 1926 года, когда Лидия Васильевна сломала ногу, то смогла поправиться только благодаря уходу и помощи Надежды Григорьевны.
Несмотря на то, что Л.В. Защук была больна и отошла от музейных дел, интерес чекистов к ее жизни не истощался. Искать повод для ареста долго не пришлось, тем более, что от органов ОГПУ в то время скрыть что-либо было сложно. Каждый шаг «социально опасных элементов» был под гласным и негласным присмотром осведомителей. Об этом сейчас говорят их доносы. Тогда же в секретном доносе, названном «докладной запиской», в Президиум калужского губисполкома поступили сведения о монастыре, где в частности говорилось: «...Вот Л.В. Защук, бывшая зав. музеем (с большим трудом отстраненная), жена полковника, странная, эксцентричная женщина, при изъятии церковных ценностей была за противодействие арестована, религиозна до крайней фанатичности, свою службу сочетавшая с поклонением старцам...»
17 июня 1927 года Лидия Васильевна вновь была арестована. Ее вызвали на допрос сразу после ареста. Лидия Васильевна вины за собой не признала. Она, как опытный юрист, спокойно и умно мотивировала все свои действия, обосновывая их распоряжениями и постановлениями правительства. Например, обвинение в незаконных богослужениях, со стороны арестованной Л.В. Защук, имело такое обоснование: «За молитвы частных лиц в своих помещениях никто отвечать не может, а богослужений там не допускалось, да никто и не просил о сем». Она даже позволила себе со свойственной ей деликатностью смолянки напомнить следователю о законах и указать на распоряжения властей: «Таким образом я ответила на обвинение по ст. 109 и 113 статье и 126-ой. Благодарю за данную возможность и радуюсь, что могу дать полезные вам №№ всех этих отношений, отмеченные мною вследствие внимания при прежней деятельности, чтобы все шло законно, больше я, старуха, ничего и припомнить не могу».
Как видно, обвинения в отношении Л.В. Защук рассыпались в ходе следствия, и она была освобождена 1 июля 1927 года по подписке о невыезде, но лишена права проживания в семи городах и их губерниях с прикреплением к месту жительства. Лидия Васильевна вернулась домой, в Козельск.
После ссылки Лидия Васильевна приехала в город Белев. В 30-е годы здесь жили ссыльные монахи Оптиной пустыни и монахини Шамординского монастыря. Все они посещали Никольскую церковь в Казачьей слободе Белева. Именно тогда епископ Белевской епархии Игнатий (Садковский) организовал подпольный женский монастырь при Казачьей церкви в Белеве. По его благословению в 1934 году епископ Георгий (Садковский), его брат, совершил чин пострижения Лидии Васильевны Защук в монахини с наречением имени Августы, а затем посвятил в схиму и назначил игуменией подпольного женского монастыря.
16 декабря 1937 года матушка Августа была арестована вместе с двадцатью монахами, монахинями, мирянами и священниками в городе Белеве. Незадолго до расстрела заключенных перевезли в город Тулу. Мать Августу дважды вызывали на допрос. На первом матушка ничего не сказала, а на втором подтвердила, что в городе Белеве был организован подпольный монастырь при Никольской Казачьей церкви. На требование дать показания относительно деятельности монастыря и назвать имена сестер она сказала: «От дачи показаний на поставленный мне вопрос отказываюсь».
Не прошло и двух недель, как следствие было закончено. 25 декабря 1937 года начальник Госбезопасности Белевского райотдела НКВД по Тульской области составил обвинительное заключение. Мать Августу обвинили в том, что она «создала и возглавила женский монастырь из лиц служителей монашеского элемента... возглавила контрреволюционную деятельность среди населения».
8 января 1938 года преподобномученицу Августу (Защук) вместе с другими священниками и монахинями привезли на 162-й км Симферопольского шоссе под Тулой... Здесь, где в настоящее время установлена часовня, прозвучали выстрелы в вечность, и просиял венец мученичества над душами русских людей.
По материалам: Соколова Л. И. «Высшая мера послушания. Материалы к житию преподобномученицы Августы (Защук)». Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-avgusta-zashchuk
Преподобномученица Мария Лактионова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
8 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Лактионова Мария Максимовна родилась 26 января 1884 года в селе Гнездилово Фатежского района Курской области. Известно, что с 1914 по 1918 год она состояла послушницей в Казанской Амвросиевой пустыни (село Шамордино Перемышльского уезда Калужской губернии), а с 1934 года проживала в городе Белеве.
16 декабря 1937 года Мария Максимовна была арестована Белевским отделением НКВД по делу епископа Никиты (Прибыткова) и обвинена в том, что «состояла в подпольном монастыре». На допросе, состоявшемся в тот же день, послушница Мария сказала следователю:
- Ни о каком монастыре я не знаю. Против власти никогда не шла.
30 декабря 1937 года тройка при УНКВД СССР по Тульской области приговорила Марию Максимовну Лактионову к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 8 января 1938 года. Местом захоронения для мученицы стала братская могила на 162-ом км. Симферопольского шоссе.
Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-marija-laktionova
Мученица Агриппи́на Лесина
ДНИ ПАМЯТИ:
8 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Агриппина Ивановна Лесина родилась 6 июля 1897 года в селе Беляево Белевского района Тульской области. Известно, что в 1913 году она стала послушницей Крестовоздвиженского монастыря в городе Белеве Калужской губернии. После закрытия монастыря в годы советской власти матушка работала в артели «Красный производственник» швеей, в то же время не оставляя молитвенного подвига.
16 декабря 1937 года Агриппина Лесина была арестована Белевским отделением НКВД. Она обвинялась в том, что «состояла в подпольном монастыре» и в том, что вела «контрреволюционную деятельность». На угрозы следователя, который требовал дать признательные показания, она твердо ответила: - Никакой антисоветской деятельностью я не занималась.
30 декабря 1937 года тройка при УНКВД СССР по Тульской области приговорила Лесину Агриппину Ивановну к высшей мере наказания. 8 января 1938 года, в день Собора Пресвятой Богородицы, мученица Агриппина была расстреляна вместе с другими мучениками. Местом захоронения ее стала братская могила на 162 километре Симферопольского шоссе.
Источник: http://pstgu.ru, https://azbyka.ru/days/sv-agrippina-lesina
Священномученик Дими́трий Смирнов, пресвитер (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
13 сентября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Димитрий родился в 1868 году в селе Черняево Дмитровского уезда Московской губернии в семье Василия Тимофеевича Смирнова, 47 лет прослужившего священником. В 1883 году Дмитрий Васильевич окончил Звенигородское Духовное училище и несколько лет проживал вместе с родителями.
В апреле 1889 года Дмитрий Смирнов поступил псаломщиком в Казанскую церковь в селе Котельники Московского уезда. В ноябре 1910 года он был перемещен на должность псаломщика во Влахернскую церковь в селе Влахернское-Кузьминки того же уезда. 18 марта 1912 года он был рукоположен во диакона к этому храму. За безупречное служение Церкви Христовой диакон Димитрий Смирнов в 1920 году был удостоен от Святейшего Патриарха Тихона Благословенной грамоты, а в 1924 году награжден двойным орарем.
В марте 1924 года диакон Димитрий Смирнов был назначен в Николаевский храм в селе Аксиньино Звенигородского уезда.
21 сентября 1928 года отец Димитрий был рукоположен в сан священника к Троицкому храму в селе Ершово Звенигородского района Московской области. В 1932 году отец Димитрий был переведен в Троицкий храм села Троицкое того же района. В 1937 году он был награжден наперсным крестом.
Как и все священнослужители, отец Димитрий обкладывался безбожными властями большим налогом, который с трудом удавалось заплатить. В 1937 году в связи с неуплатой очередного налога он был оштрафован, и поскольку штраф тоже не удалось заплатить, в феврале 1938 года у него было описано все имущество.
Безбожные власти летом 1937 года приняли решение физически расправиться с Русской Православной Церковью. Гонения повсеместно усилились, кругом арестовывались священнослужители и миряне, которые без всякой вины осуждались к расстрелу или длительному заключению в лагерь. В октябре 1937 года безбожники арестовали и через месяц расстреляли родного брата отца Димитрия протоиерея Всеволода Смирнова, служившего в Успенской церкви в селе Дерменцево Волоколамского района Московской области.
15 марта 1938 года следователи Звенигородского районного отделения НКВД вызвали на допрос несколько свидетелей, которые дали необходимые гонителям показания против отца Димитрия. Председатель колхоза в селе Троицком, в частности, сказал: «Как служитель культа, Смирнов разлагательски действует на колхоз. Так, в период весеннего сева, а также в уборочную и посевную кампанию он собирает в дни религиозных праздников в церкви колхозниц и колхозников, где ведет агитацию о том, что Бога надо бояться и любить, а колхозы нам все равно ничего хорошего не дают. В дни религиозных праздников колхозники на работу не идут, а идут в церковь, чем срывают колхозную работу и разлагают трудовую дисциплину. Летом 1937 года… все колхозники стали убедительно требовать, чтобы разрешили устроить молебствие о дожде. Несмотря на запрет со стороны сельсовета, молебен Смирновым был устроен тайно и все колхозники были в церкви и работа в колхозе не производилась весь день. В церкви он говорил: вот видите, дождя нет, все сохнет, это потому, что вы в своем колхозе забыли про Бога. Если будете забывать Бога и веру, то вы в своем колхозе умрете с голоду. 23 февраля 1938 года председатель сельсовета ходила описывать имущество у Смирнова за неуплату штрафа. В это время Смирнов сказал: берите, что хотите, мне теперь все равно, ведь советской власти грабить не привыкать».
22 марта священник Димитрий Смирнов был арестован и помещен в камеру предварительного заключения в городе Звенигороде, а потом переведен в Сретенскую тюрьму в Москве. На следующий день следователь допросил священника.
– С кем вы поддерживаете личную связь? – спросил он.
– Личные связи я поддерживаю с родным братом протоиереем Всеволодом Смирновым, ныне арестованным органами НКВД. Больше связи ни с кем не поддерживаю.
– Вы обвиняетесь в контрреволюционной деятельности и высказывании террористических настроений против советской власти и руководителей партии, – и далее следователь начал зачитывать выдержки из показаний лжесвидетелей.
– В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю, – ответил отец Димитрий.
5 мая следователем были проведены три очных ставки между лжесвидетелями и священником Димитрием Смирновым. В его присутствии они подтвердили данные ранее показания.
– Признаете ли себя виновным в приведенных свидетелями фактах вашей контрреволюционной деятельности? – спросил следователь священника.
– Из всех приведенных фактов я подтверждаю только то, что я высказывал недовольство советской властью, поскольку она много налога берет со священников, а также что люди забыли Бога и веру, отчего и живут плохо, а также что я ходил по деревням и проводил молебны, возможно, что и говорил в отношении советской власти, сейчас не помню по своему старому возрасту... Что касается описи у меня имущества, то я говорил, что советская власть накладывает много налога, не по доходу… Что касается молебна о дожде, то я его служил и присутствующим на молебне говорил: вот видите, дождя нет, все сохнет, это потому, что вы, работая в колхозе, забыли про Бога, и если будете забывать про веру и Бога, то за хорошее будет хорошее, а за плохое – плохое.
5 мая 1938 года следствие было закончено. 9 августа 1938 года Особое совещание при НКВД приговорило отца Димитрия к ссылке в Казахстан сроком на пять лет.
Священник Димитрий Смирнов, очевидно еще находясь в Москве, умер 13 сентября 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Составитель священник Максим Максимов. «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 2». Тверь, 2005 год, стр. 182-184. Источник: http://www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-smirnov-presviter
Библиография
1. ГАРФ. Ф. 10035, д. П-48250.
2. АМП. Послужной список.
Сщмч. Дими́трия Воскресенского, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
22 мая
ЖИТИЕ
Протоиерей Димитрий Воскресенский родился 7 сентября 1869 года в селе Урусово Алатырского уезда Симбирской губернии (ныне Мордовской Республики) в семье священника Василия Воскресенского.
В 1875 году, когда Димитрию было 6 лет, при родах умерла его мать – супруга отца Василия. Сам отец Василий в 1907 году причащал больного тифом крестьянина и заразившись умер, как исповедник.
В 1891 году Димитрий окончил Симбирскую Духовную Семинарию по второму разряду и был зачислен учителем церковно-приходской школы в село Урусово, в 1892 году определен псаломщиком, в 1895 году рукоположен во священники к селу Полибино Алатырского уезда, в 1902 году перемещен в село Новые Монадыши Ардатовского уезда, с 1908 по 1911 годы состоял членом благочиннического совета, в 1911 году перемещен в село Анастасово Курмышского уезда, в котором прослужил 26 лет до своего ареста. В 1905 году был награжден набедренником, в 1916 – камилавкой, в 1922 году – наперсным крестом. Позже был возведен в сан протоиерея.
В начале 1930-х годов, когда Чувашия входила в состав Нижегородского Края, арестованные в Порецком районе часто доставлялись в близлежащие районные отделения НКВД, находящиеся на территории нынешней Нижегородской области. Так было и с отцом Димитрием. Он был арестован и допрашивался в районном отделении НКВД в селе Теплый Стан (ныне Сеченово Нижегородской области). С собой он, видимо, успел взять фотографию сына Николая, где он снят красноармейцем в буденновке. С кем-то ему удалось передать эту фотографию дочери Ольге – на обороте надпись карандашом, второпях: «Лелечка меня бьют, время упущено». И еще фамилии – видимо следователей. Тогда он был освобожден.
В 1934 году был привлечен сельсоветом к штрафу на 400 рублей «за незаконное совершение молебнов», на что отец Димитрий написал жалобу в Комиссию по вопросам культа при Президиуме ЦИКа ЧАССР.
«15 мая у меня в приходе были похороны; покойницу, как у нас заведено, я провожал только из дому до церкви для отпевания. После же отпевания провожать покойников на могилу у нас не принято и на кладбище я уже второй год не был. Но на второй день после этого, я к своему удивлению и всех верующих, получил прилагаемую выпись из протокола Анастасовского сельсовета. Я тут же на нее послал отношение, что я на могилах никаких молебствий о дожде не совершал и даже там не был, что подтвердят все верующие, и потому считаю этот штраф незаконным. Этим дело не кончилось. Вечером того же дня от председателя сельсовета получаю 2-ю бумагу, (при сем же прилагаемую). А потом через несколько дней уже поздним вечером председатель сельсовета вызывает в совет и грубо опять требует с меня уплаты штрафа. На мои же слова, что этот штраф считаю незаконным, так как сие обвинение меня в молебствиях на кладбищах составляет явную ложь, он при находящихся тут лицах стал бранить меня самыми площадными матерными словами. Не получая от меня этого штрафа, 31 мая сельсовет прислал уже новый налог – 3000 яиц. По поводу этого налога считаю нужным сказать: с хозяйством я не связан, птицы не имею и никакими хождениями по домам и сборами яиц, как они пишут в прилагаемой выписи из постановления, – не занимаюсь, тем более, молебнами на храмовый праздник в честь Святителя Николая не ходил, так как не разрешили. Это, опять, подтвердят все верующие. И потому прошу комиссию защитить меня от этих незаконных штрафов и налогов деньгами и яйцами.
При сем прилагаю 2 бумаги наложения на меня штрафа 400 руб. и 1 бумагу о наложении на меня 3000 яиц и 10 руб. сбора.
Священник с. Анастасово Дмитрий Воскресенский, 1 июня 34 г.
Ответ прошу прислать непосредственно на мое имя – СИК нам Ваше постановление не объявит».
Видимо, подобную жалобу отец Димитрий написал в Москву – в постоянную Комиссию по вопросам культов при ЦИКе, которая и отменила решение о штрафе.
Продолжая служение перед святым престолом протоиерей Димитрий был арестован 21 октября 1937 года и заключен в Алатырскую тюрьму.
На допросе, состоявшемся 22 октября следователь спрашивал:
– Следствию известно, что вы имеете тесную связь со священниками Храмцовым, Гришиным, Покровским, следствие вам предлагает рассказать – в чем конкретно эта связь выражается?
– В отношении связи – с этими священниками я соверешенно уже не виделся примерно года два, это все ложь.
– Следствию известно, что вы в августе 1937 года встречались в гостях с троцкистом Родионовым, ныне арестованным по линии НКВД, где также принимала участие дочь помещика Брандт-Панова, ныне Прохорова Елизавета, следствие предлагает вам рассказать правду.
– С Родионовым я в этом году не встречался, это ложь.
– Следствие напоминает вам, что вы с Родионовым в августе месяце виделись на что имеется материал сельсовета, скажите правду.
– Это совершенно неверно, сельсовет нагло врет.
– Следствию известно о том, что во время закрытия Вашей церкви, Вы с церковным советом подговаривали поднять массу на бунт: В то же время Вы обвиняли Митрополита Сергия за то, что он признал соввласть, скажите, признаете ли Вы это?
– Этого я признать не могу, хотя церковь верно закрывали.
– В это время когда Вы обвиняли Сергия в признании власти, в беседе с гражданином Насоновым говорили: Нам надо идти не за власть а против власти с пожеланием скорее войны, скажите признаете ли Вы это?
– Гражданина Насонова я совершенно не знаю и таких подобных разговоров с моей стороны совершенно не было и не могло быть.
– Следствие еще раз Вам предлагает рассказать о всей контрреволюционной деятельности, Вашей группы в которой и состояли и Вы?
– Про себя, а также и про других я сказать совершенно ничего не могу и обвинять напрасно никого не хочу. Больше показать ничего не могу.
30 декабря 1937 года протоиерей Димитрий Воскресенский был приговорен спецтройкой НКВД ЧАССР по статье 58-10 к 10 годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 22 мая 1938 года, в день празднования Николы Чудотворца, отбывая срок наказания в Алатырской исправительно-трудовой колонии отец Димитрий скончался, по записи врача от порока сердца, и был погребен на кладбище колонии в безвестной могиле.
Протоиерей Димитрий причислен к собору новомучеников и исповедников Российских на заседании Священного Синода под председательством Святейшего Патриарха Алексия 27 декабря 2007 года.
Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-voskresenskij
Сщмч. Дими́трия Легейдо, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
23 марта
ЖИТИЕ
Священномученик Димитрий родился 26 октября 1880 года в селе Большие Сорочинцы Полтавской губернии в семье казака Константина Легейдо. Успешно занимаясь торговлей, Константин Легейдо приумножал земное имущество. Но Дмитрия не привлекала торговля, и он, как купец, ищущий драгоценной жемчужины, выбрал своим поприщем служение Богу. В 1904 году Дмитрий окончил Тифлисскую Духовную семинарию и был рукоположен во диакона ко храму в селе Нины Ставропольской губернии, а затем - во священника и служил в храме в станице Неберджаевской неподалеку от Крымска Кубанской области. В 1918 году Кубань стала ареной ожесточенных боев гражданской войны, развязанной большевиками против русского народа и народов России. В 1918 году, во время пребывания в станице Неберджаевской белых, был арестован и осужден на смерть один из красногвардейцев; когда его уже повели на площадь, чтобы казнить, отец Димитрий вступился за него и спас ему жизнь. При власти белых священник регулярно передавал продукты заключенным красногвардейцам.
В августе 1931 года отец Димитрий был назначен служить в Вознесенскую церковь в городе Геленджике Краснодарского края. Своей активной пастырской деятельностью и проповедями он вскоре привлек внимание ОГПУ, и о нем стали собираться соответствующие сведения. 21 апреля 1932 года священник был арестован по обвинению в антисоветской религиозной деятельности, которую он направлял против мероприятий советской власти. В мае 1932 года сотрудники ОГПУ допросили местных жителей, после чего были устроены очные ставки свидетелей со священником.
«Не было бы колхозов, не было бы тех мучений, какие есть; над народом издеваются, но скоро будет Суд, который потрясет мир... - заявил священник, как утверждал на очной ставке свидетель. - Служители Христа переносят большие мучения и издевательства, но скоро будет Суд, который будет судить мир...»[1]
Выслушав его показания, отец Димитрий сказал: «Разговора в таком духе не было. О прославлении Христа разговора не отрицаю, но что не было бы колхозов, не было бы мучений, и что коммунисты посланы за грехи, я не говорил. Разговора о том, что служители Христа переносят большие мучения, не было, но не отрицаю, что мог быть разговор, что мы подвергаемся насмешкам»[2].
После очных ставок следователь снова допросил священника, и отец Димитрий сказал: «Виновность свою в предъявленном мне обвинении я отрицаю, хотя и не отрицаю, что временами неудовольствия с моей стороны были. Большей частью эти неудовольствия сводились к материальным вопросам. Предъявленные мне свидетельские показания я частично признаю - в частности, разговор о прославлении Христа, о том, что чем больше грешат люди, тем строже будут наказываться. Но часть разговоров была неправильно понята. Преднамеренной антисоветской агитации против власти я не вел, и о том, что нужно выходить из колхозов, что коммунисты будут стоять перед Страшным Судом, я не говорил»[3].
Областное начальство ОГПУ потребовало от местных сотрудников допросить еще ряд свидетелей, чтобы доказать наличие контрреволюционной организации. После допросов местные сотрудники ОГПУ написали: «Препровождая дополнительный следственный материал и справку по делу Легейдо, сообщаем, что выявить наличие антисоветской группировки путем допросов предлагаемых вами лиц не удалось.
Все допрошенные, по существу, являются дряхлыми стариками и старухами и ценных данных в процессе допроса не дали»[4].
Одна из дополнительно допрошенных свидетельниц показала: «Были случаи, когда я делилась с ним своим горем, как например, у меня забрал фининспектор... буфет, стол, зеркало и другие домашние вещи... Отец Димитрий, утешая меня, сказал: "Не отчаивайтесь, молитесь и терпите, все это земное, нужно думать больше о загробной жизни”.
В то время, когда на праздниках я у него встречала прихожан, то обычно те пили чай, пели и вели разговоры... о внутренней жизни каждого»[5].
28 ноября 1932 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Димитрия к трем годам ссылки в Казахстан, и он был сослан в Чимкент, где ему пришлось работать инкассатором-счетоводом.
11 сентября 1937 года власти арестовали священника, и он был заключен в чимкентскую тюрьму. 14 сентября отец Димитрий был допрошен и на вопрос следователя, участвовал ли он в контрреволюционной деятельности и признает ли себя виновным, ответил, что в контрреволюционной деятельности не участвовал и виновным себя не признает.
19 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила священника к десяти годам заключения в концлагерь, и 21 января 1938 года он прибыл с алма-атинским этапом в 10-е отделение Бамлага.
13 марта начальник 1-й колонны, к которой был приписан отец Димитрий, и помощники по труду и культурно-воспитательной работе составили на священника характеристику, в которой написали, что со дня своего прибытия в лагерь тот не выходил на работу, является злостным отказчиком и воспитанию не поддается.
15 марта был допрошен лжесвидетель, который также показал, что отец Димитрий был злостным отказчиком от работы и вел антисоветскую агитацию. Самого священника при этом ни разу не допросили. 31 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Димитрия к расстрелу, но расстрелять его уже не могли - 23 марта 1938 года священник Димитрий Легейдо скончался и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 124-126. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-dimitrij-legejdo
Примечания
[1] УФСБ России по Краснодарскому краю. Д. П-23182, л. 8.
[2] Там же. Л. 19 об.
[3] Там же. Л. 30.
[4] Там же. Л. 39.
[5] Там же. Л. 42.
Сщмчч. Зоси́мы Трубачева, Никола́я Добролюбова, Васи́лия Горбачева, Иоа́нна Покровского, Лео́нтия Гримальского, Влади́мира Покровского, Парфе́ния Грузинова, Иоа́нна Калабухова, Иоа́нна Косинского, Михаи́ла Попова, пресвитеров и Евге́ния Никольского, диакона, прмцц. А́нны Корнеевой, Ве́ры Морозовой и Ири́ны Хвостовой, послушниц, мч. Па́вла Соколова (1938).
Священномученик Зоси́ма Трубачев, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Зосима родился 24 декабря 1893 года в селе Пучуга Сольвычегодского уезда Вологодской губернии в семье диакона Василия Трубачева и его жены Веры Петровны. Первоначальное образование Зосима получил в духовном училище в городе Никольске, затем поступил в Вологодскую Духовную семинарию, а в 1914 году - в Московскую Духовную академию, которую окончил в 1918 году.
Душевные качества Зосимы Васильевича, любовь к храму и богослужению предопределили его священнический путь. Имея прекрасный слух и певческие данные, он еще в семинарии обучился певческому искусству и с успехом заменял регента. В студенческие годы Зосима Васильевич управлял вторым академическим хором и хором при домовой церкви во имя равноапостольной Марии Магдалины в Сергиево-Посадском убежище сестер милосердия Красного Креста. Годы обучения в академии воспитали в нем верность и преданность Православной Церкви. Он часто посещал старцев Зосимовой пустыни, получая от них ответы на насущные вопросы духовной жизни. За год до окончания академии он вступил в брак с Клавдией Санковой, отец которой, Георгий Прохорович, был железнодорожным мастером и большим почитателем иеромонаха Варнавы (Меркулова), к которому часто обращался за советами.
В марте 1918 года Зосима Васильевич был рукоположен во диакона, а 25 апреля того же года Святейший Патриарх Тихон в Троицком соборе Троице-Сергиевой Лавры рукоположил его во священника.
Первым местом его служения стал Богородице-Рождественский храм в селе Подосиновец в Вологодской епархии. За несколько месяцев до приезда сюда отца Зосимы настоятель храма протоиерей Николай Подьяков претерпел мученическую кончину от рук безбожников.
Уроженец Вологодской губернии, отец Зосима хорошо знал жизнь местных крестьян, занимавшихся хлебопашеством и возделыванием льна, из которого ткали полотно и шили одежду, - ее носили все местные жители. Поселившись в Подосиновце, он целиком посвятил себя пастырской деятельности. Совершение богослужений, проповедь слова Божия, отеческая забота о вверенных ему прихожанах, христианское воспитание детей стало смыслом и содержанием его жизни. Он посещал больных в отдаленных селениях прихода, устраивал воскресные беседы, обличал сектантов, просто и доступно изъяснял истины православной веры, приходил на помощь всем нуждающимся. Он взял на воспитание тринадцатилетнюю сироту, дочку утонувшего помора.
Отец Зосима любил детей. На Рождество в доме священника всегда устраивалась елка для приходских детей, пелись рождественские песнопения и детские игровые песни.
Служил отец Зосима внутренне собранно, сосредоточенно, истово, весь уходя в молитву. На праздник Крещения водоосвящение в Подосиновце происходило на реке Юг. Летом водосвятные молебны совершались перед храмом на огромном камне-валуне.
В Подосиновце у отца Зосимы и его супруги Клавдии Георгиевны родилось трое детей. С младшим сыном священника в младенческом возрасте произошло событие, которое вся семья однозначно восприняла как чудо. В один из праздничных дней собрались родные и гости; отец Зосима держал мальчика на руках, но кто-то его позвал. Он положил ребенка на подоконник и поспешно вышел. Через несколько мгновений мальчик упал со второго этажа дома на улицу. Когда его принесли, он впал в забытье и, по-видимому, уснул. Отец Зосима ушел в другую комнату и стал горячо молиться. Мальчик проснулся вполне здоровым.
В 1922 году священника впервые арестовали во время кампании по изъятию церковных ценностей, и он был заключен в тюрьму в Великом Устюге. Вскоре, однако, он был освобожден и вернулся служить в Подосиновец.
В 1924 году отец Зосима перешел служить в Ивановскую епархию, которую возглавлял тогда епископ Августин (Беляев). Некоторое время отец Зосима служил в храме в селе Кохма неподалеку от города Иванова.
В середине двадцатых годов православные Иванова переживали один из самых тяжелых периодов своей церковной истории. Обновленцы при поддержке властей захватили почти все храмы в городе. Епископу Августину запретили жить в кафедральном городе, и он приезжал в Иваново только для совершения богослужений. В отце Зосиме владыка нашел твердого и мужественного защитника православия и в 1925 году направил его служить в Введенский храм в Иванове, так как настоятель этого храма отпал в обновленчество и многие из клира храма склонялись к обновленцам. Отец Зосима был назначен сюда настоятелем и возведен в сан протоиерея. Приход оказался разрушенным, богослужение совершалось небрежно, церковное пение к тому времени было почти полностью заменено концертным исполнением молитв. Отец Зосима потратил много сил, чтобы наладить уставное совершение богослужений и преодолеть среди причта привычку к небрежному отправлению чинопоследований, и в особенности таинства исповеди. Он настойчиво отстаивал традиции обиходного церковного пения, не совместимые с концертностью, стремился передать хору свое молитвенное настроение.
Для того чтобы привлечь православных к обновленцам, власти разрешили последним совершать крестные ходы по городу, в то время как православные на это права не имели, а в случае неповиновения им угрожали различными карами. Протоиерей Зосима, несмотря на угрозы, не согласился отменить крестные ходы. Во время ночной пасхальной службы, когда с пением «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех...» священство и верующие вышли из Введенского храма, их стали теснить безбожники, выкрикивая ругательства и угрозы. Отца Зосиму, как и все духовенство, охраняли прихожане храма - ивановские рабочие. Они, взявшись за руки, оцепили процессию и не допустили избиения верующих.
Введенский храм построен в начале ХХ века. Внутри он был украшен резным деревянным иконостасом с иконами, исполненными в традициях древнего письма. Стараниями протоиерея Зосимы отдельно от храма была заложена и выстроена небольшая колокольня; он освятил колокола и установил порядок ежедневного звона. По воскресеньям после вечернего богослужения отец Зосима проводил беседы на религиозные темы, привлекая к ним всех служивших в храме священников. Каждую неделю по вторникам читался акафист перед чтимой иконой Божией Матери «Нечаянная Радость».
Проповеди отца Зосимы убеждали силой веры самого проповедника; слушатели чувствовали, что перед ними человек, всецело предавший себя воле Божией. Изъясняя Евангелие, он призывал неустрашимо исповедовать Христа, не отрекаться от Него, для укрепления веры в слушателях приводил примеры из жизни святых мучеников. Из русских подвижников он особенно чтил преподобного Серафима Саровского.
В июле 1926 года отец Зосима совершил вместе с прихожанами поездку в Саров. От Арзамаса паломники двинулись на подводе. Большую часть пути отец Зосима прошел пешком. Они пришли в монастырь к всенощной; на другой день побывали в пустыньке, у камня, где молился преподобный, и на источнике. На обратном пути остановились в Дивееве и прошли с молитвой вдоль Богородичной канавки. Отец Зосима побывал у блаженной Марии Ивановны, которая, отступив от своего обыкновения бушевать и ругаться при посетителях, приняла его весьма ласково.
Отец Зосима был характера общительного, легко сближался с людьми и церковными и мирскими, к нему тянулись люди и простые и образованные. Но при этом он всегда оставался священником, лицом, облеченным во иерейский сан, и интерес к различным сторонам жизни не заглушал в нем внутренней молитвенной настроенности.
В 1928 году в Иванове расклеили по городу списки «лишенцев» - людей, лишенных гражданских прав: фабрикантов, купцов, военных и священнослужителей. Продолжалось глумление безбожников над церковными праздниками, по-прежнему устраивались антирелигиозные карнавальные шествия.
В 1926 году власти арестовали епископа Августина и выслали в Среднюю Азию. В Иванове остались его дочери, еще во младенчестве лишившиеся матери. Протоиерей Зосима обратился к прихожанам Введенского храма с просьбой оказать помощь сиротам.
Как только это стало известно властям, они арестовали священника. 7 сентября 1928 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протоиерея Зосиму к трем годам ссылки в город Вельск Вологодской области с запрещением служить в храме. В 1929 году наказание ужесточили, и священник был заключен в исправительно-трудовой лагерь и отправлен на лесоразработки неподалеку от станции Няндома Архангельской области, где начиналось тогда строительство новой железной дороги.
В 1932 году отцу Зосиме было разрешено переехать в город Юрьев-Польский Владимирской области. Он устроился работать счетоводом, а в свободные дни управлял хором в единственном действующем в городе храме во имя святых бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана. На клиросе под его руководством пели тогда старые монахини из закрытого властями Петропавловского монастыря. После ссылки и заключения отец Зосима стал сосредоточен и сдержан, но не изменил ни своих убеждений, ни твердого намерения продолжать церковное служение.
В 1934 году в Москву из заключения вернулся епископ Августин, и заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий направил его на Калужскую кафедру. Протоиерей Зосима встретился с епископом, и тот предложил ему поехать вместе с ним. Давно и хорошо зная владыку Августина, отец Зосима с радостью согласился и был назначен настоятелем Казанского храма в городе Малоярославце и благочинным приходов в Малоярославецком районе.
Отец Зосима духовно окормлял свою паству, многих ссыльных монахинь и духовенство, среди них был и вернувшийся из концлагеря протоиерей Роман Медведь, которого во время его смертельной болезни отец Зосима посещал каждый день до самой кончины, последовавшей 8 сентября 1937 года.
26 января 1938 года власти арестовали протоиерея Зосиму и он был заключен в Таганскую тюрьму в Москве. Свидетели, которых допрашивали следователи, утверждали, будто отец Зосима говорил, что коммунисты, арестовывая священников, хотят запугать народ, но мы, верующие, должны до смерти защищать веру Христову; коммунисты надругались над православной верой, тысячи ни в чем не повинных священников томятся в тюрьмах, коммунисты силой принуждают народ к неверию в Бога, но это им не удастся... Свидетели говорили, что протоиерей Зосима имеет обширные связи с гонимыми советской властью людьми, которые высылаются ею как враги народа; эти люди пели у священника на клиросе, и к нему приезжало много духовенства из Москвы.
29 января следователь допросил священника, спросив, признает ли он себя виновным в том, что вел активную контрреволюционную работу против советской власти. Отец Зосима категорически отказался признать себя виновным в возводимых на него обвинениях. 19 февраля тройка НКВД приговорила его к расстрелу. Протоиерей Зосима Трубачев был расстрелян 26 февраля 1938 года на полигоне Бутово под Москвой и погребен в безвестной общей могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 241-248. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-zosima-trubachev
Священномученик Никола́й Добролюбов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Николай родился 20 апреля 1875 года в селе Маврино Богородского уезда Московской губернии в семье церковнослужителя Алексея Добролюбова. Николай окончил Заиконоспасское духовное училище и с 1891-го по 1893 год был нештатным псаломщиком в Иоанно-Богословской церкви при Вифанской Духовной семинарии. С 1894-го по 1900 год он служил нештатным псаломщиком в Сергиевском храме при лечебнице Лепехина в Москве. В 1901 году Николай Алексеевич сдал экзамены на звание учителя и поступил учителем в Домодедовскую церковноприходскую школу. С 1904-го по 1921 год он служил чиновником на Московском почтамте.
В 1921 году Николай Алексеевич был рукоположен во диакона к Иоанно-Богословской церкви на Бронной улице в Москве. С 1926 года он служил в храме великомученика Димитрия Солунского у Тверских ворот. В 1933 году диакон Николай был рукоположен во священника и направлен служить в Борисоглебский храм погоста Борисоглебский в Подольский район[1].
Отец Николай был арестован 24 января 1938 года и заключен в тюрьму в городе Серпухове. На следующий день начались допросы.
- Уточните ваши связи с арестованным в 1937 году священником села Ерино Агафониковым.
- Агафоникова я знаю с 1932 года, моя связь с ним выражалась в том, что я лично неоднократно бывал у него и он бывал у меня. Агофоников показывал себя как истинно верующий Православной Церкви. Агафоников высказывал недовольство существующей советской властью, говоря, что нас, священнослужителей, советская власть облагает непосильными налогами, добиваясь отказа священнослужителей от приходов и, соответственно, закрытия церквей. Я, беседуя с Агафониковым, разделял его взгляды и в беседах говорил, что власть устраивает гонение на Православную Церковь. Агафоников является благочинным Подольского округа, в который входит и храм, где служу я. Как Агафоников, так и я, Добролюбов, являемся последователями тихоновской ориентации.
- Сколько населенных пунктов объединял приход церкви Борисоглебского погоста?
- В приход входили семь населенных пунктов.
- Имели ли место выезды в населенные пункты для совершения религиозных обрядов?
- Я приглашался в населенные пункты прихожанами для совершения религиозных обрядов, фамилии их не помню.
- Расскажите, Добролюбов, признаете ли вы себя виновным в том, что вы поддерживали связь с контрреволюционно настроенным служителем культа Агафониковым, арестованным и осужденным в 1937 году, разделяли его взгляды, контрреволюционно истолковывая их среди населения Подольского района?
- Я действительно поддерживал связь с Агафониковым, служившим священником в селе Ерино, благочинным Подольского района. Он неоднократно бывал у меня в квартире во время сбора средств на содержание Синода. Беседуя между собой, мы действительно говорили, что советская власть нас облагает налогами. Он мне говорил, каким налогом обложен он, и я ему говорил, каким налогом обложен. Мы действительно говорили, что обложены большими налогами. Кроме этих разговоров, никакой контрреволюционной агитации среди населения я не вел.
- Следствию известно, что вы среди граждан деревни Жуково Подольского района неоднократно говорили, что раньше было жить хорошо, все были сыты, а теперь народ живет впроголодь, особенно духовенство.
- Я не говорил, что раньше все жили хорошо, а теперь народ живет впроголодь. Я только говорил иногда, что нас, духовенство, облагают налогом.
- В декабре, находясь на квартире у Василия Глаголева, вы говорили, что советская власть не дает духовенству по-человечески жить, все это делается для того, чтобы поскорее уничтожить религию.
- Я этого не говорил. В квартире Глаголева я действительно в декабре 1937 года был. На квартиру я пошел выполнить религиозные обряды. После их совершения я с Глаголевым вел разговор по вопросу обложения духовенства, когда и каким путем этот налог выплатить, поскольку он непосильный, но жаловаться на советскую власть я не жаловался.
19 февраля 1938 года отец Николай был приговорен к расстрелу. Священник Николай Добролюбов был расстрелян 26 февраля 1938 года на полигоне Бутово под Москвой и погребен в безвестной общей могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 250-253. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-nikolaj-dobroljubov
Примечания
[1] АМП. Послужной список.
Священномученик Васи́лий Горбачев, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Василий родился 4 апреля 1885 года в селе Нарышкино Сердобского уезда Саратовской губернии в семье крестьянина Григория Горбачева. Василий окончил церковноприходскую школу и до двадцати лет жил с родителями. В 1905 году умерла мать, и отец хотел женить сына, так как в семье не стало хватать рабочих рук, но Василий не захотел жениться и поступил в Храм во имя Страстей Господних[1] в городе Саратове, а оттуда попал в Москву в Свято-Данилов монастырь, где был в течение восьми лет певчим на клиросе.
В 1913 году епископ Верненский Иннокентий (Пустынский) пригласил Василия Григорьевича в город Верный, и в течение года он был экономом при архиерейском доме. В 1914 году он был назначен псаломщиком Александро-Невской семинарской церкви в городе Ташкенте. В 1915 году Василий Григорьевич был мобилизован в армию и служил псаломщиком при полковой походной церкви.
В 1917 году, когда он ехал в поезде, исполняя какое-то поручение полкового священника, поезд был остановлен бандитами, которые, распознав по внешнему виду в Василии Григорьевиче церковнослужителя, хотели его расстрелять. Василий Григорьевич взмолился ко Господу, чтобы Господь помиловал его. В это время вблизи появились части регулярной армии, и бандиты, оставив псаломщика, скрылись.
В 1918 году Василий Григорьевич женился на девице Вере Трофимовой и в августе того же года был рукоположен во диакона. Перед рукоположением Василий Григорьевич подписал документ с перечнем своих обязательств перед Церковью, который он бережно хранил всю свою жизнь как памятку, стараясь во всем следовать обещанному. В документе, в частности, было записано: «Всякое священнодействие и молитвословие совершать по чиноположению церковному, с благоговением, довольствуясь добровольным за то даянием от своих прихожан, а в воскресные, праздничные и высокоторжественные дни без уважительной причины не опускать богослужений - не только литургий, но и прочих, положенных по уставу, служб; Божественную литургию совершать с приготовлением.
Утверждать своих прихожан в истинах веры и благочестия и всеми способами содействовать обучению детей их сим истинам чрез преподавание Закона Божия под руководством священника.
Дом свой правити, то есть воспитывать своих детей и содержать домашних своих, как то подобает служителю алтаря, и не давать их поведением поводов к соблазну прихожан, а также иметь попечение о вверенном мне клире, вдовах и сиротах.
В святом алтаре и храме держать себя, как того требует святость места, внушая уважение к святыне и другим. В проходимом служении вести себя благочестно, достойно высокого своего звания, опасаясь, как бы не уронить оное или не причинить верующим соблазна своим недостойным поведением.
Одежду носить только присвоенную духовному званию, скромную и приличную, волос и бороды не стричь, соблюдать установленные Православною Церковью посты, никаких зазорных поступков - нетрезвости, картежной игры, табакокурения, посещения театров, вымогательства и тому подобных - не допускать».
В 1923 году диакон Василий решил вернуться на родину в Саратовскую губернию, отчасти и потому, что хотел примириться с отцом, испросив у него прощение за то, что без его воли уехал из дома. Отец его, Григорий, остался недоволен сыном за то, что тот выбрал путь священнослужителя, который при безбожном правительстве был опасен и для него самого, и для его родственников, недоволен он остался и супругой сына, так как та была неискусна в крестьянском труде. Отец Василий уехал с семьей в Саратов и стал служить диаконом в Петропавловском кафедральном соборе[2].
В 1929 году началась коллективизация и связанный с нею голод, не первый уже в Поволжье; в это время усилились и гонения на Церковь, и если властям не удавалось сразу закрыть храм, то они требовали с него уплаты все больших и больших налогов. Повсюду вводились хлебные карточки, которые священнослужители и их семьи не получали, так что хлеб приходилось добывать, изыскивая иногда дополнительный заработок. Отец Василий, как крестьянский сын, наученный всему с детства, клал печи, крыл крыши, чинил часы. Однажды пришедший к нему в дом налоговый инспектор застал отца Василия за перетягиванием матраса. Заметив, с какой сноровкой диакон занимается этим делом, налоговый инспектор спросил, почему он в такое тяжелое время не бросит церковь да при таких руках не устроится на другую работу. Отец Василий ответил, что он посвятил себя церковному служению в соответствии со своими убеждениями и с этого пути никогда не сойдет.
Дети отца Василия рассказывали, что он отличался щедростью и милосердием и мирным устроением духа.
В начале 1930 годов наступивший в Поволжье голод вынудил отца Василия выехать с семьей из Саратова. Он поселился в Московской области и получил назначение в храм в селе Марково. Здесь была только начальная школа, детям негде было учиться, и диакон Василий, попросив архиерея перевести его в другой приход, был назначен в церковь села Ильинский Погост Куровского района. В 1936 году отец Василий был переведен в Никольскую церковь в село Парфентьево Коломенского района.
Осенью 1936 года был арестован священник Никольского храма и, поскольку служить было некому, храм был закрыт; прихожане упросили диакона Василия принять сан священника, и в октябре 1937 года он был рукоположен во священника и в храме возобновилось богослужение. Власти, однако, не оставляли намерения закрыть храм, и в начале 1937 года храм все же был ими закрыт. 13 января 1938 года отец Василий был назначен в Преображенскую церковь в селе Большие Вяземы Звенигородского района.
В начале февраля сотрудники Можайского НКВД допросили свидетелей, которые показали, что по случаю годовщины смерти священника, служившего раньше в Преображенской церкви, состоялись поминки у его вдовы, где был священник Горбачев, диакон, церковный староста и кое-кто из верующих. «На поминках вдова священника стала плакать и обижаться на жизнь и говорила: "Это не власть, а грабители, жить невозможно”. На что Горбачев, также расплакавшись, сказал: "Вы будьте осторожны и не называйте их грабителями, а то ведь знаете, какое время сейчас, моментально заберут”»[3].
Отец Василий был арестован на праздник Сретения Господня вечером 15 февраля 1938 года. Священника после службы пригласили совершить требы в домах прихожан. Когда он вернулся домой, его уже ждали сотрудники НКВД, которые устроили обыск, но ничего не нашли, так как у священника только и было, что несколько книг богослужебных и с нотами церковных песнопений. Супруга предложила ему одеться для тюрьмы в светскую одежду, но отец Василий на это сказал: «Нет, я пойду в рясе. Я этому посвятил всю свою жизнь». Уходя, он надел зимнюю рясу и скуфью и сказал супруге, чтобы она нигде его не искала, и если он будет жив, то подаст о себе весточку. Отец Василий был заключен в можайскую тюрьму и здесь сразу же допрошен.
- С кем вы поддерживаете связь? - спросил его следователь.
- Я лично прибыл в Большие Вяземы только в январе и не смог познакомиться ни с кем из граждан указанного прихода, в настоящее время связь ни с кем не поддерживаю, знаю только церковного старосту, ныне арестованного органами НКВД.
- Вы занимаетесь контрреволюционной деятельностью и распространяете клевету против советского правительства. Требую от вас правдивого показания по предъявленному обвинению.
- В предъявленном обвинении в контрреволюционной деятельности и распространении клеветы в отношении советского правительства виновным себя не признаю.
На этом допросы были закончены. 19 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Василия к расстрелу, и он был перевезен в Таганскую тюрьму в Москву. Священник Василий Горбачев был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 257-262. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vasilij-gorbachev
Примечания
[1] Храм во имя Страстей Господних с приделом во имя Иверской иконы Божией Матери относился к подворью Спасо-Преображенского мужского монастыря.
[2] Храм в честь Сретения Господня, также Петропавловский на Верхнем базаре. В годы советской власти после перехода кафедрального Александро-Невского собора к обновленцам Сретенский храм на некоторое время стал кафедральным.
[3] ГАРФ Ф.10035, д. П-78029, л. 8.
Священномученик Иоа́нн Покровский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился в 1874 году в селе Аксиньино Коломенского уезда Московской губернии в семье священника Семена Покровского. Окончил Московскую Духовную семинарию и в 1897 году был рукоположен во священника. В 1916 году отец Иоанн был назначен настоятелем Покровской церкви в селе Чиркино. За безупречное служение возведен в сан протоиерея и назначен благочинным храмов Малинского[1] района.
Намереваясь арестовать протоиерея Иоанна Покровского и помогавших ему в церкви верующих, сотрудники НКВД допросили всех, кто, по их мнению, согласился бы подписать лжесвидетельства. Учитель местной школы в селе Чиркино показал: «В сентябре 1937 года около школы Покровский, не подозревая себя в пропаганде религиозных убеждений, говорил детям: "Молитесь Богу, тогда и уроки у вас будут усваиваться хорошо, не будьте поклонниками сатаны”. Разговоры Покровского среди детей я замечаю часто: это видно из того, что дети во время перемены в религиозные праздники ходят в церковь и ставят свечи. Школа находится в десяти метрах от дверей церкви, даже в летнее время, когда поют в церкви, слышно в школе; сейчас церковь угрожает школе тем, что хотят из дома, где помещается школа, ее выгнать, так как этот дом принадлежит церкви, и второе то, что купол церкви треснул и немного покачнулся на школу, весной может завалиться»[2].
Один из жителей села показал: «В августе 1937 года на проработке сталинской конституции... Покровский говорил, что конституция только для большевиков, а не для бедного класса, который ограблен советской властью; в конституции записано, что свобода, а какая свобода, когда только знают, что грабят крестьян, колокола и те сняли; это получается гонение на православных крестьян»[3].
В соответствии с показаниями лжесвидетелей была выписана справка на арест священника, подписанная руководителями Управления НКВД по Московской области Якубовичем, Персицем, Нусиным и Овчаровым. В ней говорилось, что «в селе Чиркино проживает Иван Семенович Покровский, который до, после революции и до настоящего времени работает попом. В 1937 году возведен в протоиереи и назначен благочинным. Будучи недоволен существующим в нашей стране строем, среди населения ведет антисоветскую агитацию и особенно обнаглел после опубликования конституции и положения о выборах в Верховный Совет СССР. Гнусно клевещет на советское правительство и руководителей ВКП(б), а также на колхозное строительство. Его дом в селе Чиркино посещают бродячие церковники не только Малинского района, но и Коломенского, Озерского и других. В результате в колхоз занесли заразную болезнь на лошадей и свиней, а также три лошади недавно из конюшни были украдены. Поп в разговорах среди колхозников по этому вопросу говорит, что это Божье наказание, нужно ходить всем в церковь и молиться Богу»[4].
27 января 1938 года власти арестовали протоиерея Иоанна. На следующий день после ареста священника состоялся допрос. - Следствие располагает материалами о том, что вы среди населения высказывали враждебность к советской власти.
- Я не могу припомнить разговоров, в которых были бы слова, враждебные советской власти, за исключением слов, обращенных к верующим, чтобы они молились за невинных людей, заточенных в тюрьму советской властью.
- Вы среди верующих говорили, что советская власть притесняет Церковь и служителей культа, при этом гнусно клеветали на советское правительство.
- Я говорил верующим, что по приходу ходить не разрешают, а раньше было свободно; с одной стороны, пишут, что религиозные отправления свободны, а с другой стороны, этой свободы мы не видим.
- Привожу вам выдержки из показаний свидетелей о вашей контрреволюционной антисоветской деятельности. Признаете, что вы это говорили?
- Я это отрицаю, так как я ни с кем и ни при каких обстоятельствах это не говорил.
- Следствием установлено, что вы группировали вокруг себя бродячих церковников и монашек Малинского и других районов. Признаете это?
- Признаю, что ко мне часто приходили церковники Малинского, Коломенского и других районов.
16 февраля следователи снова допросили священника.
- Кто посещал вашу квартиру?
- Мою квартиру посещали жена священника села Бортниково Орлова, которая приходила ко мне 18 января 1938 года и говорила, что ее мужа Сергея Андреевича Орлова арестовали органы НКВД; священник села Мещерино Фаминцев приходил два-три года тому назад, Михаил Покровский - священник села Федоровского - посещал мою квартиру осенью 1937 года.
- Какие у вас были разговоры во время посещений вашей квартиры служителями культа?
- Во время посещений моей квартиры священниками у нас бывали разговоры: со священником Фаминцевым говорили, что по конституции должно быть свободное отправление религиозных обрядов, но на самом деле советская власть запрещает хождение по приходу под предлогом заразных заболеваний. Мы считаем это совершенно неправильным. Со священником Покровским никаких разговоров о советской власти не было.
- Кого вы лично посещали из церковников и служителей культа - Я посещал квартиры Фигуриной, Котовой, Корнеевой, священников Фаминцева, Михаила Покровского, с которыми разговаривал о церковных обрядах, как посещается церковь верующими. Были разговоры о том, что советская власть запрещает ходить по приходам. Фаминцев мне сказал: «Очень тяжело стало жить, советская власть зажимает хороших людей». Дальше Фаминцев добавил, что надо терпеть и переносить все тяжести. Других разговоров против советской власти не было.
- Следствие располагает данными, что вы среди колхозников сел Чиркино и Щербинино выказывали враждебность к советской власти.
- Никакой антисоветской агитации среди колхозников с моей стороны не было; я лишь каждую службу в церкви говорил, чтобы верующие молились за лучших людей, которые заключены советской властью в тюрьму.
- Признаете ли вы себя виновным в антисоветской агитации среди колхозников и в организации контрреволюционной группы в селе Чиркино?
- Никакой антисоветской агитации среди колхозников не было, я был лишь недоволен тем, что советская власть не разрешает ходить по приходу.
На этом допросы были закончены. Уже после того, как священник подписал протокол, следователь в том месте, где было написано показание отца Иоанна, что священник Фаминцев сказал: «надо терпеть и переносить все тяжести, придет время, станем жить лучше», от себя поверх строки надписал: «когда придет Гитлер».
21 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу. Протоиерей Иоанн Покровский был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 222-228. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-pokrovskij
Примечания
[1] Ныне Ступинского.
[2] ГАРФ Ф.10035, д. 23056, л. 57.
[3] Там же. Л. 59.
[4] Там же. Л. 2.
Священномученик Лео́нтий Гримальский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Леонтий родился 10 июля 1869 года в селе Лодыженка Уманского уезда Киевской губернии в семье псаломщика Степана Гримальского. В 1892 году Леонтий Степанович окончил Киевскую Духовную академию и поступил учителем в церковноприходскую школу в селе Русаловка Уманского уезда. В 1893 году он женился. 31 июля 1894 года Леонтий Степанович был рукоположен во священника ко храму в селе Песчаново Звенигородского уезда Киевской губернии. В 1914 году он был переведен в храм в селе Роги Уманского уезда Киевской губернии, где служил до 1931 года. В 1922 году отец Леонтий был возведен в сан протоиерея, в 1928 году - награжден палицей. В 1931 году он переехал в село Жигалово Щелковского района Московской области, где его зять, священник Николай Хорьюзов, служил в Никольском храме. Здесь отец Леонтий исполнял должность псаломщика с правом священнослужения.
4 апреля 1932 года отец Леонтий был назначен в храм святых апостолов Петра и Павла в селе Лыткарино Ухтомского района Московской области. В 1935 году протоиерей Леонтий был награжден наперсным крестом с украшениями. В июле 1937 года он был переведен служить в храм в село Ильинский Погост Солнечногорского района, а 31 октября того же года назначен служить в Успенский храм в село Гжель Раменского района, где незадолго перед этим был арестован переведенный сюда священник Николай Хорьюзов.
26 января 1938 года протоиерей Леонтий был арестован и заключен в тюрьму в городе Коломне. 30 января следователь допросил священника.
- Где сейчас находится ваш зять, Хорьюзов? - спросил он.
- Мой зять, Хорьюзов, арестован органами НКВД. За что он арестован, я не знаю.
- Какая у вас была с ним связь?
- Я был с ним в дружеских отношениях, мы часто навещали друг друга и оказывали друг другу материальную помощь. После ареста Хорьюзова его жена живет у меня.
- Следствие располагает сведениями о том, что вы имеете сан протоиерея. Скажите, в каком году вы получили данный сан?
- В сан протоиерея я возведен в 1922 году, и по настоящее время я состою в данном сане. В протоиереи я возведен за долголетнюю службу.
- Какие суждения вы имели с гражданами о выборах в Верховный Совет?
- Разговоров на эту тему я не имел. Ко мне с вопросами на эту тему никто не обращался, и я лично советов своих никому не давал.
- Какие вы вели разговоры о международном положении и, в частности, об опасности войны?
- Разговоров о международном положении и вообще на политические темы я не вел, потому что ко мне никто не обращался с такими разговорами, а я еще и умышленно уклонялся от этих разговоров.
8 февраля следователи допросили некоего свидетеля.
- Что вам известно о контрреволюционной деятельности Леонтия Степановича Гримальского? - спросил следователь.
- Я часто посещал квартиру Гримальских и замечал, что к ним приезжали неизвестные мне люди, из них некоторые были служителями культа; кроме них, приезжали двое из Москвы, один рекомендовался художником, а второй якобы работник НКВД. С какой целью указанные лица посещали Гримальского, я не знаю, так как во время моего посещения они никаких разговоров между собой не вели, а сам священник, как только я приходил, уходил в каморку. Приезжие жили у Гримальского не более суток и уезжали. Из разговоров Гримальского я только один раз слышал недовольство по адресу советской власти - по поводу мясопоставок. Разговор его сводился к тому, что власть незаконно берет мясопоставки, - подлинных сказанных им слов я сейчас не помню. Священник, находясь на службе где-то в другой церкви, летом часто приезжал в село Гжель, где до него служил его зять Хорьюзов и диакон Воскресенский. Оба они сейчас арестованы органами НКВД. Гримальский с ними поддерживал тесную связь. Арестованный диакон Воскресенский, будучи на службе при нашей церкви, открыто компрометировал советскую молодежь, называя ее шпаной. При исполнении религиозных треб говорил речи, не относящиеся к религии.
9 февраля 1938 года следователь допросил отца Леонтия.
- Говорили ли вы о неправильных действиях советской власти по взиманию государственных поставок?
- О государственных поставках я никому ничего не говорил. Взимаемые налоги и государственные поставки с меня я считаю законными.
- Дайте показания о ваших знакомых и связях с ними.
- Я имел тесную связь с Николаем Хорьюзовым, до меня служившим священником в селе Гжель, также имел связь с диаконом церкви села Гжель Воскресенским. Оба они сейчас арестованы и осуждены органами НКВД. Их я часто навещал летом 1937 года, когда я еще жил и служил в селе Ильинский Погост.
- С какой целью вы навещали Хорьюзова и Воскресенского?
- Я приезжал к Хорьюзову как к зятю, Воскресенский виделся со мной как со священнослужителем.
- Следствие располагает данными о том, что в момент посещения вами села Гжель приезжали лица, не имевшие отношения к служителям культа.
- Да, действительно, когда я приезжал из Ильинского Погоста к зятю Хорьюзову, то одновременно со мной приезжали два человека из города Москвы, - одного из них я знаю по имени Борис, таковой где-то работает и одновременно учится. Мне он знаком не был. Второго я совершенно не знаю.
- Скажите, Гримальский, с какой целью приезжал указанный вами Борис?
- Цели приезда этого Бориса я не знаю. Разговоров при мне о цели его приезда не было.
- Что вам известно о контрреволюционной деятельности Хорьюзова и Воскресенского?
- О контрреволюционной деятельности Хорьюзова и Воскресенского я совершенно ничего не знаю. Знаю только то, что они оба осенью 1937 года были арестованы органами НКВД.
- Что можете еще показать по существу предъявленного вам обвинения?
- Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю и показать ничего не могу.
21 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила священника к расстрелу. Протоиерей Леонтий Гримальский был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 216-220. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-leontij-grimalskij
Священномученик Влади́мир Покровский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Владимир родился 6 июня 1871 года в семье священника Алексея Покровского в городе Москве. Окончив Духовную семинарию, Владимир Алексеевич в 1894 году был рукоположен во священника к Вознесенскому храму в селе Бурцево Верейского уезда Московской губернии, здесь он прослужил более сорока лет.
В 1937 году, когда началось беспощадное уничтожение Церкви, следователи НКВД, для придания этому уничтожению видимости законности, допросили дежурных свидетелей, которых у них довольно было в каждом районе и в каждом селе. Двое свидетелей - священник соседнего села и псаломщик - показали, что священник Владимир Покровский - «ярый противник существования советской власти. Вокруг себя группирует монашек, религиозных фанатиков и другой антисоветский элемент... Покровский антисоветский человек. В ноябре 1937 года Покровский... сказал: "Написали новую конституцию. Это не конституция, а кусок бумаги, написанная для обмана народа. По конституции сделали нас равноправными перед массами, а на самом деле всех сажают и не дают нам никакого житья. Хорошо пожить, наверно, не придется”»[1].
26 января 1938 года отец Владимир был арестован, заключен в Таганскую тюрьму в Москве и на следующий день допрошен.
- Были ли вы лишены избирательных прав? - спросил следователь.
- Да, был, как священник.
- Следствие имеет материалы, что среди населения вы проводили антисоветскую и контрреволюционную деятельность, направленную против мероприятий, проводимых советской властью. Вам предлагается дать правдивые показания по данному вопросу.
- Нет, я среди населения ни антисоветской, ни контрреволюционной деятельностью не занимался, - ответил священник.
На этом допросы и само следствие были закончены. 21 февраля тройка НКВД приговорила отца Владимира к расстрелу. Священник Владимир Покровский был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 220-222. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vladimir-pokrovskij
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. 21377, л. 13, 15.
Священномученик Парфе́ний Грузинов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Парфений родился 30 января 1874 года в селе Рязанцы Богородского уезда Московской губернии в семье псаломщика Василия Грузинова, прослужившего тридцать лет в Троицкой церкви в Рязанцах[1]. Он умер, когда Парфению исполнилось одиннадцать лет. После смерти мужа мать Парфения, Параскева Петровна, стала работать просфорницей в Пятницкой церкви при Троице-Сергиевой Лавре. Восьми лет Парфений был отдан учиться в городское училище. В 1890 году он окончил Перервинское духовное училище, в 1896-м - Вифанскую Духовную семинарию, а в 1900-м - Московскую Духовную академию.
В 1901 году Парфений Васильевич был направлен псаломщиком в один из храмов Москвы; с этого времени и до 1933 года он служил в московских храмах псаломщиком. В 1933 году он был рукоположен во священника к одному из храмов Москвы, а в 1935 году был направлен служить в Михаило-Архангельский храм в село Михайловское Звенигородского района Московской области.
Во второй половине 1937 года снова начались массовые аресты, и сотрудники НКВД стали вызывать свидетелей для дачи показаний. В первых числах февраля 1938 года были допрошены такие свидетели и в селе Михайловском.
Один из них показал, что летом 1937 года он, подойдя к ограде церкви и увидев священника, взял у него три рубля взаймы, на которые купил себе хлеба. «Деньги я эти до сего времени Грузинову не отдал, и он их с меня не спрашивал, - сказал свидетель. - Кроме сборищ на квартире Грузинова, я замечал, что он собирает верующих летом где-либо в поле у леса и что-то им рассказывает. Каждый раз после этих сборищ всегда получаются какие-либо прорывы в колхозе, были случаи порчи косилок во время уборки овса из-за того, что в поле оказались набиты колья, об которые часто ломались косилки, а также был случай во время косьбы ржи в 1937 году: трактор попал в замаскированную яму, вследствие чего образовался простой на целый день. Все эти вредительские действия получались на второй-третий день после того, как был сбор верующих Грузиновым»[2].
Допрошенный в качестве свидетеля председатель сельсовета показал, будто отец Парфений говорил, что «советская конституция - липовый закон, религиозный закон - лучший для всех людей. Он призывал верующих к укреплению веры. В середине мая Грузинов среди верующих распространял агитацию, чтобы колхозники не выходили на работу, чем сорвал весеннюю посевную»[3].
На основании подобного рода показаний была составлена справка на арест священника, и 15 февраля 1938 года отец Парфений был арестован, заключен в тюрьму в городе Можайске и на следующий день допрошен. Рассказав о своей деятельности как церковно- и священнослужителя, отец Парфений добавил:
- Всего без перерыва прослужил в разных церквях тридцать семь лет.
- Скажите, с кем вы поддерживаете связи? - спросил следователь.
- Связи я ни с кем не поддерживаю, за исключением высшего духовенства и благочинного.
- Вы занимаетесь контрреволюционной деятельностью и распространяете клевету против проводимых партией и советской властью мероприятий. Требую от вас правдивых показаний по предъявленному обвинению в контрреволюционной деятельности.
- В предъявленном мне обвинении в контрреволюционной деятельности и распространении клеветы относительно мероприятий, проводимых правительством, я виновным себя не признаю.
Этим допросом следствие было закончено, и 19 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Парфения к расстрелу. Священник Парфений Грузинов был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 254-256. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-parfenij-gruzinov
Примечания
[1] А.Ю. Дубинский. Вифанская духовная семинария. Алфавитный список выпускников 1881-1900 годов (краткий генеалогический справочник). М., 2002. С. 18.
[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-59681, л. 9 об-10.
[3] Там же. Л. 11 об.
Священномученик Иоа́нн Калабухов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии
28 ноября (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Луховицких
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн Калабухов и исповедник Иоанн Летников Священномученик Иоанн (Иван Лукич Калабухов) родился 13 ноября 1873 года в деревне Толбино Хатунской волости Серпуховского уезда Московской губернии. Получив образование, он с 1900 года работал приказчиком в фирме Филиппова, специализировавшейся на выпечке и продаже хлебобулочных изделий. Во время революции 1905 года Иван принимал участие в революционном движении, состоя членом Союза булочников, которым руководила тогда партия социалистов-революционеров. В 1908 году он уехал в Архангельск, где около года работал весовщиком на железной дороге, а затем устроился приказчиком у частного булочника. Господь отрезвил Ивана, он увидел ложность безбожных революционных идеалов и понял, что путь спасения для человека единственный - это путь служения Богу, а благо народа - в религиозном просвещении. И Иван поступил в храм псаломщиком. В 1915 году Иван Лукич приготовился к экзаменам для поступления в Архангельскую Духовную семинарию, которую из-за безбожной революции ему пришлось окончить экстерном.
В апреле 1917 года Иван Лукич был рукоположен во священника ко храму в селе Ваймуга Архангельской губернии, а в 1920 году направлен служить в храм в селе Смотраковское Шенкурского уезда Архангельской губернии.
В это время территория Шенкурского уезда была занята частями Белой армии. После их ухода отец Иоанн был арестован за произнесенную им в храме антисоветскую проповедь и приговорен к трем месяцам заключения.
Вернувшись из заключения, он продолжил служение в храме. Примерно в 1924 году отец Иоанн познакомился с высланным из Московской губернии священником Георгием Беляевым, жившим в соседнем селе Боголюбском. Отец Георгий весьма переживал, что столь любимый и его трудами устроенный приход в селе Протопопово остался без священника, и, увидев в отце Иоанне весьма достойного пастыря и возможного своего преемника, предложил ему отправиться в Протопопово и для этой цели снабдил его соответствующим рекомендательным письмом.
По приезде в 1925 году отца Иоанна в село Протопопово было созвано общее собрание прихода и зачитано письмо отца Георгия. Авторитет отца Георгия среди прихожан села Протопопово был настолько высок, что кандидатура отца Иоанна была единогласно одобрена, и он получил благословение епископа на служение здесь.
Прекрасный, в древнерусском стиле Троицкий храм в селе Протопопово был возведен сравнительно поздно - в конце семидесятых годов ХIХ столетия тщанием благочестивых прихожан большого села. Основным инициатором, жертвователем и попечителем строительства был купец Андрей Павлович Салтыков, имевший пароходство, баржи на Оке и свою торговлю. Ближайшим своим помощником по церковным делам он поставил своего зятя Ивана Леонтьевича Летникова, который стал затем бессменным старостой Троицкого храма до самого своего ареста в 1929 году. До приезда отца Иоанна в село с каждого дома на нужды храма добровольно собиралось по пятьдесят копеек; священник этот порядок изменил и предложил прихожанам собирать по три рубля, на что они охотно согласились. Все эти деньги пошли на ремонт храма и отопление. Местные власти, узнав об этом, запретили сбор денежных средств, обвинив священника в проведении денежных поборов с населения. Однако жители села не обратили на решение сельсовета внимания и сами стали собирать деньги, чтобы поддержать свой любимый и на их глазах выстроенный храм.
20 сентября 1929 года в больнице скончалась жительница села Протопопово Ольга Макеева. Она жила вместе с дочерью Клавдией, которая в 1927 году вступила в коммунистическую партию и училась в совпартшколе в Коломне. Когда-то Ольга ходила в храм, но с тех пор как ее дочь, разведясь с мужем, занялась устройством партийной карьеры и запретила матери ходить в церковь, она стала бояться принимать священника в дом, когда тот с молебном обходил село. В Протопопове из двухсот семидесяти домов только два дома не принимали священника: один был домом члена компартии, местного избача, другой - Ольгин.
На Пасху 1928 года, когда отец Иоанн обходил дома жителей села с молебном, Ольга также не приняла священника. Через несколько минут после того, как священник прошел с образами мимо ее дома, Ольга вышла на улицу, и здесь ее разбил паралич, от чего она через полтора года скончалась. Ее дочь, как воинствующая безбожница, решила во что бы то ни стало воспротивиться церковным похоронам и отправилась в Коломну за оркестром для гражданской панихиды, которую она намеревалась совершить в присутствии нескольких членов партийного и комсомольского сельского актива.
Проходя по селу и увидев шедшего из храма вместе с прихожанками священника, она стала прислушиваться. «Плохо, что ее не причастили, - сказал отец Иоанн, - она была экономически зависима от своей дочери-коммунистки. Погода стоит хорошая, - затем сказал он, - а в церкви народу было сегодня мало, что же будет, когда настанет плохая погода». Одна из женщин поддержала: «Обленился народ». В это время они заметили идущую за ними Клавдию и замолчали.
Пока Клавдия ездила за музыкантами, все остальные родственники, глубоко верующие люди, стали готовиться к отпеванию, и когда Клавдия с музыкантами прибыла в село, то, войдя в дом, обнаружила, что портрета Ленина, который она повесила в углу вместо икон, уже нет, а вместо него на своем прежнем месте висит икона, сельские женщины читают по почившей Псалтирь и всем распоряжаются ее брат и другие родственники. Узнав, что родственники намерены не допустить гражданской панихиды, Клавдия отправилась к священнику и потребовала от него, чтобы он не приходил к ним домой, так как ее мать была неверующей. Отец Иоанн сказал, что сам он к ним в дом не пойдет, но если принесут покойницу в храм, то он, безусловно, будет ее отпевать. Вернувшись домой, Клавдия стала выгонять читавших Псалтирь женщин, и ее брат вызвал председателя сельсовета и просил составить протокол, но тот отказался, опасаясь мести коммунистки.
На следующий день по требованию родственников председатель сельсовета выдал священнику официальное разрешение на церковное отпевание. Вечером того же дня, когда отец Иоанн шел служить в храм, к нему подошел секретарь сельсовета и спросил, нет ли у него бумаги от сельсовета с разрешением отпевать почившую. Священник ответил, что бумага такая есть, но только она у него не при себе, а осталась дома. Секретарь сельсовета на это заметил, что она понадобилась председателю, что-то в ней не так написано. «Если так, - ответил священник, - то я могу сходить домой и принести ее, но только тогда я не буду служить по почившей». - «Нет, вы уж идите», - сказал секретарь и ушел.
В день похорон в дом собрались все родственники покойной, и тут Клавдия заявила, что не даст хоронить мать по-церковному и уже пригласила оркестр и сельских коммунистов для гражданской панихиды. Те, однако, боясь скандала, приопоздали - все верующие уже были на месте и пришел священник. Когда отец Иоанн вошел в дом, Клавдия бросилась к нему и закричала: «Зачем ты пришел, я уже тебя предупреждала, чтобы ты к нам не приходил?!» На это отец Иоанн ответил: «Меня просят о церковном отпевании верующие, и к тому же у меня имеется от сельсовета письменное разрешение». Увидев, что из ее безбожной затеи ничего не получается, Клавдия стала кричать на собравшихся, чтобы они покинули дом, она не позволит хоронить свою мать со священником; родственники вывели Клавдию в другую комнату и держали до окончания отпевания, пока гроб с покойницей не вынесли из дома.
В результате всех этих событий отец Иоанн 26 сентября того же года был арестован, заключен в коломенскую тюрьму и в тот же день допрошен. Отвечая на вопросы следователя, касающиеся его отношения к власти, священник сказал:
- После Февральской революции с переходом власти к Советам мое отношение к ней не было сочувственным. Причины к тому были следующие. В церкви врывались без всякого соблюдения порядка и приличия, входили в шапках, курили и чуть ли не устраивали танцы. В общем, на меня, как на религиозного человека, это действовало, и первый приход советской власти мною не был встречен сочувственно. В дальнейшем я советскую власть рассматривал, как и всякую власть, данную от Бога.
- Признаете ли вы себя виновным в сознательном возбуждении религиозных чувств у группы верующих, родственников умершей, с целью помешать дочери ее, Клавдии, совершить гражданские похороны, несмотря на то, что она имела все права на похороны своей матери по своему усмотрению? - спросил священника следователь.
- Виновным себя в сознательном возбуждении религиозных чувств у группы верующих не признаю. Если же таковое и имело место, то оно произошло с моей стороны несознательно, в силу тех причин, что я был введен в заблуждение выдачей письменного разрешения от сельсовета. От сестры умершей мне было известно о разрешении церковных похорон административным отделом и прокурором.
После ареста священника был допрошен председатель сельсовета, который показал: «Активность церковников заключается в следующем. Ежегодно при выгоне скота в поле совершаются молебны. Такой молебен был весной 1929 года. Я, как председатель сельсовета, пытался его не допустить, но протопоповским ВИКом было выдано разрешение. Ходатаями... явились жена члена сельсовета, мать члена сельсовета и жена рабочего коломенского завода. Кроме того, все собрания верующих по церковным делам проводятся без ведома сельсовета, таковой даже и не ставится о них в известность. Антирелигиозная работа в незначительном размере велась в прошлом году, потом все как-то распалось, и до сих пор в этой области работы не было. Только недавно организована в селе изба-читальня, которая стала в большом количестве привлекать молодежь. Несмотря на то, что девяносто процентов населения работает на коломенском заводе... село отличается необыкновенной религиозностью, аккуратно справляются все церковные праздники, священник Калабухов всегда в почете.
Результат религиозности можно видеть из следующего факта. У гражданки Клавдии умерла мать, она хотела хоронить ее по-граждански, против нее резко восстали все остальные родственники и не дали ей провести гражданских похорон, ими же был введен в заблуждение и я... Поп Калабухов с целью иметь для себя оправдание заставил родственников взять для себя письменное разрешение из сельсовета, они пришли ко мне и стали просить такую бумажку, причем ими было заявлено, что церковные похороны разрешены административным отделом, где они были. В свою очередь я справился по телефону в административном отделе, где мне было дано разъяснение уговорить какую-либо сторону, но так как большинство было настроено за церковные похороны, мною было выдано письменное разрешение, которое они передали попу. Имел ли я право выдавать таковое и насколько правильно я поступил в этом деле, я разобраться не мог. Вечером в этот же день я хотел это разрешение взять у попа обратно и поручил это сделать секретарю сельсовета, но ему поп его не дал, так оно у него и осталось».
В качестве свидетеля была вызвана женщина, член церковного совета; отвечая на вопросы следователя, она сказала: «Церковь верующими посещается хорошо. Во время обхода с молебном и иконами прихода священника принимают во всех домах, за исключением одного коммуниста, но в другой половине дома живет его брат, который священника принимает, и еще не принимала священника Ольга, ныне умершая. Священник при каждом обходе заходил в эти дома с предложением, не желают ли они принять иконы, и, когда они отказывались, он уходил. Для поднятия верования в Бога наш священник постоянно за каждой службой говорит проповеди».
Была вызвана на допрос одна из прихожанок, отвечая на вопросы следователя, она сказала: «В церковь хожу как верующая, мне приходилось слышать проповеди священника Калабухова, который в них никогда против советской власти не говорил, а всегда призывал нас, верующих, не покидать веры в Бога, жить всем дружно и в любви».
В качестве свидетельницы была допрошена учительница местной школы, которая показала, что священник оказывал большое влияние на жителей и, в частности, на школьников, которые ходили в церковь и многие из них прислуживали в алтаре, и что ей была подброшена записка, в которой предлагалось неучебным днем сделать воскресенье, а учебным вторник, а иначе школьники не пойдут в школу.
1-го и 2-го октября 1929 года состоялись заседания церковного совета, посвященные перевыборам председателя церковного совета священника Иоанна Калабухова, так как он был арестован. На собрании было предложено позвать служить в храм иеромонаха из коломенского монастыря; говорилось также о том, что отец Иоанн был арестован совершенно безвинно, и члены церковного совета предложили созвать общее собрание верующих, которое приняло бы решение о ходатайстве перед властями об освобождении ни в чем не повинного пастыря. После собрания были арестованы некоторые члены церковного совета и среди них староста храма Иван Леонтьевич Летников, и, таким образом, общее собрание всех верующих села в связи с этими арестами не состоялось.
Исповедник Иоанн (Иван Леонтьевич Летников) родился в 1860 году в селе Протопопово Коломенского уезда Московской губернии. Долгое время он помогал в торговых делах и в том, что касалось храма, тестю-купцу. Со временем Иван Леонтьевич сам стал лесопромышленником и хозяином лесопильного завода. После большевистской революции он передал завод государству. В течение четверти века Иван Леонтьевич состоял при Троицкой церкви старостой. Будучи допрошен, он виновным себя не признал.
23 декабря 1929 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Иоанна к трем годам заключения в концлагерь, и он был отправлен в Котлас, а Иван Леонтьевич был выслан на три года в Северный край и скончался в ссылке в городе Архангельске 25 октября 1930 года.
В 1932 году отец Иоанн Калабухов вернулся из заключения в село Протопопово, но здесь ему, как отбывшему заключение, жить не разрешили, и епископ благословил его служить в Ильинском храме в селе Озерицы Луховицкого района Московской области.
Отец Иоанн был арестован 16 февраля 1938 года, заключен в коломенскую тюрьму и в тот же день допрошен.
- 11 декабря 1937 года вы организовали молебен и говорили, что мы все должны участвовать в выборах в Верховный Совет, чтобы нам не обидно было? - спросил следователь.
- 11 декабря 1937 года хорошо помню - это была суббота, и никакого богослужения не было, и молебен я не совершал и совершенно не мог ничего говорить о выборах в Верховный Совет, - ответил священник.
- В селе Ивнягах в январе вы ходили по домам с молебном - Нет, не ходил с молебном, на это надо было иметь разрешение сельсовета. Я один раз в 1936 году попробовал обратиться в сельсовет за разрешением, но мне сельсовет разрешения не дал, и больше я не обращался и никогда по приходу не ходил. - Что это за проповедь отобрали у вас под названием «Христос воскресе»? Зачем она у вас, кто писал и для чего?
- Эта проповедь оставлена моим предшественником и является огласительным пасхальным словом Иоанна Златоустого.
- Признаете ли вы себя виновным в том, что вы в церкви и по домам колхозников вели агитацию среди населения против коммунистов и существующего строя?
- Нет, такой агитации я не вел и вести не мог, так как хорошо знаю, что этого делать нельзя. К советской власти я отношусь совершенно лояльно.
21 февраля 1938 тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу и он был перевезен в Таганскую тюрьму в Москве. Священник Иоанн Калабухов был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 231-241. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-kalabuhov
Священномученик Иоа́нн Косинский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился 12 апреля 1887 года в Москве в семье священника Владимира Алексеевича Коссинского и его супруги Евдокии Федоровны. Иван окончил Перервинское духовное училище и с 1909 года был учителем в церковноприходской школе; в 1914 году он был рукоположен во диакона. В 1919 году диакон Иоанн был мобилизован в тыловое ополчение Красной армии, где его поставили выполнять тяжелые черные работы. В 1920 году он был рукоположен во священника и служил в Троицком храме в селе Заворово Бронницкого уезда Московской губернии.
В первый раз отец Иоанн был арестован в 1927 году по обвинению в нарушении 168-й статьи уголовного кодекса, грозившей лишением свободы до двух лет за «присвоение, то есть удержание с корыстной целью, чужого имущества, вверенного для определенной цели...». В данном случае отец Иоанн судим был за то, что продал принадлежавшую ему корову, описанную властями за неуплату налогов. Священника приговорили к одному месяцу исправительно-трудового лагеря. Вторично отца Иоанна арестовали в 1930 году, обвинив в антиколхозной агитации. После двух с половиной месяцев, проведенных под стражей, он был освобожден и до своего последнего ареста служил в Троицкой церкви.
В декабре 1937 года милиционеры, бывшие когда-то учениками отца Иоанна, предупредили его об аресте и советовали на время куда-нибудь уехать. Отец Иоанн, поблагодарив за предупреждение, сказал, что ему, православному священнику и отцу семейства, не пристало бегать и прятаться, и никуда не поехал.
В начале 1938 года священники-осведомители, служившие в храмах в селе Салтыково и в селе Давыдово Бронницкого района, дали сотрудникам НКВД требуемые показания и затем, когда отец Иоанн был арестован, выступили в качестве лжесвидетелей, подписав приготовленные следствием протоколы.
Отец Иоанн был арестован 26 января 1938 года и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. Почти сразу же начались допросы.
- Следствию известно, что вы занимаетесь антисоветской агитацией, направленной против колхозов. Признаете себя в этом виновным?
- Антисоветской агитацией, направленной против колхозов, я не занимаюсь, этого факта не было, виновным себя не признаю.
- Следствию известно, что вы занимаетесь антисоветской агитацией, восхваляя врагов народа. Скажите, верно ли это и признаете ли вы себя в этом виновным?
- Я уже сказал, что антисоветской деятельностью я не занимаюсь, таких фактов, чтобы я восхвалял врагов народа, не было, виновным себя не признаю.
- Во всех данных вами ответах вы лгали, так скажите правду, признайте себя виновным в антисоветской агитации!
- Виновным себя в антисоветской агитации не признаю, таких фактов не было, - повторил священник.
11 февраля тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу. Священник Иоанн Косинский был расстрелян 26 февраля 1938 года на полигоне Бутово под Москвой и погребен в безвестной общей могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 248-250. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-kosinskij
Священномученик Михаи́л Попов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
28 ноября (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Луховицких
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Михаил родился 22 февраля 1878 года в селе Подлесная Слобода Луховицкого уезда Рязанской губернии в семье священника Михаила Попова; здесь мальчик прожил до шестилетнего возраста, когда его отца перевели служить в храм в селе Гарятово того же уезда.
Михаил окончил сельскую школу и поступил в Зарайское духовное училище, а по его окончании - в Рязанскую Духовную семинарию. Окончив в 1894 году семинарию, он был направлен преподавателем Закона Божьего в Кутуковскую церковноприходскую школу Зарайского уезда. В 1896 году он был переведен преподавателем Закона Божьего в Вакинское земское училище Зарайского уезда. В 1902 году Михаил Михайлович был рукоположен во священника к Введенской церкви в селе Жилконцы Зарайского уезда. В январе 1917 года отец Михаил перешел служить в храм Рождества Христова в селе Нижнее Маслово Луховицкого уезда[1]. Отец Михаил рано овдовел, на его попечении осталось двое детей, и ему помогала по хозяйству сестра.
В июле 1937 года на заседании правления колхоза, пленума сельсовета и комсомольской организации постановили закрыть церковь в селе Нижнее Маслово, а для утверждения этого решения собрали сход жителей села. Священник обратился к верующим жителям с разъяснением, что местные власти не могут закрыть храм без их согласия, и просил прийти всех на собрание. Когда было открыто общее собрание, на которое пришли все верующие, то большинство выступило против закрытия храма, и его закрыть не удалось.
В феврале 1938 года сотрудники НКВД допросили председателя сельсовета и некоторых свидетелей. Председатель сельсовета показал, что он вызывал священника в сельсовет, чтобы вручить ему документ о самообложении, сколько тот должен был уплатить налогов. Сумма налога показалась священнику столь высокой, что он от неожиданности заявил: «Я ваш закон не признаю, ведь я старый человек и я платить не буду, я этот закон не понимаю, ведь согласно конституции все равны, ведь колхозники платят по 20 рублей, а почему же мне выписали платить 150 рублей, - значит, конституция это не закон, а бумага, и правды в ней нет».
17 февраля 1938 года отец Михаил был арестован и сразу же допрошен.
- Вы обвиняетесь в контрреволюционной агитации против существующего строя, в неподчинении советским законам; вы высказывали террористические намерения в отношении руководителей ВКП(б), правительства и членов ВКП(б), - заявил следователь.
- Я контрреволюционной агитацией не занимался и никогда не выходил из подчинения советских законов, а также никогда террористических намерений против вождей ВКП(б), правительства и членов ВКП(б) не выражал, в чем и не признаю себя виновным, - ответил священник.
На этом допросы были закончены, и отца Михаила поместили под стражу в коломенскую тюрьму. 21 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Михаила к расстрелу; для исполнения приговора он был переведен в Таганскую тюрьму в Москве. Священник Михаил Попов был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 228-231. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-popov
Примечания
[1] ГАРО. Ф. 627, оп. 240, д. 52, л. 52.
Священномученик Евге́ний Никольский, диакон
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
26 февраля
ЖИТИЕ
Священномученик Евгений родился в 1886 году на погосте Вырки[1] Покровского уезда Владимирской губернии в семье псаломщика Евгения Никольского. Евгений окончил шесть классов иконописной школы; с 1908-го по 1911 год он служил в армии и был полковым регентом. После возвращения из армии Евгений был рукоположен во диакона и служил в храме Рождества Пресвятой Богородицы в селе Уползы Игнатьевской волости Богородского уезда Московской губернии[2].
В ноябре 1937 года в связи с распоряжением коммунистической партии и советского правительства о повсеместных арестах церковнослужителей и других категорий народа сотрудники НКВД допросили некоторых штатных свидетелей, а также местных руководителей, которые, по их мнению, должны были быть свидетелями по должности, и те подписали протоколы допросов, составленные следователями, большей частью содержащие различные домыслы. Будто при разделе земли в 1918 году диакон Евгений Никольский запугивал крестьян, чтобы они не брали церковные земли, потому что советская власть скоро закончится, и будто, послушав диакона, крестьяне разбежались кто куда и не стали разбирать церковные земли. Бригадир местного колхоза показал о диаконе Евгении: «Никольский и до настоящего времени остался при своих взглядах, все ждет какой-то перемены; я не раз предлагал Никольскому бросить службу в церкви и вступить в колхоз, но Никольский прямо мне заявил, что он нам не товарищ и тому подобное».
Диакон Евгений Никольский был арестован 26 января 1938 года и заключен в тюрьму в городе Ногинске.
- Кто из числа ваших родственников репрессирован органами советской власти? - спросил его следователь.
- Мой родной брат, Василий Евгеньевич Никольский, служил священником в городе Орехове-Зуеве, в 1937 году взят органами НКВД, за что, не знаю; другой брат, Николай Евгеньевич Никольский, служил в городе Александрове... узнал через людей о нем, что он тоже арестован в 1937 году, кем и за что, не знаю.
- Назовите ваших близких знакомых, которые репрессированы органами советской власти.
- Мои близкие знакомые, репрессированные органами советской власти, это Василий Васильевич Озерецковский, взят органами НКВД в сентябре 1937 года, за что, не знаю, и мой сослуживец псаломщик Сергей Васильевич Архангельский, тоже взят органами... за что, не знаю.
Следствие шло в течение месяца, заканчивая допросы, следователь заявил диакону:
- Следствию известно, что вы все время ведете антисоветскую агитацию на срыв проводимых партией и правительством мероприятий. Дайте подробные показания.
- Никакой антисоветской агитации я не вел и не веду и по этому вопросу показать ничего не могу.
- Что вы говорили во время отбора у вас земли и передачи населению Саурова?
- Я послан был своими уполномоченными для присутствия; никаких разговоров о том, что власть не удержится и после будем вешать на липе, с моей стороны не было. Все это считаю ложью.
19 февраля 1938 тройка НКВД приговорила диакона к расстрелу. Диакон Евгений Никольский был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-evgenij-nikolskij
Примечания
[1] Ныне село Нестерово Орехово-Зуевского района Московской области.
[2] Ныне село Саурово Павлово-Посадского района Московской области.
Преподобномученица А́нна Корнеева, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Анна родилась в 1880 году в деревне Щербинино Коломенского уезда Московской губернии в семье крестьянина, получила начальное образование.
В 1895 она поступила послушницей в один из монастырей Костромской епархии. После преобразования Решемского Макарьевского монастыря в женский, в августе 1901 г., перевелась в него. Подвизалась в нем до 1902 года, а затем вернулась на родину.
Была членом церковного совета Покровской церкви в селе Чиркино Малинского района[1].
12 февраля 1938 года была арестована и сразу же допрошена.
- Какую вы имели связь со священником Покровским?
- Я имела тесную связь со священником Покровским, который часто посещал мою квартиру, я лично посещала квартиру Покровского редко.
- Следствие располагает материалами о том, что вы среди колхозников высказывали враждебность к советской власти.
- Никакой антисоветской агитации я никогда не вела.
- В мае 1937 года вы колхозникам говорили, что коммунисты загнали крестьян в колхозы и хотят устроить крепостное право.
- Таких разговоров с моей стороны не было, за исключением того, что я говорила, что раньше крестьяне жили лучше.
- В начале декабря 1937 года вы говорили колхозникам села Чиркино, что скоро будет война, придёт Гитлер и тогда православные крестьяне станут жить лучше.
- Разговоров о войне и о приходе Гитлера с моей стороны не было; был случай, когда во время разговора я сказала колхознику, что раньше крестьяне жили лучше, сейчас советская власть стала преследовать честных людей - расстреливать хороших людей ни за что.
- Что вы говорили весной 1937 года колхозникам о советской власти?
- Во время разговоров с колхозниками села Чиркино я говорила, что всякая власть от Бога. Это мною повторялось часто.
- Вам предъявляется постановление о привлечении вас в качестве обвиняемой в антисоветской агитации среди населения.
- Виновной себя в агитации среди населения не признаю.
21 февраля Тройка НКВД по Московской области приговорила её к расстрелу за «контрреволюционную деятельность, распространение антисоветской клеветы против сов.
правительства, провокационных слухов о войне и восхваление фашистской диктатуры».
26 февраля 1938 года члены церковного совета Анна Корнеева, Домна Котова, староста Наталья Фигурина и протоиерей Иоанн Покровский были расстреляны и погребены в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Причислена к лику святых Новомучеников Российских постановлением Священного Синода 26 декабря 2001 года для общецерковного почитания.
Примечания
[1] Ныне Ступинский район.
Источник: https://azbyka.ru/days/sv-anna-korneeva
Преподобномученица Ве́ра Морозова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Вера родилась в 1870 году в городе Торжке Тверской губернии в семье портного Семена Морозова. Когда ей исполнилось двадцать лет, она поступила послушницей в Страстной монастырь в Москве, где подвизалась до его закрытия в начале двадцатых годов. После того как монастыря не стало, она вместе с другими послушницами и монахинями сняла комнату в доме на Тихвинской улице, где они стали жить, стараясь сохранять монастырский устав, а зарабатывали рукоделием. Послушница Вера работала санитаркой в туберкулезном институте.
28 октября 1937 года член коммунистической партии, осведомитель и одновременно дежурный свидетель, живший в том же доме, что и монахини, по просьбе сотрудников НКВД подписал документ с лжесвидетельствами. О послушнице Вере там было написано, будто она говорила: «У власти стало замешательство, выпустили конституцию, в которой говорится, что совершение религиозных обрядов допускается свободно, а нам теперь на самом деле приходится собираться в подвалах, чтобы никто не знал. Священников всех пересажали и скоро будут арестовывать верующих. Поэтому надо нам чаще собираться и усерднее просить Бога, чтобы Он скорее большевикам послал конец»[1].
На основании этого лжесвидетельства начальник Свердловского районного отделения НКВД города Москвы Белышев 14 января 1938 года испросил санкцию на арест Веры Семеновны Морозовой у заместителя начальника НКВД по Московской области Якубовича и получил ее уже на следующий день. Послушница Вера была арестована 16 января и сразу же допрошена.
- Кто из монашек Страстного монастыря в данное время проживает в Москве? - спросил ее следователь.
- Кто в данное время проживает в Москве из монашек Страстного монастыря, я не знаю, - ответила послушница.
- Вы обвиняетесь в антисоветской деятельности. Признаете себя в этом виновной?
- Я виновной себя в антисоветской деятельности не признаю.
- Следствие располагает данными, что вы среди окружающих вели антисоветскую агитацию. Признаете себя в этом виновной?
- Я никогда и нигде антисоветской агитации не вела.
- Вы высказывали враждебное отношение к руководству партии и правительства. Вы подтверждаете это?
- Нет, я враждебного отношения к руководству партии не высказывала.
Поскольку послушница Вера категорически отказывалась признавать себя виновной, то в качестве свидетельницы была привлечена рабкор, в тридцать девять лет заслужившая от советской власти персональную пенсию, жившая на Тихвинской улице в том же доме, где жили монахини и послушницы. Она показала, что «к Морозовой ходило много людей социально чуждых, а именно попы. Неоднократно собираясь вместе, вели какие-то разговоры, для меня неизвестные. Морозова неоднократно в моем присутствии заявляла, что к ней много людей приезжают из колхозов, которые все недовольны коллективизацией. "Это и понятно, сейчас везде крестьяне голодают. Вообще жить стало народу тяжело, в магазинах ничего нет, кругом стоит дороговизна. Но это все так и должно быть по Божьему Писанию. Бог нам послал такую власть за грехи, совершенные
народом”. После ареста группы монашек, проживавших вместе с ней, она ходила и распускала слухи, что ни за что арестовывают»[2].
21 января следствие было закончено. 21 февраля тройка НКВД приговорила послушницу к расстрелу. Послушница Вера Морозова была расстреляна 26 февраля 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 264-266. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vera-morozova
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. 21386, л. 12.
[2] Там же. Л. 10.
Преподобномученица Ири́на Хвостова, послушница
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученица Ирина родилась в 1882 году в селе Агинтово Константиновской волости Сергиевского уезда Московской губернии в семье крестьянина Михаила Хвостова. Окончив сельскую школу, она поступила в Новодевичий монастырь в Москве, в котором подвизалась и тогда, когда пришла безбожная советская власть и началось гонение на Русскую Православную Церковь и захват монастырских помещений. Покинув место своих иноческих подвигов в 1932 году, она поселилась в доме отца в родном селе.
В конце тридцатых годов, когда начался период наиболее ожесточенных гонений на Русскую Православную Церковь, сотрудники НКВД 23 января 1938 года допросили в качестве дежурных свидетелей должностных лиц, которые дали показания, необходимые следствию. 27 января инокиня Ирина была арестована и заключена в тюрьму в Сергиевом Посаде. 31 января следователь допросил ее.
- Признаете ли вы себя виновной в распространении антисоветской агитации и в разложении работы колхоза? - спросил ее следователь.
- Виновной себя в этом не признаю, но поясняю, что в декабре 1937 года я действительно говорила, что сейчас на территории СССР идет война, Япония уже воюет на территории СССР, а поэтому коммунисты хороших людей арестовали и сослали в ссылку, а также вела пропаганду, что Бог есть, Он существует и надо полагаться на Него.
На этом допросы были закончены. 19 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила инокиню к расстрелу. Инокиня Ирина (Хвостова) была расстреляна 26 февраля 1938 года и погребена в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 262-264. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-irina-hvostova
Мученик Па́вел Соколов
ДНИ ПАМЯТИ:
26 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Мученик Павел родился 3 марта 1892 года в городе Руза Московской губернии в семье Сергея Гавриловича и Екатерины Степановны Соколовых. Сергей Гаврилович служил сначала псаломщиком в храме во имя великомученика Димитрия Солунского в городе Руза, а в 1912 году он был рукоположен во диакона к этому храму. В 1918 году диакон Сергий был рукоположен во священника к одному из храмов в Рузском уезде, в 1932 году он был направлен служить в Спасскую церковь в селе Дуброво Рузского района. В 1906 году его сын, Павел, окончил Волоколамское духовное училище, в 1914-м - Вифанскую Духовную семинарию и поступил псаломщиком в храм великомученика Димитрия, где в это время диаконом служил его отец, и здесь прослужил до своего ареста.
Павел Сергеевич был арестован 10 февраля 1938 года и заключен в камеру предварительного заключения при Рузском отделении НКВД и в тот же день допрошен.
- Скажите, гражданин Соколов, каким репрессиям вы подвергались при советской власти? - спросил его следователь.
- С 1934 года я президиумом Рузского горсовета был лишен избирательных прав и восстановлен в гражданских правах лишь со дня утверждения конституции в 1937 году. Кроме того, наше хозяйство в 1932-м и в 1933 годах облагалось твердым заданием на поставки государству молока и мяса, другим репрессиям я не подвергался.
- Скажите, гражданин Соколов, какую связь вы поддерживаете с вашим отцом Сергеем Гавриловичем Соколовым?
- Что касается хозяйства, то равноправным членом семьи он не является, но он посещает наш дом очень часто, и в особенности в летний период.
- Следствие располагает данными, что вы занимались среди населения контрреволюционной агитацией, направленной против партии и советской власти, - заявил следователь.
- Контрреволюционной агитацией я не занимался, и это обвинение я категорически отрицаю, - ответил Павел Сергеевич.
Это был последний допрос. 14 февраля следователь составил обвинительное заключение, и 16 февраля тройка НКВД приговорила Павла Сергеевича к расстрелу. Псаломщик Павел Сергеевич Соколов был расстрелян 26 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 267-268. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-pavel-sokolov
Сщмч. Илии́ Березовского, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
3 февраля
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Илия (Илья Яковлевич Березовский) родился 20 июля 1890 года в селе Гляден Томского уезда Томской губернии Алтайского горного округа. Отец Илия был арестован в 1933 году и выслан в Казахстан. 14 декабря 1937 года он снова был арестован Каскеленским отделом НКВД и обвинен в том, что среди населения села Чемолган Каскеленского района вел агитацию за создание церковной общины и открытие церкви. 1 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Илию к расстрелу. Священник Илия Березовский был расстрелян 3 февраля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь». Тверь. 2005. С. 199. Источник:http://www.fond.ru,https://azbyka.ru/days/sv-ilija-berezovskij
Сщмч. Иоа́нна Преображенского, протодиакона и мч. Андре́я Трофимова (1938)
Священномученик Иоа́нн Преображенский, протодиакон
ДНИ ПАМЯТИ:
1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 июня
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился 21 марта 1880 года в селе Васильевском Вологодской губернии в семье псаломщика Александра Преображенского. В 1897 году Иван окончил Вологодское духовное училище и в том же году был назначен псаломщиком в Васильевскую Тошнинскую церковь в Вологодском уезде, а в 1904 году – рукоположен во диакона к этой церкви.
В 1906 году диакон Иоанн был переведен во Власьевскую церковь в Вологде. В 1920-х годах этот храм был закрыт, и диакон Иоанн был направлен в храм в честь великомученицы Параскевы Пятницы. В 1929 году диакон с супругой и тремя малыми детьми были выселены из дома как семья священнослужителя, и власти потребовали от супруги, чтобы она развелась с мужем. Чтобы отвести от детей угрозу преследований, она с согласия мужа исполнила это требование, и с этого времени семья стала жить отдельно на средства, которые тайно передавал им отец Иоанн.
В 1930 году власти закрыли и этот храм, и диакон был назначен служить в храм Рождества Богородицы, настоятелем которого был протоиерей Константин Богословский[a].
В мае 1937 года в местных газетах появилось сообщение, что постановлением Вологодского горсовета от 4 мая 1937 года Богородское кладбище, на котором находился храм Рождества Богородицы, закрывается в связи со строительством вторых железнодорожных путей и реконструкцией железнодорожного узла; погребения на нем прекращаются с 15 мая, останки будут перенесены на другие кладбища, и летом 1939 года кладбище должно быть уничтожено.
Это сообщение взволновало прихожан храма и служивших в нем священников, которые увидели во всем этом всего лишь предлог для закрытия сначала кладбища, а затем и самого храма, так как прокладке параллельных железнодорожных путей кладбище нисколько не мешало. Более сотни жителей Вологды, чьи родственники были погребены на Богородском кладбище, подписали письмо во ВЦИК, в котором они поясняли, что строительство железнодорожных путей, в соответствии с приложенным ими к заявлению планом, не может служить причиной для закрытия кладбища; они предлагали «сдвинуть ограду кладбища... это уже даст возможность проложить третьи пути, не заставляя тысячи людей переживать неприятности и недовольство, так как на кладбище похоронены у нас родные, могилы которых дороги гражданам, и, надо полагать, в этом ничего предосудительного против установок советской власти нет, так как советская власть также хранит и украшает погребения своих людей...
Кому приятно и у кого не вызовет чувства негодования, когда на месте погребения будут устраиваться пути, рыться канавы, строиться дома и так далее. Правда, Горсовет предлагает выкапывать покойников и перевозить их, но такое массовое переселение со сломом памятников вызовет громадные затраты; крайне неприятно для чувства людей, которые должны при погребениях, бывших 10-12 лет назад, в изгнивших гробах собирать в ящики и мешки кости умерших.
Если бы действительно была срочная необходимость заставлять производить все эти некрасивые операции, тогда еще было бы этому оправдание, а у нас при наличии десятков гектар пустой земли на противоположной стороне станции... это можно не делать, тем более что уничтожение кладбища, согласно закону, допускается через 24 года после прекращения погребений, что понятно, так как этот срок уничтожает в земле погребенных, да и сам состав жителей в корне изменяется...
Имеются разговоры о некоторых намерениях использовать кладбище для устройства увеселительного парка, но это было бы совсем нехорошо, так как пляска и музыка на месте могил была бы оскорблением чувств граждан и, во всяком случае, далеко не культурным актом. На основании изложенного просим... не отказать в нашем ходатайстве и отменить ликвидацию Богородского кладбища...
Настоящее подается от части родственников, имеющих погребения, так как ходатайство от всех без исключения представить трудно, но не будет неверным сказать, что просьбу об оставлении кладбища поддерживает вся масса, имеющая на кладбище погребения...»[1].
26 июня 1937 года на всенощную под праздник Всех святых в храм Рождества Богородицы прибыл назначенный управляющим Вологодской епархией епископ Иоанн (Соколов). Духовенство Вологды было убеждено, что епископ Иоанн является секретным сотрудником НКВД. Настоятель храма протоиерей Константин Богословский, подойдя к архиерею, сказал: «Согласно каноническим правилам... мы вас архиереем не считаем». И отошел от владыки. Никто из стоявших в алтаре священников и членов причта не подошел к епископу взять благословение, всю службу он тихо простоял в алтаре, а затем незаметно покинул Вологду и поехал на новое место назначения в Архангельск.
Вскоре после этого эпизода в ночь с 29-го на 30 июня священники, диаконы и некоторые из прихожан были арестованы, и среди них диакон Иоанн Преображенский. Он был допрошен всего единожды, 2 июля. Следователь спросил, кого из священнослужителей он знает в Вологде. Диакон ответил, что знает всех, кто служит с ним в храме на Богородском кладбище. После этого следователь ему заявил:
– Среди населения города Вологды вы вели контрреволюционную агитацию. Дайте ваши откровенные показания.
– Контрреволюционной агитации я не вел, – ответил диакон Иоанн.
В августе, когда вошло в действие сталинское распоряжение о массовых репрессиях, были спешно допрошены дежурные свидетели, один из которых заявил, что диакон Преображенский является участником «сбора подписей среди населения под "протестом” о закрытии кладбища в 1937 году; среди духовенства и населения клеветал на руководителей партии и правительства... агитировал: "Из церковных риз делают тапочки да мебель в театрах обивают, а мы, духовенство, ходим оборванные”»[2].
В конце концов диакона Иоанна обвинили в том, что он будто бы «является участником контрреволюционной церковно-монархической группы в городе Вологде. Ведет непримиримую борьбу против советской власти и проводимых мероприятий. Распространяет контрреволюционные клеветнические измышления»[3].
19 сентября 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Диакон Иоанн Преображенский скончался в Каргопольском лагере 11 июня 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 264-268. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-preobrazhenskij
Примечания
[a] Священномученик Константин (Богословский); память 6/19 сентября.
[1] УФСБ России по Вологодской обл. Д. П-11834, л. 167.
[2] Там же. Л. 71.
[3] Там же. Л. 143.
Мученик Андре́й Трофимов
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
11 июня
ЖИТИЕ
Мученик Андрей родился 30 октября 1882 года в деревне Китенево Клинского уезда Московской губернии в крестьянской семье; отец его, Матвей Трофимов, летом занимался сельским хозяйством, а зимой разрабатывал лесные делянки. Андрей окончил сельскую школу и помогал отцу, пока не женился и не обзавелся своим хозяйством, небогатым, но вполне, по его мнению, достаточным. В 1916 году он был призван на фронт и служил рядовым до 1917 года.
Андрей Матвеевич был прихожанином церкви Воздвижения Креста Господня в селе Воздвиженском Клинского уезда, с юности пел здесь на клиросе, был псаломщиком и регентом, членом церковного совета. Когда начались гонения на Русскую Православную Церковь, он не изменил своей вере и своим убеждениям и остался членом церковного совета и регентом.
В 1931 году советская власть стала уничтожать крестьянские хозяйства, и Андрей Матвеевич вступил в колхоз, где ему было поручено ухаживать за колхозными лошадьми.
Наступил 1937 год, власти районов и областей приступили к составлению списков на арест неугодных коммунистам людей. Обратил на себя внимание и благочестивый крестьянин, соблюдавший все церковные праздники, часто посещавший церковь и во время богослужений исполнявший обязанности регента.
Сотрудники НКВД потребовали справку на Андрея Матвеевича от председателей сельсовета и колхоза; председатель сельсовета написал, что «Трофимов после революции и до революции является активным церковником, состоял и состоит в данное время членом церковного совета, был церковным старостой. В настоящее время является регентом церковного хора и исполняет службу дьячка при церкви. Является враждебно настроенным против советской власти и колхозов»[1]; председатель колхоза написал, что Андрей Матвеевич говорил, что «"не нужно работать в престольные праздники, а идти в церковь, а то у нас уже ничего не стало родиться за то, что вы не ходите в церковь”... Ведет в колхозе подрывную работу... придя на собрание, бросил на стол ключи от конюшни и говорит, что "нате вам ваши ключи и ухаживайте, как хотите сами, а я работать больше не буду”»[2].
В ноябре 1937 года сотрудники НКВД допросили свидетелей, односельчан Андрея Матвеевича. Свидетели показали, что Андрей Матвеевич – человек твердых религиозных убеждений и по церковным праздникам сам на работу не выходит и колхозникам говорит, что работа в праздники – большой грех, что у них потому и не родится ничего, что они работают в праздники, лучше оставить в эти дни работу и идти в церковь. А по поводу смерти одной колхозницы он сказал, что вот, мол, до чего довели колхозы крестьян, что люди безвременно стали умирать, все жилы вытащили с этими колхозами, в могилу вгоняют.
14 ноября 1937 года Андрей Матвеевич был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве.
Признав на допросе, что он действительно является активным прихожанином, состоит членом церковного совета и поет на клиросе, он, однако, отказался признать, что проводил контрреволюционную деятельность.
– Следствие располагает данными, – заявил следователь, – что вы в июле месяце сего года среди колхозников вели агитацию против колхозов и выказывали террористическое настроение против коммунистов. Подтверждаете ли вы это свое антисоветское выступление?
– Террористических настроений против коммунистов я не выказывал и агитации против колхозного строя никогда не вел, – ответил Андрей Матвеевич.
– В октябре сего года на собрании колхозников вы отказывались от колхозной работы и выступали против колхозов? – спросил его следователь.
– Действительно, я на общем собрании колхозников бросил на стол ключи от конюшни и отказался работать в колхозе, но против колхоза я не выступал.
21 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила Андрея Трофимова к десяти годам заключения, и он был отправлен в Бамлаг. Андрей Матвеевич скончался 11 июня 1938 года в Среднебельском исправительно-трудовом лагере в Амурской области и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Май». Тверь. 2007. С. 268-271. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-andrej-trofimov
Примечания
[1] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-18937, л. 1.
[2] Там же. Л. 2.
Сщмч. Иоа́нна Блюмовича, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
13 апреля
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился в 1888 году в Варшаве в семье рабочего Александра Блюмовича. В 1918 году Иван Александрович переехал с женой в Москву. Вскоре он был рукоположен во священника. С 1926-го по 1929 год он служил священником в городе Кривой Рог на Украине, а с 1929 года – в храме в городе Орехове Запорожской области. С 1935 года он стал служить в Покровском храме в городе Судаке в Крыму.
Отец Иоанн был арестован 29 июля 1937 года и препровожден сначала в тюрьму в Феодосии, а затем в тюрьму в Симферополе. Его арест был осуществлен в рамках борьбы безбожного государства с Русской Православной Церковью. Но, арестовав, надо было арест обосновать, и начальник Судакского отдела НКВД стал дотошно расспрашивать отца Иоанна о его знакомых и родственниках. Не подозревая дурного, отец Иоанн рассказал, с кем знаком и кто его родственники. Начальника НКВД интересовали в основном знакомства, имевшие отношение к дому отдыха Министерства обороны. Вызванные на допрос свидетели показали, что священник часто общался с рабочими дома отдыха, говорил им о вере в Бога, и это привело к тому, что многие из них крестились. Выяснив, что сын священника проживает в Польше, начальник Судакского отдела еще более утвердился в намерении предъявить священнику обвинение в шпионаже. Но отец Иоанн это обвинение категорически отверг.
9 октября 1937 года сотрудники НКВД арестовали местного музыканта, работавшего пианистом в санаториях Судака, и угрозами принудили его подписать, что священник Покровской церкви Иоанн Блюмович занимается шпионской деятельностью и завербовал его в фашистско-шпионскую организацию, действующую в интересах Германии, поскольку сам пианист был по национальности немцем.
Между священником и лжесвидетелем была устроена очная ставка, на которой лжесвидетель, заявил, что подтверждает, что «он Блюмовичем был завербован в контрреволюционную фашистскую шпионскую организацию, будучи у него на квартире в конце марта 1937 года»[1].
– Вы признаете, что вы его завербовали в шпионскую фашистскую организацию? – спросил священника следователь.
– Нет, не признаю, – ответил отец Иоанн.
10 февраля 1938 года следствие было закончено, и 14 февраля тройка НКВД приговорила священника к расстрелу. Священник Иоанн Блюмович был расстрелян 13 апреля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на окраине Симферополя.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 262-263. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-bljumovich
Примечания
[1] ГУ СБУ в Крыму. Д. 017110, л. 38.
Сщмч. Иоа́нна Фрязинова, пресвитера (1938)
ДНИ ПАМЯТИ:
22 февраля
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился 23 апреля 1882 года в селе Сильвачево Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника Василия Фрязинова. Окончив первый курс Вифанской Духовной семинарии, он поступил учителем в школу. В 1913 году Иван Васильевич был рукоположен во диакона к Успенской церкви села Шубино Бронницкого уезда, в 1919 году - был переведен в Георгиевскую церковь села Сильвачево. В 1924 году диакон Иоанн был рукоположен во священника к этому храму[1]. Прихожане полюбили его за добросовестное служение, за то, что он легко отзывался на всякую просьбу, а если кто приходил из неимущих крестить, никогда не требовал платы.
В конце тридцатых годов храм в селе закрыли, богослужения в нем прекратились, но отец Иоанн по-прежнему окормлял своих прихожан и совершал все церковные таинства и обряды - крестил, исповедовал, причащал, соборовал и отпевал. Когда во второй половине 1937 года прокатилась массовая волна арестов, его брат, священник, стал просить отца Иоанна оставить служение и скрыться, уехать, хотя бы ради детей, но отец Иоанн отказался. В 1937 году он был награжден наперсным крестом.
21 января 1938 года следователь НКВД допросил священника Василия Крестова, служившего в Бронницком районе в селе Салтыково. На вопрос следователя, что ему известно об антисоветской агитации священника Фрязинова, он ответил: «Мне известно, что Фрязинов среди населения Сильвачево систематически ведет контрреволюционную агитацию против проводимых мероприятий советской власти. В начале января 1938 года Фрязинов заявлял: "При царском правительстве весь народ жил во много раз лучше, чем сейчас при советской власти, каждый имел возможность купить себе все, что ему нужно. Теперь же, хотя есть и деньги, но ничего нет, за исключением кондитерских. Жизнь стала тяжелая; народ все же одумается, и придет время, пойдем душить всех правителей-коммунистов”»[2].
25 января на основании этих показаний была составлена справка на арест отца Иоанна. Священник Иоанн Фрязинов был арестован в ночь на 26 января и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. 31 января состоялся допрос.
- Следствие располагает материалом, что вы в июне 1937 года распространяли среди граждан селения Сильвачево клеветнические слухи о войне и поражении в этой войне СССР и восхваляли фашизм, дайте по этому поводу показания, - потребовал следователь.
- Такого случая и факта не было, каких-либо слухов о войне я не распространял и фашизм не восхвалял, - ответил священник.
- В том же месяце вы высказывались против займа. Дайте по этому вопросу объяснения.
- Высказываний с моей стороны против займа не было, если я и говорил, то только против того, что предлагали одну сумму подписки, а я просил меньше.
- Вы лжете, следствию известно, что вы в январе 1938 года высказывались среди граждан села Сильвачево о применении репрессий против коммунистов и восхваляли старый строй. Признаете себя виновным?
- Каких-либо настроений против коммунистов и о применении репрессий к ним не высказывал, этого не было, а также и не восхвалял старый строй. Виновным себя не признаю.
8 февраля следствие было закончено. 11 февраля тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу. Священник Иоанн Фрязинов был расстрелян 22 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
После расстрела священника храм в селе разорили, он стал разрушаться, и его превратили в коровник, который вскоре сгорел.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 180-183. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-frjazinov
Примечания
[1] АМП. Послужной список.
[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. 23934, л. 11.
Сщмч. Иоа́нна Быстрова, пресвитера (1938);
ДНИ ПАМЯТИ:
13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых
4 октября
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученики Иоанн Флеров
и Иоанн Быстров
Священник Иоанн Флеров был строителем и первым служителем храма Архангела Михаила в селе Семьяны Васильсурского уезда Нижегородской губернии. Церковь была построена и освящена незадолго перед революцией 1917 года. Освятив храм о. Иоанн сказал: «Моя церковь долго будет стоять, и никто к ней не подступится». Это исполнилось, но сам настоятель зимой 1918 года был арестован и препровожден в Васильсурск; ему было тогда сорок лет.
В Васильсурской тюрьме его долго мучили, часто вызывали на допрос, требуя отречения от Христа или от священнического сана. Священник не согласился. И тогда о. Иоанна вывели на кладбище и велели копать могилу. Выкопав, он стал молиться. И когда кончил, сказал: «Я готов». Он был убит залпом в спину.
После его кончины храм обрел предстателя пред Богом. Долго не могли безбожники закрыть его, а когда закрыли, не смогли разорить, а хотели, потому что храм был укоряющим памятником народного строительства – были еще живы сами строители и крестьянежертвователи.
Но прихожане не отдавали ключей. Придет к Татьяне, хранительница ключей, верующая подруга и скажет:
– Татьяна, все равно нас заберут с тобой.
– Ну и пусть заберут, уйдем не за кого, а за Бога, – ответит Татьяна.
В одно из гонений хитрый председатель сельсовета призвал Татьяну к себе и сказал:
– Татьяна, ключ у тебя, давай, надо церковь открывать.
– Врете, церковь вы сейчас открывать не будете, не дам вам ключа. Хоть сажайте меня и всю мою груду, а не дам вам ключа, пока не объявите, что в церкви будет служба.
Председатель отступился, и церковь неразоренной достояла до своего открытия в сороковых годах.
В этом селе родился в 1888(9?) году священник Иоанн Быстров . У родителей о. Иоанна были одни дочери, а им хотелось сына, и мать усердно молила о том Бога, дав обет, что если родится мальчик, он будет, посвящен Господу, и когда он родился, назвали его Иоанном.
Окончив гимназию, Иоанн стал учителем в родном селе.
Строительство храма, служба в нем ревностного пастыря оказали немалое влияние на молодого учителя. Было ясно, что только с Богом воспитание могло быть успешным, потому что основой его могла быть только любовь.
Обладая заметными дарованиями как воспитатель, он скоро стал известен среди учителей, и окружающие прочили ему славное будущее. Казалось, он нашел себя в любимом деле, обеты, данные перед его рождением, были забыты. Но Господь Сам напоминал о Себе. Все чаще Иоанн вспоминал о данном его матерью слове, все мучительнее переживал мысль о своей неверности Богу. Сколь удачно ни сложилась бы его дальнейшая жизнь, но она будет никуда не годна, если выстроится на зыбучей основе неправды. И когда Иоанну исполнилось двадцать семь лет, он сказал матери:
– Мама, я должен исполнить обещание. Я сам так хочу.
Он женился, был рукоположен и стал служить в селе Саканах Нижегородской епархии. Это была во всех отношениях счастливая семья. У них с супругой родилось восемь детей, и в семье царила взаимная любовь. С редкостной мерой о. Иоанн был к детям рассудительно строг и справедлив, и дети любили его. Он никогда не забывал, что он не только отец, не только воспитатель, но и священник – образец нравственности для всех окружающих. И хотя семье было в те годы вдвойне тяжело от выпавших на ее долю гонений изза того, что Иоанн стал священником, он ни разу не пожалел, что исполнил материнский обет. Никакие преследования, никакие утеснения со стороны безбожных властей его не страшили. Гонимому властями, ему пришлось сменить несколько приходов. Последним местом его служения стал храм села Арапово Богородицкого района Нижегородской епархии.
Педагогическая известность некоторое время охраняла его, но в конце тридцатых годов арест навис над ним неминуемо. Кое-кто из представителей власти пытался уговорить о. Иоанна оставить храм и вернуться к учительству, обещая, что не будет помянуто его священство, его сделают директором школы, и при его способностях ему откроются все дороги. А иначе не избежать ареста. Слушая это, матушка бросилась уговаривать мужа оставить церковь и пойти в школу; она напоминала ему о детях, со слезами умоляя сжалиться над ними. Но как раньше, так и теперь оставался тверд пастырь в своем решении служить Богу. С кротостью и любовью он произнес:
– Господь не оставит, он всех детей выведет в люди.
11 сентября 1938 года, на Иоанна Постника, его арестовали. Когда приехали чекисты, шла служба, и они не посмели ее прервать, вышли из храма и расположились неподалеку, ожидая священника.
Отец Иоанн был заключен в Нижегородскую тюрьму.
Кончина его и с ним многих других священников Нижегородской епархии арестованных в 1937-1938 годах, была такова. Их всех вывезли на середину Волги против города Бор, неподалеку от Нижнего. Связанных священников по одному сталкивали в воду, наблюдая, чтобы никто не выплыл; выплывших топили. И так были умучены все.
Источник: http://lib.eparhia-saratov.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-bystrov
Сщмч. Иоа́нна Миротворцева, пресвитера, прмчч. Марда́рия (Исаева), иеромонаха и Феофа́на (Графова), иеродиакона (1938)
Священномученик Иоа́нн Миротворцев, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
18 марта
5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился 25 марта 1881 года в селе Елшанка Саратовского уезда Саратовской губернии в семье крестьянина Николая Миротворцева. По окончании Саратовской Духовной семинарии он был рукоположен во священника ко храму в селе Вязьмино Саратовского уезда, где прослужил девять лет. Это было время духовного расцвета жизни в епархии, когда ею управлял ревностный архипастырь и подвижник епископ Гермоген (Долганев)[1].
Через некоторое время отец Иоанн был переведен в храм в селе Таволожка того же уезда и заслужил здесь большой авторитет среди прихожан, так что по всем беспокоившим их вопросам они обращались прежде всего к нему, и тогда, когда в некоторых других местах власти у священников отбирали землю при равнодушном отношении к этому прихожан, здесь большевики не смогли сделать этого - против такого решения единодушно выступили как зажиточные крестьяне, так и бедняки.
В 1928 году советская власть возобновила беспощадную борьбу с крестьянством и Церковью, которые по ее планам должны были быть уничтожены. У всех сколько-нибудь экономически самостоятельных крестьян целиком отбиралось имущество. Крестьяне, бывшие в храмах старостами, регентами, певчими, вместе со своими пастырями арестовывались и высылались; перед арестом чаще всего отбиралось все их имущество. В 1928 году отец Иоанн, «как злостный несдатчик излишков хлеба», был приговорен к одному месяцу заключения.
В мае 1928 года на общем собрании крестьян, на котором был и отец Иоанн, представитель местной власти коммунист Роксельд сделал доклад, в котором призвал крестьян сдавать добровольно больше хлеба. На его призыв все присутствующие ответили молчанием. Далее обсуждалось, давать или не давать землю священнику.
Отец Иоанн во время своего выступления, обращаясь к крестьянам, сказал, что его лишают земли на основании ложных справок, «без ведома вас, старичков». Собрание большинством голосов постановило: выделить священнику землю.
На следующий день, как показали члены сельсовета, отец Иоанн с супругой пришли в сельсовет, и здесь в присутствии нескольких граждан священник будто бы сказал: «"В совете сидят не правители, а просто жулики и хулиганы; наш сельсовет - это грачиное гнездо. Этим правителям я прежде времени в руки не дамся”. Жена попа, называя представителей власти "совбутыльниками”, продолжала: "Вы преждевременно не торжествуйте”. По этому поводу был составлен акт и направлен прокурору»[2].
В марте 1929 года за несдачу хлебных излишков у священника было изъято почти все имущество, и через месяц к отцу Иоанну снова пришли представители власти с целью изъятия оставшегося имущества. Священника в это время не было в селе, но перед его домом собралась огромная толпа верующих, и многие стали выкрикивать пришедшим в лицо: «Грабители! Кровопийцы!» В результате заступничества народа власти на этот раз отступились.
19 октября 1929 года состоялось общее собрание крестьян, на котором присутствовал и отец Иоанн. На собрании местный коммунист потребовал от священника сдачи государству трехсот пудов хлеба. В ответ отец Иоанн сказал: «Вы что же, опять на меня накладываете - что у меня, больше всех уродилось?! Да вы прямо скажите, что ты нам, батюшка, не нужен». И спросил, чье это решение, на что ведущий собрание коммунист ответил, что это решение сельсовета.
9 ноября 1929 года отец Иоанн и трое крестьян были арестованы и заключены в тюрьму в городе Аткарске. Вызванный на допрос, священник сказал: «Конфликт, который имел место в мае 1928 года между мной и председателем сельсовета Макаровым, я помню хорошо. Произошел он из-за того, что меня лишили земельного надела под предлогом найма рабочей силы для обработки этого земельного надела. Я остался этим решением недоволен и по сему случаю обратился за поддержкой к общему собранию крестьян. Бранных слов по адресу сельсовета я не говорил, а говорил только, что они подали ложные сведения и на этом основании я был лишен земельного надела. Я отрицаю то обстоятельство, что якобы мной было оказано противодействие при изъятии у меня имущества в марте и апреле 1929 года за несдачу хлебных излишков, и организацию на этой почве массовых выступлений»[3].
15 декабря 1929 года следствие было закончено, священника и крестьян обвиняли в том, что они, «объединившись для антисоветской деятельности и под видом религиозности, часто сходились в доме священника Миротворцева, где группа и проводила организационное оформление своей антисоветской деятельности»[4].
Сотрудники ОГПУ предложили не выносить дело в суд и принять решение Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ, с чем был не согласен прокурор, посчитав, что дело, как вполне доказанное, должно решаться в суде. На это предложение прокурора уполномоченный секретного отделения ОГПУ отписал: «Открытый судебный процесс по данному делу, согласно заключению Окрпрокурора, не даст положительных результатов и должного эффекта, потому что проходящий по делу возглавляющий группировку священник Миротворцев И.Н. имеет значительный авторитет и религиозное влияние среди всех прослоек села, и особенно бедноты»[5].
24-25 января 1929 года тройка ОГПУ приговорила отца Иоанна к пяти годам заключения, и он был отправлен в концлагерь на строительство Беломорско-Балтийского канала. По отбытии срока заключения священнику было запрещено проживание в Нижневолжском крае, то есть в Саратовской области, где он прослужил более четверти века и где оставалась вся его паства.
Вернувшись из лагеря, отец Иоанн стал служить в храме в селе Приимково Гаврилов-Ямского района Ярославской области, но прослужить ему здесь пришлось недолго.
В июле-августе 1937 года в Гаврилов-Ямском районе была арестована группа духовенства и мирян во главе с благочинным. Некоторые из арестованных согласились стать лжесвидетелями и дали показания о том, что отец Иоанн при назначении на приход получил «задания антисоветского характера, а также задания на произнесение проповедей и разъяснение их в антисоветском духе, на сбор совещаний и собраний нелегального характера»[6] от митрополита Ярославского Павла (Борисовского).
Священник Иоанн Миротворцев был арестован 6 августа 1937 года и заключен в ярославскую тюрьму. Через неделю следователь допросил его.
- Вы арестованы как участник церковно-повстанческой группировки, существующей на территории Гаврилов-Ямского района. Вы признаете это? - спросил священника следователь.
- Участником церковно-повстанческой группировки я не был, и о существовании таковой мне ничего не известно, - ответил отец Иоанн.
- Следствию известно, что вы, как участник церковно-повстанческой контрреволюционной группировки, у себя в квартире устраивали антисоветские сборища, после которых распространяли среди населения провокационные контрреволюционные слухи. Подтверждаете это?
- Это я отрицаю, - антисоветских сборищ у себя на квартире я никогда не проводил.
- На вас показывают свидетели, что вы вели контрреволюционную работу среди населения, - заявил следователь.
- Никакой контрреволюционной работы я не вел, - ответил отец Иоанн.
16 августа 1937 года следствие было закончено, и 28 сентября дело было рассмотрено тройкой НКВД, которая приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Священник Иоанн Миротворцев скончался в Ухтпечлаге 18 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 52-55. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-mirotvorcev
Примечания
[1] Священномученик Гермоген (Долганев), епископ Тобольский. Прославлен Русской Православной Церковью в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память празднуется 16/29 июня.
[2] УФСБ России по Саратовской обл. Д. ОФ-22823, л. 13.
[3] Там же. Л. 42.
[4] Там же. Л. 48.
[5] Там же. Л. 57.
[6] ГАЯО. Ф. Р-3698, д. С-2848, л. 8.
Преподобномученик Марда́рий (Исаев), иеромонах
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
18 марта
5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых
ЖИТИЕ
Преподобномученик Мардарий родился 4 января 1886 года в деревне Савостино Микулинской волости Старицкого уезда Тверской губернии в крестьянской семье и в крещении был наречен Михаилом. Окончив сельскую школу, он до двадцати четырех лет жил вместе с родителями.
Мардарий (Исаев)В 1921 году Михаил поступил в Желтиков монастырь в городе Твери. В 1922 году он был келейником у священника Павла Соколова, впоследствии епископа Вольского Петра; служил псаломщиком в соборе в городе Рыбинске, был иподиаконом у епископа Гервасия (Малинина) в Рыбинске; был пострижен в монашество с именем Мардарий; в 1924 году рукоположен во иеродиакона, а в 1925-м – во иеромонаха и направлен служить в храм в село Федорицкое Мологского района Ярославской области. С 1929 года он стал служить в храме в селе Деревеньки Угличского района. Во время служения в Ярославской епархии отец Мардарий сблизился с архиепископом Угличским Серафимом (Самойловичем), который с 1924-го по 1926 год в связи с арестом митрополита Агафангела (Преображенского) фактически управлял Ярославской епархией. В архиепископе Серафиме крестьянский сын, избравший служение Господу и Его Святой Церкви, нашел близкого по духу подвижника.
Иеромонах Мардарий по приезде на приход не стал искать на новом месте удобств, устроив себе келью в не приспособленной для постоянной жизни баньке на окраине села.
Впоследствии, когда ОГПУ вызвало одного из священников, чтобы он охарактеризовал иеромонаха, тот сказал: «В личной жизни иеромонах Мардарий представляет из себя монаха-аскета, строго исполняющего предписания монашеской жизни, преданного церковности, весьма аккуратного и истово совершающего богослужения, и при этом очень часто, в сравнении с... окружающим духовенством. Его богослужение привлекает массу богомольцев. Проповедей иеромонах Мардарий не произносил, но духовные наставления давал на исповеди, вот почему его авторитет как духовника и духовного руководителя среди его последователей был очень велик. Исповедь его была очень продолжительная, и в этом отношении, несомненно, он оставил далеко позади всех своих сослуживцев-священников. В этой исповеди причина его популярности»[1].
Многие священники были тогда уже арестованы, и иеромонах Мардарий оказывал им материальную помощь через их родственников. Сам он во время служения в селе Деревеньки по многочисленности своей паствы ни в чем не нуждался и щедро помогал другим. Отца Мардария верующие полюбили за его кроткий и смиренный нрав. Увидев в нем человека святой жизни, стремящегося к спасению, к нему стали идти все, жаждущие достичь жизни вечной.
Угличское викариатство распоряжением митрополита Сергия (Страгородского) вошло после ареста в 1928 году архиепископа Серафима (Самойловича) в подчинение епископа Рыбинского Серафима (Протопопова), но в большинстве храмов за богослужением по-прежнему поминали архиепископа Серафима (Самойловича). Это продолжалось до тех пор, пока епископ Серафим (Протопопов) лично не посетил приходов. Отец Мардарий, как и многие единомышленники владыки Серафима (Самойловича), не согласился с этим назначением, считая, что оно сделано в угоду безбожным гонителям, и по‑прежнему в качестве своего епархиального архиерея поминал архиепископа Серафима (Самойловича). Весть об этом быстро распространилась, и в село Деревеньки стали приезжать верующие за пятьдесят километров; приезжали не только из сел и деревень, но и из городов: из Углича и Калязина, так что сельский храм, в котором службы были почти ежедневные и служились по-монастырски, был всегда полон молящихся. Видя такое стечение людей в храме, отец Мардарий стал готовиться к аресту, а чтобы по возможности отдалить его, держался сдержанно и осторожно, дабы не дать ищущим повода в чем-либо себя обвинить.
Иеромонах Мардарий был арестован в феврале 1933 года. На допросах он показал, что его посещает много верующих не только из деревень, но и из городов. Случаи бесед с крестьянами у него бывали, но бесед против коллективизации он не вел. Исповедь у него была продолжительностью пять-десять минут и проходила до начала богослужения. На исповеди он, как священник, призывал к вере в Бога и жизни по заповедям. Проповедь перед исповедью он произносил с амвона, а затем исповедовал индивидуально, но вопросов, касающихся колхозов, ему при тайной исповеди не было. Он подтвердил следователю, что действительно является единомышленником архиепископа Угличского Серафима (Самойловича).
11 июня 1933 года иеромонах Мардарий был доставлен в тюрьму в город Углич. Узнав об этом, верующие отправились в Углич и стали хлопотать об освобождении пастыря. Уполномоченный Угличского ОГПУ заявил священнику, что он может освободить его, но только при условии, что тот покинет Угличский район. 13 июля 1933 года уполномоченный постановил освободить отца Мардария и 17 июля взял у него расписку, что он покинет район, после чего отец Мардарий уехал в Рыбинск.
Летом 1935 года иеромонах Мардарий был назначен служить в храм в село Юрьевское Мышкинского района Ярославской области, и здесь возобновил истовое монастырское богослужение, которое при беспросветности окружающей жизни, гонениях и мракобесии, восторжествовавшем при советской власти под видом просвещения и материализма, осталось единственной духовной пищей, укрепляющей человеческие души. Но долго это продлиться не могло. 9 января 1937 года сотрудники НКВД арестовали отца Мардария и заключили его в угличскую тюрьму. Допросы продолжались в течение нескольких месяцев.
– Вам вменяется в вину, что вы, являясь священником церкви села Юрьевское Мышкинского района, на протяжении длительного периода времени занимались антисоветской агитацией и распространением среди населения провокационных слухов. Признаете ли вы себя виновным в этом? – спросил священника следователь.
– Я это категорически отрицаю и заявляю, что никакой антисоветской агитации я среди населения не вел и никаких провокационных слухов не распространял, – ответил иеромонах Мардарий.
– Следствию известно, что вы вплоть до последнего времени имели связь с церковниками, проживающими не в вашем приходе, в частности, вы имели связь с церковниками Угличского района, и в церковь, где вы служили, был большой наплыв верующих, потому что вас считали активным тихоновцем, ярым противником советской власти, и свою ненависть к существующему строю вы пытались привить тем людям, в среде которых вы вращались. Что вы скажете по существу этого?
– Никакой связи с верующими других приходов я не имел. Я вел замкнутый образ жизни. Никуда не ходил и знакомств ни с кем не имел. Единственным местом, где я встречался с верующими, была церковь, но и там я никогда не вел бесед с верующими, кроме как по долгу службы как священник. Из других районов ко мне в церковь верующие не приходили, за исключением верующих из ближних к моему приходу сел и деревень... К советской власти я относился лояльно и ненависти не питал и враждебных взглядов никому не прививал.
28 апреля следователь в последний раз допросил священника.
– Признаете ли вы себя виновным в срыве колхозных работ из-за религиозных обрядов?
В срыве колхозных работ я виновным себя не признаю, так как ко мне в церковь верующие приходили добровольно, по своему желанию, и я никого не агитировал, чтобы бросить работу и приходить в церковь. Руководители колхоза и сельсовета в то время никаких претензий не предъявляли.
– Признаете факт, что вы выгнали из церковной ограды представителя сельсовета и председателя колхоза, когда они явились к вам, чтобы проверить сохранность церковного имущества?
– Нет, это я категорически отрицаю. Такого факта не было. Я помню, был такой случай: во время церковной службы к окну, выходящему из алтаря в церковную ограду, подошли двое неизвестных мне людей и долго стояли у окна, отвлекая меня от службы; я послал псаломщика, чтобы он попросил их отойти от окна, дабы не мешать мне служить.
В июне 1937 года следствие было закончено, и 9 июля отцу Мардарию предоставили возможность ознакомиться с обвинительным заключением. Он обвинялся в том, что «проводил... антисоветскую агитацию и распространял среди населения церковную литературу антисоветского содержания»[2].
10 декабря 1937 года состоялось заседание Специальной Коллегии Ярославского областного суда. Отвечая в суде, иеромонах Мардарий сказал, что вполне понимает, в чем его обвиняют, но виновным себя в этом не признает – распространением церковной литературы и агитацией против советской власти не занимался.
Суд определил, что, поскольку в судебное заседание не явилось несколько свидетелей, «слушание дела отложить до следующего судебного заседания»[3]. К этому времени иеромонах Мардарий почти год находился под следствием в угличской тюрьме.
Во второй половине 1937 года, в соответствии с распоряжением советского правительства и Сталина, были созданы внесудебные тройки, планомерно занимавшиеся массовым уничтожением народа, и дело отца Мардария было передано на решение такой тройки.
17 марта 1938 года тройка НКВД приговорила иеромонаха Мардария к расстрелу. Иеромонах Мардарий (Исаев) был расстрелян на следующий день, 18 марта 1938 года, и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 56-61. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mardarij-isaev
Примечания
[1] УФСБ России по Ярославской обл. Д. С-11421. Т. 2, л. 26 об-27.
[2] Там же. Т. 1, л. 81.
[3] Там же. Л. 132.
Преподобномученик Феофа́н (Графов), иеродиакон
ДНИ ПАМЯТИ:
1 ноября – Собор святых Архангельской митрополии
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
18 марта
ЖИТИЕ
Преподобномученик Феофан родился 6 января 1874 года в слободе Никитской Переславского уезда Владимирской губернии в семье крестьянина Федора Графова и в крещении был наречен Феодосием.
Феофан (Графов)В 1902 году Феодосий поступил послушником в Борисоглебский Ростовский монастырь, в 1907 году он был пострижен в мантию с именем Феофан, а в 1908-м - рукоположен во иеродиакона.
После прихода к власти безбожников монастырь в 1923 году был закрыт, но монахи, желая сохранить родную обитель, согласились на существование монастыря в качестве сельскохозяйственной артели. Однако в 1929 году были закрыты последние монастыри по всей стране, и среди них Борисоглебский.
После закрытия обители иеродиакон Феофан переехал в Сергиев Посад и был принят служить в Успенский храм; здесь он прослужил до 21 октября 1935 года, когда был арестован вместе с группой священнослужителей, живших в Посаде. Всех арестованных обвинили в контрреволюционной и антисоветской деятельности.
- Следствие располагает данными, что вы среди верующих распространяли ложные слухи о якобы проводимом за религиозные убеждения гонении. Что вы можете сказать по этому поводу? - спросил его следователь.
- С таким вопросом ко мне никто не обращался, и я никому не говорил относительно гонений на верующих в СССР, - ответил иеродиакон.
- А что вы отвечали верующим, обращавшимся к вам с вопросами относительно закрытия церквей?
- С такими вопросами ко мне никто не обращался.
- Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?
- Виновным я себя не признаю, против власти я нигде не говорил и общения с антисоветски настроенными лицами не имел.
На этом допросы были закончены. 8 января 1936 года Особое Совещание при НКВД приговорило иеродиакона Феофана к трем годам ссылки в Северный край, и он был отправлен сначала в Архангельск, а затем в Каргополь.
Осенью 1937 года сотрудник НКВД выписал справку на арест отца Феофана, обвинив его со слов осведомителей в том, будто он распространял контрреволюционные провокационные слухи о голоде в СССР, что в селах и деревнях крестьяне поголовно голодают и есть случаи голодной смерти, что жизнь в колхозах невозможна, большевики уже двадцать лет кормят народ обещаниями, а на деле ничего не дают. Назвав иеродиакона «отъявленным контрреволюционером» и «фашистским выродком», сотрудник НКВД предложил содержать его в тюрьме по первой категории, как священнослужителя и кандидата на расстрел, и немедленно арестовать. 25 сентября 1937 года отец Феофан был арестован и заключен в тюрьму в городе Каргополе.
В тот же день был допрошен один из сосланных в Каргополь священнослужителей, осведомитель НКВД; он показал, что «Графов органически не переваривает и ненавидит колхозы, называя их антихристовым царством. Весной 1937 года он говорил, что у советской власти нет хлеба, потому что в колхозах никто работать не хочет, да и кто в них будет работать, когда лучший хлеб советская власть отбирает себе, а колхозникам оставляет последние сорта, и тех немного»[1].
После этого был допрошен отец Феофан.
- Расскажите о вашей практической контрреволюционной деятельности и ваших соучастниках! - потребовал от отца Феофана следователь.
- Контрреволюционной деятельностью я не занимался и соучастников не имею, - ответил иеродиакон.
15 октября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Феофана к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Иеродиакон Феофан (Графов) скончался в лагере в городе Каргополе 18 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 61-64. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-feofan-grafov
Примечания
[1] УФСБ России по Архангельской обл. Д. П-3319, л. 8.
Сщмчч. Иоа́нна Плеханова, Константи́на Соколова, пресвитеров, прмч. Влади́мира (Волкова), архимандрита (1938)
Священномученик Иоа́нн Плеханов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
25 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых
ЖИТИЕ
Священномученик Иоанн родился 11 сентября 1879 года в деревне Филипково Переславского уезда Владимирской губернии в семье крестьянина Гавриила Плеханова. Окончив церковноприходскую школу, Иван в 1892 году уехал в Москву, как уезжали тогда многие подростки из разорявшихся крестьянских хозяйств. Большинство устраивалось подмастерьями; многие, попадая в развращенный быт большого города, погрязали в грехах, приобретали болезни и погибали нравственно и физически. Ивана от гибели спасли вера в Бога и благочестивые навыки, приобретенные в родительском доме. Он выучился на повара и сначала работал в ресторане Тестова на Воскресенской площади, потом в чайной; при советской власти он стал заведующим столовой, а затем пошел поваром к Патриарху Тихону.
В 1920 году в Троицкой церкви на Троицком подворье Патриарх Тихон рукоположил Ивана Гавриловича во диакона к Троицкой церкви, при которой он одновременно состоял членом церковно-приходского совета. Здесь он служил до ареста Патриарха и захвата патриаршего подворья обновленцами. После освобождения Патриарха из заключения сотрудники ОГПУ с особенным тщанием стали собирать сведения о том, как относятся церковные люди к освобождению Патриарха и к его опубликованным в советской прессе заявлениям, и особенно среди круга ближайших к нему лиц.
24 июля 1923 года ОГПУ арестовало диакона Иоанна и его жену и они были заключены в Бутырскую тюрьму в Москве. При обыске у диакона Иоанна был найден машинописный текст наставления монахам и мирянам, направленный против обновленцев, в котором говорилось, что с упадком общего благочестия в саму церковную среду проникнет много лжебратий, которые, будучи водимы своими пороками и привычкой к роскошной жизни, устроят гонение на всех желающих жить благочестиво.
- Скажите, каково ваше отношение к Церкви раньше и теперь, после раскаяния Патриарха Тихона? - спросил диакона Иоанна следователь.
- Считаю себя членом Православной Восточно-кафолической Церкви как прежде, так и теперь, - ответил диакон.
- Скажите, каково ваше отношение к Тихону и его раскаянию?
- Как мало разбирающийся, я считаю для себя правильным не касаться его раскаяния, как лично меня не касающегося.
- Скажите, где, от кого и когда вы получили отобранный у вас при обыске печатный текст наставления, то есть фамилии, имена, отчества и адрес?
- В храме, от неизвестной женщины, подано мне в руки.
За недоказанностью преступления, а также за отсутствием существенных сведений от осведомителей, ОГПУ распорядилось 24 сентября 1923 года диакона Иоанна освободить.
Во все время служения диаконом отец Иоанн нес послушание повара у Патриарха, а после его кончины, у Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского).
В 1925 году епископ Бронницкий, викарий Московской епархии Иоанн (Васильевский), в Воскресенском храме в поселке Вешняки рукоположил диакона Иоанна во священника. До ноября 1936 года отец Иоанн служил в Москве, но с закрытием в Москве многих храмов и сокращением числа приходов он был вынужден уйти за штат. Тогда же, как священнослужителя, его выслали за стокилометровую зону от Москвы, и некоторое время он жил в Волоколамске; вскоре отец Иоанн получил назначение в храм Дмитриевского погоста Нагорьевского района Ярославской области. Отсюда он часто ездил в Москву закупить необходимые для церкви вещи и повидать своих духовных детей, которых у него за время служения в Москве появилось немало. Когда священник приезжал в Москву, то бывал в некоторых храмах; об этих его приездах осведомители донесли в НКВД. В двадцатых числах января 1938 года отец Иоанн приехал в Москву и собирался остаться на венчание племянницы, которое было назначено на 2 февраля, но в тот же день вечером он был арестован и заключен в одну из тюрем Москвы.
Были допрошены два дежурных свидетеля - священнослужители московских храмов Толузаков и Марков, которые дали показания об антисоветской будто бы деятельности священника, и после этого был допрошен отец Иоанн.
- Следствием установлено, что вы в январе сего года в присутствии нескольких лиц восхваляли врагов народа, - заявил следователь.
- В отношении врагов народа я ничего не говорил.
- Следствием также установлено, что вы в январе сего года среди окружающих вас лиц высказывали неудовольствие относительно существующего колхозного строительства.
- Это неправда. Относительно колхозного строительства я ничего не говорил.
- Вы арестованы и привлекаетесь к уголовной ответственности за проведение контрреволюционной агитации среди верующих. Признаете себя в этом виновным?
- Виновным себя в проведении контрреволюционной агитации я не признаю.
13 марта следствие было закончено, и 15 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу, после чего он был переведен в Таганскую тюрьму в Москве. Священник Иоанн Плеханов был расстрелян 25 марта 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 151-154. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-ioann-plehanov
Священномученик Константи́н Соколов, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
25 марта
ЖИТИЕ
Священномученик Константин родился 3 мая 1875 года в селе Люберцы Московского уезда Московской губернии в семье диакона Михаила Соколова. В 1896 году Константин окончил Московскую Духовную семинарию и был рукоположен во священника. До 1936 года он служил в Преображенском храме в селе Люберцы, а с 18 июня 1936 года стал служить в храме в честь Казанской иконы Божией Матери в селе Смолино Верейского района.
В октябре 1937 года сотрудники НКВД допросили дежурных свидетелей и те показали, что священник Константин Соколов агитирует за Церковь, призывает к вере во Христа и праведной жизни, ставя в пример Марию Египетскую. 20 сентября, после всенощной под праздник Рождества Пресвятой Богородицы, он сообщил верующим, что обращался в НКВД за разрешением ходить по приходу с молебнами, но такого разрешения не получил, и потому просит прихожан приходить служить молебны в храм. Он тогда же сказал, что обращался и к председателю сельсовета, чтобы тот разрешил служить молебны, не ставя в известность районные власти, но тот отказал. Посылал он и членов церковного совета собирать подписи колхозников под ходатайством на разрешение идти с крестным ходом, но тоже безуспешно.
17 ноября 1937 года отец Константин был арестован. Первое время он содержался в можайской тюрьме, а затем был переведен в Таганскую тюрьму в Москве.
- Следствием установлено, что вы в сентябре сего года по поводу сталинской конституции высказывались, что в законах советской власти написано, что служить в церкви, ходить вокруг церкви с крестными ходами и по домам колхозников разрешается, а на деле хождение запрещают. Подтверждаете ли вы, что был такой разговор? - спросил священника следователь.
- Да, такой разговор был с председателем сельсовета после того, как ко мне обратились прихожане с просьбой идти крестным ходом вокруг церкви. Я спрашивал председателя, почему нельзя в праздники ходить вокруг церкви... на хождение вокруг церкви разрешения не требуется. Но о сталинской конституции я ничего не говорил.
- Истолковывая конституцию в антисоветском духе, вы говорили, что в конституции написано о свободе уличных шествий, а на деле не дают ходить с молебнами. Подтверждаете ли вы это?
- Нет, не подтверждаю. Такого я не говорил.
- Вы посылали членов церковного совета собирать подписи под ходатайством о разрешении ходить с молебнами по домам колхозников?
- Церковный совет обратился ко мне с просьбой ходить с молебнами; я же сказал, что это дело верующих. Церковный совет собрал подписи, староста пришел ко мне, и я обратился в сельсовет, но там мне отказали.
25 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Константина к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 9 января 1938 года священник прибыл в Сусловское отделение Сиблага НКВД. Священник Константин Соколов скончался в заключении от голода и непосильной работы 25 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 149-150. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-konstantin-sokolov
Преподобномученик Влади́мир (Волков), архимандрит
ДНИ ПАМЯТИ:
25 марта
29 мая (переходящая) – Собор новомучеников, в Бутове пострадавших
ЖИТИЕ
Преподобномученик Владимир родился 21 апреля 1878 года в деревне Малые Палатки Гжатского уезда Смоленской губернии в семье крестьянина Нила Волкова и в крещении наречен был Георгием. Образование он получил дома. В 1899 году Георгий был призван в армию и прослужил в ней до 1905 года. Как человек грамотный, он проходил службу в должности старшего писаря у войскового начальника города Гжатска. В это время он пришел к окончательному решению оставить мир и в 1906 году поступил послушником в пустынь Параклит при Троице-Сергиевой Лавре.
15 июля 1909 года Георгий Нилович был пострижен в монашество с именем Владимир. В пустыни он проходил послушание хлебника, синодичного и писаря. В 1912 году монах Владимир был переведен в Троице-Сергиеву Лавру и назначен смотрителем типографии. 19 марта 1915 года он был рукоположен во иеродиакона[1]. После закрытия Лавры иеродиакон Владимир служил в храме великомученика Димитрия Солунского в селе Шиманово Можайского района Московской области.
В 1930 году иеродиакон Владимир был рукоположен во иеромонаха и по просьбе прихожан назначен служить в Спасскую церковь в селе Иславское Звенигородского района Московской области. В 1931 году он был возведен в сан игумена, в 1932-м - в сан архимандрита. В 1936 году ему было преподано благословение служить Божественную литургию с открытыми царскими вратами до Херувимской песни.
С 1931 года, продолжая служить в храме, отец Владимир исполнял должность счетовода в редакции журнала Московской Патриархии. В 1935 году журнал был закрыт, и отец Владимир был оставлен при Патриархии продавцом, отвечающим за продажу церковных предметов, и проработал здесь еще год.
21 февраля 1938 года архиепископ Сергий (Воскресенский), викарий Московской епархии, предложил архимандриту Владимиру быть духовником митрополита Сергия (Страгородского) и своим, но это не осуществилось - 27 февраля 1938 года архимандрит Владимир был арестован и заключен в можайскую тюрьму.
- Вы обвиняетесь в контрреволюционной деятельности, так как возводили клевету на руководителей партии и советской власти - в августе 1937 года, в момент выборов в Верховный Совет, и в январе 1938 года, - заявил отцу Владимиру следователь.
- В предъявленном мне обвинении в контрреволюционной деятельности и клевете на руководителей ВКП(б) и советской власти виновным себя не признаю, - ответил архимандрит.
7 марта 1938 года тройка НКВД приговорила его к расстрелу, и он был переведен в Таганскую тюрьму в Москве. Архимандрит Владимир (Волков) был расстрелян 25 марта 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 154-156. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-vladimir-volkov
Примечания
[1] РГАДА. Ф. 1204, оп. 1, 1912 г., д. 25200, л. 107 об-108; 1915 г., д. 25235, л. 79-80.
Сщмчч. Константи́на Пятикрестовского, пресвитера, Па́вла Широкогорова, диакона (1938)
Священномученик Константи́н Пятикрестовский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых
6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
6 марта (переходящая) – 6 марта (21 февраля) в невисокосный год / 5 марта (21 февраля) в високосный год
ЖИТИЕ
Священномученик Константин родился 31 мая 1877 года в Москве в семье диакона Михаила Пятикрестовского. Первоначальное образование Константин получил в духовном училище. В 1897 году он окончил по второму разряду Московскую Духовную семинарию и был определен учителем в Георгиевскую двухклассную церковноприходскую школу. В 1899 году Константин Михайлович обвенчался с дочерью священника Сергия Митропольского, служившего в Никольском храме в Москве, Людмилой. Впоследствии у них родилось четверо сыновей. В 1899 году Константин Михайлович был рукоположен во священника к Михаило-Архангельскому храму села Коробчеево Коломенского уезда Московской губернии. Прослужив здесь два с половиной года, он тяжело заболел и в 1902 году ушел за штат.
Константин ПятикрестовскийВ 1903 году отец Константин был назначен священником в Никольскую церковь в селе Летово Подольского уезда Московской губернии; здесь он прослужил десять лет. В 1913 году он был назначен настоятелем в Введенский храм в Конюшенной слободе близ города Дмитрова.
Через несколько лет произошла революция, возник обновленческий раскол, но отец Константин при всех испытаниях оставался верным православию, и обновленцы в своих отчетах относили его к числу наиболее твердых тихоновцев в Дмитровском уезде.
В 1926 году отец Константин был награжден наперсным крестом, в 1932 году возведен в сан протоиерея.
Протоиерей Константин был арестован 26 ноября 1937 года и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. 28 ноября следователь допросил священника.
- Следствию известно, что вы среди населения выказывали враждебные взгляды в отношении коммунистов. Подтверждаете ли это?
- Враждебных взглядов в отношении коммунистов я не высказывал.
- Признаете ли вы себя виновным в том, что среди населения ведете антисоветскую деятельность?
- Виновным себя в антисоветской агитации не признаю. Но я говорил: «Пора большевикам понять, что не в попах дело, а в другом. Неужели им неясно, что от попов вреда власти не будет». Константин ПятикрестовскийВ частных беседах я говорил: «Православная вера и вообще вера в Бога с арестом священников и закрытием церквей не прекратится, не прекратится она, эта вера, в силу того, что бессмертна». Кроме того, я говорил, что большевики ведут борьбу с религией не идеологическую, а путем насилия, путем арестов священнослужителей, но путем насилия и арестов положение не улучшишь.
5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Константина к десяти годам заключения. Впоследствии один из очевидцев тех событий рассказывал, что «всех заключенных собрали... явились молодцы с ножницами и бритвами и, глумясь, издеваясь, всех обстригли, побрили, сорвали со всех рясы». Протоиерей Константин был отправлен в Мариинские лагеря.
Приехав на место, он написал жене: «Пишу из города Мариинска... Привет моим дорогим деткам и внучатам... Если о чем желаешь известить меня, то пиши по означенному адресу... При продаже дома, я слышал, требуется моя подпись к нотариальной доверенности. Теперь ты знаешь, как это надо сделать... Заключен по 58 статье, пункт 10».
В ответ на это письмо супруга написала ему, но ответа не получила, и следующее письмо 7 апреля 1938 года написал сын Пантелеимон: «Здравствуй, папа! Вот уже четыре с половиной месяца, как ты уехал из Дмитрова, а между тем от тебя получено только одно письмо из Мариинска. Почему ты не пишешь? Не болен ли ты? Очень ждем от тебя письма. Напиши, как здоровье, где в настоящий момент находишься, что делаешь? Сообщи - получил ли ты письмо от мамы, а также деньги и посылку? Пиши чаще. Мы все живы и здоровы. Желаем тебе бодрости, здоровья и спокойствия. Может быть, тебе необходимо что-либо из одежды, обуви, продуктов питания - напиши, и мы немедленно тебе вышлем».
На обороте этого письма один из заключенных написал ответ и выслал жене священника: «Дорогая матушка! Хочу Вам сказать и не утаить от Вас, я такой же, как Ваш муж. Не пугайтесь, он помер... Мне Вас жаль, что вы ему все пишете и пишете, наконец, вижу, сынок Пантюша пишет. Ваши письма два еще у меня... Мы поплакали горько, я решил потрудиться и ответить. Вот моя покорнейшая просьба: больше не пишите и не ищите его, он почил милостью Божией, а о посылках Вы сверьтесь на почте».
Протоиерей Константин Пятикрестовский умер в больнице Мариинского лагеря 6 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 342-344. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-konstantin-pjatikrestovskij
Священномученик Па́вел Широкогоров, диакон
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
6 марта (переходящая) – 6 марта (21 февраля) в невисокосный год / 5 марта (21 февраля) в високосный год
ЖИТИЕ
Священномученик Павел родился в 1878 году в Москве в семье диакона Павла Широкогорова. В 1900 году он окончил Московскую Духовную семинарию и служил учителем в Москве.
В 1908 году он был назначен псаломщиком в один из московских храмов, в 1918 году - рукоположен во диакона и служил до ареста в храме святых апостолов Петра и Павла в Москве. В 1935 году он поселился в поселке Деденево Дмитровского района, где в то время жила его сестра с семьей, а служить ездил в Москву.
Диакон Павел был арестован в ночь с 26 на 27 ноября 1937 года, заключен в Таганскую тюрьму в Москве и сразу же допрошен. Следователь, выяснив как долго диакон служил святой Церкви, заявил:
- Вы среди населения ведете антисоветскую агитацию, дайте по этому вопросу показания.
- Антисоветской агитации среди населения я не веду, - ответил диакон Павел.
- Признаете ли вы себя виновным по существу предъявленного вам обвинения?
- Нет, виновным я себя не признаю, так как антисоветской агитации я не вел.
На следующий день были допрошены дежурные свидетели, и на этом следствие было закончено. 3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила диакона Павла к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Диакон Павел Широкогоров скончался в заключении 6 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 345. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-pavel-shirokogorov
Сщмч. Михаила Горетовского (Маркова), пресвитера (1938).
ДНИ ПАМЯТИ:
30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
16 июня
ЖИТИЕ
Священномученик Михаил родился 4 ноября 1881 года в селе Горетово Можайского уезда Московской губернии в семье священника Михаила Маркова. В 1899 году Михаил окончил Звенигородское духовное училище, в 1905-м – Вифанскую Духовную семинарию[1]. В течение двух лет, с 1905-го по 1907 год, он был учителем церковно-приходской школы в Гуслицком округе Богородского уезда; с сентября 1907-го по январь 1909-го – преподавал Закон Божий в Московской Даниловской церковно-приходской школе при Обществе трезвости. 15 декабря 1908 года митрополит Московский Владимир (Богоявленский) рукоположил его во священника к Троицкой церкви села Горетово на место почившего отца. В 1909 году отец Михаил был назначен заведующим Авдотьинской и Горетовской церковно-приходскими школами, с 1912-го по 1914 год он преподавал Закон Божий в Хотиловской и Троицкой земских школах, был членом благочиннического совета 3-го округа Можайского уезда. В 1913 году прослушал миссионерские курсы в городе Можайске[2].
Прихожане Троицкой церкви хорошо знали его отца-священника, знали с детства и его самого, и с молодым священником у них вскоре сложились добрые отношения, и они готовы были откликнуться на любую его просьбу.
А просьбы во время все жесточающих гонений с приходом к власти безбожников становились все более серьезными. В 1929 году местные власти попытались закрыть храм. Они потребовали от священника уплаты страховки за здание храма, предполагая, что тот не сумеет собрать нужных средств. Но отец Михаил обратился к прихожанам с просьбой о помощи, и требуемая сумма была выплачена. Тогда священника арестовали и обвинили в том, что он занимается принудительным сбором «в пользу церковных и религиозных групп»[3]. Законодательство предполагало за такого рода преступления исправительные работы до шести месяцев или штраф до трехсот рублей, но отец Михаил был приговорен к восьми годам ссылки. Приговор, однако, как формально не соответствующий закону, вскоре был отменен, и наказание ограничено выплатой трехсот рублей штрафа.
В феврале 1933 года сельсовет издал постановление о закрытии Троицкой церкви. Священник не согласился с ним и послал членов церковного совета с ходатайством об отмене неправого решения в Москву. Отцу Михаилу и на этот раз удалось отстоять храм от закрытия. Тогда 11 марта 1933 года власти арестовали пастыря и заключили в тюрьму в городе Можайске.
Свидетелями обвинения против него выступили инициаторы закрытия храма – секретарь сельсовета и председатель колхоза. Секретарь показал, что священник «ко всем проводимым на селе мероприятиям советской власти настроен явно враждебно; используя как орудие борьбы с последними церковь... в период церковной службы среди посетителей церкви говорил: "Православные граждане, коммунисты нам не дают спокойно жить, они совершенно нас душат своими налогами и сборами, житья совершенно не стало...”»[4].
Вызванный на допрос, отец Михаил показал: «На советскую власть я смотрю как религиозник и считаю, что советская власть, так же как и остальные власти, от Бога... Помимо церковных служб, в нашей церкви часто собирались совещания членов церковного совета, на которых по их просьбе присутствовал и я, но с правом совещательного голоса. На совещаниях церковников ставился ли вопрос о колхозном строительстве и вообще о власти, я не помню, но в период моего присутствия этого не было. В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю»[5].
22 апреля 1933 года тройка при ПП ОГПУ приговорила отца Михаила к трем годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Карагандинский лагерь в Казахстан. Через год, 29 апреля 1934 года, тройка ОГПУ заменила ему заключение в лагере ссылкой в Казахстан на оставшийся срок.
Вернувшись из ссылки в 1936 году, он поселился в родном селе; 25 апреля 1937 года его назначили служить в Преображенский храм в селе Горячкино Можайского района, где отец Михаил проявил себя как ревностный пастырь. Увидев, что храм давно не ремонтировался, он, несмотря на гонения, собрал средства и отремонтировал его. Церковный совет всегда шел навстречу просьбам священника и в июле 1937 года разрешил ему накосить травы. Власти попытались привлечь священника за это к ответственности, но, благодаря заступничеству крестьян, это им тогда сделать не удалось.
Отец Михаил был арестован 29 ноября 1937 года и заключен в можайскую тюрьму. После его ареста на допросы стали вызываться свидетели.
Председатель колхоза показал: «До Маркова в селе Горячкино служил священник... который совершенно не имел никакого влияния среди колхозников, какового верующие выгнали. Но когда стал служить в церкви священник Марков, то стало для каждого заметно, что Марков завоевывает авторитет среди верующих... С момента службы Маркова участились случаи невыхода на колхозную работу отдельных колхозников в дни службы в церкви. Из разговоров колхозников можно слышать, что Марков хороший священник, который крепко стоит за религию и дает им напутствие, чтобы не забывали Бога. 20 июля Марков, не спросив разрешения у правления колхоза, самовольно скосил 0,75 га сенокоса, на что составлен был акт, как на самовольное сенокошение. Но когда Маркову предложили это сено сдать в колхоз, то Марков заявил: "Вы мне запишите за работу, так как не по моей вине был скошен сенокос, мне его отвел церковный совет... Я для советской власти не батрак и поэтому прошу мне за труды заплатить”. Защищать Маркова ко мне пришла гражданка из деревни Грязи Богданова, которая мне прямо заявила: "Вы какое имеете право обижать нашего священника? Мы вас под суд отдадим за такие безобразия. Священник этот не ваш, и он вам не мешает, а нам он нужен, поэтому дайте ему свободу действий в его службе и не притесняйте его...”»[6].
4 декабря следователь допросил отца Михаила и, узнав, кого из священнослужителей он знает, спросил:
– С кем из них имеете хорошие связи?
– Я ходил часто молиться в глазовскую церковь и иногда бывал у священника Петра Николаевича Голубева[a].
– Цели ваших встреч?
– Ходил молиться в глазовскую церковь, после этого меня приглашал священник Голубев пить чай, и я у него просиживал минут тридцать.
– С кем вы имели связь в селе Горячкино?
– Связь в селе Горячкино по делам службы я имел с председателем церковного совета Матреной Богдановой.
– На каких основаниях вы скосили колхозный сенокос?
– Я скосил сенокос по распоряжению председателя церковного совета Матрены Богдановой. От сельсовета мне не было дано разрешения.
– Какую контрреволюционную деятельность вы вели среди населения?
– Я антисоветской агитации среди населения не вел, так как за это могут посадить в тюрьму.
7 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был отправлен в Мариинский лагерь в Кемеровской области.
Священник Михаил Марков скончался через полгода, 16 июня 1938 года, в Мариинском лагере и был погребен в безвестной могиле на лагерном кладбище.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Июнь». Тверь. 2008. С. 13-16. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-markov
Примечания
[a] Священномученик Петр (Голубев); память 21 июля/3 августа.
[1] Дубинский А.Ю. Вифанская духовная семинария. Алфавитный список выпускников 1901–1917 годов (краткий генеалогический справочник). М., 1999. С. 24.
[2] ЦИАМ. Ф. 1371, оп. 1, д. 38, л. 52 об-54.
[3] УК РСФСР. М., 1948. С. 69.
[4] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-1479, л. 6 об-7.
[5] Там же. Л. 5.
[6] Там же. Д. П-18809, л. 9-10.
Сщмч. Михаи́ла Околовича, пресвитера (1938).
ДНИ ПАМЯТИ:
18 ноября – Память Отцов Поместного Собора Церкви Русской 1917–1918 гг.
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
26 марта
ЖИТИЕ
Священномученик Михаил родился 15 октября 1888 года в городе Полоцке Витебской губернии в семье священника, служившего в Спасо-Евфросиниевском женском монастыре, Федора Околовича. В 1899 году Михаил окончил начальную школу и поступил в Полоцкое духовное училище. В 1904 году он поступил в Витебскую Духовную семинарию, а по завершении обучения в ней поступил в 1910 году в Санкт-Петербургскую Духовную академию, которую окончил по первому разряду в 1914 году. Родители Михаила предполагали, что он примет монашеский постриг и займет какой-либо из церковно-административных постов, но вышло иначе.
В 1913 году он познакомился со студенткой Бестужевских курсов Марией Максимовной Мастрюкович, уроженкой города Моршанска Тамбовской губернии. Ее дед был крепостным крестьянином, но уже отец стал обеспеченным и даже зажиточным человеком и желал, чтобы дочь получила хорошее образование и вышла замуж за человека, не принадлежащего ни к крестьянскому, ни к духовному сословиям. Однако все вышло вопреки пожеланиям родителей. В 1914 году Михаил Федорович и Мария Максимовна обвенчались. 30 сентября 1914 года Учебный комитет при Святейшем Синоде постановил назначить на должность законоучителя и инспектора Иркутского духовного училища «Михаила Околовича, с принятием им священного сана»[1].
23 ноября 1914 года Михаил Федорович был рукоположен во священника к училищному храму. В марте 1915 года отец Михаил был избран членом училищного совета, а в июне 1917 года - членом Иркутского епархиального училищного совета. В том же году на собрании духовенства и мирян Иркутской епархии отец Михаил был избран делегатом на Всероссийский Поместный церковный собор.
В 1918 году после прихода к власти безбожников духовное училище было закрыто, и отец Михаил был назначен служить священником в Крестовоздвиженскую церковь в Иркутске. К этому времени он стал одним из наиболее известных и уважаемых пастырей города - его полюбили за истовое благоговейное служение, глубокую, сердечную проповедь, сострадание к людям, готовность всегда прийти на помощь. Из-за популярности священника Иркутская ЧК установила за ним постоянное наблюдение.
В феврале 1921 года сотрудники ЧК произвели на чердаке Крестовоздвиженского храма обыск и нашли патроны, порох и одну гранату. Отец Михаил и сторож храма были обвинены в хранении оружия. Обвиняемые отказались признать себя виновными. 26 мая 1921 года состоялось заседание Революционного трибунала, который не смог доказать виновность священника и сторожа в хранении оружия, к чему они и в действительности не были причастны, и вскоре обвиняемые в связи с четырехлетней годовщиной Октябрьского переворота были освобождены. Отец Михаил вернулся служить в Крестовоздвиженский храм.
Епархия переживала тяжелое время, так как церковную власть при поддержке безбожных властей пытались захватить обновленцы, и отец Михаил решением духовенства Иркутской епархии был направлен в Москву к Патриарху Тихону. Он поставил в известность Патриарха о положении дел в епархии во время отсутствия на кафедре православного архиерея и выразил Святейшему твердое суждение иркутского православного духовенства и паствы, что с обновленцами, как с предателями веры, не следует вступать ни в какие переговоры.
Отцу Михаилу часто приходилось выступать с проповедями во время богослужений управляющего Иркутской епархией епископа Нижнеудинского Кирилла (Соколова). 22 сентября 1924 года он произнес слово в Тихвинской церкви во время награждения одного из старейших священников Иркутска, протоиерея Феодора Верномудрова, прослужившего в священном сане сорок лет.
Обращаясь к протоиерею Феодору, отец Михаил сказал: «Ты заслужил высокую и священную награду, твоя доблестная глава достойно увенчана ею, ты в скорбные и смутные дни глубокого церковного раскола, разъедающего, как злокачественная гангрена, церковное тело, в дни шатания умов и увлечения многих мутной волной еретического, так называемого "обновленческого” течения был той осью, около которой вращалась православно-церковная жизнь Иркутской епархии, был центром, к которому силой твоего обаяния влеклись и льнули все, для кого исконное русское православие не пустой звук, а бесценное сокровище и в ком горел огонь любви и преданности Святой Церкви с ее священными канонами, вековыми преданиями и со всем ее строем. И если не всецело, то в большей мере тебе мы обязаны тем, что видим сегодня на твоем празднике, - тесным единением пастырей между собою и не менее тесным единением их с паствой; тебе же главным образом мы обязаны тем, что Церковь Иркутская имеет радость теперь, после двухлетнего перерыва, снова возглавляться каноническим епископом, восстановив через него связь с главою всей Русской Церкви - Святейшим Патриархом. Теперь мы на твердой позиции, теперь мы спокойны за церковное дело, теперь нам не страшны отщепенцы и враги православия - "обновленцы”»[2].
27 октября состоялось торжественное архиерейское богослужение в Тихвинской церкви. За запричастным стихом отец Михаил сказал слово к молящимся о евангельском Сеятеле, Который и теперь сеет слово через святое Евангелие. Сеятели бывают разные. В настоящее время сеют при дороге - в театрах, кинематографах и других местах развращенных. Вот приезжал ложный митрополит и сеял человеческое слово. Вот едет новый разрушитель сердец человеческих - он будет сеять слово дьявольское. Не следует туда ходить, ибо слушать их опасно. На этой дороге будет много прохожих, слетятся птицы, хищные коршуны будут выклевывать слово Божие и посеют плевелы... Нужно жить и веровать в простоте сердца, а не гоняться за ученостью и мудростью. По выражению одного русского подвижника, «где просто, там и ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного». Господь нас зовет и влечет к Себе словами Евангелия: «Придите ко Мне все труждающиеся». А поэтому и будем спокойны, зная, что один только Господь сеет доброе семя. Его будем слушать, а не проповедников тщетной философии. Будем иметь пред собою образ Распятого Христа, который советует всегда иметь пред глазами апостол Павел галатам (Гал.3:1). Мы, пастыри, ищем не вас и не вашего, а ваши сердца, чтобы они дали добрые плоды. Этого да сподобит всех Господь, всегда живый во веки. Аминь.
Осенью 1924 года Иркутск посетил один из основателей обновленчества, сложивший с себя сан священника, Калиновский. Для участия в диспуте с ним были приглашены епископ Нижнеудинский Кирилл (Соколов), многие известные священники Иркутска, и в частности отец Михаил Околович. По тщательном обсуждении православное духовенство отклонило первоначальное предложение обновленцев, потому что диспут предполагался платным и, значит, как зрелище, а для зрелища и состязания пастыри идти не хотели, и во-вторых, было неизвестно, будет ли ставиться Калиновским вопрос о бытии Бога и в какой форме, чтобы это не вылилось в кощунство, что недопустимо было, если бы диспут проходил в храме, как предлагали это обновленцы. И потому владыка Кирилл направил властям письмо, в котором писал, что православное духовенство согласно на участие в диспуте, но только если он будет бесплатным и не в храме. Начальник местной конвойной команды направил ответ епископу, что диспут с Калиновским может состояться в помещении команды.
Первым выступил Калиновский, который заявил, что до революции люди были ограничены в развитии, теперь же они свободно могут решать все вопросы. Например, раньше не знали, что такое солнце, теперь знают. Люди теперь все тайны узнали, и религии теперь для них не нужны. Затем он стал высмеивать сотворенный Господом Ангельский мир, святителя Николая Чудотворца и в заключение призвал обращаться к науке, а не к Богу, так как наука для человека - все и где наука, там, мол, нет Бога, и призвал присутствующих нести свет знаний в деревню, чтобы и там перестали веровать в Бога.
В ответ выступил отец Михаил Околович. Осенив себя крестным знамением, он сказал, что говорить с людьми, которые всецело разделяют взгляд Калиновского нелегко, и он просит об одном - спокойно выслушать его, и если хотя одно только сердце из присутствующих выслушает со вниманием о бытии Божием, то он будет вознагражден. Калиновский, говоря о Боге, не доказал, можно ли познать Его эмпирически, то есть постигнуть умом, увидеть глазами, осязать руками, и ему этого никогда не доказать, потому что наука имеет известный предел, далее которого проникнуть она бессильна. Но эта область непостижимого внешним опытом постигается внутренним чувством человека. Человек сердцем входит в общение с Богом и здесь познает и постигает Его. Мы верим в существующее, вы - в несуществующее, наша вера положительная, ваша - отрицательная, наша вера разумная, ваша - безумная. Мы верим, что в мире все совершается от разных причин, а вы все приписываете случаю. А поэтому мы к логике, к разуму зовем вас. Вот звезды на небе, но они не сами по себе откуда-то взялись, кто-то их повесил там. Вот времена года чередуются между собой планомерно, вот планеты совершают путь свой по небосклону - и все сие по известным законам делается. Но законов без законодателя нет, и такой Законодатель может быть и есть только Бог. Когда избрали почетным членом академии известного ученого Пастера, он сказал: «Я глубоко верующий». - «Как же вы верите, ведь вы много знаете?» - спросили его академисты. Пастер ответил: «Потому я и верую в Бога, что много знаю, и чем больше у меня будет знаний, тем больше буду веровать». Что такое Библия? Это не кодекс законов, не собрание разных циркуляров, это - сборник нравственных правил и человеческих желаний. Эта книга ученая из ученых. Вот например, в ХVI веке ученые думали и насчитывали на небе всего тысячу двадцать две звезды. Позднейшие же ученые доказывали, что их бесчисленное множество. До Коперника утверждали, что земля стоит на трех китах, а Коперник доказал, что она вращается в пространстве, и с ним ученые согласились, - между тем как Библия была до Коперника, и она как раз говорит эту истину в следующих словах: «Он, то есть Бог, повесил землю ни на чем» (Иов.26:7). Отец Михаил еще долго говорил, пытаясь убедить присутствующих в соответствии Священного Писания истине.
Затем выступили другие православные пастыри. В конце диспута на сцену вышел известный в Иркутске юродивый, который сказал Калиновскому: «Жизнь без веры и религии то же, что оранжерея без цветов, муж без жены, дети без матери, ораторы без речи, музыка без звуков...»
В это время из зала раздались крики безбожников: «Долой, довольно!»
«Вы кричите "долой, довольно”, - продолжил юродивый. - Хорошо. Не надо ничего: уничтожим все красивое в мире, не нужно заповедей: не убий, не прелюбы сотвори, не укради, - если все отставить, то с чем останемся? Дальше ничего нет... Жутко... Взрослые не хотят слушать, так я хочу сказать несколько слов детям...»
Однако ему не дали договорить, и на этом диспут закончился.
ОГПУ пристально наблюдало за церковной жизнью в городе и за каждым сколько-нибудь выдающимся пастырем. Отца Михаила неоднократно в те годы вызывали в ОГПУ, предлагали снять сан, поменять деятельность священника на деятельность педагога, предлагали стать осведомителем, поддержать обновленцев, обещая высокое положение в обновленческой иерархии, но все эти предложения священник категорически отверг; и власти приняли решение его арестовать. Незадолго перед арестом отец Михаил был возведен в сан протоиерея.
17 февраля 1925 года отец Михаил вместе с некоторыми другими выдающимися пастырями города был арестован и заключен в иркутскую тюрьму. Один из сотрудников ОГПУ после обыска в квартире священника написал в своем рапорте: «Околович, судя по его разговору и по книгам, имеющимся у него, поп не простой, а современный, просвещенный. Так у него, кроме книг религиозно-нравственного, духовного содержания и беллетристики, есть немало книг по философии, социологии... Характерно, что Околович имеет книги антирелигиозного содержания... имеются газеты... У Околовича оказались деньги, собранные комитетом прихода Крестовоздвиженской церкви (он секретарь комитета)... Деньги разделены по отдельным мешочкам: так есть деньги, собранные для бедных, для заключенных домзака, для больных в домзаке. Есть порядочное количество прошений и заявлений о выдаче пособий ввиду бедности, болезни, есть записки с выражением благодарности и признательности за оказанную помощь из домзака за подписями врачей больницы домзака, есть несколько уведомлений о получении продуктов, денег с выражением благодарности от имени больных»[3].
На допросе следователь спросил священника:
- Скажите, каковы ваши политические убеждения в настоящий момент?
- Я не имею определенных политических убеждений. Советской власти я не вполне симпатизирую; как человек религиозный и священник, я отвергаю в принципе компартию, как антирелигиозную, - ответил отец Михаил.
- Вы состоите членом совета при епископе Кирилле?
- Мне никто не объявлял, что я член совета. Я участвую в совещаниях при епископе по его приглашению.
- Вы ездили по поручению иркутского духовенства к Патриарху Тихону?
- Да, по просьбе духовенства, проездом на родину я заезжал к Патриарху в Донской монастырь.
- Какие вы разрешали вопросы?
- О назначении православного епископа, о примирении Патриарха с Красницким, и получил информацию по церковным вопросам.
- Скажите, гражданин Околович, существует ли у вас комитет помощи заключенным?
- Есть у нас при совете церковном благотворительные суммы, которые выдаются всем, кто обращается за помощью, но фактически в Иркутске особого комитета помощи заключенным не существует и не существовало.
После окончания допроса, прочитав текст записанных следователем ответов, отец Михаил написал пояснение: «...считаю нужным дополнить, что ответ на вопрос об отношении к советской власти и партии уполномоченным записан сжато, а подробно я говорил, что вообще мое отношение лояльное, и только на вопрос, во всем ли я сочувствую ей, я ответил, что не могу сочувствовать антирелигиозным целям ее, точно так же и к компартии отрицательное отношение по вопросам религии»[4].
8 апреля 1925 года помощник губернского прокурора, рассмотрев следственное дело, составил заключение, написав, что «произведенным следствием... надлежит признать установленным значительное усиление влияния на массы Православной Церкви тихоновского направления, факт обостренной борьбы с обновленчеством, теряющим авторитет среди масс, стремление тихоновцев расширить и закрепить свое влияние... Хотя произведенным следствием формально не установлено конкретных данных о контрреволюционной деятельности... и... нет оснований к преданию обвиняемых суду, тем не менее прошлое социальное положение обвиняемых и их контрреволюционная деятельность при царском строе... и в первый период советской власти, активное выявление себя при Колчаке и наконец судимость... за контрреволюционную деятельность во второй период советской власти в Сибири - дает полное основание считать, что деятельность обвиняемых... принимает характер, угрожающий основам советского правопорядка...»[5]
Дело было отправлено в Москву на изучение сотрудников 6-го отделения секретного отдела ОГПУ, которые рекомендовали заключить священников на три года в лагерь. 13 ноября 1925 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило священников, и среди них протоиерея Михаила, к трем годам заключения в концлагерь. Они были направлены в распоряжение управления Соловецких лагерей особого назначения, которое отправило их отбывать заключение в Вишерское отделение Соловецких лагерей.
В лагере отец Михаил некоторое время исполнял должность табельщика и счетовода. Поскольку по окончании срока заключения ему было запрещено жить в Иркутске, отец Михаил поселился в Минусинске, куда прибыл в июне 1928 года. Сначала он мало кого здесь знал, но затем познакомился с епископом Минусинским Димитрием (Вологодским) и местным духовенством. Сюда к нему приехала жена, оставив дочь Анну на попечение близких. Служить в храме власти ему запретили, на светскую работу его не принимали как священника, и он пел в храме на клиросе, а жили тем, что продавали последние остававшиеся у них вещи.
Из Минусинска отец Михаил писал духовным детям: «Здесь чувствуется отсутствие друзей, особенно это замечается в праздничные дни. Дома не хватало времени на посещение друзей, а здесь есть время, да друзей нет - они далеко. Всегда с нетерпением ждем писем, и получение писем значительно поднимает настроение... Я не скажу, чтобы я очень тосковал или унывал, но настроение тяжелое все-таки бывает. Главная причина, что я не могу сейчас своими трудами добывать средств к жизни. Постоянно идут на память слова Господа Иисуса Христа, приводимые апостолом Павлом: блаженнее давать, нежели принимать (Деян.20:35)... Лично я для некоторого успокоения обращаюсь к словам... апостола: Вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно: ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя (1Тим.4:16). Дома мне этого почти совсем не приходилось делать. Сейчас мне как бы дается на это время. Если я его не использую в данном направлении, то не будет мне никакого оправдания. И все-таки иногда жалею, что не знаю какого-нибудь полезного рукоделия... Просим не забывать нас в молитве и хоть изредка радовать нас письмами или хоть коротенькими весточками о себе. Да сохранит вас Господь и укрепит!»
В начале тридцатых годов поднялась новая волна гонений на Русскую Православную Церковь, направленная, в частности, на уничтожение остатков епархиального управления, для чего арестовывались прежде всего правящие архиереи и близкое к ним духовенство. Такие аресты прошли и в Минусинске, и 26 февраля 1933 года среди других был арестован и отец Михаил. Всего по делу было арестовано восемьдесят два человека.
Организаторы этого дела, Буйницкий, Писклин и Рабинович, писали в обвинительном заключении: «Возникновение контрреволюционно-монархической организации относится к 1929–1930 годам, то есть к периоду важнейшего мероприятия правительства - ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации.
Деятельность староцерковников, проходившая до того времени в пределах общины, направленная на борьбу с обновлением и сохранением численности своих общин, резко изменила свое направление, став на путь активной борьбы с проводимыми на селе партией и правительством мероприятиями. В воскресные дни, когда верующие собирались в церковь на богослужение, священники в проповедях, обращаясь к народу, говорили, что "слово Божие” начинает сбываться, антихрист вводит смуту среди народа и так далее. К этому приводили пример: выселение и распродажу крестьянских хозяйств...»[6]
Одним из главных обвинений священников было то, что они, «вербуя членов для контрреволюционной организации, вели борьбу против проводимых партией и правительством мероприятий в деревне, в особенности против колхозов, подрывающих основу религии»[7].
Вызванный на допрос, отец Михаил виновным себя не признал и в своих собственноручных показаниях написал: «По вопросу существования какой-то организации, направленной к противодействию начинаниям советской власти, я ни от кого ничего не слыхал; не слыхал и разговоров о необходимости создания какого-либо объединения для подобной цели»[8].
10 июня 1933 года тройка Полномочного Представительства ОГПУ приговорила протоиерея Михаила к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, и он был отправлен в 4-е отделение Дальлага НКВД Паха, в лагпункт Балынь, заключенные которого занимались строительством города Комсомольска-на-Амуре.
Из заключения он писал письма супруге и духовным детям; из всех писем сохранилось только одно, написанное 24 июля 1935 года и адресованное духовной дочери: «Вот и закончился период нашей весенней изолированности: прошел Амур, пошли пароходы, и мы снова можем утешаться, получая весточки от наших родных и друзей. Я уже осчастливлен получением трех старых писем да одной свежей открытки от домашних.
После зимнего перерыва я писал Вам, поздравлял и выражал свои благопожелания. К сожалению, это письмо затерялось. Я все надеялся, что оно все-таки дойдет, но и в последних письмах сообщают о том, что оно так и не получено. Конечно, от потери его Вы ничего не потеряли, но мне огорчительно, что у Вас может сложиться представление, будто я или забыл Вас, или настолько безразлично отношусь к Вам, что даже не считаю долгом поблагодарить за проявление Вашей заботы и участие. Нет, дорогая. Вашу память обо мне и участие я очень ценю и бесконечно благодарен за них. Причем я не настолько избалован этим, чтобы мог безразлично к этому относиться. Скажу больше, по складу своего характера я очень привязчив и забыть своих друзей и хороших знакомых не могу никогда. Пожалуй, в этом отношении даже ревнив более чем следует. Претендовать на то, чтобы меня помнили, я не могу, но очень скорблю, когда некоторые из близких лиц совершенно исчезают из вида и я о них ничего не могу узнать... Беспощадная смерть унесла многих друзей, живые рассеялись и забыли, а новых не приобреталось. Вполне понимаю неизбежность полного забвения и одиночества, но безразлично пока к этому относиться трудно. Время свое сделает…
У меня... юбилейный год - десять лет скитальческой жизни. К тихому берегу в этой жизни уже не чаю пристать. Пока еще жив и тяну лямку. Конечно, если бы не милость Божия и поддержка близких, уже не таскал бы ноги. В отношении работы и прочего настоящее положение свое считаю хорошим. Больше терзаюсь за своих, у которых здоровье очень неважное.
Буду очень рад узнать о Вашей жизни более подробные сведения... Да хранит Господь! Не поминайте лихом Вашего друга и кума. Далекий Амурец».
В 1937-1938 годах началось новое гонение на духовенство, коснувшееся и тех, кто находился в тюрьмах и концлагерях. В лагере отец Михаил оказался в одном бараке с учителем из Ишима и крестьянином из Тамбова, с которыми сложились у него хорошие отношения.
7 марта 1938 года осведомитель, по кличке Огарок, написал в донесении к оперуполномоченному, что эти трое заключенных находятся в хороших отношениях, что Околович, как священник, говорил, что все, что написано в Библии, сбывается, другие же поддакивали ему.
Были вызваны дежурные свидетели, которые показали, что отец Михаил и два его сокамерника тесно сдружились, защищают друг друга; оправдываясь преклонными годами, стараются найти работу полегче; пользуясь большим скоплением людей, ведут контрреволюционную работу, которая заключается в том, что «заключенный Околович, как бывший священник, часто вставляет фразы из Библии, доказывает, что библейское предсказание полностью оправдывается»[9].
11 марта отец Михаил был вызван на допрос.
- Следствию известно, что вы совместно с заключенными... вели контрреволюционную антисоветскую агитацию... Признаете вы себя виновным? - спросил его следователь.
- В предъявленном мне обвинении я себя виновным не признаю, - ответил священник.
26 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Михаила и двух его сокамерников к расстрелу. Протоиерей Михаил Околович был расстрелян в тот же день, 26 марта, и погребен в общей безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Март». Тверь. 2006. С. 167-180. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-okolovich
Примечания
[1] РГИА. Ф. 802, оп. 11, 1914 г., д. 378, л. 1.
[2] УФСБ России по Иркутской обл. Д. 17837, л. 24.
[3] Там же. Л. 96.
[4] Там же. Л. 146 об.
[5] Там же. Л. 211.
[6] УФСБ России по Красноярскому краю. Д. П-15510. Т. 3, л. 145.
[7] Там же. Л. 167.
[8]Там же. Л. 100 об.
[9] ИЦ МВД Хабаровского края. Д. 4319, л. 14 об.
Сщмч. Михаила Троицкого, пресвитера и мч. Андре́я Аргунова (1938)
Священномученик Михаил Троицкий, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
5 августа
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Священномученик Михаил Троицкий родился 6 ноября 1878 года в селе Покровское Алексинского уезда Тульской губернии в семье священника Михаила Троицкого. Михаил окончил Духовную семинарию и три курса Московской духовной академии. В 1913 году он был рукоположен во священника ко храму в родном селе, через некоторое время – переведен служить в село Троицкое Подольского уезда, а чуть позже – в село Валищево того же уезда, в Успенскую церковь, строительство которой началось в 1907 году, а освящена она была в 1919 году.
Отец Михаил был арестован 27 ноября 1937 года и заключен в тюрьму в городе Серпухове. Вызванные на допрос свидетели из местных крестьян показали, что священник жаловался, что советская власть притесняет духовенство, требует от него уплаты непосильных налогов, старается уничтожить религию, высказывал контрреволюционные взгляды, критикуя мероприятия, проводимые советской властью. Один из свидетелей показал, что в начале ноября 1937 года он вручил священнику письменные требования на самообложение, на что тот будто бы стал говорить: «смотри мол, как издевается советская власть над нами, ведь ты сам видишь, что нам совсем платить нечем, а нам все же еще шлют, разве это не издевательство».
Вызвав в день ареста священника на допрос, следователь спросил его:
– Следствие располагает данными, что вы среди населения проводили антисоветскую агитацию. Признаете в этом себя виновным?
– Нет, виновным себя не признаю, антисоветскую агитацию я не проводил, – ответил отец Михаил.
В тот же день следствие было закончено, и на следующий день составлено обвинительное заключение, в котором священник обвинялся в том, что, «используя религиозные обряды, вел среди верующих контрреволюционную агитацию, высказывая враждебные взгляды на советскую власть».
1 декабря 1937 года судебная тройка при УНКВД СССР по Московской области приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и он был переведен сначала в Бутырскую тюрьму в Москве, а затем отправлен этапом в город Лесозаводск, куда прибыл вместе с большой партией заключенных 5 февраля 1938 года. Отец Михаил пробыл в заключении три с половиной месяца, когда против него и других священнослужителей в соответствии с новыми распоряжениями советского правительства было начато новое дело.
В марте 1938 года один из заключенных 145-й колонны, в которой было много священнослужителей, высланных из Москвы, и где находился отец Михаил, подал на них донос. Был арестован один из священников, протоиерей Леонид Харьюзов, который на допросе 12 марта подтвердил этот донос. Всего по этому делу был арестован тридцать один человек; четверо признали себя виновными и оговорили других.
Священник Михаил Троицкий виновным себя не признал. 31 марта 1938 года тройка УНКВД по Дальне-Восточному краю приговорила его к расстрелу. Но, по-видимому, и после этого священника продолжали выводить на общие работы в лагере, как и других приговоренных по тому же делу. Священник Михаил Троицкий был расстрелян 5 августа 1938 года и погребен в безвестной могиле.
Память священномученика Михаила совершается 23 июля (5 августа) и в день празднования Собора новомучеников и исповедников Российских.
Составитель игумен Дамаскин (Орловский). Московские Епархиальные Ведомости
№ 9-10 за 2010 год. Источник: www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-troickij
Источники:
1. ГАРФ. Ф. 10035. Д. 20817.
2. ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-27624.
3. ГАРФ. Ф. 10035. Д. П-14838.
4. УВД по Амурской обл. Д. Р-607.
Мученик Андре́й Аргунов
ДНИ ПАМЯТИ:
5 августа
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Мученик Андрей Аргунов родился 13 октября 1904 года в деревне Прудцы Дмитровского уезда Московской губернии в семье крестьян Ивана Кузьмича и Пелагии Васильевны Аргуновых. Иван Кузьмич умер рано, и детям пришлось столкнуться с лишениями. Несмотря на бедность, Андрей благополучно окончил сельскую школу и стал заниматься кустарным промыслом, работая в находившейся в соседнем селе Покровском артели, которая изготовляла зубные щетки. Много лет Андрей Иванович был старостой в приходской церкви и пел в церковном хоре. В 1933 году в их деревне был образован колхоз, но Андрей Иванович по религиозным убеждениям отказался в него вступать, так как колхоз в то время идеологически заявлял себя безбожным.
В 1936 году Андрею Ивановичу было указано, сколько и чего он должен был сдать государству как единоличник. Поскольку он это не смог сделать, у него было отобрано почти все его имущество – дом, сараи, амбар, лошадь и корова.
В начале октября 1936 года представители местных властей направили начальнику районного отделения НКВД заявление, в котором писали: «По согласованию с райисполкомом мы... проводили совещание с церковным советом Покровской церкви по вопросу дачи кирпича из церковной ограды для артели на строительство электростанции и установку двигателя... Аргунов Андрей, он же председатель церковного совета, сказал, что мы своего согласия не даем и не дадим, и так вера христианская от гонителей Церкви сильно пострадала...
После выступления... о троцкистско-зиновьевской своре, мешающей укреплению социалистического общества и переходу к коммунистическому обществу, о великом строительстве в СССР и обороноспособности страны, Аргунов ответил, что "эти люди... пострадали, может быть, ни за что. Возможно, такая участь постигнет и нас, но раз Христос нес Свой крест, страдал за нас, и мы тоже должны пострадать от гонителей Церкви за веру Христову. Вот вы (указав в нашу сторону) своих вождей держите в Кремле за кирпичной оградой и стенами и святыню не разбираете, а нашу ограду хотите сломать. Нам дела нет до вашей электростанции, все равно, что бы вы ни настроили, время придет, все это разрушится”».
В 1937 году за продажу изготовляемых им зубных щеток Андрей Иванович был приговорен к шести месяцам заключения; в том же году он снова был приговорен к шести месяцам заключения за то, что срубил без разрешения сельсовета несколько берез на кладбище в церковной ограде. В июле 1937 года ему было предъявлено новое обвинение в том, что он отказался платить обязательные поставки государству в количестве шестидесяти килограммов мяса.
В июле 1937 года авторы доноса были привлечены следователем к даче свидетельских показаний против церковного старосты. 14 сентября 1937 года Андрей Иванович был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве и сразу же допрошен.
Он подтвердил, что действительно выступал против того, чтобы ломать церковную ограду и, призывая к протесту всех членов церковного совета, говорил: «Христос нес Свой крест, и мы так же должны страдать от гонителей Церкви за веру христианскую». – «Одновременно с этим, указывая в сторону присутствующих на совещании коммунистов, я заявил: "Вот вы своих вождей охраняете в Кремле за кирпичной стеной и стены не ломаете, нам дела нет до вашей электростанции, все равно, чтобы ни строили, придет время, все разрушится”».
– Укажите факты вашей контрреволюционной деятельности, которую вы вели среди колхозников, – потребовал от него следователь.
– В мае 1936 года у моей родственницы на похоронах, где присутствовали колхозники, среди присутствующих зашел разговор о существовании Бога. Я стал доказывать присутствующим, что Бог есть. Одновременно с этим я доказывал, что придет время, люди будут умирать, как мухи, от голода и болезней, и от меча войны за грехи народа.
– Укажите, какие еще были факты ваших контрреволюционных высказываний среди колхозников?
– При встречах с отдельными людьми из деревни Прудцы я высказывал свои религиозные убеждения, заявляя: «Нужно хранить веру и Церковь, если не будет ее, то мы все погибнем».
– Кого вы считали гонителями и врагами Церкви?
– Гонителями и врагами Церкви я считаю коммунистов.
– Следствием установлено, что вы распространяли контрреволюционную клевету против советской власти. Дайте по данному вопросу показания.
– Лично я считаю, что советская власть является гонительницей веры христианской, на счет этого у меня были контрреволюционные высказывания, о которых я дал показания. Но я их клеветническими не считаю и заявляю – то, что я говорил, было правдою.
10 октября 1937 года тройка НКВД приговорила церковного старосту к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Андрей Иванович Аргунов скончался в Бамлаге 5 августа 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Составитель игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 4». Тверь, 2006 год, стр. 147-149. Источник: www.fond.ru, https://azbyka.ru/days/sv-andrej-argunov
Библиография
· ГАРФ. Ф. 10035, д. П-72690.
Сщмчч. Михаи́ла Никологорского и Па́вла Косминкова, пресвитеров (1938)
Священномученик Михаи́л Никологорский, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
2 марта (переходящая) – 2 марта (17 февраля) в невисокосный год / 1 марта (17 февраля) в високосный год
ЖИТИЕ
Священномученик Михаил родился в 1883 году в селе Гребнево Щелковской волости Богородского уезда Московской губернии в семье псаломщика Михаила Никологорского, служившего в Никольской церкви в Гребневе. По окончании духовного училища Михаил Михайлович с 1902 года стал служить псаломщиком в храме во имя Иоанна Предтечи в селе Фряново Аксеновской волости Богородского уезда[1]. В 1917 году Михаил Михайлович был рукоположен во диакона к этой церкви, а в 1921 году - во священника. В этом храме отец Михаил прослужил до своего ареста.
В 1937 году, после того как был отдан секретный приказ о начале массовых арестов, оперуполномоченный Щелковского отдела НКВД допросил свидетелей, которые могли дать показания о священнике Михаиле Никологорском. Один из жителей села Фряново показал, что отец Михаил в разговоре о жизни при советской власти будто бы говорил, что он первое время боялся, что при советской власти народу православного мало будет, не будут в церковь ходить. Но оказалось наоборот, православные ходят в церковь. Не все еще с ума сошли. А скоро и все вразумятся, ведь советская власть - это явление временное, это как костер - пока сухой, горит, а как намокнет, так и потухнет. Свидетель также показал, что когда в 1931-1932 годах власти хотели закрыть церковь, священник собирал в храме верующих, организовывал из них бригады, которые ходили по деревням и собирали подписи, чтобы храм не был закрыт.
В качестве свидетеля был вызван снявший сан диакон Предтеченской церкви Михаил Тихомиров, он сказал, что хорошо знает священника Михаила Никологорского, так как тот служил во фряновской церкви псаломщиком, а сам он диаконом. Свидетель показал, что в 1918 году он от сана отрекся, а Никологорский остался служить. «Политические взгляды Никологорского антисоветские, так как Никологорский систематически высказывает свои недовольства существующим строем... Мне не раз приходилось доказывать ему, что он говорит неверно, но Никологорский оставался при своих мнениях»[2].
В качестве свидетельницы была допрошена председатель сельсовета, жившая во Фрянове по соседству с отцом Михаилом, она показала: «В сентябре 1937 года у Никологорского было организовано сборище, куда явились ярые вероисповедницы и певчие церковного хора. Последние производили всевозможные пения церковных молитв и песен. По окончании Никологорский, обращаясь к присутствующим, сказал: "Молитесь больше. Главное, Бога не забывайте”»[3].
Отец Михаил был арестован 5 декабря 1937 года и сразу же допрошен.
- Следствие располагает данными, что вы вели антисоветскую деятельность. Подтверждаете ли вы это?
- Нет, не подтверждаю. Я антисоветской деятельности не вел.
- Вы говорите следствию неправду. Следствие предлагает вам рассказать о своей антисоветской деятельности.
- Никакой антисоветской деятельности я не вел.
- Следствие располагает данными, что вы в сентябре 1937 года вели контрреволюционный разговор по вопросу о жизни при советской власти. Подтверждаете ли вы это?
- Нет, не подтверждаю.
На этом допросы и следствие были закончены, и отец Михаил был перевезен в Таганскую тюрьму в Москве. 7 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила отца Михаила к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь.
Отец Михаил был отправлен на общие работы в лагерь на Беломорско-Балтийском канале и прожил недолго. Священник Михаил Никологорский скончался в заключении 2 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Игумен Дамаскин (Орловский). «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Февраль». Тверь. 2005. С. 322-324. Источник: http://www.fond.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-mihail-nikologorskij
Примечания
[1] Ныне Щелковского района Московской области.
[2] ГАРФ. Ф. 10035, д. П-18831, л. 10 об.
[3] Там же. Л. 12.
Священномученик Па́вел Косминков, пресвитер
ДНИ ПАМЯТИ:
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
2 марта (переходящая) – 2 марта (17 февраля) в невисокосный год / 1 марта (17 февраля) в високосный год
ЖИТИЕ
Протоиерей Павел родился в 1875 году в селе Новинки Серпуховского уезда в семье священника Василия Косминкова. По окончании Московской семинарии был рукоположен во священника, и с 1900 года служил в Покровской церкви в селе Лысцево Коломенского уезда. После революции отец Павел был возведен в сан протоиерея и назначен благочинным.
25 ноября отец Павел был первый раз арестован и заключен в коломенскую тюрьму. 5 декабря ему было предъявлено обвинение в том, что «он открыто с амвона произносил контрреволюционные проповеди... Находясь в близких отношениях с бывшим епископом Феодосием, оказывал ему материальную поддержку и при его содействии вёл контрреволюционную деятельность». На этом документе отец Павел написал: «С епископом Феодосием находился в официальных отношениях, проповеди произносил лишь только касательно истин веры без контрреволюционных целей».
3 февраля 1930 года коллегия ОГПУ приговорила протоиерея Павла Косминкова к заключению в исправительно-трудовой лагерь на три года. Оттуда батюшка возвратился в Покровскую церковь в Лысцеве. За усердное служение в 1933 году награжден палицей. В июле 1934 года отца Павла назначили в Никольский храм в селе Столпово Зарайского района.
15 ноября 1937 года постановление об аресте утвердил начальник управления НКВД по Московской области Якубович. В ночь с 16 на 17 ноября в дом к отцу Павлу пришли сотрудники НКВД, предъявили ордер на обыск и арест. Перерыв весь дом, они изъяли дароносицу, а отца Павла доставили в коломенскую тюрьму, где он был допрошен. «Виновным себя в антисоветской и контрреволюционной деятельности не признаю» - был ответ.
25 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Павла к десяти годам заключения в ИТЛ. Находясь в заключении, протоиерей Павел Косминков умер от непосильных условий содержания 2 марта 1938 года и был погребен в безвестной могиле.
Источник: http://pstgu.ru/, https://azbyka.ru/days/sv-pavel-kosminkov
Сщмч. Никиты (Прибыткова), епископа Белевского (1938);
ДНИ ПАМЯТИ:
27 сентября (переходящая) – Собор Алтайских святых
5 октября – Собор Тульских святых
3 января
7 февраля (переходящая) – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской
ЖИТИЕ
Епископ Никита (в миру Прибытков Николай Григорьевич) родился на Алтае в селе Елбанки Бийского района (уезда) 6 декабря 1859 года. После окончания Духовной семинарии - он священник на Алтае. В 1918 году (по всей видимости) после семейной трагедии принял постриг с именем Никита. С января 1924 года до ареста в 1927 году - епископ Кузнецкий, затем Рубцовский, затем Бийский, викарий Алтайской епархии. В 1932 году осужден по статье 58 п. 10, 11 к 5 годам лишения свободы. В 1934 году досрочно освобожден и назначен епископом Мамалыжским. С 22 мая 1935 года назначается епископом Белевским, викарием Тульской епархии.
Еще, будучи священником, будущий епископ Никита ревностно заботился о соблюдении Устава Церкви, был усердным проповедником Слова Божия, истово и благоговейно совершал богослужения, пользовался уважением и любовью прихожан.
Приняв постриг в пожилом возрасте, он быстро постиг особенности монашеской жизни, и это помогло епископу Никите быстро завоевать любовь Белевской паствы. В 1922 году при бывшем Спасо- Преображенском монастыре города Белева была создана Православная церковная община. В ней состояли и монашествующие, и священнослужители, и миряне. Епископ Игнатий Садковский и его брат иеромонах Георгий Садковский были организаторами и духовными наставниками общины. Их полные лишений, гонений и монашеского самоотречения жизни долгие годы являлись примером для всех православных Белева и прилегающих окрестностей.
Несмотря на неоднократные аресты организаторов и наставников, община все эти годы продолжала существовать, объединяя сотни людей. Община претерпела ряд изменений. Вначале она существовала при Спасо-Преображенской церкви бывшего мужского монастыря, затем при Стефановский (Богородице-рождественской) церкви, а в середине 30-х годов, когда епископ Никита прибыл в Белев, - при Казацкой (Никольской на Казацкой слободе) церкви. Все эти годы прихожане были объединены одной целью: жизнью в Боге и по заповедям Божиим. Все эти годы община, затем подпольные монастыри подвергались гонениям. Как было указано выше, создатель и добрый архипастырь подпольных монастырей епископ Игнатий подвергался арестам четыре раза. Два раза отбывал сроки в исправительно-трудовых лагерях на севере. Но даже без него община продолжала существовать. Ведь корни Православия на Белевской земле были так глубоки, что небывалые жесточайшие репрессии не могли запугать верующих людей. 77-летний старец епископ Никита, несмотря на преклонные годы, сумел стать достойным продолжателем начатого епископом Игнатием дела. На вопрос следователя, младшего лейтенанта Дадочкина при последнем аресте: «Службы при Казацкой церкви проводились ежедневно?» - епископ Никита ответил: «Да, подтверждаю: службы в Казацкой церкви были ежедневными утром и вечером, так же как ранее в закрытых монастырях».
В начале 30-х годов в России начались тотальные небывалые по своей жестокости гонения на Русскую Православную Церковь. Духовенство объявлялось «политическим противником ВКП (б)», выполняющим задания по мобилизации всех реакционных и малограмотных элементов для контрнаступления на мероприятия Советской власти и компартии. Началось массовое закрытие храмов. С 1 октября 1929 по 1 марта 1930 г. в тульской епархии были закрыты 219 церквей. В Туле были разрушены прекрасные Казанский собор, Сретенская, Крестовоздвиженская, Троицкая церкви. Следовали один за другим многочисленные аресты священнослужителей. В конце 1937 года наступила очередь епископа Белевского Никиты (Прибыткова). Епископ Никита Прибытков был арестован 16 декабря 1937 года. Вместе с ним были арестованы еще 19 человек. Их разыскивали, так как они пытались скрыться в деревнях, пытались обосноваться в городе Скопине у епископа Игнатия (после отбытия заключения он некоторое время был епископом Скопинским, викарием Рязанской епархии).
Епископу Никите было предъявлено обвинение в том, что он, «являясь организатором и руководителем подпольного монастыря при Казацкой церкви Тихоновской ориентации, систематически давал установку монашествующему элементу и духовенству о проведении контрреволюционной деятельности среди населения и в распространении явно провокационных слухов о сошествии на землю антихриста, приближающейся войне и гибели существующего строя». Из 20 арестованных только один человек был светским - это врач терапевт Субботин, который обвинялся в финансировании этой группы. Все они были люди далеко не молодые. Епископу Никите в то время было 78 лет!
В деле содержатся протоколы допросов «свидетелей» - нескольких крестьян, которые показали, что их действительно агитировали и что все арестованные занимались контрреволюционной деятельностью. Из двадцати человек только пятеро не выдержали допросов и подписали протоколы, подтверждающие их контрреволюционную деятельность.
Из материалов расследования 1957 года, проведенного по заявлению сына доктора Субботина, стало известно, какими методами были добыты показания. 20 арестованных перенесли 14 суток допроса, причем им не давали, не только спать, но и садиться. Если человек падал, его обливали холодной водой. Обвинительный акт всем арестованным был вынесен 25 декабря 1937 года. Арестованные были переведены в Тулу. 30 декабря 1937 года «тройка» вынесла приговор: расстрел. Дата мученической кончины арестованных в Белеве епископа Никиты, монашествующих, священнослужителей и мирян - 3 января 1938 года. Их расстреляли и похоронили в Тесницком лесу на 162-м километре шоссе Москва-Симферополь.
Источник: http://hramnagorke.ru, https://azbyka.ru/days/sv-nikita-pribytkov
|
