ЖИТИЯ СВЯТЫХ, ПОДВИЗАВШИХСЯ В XIX ВЕКЕ

Святитель Афанасий (Вольховский), епископ Могилевский и Полоцкий, родился в г. Полтаве в семье священника Павла Вольховского. По свидетельству рукописи, сохранившейся в архивах Полтавской епархии, при крещении младенец был именован Феодором. Дядя будущего святителя был епископом Тверским, затем Ярославским, и назывался Афанасием (Вольховским).

Феодор окончил Тверскую духовную семинарию и Киевскую духовную академию. Горе между тем рано заглянуло в очи тому, для кого предназначен был свыше путь горестей и напастей. В двадцать три года он потерял отца, затем благодетеля и воспитателя – дядю. Оставаться далее на чужой стороне молодому образованному Вольховскому не пожелалось. В 1765 году, по окончании Академии, он был рукоположен во священника в Николаевской церкви г. Полтавы. 1 октября 1769 года, после смерти супруги, принял монашество в Черниговском Ильинском монастыре и наименован Афанасием, в честь святителя Афанасия, патриарха Цареградского, Лубенского чудотворца; имя избрано также и в память о почившем к тому времени дяде его, архиепископе Афанасии.

С 1770 года исполнял разные послушания при Черниговском кафедральном соборе и Свято-Троицком монастыре.

В 1776 году определен игуменом Новгородского Кириллова монастыря.

В 1781 году стал наместником Александро-Невской Лавры.

В 1783 году был переведен сначала в Новгородский Отенский Покровский Трехсвятительский монастырь, а затем – в Вяжицкий (с возведением в сан архимандрита).

13 ноября 1785 года назначен архимандритом Новгородского Юрьева монастыря.

6 мая именным Ея Императорского Величества Указом архимандрит Афанасий (Вольховский) утвержден на Старо-Русскую викарную кафедру Новгородской епархии. 14 июля архимандрит Афанасий был наречен, а 30 июля 1788 года хиротонисан во епископа Старорусского, викария Новгородской епархии. На этой кафедре был ближайшим помощником маститого старца, митрополита Гавриила (Петрова).

«Около пяти лет светил он на этой кафедре, как на свещнице, и на шестом десятке своих лет переведен в город Могилев – губернский, на самостоятельную кафедру, и именно в 1795 году, по кончине приснопамятного Георгия Конисского», – свидетельствует жизнеописание.

С 5 марта 1795 года – епископ Могилевский и Полоцкий. В жизнеописании отмечено: «Два с половиною года Святитель Афанасий безмятежно управлял Могилевскою паствою, в которой и оставил по себе память мудрого и доброго пастыря не одним Окружным Посланием своим к ней, но и тем наипаче, что в среде ее «много униатских церквей и народа обратил в благочестие» (православие). По вниманию к таковым, без сомнения, великим подвигам, Император Павел Петрович, при Всемилостивейшем и лестном рескрипте, 11 мая 1797 года, пожаловал епископу Афанасию орден Святого Александра Невского. Но эта звезда была уже последнею на жизненном небосклоне Святителя Божия и, как эмблема земного величия и славы, скоро померкла».

В том же году в Синод поступил донос диакона Харкевича, в котором на епископа Афанасия возводились различные клеветы. В жизнеописании так описано сие происшествие: «Один недостойный диакон, некий Харкевич, забыв наставление Слова Божия, по которому не подобает диакону быти двоязычну, подобно Иуде Искариотскому, продавшему своего Учителя и Господа за 30 сребреников, продал своего архипастыря Афанасия духу злобы и лукавства, духу гордости и честолюбия: он оклеветал его ужасною клеветою. Посланный в Священный Синод донос взводил на Святителя Божия тяжкие преступления в нравственном и даже гражданском отношениях. Узнав о содержании доноса, Преосвященный Афанасий обратился с прошением об увольнении его от управления епархией, имея в виду также оградить Православие в крае от поношений и подозрений.

Указом Императора, в удовлетворение прошения, епископ Афанасий (Вольховский) был удален с кафедры и определен на покой в Мгарский Спасо-Преображенский монастырь Полтавской губернии (27 августа 1797 года).

О несправедливом характере обвинений в адрес святителя свидетельствует тот факт, что по делу о столь тяжких клеветах не было назначено никакого следствия, а самому епископу Императорским указом была назначены пенсия.

Из жизнеописания известно следующее: «Итак, Святитель Божий Афанасий, избравший при вступлении в монашество Лубенского Угодника Божия, Патриарха Афанасия, своим патроном, приходит к своему покровителю и руководителю учиться терпению, которое рождается от скорби, по слову Апостола. А скорбь у Святителя Божия была велика и сильна. И Царская милость, выраженная впоследствии в пожаловании ему пенсии, не утешила его. Пуще всего боялся он той мысли, не сделал ли он собою невольного соблазна. Эта, видно, мысль была у него неотвязчива, и только Милосердая Царица неба и земли, наша славная Владычица и Богородица и Приснодева Мария, смысл лучший паче естественного людям подающая, не оставляла его и тогда Своим Покровом, когда он сильно недуговал душевно, или, точнее сказать, был в великом духовном испытании.

Такое тяжелое состояние, пред переходом в вечность Святителя Божия Афанасия, продолжалось около полугода. Он прибыл в г. Полтаву как бы проститься с родными и опочил у них на руках».

Скончался 1 января 1801 года в Полтаве. Погребен в Полтавском Крестовоздвиженском монастыре. Мощи его почивали нетленно.

Прибывший на Прилукскую кафедру (Полтавское викариатство) Преосвященный Иларион (Юшенов), в 1882 году обозревая гробницу Преосвященного Афанасия, обнаружил нетление тела его. О сем было донесено в Синод, откуда последовало предписание изнести гроб из усыпальницы, а в склепе устроить церковь, где поставить мощи и там служить панихиды до времени официальной канонизации.

Ввиду многих исцелений и чудес материалы к канонизации святителя Афанасия были подготовлены в самое краткое время. Имя святителя Афанасия было внесено в готовящийся к изданию Полтавский патерик. Торжества по случаю прославления святителя Афанасия планировалось совершить после Собора Русской Церкви 1917 года, однако сему воспрепятствовала начавшаяся революция.

В книге, изданной более 100 лет назад, высказано твердое убеждение: «Жизнь этого Святителя разрешилась скорбями, вследствие перенесенных им людских напастей и клеветы человеческой, и, вероятно поэтому, он, будучи сам искушен клеветою, может и другим, сущим в скорбях от клеветы и напраслины, помогать данною ему от Бога благодатью».

Поистине чудесным образом Господь сохранил честные останки святого Своего угодника. Почивавшие нетленно в особенном склепе Крестовоздвиженского собора Полтавского монастыря после большевистского переворота мощи были переданы в краеведческий музей Полтавы в качестве экспоната антирелигиозной выставки.

Там они находились до начала Великой Отечественной войны, а с приходом оккупантов были тайно перенесены в монастырь, где и были погребены под полом соборного храма обители. Когда же краеведческий музей сгорел, распространилось убеждение в том, что вместе сгорели и святые мощи епископа Афанасия (Вольховского). И хотя было известно о настоящем месте нахождения святых останков, церковные власти не торопились разглашать это из справедливого опасения возможного осквернения мощей от рук безбожников.

Около 1995 года мощи были перезахоронены на монастырском кладбище между Крестовоздвиженским собором и Троицким храмом.

Святитель Афанасий Полтавский был прославлен Украинской Православной Церковью в 2010 году.

30 ноября 2017 года Определением Освященного Архиерейского Собора имя святителя Афанасия было включено в месяцеслов Русской Православной Церкви.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-afanasij-volhovskij-poltavskij-chudotvorec

Прп. Георгия Черникского (Рум.) (1806)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

16 декабря

ЖИТИЕ

Родился в 1730 году в благочестивой православной семье в Cэлиште Сибиуском (Săliște Sibiului). С юности загорелся духом монашеского жития. Однако в то время австрийские властители Трансильвании подавляли православие, особенно православное монашество, склоняя верующих к унии. Поэтому в возрасте 19 лет юноша ушёл в Валахию и поступил в услужение ко греческому митрополиту Роска (mitropolitul grec Rosca), который в то время находился в Бухаресте.

Вскоре после этого, в 1750 году, отправился вместе со своим духовным отцом в Константинополь, а затем на Святую Гору Афон. Здесь он поселился в Ватопедском монастыре и был здесь пострижен в рясофор и поставлен во диакона. По кончине его наставника-митрополита стал учеником преподобного Паисия (Величковского) в Ильинском скиту. Там в 1752 году был пострижен в мантию старцем Паисием, а в 1754 году – поставлен во иеромонаха. Во время пребывания на Афоне с большим рвением и большой духовной пользой продвигался по лестнице духовного совершенствования, постигая радость жизни во Христе.

В 1763 году вместе с 64 другими учениками последовал своему великому старцу в Молдавию, в Драгомирнский монастырь. В течении последующих 12 лет он служил в этой обители иеромонахом, духовником и экономом.

После подпадения Буковины под власть римо-католической Австрии, в 1775 году, вместе с Драгомирнской братией во главе со старцем Паисием перешёл в Секульский монастырь. В 1779 году последовал за святым Паисием в Нямецкую Лавру, где прожил ещё около двух лет.

В 1781 году, желая освежить память своего ученичества, по благословлению своего старца снова отправился на Афон. Прибыв в Бухарест, был здесь остановлен митрополитом Унгро-Влахийским Григорием II и своим старым другом, учеником святого Паисия, иеромонахом Макарием. После их упорных уговоров он согласился взять на себя возрождение монашеской жизни в скиту Черника, который находился в запустении уже более тридцати лет. Его задачей было устроить в этом краю Валахии монастырь с общежительным уставом, подобным афонскому и паисиевскому.

С помощью господаря Николая Маврогени и других христиан отец Георгий начал восстановление соборного храма и келлий. Он много времени уделял совершенствованию духовной жизни монашествующих. В монастыре служба совершалась каждый день, насельники обители наряду с чтением Священного Писания, творений святых отцов Церкви и молитвенным деланием несли многочисленные послушания, занимались перепиской рукописей и физическим трудом. Своим жертвенным и одарённым пастырством он снова зажёг очаг духовной жизни в Черникской обители и всего за пять лет собрал общину в 103 насельника.

В 1785 году тяжело занемог и, ожидая скорой кончины, составил своё завещание, в котором предписал надлежащий порядок жизни монашеской общины. Однако он вскоре оправился и продолжил свой пастырский подвиг.

Ввиду его успехов в Чернике в 1793 году митрополит Унгро-Влахийский Филарет II также вверил ему Кэлдэрушанский монастырь. С апреля 1794 года отец Георгий жил в обеих обителях попеременно, назначая в них также игуменов-наместников, особенно на время своего отсутствия. В обоих монастырях он ввёл афонско-паисиевский общежительный устав, включавший семикратное ежедневное богослужение, частую исповедь, послушание, постоянную молитву, общую трапезу.

Святой Георгий продолжал управлять обоими монастырями до самого конца своей земной жизни. Преставился он 3 декабря 1806 года, оплакиваемый многочисленной братией двух обителей. Был погребён в Черникском монастыре перед храмом святого Лазаря, в том месте, где впоследствии был захоронен митрополит Нифонт.

После кончины святой Георгий снискал почитание как пастырь высокой духовной жизни, руководитель двух великих монашеских центров Валахии, возобновитель истинного монашеского жития по афонским и паисиевским образцам. Старец имел много учеников и последователей, таких как святой Каллиник Черникский, протопсалт иеромонах Макарий и другие. Его завещание-поучение от 1785 года распространилось во многих копиях.

На заседании Священного Синода Румынской Православной Церкви 20-21 октября 2005 года старец Георгий был прославлен в лике преподобных. Торжественное объявление канонизации состоялось в день его памяти, 3 декабря того же года, в монастыре Черника. Чин прославления возглавил патриарх Румынский Феоктист в сослужении многочисленных румынских иерархов.

Решением Священного Синода Русской Православной Церкви от 21 августа 2007 года имя святителя было включено в месяцеслов Русской Церкви.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-georgij-chernikskij

Прп. Никодима Святогорца (1809)

ДНИ ПАМЯТИ:

21 июня (переходящая) – Собор Афонских преподобных

27 июля

ЖИТИЕ

Преподобный Никодим Святогорец, в Крещении Николай, родился в 1748 году на греческом острове Наксосе. В возрасте 26 лет он пришел на Святую Гору Афон и там в монастыре Дионисиат принял постриг с именем Никодим.

Вначале инок Никодим нес послушание чтеца и письмоводителя. Через 2 года после его поступления в монастырь на Афон прибыл митрополит Коринфский Макарий, который поручил молодому иноку подготовку к изданию рукописи «Добротолюбие», найденной им в 1777 году в Ватопедском монастыре. Работа над этой книгой явилась началом многолетних литературных трудов Никодима Святогорца. Вскоре молодой инок перешел в Пантократорский скит, в послушание к старцу Арсению Пелопонессу, под руководством которого ревностно изучал Священное Писание и творения святых отцов. В 1783 году преподобный Никодим принял схиму и шесть лет пребывал в совершенном безмолвии. Когда на Афон вновь прибыл митрополит Коринфский Макарий, он возложил на преподобного Никодима новое послушание – редактирование творений преподобного Симеона Нового Богослова. Преподобный Никодим оставил подвиг молчальничества и опять занялся литературной работой. С того времени до самой своей кончины он продолжал ревностно трудиться на этом поприще.

Незадолго до своей кончины преподобный Никодим, утомленный книжными трудами и аскетическими подвигами, перешел на жительство к иеромонахам иконописцам Стефану и Неофиту Скуртеям (Куцовлахам). Он упросил их заняться изданием своих трудов, чего не мог уже сделать сам из-за болезненного состояния. Здесь, у Скуртеев, 1 июля 1809 года преподобный Никодим мирно отошел ко Господу.

По свидетельству современников, преподобный Никодим был прост, незлобив, нестяжателен и отличался глубокой сосредоточенностью. Он обладал замечательной памятью: Священное Писание знал наизусть, помня даже главы, стихи и страницы, мог на память цитировать очень многое из творений святых отцов.

Литературные труды старца Никодима разнообразны. Им написаны предисловие к «Добротолюбию» и краткие жития подвижников. Из аскетических наставлений подвижника особенно известна книга «Невидимая брань», переведенная на русский язык великим богословом-аскетом, епископом Феофаном Затворником (М., 1886; изд. 5. М., 1912). Замечателен труд подвижника «Учение об исповеди» (Венеция, 1804, 1818), заканчивающийся проникновенным «Словом о покаянии». Интересна книга преподобного «Благонравие христиан», изданная в Венеции в 1803 году. Велики заслуги святого и в области издания богослужебных книг. В 1796 году он опубликовал извлеченные из Афонских рукописных собраний 62 канона Пресвятой Богородице под названием «Венец Приснодевы» (Венеция, 1796, 1846).

Преподобный Никодим подготовил издание новой редакции «Пидалиона» – греческой «Кормчей книги», содержащей правила святых апостолов, святых Вселенских и Поместных Соборов и святых отцов.

Большое внимание преподобный уделял агиографии, о чем свидетельствуют такие его труды, как «Новый избор житий святых» (Венеция, 1803) и изданная уже после его кончины книга «Новый Синаксарь» в 3-х томах (Венеция, 1819). Им осуществлен перевод с древнегреческого на новогреческий язык «Толкования Посланий святого апостола Павла» архиепископа Болгарского Феофилакта. Сам святой Никодим написал толкование семи Соборных Посланий (издано также в Венеции в 1806 и 1819 гг.).

Преподобный Никодим известен и как творец и толкователь священных песнопений. Им составлены (принятые в Русской Церкви) канон в честь иконы Божией Матери Скоропослушницы, а также «Служба Преподобным и Богоносным отцем, во Афоне постнически просиявшим» («Православный церковный календарь на 1976 г.», с. 61), «Еортодромион или изъяснение песенных канонов, которые поются накануне Господских и Богородичных праздников» (Венеция, 1836), «Новая Лествица, или толкование 75-ти степенных песней Октоиха» (Константинополь, 1844).

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-nikodim-svjatogorec

Свт. Софрония, еп. Врачанского (1813) (Болг.)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

24 марта

ЖИТИЕ

Святитель Софроний (1739 – 1813), епископ Врачанский, был одним из выдающихся деятелей болгарского возрождения. В миру Стойко Владиславов, родился в городе Котел (Казан), Болгария, в Османской империи, в православном семействе зажиточного торговца скотом. Учился в монастырской школе родного города по славянским и греческим церковным книгам.

Работал портным, но проявлял склонность к духовным занятиям.

В 1762 году был выбран чорбаджиями[1] города и принял рукоположение во священника. Стал учителем и книжником Котла.

В 1765 году встретился со святым Паисием Хилендарским, который показал ему свою «Историю славяноболгарскую», с которой Софроний снял первый список – «Софрониеву перепись». Софроний, став учеником Паисия, в 1770–1775 годах предпринял путешествие на Святую Гору Афон.

В 1792 году покинул Котел. Служил приходским настоятелем в городе Карнобат.

В 1794 году отбыл в монастырь в селе Арбанаси и 17 сентября того года был рукоположен во епископа во Враце с именем Софроний. Там развил широкую общественную деятельность и по некоторым сведениям инициировал отправку посольства в Москву от имени врачанцев. Поддерживал связи с фанариотами. Посещал находившийся в его епархии Седмипрестольный монастырь в Старой планине. Усердно проходил свое епископское служение.

В это время глава восстания кирджалиев[2], Осман Пасван-Оглу, утвердился независимым пашой в Видине, и Софроний очутился между двух огней. В его крае хозяйничали и кирджалии, и турецкие войска; епископу приходилось спасаться от тех и других. Вслед за волнениями во Враце с участием войск видинского паши Османа Пазвантоглу в 1797 году, покинул свой кафедральный город и скитался на северо-западе Болгарии. Три года он провел пленником в Видине. Эта пора была важным временем его самоопределения как писателя.

Только в 1803 году получил возможность бежать и отбыл в Бухарест, где также служил клириком. По своему настоянию был освобожден от епископского сана, но продолжал подписываться как «Софроний Врачанский». В свой бухарестский период св. Софроний посвятил себя книжной деятельности и составил свои лучшие творения.

В 1804 г. он написал свои «Записки», изданные Радовским в «Дунавском Лебеде» 1861 г. и в «Период. Списанiи на Българско-то Книжовно Дружество» того же года. «Записки» - книга страданий болгарского народа за время жизни святителя - производят сильное впечатление. В 1806 г. св. Софроний издал собрание поучений, переведенных со старославянского и греческого, под названием «Кириакодромион» (Рымник, 1806; Новый Сад, 1856; Бухарест, 1865). Это была первая печатная книга на новоболгарском языке.

С 1806 по 1812 год стал одним из виднейших представителей болгарского народа в отношениях с русским командованием в течении очередной Русско-турецкой войны, призывая болгар содействовать русским.

В последние годы жизни удалился в монастырь на окраине Бухареста. Последний известный подписанный им документ датируется 2 августа 1813 года. К концу жизни он стал виднейшим представителем болгарской литературы своего времени.

Святитель Софроний скончался 22 или 23 сентября 1813 года.

Канонизирован Болгарской Православной Церковью 31 декабря 1964 года.

Примечания

[1] Чорбаджи́и (от тур. corbaci – господин), в Болгарии в XVIII–XIX вв. (до освобождения в 1878 от турецкого ига) представитель социальных слоев, связанных с турецкой администрацией.

[2] Кирджалии (турецкое kircali, буквально – житель полей, от kir – поле, равнина) – участники вооружённых отрядов, самовольно формировавшихся в ряде районов Балканского полуострова после окончания русско-турецкой войны 1787–91 главным образом из обезземеленных крестьян. Кирджалии подвергали местное, особенно болгарское, население грабежам и насилию; использовались турецкими феодалами-сепаратистами в борьбе против центральных властей. В начале XIX в. кирджалии были разбиты регулярной турецкой армией; их остатки перешли в качестве наёмников на службу к турецким пашам (например, Осману Пазвандоглу).

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-sofronij-vrachanskij-bolgarskij

Прмчч. Афонских Евфимия (1814), Игнатия (1814) и Акакия (1816)

ДНИ ПАМЯТИ:

14 мая

21 июня - переходящая - Собор Афонских преподобных

ПОЛНЫЕ ЖИТИЯ ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИКОВ

АКАКИЯ, ЕВФИМИЯ И ИГНАТИЯ АФОНСКИХ

Игнатий (в миру Иван; † 8.10.1814, К-поль), прмч. (пам. см. ниже), мон. Род. в г. Стара-Загора и, вероятно, был болгарином по происхождению. В кон. ХVIII в. его родители, Георгий и Мария, переехали в Пловдив (греч. Филиппополь). С детства Иван отличался благочестием и 6 лет прожил в Рильском мон-ре в послушании у своенравного старца. Согласно болг. версии Жития, Иван в мон-ре жил у дяди (брата отца или матери), иером. Игнатия (Калпакчиева), бывш. разбойника, к-рый раскаялся и стал монахом (Жития на бълг. светии. 1974. С. 171). Иван вернулся в Пловдив, когда турки набирали людей в армию для подавления бунта в Сербии. Его отец отказался воевать с братьями по вере, за что был жестоко убит, а мать и 2 сестер насильно обратили в мусульманство. Узнав об этих событиях, Иван спрятался у благочестивой старицы. Сестры выдали его туркам, но Ивану удалось скрыться. Нек-рое время Иван пробыл в Бухаресте, а затем направился на Св. Гору и в Шумене встретил знакомого по Бухаресту Елевферия, к-рый перешел в ислам. Отречение друга расстроило Ивана. По дороге он был схвачен турками и от страха тоже дал обещание перейти в мусульманство. На Афоне он посетил разные мон-ри, нек-рое время прожил в скиту св. прав. Анны, затем перешел в скит Иверского мон-ря во имя св. Иоанна Предтечи, где его наставниками были духовник Никифор и старец Акакий. Узнав о мученической кончине в Фессалонике прмч. Давида († 1813) и друга Елевферия, принявшего монашество с именем Евфимий (см. Евфимий Новый из Димицаны; † 22 марта 1814), Иван решил пострадать за Христа и тем искупить грех малодушия. Старец Акакий постриг его в монахи с именем Игнатий (в болг. версии высказано предположение, что имя было дано в честь дяди – см.: Там же. С. 171) и благословил на мученичество.

29 сент. 1814 г. Игнатий пришел в К-поль вместе с мон. Григорием, к-рый ранее сопровождал Евфимия. Через неск. дней, во вторник, причастившись Св. Таин, И. переоделся в тур. одежду и направился на заседание суда. Там он сорвал с головы тюрбан, бросил его на землю и сказал, что в юности вынужденно солгал, пообещав отречься от веры, а теперь желает забрать свои слова обратно и исповедать Христа, Истинного Бога. Судья призывал его изменить решение, но И. смело порицал религию мусульман. Его заключили в темницу, где уговорами и пытками в течение 2 дней старались заставить отречься от Христа, но мученик был непреклонен. Тогда его осудили и повесили. Через 3 дня мон. Григорий выкупил его мощи и 20 окт. доставил их на Афон, где положил вместе с мощами прмч. Евфимия в новом храме в скиту св. Иоанна Предтечи. Честная глава Игнатия находится в рус. мон-ре вмч. Пантелеимона на Афоне, частицы его мощей хранятся в скиту св. Иоанна Предтечи и в Иверском мон-ре.

Почитание распространено в среде афонского монашества. Его память празднуется трижды: в день мучения (8 окт.), 1 мая вместе с преподобномучениками Евфимием Новым и Акакием Новым († 1 мая 1816) и в Соборе Афонских преподобных (2-я Неделя по Пятидесятнице). В Афонском патерике указана память 20 окт. (Афонский патерик. Т. 2. С. 282), вероятно, в честь дня прибытия его мощей на Афон.

Житие Игнатия и служба ему были написаны мон. Онуфрием Иверским и впервые изданы в Афинах в 1862 г. Акакием, мон. афонского скита св. Иоанна Предтечи. В честь И., преподобномучеников Евфимия Нового и Акакия Нового также были написаны общая служба и Похвальное слово (Ath. Pantel. 292, 875 и Cod. 292 из Кавсокаливийского скита – см.: Нихоритис. 2001. С. 58). Афонский мон. Герасим Микраяннанит († 1991) составил в честь упомянутых 3 святых и прмч. Онуфрия Габровского († 4 янв. 1818) общий молебный канон (находится в ркп. в скиту св. Иоанна Предтечи) и акафист.

Игнатий изображен молодым, безбородым монахом в темной рясе, с книгой в правой руке и с крестом в левой на житийной иконе «Святые Акакий, Игнатий и Евфимий» (1818, мастер Досифей из Печской Патриархии), хранящейся в скиту св. Иоанна Предтечи. На фреске в часовне св. Архангелов Рильского монастыря он изображен молодым монахом с маленькой бородкой, в темном монашеском облачении, держащим в руках свиток с надписью: «Аще приходиши работати Господу Богу, уготови душу свою во искушение» (1845).

Источник: https://azbyka.ru/days/saint/4727/5159/4919/group

Прав. воина Феодора Ушакова (1817)

ДНИ ПАМЯТИ:

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

5 августа – Прославление

15 октября

ЖИТИЕ

Адмирал российского флота Феодор Ушаков родился 13 февраля 1745 года в сельце Бурнаково Романовского уезда Ярославской провинции и происходил из небогатого, но древнего дворянского рода. Родителей его звали Феодор Игнатьевич и Параскева Никитична, и были они людьми благочестивыми и глубоко верующими.

В послепетровские времена дворянских юношей обыкновенно определяли в гвардию, служил в ней и отец будущего адмирала Феодор Игнатьевич, и даже пришлось ему повоевать с турками в войну 1735–1739 годов, но после рождения третьего сына Феодора он был уволен от службы с пожалованием сержантского чина лейб-гвардии Преображенского полка. Вернувшись в родное сельцо, он сменил царскую службу на хозяйственные хлопоты и воспитание детей.

День рождения будущего адмирала Российского флота – 13 февраля – приходится между празднованием памяти двух воинов-великомучеников: Феодора Стратилата и Феодора Тирона (память 8 и 17 февраля), – а вся жизнь российского флотоводца, от младенчества до дня кончины, прошла под благотворным влиянием его родного дяди, преподобного Феодора Санаксарского – великого воина в духовной брани. Преподобный Феодор родился и вырос в том же сельце Бурнаково, отсюда ушел в юности служить в столичную гвардию, но затем, стремясь душою к иному служению, желая стяжать звание воина Царя Небесного, бежал из столицы в пустынные двинские леса, чтобы одному Богу работать, укрепляясь в подвиге поста и молитвы; был сыскан, доставлен к императрице, которая, вняв Промыслу Божиему о молодом подвижнике, благоволила оставить его в Александро-Невском монастыре, где он принял монашеский постриг в 1748 году, – и это исключительное для дворянского семейства Ушаковых событие, вкупе с последующими известиями о его монашеском служении Богу, было постоянным предметом бесед среди родственников и служило им назидательным примером.

Большое семейство Ушаковых состояло в приходе храма Богоявления-на-Острову, находившегося в трех верстах от Бурнаково на левом берегу Волги. В этом храме Феодора крестили, здесь же была школа для дворянских детей, где он обучался грамоте и счету. Феодор Игнатьевич и Параскева Никитична, будучи очень набожны, почитали главным условием воспитания детей развитие высоких религиозных чувств и строгой нравственности. Эти чувства, возбужденные примерами семейства и особенно родного дяди-монаха, глубоко запечатлелись в сердце возраставшего отрока, сохранились и стали господствующими во всю его последующую жизнь. В глуши деревенского поместья было много простора для физического развития; отрок Феодор, обладая врожденным безстрашием характера, нередко, в сопровождении таких же смельчаков, отваживался, как отмечают биографы, на подвиги не по летам – так, например, со старостою деревни своей он хаживал на медведя. Эти качества – безстрашие и пренебрежение опасностью – также укрепились в характере Феодора. Скромный и уступчивый в обычных условиях, Феодор Ушаков как бы перерождался в минуты опасности и без страха смотрел ей прямо в лицо.

В возрасте шестнадцати лет Феодор был представлен в герольдмейстерскую контору для смотра, где и показал, что «российской грамоте и писать обучен... желает-де он, Феодор, в Морской кадетский корпус в кадеты».

Морской кадетский корпус располагался в Санкт-Петербурге, на углу набережной Большой Невы и 12-й линии Васильевского острова. В феврале 1761 года туда был зачислен Феодор Ушаков, но дяди своего в Александро-Невском монастыре уже не застал – монах Феодор был в Санаксаре, на берегу Мокши, в Тамбовской провинции.

Ко времени поступления Феодора Ушакова Морской корпус представлял собою еще не настроившееся для правильной учебной жизни заведение. Науки преподавались достаточно хорошо, чтобы образовать исправного морского офицера, но внутреннего порядка, должного наблюдения за нравственностью юношей не было. Кадеты были предоставлены самим себе, и при склонности подростков к подражанию и молодечеству дурные товарищи могли иметь большее влияние, чем хорошие. Кроме того, много надежд в деле воспитания возлагалось на розгу. Но неблагоприятные школьные условия не отразились на юноше Феодоре; добрые свойства его характера, принесенные им в корпус из родной семьи, оградили его от порчи. Будущий адмирал, отличаясь хорошей учебой и доброй нравственностью, прилежно постигал преподаваемые ему науки, особую склонность проявляя к арифметике, навигации и истории, и через пять лет успешно, одним из лучших, окончил Морской корпус, получил офицерский чин и был приведен к присяге:

«Аз, Феодор Ушаков, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием в том, что хощу и должен ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ моей всемилостивейшей Государыне ИМПЕРАТРИЦЕ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ САМОДЕРЖИЦЕ и ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА любезнейшему Сыну Государю Цезаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному всероссийскаго престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови... В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий!».

Вся последующая жизнь Феодора Феодоровича стала подтверждением того, что он ни в чем не изменил данной им присяге.

После выпуска из Морского корпуса Феодора Ушакова направили на флот Балтийского моря. Северные моря редко бывают спокойными, и для молодого офицера это была хорошая морская школа. Первые годы службы на флоте прошли в интенсивной учебе под руководством опытных моряков. Благодаря своему усердию, пытливости ума, ревностному отношению к делу и высоким душевным качествам, молодой мичман Феодор Ушаков успешно прошел эту первую школу морской практики и был переведен на юг, в Азовскую флотилию.

В конце ХVII – начале ХVIII века выдвинулась государственная задача возвращения России побережья Черного моря. В 1775 году, при императрице Екатерине II, было принято решение о создании на Черном море регулярного линейного флота. В 1778 году, в тридцати верстах выше устья Днепра, недалеко от урочища Глубокая пристань было устроено адмиралтейство, основаны порт и город Херсон. Началась работа по сооружению эллингов под корабли, однако из-за больших трудностей с доставкой леса из глубинных районов России строительство затянулось. Дело начало поправляться лишь с прибытием офицеров и команд на строившиеся корабли. В августе 1783 года в Херсон прибыл и капитан второго ранга Феодор Ушаков.

В это же время в городе началась эпидемия чумы. В Херсоне был установлен карантин. В то время считалось, что чума распространяется по воздуху. Для отгнания морового поветрия на улицах разводили костры, окуривали жилища, но эпидемия усиливалась. Несмотря на сложную военную обстановку, требовавшую продолжения строительства кораблей, был дан приказ полностью прекратить работы и все силы направить на борьбу с чумой.

Все команды были выведены в степь. Не хватало лекарей, их обязанности принимали на себя командиры. Капитан Феодор Ушаков стал твердо устанавливать особый карантинный режим. Всю свою команду он разделил на артели. У каждой имелась своя палатка из камыша, по сторонам которой были установлены козлы для проветривания белья. На значительном удалении располагалась больничная палатка. Если в артели появлялся заболевший, его немедленно отправляли в отдельную палатку, а старую вместе со всеми вещами сжигали. Остальные артельщики переводились на карантин. Общение одной артели с другой было строго запрещено. Ушаков сам неустанно за всем этим следил. В результате энергичных действий Феодора Ушакова в его команде чума исчезла на четыре месяца раньше, чем в других. В самое тяжелое по напряженности время эпидемии он никого не посылал в госпиталь, переполненный больными, и спас от смерти многих, пользуя их при команде. Здесь проявились, конечно, его исключительные способности решать самые трудные и неожиданные задачи; но, главным образом, здесь сказалась великая любовь Феодора Ушакова к ближним своим, любовь милующая, сострадательная, подсказывавшая ему наиболее верные решения.

За умелые действия и проявленные при этом старания Феодор Ушаков был произведен в капитаны первого ранга и награжден своим первым орденом святого Владимира четвертой степени.

Трактатом между Россией и Турцией от 28 декабря 1783 года Крым был окончательно присоединен к России. И тогда же Екатериной II был издан указ об устройстве на южных рубежах новых укреплений, среди которых необходимо было выстроить и «крепость большую Севастополь, где ныне Ахтияр и где должны быть Адмиралтейство, верфь для первого ранга кораблей, порт и военное селение». В августе 1785 года в Севастополь из Херсона на 66-пушечном линейном корабле «Святой Павел» прибыл капитан первого ранга Феодор Ушаков.

11 августа 1787 года Турция объявила войну России. Для ведения боевых действий были развернуты две армии: Екатеринославская под предводительством генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина-Таврического и Украинская генерал-фельдмаршала П.А. Румянцева-Задунайского. На первое время им предписывалось лишь охранять российские границы, и только Севастопольскому флоту было велено действовать решительно. Вскоре произошла первая генеральная баталия. Турецкий флот насчитывал семнадцать линейных кораблей и восемь фрегатов, а в русской эскадре, авангардом которой командовал капитан бригадирского ранга Феодор Ушаков, было всего два линейных корабля и десять фрегатов. 29 июня 1788 года противники обнаружили друг друга и, находясь во взаимной близости, старались занять выгодную позицию и сохранить линию баталии. Но 3 июля у острова Фидониси бой стал неизбежен. Турецкий флот всей мощью своей линии стал спускаться на русские корабли. И тут авангардный отряд Ушакова, «употребив старание и искусство», прибавил парусов и решительным маневром лишил возможности командующего турецким флотом Эски-Гассана охватить русские корабли и взять их на абордаж. Вместе с тем Ушаков отрезал от основных сил два передовых турецких корабля. Те, в свою очередь, обнаружив свое гибельное положение, не дожидаясь никакого сигнала, бросились спасаться бегством «с великой поспешностью». Эски-Гассан вынужден был пуститься вдогонку своим кораблям. Победа была за русской эскадрой.

Это сражение хоть и не имело существенного влияния на дела всей кампании, но было примечательно в другом. Впервые в открытом бою малочисленный русский флот одержал победу над превосходящими силами противника. Начальствуя только авангардом, Феодор Ушаков в действительности руководил боем всей эскадры, и его личная храбрость, искусное владение тактикой, выдающиеся качества командира и высокий духовный облик решили сражение в нашу пользу. Это была прежде всего духовная победа, в которой христианское самоотвержение исполнило силой воинское искусство. Вера в вечную жизнь, несомненное упование на помощь Божию и, следовательно, неустрашимость перед неприятелем – вот что было решающим во флотоводческом таланте Феодора Ушакова. По своему смирению и отсутствию тщеславия Феодор Ушаков в донесении не себе приписал успех, но отдал должное мужеству и стремлению к победе своих подчиненных: «Все находящиеся в команде вверенного мне корабля «Святого Павла» господа обер-офицеры и нижних чинов служители каждый по своему званию определенные от меня им должности исполняли с таким отменным старанием и храбрым духом, что за необходимый долг почитаю отнесть им всякую за то достойную похвалу...».

Закончился первый год войны, в который сокрушились турецкие морские силы, а молодой Черноморский флот одержал решительную победу, приведя Оттоманскую Порту «в чрезвычайный страх и ужас». Феодор Ушаков, получив чин контр-адмирала, был назначен в начале 1790 года командующим Черноморским флотом. Князь Потемкин писал Императрице: «Благодаря Бога, и флот и флотилия наши сильней уже турецких. Есть во флоте Севастопольском контр-адмирал Ушаков. Отлично знающ, предприимчив и охотник к службе. Он мой будет помощник». А в боевой инструкции князя Потемкина Феодору Ушакову говорилось: «Требуйте от всякого, чтоб дрались мужественно или, лучше скажу, по-черноморски; чтоб были внимательны к исполнению повелений и не упускали полезных случаев... Бог с вами! Возлагайте твердую на Него надежду. Ополчась Верою, конечно победим. Молю Создателя и поручаю вас ходатайству Господа нашего Иисуса Христа!».

С таковым напутствием служил православный воин Феодор Ушаков, умножая славу любезного Отечества.

В начале июля 1790 года, недалеко от Керченского пролива, произошло очередное сражение, в котором эскадра Ушакова вновь одержала блистательную победу. «Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей, – писал Ушаков. – Они стреляли в неприятельский корабль не часто и с такою сноровкою, что, казалось, каждый учится стрелять по цели». Конечно, такая неустрашимость и спокойствие духа, проявленные участниками боя, говорят о великом примере их предводителя. Екатерина II писала князю Потемкину: «Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчера молебствием у Казанской... Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным».

После поражения при Керчи разбросанный по всему морю турецкий флот вновь стал собираться в единую эскадру. Султан Селим III для верности дал в помощь командующему турецким флотом Гуссейн-паше опытного адмирала Саид-бея, намереваясь переломить ход событий в пользу Турции. Но одно дело намерения, а другое – встреча лицом к лицу с русским православным воинством. Утром 28 августа турецкий флот стоял на якоре между Гаджибеем (впоследствии Одессой) и островом Тендра. И вдруг со стороны Севастополя Гуссейн обнаружил идущий под всеми парусами российский флот. Появление русской эскадры Ушакова привело турок в чрезвычайное замешательство. Несмотря на превосходство в силах, они спешно стали рубить канаты и в безпорядке отходить к Дунаю. Ушаков, справедливо полагая, что в нравственном отношении половина победы на его стороне, приказал нести все паруса и, подойдя к противнику на дистанцию картечного выстрела, обрушил всю мощь бортовой артиллерии на передовую часть турецкого флота. Флагманский корабль Ушакова «Рождество Христово» вел бой с тремя кораблями противника, заставив их выйти из линии. Российские суда храбро следовали примеру своего предводителя. Замешательство турок возрастало с каждой минутой. Теснимые русскими судами передовые неприятельские корабли принуждены были пуститься в бегство. Флагманский корабль Саид-бея 74-пушечный «Капудания», будучи сильно поврежденным, отстал от турецкого флота. Русские корабли окружили его, но он продолжал храбро защищаться. Тогда Ушаков, видя безполезное упорство неприятеля, направил к нему «Рождество Христово», подошел на расстояние тридцати сажен и сбил с него все мачты; затем встал бортом против носа турецкого флагмана, готовясь к очередному залпу. В это время «Капудания» спустил флаг.

«Люди неприятельского корабля, – докладывал впоследствии Ушаков, – выбежав все наверх, на бак и на борта, и поднимая руки кверху, кричали на мой корабль и просили пощады и своего спасения. Заметя оное, данным сигналом приказал я бой прекратить и послать вооруженные шлюпки для спасения командира и служителей, ибо во время бою храбрость и отчаянность турецкого адмирала трехбунчужного паши Саид-бея были столь безпредельны, что он не сдавал своего корабля до тех пор, пока не был весь разбит до крайности». Когда русские моряки с объятого пламенем «Капудании» сняли капитана, его офицеров и самого Саид-бея, корабль взлетел на воздух вместе с оставшимся экипажем и казной турецкого флота. Взрыв огромного флагманского корабля на глазах у всего флота произвел на турок сильнейшее впечатление и довершил победу, добытую Ушаковым при Тендре.

Cам же Феодор Феодорович ясно понимал: победы нашему воинству дарует Господь, и без помощи Божией все умение человеческое «ничтоже есть». Знал, что в России, на берегу реки Мокши, в Санаксарской святой обители возносит молитвы о нем старец Феодор, в этот год приблизившийся к исходу от земного своего бытия. По возвращении в Севастополь командующим флотом Феодором Ушаковым был дан приказ, в котором говорилось: «Выражаю мою наипризнательнейшую благодарность и рекомендую завтрашний день для принесения Всевышнему моления за столь счастливо дарованную победу; всем, кому возможно с судов, и священникам со всего флота быть в церкви Св. Николая Чудотворца в 10 часов пополуночи и по отшествии благодарственного молебна выпалить с корабля «Рождества Христова» из 51 пушки».

В 1791 году русско-турецкая война завершилась блистательной победой контр-адмирала Феодора Ушакова у мыса Калиакрия. Турция намеревалась нанести решительный удар России, чтобы принудить ее к заключению выгодного для Турции мира. Султан призвал на помощь флот из африканских владений, прославившийся под предводительством алжирца Сеит-Али. Сеит-Али хвастливо пообещал виновника недавних поражений Турции контр-адмирала Ушакова привести в Константинополь в цепях. Предстояло генеральное сражение; это сознавалось всем нашим флотом. «Молитесь Богу! – писал князь Потемкин Ушакову. – Господь нам поможет, положитесь на Него; ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с вами!». 31 июля на подходах к мысу Калиакрия Ушаков обнаружил турецкий флот, стоявший в линии на якоре под прикрытием береговых батарей. Появление русской эскадры было для турок полной неожиданностью – их охватила паника. Турки в спешке стали рубить канаты и ставить паруса. При этом несколько кораблей, не справившись с управлением на крутой волне при порывистом ветре, столкнулись друг с другом и получили повреждения. Ушаков, будучи на ветре и пользуясь неразберихой в стане неприятеля, принял изумительное по находчивости решение и повел свой флот между турецкими кораблями и безпрестанно палящей береговой батареей, отрезая корабли от берега. Бой разгорелся с потрясающей силою. Боевая линия турок была разбита, их корабли были настолько стеснены, что били друг в друга, укрываясь один за другого. Ушаков на флагманском корабле «Рождество Христово» погнался за пытавшимся уйти Сеит-Али и, сблизившись с ним, атаковал его. Первым же ядром с русского флагмана на алжирском корабле вдребезги разнесло фор-стеньгу, щепа от которой отлетела в Сеит-Али, тяжело ранив его в подбородок. Окровавленный алжирский предводитель, не так давно похвалявшийся пленением Ушакова, был унесен с палубы в каюту. Русские корабли, окружив противника, буквально осыпали его ядрами. Турецкий флот был «совершенно уже разбит до крайности» и в очередной раз бежал с поля боя. Наступившая темнота, пороховой дым и перемена ветра спасли его от полного разгрома и пленения. Весь турецкий флот, лишившийся двадцати восьми судов, разбросало по морю. Большая часть экипажей была перебита, в то время как на русских кораблях потери были незначительны. А в Константинополе, не имея известий о происшедшем морском сражении, праздновали курбан-байрам и радовались; но вскоре «сверх чаяния сия радость обратилась в печаль и страх», вызванные появлением у крепостей Босфора остатков эскадры «славного алжирца» Сеит-Али: вид пришедших пяти его линейных кораблей и пяти других малых судов был ужасен, «некоторые из оных без мачт и так повреждены, что впредь служить на море не могут»; палубы были завалены трупами и умирающими от ран; в довершение всего корабль самого Сеит-Али, войдя на рейд, стал на виду у всех тонуть и пушечными залпами просить о помощи...

«Великий! Твоего флота больше нет», – доложили турецкому султану. Тот был настолько напуган увиденным зрелищем и известием о сокрушительном поражении своего флота, что немедленно поспешил заключить мир с Россией.

29 декабря 1791 года в Яссах был подписан мирный договор. Российское государство, укрепив свои позиции на юге, «твердою ногою встало на завоеванных им берегах Черного моря».

За столь знаменитую победу контр-адмиралу Феодору Ушакову пожалован был орден святого Александра Невского.

Еще в начале войны Феодор Ушаков принял главное начальство над портом и городом Севастополем. По заключении мира с Турцией он немедленно приступил к починке кораблей, постройке разных мелких судов; по его распоряжениям и при неустанном личном участии на берегах бухт строились пристани. Трудно было с размещением на берегу матросов и прочих нижних чинов: они жили в хижинах и казармах, находившихся в низменных местах бухты, где от гнилого воздуха, исходящего от болот Инкермана, люди часто болели и умирали. Феодор Феодорович, как и в период борьбы с чумой в Херсоне, стал принимать самые решительные меры к прекращению болезней. В удобных, возвышенных и наиболее здоровых местах им были построены казармы, госпиталь. Он заботился и об устройстве дорог, рынков, колодцев и вообще снабжении города пресной водою и жизненными припасами... Небольшая соборная церковь святителя Николая, покровителя в море плавающих, была им перестроена и значительно увеличена. Бывало, что из казенных сумм, определяемых на содержание Черноморского флота, те или иные поставлялись несвоевременно – тогда Ушаков выдавал из собственных денег по несколько тысяч в контору Севастопольского порта, чтобы не останавливать производства работ; «он чрезвычайно дорожил казенным интересом, утверждая, что в собственных деньгах должно быть щедрым, а в казенных скупым, – и правило сие доказывал на деле».

Освободясь на время от ратных дел, прославленный адмирал, который «к вере отцов своих оказывал чрезвычайную приверженность», имел теперь возможность более предаваться молитве: сохранилось драгоценное свидетельство о его жизни в Севастополе, когда он «каждый день слушал заутреню, обедню, вечерню и перед молитвами никогда не занимался рассматриванием дел военно-судных; а произнося приговор, щадил мужа, отца семейства многочисленного; и был исполненный доброты необыкновенной...» В начале 1793 года он призван был императрицею в Петербург. Екатерина II пожелала видеть героя, стяжавшего такую громкую славу, и «встретила в нем человека прямодушного, скромного, мало знакомого с требованиями светской жизни». За заслуги перед престолом и Отечеством Екатерина II поднесла ему в дар необыкновенной красоты золотой складень-крест с мощами святых угодников. В том же году Феодору Ушакову был пожалован чин вице-адмирала.

В 1796 г. на российский престол вступил император Павел I.

Это было время, когда революционная Франция, поправ законы божеские и человеческие и умертвив монарха, «обратилась к завоеванию и порабощению соседних держав». Вице-адмирал Ушаков получил приказ привести в боевую готовность Черноморский флот. Сложность обстановки для России заключалась в том, что не было никакой ясности, от какого противника – Турции или Франции – защищать южные рубежи. Франция подстрекала Турцию к войне с Россией, и туркам, конечно же, хотелось возвратить отторгнутые Россией земли; но, с другой стороны, соседство на Балканах с французами становилось для Оттоманской Порты куда более опасным, чем потеря Крыма. Вскоре султан Селим III принял предложение российского императора о союзе против Франции и обратился к Павлу I с просьбой о присылке вспомогательной эскадры. В связи с этим вице-адмиралу Ушакову был доставлен высочайший рескрипт: «Коль скоро получите известие, что французская эскадра покусится войти в Черное море, то немедленно, сыскав оную, дать решительное сражение, и МЫ надеемся на ваше мужество, храбрость и искусство, что честь НАШЕГО флага соблюдена будет...». В начале августа 1798 года, находясь вблизи Севастопольского рейда с вверенной ему эскадрой, Феодор Ушаков получил высочайшее повеление «тотчас следовать и содействовать с турецким флотом противу зловредных намерений Франции, яко буйнаго народа, истребившего не токмо в пределах своих веру и Богом установленное правительство и законы... но и у соседственных народов, которые по несчастию были им побеждены или обмануты вероломническими их внушениями...». Взяв курс на Константинополь, российская эскадра скоро приблизилась к Босфору, и этого оказалось достаточным, чтобы Порта немедленно объявила войну республиканской Франции.

Турция встречала русские суда на удивление дружелюбно. Поразила турок опрятность, строгий порядок на русских судах. Один из влиятельных вельмож на встрече у визиря заметил, что «двенадцать кораблей российских менее шуму делают, нежели одна турецкая лодка; а матросы столь кротки, что не причиняют жителям никаких по улицам обид». И облик, и весь дух русских моряков были удивительны туркам. Российская эскадра пробыла в Константинополе две недели; 8 сентября, «дав туркам опыт неслыханного порядка и дисциплины», она снялась с якоря и при благополучном ветре направила свой путь к Дарданеллам, к месту соединения с турецким флотом. Командующим объединенными силами назначен был вице-адмирал Ушаков. Турки, на собственном опыте зная его искусство и храбрость, полностью доверили ему свой флот, а капудан-паша Кадыр-бей именем султана обязан был почитать российского вице-адмирала «яко учителя».

Так началась знаменитая средиземноморская кампания вице-адмирала Феодора Ушакова, в которой он показал себя не только как великий флотоводец, но и как мудрый государственный деятель, милосердный христианин и благодетель освобожденных им народов.

Первой задачей эскадры было взятие Ионических островов, расположенных вдоль юго-западного побережья Греции, главный из которых – Корфу, имея и без того мощнейшие в Европе бастионы, был еще значительно укреплен французами и считался неприступным. Коренные жители занятых французами островов были православными греками, а на Корфу находилась (пребывающая и доныне) великая христианская святыня – мощи святителя Спиридона Тримифунтского. Феодор Ушаков поступил премудро: он, прежде всего, обратился с письменным воззванием к жителям островов, призывая их содействовать в «низвержении несносного ига» безбожников-французов. Ответом была повсеместная вооруженная помощь населения, воодушевленного прибытием русской православной эскадры. Как ни сопротивлялись французы, наш десант решительными действиями освободил остров Цериго, затем Занте...

Когда французский гарнизон на острове Занте сдался, то «на другой день главнокомандующий вице-адмирал Ушаков, вместе с капитанами и офицерами эскадры, съехал на берег для слушания благодарственного молебна в церкви св. чудотворца Дионисия. Звоном колоколов и ружейной пальбой приветствованы были шлюпки, когда приближались к берегу; все улицы украсились выставленными в окнах русскими флагами – белыми с синим андреевским крестом, и почти все жители имели такие же флаги в руках, безпрестанно восклицая: «Да здравствует государь наш Павел Петрович! Да здравствует избавитель и восстановитель православной веры в нашем Отечестве!» На пристани вице-адмирал принят был духовенством и старейшинами; он последовал в соборную церковь, а после богослужения прикладывался к мощам святого Дионисия, покровителя острова Занте; жители повсюду встречали его с особенными почестями и радостными криками; по следам его бросали цветы; матери, в слезах радости, выносили детей, заставляя их целовать руки наших офицеров и герб российский на солдатских сумках. Женщины, а особливо старые, протягивали из окон руки, крестились и плакали», – так записывал очевидец.

То же было и при острове Кефалония: «...жители везде поднимали русские флаги и способствовали десантным войскам отыскивать французов, скрывшихся в горах и ущельях; а когда остров был взят, местный архиерей и духовенство с крестами, все дворянство и жители, при колокольном звоне и пальбе из пушек и ружей, встретили начальника русского отряда и командиров судов, когда они съехали на берег».

Но между тем с самого начала совместной кампании, особенно когда перешли к военным действиям, выяснилось, что от турецкой вспомогательной эскадры помощи было менее, чем неприятностей и хлопот. Турки при всех льстивых заверениях и готовности сотрудничать были настолько неорганизованны и дики, что вице-адмирал должен был держать их позади своей эскадры, стараясь не подпускать к делу. Это была обуза, о которой, впрочем, будучи главнокомандующим, он обязан был заботиться, то есть кормить, одевать, обучать воинскому ремеслу, чтоб использовать хотя бы отчасти. Местное население открывало двери русским – и захлопывало их перед турками. Феодору Феодоровичу приходилось непросто, и он проявил много рассудительности, терпения, политического такта, чтобы соблюсти союзные договоренности и удержать турок от присущих им безобразий – главным образом, от необузданного варварства и жестокости. Особенно не нравилось туркам милостивое обращение русских с пленными французами. Когда Феодор Ушаков принял первых пленных на острове Цериго, турецкий адмирал Кадыр-бей просил его о позволении употребить против них военную хитрость. «Какую?» – спросил Ушаков. Кадыр-бей отвечал: «По обещанию Вашему, французы надеются отправиться в отечество и лежат теперь спокойно в нашем лагере. Позвольте мне подойти к ним ночью тихо и всех вырезать». Сострадательное сердце Феодора Ушакова, конечно же, отвергло сию ужасающую жестокость, – чему турецкий адмирал крайне дивился... Но особенно много хлопот доставлял Ушакову хитрый и коварный Али-паша, командовавший сухопутными турецкими войсками и привыкший безнаказанно безчинствовать на греческом и албанском побережьях.

10 ноября 1798 года Феодор Ушаков в донесении писал: «Благодарение Всевышнему Богу, мы с соединенными эскадрами, кроме Корфу, все прочие острова от рук зловредных французов освободили». Собрав все силы при Корфу, главнокомандующий начал осуществлять блокаду острова и подготовку к штурму этой мощнейшей в Европе крепости. Блокада, вся тягота которой пала на одну русскую эскадру, проходила в условиях для наших моряков самых неблагоприятных. Прежде всего, последовали значительные перебои с поставкой продовольствия и амуниции, а также и материалов, необходимых для текущего ремонта судов, – все это по договору обязана была делать турецкая сторона, однако сплошь и рядом возникали несоответствия, происходившие от злоупотреблений и нерадения турецких чиновников. Эскадра была «в крайне бедственном состоянии». Турецкие должностные лица, которые обязаны были предоставить в срок десантные войска с албанского берега общим числом до четырнадцати тысяч человек и даже «столько, сколько главнокомандующий от них потребует», в действительности собрали лишь треть обещанного, так что в донесении государю вице-адмирал Ушаков писал: «Если бы я имел один только полк российского сухопутного войска для десанта, непременно надеялся бы я Корфу взять совокупно вместе с жителями, которые одной только милости просят, чтобы ничьих других войск, кроме наших, к тому не допускать». Помимо неурядиц с союзниками, блокада осложнялась также и упорным сопротивлением французов, да еще и зима в тот год была необыкновенно сурова на юге Европы. «Наши служители, – писал в донесении Ушаков, – от ревности своей и желая угодить мне, оказывали на батареях необыкновенную деятельность: они работали и в дождь, и в мокроту, или же обмороженные в грязи, но все терпеливо сносили и с великой ревностию старались». Сам адмирал, поддерживая дух своих моряков, подавал пример неутомимой деятельности. «День и ночь пребывал он на корабле своем в трудах, обучая матросов к высадке, к стрельбе и ко всем действиям сухопутного воина», – писал участник тех событий капитан-лейтенант Егор Метакса. Наконец, все было готово для штурма, и на общем совете положено было исполнить это при первом удобном ветре. Войскам дана была боевая инструкция, которую вице-адмирал Феодор Ушаков закончил словами: «...поступать с храбростию, благоразумно и сообразно с законами. Прошу благословения Всевышняго и надеюсь на ревность и усердие господ командующих».

Благоприятный ветер подул 18 февраля, и в семь часов пополуночи начался штурм. Первоначально удар был обрушен на остров Видо, с моря прикрывавший главную крепость. В описании Егора Метаксы читаем: «Безпрерывная страшная стрельба и гром больших орудий приводили в трепет все окрестности. Остров Видо был весь взорван картечами, и не только окопы, не осталось дерева, которое не было бы повреждено сим ужасным железным градом». В решительных случаях Феодор Ушаков подавал собою пример: так и теперь, сигналом приказавши всем судам продолжать свои действия несмотря на движение флагмана, сам подошел вплотную к берегу против сильнейшей батареи французов и через короткое время сбил эту батарею, у которой «в печах было множество приготовленных каленых ядер», и она ими палила. «Турецкие же корабли и фрегаты – все были позади нас и не близко к острову; если они и стреляли на оный, то чрез нас, и два ядра в бок моего корабля посадили...» – писал впоследствии адмирал. «Остров усеян был нашими ядрами, сильною канонадою все почти батареи его истреблены и обращены в прах». В то же время на флагманском корабле «Святой Павел» был поднят сигнал к высадке десанта, заблаговременно посаженного на гребные суда. Под прикрытием корабельной артиллерии десант утвердился между вражескими батареями и пошел к середине острова. Турки, входившие в состав десанта, озлобленные упорным сопротивлением французов, принялись резать головы всем пленным, попавшимся в их руки. Происходили жестокие сцены, подобные следующей, описанной очевидцем: «Наши офицеры и матросы кинулись вслед за турками, и так как мусульманам за каждую голову выдавалось по червонцу, то наши, видя все свои убеждения не действительными, начали собственными деньгами выкупать пленных. Заметив, что несколько турок окружили молодого француза, один из наших офицеров поспешил к нему в то самое время, когда несчастный развязывал уже галстух, имея перед глазами открытый мешок с отрезанными головами соотечественников. Узнав, что за выкуп требовалось несколько червонцев, но не имея столько при себе, наш офицер отдает туркам свои часы – и голова француза осталась на плечах...». Увещания и угрозы не могли привести турок к послушанию; тогда командир русских десантников составил каре из людей своего отряда, чтобы в середине его укрывать пленных, и тем спасена была жизнь весьма многих. Впоследствии Егор Метакса писал: «Русские и здесь доказали, что истинная храбрость сопряжена всегда с человеколюбием, что победа венчается великодушием, а не жестокостью, и что звание воина и христианина должны быть неразлучны».

К двум часам пополудни остров Видо был взят. На следующий день, 19 февраля 1799 года, пала и крепость Корфу. Это был день великого торжества адмирала Феодора Ушакова, торжества его военного таланта и твердой воли, поддержанных храбростью и искусством его подчиненных, их доверием к своему победоносному предводителю и его уверенностью в их непоколебимое мужество. Это был день торжества русского православного духа и преданности своему отечеству. Взятый в плен «генерал Пиврон был объят таким ужасом, что за обедом у адмирала не мог удержать ложки от дрожания рук и признавался, что во всю свою жизнь не видал ужаснейшего дела». Узнав о победе при Корфу, великий русский полководец Суворов воскликнул: «Ура! русскому флоту! Я теперь говорю сам себе: зачем не был я при Корфу хотя мичманом?»

На другой день после сдачи крепости, когда главнокомандующему привезены были на корабль «Святой Павел» французские флаги, ключи и знамя гарнизона, он сошел на берег, «торжественно встреченный народом, не знавшим границ своей радости и восторга, и отправился в церковь для принесения Господу Богу благодарственного молебствия... А 27 марта, в первый день Святой Пасхи, адмирал назначил большое торжество, пригласивши духовенство сделать вынос мощей угодника Божиего Спиридона Тримифунтского. Народ собрался со всех деревень и с ближних островов. При выносе из церкви святых мощей расставлены были по обеим сторонам пути, по которому пошла процессия, русские войска; гробницу поддерживали сам адмирал, его офицеры и первые чиновные архонты острова; святые мощи обнесены были вокруг крепостных строений, и в это время отовсюду производилась ружейная и пушечная пальба... Всю ночь народ ликовал».

Император Павел I за победу при Корфу произвел Феодора Ушакова в адмиралы. Это была последняя награда, полученная им от своих государей.

Воздав благодарение Богу, Феодор Феодорович продолжил выполнение возложенных на него задач. Требовалось образовать на освобожденных островах новую государственность, и адмирал Ушаков, как полномочный представитель России, не поступаясь своими христианскими убеждениями, сумел создать на Ионических островах такую форму правления, которая обезпечила всему народу «мир, тишину и спокойствие». «Люди всех сословий и наций, – обращался он к жителям островов, – чтите властное предназначение человечности. Да прекратятся раздоры, да умолкнет дух вендетты, да воцарится мир, добрый порядок и общее согласие!...» Феодор Ушаков, будучи верным слугой Царю и Отечеству, ревностно отстаивал интересы России и в то же время как христианин, как человек «доброты необыкновенной», он движим был искренним желанием дать греческому населению – друзьям России, единоверцам, недавним соратникам в освобождении островов «от зловредных и безбожных французов» – спокойствие и благополучие. Так образовалась Республика Семи Соединенных Островов – первое греческое национальное государство Нового времени. Феодор Ушаков, показавший здесь себя великим сыном России, говорил впоследствии, что «имел счастие освобождать оные острова от неприятелей, установлять правительства и содержать в них мир, согласие, тишину и спокойствие...».

В то же время попущением Божиим пришлось Феодору Феодоровичу претерпеть великие нравственные страдания. Прежде всего некоторые турецкие военачальники, разгневанные строгими мерами русского адмирала, решительно пресекавшего жестокости и кощунства турок, грабивших церкви и разорявших иконостасы, начали клеветать на Феодора Ушакова, обвиняя его перед русским посланником в Константинополе Томарой в том, что адмирал-де неправильно распределяет между союзными эскадрами призовые, полученные за победу, к тому же присваивая их себе... Честный и нестяжательный Феодор Феодорович должен был объясняться. Со скорбью писал он посланнику: «Я не интересовался нигде ни одной полушкою и не имею надобности; Всемилостивейший Государь мой Император и Его Султанское Величество снабдили меня достаточно на малые мои издержки. Я не живу роскошно, потому и не имею ни в чем нужды, и еще уделяю бедным, и для привлечения разных людей, которые помогают нам усердием своим в военных делах. Я не имею этой низости, как злословит меня капудан-паша...». И в другом письме: «Все сокровища в свете меня не обольстят, и я ничего не желаю и ничего не ищу от моего малолетства; верен Государю и Отечеству, и один рубль, от Монаршей руки полученный, почитаю превосходнейше всякой драгоценности, неправильно нажитой».

Было и другое: лучшие качества Феодора Ушакова как воина-христианина, например, его милосердие к пленным, входили в конфликт с интересами государственной власти; сколько сердечной боли должен был испытывать адмирал, которому вышеупомянутый В.С. Томара, называя его «наш добрый и честный Феодор Феодорович», препровождал секретное распоряжение, в коем, «при изъявлении душевного почтения к полезным и славным трудам» адмирала, ему разъяснялось, «что намерение Высочайшего Двора есть стараться чем можно более раздражить взаимно Порту и Францию; следственно, соблюдая... в рассуждении французов правила войны, вообще принятые, не должно понуждать турков к наблюдению их. Пущай они что хотят делают с французами... а [русским] обременяться пленными не следует и невозможно». И сколько было случаев, подобных этому!

И наконец, положение самой русской эскадры, которой необходимо было продолжать военные действия против французов, оставалось во многих отношениях тяжелым. Прежде всего, продовольствие, поставляемое турками из Константинополя, было весьма нехорошего качества, да и поставлялось не вовремя; эти «и прочие разные обстоятельства, – писал адмирал, – повергают меня в великое уныние и даже в совершенную болезнь. Изо всей древней истории не знаю и не нахожу я примеров, чтобы когда какой флот мог находиться в отдаленности без всяких снабжений и в такой крайности, в какой мы теперь находимся... Мы не желаем никакого награждения, лишь бы только служители наши, столь верно и ревностно служащие, не были бы больны и не умирали с голоду». Эти его слова, полные скорби и недоумения от происходящего, многого стоят. Что же помогло устоять русским морякам против стольких испытаний? Несомненно, их православный дух, их верность Царю и Отечеству, великий пример главнокомандующего и их всеобщая любовь к нему – «батюшке нашему Феодору Феодоровичу». Он всегда учил своих офицеров: «Запомните непреложное правило, что командир над кораблем почитается защитителем других и отцом всего экипажа».

А между тем миссия его в Средиземном море еще не закончилась. В Северной Италии русские под предводительством славного Суворова громили «непобедимую» армию французов. Суворов просил адмирала Ушакова с юга оказывать ему всемерную поддержку. И вот, находясь в теснейшем взаимодействии, они били французских республиканцев на суше и на море. Два великих сына России – они показали всему миру, что такое русское воинство. Отряды кораблей с десантом стремительными передвижениями по Адриатике и вдоль юго-западных берегов Италии наводили панику на французские гарнизоны. Но и тут не обошлось без козней: интриговали англичане, а их знаменитый контр-адмирал Горацио Нельсон всячески пытался досаждать Ушакову; слава русского флотоводца не давала покоя Нельсону. В переписке с своими друзьями он заявлял, что Ушаков «держит себя так высоко, что это отвратительно». Спокойная учтивость русского адмирала раздражала Нельсона: «Под его вежливой наружностью скрывается медведь...». И наконец, уже с полной откровенностью: «Я ненавижу русских...». Это чувствовал и сам Феодор Феодорович: «Зависть, быть может, против меня действует за Корфу... Что сему причиною? не знаю...». Тем временем русские моряки и десантники взяли город Бари, где отслужили благодарственный молебен у мощей святителя Николая Чудотворца, затем Неаполь и 30 сентября 1799 года вошли в Рим.

Неаполитанский министр Мишуру, бывший при нашем отряде, с изумлением писал адмиралу Ушакову: «В промежуток 20 дней небольшой русский отряд возвратил моему государству две трети королевства. Это еще не всё, войска заставили население обожать их... Вы могли бы их видеть осыпанными ласками и благословениями посреди тысяч жителей, которые назвали их своими благодетелями и братьями... Конечно, не было другого примера подобного события: одни лишь русские войска могли совершить такое чудо. Какая храбрость! Какая дисциплина! Какие кроткие, любезные нравы! Здесь боготворят их, и память о русских останется в нашем отечестве на вечные времена».

Предстояло еще взятие Мальты, но тут на исходе 1799 года адмирал Феодор Ушаков получил приказ императора Павла I о возвращении вверенной ему эскадры на родину, в Севастополь...

Он еще несколько времени провел на Корфу, готовя эскадру к длительному пути, занимаясь делами местного управления, прощаясь с Островами. Он полюбил греков, и они сторицею платили ему тем же; они видели в нем друга и освободителя. «Безпрестанно слышу я просьбы и жалобы народные, и большей частью от бедных людей, не имеющих пропитания...» – и адмирал, будучи печальником народных нужд, старался с помощью Божией, насколько мог, способствовать улучшению их жизни. Жители Республики Семи Соединенных Островов прощались с адмиралом Феодором Ушаковым и его моряками, не скрывая слез, благодаря их и благословляя. Сенат острова Корфу назвал его «освободителем и отцом своим». «Адмирал Ушаков, освободя сии острова геройственною своею рукою, учредив отеческими своими благорасположениями соединение их, образовав нынешнее временное правление, обратил яко знаменитый освободитель все свое попечение на пользу и благоденствие искупленных им народов». На золотом, осыпанном алмазами мече, поднесенном ему, была надпись: «Остров Корфу – адмиралу Ушакову». На золотой медали от жителей острова Итака – «Феодору Ушакову, российских морских сил главному начальнику, мужественному освободителю Итаки». Столь же памятные и дорогие награды были и от других островов. Но адмирал, слишком хорошо уже узнавший превратности высшей политической жизни, покидал Ионические острова с чувством тревоги за их дальнейшую судьбу. На душе его было скорбно...

26 октября 1800 года эскадра адмирала Феодора Ушакова вошла в Севастопольскую бухту.

В ночь на 11 марта 1801 года заговорщиками был убит император Павел I. На российский престол взошел его сын Александр I. Политика России менялась. Вскоре адмирал Феодор Ушаков был переведен в Санкт-Петербург. При дворе возобладало мнение о ненужности большого флота для «сухопутной» России. Тогдашний морской министр высказывался о флоте, что «он есть обременительная роскошь», а другой деятель морского ведомства писал: «России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том и не представляется ни пользы, ни надобности». В 1804 году Феодор Феодорович составил подробнейшую записку о своем служении российскому флоту, в которой подытоживал свою деятельность: «Благодарение Богу, при всех означенных боях с неприятелем и во всю бытность онаго флота под моим начальством на море, сохранением Всевысочайшей Благости ни одно судно из онаго не потеряно и пленными ни один человек из наших служителей неприятелю не достался».

Обострялись болезни, усиливались душевные скорби. Но не забывал адмирал заботиться о ближних своих: в его дом в Петербурге часто приходили за помощью. Одних он снабжал деньгами, одеждой, за других, особо нуждающихся, ходатайствовал перед более имущими господами. Например, переписываясь с известным благотворителем графом Н.П. Шереметевым, построившим в Москве в память своей умершей жены Странноприимный дом, Феодор Феодорович не однажды обращался к нему с просьбами подобного характера: «Зная доброе расположение Ваше к спасительным делам и благодеянию, посылаю к Вашему Сиятельству двух странниц, пришедших из отдаленного края просить позволения о построении храма Божиего и устроении жилищ в пользу увечных и больных. По их бедности я содержу их в своем доме и одел их». Кроме того, он взял на себя покровительство и заботу об осиротевших племянниках.

Продолжая нести службу в должности главного командира Балтийского гребного флота, а кроме того, еще и начальника Петербургских флотских команд и председателя квалификационной комиссии «по производству в классные чины шкиперов, подшкиперов, унтер-офицеров и клерков Балтийских и Черноморских портов», образованной при Морском кадетском корпусе, Феодор Ушаков старался и эти обязанности исполнять с ревностью и усердием, как это вообще было ему свойственно в любом деле. С болью следил он за происходившим в Европе: близился к завершению один из этапов франко-русской войны, готовился мир в Тильзите; император Александр I сделается союзником Наполеона Бонапарта, а Ионические острова будут переданы «зловредным» французам. Феодору Феодоровичу предстояло пережить и это.

19 декабря 1806 года он подал императору прошение об отставке: «Душевные чувства и скорбь моя, истощившие крепость сил, здоровья, Богу известны – да будет воля Его святая. Все случившееся со мною приемлю с глубочайшим благоговением...». Эти слова, венчающие ратный подвиг, славное и многотрудное служение родному Отечеству, свидетельствуют, что непобедимый адмирал исполнен был смирения и покорности воле Божией, и благодарения Богу за все, – это были чувства истинно христианские.

Отойдя от служебных дел, он некоторое время жил в Санкт-Петербурге, продолжая покровительствовать племянникам, и готовился к переезду на постоянное и уже последнее место своей земной жизни. У него было несколько небольших деревень на родине в Ярославской губернии, был участок земли вблизи Севастополя... Душа адмирала, от младенчества взыскавшая Господа, просила покоя, уединения, молитвы. Он принял решение, исполненное глубокого смысла: он избрал для жительства тихую деревню Алексеевку, в Темниковском уезде, вблизи Санаксарского Рождество-Богородичного монастыря, где в годы его ратных подвигов молился о нем его родной дядя – преподобный Феодор. Несомненно, что молитвенное их общение никогда не прерывалось. Потому и устремилась сюда, к святой обители душа адмирала, что здесь подвизался о Господе и упокоился самый духовно близкий ему человек на земле. Монах и моряк – они оба были воинами Христовыми, оба делали одно дело: ревностно служили Господу – на том поприще, на которое Он их призвал.

Перед тем, как окончательно в 1810 году покинуть столицу, Феодор Феодорович, «памятуя час смертный с каковою незапностью оный приключается», написал завещание. Никогда не имевший своей семьи и своих детей, он все небогатые владения передал в собственность племянникам, «которых почитаю я вместо детей моих и о благе их стараюсь как собственный их отец». Сохранилось свидетельство тогдашнего настоятеля монастыря иеромонаха Нафанаила о завершающем периоде земной жизни Феодора Феодоровича: «Адмирал Ушаков, сосед и знаменитый благотворитель Санаксарской обители, по прибытии своем из Санкт-Петербурга, вел жизнь уединенную в собственном своем доме, в деревне Алексеевке, расстоянием от монастыря через лес версты три, который по воскресным и праздничным дням приезжал для богомолья в монастырь к службам Божиим во всякое время. В Великий пост живал в монастыре, в келлии, для своего пощения и приготовления к Св. Тайнам по целой седмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал неопустительно и слушал благоговейно; по временам жертвовал от усердия своего обители значительные благотворения; также бедным и нищим творил всегдашние милостивые подаяния и вспоможения».

Началась Отечественная война 1812 года. На борьбу с французами поднялся весь народ. В Тамбовской губернии, как и по всей России, создавались ополчения для защиты Отечества. На губернском собрании дворянства, в котором Феодор Феодорович не смог принять участия по болезни, он был избран большинством голосов начальником внутреннего тамбовского ополчения. Предводитель дворянства писал ему: «Долговременная опытность службы Вашей и отличное усердие перед престолом Российской державы, Вами доказанные, да подадут дворянству твердые способы к ревностным подвигам на пользу общую, да подвигнут всех к благодетельным пожертвованиям и да вдохнут готовность в сердце каждого принять участие к спасению Отечества...». «За благосклонное, доброе обо мне мнение и за честь сделанную приношу всепокорнейшую мою благодарность, – отвечал адмирал. – С отличным усердием и ревностию желал бы я принять на себя сию должность и служить Отечеству, но с крайним сожалением за болезнью и великой слабостью здоровья принять ее на себя и исполнить никак не в состоянии и не могу». Но, между тем, вместе с темниковским соборным протоиереем Асинкритом Ивановым он устроил госпиталь для раненых, дав деньги на его содержание. Две тысячи рублей им было внесено на формирование 1-го Тамбовского пехотного полка. Все, что имел, отдавал он «на воспомоществование ближним, страждущим от разорения злобствующего врага...». Еще в 1803 году им были внесены двадцать тысяч рублей в Опекунский совет Санкт-Петербургского воспитательного дома; теперь он всю сумму с причитающимися на нее процентами передал в пользу разоренных войной: «Я давно имел желание все сии деньги без изъятия раздать бедствующим и странствующим, не имеющим жилищ, одежды и пропитания». Не только крестьяне окрестных деревень и жители города Темникова, но и из отдаленных мест приезжали к нему многие. С страдальцами, лишившимися имуществ, делился он тем, что имел; обремененных скорбию и унынием утешал непоколебимою надеждой на благость Небесного Промысла. «Не отчаивайтесь! – говорил он. – Сии грозные бури обратятся к славе России. Вера, любовь к Отечеству и приверженность к Престолу восторжествуют. Мне немного остается жить; не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу любезного Отечества!»

Остаток дней своих, по словам того же иеромонаха Нафанаила, адмирал провел «крайне воздержанно и окончил жизнь свою как следует истинному христианину и верному сыну Святой Церкви 1817 года октября 2-го дня и погребен по желанию его в монастыре подле сродника его из дворян, первоначальника обители сия иеромонаха Феодора по фамилии Ушакова же».

Отпевал Феодора Феодоровича в Спасо-Преображенской церкви города Темникова протоиерей Асинкрит Иванов, который за день до кончины праведника, в праздник Покрова Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, принимал его последнюю исповедь и причащал Святых Таин; когда гроб с телом усопшего адмирала при большом стечении народа был вынесен на руках из города, его хотели положить на подводу, но народ продолжал нести его до самой Санаксарской обители. Там встретила благоверного боярина Феодора монастырская братия. Феодор Феодорович был погребен у стены соборного храма, рядом с родным ему преподобным старцем, чтобы быть им отныне вместе навеки.

После праведной кончины Феодора Феодоровича прошло почти два столетия. Его подвижническая и высокодуховная жизнь, его добродетели не были забыты в родном отечестве. Его заветами жили русские воины и флотоводцы, православная русская армия.

Когда наступили времена гонений на Русскую Православную Церковь, Санаксарский монастырь, где упокоился Феодор Феодорович, был закрыт. Часовня, выстроенная над могилой адмирала, была до основания разрушена, честные его останки в 1930-е годы были осквернены безбожниками.

В годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов воинская слава Феодора Феодоровича Ушакова была вспомянута, его имя, наряду с именами святых благоверных князей-воинов Александра Невского и Димитрия Донского, вдохновляло к подвигу защитников Родины. Был учрежден боевой орден адмирала Ушакова, который стал высшей наградой для воинов-моряков.

Тогда же, в 1944 году, возник вопрос о месте погребения адмирала Ушакова. Была создана государственная комиссия, которая произвела раскопки на территории Санаксарского монастыря и вскрытие могилы адмирала Ушакова у стены соборного храма. Честные останки Феодора Феодоровича оказались нетленны, что было отмечено в соответствующем документе комиссии.

С этого времени могила Феодора Ушакова и, как следствие, весь Санаксарский монастырь находились под присмотром государственной власти, что предотвратило разрушение чтимой праведником обители.

В 1991 году Санаксарский монастырь был возвращен Русской Православной Церкви. Почитание святого праведника год от году возрастает. На его могиле служатся панихиды, многочисленные паломники: духовенство, монашествующие, благочестивые миряне, среди которых часто можно видеть воинов-моряков, – приходят поклониться Феодору Феодоровичу Ушакову, ревностному служителю Отечеству и народу Божиему, явившему собою великий пример воинской доблести, милосердия и христианского благочестия.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-feodor-ushakov-voin

Свт. Иннокентия, епископа Пензенского (1819)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

23 октября

ЖИТИЕ

Святитель Иннокентий (Смирнов), епископ Пензенский, родился в 1784 году в семье церковнослужителя. Учёный по призванию, он был человеком кротким, расположенным к молитвенному деланию и аскетической жизни.

Будучи профессором Санкт-Петербургской Духовной Академии, он написал двухтомный труд под названием «Начертание церковной истории от библейских времён до 18 века», который полстолетия служил руководством в церковных школах.

Владыка был дружен с митрополитом Филаретом (Дроздовым). Как деятельный противник модного тогда мистицизма, он был удалён из Санкт-Петербурга на епископскую кафедру сначала в Уфу, а затем в Пензу. Народ его почитал за аскетическое житие и чудеса, совершаемые по его молитвенному предстательству.

Святитель скончался 10 октября 1819 года.

Причислен к лику святых Русской Православной Церкви для общецерковного почитания на Юбилейном Архиерейском Соборе в августе 2000 года.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-innokentij-smirnov

Сщмч. Григория V, патриарха Константинопольского (1821)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

23 апреля

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА

ГРИГОРИЯ V, ПАТРИАРХА КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО

Вряд ли, на мой взгляд, получится у кого-либо передать всю необыкновенную глубину, все величие и великолепие, весь необыкновенный блеск и несравненное благодатное состояние Церкви, мудрейшую симфонию духовной и светской власти, ученость и просвещение духом истины народов, если говорить о Византийской империи. Впрочем, таковое название появилось сравнительно недавно в ходе развития исторической науки и никогда фактически не существовало. Государство именовалось Империей великих ромеев. Сам Господь, дивный во святых Своих, явил и прославил там, в том времени и в том государстве сонм небожителей, чей свет озаряет нас из вечности, укрепляя в вере и благочестии, назидая, умудряя и утверждая.

Тайна Божия, Промысл Божий в том, что случилось в те далекие времена, когда попущением Господним Империя пала. Мне, православному священнику, христианину, довольно многое здесь очевидно. Не экономические и не политические причины были тогда главной трагедией, но готовность обольщенных роскошью людей ради царства земного поступиться Царством Небесным. История всегда терпеливо и мудро учит нас, желая, чтобы мы не повторили тех страшных ошибок, о которых теперь можем только рассуждать. Для живых, пребывающих в суете и томлении духа, дабы отрезвить и направить нас к несравненно большей и величайшей жизни, Господь являет миру святых и прежде всего мучеников – свидетелей Христовых, кто подвигом свом вдохновляет и отрезвляет нашу немощь.

Константинополь… Для меня необычайно это слово, этот город, построенный святым императором Константином. Он никогда не станет Стамбулом и никогда не будет турецким городом. Это город и столица православного мира, находящийся, как и вся земля Понта и Каппадокия, под оккупацией варваров, сквозь вериги блистающий Святой Софией и необыкновенным духом христианской истории. И Святая София была и есть кафедральный храм православного мира, который непременно будет освобожден, в его стенах и поныне слышится Божественная литургия! Поезжайте сегодня на так называемые курорты Турции или в сам Константинополь. Заботливые и услужливые гиды будут вам представлять византийские дворцы, храмы и театры, а за вход в Святую Софию возьмут десять долларов. Они покажут вам все то, что имеет исключительное отношение к эллинской культуре и христианству на этой земле. Только своего, турецкого, показать им нечего. В самом Константинополе что ни древняя мечеть – то обращенный православный храм. Все то древнее, что открыто на этой земле – это памятники древнейших цивилизаций, которые не имеют никакого отношения к турецкой истории и культуре.

Пять столетий Османская империя совершала геноцид христианских народов, пять столетий лилась кровь греков и попирались всякие права христиан. В одну ночь вырезалось население целых городов, и последний из них Смирна в 1922 году.

Во вторник 29 мая 1453 года пал Константинополь. Это одна из самых поворотных дат мировой истории. Началась новая эпоха для Церкви и народа. Со времен халифа Омара и первых исламских завоевателей мусульманская традиция предписывала должным образом обращаться с покоренными народами. Если город или область сдавались добровольно, они не подлежали разграблению. Но если же город взят штурмом, то его обитатели не имели никаких прав, а солдаты-завоеватели имели право на три дня неограниченных грабежей, все храмы и здания становились собственностью султана. Константинополь сопротивлялся до последнего, и сам император Константин XI Палеолог пал с оружием в руках вместе с простыми солдатами в бою. Участь столицы империи, где была сосредоточена пятая часть богатств мира, была предрешена.

Дикие толпы грязных дикарей, водимые султаном Мехмедом, хлынули в город в поисках добычи и наслаждений. Они не верили, что сопротивление уже подавлено, и убивали на улицах всех, кто попадался им – мужчин, женщин, стариков, детей. Кровь уже не впитывалась землей, стояла лужами и стекала с холмов Петры, окрашивая воды Золотого Рога. Вскоре вся эта масса нелюдей кинулась грабить все. Они врывались в храмы, во Влахернский дворец и хватали своими мерзкими лапами все, что блестит, обдирая с икон оклады, отрывая драгоценные переплеты книг в библиотеках, выдирая из стен куски мрамора и мозаик, набивали мешки церковными облачениями и всем, что можно унести. Книги, знаменитые библиотеки, собираемые столетиями, хранящие невероятный запас научных ценностей, были уничтожены и затоптаны в грязь. Жителей уводили в рабство, десятками связывая как личную добычу. Храмы осквернялись.

Знаменитая церковь Спаса в Хоре подверглась страшному кощунственному злодеянию и разграблению. В этот храм для поддержания духа защитников города перед самой осадой был принесен образ Пресвятой Богородицы Одигитрия, написанный самим апостолом и евангелистом Лукой. Турки вытащили чудотворный образ из его ризы и раскололи на четыре части.

Большая часть людей укрылась в Святой Софии, где совершалась литургия. Громадные бронзовые двери храма были заперты, люди в слезах молили о чуде. Но врата церковные были протаранены, и дикари ворвались в храм. Началась невероятная резня, стариков и немощных, кто был непригоден в рабство, убивали на месте, остальных вязали сорванными с женщин платками. Дука так пишет об этот страшном событии: «кто расскажет о плаче и криках детей, о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов кто расскажет? Тогда рабыню вязали с госпожой, господина с невольником, архимандрита с привратником, нежных юношей с девами…, а если они силой отталкивали от себя, то их избивали…Если кто оказывал сопротивление, того убивали без пощады; каждый, отведя своего пленника в безопасное место, возвращался за добычей во второй и третий раз».

Предание говорит, что священники, совершая службу, не остановили ее, но в последний момент некоторые из них, взяв священные сосуды со Святыми Дарами, направились к алтарной стене, которая открылась, а затем замкнулась за ними; там они останутся до тех пор, пока в соборе вновь не возобновятся христианские богослужения.

Великая София была обращена в мечеть. В течение нескольких месяцев все представители знатных кругов Византии были казнены. Мехмед решил лишить греков всякой надежды на свободу и восстановление Империи. В городе всюду царила мерзость запустения после погрома, он был полуразрушен. Султан, проезжая по его улицам, прослезился и сказал: «Какой город мы отдали грабежам и разрушению…»

В 1456 году турками были взяты Афины, к 1460 году было завершено завоевание Пелопоннеса, в 1461 году пал Трапезунд. Всюду культурные ценности уничтожались дикарями, храмы обращались в мечети, люди продавались в рабство. Сумрак великой катастрофы покрыл землю, началась долгая и мучительная ночь веков гонений и свирепой схватки со смертью. Но душа нации билась из последних сил в этой схватке с врагами веры. Гонения возобновлялись с разной силой в разное время, турки преследовали за греческий язык, за проповедь евангельского слова, но существовали тайные школы, в которых священники учили детей языку и культуре, вере и благочестию. Именно усилиями этих подвижников сохранилось все. Через пять столетий гнета и после освобождения от него в XIX веке небольшой части Империи, называемой сегодня Грецией, благодарные потомки поставят на площади Афин памятник Неизвестному священнику.

Н. Андриотис в своей книге «Криптохристианские тексты» так пишет о ситуации, которая сложилась в народе после того, как турки оккупировали земли Византии: «Религиозную и языковую ситуацию в Константинополе, на греческих территориях (Македония, Фракия, Эпир, Крит) и в землях диаспоры (Понт), в Малой Азии и на Кипре после падения Константинополя можно представить на пятиступенчатой лествице. На самой высоте – те, кто сохранил христианское вероисповедание и греческий язык, святые исповедники. Согласно «Синаксарию новомучеников», от XV века известно девять житий, от XVI – двадцать два, от XVII – тридцать восемь, от XVIII – пятьдесят, от XIX – пятьдесят восемь. Чуть ниже – туркоязычные христиане, утратившие родной язык, но открыто исповедавшие веру. Далее – тайные христиане, или «криптохристиане», внешне «турки», христиане по вере, совершавшие православное богослужение в катакомбах. Затем – греки, потерявшие веру, но сохранившие язык, и, наконец, отступники, ставшие мусульманами и туркононами. Каждый сделал свой выбор.

…История показывает, что наибольшее количество святых принесли Церкви эпохи гонений. Однако подвиг исповедничества посилен не каждому. К криптохристианам относятся по-разному: лицемеры, герои, отступники, охранители традиции. Но одному Господу открыты их сердца. Религиозную ситуацию на территориях бывшей Византийской империи после завоевания Константинополя турками можно в некотором смысле сопоставить с послереволюционными годами в России, когда перед каждым человеком, по вере православным, стояла непреложно проблема выбора между отступничеством и исповедничеством, жизненными удобствами и постоянными лишениями, желанием спокойной жизни здесь и сейчас и устремлением к будущей жизни в вечности».

Безусловно, что греческое население на оккупированных турками землях было притесняемо, но достаточно большие направления в экономике и торговле оставались в руках греков. Особая ситуация складывалась с храмами. Старые, как правило, обращались в мечети. Способ был прост – из квартала, где был тот или иной храм, вытеснялось греческое население, и по причине его отсутствия далее храм обращали в мечеть. Так, резиденция вселенского патриарха перемещалась сначала в церковь Святых апостолов, потом в монастырь Паммакариста и, наконец, был построен храм святого Георгия в самом центре Константинополя, заселенном греками, в Фанаре. Из христиан только представителям духовенства разрешалось отращивать бороды. Кроме того, христиане должны были ходить в особой одежде, они не имели права ездить на лошадях (за исключением патриарха) и носить оружие. Их храмы снаружи не должны выглядеть как культовые здания, колокольный звон был запрещен. Сам патриарх получил титул этнарха или главы христианского народа и нес ответственность за всех христиан в целом и их законопослушание. Турки совершенно без препятствий вмешивались в выборы патриарха, получали с этого денежный выкуп и были заинтересованы в частой смене патриархов. Весьма неблаговидно вели себя и некоторые влиятельные греческие семьи, пытавшиеся манипулировать патриархом, лоббируя свои интересы. Были случаи, когда на патриарший престол один и тот же патриарх входил по два-три раза. Турецкое завоевание в целом поставило Греческую Церковь в условия международной изоляции.

Когда таковое положение народа и Церкви стало предельно угнетенным, то началось национально-освободительное движение, которое целью своей не ставило улучшение положения греков и Церкви в Османской империи или изменение государственного строя, но совершенное освобождение от самих поработителей и угнетателей. Национальное собрание Греции в декларации от 27 января 1822 года заявляло, что «война наша против турок никоим образом не основывается на каких-то…бунтарских принципах… она является войной национальной, войной священной…». Исключительно большая роль в национально-освободительном движении принадлежит архиереям, священникам и монастырям. Достаточно вспомнить то, что знамя этой священной войны в день Благовещания Пресвятой Богородицы поднял митрополит Патрский Герман, говоривший соотечественникам: «Геройские сыны геройских отцов! Пусть каждый препояшется мечем своим, потому что лучше пасть с мечем в руках, нежели видеть бедствия отечества и осквернение святыни. Разорвите же оковы, сокрушите иго, которое возложили на вас, ибо мы наследники Божии и сонаследники Христа! Дело, которое вы призываетесь защищать, есть дело Самого Бога!».

Патриарший престол в 1821 году, на момент начала восстания в Морее и Молдавии, занимал патриарх Григорий V, человек необыкновенно благочестивейший, мудрый и ревностный в вере. Патриарх родился в местечке Димициана на полуострове Пелопоннес и в миру имел имя Георгий Ангелопулос. В 1785 году он был рукоположен в сан епископа и стал архиепископом Смирны. Именно в это время на Пелопоннесе вспыхнуло так называемое Орловское восстание. Название это оно носило по имени братьев Орловых, которых после взятия русскими войсками Наварино в ходе русско-турецкой войны в 1770 году императрица Екатерина II послала в Грецию для подготовки восстания на Пелопоннесе. Местные разбойники, которых население воспринимало как своих вождей и героев, откликнулись на призыв сбросить турецкое иго, греческие и русские войска даже дошли до Триполи, но потерпели серьезное поражение от албанцев, которыми командывал турецкий военачальник. Вспыхнувшее восстание было подавлено с невероятной жестокостью, в течение почти десяти лет албанцем было позволено безнаказанно разграблять Пелопоннес. Многие из жертв этих репрессий бежали в Смирну. Именно после этого святитель Григорий стал с крайней осторожностью относиться как к туркам, так и к повстанцам. Будучи аскетом, он радел о духовном и материальном благе вверенного ему стада Христова и не доверял скоропалительным устремлениям, поскольку своими глазами видел страдания тысяч ни в чем не повинных людей. Патриархом он был избран в 1797 году и приступил к приведению в порядок пришедшей в полный хаос системы церковного управления. Он постоянно добивался улучшения нравственного состояния клириков, роста православных школ и издательств. Видя подобное патриотическое настроение патриарха, турки сместили его через полтора года и сослали на Афон. Восемь лет Григорий провел в Великой Лавре, а в октябре 1806 года был вновь возведен на патриарший престол. Несмотря на то, что он сдерживал повстанческий дух, турки считали его весьма неблагонадежным, и в 1808 году сослали снова на Афон, где он подвизался в течении десяти лет в монастыре Иверон. Именно там, в 1808 году, его посетил Иоаннис Фармакис, член организации «Филики Этерия», созданной тремя купцами-греками – Николасом Скуфасом, Эммануилом Ксантосом и Афанасием Цакалофом – в России, в Одессе. Причем Скуфас также состоял в революционной организации «Феникс», а последние два были масонами. В разговоре с Фармакисом, посетившем его вторично в 1814 году, патриарх подчеркнул о своем недоверии этому обществу и что никак не может принести клятвенное обещание безоговорочно подчиниться указаниям неизвестных лидеров тайного общества. Следует заметить, что министр иностранных дел России Иоаннис Каподистриас, который впоследствии был первым президентом Греции, также отказался сотрудничать с «Этерией». Впоследствии, не без участия масонов, он был убит самими же греками. В 1819 году Григория снова возвели на патриаршее служение. В 1820 году патриарх был предупрежден послом России, что турки могут обвинить его в измене и что жизнь его находится в опасности. Патриарх ответил так: «Лишь наемник оставляет стадо в минуту опасности; добрый же пастырь всегда готов с радостью положить жизнь за овец».

Сам патриарх был безусловно посвящен в то, что готовится восстание, безусловно и то, что он всячески поддерживал это. Но важно помнить и о том, что именно патриарх был ответственным перед турками за все, что происходит с христианским населением империи – с одной стороны, и перед своим народом за его собственную жизнь – с другой.

Когда до Константинополя дошло известие о восстании в Морее, оно привело магометан в ужас и побудило султана Махмуда к зверскому мщению, свирепому и обдуманному. Немедленно были произведены аресты среди греков, подозреваемых в участии деятельности восставших, и значительное число было публично казнено. Патриарх был призван Портой для ответа и объяснений. Сколько слез, сколько страданий в молитве принес в ту ночь святитель, известно одному Богу. Какой ценой можно было остановить резню своего народа и снять подозрения со многих, что можно было сделать, чтобы выиграть время и дать возможность восстанию набрать размах?! И этот святейший человек, патриот своего народа и верный служитель Христов, принес жертву, которая была страшной по своей сути. 11 марта 1821 года патриарх Григорий V издал страшную отлучительную грамоту против восставших и призвал их к повиновению турецкой власти. Грамотой объявлялось проклятие и отлучение всем, кто поднялся против султана и нарушил мир в империи. В заключение грамоты патриарх так взывал к греческому духовенству: «если вы возмутитесь против нашего благодетеля, светлейшего султана, то мы объявляем вас лишенными права отправлять какие бы то ни было должности, силою Всесвятого Духа лишаем вас степени архиерейства и иерейства и считаем вас достойными огня геенского как губителей всего греческого народа». Такое послание святителя привело всех в оцепенение и полное непонимание. Кем могли они, более четырех столетий находившиеся под игом дикарей, претерпевшие поругание веры и святынь, вырезаемые целыми селениями, с отрезанными языками за свою речь, преданные на полное уничтожение Европой, помыслить своего патриарха, вождя своего народа и святителя?! Именно с патриархом связывали они свои чаяния и надежды, именно он был их утешением, именно его десница благословила на освобождение народа восставших! Кроме крайнего недоумения, патриаршие слова практически не возымели никакого действия на восставших. Однако турки на мгновение были обескуражены подобным действием этнарха и пришли в некоторое замешательство по поводу восставших и роли самого патриарха в этом. Именно это позволило на какой-то момент остановить начавшуюся резню, некоторые смогли найти убежище в безопасном месте, некоторые скрыться. Но такое затишье было лишь мгновеньем. Из Константинополя был подан сигнал для массового нападения турок на греков. Султан особым указом призвал мусульман к защите своей веры и каждому из них дал право изливать на греков свою ярость. В столице открылся террор. Солдаты и чернь нападали на греческие дома и людей, подвергали их истязаниям и пыткам, уничтожали целые поселения, с присущей им жестокостью творили расправы над священниками, оскорбляли женщин и детей, везде совершались убийства и грабежи, храмы и монастыри разорялись и осквернялись, был разорен храм Живоносного источника. Турецкий диван (государственный совет) находил самые нелепые предлоги для совершения казней всех известных греков, представителей знатных греческих родов и фамилий. Но самым ужасным событием из эпохи константинопольского террора была казнь вселенского патриарха Григория V.

Приближалась Пасха 1821 года. Во всю Страстную седмицу люди боялись показаться на улицах города, опасаясь турецкой черни. В ночь Светлого Христова Воскресения патриарх совершал пасхальное богослужение в храме святого Георгия, за службой молилось несколько сот человек, тогда как в былые времена сам двор едва вмещал тысячи молящихся. Повсюду были слухи о готовящейся расправе во время пасхального богослужения.

Святитель совершал Божественную литургию, лицо его было царственно спокойным и духоносным, весь вид – неземным и исполненным торжества Воскресения Господня. В это время в алтарь вошел турецкий чиновник и передал патриарху требование правительства немедленно явиться в Порту. Патриарх просил оставить его в покое и продолжал совершать литургию. Кто знает то состояние, в которое был погружен патриарх? Мог ли он, убеленный сединами старец, стяжатель Духа Святого, не понимать того, зачем его требуют к султану, посетил ли его человеческий страх, когда видел он наступивший в те дни ад, о ком были думы его и что чувствовало сердце? Не было в нем страха плотского, не было и боязни смерти, но была несомненная вера в жизнь вечную и торжество правды, которую возглашают победным девизом «Христос Воскресе!». Патриарх причастился Святых Христовых Таин, завершил литургию и вошел в зал патриархии, где его ждал синод и почетные лица. Он спокойно разговелся, каждому благословил красное пасхальное яйцо. Присутствующие были в подавленном мрачном настроении и предчувствовали участь патриарха. Порта назначила нового великого драгомана патриархии Аристарха Ставраки, который уже имел приказание немедленно собрать синод и выбрать нового патриарха. Кир Григорий был спокоен и тверд и увещевал всех забыть в великий день христианского торжества все земные скорби и уповать на Бога. Евангелие, Свет Христов, всегда было и оставалось краеугольным камнем жизни святителя, и мученик словно слышал слова Христовы: «Сказываю же вам: всякого, кто исповедает Меня пред людьми, и Сын Человеческий исповедает пред Ангелами Божиими; а кто отвергнется Меня пред людьми, тот отвержен будет пред Ангелами Божиими. И всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет; а кто скажет хулу на Святого Духа, тому не простится. Когда же приведут вас в синагоги, к начальствам и властям, не заботьтесь, как или что отвечать, или что говорить; ибо Святой Дух научит вас в тот час, что должно говорить» (Лк.12, 8–12). Патриарх последовал за ожидавшим его турецким чиновником, который привел его в султанский дворец и держал здесь до оглашении имени нового патриарха, которым стал кир Евгений, митрополит Писидийский. Сначала его определили к смещению и ссылке, официальным местом которой был назван Халкидон. За это время присутствовавшие во дворце турецкие чиновники обстоятельно допрашивали патриарха о главных вождях греческого восстания, но никакого ответа не получили. Затем его отвезли в тюрьму Бостадзембаши и подвергли пыткам. Над маститым старцем кощунственно надругались и били его, предлагая отречься от веры и принять ислам. Священномученик отвечал им: «Напрасно трудитесь, патриарх христианский умирает христианином». Из дворца его на лодке отвезли в патриархию, вместе с ним в каике сидели палач и стража. После того, как каик причалил к пристани, патриарха повели в ближайшую кофейню, а палач пошел искать веревку и готовить подмостки для виселицы. Потом стража повела старца к патриаршей церкви. Когда они подходили к воротам, то взору открылась страшная картина – через архитрав ворот патриаршего двора была перекинута веревка, а несколько константинопольских евреев, искавших случая показать ненависть к христианам, помогали палачу в приготовлениях. Христиане стояли в отдалении, и на лицах их было видно выражение страха и печали, которая не смела проявиться ни вздохом, ни слезою. Палач сорвал с патриарха верхнее платье и начал обшаривать карманы. Патриарх стоял величественный и спокойный, взгляд его выражал благость христианина и прощение своим врагам. Когда палач развязал его руки, святитель попросил подождать несколько минут. Кир Григорий перекрестился, стал на колена лицом к патриаршей церкви, совершил свою последнюю молитву. Он боялся бросить свой последний взор осиротелому стаду своему и послать им последнее благословение мученика, дабы не подать повод к обвинению их в воображаемых его преступлениях. Через минуту палач, как зверь, накинул на мученика петлю и проворно сбил подмостки. Мученик висел на воздухе. Двое дьяконов патриарха были повешены рядом со святителем. За ними к месту казни следовали два архиепископа и двенадцать епископов. Р. Уолш, находившийся тогда в Константинополе, писал о смерти патриарха так: «Старика приволокли к воротам и, продев веревку сквозь скобу, соединявшую створки ворот, оставили один на один с агонией смерти. Его тело было измождено воздержанием и иссушено старостью, и ему не хватало веса для того, чтобы смерть могла наступить мгновенно. Страдания патриарха продолжались долго, ни одна дружеская рука не осмелилась прекратить их. Лишь с наступлением темноты тело его перестало биться в конвульсиях».

Тело патриарха Григория три дня провисело в петле, над ним была надпись: «Этот отступник есть первый виновник восстания, соучастник и соотечественник бунтовщиков». Всякое сожаление о кончине патриарха влекло жестокое наказание и смерть, за один испуг или невольный вздох при виде тела патриарха многие несчастные сделались жертвою оттоманской мести. Никто из греков не решался явиться к палачу и выкупить тело мученика. Наконец депутация из стамбульских евреев за 800 пиастров купила тело патриарха. Грязные, зловонные и безобразно одетые потомки Иуды-предателя налетели в Фанар, на их лицах была нескрываемая злоба и ненависть к христианам. Они сорвали тело мученика, с восклицаниями дикой радости и проклятиями всех христиан связали его за ноги и влачили по улицам города вокруг христианских церквей. Этих евреев, живших в гетто, Р. Уолш описывает так: «Невежественные и жалкие… они действовали под влиянием страха и собственной тупости, а если и высказывали возбуждение, то лишь для того, чтобы угодить своим жестоким хозяевам, использовавшим евреев всякий раз, когда им нужно было напакостить христианам». По приказанию турок евреи должны были разрубить тело священномученика на части и разбросать по улицам города на съедение собакам. Одни из источников говорит, что грекам удалось выкупить тело патриарха у евреев за 100 000 пиастров и отправить его тайно в Одессу, где оно с величайшими почестями было предано земле. Однако фактически евреям удалось окончательно изуродовать тело святого, после чего они привязали на шею его камень и бросили в бухту Золотой Рог. Несмотря на то, что на шее у него был камень, тело не утонуло. В водах Босфора его заметил капитан русского торгового судна грек Иоаннис Склавас. Он никогда не видел патриарха и лишь по длинным волосам и бороде догадался, что это священнослужитель. Окончательно тело было опознано секретарем бывшего патриарха Софронием, и оно было тайно вывезено в Россию. Несмотря на то, что по прибытии в Одессу со дня мученической кончины прошло более месяца и тело было сильно изуродовано, признаков тления не было. Государь Александр I прислал полный комплект епископского облачения для погребения и распорядился совершить чин погребения патриарха с государственными почестями, что и было совершено 17 июня 1821 года в греческой церкви во имя Святой Троицы. В 1871 году по распоряжению государя императора Александра III тело патриарха Григория V было перевезено из Одессы в Афины. Святитель был прославлен в лике святых Церкви Христовой. Мощи его ныне почивают в саркофаге, в правой стороне Благовещенского кафедрального собора Афин.

Необыкновенен и велик тот подвиг, который явили многие христиане в те дни – духовенство, миряне. Они и ныне указывают нам, живущим здесь, истинный путь и правду Божию, вразумляют нас, утверждают в вере и укрепляют ей. Мы должны знать своих героев – угодников Божиих и именно им подражать в своей жизни. Прекрасно, когда в том или ином народе есть великие философы, ученые, политики, певцы, но более важно, когда есть те небожители, которые явились носителями образа Христова и молитвенниками нашими у Престола Господня.

Протоиерей Олег Добринский /Γριγοριαδης/, 5.12.2006 г.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-grigorij-v-konstantinopolskij

Прмч. Дионисия Ватопедского (Конст.) (1822)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

13 августа

ЖИТИЕ

В 1822 г. инок Дионисий был отправлен на остров Крит. Святой преподобномученик был замучен турками за то, что отказался отречься от православной веры.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-dionisij-vatopedskij

Прп. Василиска Сибирского (1824)

ДНИ ПАМЯТИ:

11 января

11 февраля – Собор Екатеринбургских святых

30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

ВАСИЛИСКА СИБИРСКОГО

«Аще не обратитеся и не будете яко дети, не внидите в Царство Небесное», – сказано Господом, и многим на первый взгляд это кажется легким для исполнения. Но лишь редкие избранники Божии, и среди них Василиск Сибирский, достигли своим подвигом и непрестанной Иисусовой молитвой духовного младенчества – полного незлобия, совершенного отсутствия возношения, глубокого сознания своей немощи и нужды в ежеминутном заступлении Божием. Путь преподобного Василиска к этой вершине лежал через тяжкие скорби и искушения. Пустынник Василиск (в миру Василий) родился в середине XVIII века в семье крестьянина деревни Иваниш Калязинского уезда Тверской губернии. Его родители, Гавриил и Стефанида, детей своих, троих сыновей, воспитывали в страхе Божием. Отрок Василий с детства познал труд и нужду: просил милостыню, затем некоторое время был пастушком. С малых лет его отличали простота сердца, любовь к Богу и смиренный нрав. Не смея перечить отцу, Василий вступил в брак, но вскоре с согласия жены оставил семью и начал проводить монашеский образ жизни сначала в миру, а затем в различных монастырях. Некоторое время жил он отшельником в лесах Чувашии. Василий стремился постоянно пребывать в молитве, не давал послабления своей плоти: берегся от насыщения, излишнего питья и особенно сна, все ночи под праздники проводил в бдении. Если же его начинал одолевать сон, он клал поклоны, колол дрова или пел духовные песни. И так проводил он все праздники в великом труде до изнеможения, ибо тогда не знал еще о сердечном безмолвии и хранении ума. Когда к нему заходили странники, он всех любезно встречал, но если кто-нибудь просился к нему жить, – отказывал, говоря, что грешен, пребывает в нерадении и вообще дал обет проводить жизнь уединенную. Когда же проситель настаивал, Василий отвечал ему с кротостью: «Вместе жить нам никак нельзя, но, если хочешь, оставайся в моей келлии, а я пойду на другое место».

Как-то один из странствующих братий рассказал Василию, что в брянских лесах живет в пустыне с учениками иеромонах Адриан – старец великой жизни, многоопытный и простой. Василий, желая предать себя в повиновение искусному наставнику, сразу же отправился к нему. И действительно, жизнь при старце Адриане стала для него новой ступенью монашества. Предав себя ему в послушание, Василий преуспевал в постнических трудах и скоро, как лоза привитая и давшая ко времени плод, был пострижен старцем в мантию с именем Василиск. Через некоторое время отец Адриан был вызван Петербургским митрополитом Гавриилом для обновления Коневской обители, и все его ученики последовали за ним, а отец Василиск остался жить в столь желанном для него уединении. Однако теперь напали на него искушения и страхования, каких раньше он и не испытывал. Часто по ночам просыпался он от жутких голосов, угрожавших ему: «Ты здесь один, а нас много, мы тебя погубим». От нестерпимого ужаса случалось ему впадать в уныние. Ко всему прочему, тело его было немощно и болезненно. Пищу употреблял самую простую, даже суровую, а если и принимал какие-либо приношения от почитавших его, то сам почти ничего не ел, а все раздавал другим. Также вырезал старец из дерева грубоватые ложки (изящно делать он не умел) и дарил посетителям. Те очень радовались и щедро жертвовали за подарок, столь для них дорогой.

Такова была жизнь смиренного монаха Василиска, посвящавшего все время молитве и подвижничеству. Примерно в это время встретил он своего будущего сомолитвенника и духовного брата – отца Зосиму (Верховского), тогда еще носившего имя Захария и желавшего стать отшельником. Пустынническая жизнь брянских монахов привлекала душу юноши, но более всех прилепился он сердцем к отцу Василиску. Взаимна была и любовь к нему старца. «Всегда просил я Господа, чтобы послал мне друга духовного, искреннего, сердечного, единодушного, ибо и в безмолвии трудно жить одному. Сказано: «брат от брата помогаем, яко град тверд» и «горе единому». Итак, я просил Бога, а сам не решался никого принимать, ожидая, пока Сам Господь, «ими же весть судьбами», явит мне такового. И вот душа моя прилепилась к тебе столь сильною любовью, что как будто известился я, что в тебе дает мне Господь просимого мною», – говорил ему позже сам старец. Чтобы испытать силу произволения и твердость намерения юного Захарии, Василиск благословил его пожить сначала в Коневской общежительной обители и лишь через три года, с благословения отца Адриана, принял к себе. Однако хотя он и полюбил Зосиму, как свою душу, все же не считал его за сына и ученика, полагая, что по просвещению ума своего Зосима более него сведущ во всех писаниях святых отцов. Кроме того, именно Зосима открыл старцу тайное монашеское сокровище, объяснив учение о сердечной молитве. С возгоревшейся ревностью, усердно начал упражняться Василиск в молитве Иисусовой и так ее полюбил, так прилежно ей обучался, что плоды ее не замедлили явиться в этом простом и смиренном сердце, искренно любящем Господа. О чудных духовных действиях молитвы в старце Василиске отец Зосима составил особую рукопись – «Повествование о действиях сердечной молитвы старца-пустынножителя Василиска», куда прилежно записывал все откровения подвижника. Отец Василиск не только доверял ему тайны своего сердца, но и сам рассматривал и выправлял повествование. Чистота сердца и глубокое смирение перед Богом и ближними позволили преподобному достичь возвышеннейшего духовного преуспеяния. Неоднократно удостаивался он осияния лучезарным светом, сподоблялся лицезрения Спасителя и Пресвятой Богородицы, видений райских блаженств и адских мук, а однажды в упоении духовной любовью ко Господу был восхищен из тела на воздух и наслаждался несказанной сладостью и блаженством (истинность молитвенного подвига старца Василиска засвидетельствовал святитель Игнатий (Брянчанинов), который в III томе своих аскетических сочинений пишет, что, насколько ему известно, в его XIX столетие только два инока сподобились видеть свою душу исшедшею из тела, одним из каковых и был преподобный Василиск).

Около 10 лет провели отец Василиск и отец Зосима по благословению отца Адриана близ Коневской обители, упражняясь в монашеских подвигах и особенно в молитве Иисусовой. Многим помогали они мудрыми советами: десятки богомольцев посещали подвижников, и все находили у них доброе утешение и духовную поддержку. Нередко отец Василиск предузнавал и перемены, грядущие в жизни его или других людей, которые со временем и исполнялись.

Затем в течение 20 лет подвизались они в отшельничестве в сибирском лесу в районе г. Кузнецка. Здесь с ними произошел такой случай. Отправляясь на зимовку, договорились они с одним благочестивым крестьянином, что он в определенное время будет подвозить им продукты, а весной, до разлива рек, поможет выбраться из тайги. Наступила весна, а крестьянин по неведомым причинам к ним не приехал, и, видя, что дальнейшее ожидание бесполезно, отшельники решились идти сами. Расстояние в сорок верст полагали они пройти дня в два-три, но на деле путь этот занял не одну неделю. После первых же дней путешествия увидели они, что совсем заблудились и в какую сторону идти, не знают: небо затянуло облаками, ветер воет, солнце вовсе не появляется. Предав себя на волю Божию, двигались они, ориентируясь по солнцу, а в пасмурные дни – по коре деревьев. Одежда и обувь на них поизносились, запас пищи подходил к концу, все меньше оставалось сил. Как-то раз, проведя ночь почти без отдыха, пришли они к берегу реки, через которую надо было переправляться. Старец Василиск, встав на лыжи, перешел по льду без препятствий. Следом за ним двинулся и отец Зосима, но так как он был тяжелей, то лед не выдержал его, и он стал тонуть, погрузившись по грудь в воду. На ногах лыжи, а нагнуться и отвязать их мешает лед. Сил старца Василиска, конечно, не хватило бы, чтоб вытащить утопающего. «Тогда, – вспоминал отец Зосима, – я отчаялся остаться в живых. Ибо ноги мои из-за креплений держались на лыжах, а сами лыжи в реке, увязли во льду и снегу. И никак невозможно было мне подняться и вылезти на берег, нагнуться же и рукою достать лыжи вода и лед не давали. Старец мой, видя, что я так увяз, не знал, как помочь. Тогда воззвали мы к Божией Матери: «Пресвятая Богородице, помоги!» Я просил старца подать мне свою руку, говоря ему: «Авось как-нибудь, придерживаясь за тебя, выйду». Он подал, – и я так легко и скоро вышел к нему на берег, что мне кажется – легче, нежели бы я был свободным и не погрязшим! И как мои ноги вышли из лыж, привязанных к ним ременными креплениями, – это весьма удивительно. Только Господь Бог, ради Владычицы нашей Пресвятой Богородицы, восхотел даровать мне еще жизнь и явить, сколь облагодатствован мой старец».

Прошло еще несколько дней: вновь и вновь поднимались измученные путники и брели вперед, уповая на милость Божию, ни еды, ни сил у них уже не было. Наконец, к великой своей радости, увидели они отпечаток собачьей лапы, потом след человека, и вот вдали показалась деревня! Вместе с благодарственной молитвой к Богу неудержимым потоком полились слезы. Долго сидели они, отдыхая и размышляя о том, как Господь Бог отечески их наказал, но смерти не предал, что, несомненно, по Его Промыслу случилось им искушение, для научения и познания самих себя. А более всего благодарили они Бога за то, что во всех прискорбностях удержал Он их от ропота и не позволил отчаяться в Его всещедрой милости. Более двух месяцев был старец Василиск как расслабленный, не мог сам ни пить, ни есть, но постепенно пришел в силы. Более молодой отец Зосима оправился быстрее и во всем ему помогал. Видя вокруг внимание и участие, решили они остаться в Кузнецком округе до конца жизни. В пятидесяти верстах от Кузнецка пустынники нашли себе удобное место, с помощью благодетелей построили две келлии и стали вновь жить отшельнически. Ходить друг к другу воздерживались они до субботы, особенно в среду и пяток хранили уединение. А воскресенья и праздники проводили вместе в чтении и духовных дружеских беседах, прогуливаясь по пустынным окрестностям. Весною же, когда травы еще не велики, недели по две не возвращаясь, ходили по разным лесным местам, по горам и долинам, взяв с собою огниво, котелок и сухарей. Добрые христолюбцы изредка посещали пустынных старцев, делая им приношения. Однако денег они решительно ни от кого не брали, а только лишь самые простые и скудные пожертвования, необходимые для их пропитания и одеяния. Причем старались воздавать и за них своим рукоделием: отец Василиск делал посуду глиняную, а отец Зосима – деревянную. Таково было их житие внешнее. Но невозможно описать то, что совершалось в глубине их душ, ибо никакие слова не могут в точности изобразить внутреннюю жизнь истинных пустынников. 24 года прожили старцы Зосима и Василиск в пустыне почти неисходно, думая, вероятно, и окончить там свои дни. Однако, «зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» (Мф.5:15). Господу было угодно, чтобы, стяжав высокие добродетели, они послужили теперь делу спасения ближних. Некая мещанка города Кузнецка, Анисья Котохова, пожелала начать иноческую жизнь. Поблизости монастырей не было, а в Россию ехать было далеко, и она решила прибегнуть к духовному руководству пустынников. Получив их согласие и доверив им свою волю, она поселилась в деревеньке на берегу реки Томи, к ней стали проситься в сомолитвенницы и другие девицы. Старец Василиск часто посещал их, окормляя и наставляя в иноческой жизни, иногда посылал к ним и отца Зосиму. Очень скоро стало очевидным неудобство монашеского жития среди мирян – надо было хлопотать о переводе инокинь в какой-нибудь упраздненный монастырь. Тобольский архиерей согласился отдать под их нужды опустевший мужской монастырь в городе Туринске, а отец Зосима исхлопотал в Священном Синоде перевод этой обители в разряд женских. Так был возрожден Свято-Николаевский монастырь, близ которого и провел в уединении последние свои годы преподобный Василиск. По старости лет нередко подолгу проживал он и в самой обители. Именно здесь, во время смуты и неправого гонения на старца Зосиму, он явился во сне двум членам Следственной комиссии, увещевая их оправдать и защитить его духовного друга и сотаинника по причине его полной невиновности. Блаженная кончина старца Василиска последовала 29 декабря 1824 года. Время своего отхода он указал с точностью, накануне исповедался и приобщился Святых Христовых Таин. Крестьянин, который служил ему до кончины, приложив свою руку к груди отходящего пустынника, ощутил, что сердце в умирающем сильно бьется и мечется во все стороны. До самого последнего вздоха был он в устной и сердечной молитве и со словами «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий» испустил дух, будто уснул. Причем и по исшествии духа сердце еще долго в нем трепетало. За четыре дня, прошедших до приезда старца Зосимы, вид почившего не только не сделался хуже, но стал еще благовиднее. Тело его было мягким, как у спящего. Отец Зосима приказал написать с него портрет, ибо по глубокому смирению своему при жизни старец на это никак не соглашался. Перед погребением на седьмые сутки, когда стали вынимать тело старца из гроба, чтобы спеленать в мантию, оно оказалось гибким, как у живого. Святой подвижник был погребен близ алтаря монастырского собора. В 1913 г. над могилой старца была построена, а в 1914 г. освящена каменная часовня во имя святого мученика Василиска. Ее посещало множество богомольцев, которые часто служили панихиды, молясь о упокоении всеми любимого и почитаемого подвижника. В советское время и храм, и часовня были уничтожены, на их месте же построены гаражи. Святые мощи преподобного были обретены в 2000 году. Известны случаи исцелений и духовной помощи после молитвенного к нему обращения.

Вся жизнь старца Василиска являет нам собой пример полного самоотречения и ревностного следования за Господом, подлинного исполнения евангельских заповедей о любви к Богу и ближним. Не обладая никакой мирской мудростью, он был удостоен от Господа премудрости свыше. Сознавая и почитая себя малейшим в мире сем, он сподобился стать великим о Господе и засвидетельствовал своим примером истинность евангельских слов: «Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят!»

Мощи святого Василиска находятся в екатеринбургском поселке Елизавет, в храме в честь Всемилостивого Спаса.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-vasilisk-sibirskij

Прп. Марфы Дивеевской (1829)

ДНИ ПАМЯТИ:

27 июня – Собор Дивеевских святых

3 сентября

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

ЖИТИЕ

Преподобная мать наша Марфа (в миру Мария Семеновна Милюкова) родилась в 1810 году 10/23 февраля, в семье крестьян Нижегородской губернии Ардатовского уезда, деревни Погиблово (ныне Малиновка). Семейство Милюковых, праведной и богоугодной жизни, было близко к старцу Серафиму Саровскому. Помимо Марии, в нем было еще двое старших детей – сестра Прасковья Семеновна и брат Иван Семенович.

Эта деревня вместе с прилегающими к ней были удельными – принадлежали не барину-помещику, а казне. Земля им была нарезана отдельно, но была неплодородной, так как черноземные участки захватили соседи-помещики. Крестьяне жили очень бедно, с детства приходилось много работать и в поле, и ухаживать за скотиной.

По благословению преподобного Серафима Прасковья Семеновна поступила в общину преподобной матушки Александры, первоначальницы Дивеевской обители, и была высокой духовной жизни.

Когда Марии исполнилось 13 лет, она вместе с сестрой Прасковьей в первый раз пришла к батюшке Серафиму. Это случилось 21 ноября 1823 года, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы. Как рассказывала Прасковья Семеновна, Мария «увязалась за нею», и так обе они пришли в Саров. Великий старец, провидя, что девочка Мария есть избранный сосуд благодати Божией, не позволил ей возвратиться домой, а приказал оставаться в общине. Таким образом, 13-летняя Мария Семеновна поступила в число избранных Серафимовых сирот, в общину матушки Александры, начальницей которой в то время была старица Ксения Михайловна Кочеулова, которую батюшка Серафим называл «огненный столп от земли до неба» и «терпуг духовный» за ее праведную жизнь. Мария же, эта необыкновенная, невиданная доселе отроковица, ни с кем не сравнимая, ангелоподобная, дитя Божие, с ранних лет начала вести подвижническую жизнь, превосходя по суровости подвига даже сестер общины, отличавшихся строгостью жизни, начиная с самой начальницы Ксении Михайловны. Непрестанная молитва была ее пищей, и только на необходимые вопросы она отвечала с небесной кротостью. Она была почти молчальница, и батюшка Серафим особенно нежно и исключительно любил ее, посвящая во все откровения свои, будущую славу обители и другие великие духовные тайны, заповедуя не говорить о том до времени, что и выполняла она свято, невзирая на просьбы и мольбы окружающих сестер и родных. Когда она возвращалась от преподобного Серафима, то вся сияла неизреченной радостью.

Вскоре после поступления Марии в общину при Казанской церкви Царица Небесная благоволила создать рядом с этой общиной новую, с которой и началось создание обетованной Царицей Небесной матушке Александре обители.

Как известно, с 1825 года к о. Серафиму начали ходить за благословением сперва сестры, а потом и сама добродетельная начальница Дивеевской общины, Ксения Михайловна, которая, конечно, глубоко уважала и высоко почитала о. Серафима, но, однако, она не согласилась изменить устав своей общины, который казался тяжелым как о. Серафиму, так и всем спасавшимся в общине сестрам. Число сестер настолько увеличилось в общине, что требовалось распространить их владения, но это было невозможно ни в ту, ни в другую сторону. Батюшка Серафим призвал к себе Ксению Михайловну и стал уговаривать ее заменить тяжелый Саровский устав более легким, но она и слышать не хотела. «Послушайся меня, радость моя!» – говорил о. Серафим. Но непоколебимая старица, наконец, ответила ему: «Нет, батюшка, пусть будет по-старому, нас уже устроил отец строитель Пахомий!» Тогда о. Серафим отпустил начальницу Дивеевской общины, успокоенный, что заповеданное ему великой старицей матерью Александрой более не лежит на его совести или же что не пришел тому еще час воли Божией. Но в этом же году, 25 ноября, в день святых угодников Божиих Климента, папы Римского, и Петра Александрийского, пробираясь, по обычаю, сквозь чащи леса по берегу реки Саровки к своей дальней пустыньке, увидел преподобный Серафим Божию Матерь и стоявших позади Нее двух апостолов: Петра и Иоанна Богослова. Царица Небесная, ударив землю жезлом так, что искипел из земли источник фонтаном светлой воды, сказала ему: «Зачем ты хочешь оставить заповедь рабы моей Агафьи – монахини Александры? Ксению с сестрами ее оставь, а заповедь сей рабы Моей не только не оставляй, но и потщись вполне исполнить ее: ибо по воле Моей она дала тебе оную. А Я укажу тебе другое место, тоже в селе Дивееве, и на нем устрой эту обетованную Мною обитель Мою. А в память обетования, данного ей Мною, возьми с места кончины ее из общины Ксении восемь сестер».

И сказала ему по именам, которых именно взять. Через две недели после этого явления Царицы Небесной, а именно 9 декабря 1825 года Мария вместе с еще одной сестрой пришла к преподобному Серафиму, и батюшка объявил им, что они должны с ним идти в ту же дальнюю пустыньку. Придя туда и зайдя в хижину, о. Серафим подал сестрам две зажженные восковые свечи из взятых с собою по его приказанию вместе с елеем и сухарями, и велел стать Марии с правой стороны Распятия, висевшего на стене, а Прасковье Степановне (так звали другую сестру) – с левой. Так они стояли более часа с зажженными свечами, а о. Серафим все время молился, стоя посередине. Помолясь, он приложился к Распятию и им велел помолиться и приложиться. Так перед началом основания новой общины преподобный совершил это таинственное моление с сестрами, которых избрала Матерь Божия на особое служение Ей и обители.

В течение четырех лет подвизалась Мария, помогая преподобному Серафиму и сестрам в устроении новой общины. Вместе с ним и другими сестрами она заготавливала столбы и лес для мельницы, которую благословила построить на месте основания новой общины Матерь Божия; носила камни для строительства церкви Рождества Пресвятой Богородицы; молола муку и выполняла другие послушания, никогда при этом не оставляя сердечной молитвы, «молча вознося свой горящий дух ко Господу».

Эта чудная отроковица была наделена от Господа весьма редким даром чистой и непрестанной молитвы. Во всем всегда она была руководствуема самим преподобным Серафимом. Как пример ее безусловного послушания, рассказывали, что раз при вопросе родной сестры ее Прасковьи Семеновны о каком-то саровском монахе, она удивленно и ребячески невинно спросила: «А какие видом-то монахи, Параша, на батюшку, что ли, похожи?» Удивленная в свою очередь вопросом сестры, Прасковья Семеновна ответила ей: «Ведь ты так часто ходишь в Саров, разве не видела, что спрашиваешь?» – «Нет, Парашенька,– сказала смиренно Мария Семеновна,– ведь я ничего не вижу и не знаю; батюшка Серафим мне приказал никогда не глядеть на них, и я так повязываю платок на глаза, чтобы только видеть у себя под ногами дорогу».

Вот какова была эта ребенок-подвижник, прожившая в обители всего шесть лет и в 19 лет от рождения мирно и тихо отошедшая ко Господу.

21 августа 1829 года Дивеевская обитель лишилась этой чудной, святой жизни отроковицы, Марии Семеновны Милюковой, схимонахини Марфы. Предузнав духом час ее кончины, преподобный Серафим вдруг заплакал и с величайшей скорбью сказал о. Павлу, своему соседу по келлии: «Павел! А ведь Мария-то отошла, и так мне ее жаль, так жаль, что, видишь, все плачу!»

Батюшка Серафим пожелал ей дать от себя гроб дубовый, круглый, выдолбленный. За ним поехала Прасковья Семеновна с еще одной дивеевской сестрой, Акулиной Васильевной. Прасковья Семеновна была сильно огорчена, и батюшка принял ее отечески, обласкал и приободрил. Затем, сложив вместе руки Прасковьи Семеновны и Акулины Васильевны, он им сказал: «Вы будете теперь родные сестры, а я ваш отец, духом вас породил! Мария же схимонахиня Марфа, я ее посхимил! У нее все есть: схима и мантия, и камилавочка моя, во всем этом ее и положите! А вы не унывайте, матушка,– произнес о. Серафим, обратясь к Прасковье Семеновне,– ее душа в Царствии Небесном и близ Святыя Троицы у Престола Божия, и весь род ваш по ней спасен будет!»

Кроме того, батюшка Серафим дал 25 рублей на расходы по похоронам и 25 рублей меди для того, чтобы оделить всех сестер и мирских, кто бы ни находился при погребении ее, по 3 коп. каждому. Дал также два полотенца за престол, колоток желтых свеч на сорокоуст, чтобы день и ночь горели бы в церкви, а ко гробу рублевую желтую свечу и на похороны белых двадцатикопеечных свеч с полпуда.

Таким образом, по благословению преподобного Серафима положили Марию Семеновну, схимонахиню Марфу, в гроб: в двух свитках (рубашках), в бумажном подряснике, подпоясанную шерстяной черной покромкой, сверх сего в черной с белыми крестами схиме и длинной мантии. На голову надели зеленую бархатную, вышитую золотом шапочку, сверх нее камилавку батюшки Серафима и, наконец, еще повязали большим драдедамовым темно-синим платком с кисточками. В руках – кожаные четочки. Все эти вещи дал ей о. Серафим из своих рук, приказав всегда в них ходить к причастию Святых Тайн, что в точности и исполнялось Мариею каждый двунадесятый праздник и все четыре поста.

Преподобный Серафим всех, кто только приходил в эти дни к нему, посылал в Дивеево на похороны Марии Семеновны. Так, ничего не знавшим о том сестрам, работавшим на Сатисе (лесная местность на берегу реки Сатис), Варваре Ильинишне с прочими, старец сказал: «Радости вы мои! Скорее, скорее грядите в Дивеев: там отошла ко Господу великая раба Божия Мария!» Сестры не могли понять, какая Мария могла скончаться, и удивились, найдя Марию Семеновну в гробу. Также Екатерину Егоровну и Анну Алексеевну, собиравших ягоды в Саровском лесу, и других он посылал скорее домой, говоря, что кто будет на погребении Марии Семеновны, тот получит отпущение грехов. Даже саровских монахов и целую толпу народа, шедшую к нему, о. Серафим посылал на погребение, приказывая мирским девицам и сестрам приодеться, расчесать волосы свои и припасть ко гробу ее!

Во время отпевания старица Прасковья Семеновна, родная сестра покойной схимонахини Марфы, явно увидела в царских дверях Царицу Небесную и Марию Семеновну, стоящих на воздухе. Придя от восторга в исступление, она громко закричала на всю церковь: «Царица, не остави нас!» Вдруг она стала юродствовать, пророчествовать, говорить окружающим необыкновенные вещи, раздавать все носимые на себе одежды, потом сразу сильно ослабела. Бесы закликали, зашумели и стали кричать.

Это происшествие сильно повлияло на собравшихся. Когда старица Акулина Васильевна после похорон поспешила к батюшке Серафиму и передала ему случившееся, то он произнес: «Это, матушка, Господь и Царица Небесная захотели прославить мать нашу Марфу и госпожу Марию. А если бы я, убогий Серафим, был бы на погребении ее, то от духа ее было бы многим исцеление!»

Затем прибыл к батюшке родной брат Марии Семеновны, Иван, который также ездил на похороны сестры, и спросил: «Выздоровеет ли заболевшая после видения Прасковья Семеновна?» Зорко осмотрев знакомого ему Ивана Семеновича, батюшка вдруг сказал: «Да разве ты брат Марии?» – «Да, батюшка», – ответил он. И еще раз вторично глядя на него, спросил батюшка: «Ты родной брат Марии?» – «Да, батюшка»,– опять ответил Иван Семенович. После этого старец долго-долго думал и, еще пристально взглянув на стоящего перед ним Ивана, вдруг сделался так радостен и светел, что от лица его как бы исходили лучи солнечные, и Иван должен был закрываться от о. Серафима, не будучи в состоянии смотреть на него. Затем батюшка воскликнул: «Вот, радость моя! Какой она милости сподобилась от Господа! В Царствии Небесном у Престола Божия, близ Царицы Небесной со святыми девами предстоит! Она за весь ваш род молитвенница! Она схимонахиня Марфа, я ее постриг. Бывая в Дивееве, никогда не проходи мимо, а припадай к могилке, говоря: «Госпоже и мати наша Марфо, помяни нас у Престола Божия во Царствии Небесном!» Преподобный Серафим так пробеседовал часа три с Иваном Семеновичем.

После этого о. Серафим вызвал к себе церковницу, сестру Ксению Васильевну Путкову (впоследствии монахиня Капитолина), которой он всегда приказывал записывать разные имена для поминовения, и сказал ей: «Вот, матушка, запиши ты ее, Марию-то, монахинею, потому что она своими делами и молитвами убогого Серафима там удостоилась схимы! Молитесь же и вы все о ней как о схимонахине Марфе!»

По свидетельству сестер и лиц, близких к Дивееву, Мария Семеновна была высокого роста и привлекательной наружности; продолговатое, белое и свежее лицо, голубые глаза, густые светло-русые брови и такие же волосы. Ее похоронили с распущенными волосами. Она покоится по левую сторону матушки Александры, первоначальницы Казанской общинки. В рассказах стариц о Марии Семеновне сохранилось немногое. Так, Мария Иларионовна (монахиня Мелитина) свидетельствует следующее: «Живя в миру и слыша от всех о батюшке Серафиме,– повествует она, – я пожелала быть в Сарове и принять его благословение. Первым делом, как пришла в Саров, пошла к батюшке в его пустыньку; он сам вышел ко мне навстречу, благословил и с улыбкой говорит: «Ты, матушка, знаешь ли Марию Семеновну?» – «Знаю,– говорю, – батюшка; она через три двора живет от нас». «Вот, матушка, – продолжал батюшка, – я тебе про нее скажу, как она ревнива была к трудам. Когда в Дивееве строили церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы, то девушки сами носили камушки, кто по два, кто по три, а она-то, матушка, наберет пять или шесть камешков-то и с молитвой на устах, молча, возносила свой горящий дух ко Господу! Скоро с больным животиком и преставилась Богу!»

Старшая сестра в Мельничной общине Прасковья Степановна, рассказывая, как страшно было ослушаться батюшку Серафима, вспоминала, как однажды батюшка приказал ей, чтобы она приехала с отроковицей Марией Семеновной на двух лошадях за бревнами. Они поехали прямо к батюшке в лес, где он их уже дожидался и приготовил на каждую лошадь по два тоненьких бревнышка. Думая, что все четыре бревна может свезти одна лошадь, сестры переложили дорогою эти бревнышки на одну, а на другую лошадь взвалили большое, толстое бревно. Но лишь тронулись они с места, как лошадь эта упала, захрипела, начала околевать. Сознавая себя виновными, что они поступили против благословения батюшки, они, тут же упав на колени, в слезах заочно стали просить прощения, а затем скинули толстое бревно и разложили бревнышки по-прежнему. Лошадь сама вскочила и так скоро побежала, что они едва-едва могли догнать ее.

До нас дошли через поколения дивеевских сестер слова схимонахини Марфы, записанные старицей Иустинией Ивановной (впоследствии монахиня Илария), из рукописной страницы, найденной в келии схимонахини Маргариты Лахтионовой.

«Схимонахиня Мария Семеновна вывела меня к церкви Казанской и, показывая на все это место, говорила (предвидя свою раннюю кончину) мне и другим сестрам: «Вот, помните, церковь эта будет наша и священники тут жить не будут, приходская же церковь будет выстроена на другом месте, там будут жить и священники, а тут будет, как говорит батюшка Серафим, Лавра, а где Канавка, там будет Киновия. Все это место освящено подвигами матушки Агафии Семеновны, а какой, радость моя, собор-то это будет, наподобие Иерусалимского, и в этот храм войдет и теперешняя-то церковь и останется лишь как ядрышком!» Землю с обеих сторон нашей Рождественской церкви приказывал загородить батюшка, говоря: «Тут стопочки Царицы Небесной, эта земля святая. Матерь Божия обходила Свою церковь! Не ходите по этой земле, матушка, а загородите ее, и ни даже скотинке не дозволяйте ходить тут. А травку-то полите, да и то к себе в обитель уносите с этого места, а так не кидайте, травка-то святая, тут стопочки Царицы Небесной прошли!» Вот поэтому-то и загорожено у нас это с обеих сторон Рождественской церкви место и мы все это храним всегда».

Та же старица вспоминала, что «покойную нашу Марию Семеновну, высокой жизни, особо против всех любил батюшка Серафим. Он говорил и предсказывал ей об обители многое, по большей части запрещая кому-либо рассказывать, но некоторое завещал ей помнить и передать мне, грешнице. По благословению же батюшки Серафима говорила она мне: «Батюшка Серафим сказал, что кладбищенская церковь у нас будет во имя Преображения Господня, запомни!» А я на это возразила ей, что ведь на кладбищах, кажется, всегда строятся церкви Всем святым. «Так, – ответила она,– но батюшка Серафим сказал, что престол Всех святых будет еще ранее устроен». (Впоследствии предсказание сбылось, ибо в 1847 году в церкви в честь Тихвинской иконы Божией Матери был устроен придел Всех святых, а кладбищенская церковь построилась уже после, в 1855 году, во имя Преображения Господня). А о стесненных средствах обители всегда ей говаривал батюшка: «Убогий Серафим мог бы обогатить вас, но это не полезно; я мог бы и золу превратить в злато, но не хочу; у вас многое не умножится, а малое не умалится! В последнее время будет у вас и изобилие во всем, но тогда уже будет и конец всему!»

Девятнадцатилетняя подвижница схимонахиня Марфа, преставившаяся ко Господу, была назначена, по словам преподобного Серафима, начальницей над дивеевскими сиротами в Царствии Небесном, в обители Божией Матери, о чем преподобный так сказал старице Евдокии Ефремовне: «У Господа 12-ть апостолов, у Царицы Небесной 12-ть дев, так и вас 12-ть у меня. Как Господь избрал Екатерину мученицу Себе в невесты, так и я из 12-ти дев избрал себе в невесты в будущем – Марию. И там она над вами будет старшей!».

Также преподобный Серафим сказал о том, что со временем мощи Марии Семеновны – схимонахини Марфы – будут почивать открыто в обители, ибо она так угодила Господу, что удостоилась нетления! При этом батюшка Серафим замечал: «Вот, матушка, как важно послушание! Вот Мария-то на что молчалива была и токмо от радости, любя обитель, преступила заповедь мою и рассказала малое, а все же за то при вскрытии мощей ее в будущем предадутся тлению одни только уста ее!»

Впоследствии Прасковья Семеновна, сестра преподобной Марфы, по выбору сестер некоторое время была начальницей Мельничной общины. В конце жизни, в смутные для обители времена 1862 года она стала юродствовать, на что благословлял ее прп. Серафим, говоря: «Ты, радость моя, превыше меня!» Тогда же она удостоилась видения Божией Матери вместе с прп. Серафимом. Царица Небесная ей наказала: «Ты выправь дела Моей обители, настой в правде, обличи!». Как ни отказывалась Прасковья Семеновна, ссылаясь на свою неграмотность, Богоматерь трижды повторила ей Свое приказание.

За послушание Царице Небесной и батюшке Серафиму она безбоязненно обличала творивших дела неправды в обители, начиная с архиерея, и по дару прозорливости предсказала дальнейший ход событий и восстановление справедливости. По предсказанию прп. Серафима она вскоре после этого мирно скончалась 1/14 июня 1862 года в праздник Вознесения Господня, после Соборования, причащения Святых Тайн и прочтения над нею отходной.

Брат их, Иван Семенович, также окончил жизнь в монашеском чине в Саровской пустыни. Имея послушание привратника в Сарове, он рассказывал: «Будучи мирским крестьянином, я часто работал у батюшки Серафима, и много-много чудного он мне предсказывал о Дивееве и всегда говорил: «Если кто моих сирот-девушек обидит, тот велие получит от Господа наказание; а кто заступит за них и в нужде защитит и поможет, изольется на того велия милость Божия свыше. Кто даже сердцем воздохнет да пожалеет их, и того Господь наградит. И скажу тебе, батюшка, помни: счастлив всяк, кто у убогого Серафима в Дивееве пробудет сутки, от утра и до утра, ибо Матерь Божия, Царица Небесная, каждые сутки посещает Дивеево!» Помня заповедь батюшкину,– добавлял привратник,– я всегда это говорил и всем говорю».

Три его дочери потом поступили в Дивеевскую общину. Одна из них, Елена Ивановна, вышла замуж за духовного друга прп. Серафима, Н.А. Мотовилова, и была для обители благодетельницей и «великой госпожой», как называл ее еще в детстве батюшка Серафим, приказывая сестре кланяться ей, маленькой девочке, в ноги. Елена Ивановна была единственной из присутствовавших на погребении прп. Серафима в 1832 г. и доживших до его прославления в 1903 г. Овдовев, последние годы жизни она жила в Дивеево. Умерла Елена Ивановна в преклонных годах в 1910 г., перед смертью была тайно пострижена в монашество.

В монастыре было много сестер из рода Милюковых вплоть до его закрытия в 1927 г.

После возобновления монастыря Господь дивно отметил день памяти святой преподобной схимонахини Марфы освящением Преображенского собора. Построенный в 1917 г. и не освященный, разоренный в годы советской власти собор был передан восстанавливающемуся монастырю в 1991 г. До 1998 г. собор реставрировался, освящение его непреднамеренно совпало с днем блаженной кончины святой.

По воспоминаниям монахини Дивеевского монастыря Серафимы Булгаковой, до разгона обители в 1927 г. хранился портрет схимонахини Марфы, написанный сестрами сразу же после ее смерти. По свидетельству протоиерея Стефана Ляшевского, кроме этого портрета, был написан его матушкой (Капитолиной Захаровной Ляшевской, впоследствии мон. Мария) житийный образ схим. Марфы со следующими клеймами: схим. Марфа носит кирпичи наверх строящейся Рождественской церкви; батюшка Серафим постригает ее в схиму; батюшка Серафим с ней и с Прасковьей Семеновной молится с зажженными свечами о Дивееве; восхождение души схим. Марфы к Престолу Божию; Царица Небесная и схим. Марфа в видении в церкви; три святые могилки. В настоящее время местонахождение портрета схим. Марфы неизвестно, житийный образ находится за границей.

В 2000 г. схимонахиня Марфа причислена к лику местночтимых святых Нижегородской епархии, и ныне ее мощи почивают в храме Рождества Богородицы в Серафимо-Дивеевском монастыре.

Молитвами сей преподобной отроковицы Господь да помилует нас. Аминь.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-marfa-diveevskaja-miljukova

Прп. Елены Дивеевской (1832)

ДНИ ПАМЯТИ:

10 июня

27 июня – Собор Дивеевских святых

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОЙ

ЕЛЕНЫ ДИВЕЕВСКОЙ (МАНТУРОВОЙ)

Батюшка Серафим приказал сестрам Мельничной обители благословляться и относиться, как к начальнице, к Елене Васильевне Мантуровой. В 17 лет дворянка, стремившаяся к светской жизни, чудным образом была обращена к духовной жизни через видение страшного змия, собиравшегося поглотить ее. Она закричала: «Царица Небесная, спаси! Даю Тебе клятву – никогда не выходить замуж и уйти в монастырь!» Змий тут же исчез. После этого случая Елена Васильевна изменилась, стала читать духовные книги, много молиться. Она жаждала скорее уйти в монастырь, страшась гнева Царицы Небесной за неисполнение данного ею обета. Но только через три года преп. Серафим благословил Елену Васильевну поступить в Дивеевскую Казанскую общинку, все это время испытывая ее. «Не монастырь путь твой, – говорил батюшка, – ты замуж выйдешь, и жених у тебя будет преблагочестивейший...» Только потом Елена Васильевна поняла, о каком женихе говорил батюшка Серафим: он имел в виду Небесного Жениха – Самого Господа Иисуса Христа. Хотя Елена Васильевна до конца своих дней жила в Казанской общине, мельничным сестрам батюшка говорил о ней: «Госпожа ваша! Начальница!» Но это так смущало юную подвижницу, что она повторяла: «Всегда и во всем слушалась я вас, но в этом не могу! Лучше прикажите мне умереть у ног ваших…»

Елена Васильевна наравне с другими сестрами трудилась на послушаниях и, кроме того, как «словесная», по выражению батюшки, исполняла многие трудные поручения. Необыкновенно добрая от природы, она много помогала сестрам втайне. По заповеди, данной ей батюшкой, она больше молчала и постоянно молилась. Со времени освящения храмов, пристроенных к Казанской церкви (Рождества Христова и Рождества Богородицы), батюшка Серафим назначил Елену Васильевну церковницей и ризничей. Для этого она была пострижена в рясофор. Однажды ее брат Михаил, также верный ученик преподобного, тяжело заболел, и старец сказал монахине Елене: «Умереть надо ему, матушка, а он мне еще нужен для обители-то нашей. Так вот и послушание тебе: умри ты за Михаила-то Васильевича!» – «Благословите, батюшка», – смиренно ответила она. После этого батюшка Серафим долго беседовал с ней. «Батюшка, я боюсь смерти», – призналась Елена Васильевна. «Что нам с тобой бояться смерти, радость моя! Для нас с тобой будет лишь вечная радость». Как только она шагнула за порог батюшкиной келлии, тут же и упала... Батюшка привел ее в чувство, но, вернувшись домой, она слегла в постель со словами: «Теперь я уже более не встану!»

Перед кончиной Елена Васильевна сподобилась многих чудесных видений. Царица Небесная показала ей обители Небесного Дивеева. Через несколько дней болезни она мирно скончалась накануне дня Святой Троицы. Елена Васильевна была похоронена рядом с первоначальницей матушкой Александрой. Не раз на этом месте хотели хоронить мирских людей, но могила всегда заливалась водой. Когда же хоронили монахиню Елену, это место оставалось сухим.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-elena-diveevskaja-manturova

Прп. Зосимы (1833)

ДНИ ПАМЯТИ:

11 февраля – Собор Екатеринбургских святых

30 августа (переходящая) – Собор Кемеровских святых

6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых

6 ноября

ЖИТИЕ

Преподобный Зосима родился в дворянской семье. Отец – Богдан Верховский дослужился до чина полковника в полку смоленской шляхты. Мать – Анна Ивановна, из дворянского рода Маневских. Получил домашнее образование. Как и все его братья поступил на военную службу – 1 января 1784 года был определён каптенармусом в Преображенский полк. Отец Захарии скончался 3 апреля 1784 года. В наследство Захарии досталось 2 деревни. Через 2 года скончалась его мать. В это время он познакомился с пустынниками рославльских лесов, жившими под началом старца Площанского монастыря Адриана (Блинского). В 1788 году Захария вышел в отставку в чине поручика, продал своё имение зятю и решил посвятить себя монашеской жизни.

Вначале он пришёл в рославльские леса в общину старца Адриана, но тот уже оставил её и перешёл в Коневецкий монастырь. Захария, по совету монаха Василиска, отправился в Коневецкий монастырь к Адриану. Старец принял его и назначил послушником (Захария пёк просфоры, пономарил). После испытания Адриан постриг Захарию в монашество с именем Зосима в честь преподобного Зосимы Соловецкого. В 1792/93 году по приглашению Адриана на Коневец пришёл преподобный Василиск, который стал другом Захарии. Для своих учеников Адриан в трёх верстах от монастыря построил две кельи. В них Зосима и Василиск проводили 5 дней, а в субботу приходили в монастырь ко всенощной, а в воскресение после литургии возвращались в свои кельи.

В 1799 году старец Адриан решил принять постриг в великую схиму и уехал в московский Симонов монастырь. Прощаясь с учениками, он благословил Зосиму и Василиска на пустынножительство в Сибири, но их больше привлекал Афон. Трижды они пытались отправиться на Святую гору, но каждый раз это начинание у них не получалось. Друзья отправились в Киев где с разрешения митрополита два месяца жили в Киево-Печерской лавре, а затем отправились в Крым и позднее в Моздок. По причине набегов горцев их под конвоем доставили оттуда в Таганрог из которого они перебрались в Астрахань где решили исполнить благословения старца Адриана и, купив лошадь, отправились в Сибирь. Осенью 1800 года они достигли Тобольска где архиепископ Варлаам (Петров) дал им разрешение поселиться на территории его епархии. После года странствий по сибирским уездам в 1802 году они поселились в лесах Кузнецкого уезда. В тайге в сорока верстах от ближайшей деревни ими была выкопана землянка. Пищу отшельникам приносил один из крестьян ближайшей деревни. На следующий год весной они решили выйти из тайги, но заблудились и провели в лесу около двух недель.

Выйдя из тайги, Зосима и Василиск поселились в Кузнецком уезде. У реки Средняя Терсь в пятидесяти верстах от Кузнецка крестьяне срубили им две кельи. Монахи разбили огород, занимались рукоделием. Раз в год их посещал священник со Святыми Дарами. Вокруг пустынников образовалась небольшая община подвижников, в числе её был ученик святого Василиска праведный Пётр Томский чье жизнеописание составил преподобный Зосима. Преподобный Зосима (рисунок конца 20-х – начала 30-х гг. XIX века из архива Зосимовой пустыни)

В 1822 году стараниями Зосимы и Василиска был учреждён в Тобольской губернии Туринский Николаевский женский монастырь (с благословения Тобольского архиерея Зосима ездил в Санкт-Петербург к митрополиту Филарету (Дроздову) для получения соответствующего разрешения). Для общины Зосима написал особый устав на основе общежительных правил Василия Великого (в начале 1823 года старец вновь ездил в Санкт-Петербург чтобы представить свой Устав на утверждение Синода). После возникших там недоразумений (часть насельниц обвинила Зосиму в расколе, растрате и притеснениях сестер) отец Зосима указом Синода от 24 января 1825 года был уволен «от звания попечителя и от всякого влияния на монастырь» и переселился в Москву. С благословения митрополита Филарета Зосима стал насельником Чудова монастыря.

В 1826 году близ Москвы, в Верейском уезде в имении надворной советницы М. С. Бахметевой с благословения митрополита Филарета Зосима устроил женскую общину в честь Смоленской иконы Божией Матери «Одигитрия». Первыми её насельницами стали монахини Туринского Николаевского монастыря, которые в ходе конфликта остались верными своему духовнику и последовали за ним в Москву. В этой пустыни Зосима прожил до своей смерти. Он заботился о монастыре, искал благотворителей для его содержания. При этом, имея тягу к уединения, Зосима в лесу в трёх верстах от пустыни устроил себе небольшую келью. В ней он, как и в Коневецком монастыре под началом своего учителя старца Адриана, жил 5 дней в неделю, в субботу приходил в пустынь к утрени, а после воскресной литургии возвращался в свою лесную келью. В ней от двух старцев из Орловской губернии он принял постриг в великую схиму.

Скончался 24 октября 1833 года на праздник иконы «Всех скорбящих Радость». Был похоронен возле монастырской часовни.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-zosima-verhovskij

Преп. Серафима Саровского (1833)

ДНИ ПАМЯТИ:

15 января – Преставление, второе обре́тение мощей

27 июня – Собор Дивеевских святых

1 августа – Обре́тение мощей. Собор Курских святых

10 августа – Собор Тамбовских святых

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

ЖИТИЕ

Детские и юношеские годы преподобного Серафима Саровского

Малой родиной Серафима Саровского был город Курск. Преподобный происходил из известной, вполне обеспеченной купеческой семьи. Отец Серафима, Исидор Мошнин, был человеком благочестивым и набожным. По роду своей земной деятельности он владел кирпичными заводами, занимался торговлей, брал подряды на возведение домов и церквей. Мать Серафима, христианка Агафия Фотиевна, не уступала ему в добродетели, но особенно отличалась милосердием и вниманием к бедным.

От брака Исидора и Агафии Мошниных родилось трое детей: Параскева, Алексей и Прохор, будущий отец Серафим. Серафим появился на свет в 1759 году, в ночь с 19 на 20 июля. Считается, что имя Прохор было дано ему при Крещении в честь одного из семи диаконов, поставленных апостолами, день памяти которого отмечается 28 июля.

Отец Серафима, Исидор, умер достаточно рано, и вся тяжесть ответственности по содержанию и воспитанию детей легла на плечи вдовы. Она же взяла на себя бремя по управлению состоянием и делами, по завершению строительства храма во имя преподобного Сергия, начатого мужем.

Однажды, контролируя ход строительства, осматривая колокольню, Агафия взобралась на верх, а сопровождавший её Прохор, подойдя к краю, перевесился через перила, не удержался и упал с высоты. Мать в ужасе сбежала вниз, но, представ перед сыном, обнаружила его в здравии и невредимым. Так Бог явил Свое первое чудо над будущим светильником Русской земли.

В десятилетнем возрасте Прохор подвергся тяжелой болезни. Казалось бы, всё движется к неутешительному концу: некоторые даже и не рассчитывали на его выздоровление. Но вот, Прохору явилась Небесная Царица, пообещав исцеление. А немного спустя, когда по городу проносили Коренную икону Божией Матери, и когда, по причине внезапно нахлынувшего ливня, её, чтобы сократить путь, понесли через двор Мошниных, мать, сориентировавшись, быстро взяла своё чадо, вынесла его во двор и поднесла к чудотворному образу. Вскоре ребёнок пошёл на поправку, стал крепнуть и выздоровел. Так Бог явил в отношении Серафима второе чудо.

После этого Прохор взялся за обучение с ещё большим усердием, проводил много времени за чтением, научился писать.

Однажды Промысл Божий свёл его с Христа ради юродивым. Рассказывают, что встретив на улице Агафию с двумя сыновьями, тот, взглянув на Прохора, возвестил о его будущей славе угодника Божия. Впоследствии, общаясь с юродивым, Прохор впитал от него много хорошего и доброго.

В то время он часто посещал храм, много молился. Между тем он не уклонялся и от роли помощника матери в хозяйственных и торговых делах, исполнял надлежащую работу. Однако чем больше он возрастал возрастом духовным, тем больше осознавал, насколько трудно совмещать уединение, любовь и служение Богу с торговыми барышами и заботами мира.

На пути к монашеской жизни

Прохор всё больше мечтал о монашеской жизни. Зная и понимая религиозные устремления сына, помня произошедшие с ним чудеса, Агафия не препятствовала сыну, и скорее желала бы отпустить его, вверив Промыслу Божию, чем удерживать при себе материнскими слезами и укоризной. Считается, что окончательное решение, в этой связи, Прохор принял на семнадцатом году своей жизни.

С одной стороны, его влекла Саровская обитель, где к тому времени подвизалось много его земляков. Но с другой стороны, он желал помолиться при святых мощах преподобных Антония и Феодосия, ознакомиться с жизнью Киево-Печерских иноков, получить наставление и благословение от тамошних старцев. Туда он и отправился пешком, вместе с пятью богомольцами. Перед уходом мать благословила его медным крестом, с которым, затем, он не расставался, и который носил на груди всю свою земную жизнь.

Добравшись до Киева, путники выяснили, что в Китаевской пустыни подвизается прозорливец, Досифей. К нему и направился Прохор. Старец, прозрев волю Божью, дал ему напутственное увещание, указал на необходимость непрестанно хранить память о Боге и призывать имя Господа, и благословил на подвижничество в Саровской пустыни.

После этого Прохор вернулся на время домой, в Курск, прожил там несколько месяцев. Как ни горько было Агафьи вновь расставаться со своим сыном, она вновь благословила его, а он снова ушёл: туда, где давно уже пребывал своим сердцем.

После долгой и трудной дороги он, наконец, прибыл в обитель. Это случилось 20 ноября 1778 года.

Начало монашеских подвигов преподобного Серафима Саровского

Игумен обители, старец Пахомий, вверил духовное попечительство над Прохором мудрому и опытному подвижнику, казначею, старцу Иосифу. Первоначально Прохору было назначено послушание келейника. По мере дальнейшего пребывания одно послушание сменялось другим. Прохор безропотно и усердно трудился как в хлебне, так и в просфорне, и в столярке; исполнял обязанности будильщика, затем пономаря, вместе с братиями заготавливал дрова.

Прохор много молился, читал, соблюдал воздержание. Имея в уме примеры из жизни великих пустынножителей и тяготея к уединению, он испросил благословения, чтобы в свободные от послушания и обязанностей часы уединяться в лесу. Там соорудил для себя небольшой шалаш и предавался в нём богомыслию и молитве.

Примерно через 2 года по вступлении в обитель, Прохор заболел и распух. Эта болезнь, предположительно – водянка, продолжалась на протяжении почти что трёх лет. Заболевание Прохора было настолько серьезным, что стали опасаться за его жизнь. Но благодатью Божьей он был исцелен: однажды, по причащении Святых Христовых Тайн, ему, в сопровождении апостолов Петра и Иоанна, явилась Божья Матерь, и после Её чудесного вмешательства болезнь отступила.

Впоследствии, на месте совершения этого чуда стали возводить больничный корпус, а при нем – церковь. Утверждают, что место явления Богородицы пришлось на алтарь возводимого храма. Для строительства был разрешен финансовый сбор. Прохор с охотою принял на себя послушание сборщика. Обходя с этой целью разные места, он добрался до Курска, где встретился с близкими. Его брат, Алексей, внёс в строительство немалую лепту. После этого Прохор вернулся в обитель. Будучи искусным столяром, он собственноручно изготовил для церкви престол.

13 августа 1786 года игумен Пахомий постриг Прохора в сан инока. С этого времени за Прохором утвердилось новое имя – Серафим. А немного спустя, 27 октября 1786 года, епископом Владимирским и Муромским, преосвященным Виктором, Серафим был посвящён в сан иеродиакона. Утверждают, что в период диаконского служения он не раз созерцал на Божественной литургии ангельские силы.

2 сентября 1793 году епископ Феофил рукоположил Серафима во иеромонаха. Примерно через год почил отец Пахомий. Перед этим он поручил отцу Серафиму попечение о Дивеевских сестрах, о чем, в свою очередь, его перед смертью просила их настоятельница, старица Агафья Мельгунова.

С этого времени отец Серафим, подготовленный Промыслом к жизни в уединении, испросил благословения у нового настоятеля, отца Исаии на пустынножительство. Это произошло через 16 лет по прибытии Прохора в обитель. Помимо внутренних причин, данному решению способствовала телесная болезнь преподобного. От непрестанных пастырских трудов и коленопреклоненных келейных молитв ноги отца Серафима покрылись ранами и распухли; ему тяжело было нести монастырское послушание.

Отшельническая жизнь преподобного Серафима

Преподобный Серафим поселился примерно в пяти верстах от обители, на берегу речки Саровки, в деревянной келье, располагавшейся на возвышенном месте в глухом, безлюдном лесу.

Живя в уединении, святой много молился, совершал богослужение, читал, возделывал небольшой огород. Носил он одну убогую одежду, а за плечами – суму со Святым Евангелием. В канун воскресных и праздничных дней он возвращался в обитель, исповедовался, причащался, беседовал с нуждавшимися в общении с ним.

Несмотря на некоторую труднодоступность жилища Серафима, люди приходили к нему и туда: кто за утешением, кто за советом и благословением. Считая для себя неудобным общение с лицами женского пола, и в то же время считая, что отказ в назидании может нарушить Божественную волю, Серафим обратился с молитвой к Пресвятой Богородице и Господу, чтобы Он дал ему особое знамение. По преданию, в ответ на молитву святого через непродолжительный срок тропинка, ведущая к келье, была завалена сучьями могучих деревьев. Видя это, отец Серафим пал перед Богом и воздал Ему благодарение и хвалу.

Сообщают, что воздвигая брань против подвижника Серафима, диавол стремился нагнать на него страх: то являл ему вой дикого зверя, то большую толпу, то гроб с мертвецом, то поднимал его в воздух и бросал с силой вниз, от чего его спасал Ангел-Хранитель.

А однажды, 12 сентября 1804 года, когда преподобный заготавливал для хозяйства дрова, к нему подошли трое злодеев и потребовали у него денег, полагая, что Серафим хранит у себя материальные пожертвования. Преподобный встретил опасность с глубоким христианским смирением: не стал сопротивляться разбойникам, хотя и держал в руках топор. Когда же он опустил топор, один из разбойников поднял его и ударил святого обухом по голове. После этого незваные гости принялись избивать преподобного, несмотря на то, что от удара он лишился сознания. Потом его оттащили к дому, связали и обыскали, перевернули всю келью, но никаких богатств не нашли. Затем на них напал ужас и они убежали.

Придя в себя, отец Серафим самостоятельно освободился от пут, воздал хвалу Богу и, уповая на Его милость, взмолился о прощении обидчиков. Кое-как, превозмогая себя, он добрёл до обители. Восемь дней Серафим страшно страдал, не принимал пищи, не мог даже спать. Когда прибыли вызванные из Арзамаса врачи, они обнаружили: голова преподобного пробита, ребра изломаны, тело изранено. К окончанию осмотра отец Серафим впал в забытье и удостоился очередного явления Божьей Матери. Она пришла с апостолами: Петром и Иоанном. Взглянув на Серафима, Пресвятая обратилась к апостолам со словами: «Сей от рода нашего». Серафим исполнился чрезвычайной радости, а к вечеру встал с постели, попросил пищи и подкрепился. Постепенно его состояние улучшилось. Тем не менее, следы того жестокого преступления, в частности сутулость, отпечатлелись на всю жизнь. Отныне святой Серафим при ходьбе подпирался на мотыгу или топор.

Спустя пять месяцев Серафим, испросив благословения, возвратился в уединение. А вскоре поймали разбойников. Они оказались крепостными крестьянами. Негодованию жителей не было предела. Злодеев хотели подвергнуть суду, но отец Серафим упросил отца Исаию и их помещика, Татищева, помиловать их, что и было исполнено. Между тем, уйдя от суда человеческого, они не ушли от Суда Правды Божьей. После того как сгорели их дома, они сами пришли к преподобному, умоляя его о прощении и молитвах за них.

Помимо прочих знамений, происходивших при участии святого Серафима и указывавших на особое благоволение к нему Бога, называют его отношения с дикими животными, коих он кормил от своего небогатого стола. Среди прочих частым гостем преподобного отца был медведь. По словам очевидца, однажды он наблюдал, как святой Серафим, сидя на колоде, кормил медведя сухариками, после чего зверь, налакомившись, развернулся и ушёл в лес.

Когда в 1806 году отец Исаия ослаб и уволился от руководства, братия хотели было избрать на его место отца Серафима. Это было уже вторым предложением преподобному взять на себя роль настоятеля (первое поступило ещё раньше, когда освободилось место архимандрита в Алтыре). Но преподобный отклонил и его.

После смерти Исаии, наступившей в 1787 году, отец Серафим избрал для себя ещё более суровый аскетический подвиг – молчальничество. В нём святой пребывал в продолжении трех лет. Посетителей он больше не принимал, а если кто, вдруг, встречался в лесу, он падал ниц и не поднимал лица, пока тот не уходил. Преподобный всё реже посещал свою обитель, иногда не появлялся там даже по праздникам.

На полпути между обителью и кельей лежал огромный гранитный валун. На протяжении тысячи суток отец Серафим каждую ночь приходил к этому камню и, стоя на ногах либо на коленях, воздев руки к Небу, молился. Ещё один камень располагался в келье, там он молился днём, прерываясь лишь для принятия пищи и необходимого отдохновения.

Новый затвор

Многое изменилось в жизни Серафима с решением отца Нифонта, поддержанного другими отцами: обязать Серафима посещать монастырь по воскресным и праздничным дням, причащаться Святых Христовых Тайн; или же, если здоровье не позволяет ему совершать регулярные переходы, повелеть возвратиться в обитель и жить в монастырской келье.

Выбор был не велик. Исполняя условие послушания, преподобный вернулся. Это случилось 8 мая 1810 года. Однако же, испросив благословение, Серафим продолжал жить затворником, но уже внутри монастырской ограды. Святые Дары ему приносили в келию. В этот период старец изготовил себе гроб и расположил его в сенях. После пяти лет такого затворничества, он начал его ослаблять, чтоб служить людям, нуждавшимся в его наставлениях и молитвах. Утверждают, что в этот период отцу Серафиму вновь явилась Небесная Царица, по некоторым сведениям, с Онуфрием Великим и Петром Афонским, потребовав служить людям.

Полагают, что старец носил под одеждой тяжелые вериги. По другой версии тяжесть вериг заменяла тяжесть большого пятивершкового креста.

Организация Дивеевской обители.

В 1825 году, 25 ноября, в день памяти святых Климента Римского и Петра Александрийского Богородица, в сонном видении, посетила отца Серафима вместе с названными Божьими угодниками, и сообщила, что он может выйти из затвора. Примерно в это время отца Серафима начали посещать сестры из Дивеевской общины.

Имел он беседу и с их начальницей, старицей Ксенией Михайловной. Количество сестер к тому времени увеличилось, и было уместно увеличить владения. Отец Серафим предложил ей изменить устав общины, отличавшийся строгостью. Но она отказалась. Преподобный не вмешивался в дела их общины, посчитав, что заповеданное ему попечение об общине больше не лежит на его совести, или, по крайней мере, на то должно открыться особое Божье произволение.

После получения от отца Нифонта благословения на жизнь в пустыньке, Серафим пошел в лес. Это был всё тот же день, 25 ноября 1825 года. Повествуют, что по дороге, он стал свидетелем очередного явления Божьей Матери. На сей раз при Ней находились два апостола: Петр и Иоанн Богослов. Когда Дева ударила жезлом о землю, из земли хлынул фонтан светлой воды. Пресвятая Владычица напомнила преподобному о его обязательстве, связанном с просьбой Агафьи Мельгуновой, поручением отца Пахомия, и сообщила о необходимости устроения Дивеевской обители на том месте, где указано.

По распоряжению Богородицы преподобный должен был взять из общины Ксении восемь сестер, и на назначенном месте, в задах села Дивеево, основать обитель, в которую смогут вступать лишь девицы. Требовалось оградить это место канавой и валом, поставить мельницу, выстроить кельи, а затем – церковь. Кроме того, Божья Матерь дала для обители новый устав и обещала взять её под Свое покровительство.

На том месте, где располагались Её стопы и забил целительный источник, был сооружен колодец, впоследствии названный Серафимовым. Сам Серафим сделал это место местом своего подвига. По воскресным же и праздничным дням он оставался в монастыре. Количество посетителей отца Серафима весьма возросло. Он старался выслушивать их с должным вниманием.

9 декабря 1826 года заложили основание мельницы, а в июле состоялся первый помол.

Кончина преподобного Серафима

Последнее, в земной жизни, явление Богородицы преподобному старцу произошло ранним утром, в Праздник Благовещения, 25 марта 1831 года. Отцу Серафиму было сообщено, что его земные подвиги близятся к завершению. Готовясь к отшествию, старец предупредил ближних, что скоро оставит сей мир.

В 1833 году, в первый его день, Серафим несколько раз выходил к тому месту, которое выбрал для своего захоронения, и долго молился. На следующий день его нашли почившим, стоящим на коленях. Очевидцем чуда, сопутствующего блаженной кончине Серафима Саровского, по милости Божией, стал известный молитвенник, старец Филарет Глинский. «Ночью, 2 января 1833 года, стоя на крыльце своей келлии, отец Филарет Глинский увидел сияние на небе и чью-то душу, с пением возносимую Ангелами на Небо. Долго смотрел он на это чудное видение. Подозвав к себе некоторых братий, оказавшихся тут, показал им необыкновенный свет и, подумав, сказал: «Вот как отходят души праведных! Ныне в Сарове почил отец Серафим». Видеть сияние сподобились только двое из братии. После узнали, что, действительно, в ту самую ночь скончался отец Серафим» (Глинский патерик). В дальнейшем тело праведника было положено во гроб, сделанный им заблаговременно и собственноручно, и предано земле, подле алтаря соборного храма.

Источник: https://azbyka.ru/otechnik/Serafim_Sarovskij/

Свт. Григория, митр. Валашского (Рум.) (1834)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

5 июля

ЖИТИЕ

Святитель Григорий IV Даскэл (румын. Dascălul, греч. Διδάσκαλος - учитель; 1765 - 1834), митрополит Унгро-Влахийский (1823 - 1829 и 1833 - 1834). В Крещении Георгий. Родился в 1765 году в Бухаресте. В Бухарестской академии святого Саввы изучал греческий и латинский языки, богословие.

Около 1790 года вместе с 2 выпускниками академии, Геронтием и Дорофеем, поступил в Нямецкий монастырь, где преподобный старец Паисий (Величковский) постриг его в монашество с именем Григорий. Вскоре был рукоположен во иеродиакона и вместе с Геронтием приступил к переводу с греческого на румынский учительных книг. Некоторое время они совместно трудились в Нямецкой обители, затем возвратились в Бухарест. Здесь, в митрополичьей типографии, по благословению митрополита Унгро-Влахийского Досифея стали печататься их переводы. Помимо переводов Григорий был поставлен заведовать библиотекой митрополии.

В 1802 году оба инока возвратились в Нямецкий монастырь, и митрополит Молдавский Вениамин поручил им перевод новых книг для публикации.

Русско-турецкая война 1806–1812 годов прервала деятельность монахов-книжников. Осенью 1812 года Григорий и Геронтий вместе с духовником Каллиником из монастыря Секу совершили паломничество на Святую Гору Афон. На обратном пути близ Филиппополя (ныне Пловдив) на них напали грабители, и Геронтий скончался под их пытками. Григорий остался в живых и по возвращении продолжил труды по переводу и изданию духовной литературы в типографии Нямецкого монастыря. По просьбе нямецких иноков он написал и издал также житие святого Паисия (Величковского).

После 1817 года перешёл в монастырь Антим, затем в монастырь Кэлдэрушани, где им были подготовлены новые переводы, опубликованные в Бухарестской типографии.

4 января 1823 года на заседании Государственного совета из 3 кандидатур, предложенных на митрополичью кафедру, господарь Григорий Гика утвердил кандидатуру иеродиакона Григория. Предание утверждает, что, будучи вызван в Бухарест, Григорий пешком преодолел весь путь от Кэлдэрушанской обители до столицы. 9 января он был рукоположен во иеромонаха и возведен в достоинство архимандрита, 10 января хиротонисан во епископа, а 11 января 1823 года настолован митрополитом Унгро-Влахийским.

Одной из первых забот архипастыря было замещение вакантных кафедр: им были поставлены епископы для Арджешской, Рымникской и Бузэуской епархий. Владыка Григорий разрешил финансовые проблемы митрополии, обремененной большими долгами, доставшимися в наследство от предыдущих предстоятелей. Он принял необходимые меры для укрепления духовной и хозяйственной дисциплины в преклоненных (преклоненные – приписанные к иноземным обителям. – Ред.) монастырях, настоятелями которых были греки. Проявил особое внимание к нуждам приходских священников и диаконов – упорядочил взимание с них различных налогов и уменьшил их количество, пресекая злоупотребления и незаконные поборы со стороны благочинных, оказывал материальную поддержку вдовам и детям священников. Был главным попечителем румынских школ в Валашском княжестве, подготовил открытие в своей митрополии епархиальных духовных семинарий, которые стали открываться вскоре после его кончины. При этом митрополит продолжил свою переводческую и книгоиздательскую деятельность на румынском, а в 1828 году в Бухаресте при его содействии было отпечатано Четвероевангелие на болгарском языке.

В 1828 году в ходе новой русско-турецкой войны Дунайские княжества были заняты русскими войсками и подчинены русской администрации. Митрополит Григорий выступил против обложения священников и народа дополнительными налогами, за что был в январе 1829 года смещён с кафедры новыми властями и отправлен в Кишинёв. В декабре 1831 года удалённому митрополиту было разрешено вернуться на свою кафедру, но, прибыв в феврале 1832 года в Бузэу, он был вынужден задержаться здесь более чем на год. За это время митрополит основал тут типографию и издал несколько переводов, сделанных им в Кишинёве, из трудов святителя Иоанна Златоуста и других. Напечатанные им книги митрополит раздаривал священникам и мирянам. В апреле 1833 года митрополит оставил Бузэу, направившись в монастырь Кэлдэрушани, а в августе того же года вернулся на кафедру в Бухарест.

По возвращении, уже престарелый и больной, святитель вновь занялся устроением церковной жизни. Его проекты предусматривали, в частности, создание новых монастырей и епархиальных семинарий, поставление священника для каждого села или хутора (при наличии в селе более 50 дворов – двух священников), освобождение их от барщины. Незадолго до кончины митрополита Григория в Кэлдэрушанской обители под его надзором начали переиздавать его «Жития святых» в 12 томах на основании первого издания, появившегося в Нямецком монастыре, но при жизни владыки вышли лишь 2 тома. Святитель скончался в Бухаресте 22 июня 1834 года.

Священный Синод Румынской Православной Церкви в октябре 2005 года принял решение о причислении митрополита Григория к лику святых. 21 мая 2006 года в Бухарестском кафедральном соборе равноапостольных Константина и Елены патриарх Румынский Феоктист в сослужении 28 архиереев, членов Священного Синода и представителей Константинопольской, Элладской, Болгарской, Сербской, Польской Православных Церквей совершил торжественную канонизацию святителя. Мощи его были положены в монастыре Кэлдэрушани.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-grigorij-valashskij

Прп. Германа Аляскинского (1837)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 июня – Собор Сибирских святых

28 июня (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых

9 августа

23 августа (переходящая) – Собор Валаамских святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

ГЕРМАНА АЛЯСКИНСКОГО

Монах Герман происходил из купцов города Серпухова Московской губернии. С самых юных лет возымел он великую ревность к благочестию и шестнадцати лет от рождения пошел в монахи. Сначала поступил он в Троице-Сергиеву пустынь Санкт-Петербургской епархии. Будущий великий проповедник веры и благочестия с первых своих шагов по пути подвижническому отличался верою и большой любовью ко Христу. В Сергиевой пустыни он заболел: у него на горле образовался нарыв; опухоль быстро возрастала и обезобразила все лицо, боль была ужасная, весьма трудно было глотать, запах был нестерпимый. В таком опасном положении, ожидая смерти, молодой подвижник не обратился к земному врачу, но с горячею молитвою и со слезами припал он пред образом Царицы Небесной и, прося у Нее исцеление молился всю ночь, потом мокрым полотенцем отер лик Пречистой Владычицы и этим полотенцем обвязал опухоль, продолжая молиться. В изнеможении заснул он на полу и увидел во сне, что его исцелила Пресвятая Дева. Наутро просыпается, встает и к великой радости находит себя совершенно здоровым. К удивлению врачей, опухоль, не прорвав нарыва, разошлась, оставив о себе только малый след, как бы в воспоминание чуда.

Пять или шесть лет прожил отец Герман в Сергиевой пустыни и потом перешел в Валаамский монастырь. Всей душей полюбил он величественную пустынную Валаамскую обитель, полюбил незабвенного настоятеля ее, великого старца Назария, и всю братию. «Ваших отеческих мне, убогому, благодеяний, – писал он впоследствии отцу Назарию из Америки, – не изгладят из моего сердца ни страшные непроходимые сибирские места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, ниже грозный океан не угасит чувств оных. Я в уме воображаю любимый мною Валаам, на него всегда смотрю через Великий океан».

Старца Назария в своих письмах величал он преподобнейшим, любезным своим батюшкой, а всю Валаамскую братию любезною и дражайшею. Пустынный Еловый остров, место своего жительства в Америке, назвал он Новым Валаамом. И, как видно, всегда находился в духовном общении со своею духовной родиной, ибо еще в 1823 году, следовательно, через тридцать лет пребывания своего в пределах американских, писал к преемнику отца Назария, игумену Иннокентию.

На Валааме отец Герман проходил разные послушания. Испытав его ревность в трудах общежития, мудрый старец отец Назарий отпустил его потом на жительство в пустыню. Пустыня эта находилась в густом лесу, версты полторы от обители; доныне местность та сохранила название «Германово». По праздникам приходил отец Герман из пустыни в монастырь и, бывало, на малой вечерне, стоя на клиросе, приятным тенором поет он с братией припевы канона «Иисусе сладчайший, спаси нас, грешных», «Пресвятая Богородица, спаси нас», а слезы градом льются из очей его.

Во второй половине XVIII столетия расширились пределы великой России на севере: деятельностью русских промышленников открыты были тогда Алеутские острова, составляющие на Великом океане цепь от восточного берега Камчатки до западного берега Северной Америки. С открытием островов обнаружилась священная необходимость – просветить светом Евангельским диких их обитателей. Для этого святого дела по благословению Святейшего Синода митрополит Гавриил поручил старцу Назарию избрать способных людей из братии Валаамской. Избрано было десять человек, в числе их и отец Герман. В 1794 году отправились избранники из Валаама к месту нового назначения.

Святою ревностию проповедников быстро разливался свет проповеди Евангельской между новыми сынами России: несколько тысяч язычников приняли христианство; заведена была школа для образования новокрещенных детей, выстроена церковь в месте жительства миссионеров. Но неведомыми судьбами Божиими общие успехи миссии были недолговременны. Через шесть лет после своей многополезной деятельности потонул вместе со своею свитою начальник миссии епископ Иоасаф, ранее его ревностный иеромонах Ювеналий сподобился мученического венца, прочие выбывали один за другим, наконец остался один отец Герман, и ему благоволил Господь долее всех собратий потрудиться подвигом апостольским для просвещения алеутов.

Как уже было сказано, местом жительства отца Германа в Америке был остров Еловый, названный им Новый Валаам. Этот остров проливом в версты две отделяется от острова Кадьяк, на котором был построен деревянный монастырь для помещения миссии и устроена деревянная церковь во имя Воскресения Спасителя. Остров Еловый небольшой, весь покрыт лесом, почти посредине его сбегает в море маленький ручеек. Этот-то живописный остров и избрал для себя отец Герман, выкопал на нем своими руками пещеру и в ней провел первое лето. К зиме близ пещеры управляющая островами Компания выстроила для него келлию, в которой и жил он до смерти, а пещеру святой отец обратил в место своего могильного упокоения. Недалеко от келлии возвышались деревянная часовня и деревянный домик для посетителей и училищных занятий. Перед келией разбит был огород. На огороде сам копал он гряды, сажал картофель и капусту, сеял разные овощи. К зиме запасал грибы: солил и сушил их; соль приготовлял сам из морской воды или рассола. Плетеный короб, в котором носил старец с берега морскую капусту для удобрения земли, говорят, был так велик, что трудно было эту ношу поднять одному, а отец Герман, к великому удивлению всех, переносил ее без посторонней помощи на далекое расстояние. В одну зимнюю ночь ученик его, Герасим, случайно увидел его в лесу, идущего босиком с таким большим деревом, которое под силу нести четверым. Так трудился старец, и все, что приобретал таким безмерным трудом, все то употреблял на пропитание и одежду для сирот – его воспитанников и на книги для них.

Одежда отца Германа была одна зимою и летом. Рубашки холстяной он не носил, ее заменяла оленья кухлянка, которую он по восьми лет не снимал и не переменял, следовательно, шерсть на ней вся вытиралась и кожа залоснивалась. Потом сапоги или башмаки, подрясник, ветхая, полинялая, вся в заплатах, ряса и клобук – вот и все его одеяние. В этой одежде он ходил везде и во всякую погоду: и в дождь, и в снежную метель.

Постелью ему служила небольшая скамья, покрытая оленьей, вытершейся от времени шерстью, изголовье – два кирпича, которые под голою шкурой оставались незаметными для посетителей: одеяла не было, его заменяла деревянная доска, лежавшая на печке. Эту доску сам отец Герман назвал своим одеялом, завещав ею покрыть его смертные останки, она была совершенно в рост его. «В бытность мою в келлии отца Германа,– говорил креол Константин Ларионов, – я, грешный, сидел на его постели и это считаю верхом моего счастья».

Случалось отцу Герману бывать в гостях у правителей Компании и в душеспасительных беседах с ними просиживать до полуночи и даже за полночь, но ночевать он никогда не оставался, несмотря на ни какую погоду, всегда уходил к себе в пустыню. Если же по какому-либо особенному случаю и нужно было ему ночевать вне келлии, то утром всегда находили постель, постланную для него, совершенно нетронутою, а старца не спавшим. Точно так и в своей пустыни, проведя ночь в беседе, не предавался он отдохновению.

Ел старец весьма мало. В гостях чуть отведывал какого-либо кушанья и оставался уже без обеда. В келлии очень малая часть небольшой рыбы или овощей составляла весь его обед.

Тело его, изнуренное трудами, бдением и постом, сокрушали пятнадцатифунтовые вериги. Эти вериги в настоящее время находятся в часовне, где за образом Божией Матери найдены они были после смерти старца, как говорят одни, или оттуда они сами выпали, поясняют другие.

Описанные черты жизни старца касаются прежде всего внешнего его делания. «Главное же его дело, – вспоминал преосвященный Петр, бывший епископ Ново-Архангельский, викарий Камчатской епархии, – было упражнение в подвигах духовных, в уединенной келлии, где никто его не видел, и только вне келлии слышали, что он пел и совершал богослужение по монашескому правилу».

Такое свидетельство преосвященного подтверждает и ответ самого отца Германа. На вопрос: «Как вы, отец Герман, живете один в лесу, как не соскучитесь?» он отвечал: «Нет, я там не один. Там есть Бог, как и везде есть Бог! Там есть Ангелы, святые! И можно ли с ними скучать? С кем же лучше и приятнее беседа, с людьми или с Ангелами? Конечно, с Ангелами!»

Как смотрел отец Герман на туземных жителей Америки, как понимал свое отношение к ним и как сочувствовал их нуждам, выражает он сам в одном из писем к бывшему правителю колонии Яновскому.

«Любезному нашему Отечеству, – писал он, – Творец будто новорожденного младенца дать изволил край сей, который не имеет еще ни сил к каким-нибудь познаниям, ни смысла, требует не только покровительства, но по бессилию своему и слабости ради младенческого возраста – самого поддержания; но и о том самом не имеет он еще способностей кому-либо сделать свою просьбу. А как зависимость сего народного блага Небесным Провидением, неизвестно до какого-то времени отдана в руки находящемуся здесь русскому начальству, которое теперь вручилось вашей власти, сего ради я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех пред вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу. Будьте нам отец и покровитель. Мы всеконечно красноречия не знаем, но с немотою, младенческим языком говорим: «Отрите слезы беззащитных сирот, прохладите жаром печали тающие сердца, дайте разуметь, что значит отрада!»

Как чувствовал старец, так и поступал. Предстательствовал он всегда перед начальством за провинившихся, защищал обвиняемых, помогал нуждавшимся чем только мог, и алеуты обоего пола и дети их часто посещали его. Кто просил совета, кто жаловался на притеснение, кто искал защиты, кто желал помощи – каждый получал от старца возможное удовлетворение. Разбирал он их взаимные неприятности, старался всех мирить, особенно в семействах заботился восстановить согласие. Если не удавалось помирить мужа с женой, старец на время разлучал их. Необходимость такой меры он сам объяснял так: «Пусть лучше врозь живут, да не дерутся и не бранятся, а то, поверьте, страшно, если не развести: были примеры, что муж убивал жену или жена изводила мужа». Особенно любил отец Герман детей, наделял их сухариками, пек им крендельки, и малютки ласкались к старцу. Любовь отца Германа к алеутам доходила до самоотвержения.

На корабле из Соединенных Штатов занесена была на остров Ситху, а оттуда на остров Кадьяк повальная заразная болезнь оспа. Она начиналась жаром, сильным насморком и удушьем и оканчивалась колотьем; в три дня человек умирал. Не было на острове ни доктора, ни лекарств. Болезнь, разливаясь по селению, быстро охватила окрестности. Смертность была так велика, что некому было копать могилы, и тела лежали не зарытыми. Во все время этой грозной болезни, продолжавшейся с постепенным умалением целый месяц, отец Герман, не щадя себя, неутомимо посещал больных, увещевал их терпеть, молиться, приносить покаяние или приготовлял их к смерти.

Особенно старался старец о нравственном преуспеянии алеутов. С этою целью для детей-сирот алеутских устроено было им училище, где отец Герман сам учил их Закону Божию и церковному пению. С этою же целью в часовне близ его келлии в воскресные и праздничные дни собирал он алеутов для молитвы. Здесь часы и разные молитвы читал для них ученик его, а сам старец читал Апостол, Евангелие и устно поучал прихожан, пели же его воспитанницы, и пели очень приятно. Любили алеуты слушать наставления отца Германа и во множестве стекались к нему.

Увлекательны были беседы и с чудною силою действовали они на слушателей. Об одном из таких благодатных впечатлений своего слова пишет он сам. «Слава судьбам святым Милостивого Бога! Он непостижимым Своим Промыслом показал мне ныне новое явление, чего здесь на Кадьяке я, двадцать лет живши, не видал. Ныне, после Пасхи, одна молодая женщина, не более двадцати лет, по-русски хорошо говорить умеющая, прежде совсем меня не знавшая, пришла ко мне и, услышав о воплощении Сына Божия и о вечной жизни, столько возгорела любовью к Иисусу Христу, что никак не хочет от меня отойти, но сильною просьбою убедила меня, против моей склонности и любви к уединению, несмотря ни на какие предлагаемые от меня препятствия и трудности, принять ее, и более уже месяца у меня живет и не скучает. Я с великим удивлением смотрю на сие, поминая слова Спасителя: что утаено от премудрых, то открыто младенцам». Эта женщина жила у старца до его смерти. Она наблюдала за благонравием детей, учившихся в его училище, и он, умирая, завещал ей жить на Еловом и, когда она скончается, похоронить ее при его ногах. Звали ее София Власова.

Вот что писал о характере и силе бесед старца Я., один из очевидцев: «Мне было тридцать лет, когда я встретился с отцом Германом. Надо сказать, что я воспитывался в Морском корпусе, знал многие науки, много читал, но, к сожалению, науку из наук, т. е. Закон Божий, едва понимал поверхностно и только теоретически, не применяя к жизни, и был только по названию христианин, а в душе и на деле – вольнодумец, атеист. Тем более я не признавал божественности и святости нашей религии, что перечитал много безбожных сочинений Вольтера и других философов XVIII века. Отец Герман тотчас заметил это и пожелал меня обратить. К великому моему удивлению, он говорил так сильно, умно, доказывал так убедительно, что, мне кажется, никакая ученость и земная мудрость не могли бы устоять против его слов. Ежедневно мы беседовали с ним до полуночи, и даже за полночь, о любви Божией, о вечности, о спасении души, христианской жизни. Сладкая речь неумолкаемым потоком лилась из его уст... Такими постоянными беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истины, и я сделался настоящим христианином. Всем этим я обязан отцу Герману, он мой истинный благодетель».

«Несколько лет тому назад, – вспоминал Я., – отец Герман обратил одного морского капитана Г. из лютеранской веры в православие. Этот капитан был весьма образован; кроме многих наук, он знал языки: русский, немецкий, английский, французский и несколько испанский, и за всем тем он не мог устоять против убеждений и доказательств отца Германа – переменил свою веру и присоединился к православной церкви через миропомазание. Когда отъезжал он из Америки, старец при прощании сказал ему: „Смотрите, если Господь возьмет вашу супругу у вас, то вы никак не женитесь на немке, если женитесь на немке, она непременно повредит ваше православие". Капитан дал слово, но не исполнил его. Предостережение старца было пророческим. Через несколько лет, действительно, умерла жена у капитана, и он женился на немке, оставил или ослабил веру и умер скоропостижно без покаяния».

«Однажды пригласили старца на фрегат, пришедший из Санкт-Петербурга. Капитан фрегата был человек весьма ученый, высокообразованный, он был прислан в Америку по высочайшему повелению для ревизии всех колоний. С капитаном было до двадцати пяти человек офицеров, также людей образованных. В этом-то обществе сидел небольшого роста, в ветхой одежде, пустынный монах, который своею мудрою беседою всех образованных собеседников своих привел в такое положение, что они не знали, что ему отвечать.

Сам капитан рассказывал: «Мы были безответны, дураки пред ним!» Отец Герман сделал им всем один общий вопрос: «Чего вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?»

Посыпались разные ответы. Кто желал богатства, кто чинов, кто красавицу-жену, кто прекрасный корабль, на котором он начальствовал бы, и так далее в этом роде.

«Не правда ли, – сказал отец Герман, – что все ваши разнообразные желания можно привести к одному, что каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он лучшим и достойным любви?»

«Да, так» – отвечали все.

«Что же, скажите, – продолжал он, – может быть лучше, выше всего, всего превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, все содержит, питает, все любит, Который Сам есть любовь и прекраснее всех человеков? Не должно ли же поэтому превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его?»

Все заговорили: «Ну, да! Это разумеется! Это само по себе!»

«А любите ли вы Бога?» – спросил тогда старец.

Все отвечали: «Конечно, мы любим Бога. Как не любить Его?»

«А я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога, а не могу сказать, что совершенно люблю Его», – возразил им отец Герман и стал объяснять, как должно любить Бога. «Если мы любим кого,– говорил он, – мы всегда поминаем того, стараемся угодить тому, день и ночь наше сердце занято тем предметом. Так же ли вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему, всегда ли помните Его, всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди?».

Должны были признаться, что нет.

«Для нашего блага, для нашего счастья, – заключил старец, – дадим себе обет, что по крайней мере от сего дня, от сего часа, от сей минуты будем мы стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!»

Вот какой умный, прекрасный разговор вел отец Герман в обществе. Без сомнения, этот разговор должен был запечатлеться в сердцах слушателей на всю их жизнь!

Вообще отец Герман был словоохотлив, говорил умно, дельно и назидательно, более всего о вечности, о спасении, о будущей жизни, о судьбах Божиих. Много рассказывал из житий святых, из Пролога, но никогда не говорил ничего пустого. Так приятно было его слушать, что беседующие с ним увлекались его беседою и нередко только с рассветом дня нехотя оставляли его, свидетельствует креол Константин Ларионов.

Чтобы несколько выразить самый дух учения отца Германа, мы приведем слова собственноручного письма его. «Истинного христианина, – писал он, – делают вера и любовь ко Христу. Грехи наши нимало христианству не препятствуют, по слову Самого Спасителя. Он изволил сказать: не праведныя приидох призвати, но грешныя спасти. Радость бывает на Небеси о едином кающемся более, нежели о девятидесяти праведниках. Также о блуднице, прикасающейся к ногам Его, фарисею Симону изволил говорить: имеющему любовь, многий долг прощается, а с не имеющего любви и малый долг взыскивается». Этими и подобными им рассуждениями христианин должен приводить себя в надежду и радость, и отнюдь не внимать наносимому отчаянию; тут нужен щит веры.

Грех любящему Бога не что иное, как стрелы от неприятеля на сражении. Истинный христианин есть воин, продирающийся сквозь полки невидимого врага к Небесному своему отечеству, по апостольскому слову: отечество наше на Небесах. А о воинах говорит: «несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем» (Еф.6:12).

Пустые века сего желания удаляют от отечества, любовь к тем и привычка одевают душу нашу как будто в гнусное платье; оно названо от апостолов «внешний человек». Мы, странствуя в путешествии сей жизни, призывая Бога в помощь, должны гнусности той совлекаться, а одеваться в новые желания, в новую любовь будущего века и через то узнавать наше к Небесному отечеству приближение или удаление, но скоро сего сделать невозможно, а должно следовать примеру больных, которые, желая любезного здравия, не оставляют изыскивать средств для излечения себя. Я говорю не ясно».

Ничего не искав для себя в жизни, давно уже, при самом прибытии в Америку, по смирению отказавшись от сана иеромонаха и архимандрита и оставшись навсегда простым монахом, отец Герман без малейшего страха пред сильными ревновал всем усердием по Боге. С кроткою любовью обличал он многих в нетрезвой жизни, недостойном поведении и притеснении алеутов, и все это – невзирая на чины и звания.

Обличаемая злоба вооружилась против него, делала ему всевозможные неприятности и клеветала на него. Клеветы были так сильны, что часто даже люди благонамеренные не могли заметить той лжи, которая в доносах на отца Германа скрывалась под покровом наружной правды, и поэтому должно сказать, что только один Господь сохранял старца.

Правитель колоний Я., еще не увидев отца Германа и только по одним наговорам на него, писал в Петербург о необходимости его удаления, объясняя свое прошение тем, будто он возмущает алеутов против начальства. Священник, приехавший из Иркутска с большими полномочиями, наделал отцу Герману много огорчений и хотел отправить его в Иркутск, но правитель колоний Муравьев защитил старца. Другой священник, М., прибыл на Еловый остров с правителем колоний И. и служителями Компании обыскивать келлию отца Германа, предполагая найти у него большое имущество. Когда не нашли ничего ценного, вероятно, с дозволения старших, служитель Пономарьков стал топором выворачивать половые доски. «Друг мой, – сказал тогда ему Герман, – напрасно ты взял топор, это орудие лишит тебя жизни». Через короткое время потребовались люди в Николаевский редут, и поэтому из Кадьяка послали туда русских служителей, в числе их Пономарькова. Там-то и сбылось предсказание отца Германа: кенайцы ему, сонному, отрубили голову.

Много великих скорбей понес отец Герман и от бесов. Это он сам открыл своему ученику Герасиму, когда тот, войдя к нему в келлию без обычной молитвы, на все вопросы свои не получил ответа и на другой день спросил его о причине вчерашнего молчания. «Когда я пришел на этот остров и поселился в этой пустыне, – отвечал ему тогда отец Герман, – много раз бесы приходили ко мне как будто для надобностей то в виде человеческом, то в виде зверей, тогда я много потерпел от них и разных скорбей, и искушений, поэтому-то я теперь и не говорю с теми, кто войдет ко мне без молитвы».

Посвятив себя совершенно на служение Господу, ревнуя единственно о прославлении Его Всесвятого Имени, вдали от родины, среди многообразных скорбей и лишений, десятки лет проведя в высоких подвигах самоотвержения, отец Герман был сподоблен от Господа многих благодатных даров.

Среди Елового острова по горе сбегает ручей, устье которого всегда покрыто бурунами. Весной, когда появлялась речная рыба, старец отгребал песок из устья, чтобы можно было пройти рыбе, и рвущаяся на нерест рыба устремлялась в реку. Сушеною рыбою кормил отец Герман птиц, и они во множестве обитали около его келлии. Под келлией у него жили горностаи. Этот маленький зверек, когда ощенится, недоступен, а отец Герман кормил его из рук. «Не чудо ли это мы видели?» – говорил его ученик Игнатий. Видели также, что отец Герман кормил медведей. Со смертью старца и птицы, и звери удалились, даже род его не давал никакого урожая, если кто самовольно держал его, утверждал Игнатий.

Однажды на Еловом острове сделалось наводнение. Жители в испуге прибежали к старцу, тогда он взял из дома своих воспитанников икону Божией Матери, вынес ее, поставил на мели (лайде) и стал молиться. По окончании молитвы, обратившись к присутствующим, сказал: «Не бойтесь, далее места, где стоит святая икона, не пойдет вода». Исполнилось слово старца. Затем, обещая такую же помощь от святой иконы и на будущее время заступлением Пренепорочной Владычицы, поручил он ученице своей Софье в случае наводнения ставить икону на лайду. Икона эта хранится на острове.

Барон Ф.П. Врангель по просьбе старца писал под его диктовку письмо одному из митрополитов (имя его осталось неизвестно). Когда письмо было окончено и прочитано, старец поздравил барона с чином адмирала. Изумился барон: это для него была новость, которая действительно подтвердилась только через долгое время, при выезде его в Петербург.

«Жаль мне тебя, любезный кум, – говорил отец Герман правителю Кашеварову, у которого он принимал от купели сына, – жаль, смена тебе будет неприятная!» Года через два Кашеваров был связан во время смены и отправлен на остров Ситху.

За год до получения в Кадьяке известий о смерти высокопреосвященного митрополита (имя его неизвестно), отец Герман говорил алеутам, что их большой духовный начальник скончался.

«Часто говорил старец, что в Америке будет свой архиерей, тогда как об этом никто и не думал, – рассказывал преосвященный Петр, – но пророчество это в свое время сбылось».

«После смерти моей, – говорил отец Герман, – будет повальная болезнь, и умрет от нее много людей, и русские объединят алеутов».

Действительно, кажется, через полгода по его кончине было оспенное поветрие, смертность от которого в Америке была поразительная: в некоторых селениях оставалось в живых только по несколько человек. Это побудило колониальное начальство объединить алеутов. Тогда из двадцати алеутских селений образовалось семь.

«Хотя и много времени пройдет после моей смерти, – говорил отец Герман, – но меня не забудут, и место жительство моего не будет пусто. Подобный мне монах, убегающий славы человеческой, придет и будет жить на Еловом, и Еловый не будет без людей».

«Миленький, – спрашивал отец Герман креола Константина, когда тому было не более двенадцати лет от роду, – как ты думаешь, часовня, которую теперь строят, останется ли втуне?» «Не знаю, апа», – отвечал малютка. «Я, действительно, – говорил Константин, – не понял тогда вопроса, хотя весь разговор со старцем живо запечатлелся в моей памяти». Старец же, несколько помолчав, сказал: «Дитя мое, помни, что на этом месте со временем будет монастырь».

«Пройдет тридцать лет после моей смерти, все живущие теперь на Еловом острове перемрут, ты останешься жив и будешь стар и беден, и тогда вспомнят меня», – говорил отец Герман ученику своему, алеуту Игнатию Алиг-яге.

«Когда я умру, – говорил старец своим ученикам, – вы похороните меня рядом с отцом Иоасафом. Моего быка убейте; мне довольно послужил. Похороните же меня одни и не сказывайте о моей смерти в гавань: гаваньские не увидят моего лица. За священником не посылайте и не дожидайтесь его: не дождетесь. Тела моего не обмывайте, положите его на доску, сложите на груди руки, закутайте в мантию, ее воскрылиями и клобуком покройте мое лицо и голову. Если кто пожелает проститься со мной, пусть целует крест, лица моего никому не показывайте. Опустив на землю, покройте меня бывшим моим одеялом».

Приближалось время отшествия старца. В один из дней приказал он ученику своему Герасиму зажечь свечи пред иконами и читать Деяния апостольские. Через некоторое время лицо его просияло и он громко произнес: «Слава Тебе, Господи!» Потом, приказав прекратить чтение, объявил, что Господу было угодно еще на неделю продлить его жизнь.

Через неделю опять по его приказанию были зажжены свечи и читали Деяния святых апостолов. Тихо преклонил старец свою голову на грудь Герасима, келлия наполнилась благоухания, лицо его просияло, и в то же мгновение отца Германа не стало. Так блаженно почил он сном праведника на восемьдесят первом году своей многотрудной жизни, 13 декабря 1837 года.

Несмотря на предсмертную волю отца Германа, ученики его не решились хоронить старца, не дав о том знать в гавань; неизвестно почему не убили они и быка. Посланный с печальной вестью возвратился из гавани, сообщив, что правитель колонии Кашеваров запретил хоронить старца до его приезда. Там же, в гавани, был заказан для усопшего лучший гроб, который должен был доставить на Еловый священник. Но все эти распоряжения были противны воле почившего. И вот подул страшный ветер, полил дождь, сделалась ужасная буря. Невелик был переезд из гавани на Еловый, всего часа два пути, но никто не решался пуститься в море в такую погоду. Так было целый месяц, и все это время тело отца Германа лежало в теплом доме его воспитанников, лицо его не изменилось и от тела не было ни малейшего запаха.

Наконец с опытным стариком Козьмою Училищевым был доставлен гроб; из гаваньских никто не приехал, и жители острова одни предали земле бренные останки своего старца. Та исполнилось последнее желание отца Германа. Бык отца Германа на другой день по его смерти ударился головой о дерево и свалился на землю мертвый.

В самый день смерти старца в селении Катани на Афогнаке виден был над Еловым необыкновенный светящийся столб до неба. Пораженные чудесным явлением креол Герасим Вологдин и жена его Анна стали молиться со словами: «Видно, отец Герман оставил нас». Этот светящийся столб видели и другие. В тот же вечер в другом селении на Афогнаке видели человека, поднимавшегося к облакам над Еловым островом.

Похоронив старца, ученики поставили над его могилой простой деревянный крест. Позже на этом месте был воздвигнут храм, освященный во имя преподобных Сергия и Германа, Валаамских чудотворцев.

Видев славную подвигами жизнь отца Германа, видев его чудеса, видев исполнение его пророчеств и, наконец, его блаженное успение, «все местные жители, – свидетельствует преосвященный Петр, – вполне уверены в его богоугождении».

В 1842 году, через шесть лет по преставлении старца, плывя морем на Кадьяк и находясь в крайней опасности, высокопреосвященный Иннокентий, архиепископ Камчатский и Алеутский, воззрев на остров Еловый, сказал в уме своем: «Если ты, отец Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер!» И точно, не прошло кажется и четверти часа, рассказывал впоследствии высокопреосвященный, как ветер сделался попутным, и они благополучно пристали к берегу. В благодарность за избавление архиепископ Иннокентий сам отслужил на могиле блаженного панихиду.

В 1867 году один из аляскинских епископов составил записку о житии преподобного Германа и о случаях чудотворения по его молитвам, которые еще долго после его блаженной кончины записывались доброхотами. Впервые житие преподобного Германа было опубликовано на Валааме в 1894 году. В 1927 году русский архимандрит Герасим (Шмальц) прибыл на остров Еловый и остался там до конца своих дней. В 1952 году им были составлены житие и акафист преподобному, а через семь лет им же мощи преподобного Германа были открыты и перенесены в специально построенную небольшую часовню.

9 августа 1970 года, на день памяти святого великомученика и целителя Пантелеимона, на острове Кадьяке было совершено прославление преподобного Германа. Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 1 декабря 1970 года имя преподобного Германа Аляскинского было включено в месяцеслов. В 1984 году преподобный Герман прославлен вместе со всеми сибирскими святыми. Его изображение есть на общей иконе сибирских святых.

Примечания

[1] Деизм – религиозно-философское учение, распространенное в ХVII–ХVIII вв., допускавшее существование Бога лишь как первопричины мира и отрицавшее существование Бога как Личности.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-german-aljaskinskij

Свт. Мелетия, архиеп. Харьковского (1840)

ДНИ ПАМЯТИ:

25 февраля

23 июня – Собор Сибирских святых

28 июня (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯТИТЕЛЯ МЕЛЕТИЯ,

АРХИЕПИСКОПА ХАРЬКОВСКОГО

Святитель Мелетий, архиепископ Харьковский и Ахтырский (в миру Михаил Иванович Леонтович), родился 6 ноября 1784 года в селе Старые Санжары Полтавской области.

В 1808 году Михаил Леонтович успешно окончил Екатеринославскую духовную семинарию. Как лучший ученик он был направлен архиепископом Екатеринославским Платоном в Петербург, в Александро-Невскую академию. Окончив академию в 1814 году со степенью магистра, он был определен адъюнкт-профессором греческого языка.

С 11 марта 1817 года Михаила Леонтовича назначили секретарем учрежденного при академии Строительного комитета.

30 июля 1817 года его перевели в Киевскую духовную семинарию на должность инспектора, где он был профессором церковной истории и греческого языка. Когда 28 сентября 1819 года была открыта Киевская духовная академия, Михаил Леонтович стал ее первым инспектором.

11 февраля 1820 года, накануне дня памяти святителя Мелетия Антиохийского, в соборном храме Киево-Братского монастыря он был пострижен в монашество с именем Мелетий. Постриг совершил Киевский митрополит Евгений (Болховитинов). 22 февраля 1820 года инок Мелетий был посвящен митрополитом Евгением в сан иеродиакона, 25 февраля – во иеромонаха.

9 августа 1821 года иеромонах Мелетий был назначен ректором Могилевской духовной семинарии и настоятелем Кутеинского Оршанского монастыря с возведением в сан архимандрита. В августе 1823 года его перевели на должность ректора Псковской духовной семинарии, а 24-го января 1824 года архимандрит Мелетий назначен ректором Киевской духовной академии.

В октябре 1826 года последовало определение Святейшего Синода о назначении архимандрита Мелетия епископом Чигиринским, викарием Киевской епархии и настоятелем Киевского Златоверхого Михайловского монастыря. 19 октября 1826 года состоялось его наречение во епископа, а 21 октября в Киево-Софийском соборе была совершена архиерейская хиротония.

С отеческой любовью заботился святитель о юных питомцах, воспитывая их в духе преданности Церкви Христовой. Особой заботой святителя было попечение о бедных, вдовах и сиротах. Часто посещал он заключенных и для их утешения совершал Богослужения в тюремных церквах. Не меньше заботился святитель и о духовном окормлении братии Михайловского монастыря. Устными назиданиями и личным примером он воспитывал в иноках обители дух истинного подвижничества. Святитель Мелетий говорил: «Смирение – охранительный меч, с ним безопасно пройдешь землю, ад и достигнешь Неба».

В апреле 1828 года святитель Мелетий получил назначение на Пермскую кафедру.

Строгий к самому себе, святитель был строг и к другим. Для подготовки избранных кандидатов к принятию сана святитель Мелетий сам написал для них так называемый «Ставленнический катехизис». В августе 1831 года святитель Мелетий был переведен на Иркутскую кафедру, с возведением в сан архиепископа.

Большое внимание уделял святитель просвещению малых народов России светом Евангельского учения. Святитель основал церкви на севере Камчатки, в северо-восточной части Иркутской епархии и вдоль реки Алдан, на тракте от Якутска до Охотска. Он часто обозревал обширную епархию, был на побережье Охотского и Ледовитого морей, в пределах Северной Америки, где тогда трудился знаменитый апостол Сибири, священник Иоанн Вениаминов, впоследствии святитель Иннокентий (память 23 сентября и 31 марта). Путешествуя по Сибири и берегам Тихого океана, святитель Мелетий нередко общался с населением, исповедовавшим ламаизм. Святитель с кротостью убеждал оставить заблуждения и объяснял евангельские истины язычникам: тунгусам, бурятам, камчадалам, а также жителям Курильских и Алеутских островов.

После неутомимых трудов здоровье святителя ухудшилось, и его перевели в 1835 году на Слободско-Украинскую кафедру (впоследствии Харьковская и Ахтырская).

И здесь святитель Мелетий уделял большое внимание духовным учебным заведениям, много заботился о быте и образовании духовенства.

Он поднял вопрос о восстановлении тех монастырей и духовных училищ, которые упразднила императрица Екатерина II. Большое внимание уделял святитель борьбе с расколом.

2 июля 1839 года святитель Мелетий возглавил торжество в г. Ахтырке по случаю 100-летия со дня явления чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Ахтырской.

Блаженная кончина святителя последовала в ночь на 29 февраля 1840 года. После Причастия со словами «Ныне отпущаеши» святитель осенил себя крестным знамением и, обращаясь ко всем со словами «Простите меня», отошел ко Господу.

4 марта 1840 года святитель Мелетий был предан земле епископом Курским Илиодором в усыпальнице под Крестовой церковью Покровского монастыря.

С первых дней кончины святителя верующие люди твердо уповали на предстательство святого Мелетия пред Богом и получали благодатную помощь: исцеление в болезнях, утешение в скорбях и избавление от злых обстояний. Особую надежду возлагали верующие харьковчане на святого Мелетия в бедственные дни Великой Отечественной войны. Чудесным извещением святой предсказал скорое избавление города от врагов.

В 1948 году с благословения святейшего патриарха Алексия гробница с мощами святителя Мелетия была перенесена в Благовещенский кафедральный собор, где находится и по сей день, являясь духовным прибежищем и молитвенным утешением верующих людей.

Со дня утверждения в 1977 году святейшим патриархом Пименом и Священным Синодом службы с акафистом святителю Мелетию верующие харьковчане с радостью спешат по средам вечером в собор, прося здесь молитвенного ходатайства святителя о благостоянии Святой Церкви, о мире и благоденствии Отечества.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-meletij-leontovich

Блж. Андрея Симбирского (1841)

ДНИ ПАМЯТИ:

10 декабря

3 июня – Обре́тение мощей

3 июня – Собор Симбирских святых

ЖИТИЕ

В миру Андрей Ильич Огородников, родился 17 июля 1763 года в Симбирске, в семье мещан, с 7 лет стал юродствовать, взял на себя подвиг постничества (в пищу в продолжение всей жизни он употреблял лишь хлеб и разваренные сухие ягоды, а по праздникам – чай с мёдом) и подвиг молчания («разговаривал» при помощи жестов и отдельных звуков, хотя не был лишён дара речи).

Рано осиротел, до 1813 г. жил у брата, а после его смерти – у овдовевшей сестры, покинувшей ради него монастырь. Помещица Е.А. Мильгунова выстроила для св. Андрея дом и назначила ему пожизненное содержание в размере 60 р. в год.

Всю свою жизнь Андрей был прихожанином Вознесенского собора, где еженедельно приобщался Тела и Крови Христовых. К этому храму блаженный относился с особым умилением: мог всю ночь (даже зимнюю) молиться, стоя под стенами собора или на его колокольне, а иногда его видели даже ползающим возле ограды храма и целующим низенькие ее столбики.

Всю милостыню, которую получал, блаженный раздавал нищим, был очень кроток, укрощал свою плоть, передвигаясь только бегом, а если и стоял на месте, то раскачивался подобно маятнику. Спал он всегда очень мало, на досках или голом полу, ничего не подкладывая под голову, чтобы во время сна голова ничего не касалась.

Блаженный обладал даром прозорливости и исцеления, усмирял бесноватых. Жителям Симбирска, приходившим в Саров, прп. Серафим Саровский говорил: «Зачем это ко мне, убогому, вы трудитесь приходить? У вас лучше меня есть, Андрей ваш Ильич».

Некоторые поступки блаженного казались окружающим странными и безрассудными, но всегда приводили к благу. Например, вытащив кляп из бочонка с маслом в лавке торговца, Андрей сохранил людей от смертельной опасности, так как в опустевшем бочонке нашли мертвую змею. В другой раз, вбежав в дом одной мещанки, блаженный выхватил из печки раскаленный чугунок со щами и, разбив его, убежал. На дне разбитого сосуда обнаружили огромного паука. Часто блаженный хватал руками раскаленный металл, целовал кипящий самовар, нередко обливаясь при этом кипятком, но всё это не причиняло ему ни малейшего вреда.

Святой Андрей смиренно и кротко переносил все поношения, издевательства, а то и побои: стоял, потупя взор и опустив голову. Это вызывало растерянность обидчиков, а иногда и вразумление о подвиге блаженного.

Скончался 27 ноября 1841 года в Симбирске, был похоронен при огромном стечении народа в Симбирском Покровском монастыре. По свидетельству очевидцев, от тела подвижника исходило благоухание. На могиле блаженного на народные пожертвования была возведена величественная чугунная часовня с золочеными маковками. Ее разрушили в 1930-е годы...

В 1991 году во время археологических раскопок на кладбище бывшего Покровского монастыря была обнаружена оскверненная могила блж. Андрея. В том же году были получены первые сведения о чудесных исцелениях и помощи на могиле блаженного, подготовлена историческая справка в комиссию по канонизации при Священном Синоде.

В 1995 году рядом с могилой возводится часовня, в феврале к рассмотрению принято два тома материалов, собранных о подвижнике.

3 июня 1998 г. были обретены мощи блаженного Андрея и состоялась его канонизация как местночтимого святого.

В 2004 г. Архиерейским Собором подвижник был прославлен в лике святых Русской Православной Церкви.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-andrej-simbirskij-ogorodnikov

Прп. Льва Оптинского (1841)

ДНИ ПАМЯТИ:

24 октября – Преставление

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

ЖИТИЕ

Первый приснопамятный оптинский старец Лев (Наголкин) родился в г. Карачеве Орловской губ., и в святом крещении наречен был Львом. В миру он вращался в купеческом быту и служил приказчиком в пеньковом деле, возил пеньку для сбыта на дальние расстояния. Однажды юноша подвергся нападению от волка, который вырвал у него из ноги огромный кусок. Будучи необычайно сильным и смелым, Лев засунул кулак в глотку волка, а другой рукой сдавил ему горло. Обессиленный волк упал с воза. Старец Лев прихрамывал после этого всю жизнь.

Сметливый и в высшей степени способный приказчик во время переездов сталкивался с представителями всех классов общества. Он хорошо освоился с манерами и бытом каждого из них. Этот опыт пригодился ему в годы старчествования, когда к нему приходили и раскрывали душу самые разные люди, знатные и незнатные.

Начало монашеской жизни преп. Лев положил в Оптиной Пустыни, но потом перешел в Белобережскую Пустынь, где в то время настоятельствовал известный афонский подвижник о. Василий Кишкин. Вскоре Лев принял монашеский постриг с именем Леонид. Здесь он прошел искус обучения монашеским добродетелям: послушанию, терпению и всем внешним подвигам. В 1804 г. он стал преемником о. Василия. Еще до назначения своего настоятелем, преподобный прожил некоторое время в Чолнском монастыре, где встретился с учеником старца Паисия Величковского о. Феодором и стал его преданным последователем. Старец Феодор обучал преп. Леонида высшему монашескому деланию, этой «науке из наук и искусству из искусств», как зовется подвиг непрестанной молитвы, посредством которой происходит очищение сердца от страстей. В это же время преподобный познакомился с инспектором Орловской семинарии игуменом Филаретом, будущим митрополитом Киевским. Это обстоятельство имело для старца значение в его последующей жизни.

Как только старец Леонид был назначен настоятелем Белобережской Пустыни, о. Феодор перешел к нему на жительство. Впоследствии оба подвижника во многих скитаниях прожили совместно около двадцати лет. Под руководством о. Феодора преп. Леонид достиг высоких духовных дарований.

В Белых Берегах о. Феодора постигла продолжительная болезнь, после которой построили ему уединенную келью в лесной глуши, в двух верстах от обители, где он и поселился с о. Клеопой. К этим великим подвижникам вскоре присоединился и сам преподобный, сложивший с себя звание настоятеля в 1808 году. Здесь в пустынном безмолвии он принял келейно пострижение в схиму и наречен был Львом. Вскоре после этого старцы Лев и Клеопа переселились в Валаамский монастырь, а в 1812 году к ним присоединился и старец Феодор.

Около шести лет прожили великие старцы в Валаамском скиту, где им вначале жилось хорошо, как об этом писал о. Феодор: «Взаправду можно похвалиться милосердием Божиим на нас, недостойных, явленным: привел нас в место безмолвное, спокойное, от человеков удаленное, молвы свобожденное». Тамошний юродивый Антон Иванович сказал: «Торговали хорошо». То есть привлекли к себе мудростью и смирением многих братий, которые к ним стали ходить за духовным руководством. Им удалось спасти от глубокого отчаяния келиарха монастыря о. Евдокима, который, исполняя внешние подвиги, не мог справиться с такими страстями, как гнев и пр. Старцы указали ему истинный путь к отверзению сердца, и он понял смиренную науку отцов, начал смиряться, возрождаться и впоследствии сам стал учителем братии. Имена Леонида и Феодора всегда были на его устах. Игумен монастыря о. Иннокентий вознегодовал, что старцы отняли у него его ученика, и обратился с жалобой к Петербургскому митрополиту Амвросию. Из Петербурга приехала комиссия, старцы были оправданы, а игумену было сделано строгое внушение. Но зная человеческую природу, старцы побоялись оставаться на Валааме, в особенности после посещения монастыря князем Голициным, который оказал им особое внимание. Они перебрались в Александро-Свирский монастырь.

В 1820 году государь Александр I объезжал северные свои владения. Путь его пролегал вблизи Александро-Свирского монастыря. Жившие там старцы о. Феодор и преп. Леонид почтительно предложили своему настоятелю приготовиться к встрече государя, хотя в его маршруте монастырь этот не был обозначен. Отец настоятель прислушался к совету старцев и в день, указанный ими, ожидал императора у ворот. Между тем государь на пути, по своему обыкновению, расспрашивал о местности и ее жителях у ямщиков – иногда сам, иногда через кучера Илью, неизменного своего возницу. Приближаясь к дороге, где поставлен был крест в знак близости монастыря и для указания к нему пути, государь спросил: «Что это за крест?». Узнав же, что недалеко Свирский монастырь, он велел туда ехать. При этом начал расспрашивать, – каково в монастыре и каковы братия. Ямщик, нередко туда ходивший, отвечал, что ныне стало лучше прежнего. «Отчего?» – спросил государь. «Недавно поселились там старцы о. Феодор и о. Лев; теперь и на клиросе поют получше, и во всем более порядка». Государь, слыхавший от князя Голицина эти имена, пожелал со старцами познакомиться. Между тем ожидавшие царя, испытанные скорбями старцы сотворили между собою краткое совещание, как поступить, если государю угодно будет посетить их, и решили, чтобы не вызывать у братии зависти, молчать. Подъехав к монастырю, государь удивился встрече: «Разве ждали меня?». Настоятель сказал, что вышел навстречу по совету старцев. Приложившись к мощам, царь спросил: «Где здесь о. Феодор и о. Лев?». Старцы несколько выдались, но на все вопросы императора отвечали сдержанно и отрывисто. Государь это заметил и прекратил вопросы, но пожелал принять благословение от о. Феодора. «Я монах непосвященный, – сказал смиренный старец, – я просто мужик». Царь вежливо откланялся и поехал в дальнейший путь.

Во время пребывания в Александро-Свирском монастыре преп. Леонид однажды ездил по делам в Петербург и из рассказа о его пребывании в столице видно, что уже тогда он был истинным прозорливым старцем, обладателем многих духовных дарований. Он посещал там одну духовную дочь, которую спас от неправильного духовного устроения, именуемого прелестью. Однажды старец пришел к ней и потребовал, чтобы она немедленно переехала на новую квартиру, которую ей предлагали и от которой она отказывалась. Старец настоял на своем. Ночью в старую ее квартиру забрался ее бывший слуга с целью ограбления и убийства. Его намерение было потом доказано.

Когда скончался великий старец о. Феодор, преп. Леонид не сразу прибыл в Оптину Пустынь, куда его призывали епископ Филарет Калужский и преп. Моисей – настоятель обители. Сначала его удерживали в Александро-Свирском монастыре, потом он пробыл некоторое время в Площанской Пустыни, где находился преп. Макарий – его будущий помощник во время старчествования в Оптинском скиту и впоследствии его преемник в старчестве.

Наконец, в Оптину Пустынь (1829 г.) прибыл основатель знаменитого ее старчества – той духовной школы, откуда вышла вся плеяда последующих старцев. Заслуга преп. Леонида не ограничивается только основанием старчества, им был дан тот импульс, который вдохновлял последующие поколения старцев в течение целых ста лет – до самого конца жизни и процветания знаменитой Оптиной Пустыни. Великие старцы преп. Макарий и преп. Амвросий, были его учениками.

Старец Леонид прибыл в Оптину Пустынь уже на склоне лет. Он был большого роста, величественный, в молодости обладавший баснословной силой, сохранивший до старости, несмотря на полноту, грацию и плавность в движениях. Его исключительный ум, соединенный с прозорливостью, давал ему возможность видеть людей насквозь. Душа старца была преисполнена великой любви и жалости к человечеству, но действия его иногда были резки и стремительны. О преп. Леониде нельзя судить как об обычном человеке, потому что он достиг той духовной высоты, когда подвижник действует, повинуясь голосу Божию. Вместо долгих уговоров он иногда сразу выбивал у человека почву из-под ног и давал ему осознать и почувствовать свою несостоятельность и неправоту, и таким образом своим духовным скальпелем вскрывал гнойник, образовавшийся в огрубевшем сердце человека. В результате лились слезы покаяния. Старец знал, каким способом достигнуть своей цели.

Жил недалеко от Оптиной один барин, который хвастался, что как взглянет на старца Леонида, так его насквозь и увидит. Был этот барин высокий, тучный. Приезжает он раз к старцу, когда у него было много народа. А у преподобного был обычай, когда он хотел произвести на кого особое впечатление, то загородит глаза левой рукой, точно от солнца, приставив ее козырьком ко лбу. Так поступил он при входе этого барина и сказал: «Эка остолопина идет! Пришел, чтобы насквозь увидеть грешного Леонида, а сам, шельма, семнадцать лет не был у исповеди и Св. Причащения». Барин затрясся, как лист, и после каялся и плакал, что – грешник неверующий и, действительно, семнадцать лет не исповедывался и не причащался Св. Христовых Таин.

Другой случай. Приехал в Оптину помещик П. и, увидев старца, подумал про себя: «Что же это говорят, что он необыкновенный человек! Такой же, как и прочие, необыкновенного ничего не видно». Вдруг старец говорит ему: «Тебе все дома строить. Здесь вот столько-то окон, тут столько-то, крыльцо такое-то!» Нужно заметить,что П. по пути в Оптину увидел такую красивую местность, что вздумал выстроить там дом и составлял в уме план, какой он должен быть и сколько в нем окон, в чем и обличил его старец. Когда же П. стал исповедываться, преподобный напомнил ему забытый им грех, который он даже за грех не считал.

Еще однажды был случай, когда один приезжий господин объявил старцу, что приехал на него «посмотреть». Старец встал с места и стал поворачиваться перед ним: «Вот, изволите посмотреть меня». Господин пожаловался на него настоятелю, который ему возразил, что старец святой, и по его словам был ему и ответ. Приезжий после этого немедленно вернулся к преподобному, кланялся ему земно и говорил: «Простите, батюшка, я не сумел вам объяснить о себе». Старец выслал из кельи присутствующих и беседовал с приезжим два часа. После этого тот прожил в Оптиной месяц, часто ходил к старцу, потом писал ему письма, объясняя, что он был в отчаянном положении и что старец оживил и воскресил его.

Славный и знаменитый герой Отечественной войны, находясь по пути со своей частью поблизости от Оптиной Пустыни, заглянул в скит к старцу Леониду. Старец спросил у него его фамилию.

– Кульнев, – отвечал генерал, – я остался после отца малолетним, поступил в учебное заведение, окончил курс наук и с того времени нахожусь на службе.

– А где же ваша матушка?

– Право, не знаю, в живых ли она, или нет. Для меня, впрочем, это все равно.

– Как так? Хорош же вы сынок.

– А что же? Она мне ничего не оставила, все имение раздала, потому я и потерял ее из виду.

– Ах, генерал, генерал! Что мелешь? Мать тебе ничего не оставила, а все прожила. И как это ты говоришь, что все она раздала? А вот об этом-то ты и не подумаешь, что она едва могла перенести удар лишения твоего родителя, а своего супруга: и с этого времени и до настоящего стоит перед Богом, как неугасимая свеча, и как чистая жертва посвятила свою жизнь на всякое злострадание и нищету за благо своего единственного сына Николушки. Вот уже около тридцати лет она проходит такой самоотверженный подвиг. Неужели же эти ее молитвы для своего Николушки не наследство? У многих генералов при всех изысканных средствах дети не лучше прохвостов, а Николушка и без средств, да вот генерал!

Глубоко потрясли Кульнева эти простые, но и правдивые старческие слова. Обратившись к св.иконам, он зарыдал. Затем генерал при безчисленных благодарностях спросил адрес своей матери. А прибыв к ней, он на коленях подполз к ее кровати и целовал у нее руки и ноги… Старушка чуть не умерла от радости…

Очень характерен рассказ одного афонского монаха, о. Парфения, посетившего старца Леонида. Монах был одет в мирскую одежду, однако старец, называя его афонским монахом, запретил ему становиться перед собой на колени, как это делали миряне. Среди присутствующих был человек, который, по его словам, пришел «получить душеполезное наставление», но, вопрошенный старцем, сознался, что не исполнил прежнее старческое приказание. Он не бросил курение, как приказал ему о. Леонид. Преподобный грозно велел вытолкать этого человека вон из кельи. Потом пришли три женщины в слезах, которые привели одну лишившуюся ума и рассудка. Они просили о больной помолиться. Старец надел на себя епитрахиль, возложил конец епитрахили и свои руки на главу болящей и, прочитав молитву, трижды перекрестил ее главу и приказал отвести в гостиницу. Сие делал он сидя, потому что уже не мог встать, был болен и доживал последние свои дни. Когда о. Парфений посетил старца на другой день, вчерашняя больная пришла совершенно здоровой, а выгнанный господин пришел просить прощения. Старец его простил, и повторил свое приказание. Афонский монах ужаснулся, что старец, не боясь вреда для себя, творит исцеления. Преподобный ответил: «Я сие сотворил не своей властью, но это сделалось по вере приходящих, и действовала благодать Святого Духа, данная мне при рукоположении, а сам я человек грешный».

Чудеса, совершаемые старцем, были безчисленны: толпы обездоленных стекались к нему, окружали его. «Случилось мне однажды, – писал иеромонах Леонид (Кавелин, будущий наместник Троице-Сергиевой Лавры), – проезжать из Козельска в Смоленскую губернию. По дороге в уединенных деревушках поселяне, узнав, что я еду из Козельска, наперерыв спешили узнать что-нибудь о старце Леониде. На вопрос, откуда вы его знаете, они отвечали: «Помилуй, кормилец, как нам не знать о. Леонида? Да он для нас, бедных, неразумных, больше отца родного. Мы без него, почитай, сироты круглые».

Иначе относились к старцу некоторые духовные лица, в том числе калужский епархиальный архиерей преосв. Николай, который творил много неприятностей Оптиной Пустыни. Этот епископ имел твердое намерение сослать старца Леонида в Соловецкий монастырь для заключения. Предыдущий же епископ Калужский Никанор, будущий митрополит С.-Петербургский, уважал старца. В бытность преподобного в Калуге встречные лица, узнав его, становились на колени и кланялись ему в ноги. Увидев это, начальник полиции решил, что дело нечисто и сделал соответственное донесение епископу Никанору. Владыка вызвал к себе старца и на вопрос, как он верует, старец спел ему Символ веры по-киевски, т.е. начиная с низкой ноты и повышая тон до самой высокой. По пословице «рыбак рыбака видит издалека», добрый владыка понял, кого он видит перед собой и почему старцу кланяются в землю. Он задержал старца у себя в течение нескольких дней, ухаживал за ним, угощал его, так что старец два дня не ел, вернувшись домой. К сожалению, этот добрый архипастырь правил в Калуге недолго, тогда как епископ Николай правил долго и даже пережил старца.

Старчествование преп. Леонида продолжалось в Оптиной Пустыни с 1829 и до года его кончины, последовавшей в 1841 г., т.е. двенадцать лет. Этот промежуток времени старец переживал как почти непрерывное гонение. Когда он прибыл в Оптину Пустынь, игумен Моисей передал ему духовное руководство братией, а сам занялся исключительно хозяйственной частью и ничего не предпринимал без старческого благословения. Так же относился к старцу Леониду и брат игумена, скитоначальник Антоний.

Против старца восстал некто о. Вассиан, который себя считал старожилом в монастыре и не признавал старческого руководства. Этот о. Вассиан признавал только внешние подвиги умерщвления плоти. Подобный ему инок описан Достоевским в романе «Братья Карамазовы» под именем Ферапонта. Вассиан стал писать доносы на старца.

Однако в течение первых шести лет гонения еще не принимали крутого характера. Но с течением времени дело стало принимать более угрожающий оборот. Так, еще к начальному периоду относится запись некой Паши Труновой, сестры Павла Трунова, старцева ученика. Она рассказывает, что однажды в бытность ее в Оптиной Пустыни, старец Леонид запретил ей прийти к нему назавтра, так как «будет суд». «Кого же будут судить?», – спросила Паша. «Да меня же», – ответил старец. На другой день следователи допрашивали весь монастырь, но все показания благоприятствовали преподобному. Это было начало. С 1835 г., и особенно в 1836 г., гонения усилились. Кроме всех ложных донесений, калужский преосвященный получил еще через московскую тайную полицию анонимный донос с обвинениями по адресу старца и настоятеля. Говорилось, что последний несправедливо оказывает скитским старцам предпочтение перед живущими в монастыре и что скит причиняет монастырю большой урон, и если он не уничтожится, то древняя обитель разорится и т.д. Следствием этого доноса было то, что настоятель был вызван для объяснений, а старцу Леониду было запрещено носить схиму, т.к. он был пострижен келейно, и строжайше запрещено принимать посетителей.

Старца перевели из скита в монастырь и там переселяли из кельи в келью. Преподобный относился к этим невзгодам с полным благодушием; с пением «Достойно есть…» он самолично переносил на новое место икону «Владимирской» Божией Матери – благословение преп. Паисия Величковского старцу Феодору. «Однажды игумен Моисей, – говорит жизнеописатель преп. Леонида, – проходя по монастырю, увидел огромную толпу народа перед кельей старца, между тем как последовало из Калуги повеление архиерея никого не пускать к нему. Отец игумен вошел к старцу в келью и сказал: «Отец Леонид! Как же вы принимаете народ? Ведь владыка запретил принимать». Вместо ответа старец отпустил тех, с кем занимался, и велел келейникам внести к себе калеку, который в это время лежал у дверей кельи. Его принесли и положили перед ним. Отец игумен в недоумении смотрел на него. «Вот, – начал старец свою речь, – посмотрите на этого человека. Видите, как у него все члены телесные поражены. Господь наказал его за нераскаянные грехи. Он сделал то-то и то-то, и за все это он теперь страдает – он живой в аду. Но ему можно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли я его не принимать? Что вы на это скажете?». Слушая преподобного и смотря на лежащего перед ним страдальца, о. игумен содрогнулся. «Но преосвященный, – промолвил он, – грозит послать вас под начало». «Ну так что же, – ответил старец, – хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тот же Леонид! Я к себе никого не зову: кто ко мне приходит, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародье многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие духовные нужды?».

Отец игумен Моисей ничего на это не мог возразить и молча удалился, предоставляя старцу жить и действовать, как укажет ему Сам Бог.

Старцу пришлось бы туго если бы не заступничество обоих митрополитов Филаретов. Митрополит Киевский защитил старца, находясь на чреде в Синоде, а также посетив Оптину Пустынь, где оказывал преподобному в присутствии епархиального архиерея особые знаки уважения. К митрополиту Филарету Московскому прибег письменно старец о. Макарий через епископа Игнатия Брянчанинова, который в юности был учеником преп. Леонида. Митрополит Филарет написал калужскому епископу: «Ересь предполагать в о. Леониде нет причины».

Незадолго до смерти старца опять возникли гонения на него и на монашествующих женских обителей, духовных дочерей оптинских старцев. Монахини были изгнаны.

Это гонение было основано на невероятном невежестве. Старца называли масоном, а святоотеческие книги, такие как творения Аввы Дорофея, данные им монашествующим, – «чернокнижием». Однако перед самой кончиной его монахини были оправданы, так что старец вздохнул свободно. Впоследствии лучшие ученицы преп. Леонида заняли начальственные должности в монастырях.

С первых чисел сентября 1841 года старец стал ослабевать и проболел пять недель.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-lev-optinskij

Прп. Филарета Глинского (1841)

ДНИ ПАМЯТИ:

13 апреля

22 сентября

ЖИТИЕ

КРАТКОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО ФИЛАРЕТА,

НАСТОЯТЕЛЯ ГЛИНСКОЙ ПУСТЫНИ

Высокопреподобный по титулу и жизни, муж сильный словом и делом, отец Филарет[1], в мире Фома Данилевский, современниками назывался «святым старцем, одним из лучших настоятелей своего времени, коего уважали не только простые монахи, но и самые иерархи».

Он родился в 1777 году, воспитывался в доме благочестивых родителей; юношей поступил в Киево-Печерскую лавру, где усердием и честностью заслужил общее уважение. Там Фома пользовался советами начальника Дальних пещер иеромонаха Трифиллия и иеромонаха Антония, впоследствии Архиепископа Воронежского. Желая иметь более удобства беспрепятственно служить Богу, он в 1802 году перешел в Софрониеву пустынь (Курской епархии) под руководство архимандрита Феодосия, друга известного старца Паисия Величковского. Как знатока пения, отец Феодосий назначил Фому управлять певчими и в том же году постриг в мантию с именем Филарета. Видя в новопостриженном избранника Божия, отец Феодосий ввел его в близкое духовное общение с собою, указывал своему ученику все пути к очищению ума от помыслов и к творению непрестанной молитвы. Сеяние благочестивого аввы пало на добрую землю и принесло сторичный плод. На другой год отец Филарет, в сане иеродиакона, поставлен был уставщиком, в каковой должности немало пришлось ему перенести скорбей от любителей скорого Богослужения. В 1806 году, он возведен в сан иеромонаха, с назначением благочинным монастыря. Некоторое время о. Филарет жил в саду, в отдельной келье. Тут, вдали от всякой суеты, изучал он творения святых отец, деятельно проходя все ступени духовного восхождения, кои требовали от подвижника постоянного бдения, поста и молитвы. Просветленный благодатию свыше, о. Филарет приобрел дар духовного рассуждения и опыта, так, что старцы стали прибегать к нему за разрешением своих недоумений. За такую жизнь иеромонах Филарет немало потерпел страхований от завистника нашего спасения и перенес различные оскорбления от неблагонамеренных людей. После пятнадцатилетних усиленных подвигов в Софрониевой пустыни отец Филарет, по избранию Глинского братства, назначен был на должность настоятеля Глинской пустыни, куда прибыл 6 июня 1817 года. При встрече его братиею случилось знаменательное происшествие. Когда отец Филарет вышел из повозки, в нее влетел рой пчел и уселся на его месте. Видя это, братия и сам Филарет почли сие добрым предзнаменованием. Другое предзнаменование - видение одного инока. Накануне прибытия отца Филарета, он видел большой восходящий к небу столб, идущий от Софрониевой к Глинской пустыни.

Глинская пустынь тогда была в самом жалком состоянии. Рядом строгих и благоразумных мер новый настоятель быстро возвысил нравственное состояние Глинского братства. Главным образом он обращал внимание на вновь поступивших. Ибо доброе начало имеет великое значение на всю последующую жизнь в монастыре. От новоначальных о. Филарет требовал полного отсечения своей воли и подчинения руководящим. Без этого невозможно исправление страстей, пороков и худых навыков. Опытный старец знал на какой ниве и что надо сеять и что истреблять. Всякое терние гордости исторгал он силою безусловного послушания, самолюбие - отсечением воли; высокоумие - смирением; всякую худую наклонность и мира сего привычки - мудрыми наставлениями; все сорное и непотребное научал попалять хранением уст, трудами, постом и молитвою.

Таким образом, мало-помалу, переходя от легкого к более трудному, он со всякой кротостью и терпением очищал сорную ниву сердец и удобрял ее, назидательным учением богомудрых отцов св. Церкви. Господь же Иисус Христос, хотящий всем спастися и в разум истины приити, благословляя труды его, возращал на ниве сей благодатию Своею благочестие и добродетели.

Послушания труженикам отец Филарет налагал на каждого весьма искусно, так что и благородные, изнеженные воспитанием - сносили иго трудов даже с большою ревностью пред теми, которые привыкли к суровой жизни и, по званию своему, как бы сдружились с телесными трудами. Познание внутреннего, втайне сокровенного человека вот, что давало ему возможность безошибочно поступать в таких случаях.

Строгий к себе, он требовал ко всякому делу относиться серьезно и не пропускал малейшей ошибки своих подчиненных без внимания. Увидев размахивающего руками, или слишком поднимающего вверх голову, или без нужды чем-либо стучащего, он сейчас же делал напоминание, говоря: «это неблагообразно, несвойственно монаху, означает недостаток смирения» и т.д. Все это делалось не ради желания показать свою власть, власть карающую, а единственно ради своего и других спасения. Цель увещания его была любовь от чистого сердца, доброй совести и нелицемерной веры, как об этом пишет Апостол (1Тим.1:5). Если везде, то в деле спасения тем более, необходима точность исполнения всех предписанных отеческих правил. Вот почему богобоязненный старец во всякое время, без всякого лицеприятия, обличал, запрещал, увещал и исправлял каждого со всяким долготерпением и назиданием (2Тим.4:2). Он исправлял дурное, прививал хорошее, не щадя для этого тленной плоти, которую так тщательно охраняют некоторые наставники, желая приобрести любовь человеческую, и тем самым нанося вред душе своих учеников.

На скорбном и тесном пути встречается много разных искушений не особенно важных, но в подвиге иноческого жития до невероятности тягостных. Тут надо суметь найти середину между карающей вину строгостью, чтобы наказанный не оставил своего подвига и не пришел в отчаяние и снисходительностью, чтобы она не послужила поощрением к небрежению и бесстрашному совершению недозволенного. Эту середину, от легкого замечания до самой высшей епитимии, умел находить отец Филарет. Всегда и везде одинаково справедливый, благоразумно строгий, он силою убедительного слова приводил виновного к сознанию, при котором тот примирялся и с аввою и со своею возмущенной совестью. Обладая даром познавать, способных и благонадежных, отец Филарет приближал их к себе и скоро возвышал пред другими. Таким образом, он образовал надежный оплот Глинского общежития в том виде, как сам его понимал по учению святых отцов и по опыту своей духовной жизни.

Те из прежних обитателей Глинской пустыни, которые не могли мириться с реформами энергичного настоятеля, оставили обитель. Это было к лучшему: старая закваска не могла заквасить на свой вкус преобразованной жизни Глинских иноков, среди которых, по примеру Софрониевой пустыни, отец Филарет ввел старчество с ежедневным открытием помыслов старцу. Старец ближайшим образом имел наблюдение за учениками, научал их правилам монашеской жизни, разъяснял недоумения и т.д. Для испытания повиновения в деле ревности по Богу и ограждения от искушений, каждый монах, кроме богослужений и вечернего церковного правила, имел еще от своего старца особое келейное правило, смотря по степени душевного устроения и послушания или безвозмездных работ в пользу братства ради Бога и собственного спасения. В общем келейное правило состоит из молитв, земных и поясных поклонов, чтения Псалтири, Евангелия и Апостола.

Для утверждения навсегда принятого порядка богослужений и монастырской жизни в Глинском общежитии отец Филарет написал по образу афонского особый устав (утвержден Святейшим Синодом в 1821 г. Впоследствии Глинский устав введен в некоторых других общежитиях, особенно в тех, кои при основании, или возобновлении своем, настоятелей и братство брали из Глинской пустыни, например: Бузулукский монастырь Самарской губ., Святогорская Успенская пустынь, Харьковской губ. В последней, Глинский устав введен по Высочайшему повелению Императора Николая I) и назвал его «сокровищем хранения благих дел». Неусыпным попечением о исполнении его он сумел привить святоотеческие правила к жизни и, таким образом для вверенной ему обители создал целую эпоху.

Не без основания отец Филарет называется возобновителем Глинской пустыни. Со времени его - она стала на путь внешнего и внутреннего процветания.

Закаленный скорбями и борьбою со злом, он решился пересоздать обитель не только в нравственном отношении, но и во внешнем ее виде. Старые, негодные постройки, разбросанные в беспорядке, он сносит на задний двор и по новому плану, доныне существующему, строит все заново. Прошло несколько лет напряженной и трудной деятельности о. Филарета и в Глинской пустыни не осталось места, которого бы не коснулась Филаретовская реформа. Отцом Филаретом вновь построены: Иверская каменная церковь, две деревянных часовни с кельями, один каменный корпус (трапезный) с мезонинами, четыре деревянных братских корпуса, два каменных дома, 19 жилых деревянных домов (считая с находящимися вне обители), квасоварня, мельница, крупорушка, сукновальня, кирпичный завод, амбары, навесы, ледники и проч.

Современный бытописатель в 1837 году говорит: «за несколько лет правления о. Филарета обитель так изменилась, что во внешнем ее виде, кроме соборной церкви с колокольней, никаких следов, даже недавно прошедшего времени, не осталось». Да и сам соборный храм был обновлен и к нему приделаны большие боковые притворы. Братство при отце Филарете увеличилось в три раза. Все должны были трудиться на пользу обители, везде заведен порядок, указанный опытами святых отцов.

Сам авва подавал пример святости жизни, ревности по благочестию, молитвы, бдения, поста, труда и иноческой нестяжательности. Он занимал одну келью в 6 аршин длины и в 3 аршина ширины; келья освящалась с северной стороны одним окном. Несколько святых икон, простой деревянный стол, два-три таких же стула, один полушкафчик и несколько деревянных полочек с книгами составляли всю обстановку скромного жилья знаменитого Глинского настоятеля. Деревянная скамья с прибитыми с трех сторон стенками, наподобие гроба, и сеном набитый мешок с такою же подушкою, - служили ему и одром для сна, и седалищем для письменных занятий. Все собственными руками подвижника приводилось в порядок и чистоту. В то время, когда другие спали, авва бдел за всех; он ночью совершал свое монашеское правило, читал святоотеческие книги, писал письма, просящим его духовного совета и принимал братию. Двери кельи его были открыты для всех и в ночное время; он был доступен, прост, и добр. Всех принимал с радостью, всех наставлял, ободрял, утешал, внушая бдительность против искушений. В этих занятиях время проходило до полуночи. С первым полуночным ударом колокола (в 12 1/2 часов) отец Филарет шел на утреню. Во время богослужения он часто сам руководил уставщика и певчих, сам вместе с ними пел, выстаивал продолжительные службы до конца и снова возвращался в келью на труды.

Как великий молитвенник, о. Филарет стяжал редкий и среди великих подвижников дар непрестанно текущей в сердце умной Иисусовой молитвы. По слову св. Исаака Сирина: сердце таких молитвенников делается жилищем Св. Духа. Исцеления и другие чудесные случаи во благо обители и ближних показывают, что молитве отца Филарета Господь внимал. Так по молитвенному ходатайству старца исцелился от продолжительной болезни ахтырский помещик К. Д. Хрущев и другие. Во время эпидемии в Уфе в 1833 году монахиня Евгения видела отца Филарета окропляющим св. водою стены их монастыря. При этом подвижник говорил: «не бойтесь, - Господь, сохранит обитель вашу от губительной язвы». Игумения того монастыря писала в Глинскую пустынь, что после видения все больные выздоровели и вновь никто не заболел.

Благое преспеяние неутомимого труженика вызвало зависть врага спасения. Он устрашал отца Филарета различными страхованиями. Но при всей скорбности такой жизни, авва немало имел духовных утешений. Так во время молитвы, он удостоился явления Пресвятой Богородицы, другой раз, в день блаженной кончины преподобного Серафима Саровского чудотворца, видел душу его, ангелами возносимую со славою на небо. О последнем из этих видений отец Филарет многим рассказывал. Ночью 2-го января 1833 года, после утрени, стоя на крыльце своей кельи, старец увидел сияние на небе и чью-то душу, Ангелами с пением возносимую на небо. Отец Филарет долго смотрел на чудное видение, подозвал к себе некоторых тут случившихся братий, указал им на необыкновенный свет и, подумав, сказал: «Вот, так-то души праведных отходят на небо. Ныне душа отца Серафима возносится на небо». Видеть сияние сподобились только отчасти двое из братий. После узнали, что точно в ту самую ночь скончался в Саровской пустыни великий подвижник - преподобный Серафим.

Днем, с утра до позднего вечера пришельцы из дальних и ближних мест толпились у кельи Глинского настоятеля. Иной искал его молитв, другой назидания, третий хотел ему поведать свои душевные тайны, или принять посильную помощь. Никто не уходил неудовлетворенным. Старец воистину был муж добролюбивый, как и самое имя его показывало (Филарет - любитель добродетели).

В отеческих беседах отца Филарета высказывалось много опытности. Для примера приведем несколько его наставлений.

«Мы должны стараться иметь чистую совесть и все делать, как пред очами Божиими. Со страхом и трепетом свое спасение соделывайте, говорит Апостол (Флп.2:12). Истинно хотящий спастися, - внимай себе. Подобает тебе стараться о внимании и молиться о устроении своей души, чтобы душевная храмина твоя созидалась на камне веры, а не на песке колебания и неустройства. Посему приучи ум различать греховные мысли и прогоняй их молитвою. Если случится влечение какой страсти, прилежно ищи причину. Найдя ее, смири себя и страсть отойдет. Отчего многие обуреваются страстями? Оттого, что не искусны в познавании причин приходящих страстей. Когда страсти молоды, не пустили корней в уме и в сердце, легко побеждаются, а после без посторонней помощи их не одолеешь».

А вот рассказ одной боголюбивой старушки, записанный г. Ковалевским: «отец Филарет, старец святой жизни, отец мой духовный. Я его еще уставщиком в Софрониевой пустыни знала, старец был смиренный, молитвенник. Потом и в Глинской у него бывала и многое на пользу душе моей он говорил. Все кротко, да ласково, точно себя укоряя, а между тем так душу словами своими умилит, что наплачешься, слушая его. «Пора нам, Иринушка, домой, долго мы тут загостились. Там лучше, там вечная жизнь, вечная радость, там Отец наш небесный нас ждет. А мы, бедные грешники, все это забываем, мир, да мирское все любим, плоти своей угождаем. Умрем, все оставим, ничего с собою не возьмем, да и сами обратимся. Одни лишь дела наши с нами пойдут: или осудимся, или прославимся, смотря по тому, как кто на свете сем жил» (Афонский листок 1891 года № 191).

Кроме приема богомольцев у отца Филарета много было других дел, Он обходил монастырские постройки и послушания, разъяснял разные вопросы и недоумения, поощрял трудящихся словом утешения. Более всего старец сам был занят работой. Трудился он один, или вместе с братиями. Иногда, изнуренный до слабости, не мог взять с собою орудий своего труда, и мокрый от пота, или промоченный дождем, шел к своей кельи едва передвигая ноги. Руки его были покрыты всегда мозолями - неопровержимые свидетели его телесных трудов.

Еще прежде смерти преподобный старец носил мертвенное тело, не только потому, что оно у него было в состоянии бесстрастия, но и потому, что изможденное трудами и постническим воздержанием, походило скорее на кости, обтянутые кожей. Отец Филарет скромно обедал почти всегда вечером после дневных трудов, в последний год своей жизни питался одною ячневой кашей без соли и масла. Как велико было воздержание отца Филарета можно судить по тому, что, по рассказу десять лет трудившегося с ним в саду Константина Ю-кова, авва ни разу не коснулся рукою какого-либо плода, но всегда принимал только предлагаемое и все лучшее оставлял благодетелям, или отдавал в трапезу братиям. Кроме Глинской пустыни под духовным руководством этого великого старца возникало несколько женских обителей (Уфимская, Бузулукская, Мензслинская и др., в которых первыми настоятельницами были ученицы о. Филарета), а для прочности внутреннего управления он написал уставы женских обителям: Борисовской (Курской губ.), Екатеринбургской и Уфимской.

По дару прозрения, за два года до смерти, авва предсказал свою кончину и указал преемника по должности в лице своего ученика, игумена Евстратия, который тогда был настоятелем Хотмыжского монастыря Курской Епархии. Великое воздержание, постоянные скорби и бдение истощили все силы отца Филарета, но вместе с ним душа его сделалась достойной небесного жилища, и вот настало время покинуть ему сию юдоль плача.

31 марта 1841 года, в понедельник пасхальной недели, старец причастился, простился с братиями, сложил крестообразно руки и с молитвою к Богу тихо «преставился», или перешел от земли на небо, имея от рождения 64 года.

В светлый четверг совершено было погребение святопочившего настоятеля при многочисленном стечении народа, при слезах братии и бедных, лишившихся своего благодетеля. Отпевали два архимандрита, собор священноиноков и священников. Все священнослужители были в блестящих ризах и при пении победных над смертью песней, казалось, - стоящие вокруг гроба, собрались на какое-то торжество, а не для погребения. В самой смерти отца Филарета усматривался залог его небесного блаженства.

Многотрудное тело преподобного старца опущено было в ранее приготовленный им склеп, находящийся при южном входе в собор. Так похоронили его согласно завещанию «у прага храма, да поминают его все входящие».

Как при жизни так и по смерти о. Филарета было немало случаев свидетельствующих о его святости. По словам святогорского архимандрита Германа (начавшего иноческую жизнь в Глинской пустыни) тело отца Филарета при погребении благоухало («Очерки жизни Святогорского архимандрита Германа», Одесса, 1895 г., стр. 31). Некоторые старцы, достойные духовных созерцаний, неоднократно видали отца Филарета поющим на клиросе с братиею. Однажды ученик его схиархимандит Илиодор, горя любовью к братиям Глинской пустыни, кои с ним полагали начало подвигов, вместе с ним жили, и умерли, и кои теперь с ним живут, молился Господу, да откроет ему о числе спасшихся и спасающихся. Господь, вняв молитве своего угодника, утешил его видением. Старец Илиодор стоя в храме, видит, что не только храм, но и алтарь установлен большими и малыми светильниками: иные из них горели, другие предназначались к горению. Но этого мало: при видении спасшихся, о. Илиодору, естественно, желалось видеть участь и своего достойного учителя - игумена Филарета. После этого Господу угодно было и в этом не оставить его в недоумении. Во сне о. Илиодор видит себя в монастырском соборе, который наполнился крылатыми монахами, блиставшими небесным светом. Между ними, как солнце среди звезд, стоял о. игумен Филарет: лицо его было так светло, что от блистания небесной славы невозможно было смотреть на него.

Русский инок, № 12, июнь 1911 г.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-filaret-danilevskij

Свт. Антония, архиеп. Воронежского (1846)

ДНИ ПАМЯТИ:

2 января

17 сентября – Собор Воронежских святых

23 сентября – Собор Липецких святых

ЖИТИЕ

Архиепископ Антоний (Смирницкий Авраамий Гаврилович) родился 29 октября 1773 года в селе Повстино Пирятинского уезда Полтавской губернии в день преподобного Авраамия Ростовского (в Крещении получил его святое имя) и был старшим сыном в многодетной семье протоиерея. Его отец по окончании Киевской духовной академии вначале учительствовал на дому, а по принятии сана пятьдесят лет верой и правдой служил Церкви, став примером для своего старшего сына. В детстве Авраамий учился грамоте по Часослову и Псалтири, читал и пел на клиросе, помогая отцу как псаломщик, тогда же проявилось его усердие к молитве и богослужению. Однажды чудом Господь сохранил отроку жизнь, когда тот по дороге в храм упал в прорубь.

В 1783 году Авраамий поступил в Киевское духовное училище, где за смиренный и тихий характер получил фамилию Смирницкий. Хорошо подготовленный дома, он учился примерно, поэтому после окончания училища поступил в Киевскую духовную академию. По окончании с отличием, одним из лучших студентов богословского курса академии, в августе 1796 года Авраамий поступил послушником в Киево-Печерскую Лавру, «желая учиться у тех учителей, которые почивают в пещерах».

Авраамий ежедневно молился за ранней литургией в Лавре, избегал студенческих увеселений. Предполагающийся брак Авраамия не был благословлен митрополитом Киевским и Галицким Самуилом (Миславским; † 1796): «Смирницкому другие пути назначены».

21 февраля 1797 года митрополитом Киевским и Галицким Иерофеем (Малицким; † 1799) он был пострижен в монашество с наречением имени в честь преподобного Антония Печерского, 12 апреля 1797 года тем же преосвященным рукоположен в сан иеродиакона. Заведовал библиотекой, в качестве послушания читал собственные проповеди, впоследствии был известен как блестящий проповедник. 20 ноября 1799 года митрополитом Киевским и Галицким Гавриилом (Бодони-Банулеско; † 1821) рукоположен в сан иеромонаха. 25 января 1808 года митрополитом Киевским и Галицким Серапионом (Александровским; † 1824) назначен заведующим лаврской типографией. Будучи строгим постником, благодетелем бедных и богомольцев, молитвенником (носил власяницу, питался и отдыхал мало, ночи проводил в бдении), Антоний 20 сентября 1814 года был определен начальником Ближних пещер, тогда же подал прошение принять схиму, но разрешения не получил. 2 января 1815 года был назначен наместником Лавры и в 1817 году митрополитом Серапионом возведен в сан архимандрита. В Лавре, соблюдая строгое молитвенное правило, установил еженедельное совершение братией акафиста Успению Божией Матери в благодарность Ей за спасение Киева и Лавры от нашествия французских войск в 1812 году (этот обычай сейчас возобновлен), в 1816 году принимал великого князя Николая Павловича (позже – император Николай I) и императора Александра I; в течение всей жизни имел благоволение как императора, так и всего царского двора. (Об этом свидетельствуют визиты августейшей фамилии в Воронеж, обширная переписка архиепископа Антония с монархами, императрицей Александрой Феодоровной, великим князем Михаилом Павловичем, великими княгинями Марией Павловной, Анной Павловной и Еленой Павловной, рескрипты, многочисленные дары (кресты, облачения, золотые покровы на святые мощи, панагии) и монаршие благодарности).

31 января 1826 года по рекомендации митрополита Киевского и Галицкого Евгения (Болховитинова, † 1837) в Киево-Печерской Лавре архимандрит Антоний был хиротонисан во епископа Воронежского и Черкасского (с 5 апреля 1829 года стал именоваться Воронежским и Задонским): епископами Черниговским и Нежинским Лаврентием (Бакшевским; † 1837), Чигиринским, викарием Киевской епархии, Афанасием (Протопоповым; † 1842), и Феофилактом (Слонецким; † 1823), бывшим Вологодским и Устюжским, пребывавшим на покое. 6 декабря 1832 года епископ Антоний возведен в сан архиепископа.

Двадцатилетнее служение выдающегося иерарха XIX века архиепископа Антония на одной кафедре (с 1826 по 20 декабря 1846 года) составило целую эпоху в истории Воронежской епархии. Промысл Божий избрал его «орудием» прославления святителя Митрофана Воронежского и подготовки к канонизации святителя Тихона Задонского. «Еще ничего не было известно, – говорил архиепископ Антоний, – как приносят мне из Сарова записку от отца Серафима, в которой он меня поздравляет с явлением нового Угодника Божия».

С 1830 года архиепископ Антоний начал готовить материалы к прославлению святителя Митрофана и впервые обратился в Святейший Синод; 25 июня 1831 года, после повторного донесения в Синод, мощи святителя были признаны нетленными, а чудеса над гробом и от мантии святого – истинными. 6–7 августа 1832 года преосвященный Антоний в сослужении члена Синода архиепископа Тверского и Кашинского, впоследствии – митрополита Новгородского, Санкт-Петербургского, Эстляндского и Финляндского, Григория (Постникова; † 1860) и двенадцати священников возглавил торжества по открытию и обретению мощей, на которых присутствовало более 60 тысяч верующих со всей России. Спустя сорок дней на поклонение прибыл император Николай I. 23 декабря 1832 года архиепископ Антоний торжественно переложил мощи в новую, подаренную воронежским купечеством, серебряную раку. 25 июня 1833 святые мощи были перенесены из Архангельского в возобновленный стараниями владыки Антония Благовещенский кафедральный собор, после чего день перенесения мощей стал по его указу общеепархиальным праздником. Для Благовещенского Митрофановского монастыря им было установлено еженедельное соборное чтение акафиста Божией Матери по субботам (с 1836 года), а по четвергам – акафиста святителю Митрофану (с 1842 года). Последнее было возобновлено митрополитом Воронежским и Липецким Мефодием (Немцовым) в 1989 году не только пред мощами святителя Митрофана в Покровском кафедральном соборе, но и циркулярно – по всем приходам епархии. В 1832 году преосвященный Антоний издал указ по епархии «вспоминать имя святителя Митрофана при всех служениях на отпустах пред именем дневного святого».

В этом же году архипастырь благословил ректору Воронежской духовной семинарии архимандриту Иннокентию составление жития святителя (издано лишь в 1886 году в «Воронежских епархиальных ведомостях»). В 1834 году, по просьбе архиепископа Антония, гостивший в Воронеже иеромонах Никита (князь С.А. Ширинский-Шихматов) составил житие святителя Митрофана с изложением чудес и сообщением об открытии мощей. В 1839 году по совету архиепископа петербургским купцом С.Ф. Масленниковым был написан акафист святителю Митрофану. В 1842 году при непосредственном содействии владыки Антония к 10-летию открытия мощей первого Воронежского епископа Святейшим Синодом был окончательно одобрен полный текст службы святителю. По распоряжению архиепископа Антония для первого издания профессором Императорской академии художеств Н.И. Уткиным была сделана гравюра святителя Митрофана, с которой стали писаться иконы, а в 1830 году по его же настоянию художником И.В. Шевцовым было исполнено первое живописное изображение святителя Митрофана. К середине 1840-х годов архиепископ Антоний разместил в архиерейских покоях галерею собираемых им портретов всех воронежских архиереев.

Он был одним из инициаторов полного перевода на русский язык творений святых отцов, особенно преподобного Ефрема Сирина, что и было осуществлено в 1829 году. Он способствовал развитию церковного издательского дела: большими тиражами издавались иконки, акафисты, душеполезные назидания. Владыкой было дано задание Н.А. Мотовилову ехать в Курск и собирать сведения о родителях преподобного Серафима Саровского.

Преосвященный Антоний всегда почитал святителя Тихона Задонского. Еще будучи Лаврским архимандритом, он ежегодно 13 августа служил по нему заупокойную литургию и панихиду. На Воронежской кафедре архиепископ Антоний стал инициатором прославления святителя Тихона (канонизация Задонского чудотворца состоялась через 15 лет после кончины преосвященного Антония, 13 августа 1861 года, при архиепископе Воронежском и Задонском Иосифе (Богословском). Именно архиепископ Антоний сподобился обрести мощи святителя и был инициатором его скорейшего прославления. В мае 1846 года при сносе старого храма тело святителя Тихона было найдено нетленным, а архиерейское облачение, несмотря на 63-летнее пребывание в сыром месте, оказалось целым. 20 мая 1846 года архиепископ Антоний сообщал Святейшему Синоду об обретении мощей святителя Тихона нетленными. Считая своим архипастырским долгом довести начатые труды до конца, Антоний, уже слабеющий от болезней, вновь в октябре 1846 года свидетельствовал перед Синодом о всенародном и благоговейном почитании святителя, множестве чудесных знамений и ходатайствовал (после повторного освидетельствования святых мощей) о прославлении нового всероссийского чудотворца Тихона. За несколько часов до своей кончины 20 декабря 1846 года писал императору Николаю I о всеобщем желании обретения честных мощей святителя Тихона «перед очию всех».

Заботами архиепископа Антония еще в начале пребывания на Воронежской кафедре был обновлен архиерейский дом, расширена Крестовая церковь, перестроено здание консистории и соборная колокольня. На средства благотворителей, а также на его собственные были возобновлены и отремонтированы все приходские храмы. Лишь за последние 12 лет его управления епархией (с 1834 по 1846 год) построено 63 новых храма. В 1828 году восстановлен древнейший Дивногорский мужской Успенский монастырь, переведен на прежнее место Успенский Предтеченский монастырь, организованы иноческие общины, ставшие позже такими известными монастырями, как Задонский Богородице-Тихонов (Тюнинский) и Белогорский Воскресенский. 1 сентября 1836 года был открыт учрежденный по прошению архиепископа Антония первоклассный Митрофанов монастырь при Воронежском кафедральном Благовещенском соборе, где покоились мощи святителя Митрофана. Обитель, священноархимандритом и настоятелем которой был назначен владыка Антоний, стала одним из важнейших религиозных центров России, привлекая ежегодно десятки тысяч паломников. В 1839 году в монастыре был сооружен и освящен храм во имя святителя Митрофана с братскими келлиями и трапезной, а в 1833–1845 годах в Воронеже и епархии архиепископом Антонием было освящено более 20 храмов и приделов, устроенных в честь святителя Митрофана. В 1841 году владыка Антоний освятил Покровский храм, являющийся в настоящее время кафедральным собором Воронежской епархии. В 1845 году начато строительство собора во имя Владимирской иконы Божией Матери в Рождество-Богородицком Задонском мужском монастыре, возобновлен Михаило-Архангельский собор в Благовещенском Митрофановском монастыре.

Без архипастырского попечения не оставалась и современная ему богослужебная практика. В продолжение лучших Лаврских традиций в 1830–1831 годах во всех епархиальных монастырях было установлено чтение неусыпаемой Псалтири в дни Великого Поста.

Архиепископ Антоний уделял особое внимание развитию духовных школ и просвещению духовенства. Основой всякого воспитания он считал Священное Писание и творения святых отцов. Семинарскую науку с ее внешними формами он недолюбливал, вызывая холодное отношение к себе преподавательской корпорации, что, однако, не мешало его деятельным заботам о духовном образовании. Число воспитанников Воронежской духовной семинарии возросло при архиепископе Антонии с 485 до 665, наставникам и лучшим ученикам выдавались от архиерея денежные вознаграждения, были устранены розги. Наибольшим уважением преосвященного пользовались ректоры семинарии: архимандриты Евтихиан (Лестев), Варлаам (Успенский), Елпидифор (Бенедиктов), впоследствии ставший его викарием, Симеон (Авдуловский). Архиепископ Антоний постоянно посещал семинарские и училищные экзамены, на которые приглашал губернатора, предводителя дворянства, почетное купечество.

У владыки Антония встречались люди разных званий и состояний, он был «центром, связующим воронежское общество», состоял в добрых отношениях со всеми местными губернаторами в годы его архипастырства: Н.И. Кривцовым, Б.А. Адеркасом, Д.Н. Бегичевым, Н.И. Лодыгиным и бароном Х.Х. Ховеном.

В конце 1820-х – начале 1840-х годов при прохождении многочисленных отрядов на Кавказ его преосвященство распорядился напутствовать воинов у мощей святителя Митрофана (наиболее известно благословение генерал-фельдмаршалу, князю Варшавскому, графу И.Ф. Паскевичу-Эриванскому). Многие из офицеров и солдат при возвращении с войны благодарили преосвященного Антония за молитвы и чудеса.

Ежегодно преосвященный Антоний, производя объезды благочиний, особое внимание обращал на состояние храмов, совершал литургии и устраивал после службы благотворительные народные обеды с посещением тюрем. Владыка Антоний был щедрым благотворителем и побуждал других к делам милосердия, вменяя клирикам епархии сообщать ему о нуждающихся, которым он оказывал помощь как из личных средств, так и из сумм активно опекаемого им Попечительства о бедных духовного звания и Воронежского попечительного о бедных комитета. В 1830 годы он открыл Воронежский тюремный комитет, в 1833 году владыкой была устроена подписка в пользу голодающих (во многих местах России был неурожай). Он жертвовал значительные суммы в Приказ общественного призрения на устройство благотворительных обедов (до 10 и более тысяч человек). В 1834 году при участии архиепископа Антония губернатор и дворянство Воронежа организовали беспрецедентный по тем временам Комитет для строительства жилья на месте сгоревших городских домов. За полгода необходимые средства были собраны и построено более 100 домов в Ямской слободе Воронежа. Святитель посылал пожертвования в Иерусалим, Вифлеем, на Синайскую гору и на Афон. По его благословению и при его помощи в Афонском Русском Пантелеимоновском монастыре был основан первый за пределами России храм святителя Митрофана. Следует отметить, что многие пожертвования владыка направлял тайно от имени святителя Митрофана.

Архипастырь поощрял паломничества как к местным, так и всероссийским святыням, принимал многочисленных посетителей как гостей святителя Митрофана, «а я, – говорил он, – только последний его служка» и не отпускал без подарков: образков, Псалтири, отпечатанных слов из святых отцов, «Алфавита духовного» и прочего, внимательно всех выслушивал, давал советы. Получая несколько десятков писем в день со всей России как от простых людей, так и от известных особ, прочитывал их и по возможности удовлетворял просьбы.

Особую заботу о своей пастве владыка Антоний проявил во время эпидемий холеры: губернатор Д.Н. Бегичев доносил императору Николаю I о благотворной деятельности воронежского духовенства и лично Антония. Епископ Антоний в 1830 году наложил на себя, священство и паству трехдневный пост, совершал молебны и крестные ходы, и эпидемия не коснулась Воронежа. В 1831 году холера свирепствовала по всей России. Пастырь издал указ о безвозмездных отпеваниях, исповеди и причащении в холерных больницах, о ежедневных служениях молебнов «об избавлении от мора». С этого года епископ Антоний возобновил повсеместное почитание чудотворного Сицилийского (Дивногорского) образа Божией Матери, когда по молитвам перед иконой прекратилась холера в южной части Воронежского края.

Дважды, в конце 1830-х и начале 1840-х годов, архиепископ Антоний подавал императору и обер-прокурору прошение об увольнении на покой в Киево-Печерскую Лавру, но отказался от него, услышав в видении голос святителя Митрофана: «епископство есть сораспятие Христу на Кресте, а с Креста не сходят, но им возносятся или снимаются».

По особому вниманию к трудам и в помощь архиепископу Антонию 28 октября 1841 года в Воронежскую епархию был назначен викарный епископ Иринарх (Попов), бывший викарий Псковской епархии, епископ Рижский, и учреждено Острогожское викариатство.

В разные годы Антоний был удостоен наград: алмазного наперсного креста (1816); орденов святой Анны II степени (1817); святой Анны II степени (1831); святого равноапостольного князя Владимира II степени (1837); алмазного креста на клобук (1837); святого благоверного князя Александра Невского (1840) и алмазных знаков на этот орден (1846).

Владыка Антоний снисходил к слабостям других, будучи строгим к себе, и часто говорил, что «недолго сделать человека несчастным». В обязательном порядке семье священника, находившегося под запретом, выплачивал пособие. О злоупотреблениях в епархии при архиепископе Антонии нет сведений, в его управление Воронежская консистория не получила ни одного замечания от Святейшего Синода; все представления архипастыря уважались и не оставлялись без внимания.

Архиепископ Антоний был невысокого роста, но представительного вида, в последние годы жизни – даже величественного, приятные черты лица имели печать серьезности, проницательные, живые и ласковые глаза всегда располагали к нему. Нередко, на службе и после, многие видели его «полузакрытые очи, полные слез», которые «катились по седой длинной бороде». Голос имел ясный, говорил с незначительным малороссийским акцентом, до самой кончины читал и говорил внятно, имел хороший слух и голос. Никто не видел, чтобы он смеялся, хотя часто его лицо умилялось радостью или улыбкой.

В последний год своей жизни, будучи уже больным, архиепископ Антоний освятил два храма, находящиеся в 200 километрах от Воронежа: в Дивногорском монастыре – во имя Рождества Иоанна Предтечи и в хуторе Гнилой Острогожского уезда – в честь Преображения Господня, действующие в настоящее время. Накануне своей кончины он продолжал посещать храм и молиться в алтаре, заниматься епархиальными делами. Вечером 17 декабря 1846 года он исповедовался, попросил отслужить в своем кабинете молебен с водосвятием. 18 декабря приобщился Святых Таин, но прийти в храм уже не мог. 19 декабря все дела по управлению епархией передал викарию – епископу Острогожскому Елпидифору (Бенедиктову), ночь под 20 декабря провел в молитве, утром пособоровался, велел раздать щедрую милостыню нищим и отослать почтой денежные пособия бедным, живущим вне Воронежа. Продиктовал духовное завещание (известное как «Духовное завещание святителя Антония II, архиепископа Воронежского своей пастве», которое, оставшись без его подписи, не получило статуса формального акта, но по силе своего нравственного воздействия напоминало и во многом воспроизводило завещание святителя Митрофана) и подписал последнее письмо на имя государя. 20 декабря в полдень благословил присутствующих и по окончании чтения отходной тихо и мирно отошел ко Господу. Первая панихида была отслужена епископом Елпидифором, священником Е. Светозаровым, ректором семинарии архимандритом Симеоном (Авдуловским), профессорами семинарии священниками П. Эсманским, И. Дагаевым, кафедральным протоиереем М. Подзорским, ими были произнесены слова искреннего уважения о приснопамятном иерархе, позже напечатанные отдельными изданиями и в жизнеописаниях владыки Антония. Панихиды по святителю были отслужены по всей России, в Санкт-Петербурге заупокойное богослужение возглавил первенствующий член Святейшего Синода митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский Антоний (Рафальский; † 1848), в сослужении викария Санкт-Петербургской епархии, епископа Ревельского Нафанаила (Савченко; † 1875) и 30 священнослужителей. В Москве службу по почившему возглавил святитель Филарет (Дроздов; † 1867). 27 декабря после заупокойной литургии было совершено погребение в Благовещенском соборе Митрофанова монастыря в склепе возле усыпальницы святителя Митрофана. Над местом погребения была положена чугунная плита: Антоний завещал похоронить себя при самом входе в церковь (вне ее) с западной стороны, не ставя никакого памятника, «да вся приходящая попирают меня ногами», без дорогих архиерейских украшений, в схимонашеском образе. В 1914 году тщанием архимандрита Александра (Кременецкого) и А.А. Полянского на пожертвования почитателей памяти Антония была устроена над могилой часовня-усыпальница и мраморное надгробие, учреждено целодневное служение панихид.

Из многих добродетелей, роднивших Антония по духу со святителями Митрофаном и Тихоном, особенно следует отметить его молитвенный непрестанный подвиг и щедрую благотворительность: «засиял на свещнице церкви Воронежской третий светильник благочестия». По отзывам современников, Антоний был энергичным и смиренномудрым, правосудным и благостным, являя собой удивительно «полный, отрадный, идеальный образ архиерея». Часто он называл себя «послушником всех». Еще при жизни преосвященного Антония – «жителя из села Божией Матери, Лавры ее Печерской постриженика», как он сам себя называл, многие современники почитали его святым. Преподобный Серафим Саровский питал к святителю Антонию особенное благоговейное отношение, часто направлял богомольцев за духовным советом в Воронеж и называл его не иначе, как «великим архиереем Божиим» и своим «старшим братом», хотя они ни разу не встречались. Известно глубокое почитание архиепископа Антония святителем Московским Филаретом (Дроздовым), дивеевской блаженной Пелагеей Ивановной Серебренниковой, которую владыка Антоний благословил на тяжкий путь юродства во Христе.

Будучи еще в начале своего иноческого пути, Антоний пользовался покровительством и уважением митрополитов Киевских и Галицких, Московского и Коломенского Платона (Левшина; † 1812). Позже Антоний имел братские молитвенные отношения с архиепископами Игнатием (Семеновым), своим преемником по Воронежской кафедре, и Казанским и Свияжским Филаретом (Амфитеатровым; † 1857), впоследствии – митрополитом Киевским и Галицким.

В наибольшем духовном сродстве Антоний состоял с киевскими подвижниками иеросхимонахом старцем Парфением (Краснопевцевым) и своим духовным отцом иеросхимонахом старцем Вассианом (Балашевичем). В святости Антония не сомневались и современники, почитавшие святителя и пользовавшиеся его советами и покровительством. Среди них – Христа ради юродивые и старцы задонские: Антоний Алексеевич Монкин, Евфимия Григорьевна Попова (в монашестве Евгения), Матрона Наумовна Попова (в монашестве Мария), иеросхимонах Нафанаил (Остапов) и затворник Георгий Алексеевич Машурин (в монашестве Стратоник); сезеновский затворник Иоанн и белогорская блаженная старица-пещерокопательница Мария Шерстюкова. Известны слова (1915) архиепископа Воронежского и Задонского священномученика Тихона (Никанорова): «Святитель Антоний – накануне своего прославления» и обращенный к пастве из Соловецкого заключения завет другого воронежского священномученика – архиепископа Петра (Зверева) молитвенно чтить святителя Антония. К памяти Антония с благоговением относилась великая княгиня преподобномученица Елисавета Феодоровна Романова.

Первое жизнеописание было составлено по благословению Антония его биографом – Н.М. Савостьяновым и издано в 1852 году в Санкт-Петербурге под названием «Жизнь преосвященного Антония, архиепископа Воронежского и Задонского». Уже в нем архиепископ Антоний представлен как доблестный иерарх, истинный праведник, осиянный благодатию святости. Позже стали появляться воспоминания о почитаемом иерархе в журналах, альманахах и епархиальных ведомостях. Создание пространного жизнеописания было поручено епископом Воронежским и Задонским Вениамином (Смирновым) известному воронежскому проповеднику протоиерею Михаилу Некрасову (впоследствии – епископ Тульский и Белевский Лаврентий; † 1908). В издание 1890 года были добавлены воспоминания и раздел о чудесах (хотя основу книги составил труд Н.М. Савостьянова), включены мнения о преосвященном митрополита Филарета (Дроздова) и архиепископа Игнатия (Семенова), воспоминания протоиереев А. Перцева, Н. Патрицкого, В. Гурьева и родственников архиепископа Антония; устные предания Киево-Печерской Лавры, насельников Воронежского Благовещенского Митрофановского монастыре; сведения из архива Воронежской консистории; а также факты из жизнеописаний воронежских святителей Митрофана и Тихона, преподобного Серафима Саровского. Книга протоиерея М. Некрасова явилась наиболее подробным и выразительным жизнеописанием в XIX веке.

Вслед за этим вышли жизнеописания Е. Поселянина и архимандрита Александра (Кременецкого), наместника Воронежского Благовещенского Митрофановского монастыря, с последующими переизданиями. Кроме книг о владыке Антонии, архимандрит Александр собрал наиболее яркие случаи, подтвержденные свидетельскими показаниями, и постоянно публиковал в 1913–1916 годах сообщения в «Воронежских епархиальных ведомостях» о чудесах по молитвам святителя Антония, в которых подвиги и духовные дарования ставили его в один рост со святителями Митрофаном и Тихоном. П.В. Никольский в своем исследовании «Антоний II, архиепископ Воронежский и открытие мощей святителя Тихона» (1911) также сравнивал преосвященного архипастыря с великими воронежскими святителями.

Архиепископ Херсонский и Одесский Сергий (Петров) в своем исследовании по истории Воронежской епархии пишет, что в 1914 году в Воронеже была создана комиссия, которая осматривала останки святителя Антония, и при вскрытии склепа оказалось, что гроб, в котором находилось нетленное тело и сохранившиеся одежды, сгнил и при прикосновении к нему рассыпался. Тогда же тело почившего владыки было переложено в новый гроб, а вход в могилу замурован. По утверждению митрополита Куйбышевского и Сызранского Мануила (Лемешевского; † 1968), к Поместному Собору Русской Православной Церкви 1917–1918 годов были подготовлены соответствующие материалы для канонизации преосвященного Антония. 24 сентября 1953 года архиепископ Воронежский и Острогожский Иосиф (Орехов) в рапорте на имя патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского; † 1970) свидетельствовал о широком почитании верующими памяти архипастыря, его благодатной помощи как подателя исцелений и ходатайствовал о перенесении останков святителя Антония в ограду Покровского кафедрального собора в связи с началом строительства на месте снесенного Митрофанова монастыря. В епархиальном отчете за 1956 год архиепископ Иосиф писал, что состоялось перенесение останков архиепископа Антония в августе 1956 на городское кладбище, после чего была отслужена панихида. В настоящее время на территории Алексиево-Акатова монастыря устроен некрополь из захоронений воронежских архиереев, останки которых перенесены с городского кладбища. Среди перечисленных на надгробии – и имя архиепископа Антония. Однако утверждать, что в общем захоронении находится и его могила, нельзя. С 1996 года – года 150-летия кончины святителя Антония – и по настоящее время благословением митрополита Воронежского и Липецкого Мефодия (Немцова) место захоронения святителя Антония уточняется. Тогда же была завершена подготовка к прославлению архиепископа Антония в лике местночтимых святых Воронежской епархии.

Ходатайством митрополита Мефодия и по результатам рассмотрения Синодальной комиссией по канонизации святых жизнеописания архиепископа Антония святейший патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил совершить прославление святителя митрополиту Мефодию 23 мая 2003 года, а также издать житие и писать новопрославленному святому службу.

Народом почитается и образ святителя Антония в Покровском кафедральном соборе, написанный по благословению митрополита Воронежского и Липецкого Мефодия. Празднование памяти святителю Антонию, помимо дня прославления, совершается 20 декабря (2 января), в день его праведной кончины. Знаменательно, что оно совпадает с днем памяти святого праведного Иоанна Кронштадтского († 1908), о духовной связи с которым свидетельствуется в одном из жизнеописаний великого молитвенника России.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-antonij-smirnickij

Прп. Макария Алтайского (1847)

ДНИ ПАМЯТИ:

5 февраля – Собор Костромских святых

31 мая

23 июня – Собор Сибирских святых

9 августа (переходящая) – Собор Смоленских святых

27 сентября (переходящая) – Собор Алтайских святых

ЖИТИЕ

Архимандрит Макарий (в миру Михаил Яковлевич Глухарев) был первым миссионером Русской Православной Церкви в Горном Алтае (ныне Республика Алтай).

Михаил Глухарев родился 8 ноября 1792 года в семье священника соборной церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы г. Вязьмы Смоленской губернии. Первоначальное очень хорошее образование Михаил получил от отца, окончившего полный курс духовной семинарии, что в те времена было редкостью. Отец Иаков настолько хорошо приготовил своего сына по латыни, что в семилетнем возрасте мальчик мог заниматься переводом с русского языка на латинский. При такой подготовке его сразу определили в третий класс духовного училища при Предтеченском монастыре г. Вязьмы.

За отличные успехи Михаил Глухарев из Вяземского духовного училища был переведен в Смоленскую духовную семинарию, после успешного окончания которой в 1813 г. определен учителем в Смоленское духовное училище. Через год его как лучшего воспитанника семинарии направили в только что открывшуюся Санкт-Петербургскую духовную академию, ректором которой был святитель Филарет (Дроздов), впоследствии митрополит Московский, много и плодотворно потрудившийся во славу Церкви Божией (в 1994 году причислен к лику святых).

Михаил Глухарев после испытаний был принят сразу на второй курс академии. Его глубокие знания по богословию, истории, географии, владение латинским, немецким, французским, древнегреческим и древнееврейским языками резко отличали его среди сокурсников. Был он замечен и ректором академии архимандритом Филаретом (Дроздовым), который так полюбил талантливого воспитанника за его благочестие, высокую и добрую нравственность, что всю жизнь был духовным наставником и покровителем о. Макария. Преподобный Макарий также до конца своей жизни сохранил преданность своему учителю.

На 27 году жизни – 24 июня 1818 г. у Михаила Глухарева произошло событие, которое резко изменило всю его дальнейшую жизнь. Он был пострижен в монашество в домовой архиерейской церкви, получив имя Макария, 25 июня 1818 года он был рукоположен в иеродиаконы, а еще через три дня – 28 июня – в иеромонахи. В 1821 г. отец Макарий был возведен в сан игумена, затем архимандрита и получил в управление Костромской Богоявленский монастырь. Но уже в конце 1825 г. был уволен на покой в Киевскую Лавру с магистерским окладом. К этому времени здоровье отца архимандрита было так подорвано, что он не мог продолжать деятельность на своем прежнем поприще. В 1826 г. он переводится в Глинскую Богородицкую пустынь, что в Курской епархии. Это было желание самого архимандрита Макария, который, прослышав о духовных подвигах настоятеля пустыни игумена Филарета (Данилевского), пожелал стать ее учеником.

«Неудивительно, – говорится в Глинском патерике, – учиться неопытному у опытного, неученому – у ученого, но удивительно, когда опытный и ученый человек идет под начало учиться у неученого и младшего себя саном. Это случилось с отцом Макарием. Он, блистательно окончивший Духовную академию, хорошо изучивший языки, магистр богословия, бывший ректор Костромской духовной семинарии и настоятель Богоявленского монастыря, профессор богословских наук, в сане архимандрита переходит в бедную глухую Глинскую пустынь, под руководство неученого, но опытного в духовной жизни отца Филарета, возобновителя Глинской общежительной пустыни Курской епархии. Какая великая редкость не только в настоящее, но и в религиозное время! Не имей отец Макарий ранее наставников на путь спасения, такой подвиг его не выходил бы из ряда обыкновенных. Но ученый архимандрит с молодости и до последнего времени постоянно был под руководством: сначала у своего благочестивого родного отца – священника, потом, в Санкт-Петербургской духовной академии – у отца ректора, архимандрита Филарета (Дроздова), впоследствии незабвенного митрополита Московского, которому «открывал свои помыслы и без воли его ничего не начинал».

В Екатеринославе в должности инспектора духовной семинарии отец Макарий имел старца Ливерия, «человека святой жизни, ученика знаменитого Паисия (Величковского)». В тишине этой «школы Христовой» о. Макарий, изнуряя тело свое воздержанием и постом, «глубже всматривался в тайники своей души, беспристрастно разузнавал свои недостатки, обозревал еще неумерщвленные гнездящиеся страсти и, «ничтоже сумняшеся», исповедовал их опытному настоятелю. Ему предал себя, дабы сокрушить прежде всего своеволие, – «эту медную стену, отлучающую душу от истинного просвещения», и навыкнуть Христову послушанию, которое он называл «врачебным кровопусканием, в котором душа очищается от черных, нечистых и гнилых кровей своеволия и глупости». С сокрушенным чувством собственного бессилия, с надеждой на милосердие Божие стал сходить он в «слезную юдоль смирения».

Кроме подвигов монашеских, отец Макарий в Глинской пустыни, преимущественно по праздникам, общепонятно и убедительно говорил в храме поучения, а в келлии переводил Библию с еврейского языка на русский. Оптинский старец иеромонах Макарий (Иванов) писал святителю Игнатию (Брянчанинову), тогда еще архимандриту, что, находясь «в Глинской пустыни на уединении, архимандрит Макарий (Глухарев) переводил «Лествицу» на русский язык: намерение его было издать оную». Одновременно он сравнивал уже существующие переводы «Лествицы». Лучшим о. Макарий признал перевод старца Паисия. В Глинской пустыни архимандрит Макарий перевел на русский язык также беседы св. Григория Двоеслова и «Исповедь» блаженного Августина. По благословению митрополита Московского Филарета архимандрит Макарий подал прошение в Св. Синод о желании быть миссионером на Алтае, обращать в православие живущие там тюркские народы. Как Синод, так и светские власти удовлетворили эту просьбу и 27 мая 1829 г. предписали о. Макарию ехать миссионером в Сибирь.

В Тобольске о. Макарий и два его помощника в миссионерской службе (воспитанники местной духовной семинарии Алексей Волков и Василий Попов) получили миссионерские паспорта. С общего согласия у них было образовано братство, один из пунктов которого гласил: «Желаем, да будет у нас все общее: деньги, пища, одеяние, книги и прочие вещи, и сия мера да будет для нас удобной в стремлении к единодушию». Для участия в миссионерской деятельности требования к подвижникам были очень высокие: они должны были владеть глубокими знаниями основ христианского вероучения, свободно говорить на инородческом языке, быть знакомыми с медициной, педагогикой, разбираться в естественных и сельскохозяйственных науках. Для подготовки таких специалистов существовали соответствующие учебные заведения, такие, как Санкт-Петербургская, Киевская, Казанская духовные академии; Иркутская, Тобольская церковно-учительские семинарии и другие.

Архимандрит Макарий был назначен в Бийский округ, населенный язычниками телеутами. 3 августа 1830 г. преосвященный Евгений отслужил Божественную литургию в Тобольском Соборе перед отправлением миссионера к месту его трудов. Получив походную церковь, 990 рублей ассигнациями на проезд и содержание, с двумя семинаристами о. Макарий отправился из Тобольска в Бийск, где остановился в доме бийского священника о. Петра Синкина. До прибытия преподобного на Алтай приходскими священниками было крещено не более 300 язычников, поэтому почти все жители Бийского и Кузнецкого округов были язычниками.

Вот как описывает основание Алтайской Духовной Миссии протоиерей Василий Вербицкий, один из самых замечательных продолжателей апостольского служения преподобного Макария на Алтае: «Первый выезд о. Макария из Бийска был 4 сентября 1830 г. в улуз Улалу, во 100 верст к юго-западу от Бийска, между гор Алтайских, куда он прибыл 6 числа, по приглашению одного крещеного инородца, улалинского жителя, и крестил здесь живущего у него, инородца, кочевого татарина Елеску, 17 лет, который назвал во Святом Крещении Иоанном. Обращение сего первенца благодати Божией, коей именем он запечатлен, преисполнило преосвященнейшего Евгения живейшею радостию. Приветствуя о. Макария от всей души, преосвященнейший молил Господа, да отверзнет и другим многим дверь своего милосердия словом и молитвою отца архимандрита.

О. архимандрит Макарий по всем соображениям видел, что Улала есть самое удобное место для учреждения стана миссии, и особенно потому, что по левую сторону сего селения не в дальнем расстоянии находится область черневых татар, а по правую – алтайских калмыков; но не мог на зиму переселиться сюда, хоть и желал, потому что не было возможности иметь здесь квартиру. В то время здесь жили три русских пчеловода и семьи четыре крещеных инородцев из кочевых татар, и некрещеных телеутов семейств до пятнадцати, бывших тогда в кочевом состоянии.

По открытии зимы отец Макарий предполагал отправиться с исправником в те селения, в которые татары будут собираться для отдачи ясака. И до половины этой первой зимы имел пристанище в Бийске. Остальную часть зимы провел он с Алексеем Волковым в Сайдыпском казачьем форпосте. Весною, в мае 1831 года, о. Макарий переехал в Улалу, купив здесь избу у русского пчеловода Ащеулова. Но вскоре, узнав, что улалинцы, опасаясь быть крещеными, хотят откочевать отсюда в Кузнецкий округ, удалился от них, переселясь в Майму (в восьми верстах), где представлялось более удобств, коих в Улале миссия тогда не могла иметь.

Сначала дикие инородцы не хотели иметь сношений с отцом Макарием и избегали христианства. Но потом пригляделись, и о. Макарий из Маймы начал знакомиться с улалинскими телеутами и приобретать честь Христовой Церкви из черновых татар и алтайских калмыков, поселяя их оседло в Майме и других деревнях. Между тем улалинцы более и более вдумывались, все действия о. Макария, исполненные любви, милосердия и сострадательности к бедным инородцам, убедили их в том, что он – человек вовсе не опасный, но достойный всякого уважения и любви, полного доверия и покорности, и большая часть их, будучи проникнуты многократно слышимым от него словом истины, приняли Св. Крещение (1834 г.) и предались ему, как дети отцу. Тогда о. Макарий обратно переселился к ним в Улалу; впрочем, по временам жил и в Майме. В это время он имел два снаряда походной церкви, один в Улале, а другой в Майме; и, употребляя один св. антиминс, данный для церкви Всемилостивейшего Спаса, отправлял богослужения попеременно в обоих станах до прибытия к нему сотрудников (в 1836 г.) и получения второго св. служителя для церкви в честь Смоленской иконы Божией Матери (в 1840 г.). Вскоре крестились и остальные улалинцы (1835 и 1836 гг.), а потом возвратились и те, которые сначала, убоявшись быть крещеными, откочевали отсюда и также приняли Св. Крещение. С того времени, имея главное местопребывание в Улале, о. Макарий посещал отсюда кочевых татар и калмыков и телеутов Кузнецкого округа в продолжении 13 лет и 8 месяцев. Всего преподобный окрестил около 700 взрослых и столько же детей».

Удивительно, как страдающий телесными недугами отец Макарий переносил длительные переходы и переправы через горные реки, как он переносил лишения страннической жизни, исполняя свой пастырский долг: оглашая, крестя, навещая духовных чад. В это время он начинает думать об обучении грамоте коренных народов. Ведь иначе они не могли вникнуть в смысл его проповедей, участвовать в богослужениях. Так была начата огромная исследовательская работа по созданию алтайской письменности и словаря (букваря) отдельных фраз и слов объемом в 3000 слов. Основой этой письменности был русский алфавит. Грамоте и письму алтайцы обучались в миссионерской школе в селе Улала при главном стане миссии.

Первый период миссионерской деятельности о. Макария был самым трудным, несмотря на это, были достигнуты и некоторые положительные результаты: обращено, хотя и небольшое, количество язычников в православие, созданы первые поселения новокрещеных инородцев, открыты первые миссионерские школы. Отец Макарий понимал, что в первые годы жизни новокрещеные нуждаются во всесторонней помощи и не могут быть предоставлены самим себе. Эту идею он впервые и стал проводить в жизнь в миссии.

Он строил для новокрещеных дома, приобретал скот, земледельческие орудия труда, семена зерновых культур для посева, – словом, все, что необходимо было для оседлого образа жизни. На эти нужды он расходовал свой магистерский оклад, кроме того, преподобный первым из сибирских миссионеров стал применять Положение Государственного Совета от 17 июня 1836 г. «О льготах инородцам, принимающим Святое Крещение». Согласно ему вновь окрещенные освобождались от всяких податей и повинностей, включая ясак и рекрутчину, на три года после Крещения. Он также добился того, что, начиная с 1836 г., миссия финансировалась учреждением по христианизации коренных народов. А сам продолжал знакомить своих пасомых с основами культурного земледелия, огородничества, агротехники, для чего выписывал из Санкт-Петербурга земледельческие журналы, семена овощей, лекарственных трав, книги об овцеводстве и земледельческой химии.

При Улалинском стане учреждена женская община, впоследствии преобразовавшаяся в женский монастырь.

Таким образом, за годы служения на Алтае – со дня основания Алтайской Духовной Миссии по 4 июля 1844 г. – были заложены основы деятельности миссии на полстолетия вперед.

В 1844 г. архимандрит Макарий был уволен из миссии и определен настоятелем Болховского Троицкого Оптина монастыря, куда и отбыл 4 июля. Скончался преподобный 18 мая (по ст. стилю) 1847 года в Болховском монастыре. Был похоронен в монастырском соборном храме по правую сторону алтаря. На месте его погребения были установлены два придела - Воскресения Христова и Воскресения Праведного Лазаря.

В 1983 году преподобный Макарий причислен к лику святых, и его имя внесено в Собор Сибирских святых.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-makarij-gluharev-altajskij

Прав. Алексия Бортсурманского (1848)

ДНИ ПАМЯТИ:

4 мая

17 августа – Обре́тение мощей

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

ЖИТИЕ

Святой Алексий (Гневушев) родился 13 мая 1762 года в селе Бортсурманы Курмышского уезда Симбирской губернии в семье священника. По окончании Нижегородской семинарии (1784) он женился и был поставлен диаконом в село Бортсурманы. Спустя 13 лет его рукоположили в пресвитера к той же церкви, и он не покидал ее до самой кончины.

В начале служения он не отличался строгостью жизни и иногда даже забывал меру в употреблении вина. Однажды его попросили причастить умирающего из соседней деревни. Отец Алексий рассердился и выгнал прочь присланного к нему человека, говоря, что состояние больного не так уж безнадежно и он может подождать до утра. Однако в ту же ночь, испытывая муки совести и будучи не в силах заснуть, он встал и отправился к больному. Но тот был уже мертв, а возле его постели отец Алексий увидел Ангела, держащего в руках Святую Чашу. Потрясенный видением, отец Алексий упал на колени перед покойным и провел всю ночь в молитве.

С той поры он каждый день служил Божественную литургию и соблюдал, насколько это было в его силах, монашеское молитвенное правило. В полночь он читал полунощницу, чин двенадцати псалмов и житие святого, чья память праздновалась в этот день, а также поучение из «Пролога». Наутро он читал утренние молитвы, часы, акафист преподобному Сергию, великомученице Варваре или святителю Митрофану. В полдень он прочитывал четыре кафизмы из Псалтири, а вечером – канон и акафист Спасителю, канон Ангелу Хранителю, молитвы на сон грядущий. Ежедневно он также совершал полторы тысячи поклонов с Иисусовой молитвой.

Во время, свободное от служб и келейных молитв, он принимал у себя прихожан. Тех, кто хотел взяться за духовный подвиг, он благословлял или, напротив, отговаривал, согласно откровению Божию. Иногда он давал посетителям духовные наставления, но делал это всегда с такой великой кротостью, что она покоряла сердца слушающих. Святой Алексий был суров только по отношению к колдунам и разного рода ясновидящим, а также людям, которые обращались к ним за помощью. Он раздавал бедным все, что оставалось у него после щедрых дарений, из которых он, однако, всегда выделял часть на украшение церкви. Не раз, когда крестьяне страдали от разных несчастий, например, от пожаров или эпидемий, они находили у себя деньги. Никто не знал, откуда они появлялись, пока один крестьянин, дом которого сгорел, не застал отца Алексия, когда тот хотел подбросить ему деньги.

Ненавидя праздность – матерь всех пороков, святой, как только появлялось хоть немного времени, шел работать в поле или трудился по дому. Обретя великое дерзновение пред Господом, он исцелял больных своими святыми молитвами, утешал страждущих словом Божиим, часто являя дар прозорливости.

Также он сподобился многих видений и откровений. Однажды, когда отец Алексий был прикован к постели из-за тяжелой болезни, он внезапно услышал небесное пение и увидел Пресвятую Богородицу в сопровождении великомученицы Варвары. Она приблизилась к нему и чудесным образом исцелила. В другой раз ему явился ночью Господь Иисус Христос, облаченный в царские одежды, и благословил. Со Христом были также Его Пречистая Матерь и три девы в белых одеждах – добродетели Вера, Надежда, Любовь. Он услышал голос, который сказал: «Сей есть Сын Мой единородный, Сын Божий».

Во времена наполеоновского нашествия (1812) праведный Алексий молился за литургией, чтобы Господь даровал России победу, и внезапно увидел Ангела, который возвестил, что силы небесные уже двинулись на помощь и враг будет сокрушен. Однажды перед преложением Святых Даров на литургии, когда отец Алексий читал тропарь «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый…», он услышал голос над Телом и Кровью Христовыми: «Сей есть Сын Мой возлюбленный!»

За девять лет до кончины святой Алексий вышел за штат и отстранился от всех приходских и семейных дел, но литургию, как и прежде, служил почти каждый день и богослужений не сокращал, во всем следуя уставу. В последние годы он жил в маленькой келлии, единственное окно которой выходило на церковь. Чуждый житейских забот, он всецело посвятил себя молитве. Он выглядел тогда уже стариком, маленького роста, худым и согбенным. Но лицо его, очень напоминавшее лицо преподобного Серафима Саровского, излучало духовную радость, переполнявшую его и потому освещавшую все вокруг. Его взгляд был столь проникновенным, что, казалось, он читает в душах приходящих к нему людей.

В течение последних 30 лет своей жизни святой Алексий не мылся и, приближаясь к концу жизни, носил власяницу, в которой и был похоронен согласно своему желанию. В его келлии не было другой обстановки, кроме маленькой печки, грубой постели, стола с несколькими стульями да аналоя перед иконой с теплящейся лампадой. По апостольской заповеди отец Алексий молился непрестанно (см.: 1Фес.5:17). В какое бы время люди ни приходили к нему в келлию, они заставали его молящимся. Он принимал пищу не чаще одного раза в день, строго соблюдал все посты, не ел ни рыбы, ни растительного масла даже тогда, когда это было разрешено. Никто не знал, чем святой питался на первой и последней неделе Великого поста, ибо по его просьбе ему вообще не приносили еды в эти дни.

Столь велика была вера и любовь праведного Алексия к Богу, столь горячими были его молитвы, что враг рода человеческого решил подвергнуть его многим испытаниям. Так, когда святой ночью молился и клал поклоны, враг поднимал его в воздух и бросал оземь, а когда он пытался заснуть хоть на минутку, бесы не давали ему покоя. Тогда отец Алексий пробуждался, творил многочисленные поклоны или читал Псалтирь. Однажды диавольские искушения стали столь жестокими, что отец Алексий принялся горячо молиться перед иконой Спасителя, – тогда он увидел, как по иконе текут слезы, и услышал голос, обещавший ему венец праведников.

Получив такое ободрение в брани, которую он вел против сил тьмы, святой Алексий мог и сам утешать скорбящих, призывая их к терпению. Одной игумении, которая была его духовной дочерью, он писал: «Будь терпелива и возложи надежду на помощь Божию, благодаря которой ты можешь отразить все нападения врага человеческих душ. Если бы не было испытаний, не было бы и венцов!»

В годы служения он всегда охотно приходил к тем, кто просил его прийти помолиться за него, но избегал праздных визитов и разговоров. В последние годы жизни, посвященные исключительно посту и молитве, он покидал свою келлию только чтобы пойти в церковь.

Местные помещики и даже землевладельцы из соседних губерний почитали его за святую жизнь. Они приходили к праведнику, писали ему письма, просили благословения. Все почитали его за великого святого и молитвенника, обладающего даром исцеления. Так, он исцелил девочку из города Курмыша, которая от рождения не могла ходить, и воскресил мальчика из своего прихода горячей молитвой. Отовсюду к святому приводили душевнобольных и одержимых – и все они исцелялись его молитвами.

1 января 1848 года отец Алексий почувствовал, что силы оставляют его. Сам он уже не мог совершать церковных служб, но попросил близких отвести его в церковь. Несмотря на слабость, он считал большим грехом не принимать приходивших к нему людей и собирал последние силы, чтобы наделить их благоуханием наставлений. Дойдя до полного истощения, он завершил свой жизненный путь, полный скорбей, в Великий Четверг 1848 года, сидя у окна, к которому подошел, чтобы благословить множество людей, пришедших проститься с ним. Одни преклонили колена, другие тихо плакали. Отец Алексий благословлял их до тех пор, пока его рука не опустилась в последний раз, чтобы уже более не подняться. Он был погребен в саду при Успенской церкви села Бортсурманы, напротив алтаря. Не проходило ни одного воскресенья, ни одного праздника, когда бы на его могиле не служилась панихида, и почти все прихожане взяли по горсточке земли с его могилы.

Преподобный Серафим Саровский питал глубокое почтение к подвижническим трудам святого Божия. Хотя они никогда не встречались, святой Серафим знал о нем благодаря дару прозорливости и говорил так: «Сей человек своими молитвами подобен свече, возжженной пред престолом Божиим. Вот труженик, который, не имея обетов монашеских, стоит выше многих монахов. Он как звезда горит на христианском горизонте». Когда христиане из тех мест, где жил святой Алексий, приходили к преподобному Серафиму, он отсылал их обратно, смиренно убеждая, что у них есть ревностный заступник пред Господом – отец Алексий, священник из села Бортсурманы

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-aleksij-gnevushev-bortsurmanskij

Прп. Феофила Киевского, Христа ради юродивого (1853)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

10 ноября

ЖИТИЕ

Родился в 1788 г. в семье священника. Крещен Фомой. Младенец не принимал материнского молока. Чтобы спасти ребенка от голодной смерти, изумленная мать кормила его картофельной жижей, разваренной репой и морковью.

Суеверные соседки наговаривали матери, что этот ребенок урод. Мать ожесточилась против ребенка и приказала служанке утопить его в речке. Та дважды бросала его в воду, но хранимое Богом дитя вынырнуло из воды и безмятежно спало, словно в мягкой колыбели. Служанка в испуге расплакалась и вернула младенца домой.

Ожесточенная мать выхватила дитя и побежала топить сама. Она бросила его под мельничное колесо, но колесо остановилось. Выбежал мельник и достал дитя из воды. Наблюдавшая служанка рассказала отцу, и он прятал сына у добрых соседей. А когда умер отец, Фому отвезли на воспитаниe в Братский монастырь на Подоле. Здесь он учился грамоте и принял монашеский чин. Жил в Киево-Печерской Лавре и Китаевой пустыни.

Заботясь о чистоте души, он нисколько не заботился о чистоте тела. Одежда его была ветхая, с заплатами, пришитыми белыми нитками, и вся выпачкана тестом и маслом. На одной ноге истрепанный сапог, а на другой – валенок или лапоть. Голова всегда повязана была грязным полотенцем. На теле носил железный пояс с иконкой Богоявления в память трикратного спасения от утопления. Получая пищу, он смешивал ее в одной посуде: и горькое, и сладкое.

По Киеву ездил всегда на бычке без упряжи и вожжей и приезжал именно туда, куда хотел блаженный – без возгласов и понуканий. Сидя на возку спиной к бычку, он всегда читал на коленях Псалтирь. Обличал тайные и явные грехи приходящих к нему в Китаево паломников, отчего одни плакали в раскаянии, а у других от страха и стыда волосы дыбом поднимались.

Одной барыне он вылил в подол на новое шелковое платье целую миску борща (так обличил ее в прелюбодеянии).

Однажды митрополит Филарет спешил в Китаево и не дочитал свое монашеское правило. В лесу он увидел Феофила, сидящего на самой верхушке дерева с молитвословом в руках. На вопрос митрополита: «Что ты там делаешь?» – он ответил, что дочитывает правило...

А для голодных странников распалил небесным огнем костер без спичек (помолясь на небо) и сварил им кашу из травы и камушков. А когда разливали в миски, то каша не уменьшалась, пока всех не накормил.

Император Николай Павлович, начиная войну с Турцией, хотел узнать у прозорливца будущее России и поехал в Китаевскую пустынь. Феофил, выйдя навстречу царю, исцарапал себе до крови руки и лицо, разгреб муравейник и улегся в середину его на спину. Царь и митрополит долго просили его подняться, но он лежал не шевелясь, с закрытыми глазами, скрестя руки на груди, как покойник. По всему телу его копошились целые полчища муравьев. И предсказание сбылось. Многочисленная армия турок (как муравьи) набросилась на Севастополь. Погибли храбрые адмиралы: Корнилов, Нахимов, Истомин и другие, а царь, истерзанный заботами и печалью о России, скончался в 1855 году.

В день своей кончины Феофил приказал очистить его келлию от мусора, зажечь лампаду и свечи, покадить ладаном. На вопрос келейника, зачем все это, он ответил, что сегодня за ним явится Ангел смерти и его надо принять по-христиански. Потом лег на скамью, взял в руки крест и послал к начальнику пустыни сказать, чтобы ударили в колокола, так как Феофил скончался. Начальник побежал в келлию, так как не поверил сказанному, но увидел, что Феофил уже лежал бездыханным, а вокруг изливался чудный аромат...

Скончался 28 октября ст.ст. 1853 года на 65 году жизни. Погребен у северной стены Свято-Троицкой церкви в Китаевской пустыни, рядом с могилою Киево-печерского затворника Досифея.

И после его кончины, так же, как и при его жизни, подается не менее скорая помощь в болезнях и скорбях всем, с верой призывающим его имя, совершающим у его могилки панихиды.

14/27 июля 1993 г. Собор Украинской Православной Церкви под председательством блаженнейшего Владимира, митрополита Киевского и всея Украины, канонизировал Христа ради юродивого иеросхимонаха Феофила, причислив его имя к лику святых. А нетленные его останки перенесены в храм Святой Троицы и покоятся в новой гробнице.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-feofil-kievskij

Прп. Парфения Киевского (1855)

ДНИ ПАМЯТИ:

25 марта (7 апреля),

15(28) июля (в Соборе Киевских святых)

ЖИТИЕ

Преподобный Парфений, в миру Петр Краснопевцев, родился в с. Симоново Алексинского уезда Тульской губернии (1792), в семье пономаря. Будущий подвижник рос в бедности, с детства познав, что на земле нет всеобщего благоденствия – а, следовательно, к земным благам не следует прилепляться душой.

В 1805 г. Петр окончил Тульское духовное училище и был переведен в семинарию. Однажды, еще во время училищных каникул, заночевав на пути домой, он смотрел в открытое небо и ощутил в сердце неизъяснимую радость, а затем увидел белоснежного голубя, который парил над ним, то поднимаясь, то опускаясь, но не уклоняясь в сторону; на рассвете голубь не улетел, а стал невидим. «С этой поры в сердце мое запала какая-то сладость и желание чего-то нездешнего, и я уже ни на что земное не прельщался», – говорил впоследствии прп. Парфений об этом случае. Другой раз, задремав под деревом, Петр очнулся и увидел старца-монаха, который сказал: «Странен монах и земен мертвец» («Монах есть странник и мертвец для земного»), – а затем удалился в лесную чащу; юноша побежал следом, но не смог найти старца, однако слова его крепко запомнил. В каникулы 1814 г. Петр побывал в Киево-Печерской Лавре и пожелал остаться здесь навсегда. Чтобы исполнить благое намерение, ему следовало получить увольнение от общества. В 1815 г. Петр уволился из семинарии, но родители настояли, чтобы он занял освободившееся место пономаря в Симонове, а затем попытались найти для его невесту; видя, однако, что сердце юноши не лежит к мирской жизни, они приняли выбор Петра, и в 1819 г. он поступил в Лавру. «Я вовсе не раздумывал о подвигах монашеских, о том, чтобы установить себе такое или другое правило, избрать такой или другой образ жизни; я думал только о том, как бы молиться да молиться непрестанно, и трудиться, сколько есть сил, слушать во всем, как Бога, начальника, никого не оскорбить и не осудить; да мне и некогда было смотреть за поступками других, я только себя знал», – вспоминал прп. Парфений о начале своей жизни в Печерской обители. Первые послушания он исполнял на монастырском винограднике и в саду, затем – на просфорне. Уже в это время подвижник был предельно скромен в быту, избегая, чтобы хоть одна мысль о себе отвлекла его сердце и силы от молитвы: так, после немалых трудов он мог дать телу отдых, лежа просто под лавкой; в его келье царило полнейшее нестяжание; когда однажды зимою какой-то странник украл у него тулуп и затем был пойман другими послушниками, Петр сказал: «Не троньте его: он, бедный, и в тулупе трясется; нам ведь хорошо здесь в тепле сидеть, а он без покрова день и ночь на морозе… Не скорби, брате, возьми себе этот тулуп; вот тебе и денег на пропитание, только вперед не бери чужого». Видя усердие послушника, его назначили начальником просфорни. Раз, борясь с нашедшим унынием, Петр увидел явившегося ему прп. Никодима Просфорника, который держал в руках Псалтирь. После этого Петр стал ежедневно прочитывать Псалтирь целиком и запомнил ее наизусть.

Избранный Богом сосуд пламенной молитвы, он не познал брани с плотскими помыслами: единственный раз, задумавшись, «да как же люди грешат, что же за приятность в грехе плотском», он на следующий день был вызван наместником и извещен, что по неопытности погрешил в помыслах – свт. Антоний (Смирницкий; будущий архиеп. Воронежский) имел откровение об этом свыше; «Этот случай, – вспоминал позже прп. Парфений, – указал мне, до какой степени должно хранить себя даже от приближения к нечистым помыслам, и как тщательно должны мы блюсти чистоту не только телесную, но и умственную».

В 1824 г. Петр принял монашеский постриг с именем Пафнутий; за ним последовало рукоположение в иеродиакона. Вскоре о. Пафнутия посетила болезнь: его стали мучить сильные головные боли. Он безропотно нес это бремя более 30 лет: из его высказываний и записей, полных любви к Господу, не видно и тени смущения по поводу недуга – единственным следствием было то, что в периоды крайнего обострения болей подвижник просил освобождать его от некоторых послушаний; так, после принятия иеродиаконства он был временно переведен из просфорни на служение в храмах Дальних пещер.

В 1826 г. о. Пафнутий смог вернуться к начальствованию в просфорне, в 1828 г. вновь попросил перевода и был направлен в Китаевскую пустынь, оттуда, после скорой поправки, назначен на Дальние пещеры.

В 1829 г. состоялось рукоположение о. Пафнутия в иеромонаха. Накануне он имел видение, в котором предстал в алтаре перед Архиереем и Царственной Женой; Архиерей повелел ему: «Пафнутий, возьми Евангелие и священнодействуй»; «Возьми, Пафнутий, Я поручаюсь за тебя», – молвила Жена, и при этих словах иеродиакон узнал в Ней Пречистую Деву. Вскоре иеромонах Пафнутий был назначен духовником братии. «Грех сам по себе мерзок так, что человек не может его любить и с намерением творить; но, удалившись от Бога небрежением, человек попадает в когти диавола, а диавол уже играет им, как мячиком: и не рад бы человек творить, да творит. Потому-то всякому хотящему спастись надо всем сердцем взыскать Господа», – назидал подвижник кающихся. Через 3 года его назначают на служение в Успенский собор, в 1833 г. – на послушание книгопродавца при лаврской типографии.

В 1838 г. он принял схиму. Келейное молитвенное правило иеросхимонаха Парфения было весьма велико и разнообразно (молитва Иисусова, «Богородице Дево», Евангелие, Псалтирь, акафисты); «Паче меда и сота сия молитва мне приятна; она мне охотна, помогательна, спасительна и врагов отгнательна», – говорил подвижник. Господь, Пресвятая Богородица и святые многократно укрепляли о. Парфения благодатными посещениями; на его молитвенное вопрошание, верно ли он идет к цели схимнического подвига, Пречистая ответила ему: «Схимничество есть – посвятить себя на молитву за весь мир». Некоторое время о. Парфения тревожила мысль: не познав гонения от людей, может ли он идти путем истинных подвижников? На это свт. Филарет (Амфитеатров), который в молодости прошел через гонение, отвечал: «На что тебе гонение? Ты сам себя гонишь; кто ныне пожелает жить твоею жизнию». И действительно – свой подвиг прп. Парфений нес не без страданий: помимо сильных головных болей и иссушающего недуга в груди (в конце жизни его мучили удушье и кашель), пламенного молитвенника терзали демоны («Какое же от бесов нападение терплю я за мое правило келейное уже двадесять лет, то аще не бы со мною присутствовала сила Божия помогающая, давно бы мне надлежало во гроб вселитися от таковаго мучения несказанного и человеком неисповедимаго. Но слава Богу о всем!» – признавался он). Весну и лето о. Парфений проводил в Голосеево, где после утренней Литургии уходил в лес на молитву; «Здесь носится дух преподобных отец наших Печерских», – говаривал подвижник. Стремясь к уединению, он решил было однажды прекратить прием посетителей, во множестве стремившихся к нему для назидательной беседы, но увидел во сне зверя, которого его духовные чада отогнали от него палками. «Его нельзя было узнать в беседе общей со многими, или приходящим к нему с сухим и недоверчивым сердцем. Перед холодным умом и он был холоден, и казался обыкновенным человеком; а перед чувством простым, но горячим и верующим, душа его с младенческим доверием изливала все сокровища свои в огненном слове. Часто он изумлял некоторою прозорливостию и чрезвычайною меткостию своих замечаний, которые как раз приходились к внутреннему состоянию приходивших к нему для беседы и наставления. Эта меткость особенно видна была при исповеди. Сам он объяснял сие опытностью и встречею со множеством однородных случаев, но виной было нечто более… – отмечали современники прп. Парфения. – Изможденная и истонченная плоть его была, так сказать, прозрачною оболочкою его чистой, светлой, как день, души. Высокое, иссохшее чело, впалые щеки и виски составляли какую-то дивную противоположность с его большими, блестящими, как молния, глазами, которые проникали, казалось, в душу до самой глубины ее и одним беглым воззрением заглядывали во все изгибы человеческого сердца». Назидательное воспоминание о встрече с прп. Парфением приводит журнал «Домашняя беседа» за 1874 г. (№ 38, с. 965–972): «28 июля 1843 года… против всякого ожидания моего, ездил я в Голосееву пустынь. Там я представлялся знаменитому подвижнической жизнью схимонаху Парфению. Я не мог налюбоваться светлым взором этого праведника, тихой ласковой его речью. Жаль, что свидание наше было коротко! «Ты кто такой?» – спросил он меня ласково. Я ответил. Он попросил меня сесть, и сам сел. «Так ты уже вдовец?» – сказал он после того, как я объяснил ему желание покойной жены моей принять у него благословение. Я отвечал утвердительно. «Может быть, – заметил он, – ты обещал когда-нибудь быть монахом?» «Никогда», – отвечал я. «И теперь не думаешь?» – «Нет». – «Спастись, друг мой, везде можно, – начал он говорить, устремив на меня проницательный взор, от которого было мне как-то неловко. – Только бойся мира: он не привлекает, а отвлекает от Бога. Молись, чаще молись… Думай о спасении души твоей: хоть думай только, а дело придет само собою… Бойся чужих жен: в твоем положении это – беда… Как твое имя?» Я сказал. «Бог же благослови тебя», – произнес Парфений, перекрестив меня. Я поцеловал его руку и удалился. Отчего это – размышлял я, уходя от старца, у таких людей, как Парфений, то же слово, да не то же? Кажись, что мудреного в его советах? И вы, и я, и все мы наговорим их кучу, да еще замысловатее, еще красноречивее, ан нет – все не то. Сто раз приходилось мне читать и слышать такие предостережения; а тут, ей-ей, я как будто в первый раз их услышал. Да как мягко ложатся на душу. Не это ли то помазание от святого, перед которым вся наша мудрость есть глупость и юродство?»

Последние годы о. Парфений жил в блюстительских кельях на Ближних пещерах, откуда спускался служить Литургию в пещерной церкви прп. Антония Печерского. Когда старец крайне ослабел, для служения им Литургии устроили домовую церковь в самих блюстительских кельях; так как о. Парфений готовился к скорой встрече с Господом, храм назвали Сретенским. Готовя церковь к очередному богослужению, утром 25 марта 1855 г. пономарь услышал, как старец тихо направился из своей кельи в преддверие храма; войдя туда, послушник увидел о. Парфения сидящим с поникшей головой и попросил благословения. Старец не отозвался. Прикоснувшись к его руке, пономарь понял, что земное странствие подвижника завершилось.

Погребение прп. Парфения было совершено в голосеевском храме Иконы Божией Матери «Живоносный Источник».

В 1930-е годы храм был взорван и гробница святого разрушилась. В настоящее время его святые мощи находятся под спудом.

Источник: https://azbyka.ru/otechnik/Parfenij_Kievskij/

Свт. Иннокентия, архиеп. Херсонского (1857)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 июня

23 сентября – Собор Липецких святых

ЖИТИЕ

Святитель Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический (в миру Иван Алексеевич Борисов) родился 15 декабря 1800 года в городе Ельце Орловской губернии в семье священника Успенской церкви Алексия Борисова.

Родители преосвященного Иннокентия были люди простые, доброй жизни. Отец Алексей Борисов получил домашнее образование. Из низших степеней клира он дослужился до священника и старался в частых проповедях донести до прихожан слова отцев и учителей Церкви.

Мать преосвященного Иннокентия Акилина была женщина неграмотная, но умная и набожная. Крест и молитва были главным основанием всей её жизни, всех её мыслей, действий и поступков. У неё была своя домашняя аптека, состоявшая из разных трав и цветов, росного ладана, благословенных хлебов, елеев от чудотворных икон, Богородичных просфор и подобных сим священных предметов. Ими она врачевала себя и своих детей. В родительском доме Иван изучил славянскую азбуку, Часослов и Псалтирь и научился письму.

В 1819 году Иван Борисов окончил курс семинарского учения с отличным успехом и поступил в Киевскую духовную академию. Здесь он предался изучению наук с таким жаром, что иногда целые ночи проводил за книгой. Повинуясь внутреннему призванию, более всего занимался он составлением и обработкой проповедей.

В 1823 году 23-летний Иван Алексеевич окончил полный курс академического учения первым магистром и был определён в Санкт-Петербургскую духовную семинарию на должность инспектора и профессора церковной истории, но не прошло и трёх месяцев, как он занял и должность ректора Санкт-Петербургского Александро-Невского духовного училища. Здесь же он принял пострижение в монашество с именем Иннокентий и был рукоположен в иеромонаха. В декабре 1824 года отец Иннокентий назначается бакалавром богословских наук в Санкт-Петербургской духовной академии, а через несколько месяцев – её инспектором и экстраординарным профессором. В марте 1826 года он возводится в сан архимандрита.

Лекции свои отец Иннокентий обыкновенно преподавал наизусть. Он внимательно следил за современным состоянием и успехами естественных наук, и в его воззрениях эти знания не только не противоречили, но наилучшим образом служили богословию.

В свойствах своей любвеобильной души архимандрит Иннокентий черпал искусство скреплять в среде профессоров добрую общительность и повсюду вносил мир и успокоение. За девять лет ректорства отца Иннокентия академическая семья думала с ним одну думу, жила с ним одною жизнью. Со студентами академии отец ректор всегда обходился ласково и благородно. Особенно добрым и внимательным бывал он к ним тогда, когда их постигало какое-либо горе, например, серьёзная болезнь. Помочь в этой беде несчастному – составляло тогда для ректора всю его главную заботу. Он жертвовал в этом случае не только своими средствами, но иногда даже и своими жизненными удобствами.

Особую славу отца Иннокентия составляет необыкновенный проповеднический талант. Впоследствии владыку Иннокентия назовут «Русским Златоустом». Как проповедник он отличался тем, что действовал по преимуществу на сердца слушателей и увлекал их ясностью и простотою слова, тонкими и остроумными сближениями предметов, искусством открывать в них новые и занимательные стороны и умением применять, как можно ближе, свои поучения к различным случаям и обстоятельствам. Таким образом, владыка Иннокентий создал новую русскую школу проповедничества, далёкую всякой внешней эффектности и сухой учёности.

Кроме проповедей, владыка оставил много замечательных научных произведений и переводов, таких как: «Жизнь св. Киприана», «Жизнь св. апостола Павла», «Памятник веры», «История Соборов Вселенских», перевод «Кормчей Книги» и многое другое.

Внешняя природа для отца Иннокентия была второю Библией, свидетельствующей о божественном величии Творца. Этот взгляд на природу ясно проводил он в своих проповедях. «Посмотрите, – говорил он, – на кипящее волнами море, или на тучу, рассекаемую молниями и громами: не образ ли это всемогущества Божия? Посмотрите на свод небесный, усеянный звёздами, на восходящее Солнце: не образ ли это премудрости Божией? Посмотрите на Весну, украшенную цветами, ведущую за собою хоры пернатых: не образ это благости Божией? Что мешает тебе, смотря на свои картины, восходить мыслею к совершенствам Творца твоего?» При таком взгляде отца Иннокентия на природу понятна и особенная любовь его к ней и к естественным наукам. Императорская Академия наук и разные ученые общества почтили литературные заслуги проповедника принятием его в свои члены. Проповеди его были переведены в своё время на греческий, немецкий, французский и польский языки.

В 1836 году 21 ноября в Казанском соборе Санкт-Петербурга в день Введения во храм Пресвятой Богородицы состоялась хиротония архимандрита Иннокентия во епископа Чигиринского.

В марте 1840 года он назначается на кафедру епископа Вологодской епархии. Здесь он оставался 9 месяцев и затем был перемещён в Харьковскую епархию. Служение его в Харькове продолжалось около семи лет. За этот срок он восстановил Ахтырский и Святогорский монастыри, открыл Никольскую женскую обитель. Владыке принадлежит идея учреждения торжественного крестного хода в Харькове по случаю перенесения в город из Куряжского монастыря чудотворной иконы Божией Матери.

В 1845 году Владыка возводится в сан архиепископа. И через 3 года назначается в Херсоно-Таврическую епархию, где разноплеменная православная паства непрестанно подвергалась тлетворному влиянию татар, евреев и немецких колонистов.

Восстановить в Крыму древние христианские памятники, разрушенные татарами, и основать свой «Русский Афон», – вот главное, чего хотел достичь архипастырь во время своего управления Херсоно-Таврической епархией.

Желая сохранить развалины древнего Херсона, прославленного Крещением великого князя Русского Владимира, преосвященный Иннокентий испросил себе у наместника кавказского эти развалины и постарался устроить там, посреди пустыни, вблизи остатков бывшего соборного храма, небольшую церковь во имя святой княгини Ольги с небольшим помещением для иноков. Затем он обновил иссечённый руками святого Климента в Инкерманской скале древний храм, освятил его в память двух священномучеников, Климента и Мартина, пострадавших в Херсоне, куда они посланы были на каменоломные работы, и устроил в этой же скале небольшой скит. Во время своего путешествия по Крыму владыка обычно оставлял спутников у подножия гор, а сам поднимался на их вершину для молитвы на местах подвигов древних подвижников.

В последние годы своего святительства преосвященный Иннокентий принимал самое живое архипастырское участие в бедствиях Крымской войны и имел в высшей степени благотворное влияние на воинов.

Величие духа святителя Иннокентия обнаружилось и в посещении им страдальцев-воинов в лазаретах, где свирепствовал заразительный тиф и где можно было видеть всю тяжкую скорбь, все страдания, порождаемые войной. В сражениях он обходил ряды войск, ободряя героев. И здесь мужественный пастырь-отец являлся Ангелом-утешителем страждущих.

В коронацию императора Александра II архиепископ Иннокентий назначен был членом Святейшего Синода.

Усиленные труды и тревоги надломили здоровье славного архипастыря. Владыка заболел, находясь в Севастополе во время битвы русских войск с неприятелем, и на обратном пути в Одессу скончался в Херсоне 25 мая 1857 года в светлый праздник Живоначальной Троицы.

Канонизован Русской Православной Церковью в 1997 году.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-innokentij-borisovм

Свт. Филарета, митр. Киевского (1857)

ДНИ ПАМЯТИ:

3 января

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

23 июня – Соборы Рязанских и Сибирских святых

10 сентября – Собор Киево-Печерских преподобных, в Дальних пещерах

23 сентября – Собор Липецких святых

ЖИТИЕ

Святитель Филарет (в миру Феодор) родился 17 апреля 1779 года в селе Высоком Кромского уезда Орловской губернии в семье Георгия Амфитеатрова и был четвертым ребенком из восьми детей. Всего было пять сыновей и три дочери. Интересно, что из восьмерых детей он один по средам и пятницам не принимал материнского молока. Образование получил в Орловском духовном училище: он был принят сразу во второй класс, а затем учился в Орловской семинарии, которую окончил в 1797 году.

7 ноября 1798 года, будучи преподавателем пиитики в Орловской семинарии, принял постриг с именем Филарета, в честь святого Филарета Милостивого. 13 января 1799 года возведен в сан иеромонаха. Двадцать лет трудился иеромонах Филарет на поприще преподавания будущим священнослужителям. С 1802 года – ректор Орловско-Севской семинарии; с 1804 года – ректор Уфимской семинарии; с 1810 по 1813 годы – Тобольской семинарии. До 1820 года исполнял должности инспектора и ректора Петербургской академии, а затем инспектора и ректора Московской Духовной академии. 1 июня 1820 года хиротонисан во епископа Калужского и Боровского. С 1825 года – епископ Рязанский, с 1828 года – архиепископ Казанский, с 1836 года управлял Ярославской епархией, а 18 апреля 1837 года назначен в Киев с возведением в сан митрополита.

До ректорства в Тобольске архимандрит Филарет был жестоко и несправедливо гоним своими епархиальными епископами. Известный композитор П. Турчанинов по поводу жалобы епископа Орловского Досифея Петербургскому митрополиту Амвросию на архимандрита Филарета говорил: «Когда я прочитал это письмо, то ужаснулся и невольно заплакал. Ибо, зная коротко отца Филарета, беспорочность его жизни и доброту его характера, я увидел в письме только клевету. Большие испытания отец Филарет претерпел и в Уфе от местного епископа, так что даже голодные семинаристы сами начинали плакать вместе с ректором, невинность которого узнали и которого горячо любили. Епископ Уфимский Августин совершил даже два обыска в квартире отца Филарета и конфисковал его имение». Путем таких суровых испытаний вел Господь Своего избранника; путем скорбей созрел духовно будущий светильник Русской Церкви.

Преосвященный Амвросий, архиепископ Тобольский, писал в Петербург: «Ваше Высокопреосвященство прислали ко мне на испытание не человека, но Ангела во плоти!» Именно в Тобольске, на самой суровой окраине России, закончилось время страданий. Пробыв в Тобольске менее двух лет, он остался здесь памятен.

Заслугой шестого ректора Тобольской семинарии была его попечительность о материальном благоустройстве семинарии; он сумел при казенном сметном ассигновании в 8000 рублей удовлетворять все нужды семинарии и успел накопить достаточный запасный капитал. При его ректорстве число учеников дошло до семисот одиннадцати человек, и ему приходилось употреблять немало забот и стараний для должного окормления и воспитания семинаристов. Он преподавал философию и самостоятельно изучил французский язык. Кроме этих занятий, он должен был нести служения и в качестве настоятеля в Знаменском монастыре; кроме того, трудился в Консистории и исполнял обязанности благочинного монастырей Тобольской епархии. Как настоятель Тобольского Знаменского монастыря, архимандрит Филарет памятен еще тем, что первым благословил совершать ежедневные ранние литургии, за которыми молился «неопустительно».

Службой в Тобольской семинарии закончилось несение церковного послушания в системе духовного образования архимандритом Филаретом духовным семинариям.

С 1814 по 1820 годы он исполнял обязанности инспектора и ректора сначала Петербургской, а позже и Московской Духовной академий. В Петербурге познакомился с архимандритом Филаретом (Дроздовым) и был удостоен степени доктора богословия. Именно о нем позже будут вспоминать: «Отец ректор наш, архимандрит Филарет, истинно исполнен был духа благочестия и любви христианской. Управление его в академии было истинно отеческое; мы были у него дети родные».

Где бы ни был епископ Филарет, всюду проявлялась его архипастырская ревность. Будучи Калужским епископом, он открывает в Боровске духовное училище; в Рязани его управление протекало «мирно и кротко». В Казани проявился его миссионерский талант. За девять неполных лет управления казанской паствой архиепископ Филарет обратил в христианство около пяти тысяч инородцев. При его правлении начались переводы Катехизиса, богослужебного Апостола, Евангелия и необходимейших молитвословий: Символа веры и «Отче наш...» на языки чувашей, черемис, вотяков и татар. О нем говорили старожилы Казани: «Ведь он, владыко-то Филарет, был, как баяли все, уж известно святой... а уж какой добрый и ласковый был, то и сказать нельзя».

В Киеве святитель уделял особое внимание Лавре, где особенно сблизился с лаврским старцем иеросхимонахом Парфением; их духовный союз составлял для обоих утешение в их подвижническом житии. Известность Киевской Духовной академии, управляемой в то время митрополитом Филаретом, не ограничилась пределами нашего отечества, многие оставляли и парижский, и германский университеты, чтобы получить образование здесь, многие присоединились к православию. Автор воспоминаний, говоря о своих студенческих годах, писал: «Мы знали его как доблестнейшего подвижника, умевшего притом и воспитывать подвижников».

Строгий аскет, святитель Филарет стоял на уровне современной ему науки. Он обладал даром духовного ведения. Пребывая видимо с людьми, он постоянно внутренне пребывал с Богом, совершал молитву в уме и сердце, вел постнический образ жизни. Святитель Филарет обладал и даром исцеления. Когда в одном доме подвели к нему девочку, владыка, не зная этого, с обычной лаской спросил ее: «А как тебя зовут, доброе дитя?» К изумлению всех, девочка вдруг твердым и ясным голосом ответила: «Маша» и с той минуты стала говорить, хотя от рождения была безгласной.

Стремясь к совершенству, святитель принимает постриг в великую схиму с именем Феодосия. Это последовало за семнадцать лет до кончины, а именно 13 августа 1841 года. Владыка Филарет много претерпел от своего келейника – отца Назария. Он говорил о нем: «Человек такой нужен, как верный, хотя и суровый страж и приставник (сердитый пес) во дворе хозяина».

20 декабря 1857 года святитель Филарет блаженно закончил свою жизнь; лицо его запечатлелось совершенным спокойствием праведника. Даже император Николай Павлович ценил личные черты характера святителя и говорил: «О церковном управлении много беспокоиться нечего: пока живы Филарет мудрый да Филарет благочестивый, все будет хорошо».

Память святителя Филарета празднуется 20 декабря/2 января – в день блаженной кончины и 10 июня – в день Собора Сибирских святых.

Ангельски на земли поживших и со Ангельскими чинми на Небеси ныне светло ликующих святых, в земли Сибирстей просиявших, песньми почтим: радуйся, святителю Филарете, града Тобольска и всея Сибири просветителю. Ты моли о нас Предвечнаго Бога.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-filaret-kievskij-amfiteatrov-v-shime-feodosij

Прп. Макария Оптинского (1860)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 августа – Собор Курских святых

20 сентября

3 октября – Собор Брянских святых

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

ЖИТИЕ

КРАТКОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

МАКАРИЯ ОПТИНСКОГО

Михаил Николаевич Иванов – таково мирское имя преподобного Макария. Он родился 20 ноября 1788 года в семье орловских дворян, рос тихим, болезненным мальчиком. Любил книги, музыку, уединение. Он рано лишился матери, которая любила его и выделяла среди других детей: «Чувствует мое сердце, что из этого ребенка выйдет что-то необыкновенное».

После кончины обоих родителей Михаил, поделив наследство между братьями, оставил службу в финансовом ведомстве и поселился в своем поместье. Однако мирская жизнь его не интересовала. В 1810 году Михаил отправился на богомолье в Площанскую пустынь и в мир уже не вернулся. В этой пустыни преподобный Макарий встретился со старцем Афанасием, учеником старца Паисия (Величковского), и обрел в его лице чуткого духовного наставника. Как ближайший ученик преподобного Паисия старец Афанасий занимался исследованием и переводами святоотеческой литературы. Привезя из Молдавии много текстов, он приобщил к этому важному труду своего ученика, преподобного Макария. Позднее, уже в Оптиной, куда преподобный Макарий перешел в 1834 году, он продолжил труд, начатый его учителем.

Его духовным наставником в Оптиной стал преподобный Лев, которому преподобный Макарий полностью вверял свою волю, не дерзая предпринимать что-либо без его благословения. Благодаря преподобному старцу Макарию были изданы собранные в Оптиной рукописи и переводы преподобного Паисия (Величковского). Большую помощь в этом ему оказывали духовные чада – супруги Киреевские. Под влиянием преподобного Макария возникла целая школа издателей и переводчиков духовной литературы, в которой так нуждалась православная Россия, укрепилась связь между оптинским старчеством и русской интеллигенцией. На исповедь и благословение к преподобному Макарию приезжали А.К. Толстой и И.С. Хомяков, Н.В. Гоголь и А.Н. Муравьев.

Семь лет преподобные старцы Лев и Макарий руководили духовной жизнью братии и многих тысяч людей. Известен такой случай: к преподобному Макарию привели одного бесноватого, который ничего ранее о старце не знал и никогда его не видел. Бесноватый, бросившись к приближающемуся старцу с криком: «Макарий идет, Макарий идет!», ударил его по щеке. Преподобный тут же подставил другую щеку, а больной рухнул на пол без чувств. Очнулся он исцеленным. Бес не смог перенести великого смирения старца.

Даровал Господь преподобному Макарию и дар духовного рассуждения. Каждому приходящему к нему на откровение своей совести он подавал врачевство, приличное немощи. Его смиренное слово было и словом действенным, словом со властию, ибо оно заставляло повиноваться и верить неверующего. Смирение проявлялось во внешности преподобного, в виде его одежды, в каждом движении. Лицо его было светло от постоянной Иисусовой молитвы, творимой им, оно сияло духовной радостью и любовью к ближнему.

За два года до своей кончины преподобный Макарий принял великую схиму. До самой смерти преподобный принимал духовных чад и паломников, наставляя и благословляя их.

7/20 сентября 1860 года, через час после принятия Христовых Таин, преподобный Макарий мирно отошел ко Господу.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-makarij-optinskij

Прп. Моисея Оптинского (1862)

ДНИ ПАМЯТИ:

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

29 июня

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

КРАТКОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

МОИСЕЯ ОПТИНСКОГО

Преподобный Моисей Оптинский, в миру Тимофей Иванович Путилов, родился в городе Борисоглебске Ярославской губернии. Его младший брат, тоже оптинский старец, игумен Антоний, в конце своей жизни писал автобиографию «Келейная записка». Из его записей можно познакомиться с семьёй Путиловых «из первых рук».

Родители братьев были люди православные и благочестивые, купеческого звания: Иван Григорьевич и Анна Ивановна. Отец его рано остался сиротой и как-то, горько оплакивая свою сиротскую долю, молился Господу со слезами, просил о помощи, вразумлении и утешении. По его рассказу, после этой смиренной и слезной молитвы он стал благодушнее переносить свой сиротский жребий, уповая на милость Божию.

После этого отец работал сборщиком налогов у хозяина-откупщика, и честность его была так очевидна, что хозяева постепенно повышали ему плату от двухсот рублей в год до тысячи двухсот спустя несколько лет, когда Иван Григорьевич обзавёлся семьёй. Отец строго соблюдал посты и неопустительно посещал храм Божий, пел на клиросе, был очень умён и начитан, особенно любил читать Священное Писание, церковную историю, жития святых и исторические книги. Детей воспитывал строго, сам учил грамоте, чтению, письму. В училище ни одного сына не отдал, опасаясь, чтобы не было дурного влияния на детей со стороны товарищей или по недосмотру учителя.

Мать, Анна Ивановна, была боголюбива, милостива к нищим и беднякам, смиренна, усердна к молитве. Дети её вспоминали, как часто их мать по ночам молилась Богу. С семилетнего возраста она почти ежедневно ходила к обедне в монастырь, в котором жил её родной дедушка, иеродьякон, старец маститых лет. Когда она приносила гостинец дедушке, он каждый раз говорил ей о сокровище. Когда она спрашивала: «Где же сокровище? Ибо у вас в келлии нет и сундучка», старец отвечал, что это сокровище лежит под престолом Божиим. Может быть, святой старец предугадывал её счастливую семейную жизнь и то, что три её сына будут в монашеском чине настоятелями и наставниками?

Тимофей был третьим из десяти детей Путиловых. Получив строгое, почти монашеское воспитание, сыновья этой семьи стремились к монашеской жизни, к духовному росту. Когда Тимофею исполнилось восемнадцать лет, его вместе с четырнадцатилетним братом Ионою отправили на службу в Москву к откупщику Карпышеву.

Здесь, в Москве, было много духовных святынь, можно было достать больше духовной литературы, и Тимофей даже в лавке не расставался с духовными книгами, откладывая их только с приходом покупателей. Братья познакомились с истинно духовными людьми того времени: монахиней Досифеей (по преданию, известной княжной Таракановой), старцами Новоспасского монастыря Александром и Филаретом, которые находились в духовном общении с великим старцем Паисием Величковским.

Братья окончательно утвердились в желании монашеской жизни. Их старшая сестра, Анисия, мечтала о монашестве, но по желанию отца вышла замуж и вскоре умерла. Муж её ушёл в монастырь, в Саровскую пустынь. Когда братья узнали об этом, они решили тоже поехать в Саров. Тимофею было 22 года, Ионе 18 лет. Опасаясь, что отец не даст им согласия на монашество, братья написали ему письмо, в котором объясняли, что от хозяев отошли за невозможностью жить у них и что есть у них на примете другой Хозяин, Которому они дали слово поступить в услужение. Уже из Сарова они написали отцу откровенно о своём намерении. Отец разгневался и приказал сыновьям немедленно возвращаться домой, но они не показывались ему два с половиной года.

За это время Иван Григорьевич разболелся и, когда Тимофей приехал к отцу просить прощения, отпустил сына в монастырь. А через год, после уговоров, отпустил с ним Иону. Дети очень почитали своего отца и позднее, после смерти родителя, на его простом мраморном памятнике у алтаря церкви Всех Святых, написали, что памятник сей воздвигли «Путилова дети: Моисей, игумен Оптиной Пустыни, Исаия, игумен Саровской Пустыни, Антоний, игумен Малоярославецкого Николаевского монастыря».

В Сарове братья встретились с великими старцами: уже тридцать семь лет жил там преподобный Серафим Саровский, схимонах Марк, проходивший подвиг юродства, игумен Назарий, восстановитель Валаама. Во время трёхлетнего пребывания в Сарове Тимофей пользовался наставлениями духоносных старцев. Он имел тяжёлое послушание в хлебне, а потом ходил за больным строителем отцом Исаией.

Затем брат остался в Сарове и впоследствии стал Саровским игуменом. Тимофей же поступил послушником в Свенский Успенский монастырь Орловской епархии. Вероятно, его привлекала близость рославльских и брянских лесов, где в то время спасалось много пустынножителей. К ним в 1811 году и присоединился Тимофей. Было ему в ту пору 29 лет.

Здесь Тимофей провёл десять лет, здесь был пострижен старцем Афанасием, учеником великого Паисия Величковского, в монахи, с именем Моисея, в честь преподобного Моисея Мурина. Это имя было дано ему за сходство с преподобным в гостеприимстве и страннолюбии, которое, видимо, унаследовал Тимофей от матери. Про Моисея Мурина широко известна история, когда он нарушил устав скита (не варить пищу) ради любви к странникам, и старец скита сказал, что он нарушил заповедь человеческую, но соблюл заповедь Божию.

Отец Моисей поселился вместе другими пустынниками в лесу, на берегу лесной речки. Каждый день правили всю церковную службу. В праздники к ним приходил священник, чтобы причастить их. Много молились, занимались рукоделием, обрабатывали огород, который родил только репу. Летом собирали грибы и ягоды для благодетелей, которые иногда присылали им хлеб, крупу, постное масло. Часто еды не хватало, пустынники соблюдали сухоядение. Отец Моисей и здесь нашёл себе занятие, связанное с любимыми духовными книгами: он переписывал полууставом Священные Писания. Из благоговения делал это стоя.

Часто подстерегали пустынников опасности: целую зиму кругом выли волки, расхищали огород медведи, однажды напали на них разбойники, иногда придиралась полиция. Но страшнее всего были бури, ломавшие столетние деревья. Одно такое дерево чуть не раздавило келлию отца Моисея.

В 1812 году из-за нашествия французов отшельники покинули пустынь, отец Моисей уезжал в Свенск и Белые Берега, а потом опять вернулся в пустынь. В 1816 году к нему приехал подросший младший брат Александр, чтобы разделить с ним его жизнь монаха и пустынника. Через четыре года испытания Александра постригли в монахи с именем Антония и поручили руководству старшего брата, отца Моисея, к которому отец Антоний и сохранял послушание всю жизнь.

Во время пустынной жизни отец Моисей созрел духовно, он приобрёл сосредоточенность, молчание, внимание, дар молитвы, глубокое знание учения Святой Церкви и святоотеческих творений. Из его дневниковых записей в то время можно судить о его духовной высоте: «...блеснуло в уме разумение относительно до сожительствующих со мной братий, чтобы их погрешности, видимые мною и исповедуемые ими, принимать на себя и каяться, как за собственные свои, дабы не судить их строго и гневом отнюдь не воспламеняться. Ошибки, проступки и грехи братьев да будут мои».

Не ставят светильник под спудом, и Господь, которому вся возможна суть, силен устроять любые внешние обстоятельства для своих избранников. Нет сомнений, что в подходящее время Он приведёт ищущего спасения человека в нужное место и поместит его в подобающие условия. Так и случилось с преподобным Моисеем. Когда он созрел для духовного руководства, Господь переменил обстоятельства его жизни и призвал его на высшее служение, вручив ему пастырство и настоятельство. Произошло это следующим образом.

В 1820 году, в возрасте тридцати восьми лет, отец Моисей проездом побывал в Оптиной пустыни и был представлен Калужскому архипастырю, преосвященному Филарету. Этот знаменитый подвижник всей душой с юности любил монашество. Дикий сосновый бор, окружающий Оптину пустынь, навёл его на мысль устроить при Оптиной скит. Он слыхал о рославльских пустынниках и именно им желал поручить устройство скита. Знакомство с отцом Моисеем утвердило его в этом намерении. После переписки и приглашения преподобный Моисей с братом, преподобным Антонием, и ещё двумя монахами прибыли в Оптину и поместились на монастырской пасеке.

С великим трудом новоприбывшие пустынники должны были очистить место от сосновых многовековых деревьев. Из срубленного леса построили небольшую келью, огородили забором, поставили церковь в честь Иоанна Предтечи. Отец Моисей поехал за сбором в Москву и вернулся в повозке, столь нагруженной, что ему самому места почти не оставалось.

В 1822 году храм был освящён. Преосвященный Филарет приехал в Оптину, и отец Моисей просил у него разрешения постричься в схиму. Но преосвященный видел, какие дары скрываются в будущем старце, и в ответ предложил ему священство. Отец Моисей по смирению отказывался, но, наконец, был убеждён и в 1822 году, в возрасте сорока лет, был рукоположен в иеромонахи и определён духовником Оптиной. А через три года преподобного Моисея избирают настоятелем Оптиной.

Тридцать семь лет продолжалось настоятельство преподобного Моисея Оптинского. За эти годы его трудами Оптина преобразилась. Число братии увеличилось в несколько раз. Была почти удвоена монастырская земля. Разведены фруктовые сады, заведён рогатый скот, устроена огромная монастырская библиотека, расширен собор. Также были воздвигнуты две церкви, выстроены трапеза, гостиницы, конный и скотный дворы, семь корпусов келлий, два завода, мельница и знаменитая белая оптинская ограда. Служба стала совершаться благолепно, но, что важнее всего, возвысился духовный строй обители.

Все эти громадные постройки были организованы как для обители, так и для того, чтобы дать возможность бедным заработать. Он покупал иногда за высшую, чем просили, цену вовсе ненужные вещи только для того, чтобы помочь нуждающемуся продавцу, покупал гнилые припасы, сам употребляя их в пищу, держал на жаловании сирот, одних для отпугивания ворон, других для ловли кротов. В гостинице не было установлено никакой платы, но всякому предлагалось класть в кружку по усердию. Один богатый купец спросил, не боится ли настоятель, что все будут жить даром. И преподобный Моисей ответил: «Не заплатят девяносто девять, Бог пошлёт сотого, который за всех заплатит». Купец после этого сделался благодетелем Оптиной. При приёме в обитель преподобный Моисей не требовал денежного вклада, он любил принимать больных, слепых, бедных, которые ничем не могли воздать обители. Когда при его кончине открыли ящик, где он хранил деньги, нашли один гривенник, застрявший между дном и стеною. «Верно, батюшка не заметил его, а то бы непременно и его истратил на бедных», – сказал его брат, преподобный Антоний.

Благодаря тому, что преподобный Моисей прошел тот же духовный путь внутреннего делания, что и старец Лев, между обоими строгими подвижниками сложилось глубокое взаимное понимание, единодушие. Преподобный Моисей также возлагал бремя духовного окормления братии на ученика старца Льва – преподобного Макария. При преподобном Моисее пришёл в Оптину послушником будущий её великий светильник – преподобный старец Амвросий.

Сам строгий постник и подвижник, преподобный Моисей был преисполнен самой нежной любовью к людям и снисходителен к их погрешностям. Всю жизнь преподобного можно выразить такими словами: он жил сокровенно в Боге среди непрестанных забот и попечений внешних, все свои силы отдавал служению ближним. Старец Моисей успел благополучно скрыть себя от людей, почему многие, не знавшие оптинского игумена близко, считали его, хотя и хорошим, но обыкновенным человеком, только духовные мужи ощущали благоухание добродетелей преподобного Моисея и считали его высокодуховным старцем. Но чудо его жизни и его служения – сама Оптина, процветшая и прославившаяся, ставшая, по существу, центром духовной жизни России.

Сподобился преподобный Моисей принять незадолго до своей кончины великий Ангельский образ. Весть о пострижении его в схиму и о его приближающейся кончине собрала к одру старца великое множество людей – монашествующих и мирских. С плачем и благоговением подходили они к нему, чтобы принять последнее его благословение.

В последние дни земной жизни преподобного Моисея открылось тщательно скрываемое им дарование прозорливости: больной старец, подозвал к себе келейника и сказал: «Спроси, что это за женщина? Зачем она меня беспокоит?». Келейник, не видя никакой женщины, подумал, что это бред. Но потом оказалось, что на крыльце, за дверями, действительно, долго стояла женщина, которая, получивши образок для себя, не хотела удалиться и настоятельно просила, чтобы ей дали образок и для ее сына. Узнав об этом, келейник взял образок, поднес его старцу для благословения. Старец благословил его и промолвил: «Вот теперь я спокоен», – и келейник вынес образок дожидавшейся крестьянке. Другому же посетителю, к немалому его удивлению, преподобный сказал, что в воскресенье надеется быть в церкви, и когда тот возразил, что ему по слабости сил никак нельзя служить, преподобный Моисей прибавил: «Служить нельзя, но быть можно». Слова эти сбылись в точности – в воскресенье гроб почившего о Господе старца был перенесен в церковь.

Праведная кончина преподобного старца Моисея наступила в 1862 году, на 81-м году его земной жизни. Были явлены и его нетленные честные мощи. При захоронении новопреставленного преподобного Антония разломали склеп и обнаружили гроб преподобного Моисея совершенно как новый, несмотря на сырость грунта. Приоткрыв гроб, увидели, что тело его осталось нетленным. В 1996 году он был причислен к лику местночтимых святых Оптиной пустыни, а в августе 2000 года – Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви прославлен для общецерковного почитания. Святые мощи преподобного Моисея покоятся в Казанском храме рядом с мощами его брата, игумена Антония.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-moisej-optinskij

Прп. Илариона Грузина, Святогорца (Груз.) (1864)

ДНИ ПАМЯТИ:

27 февраля

21 июня (переходящая) – Собор Афонских преподобных

ЖИТИЕ

Преподобный Иларион Грузин, Святогорец (Картвели; Новый; Афонский; Имеретинский) (†1776–1864), в миру Иессей Канчавели (Канчишвили), родился в селении Лосиат-Хеви, близ Шорапани, Имерети, в семье Хахулии и Марии Канчавели, принадлежавших к дворянскому роду. Первенца по настоянию брата Марии иеродиакона Стефана, известного в то время старца, подвизавшегося в келье близ монастыря Табакини, посвятили Богу: иеродиакон Стефан предсказал, что иначе мальчик умрет, а Мария станет неплодной. После долгих колебаний родители отдали 6-летнего Иессея дяде, который обучил мальчика чтению Священного Писания и воспитал в молчании, воздержании и молитве.

Спустя 12 лет Иессей по благословению почившего иеродиакона Стефана перешел в монастырь Табакини. Здесь юноша услышал, что в Тбилиси есть «духовное училище» и решил туда отправиться. По пути он зашел получить благословение еп. Никозского Афанасия, который, расспросив Иессея о его жизни и услышав, как он читает Священное Писание и рассуждает, сказал: «Ты в училище ничему такому не научишься, чему ты научен в пустыне» – и посоветовал возвратиться домой.

Отец привез сына в Кутаиси и отдал на службу в царский дворец. Юноша поступил в распоряжение кн. Георгия Церетели, который, увидев склонность Иессея к духовной жизни, направил его к высокообразованному архим. Геронтию (Сологашвили), подвизавшемуся в монастыре Джручи. Архимандрит продолжил его воспитание, а также обучил Иессея чистописанию, грамматике, арифметике и прочим светским наукам.

Через 3,5 года Иессей вернулся к кн. Георгию и спустя 3 года поступил на службу во дворец писцом по приказным делам.

По настоянию имеретинского царя Соломона II (1789, 1790-1810) женился и принял сан пресвитера, став придворным духовником и царским советником.

Прот. Иессей занимался умиротворением княжеских междоусобиц и участвовал во всех переговорах Соломона II, в основном связанных с процессом вхождения грузинских земель в состав России. Осенью 1803 года вассал Имерети правитель Мегрелии князь Григол Дадиани принял российское подданство. Поскольку Соломон II не имел наследника, между ним и Александром I 25 апреля 1804 года было заключено соглашение, по которому Имерети после кончины Соломона II войдет в состав Российской империи и русские войска получат возможность проходить по территории Имерети к границе с Турцией и пользоваться поддержкой грузинских войск. Князь Григол Дадиани и имеретинский подданный кн. Зураб Церетели, желая немедленного свержения Соломона II, создавали у Александра I и главнокомандующего в Грузии генерал-адъютанта А. П. Тормасова представление о Соломоне II как о неблагонадежном правителе, препятствующем водворению мира на Кавказе.

Прот. Иессей неоднократно обличал Церетели в предательстве своего монарха и советовал Соломону II не покидать Кутаиси. Воспользовавшись отъездом прот. Иессея на похороны жены Марии, Церетели убедил царя встретиться с Тормасовым на нейтральной территории, в Сурами. Тормасов же направился в принадлежавший Российской империи Тифлис (Восточная Грузия вошла в состав империи на основании манифеста Александра I от 12 сентября 1801), за ним был вынужден последовать и Соломон II. В Тифлисе он был взят под домашний арест с предписанием в течение двух месяцев выехать на постоянное место жительства в Санкт-Петербург. Поняв, что он теряет престол, Соломон II 11 мая 1810 года бежал в принадлежавший Турции Ахалцихе. Он рассчитывал на военную помощь турецкого султана Махмуда II, который позволил Соломону II проживать в Эрзеруме. Тормасов, прибыв в Кутаиси, объявил об упразднении Имеретинского царства и о вхождении его в состав России. Прот. Иессей находился с царем, тщетно пытавшимся собрать военные силы для возвращения престола, вплоть до его кончины в Трапезунде 7 февраля 1815 года.

В мае прот. Иессей вернулся в Имерети и вскоре был вызван вдовой Соломона II царицей Марией (1785-1841) в Москву, дабы стать ее духовником. Прот. Иессей тяготился светской жизнью царицы и ее придворных, но Мария не отпускала его и не отдавала документы. В 1819 году при помощи камердинера царицы и митр. Санкт-Петербургского Серафима (Глаголевского) прот. Иессей получил паспорт и по совету гостившего в Москве архимандрита Иверского монастыря на Афоне через Одессу отправился в Константинополь с намерением побывать на Святой земле.

Однако в Константинополе Иерусалимский патриарх Поликарп (1808-1827) посоветовал прот. Иессею до Великого поста пожить на Афоне, о котором прот. Иессей тогда «почти ничего не знал». Скрыв свое происхождение и сан, он под видом бедного инока пришел в Ивирон. Однако идиоритмический устав и отсутствие насельников-грузин ему не понравились, и он поступил в Дионисиат, где по благословению игум. Стефана нес послушание «в магерной», т. е. исполнял наиболее тяжелые работы (колка дров, ношение воды и др.), а также трудился на виноградниках. В пустыни близ Дионисиата подвизался знакомый грузин прот. Иессея. Великим постом в 1821 года они приняли постриг: прот. Иессей с именем Иларион, его друг – с именем Венедикт (впосл. известный афонский старец Венедикт (Киотишвили), † 9 марта 1862).

Однажды некий монах зашел в келью о. Илариона, где увидел его документы – русский паспорт и турецкий фирман. Игумен потребовал принести их, и один из монахов смог прочесть фирман. Так в монастыре узнали об иерейском сане Илариона Грузина, но подвижник упросил братию скрыть это.

Однажды прп. Иларион попросил разрешения игумена сходить в Иверский монастырь за груз. книгами, ибо, не зная греч. языка, «он лишался слышания Слова Божия». В Ивироне его узнал архимандрит, с которым о. Иларион познакомился в Москве. Игумен Иверского монастыря удерживал его в монастыре три дня и упрашивал остаться у них, но преподобный отказался. Весть о царском духовнике обошла весь Афон, и в Дионисиате его встретили как старца. Игум. Стефан уговаривал о. Илариона взять на себя исповедничество, братия не позволяла заниматься тяжелой работой. Тогда преподобный оставил монастырь и поселился в пустыни.

Особую роль прп. Иларион Грузин сыграл в событиях, связанных с Греческим национально-освободительным восстанием 1821-1829, которое затронуло также и афонские монастыри. В начале 1822 года правитель Фессалоники Абдул Робут-паша с многочисленным войском расположился в Крумице близ границ монашеской республики и повелел, чтобы настоятели монастырей явились к нему на поклон, иначе он разорит Афон. Зная жестокость турок, игумены не решились предстать перед пашой. Был разработан план, согласно которому в Крумицу отправятся монахи-добровольцы, готовые принять мученическую кончину, а другие афониты тем временем покинут полуостров и вывезут все святыни и ценности. От Дионисиата к паше отправились Иларион Грузин, иером. Пантелеимон и некий монах. Увидев в письме от Протата имя о. Илариона, паша спросил, кто из парламентеров грузин. Выяснилось, что паша родился в Абхазии в семье грузина – православного священника, в детстве был похищен и продан туркам и обращен в мусульманство. Паша убеждал прп. Илариона покинуть Афон, предлагая ему свой дом и свое покровительство. Преподобный отказался и обличил пашу в отречении от веры и отечества. Возник богословский диспут, в ходе которого благодаря заступничеству о. Илариона паша отказался от первоначального плана и покинул Афон.

Когда прп. Иларион узнал о том, что, подавляя мятеж в г. Негош, паша замучил многих христиан, он упросил игум. Стефана отпустить его в Фессалонику. Старец прибыл в город в священный для мусульман месяц рамадан и попал на торжественный прием иностранных гостей. Паша радушно принял земляка, и они несколько дней продолжали начатый в Крумице богословский диспут о возможности рождения Господа Девой. На ночлег прп. Иларион останавливался в доме христианина Спандони. В одну из ночей случилось чудо: некий турок, пожелавший убить преподобного, занес над ним меч, но его рука задеревенела.

На 4-й день диспута придворные стали требовать казни прп. Илариона и паша приказал отрубить ему голову. Двое телохранителей, соотечественников паши и св. Илариона, взяли старца на поруки, вывели за город и велели идти на Афон. Иларион Грузин, однако, возвратился в Фессалонику и в течение 6 месяцев служил узникам тюрьмы «Белая башня» – афонским монахам, участвовавшим в Греческом восстании, а также содержавшимся в заключении туркам: стирал белье, носил еду и воду, которые покупал на собранную у христиан милостыню. Восхищенный упорством и бескорыстием старца, паша велел не препятствовать ему. Однако, после того как старец дал немного пищи и воды двум осужденным на голодную смерть заключенным, что позволило одному из них дожить до решения об освобождении, паша вновь приказал казнить св. Илариона. Накануне старец получил во сне повеление от Господа уйти из города. Он нашел вместо себя человека, готового помогать узникам, и отправился на Афон.

Прп. Иларион Грузин поселился в Дионисиате, где во главе с игум. Евлогием проживали 14 насельников (остальная братия подвизалась на островах Порос, Закинф и Скопелос и вернулась в обитель 6 июня 1830). Но поскольку там, как и в других афонских монастырях, стоял турецкий гарнизон (в Дионисиате – более 50 чел.), преподобный вскоре перебрался в пещеру близ обители, где подвизался 2,5 года. Затем в пещерах Катунакий в безмолвии провел еще 3,5 года, употребляя в пищу только травы, коренья и каштаны. Духовным отцом о. Илариона в это время был афонский старец Неофит (Караманлис).

Однажды некий монах собирал улиток близ пещеры о. Илариона. Обнаружив в ней изнемогшего от болезней и голода старца, монах отдал ему улиток и рассказал о подвижнике в ближайших скитах; монахи стали приносить ему пищу и обращаться за духовными советами. Стесненный значительным числом посетителей, преподобный, испросив благословение у Павла, настоятеля Нового скита в честь Рождества Пресвятой Богородицы, ушел в затвор, укрывшись в башне Нового скита, где провел около трех лет. Насельник скита мон. Герасим раз в 15 дней приносил ему сухари и воду.

Мон. Герасим неоднократно был свидетелем того, как прп. Илариону являлись демоны. Однажды он нашел старца полуживым, избитым «бесчисленными полками бесов, идущими к его пиргу (башне) от самых Святопавловских песков, на протяжении расстояния получасового пути». О. Илариона вынесли из башни, позвали иером. Венедикта (Киотишвили), и тот убедил отшельника оставить затвор.

Старца перевели в келью св. Харалампия, «где попечение о нем нес о. Венедикт», затем в дионисиатскую кафизму ап. Иакова, брата Господня. Но поскольку вскоре в Дионисиате среди братии возникли споры, с какой частотой следует принимать Причастие, и каждая сторона пыталась заручиться поддержкой прп. Илариона, старец спустя два месяца перешел в Иверский монастырь, где прожил 6 месяцев (1836). Здесь он занялся разборкой грузинских книг и составил первый каталог грузинской библиотеки. Иером. Антоний Святогорец указывает также, что прп. Иларион сделал из книг и рукописей извлечения (в основном жития святых), составившие 12 томов, которые под названием «Цветник» и без указания автора издал на груз. языке в России игумен Зографа.

Оправившись от болезни, о. Иларион перешел в иверскую келью ап. Иоанна Богослова, где подвизались грузинские монахи и где он «нашел истинное безмолвие». Двое братьев – каллиграф Макарий и Савва (1821-1908) упросили его взять их под свое начало. О. Иларион был рад ученикам-грекам: Савва помогал ему совершенствоваться в греч. языке. По просьбе русских монахов преподобный принимал исповедь в Русском Пантелеимоновском монастыре (Русике). Дабы избежать празднословия, он уходил на 5-10 дней к старцу Венедикту (Киотишвили) в иверскую келью прор. Илии. Однако и там страждущие находили его, и старец в скором времени перебрался в построенную для него келью св. Архангелов, а в 1843 году перешел в дионисиатскую келью ап. Иакова, брата Господня. Отказываясь от звания духовника, прп. Иларион все же был вынужден принимать приходящих за духовным советом. Вскоре его стали называть «духовником духовников Афона». Нуждаясь в уединении, он периодически уходил на несколько дней в дионисиатскую кафизму св. Онуфрия.

В августе 1849 года о. Илариона посетил церковный историк, писатель А. Н. Муравьёв, наслышанный о подвижнике от П. Иоселиани, изучавшего на Афоне грузинские манускрипты. Муравьёв назвал старца «неоцененным сокровищем – отшельником, каких мало на Афоне» и упомянул о том, что старец «ради крайнего смирения отказался от священнослужения». В 1851 году ученик о. Илариона Макарий принял блаженную кончину, а Савва был рукоположен во диакона, затем во иерея.

Сохранилось письмо иером. Саввы мон. Денасию, подвизавшемуся в Русике, где он описывает, с какой глубокой тревогой отреагировал прп. Иларион на известие о начале Крымской войны 1853-1856. Узнав, что Константинопольский патриарх Анфим VI (Иоаннидис) издал указ о прочтении во всех афонских монастырях молитвы о даровании победы туркам, старец «ужаснулся и сказал: «Он не христианин!»». По предсказанию о. Илариона, читавшие молитву монахи монастыря Григориат навлекли на себя гнев Божий: водяной поток снес мельницу, в обители поднялся ропот. Игумен и братия умоляли преподобного указать им, как испросить прощение Божие, и следовали всем его наставлениям. По сведениям архим. Херувима (Карамбеласа), в 1854 году офицеры русского парусника, бросившего якорь у Дионисиата, по приказу российского имп. Николая I обратились к о. Илариону, дабы узнать исход войны. Старец, не желавший, чтобы его почитали пророком, отказывался, но на третий день, уступив уговорам, сказал: «Россия перенесет трудности, она не победит, но и территорий не потеряет».

В 1857 году в Дионисиате возник конфликт в связи с тем, что в просфорне жил просфорник, содержавший котов. Иларион Грузин обвинил настоятеля монастыря Евлогия в небрежении к святому и посоветовал выстроить для просфорни более просторное помещение – «хотя бы в половину» новой кельи настоятеля. Разгневанный игумен заставил старца покинуть монастырь, и о. Иларион перебрался в группу калив Малой св. Анны, находившуюся близ пещеры, где он раньше подвизался. Некий купец приобрел для него принадлежавшую скиту кафизму прп. Онуфрия, в которой старец прожил 5 лет. Алтарь кельи нуждался в значительном ремонте, но в скиту средств для этого не имелось. Деньги появились чудесным образом: один монах из Великой Лавры, занятый сбором средств для своей обители, встретил в Валахии некую женщину, которая вручила ему 20 червонцев и просила передать прп. Илариону. Как выяснилось позже, старец не знал, кто она, и, решив, что деньги не для него, велел раздать нищим. Однако совет Лавры определил использовать эти средства на перестройку церкви в келлии старца: по пожеланию преподобного новый храм был освящен в честь Воскресения Христова.

В 1859 году старца посетили приехавшие для разрешения духовных и церковных вопросов управляющий канцелярией Святейшего Синода РПЦ П. И. Саломон и чиновник особых поручений К. К. Зедергольм: сохранились письмо Саломона старцу от 1862 года и ответ старца, датированный 4 февраля 1863 года.

В том же 1859 году произошло ставшее известным за пределами Афона событие. Иером. Григорий из скита прав. Анны (Большая св. Анна) и игумен монастыря Кутлумуш «приняли английское подданство и паспорт». Прп. Иларион наложил на иером. Григория епитимию – отлучил от литургисания на 40 дней. Однако игумен Кутлумуша, заявив, что иером. Григорий «слушает человека, дальше своей дикой пустыни ничего не понимающего», велел служить и поминать на проскомидии имя английского посланника-протестанта. Узнав об этом, духовник иером. Григория отлучил его от литургисания на три года, тогда иером. Григорий пришел к прп. Илариону, который заявил, что иеромонах теперь всю жизнь не должен совершать богослужения. Игумен, узнав об этом, поносил обоих старцев и вынудил иеромонаха отвергнуть епитимии. После литургии у иером. Григория пошла из носа кровь, которую не могли остановить, и он скончался.

В 1862 году Иларион Грузин и иером. Савва перешли в Русик и поселились в келлии Печерских преподобных, а спустя год – в выстроенной специально для преподобного его русским почитателем из Острогожска Е. Г. Хабаровым келлии вмч. Георгия, церковь в которой была освящена в октябре этого года. В том же году старца посетил настроенный предвзято по отношению к афонским насельникам обер-прокурор Святейшего Синода гр. А. П. Толстой (1856-1862). Однако беседа со старцем, о котором граф был наслышан от своей супруги – грузинской княжны А. Г. Грузинской, создала об Афоне благоприятное впечатление.

По свидетельству братий Русика и келлии Печерских преподобных, имеющих возможность наблюдать за образом жизни старца и его ученика, Иларион Грузин и иером. Савва держали умную молитву, ночь проводили в бдении, утром служили утреню и литургию, днем работали (преподобный занимался плотничеством), соблюдали строгий пост – пищу варили только в субботу и воскресенье, остальное время обходились сухоядением. Прп. Иларион спал два часа в сутки: один час – стоя, второй – сидя на полу.

Скончался 14 февраля 1864 года в Русике, куда пришел исповедовать братию. Предвидя свою кончину, Иларион Грузин завещал иеромонаху Савве похоронить его в тайном месте, а когда настанет срок, «выкопать кости... отнести их на кладбище монастыря Дионисиат и смешать с костями других отцов». Поскольку братия Русика в стремлении почитать мощи прп. Илариона была непреклонна, иером. Савва ночью вынес из монастыря тело учителя и исполнил его волю (одно из предполагаемых мест первого захоронения Илариона Грузина – келлия ап. Иоанна Богослова Иверского монастыря). Однако монахи, ввиду того что «распространился слух между греками, что тело старца не истлело и потому ученик не выкапывает его», посоветовали иером. Савве явить мощи своего учителя, «иначе грех хулы падет на него». 25 мая 1867 года благоухающие мощи были раскрыты и упокоены в скиту Малой св. Анны.

Перед кончиной прп. Иларион Грузин просил старцев Русика «на о. Савву не записывать келлию…». По завету старца иером. Савва вплоть до кончины († 14 апреля 1908) подвизался в каливе в честь Воскресения в скиту Малой св. Анны.

Сведения о прп. Иларионе с целью составления жизнеописания стал собирать после кончины старца подвизавшийся на Афоне русский иером. Пантелеимон. Иером. Пантелеимон расспрашивал знавших старца духовных лиц и довел жизнеописание до момента ухода преподобного в монастырь. Во второй половине XX века личностью известного афонского старца заинтересовался иером. Антоний Святогорец, который на основании записей иером. Пантелеимона, разрозненных сведений и документов составил обширный труд «Очерки жизни и подвигов старца иеросхим. Илариона Грузина».

17 октября 2002 года Священный Синод Грузинской Церкви причислил Илариона Грузина к лику святых. 16 апреля 2016 года Священный Синод Русской Православной Церкви постановил включить имя Илариона Грузина в месяцеслов Русской Православной Церкви.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-ilarion-gruzin-svjatogorec

Прп. Антония Оптинского (1865)

ДНИ ПАМЯТИ:

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

20 августа

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

КРАТКОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

АНТОНИЯ ОПТИНСКОГО

Преподобный Антоний (в миру Александр Иванович Путилов) родился 9 марта 1795 года в городе Борисоглебске Ярославской губернии. Родители его, Иван Григорьевич и Анна Ивановна Путиловы, были люди благочестивые и богобоязненные, детей своих воспитывали в страхе Божием и в духе строгого православия. В детстве и юности Александр был весьма тих и скромен. Призвание к монашеской жизни он почувствовал еще в детском возрасте, чему послужил и пример его старших сродников и братьев, посвятивших себя иноческой жизни.

При нашествии французов в 1812 году Александр оказался в Москве и жестоко пострадал от них. Бежал в Ростов к своим родным, а оттуда через некоторое время отправился в рославльские леса, где уже пять лет подвизался его старший брат Тимофей, будущий игумен Оптиной пустыни преподобный Моисей. Выдержав четырехлетний искус, 2 февраля 1820 года Александр был облечен в Ангельский образ на праздник Сретения Господня и наречен Антонием. Исполняя волю боголюбивого архипастыря – епископа Калужского Филарета, преподобный Моисей и преподобный Антоний 3 июня 1821 года отправляются в Оптину пустынь для основания при сей обители уединенного скита.

Место было выбрано в 170 саженях к востоку от монастыря в густом лесу. Очистив от леса само место, пустынники построили небольшую келлию и соорудили церковь во имя святого Иоанна, Предтечи Господня, а стали строить и братские корпуса. В 1825 году, после назначения преподобного Моисея настоятелем Оптиной пустыни, преподобный Антоний был определен начальником скита. В новоустроенный безмолвный скит с разных сторон стали стекаться мудрые в монашеской жизни и крепкие в духовных подвигах отцы...

К добровольным трудам и подвигам монашеским преподобного Антония вскоре присоединился и крест тяжелой, длительной болезни.

В декабре 1839 года преосвященный Николай, епископ Калужский, неожиданно поставил его игуменом в малоярославецкий Черноостровский монастырь. Управляя обителью в болезненном состоянии, преподобный Антоний положил прочное начало устроению обители, а также окончил и начатое его предшественником внешнее ее устроение. По временам преподобный Антоний ездил в Москву по монастырским делам, где удостаивался архипастырского благословения и внимания митрополита Филарета. Видя раз за разом ухудшающееся здоровье малоярославецкого настоятеля, святитель решает ходатайствовать перед Калужским архиереем об увольнении его от непосильного послушания. И преподобный Антоний возвратился на покой в любезную его сердцу Оптину пустынь.

В строгом подвиге преподобный старец Антоний стал проводить свое новое жительство, отчего усилилась болезнь в ногах до крайности – они до колен были покрыты ранами и порой сильно истекали кровью. Многие, видя всегда светлое его лицо и слыша его оживленную беседу, не понимали, какого страдальца видят пред собою. Как великий любитель безмолвия, преподобный Антоний желал уединенной жизни, проводимой в молитвенных трудах, чтении и богомыслии. Но его духовные дарования привлекали к нему множество посетителей, желающих принять благословение и духовное назидание. Были основательные причины утверждать, что преподобный Антоний имел великое дерзновение в молитве к Богу и сподоблялся духовных видений и других благодатных посещений.

9 марта 1865 года, когда старцу исполнилось ровно 70 лет, после трехлетнего самоиспытания он принял великую схиму. По болезни старца пострижение было совершено келейно настоятелем обители преподобным Исаакием.

В июле открылась во всей силе предсмертная болезнь его. Благословляя всех образами, преподобный Антоний приговаривал: «Примите от умирающего на вечную память». Старец был особорован за 17 дней до кончины, когда телесные силы еще не совсем оставили его.

Приобщался же Святых Таин в последнее время ежедневно и пребывал в непрестанной молитве.

7/20 августа 1865 года наступил последний день жизни многострадального преподобного Антония. Вечером, во время всенощного бдения, умирающий вдруг потребовал, чтобы к нему пригласили настоятеля. Как истинный послушник он и в последний путь не хотел отправляться без настоятельского благословения. Исполняя беспрекословно волю умирающего, настоятель преподобный Исаакий благословил его и простился с ним уже навеки. Через несколько часов преподобный Антоний тихо и мирно дважды вздохнул и с третьим, едва заметным воздыханием мирно предал чистую свою душу в руки Божии.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-antonij-optinskij

Свт. Филарета, архиеп. Черниговского (1866)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

22 августа

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛАРЕТА,

АРХИЕПИСКОПА ЧЕРНИГОВСКОГО

В миру Конобеевский Димитрий Григорьевич, родился 23 октября 1805 года в деревне Конобеевке Шацкого уезда Тамбовской губернии в семье священника.

Когда никто на селе не знал о рождении сына у почтенного пастыря, юродивый Алексей, взбравшись на колокольню, возвестил о рождении трезвоном. Переполошенный несвоевременным звоном народ бросился к церкви. Стали спрашивать юродивого, кто велел звонить и зачем? – «Рад Алешка, что родился великий Тимошка! А он будет звонить, звонить будет на всю Русть!» – отвечал юродивый. Раздосадованный народ не внял пророческому голосу блаженного, и нашлись люди, которые излили свою досаду на его спине. Юродивого высекли, а он приговаривал во время наказания: «Бейте больше, родился большой Тимошка».

Мальчика назвали Димитрием в честь св. Димитрия Солунского.

Первоначальное воспитание и образование получил он в семье родителей. Отец его отличался истинным благочестием и был известен как замечательный проповедник и примерный священник. Мать его была образцом древнерусской благочестивой женщины. Благочестие родителей и аскетическая жизнь тетки-наставницы, умершей 90 лет девицей, рано развили в будущем Филарете склонность к монашеству.

Димитрий был небольшого роста, всегда худенький, живой и резвый, в глазах его светились ум и энергия. Умственные способности Мити обнаружились очень рано. Пяти лет он уже читал в церкви Псалтирь, которую знал почти всю наизусть. Семи лет отец поместил Димитрия в Вышенскую пустынь к ученому иеродиакону Никону, пробыв у которого два года, он поступил в Шацкое духовное училище. Во время учебы Тамбовский преосвященный Иона (Васильевский), приняв во внимание его малый рост и смирение, переменил его прежнюю фамилию Конобеевский на Гумилевский.

Способности у Димитрия были замечательные, память необыкновенная, острота слова и находчивость удивительные. Выросший в деревне, он с детства любил природу, цветы, пение, что откладывало свой отпечаток на характере будущего святители. Любовь к пению сохранилась у него на всю жизнь и уже будучи архиереем, несмотря на свою постоянную занятость, он часто присутствовал при спевках, у него был замечательный хор.

Однажды Димитрий со своей теткой посетил Саровскую пустынь и были у старца Серафима. Благословив их и посмотрев на Димитрия, старец сказал: «Сей отрок будет великим светильником Церкви и прославится по всей Руси, как ученый муж». Двоюродному брату Димитрия Никите старец Серафим сказал про Димитрия еще раньше, чем «он будет солить, солить на всю Россию!». Когда позднее старший брат Димитрия Василий пришел к преп. Серафиму за благословением принять монашество, то старец сказал ему: «Это только твоему брату Бог дал талант каждый месяц по книжке из кармана вынимать, а ты ступай домой и живи, как укажет Бог».

Отец мечтал, что Димитрий займет его место и настаивал на женитьбе. По окончании первого года в богословском отделении Димитрий стал сватать невесту, исполняя желание и волю отца. Но во время последних каникул, гуляя со своим братом и товарищей Никитою по обширному отцовскому саду, Димитрий подошел к одной яблоне, задумался, а потом поведал о дивном видении, бывшем ему во время сна под этой яблоней. Со слезами радости говорил он: «Вижу я во сне пришедшего ко мне святителя, подобного Василию Великому, и он торжественно говорит мне: план твой и отца твоего разрушится, а исполнится над тобой то, что сказано тебе вперед архиереем Ионою. Возьми мои сочинения в Тамбовской семинарской библиотеке, в них увидишь мой образ и читай оные на латинском и греческом языках. Сверх того ходи каждый день к утрени в архидиаконскую церковь и становись перед образом святителя и чудотворца Димитрия Ростовского». Кроме своего друга Димитрий никому этого не рассказывал, но сам с этого времени совершенно изменил образ жизни. Несмотря на неудовольствие и даже угрозы отца, он совершенно оставил мысль о женитьбе.

В 1826 г. он поступил в Московскую духовную академию, где 19 августа 1829 г. (по окончании академии) пострижен в монашество.

Митрополит Московский Филарет (Дроздов), внимательно следивший за его учением при пострижении дал ему свое имя – беспримерный случай в истории академии. В своих отношениях к юному иноку Московский святитель проявлял отеческую заботливость и вместе с тем исключительную строгость. Чувствовалось, что зоркий и мудрый правитель Церкви желал подготовить себе достойного преемника. Несомненно школа мудрого иерарха имела великое влияние на Филарета. В академии называли юного ученого инока «Филаретик».

По принятии иноческого чина Филарет 3 февраля 1830 г. рукоположен во иеродиакона, а 29 июня того же года – во иеромонаха.

Еще будучи студентом академии, Филарет был определен библиотекарем академии, а по окончании академии оставлен при ней и 6 июня 1831 г. занял кафедру церковной истории и причислен к собору иеромонахов Московского Донского монастыря, а также назначен цензором. С 1832 г. переведен на кафедру Св. Писания.

Ко всякому труду Филарет относился с живым интересом с увлечением. Его пылкий и живой темперамент, привычка к труду, желание служить Церкви и ближнему подогревали всякое дело в его руках. Но с наибольшим воодушевлением он относился к преподаванию предмета история Русской Церкви.

Трудолюбивый Филарет в числе своих недостатков считал леность. И это сетование на леность произносилось им тогда, когда очевидцы его неустанной деятельности задавали себе вопрос: «спал ли он когда-нибудь?».

Только два года привелось иером. Филарету читать церковную историю. В начале 1832/33 учебного года по воле Московского святители Филарет был назначен на кафедру нравственного и пастырского богословия. 1 мая 1833 г. он был назначен инспектором академии, т. е. кроме преподавательских занятий был привлечен к администраторскому труду, тем более сложному, что с этой обязанностью соединялось настоятельство в каком-либо монастыре. Филарету было поручено настоятельство в Московском Богоявленском монастыре. Кроткому и смиренному иноку должность эта была нелегка. Надзор за молодыми людьми его возраста ставил его между двух огней – строгими мерами он мог раздражать студентов, снисходительность же могла навлечь неудовольствие начальства. А недремлющее око Московского митрополита бдительно следило за всем, что совершалось в академии.

27 января 1835 г. Филарет был возведен в сан архимандрита, а 14 декабря того же года назначен ректором Московской духовной академии. Академическое правление поручило ему провести ревизии в Вифанской, Вологодской, Ярославской, Костромской, Тамбовской и других семинариях.

9 марта 1837 г. на него возложена обязанность настоятеля Богоявленского монастыря.

В октябре 1841 г. великий Московский святитель Филарет назначил своего любимца на Рижскую кафедру. Митрополиту была известна его пламенная любовь к Церкви, его покорность воле Божией, его смирение, глубокое понимание истин веры и всех заблужений протестанства и, наконец, близкое знакомство его с немецкой богословской словесностью и немецким языком. Весть о новом назначении поразила архим. Филарета, как гром, так как он был сильно привязан к академии, к своему делу, к библиотеке. Чтение богословия доставило Филарету громкую известность. Едва он приехал в Петербург для хиротонии, как ему наши высшие духовные иерархи предложили заняться составлением «Догматики» и выписать для этого из академии свои лекции. Когда же Филарет по своей скромности и опасливости стал отказываться, прибегли к посредничеству самого сильного человека, обер-прокурора Св. Синода гр. Протасова.

21 декабря 1841 г. в Казанском соборе Петербурга была совершена хиротония Филарета во епископа Рижского. В июле 1842 г. он отправился в Ригу.

С первой минуты, когда предстал он пред престолом Божиим в качестве служителя алтаря и до самой смерти, каждую службу, начиная от Херувимской песни и до причащения слезы текли из глаз его. Приняв же Агнца и читая молитву перед причастием, он всхлипывал. И приобщившись долго не мог унять тока слез своих.

Условия его служения в Риге были очень трудны. В коренном населении – латышах и эстонцах замечалась тяга к православию и самобытной культуре – богослужению и преподаванию в школах на родном языке. Святитель всемерно поддерживал их стремление. За свое пребывание в Риге он открыл 63 прихода, устроил 20 церквей постоянных и 43 временных, возбудил ходатайство об открытии духовного училища и приходских школ. Эта деятельность, шедшая вразрез с интересами баронов и немецкой партии, желавшей онемечить край, вызывала с их стороны резкое противодействие. Пытались парализовать деятельность архипастыря, не гнушались самыми грязными доносами. Неравная борьба, длившаяся 7 лет, закончилась в 1848 г. перемещением Филарета на Харьковскую кафедру.

Святитель уделял большое внимание духовному образованию юношества, устраивал семинарии, епархиальные училища, следил за учебно-воспитательным процессом, вырабатывал для учебных заведений программы преподавания, отдавая для их материального обеспечения свои печатные труда.

В монастырях учреждал общежитие, не оставлял без внимания храмоздания и церковного благолепия.

Преосвящ. Филарет отличался необыкновенной тонкостью вкуса в одежде, как в личной, так и священной. Причем эта черта была в нем очень естественной.

Был кроток в обращении с людьми. Беседуя, он с терпением и благодушием выслушивал собеседника, а потом в очень мягкой форме объяснял суть дела и выводил ошибающегося на истинный путь. Им всегда руководило чувство врожденной скоромности, смирения, строгости к себе, любви и уважения к человеку. Филарет был очень отзывчив к чужой беде, деньги для него не имели цены. Он как будто бы боялся их. Справедливо замечено, что несмотря на значительные средства, которыми он мог располагать во время пребывания своего на Харьковской епархии, он постоянно должен был сокращать свои расходы, потому что получаемые им средства шли большею частью на дела благотворительности.

В 1857 г. он был возведен в сан архиепископа.

2 мая 1859 г. назначен архиепископом Черниговским и Нежинским.

Преосвящ. Филарет состоял членом Общества Истории и древностей российких (с 1847 г.); действительным членом Импер. Рус. Географ. общества и почетным членом Харьковского университета (с 1852 г.); почетным членом Импер. Рус. Археолог. общества (с 1856 г.).

Особую известность и популярность приобрел Филарет своей литературной деятельностью. В трудах Филарета поражает масса критических статей и заметок. Это была особенность его таланта – пытливо относиться ко всякому предмету, все проверять взглядом критика. Он очень много читал. Вся жизнь его была посвящена чтению и труду. Обществу, публике он отдавал себя только по крайней необходимости. Люди, близко его знавшие, говорили, что он работал и отдыхал, ел и пил всегда с книгою в руках и тут же сразу делал нужные ему заметки и извлечения. «Надо удивляться, – говорит один близко знавший преосвященного, – надо удивляться его неутомимой деятельности. Он не ложился спать иначе, как при двух горящих свечах. Ночью он часто пробуждался, брал свечу, шел в библиотеку, доставал книгу или рукопись и садился работать. Таких занятий он не отлагал на утро, даже во сне его занимала какая-нибудь умственная задача». У него всегда было желание за все взяться, во всем явиться если не первоначинателем, то успеть больше прочих, во всем оставить о себе добрую память. С течением времени у него уже не было специальной задачи, определенного вопроса, решение которого заняло бы его исключительно. Ему хотелось действовать на более обширном поприще. Его не смущали ни огромные размеры поприща, ни разнообразие предметов, ни недостаток многих необходимых данных и источников. Не останавливаясь перед трудностями, он отважно брался за любое дело. Разнообразие предметов, за которые брался архипастырь, особенно заметно в последние 10 лет его жизни. С 1860 г. в нем появилось усиленное внимание к крупным явлениям жизни и движению современной мысли. И тут он спешил сказать свое отрывистое, смелое слово. В последние годы его жизни физические силы его ослабели до того, что он не мог писать сидя, но и это не остановило его деятельности. Он начал писать лежа, дрожащей рукой... Вследствие этого ослабления тела, вследствие смелых надежд на свои сведения и вследствие спешной работы в трудах его появилось несколько упущений и неточностей. Любому кропотливому изыскателю можно было уловить эти промахи. В своих выводах он не любил тратить слово, а всегда выражался отрывисто, смело и уверенно. Трудно было на первых порах примириться с этим свойством его приговоров, тем более, что они часто не подкреплялись доказательствами. Иногда он судил по первому впечатлению, самоуверенно, уклоняясь от более внимательных изысканий. В этих случаях взгляды и выводы его нуждаются в пересмотре и поверке.

Архиеп. Филарет известен и как замечательный проповедник слова Божия. Особенно назидательны его «Беседы о страданиях Господа нашего Иисуса Христа», которые произносил преосвященный к харьковской пастве в дни Великого поста.

При интенсивной научной работе он живо откликался на все события общественной жизни: посещал тюрьмы, во время Севастопольской кампании раздавал белье проходившим дружинам, благославлял их, служил молебны; когда госпитали были переполнены ранеными, не задумываясь отдавал для них помещение семинарии, переводя учащихся на частные квартиры.

Он не покидал своей паствы и в самые тяжелые моменты жизни. Во время холеры 1866 г. он предпринял объезд епархии, говоря: «Народ упал духом, следует ободрить». В пути он сам заболел и 9 августа 1866 года скончался в Конотопе. От Конотопа до Чернигова на протяжении 180 верст народ сменяя один другого сопровождал гроб любимого архипастыря в количестве 10-12 тысяч человек. При этом не было ни одного случая заболевания холерой. Забыли все об этом страшном биче. Холера не дошла до Чернигова и прекратилась. Честные останки святителя были погребены в Троицком соборе Троице-Ильинского монастыря под алтарём. Ныне мощи его покоятся в этом соборе, рядом с мощами святителя Феодосия Черниговского и преподобного Лаврентия Черниговского.

Решением Священного Синода Украинской Православной Церкви от 14 апреля 2009 года архиепископ Филарет Черниговский был причислен к лику местночтимых святых Черниговской епархии.

30 ноября 2017 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви было принято решение об общецерковном прославлении святителя Филарета, с установлением празднования памяти 22 августа по новому стилю.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-filaret-gumilevskij-chernigovskij

Прмч. Парфения, игумена Кизилташского (1867)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

17 сентября

ЖИТИЕ

Преподобномученик Парфений родился в 1815 г. в Елисаветграде. 23 декабря 1845 г. он принял монашеский постриг и 8 апреля 1846 г. был рукоположен во иеромонаха. С июля 1848 г. отец Парфений – благочинный Корсунского монастыря в Херсоне, позже – эконом в Херсонском архиерейском доме. В 1852 г. на Тенгинском укреплении Черноморской береговой охраны отец Парфений отличился своим инженерным талантом, предложив легчайший способ подъема затонувших грузов. Специальная комиссия одобрила изобретение, и было предписано устраивать подобные машины для портовых надобностей. За новое изобретение по подъему затонувших кораблей отец Парфений получил благодарность от контрадмирала Черноморского флота. Во время Крымской войны 1853–1856 гг. при обстреле Новороссийска неприятельскими судами с 28 февраля по 4 марта 1855 г. отец Парфений перед лицом смертельной опасности неотлучно исповедовал и причащал раненых воинов, отпевал погибших.

За личное мужество и незаурядные изобретения иеромонах Парфений был награжден 20 марта 1857 г. наперсным крестом от Св. Синода, а 7 апреля возведен в сан игумена. Отец Парфений имел также бронзовый крест в память о Крымской войне, медаль и крест, учрежденный для служивших в Кавказской армии.

20 августа 1858 г. игумен Парфений был назначен настоятелем Кизилташской киновии Таврической епархии. В VIII в. здесь располагалась летняя резиденция святителя-исповедника Стефана, архиепископа Сурожского, но со временем это святое место пришло в запустение. С присущими ему энергией и талантом, с ревностью о славе Божией отец Парфений стал устраивать и преображать древнюю обитель. Все современники отмечали его удивительные и разнообразные способности, организаторский и хозяйственно-административный талант, неиссякаемую творческую энергию, благодаря которой ему удалось сделать то, что за всю историю монастыря никому более не удавалось. Из абсолютной разрухи и нищеты, без посторонней помощи (и даже сочувствия), при фактической неграмотности насельников киновии он смог добиться результата, заставившего ценить, уважать и любить игумена во всей округе, прислушиваться к его советам, искать его общества. Мужественный и бодрый, пребывая в постоянной молитве, он не был подавлен неприглядной обстановкой полной неустроенности, а господствовал над нею. Там, где безвременно гибнет или безвестно чахнет посредственный или слабохарактерный человек, игумен Парфений был победителем и устроителем.

Аскет и подвижник, он влиял на пасомых собственным примером. С решительной настойчивостью, не только в монастыре, но и в округе игумен Парфений поднимал до себя всех, не соглашаясь ни с какой безнравственностью и низостью. Его, бескорыстного, по-отцовски заботливого, любили все. Духовный авторитет игумена неуклонно рос и укреплялся, становясь духовно-нравственным ориентиром для окружающих. Малейшее событие в жизни пасомых находило отклик в его пастырском сердце, освящалось его молитвой и согревалось любовью.

По выражению апостола, он был «всем все». С молитвой на устах игумен работал от зари до зари, горсть монахов подражала ему. Будучи бессребреником, он запрещал братии просить подаяние, и рабочих нанимать было не на что. В Кизилташской киновии до игумена Парфения была только пещера с целебным источником да две-три плетеные мазанки. Его трудами были проложены дороги, разбиты сады и виноградники. Из пещерки в скале вырос целый скит с двумя гостиницами и каменной церковью. Богомольцы хлынули в Кизилташскую киновию.

Но были и скорби. С 1863 г. начались первые, ставшие роковыми, столкновения с местными татарами, которые без зазрения совести вырубали лес и выпасали скот на монастырской земле. Объясниться с ними отцу Парфению не удалось ни на бытовом, ни на административном уровне. Обладая прямым и цельным характером, игумен говорил и действовал исходя только из христианской совести, не прикрытой декором так называемого и всеми почитаемого здравого смысла. Не имея сил разорвать круговую поруку и бюрократический формализм на месте, он обращался к начальнику Таврической губернии, но безуспешно. Не видя для себя препятствий, удостоверившись в безнаказанности, татары продолжали свои набеги и грабежи. Однажды они жестоко избили священника, заставшего их на очередном воровстве.

Игумен Парфений не терял надежды урезонить и усовестить разгулявшихся татар. Но одно преступление нередко порождает и следующее. Не желая более терпеть свидетеля и обличителя своих преступлений, четверо татар, один из них был софта (ученый, готовящийся стать муллой), решились убить игумена. Устроив засаду возле дороги, они поджидали его несколько дней. Злодеяние совершилось, когда священник 4 сентября, в канун отдания Успения, возвращался верхом из Судака в монастырь, торопясь к службе. Тремя выстрелами злодеи убили отца Парфения и, чтобы скрыть следы преступления, сожгли его, а лошадь, зарезав, закопали в лесу. Разбивая кости дрючьями, татары жгли тело игумена Парфения с пяти вечера до двух часов ночи. Преступление так и осталось бы нераскрытым, если бы не свидетели, случайно оказавшиеся на месте преступления. Их тоже хотели убить, но они были мусульманами, и злодеи не решились поднять руку на единоверцев. Обличаемые совестью и не желая попасть в число подозреваемых, очевидцы рассказали о жестоком преступлении, на месте которого и было найдено пепелище с останками игумена Парфения. Мощи были бережно собраны и торжественно погребены по благословению епископа Таврического Алексия собором духовенства недалеко от монастыря 2 декабря 1866 г.

Архиерейский собор Русской Православной Церкви в августе 2000 г. причислил игумена Парфения к лику святых и тем самым призвал его к новому служению уже в качестве небесного человека. Память преподобномученика празднуется 4/17 сентября.

Преподобномучениче Парфение, моли Бога о нас!

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-parfenij-kiziltashskij

Прп. Иоанна Святогорского, затворника (1867)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 августа – Собор Курских святых

24 августа

КРАТКОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

ИОАННА СВЯТОГОРСКОГО

В миру Иван Крюков, родился в Курске в семье мещан в 1795 году. С детства горел любовью к монашеству и подвижничеству. В возрасте девяти лет Иван был отдан на обучение мастеру по изготовлению изразцов, долгое время переносил чудовищную жестокость своего хозяина. Через некоторое время после завершения ученичества он женился по принуждению своей матери, открыл собственную мастерскую по изготовлению изразцовых печей, а чуть позже – два постоялых двора и трактир. После смерти жены, в 38-летнем возрасте, поступил в Глинскую пустынь Курской епархии, под руководство старца-игумена Филарета.

Полтора года являлся послушником, после чего получил право носить рясу. С самого поступления в монастырь Иван Крюков отличался простотой и искренностью, усердием и неутомимостью в молитве, которую сопровождал многими земными поклонами. Уже в послушнический период Иоанн прославился способностью исцелять больных. В монастыре он овладел грамотой. Через 7 лет он был пострижен в мантию с именем Иоанникия и назначен экономом обители. Проведя 11 лет в этой обители и преуспев в ней духовно, вместе с частью Глинской братии во главе с казначеем иеромонахом Арсением, он получил приглашение от настоятеля древней Успенской Святогорской пустыни Харьковской епархии.

В Святогорской обители он был оставлен в должности эконома и много потрудился для благоустройства Святогорья. Вот что о его деятельности пишет Василий Немирович-Данченко:

«Иоанн и тут обнаружил присущие ему характер и решительность. Не предупредив, он распорядился «отсечь» часть горы под гостиницу. Против него поднялось все, но он поборол препятствия, и гора была «отсечена». Иоанн вел войну с управителем Потемкиных, вступался за ограбленное ими крестьянство, и хотя на сем пути был смиряем настоятелем, но как упорное козлище, исполнив наложенное на него послушание, вновь вступал в бой с господскими холопами и отсекал горы. Потом уж его и смирять перестали – махнули рукой. В конце концов, впрочем, оказалось, что Иоанн был прав, за что на него наложили мантию. Вообще, в эту пору своей деятельности, малограмотный, энергический, не знающий устали, упрямый и изобретательный, Иоанн совершенно подходит к типу северного монаха-соловчанина. Затем Иоанн, а в мантии Иоанникий, является опять гостинником, опять «отсекает» горы, роется в земле, как крот, отыскивает и находит старые подземные храмы, собственноручно выбивает для них из цельных диких камней престолы».

Чуть позже Иоанникия рукоположили в иеромонахи и определили духовником к богомольцам. В этой должности он принимает активное участие в восстановлении подземных ходов. Работая в пещерах по их расчистке, он полюбил одну из меловых келий, в которой затворился в 1850 году, а через два года принял схиму. Об уходе святого Иоанна в затвор Немирович-Данченко пишет следующее:

«Убедившись, что Иоанникий не превозносится а жаждет подвига, Арсений приказал ему затвориться в простой жилой келье и запереть ставни. Трудно было одолеть Иоанникию в первое время ужас одиночества, особенно по ночам. Но он привык и затем перебрался в меловую скалу. Настоятель все еще отговаривал его. Стояли холода, печи там не было, и устраивать ее не дозволялось, но монах не внял. Наконец, ему разрешили затвориться совсем. Ввели в меловую пещеру – и заперли на замок. В дверях было проделано малое оконце для передачи пищи и пития.

Холод стоял там, как в леднике.... Так прошел целый год безвыходного пребывания в затворе, самый трудный год, потому что тело заточника еще только привыкало к сырости и холоду... Пробовали его испытывать – выводили на свет, приказывали остаться, но Иоанникий неизменно уходил назад. Так прошло еще шесть месяцев, по истечении которых его постригли в схиму и опять назвали Иоанном, разрешили приобщаться два раза в месяц, а в посты еженедельно».

А. Ф. Ковалевский, очевидец подвигов затворника, оставил описание быта его скромной келии:

«Представьте себе, читатель, тесную и низкую келию, своды которой не выше роста человеческого, иссеченную в мелу, свет в которую проникает через узкую скважину, пробуравленную наружу скалы на довольно большом расстоянии. Атмосфера келии резко холодная и сырая, напоминает собою ледник: она как бы колет вас и возбуждает в теле озноб лихорадочный. Все убранство келии составляет деревянный открытый гроб с большим надмогильным деревянным крестом у изголовья, на котором написан распятый Господь; в гробе немного соломы и возглавие, и в таком виде служил он ложем успокоения затворнику, претружденному подвигом бдения молитвенного. Вот все успокоение, которое дозволял себе подвижник: затем небольшой аналой у святых икон, деревянный обрубок, служивший вместо стула, кувшин для воды, горнец для пищи, нагольный тулуп, ветхая мантия с епитрахилью и неугасаемая лампада – удовлетворяли все жизненные потребности затворника, да еще неизменные его тяжелые железные вериги и жесткая власяница, которые носил он на своем теле и которые сами составляли немалое испытание своей тяжестью и остротой. Правило молитвенное по заповеди отца Арсения совершал он следующее: в сутки полагал 700 поклонов земных, 100 поясных, произносил молитв Иисусовых 5000, Богородичных 1000, читал акафисты Сладчайшему Иисусу, Богоматери и Страстям Христовым, помянник... приобщался Святых Христовых Тайн... в соседней пещерной церкви Иоанна Предтечи, где служилась еженедельно литургия по вторникам...

Сырость была такая, что одежда недолго служила, видимо истлевала и распадалась. Мириады насекомых кишели в келье, в гробу и одеждах подвижника, уязвляли до крови его тело и нарушали его покой, если только можно назвать покоем ложе в гробу при такой обстановке. Но крепость духа подвижника Божия была поистине изумительна: все терпел он мужественно ради Господа и спасения своей души; страдания Господа всегда представлял он взором души своей и, противопоставляя им свой подвиг, считал его ничтожным от искреннего сердца».

В таких трудах прожил подвижник в затворе 17 лет, причем первые 5 лет – без печного отопления. Раз в месяц святой покидал затвор, чтобы причаститься Святых Тайн в монастырской церкви. Братия монастыря обвиняла подвижника в гордости и глумилась над ним, но Иоанн приобрёл много почитателей среди мирян.

С середины 1850-х годов Иоанн причащался раз в неделю, после службы благословлял толпящийся в церкви народ, ради бесед с посетителями открывал двери своей кельи.

За подвижническую, самоотверженную любовь к Богу и ближним Господь при земной еще его жизни сподобил его благодатных даров непрестанной молитвы, дара рассуждения, прозорливости, даром целительства и чудотворений. От постоянного пребывания в темноте подвижник ослеп, и в последние годы жизни мог творить лишь непрестанную Иисусову молитву.

За неделю до кончины, сохраняя послушание воле настоятеля, тяжело больной старец был перевезен на больничный монастырский хутор Ахтырской Божией Матери, где 11 августа 1867 года мирно скончался. Преподобный Иоанн был похоронен у алтаря больничной церкви.

Широкое народное почитание Иоанна началось со дня его смерти. У мощей святого произошло множество чудесных исцелений, запись которых велась в монастыре. После большевистского переворота 1917 года, несмотря на препятствия, чинимые властями, паломничества к могиле Иоанна продолжались.

24 августа 1995 года, в день кончины, в год 200-летия со дня рождения, состоялось прославление подвижника Иоанна, затворника Святогорского, для местного почитания в лике преподобных Украинской Православной Церковью. С установлением в 2003 году Собора Курских святых преподобный Иоанн был включен и в него.

Всечестная глава его благоговейно хранится в Свято-Успенском соборе Святогорской Лавры, где еженедельно по четвергам перед Литургией служится молебен у раки святого, от которого подаются исцеления и помощь всем с верою притекающим. Ежегодно в день памяти преподобного – 24 августа совершается крестный ход вокруг обители с его мощами, на который собирается до десяти тысяч паломников.

30 ноября 2017 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви принял решение об общецерковном прославлении преподобного Иоанна Святогорского с установлением даты памяти 24 августа.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-ioann-svjatogorskij-doneckij-zatvornik

Свт. Игнатия Брянчанинова, еп. Кавказского и Черноморского (1867)

ДНИ ПАМЯТИ:

5 февраля – Собор Костромских святых

13 мая

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

28 июня (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯТИТЕЛЯ

ИГНАТИЯ (БРЯНЧАНИНОВА)

Святитель Игнатий (в Святом Крещении Димитрий) родился 5 февраля 1807 года в селе Покровском Грязовецкого уезда Вологодской губернии и принадлежал к старинной дворянской фамилии Брянчаниновых. Родоначальником ее был боярин Михаил Бренко, оруженосец великого князя Московского Димитрия Иоанновича Донского. Летописи сообщают, что Михаил Бренко был тем самым воином, который в одежде великого князя и под княжеским знаменем геройски погиб в битве с татарами на Куликовом поле.

Отец будущего святителя Александр Семенович Брянчанинов в своей семье сохранял добрые старинные обычаи. Он был верным сыном Православной Церкви и усердным прихожанином выстроенного им в селе Покровском храма. Мать епископа Игнатия была образованная интеллигентная женщина. Выйдя весьма рано замуж, она всецело посвятила свою жизнь семье.

Все дети Брянчаниновых получили прекрасное домашнее воспитание и образование. Учителя и наставники Димитрия удивлялись его блестящим и разносторонним способностям, обнаружившимся уже в самом раннем возрасте. Когда юноше исполнилось 15 лет, отец отвез его в далекий Петербург и отдал в Военно-инженерное училище. Намеченная родителями будущность совершенно не соответствовала настроениям Димитрия; он уже тогда заявил отцу, что хочет «поступить в монахи», но отец отмахнулся от этого неожиданного и неприятного для него желания сына как от неуместной шутки.

Прекрасная подготовка и исключительные способности молодого Брянчанинова сказались уже во время вступительных экзаменов в Училище: он был принят первым по конкурсу (из 130 экзаменовавшихся на 30 вакансий) и сразу же определен во второй класс. Имя талантливого юноши сделалось известным в царском дворце. Во все время пребывания в училище будущий святитель продолжал поражать своих наставников блестящими успехами в науках и первым по списку окончил полный курс наук в 1826 году.

В училище Брянчанинов стал главой кружка почитателей «святости и чести». Редкие умственные способности и нравственные качества привлекали к нему профессоров и преподавателей училища, соучеников. Он стал известен во всем Петербурге. С особым отеческим вниманием и любовью относился к нему государь император Николай I; принимая самое активное участие в жизни будущего святителя, он неоднократно беседовал с юношей в присутствии императрицы и детей.

Происхождение, воспитание и родственные связи открыли перед ним двери самых аристократических домов столицы. В годы учения Димитрий Брянчанинов был желанным гостем во многих великосветских домах; он считался одним из лучших чтецов-декламаторов в доме президента Академии художеств А.Н. Оленина (его литературные вечера посещали, в числе других, А.С. Пушкин, И.А. Крылов, К.Н. Батюшков, Н.И. Гнедич). Уже в это время обнаружились незаурядные поэтические дарования святителя Игнатия, которые впоследствии нашли свое выражение в его аскетических произведениях и сообщили многим из них особый лирический колорит. Литературная форма многих его произведений свидетельствует о том, что их автор учился русской словесности в эпоху Карамзина и Жуковского и впоследствии выражал свои мысли прекрасным литературным русским языком.

Уже тогда святитель Игнатий резко отличался от окружающего мира. В нем не было слепого преклонения перед Западом, он не увлекался тлетворным влиянием времени и приманками светских удовольствий. В последующем, когда в 24 года Д.А. Брянчанинов стал монахом, а вскоре архимандритом, настоятелем столичного Свято-Сергиевского монастыря, благочинным монастырей Санкт-Петербургской епархии, он стал известен всей России. Его хорошо знал и ценил первенствующий член Святейшего Синода митрополит Московский Филарет (Дроздов). Знакомства с архимандритом Игнатием, его советов и наставлений искали многие выдающиеся люди России. Среди них Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.А. Плещеев, князь Голицын, князь А.М. Горчаков, княгиня Орлова-Чесменская, герой Крымской войны флотоводец адмирал Нахимов. Восхищенный образом жизни и деятельности святителя Игнатия, известный русский писатель Н.С. Лесков посвятил ему свой рассказ «Инженеры бессребренники».

Все покоряло современников в будущем святителе: величественная внешность, благородство, особая одухотворенность, степенность и рассудительность. Он духовно окормлял свою многочисленную паству, содействовал нравственному совершенству людей, искавших Бога, раскрывал красоту и величие Святого Православия. Многосторонняя опытность, особый дар смотреть на все духовно, глубокая проницательность, постоянное и точное самонаблюдение сделали его весьма искусным в лечении духовных и душевных недугов. Вот к чьей молитвенной помощи надо прибегать современным больным, а не к экстрасенсам и колдунам, шарлатанам и «знахарям».

Чуткий ко всякой фальши святитель Игнатий с горечью замечал, что объектом изображения светского искусства является прежде всего зло. Он с резкой критикой относился к литературным произведениям, в которых воспевались так называемые «лишние люди», «герои», творящие зло от скуки, подобные Печорину Лермонтова и Онегину Пушкина. Считая, что такая литература наносит серьезный вред неискушенным душам читающей молодежи, святитель написал в 1847 году для массового издания священную повесть о ветхозаветном библейском герое – праведном Иосифе, образе чистоты и целомудрия. В предисловии к повести он писал: «Желаем, чтоб многие из последователей Печорина обратились в последователей Иосифа».

Ко времени назначения настоятелем архимандрита Игнатия Троице-Сергиева пустынь, расположенная на берегу Финского залива близ Петербурга, пришла в сильное запустение. Храм и келлии пришли в крайнюю ветхость. Немногочисленная братия (15 человек) не отличалась строгостью поведения. Двадцатисемилетнему архимандриту пришлось перестраивать все заново. Обитель обстраивалась и благоукрашалась. Богослужение, совершавшееся здесь, сделалось образцовым. Монастырские напевы были предметом особых попечении архимандрита Игнатия; он заботился о сохранении старинных церковных мелодий и их гармонизации. Известный церковный композитор о. Петр Турчанинов, проживавший с 1836 по 1841 год в Стрельне, рядом с Троице-Сергиевой пустынью, проводил по просьбе о. Игнатия занятия с монастырским хором и написал для него несколько лучших своих произведений. М.И. Глинка, с увлечением изучавший в последние годы своей жизни древние церковные мелодии, также написал для этого хора несколько песнопений. Господу было угодно, чтобы Его избранник послужил Святой Церкви еще и в епископском сане, управляя одной из новых и самых своеобразных епархий России. Это была Кавказская и Черноморская епархия с кафедрой в Ставрополе, основанная в 1843 году.

Епископская хиротония архимандрита Игнатия состоялась в Петербурге, в Казанском соборе, 27 октября 1857 года. Попрощавшись с братией Троице-Сергиевой пустыни, приведенной его трудами в цветущее состояние, владыка Игнатий отправился в далекий путь на Кавказ. Путь этот пролегал через Москву, Курск и Харьков (железнодорожное сообщение было тогда только между Петербургом и Москвой, дальше надо было ехать на лошадях).

В кафедральный город Ставрополь преосвященный Игнатий прибыл 4 января 1858 года. Гражданский губернатор П.А. Брянчанинов (родной брат святителя, позже последовавший за ним в Николо-Бабаевский монастырь и принявший там монашеский постриг с именем Павел) вместе с градоначальником, духовенством, народом Божиим торжественно встречал нового кавказского архипастыря при въезде в город. Первыми словами, произнесенными владыкой на ставропольской земле, были: «Мир граду сему». Этими словами владыка указывал на то, что прибыл на многострадальную кавказскую землю как миротворец, с желанием погасить пожар Кавказской войны и умирить мир на огнедышащей земле кавказской, где святителю предстояло пробыть с начала 1858 года до осени 1861.

Владыка Игнатий был третьим по порядку епископом Кавказским и Черноморским. Внешние условия религиозной жизни в этой недавно учрежденной огромной епархии чрезвычайно отличались от всего того, с чем ему приходилось иметь дело до назначения на Кавказ. Продолжалась Кавказская война, благодатная земля обагрялась людской кровью, отовсюду слышались плач и стон. Многонациональный и разноверный состав местного населения был причиной возникновения множества таких вопросов церковно-административного характера, подобные которым даже в мыслях не представлялись архиереям, управлявшим благоустроенными епархиями в центре государства.

Несмотря на все трудности, святитель Игнатий ревностно приступил к исполнению своих архипастырских обязанностей. Важнейшую свою задачу он видел в апостольском служении пастве, в умирении мира на огнедышащем Кавказе, в укреплении и расширении здесь Святого Православия.

Владыка Игнатий ревностно заботился и об устроении богослужения, и о нормальных взаимоотношениях духовенства и мирян. Святитель заботился об улучшении быта духовенства, повышении его образовательного уровня, о лучших взаимоотношениях, приличествующих духовному сану. Благодаря этой заботе епархиальные дела вскоре были приведены в благополучное состояние.

При епископе Игнатии Брянчанинове основанная в 1846 году Ставропольская духовная семинария пережила период особенно бурного расцвета, ибо святитель Игнатий как никто понимал значение этого питомника духовного просвещения для дела святого православия на Кавказе и вкладывал в строительство духовной школы все свои силы. Он лично наблюдал за духовным ростом воспитанников, перевел семинарию в новое просторное здание и навсегда остался в благодарной памяти учащих и учащихся Ставропольской духовной семинарии, являясь предстателем за нее у Престола Божия.

Полем деятельности святителя был не только кафедральный город Ставрополь. Он совершал объезды епархии, пределами которой были берега Черного, Азовского и Каспийского морей, снежные вершины главного Кавказского хребта и дальние сухие калмыцкие степи. Шла Кавказская война, и епископ в дороге постоянно имел при себе дароносицу для, может быть, последнего Причастия.

Находясь на Кавказских Минеральных Водах, пользуясь целебной силой источников Пятигорска, Ессентуков, Кисловодска, Горячеводска, Железноводска, святитель Игнатий Брянчанинов дал им высокую оценку и освятил их. Это святительское благословение действует и по сей день, принося всем прибегающим к помощи источников исцеление телесное и духовное, ибо воды источников помимо природных лечебных свойств имеют и особую благодатную силу, врачующую недуги души.

23 августа 1858 года после Божественной литургии в Скорбященской церкви Пятигорска в присутствии представителей гражданской и военной власти, знатных горожан и именитых посетителей Вод, при огромном стечении простого народа владыка совершил освящение только что открытого озера Провал. После окропления стен грота святой водой в нише против входа в него был установлен принесенный крестным ходом образ Скорбящей Божией Матери.

Преосвященный Игнатий придавал большое значение строительству в епархии храмов Божиих. Его заботами в 1859 году основанная первым епископом Кавказским Иеремией Иоанно-Мариинская община была преобразована в монастырь. В этой же обители в 1861 году преосвященный Игнатий заложил новый Покровский храм. Владыка вместе с губернским архитектором Воскресенским сам составил проект храма в селе Ново-Григорьевском, ставшего украшением епархии. В 1860 году владыка Игнатий выдал храмоздательную грамоту на строительство в Моздоке нового храма в честь находящейся в этом городе и глубоко почитаемой на Кавказе чудотворной Иверской иконы Божией Матери. По благословению святителя за два года (1859–1860) была сооружена по проекту П. Воскресенского уникальная колокольня Ставропольского кафедрального собора Казанской иконы Божией Матери, на протяжении многих десятилетий служившая одной из достопримечательностей Кавказа.

Недолго – менее четырех лет – управлял преосвященный Игнатий Кавказской епархией, но это время промыслительно совпало со многими важными событиями в жизни Кавказа. В августе 1859 года был пленен имам Шамиль. В 1860 году Кавказская линия была разделена на Кубанскую и Терскую области. В 1861 году началось заселение закубанского края.

Богу содействующу, епископ Игнатий достойно совершил трудное дело управления огромной Кавказской епархией в условиях жестокой Кавказской войны. Несмотря на военные действия, реальную опасность попасть в заложники или быть убитым, он посетил многие приходы от Тамани до Кизляра, привел в порядок органы епархиального управления, добился повышения окладов духовенству епархии, ввел торжественное богослужение, устроил прекрасный архиерейский хор, построил архиерейский дом. Кроме того, он неустанно проповедовал. В отношении к духовенству и прихожанам владыка Игнатий был истинным миротворцем, – строгий к себе, он был снисходителен к немощам ближних.

Тяжкая болезнь вынудила епископа Игнатия летом 1861 года подать прошение об увольнении на покой в Николо-Бабаевский монастырь, куда после удовлетворения прошения он и выехал 13 октября вместе с несколькими преданными учениками.

Неоценимо значение сочинений святителя Игнатия, – живого опыта деятельного подвижника, созидавшего свою духовную жизнь на основе Священного Писания и предания православной церкви. Богословское наследие святителя Игнатия было принято читателями с большой любовью и благодарностью.

Интерес к личности и бессмертным творениям епископа Игнатия не угасает и в наши дни. Святитель Игнатий Брянчанинов является лучшим духовным руководителем, лучшим примером того, как в жизненном водовороте человек может сохранить верность Христу, возгревая постоянно в сердце своем огонь любви и преданности Богу.

Епископ Игнатий канонизирован Поместным Собором Русской Православной Церкви (Троице-Сергиева Лавра, 6–9 июня 1988). Его святые мощи покоятся в Свято-Введенском Толгском монастыре Ярославской епархии. Частица их была принесена в Ставрополь святейшим патриархом Московским и всея Руси Алексием II во время первого визита предстоятеля Русской Православной Церкви на Кавказ в августе 1994 года.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-ignatij-brjanchaninov

Свт. Филарета, митр. Московского (1867)

ДНИ ПАМЯТИ:

2 декабря

5 июня – Собор Ростово-Ярославских святых

28 июня (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых

18 октября – Собор Московских святителей

ЖИТИЕ

Святитель Московский Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов) родился 26 декабря 1782 года в городе Коломне. Отец и мать святителя происходили из потомственного духовенства. 20 декабря 1791 года будущий святитель был зачислен в Коломенскую семинарию. Редкие природные дарования соединялись у него с отменным усердием. Вскоре, в связи с переводом Коломенской семинарии в Тулу, юноша, исполняя волю отца, направился в Лаврскую школу в обители преподобного Сергия. Переселение в Лавру наполнило его душу несказанной радостью.

В начале 1802 года Василий был назначен старшим над семинарской больницей. Ухаживая за больными, он учился сострадательной любви к ближним, познавал немощь и тленность телесной природы человека, его душа навыкала постоянно памятовать о смерти.

В апреле того же года на него было возложено новое послушание – проповедование в Трапезной церкви преподобного Сергия.

На талантливого студента обратил внимание митрополит Московский Платон (Левшин, † 1812 г.), в ту пору проводивший большую часть времени поблизости от Лавры – в Вифанском скиту.

По окончании курса в августе 1806 года будущий святитель был назначен на вакансию учителя поэзии.

Тогда же митрополит Платон поставил его Лаврским проповедником. Сам знаменитый проповедник, он признавал превосходство гомилетического дара своего любимца над его собственным. «Я пишу по-человечески, – говорил великодушный архипастырь, – а он пишет по-Ангельски».

Поглощенность преподавательским и проповедническим послушанием не приглушала молитвенности юного учителя. Мир тяготил его.

16 ноября 1808 года будущий святитель принял постриг с наречением имени в честь святого Филарета Милостивого. Через пять дней митрополит Платон рукоположил его в сан иеродиакона.

Новопостриженный иеродиакон всю жизнь собирался провести в Лавре Живоначальной Троицы. Но в связи с преобразованием духовных школ Комиссия духовных училищ затребовала в северную столицу самых способных преподавателей из разных учебных заведений. Из Троицкой семинарии вызван был иеродиакон Филарет.

В Петербурге открывалась новая, реформированная академия. Старая же академия была обращена в семинарию. Ее инспектором и бакалавром философского класса назначили отца Филарета.

В феврале 1810 года иеромонаха Филарета перевели из семинарии и училища в преобразованную Петербургскую академию бакалавром богословских наук с преподаванием заодно и церковной истории.

С 1810 по 1817 годы он разработал почти полный курс богословских и церковно-исторических наук, читавшихся в академии. Святитель Филарет первым в Петербургской академии начал читать лекции на русском языке.

В Петербурге иеромонах Филарет много проповедовал. Его проповеди обратили на себя внимание столицы; о нем заговорили в придворных кругах как о новом ярком светиле.

11 марта 1812 года Синод назначил его ректором академии и профессором богословских наук; и вскоре после этого он был определен настоятелем древней обители – новгородского Юрьева монастыря. В 1812 году на Россию обрушились бедствия наполеоновского нашествия. Вместе со всем духовенством архимандрит Филарет жертвовал из своего жалования на военные нужды. Через три года после окончания Отечественной войны архимандрит Филарет по поручению Синода составил благодарственное молебствие о спасении Отечества, которое стало совершаться ежегодно в день Рождества Христова.

Духовное состояние русского общества в александровскую эпоху было тревожным. С одной стороны, бедствия, пережитые Россией в Отечественную войну, углубили религиозные настроения. Но с другой стороны, в своих духовных исканиях люди, отставшие от основных начал русской жизни, нередко обращались не к вере своих предков, а к книгам западных богословов и мистиков.

Архимандрит Филарет видел заблуждения своих современников, но не верил в пользу и надежность суровых запретительных мер, не торопился вязать и осуждать. От заблуждения он всегда отличал человека заблуждающегося и с доброжелательством относился он ко всякому искреннему движению человеческой души. В самих мистических мечтаниях он чувствовал подлинную духовную жажду, духовное беспокойство, которое потому только толкало на незаконные пути, что «недовольно был устроен путь законный...».

Вот почему он принял горячее участие в деле перевода Библии на русский язык.

Ответственность за перевод Библии была возложена Синодом на Комиссию духовных училищ и персонально на архимандрита Филарета. Святитель сам подобрал переводчиков. На себя он взял перевод святого Евангелия от Иоанна. Им были составлены и «Правила» для перевода. В 1819 году перевод Четвероевангелия был завершен и напечатан. Но на этом труды святителя по переводу Священного Писания не закончились.

Он был глубоко убежден в том, что перевод нужен для утоления «глада слышания слова Божия». Но он хорошо понимал и то, что утолить этот голод может лишь полноценный доброкачественный перевод, а не скороспелые опыты.

5 августа 1817 года по постановлению Святейшего Синода в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялась хиротония архимандрита Филарета во епископа Ревельского, викария Петербургской епархии.

15 марта 1819 года епископ Филарет был переведен на самостоятельную Тверскую кафедру с возведением в сан архиепископа и назначением членом Синода. В Твери он часто совершал богослужения: и в соборном храме, и в приходских церквах; за богослужениями неустанно проповедовал.

Много времени он проводил в разъездах по обширной епархии. Как-то во время одной из таких поездок архиепископ Филарет спросил ямщика, как называется село, через которое лежала дорога. «Село Нехорошее», – ответил ямщик. «Все же тут, чай, найдутся и хорошие люди?» – «Вестимо, что найдутся. А не то Бог не потерпел бы и села». – «Вот, – промолвил он в заключение своей беседы со мной, – пишет его биограф, – я хотел поучить ямщика, а вышло наоборот – ямщик меня наставил».

26 сентября 1820 года святитель был переведен в Ярославль, где пробыл около года.

В 1821 Промысл Божий судил архиепископу Филарету занять кафедру первосвятителей Московских.

В мае 1823 года был напечатан его «Христианский Катехизис Православной Кафолической Восточной Греко-Российской Церкви». Книга расходилась нарасхват, и уже до исхода 1823 года понадобилось выпустить второе издание. «Катехизис» был переведен на греческий, английский и другие языки.

В 1824 году недоброжелатели святителя хлопотали о его удалении из Москвы. Когда по Москве распространился слух о предстоящем перемещении его в Тифлис (Тбилиси), он не смутился. «Монах, как солдат, – говорил он, – должен стоять на часах там, где его поставят; идти туда, куда пошлют» – «Неужели, владыка, – воскликнула одна барыня, – вы поедете в эту ссылку?» – «Ведь поехал же я из Твери в Москву», – сказал ей в ответ владыка. Слух, однако, оказался ложным.

В 1826 году московский святитель был возведен в сан митрополита.

В 1836 году обер-прокурором Синода был назначен граф Н.А. Протасов. Протасов усвоил убеждение во всесильных возможностях канцелярского способа управления, во всемогуществе приказа. И члены Синода скоро почувствовали на себе его тяжелую руку.

И только бестрепетный московский владыка умел поставить строптивого обер-прокурора на место. Однажды, вскоре после назначения на обер-прокурорскую должность, Протасов, явившись в присутствие Синода, уселся в архиерейское кресло. Митрополит Филарет обратился к нему с вопросом: «Давно ли, ваше сиятельство, получили хиротонию?». Протасов ничего не понял. «Давно ли посвящены в священный сан?» – повторил святитель и объяснил, что за столом, за который он уселся, восседают члены Синода. «Где же мое место?» – спросил Протасов. И митрополит Филарет указал ему его место: стоящий в сторонке обер-прокурорский стол.

В 1832 году митрополит Филарет по поручению Синода составил «Сказание об обретении честных мощей иже во святых отца нашего Митрофана, первого епископа Воронежского, и благодатных при том знамениях и чудесных исцелениях».

Серьезное столкновение между митрополитом Филаретом и обер-прокурором Протасовым произошло в 1842 году, когда Московский архипастырь вместе с соименным ему Киевским митрополитом высказались в Синоде за возобновление перевода Библии. Митрополит Серафим не поддержал своих собратий; за этим последовало увольнение от присутствия в Синоде обоих иерархов с оставлением за ними членства в Синоде.

Пребывая после этого безотлучно в Московской епархии, митрополит Филарет продолжал, однако, участвовать в деятельности Синода, откуда ему высылались бумаги на отзыв. Более того, обер-прокурор Н.А. Протасов, виновник удаления святителя из Петербурга, сам нередко приезжал к нему в Москву за советом и постоянно вел с ним деловую переписку.

Авторитет митрополита Филарета рос и помимо его участия в решении синодальных дел. За наставлениями к нему приезжали архиереи со всей России. Посещая Москву, каждый иерарх считал своим долгом навестить «всероссийского архипастыря».

Особую заслугу митрополит Филарет проявлял о людях, насильственно отторгнутых или по заблуждению самовольно отделившихся от православия. Он принял деятельное участие в воссоединении униатов с Православной Церковью. Святитель был введен в состав комитета по униатским делам и составил записку, которая послужила руководством для проведения подготовительных мер к воссоединению.

Непреходящей печалью святителя был старообрядческий раскол, расторгший духовное, религиозное единство русского народа. В стремлении к уврачеванию печального разделения он в 1834 году составил «Беседы к глаголемому старообрядцу». Эта книга митрополита Филарета, его многочисленные записки по старообрядческому вопросу, его миссионерские усилия не остались без благих плодов. В 1865 году под влиянием его увещаний к Православной Церкви на условиях единоверия присоединились епископы Белокриницкого согласия: Браиловский Онуфрий, Коломенский Пафнутий, Тульский Сергий и Тульчинский Иустин.

Святитель не оставался безучастным и к судьбе западного христианского мира. О духовном состоянии инославных церквей он судил с мудрой осторожностью и взвешенностью, с непоколебимой верой в истину православия и христианской любовью.

Его биограф так передает слова, сказанные им незадолго до кончины: «Всякий во имя Троицы крещеный есть христианин, к какому бы он ни принадлежал исповеданию. Истинная вера одна – Православная; но и все христианские верования – по долготерпению Вседержителя – держатся. Евангелие везде у всех одно; да не всеми одинаково понимается и изъясняется. Заблуждения отпавших от Вселенской Церкви – не упрек от рождения воспитанным в том или другом исповедании. Простые души – в простоте и веруют по учению, им заповеданному, не смущаясь религиозными прениями, для них недоступными. За них ответ дадут Богу их духовные руководители. Ученые богословы встречаются во всех христианских народах, и благочестивые люди бывали и будут как в Греко-кафолической, Православной Церкви, так и в Римско-католической. Истинная веротерпимость не ожесточается средостением, разделяющим христиан, а скорбит о заблуждающихся и молится «о соединении всех»».

Великий архипастырь, столп Русской Церкви, митрополит Филарет был еще и одним из столпов Российского государства. К его опытности и мудрости прислушивались императоры и великие князья, министры и сенаторы, губернаторы и генералы. Ни одно из важных политических событий не оставляло его равнодушным.

Имя митрополита Филарета тесно связано с реформой 1861 года – освобождением помещичьих крестьян от крепостной зависимости. Именно на него пал выбор, когда понадобилось составить обращение царя к народу – «Манифест». Написанный святителем «Манифест» был обнародован 19 февраля, послужив умиротворению крестьян, возбужденных ожиданием больших перемен.

При всем своем законопослушании и готовности повиноваться самодержцу святитель отказывался исполнять царские повеления, когда они противоречили его христианской совести. В 1829 году Николай I в память об Отечественной войне приказал воздвигнуть в Москве Триумфальные ворота. Митрополит Филарет совершил молебен на основание памятника. Когда же ворота были сооружены и государь пожелал, чтобы Московский архипастырь освятил их, бесстрашный святитель отказался сделать это, заявив, что «служителю Бога истинного невозможно освящать и окроплять святой водой изваяния, представляющие языческие лжебожества». Императору доложили об отказе митрополита и передали его слова, Николай I не без иронии заметил: «Я не Петр Великий, он не Митрофан». Народ, однако, увидел в этом поступке архипастыря повторение исповеднического подвига святителя Митрофана Воронежского.

Почти полвека митрополит Филарет управлял Московской епархией. Узы обоюдной христианской любви между архипастырем и паствой особенно укрепились после холеры, обрушившейся на Москву в 1830 году. Не сомневаясь в пользе медицинских средств, митрополит Филарет, однако, больше, чем на земных врачей, полагался на молитву и милосердие Небесного Врача душ и телес. Он распорядился совершать крестные ходы с молебным пением. В Кремле сам митрополит вместе с братией Чудова монастыря под открытым небом на коленях молился о прекращении моровой язвы.

На закате земной жизни святителя больше, чем повальный мор, тревожила другая народная беда – повсеместное распространение пьянства.

Благоговейный служитель алтаря, митрополит Филарет своей важнейшей архиерейской обязанностью считал совершение литургии. Даже в пору немощной старости он служил всякое воскресенье, если только болезнь не приковывала его к одру. Несмотря на тихий голос, его служение было исполнено молитвенности и красоты. После богослужения, сколько бы ни было в храме прихожан, он благословлял всех, осеняя каждого неспешным крестным знамением. Большую радость доставляло святителю освящение храмов; за полувековое служение в Москве он освятил не один десяток новозданных церквей.

Почти за каждым богослужением святитель произносил проповедь. Произносил он их тихим, слабым голосом, почти никогда не импровизировал, не говорил наизусть, а читал по бумаге. Наместник Лавры архимандрит Антоний (Медведев) однажды спросил святителя: «Отчего не беседуете вы с народом в храме без приготовления? И в обыкновенном вашем разговоре каждое ваше слово хоть в книгу пиши...» – «Смелости недостает», – со смирением ответил великий проповедник, которому дан был от Бога редкий дар слова.

В управлении епархией митрополит Филарет не придавал особенно важного значения формальным резолюциям. В судебных решениях, которые ему приходилось принимать как епархиальному архиерею, святитель всегда был справедлив и по рассмотрении в одних случаях снисходителен и милостив, а в других – строг и неумолим, руководствуясь при этом не пристрастием, а заботой о благе Церкви и о пользе человеческих душ.

Особенно пристально он наблюдал за состоянием Московской духовной академии. Без его ведома в академии не совершалось никакого важного дела. По его благословению и под его надзором профессора академии принялись за исключительно важный труд – перевод творений святых отцов на русский язык.

Любимым детищем святителя был Гефсиманский скит, устроенный в 1844 году по почину наместника Лавры архимандрита Антония. При освящении скитского храма митрополит Филарет облачился в ризу преподобного Сергия. Святитель так полюбил Гефсиманию, что она казалась ему раем земным, лучшей обителью на свете.

Высокие иноческие подвиги современников, проявления святости вызывали у митрополита Филарета глубокий интерес и благоговение. Он был почитателем преподобного Серафима, об удивительном житии которого чаще всего узнавал из бесед с архимандритом Антонием, высоко ценил он духовную мудрость Саровского старца. «Прекрасен совет отца Серафима, – писал он, – не бранить за порок, а только показывать его срам и последствия. Молитвы старца да помогут нам научиться исполнению».

Многие изречения митрополита Филарета, сказанные в беседах с посетителями, поражают глубиной мудрости и силой слова. Один из собеседников в разговоре о частых падениях философически заметил: «Как быть? Дух бодр, да плоть немощна!» – «Не наоборот ли бывает, – возразил митрополит, – плоть бодра, а дух немощен».

День святителя начинался обыкновенно задолго до рассвета утренним правилом и совершением богослужения или молитвенным участием в нем. После литургии пил чай – и начинались служебные занятия: доклады секретаря и служащих в консистории, прием посетителей; между вторым и третьим часом легкий обед; потом час или два отдыха, который заключался в чтении книг, газет и журналов; и опять дела – доклады, служебная переписка.

Домашняя обстановка его и в Троицком подворье в Лаврских покоях была проста и скромна. Людские похвалы, которые доходили до слуха святителя, он считал вредными для души и укорял тех, кто обращался к нему словами хвалы, даже и искренно сказанными. «Сделайте милость, – писал он, – не говорите мне о моем смирении, которого я не достиг, и не прилагайте мне имен, которые понести я недостоин».

17 сентября 1867 года митрополит Филарет по окончании ранней литургии в Лаврской крестовой церкви сказал своему духовнику архимандриту Антонию: «Я ныне видел сон, и мне сказано: береги 19 число». – «Владыко святый! Разве можно верить сновидениям и искать в них какого-нибудь значения?» – усомнился отец Антоний. Но святитель с твердой уверенностью проговорил: «Не сон я видел – мне явился родитель мой и сказал мне те слова. Я думаю с этого времени каждое 19 число причащаться Святых Тайн». 19 октября, причастившись в домовой церкви, он опять отбыл в Гефсиманию и, попрощавшись с ней навсегда, возвратился в Москву на Троицкое подворье. В эти дни он никому не отказывал в приеме, но желающим его навестить еще раз говорил, чтобы они приходили до 19 ноября.

За два дня до исхода святитель почувствовал себя бодрее обыкновенного и сам разгадал причину внезапно наступившего улучшения: «Перед кончиной, – сказал он, – старые люди всегда чувствуют себя свежее и легче». 19 ноября 1867 года, в воскресенье, митрополит Филарет совершил литургию в Троицком подворье. После службы принимал посетителей. Проводив гостей, архипастырь перешел в кабинет заниматься делами. Келейнику, который несколько часов спустя пригласил его обедать, он сказал: «Погоди немного. Я позвоню». Но звонка не последовало. Тогда обеспокоенный келейник вошел в кабинет. Митрополита там не оказалось. Из кабинета он поспешил в боковую комнату – и там увидел архипастыря на коленях около умывальника.

Святитель был бездыханен. Умыв лицо свое, он испустил дух.

Отпевание Московского архипастыря совершилось 25 ноября в трапезной церкви Чудова монастыря. Мощи святителя Филарета покоятся в Храме Христа Спасителя в Москве.

Великий молитвенник и постник, святитель Филарет подвигом всей жизни стяжал благодатные дары Святого Духа, которые являлись через него людям.

В одном дворянском семействе брат и сестра не сходились во мнении о митрополите Филарете. Сестра почитала его за прозорливца, а брат высказывался о нем скептически. Однажды брат вознамерился обманом испытать его прозорливость. Он переоделся в бедное платье и отправился на Троицкое подворье. Митрополиту он сказал, что его постигло несчастье – сгорела усадьба – и попросил о помощи. Святитель вынес ему деньги со словами: «Вот вам на погоревшее имение». Вернувшись домой, он с похвальбой рассказал сестре об обмане, чем огорчил ее. А на другой день из его деревни пришло известие о пожаре. Пораженный этим событием, погорелец отправился на Троицкое подворье просить прощения у святителя.

Еще при земной жизни митрополита Филарета многие из болящих и отчаявшихся в помощи врачей искали чрез него, чрез его благословение и молитву всесильной помощи от Бога.

Дочь одного московского диакона была при смерти. Несчастный отец, отправляясь в церковь, где должен был сослужить митрополиту Филарету, простился с ней, не надеясь уже застать ее в живых. Перед литургией диакон попросил святителя помолиться об умирающей дочери. Святитель сказал: «Мы вместе с тобой помолимся», – и вынул за нее часть просфоры. «Не унывай, Господь милосерд», – промолвил он, благословляя диакона по совершении литургии. Дома диакон, к великому изумлению и несказанной радости, застал дочь вне опасности. Вскоре она совершенно выздоровела.

У московского купца случилось воспаление в руке и врачи решили отнять ее. Накануне операции к жене больного пришла знакомая старообрядка. Узнав о тяжелом состоянии купца, она с насмешкой сказала: «Почему же вы не обратитесь к вашему митрополиту, ведь вы почитаете его за святого». Злую издевку жена купца приняла за вразумление и тотчас отправилась к святителю просить его помолиться о тяжко страждущем муже. Митрополит Филарет, выслушав просьбу, вызвал к себе их приходского священника и велел ему причастить больного и 40 дней поминать его о здравии за литургией. Вечером того же дня больной увидел во сне митрополита, благословляющего его. На другой день, после того, как купец причастился, к нему приехали доктора делать операцию, но с немалым удивлением они увидели решительную перемену в состоянии больного, и нужда в операции отпала.

Один крестьянин по пути в Москву сбился с дороги и, не находя ее по случаю сильной метели, в изнеможении упал. Но вот он видит приближающуюся к нему тень и, полагая, что это какой-нибудь зверь хочет его растерзать, он начинает молить Бога о прощении грехов своих и призывает на помощь всех святых. По приближении тени он видит старца небольшого роста в черной рясе и шапочке, который спрашивает его: «Кто ты и откуда?» И когда крестьянин объяснил ему все подробно, старец берет его за руку, говоря: «Что ты так упал духом, встань, я доведу тебя до селения». Крестьянин, чувствуя, что его силы обновились, встал, и они вдвоем легко дошли до селения. Дошедши старец и говорит: «Оставайся, Господь с тобою, теперь ты вне опасности». Крестьянин со слезами благодарности, упав на колени, спрашивает: за кого он должен молиться. Старец говорит: «Молись за Филарета Московского» и с этими словами стал невидим.

Долго потом ходил этот человек в Москве по разным монастырям, стараясь отыскать своего избавителя и, хотя находил монашествующих этого имени, но не узнавал в них своего помощника. Прожив в Москве несколько дней, он уже собрался в обратный путь. Проходя мимо Никольских ворот Кремля, он встречается с неизвестным купцом, который, видя его печальным и полагая, что он нуждается в пособии, намеревался подать ему милостыню, но тот не принял ее. На вопрос незнакомца о причине его скорби он рассказал о случившемся. Выслушав его рассказ, незнакомец говорит: «Вероятно, тебя спас наш митрополит», и указал ему дорогу на Троицкое подворье, куда крестьянин отправился немедленно и пришел в то самое время, когда владыка, возвратясь из Синодальной конторы, выходил из кареты. Крестьянин тотчас узнал его и, кинувшись на колени, воскликнул: «Вот мой избавитель!» Владыка велел ему замолчать и следовать за собою в комнаты, где крестьянин рассказал ему все подробно. Выслушав его, владыка сказал: «Не приписывай этого мне, но молись преподобному Сергию – это он тебя сохранил». При этом владыка дал ему образок преподобного Сергия.

Память святителю Филарету, канонизированному в 1994 году, совершается 19 ноября – в день блаженной кончины.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-filaret-moskovskij-drozdov

Свт. Каллиника Черникского (Рум.) (1868)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

24 апреля

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯТИТЕЛЯ КАЛЛИНИКА

ЧЕРНИКСКОГО, ЕПИСКОПА РЫМНИКСКОГО

Святитель Каллиник Черникский (1787 – 1868), епископ Рымникский, в миру Константин, родился в Бухаресте 7 октября 1787 года, в родовитой благочестивой семье Антония и Флоари (в монашестве Филофеи). Его жизнь началась под благотворным влиянием христианского быта и молитвы в семье. Также он получил хорошее образование в одной из бухарестских школ при храме.

Вероятно, начал бывать в Черникском монастыре под Бухарестом еще при жизни преподобного настоятеля обители Георгия, который стал ему духовным наставником. В марте 1807 года поступил в Черникский монастырь. В следующем году его духовник Пимен испросил настоятеля Тимофея постричь послушника в монашество. Постриг последовал 12 ноября 1808 года с именем Каллиник.

После месяца служения в Никольском храме Черникского монастыря был рукоположен во иеродиакона болгарским владыкой-беженцем святителем Софронием Врачанским.

Под началом духовника проходил подвижническую жизнь в посте, молитве, трудах и чтении духовных книг.

В 1812 году вместе со своим духовником был направлен в Нямецкий монастырь собирать пожертвования на восстановление Никольской церкви, которая была разрушена землетрясением.

В 1813 году был рукоположен во иеромонаха епископом Дионисием (Лупу). Два года спустя стал духовником, а затем Великим екклисиархом.

В 1817 году отправился на Святую Гору Афон, где провёл почти год, наблюдая духовную жизнь и собирая полезные наставления.

По кончине настоятеля Дорофея, 14 декабря 1818 года, был избран настоятелем Черникского монастыря на духовном соборе обители. Двумя годами позже был возведен в достоинство архимандрита.

В течении 32-летнего настоятельства в Чернике, святой Каллиник показал себя искусным руководителем обители. При нём были построены новый храм, монашеские келлии, монашеская школа, лечебница. Между 1832 и 1836 годом под его началом в монастыре была построена Георгиевская церковь на острове. Храм был вскоре разрушен землетрясением, но был снова восстановлен к 1842 году. В 1846 году началось строительство новой Троицкой церкви в Птичьем монастыре, который находился под опекой Черникского. Были основаны также мастерские для изготовления церковных облачений. Так как в то время Валахия была лишена типографий, святой Каллиник также занимался переписыванием рукописей.

При нём выросла монастырская братия, из которой впоследствии вышли такие видные деятели Румынской Церкви, как трансильванец епископ Иоанникий (Стратоникиас); видный композитор протосингел Наум (Рымничяну); профессор религии архимандрит Вениамин (Кэтулеску); ученик и жизнеописатель святого Каллиника Анастасий (Балдовин); следующий Черникский настоятель Никандр.

Святой Каллиник был добрым наставником и для мирян, посещавших в обитель. В течении нескольких месяцев в 1821 году укрывал и кормил многочисленных беженцев от турок. Для детей местного села основал школу и оплачивал учителя. В Кымпине построил приходскую Успенскую церковь и учредил при ней школу. Из своих и из монастырских средств построил и другие храмы в близлежащих селах, а также помогал другим монастырям.

Со времени кончины митрополита Унгро-Влахийского святителя Григория в 1834 году, господарь Валашский Александр Гика звал архимандрита Каллиника на митрополичью кафедру, но тот, считая себя недостойным, отказывался. Однако, в 1850 году, когда все четыре архиерейские кафедры Валахии оказались вдовствующими, новый господарь Барбу Штрибей убедил его принять епископство. 14 сентября 1850 года святой Каллиник был избран, а 26 октября того же года в Бухарестском митрополичьем соборе – рукоположен во епископа Рымникского.

Прибыв на место служения, святой Каллиник нашёл епархию в тяжелом состоянии. Уже десять лет как тут не было собственного архиерея, епископский дом и кафедральный собор были сожжены, семинария и некоторые храмы стояли закрытыми со времени революции 1848 года, число и подготовка духовенства были недостаточными. Новый архипастырь начал объезжать приходы и поставлять новых священников. В 1851 году он открыл семинарию в Крайове, а в 1854 году перенёс её обратно в Рымник. Также были открыты ряд псаломщицких школ.

В 1854 году, после переезда в Рымник, начал строить новый кафедральный собор и восстановил в епископском доме лечебницу. Между 1859 и 1864 годом на свои средства построил новый храм в скиту Фрэсиней. Здесь он ввёл строгий афонский устав, который испытал на себе. Во время секуляризации монастырских имуществ в Румынии в 1863 году испросил у князя Александра Кузы особого исключения для Фрэсинейского монастыря, который, в отличие от прочих румынских обителей, сохранил все свои владения.

Как книголюб и просветитель, открыл типографию и напечатал ряд книг в Бухаресте. К 1860 году, с помощью займа, открыл книгопечатню и в своей епархии. За год до кончины он подарил печатный станок городу Рымник, с условием, что издательство будет носить его имя и половина доходов пойдёт на поддержку городских школ и бедных учеников и семинаристов.

Святитель Каллиник был патриотом. Как иерарх, он принял участие в Общем земском собрании (Adunării obşteşti a ţării), затем был избран депутатом в Ад-хок дивана (Divanul Ad-hoc) который готовил объединение Румынии. Он также поучаствовал в избирательном собрании, которое выбрало первого князя объединенного государства, Александра Иоанна Кузу. С весны 1857 года разослал окружное письмо протопопам и игуменам своей епархии, с указанием во всех церквах молиться «о единении румын в единой воле и совести, да испросят законной жизни в своём отечестве». Он также увещевал духовенство своей епархии чтить свою страну и правителей и не жалеть средств на общественное благо, ибо «добрый христианин есть добрый патриот».

Святость подвижника больше всего проявилась в его частной жизни. Знавшие святителя удивлялись его обильному благотворению, простоте одежды, доброте и мягкости, постам и бдениям. Афанасий (Балдовин) свидетельствовал, что у святителя был список людей, которым он помогал. Всегда при поставлении священников он снабжал их книгами и деньгами на проезд. По словам Афанасия, святой «был так милостив, что когда у него нечего было дать, он давал свою одежду и со слезами молил меня, недостойного, искать денег, где я только могу, чтобы он мог давать своим братьям во Христе, как он называл бедных и бессильных».

Современники описали несколько случаев излечения болезней по молитвам святого – в частности исцеление дочери работника из Муйеряски, который трудился на строительстве Рымникского кафедрального собора.

Святитель жил воздержанной жизнью, никогда не вкушая мяса и отдыхая только на деревянном стуле. Когда старость заставила его составить завещание, он написал, что не оставляет денег на своё погребение и поминание, так как все свои средства он раздал нищим или вложил в восстановление зданий.

Ослабленный старостью и болезнью, в 1867 году он удалился на покой в Черникский монастырь. Так как правительство отказалось отпустить его на покой, он оставался Рымникским архиереем до кончины, поставив Черникского архимандрита Григория наблюдателем за делами епархии. Около года прожил как простой монах. Скончался святитель Каллиник 11 апреля 1868 года. Его тело было погребено в возведенной им Георгиевской монастырской церкви.

Житие святителя Каллиника было написано его учеником и почитателем архимандритом Афанасием (Балдовином) из Черникского монастыря. 28 февраля 1950 года Священный Синод Румынской Православной Церкви постановил причислить его к лику святых. Его торжественное прославление состоялось 23 октября 1955 года в Черникском монастыре, при большом стечении молящихся. Мощи святителя были с честью помещены в храме святого Георгия.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-kallinik-chernikskij

Прп. Илариона Оптинского (1873)

ДНИ ПАМЯТИ

1 октября

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

КРАТКОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

ИЛАРИОНА ОПТИНСКОГО

Преподобный Иларион (в миру Родион Никитич Пономарев) родился в пасхальную ночь с 8 на 9 апреля 1805 года в семье Никиты Филимоновича и Евфимии Никифоровны Пономаревых. Его отец был человек благочестивый и занимался портновским ремеслом. Впоследствии вслед за сыном и он принял монашество в Оптиной пустыни с именем Нифонт, трудился на скитской пасеке и скончался в 1849 году.

Все детство и юность его прошли в родительском доме в Новохоперском уезде Воронежской губернии. Родион в детстве был тихого, кроткого нрава. Будучи при этом еще и неловким, он редко играл со своими сверстниками, любил сидеть дома и помогал отцу в его ремесле.

Мать Родиона предрекала отроку с семилетнего возраста монашество. Он еще с детства чувствовал в себе стремление стать монахом и думал, что портновское ремесло ему пригодится в монашеской жизни.

В 1829 году, будучи 24 лет от роду, Родион переехал с семейством своим в город Саратов, где провел девять лет жизни. Будучи ревнителем благочестия, он неотступно следовал уставам Православной Церкви и отечески назидал за нравственностью и неуклонным исполнением христианских обязанностей рабочими своей артели. Родион Никитич обучил своих рабочих церковному пению и чтению, празднословие и непристойные шутки во время работы всячески воспрещались. Сам Родион был чрезвычайно мягок, кроток и миролюбив.

В Саратове под покровительством преосвященного Иакова Родион Никитич мужественно боролся с раскольниками различных толков за чистоту православия.

Постепенно, с духовной зрелостью, приходит и окончательная решимость оставить все и последовать Христу. Еще не зная, какую выбрать обитель, Родион часть 1837-го и весь 1838 годы проводит в поездках по замечательнейшим монастырям России. Посетив многие обители, он успокоился духом лишь в Козельской Оптиной Пустыни, обретя то, что искал на протяжении почти двух лет, – старческое окормление и духоносных мужей, способных с Божией помощью и его соделать достойным наследником Небесного Царствия. 13 марта 1839 года Родион поступает послушником в скит во имя св. Иоанна Предтечи при Оптиной Пустыни.

В то время в монастыре пребывали блаженные старцы Леонид и Макарий. Родиона поселили на жительство по соседству с келлией бывшего валаамского игумена отца Варлаама, оказавшего благодетельное влияние на будущего старца. Исповедовались братья у преподобного Макария, вместе с тем Родион ежедневно ходил на откровение помыслов в монастырь к старцу Леониду. После назначения 1 декабря 1839 года преподобного Макария скитоначальником Родион был избран им в келейники и в этом послушании пробыл в течение двадцати лет, то есть до дня блаженной кончины старца Макария в 1860 году.

13 августа 1849 года Родион был пострижен в монашество и стал иноком Иларионом. 10 февраля 1853 года отца Илариона рукоположили в иеродиакона, а 21 апреля 1857 г. – во иерея.

Взяв на себя спасительный крест послушничества, возрастая во внутреннем делании, преподобный Иларион всемерно понуждал себя к несению и телесных трудов. Преподобный Иларион по нуждам скитской братии и хозяйства был огородником, садовником, варил квас, пек хлебы, занимался на пасеке уходом за пчелами.

В последние дни своей жизни старец Макарий благословил преподобного Илариона продолжать старческую деятельность, вручив его духовному руководству многих из своих духовных детей, чем подчеркнул преуспеяние преподобного Илариона во внутреннем делании. Приняв от своего старца это послушание, преподобный старец Иларион нес его до последнего дня жизни.

С 8 апреля 1863 года на старца Илариона было возложено новое послушание: он был назначен начальником скита и общим духовником монастыря. Истинным пастырем добрым был преподобный старец Иларион: во всякое время, даже в последние дни тяжелой своей предсмертной болезни, заботился он о своих чадах и был всегда готов прийти на помощь их духовным и житейским нуждам. При занятиях с братством обители у старца не было отказа никому и из посторонних посетителей. Горя любовью к святой вере православной, старец каждого приезжавшего в обитель неверного или раскольника вразумлял и обращал к матери нашей Православной Церкви.

Верность и любовь к Милосердному Спасителю нашему Господу Иисусу Христу, самоотверженное следование по пути евангельских заповедей Его сделали сердце смиренного старца вместилищем многих даров Духа Святого, которые в изобилии изливались на прибегавших к его помощи. Наряду с благодатным даром духовного рассуждения преподобный Иларион имел дар прозорливости, был мужем учительным, ведущим истинно подвижническую жизнь. Однако не только почитание и любовь выпадали на его долю, но иногда и хулу и клевету приходилось терпеть преподобному. Но все это он переносил с великим смирением и снисхождением ко всем немощам людским.

В 1870 году здоровье старца ухудшилось, но несмотря на это он посещал все богослужения.

4 марта 1872 года, в субботу Великого поста, старец служил последнюю литургию. В воскресенье 5 марта старец слег окончательно, а 9 марта был пострижен в схиму с сохранением имени Иларион.

За четыре недели преподобный предсказал день своей кончины. Наконец 18 сентября/1 октября 1873 года, причастившись Святых Таин, старец мирно почил о Господе в половине шестого утра в полном сознании и памяти. Видевшие преподобного Илариона на смертном одре зрели перед собой пример удивительного смирения, кротости и терпения.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-ilarion-optinskij

Прп. Павла Таганрогского (1879)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 марта

20 июня – Прославление

ЖИТИЕ

Праведный Павел Таганрогский родился 8 ноября 1792 года в семье дворянина Черниговской губернии Кролевецкого уезда Павла Стожкова. При крещении назван в честь св. Павла Исповедника. Родители хотели обеспечить своему сыну образование и хорошее общественное положение, юноша же стремился ко спасению и богоугодной жизни в молитве и странничестве по святым местам. В 25 лет, следуя словам Господа: «...вся, елика имаши, продаждь и раздай нищим: и имети имаши сокровище на Небеси» (Лк.18:22), блаженный Павел раздал доставшуюся ему часть имения, отпустил на волю крестьян и, взяв благословение отца, отправился в заветное странствование по святым обителям, дабы под их кровом найти упокоение своей душе.

Около десяти лет продлилась его странническая жизнь, а затем он поселился в приморском городе Таганроге, где, забыв свое дворянское происхождение, говорил на простонародном малороссийском наречии, жил в землянке. Тяжелыми работами в порту и неустанной молитвой он очистил душу и тело от всего страстного и греховного, на нем явно почила благодать Божия, и он многим светил своей праведной жизнью, и невольно люди, под впечатлением его речей и дел, глубже вдумывались в смысл жизни и вспоминали о Небесном Отечестве. Они стали идти к нему за советами и утешением.

Придя в преклонные лета, он оставил тяжелые труды в порту и поселился в маленьком доме, молясь непрестанно Богу и служа людям. Каждый день с первым ударом церковного колокола он отправлялся в собор, молился за Литургией, поправлял лампады, для чего носил с собою маленькую скамеечку, а на плечах белое полотенце, которым вытирал святые иконы. Из храма блаженный Павел, по обыкновению, шел по базару. Увешанный двумя белыми холщовыми сумками, с палкой в руках, он обходил всех торгующих с обычными своими наставлениями и утешениями. Торговцы подавали ему милостыню, но от некоторых он не принимал никаких подаяний и даже отгонял таких от себя палкою. Ночи же, как и прежде, проводил в усердной, с коленопреклонением, молитве. Иисусова молитва никогда не сходила с его уст; учил он и всех приходящих к нему творить эту молитву и без нее никогда никого не впускал к себе в келью. Павел Павлович любил храмы и часто жертвовал на них иконы, лампады, свечи, елей и прочее. Он учил быть верными в малом, прививал любовь к святыне церковной и переносил это благоговейное отношение на предметы, освящающие жизнь человека в миру: просфоры, ладан, свечи.

Простой народ нашел в блаженном великого в добродетелях святого старца. Утвердившись в непорочной жизни, по закону Господню, блаженный Павел был как бы светильником на земле, сияющим добрыми делами. Он получил от Господа дар исцеления и прозорливости. И люди шли к нему со своими скорбями, бедами и вопросами. Многие приходили к блаженному и молили его дозволить остаться у него, дабы исполнились на них слова псалмопевца: «С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши: и со избранным избран будеши» (Пс.17:26-27). И некоторых он оставлял пожить у себя как бы на послушании.

Принеся в жертву Богу свои имения, блаженный Павел часто жертвовал ради Христа плодами дворянского воспитания и образованности, и под личиной напускной грубости искусно скрывал возвышенную и благородную свою душу. Случится прийти к блаженному Павлу какому-нибудь посетителю, имеющему нераскаянные грехи, - блаженный, не смущая пришедшего грубым откровением его тайн, притворно обрушивается на кого-нибудь из своих послушников: ругает, бранит, грозит палкой, при этом называя грехи посетителя, дабы подвигнуть того к покаянию. Послушник же кротко терпит и только повторяет: «Простите, батюшка, виноват».

Силою благодати Божией блаженный ясно видел и душу человека, и его будущее. Своему духовнику, иеромонаху Дамиану, он предсказал: «Ты будешь велыкый человек, такий, шо болыний буть не може», – и пророческие слова эти действительно исполнились в жизни отца Дамиана: в 1897 году он поставлен был патриархом Святого Града Иерусалима.

Приближаясь к концу своей земной жизни, блаженный все более ослабевал телесными силами, но святая душа его попрежнему пламенела любовью к Богу и ближним. Как и другим великим угодникам Божиим, Господь открыл ему день и час его кончины. Накануне он велел написать письмо своим близким с просьбой быть на его похоронах.

Скончался 10 марта 1879 года. Вечером он сделался крайне слаб и, приобщившись Святых Христовых Тайн от своего духовника отца Дамиана, предал свою праведную душу Богу. В момент кончины все предстоящие видели, что лицо угодника Божия просияло великой радостью, с благодатной головы его по всему телу до самых ног прошла как бы желтоватая тень, и после этого тело сделалось белое, подобно снегу. Все, видевшие это знамение благодати Божией над блаженным Павлом, умилились сердцем и прославили Бога за такую Его милость.

Местное прославление святого совершилось в воскресенье 20 июня 1999 года в городе Таганроге. Более десяти тысяч верующих Ростовской области и юга России приехали поклониться блаженному Павлу в день его канонизации. Поочередно несомый всеми священниками Ростовской епархии, ковчег со святыми мощами был торжественно перенесён из Всехсвятской церкви на старом кладбище в Свято-Никольский храм г. Таганрога, где архиепископом Ростовским и Новочеркасским Пантелеимоном было зачитано архиерейское определение о канонизации святого блаженного Павла Таганрогского и совершена Божественная литургия, после которой множество верующих приложились к мощам святого. Прославление ознаменовалось многочисленными чудесами. Торжественное перенесение мощей было предсказано преподобным незадолго до отшествия ко Господу, когда старец напевал: «Понесли Павла на могилу, а с могилы – да в собор» (в те годы Свято-Никольский храм имел статус собора).

Определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 2-3 февраля 2016 года имя праведного Павла Таганрогского было включено в месяцеслов Русской Православной Церкви для общецерковного почитания. 14 февраля того же года митрополит Ростовский Меркурий совершил чин великого освящения первого в России приходского храма во имя праведного Павла Таганрогского в посёлке Матеевом Кургане.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-pavel-taganrogskij

Свт. Иннокентия, митр. Московского (1879)

ДНИ ПАМЯТИ:

13 апреля – Преставление

23 июня – Собор Сибирских святых

28 июня (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых

19 июля – Собор Радонежских святых

6 октября – Прославление

18 октября – Собор Московских святителей

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯТИТЕЛЯ ИННОКЕНТИЯ,

МИТРОПОЛИТА МОСКОВСКОГО

26 августа 1797 года в глухом сибирском селе Ангинском, что в Иркутской губернии, у пономаря церкви святого Ильи Пророка Евсевия Попова родился сын Иван, будущий митрополит Московский и Коломенский Иннокентий. Но не святительские труды на московской кафедре принесли ему венец угодника Божия, хотя и это служение нес владыка достойно. Более того, прославлен митрополит за свой апостольский подвиг, за ревностный миссионерский труд на ниве Христовой среди народов Приамурья, Якутии, Камчатки и Аляски.

Будущему святителю, в то время Ване Попову, не было и пяти лет, когда отец стал учить его грамоте. Мальчик оказался на редкость смышленым. К восьми годам он уже читал в храме за богослужением Апостол, да так, что доставлял прихожанам большое утешение. В шесть лет Ваня осиротел – умер его отец, и мать, имея на руках еще троих маленьких сирот, вынуждена была отдать Ваню на воспитание брату покойного мужа – Димитрию Попову. В девять лет Иван был привезен в Иркутск и определен в тамошнюю духовную семинарию. Дядя его, Димитрий Попов, к тему времени овдовел и, приняв монашество с именем Давид, был перемещен также в Иркутск, где поселился в архиерейском доме уже в сане иеромонаха. В свободное время Иван часто навещал своего дядю и всегда заставал его за каким-либо занятием. Особенно тот любил заниматься механикой; племянник присматривался, помогал и наконец сам пристрастился к этому делу. Так в одной из комнат семинарии он устроил водяные часы с боем. Колеса сделаны были при помощи простого ножа и шила из дерева, циферблат – из писчей бумаги, стрелки – из лучинок.

В 1814 году в семинарии сменился ректор, и новый ректор решил переменить фамилии ученикам. Прежде всего изменены были неблагозвучные фамилии, затем наиболее употребляемые – чтобы не было путаницы. Так Иван Попов стал Вениаминовым, получив фамилию в честь умершего в том году уважаемого всеми епископа Иркутского Вениамина (Багрянского). В 1817 году, за год до окончания семинарии, Иван Вениаминов вступил в брак и был посвящен в диакона иркутской Благовещенской церкви. В этом сане ему пришлось прослужить четыре года, и только в 1821 году он был рукоположен во священника той же церкви. Как священник отец Иоанн прослужил здесь всего два с небольшим года, но успел снискать любовь прихожан истовым совершением богослужения и в особенности тем, что по воскресеньям перед литургией собирал в храм детей и давал им уроки Закона Божьего. Но промыслом Божиим отец Иоанн был предназначен к иного рода деятельности.

В начале 1823 года иркутский епископ Михаил получил предписание от Святейшего Синода послать священника на Алеутские острова (остров Уналашку), входившие тогда в состав русских владений, для просвещения светом Христовой веры тамошних инородцев. Однако, боясь дальности расстояния и суровых условий жизни, никто из духовенства ехать не хотел. Епископ Михаил оказался в большом затруднении: добровольцев не находилось, а насильно посылать было нельзя. И вдруг приходит к нему отец Иоанн Вениаминов и выражает желание ехать.

С грустью отпустил епископ Михаил такого примерного священника, и 7 мая 1823 года отец Иоанн выехал из Иркутска со своим семейством, которое состояло тогда из старушки-матери, жены, годовалого сына и брата.

Нужно заметить, что когда иркутское духовенство получило предложение преосвященного, отец Иоанн, как и другие священники, и не думал его принимать. Об Уналашке он слышал от одного выходца из тех мест, некоего Ивана Крюкова. Тот много рассказывал ему о тамошней жизни и даже убеждал его принять предложение преосвященного, но убеждения эти не действовали. О том, как появилось желание у отца Иоанна отправиться в столь далекое путешествие, он сам написал много лет спустя: «Когда этот же выходец, Иван Крюков, уже простивший со мною совсем и на прощание все еще убеждавший меня ехать в Уналашку – в тот же самый день, при прощании своем с преосвященным (у которого и мне случилось быть в то время), стал рассказывать об усердии алеутов к молитве и слушанию Слова Божия – то (да будет благословенно Имя Господне!) я вдруг и, можно сказать, весь загорелся желанием ехать к таким людям. Живо помню и теперь, как я мучился нетерпением, ожидая минуты объявить мое желание преосвященному, и он точно удивился этому, но сказал только: посмотрим».

Отправился он прежде всего на свою родину, в село Ангинское, а оттуда на павозке (род баржи) по реке Лене до Якутска. Из Якутска путешественники должны были ехать на город Охотск, лежащий на востоке Сибири, у побережья Охотского моря. Весь этот трудный путь в тысячу верст отец Иоанн со всей семьей проехал верхом на лошадях. А дорога шла то узкими тропами через густые леса, то и вовсе по болоту; порой приходилось взбираться на длинный косогор или на крутую каменистую гору и двигаться по ее скользкой, покрытой снегом вершине... С помощью Божией все эти трудности были преодолены, и путешественники услышали наконец глухой рев морских волн, бившихся о высокие скалы, мало-помалу им стали показываться мачты судов, стоявших на реке Охоте, а потом и самый город Охотск. После долгого и трудного пути до Охотска плавание оттуда до Уналашки показалось путникам несравненно легким. 29 июля 1824 года, более чем через год, они благополучно прибыли на место.

Остров Уналашка, где должен был поселиться отец Иоанн, принадлежит к группе Алеутских островов, которые, вместе с прилегающей территорией Аляски, были открыты русскими в половине XVIII столетия и вскоре объявлены владениями России. Заселение их русскими промышленниками, привлекаемыми богатым пушным промыслом, началось с конца XVIII века. Одновременно началась и проповедь христианства среди туземцев. В конце XVIII века здесь подвизалась миссия под начальством архимандрита Иосафа, которой удалось крестить жителей на Кадьяке и других островах.

Несмотря на кратковременность проповеди, христианство в этих краях имело большой успех. Особенно усердно принималось оно алеутами, которые по своему мягкому и кроткому характеру охотно принимали христианскую веру, навсегда оставляя язычество. Ко времени прибытия отца Иоанна в русских владениях в Северной Америке на разных островах служили еще три священника-миссионера.

Приехав на Уналашку, отец Иоанн Вениаминов нашел крайнюю скудость решительно во всех сторонах жизни и миссионерского дела. На острове не было даже храма, и Богослужение совершалось в ветхой часовне. Поэтому первой заботой отца Иоанна было построение храма, что, однако, оказалось делом нелегким, так как из алеутов никто работать не умел, и миссионеру пришлось предварительно обучать их плотничному, столярному и другим ремеслам. В построенном наконец храме многое, как, например, престол и иконостас, было сделано руками самого отца Иоанна. Одновременно он усердно изучал алеутский язык. Все это помогло ему с большим успехом заниматься миссионерской деятельностью. Его постоянные проповеди и беседы отличались простотою и доступностью и были согреты таким непосредственным христианским чувством, что производили большое впечатление и устанавливали настоящие сыновние отношения паствы к своему пастырю.

Помимо Уналашки, отец Иоанн Вениаминов часто бывал и на других островах, наставляя свою паству и проповедуя Слово Божие среди некрещеных. Невозможно себе представить те трудности и опасности, которые ему приходилось переносить в подобных путешествиях, совершавшихся на утлой туземной лодке в холод и непогоду. Но зато во время бесед с алеутами, когда, по словам отца Иоанна, «скорее утомится самый неутомимый проповедник, чем ослабнет их внимание и усердие к услышанию слова», он «деятельно узнал утешения христианской веры, эти сладостные и невыразимые прикосновения благодати». О чудесном же случае во время одного из таких посещений отец Иоанн рассказывает так.

«Проживши на Уналашке почти четыре года, я в Великий пост отправился в первый раз на остров Акун к алеутам, чтобы приготовить их к говению. Подъезжая к острову, я увидел, что они все стояли на берегу наряженными, как в торжественный праздник, и когда я вышел на берег, то они все радостно бросились ко мне и были чрезвычайно со мною ласковы и предупредительны. Я спросил их: почему они такие наряженные? Они отвечали: «Потому, что мы знали, что ты выехал и сегодня должен быть у нас. На радостях мы и вышли на берег, чтобы встретить тебя». – «Кто же вам сказал, что я буду у вас сегодня, и почему вы узнали меня, что я именно отец Иоанн?» – «Наш шаман, старик Иван Смиренников, сказал нам: ждите, к вам сегодня приедет священник, он уже выехал и будет учить вас молиться Богу; и описал нам твою наружность так, как теперь видим тебя». – «Могу ли я видеть этого вашего старика-шамана? – «Отчего же, можешь; но теперь его здесь нет, и когда он приедет, то мы скажем ему, да он и сам без нас придет к тебе».

Это обстоятельство хотя чрезвычайно меня и удивило, но я все это оставил без внимания и стал готовить их к говению, предварительно объяснив им значение поста и прочее, как явился ко мне этот старик-шаман и изъявил желание говеть, и ходил очень аккуратно. Я все-таки не обращал на него особенного внимания и во время исповеди упустил даже спросить его, почему алеуты называют его шаманом. Приобщив его Святых Таин, я отпустил его... И что же? К моему удивлению, он после причастия отправился к своему тоену (старшине) и высказал свое неудовольствие на меня, а именно за то, что я не спросил на исповеди, почему алеуты называют его шаманом, так как ему крайне неприятно носить такое название от своих собратий, и что он вовсе не шаман.

Тоен, конечно, передал мне неудовольствие старика Смиренникова, и я тотчас же послал за ним для объяснения. Когда посланные отправились, то Смиренников попался им навстречу со словами: «Я знаю, что меня зовет священник отец Иоанн, и я иду к нему». Я стал подробно расспрашивать его о неудовольствии ко мне, о его жизни. На вопрос, грамотен ли он, он ответил, что хотя и неграмотен, но Евангелие и молитвы знает. Затем я попросил его объяснить, откуда он знает меня, что даже описал мою наружность своим собратьям, и откуда узнал, что в известный день должен явиться к вам и что буду учить вас молиться. Старик отвечал, что ему все это сказали двое его товарищей. «Кто же эти двое твоих товарищей?» – спросил я его. «Белые люди», – отвечал старик. – «Где же эти твои белые люди, что они за люди и какой наружности?» – спросил я его. «Они живут недалеко, здесь в горах, и приходят ко мне каждый день», – и старик представил мне их так, как изображают святого Архангела Гавриила, т. е. в белых одеждах и перепоясанного розовою лентою через плечо. – «Когда же явились к тебе эти люди в первый раз?» – «Они явились вскоре после того, как окрестил нас иеромонах Макарий». После сего разговора я спросил Смиренникова, могу ли я их видеть. – «Я спрошу их», – ответил старик и ушел от меня. Я же отправился на некоторое время на ближайшие острова для проповедания Слова Божия и по возвращении своем увидел Смиренникова и спросил его: «Что же, ты спрашивал этих белых людей, могу ли я их видеть, и желают ли они принять меня?» – «Спрашивал, – ответил старик. – они, хотя и изъявили желание видеть и принять тебя, но при этом сказали: «Зачем ему видеть нас, когда он сам учит вас тому, чему мы учим?» – Так пойдем, я приведу к ним». Тогда что-то необъяснимое произошло во мне, какой-то страх напал на меня и полное смирение. Что, ежели в самом деле, подумал я, увижу их, этих Ангелов, и они подтвердят сказанное стариком? и как я пойду к ним? ведь я же человек грешный, следовательно, и недостойный говорить с ними, и это было бы с моей стороны гордостью и самонадеянностью, если бы я решился идти к ним; наконец, свиданием моим с ангелами я, может быть, превознесся бы своею верою или возмечтал бы много о себе... И я, как недостойный, решился не ходить к ним, сделав предварительно по этому случаю приличное наставление как старику Смиренникову, так и его собратьям-алеутам, чтобы они более не называли Смиренникова шаманом».

Отец Иоанн Вениаминов весьма утешался усердием алеутов к слушанию Слова Божия и исполнению заповедей. Редкие из них при его посещении уклонялись по лени или нерадению от говения и очищения совести, и так как их пища всегда одинакова, то они, чтобы отметить пост, в дни говения совсем ничего не ели. Во время богослужения они стояли внимательно и настолько неподвижно, что можно было по следам их ног узнать, сколько народу было в храме. Многие были большими молитвенниками, что часто обнаруживалось лишь случайно или при их кончине. К священникам питали преданность и любовь и готовы были услужить им, чем могли. С распространением христианства стало прекращаться многоженство и внебрачное сожитие, а также убийство рабов при погребении знатных лиц. Даже ссоры и драки стали происходить редко, а междоусобия, сильно распространенные до того, совсем прекратились.

Кроме своей паствы на островах, отец Иоанн Вениаминов посетил также селение Нушегак на материке Америки, где в первое его посещение крестилось тринадцать человек, а во второй приезд число уверовавших возросло до двухсот двадцати.

Жизнь среди алеутов, постоянная проповедь им Слова Божия способствовали углублению знания отцом Иоанном алеутского языка. В дальнейшем он сам изобрел для алеутов азбуку и мало-помалу стал переводить священные книги. Так, он перевел Катехизис и Евангелие от Матфея. Появление этих переводов алеуты встретили с большой радостью и стали усердно учиться грамоте. Отец Иоанн устроил на Уналашке училище для мальчиков и сам учил их, составив все учебники.

Кроме языка, отец Иоанн усердно изучал быт своей паствы. Так, он собрал песни алеутов, по своим наблюдениям за природными явлениями составил «Записку об островах Уналашкинского отдела». Хорошо изучив фауну острова, он даже подавал ценные советы русским промышленникам относительно охоты на морских котиков, направленные к сохранению и умножению стада этих ценных животных.

Сам отец Иоанн Вениаминов жил с семьей сначала в тесной землянке, или юрте, а потом перешел в скромный домик, выстроенный собственными руками. Свободное время он посвящал деланию органчиков, а также беседам и играми с детьми, своими и чужими, которых он очень любил и был с ними очень нежен.

В таких заботах и неусыпных трудах отец Иоанн Вениаминов провел на Уналашке десять лет. В течение этого времени он обратил в христианство всех жителей острова. Труды и подвиги отца Иоанна Вениаминова не могли остаться незамеченными со стороны начальства, и он был награжден наперсным крестом и переведен на остров Ситху, в Новоархангельск – административный центр русских владений в Северной Америке, для просвещения другого народа – колошей.

Новая паства отца Иоанна сильно отличалась от алеутов как по внешнему виду, так и характером. В отличие от некрасивых, неуклюжих, но добрых алеутов, колоши были довольно красивы: у них большие черные глаза, правильные черты лица, черные волосы, средний рост. По нраву были они горды и самолюбивы. Идя в гости к русским, они надевали самые лучшие свои наряды и держали себя с большим достоинством. Они очень мстительны: если колош почему-либо не мог отомстить за обиду при жизни, он завещал свою месть потомкам. О проповеди христианства среди колошей не могло быть и речи, так как к русским они относились с большим подозрением.

Прибыв на Ситху, отец Иоанн занялся сначала изучением языка и обычаев колошей. Вскоре особенный случай изменил отношение колошей к русским. На острове началась эпидемия оспы, от которой колоши, отказывавшиеся принимать прививки от русских, гибли в большом количестве. Между тем русские и алеуты, которым оспа была привита, остались невредимыми. Это заставило и колошей просить русских о помощи, и после своего спасения они перестали смотреть на них как на своих врагов. Тем самым открылась возможность проповеди христианства. И хотя обращение колошей шло медленно, однако они относились к проповедникам с уважением и не препятствовали желающим креститься.

На острове Ситхе отец Иоанн пробыл пять лет. Вся его пятнадцатилетняя деятельность, сначала на острове Уналашке, а потом на Ситхе, отличалась тем же рвением, которое издревле прославило проповедников Евангелия. Он всегда с большой осторожностью принимался за свое дело и тем привлекал к себе грубые сердца дикарей; старался более убеждать, чем принуждать, и терпеливо выжидал добровольного желания креститься. Для детей он устраивал школы, в которых преподавал по им самим составленным учебникам. Наконец, кроме просвещения светом Евангелия, он обучал туземцев кузнечному и плотницкому ремеслам, научил их прививать оспу. При этом он снискал сердечное расположение к себе: дикари полюбили его. И поистине он был их благодетелем и наставником.

За время пребывания на Ситхе отцом Иоанном была начата книга «Замечания о колошском и кадьякском языках и отчасти о прочих наречиях в Российско-американских владениях», которая, как и грамматика алеутского языка, удостоилась лестных отзывов специалистов и внесла много нового в науку.

Многолетний опыт в деле распространения Слова Божия убедил отца Иоанна в том, что при разбросанности туземных поселений и все возраставшем числе крещеных трудно поддерживать дух христианства у паствы. Для этого была нужна постоянная проповедь, что было невозможно при малочисленности священников и недостатке средств. Решение этого зависело от высшего начальства, следовательно, нужно было хлопотать. Кроме того, ему нужно было лично просить разрешения на издание священных книг на алеутском языке. С этой целью отец Иоанн решился отправиться в Петербург. Приняв такое решение, Иоанн взял отпуск и, отправив супругу и детей на родину в Иркутск, 8 ноября 1838 года отплыл с острова Ситхи. Плавание его продолжалось около восьми месяцев. 25 июня 1839 года он прибыл в Петербург.

По прибытии в столицу отец Иоанн в тот же день явился в Святейший Синод и своими рассказами живо заинтересовал его членов. Однако хлопоты в Синоде растянулись на несколько месяцев, которые отец Иоанн не потратил напрасно. Он занялся сбором пожертвований для распространения и утверждения христианства на Алеутских островах и с этой целью отправился в Москву. В Москве он явился к преосвященному Филарету, тогдашнему митрополиту Московскому. Святитель с первого взгляда полюбил трудолюбивого проповедника. «В этом человеке есть что-то апостольское», - говорил он об отце Иоанне. Не раз в свободное время беседовали они наедине, и святитель с удовольствием слушал дивные рассказы отца Иоанна о его жизни среди алеутов. Осенью отец Иоанн вернулся в Петербург, где его ждало решение Святейшего Синода об увеличении штата священно- и церковнослужителей в американских владениях России. Ему также было разрешено печатать свои переводы, и, кроме того, за свои долголетние апостольские подвиги он был награжден званием протоиерея.

Но не только радостные вести ждали его в Петербурге; из Иркутска сообщили о кончине его супруги. Тяжко поразило его это горе. Митрополит Филарет, утешая его, убеждал принять монашество. Но из-за обремененности большой семьей и невозможности в миссионерских разъездах выполнять все требования монашеского устава отец Иоанн согласился не сразу. Когда же, по ходатайству митрополита Филарета, дети его (а их у него было шестеро: две дочери и четыре сына) были устроены на казенное содержание, то он, видя в этом указание Божие, подал прошение о пострижении в монашество. Постриг был совершен 19 ноября 1840 года с наречением имени Иннокентия, в честь святителя Иркутского. На другой день иеромонах Иннокентий был возведен в сан архимандрита.

Между тем в Святейшем Синоде состоялось решение об образовании новой епархии, к которой были отнесены и Алеутские острова. Возник вопрос о назначении архиерея на новое место. Императору Николаю Павловичу был представлен список из трех избранников, в числе которых был и архимандрит Иннокентий. Государь пожелал его видеть. Обласкав новопоставленного архимандрита, император сказал ему на прощанье: «Передайте митрополиту, что я желаю, чтобы вы были назначены архиереем новой епархии».

Посвящение Иннокентия во епископа Камчатского, Курильского и Алеутского последовало 15 декабря 1840 года в Казанском соборе. «Я твердо уповаю и верую, – говорил во время своего наречения во епископа Иннокентий, – что Господь, так давно путеводящий меня и дающий мне ныне новый жребий служения благодатию Своею, дарует мне и новые силы к совершению моего служения. Молю вас, Богоизбранные отцы и предстоятели сущей на земле Церкви! Восприимите меня в молитвы ваши и молите Господа, да будет со мною благодать и милость Его всегда». 10 января 1841 года преосвященный Иннокентий уже выехал из Петербурга к месту своего служения на остров Ситху, в Новоархангельск, где было назначено его местопребывание.

Обратный путь епископ Иннокентий совершал уже через Сибирь. По пути он заехал в Иркутск. Можно себе представить, с каким чувством въезжал преосвященный Иннокентий в свой родной город и с каким благоговением и радостью встречали жители Иркутска бывшего своего священника. Народ толпами встречал его при въезде, все церкви приветствовали колокольным звоном. Преосвященный посетил Благовещенскую церковь, где прежде служил священником, и совершил там литургию с благодарственным молебствием. Отъезжая из Иркутска, он заехал на место своего рождения в село Ангинское, заходил в избу, в которой родился и провел детство, посетил своих старых знакомых и, отслужив молебен, пустился в дальний путь, напутствуемый добрыми пожеланиями земляков. Наконец, 27 сентября 1841 года после утомительного и долгого пути Иннокентий благополучно прибыл на остров Ситху.

Теперь, с принятием нового звания, круг просветительской деятельности епископа Иннокентия сильно расширился. Он начал с открытия новых приходов, в которых до сих пор чувствовался сильный недостаток. Поставляя священников во вновь открытые приходы, преосвященный давал им самые подробные наставления и убеждал их действовать силой проповеднического слова, а не принуждением или заманчивыми обещаниями.

Обращения туземцев шли также успешно и почти без всяких настояний миссионеров; напротив, искавшие Крещения подвергались самому строгому испытанию. Особенно утешительными для миссионеров были обращения тех язычников, которые сначла сопротивлялись обращению, а затем сами являлись с мольбой о Крещении.

В местах, регулярно посещаемых миссионерами, население особенно ревностно исполняло их наставления. Случаев отпадения или возвращения к шаманству почти не бывало, если же они происходили, то скоро оканчивались раскаянием и исправлением. Бывали случаи и чудесного исцеления после Крещения. Так, одна старуха, будучи при смерти, пожелала принять Крещение, но так как сама она ходить уже не могла, то была принесена для таинства на носилках. После Крещения она вернулась домой самостоятельно, лишь опираясь на палку. Точно так же молодой мужчина, с детства страдавший припадками безумия, после Крещения совершенно исцелился. Нечего и говорить, что подобные случаи, свидетельствуя о Божественной силе христианства, особенно способствовали обращению туземцев. Помимо проповеди и наставлений в Законе Божием, епископ Иннокентий предписывал миссионерам учить детей и всех желающих грамоте как на местном, так и на русском языке, что население делало очень охотно, и вскоре грамотность туземного населения стала даже выше, чем грамотность населения коренной России.

Прожив в Новоархангельске около семи месяцев, преосвященный отправился обозревать свою епархию. На каждом острове, в каждой деревне принимали его с величайшим торжеством и радостью, и нигде не оставлял он жителей без архипастырского назидания. Его епархия была чрезвычайно обширной и обнимала многочисленные народы, жившие на американском материке, Алеутских и Курильских островах, на Камчатке и на побережье Охотского моря. Так, в первую свою поездку по епархии он преодолел более пяти тысячи верст где морем, а где и на собаках. Таких поездок для обозрения епархии, во время которых он старательно осматривал вновь устроенные приходы, освящая церкви, лично поучал инородцев Слову Божию и устраивал, где можно, училища для детей, у него было три.

За свою плодотворную миссионерскую деятельность среди народов далекой окраины России епископ Иннокентий в 1850 году был возведен в сан архиепископа.

Во время своих путешествий по материковой части России архиепископ Иннокентий бывал также и у якутов, и тунгусов, за отдаленностью жительства никогда не посещавшихся своими архипастырями. Архиепископ был знаком с этими народами еще с детства, когда сталкивался с ними у себя на родине, в селе Ангинском и в Иркутске. Следствием такого попечения было то, что Якутская область была отчислена от Иркутской епархии и присоединена к Камчатской. По этой причине преосвященный Иннокентий должен был переменить место своего постоянного жительства и переехать в Сибирь, в город Якутск.

Новые миссионерские труды предстояли здесь архиепископу Иннокентию. Якуты, принимая Крещение, главным образом, из-за подарков и некоторых льгот, оставались почти в полном неведении христианства и, вследствие редкого посещения их священниками, часто сохраняли прежние языческие верования и обычаи. Верный своим принципам, архиепископ Иннокентий немедленно принялся за просвещение страны, открывая храмы и часовни, переводя на якутский язык священные и богослужебные книги, для чего им была организована специальная комиссия. Несмотря на трудности этого перевода, комиссия успешно справилась со своей задачей, и 19 июля 1859 года в Якутском Троицком соборе впервые было совершено богослужение на якутском языке. Преосвященный сам служил молебен и читал Евангелие. Якутов до того тронуло это событие, что старшины их от лица всех своих собратьев представили владыке Иннокентию просьбу, чтобы день этот навсегда стал праздничным. Кроме этого, велась работа по переводу священных и богослужебных книг и на тунгусский язык.

Несмотря на свои уже преклонные лета, архиепископ почти постоянно предпринимал путешествия по своей еще более расширившейся епархии, часто подвергая себя разного рода лишениям и опасностям. В одно из таких путешествий, находясь в Аянском порту, он едва не был взят в плен англичанами, которые в связи с Крымской войной напали на российские дальневосточные владения. Преосвященный убедил англичан не брать его в плен, так как пользы им от этого не будет, что, принужденные кормить его, они понесут только ущерб. Англичане не только оставили его в покое, но даже освободили захваченного ими ранее одного священника.

Миссионерское рвение архиепископа Иннокентия простиралось и на более отдаленные народы, жившие по Амуру и даже за границей с Китаем. Как человек, преданный своей Родине, близко принимавший к сердцу ее интересы и радеющий о ее величии, он проявлял большую заботу о благоприятном для России разрешении амурского вопроса. С этой целью он сам предпринял путешествие по Амуру и составил подробную записку «Нечто об Амуре», в которой на основании личных наблюдений и опросов обосновал возможность навигации по Амуру и заселения его берегов. Содействие архиепископа Иннокентия присоединению Амура к России было оценено очень высоко: в его честь был назван город Благовещенск – в память начала его священнослужения в Благовещенской церкви Иркутска.

В конце июня 1857 года архиепископ Иннокентий был вызван в Петербург для присутствия в Святейшем Синоде. Его участие в работе высшего органа церковного управления помогло благополучно разрешить вопрос об открытии викариатства на Ситхе и в Якутске. Кафедру решено было перевести в Благовещенск.

Вернувшись из Петербурга, преосвященный Иннокентий переселился в Благовещенск, где так же неутомимо, так же ревностно продолжал дело своего служения, неусыпно заботясь о поддержании православия в епархии. Отсюда он также предпринимал частые путешествия по Амуру и по другим областям для личного надзора и наставления новообращенных. Но преклонные лета и плохое здоровье заставляли его задумываться об отдохновении. Но не к покою от трудов, а к новой деятельности готовил архиепископа Иннокентия Промысел Божий. В 1867 году скончался Московский митрополит Филарет, и на место почившего был назначен архиепископ Иннокентий. Сам преосвященный Иннокентий был поражен этой вестью более всех. Прочитав депешу, он изменился в лице и несколько минут был в раздумье. Затем целый день оставался один, а ночью долго и усердно молился, стоя на коленях. Дивился он собственной судьбе: сын бедного сельского пономаря, которому во время оно и в пономари, на место отца, невозможно было попасть, делается преемником великого архипастыря, одним из первых иерархов Русской Церкви – митрополитом Московским!

С глубоким смирением принял преосвященный Иннокентий новое свое назначение и стал собираться в путь. Излишне говорить, с каким чувством радости и благоговения встречали его жители сибирских городов, через которые ему приходилось проезжать по пути в Москву. В первый раз на своем веку видели они митрополита. С особой торжественностью приветствовали митрополита Иннокентия в его родном Иркутске, где из-за распутицы он пробыл довольно долго и несколько раз совершал литургию в сослужении с другими архиереями.

Наконец 25 мая 1868 года, вечером, огласивший всю Москву колокольный звон возвестил о прибытии в столицу ее нового архипастыря. На другой день высокопреосвященный Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский, вступил в Большой Успенский собор, на ступенях которого произнес речь, исполненную истинного смирения. «Кто я, – говорил он, – дерзающий восприять и слово и власть моих предшественников? Ученик отдаленнейшего времени, отдаленнейшего края и в отдаленной стране проведший более половины своей жизни; не более как смиренный делатель на ниве Христовой, учитель младенцев и младенчествующих в вере».

С таким смирением вступал преосвященный Иннокентий в новое свое служение. Ему было уже более семидесяти лет, он был удручен болезнью, почти слеп, но все-таки был преисполнен сил и рвения к деятельности. За новыми заботами он не забывал своего миссионерского призвания. С целью проповеди Евангелия на окраинах России им было учреждено миссионерское общество. Открытое в Москве в январе 1870 года, оно встретило большое сочувствие во всех уголках России. Во многих епархиях были открыты соответствующие комитеты. Но главной его заботой оставалось наставление народа в истинах христианской веры и нравственности.

31 марта/13 апреля – Преставление

Однако среди всех пастырских трудов и забот старость, недуги телесные давали о себе знать. Митрополит дважды ходатайствовал об увольнении на покой, однако просьбы его были отклонены. С некоторого времени ему пришлось отказаться от поездок по епархии, которые теперь за него совершали его викарии. С середины 1878 года митрополит Иннокентий почти непрерывно хворал и даже отменил в конце этого года поездку в Петербург для присутствия в Святейшем Синоде. На Страстной неделе, почувствовав приближение кончины, он попросил себя пособоровать. Последний раз приобщался в Великий четверг. 30 марта 1879 года он потребовал к себе преосвященного Амвросия (позднее епископа Харьковского) для чтения канона на исход души, а 31 марта в 2 часа ночи его не стало.

«Дайте знать, – говорил, умирая, преосвященный, – чтобы при погребении моем речей не было, в них много похвал. А проповедь по мне скажите, она может иметь назидание, и вот текст для нее: от Господа стопы человеку исправляются (Пс.36,23)».

На другой день в одиннадцать часов утра колокол Ивана Великого возвестил москвичам о кончине их святителя, а 5 апреля тело почившего было предано земле рядом с могилой митрополита Филарета в Троице-Сергиевой Лавре.

23 сентября/6 октября – Прославление

Не оставляет Господь Своих праведников и, предуготовляя им место в Царствии Небесном, заботится о их прославлении среди верных чад Своих под омофором земной Церкви. В марте 1974 года на заседании Святейшего Синода Православной Церкви в Америке был поднят вопрос о канонизации приснопамятного просветителя Аляски митрополита Московского и Коломенского Иннокентия (Вениаминова). 8 мая того же года американские иерархи обратились к Матери-Церкви в Москву с просьбой изучить вопрос о возможной канонизации митрополита Иннокентия, если на то изволится Духу Святому и Священному Синоду Русской Православной Церкви.

Три года ушло на изучение бережно собранных в США и на родине святителя свидетельств о его жизни и равноапостольных трудах. А 23 сентября (6 октября по новому стилю) 1977 года Священный Синод Русской Православной Церкви, воздав славу и хвалу Господу, определил: приснопамятного митрополита Иннокентия, святителя Московского и апостола Америки и Сибири, причислить к лику святых, благодатию Божиею прославляемых, и совершать его память дважды в год – 31 марта, в день блаженной кончины, и 23 сентября – в день его прославления. 10 июня память святителя Иннокентия празднуется вместе со всеми Сибирскими святыми, прославленными в 1984 году.

Прп. Пимена Угрешского (1880)

ДНИ ПАМЯТИ:

30 августа

6 сентября (переходящая) – Собор Московских святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО

ПИМЕНА УГРЕШСКОГО

Преподобный Пимен (в миру Петр Дмитриевич Мясников) родился 10 августа 1810 года в городе Вологде. Родители его, Дмитрий Афанасьевич и Авдотья Петровна, были люди благочестивые, честные и достаточные и происходили из торгового сословия.

Когда Петру минуло семь лет, его стали учить грамоте. Народных училищ в то время в Вологде не было, и дети людей среднего класса учились грамоте, где придется. Неподалеку от дома Мясниковых жила одна старушка – Крылова, из духовного звания, зырянка из города Никольска. Старушка эта имела небольшой домик и занималась печением сдобных ватрушек; у нее были три дочери немолодых уже лет – старшая, Пелагея Егоровна, была портниха, а обе младшие – башмачницы и неугомонные певуньи. Пелагее Егоровне выпало на долю быть преподавательницей грамоты мальчику Петру. Он и его товарищ, по имени Андрюша, ежедневно ходили к этой учительнице.

Но, вероятно, ученая портниха не в равной мере обладала способностью шить и способностью преподавать; прошло два года, что мальчики учились, а все еще читать порядком не умели. Тогда учеников от Пелагеи Егоровны взяли. Андрюшу отдали в медники, а Петрушу поместили к крестному отцу, который и довершил образование своего крестника, доучив его грамоте. Впрочем, и тут успех был неполный: читать крестник выучился хорошо и бойко, но что касается чистописания – эта наука ему вовсе не далась, и он усвоил себе почерк мелкий и малоразборчивый.

Когда Петру было уже лет десять-одиннадцать и он мог свободно читать, он принялся за чтение Библии крупной и четкой печати елизаветинских времен, бывшей в родительском доме. Чтение божественной книги имело на него большое влияние и оставило в уме отрока неизгладимые следы: он охладел ко всему временному и, помышляя более о небесном. нежели о земном, начал думать, как бы ему поступить в монастырь. Отец его был церковным старостой в своем приходе, и Петр, когда только мог, непременно бывал в церкви. Он часто также ходил в Духов монастырь и, встречаясь там с одним подвижником, познакомился с ним. Он был человеком благочестивым и, кроме храма Божьего, почти нигде не бывал. Жил он в уединенной келейке, которую для него выстроили у себя на дворе всеми уважаемые в Вологде пожилые девицы Ачябьевы. Этот подвижник, к которому Петр начал ходить, поддерживал в юноше его благочестивое настроение.

Достигнув семнадцатилетнего возраста, Петр достал себе книгу «Алфавит Духовный» и, прочитав ее, окончательно утвердился в мысли отказаться от мира.

Зная крутой и несговорчивый характер своего отца, не слишком расположенного к монашеству, Петр весьма опасался открыться ему, предвидя с его стороны сильное сопротивление. К счастью, две из его младших сестер отпросились у отца вступить в Горицкий Троицкий монастырь. Это облегчило и Петру объяснение с отцом, и тот, хотя и не весьма охотно и не вдруг, однако согласился не мешать благочестивому юноше последовать примеру сестер.

Юный послушник Петр находился на послушании в келарной, помощником келаря. Не без пользы провел он время своего новоначалия в Новоезерском монастыре и по прошествии многих лет, вспоминая о своем там жительстве, рассказывал многие подробности виденного им и различные обстоятельства тамошнего житья, глубоко врезавшиеся в его память.

После кончины архимандрита Феофана, последовавшей 3 декабря 1833 года, Петр прожил еще несколько месяцев в Новоезерском монастыре, а в июне отправился на родину, в Вологду, хлопотать о своем увольнении от общества.

Отец Игнатий (Брянчанинов), бывший в то время игуменом Лопотова монастыря, снабдил Петра двумя письмами, из которых одно было адресовано известному Оптинскому старцу и учителю, отцу Леониду (Наголкину), другое – к отцу Иларию младшему, жившему когда-то в Свирском монастыре вместе с Брянчаниновым.

Благодаря этим двум письмам Петр был радушно принят в Оптиной пустыни.

Иеромонах Иларий, к которому Петр также имел письмо от отца Игнатия, был в Оптиной пустыни ризничим, и так как, кроме него, был еще и другой Иларий, то в отличие от того этот назывался младшим.

По рекомендации игумена Игнатия (Брянчанинова) в 1834 году иеромонах Иларий был назначен настоятелем Николо-Угрешского монастыря Московской епархии с возведением в сан игумена, и, отбывая на свое новое место служения, взял с собой послушника Петра в качестве своего келейника.

При поступлении своем на Угрешу Петр был совершенный юноша, и хотя от роду ему шел уже двадцать четвертый год, он казался на вид несравненно моложе; небольшого роста, крепкого телосложения, но не слишком плотный, с живыми, проницательными глазами, которые все видели, все замечали; с темными широкими бровями и густыми, как шелк, темно-каштановыми волосами; бороды и усов не было еще и признаков.

Он приехал из Вологды в подряснике из толстого черного сукна «оптинского» покроя и в кожаном поясе из тюленя, известном под названием «соловецких» поясов. Такое одеяние показалось очень странным угрешской братии; много над ним трунили; говорили, что в штатном монастыре так не одеваются; называли его кожухом, однако Петр нисколько этим не обижался и, не обращая внимания на то, что говорят другие, и хорошею ли, дурною ли находят его одежду, продолжал носить свой подрясник, пока он ему годился.

Недели через две по приезде он подал прошение о своем принятии в братство монастыря.

При настоятельских келлиях для келейника особой каморки не было, а в передней был отгорожен угол с окном, и здесь прожил Петр первые пять лет своего пребывания на Угреше.

26 марта 1838 года игумен Иларий постриг послушника Петра в мантию и нарек ему имя Пимен в честь великого подвижника монашества, как бы предвещая ему, что и его имя в современном монашестве будет чтимо и останется приснопамятным. После того он целую неделю неисходно пребывал в Успенской церкви, где был пострижен, и в скором времени, уволенный от должности келейника, получил отдельную келлию.

Все прежние его послушания остались за ним, а вместо келейного он получил послушание церковное.

В феврале 1839 года монах Пимен был хиротонисан в сан иеродиакона.

Угрешский казначей отец Серафим, очень хороший монах и человек способный, в начале 1839 года был переведен митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым) в Московский Знаменский монастырь, а на его место был назначен исправляющим должность иеродиакон Пимен. Несмотря на то, что ему было едва тридцать лет и в монастыре были иеромонахи гораздо старше его летами, но ни на кого из них не пал выбор владыки. Менее чем через год настоятелю монастыря было предписано отправить иеродиакона Пимена к викарию Московскому для посвящения во иеромонаха. 25 апреля 1840 года иеродиакон Пимен был рукоположен в сан иеромонаха. 26 февраля 1844 года – утвержден в должности казначея.

Игумен Иларий мало входил в вещественные нужды обители, помышляя более о духовном ее строе. Иеромонаху Пимену приходилось иметь попечение о ее благосостоянии, и на нем лежали все тяготы управления. Мало-помалу он осваивался с ними и незаметным образом подготовлялся к той многосторонней деятельности, какой потребовала от него впоследствии многолюдная и обширная обитель, благодаря ему процветшая и прославившаяся.

16 октября 1853 года стараниями отца Пимена и при поддержке митрополита Московского Филарета Николо-Угрешский монастырь был преобразован из штатного в общежительный, а иеромонах Пимен был возведен в сан игумена и назначен настоятелем обители ввиду того, что игумен Иларий подал прошение об увольнении на покой.

Относительно нравственных качеств отца Пимена можно сказать, что для себя он не был ни корыстолюбив, ни стяжателен, ни вещелюбив. Имея в руках десятки и сотни тысяч, он не сберег собственно для себя ни одного рубля и все, что было у него денег, велел записать монастырскими. Но, не будучи стяжателен для себя лично, нельзя сказать, чтобы он был вовсе чужд стяжательности для обители. Напротив того, он постоянно помышлял о том и прилагал все свое старание, чтобы увеличить и упрочить вещественное благосостояние Угреши, и радовался, когда делалось что-нибудь для обители, и скорбел, если желаемое им не осуществлялось или было замедляемо. Но и при всей своей преданности интересам монастырским и при всегдашнем и неусыпном о нем попечении, он прежде всего памятовал свое монашеское звание и потому с великой осторожностью делал каждый шаг, опасаясь подать повод к невыгодному отзыву о монашестве, и с великой осмотрительностью принимал предлагаемое благотворителями.

Будучи в отношении к братии весьма взыскателен, он, когда требовалось утешить кого-нибудь, наградить, помочь, не стеснялся и давал полною мерою. Старшим из братии, когда отпускал их побывать в Москве, давал по пяти, по десяти рублей и более, а когда по прошествии многих лет жительства в монастыре кто-нибудь из иеромонахов отпрашивался на богомолье в Киев или на родину, и это было далеко, он давал значительное, достаточное с избытком для путешествия количество денег, сообразуясь с потребностями каждого, и были случаи, что он давал и по несколько сот рублей. Он умел требовать, умел взыскивать и, наказывая строго, любил и утешить человека достойного из братии и умел щедро и не стесняясь наградить и поощрить. Он всегда носил в кармане множество серебряных монет, и когда при встрече с ним просил у него прохожий, нищий, погорелый, рабочий или странник, он не отказывал никогда и, опустив руку в карман и смотря по тому, кто был просящий, давал ему столько, сколько почитал нужным и достаточным.

Он не отказывал послушникам, живущим в монастыре и хорошо себя ведущим, платил за них подати или оброк, хотя бы это составляло и несколько десятков рублей. «Он трудится для монастыря и братии, – говорил отец Пимен, – почему же монастырю и не помочь ему?»

В постные дни и во время положенных постов отец Пимен, согласно с уставом, умеренно употреблял надлежащую пищу и в продолжение Великой Четыредесятницы, хотя и строго воздерживался от рыбы, но не удручал себя чрезмерным воздержанием, а говаривал: «Дай Бог соблюсти в точности и то, что нам положено по уставу, не мудрствовать, а в простоте исполнять».

Отец Пимен был всегда усерден к церковному богослужению и, глубоко проникнутый духом монашества, строго придерживался устава церковного и не дозволял никаких отступлений ни в самой службе, ни в часах богослужения, которые, однажды установленные, никогда не были изменяемы. Сам он, пока дозволяло ему здоровье, всегда приходил к утрене, начинавшейся в три часа по будням, а в воскресные и в праздничные дни часом или получасом ранее; сам назначал, кому из иеромонахов или иеродиаконов читать Шестопсалмие, выбирал из Пролога чтение по шестой песни и оставался до конца, но на раннюю обедню молиться не оставался, а приходил к поздней. Весьма часто в будни он сам читал кафизмы или канон, не очень громко, но так внятно и явственно, что во всей церкви слышалось каждое его слово.

Чтение его отличалось простотой и плавностью: он не понижал и не возвышал голоса, читал мерно и неспешно. Он не одобрял тех, которые при чтении, как он выражался, виляют голосом. «Читай просто и внятно, а голосом не виляй; слово Божественное имеет свою собственную силу и не требует, чтобы мы старались своим голосом придавать ему выражение; я почитаю это даже за самомнение, будто я могу своим чтением произвести более впечатления, чем смысл того, что Церковь положила читать; слово Божие более подействует, чем наш голос».

Он был глубоко и искренно благочестив, не суемудрствуя и не сомневаясь в учениях Святой Церкви или святых отец. Ему часто случалось говорить мирянам в ответ на какое-нибудь сомнение или на извинение, что они не исполняют в строгости устава Церкви: «Нам тут сомневаться не в чем, этому учит Святая Церковь, и извинять себя не можем своими мудрствованиями; почитайте-ка, что об этом говорят святые отцы, вот и увидите, а они Богу угодили, да и поумнее были многих ваших теперешних ученых умников, которые только мудрствуют и сами заблуждаются, и других вводят в соблазн и в грех. От своих дел никто из нас не оправдится, а если чувствуешь, что делаешь отступления, так не оправдывай себя, а смиряйся, сознавай, что ты согрешил и живешь худо, не так, как следует, не по Божественному слову, и прибегай к милосердию Божьему, а не говори: экая важность, что я это делаю или этого не делаю. Очень велика важность; ты не хотел знать, что об этом говорили святые отцы, прославленные угодники Божии, которые были не нам чета, ты делал заведомо отступления от устава Церкви, стало быть, ты отступник и не исполнил закон Христов, стало быть, ты повинен чему? Знаешь ли? Ни много ни мало, только геенне огненной. Так кайся, а не оправдывайся. Сознай свою слабость, проси прощения у Бога, а не смей говорить: экая важность! Сугуб грех имаши. Так-то, сударик, больше Церкви, выше святых не будешь».

И в этом духе отец Пимен очень часто говаривал мирским людям, нисколько не стесняясь значительностью лица.

«Если мы говорить не будем, кто же скажет? Не спрашивают – не навязывай своих убеждений, не лезь с непрошеными советами; а если спросили тебя, дали тебе повод говорить, желают услышать слово на пользу, тут нечего стесняться и деликатничать; говори дело, как есть, не на лицо зряще. Господь с тебя же взыщет: мог сказать правду, предостеречь брата твоего от греха и погибели и не сделал этого из пустого, глупого мирского угождения. Двум господам слугой не будешь: служи Богу, а не человеку; а рассердится на тебя за правду, что тебе от этого? И он человек такой же, как ты; дурно ему, а не нам, мы сказали слово истины, не человекоугодствовали».

24 августа 1858 года за выдающиеся заслуги по устроению монастыря митрополит Московский Филарет возвел игумена Пимена в сан архимандрита. За это время трудами отца Пимена было выстроено в монастыре пять церквей; Николаевский собор в 1843 году, церковь преподобной Марии Египетской в 1851 году, Успенская в 1852 году и 1860 году – Скорбященская и Петропавловская скитская. Все они были освящены митрополитом Московским Филаретом.

К 1866 году относится событие, весьма важное для Угрешского монастыря, принесшее великую честь отцу Пимену и заслужившее ему всегдашнюю, нескончаемую благодарность тысяч людей – это учреждение и открытие монастырского народного училища.

В 1869 году архимандрит Пимен был назначен благочинным общежительных монастырей Московской епархии. К нему под начало поступили следующие мужские монастыри: Троицкий Коломенский Ново-Голутвин, Николо-Угрешский, Николо-Пешношский, Старо-Голутвин Коломенский, Бобренев, Белопесоцкий, Николо-Берлюковский, Спасо-Гуслицкий, Давыдовская пустынь, Екатерининская пустынь и женские: Бородинский, Аносин-Борисоглебский, Спасо-Влахернский, Крестовоздвиженский-Лукинский и Одигитриевская-Зосимова пустынь.

Над отцом Пименом исполнилось слово Христа Спасителя: «Аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой». Во всю свою жизнь отец Пимен непрестанно памятовал свое монашеское звание и с этой точки зрения смотрел на каждый свой шаг, на все свои действия, прежде всего задавая себе вопрос: «Прилично ли сие для монаха или предосудительно?» Он свято хранил иноческие обеты нравственной чистоты и целомудрия, нестяжательности и послушания, любил монашество, глубоко был проникнут его духом и, желая быть сам истинным монахом, старался водворить этот дух не только в Угрешской обители, им управляемой, но и во всех общежительных монастырях, подчиненных его ведению как благочинному.

Его ценили, уважали и чтили три святителя, митрополиты Московские, при которых он управлял воссозданной им обителью; при первом из них он только начал возрастать, он складывался, развивался, креп, созревал и, проникнутый благотворным влиянием его несокрушимого духа, оказался достойным делателем его времени, сохранив на себе неизгладимые его следы; второму он предстает уже как муж зрелый, советник разумный и опытный, опора церковный власти, проницательное и бдительное око, блюститель и ревнитель благих иноческих преданий, хранитель строгих правил высокой нравственности, чистоты духовной и нестяжательности вещественной; третий при восхождении своем увидел в нем созревший и от полноты своей долу преклонившийся колос.

Праведная кончина архимандрита Пимена последовала 17 августа 1880 года. Почитание архимандрита Пимена началось сразу же после его блаженной кончины, множество паломников приходило к месту его погребения. Часовня над могилой отца Пимена никогда не бывала безлюдной, многие приносили ему свои молитвы, воздыхания, скорби и радости.

Возобновление почитания архимандрита Пимена произошло вместе с открытием обители в 1990 году.

Архиерейский Собор Русской Православной Церкви определил причислить к лику общецерковных святых и включить в Месяцеслов Русской Православной Церкви преподобного Пимена Угрешского (Мясникова; 1810–1880; память 17/30 августа), ранее прославленного как местночтимого святого Московской епархии.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-pimen-ugreshskij

Прп. Антипы Валаамского (Афонского) (1882)

ДНИ ПАМЯТИ:

23 января

23 августа (переходящая) – Собор Валаамских святых

14 октября – Собор Молдавских святых

ЖИТИЕ

Иеросхимонах Антипа родился в Молдавии, в селе Калаподешти Текунчского уезда в 1816 году. Родители его были люди православные и весьма благочестивые. Жили они в большой бедности. Отец его, Георгий Константинович Лукиан, служил дьяконом в убогой церкви села Калаподешти; мать его, Екатерина Афанасьевна, впоследствии поступила в женский монастырь и с именем Елисавета скончалась в схиме. Долго у Лукианов не было детей; наконец по молитвам жены у них родился сын Александр, впоследствии в схиме получивший имя Антипы.

Рождение будущего подвижника ознаменовалось особенным благоволением Божиим: мать родила его без болезни; затем до конца жизни осеняла его чудная благодать Божия. Еще в детстве, когда он пас овец своего отца в глухом лесу, где водилось множество ядовитых змей, брал он их живых без малейшего вреда в свои руки и тем приводил в ужас сторонних зрителей. Раз он пошел в огород к своему соседу, семейному человеку, у них зашел разговор о змеях, тогда мальчик уверял, что он не боится змей и даже берет их на руки живых; сосед не верил ему и даже смеялся над ним, как вдруг, по смотрению Божию, очутилась в том самом огороде одна змея, которую мальчик без боязни взял на свои руки; сосед же, испугавшись, закричал на всю мочь и пустился бежать. Так Бог хранил от юности сего отрока.

Одаренный от Бога высокими духовными дарованиями, в отрочестве о. Антипа был как бы лишен обыкновенных, естественных способностей: от природы он был очень простоват и крайне непонятлив. Эта двойственность о. Антипы производила соответствующее впечатление на его сверстников. Иногда они, поражаемые проявлением в нем чего-то дивного, необычайного, падали пред ним со страхом на колени и называли его своим владыкой; иногда же – ругали и били его за его простоватые выходки.

Долго, не смотря на самое усердное прилежание, не мог о. Антипа научиться грамоте. Видя его неспособность, учителя даже советовали ему лучше оставить школу и обучаться какому-либо ремеслу. О. Антипа горько плакал. «Нет, – говорил он, – мое единственное желание научиться читать; я до смерти буду заниматься только чтением Божественных книг». Усердие, труд и молитва, наконец, победили, и священные книги для о. Антипы стали единственным всегдашним источником духовного назидания и самых сладостных утешений.

Еще о. Антипа ходил учиться в школу, как скончался его отец, и все их семейство осталось без опоры. Его, как старшего, как будущего кормильца, отдала мать в обучение переплетному мастерству. Мужественно претерпев все тяжкие невзгоды в чужом доме у жестокого хозяина, беззащитный сирота с помощью Божией быстро достиг звания переплетного мастера и, возвратясь на родину и обзаведясь собственным хозяйством, еще юношей сделался опорой и единственной отрадой вдовствующей своей матери и всей семьи.

Полное довольство царило в семействе Лукиана, но сердце молодого хозяина не находило утешений в земном. Часто вдали от всех, обливаясь слезами, недоумевая, где обрести покой души, мысленно взывал он к Богу: «Скажи мне, Господи, путь в он же пойду, яко к Тебе взях душу мою!» (Пс.142:8). В одну из таких уединенных мысленных бесед с самим собой, на двадцатом году своей жизни, внезапно о. Антипа был озарен дивным, неизъяснимым светом. Свет этот наполнил сердце его невыразимой радостью, из очей его потоками полились неудержимые, сладостные слезы – тогда, как бы ощутив в этом свете высшее Божественное звание, о. Антипа в ответ на зов Божий в радости воскликнул: «Господи, я буду монахом!»

Но Господь промыслительно попускал на него и разнообразные бесовские искушения. Бесы являлись ему в виде черных эфиопов и черных собак, но при знамении креста они мгновенно, сверкнув молнией, исчезали. Иногда принимали они на себя и другие многоразличные отвратительные образы, производили ужасный треск и шум, наводили невыразимый страх на душу подвижника. Пред наступлением бесовских искушений в воздухе нередко слышался глас, предварявший о. Антипу и взывавший к нему: «Готовься! Будет искушение!»

Кроме искушений от бесов, много скорбей и поношений в разное время претерпел о. Антипа и от враждовавших на него людей за его прямоту и неудержимую ревность к благочестию. Так «десными и шуйими» возводился он по степеням лествицы совершенства.

II.

Однажды ночью тихо вышел о. Антипа из дома своих родителей и направился в знаменитый в Молдавии богатый Нямецкий монастырь. В соборном монастырском храме со слезами повергся он перед чудотворной иконой Нямецкой Божией Матери. Церковь была совершенно пуста. Вдруг сделался шум, и завеса, закрывавшая святую икону, отдернулась сама собой. В умилении и в неизъяснимой радости души приложился о. Антипа к чудотворному образу Царицы Небесной.

Благодатно утешенный в Божием храме, с великой печалью вышел о. Антипа из келлий настоятельских, когда, несмотря на все его просьбы и мольбы, ему решительно отказали в приеме в Нямецкую обитель. И он отправился в Валахию. Там небольшой штатный монастырь принял странника в свои мирные стены. Более двух лет с полным самоотвержением трудился здесь ревностный подвижник в монастырских послушаниях. Жизнь его была исполнена скорбей и лишений. Ему не давали монастырской одежды, не было у него келлии. Утомленный, засыпал он где случится: на хуторе, на кухонном полу. Раз, заснув в поле на сене, он занесен был снегом – полузамерзшего, его едва привели в чувство.

С подвигами телесными, бдением, постом, соединял юный воин Христов умную молитву, которой научил его схимонах Гедеон, около 30 лет подвизавшийся в затворе близ их монастыря.

Строгая, самоотверженная жизнь о. Антипы резко выделялась среди общего монастырского строя. Духовник советовал ему идти на Афон. Туда же стремилось сердце и самого о. Антипы; только уже и на первых шагах своего подвижничества обнаруживая духовную рассудительность – этот главнейший признак истинного подвижника, в решении своего недоумения он желал слышать голос опытного в духовной жизни старца.

В это время славился в Молдавии своими высокими подвигами и духовной опытностью настоятель монастыря, называемого «Браз», архимандрит Димитрий. До настоятельства в глухом лесу проводил он строгую отшельническую жизнь. Случайно тогда нашел он в земле сосуд, наполненный золотыми монетами. При сосуде была записка, объяснявшая, что деньги эти принадлежат Молдавскому митрополиту Досифею, который спрятал их, узнав о неизбежной ему мученической кончине от рук турок. «Кто найдет эти деньги, – говорилось далее в записке, – тот должен выстроить на них монастырь и три скита; по окончании постройки третьего, последнего скита обретут и мои мощи».

Объявив о чудесной своей находке Молдавскому митрополиту и с его благословения о. Димитрий ревностно приступил к исполнению последней воли блаженного митрополита Досифея. Воздвигнут был великолепный монастырь. «Как Нямецкий», – говорил о. Антипа. Окончена была постройка и третьего, последнего скита, в ограде которого поручил о. Димитрий выкопать для себя могилу. Когда в день освящения скитского храма прибыл в скит о. Димитрий, ему объявили, что могила, которую он приказал вырыть, что-то осыпается. В его присутствии докопались и обрели ковчег с мощами блаженного митрополита Досифея. «Я сподобился видеть эти мощи, – говорил о. Антипа, – я прикладывался к ним: от них благоухание».

К этому-то о. архимандриту Димитрию и обратился о. Антипа за духовным советом. Вообще о. Димитрий всегда удерживал стремившихся на Афонскую гору, но на этот раз, к удивлению всех, он согласился отпустить туда о. Антипу, прибавив, что он сам предварительно пострижет его в монахи. Так, монахом, с именем Алимпия, напутствованный благословениями великого старца, отправился о. Антипа на Святую Гору.

В одной из пустынных келлий Афона подвизались в это время два соотечественника о. Антипы – молдаване: иеросхимонахи Нифонт и Нектарий. К ним желал он поступить в ученики. «Ты недавно принял монашескую мантию, – отвечали ему на его просьбу опытные отцы, – и тебе следует сперва потрудиться в послушаниях в монастыре». Повинуясь их совету, о. Антипа поступил в греческий Есфигменов монастырь. Около четырех лет трудился он в той обители в поварне. Здесь в течение целого года находился он в тягчайшем и опаснейшем для подвижника искушении: от него отступила умная молитва и с нею прекратились все благодатные утешения. И ум, и сердце его исполнены были подавляющей тьмы и скорби. Только твердое упование на заступление Божией Матери сохранило его тогда от отчаяния. Кончилось время послушнического искуса, и старцы молдавские приняли своего собрата на высшие подвиги в пустыню.

«Тебе надо теперь облечься в схиму – я постригу тебя», – сказал однажды о. Нифонт о. Антипе. «Я с великою радостью готов принять схиму, только боюсь, что тогда ты не отпустишь меня одного в пустыню», – отвечал ему о. Антипа. «Конечно, не отпущу, – сказал о. Нифонт, – ты нужен нам». В голове о. Нифонта уже зарождалась тогда мысль устроить на Афоне самостоятельный общежительный молдавский скит. Он осознавал, что в деле устроения скита ему будет весьма полезен о. Антипа, почему и желал сам постричь его в схиму и тем, по закону духовному, привязать его к себе навсегда. О. Антипа понимал цель старца, и она безмерно тяготила его. В недоумении с вопросом о схиме и старец, и ученик решились обратиться к иеросхимонаху Евфимию, их общему духовнику, пустыннику и весьма благочестивому старцу. О. Евфимий принял сторону о. Антипы, и по его совету о. Антипу постригли в схиму и предоставили ему полную свободу одному проводить отшельническую жизнь.

Весьма неохотно отпустил о. Нифонт своего схимонаха в пустыню. Неохота эта выразилась даже и внешним образом в том, что он не дал ему решительно ничего, что представлялось необходимым для первоначального обзаведения. С голыми руками вошел о. Антипа в полуразвалившуюся отшельническую хижину; она была совершенно пуста, только в переднем углу на карнизике нашел он небольшую икону Божией Матери, на которой от многолетней копоти нельзя было рассмотреть лика. Невыразимо обрадовался о. Антипа своей находке. Он чувствовал, что обрел драгоценное духовное сокровище. Немедленно, взяв с собою святую икону, отправился он к знакомому иконописцу – пустыннику иеродиакону Паисию, переселившемуся со святых гор Киевских на священные высоты Афона, и стал просить его промыть икону, только промыть как можно осторожнее, чтобы не повредить ее и отнюдь не поправлять ее красками. Никак не соглашался на таких условиях взять к себе икону о. Паисий, и только по убедительным просьбам о. Антипы решился, наконец, он попробовать промыть ее, хотя вполне сам осознавал всю бесполезность такой пробы. Несколько времени спустя возвратил он о. Антипе икону совершенно новую, клятвенно уверив его, что она стала такою от одной простой промывки и что это явление чрезвычайно поразило его самого. Так чудно из многолетней тьмы проявившая себя во свете икона Владычицы прославила себя впоследствии многими благодатными знамениями. «Она – чудотворная!» – в радости всегда свидетельствовал о ней никогда с нею не разлучавшийся о. Антипа. Позже эта икона находилась в Валаамском монастыре, в храме преподобных отцов Сергия и Германа, валаамских чудотворцев, на левой стороне у переднего столба, в небольшом иконостасе.

Невозможно было жить в полуразвалившейся сырой пустыни; средств же на ее поправку у о. Антипы не было никаких. Раз в задумчивости шел он по пустынным тропинкам Афонской Горы: вдруг его останавливает незнакомый отшельник. «Батюшка, – говорит он ему, – добрые люди дали мне пять червонцев и просили передать их беднейшему пустыннику. Помолясь, я решился отдать эти деньги первому, кого встречу. Так возьми их – они, должно быть, тебе нужны». С благодарностью, как от руки Божией, приняв деньги от руки незнакомца, о. Антипа пригласил к себе одного белого священника-келлиота, занимавшегося плотничным мастерством, и тот приступил к исправлению его келлии. Четыре дня шла успешно работа, но на пятый день келлиот опасно заболел сильнейшим припадком холеры – в изнеможении упал он недалеко от келлии, и с ним сделались судороги. Очень встревожился о. Антипа. Не имея сил втащить больного в свою келлию, в каком-то необъяснимом порыве, как единственную надежду и заступление вынес он икону Божией Матери и поставил ее на возвышении против лежавшего на земле келлиота; сам же, углубившись в чащу леса, стал молить Господа об его исцелении. Долго молился о. Антипа, когда же по молитве возвратился он к своей пустыни, то с изумлением и великою радостью увидал он отчаянно больного уже совершенно здоровым и за работой. «Икона твоя меня исцелила, – объяснил о. Антипе бывший больной, – она – чудотворная. Я лежал как мертвый. Вдруг почувствовал я, что от иконы Царицы Небесной обдает меня необъяснимо живительным теплым дыханием: я совершенно согрелся и в одно мгновение здоровым встал на ноги».

В короткое время обстроилась келия о. Антипы и мирно потекли дни его. С подвигом молитвенным отшельник по необходимости соединял безмятежное рукоделие – делание деревянных ложек, которые и продавал на Корее, собственно для своего пропитания. За советом в духовной жизни обращался он к пустыннику, схимонаху Леонтию – старцу святому и великому подвижнику; с ним и в последующее время он находился в ближайшем духовном общении; с его только благословения решался он на новые шаги.

Между тем мысль о. Нифонта об устроении молдавского скита стала мало-помалу осуществляться. В Молдавии, в городе Яссы устроено было уже им подворье; на Афоне приобретена была земля, на которой быстро поднимались скитские здания; число братий росло. Тогда молдавские старцы стали просить о. Антипу в сотрудники. Повинуясь совету духовных отцов, он согласился. Его посвятили в иеродиакона, потом скоро в иеромонаха и сделали келарем.

Занимая в возникающем общежительном скиту, по-видимому, незначительную должность, о. Антипа по мере своих сил ревновал о сохранении в нем общежительных правил во всей силе. Однажды о. Нифонт, будучи уже игуменом, в общей братской трапезе благословил келарю приготовить для себя и для какого-то прибывшего к нему гостя отдельное кушанье. Келарь не приготовил; игумен разгневался и велел встать ему на поклоны. «Поклоны я буду класть с радостью, – отвечал келарь игумену, – но прошу, батюшка, извинить меня: сделано это мною с благой целью, дабы не было претыкания и соблазну братии, так как самим тобою же начаты добрые уставы по правилам святых отец, то чтобы тобою же не были оные нарушаемы, потому что настоятелю во всем надо быть самому примером для всех: тогда только будет твердо и надежно наше общежитие». Впоследствии, когда совершенно успокоилось волнение, о. Нифонт благодарил о. Антипу за его благоразумную ревность.

Дела по устройству скита побудили о. Нифонта года на три ехать в Молдавию; на все это время управление всеми отраслями скитского общежития возложено было на о. Антипу. Ему же потом предоставлено было и право исполнять обязанности духовника, для чего, по афонскому обычаю, в храме архипастырем прочтена была над ним молитва и выдана была ему особая грамота.

III.

С возвращением о. Нифонта на Афонскую Гору настало время для о. Антипы расстаться навсегда со священным местом многолетних его духовных подвигов, к которому он привязался всеми силами души и о котором до конца своей жизни сохранил глубокую благоговейную память: о. Нифонт назначил его экономом на их Ясское подворье.

Из тихих пределов Афонской Горы очутясь неожиданно среди разнообразных хлопот и попечений в шумном городе, о. Антипа прежде всего старался и здесь, как в минувшие дни в пустыне, во всей точности исполнять все схимническое правило по уставу Афона: так заповедал ему о. Нифонт, отправляя его в Яссы. На все могущее вредно повлиять на душу подвижника, при обилии всевозможных искушений, окружавших его со всех сторон, опытный воин духовный вооружился мощным оружием – постом. Постоянно по два и по три дня, иногда даже по неделе, он совершенно не употреблял ни пищи, ни питья. Сам проводя строгую подвижническую жизнь, всей душой любя святую веру и благочестие, о. Антипа при всяком удобном случае, несмотря на лица, с ревностью обличал замечаемые им отступления от церковных постановлений. Такая его ревность, соединенная с простотой и искренней любовью, при назидательном, проникнутом глубокой духовной опытностью, его слове, при собственном примере его высоко подвижнической жизни вскоре расположила к о. Антипе сердца людей сановных и простых. Все они с верою и благоговением принимали его советы и слушали его наставления. Особенное благоволение оказывал ревностному подвижнику высокопреосвященный митрополит Молдавский. Он поставил его духовником в двух женских обителях и сам часто беседовал с ним о предметах духовных. Со своей стороны и о. Антипа питал к святителю чувство полного сыновнего доверия, которое выразилось, между прочим, и в следующем обстоятельстве.

В дни подвижничества своего в пределах Горы Афонской от продолжительного поста о. Антипа ощущал обыкновенно особенную горечь во рту; в Молдавии же, спустя два года, горечь эта обратилась в необыкновенную сладость. В недоумении за объяснением этого нового для него явления обратился о. Антипа к молдавскому владыке. Архипастырь объяснил ему, что такое ощущение – есть плод поста и умной молитвы, что оно есть благодатное утешение, которым Господь ободряет подвизающегося на Его спасительном пути. «Об этом так говорит преподобный Исаак Сирин, – заключил свое объяснение святитель, – «Сам Господь горечь постнического озлобления манием Своим прелагает в сладость Свою неисповедимую.»

При общем расположении к о. Антипе всех знавших его дела его по управлению подворьем шли прекрасно, средства к содержанию подворья росли. Со всей ревностью служа на пользу молдавского скита, с полной любовью отзываясь на духовные нужды обращавшихся к нему за советом в деле спасения, о. Антипа постоянно сам стремился сердцем на пустынную многолюбезную ему Афонскую Гору; часто он даже просил о. Нифонта о возвращении его на Афон – но не то было на уме у о. Нифонта. Видя большую пользу от деятельности о. Антипы для их скитского общежития, сознавая множество разнообразных неотложных нужд по устроению скита и скудость настоящих средств к их удовлетворению, о. Нифонт решился ехать за сбором подаяний в Россию и взять с собой туда и о. Антипу. – «Не пускаешь ты меня на Афон, – сказал о. Антипа игумену, когда тот объявил ему свое решение, – берешь в Россию, а я чувствую, что как только мы переедем нашу границу, я уже не буду больше ваш, я буду русский».

Только первые шаги в России были сделаны о. Антипой под руководством о. Нифонта: вскоре о. Нифонт уехал в Молдавию, и о. Антипа, вовсе не зная русского языка, остался один среди русских. Как у родных, помещен был он в одном благочестивом купеческом семействе. В отдельном домике, в саду, проводил он почти затворническую жизнь, посвящая почти все время молитве. Редко, и только по особому приглашению, выходил он из своего затвора. Между тем дела по сбору приношений шли очень успешно; приношения по большей части доставлялись к нему на дом. Вскоре обширные залы купеческого дома наполнились дорогими сосудами, облачениями, ризами, воздухами, пожертвованными от московских благотворителей в пользу молдавского скита, всего с колоколами на сумму свыше 30 000 рублей. Когда все эти пожертвования были отправлены на Афон, утешался о. Антипа мыслью о той радости, какую они доставят пустынным отцам Афонским. К сожалению, они не достигли Святой Горы: пароход, на котором они были отправлены, со всеми пассажирами и грузом погиб во время бури на Черном море. В ночь этой печальной катастрофы о. Антипа по обыкновению стоял на молитве. Вдруг громко треснуло стекло, находившееся в киоте, в котором помещен был образ Божией Матери, взятый о. Антипой из его Афонской пустыни. Внешней причины никакой не было; киот и стекло были старые. О. Антипа понял, что неожиданно лопнувшее стекло было предвестником какого-то горя, и стал спокойно ожидать разъяснений. Когда все разъяснилось, от неудачной отправки приношений уныли афонские отцы и потеряли усердие московские благотворители, – не упал духом только о. Антипа.

Во время затишья в Москве собрана была о. Антипой в Санкт-Петербурге по сборной книге довольно значительная сумма. Для отправления ее на Афон нужно было обменять ее на золотую монету. Между тем по высочайшему повелению выдача золота из Главного Казначейства была в то время воспрещена. С одной стороны, зная крайние нужды молдавских старцев, с другой – видя неодолимые препятствия, о. Антипа обращался с просьбами о помощи к влиятельным лицам. Когда отказались все, когда не было более никакой человеческой надежды, тогда повергся о. Антипа пред афонским образом Божией Матери и стал просить заступления Царицы Небесной. Во время молитвы он услышал как бы глас от иконы: «Это дело митрополита». – «Это не то, чтобы глас, но это тонко на ум», – объяснил о. Антипа. И действительно, сверх всяких ожиданий, собственно только вследствие одного содействия святого владыки, по предписанию министра финансов было сделано исключение для о. Антипы, и собранная им сумма золотом отправлена была в молдавский скит.

Между тем, мало-помалу забылось в Москве впечатление, произведенное катастрофой, и от ее обитателей стали снова поступать к о. Антипе разные приношения, обилием своим вскоре совершенно заставившие и его, и отцов молдавских забыть о минувшей потере.

Так успешно шли дела о. Антипы по сбору приношений. Этим успехом, главным образом, он обязан был тому глубокому чувству доверия и искренней, сердечной расположенности, которые питали к нему все знавшие его в России, как и прежде в Молдавии. И в Москве, и в С.-Петербурге люди благочестивые из всех слоев общества обращались к нему за духовными наставлениями и с благоговейною верою внимали его обличительному и назидательному слову. У него было много искренних учеников. Оба высокопреосвященные митрополиты – С.–Петербургский Исидор и московский Филарет – оказывали ему милостивое внимание и беседовали с ним о духовной жизни. В одной из таких бесед на вопрос: «Что особенно необходимо упражняющемуся в умной молитве?» – ревностный делатель молитвы отвечал: «Терпение». Святителю Московскому о. Антипа представлен был о. Нифонтом, святителю же С.-Петербургскому он сделался известен случайно. Однажды, прибыв из Москвы в С.-Петербург для получения сборной книги из Святейшего Синода, о. Антипа помещен был, как странник, в Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре в одной келлии с приехавшим по делам своим в столицу белым священником. Вскоре наступил Великий пост. По своему обыкновению, о. Антипа ходил ко всем церковным службам в святой Лавре; в келлии совершал днем и ночью всю постную службу на молдавском языке и исполнял схимническое правило; пищи и питья не употреблял вовсе – так что и ночь, и день подвижника проходили почти в одной молитве. Миновал первый день поста, миновал второй, третий... Все то же! С удивлением смотрел на такую жизнь сообитатель о. Антипы. В конце недели, представляясь по своему делу, передал он, между прочим, все его поразившее высокопреосвященнейшему митрополиту Исидору. Святитель обратил внимание на подвижника. Велико было это внимание архипастыря к о. Антипе в разных обстоятельствах его жизни и в деле перемещения его на Валаам. Во время же открытия святых мощей святителя и чудотворца Тихона Задонского оно приняло дивный оттенок благоволения высшего, небесного, таинственного...

Когда митрополит Исидор на пути следования в Воронеж остановился в Москве, к нему явился о. Антипа. Тогда владыка, узнав, что и он желает быть при открытии мощей св. Тихона, пригласил его к сослужению с собою при открытии. Невыразимо обрадовался о. Антипа. Сознавая всю великость счастья служить в такой многознаменательный день светлого торжества святого православия в лике немногих избранников из всего бесчисленного сонма православных, имеющих присутствовать в тот день в храме, с самого момента возвещения архипастырем ему такой радости о. Антипа стал готовиться к служению. В течение четырех дней он не принимал ни пищи, ни питья, хотя в эти же дни он находился в дороге. По прибытии в Задонск при свидании с о. Антипой митрополит Исидор милостиво повторил ему свое трогательное приглашение – так Господь возвещал сердцу архипастыря, сердцу главного распорядителя предстоящего торжества. Иначе поступили распорядители дальнейшие: вследствие ли убедительной просьбы или по вниманию к достоинству, вместо о. Антипы они к служению назначили другое лицо.

В соборном монастырском храме шла всенощная. Кончилась вторая кафизма. Митрополит, три архиерея и многочисленный сонм священнослужителей вышли из алтаря на средину храма и встали окрест амвона, на котором в гробнице почивали святые мощи святителя и чудотворца Тихона. Певчие запели: «Хвалите имя Господне, хвалите раби Господа!», все священнослужители поклонились до земли преславному чудотворцу, и первенствующий иерарх, сотворив на себе крестное знамение, приступил к открытию святых мощей его: отпер он на ключ запертую гробницу и поднял крышку ее. Архиереи, архимандриты и иеромонахи вынули из гробницы деревянный, без верхней доски, некрашеный гроб с чудотворными мощами угодника Божия, и по отстранении от гробницы гроб поставили на возвышение среди храма. Всюду из гроба разлилось благоухание. – «Величаем тя, святителю отче Тихоне, и чтим святую память твою, ты бо молиши за нас Христа Бога нашего!» – торжественно возгласил с иерархами весь сонм духовенства. – «Величаем тя, святителю отче Тихоне», – вторилось и с клиросов. При радостных гармонических переливах восхваления святителя и чудотворца благолепно совершалось каждение окрест святых мощей его, потом в алтарь и по всему храму. По прочтении Св. Евангелия митрополит, архиереи, духовенство и народ благоговейно, с земным поклонением лобызали святые мощи новоявленного всероссийского чудотворца.

Когда прикладывались все, приложился к святым мощам, в свою очередь, и о. Антипа и был помазан освященным елеем от одного из архипастырей.

VI.

В первый год пребывания своего в России, как только открылась навигация, посетил о. Антипа Валаамский монастырь. Всей душой полюбил он тогда пустынные безмятежные кущи Валаама. И как только кончились его дела по сбору подаяний в пользу молдавского скита, с благословения своих молдавских старцев, 6 ноября 1865 г. прибыл он на Валаамские горы.

«Свидетельство.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Сим удостоверяется, что нашего скита на Св. Горе Афонской, во имя св.Иоанна Предтечи, иеромонах Леонтий, он же во св. схиме иеросхимонах Антипа, с 1860 по 1864 год находился в России со сборной книгой для сбора подаяний в пользу нашего скита и что все там им собранное в исправности доставлено во святой скит; по окончании же сбора он по великому его усердию и просьбе жить в одной из святых обителей Православной России нами со всею любовью благословлен остаться там и жить где пожелает. В удостоверении чего мы во истину подписали и печать св. скита утвердили. Аминь. /На подлинном подписали/ Священноигумен Дамиан, иеросхимонах Игнатий – духовник соборный, эпитропы: монах Нектарий, схимонах Исаия и схимонах Конон».

Маленькая уединенная келлия в скиту Всех Cвятых приютила здесь ревностного любителя безмолвия и молитвы.

Прожив шесть лет на Валааме, отец Антипа пожелал навсегда здесь остаться.

21 декабря 1871 года игумен Дамаскин обратился с представлением к митрополиту Новогродскому и С.-Петербургскому Исидору об определении о. Антипы в число братии Валаамского монастыря.

«Проживающий во вверенном мне Валаамском монастыре по билетам, выдаваемым из С.-Петербургской Духовной Консистории, Иоанно–Предтеченского молдавского скита, что на Афоне, иеромонах Леонтий письменным прошением от 12 минувшего ноября просил меня ходатайствовать пред епархиальным начальством об определении его в число братий Валаамского братства.

Принимая во внимание, что проситель, проживая на Валааме более шести лет, постоянно проводит уединенную скитскую жизнь, ведет себя назидательно, я представляю при этом его прошение, имею честь нижайше просить Ваше Преосвященство благоволить сделать зависящее распоряжение об определении афонского иеромонаха Леонтия в число Валаамского братства».

К сожалению, переписка о принятии отцом Антипы российского гражданства и принятии его в число братии монастыря продолжалась до самой его смерти, так и ничем и не закончившись.

Велики были молитвенные подвиги о. Антипы в пределах Святой Афонской Горы и среди шума мирского в городах Молдавии и России, но там они развлекаемы были, по необходимости, то рукоделием с целью пропитания, то обращением с мирскими людьми по делам монастырским и по сбору. В уединении же валаамском молитва сделалась единственным и исключительным его занятием. Она занимала весь день и почти всю ночь подвижника. Кроме неопустительного исполнения денно-нощной службы по церковному уставу, о. Антипа каждый день прочитывал два акафиста Божией Матери: один общий и другой ея Успению, и ежедневно полагал по 300 земных поклонов с молитвою о спасении всех усопших. Помянник о. Антипы был очень велик. Поминал он всех знаемых. Это поминовение продолжалось более часу. В определенное время, между службами и поклонами, занимался он умною молитвою и ей же посвящал свободные от установленного молитвословия часы дня и ночи. Когда случалось ему быть или служить в монастыре, точно так же, как и каждую субботу, когда он причащался Божественных Христовых Таин в скиту, в алтаре, облачаясь, сверх мантии, в священническую ризу, предварительно в келлии совершал он полную службу на молдавском языке и потом выстаивал без упущения и всю церковную службу в скитском или монастырском храме. Службу келейную совершал о. Антипа со вниманием полным. Не раз случайно замечали братья, какими горькими слезами обливался он на молитве. Мир молитвы был так сладостен для подвижника, что он всегда жалел, что у него для нее недостает времени.

В первую неделю Великого поста о. Антипа вовсе не употреблял ни пищи, ни питья; в такой же строгости соблюдал он пост в понедельник, среду и пятницу в течение всего года и в вечерия праздников Рождества Христова и Богоявления. В эти два последних дня (сочельника) даже в предсмертной болезни своей, когда от сильного жара высыхал у него совершенно рот, не решался он облегчить своих тяжких страданий глотком воды. На четыре же непостных дня – воскресенье, вторник, четверг и субботу – для постника была достаточна та пища, которую ему раз в неделю приносили на обед в субботу.

Так подвизался о. Антипа круглый год в скиту. Когда же приходил в монастырь, здесь уже он сообразовался с чином монастырским. Приходил же он в монастырь три раза в год – на Рождество Христово, на Страстную неделю и неделю Святой Пасхи и на всю неделю Пятидесятницы. Кроме этих определенных дней, приводила его в монастырь еще необходимость духовного собеседования с близкими ему лицами, приезжавшими собственно для него на Валаам. Хотя приезды этих лиц крайне тяготили любителя безмолвия, но на них всегда отзывался он со всей полнотой безграничного радушия. Здесь выражались его глубокая самоотверженная любовь к ближним, его тонкое благочестивое чувство, боявшееся чем-нибудь опечалить их. По целым дням тогда затворник находился в обществе женщин, пил чай, ел.

«Как можешь ты соединять продолжительный скитский пост с таким неожиданным разрешением?» – в недоумении спрашивал его один из любивших его отцов валаамских. – Дивно отвечал он ему словами святого Апостола Павла: «Во всем и во всех навыкох: и насыщатися, и алкати, и избыточествовати, и лишатися» (Флп.4:12).

«Батюшка, ты обращался много с женщинами, неужели не приходило тебе дурных мыслей?» – спрашивал его в последние дни его земной жизни один из преданных учеников. «Никогда! – отвечал ему сохранивший себя в девственной чистоте о. Антипа. – Не могут придти такие мысли чадолюбивому отцу, тем более не могут придти они отцу духовному. Единственным моим желанием по отношению к моим ученикам и ученицам было их преуспение духовное и вечное спасение их души.»

Между почитателями о. Антипы были люди со средствами. По его предложению охотно делали они приношения на нужды монастырей в России и на Афонской Горе. Сочувствуя существенным потребностям обителей, о. Антипа вообще не одобрял их увлечения к излишним, пышным сооружениям. «Много я видел монастырей, и в России и за границею, – говорил он, – везде хлопочут, строят... Но и хлопоты, и постройки – дела суеты, дела мирские. Монаха жизнь – в церкви, дело его – монашеское правило».

Ничего не искавший на земле, весь ум свой углубивший в Бога, о. Антипа с радостью переносил все огорчения, поношения, упреки. Глубокое смирение и всегдашняя готовность к самоукорению давали ему полную возможность всегда сохранять невозмутимым глубокий мир души. Жил он в нищете крайней. Келлия его была совершенно пуста, не было в ней ни кровати, ни стула – стояли в ней небольшой столик вместо аналоя и деревянный жезл с перекладиной, на который в борьбе со сном, в изнеможении, упирался он во время всенощного бдения; на полу лежал войлок, на котором он сидел и на котором в утомлении предавался краткому ночному отдохновению. Живя сам в такой нищете, о. Антипа со всей любовью отзывался на нужды братий, если только открывалась ему к тому возможность. Полюбив всей душой Валаамский монастырь с первого дня своего прибытия на Валаамские горы, о. Антипа сохранил свою любовь к нему до конца. «Одно сокровище есть у меня, – говорил он, – это моя чудотворная икона Божией Матери; никому я ее не дам, кто бы у меня ее ни просил: я оставлю ее только Валаамскому монастырю».

Многие годы проводя в строгом подвижничестве, о. Антипа нисколько не расстроил своего здоровья. Вообще он обладал здоровым крепким организмом. К лекарствам и лекарям в случае болезни он никогда не обращался. Принимая болезнь от руки Божией, от Божией же руки ожидал он и исцеления. Судя по его бодрому виду, трудно было предполагать, что он так скоро переселится с гор подвижничества в селения горние. В течение одного года сильнейший кашель совершенно обессилил и иссушил его и тихо привел его к мирному преставлению.

В год своей болезни Страстную неделю и неделю святой Пасхи о. Антипа еще по обыкновению провел в монастыре. В Великую Субботу он был у Божественной литургии. По окончании литургии он сказал своему ближайшему сподвижнику и ученику: «Во время Причащения я был в алтаре и взглянул из южных дверей в церковь. Монахи уже причастились и лица некоторых причастившихся монахов сияли как солнце. Я не знаю имен этих монахов. Прежде этого я не видал».

В глухую осень того же года стоял о. Антипа в своем уединении на молитве. Вдруг сделался шум: Афонский образ Божией Матери сам собою двинулся с места; другие иконы, бывшие на нем и около него, упали. Образ Богоматери шествовал тихо по воздуху на протяжении целой сажени и остановился на груди у о. Антипы. Ужаснулся старец. С благоговением приняв образ, он поставил его на место. Со слезами умиления открыл о. Антипа об этом радостном и чудном явлении одному из ближайших своих учеников только за три дня до своей кончины.

Болезнь быстро развивалась. По желанию о. Антипы его соборовали. Он видимо угасал. С любовью посещали его во время болезни братия, ближайшие же его ученики в последние дни были при нем неотлучно.

Дня за два до кончины о. Антипы в монастырском храме шла вечерня. Вдруг что-то сильно стукнуло об пол. Это упал послушник, старик из крестьян, пораженный апоплексическим ударом. Объяснили о. игумену, и тот благословил взять из пономарской воды и освежить больного – думали, что он угорел. Оказалось, что он уже скончался.

В эту ночь, как и в предшествующие ночи, особенно страдал о. Антипа. Под утро ему стало полегче, и он обратился к окружавшим его ученикам с вопросом: «Кто у вас умер в монастыре?» Так как в скит из монастыря еще никто не приходил и известия никакого не было, ученики отвечали: «Никто». «Нет, умер, – возразил о. Антипа, – умер простой старик в церкви... ему было трудно. Игумен велел дать воды... не помогло... умер». В недоумении слушали старца его ученики. Около 11-ти часов утра в скит приехал о. духовник, и тогда только разъяснилось, что о. Антипа, лежа на болезненном одре в скиту в трех верстах от обители, говорил о происшествии монастырском с такой точностью и подробностью, как будто оно совершилось перед его глазами.

В последнюю ночь часто подымал о. Антипа руки к небу и звал к себе своего любимого афонского старца, схимонаха Леонтия – мужа святого и подвижника великого. «Леонтий! Леонтий! Где ты? Леонтий!» – часто повторял о. Антипа и как бы беседовал с пришедшим. «Батюшка, да с кем ты говоришь? Ведь никого нет», – наклонясь к о. Антипе, сказал ему келейник. Пристально посмотрел старец на келейника и тихо пальцем постучал его в голову.

Под утро, чувствуя уже близость своего отшествия и желая быть причастником Божественных Тайн на литургии, совершенной в последний день его жизни, о. Антипа просил поспешить совершить литургию и причастить его. В полном разуме, сподобившись приятия Божественных Даров, о. Антипа погрузился в тихую дремоту. Прошло два часа. Ближайший ученик его прочитал девятый час и стал читать акафист Божией Матери. Во время чтения акафиста тихо замолк навеки, в течение всей жизни, ежедневно, со всем усердием и живейшей верой возносивший Царице Небесной акафистные хваления, о. Антипа. Скончался он в воскресенье, 10 января 1882 года, на 66-м году от рождения.

После его смерти в монастырь пришли два пакета. В первом в сопровождавшем его письме писалось:

«Живший у нас в Москве с 1859 года для сбора с Афона иеросхимонах Антипа, в 1865 году отправляясь к Вам в Валаамский монастырь, в скит Всех Святых, оставил у меня пакет за его печатью, с тем чтобы я по получении верного известия о его смерти представил оный пакет к Ввм на Валаам. Сего января 23 дня уведомил меня Вашей обители иеромонах Амвросий, что отец Антипа, сего января 10, волею Божией, поболев, скончался; исполняя волю старца иеросхимонаха Антипы, посылаю к Вам означенный пакет. С уважением, Китайского сорока, Московской Троице Грузинской церкви священник Николай Воздвиженский». В пакете были казначейские билеты на поминовение о. Антипы.

Обретение мощей и почитание старца Антипы

Когда во Всехсвятском скиту начали проводить восстановительные работы после многих лет поругания и запустения, надгробные плиты почивших монахов оказались разбросанными по всей территории скита. Согласно завещанию о. Антипы, он был захоронен вне стен скита, чтобы паломники и духовные чада, в том числе и женщины, почитающие его, могли бы беспрепятственно приходить на его могилу. Известно было, что могила его находилась у часовни Крестных Страданий.

В 1960 году могила старца Антипы была вырыта местными жителями. Но, не найдя драгоценностей, они засыпали могилу землей, а надгробная плита оставалась сдвинутой в сторону. Земля на вскрытой могиле со временем просела, и это помогло определить место захоронения. Мощи старца Антипы были обретены в мае 1991 года после того, как наместник обители игумен Андроник с братией совершил панихиду по старце. Для удостоверения того, что раскопки велись действительно на месте могилы и что обретенные останки принадлежали именно старцу Антипе, место под сдвинутой плитой было раскопано, но там оказалась только скала. На всенощном бдении на память равноапостольного князя Владимира 15/28 июля 1991 года мощи старца Антипы были перенесены в храм св. апостолов Петра и Павла, а на память преподобных Сергия и Германа 11/24 сентября 1991 года – в нижний храм Преображенского собора, им посвященный. После обретения мощей старца Антипы от них исходило сильное благоухание. По благословению святейшего патриарха Алексия честные мощи старца Антипы были помещены в раку, которая установлена в нижней церкви во имя преп. Сергия и Германа, валаамских чудотворцев. Братия и паломники обращаются к преподобному старцу с просьбой о молитвенном предстательстве и получают его, неоднократно отмечалось сильное благоухание от его мощей, особенно в то время (например, в начале Великого Поста), когда братия обители усердно подвизались в посте и молитве. Приезжающие на Валаам иерархи и священнослужители из разных мест России неоднократно обращались с просьбой отделить им малую частичку св. мощей старца Антипы, что свидетельствует о почитании ими старца. Особенно велико почитание старца в Молдавии, в Румынии – откуда также поступали просьбы передать частичку его мощей. На Святой Горе Афон почитание старца Антипы распространено среди монахов-святогорцев румынской и русской национальности. Как великое благословение и святыню приняли в 1998 г. насельники румынского скита Продромос частичку благоуханных мощей старца Антипы, привезенную игуменом Валаамской обители архимандритом Панкратием. Таким образом, можно констатировать, что святость старца Антипы засвидетельствована самой его святой подвижнической жизнью, незапятнанной ни одним отклонением от исполнения евангельских заповедей и монашеских обетов, благоуханностью святых его мощей, исполнением к нему обращенных молитв и почитанием народа Божия в России, Румынии и Молдавии.

Преподобный отче Антипо, моли Бога о нас!

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-antipa-valaamskij-afonskij

Блж. Пелагии Дивеевской (1884)

ДНИ ПАМЯТИ:

12 февраля

27 июня – Собор Дивеевских святых

13 сентября (переходящая) – Собор Нижегородских святых

ЖИТИЕ

Родилась Пелагия Ивановна в 1809 г. в Арзамасе, росла в доме сурового отчима. По рассказам матери, она с детства отличалась странностями, и мать поскорее постаралась выдать замуж «дурочку». Два сына и дочь Пелагии Ивановны умерли в младенчестве. Когда молодые супруги побывали у преп. Серафима в Сарове, он долго беседовал с Пелагией, дал ей четки и сказал: «Иди, матушка, немедля в мою обитель, побереги моих сирот-то, и будешь ты свет миру». После этого она с каждым днем как будто все более стала терять рассудок: стала бегать по улицам Арзамаса, безобразно крича, а ночью молилась на паперти церкви. Муж не понимал ее подвига, бил ее и издевался, приковывал на цепь. Однажды по его просьбе городничий жестоко наказал Пелагию Ивановну, мать рассказывала: «Клочьями висело ее тело, кровь залила всю комнату, а она хотя бы охнула». После этого городничий увидел во сне котел со страшным огнем, уготованный для него за истязание избранной рабы Христовой.

После многих лет ее страданий родственники наконец отпустили блаженную в Дивеево. Здесь она в первое время продолжала безумствовать: бегала по монастырю, бросала камни, била окна в келлиях, вызывала всех на оскорбления себя и побои. Становилась ногами на гвозди, прокалывая их насквозь, и всячески истязала свое тело. Питалась только хлебом и водой. Много лет, до старости, ходила она «на свою работу» – кидала кирпичи в яму с грязной водой. Все перекидает, потом лезет вытаскивать и снова кидает.

Во время смуты в обители блаженная по-своему воевала за правду – что ни попадалось под руку, все била да колотила, и даже, обличив архиерея, ударила его по щеке. После окончания смуты блаженная переменилась, полюбила цветы и стала заниматься ими. Игумения Мария ничего не предпринимала без ее совета. Всех в обители Пелагия Ивановна называла своими дочками и всем была истинной духовной матерью. Сохранилось много рассказов о случаях ее прозорливости. Прожив 45 лет в обители, блаженная скончалась 30 января/11 февраля 1884 года. Девять дней ее тело стояло в душном храме без малейшего изменения при большом стечении народа. Хотя была зима, она с головы до ног была осыпана живыми цветами, которые непрестанно разбирались и заменялись новыми.

31 июля 2004 года блаженная старица Пелагия Дивеевская была прославлена в лике местночтимых святых Нижегородской епархии. В октябре 2004 Архиерейским Собором было принято решение о ее общецерковном почитании. Святые мощи блаженной Пелагии, обретенные в сентябре 2004 года, положены для поклонения в Казанскую церковь Серафимо-Дивеевского монастыря.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-pelagija-diveevskaja-serebrennikova

Прп. Амвросия Оптинского (1891)

ДНИ ПАМЯТИ:

10 июля – Обре́тение мощей

10 августа – Собор Тамбовских святых

23 сентября – Собор Липецких святых

23 октября

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

ЖИТИЕ

Александр Гренков, будущий отец Амвросий, родился 21 или 23 ноября 1812 года в духовной семье села Большие Липовицы Тамбовской епархии. Окончив духовное училище, он затем прошел успешно курс в духовной семинарии. Однако не пошел ни в Духовную академию, ни в священники. Некоторое время он был домашним учителем в одной помещичьей семье, а затем преподавателем Липецкого духовного училища. Обладая живым и веселым характером, добротою и остроумием, Александр Михайлович был очень любим своими товарищами и сослуживцами. В последнем классе семинарии ему пришлось перенести опасную болезнь, и он дал обет постричься в монахи, если выздоровеет.

По выздоровлении он не забыл своего обета, но несколько лет откладывал его исполнение, «жался», по его выражению. Однако совесть не давала ему покоя. И чем больше проходило времени, тем мучительнее становились укоры совести. Периоды беззаботного веселья и беспечности сменялись периодами острой тоски и грусти, усиленной молитвы и слез. Однажды, будучи уже в Липецке, гуляя в соседнем лесу, он, стоя на берегу ручья, явственно расслышал в его журчанье слова: «Хвалите Бога, любите Бога...»

Дома, уединяясь от любопытных взоров, он пламенно молился Божией Матери просветить его ум и направить его волю. Вообще он не обладал настойчивою волею и уже в старости говорил своим духовным детям: «Вы должны слушаться меня с первого слова. Я – человек уступчивый. Если будете спорить со мною, я могу уступить вам, но это не будет вам на пользу». Изнемогая от своей нерешимости, Александр Михайлович отправился за советом к проживавшему в той местности известному подвижнику Илариону. «Иди в Оптину, – сказал ему старец, – и будешь опытен». Гренков послушался. Осенью 1839 года он прибыл в Оптину Пустынь, где был ласково принят старцем Львом.

Вскоре он принял постриг и был наречен Амвросием, в память святителя Медиоланского, затем был рукоположен в иеродьякона и позднее – во иеромонаха. Когда отец Макарий начал свое дело издательства, о. Амвросий, окончивший семинарию и знакомый с древними и новыми языками (он знал пять языков), был одним из его ближайших помощников. Скоро после своего рукоположения он заболел. Болезнь была настолько тяжела и продолжительна, что навсегда подорвала здоровье отца Амвросия и почти приковала его к постели. Вследствие своего болезненного состояния он до самой своей кончины не мог совершать литургии и участвовать в длинных монастырских богослужениях.

Постигшая о. Амвросия тяжелая болезнь имела для него несомненно провиденциальное значение. Она умерила его живой характер, предохранила его, быть может, от развития в нем самомнения и заставила его глубже войти в себя, лучше понять и самого себя, и человеческую природу. Недаром же впоследствии о. Амвросий говорил: «Монаху полезно болеть. И в болезни не надо лечиться, а только подлечиваться!» Помогая старцу Макарию в издательской деятельности, о. Амвросий и после его кончины продолжал заниматься этою деятельностью. Под его руководством были изданы: «Лествица» преп. Иоанна Лествичника, письма и жизнеописание о. Макария и другие книги. Но не издательская деятельность была средоточием старческих трудов о. Амвросия. Его душа искала живого, личного общения с людьми, и он скоро стал приобретать славу опытного наставника и руководителя в делах не только духовной, но и практической жизни. Он обладал необыкновенно живым, острым, наблюдательным и проницательным умом, просветленным и углубленным постоянною сосредоточенною молитвою, вниманием к себе и знанием подвижнической литературы. По благодати Божией его проницательность переходила в прозорливость. Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал в ней, как в раскрытой книге, не нуждаясь в его признаниях. Лицо его, крестьянина-великоросса, с выдающимися скулами и с седой бородой, светилось умными и живыми глазами. Со всеми качествами своей богато одаренной души о. Амвросий, несмотря на свою постоянную болезнь и хилость, соединял неиссякаемую жизнерадостность и умел давать свои наставления в такой простой и шутливой форме, что они легко и навсегда запоминались каждым слушающим. Когда это было необходимо, он умел быть взыскательным, строгим и требовательным, применяя «наставление» палкой или же накладывая на наказуемого епитимью. Старец не делал никакого различия между людьми. Каждый имел к нему доступ и мог говорить с ним: петербургский сенатор и старая крестьянка, профессор университета и столичная модница, Соловьев и Достоевский, Леонтьев и Толстой.

С какими только просьбами, жалобами, с какими только своими горестями и нуждами ни приходили к старцу люди! Приходит к нему молодой священник, год тому назад назначенный, по собственному желанию, на самый последний приход в епархии. Не выдержал он скудости своего приходского существования и пришел к старцу просить благословения на перемену места. Увидев его издали, старец закричал: «Иди назад, отец! Он один, а вас двое!» Священник, недоумевая, спросил старца, что значат его слова. Старец ответил: «Да ведь дьявол, который тебя искушает, один, а у тебя помощник – Бог! Иди назад и не бойся ничего; грешно уходить с прихода! Служи каждый день литургию, и все будет хорошо!» Обрадованный священник воспрянул духом и, вернувшись на свой приход, терпеливо повел там свою пастырскую работу и через много лет прославился как второй старец Амвросий.

Толстой после беседы с о. Амвросием радостно сказал: «Этот о. Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним, и как-то легко и отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога».

Другой писатель, Евгений Погожев (Поселянин) говорил: «Меня поразила его святость и та непостижимая бездна любви, которые были в нем. И я, смотря на него, стал понимать, что значение старцев – благословлять и одобрять жизнь и посылаемые Богом радости, учить людей жить счастливо и помогать им нести выпадающие на их долю тягости, в чем бы они ни состояли». В. Розанов писал: «Благодеяние от него льется духовное, да, наконец, и физическое. Все поднимаются духом, только взирая на него... Самые принципиальные люди посещали его (о. Амвросия), и никто не сказал ничего отрицательного. Золото прошло через огонь скептицизма и не потускнело».

В старце в очень сильной степени была одна русская черта: он любил что-нибудь устроить, что-нибудь создать. Он часто научал других предпринять какое-нибудь дело, и, когда к нему приходили сами за благословением на подобную вещь частные люди, он с горячностью принимался обсуждать и давал не только благословение, но и добрый совет. Остается совершенно непостижимым, откуда брал отец Амвросий те глубочайшие сведения по всем отраслям человеческого труда, которые в нем были.

Внешняя жизнь старца в Оптинском скиту протекала следующим образом. День его начинался часа в четыре-пять утра. В это время он звал к себе келейников, и читалось утреннее правило. Оно продолжалось более двух часов, после чего келейники уходили, а старец, оставшись один, предавался молитве и готовился к своему великому дневному служению. С девяти часов начинался прием: сперва монашествующих, затем мирян. Прием длился до обеда. Часа в два ему приносили скудную еду, после которой он час-полтора оставался один. Затем читалась вечерня, и до ночи возобновлялся прием. Часов в 11 совершалось длинное вечернее правило, и не раньше полуночи старец оставался, наконец, один. Отец Амвросий не любил молиться на виду. Келейник, читавший правило, должен был стоять в другой комнате. Однажды, один монах нарушил запрещение и вошел в келлию старца: он увидел его сидящим на постели с глазами, устремленными в небо, и лицом, осиянным радостью.

Так в течение более тридцати лет, изо дня в день старец Амвросий совершал свой подвиг. В последние десять лет своей жизни он взял на себя еще одну заботу: основание и устройство женской обители в Шамордине, в 12 верстах от Оптины, где, кроме 1000 монахинь, имелись еще приют и школа для девочек, богадельня для старух и больница. Эта новая деятельность была для старца не только лишней материальной заботой, но и крестом, возложенным на него Провидением и закончившим его подвижническую жизнь.

1891 год был последним в земной жизни старца. Все лето этого года он провел в Шамординской обители, как бы спеша закончить и устроить там все незаконченное. Шли спешные работы, новая настоятельница нуждалась в руководстве и указаниях. Старец, повинуясь распоряжениям консистории, неоднократно назначал дни своего отъезда, но ухудшение здоровья, наступавшая слабость – следствие его хронической болезни – заставляли его откладывать свой отъезд. Так протянулось дело до осени. Вдруг пришло известие, что сам преосвященный, недовольный медлительностью старца, собирается приехать в Шамордино и увезти его. Тем временем старец Амвросий слабел с каждым днем. И вот – едва преосвященный успел проехать половину пути до Шамордина и остановился ночевать в Перемышльском монастыре, как ему подали телеграмму, извещающую его о кончине старца. Преосвященный изменился в лице и смущенно сказал: «Что же это значит?» Был вечер 10 (22) октября. Преосвященному советовали на другой день вернуться в Калугу, но он ответил: «Нет, вероятно, такова уж воля Божия! Простых иеромонахов архиереи не отпевают, но это особенный иеромонах – я хочу сам совершить отпевание старца».

Было решено перевезти его в Оптину пустынь, где провел он свою жизнь и где покоились его духовные руководители – старцы Лев и Макарий. На мраморном надгробии выгравированы слова апостола Павла: «Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу. Всем бых вся, да всяко некия спасу» (1Кор.9:22). Слова эти точно выражают смысл жизненного подвига старца.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-amvrosij-optinskij

Прп. Паисия Киевского, Христа ради юродивого (1893)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

30 апреля

ЖИТИЕ

Преподобный Паисий, Христа ради юродивый (в миру Прокопий Григорьевич Яроцкий, 1821–1893), родился 8 июля 1821 года в городе Лубнах Полтавской губернии в многодетной и состоятельной семье мещан. Его мать была глубоко верующей и благочестивой женщиной, и всех своих детей воспитала в благочестии и чистоте. Особенно она любила принимать странников и богомольцев.

Младенец Прокопий, как младший в семье, пользовался особенно любовью матери, и она, в простоте любящего сердца, старалась посвятить все свои силы и разумения на воспитание его.

В 10 лет Прокопия определили в Киево-Подольскую духовную бурсу. Юноша часто убегал из училища в Лавру, не появлялся дома. Подобные поступки неоднократно вызывали замечания со стороны училищного начальства и недоумение со стороны родичей-воспитателей. Все почитали отрока своевольным, упрямым и непослушным, и принимали различные меры к исправлению его странного характера, но тщетно. Юноша не доучился, был уволен из училища и определился писцом в Киевскую городскую управу, где старший брат его занимал в то время место секретаря.

В 16 лет был принят в Киево-Печерскую Лавру на временное послушание. В этом неопределенном положении пребывал около трех лет, поскольку долго не мог собрать нужных бумаг: требовалось письменное согласие матери, братьев, увольнение от Луганского мещанского общества, утвержденного Полтавской казенной палатой.

Потеряв надежду на поступление в обитель, хотел уйти из неё и уже получил от Лавры расчет и документы, но опасно заболел и был отправлен в братскую больницу. Там удостоился чудесного видения: Божия Матерь открыла ему его будущий подвиг и упрекала в малодушии. Прокопий остался в Лавре. Извещенный о видении наместник Лавры, архимандрит Лаврентий, которому сообщено было об этом духовником Прокопия, немедленно отдал приказание оставить Прокопия в Лавре, а находившиеся у него на руках документы отобрать и приобщить к канцелярским делам. 23 марта 1850 года Прокопий был зачислен действительным послушником с оставлением на клиросном послушании при пещерах.

Своим духовником он избрал преподобного Парфения (по другим данным духовником был старец Порфирий). Также значительное влияние на становление подвижника оказал другой великий старец – блаженный Феофил. Усердно трудясь на клиросном послушании, Прокопий не раз подвергался насмешкам своих товарищей-клирошан, из-за чего он ещё более усугубил свой молитвенный подвиг.

К первоначальным проявлениям юродства Прокопия можно отнести то, что в храме он никогда не читал по книге, а на память, перевернув при этом книгу кверху буквами. К Пресвятой Троице и Матери Божией обращался на «Вы»; иногда вел себя странно в храме, или подрясником вытирал перила. За такое непонятное поведение был освобожден от клиросного послушания на Ближних пещерах и переведен в 1853 году записчиком в Голосеевскую пустынь.

В Голосееве ему было поручено ещё одно послушание: читать молитвенное правило Киевскому святителю Филарету.

В 1854 году, по благословению святителя, скитоначальник иеросхимонах Моисей постриг его в рясофор с именем Паисий.

Вскоре после пострига отец Паисий вернулся в Киево-Печерскую Лавру, где вскоре и начал подвиг юродства. Стал вести себя как безумный, скитался по киевским монастырям, приходя в Лавру только на богослужения, спал где придется и как придется, да и никто не видел его спящим по-настоящему. Одевался очень бедно и убого, на голове носил грязную повязку, а на ногах - дырявые валенки или сапоги без подошв. В руках неизменно держал палку, обмотанную тряпкой. Если кто-то дарил ему рясу, он сначала выпачкивал её в грязи или отрезал кусок полы или раздирал в нескольких местах и только тогда надевал, а подрясники всегда отдавал нищим. За каждую поданную ему милостыню клал земные поклоны, поминая всех жертвователей поименно.

Питался остатками с братского стола, смешивая в своей тарелке все кушанья сразу; остатки складывал в маленький горшочек и прятал «про запас», чтобы спустя время съесть эту уже несъедобную для обычного человека пищу.

Терпел много насмешек, получал плевки в лицо, бывал неоднократно бит, но все прощал своим обидчикам и кротко молился за них. За такое смирение и добровольное мученичество Господь прославил его даром чудодейственной молитвы, прозорливости и исцелений, а также одарил его великой сострадательной любовью к людям, которую преподобный скрывал под покровом юродства. К каждому преподобный обращался «душечко» или «душко»; все проступки и грехи, тайные намерения и мысли собеседника как бы переводил на себя и обличал, словно свои собственные.

Монастырское начальство, видя причуды Паисия, стало смотреть на него как на душевнобольного и не в состоянии было придумать никаких мер к предотвращению его дальнейшего юродства.

12 декабря 1854 года отпросился в двухмесячный отпуск для свидания с матерью, которая в течение 14 лет, т. е. со дня поступления сына в обитель, ни разу не видела его. По возвращении из отпуска, был освобожден от послушания записчика и послан в братскую хлебню. Но 10 ноября 1855 года, за крайним недостатком церковных певцов был снова переведен на Ближние пещеры и определен на прежнее клиросное послушание.

Там пробыл несколько месяцев, особенному юродству не предавался, а втайне занимался усовершенствованием духа, был даже назначен помощником уставщика. Чтобы избежать новых искушений и соблазнов, решил навсегда удалиться от людей.

Стал скитаться по городу и киевским монастырям. Только изредка заходил в Лавру, во время богослужения, и, став около клироса, принимался умышленно бормотать бессвязные слова.

Из клирошанской келии отца Паисия выселили и поместили в сторожке. Но блаженный и от этого комфорта наотрез отказался. Вместо этого он нашел себе убежище на чердаке, проводя дни свои во всяком злострадании: летом терпел дневной жар, а зимой – стужу и холод.

Вскоре Лаврское начальство начало убеждаться, что все творимое отцом Паисием есть не что иное, как предумышленное юродство, и потому в 1867 году переместило его на послушание в Китаевскую пустынь на кухню. Здесь отец Паисий еще более усугубил свое юродство, совершая втайне великие дела терпения, любви и добра. Приходя в поварню раньше всех, приготовлял дрова и воду, зажигал огонь и помогал поварам в их тяжелой работе, изнурял плоть свою усиленными трудами.

С принятием на себя подвига юродства отец Паисий резко изменил образ жизни. Не признававший приличия, в грязной одежде, с железным посохом, начал скитаться по Киеву, ночуя на улице или в Лавре. Питался объедками, зимой переносил морозы, стоя на коленях в снегу. Бывая в церкви, находился в постоянном движении, обличая молящихся, гоняясь за видимыми ему призраками, нарушая богослужение криками и причудливыми телодвижениями. Юродство привлекало к Паисию множество почитателей; для свидания с ним приезжали из отдалённых городов и сёл. Прославился чудотворениями и прозорливостью. При общении с людьми любимым занятием святого было грозное обличение.

Блаженный старец предвидел убийство императора Александра II, назначение на Киевскую митрополичью кафедру владыки Иоанникия (Руднева) и многое другое. Он всегда вовремя появлялся там, где нужно было утешить унывающих, примирить ссорящихся, ободрить подвизающихся.

В 1879 году преподобный был помещен в Китаевскую братскую богадельню, и сам, будучи немощным, с великой любовью ухаживал за более немощными страждущими братиями. Блаженный немало послужил и своей больной матери и проводил её в последний путь, похоронив ее на монастырском кладбище.

День кончины старец предузнал заранее. Чувствуя приближение смерти, ушёл в Лавру, где был помещен в братскую больницу.

Скончался 17 апреля 1893 года после причащения Святых Христовых Таин.

Похоронен на братском кладбище в Спасо-Преображенской пустыни, находящейся недалеко от Китаевской и приписанной к Киево-Печерской Лавре. Кончину блаженного Паисия оплакивал весь Киев.

В 1999 году был прославлен решением Священного Синода Украинской Православной Церкви.

30 ноября 2017 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви принял решение об общецерковном прославлении преподобного Паисия Киевского.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-paisij-kievskij-hrista-radi-jurodivyj

Свт. Феофана, Затворника Вышенского (1894)

ДНИ ПАМЯТИ:

19 января – Преставление

23 января

23 июня – Собор Рязанских святых

28 июня (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых

29 июня – Перенесение мощей

10 августа – Собор Тамбовских святых

23 сентября – Собор Липецких святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯТИТЕЛЯ

ФЕОФАНА ЗАТВОРНИКА

Детство

Великий учитель Русской Церкви святитель Феофан Затворник, в мире Георгий Васильевич Говоров, родился 10 января 1815 года в селе Чернава Елецкого уезда Орловской губернии.

Его отец, Василий Тимофеевич Говоров, был священником и отличался истинным благочестием. Как выдающийся среди духовенства, он был назначен на ответственную должность благочинного и нес ее в течение 30 лет, заслужив одобрение начальства, а также любовь и уважение подчиненных. Отец Василий был человеком прямого и открытого характера, добросердечный и гостеприимный.

Мать, Татьяна Ивановна, происходила из семьи священника. Она была женщина глубоко религиозная и в высшей степени скромная. Имела тихий, кроткий нрав. Отличительною чертою ее характера была мягкость и доброта сердца, особенно ярко выражавшиеся в ее сострадательности и всегдашней готовности прийти на помощь всякому нуждающемуся. От нее Георгий унаследовал, по свидетельству ближайших родственников, нежное, любящее сердце и некоторые характерные черты личности: кротость, скромность и впечатлительность, а также черты внешнего облика. Счастливая пора детства святителя напоминает подобный же период в жизни вселенских учителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, когда древние матери-христианки в добром семейном воспитании полагали начало будущей славы своих детей.

От отца же святитель Феофан унаследовал сильный и глубокий ум. Отец-священник часто брал с собою сына в храм Божий, где он становился на клиросе или прислуживал в алтаре. При этом развивался в отроке дух церковности.

Так под мудрым руководством отца и нежной, любовной попечительностью матери при благочестивой настроенности всего семейства протекали первые годы детства: у родителей кроме Георгия было еще три дочери и три сына.

Учеба в училище и семинарии

Надо сказать, что первоначальное образование отрок Георгий получил в родительском доме: на седьмом году его начали учить грамоте. Отец Василий руководил обучением и прослушивал заданные уроки, а учила детей мать. «Еще в детстве Георгий обнаруживал ум весьма светлый, пытливый, доискивающийся первопричины явлений, быстроту соображения, живую наблюдательность и другие качества, приводившие нередко в удивление окружающих. Еще более возвысился, дисциплинировался и укрепился ум его школьным образованием», – пишет один из биографов святителя Феофана И.Н. Корсунский.

В 1823 году Георгий поступил в Ливенское духовное училище. Отец Василий устроил сына на квартиру к одному из учителей этого училища, Ивану Васильевичу Петину, оказавшему благотворное влияние на мальчика, побуждавшему отрока исправно готовить уроки и учившему его послушанию и благонравию. Нравственный и духовный климат в училище был самый благоприятный. Способный, хорошо подготовленный отрок легко прошел курс духовного училища и через шесть лет (в 1829 году) в числе лучших учеников был переведен в Орловскую духовную семинарию.

Во главе семинарии стоял тогда архимандрит Исидор (Никольский), впоследствии известный иерарх Русской Церкви – митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский. Преподавателями были люди исключительно даровитые и усердные. Так, учителем словесности был иеромонах Платон, впоследствии митрополит Киевский и Галицкий. Философские науки преподавал профессор Остромысленский. Ему был обязан Георгий своим особым интересом к философии и психологии. Это послужило причиной того, что он остался в философском классе на повторном курсе.

В семинарии Георгий учился так же успешно, как и в училище. Именно здесь юноша впервые начал сознательно работать над собой. Уже в это время его характерной чертой была любовь к уединению. В семинарских ведомостях отмечалось, что он отличается «склонностью к уединению; назидателен в обращении с товарищами; подает собою пример трудолюбия и благонравия; кроток и молчалив».

В годы учебы в семинарии у Георгия появилось необычайное, все более возрастающее благоговение к святителю Тихону Задонскому. Вместе с родными он совершил паломничество в Задонский монастырь, где почивали мощи святителя, в то время еще не прославленного.

Георгий Говоров отлично окончил семинарию и в глубине сердца мечтал об академии, но не надеялся на подобное счастье и уже был занят мыслью о подыскании подходящего сельского прихода. Но неожиданно в 1837 году получает назначение в Киевскую духовную академию по личному распоряжению преосвященного епископа Орловского Никодима, несмотря на то что ректор семинарии архимандрит Софроний не имел в виду Георгия и был даже против, ибо ценил в учениках твердое заучивание учебника, чем Говоров не отличался.

Учеба в Киевской духовной академии

Киевская духовная академия в те годы процветала. Это было благоприятное время как по доброму нравственному направлению жизни академии, так и по обилию талантов в профессорской корпорации. Киевский митрополит Филарет (Амфитеатров), прозванный за святость жизни Филаретом Благочестивым, уделял большое внимание духовно-религиозной жизни студентов. Ректором академии был в то время архимандрит Иннокентий (Борисов) – знаменитый церковный проповедник, читавший лекции по энциклопедии богословских наук. Он приучал студентов говорить проповеди экспромтом и сам увлекал слушателей своими вдохновенными импровизациями. Каждая лекция его и проповедь были событием, пробуждавшим работу мысли и поднимавшим духовный настрой в студенческой семье.

Инспектором Киевской духовной академии с 1838 года был архимандрит Димитрий (Муретов), читавший лекции по догматическому богословию. О нем свт. Феофан сохранил самые светлые воспоминания: из всех современных ему иерархов его он считал «самым даровитым по уму, широкому образованию и лучшим по жизни». Из других преподавателей особенно выделялся протоиерей Иоанн Михайлович Скворцов, учитель метафизики и философии. Священное писание преподавал в то время молодой и даровитый бакалавр, впоследствии член Санкт-Петербургского духовно-цензурного комитета архимандрит Фотий (Ширевский). Большое влияние на юношей имел также профессор красноречия Яков Кузьмич Амфитеатров, у которого студент Говоров учился глубокой христианской убежденности, простоте слога и ясности мысли.

По свидетельству современников, святитель Феофан именно здесь, в Киевской академии, развил в себе способность и любовь к писательству. Своими письменными проповедническими трудами он снискал уважение не только у сокурсников, но и у преподавателей. «Никто лучше его не писал, – говорил его сокурсник по академии митрополит Московский Макарий (Булгаков), – только по скромности своей он не мог громко читать своего сочинения».

Благодатное влияние оказала на Георгия Киево-Печерская Лавра, впечатления от которой были настолько глубоки и сильны, что святитель до конца своей жизни вспоминал о них с восторгом: «Киевская Лавра – неземная обитель. Как пройдешь брешь, бывало, так и чуешь, что зашел в другой мир».

С разрешения академического и высшего духовного начальства 15 февраля 1841 года он принял постриг с именем Феофан. Чин пострижения совершен был ректором академии архимандритом Иеремией. Вместе с другими новопостриженными он посетил иеросхимонаха Парфения, совет которого выполнял в течение всей жизни: «Вот вы, ученые монахи, набравши себе правил, помните, что одно нужнее всего: молиться и молиться непрестанно умом в сердце Богу. Вот чего добивайтесь». 6 апреля 1841 года тем же Иеремиею, но уже епископом Чигиринским в большом Успенском соборе Киево-Печерской Лавры инок Феофан был рукоположен во иеродиакона, а 1 июля – во иеромонаха. В 1841 году иеромонах Феофан в числе первых закончил академию со степенью магистра.

На учебно-воспитательском поприще (1841–1855)

27 августа 1841 года иеромонах Феофан был назначен ректором Киево-Софиевского духовного училища. Ему было поручено преподавание латинского языка в высшем отделении этого училища. Он был замечательным педагогом и добивался великолепных результатов. Достигалось это путем умелого сочетания учебного процесса с нравственным и религиозным воспитанием: «Самое действительное средство к воспитанию истинного вкуса в сердце есть церковность, в которой неисходно должны быть содержимы воспитываемые дети. Сочувствие ко всему священному, сладость пребывания среди его, ради тишины и теплоты не могут лучше напечатлеться в сердце. Церковь, духовное пение, иконы – первые изящнейшие предметы по содержанию и по силе», – таков взгляд самого святителя на воспитание детей. Благочестие, высокую нравственность, хорошее поведение он ценил не ниже, чем образование, если не выше. В основу своей воспитательской деятельности он ставил христианскую любовь: «Полюбите детей, и они вас полюбят». За ревностное исполнение своих обязанностей молодой ректор удостоился благословения Святейшего Синода.

Недолго трудился отец Феофан в Киевском духовном училище. В конце 1842 года он был перемещен в Новгородскую духовную семинарию на должность инспектора и преподавателя психологии и логики. Деятельность его в качестве инспектора была очень плодотворна. Чтобы предохранить воспитанников от праздности, он располагал их к физическому труду: к столярному и переплетному ремеслу, к занятиям живописью. В летнее время предпринимались загородные прогулки с целью отдохновения от утомительных умственных занятий. За три года пребывания в Новгороде он успел проявить себя как талантливый воспитатель и прекрасный преподаватель христианской науки о душе человеческой.

Высшее духовное начальство высоко ценило нравственные качества и умственные дарования иеромонаха Феофана, и потому в конце 1844 года он был переведен в Санкт-Петербургскую духовную академию на должность бакалавра по кафедре нравственного и пастырского богословия. К преподаваемым предметам иеромонах Феофан относился с большим вниманием и в подготовке к лекциям проявлял высокую требовательность к себе. Главными источниками его лекций были Священное Писание, творения святых отцов, жития святых и психология. Однако он не полагался на свои силы и показал свои лекции знатоку аскетических творений, будущему святителю Игнатию (Брянчанинову), который прочел их и одобрил.

В 1845 году отец Феофан был назначен помощником инспектора академии, а затем стал членом комитета для рассмотрения конспектов наук семинарского образования. В то же время иеромонах Феофан исполнял обязанности инспектора академии. За ревностное исполнение этих обязанностей он был во второй раз удостоен благословения Святейшего Синода, а в мае 1846 года – звания соборного иеромонаха Александро-Невской Лавры. Он глубоко был предан делу доброго христианского воспитания, однако его влекло другое – монашеская уединенная жизнь: «…ученою должностью начинаю тяготиться до нестерпимости. Пошел бы в церковь да там и сидел».

Скоро представился случай к удовлетворению духовной потребности отца Феофана. В августе 1847 года по его собственному желанию он был назначен членом создаваемой Русской Духовной миссии в Иерусалиме. Вернувшись из Иерусалима в 1854 году в Санкт-Петербург, он за свои труды был возведен в сан архимандрита с присвоением ему титула настоятеля третьеклассного монастыря, а 12 апреля 1855 года он был назначен преподавать каноническое право в Санкт-Петербургской академии. Кроме этого, он занимался проповедничеством.

В сентябре 1855 года архимандрит Феофан получил новое назначение – на должность ректора и профессора Олонецкой духовной семинарии. По поручению начальства он должен был заниматься организацией строительства здания для семинарии. Отец Феофан прибыл к назначению в тот момент, когда Олонецкий архиепископ Аркадий был вызван в Санкт-Петербург для присутствия в Святейшем Синоде. Из-за его отсутствия на отца архимандрита были возложены и епархиальные многие дела. В октябре 1855 года он определен членом Олонецкой духовной консистории. Он и здесь нашел сферы деятельности, имевшие близкое отношение к его высокой духовной настроенности и ко благу населения, – это, в первую очередь, проповедование слова Божия и выработка мер борьбы с расколом. Однако главной заботой, отвечающей высоким стремлениям души отца Феофана, было все же воспитание учащихся.

Святая земля. Константинополь

В 1856–1857 гг. отец Феофан снова послан на Восток в должности настоятеля Посольской церкви в Константинополе. По возвращении оттуда ему открылось новое поприще для служения Святой Церкви: в мае 1857 года указом Святейшего Синода он был назначен на должность ректора Санкт-Петербургской духовной академии. Особое внимание он обращал на воспитательную работу во вверенной ему академии: он был руководителем и отцом студентов и обращался с ними, как отец со своими детьми. Питомцы академии доверяли своему ректору и свободно обращались к нему со всеми своими нуждами и недоумениями. Архимандрит Феофан усиленно занимался также редакторской и богословско-популяризаторской работой. Ему приходилось принимать много видных ученых и знатных посетителей. В день празднования 50-летия академии ее ректор был награжден знаком ордена Святого Владимира III степени за отлично-ревностную и полезную службу. Недолго после этого отцу Феофану пришлось быть ректором. Всеблагому Промыслу Божию угодно было возвести его в сан епископа.

Но прежде хотелось бы осветить его служение церкви с еще одной стороны – с пастырской и ученой деятельностью за границей. Сам отец Феофан сравнивает свою странническую жизнь, полную разнообразной деятельности, с шаром, без треска и шума катящимся туда и сюда по направлению сообщаемых ему ударов. В этих словах его выражается покорность воле Божией.

Итак, в августе 1847 года иеромонах Феофан был назначен членом создаваемой Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, во главе которой стоял архимандрит Порфирий (Успенский) – прекрасный знаток Востока, известный церковный археолог, человек замечательного ума и несокрушимой энергии. 14 октября 1847 года миссия отправилась из Петербурга в Палестину через Киев, Одессу и Константинополь и 17 февраля 1848 года была радушно принята в Иерусалиме блаженнейшим патриархом Кириллом.

Цель миссии определялась следующим кругом обязанностей:

· иметь в Иерусалиме представителей Русской Церкви и образец нашего благолепного служения,

· преобразовать мало-помалу само греческое духовенство, ибо оно переживало упадок нравственности, возвысить оное в собственных его глазах и паствы,

· привлечь к православию колеблющихся и отступивших от православия вследствие недоверия к греческому духовенству и влияния со стороны разных вероисповеданий.

Кроме того, множество богомольцев и паломников из России требовали удовлетворения тех или иных религиозных нужд.

Члены Миссии имели постоянное местожительство в Иерусалиме и, знакомясь с христианским Востоком, посетили многие святые места Палестины, Египта и Сирии. Отец Феофан трудился особенно усердно, неукоснительно выполняя все, что от него требовали.

Вместе с тем он успевал многое сделать и для самообразования: выучился иконописи, прекрасно изучил греческий язык, основательно – французский, занимался еврейским и арабским языками, ознакомился с памятниками аскетической письменности прошлых веков, изучал библиотеки, отыскал старинные рукописи в древнейшем монастыре Саввы Освященного. В Иерусалиме отец Феофан досконально ознакомился с лютеранством, католичеством, армяно-григорианством и другими вероисповеданиями, на деле узнал, в чем заключается как сила их пропаганды, так и слабость. В беседах с инославными члены миссии раскрывали истинность православия, но наилучший, наглядный пример превосходства своего вероисповедания они являли своей высоконравственной благочестивой жизнью.

В 1853 году началась Крымская война, и Русская Духовная Миссия 3 мая 1854 года была отозвана. Возвращаться на родину пришлось через Европу. По пути в Россию иеромонах Феофан побывал во многих европейских городах, и везде он осматривал храмы, библиотеки, музеи и другие достопримечательности. Например, в Италии, стране классического искусства, отец Феофан как большой любитель и знаток живописи интересовался произведениями живописи. В Германии подробно познакомился с постановкой преподавания в учебных заведениях различных наук, особенно богословия. За ученые труды и рвение к исполнению возложенных на него обязанностей иеромонах Феофан всемилостивейше был пожалован 5 мая 1851 года кабинетным золотым наперсным крестом.

Определение Святейшего Синода от 21 мая 1856 года архимандрита Феофана на важный и ответственный пост настоятеля Посольской церкви в Константинополе обусловливалось тем обстоятельством, что он был хорошо знаком с православным Востоком и был вполне подготовлен к этой должности.

Константинопольская Церковь в то время переживала сложный период в связи с конфликтом между греками и болгарами. Болгары отстаивали свою религиозную самостоятельность и требовали богослужения на родном языке и пастырей из своего народа. Константинопольская патриархия категорически не соглашалась на какие-либо уступки. Болгар в законных требованиях поддерживало турецкое правительство, представители западных держав и архимандрит Феофан, снискавший своей симпатией и искренним желанием помочь этому народу большую его любовь к себе. Впрочем, отец Феофан со всеми жил в мире: и с болгарами, и с греками, и с членами посольства, и со всеми сослуживцами.

Архимандрит Феофан исполнил возложенную на него миссию и в марте 1857 года представил архиепископу Иннокентию подробный отчет, обстоятельно освещающий положение греко-болгарской распри, а также раскрывающий состояние Восточной Православной Церкви вообще, главным образом, Константинопольского патриархата. Этот отчет имел большое значение впоследствии при обсуждении греко-болгарской распри Святейшим Синодом Русской Православной Церкви.

Находясь за границей, архимандрит Феофан еще более усовершенствовал свое знание греческого языка, что блестяще проявилось в его переводческой деятельности. Он собрал здесь много жемчужин святоотеческой мудрости в области аскетической письменности.

17 апреля 1857 года архимандрит Феофан был награжден орденом Святой Анны II степени.

Архипастырские труды святителя

Феофана Затворника в Тамбовской епархии

29 мая 1859 года состоялось наречение архимандрита Феофана во епископа Тамбовского и Шацкого. Епископская хиротония была совершена 1 июня, а 5 июля святитель Феофан вступил в управление епархией. «Мы уже не чужие друг другу, – произнес он, приветствуя свою паству. – В час наречения, еще не ведая вас, я уже вступил в общение с вами, дав обет Богу и Святой Церкви вам принадлежать заботою, трудами и даже своей жизнью. Равным образом и вы должны определить себя на внимание и, в нужном случае, на послушание моему немощному слову и делу по вере и любви. С сей минуты у нас добро и зло общи».

Много забот, трудов, разного рода препятствий, даже огорчений ожидало преосвященного Феофана на Тамбовской кафедре. Епархия была одной из самых обширных и многолюдных. Служение святителя продолжалось только четыре года, но за это время он необыкновенною кротостью своего характера, редкой деликатностью и участливейшим вниманием к нуждам пасомых успел сродниться со своей паствой и приобрести всеобщую самую искреннюю любовь.

Владыка Феофан проявил себя ревностным служителем во всех сферах церковной жизни. Его внимание было сосредоточено преимущественно не на делах внешнего управления, а на душепопечительном служении. Это был истинный архиерей Божий, истинный евангельский пастырь, способный положить душу свою за овцы своя.

В деле религиозно-нравственного просвещения огромное значение принадлежит церковному проповедованию слова Божия, и потому святитель Феофан почти каждое богослужение сопровождает проповедью. Его проповеди представляют собой не продукт сухой умственной работы, а живое и непосредственное излияние чувствующего сердца. Святитель умел так овладеть вниманием слушателей, что в храме водворялась совершенная тишина, вследствие чего слабый голос его слышен был в самых отдаленных углах храма.

Основную задачу проповеднических трудов сам владыка ясно и определенно выразил следующим образом: «Лучшее употребление дара писать и говорить есть обращение на вразумление и пробуждение грешников от усыпления, и такою должна быть всякая церковная проповедь и всякая беседа».

Заботился святитель Феофан и о повышении образования самого духовенства. По его ходатайству перед Святейшим Синодом с 1 июля 1861 года при Тамбовской духовной семинарии стали выходить «Тамбовские епархиальные ведомости». В каждом номере он помещал не менее двух проповедей. Одна проповедь была святоотеческая, а другая – произнесенная им самим или кем-либо из тамбовских пастырей.

Предметом его пристального внимания и забот были духовно-учебные заведения епархии: нередко владыка посещал Тамбовскую семинарию и присутствовал на экзаменах. Заботился он и о внешнем благоустройстве духовно-учебных заведений. Святитель много потрудился, дабы открыть училище для девиц из духовного сословия, однако само открытие состоялось после перевода владыки во Владимир.

Святитель изыскивал различные способы образования простого народа. При нем стали действовать церковно-приходские школы, в помощь им – частные школы грамотности, а также воскресные – в городах и больших селах. Немало было забот и о благоустройстве монастырей; особенно много пришлось хлопотать относительно Дивеевского женского монастыря, где в то время произошли большие беспорядки. В одну из поездок с целью обозрения храмов и монастырей своей епархии святитель Феофан посетил Вышенскую пустынь, которая нравилась ему строгим иноческим уставом и красивым месторасположением.

Чиста и возвышенна была частная, домашняя жизнь святителя Феофана Затворника. Он вел очень простой образ жизни. Много молился, но находил время и для научно-литературной работы. Редкие минуты досуга наполнялись рукоделием – столярной и токарной работой по дереву, и только на короткое время владыка выходил на прогулку в сад. Владыка горячо любил природу, восхищался ее красотой, во всем видел следы премудрости Творца. В ясную погоду по вечерам наблюдал за небесными светилами в телескоп, и тогда обычно слышалось из уст астронома, умиленного созерцанием необъятного мира: «Небеса поведают славу Божию».

Никто никогда не слыхал от святителя Феофана грозного слова начальника. «Вот программа начальствующих всех родов, – советовал владыка, – растворяй строгость кротостью, старайся любовью заслужить любовь и бойся быть страшилищем для других. Истинная доброта не чуждается, где должно, строгого слова, но оно в устах его никогда не имеет горечи обличения и укора». Доверие его к людям, в частности к подчиненным, было безгранично. По своей нравственной деликатности и благородству души он боялся оскорбить человека даже намеком на подозрение или недоверие.

Летом 1860 года Тамбовскую губернию постигла страшная засуха, а осенью начались пожары в самом Тамбове, в уездных городах и селениях. В эти трудные для епархии времена преосвященный Феофан явился истинным Ангелом-утешителем своей паствы и вещим истолкователем воли Божией, проявившейся в народных бедствиях. Наставления его по внутренней силе мысли, сердечности и одушевленности напоминают знаменитые слова святого Иоанна Златоуста в подобных случаях.

При ближайшем участии епископа Феофана было совершено открытие мощей святителя Тихона Задонского. Произошло это 13 августа 1861 года. «Невозможно описать радости преосвященного Феофана по этому случаю!» – пишет находившийся тогда в Задонске его племянник А.Г. Говоров.

Недолго тамбовской пастве пришлось быть под управлением святителя Феофана: 22 июля 1863 года он был перемещен на древнюю, более обширную Владимирскую кафедру. В прощальном слове к пастве епископ Феофан произнес: «…Всеправящая десница Божия, сведши нас вместе, так сочетала души, что можно бы и не желать разлучения. Но как Тому же Господу угодно было так положить на сердце тем, в руках коих сии жребии перемен, то надобно благодушно покориться определениям Божиим…».

На Владимирской кафедре

В конце августа 1863 года епископ Феофан прибыл в богоспасаемый град Владимир. Служение его на новом месте было еще разнообразнее и плодотворнее, чем на Тамбовской кафедре. За три года служения здесь он произнес 138 проповедей. «Народ тут больно хорош… дивятся. С самого приезда доселе еще ни одной службы не было без проповеди… и слушают».

Владимирская епархия весьма нуждалась в православном миссионерстве, так как губерния была колыбелью раскола: скрываясь из Москвы от преследований правительства, раскольники находили здесь пристанище и немало последователей. Святитель Феофан предпринимал путешествия в раскольничьи центры епархии, где произносил поучения и в самой простой и доступной форме раскрывал несостоятельность раскола как с исторической точки зрения, так и по существу.

За усердную и плодотворную архипастырскую деятельность на Владимирской кафедре во благо Святой Церкви 19 апреля 1864 года епископ Феофан был награжден орденом Анны I степени.

Но святитель Феофан желал уединения, покоя и тишины для того, чтобы заняться трудами духовного писательства и тем послужить Святой Церкви и спасению ближних. Этому препятствовала обширная практическая деятельность. Как епархиальный архиерей он обязан был заниматься и такими делами, которые не сродни были его характеру и часто нарушали его высокое настроение, доставляли скорбь его любвеобильному сердцу. Свое внутреннее состояние он выразил в одном из писем: «В делах никакой трудности не вижу, только душа к ним не лежит». Посоветовавшись со своим духовным руководителем, митрополитом Исидором, епископ Феофан подал прошение в Святейший Синод об увольнении его на покой с правом пребывания в Вышенской пустыни. 17 июля 1866 года святитель Феофан после долгих колебаний со стороны высшего начальства был освобожден от управления Владимирской епархией с назначением на должность настоятеля Вышенской пустыни. Во время прощания архипастыря со своей паствой ясно обнаружилось, какой великой любовью пользовался святитель Феофан в своей епархии. По свидетельству очевидца, многие из предстоящих в храме обливались слезами, ибо сознавали, что уже никогда не увидят дорогого им пастыря.

Вышенский затворник

28 июля после молебна епископ Феофан отправился прямо на Вышу. Сначала он поселился в настоятельских покоях. Позже, к 1867 году, владыка переселился в деревянный флигель, специально для его проживания надстроенный над каменным просфорным корпусом архимандритом Аркадием.

Суетная должность настоятеля нарушала внутренний покой епископа Феофана. Вскоре, 14 сентября 1866 года, святитель Феофан послал в Святейший Синод прошение об увольнении его от управления Вышенской обителью и назначении ему пенсии. Святейший Синод удовлетворил его просьбу. Освободившись от забот по управлению монастырем, преосвященный Феофан начал вести истинно подвижническую жизнь. Вместе с иноками в течение шести лет он ходил ко всем церковным службам, а в воскресные и праздничные дни сам совершал литургию соборно с братией. Благоговейным служением епископ Феофан доставлял духовное утешение всем присутствующим в храме. Игумен Тихон впоследствии вспоминал: «Едва ли кто из нас, иноков вышенских, когда-либо слышал во святом алтаре какое стороннее слово из уст святителя Феофана, кроме последования богослужебного. И поучений он не говорил, но самое служение его пред Престолом Божиим было живым поучением для всех».

Когда владыка не служил сам, а лишь посещал богослужение в храме обители, молитва его была в высшей степени поучительна. Он закрывал глаза ради собранности ума и сердца и весь отдавался сладостной беседе с Богом. Глубоко погруженный в молитву, он как бы совершенно отрешался от внешнего мира, от всего окружающего. Нередко случалось, что инок, подносивший ему в конце литургии просфору, стоял несколько времени, дожидаясь, пока великий молитвенник снизойдет духом в наш дольний мир и заметит его.

Близко познакомившись с внутренним распорядком обители, святитель писал Н.В. Елагину: «Мне здесь крепко хорошо. Порядки здесь истинно монашеские. Из братии есть лютые подвижники… образчик – восьмидесятилетний старик, никогда не присядет в церкви и ворчит на других за это. Служб наберется 8–10 часов. Начинаются с 3 часов утра. Последняя бывает в 7 часов вечера. Пение саровское».

Как ни мало уделял времени преосвященный Феофан сношениям с внешним миром, и, в частности, приему посетителей, но все же это отвлекало его от главного дела, ради которого он пришел на Вышу. И тогда явилась мысль о полном затворе, которая, впрочем, осуществилась не вдруг. Сначала святитель провел в строгом уединении Святую Четыредесятницу, и опыт был удачным. Потом он уединился на более продолжительное время – на целый год, после чего уже бесповоротно был решен вопрос о полном затворе.

Уединение святителя оказалось «слаще меда», и Вышу он считал «жилищем Божиим, где Божий небесный воздух». Частично райское блаженство он испытал уже здесь на земле, в этом самом уголке необъятной России, который во дни жизни святителя был и вовсе захолустным. Но кому уж теперь неизвестны слова святителя-затворника о том, что «Вышу можно променять только на Царство Небесное»?! Или вот еще встречаются строки в его письмах об этом благословенном уголке России: «Нет ничего на свете краше Вышенской пустыни!» или: «Выша – преутешительная и преблаженная обитель… у нас, например, рай растворенный. Такой глубокий мир!» До самой своей блаженной кончины святитель чувствовал себя вполне счастливым. «Вы называете меня счастливым. Я и чувствую себя таковым, – писал он, – и Выши своей не променяю не только на Санкт-Петербургскую митрополию, но и на патриаршество, если бы его восстановили у нас и меня назначили на него».

Что же скрывалось за этим так называемым «покоем», за этим затвором, за этим блаженством? Колоссальный труд, ежедневный подвиг, который современному человеку и представить немыслимо, не то что подъять на себя. Сам же владыка, умаляя свои подвиги, сокрывая их перед людьми по глубочайшему смирению, имея эту добродетель как некий духовный фундамент в основании души, в одном из писем дает такую характеристику своему затвору: «Меня смех берет, когда скажет кто, что я в затворе. Это совсем не то. У меня та же жизнь, только выходов и приемов нет. Затвор же настоящий – не есть, не пить, не спать, ничего не делать, только молиться… Я же говорю с Евдокимом, хожу по балкону и вижу всех, веду переписку… ем, пью и сплю вдоволь. У меня простое уединение на время».

Наиглавнейшим занятием святителя-затворника была молитва: ей он предавался в течение дня и нередко – ночи. В келлиях владыка устроил малую церковку во имя Крещения Господня, в которой служил Божественную литургию во все воскресные и праздничные дни, а в последние 11 лет – ежедневно.

Надо сказать, святитель Феофан обладал одной из самых крупных частных библиотек того времени, более чем наполовину состоявшей из иностранных книг, ибо он изучил несколько языков, будучи шесть лет (1847–1853) на службе в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме и почти год (1856–1857) в Посольской церкви в Константинополе в должности настоятеля.

Несомненно, много времени и труда посвящалось чтению как духовных, так и светских книг – разных по содержанию: исторических, философских, научно-естественных, книг русских и зарубежных классиков – Пушкина, Грибоедова, Шекспира. У него имелись и книги по медицине, в основном – по гомеопатии, анатомии, гигиене, фармакологии.

Занятия вышенского затворника не ограничивались одной молитвой, богомыслием и чтением. Внимательно читаемое глубочайше осмысливалось, доводилось до чувства и излагалось просто, доходчиво и по-богословски возвышенно, с подробнейшими изъяснениями: в реализации писательских способностей он видел свое служение Церкви. В одном из писем находим такие строки: «Писать – это служба Церкви или нет?! Если служба – подручная, а между тем Церкви нужная; то на что же искать или желать другой?»

Зная языки, святитель Феофан затворник занимался переводом. Одна из самых неоценимых заслуг в этой области его деятельности – перевод Добротолюбия с греческого языка. Владыка обладал древними рукописями восточных подвижников. Как драгоценные жемчужины собирал он их, будучи на православном Востоке.

Отвечая на множество писем – порой от 20 до 40 в день, святитель Феофан содействовал духовному возрождению современного ему общества. Помимо духовно-литературных и научных трудов, он занимался иконописью, музыкой, разнообразным рукоделием, выращиванием растений на балкончике, наблюдением за небесными светилами. Помимо этого, он сам шил для себя одежду.

Потребуется несколько страниц для того, чтобы только перечислить всё то, что было им написано в затворе, начавшемся в 1873 году и продолжавшемся до самой кончины, последовавшей 6 января 1894 года, в день Богоявления Господня. Все богословское наследие писателя-затворника пронизано мыслью о спасении души.

В келлиях святителя-затворника обнаружены были после его кончины такие учебные пособия и инструменты, как телескоп, 2 микроскопа, фотографический аппарат, анатомический атлас, 6 атласов по географии, а также по церковной и библейской истории, и другие предметы, соответствующие его занятиям.

К сожалению, из этих предметов ничего не уцелело. Глубоко скорбел об утрате библиотеки архимандрит Аркадий (Честонов; 1825–1907), настоятель Вышенской Успенской пустыни: он был уверен, что библиотека поступит в Московскую духовную академию, которая начинала дело о покупке, и таким образом духовные сокровища станут достоянием науки и ее представителей и найдут себе достойное и широкое применение. Однако библиотека была приобретена у наследников епископа Феофана московским купцом Лосевым и принесена в дар московской Никольской церкви в Толмачах.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-feofan-zatvornik

Прп. Анатолия Оптинского, Старшего (1894)

ДНИ ПАМЯТИ:

7 февраля

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

КРАТКОЕ ЖИТИЕ

Преподобный Анатолий Оптинский (Зерцалов) прожил семьдесят лет и был современником нескольких Оптинских старцев. Господь устраивал так премудро, что Оптинские преподобные были воспитанниками старцев, а затем сами наставниками. Они передавали эстафету старчества, так что это благодатное чудо не пресекалось в Оптиной более ста лет: с 1829 года - приезда в Оптину старца Льва, основателя Оптинского старчества, до закрытия монастыря в 1923 году и мученического окончания земного пути в тридцатых годах последних оптинских старцев того времени: преподобного Никона и преподобного Исаакия II.

Отец Анатолий приехал в Оптину в 1853 году и был учеником преподобных оптинских старцев Макария (семь лет, до смерти отца Макария в 1860 году) и преподобного Амвросия, который был старше отца Анатолия на 12 лет. Эти годы были годами расцвета старчества в Оптиной Пустыни, это был поистине духовный рай для людей, ищущих старческого окормления. В это время в Оптиной жили преподобные схиархимандрит Моисей и его брат, схиигумен Антоний, иеросхимонах Иларион. Но и среди этих великих подвижников не тускнеет, не теряется имя преподобного Анатолия старшего (Зерцалова). Каким был его путь в Оптину?

Родился преподобный Анатолий, в миру Алексей Зерцалов, в 1824 году в семье дьякона, служившего в храме села Бобыли Калужской губернии, и был в святом крещении назван в честь святого Алексея, человека Божия. Как и многие Оптинские старцы, он воспитывался в строгости и благочестии, оправдывая слова: «Молитва родителей созидает дома детей». Родители хотели видеть сына иноком, и Алексей успешно закончил духовное училище, а затем семинарию в Калуге. Особенной крепостью здоровья юноша не отличался, в четырнадцать лет из-за болезни пропустил год учёбы, а потом чуть не ушёл к пустынникам в Рославльские леса, среди этих пустынников были и будущие Оптинские преподобные Моисей и Антоний.

После окончания семинарии юноше предлагали несколько священнических мест, но Господь судил ему иной жребий. А пока он жил дома, служил в казённой палате, ездил в паломнические путешествия. С сестрой Анной они побывали у преподобного Сергия Радонежского, потом заехали в Хотьково, где им так понравилось, что сестра осталась в этой обители.

Возможно, путь Алексея в Оптину был бы более длинным, но Господь «ими же веси судьбами» этот путь сделал более прямым и быстрым. Алексей заболевает туберкулёзом, в те времена болезнь эта считалась смертельной. И юноша дал обет: в случае выздоровления поступить в монашескую обитель. «Любящему Бога всё поспешествует ко благу», и вот уже Алексея с любовью принимает в 1853 году настоятель и старец Оптиной, преподобный Моисей.

Родители благословили молодого человека на иноческий путь, было ему в то время двадцать девять лет. Старец Макарий сказал матери будущего инока: «Благословенна ты, добрая женщина, на такой хороший путь отпустила сына!» С этого дня преподобный старец Макарий стал руководить духовной жизнью молодого послушника. Он полюбил его и сам обучал Иисусовой молитве. Молодой послушник уходил далеко в лес и молился там в уединении.

Со временем, предчувствуя приближение немощей и кончины, отец Макарий благословил его обращаться за советом к преподобному старцу Амвросию. Духовное созревание происходит по-разному, и Господь сам промышляет о своих избранниках. Только через десять лет, в 1862 году послушник Алексей был пострижен в мантию с именем Анатолия. К этому времени он был уже на послушании у преподобного Амвросия. И был одним из самых первых его учеников.

Эти десять лет были очень трудны для молодого послушника. Старец Макарий прозревал дары будущего старца и вёл его тесным путём испытаний и тягот, чтобы закалить подвижника и создать в нём доброе иноческое устроение.

Алексей был очень аккуратным и любил чистоту, а его, дабы не привязывался к суетному и материальному, постоянно переводили из кельи в келью, воспитывая странническое устроение. Старец Амвросий говаривал: «Мы должны жить на земле так, как колесо вертится, чуть одной точкой касается земли, а остальным стремится вверх; а мы, как заляжем, так и встать не можем». Поселят Алексея в келию, он там приберётся, наведёт чистоту и порядок, расставит свои любимые духовные книги. И его тут же переведут в новую келию, и нужно начинать всё с начала. Он смирялся, не возражал. Брал свои скромные пожитки: иконочки, войлок, книги и переходил на новое место жительство.

Преподобный Иоанн Лествичник говорил, что он видел послушников, которые целый день проводили на послушании, в работе, а потом, став на молитву, исполнялись Божественного света. Эти слова сбывались на молодом послушнике. При его слабом здоровье ему пришлось выполнять тяжёлое послушание на кухне. Эти физические труды были непривычны, а для отдыха оставалось совсем мало времени. Спал он мало, да и то на кухне, прямо на дровах.

Зато в молитве делал успехи, так, что когда обитель посетил преосвященный Игнатий Брянчанинов, пожелавший беседовать с тем из иноков, кто опытным путём проходит святоотеческое учение о молитве Иисусовой, ему указали на Алексея, который в то время был иеродьяконом. Игнатий Брянчанинов не мог не выразить своего удивления, что встретил такого молодого и образованного инока, опытного в духовных вопросах. Отец Алексей в простоте душевной передал эти слова преосвященного своему старцу Макарию.

И преподобный Макарий при всех побил молодого инока палкой, приговаривая: «Ах ты, негодяй, вообразил о себе, что он такой хороший! Ведь преосвященный... из любезности сказал тебе так, а ты и уши развесил, думая, что это правда!» Со стыдом и болью в сердце пошёл к себе инок. А отец Макарий без него пояснил окружающим: «Ведь как вот не пробрать? Он монах внимательный, умный, образованный, и вот - уважаемый такими людьми. Долго ли загордиться?»

Позднее, возможно, вспоминая и этот случай, преподобный Анатолий напишет о приобретении смирения: «Сказываю тебе лучшее средство приобрести смирение. Это вот что: всякую боль, которая колет гордое сердце, потерпеть... Начни так и увидишь... Главное, ты не понимаешь, что эта-то боль, это-то самое острое жало, укалывающее чувствительность сердца, и есть самый настоящий источник милостей Божиих и смирения. В них–то сокровенна есть милость Божия».

После смерти старца Макария в 1860 году, преподобные Амвросий и Анатолий, потеряв любимого старца и наставника, очень сблизились между собой. Позже старец Амвросий стал посылать преподобного Анатолия в монастырскую гостиницу утешать скорбящих. А когда увидел прозорливый старец, что ученик созрел для того, чтобы наставлять других в духовном делании, то стал постепенно вводить его в старческий труд, готовя себе ближайшего сотрудника и помощника. В 1870 году преподобный Анатолий был рукоположен в сан иеромонаха, ему было сорок шесть лет.

А уже в следующем году он получил назначение настоятеля Спасо-Орловского монастыря с возведением в сан архимандрита. Но любовь к родной Оптиной и старцу Амвросию заставила отказаться от почетного назначения. Преподобный Амвросий выпросил его себе сначала в помощники, потом в благочинные скита. Смиренный отец Анатолий все назначения принимал из послушания любимому старцу, никогда не тщеславился властью, не требовал себе почёта. А в 1874 году, в возрасте пятидесяти лет, за послушание преподобному Амвросию, принял отец Анатолий должность скитоначальника. Он продолжал с почтением относиться к старцу Амвросию и став его прямым начальником. Однажды отец Амвросий, побеседовав с отцом Анатолием, стоящим перед ним как всегда, из почтения, на коленях, подозвал к себе одну особу и, показывая на преподобного Анатолия, сказал: «Рекомендую: мой начальник», преподав этим урок смирения и послушания.

По должности духовника, скитоначальника, преподобный Анатолий с любовью заботился о братии, причём, не только об их духовном преуспеянии, но и об их повседневных нуждах. Когда к отцу Амвросию обращались по делам скита, он отсылал всех к отцу Анатолию, к своему начальнику, как он его называл. А отец Анатолий своих духовных чад по всем важным вопросам отправлял за советом к отцу Амвросию. Старец Амвросий в таких случаях всегда спрашивал: «А что сказал Анатолий?» И всегда учитывал мнение отца Анатолия. Таким образом, между двумя старцами царило единодушие и любовь.

Преподобному Анатолию поручил старец Амвросий и окормление новосозданной Шамординской женской обители. Преподобный Амвросий не раз говорил сестрам: «Я редко беру вас к себе (на беседу), потому что я за вас спокоен: вы с отцом Анатолием». Когда в Шамордино была устроена церковь, отец Анатолий сам учил сестёр уставу Богослужения, привёз им Типикон, учил сестёр петь, совершать пятисотницу (монашеское молитвенное правило).

Старец Анатолий обладал всей полнотой даров Святого Духа: даром прозорливости и духовного рассуждения, исцеления душевных и телесных недугов. Мудрое духовное руководство, советы преподобного Анатолия были духовным бисером для жаждущих старческого окормления:

«Видно, что стараешься и желаешь спастись,- только не умеешь, не понимаешь духовной жизни. Тут весь секрет в том, чтобы терпеть, что Бог посылает. И не увидишь, как в рай войдешь».

«Считай себя хуже всех, и будешь лучше всех».

«...Терпение твое не должно быть нерассудное, то есть безотрадное, а терпение с разумом,- что Господь видит все дела твои, самую душу твою, как мы зрим в лицо любимого человека... Зрит и испытует: каковою ты окажешься в скорбях? Если потерпишь, то будешь Его возлюбленною. А если не стерпишь и поропщешь, но покаешься, все-таки будешь Его возлюбленною».

«Молитва к Богу всякая доходна. А какая именно - об этом мы не знаем. Он - Один Судия праведный, а мы можем ложь признать за истину. Молись и веруй».

«...Сказываю по секрету, сказываю тебе самое лучшее средство обрести смирение. Это вот что: всякую боль, которая колет гордое сердце, потерпеть. И ждать день и ночь милости от Всемилостивого Спаса. Кто так ждет, непременно получит».

«Учись быть кроткой и молчаливой, и будешь любима всеми. А раскрытые чувства то же, что ворота растворенные: туда бежит и собака, и кошка... и гадят».

«Мы обязаны всех любить, но чтоб нас любили, мы не смеем требовать».

Двадцать один год служил преподобный Анатолий насельницам Шамординской обители. К преподобному Амвросию сёстры обращались как к старцу, а к преподобному Анатолию как к отцу, который знал все их нужды, все скорби и искушения. По благословению отца Амвросия преподобный Анатолий духовно окормлял также монахинь целого ряда епархий: Калужской, Московской, Смоленской, Тульской, Орловской, Курской. Будучи сам пламенным молитвенником, делателем молитвы Иисусовой, этому он учил и духовных чад.

О великой силе молитвы старца Анатолия свидетельствовал сам преподобный Амвросий: «Ему такая дана молитва и благодать, какая единому из тысячи дается». Преподобный Анатолий имел необыкновенно милостивый, сострадательный характер. Если он узнавал о чьем-нибудь горе, то так волновался, что у него начиналась ужасная головная боль. А потом начинало болеть и сердце... Оттого, по свидетельству врачей у него и началась болезнь сердца, отёк лёгких. Сильно подорвала здоровье отца Анатолия смерть его любимого наставника и сподвижника, преподобного Амвросия в 1891 году, после этого преподобный Анатолий прожил только три года. Тяжело было ему духовное сиротство.

Врачи рекомендовали ему лечиться, советовали прогулки на свежем воздухе. Но ноги старца стали пухнуть, перестали входить в обувь. И прогулки пришлось прекратить. Терпеливо, со смирением переносил старец свою болезнь. 15 декабря 1893 года он тайно принимает схиму, о чём знали только его духовник, отец Геронтий, да несколько близких лиц, и становится схииеромонахом. Всего лишь через три с половиной месяца после этого, 25 января 1894 года, на семьдесят первом году жизни, во время чтения отходной, старец Анатолий тихо почил смертью праведника. До самой смерти не оставлял он Иисусову молитву, то преподавая о ней наставления слабеющим голосом, то шептал её уже немеющими устами. Многие духовные чада старца видели его после его смерти во сне: то утешающим, то исповедающим, то врачующим, и после этих снов чувствовали утешение, отраду, а многие и исцеление от духовных и телесных недугов.

В 1996 году преподобный Анатолий старший (Зерцалов) был причислен к лику местночтимых Святых Оптиной Пустыни, а в августе 2000 года - Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви прославлен для общецерковного почитания. Мощи преподобного Анатолия покоятся во Владимирском храме Оптиной Пустыни.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-anatolij-i-optinskij-zercalov

Прп. Исаакия I Оптинского (1894)

ДНИ ПАМЯТИ:

1 августа – Собор Курских святых

4 сентября

24 октября – Собор всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

КРАТКОЕ ЖИТИЕ

Преподобный Исаакий, в миру Иван Иванович Антимонов, прожил долгую жизнь. Он родился в начале века и умер на его исходе. Это была жизнь праведника и подвижника, одного из великих старцев Оптинских.

Начиналась жизнь его в городе Курске в зажиточной купеческой семье Антимоновых, почётных граждан Курска. Семья эта пользовалась большим уважением в городе за безукоризненную честность, любовь к храму Божию, милосердие к бедным, строгую и благочестивую жизнь. Маленький Ванечка был пятым и последним ребёнком Ивана Васильевича и Анны Пузановой. Сохранилось предание о путешествии Ивана Васильевича в Киев в 1809 году, как раз перед рождением Ванечки, когда известный Киевский старец, иеромонах Парфений, приветствовал его словами: «Блаженно чрево, родившее монаха».

Отец воспитывал своих детей так строго и в почтении, что они даже не осмеливались сесть в его присутствии. Но при этом он никогда не поднимал на них руку, относился с такой отеческой заботой, что все дети его сердечно любили. Младший Ваня был любимцем у дедушки, и он брал внука с собой в храм, который посещал ежедневно. При таком воспитании, неудивительно, что Иван вырос скромным, добрым, молчаливым, избегавшим детских и юношеских увеселений. Он тяготел к духовной жизни. Ясный ум, простота, любовь к справедливости - все эти черты характера позволили юноше оказывать нравственное влияние на своих работников, когда он начал помогать отцу в торговых занятиях. Вступая в беседу с простым людом, Иван отучал их от божбы, внушал страх Божий, говорил о заповедях Божиих. Сохранилось предание, что он в то время, ежедневно становясь на молитву, полагал по тысяче поклонов. Но воздержание свое и подвиги он старался тщательно скрывать от домашних и успевал в этом.

Мысль о монашестве зародилось в нём, по-видимому, рано, но поскольку отец возложил на него все хозяйственные дела, он остался послушен родительской воле и ждал особенного указания Божия на свой иноческий путь. Таким указанием он счёл неудачное сватовство и неудавшиеся попытки устроить семейную жизнь в миру. Попыток сватовства было несколько, и все они по разным причинам расстраивались.

Старший брат Ивана уехал в Оптину, встав на монашеский путь. И ещё одним указанием было то, что, когда Иван приезжал к брату в Оптину, он имел возможность лично познакомиться с великими Оптинскими старцами. Глубочайшее впечатление произвела на него личность великого старца Льва. Старец принял Ивана к его великой радости с отеческой любовью, утешил его своей благодатной беседой и предсказал ему иноческий путь. Узнал Иван и старцев преподобного Моисея, преподобного Макария, с которым он даже начал переписку. Теперь колебаний у Ивана не оставалось, он был уверен в правильности выбранного монашеского пути. Оставалось только привести замысел в исполнение.

В 1847 году отец отправляет Ивана по торговым делам на Украину. Ивану Ивановичу в то время было уже 37 лет, это был зрелый человек, и, исполнив возложенное на него отцом поручение, он принимает решение отправиться в Оптину, известив об этом письмом своего родителя. Когда Иван Иванович приехал в Оптину, он уже не застал здесь своего брата, который был переведён в Тихонову Пустынь, а затем в Киево-Печерскую Лавру, где принял сан архимандрита и стал наместником Лавры. Также не застал Иван Иванович и старца Льва, который почил о Господе в 1841 году. Встретили будущего послушника преподобный Макарий и преподобный Моисей, управлявший в то время обителью. Поместили послушника в скиту, сначала на пасеке, затем в пекарне, где он выпекал хлеб. Позднее нёс послушание повара.

Здоровье у молодого послушника было крепкое, от природы он был также наделён большой физической силой и всегда участвовал во всех общих братских послушаниях, трудился на покосе, копал картошку, рубил капусту. Через год скитской жизни молодой послушник, по совету старца Макария, и даже вместе с ним, отправился к своему отцу, чтобы попросить прощения за самовольный поступок и благословения на иноческий путь. То, что старец Макарий поехал с ним вместе, свидетельствует о том, как высоко прозорливый старец ценил молодого послушника, предвидя его будущую духовную высоту. Отец простил Ивана и благословил его.

Молодой послушник нёс трудные послушания, много читал, на службы приходил первым и уходил последним, старался сохранить мир ко всей братии, чем заслужил всеобщее уважение и любовь. Свои строгие подвиги поста и молитвы он усугублял по мере духовного роста и принятия рясофора, а затем, в 1854 году, пострига в мантию с именем Исаакия. Ему было в то время 44 года, и он шёл царским, средним путём, возрастая духовно, восходя из силы в силу. Смиренный подвижник, он даже уклонялся от священного сана, и принял его только из послушания духовному отцу: в 1855 году он был рукоположен в иеродьякона, а в 1858 году в иеромонаха.

В 1860 году старец Макарий, чувствуя свою близкую кончину (он почил о Господе в этом же году), а также близкую кончину престарелого настоятеля Оптиной преподобного Моисея (почил о Господе в 1862 году), ездил к московскому митрополиту Филарету с духовным завещанием. Он выразил своё желание, чтобы по кончине преподобного Моисея, место настоятеля Оптиной занял скитской иеромонах Исаакий, прозорливо видя в нём будущего старца. Такое же расположение к отцу Исаакию было и у настоятеля обители, отца Моисея.

После кончины преподобного Макария и преподобного Моисея отец Исаакий принял на себя тяжёлое бремя правления обителью, под тяжестью этой ноши он, любитель безмолвия и уединения, изнемогал, но смиренно нёс этот крест. Очень помогла ему поддержка брата, который в то время был уже наместником Киево-Печерской Лавры. Поддержка эта была и молитвенной и в виде писем с мудрыми советами.

Отец Исаакий говорил о своих первых днях начальства: «Я принял обитель с одним гривенником». Действительно, отец Моисей был таким нестяжательным и нищелюбивым, что, по рассказам старожилов, в денежном его ящике нашли только закатившийся в трещину гривенник. Преподобный Исаакий очень переживал, что нет денег на содержание братии, но вера в Промысел Божий не посрамила его. Приходит радостное известие о завещании одного благодетеля в пользу обители пятнадцати тысяч рублей, что по тем временам было большой суммой, а также известие об уплате долгов обители. Монастырские доходы стали постепенно увеличиваться и уже не прекращали свой рост всё время настоятельства отца Исаакия. Много состоятельных духовных чад было у старцев Амвросия и Илариона, эти чада были благотворителями обители.

В течение тридцати с лишним лет ведет преподобный Исаакий монастырь, продолжая начатое еще преподобным Моисеем строительство, по тем временам немалое. Его стараниями достраивается храм Всех Святых на новом кладбище, сооружается новый иконостас в Казанском соборе и перестраивается старый во Введенском, производится новая роспись стен, строится монастырская больница с аптекой для бесплатного пользования, с церковью при ней во имя святого Илариона Великого, книжная лавка, двухэтажное здание рухлядной, достраивается водопровод, воздвигается здание новой гостиницы и множество помещений реставрируется, переделывается, обновляется и строится вновь.

При нем же в скиту устроен был придел во имя преподобного Макария Египетского, в память почившего старца отца Макария, и приобретен большой колокол в семьсот пятьдесят пудов. Преподобный Исаакий на пожертвованные в обитель деньги позаботился обеспечить ее строевым лесом и топливом, в которых Оптина пустынь очень нуждалась. Братии даже приходилось каждому для себя собирать хворост в прилегающем к монастырю помещичьем лесу. Под мудрым управлением отца Исакия Оптина приобретает лесные участки - так решается проблема топлива. Им же осуществляется покупка луговых земель на болховской мельнице. Большая нужда была у обители в восковых свечах, и отец Исаакий решает устроить в монастыре собственный свечной завод, где можно было бы изготавливать свечи из чистого воска. Завод начал работать с 1865 года, воск поставляли самого лучшего качества из Курска, через родственников преподобного Исаакия. Отец Исаакий также заботился о разведении монастырских садов и огородов. Таким образом, Оптина пустынь во второй половине XIX века становится одним из процветающих монастырей России.

Дабы успокоить монахинь из разных монастырей, находившихся под духовным руководством старца и во множестве посещавших обитель, преподобный Исаакий прибавил лишний корпус к бывшим прежде и благословлял сёстрам жить по нескольку дней безвозмездно. Для странников, убогих и неимущих преподобный построил особое здание странноприимной, где, по его распоряжению, кормили их каждую субботу человек по триста, раздавая при этом милостыню.

Но не только хозяйственными заботами ограничивалась деятельность настоятеля. Главным для него было отечески строгое попечение об исполнении братией монашеских послушаний и устава, при этом не делалось исключения и для себя. Преподобный Амвросий вполне заменил для преподобного Исаакия его духовного отца и руководителя, покойного старца Макария.

Уже будучи игуменом, а позже, в 1885 году, архимандритом, преподобный не совершал без благословения старца никаких монастырских дел и учил этому братию. «Отцы и братия! Нужно ходить к старцу для очищения совести», - часто повторял он. Так, благоговейно, почти до умаления себя, стоял он со всеми в очереди к своему духовнику, преподобному старцу Амвросию, и беседовал с ним, стоя на коленях, как простой послушник. Не изменил он своему обыкновению и после кончины уважаемого старца, продолжая, несмотря на ослабление своих телесных сил, аккуратно посещать его преемника, преподобного Иосифа, хотя он был из числа постриженников преподобного. Только незадолго до кончины, когда уже силы совсем стали оставлять преподобного Исаакия, он стал приглашать нового старца к себе. Каждое важное монастырское дело преподобный Исаакий решал не иначе как с советом старца, отсекая при этом собственную волю. Таким глубоким смирением преподобный Исаакий подавал пример братии.

Если кто-либо изъявлял свое неудовольствие тяжестью или неудобством порученного ему послушания и роптал на монастырские порядки, преподобный Исаакий обыкновенно отвечал: «Брат! Возьми мои ключи и начальствуй, а я пойду исполнять твое послушание» - и таким образом вразумлял непокорного. Простота обращения преподобного Исаакия с братиями была поразительна. Вне начальственных отношений он считал всех как бы равными себе. Впрочем, особенной любви к кому-либо старался не выказывать, дабы не возбудить зависти в других, а отличаемого брата не привести в гордость. Оценивая столь мудрое и любвеобильное отношение к себе старца-настоятеля, братия, в свою очередь, питала к нему нелицемерную любовь и уважение как к строгому начальнику и любвеобильному отцу, называя его в домашних беседах не иначе как «дедушкой». Иноки верили в благодатную силу молитв своего «дедушки», поговорив в скорби с преподобным Исаакием, выходили от него утешенными и успокоенными. Отец Исаакий любил говорить: «Какие у нас скорби? У нас не скорби, а скорбишки». Тридцать два года управлял обителью преподобный Исаакий как мудрый и любящий отец.

При первом же ударе колокола спешил старец в храм, как и в молодости, подавая пример окружающим. Когда по воскресным, великим праздникам и торжественным дням преподобный Исаакий совершал Божественную службу, сослужившие с ним замечали, что во время главных моментов богослужения он исполнялся чувством особенного благоговения, причем голос его от умиления прерывался.

Особенно почитал отец Исаакий Святителя Николая Чудотворца. Один раз, когда он поехал на монастырскую мельницу, лошади понесли. Кучер спрыгнул, и тройка испуганных чем-то лошадей понесла возок с отцом Исаакием к глубокому оврагу. Казалось, гибель неизбежна. Отец Исаакий обратился с молитвой к своему любимому святому, и лошади мгновенно остановились. Отец Исаакий вышел из возка и стал поглаживать дрожащих лошадок. Когда подбежал перепуганный кучер, они осмотрелись, и поняли, что находятся на самом краю пропасти. Такова была сила молитв преподобного Исаакия и его любовь к Господу и святым.

В одежде преподобный Исаакий не отличался от прочей братии. Простой поношенный подрясник, в который он обыкновенно всегда одет был дома, мухояровая ряса и такая же мантия, в которой ходил для служения служб церковных, были обычным его одеянием. Сам обслуживал себя, вплоть до мелочей, так, он сам чинил себе носки. В пище преподобный Исаакий был очень воздержан, не допуская себе послабления. Он всегда ходил вместе с братиями в общую трапезу, хотя мог иметь отдельный лучший стол в силу своего положения. Посты он соблюдал очень строго. Нестяжательность преподобного особенно выказалась после блаженной его кончины: у него ничего не осталось, тогда как он в свое время был человек богатый и имел порядочные средства. Кроме общего благотворения нищим от обители, преподобный Исаакий и сам от себя раздавал щедрую милостыню, стараясь всячески утаить свое доброе дело.

Вполне отрекшись от мира и всех его прелестей, преподобный Исаакий относился к наградам и повышениям совершенно равнодушно, и даже иногда уклонялся от них. Так он отказался по своему смирению от сана архимандрита в семидесятые годы, и стал архимандритом уже только в 1885 году и то без его предварительного согласия, чтобы старец не смог отказаться.

В последние годы жизни настоятеля многие скорби выпали на его долю. Особенно тяжело пережил он отъезд старца Амвросия в Шамординскую общину. При отъезде преподобного Амвросия и доходы Оптиной стали сокращаться, так как многие средства духовные чада привозили, приезжая именно к великому старцу. «Двадцать девять лет провел я настоятелем при старце и скорбей не видел, теперь же, должно быть, угодно Господу посетить меня, грешного, скорбями», - говорил отец Исаакий.

Здоровье его стало заметно слабеть, и он келейно принял пострижение в схиму, которое и совершил над ним братский духовник, скитоначальник, преподобный Анатолий.

Вскоре отошел ко Господу великий старец преподобный Амвросий, и на настоятеля, преподобного Исаакия, последовали тайные доносы о неспособности его, по преклонным годам и болезни, управлять обителью. И хотя братия единодушно встала на защиту своего настоятеля, силы его уже угасали. Но он принимал все скорби без ропота, с благодушным терпением, как твёрдый и стойкий подвижник. За месяц до смерти передал управление обителью казначею. Умирал преподобный Исаакий тихо, окруженный плачущими чадами своими, которым дал последнее наставление: «Любите Бога и ближних, любите Церковь Божию, в службе церковной, в молитве ищите благ не земных, а небесных; здесь, в этой святой обители, где вы положили начало иноческой жизни, и оканчивайте дни свои». Старец почил о Господе 22 августа 1894 года.

Погребен преподобный Исаакий I в Казанском соборе Оптиной Пустыни. В 1996 году причислен к лику местночтимых святых в Соборе Оптинских старцев. Прославлен Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года для общецерковного почитания.

Источник: https://www.optina.ru/starets/isaakiy1_life_short/

Прп. Мелетия Ипсенийского (XIXвек)

ДЕНЬ ПАМЯТИ:

25 февраля

ЖИТИЕ

Преподобный Мелетий Ипсенийский родился в конце XVIII века в селении Лардос на острове Родос в Османской империи (ныне – Греция), в семье благочестивых родителей Николая и Стаматии. При крещении был наречен Еммануилом. Уже в младенчестве стало ясно, что ребенок является избранным сосудом Божиим. Так, по средам и пятницам он отказывался от материнского молока. Позже, когда мальчик подрос, он раздавал нуждающимся пищу из дому. Небогатые родители укоряли его, но оказалось, что продуктов в кладовой чудесным образом не становилось меньше.

С малолетства был обучен грамоте. Очень любил чтение житий святых, церковные службы. Всей душой стремился к жизни добродетельной, чистой, целомудренной и исполненной любви к Богу.

Выпасая овец своего отца в окрестностях Лардоса, Мелетий нашёл немало пустынных мест, где ничто не мешало ему предаваться молитвенным подвигам. Одним из таких мест были руины древнего монастыря на холме. Как-то ночью, когда он молился там, он увидел столп света от неба до самой земли. Подойдя ближе к тому месту, на которое указывал свет, юноша увидел очень старое оливковое дерево, а в его корнях – икону Божией Матери. Он в страхе опустился на колени, поднял руки и в духовной радости и ликовании стал возносить хвалы Богу и благодарить Божию Матерь за чудесное явление. В одну из следующих ночей ему явилась Сама Божия Матерь и сказала, что на этом месте нужно построить посвященный Ей храм и возродить разрушенную обитель. Богородица также указала ему место, где он найдёт нужные для строительства деньги. Действительно, в том месте он обнаружил клад. Воодушевленный благословением Пресвятой Девы Марии, он получил необходимое разрешение от османских властей на строительство церкви и келий вокруг нее. Когда храм в честь Успения Божией Матери был построен, святой принял монашеский постриг. Потом он был рукоположен в иеродиакона, затем в иеромонаха и поставлен настоятелем новообразованного монастыря «на возвышении», который к началу XX века стал именоваться Ипсенийским.

Вёл строгую подвижническую жизнь. По вечерам уходил в расположенную неподалёку от монастыря пещеру и молился там, а днем исповедовал приходящих к нему людей. Его слава распространилась по всему острову, и многие шли к нему, чтобы получить прощение грехов и услышать духовное наставление. Часто он сам посещал окрестные деревни, исповедовал, наставлял в истинной вере и благочестии. Бог наградил его даром исцеления и изгнания нечистых духов. Преподобный врачевал больных, подавая им и духовную помощь, призывал христиан твердо стоять в вере своих отцов и жить по слову Божьему. С особой настойчивостью предостерегал женщин-христианок от плотских отношений и браков с иноверцами.

Среди прижизненных чудес святого особенно известен случай его перехода через вышедшую из берегов реку. Преподобный Мелетий, возвращавшийся ночью из Лардоса в свою обитель, перекрестил воды реки и перешел по ним как посуху. При этом путь его освещался неким небесным светом, который двигался перед святым.

Деятельность святого раздражала турок, которые делали попытки его убить, но Господь хранил Своего угодника. Мусульмане написали о нем клеветнический донос митрополиту Родосскому, пытаясь выставить святого отцом незаконнорожденного ребёнка. Преподобный Мелетий был вызван к владыке и, будучи в преклонном возрасте, скончался во время дознания у ног митрополита. Случилось это в первой половине XIX века.

Святые мощи старца доказали его невиновность вскоре после его кончины. После того как митрополит Родоссий велел совершить погребение тела при кафедральном соборе Введения во храм Пресвятой Богородицы, гроб преподобного был открыт, причём мощи источали благоухание, свидетельствовавшее о святости. Христиане острова Родос с ранних пор почитали старца Мелетия как святого. Часть его мощей была роздана в разные места, часть – оставлена в монастыре Ипсени. По молитвам святого происходит много чудес и исцелений.

27 ноября 2013 года Священный Синод Константинопольской Православной Церкви причислил преподобного Мелетия Ипсенийского к лику святых. Так как дата преставления преподобного Мелетия была неизвестна, память ему установили в день памяти его небесного покровителя святителя Мелетия Антиохийского – 12 февраля. 25 декабря 2014 года Священный Синод Русской Православной Церкви постановил внести его имя и в месяцеслов Русской Церкви.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-meletij-ipsenijskij

Блж. Ксении Петербургской (XIXвек)

ДНИ ПАМЯТИ:

6 февраля

6 июня

28 июня (переходящая) – Собор Санкт-Петербургских святых

ПОЛНОЕ ЖИТИЕ БЛАЖЕННОЙ

КСЕНИИ ПЕТЕРБУРГСКОЙ

Святая блаженная Ксения родилась в первой половине XVIII столетия от благочестивых и благородных родителей; отца ее звали Григорием, а имя матери неизвестно. По достижении совершеннолетия Ксения Григорьевна сочеталась браком с придворным певчим, полковником Андреем Феодоровичем Петровым, и жила с супругом в Санкт-Петербурге. Но недолго судил Господь молодой чете идти вместе по жизненному пути, Ангел смерти разлучил их: Андрей Феодорович внезапно скончался, оставив Ксению Григорьевну вдовою на двадцать шестом году ее жизни.

Это трагическое событие изменило жизнь молодой женщины. Она была глубоко потрясена тем, что ее муж скончался без должного христианского приготовления и не успел принести покаяние. Ксения решила, что подвигом жизни она вымолит у Бога прощение прегрешений раба Божиего Андрея. Она сразу как бы забыла все земное, человеческое, все радости и утехи, и вследствие этого многим казалась как бы сумасшедшей, лишившейся рассудка.

Так на нее стали смотреть даже ее родные и знакомые, и особенно после того, как Ксения раздала решительно все свое имущество бедным, а дом подарила своей хорошей знакомой, Параскеве Антоновой. Родные Ксении подали даже и прошение начальству умершего Андрея Феодоровича, прося не позволять Ксении в безумстве раздавать свое имущество. Начальство умершего Петрова вызвало Ксению к себе, но после разговора с ней вполне убедилось, что Ксения совершенно здорова, а потому имеет право распорядиться своим имуществом, как ей угодно.

Освободившись от всех земных попечений, святая Ксения избрала для себя тяжелый путь юродства Христа ради. Облачившись в костюм мужа, то есть надев на себя его белье, кафтан, камзол, она стала всех уверять, что Андрей Феодорович вовсе не умирал, а умерла его супруга Ксения Григорьевна, и уже потом никогда не откликалась, если ее называли Ксенией Григорьевной, и всегда охотно отзывалась, если ее называли Андреем Феодоровичем.

Какого-либо определенного местожительства Ксения не имела. Большей частью она целый день бродила по Петербургской стороне и по преимуществу в районе прихода церкви святого апостола Матфея, где в то время жили в маленьких деревянных домиках небогатые люди. Странный костюм бедной, едва обутой женщины, не имевшей места, где главу приклонить, ее иносказательные разговоры, ее полная кротость, незлобие давали нередко злым людям и особенно уличным мальчишкам повод и смелость глумиться над блаженной. Блаженная же все эти поношения сносила безропотно. Лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за угодницу Божию, жители Петербургской стороны видели ее в сильном гневе. Издевательства мальчишек в тот раз превысили всякое человеческое терпение, они ругались, бросали в нее камнями и грязью. С тех пор местные жители положили предел ее уличному преследованию.

Мало-помалу к странностям блаженной привыкли. Ей стали предлагать теплую одежду и деньги, но Ксения ни за что не соглашалась променять свои лохмотья и всю свою жизнь проходила в красной кофточке и зеленой юбке или наоборот – зеленой кофточке и красной юбке. Очевидно, это были цвета военного обмундирования ее мужа. Милостыню она также не принимала, а брала лишь от добрых людей «царя на коне» (копейки с изображением всадника) и тотчас же отдавала этого «царя на коне» таким же беднякам, как и сама она. Бродя целыми днями по грязным, немощеным улицам Петербурга, Ксения изредка заходила к своим знакомым, обедала у них, беседовала, а затем снова отправлялась странствовать. Где она проводила ночи, долгое время оставалось неизвестным. Этим заинтересовались не только жители Петербургской стороны, но и местная полиция, для которой местопребывание блаженной по ночам казалось даже подозрительным. Решено было разузнать, где проводит ночи эта странная женщина и чем она занимается. Оказалось, что Ксения, несмотря ни на какое время года и погоду, уходила на ночь в поле и здесь в коленопреклоненной молитве простаивала до самого рассвета, попеременно делая земные поклоны на все четыре стороны.

В другой раз рабочие, производившие постройку новой каменной церкви на Смоленском кладбище, стали замечать, что ночью, во время их отсутствия, с постройки кто-то натаскивает на верх строящейся церкви целые горы кирпича. Долго дивились этому рабочие, долго недоумевали, откуда берется кирпич. Наконец решили разузнать, кто мог быть этот даровой неутомимый работник, каждую ночь таскающий для них кирпич. Оказалось, что была раба Божия блаженная Ксения.

За великие ее подвиги и терпение Господь еще при жизни прославил свою избранницу. Раба Божия Ксения сподобилась дара прозрения сердец и будущего. Она предрекла кончину императрицы Елизаветы Петровны и Иоанна Антоновича; купчихе Крапивниной предсказала кончину прикровенно, говоря: «Зелена крапива, но скоро увянет», а одной бедной девице – замужество.

Уча людей правдивости, блаженная Ксения нередко открывала и тайны тех лиц, кого она навещала. Милость Божия так осеняла Ксению, что даже те, к кому она заходила или у кого вкушала пищу, были счастливы и успешны в делах. И торговцы, и извозчики, все старались ей чем-нибудь услужить; особенное благополучие посещало тех, кому сама блаженная Ксения давала что-либо.

На семьдесят первом году земной жизни она почила сном праведницы. Тело ее было погребено на Смоленском кладбище. И много знамений милости Божией начало совершаться у ее гроба. По молитвам блаженной Ксении Господь спас одну девицу от ужасного брака с беглым каторжником, выдававшим себя за убитого им полковника. По совершении панихиды над ее могилкой страждущие получали исцеления, в семьях водворялся нарушенный мир, нуждающиеся получали им необходимое.

Над могилкой блаженной Ксении со временем была построена часовня, к которой стекались ее многочисленные почитатели. После революции большевики закрывали часовню, но никакими усилиями безбожников невозможно было заглушить в народе память о блаженной и веру в ее молитвенное предстательство пред престолом Божиим.

Источник: https://azbyka.ru/days/sv-ksenija-peterburgskaja

	*Образование и Православие*

Всего голосов: 0 Версия для печати Просмотров: 142

Рекомендуем к прочтению:

- ЖИТИЯ СВЯТЫХ, ПОДВИЗАВШИХСЯ В VIII ВЕКЕ
- ЖИТИЯ СВЯТЫХ, ПОДВИЗАВШИХСЯ В VII ВЕКЕ
- Мамы святых: какие они?
- Тайны Святой Горы: где на самом деле жил преподобный Антоний Печерский
- Православный святой из племени Мухаммеда

html-cсылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию

Обретение мощей преподобного Сергия Радонежского

Оптинский Старец Амвросий
Житие и избранные наставления преподобного старца Амвросия Оптинского.
Тропарь, кондак и молитва преподобному Старцу.
Святейший Патриах Тихон. Ангел Русской Церкви
ДОЛГИЕ ГОДЫ мы не знали о нем ничего. Даже имя его не упоминалось. Лишь память многих русских людей хранила его. Нам еще предстоит осмыслить значение всего сделанного им для того, чтобы наш народ мог сохранить душу живу, когда именно на душу-то эту и ополчилась самая яростная брань, какую только знала мировая история.
Житие и страдания св. священномученика Киприана и св. мученицы Иустины
- Акафист священномученику Киприану
- Тропарь и кондак (pdf)

Жития Святых:

Дни памяти святых в алфавитном порядке

Праздники – память апостолов, святых

Областной центр информационных технологий управления образования администрации Новосибирской области при участии отдела образования Новосибирской Епархии

Добавление комментария