Архимандрит Савва Мажуко: Нет никакого «мира молодежи»

— О.Александр Шмеман писал, что молодость в своей беззаботности, не ощущающая быстротечности и конечности жизни, не знает благодарности. А какие главные соблазны молодости назвали бы Вы?

— Не бывает молодости вообще, молодости самой по себе. Молодость — это часть биографии конкретного человека. Однако в наших разговорах на эту тему мы привыкли иметь дело с некой умозрительной конструкцией, элементы которой варьируются в зависимости от жизненного опыта и эстетических предпочтений созерцателя. Люди — разные. У каждого — своя судьба, своя биография, своё лицо и, естественно, своя непохожая юность, в орбите которой вращаются конкретные события, персонажи, радости, открытия, страдания, а временами и смерть. А потому беззаботность свойственна не каждому юноше и девушке, не все молодые люди порхают по жизни, не замечая её быстротечности и конечности, иначе бы просто не появилось ни философов, ни богословов, ни святых — тех самых людей, мысль которых именно в юности озаботилась вопросами финальности и бренности всего сущего.

У отца Александра Шмемана была сравнительно благополучная жизнь, опыт его юности слишком отличался от схожего опыта, скажем, моего дедушки, который был всего лишь на три года младше отца Александра, но родился, вырос, получил воспитание в другой стране: прошёл сибирский детдом и вечное недоедание, а потом фронт и два тяжелых ранения, послевоенный голод и разруху. В двадцать два года у него уже было двое детей, молодая жена, с которой они вместе, своими руками строили дом, возвращаясь усталым и вымотанным после работы.

Это молодость? Беззаботная юность? Неблагодарная беспечность? А в двадцать пять у них с бабушкой было уже четверо детей, и обе прабабушки — у них на содержании. И вся эта огромная семья долгое время ютилась в одной комнате. Этот опыт юности сильно отличается от пережитого Шмеманом. Что никак не роняет отца Александра в наших глазах. Просто это две разные биографии двух юношей-современников. Но какие же они разные! Вывод простой: полегче с обобщениями.

Что же до главных соблазнов молодости, то дерзну предположить, что они ничем не отличаются от искушений зрелости, разве только градусом накала и размахом, обусловленными исключительно избытком жизненных сил и здоровья у молодых людей.

— У Нины Берберовой есть очень точное, на мой взгляд, определение: «Эмоциональная анархия молодости». Как справляться молодому человеку с этим состоянием?

— С Ниной Берберовой не знаком, а вот у Александра Сергеевича Пушкина в одном незаконченном произведении приводится отрывок светского разговора, посвященного некой даме, прославившейся своей взрывоопасной влюбчивостью. Приятели оной дамы благоговели перед такой силой чувств и игрой страстей, на что одна пожилая княгиня заметила: «Страсти! какое громкое слово! что такое страсти? Не воображаете ли вы, что у неё пылкое сердце, романтическая голова? Просто она дурно воспитана». Конечно, можно назвать элементарную невоспитанность и распущенность «эмоциональной анархией молодости», но пользы это не прибавит, тогда как сдержанность и воспитанность украшают человека в любом возрасте.

— Известно слова классика: «Блажен, кто смолоду был молод». В чём блаженство молодости, на Ваш взгляд?

— В том же, в чём блаженство и зрелости, и старости, и детства. Живому — всё хорошо. Быть — вот блаженство и счастье. Просто каждый сезон нашей жизни дар бытия играет своими неповторимыми красками, поэтому позволю себе продолжить: «блажен, кто в зрелости был зрел, в старости был стар», поскольку ударение в этой фразе надо ставить не на слове «молодость», а на глаголе «быть». Быть — хорошо!

— На Западе (например, в Польше среди католиков), чтобы привлечь молодёжь в храмы, используют различные нестандартные формы евангелизации. Так, в костёлах играют джазовые музыканты, христиане поют «на улицах попсовые песни под гитару» и т.д. Да и у православных были подобные эксперементы: достаточно вспомнить выступления на стадионах для молодёжи Охлобыстина или совместные проекты с рокерами о. Андрея Кураева.

— Мне кажется, что сторонники подобных экспериментов попали в ловушку культурной эмансипации молодежи, одним из симптомов которой как раз и является ориентация на некий умозрительный образ юности, о котором мы говорили выше. Не все молодые люди слушают джаз или современную музыку. Юность очень разная. Мне сложно говорить о католиках, но наблюдая за молодежным активничанием, набирающем обороты в нашей церкви, вспоминаю свою церковную молодость и убеждаюсь: окажись я в свои молодые годы в такой церковно-молодёжной круговерти, я бы сбежал из такой церкви. По крайней мере, все эти волонтерские и братские активности меня бы совершенно точно спугнули.

Ошибка всех наших миссионерских стратегий именно в том, что мы незаметно усвоили дух века сего, его заразу эмансипации и противопоставления мира молодежи миру взрослых. Нет никакого мира молодежи. А что есть? Семья, народ, страна. Нормальный человек, помыслив ребенка или юношу, совершенно естественно «примысливает» к нему образ его родителей, его рода и семьи, а более мудрые — его потомков. Молодой человек — органическая часть своей семьи, народа и церковной общины. Да, он дружит со сверстниками, да, он слушает современную музыку, да, он более «продвинут» в каких-то сферах, которые через пару лет уже устареют. Но его молодость — лишь часть его биографии, она не исчерпывает этого человека и в большинстве случаев даже не является лучшей частью его истории.

Это небольшой, очень небольшой эпизод жизни. Молодых людей в церкви как раз и привлекает то, что здесь они могут отстраниться и даже отдохнуть от своего времени и, в том числе, от своей молодости. Потому что перед лицом Божиим каждый предстоит своим «собранным ликом», вбирающим в себя всю нашу биографию, вместе с детством и старостью. Бог помнит «меня всего», видит меня цельным—вместе с младенчеством, зрелостью и увяданием, и, предстоя перед Его взглядом, я сам начинаю себя ощущать в своей протяженной цельности, в которой молодость и выступает, и утопает как незначительный сюжет — яркий, но не всегда самый интересный.

— У владыки Антония Сурожского есть замечательные слова, что нужно стать молодым, то есть «жить необусловлено всей полнотой жизни». Как понять эти слова «молодость Божия»?

— Думаю, владыка Антоний отождествил с молодостью состояние «взволнованности бытием», очень глубоким, если не глубинным, переживанием себя живым, радостью оттого, что ты жив. Если так, то я с ним полностью согласен. Это вполне законное отождествление, поскольку именно в молодости человек переживает себя слишком живым. Именно в молодости большинство из нас, если повезёт, совершает это важное открытие: я — есть! быть — хорошо!

Лучше всего это описал Рэй Бредбери в своем романе «Вино из одуванчиков». Каждая страница этого гениального произведения словно покрыта рябью от этого волнительного открытия: я — жив! Однако этот роман был написан не юношей, а зрелым человеком, и если вы читали биографию Бредбери, то знаете, что он прожил долгую жизнь — девяносто один год, — но даже поздние его тексты хранят юношескую свежесть этого детского открытия.

Всегда юный Бредбери! Эта подлинная юность, этот избыток жизни особенно поражает при чтении житий святых, а если повезёт, то в общении с настоящими святыми людьми. Вечно юными их делает обитающая в них полнота жизни, вернее, сами святые обитают в этой полноте, потому что живут жизнью Божией.

— Часто одной из характерных черт молодости называют максимализм и бескомпромиссность. Что доброго в этих чертах, и каковы, напротив, риски?

— Всему своё время. Молодость — самая активная пора знакомства с самим собой и с окружающим миром. Это знакомство длится всю жизнь, но на юные годы приходится пик этой активности. Юноша пробует свои силы, а потому совершенно естественно ищет своих пределов и рубежей — и физических, и эмоциональных, и духовных.

Опасно заходить за черту, страшно заглядывать в пропасть? Кто спорит? Но, не ощутив своих пределов, как с самим собой управишься? Рискованно? Безусловно. А жить — вообще опасное занятие. В детстве болел скарлатиной, —ничего страшного, если в юности переболеешь максимализмом. Всему своё время. Главное, чтобы детские болезни не «подхватывали» взрослые. Вот это, и вправду, смертельно опасно.

— «Ох, ну, и молодёжь пошла! Вот мы были совсем другие», —часто горько вздыхают бабушки — белые платочки. Действительно ли современные молодые люди отличаются принципиально от предыдущих поколений (и чем)? Или молодые люди по сути одни и те же в разных культурах и эпохах?

— Повторюсь: молодость у всех разная. Не все бывают романтиками и максималистами. И эта разница обнаруживается не только внутри одного поколения. Разные поколения молодых людей по-разному молоды. Только я бы не стал противопоставлять один век другому или предпочитать какое-то поколение. Каждое время несет свои родимые пятна, чем оно и неповторимо, и привлекательно. У современных молодых людей больше соблазнов? Это верно. Но и возможностей больше. Они более раскрепощены, чем их предшественники, менее угнетены? Может быть. Но на смену старых страхов всегда приходят новые. Не думаю, что они более счастливы, чем, например, наше поколение.

И уж совершенно точно: я им не завидую, как вообще не завидую молодым людям. Этот вид кумирослужения — один из симптомов нашего времени. Назовём его — юностепоклонство. Стыдно быть старым. Даже зрелым быть как-то неприлично. А потому народ не только всеми силами старается подольше удержать свою молодость при себе, но и всячески заискивает перед молодежью. Какая глупость! Моя молодость — неотъемлемая часть меня, она всегда при мне, и я бы не пожелал себе ни другой юности, ни тем более её повторения.

— Проблема «отцов и детей» существовала всегда, но сегодня, по мудрому замечанию С.С.Аверинцева, проблема солидарности поколений переживается особенно остро. Молодые люди, ощущающие свою ответственность за преодоление тоталитарного прошлого, нередко сами становятся образчиками репрессивного поведения. Достаточно вспомнить печально известную акцию, популярную в социальных сетях Польши и Украины, «Отними у бабушки паспорт» и пр. Как молодым людям сохранить равновесие между действительно необходимым переосмыслением опыта прошлого и вместе с тем сохранить человеческие отношения? Как не превратить несогласие «детей» в разобщение с «отцами»?

— Знаете, в древней Спарте к участию в голосовании допускались лишь мужчины, достигшие тридцатилетнего возраста, а в Древнем Риме внимательно смотрели на имущественный ценз выборщика. Прежде чем высказывать какие-то претензии и заявлять права, «подит-ка послужи», как советовал Фамусов, сделай в твоей жизни хоть что-нибудь значительное: роди и воспитай ребёнка, досмотри родителей, сделай счастливой жену, открой своё дело, сделай карьеру, и тогда твой голос будет иметь подлинный вес.

Потому что настоящее дело есть борьба и сопротивление, дающее тебе реальный взгляд на окружающий мир и на тебя самого, делающее тебя по-настоящему осведомлённым. А потому совершенно естественно, когда обществом управляют старшие — отцы отечества, отцы города. Так должно быть. Нет проблемы отцов и детей, есть проблема распущенных отцов и невоспитанных детей, отцов, завидующих своим детям и детей, зацикленных только на себе, не чувствующих своей живой, органической связи ни с прошедшими, ни с грядущими поколениями.

И никак не возьму в толк: при чём здесь тоталитарное прошлое? Сталин умер шесть десятков лет назад. Советский союз развалился четверть века тому. Сами эти цифры говорят, что это никак не проблема молодых людей. Прикрывать своё хамство борьбой с тоталитарным прошлым — не самая искусная маскировка. Наши главные проблемы — и молодых, и зрелых — распущенность и безответственность. Вот, над чем следует долго и кропотливо работать. Каждому.