"Всем, ищущим себе пару, я рекомендую обратить внимание на волонтерские движения"

—Я стала волонтером в 32 года. В это время я работала в Патриаршем центре психологом и преподавателем просветительского курса. И когда Андрей Мещеринов инициировал создание нового проекта, а Юра Белановский поддержал, некоторые сотрудники откликнулись, в том числе я. Меня интересовали дети вне профессиональной деятельности, бескорыстное участие в их жизни. Так в 2008 году я оказалась с группой волонтеров в детском отделении нейрохирургии НИИ Бурденко.

Тогда у меня не было детей, и мне было интересно общаться с ними вне профессии. Во мне сильна заботливая часть, и она требовала реализации. Потому что забота о взрослых людях не всегда приводит к хорошим результатам.

Ключевая ценность волонтерства состоит в утверждении роли человека в жизни другого. Человек, его дружественное присутствие, может украсить жизнь другого человека: ребенка в больнице, бездомного на улице, самого волонтера, который видит радость подопечного…

Я стала координиром волонтеров с 2010 года, мы ходили с волонтерами дважды в неделю организовывать досуг для девочек, которые лежали в 6-й психиатрической больнице, в женском «остром» отделении.

Всю ответственность за подопечных и волонтеров, конечно, я не могу взять на себя, но как верующий человек перепоручаю это Богу. По мере своих сил молюсь за них.

В моем понимании, способность разделить переживания человека – это уже ценно и несет в себе терапевтический момент. Сейчас психотерапевтическая практика востребована: люди нуждаются в доверительном контакте, мы иногда боимся отяготить друг друга своими переживаниями, замыкаемся в себе, не хотим «грузить» близких или открываться с «плохой» стороны. Но когда волонтер приходит в учреждение для поддержки ребенка, ребенок может показать свою уязвимость, свою нужду во взрослом и стабильных отношениях — в том, чего нет у детей, лишенных родителей. Волонтер не может заменить родителя, но какая-то, хотя бы точечная, компенсация присутствует, и это очень ценно.

Ключевая трудность волонтеров детского дома для инвалидов состоит в том, чтобы понять ребенка, который проявляет себя непонятным образом. Там находятся дети с тяжелой степенью умственной отсталости. Кто-то говорит очень невнятно, кто-то вообще не говорит, кто-то проявляет себя однообразными звуками, цоканьем или мычанием, слогами… Как их интерпретировать?

Волонтер пришел, подержал ребенка за ручку, или погонял с ним мяч, или погулял несколько кругов. Потом ушел, а у ребенка осталась «направленность на волонтера»: ты еще придешь за мной? Ты станешь моим близким? Но так как волонтер — это роль не родительская (в идеале она может перерасти и в родительскую), то важен опыт человеческой встречи. Волонтер пришел к ребенку не ради денег, а потому, что так просит его сердце, его разум.

При отсутствии родителей важно, что хотя бы кто-то подержит ребенка за руку, посмотрит в его лицо, попытается услышать его и понять.

Это очень трепетный драматический опыт, не все волонтеры готовы регулярно встречаться с ним. Поэтому в нашей группе из большого количества людей остается в лучшем случае треть.

Медицинские работники учреждения нас не понимают и требуют справки, медкнижки, в этом наша основная организационная трудность. На мой взгляд, это лишнее, так как требования постоянно меняются, а нас ставят в известность с опозданием на полгода. Я воспринимаю это как сопротивление организации сотрудничеству с волонтерами.

Например, на днях к нам хотели придти семь человек, только у двоих есть достаточные медицинские документы. Остальные пять теперь либо пойдут в другую группу, что будет счастьем, либо – в кино, на курсы…

Важно все свои действия и просьбы детей «а пойдем вокруг здания» согласовать с воспитателем. Она должна знать, где какой ребенок находится. Нельзя позволять детям причинять себе ущерб, потому что умственно отсталым детям интересно любое взаимодействие: залезть тебе в карман, дернуть за волосы. Иногда и стукнуть, потому что для них важно получить обратную связь: можно тебя бить или нет? И как с тобой можно взаимодействовать?

Очень важно волонтеру уметь говорить: стоп, нельзя. Переключать ребенка на конструктивные действия. Меня бить нельзя, а топать и хлопать в ладоши, пробежаться или кидать палку и бить по забору можно. Это позволяет ребенку почувствовать себя принятым, а волонтера в педагогическом смысле развивает.

Воспитатели зачастую общаются с детьми в указательном духе «сделай то или это», а волонтеры — на волне дружественного, доброжелательного общения, чтобы ребенок хотя бы сейчас чувствовал себя нужным.

Общая тенденция — непонимание своей мотивации. Ее очень важно прояснять. Зачем я иду в благотворительную деятельность? Есть светлые стороны мотивации: реализация творческих навыков, лидерства, способность организовывать, дарить радость, устанавливать длительные контакты, проводить тренинги. В волонтерстве можно многое попробовать. Возможна даже практическая профориентация. Но есть теневые стороны: например, привлечение внимания к себе (приходишь не для подопечного, а чтобы он тебе порадовался; это чревато обидами на подопечного), властность, деспотизм, чувство вины. Один доброволец написал о причине ухода из группы: «Я перестал ходить в эту группу, потому что приходилось целыми днями слушать поучения». Такое редко, но бывает.

Бывает, что после волонтерского опыта люди находят себя в другой области, бросают работу в банке и идут к детям – работать няней или преподавать английский… Я всегда беседую с волонтерами: что порадовало, что огорчило? Оправдались ли ожидания?

Во мне волонтерство развило сознательность, дисциплину, коммуникативные навыки. Я стала более обязательна. И еще научилась распределять ответственность. Как координатор часто все тащила на себе, а от этого переутомляешься, выгораешь, устаешь. А нужно обращаться за помощью, препоручать что-то Богу, просить волонтеров. А можно и детей просить, им тоже очень полезно, когда им доверяют. Это ведет не к деградации, а к развитию отношений.

 Нужно всегда уметь говорит «нет». Говорить это детям, например. Я не люблю, когда мне залезают в сумку без спроса или дергают за волосы. Их не нужно провоцировать. Дети импульсивные, это их особенность. Наших подопечных тоже учим уметь говорить «нет».

Ключевой момент в волонтерском опыте – те люди, которых ты встречаешь в волонтерских посещениях. Ты понимаешь, что пришел твой единомышленник, который выбрал дела милосердия. И это дорого. Достаточно нескольких посещений с каким-то одним волонтером, когда понимаешь, что получается совместное дело. Это вызывает огромное воодушевление.

Каждая группа проходит некоторые этапы: сначала это энтузиазм, потом разочарование и первые трудности, потом поиск и рутина. Затем накопление опыта и обобщение этого опыта. Бывает, что группа почкуется. Красиво это все! Интересно наблюдать за личным ростом людей. Я видела, как, например, за несколько лет выросла Лиза Чистякова из студента в профессионала. Из волонтеров вырастают координатооры, ведущие тренингов. Образуются пары: Лидия Алексеевская и Андрей Мещеринов, я также познакомилась с супругом. У нас много прекрасных девушек и замечательных молодых людей. Я бы рекомендовала всем, кто ищет пару, обратить внимание на волонтерские движения. В регулярном общении можно увидеть человека таким, какой он есть. Из раза в раз при помощи детям или бездомным проявишь себя таким, какой ты есть на самом деле.

Поскольку мы образовались при Даниловом монастыре, большинство из нас с расположением относятся к вере, хотя не все воцерковлены. Наши посещения подопечных зачастую начинаются молитвой, и хорошо, если человек адекватно воспринимает такие вещи.

У нас был один волонтер, который сначала позиционировал себя как христианин, а потом сделал другой выбор. И когда в учреждении директор сказала: ну вы же все православные… А он говорит: нет. То есть у него хватило смелости сказать о своем выборе, что очень важно.

К нам приходят разные люди, в том числе приходили и мусульмане. Они добросовестно включались в деятельность, держались особняком и, как правило, оставались ненадолго.

Еще я заметила, что порой некоторые из наших православных волонтеров не очень ответственные. Но они тоже люди. У нас есть призыв быть совершенными, но это сложно реализовать. «Простите!» — и продолжает поступать так же. А часть волонтеров работают ради Христа, с молитвой, и это чувствуется. Для них важно участие в богослужении, евангельских группах, совместная молитва, единомыслие. Наши чудесные встречи на Пасху и Рождество дарят одухотворенность «Даниловцам», и это евангельское служение становится более отчетливым. Так, проповедь не присутствует явно. Но и не скрывается…

С 2000 года веду психологические консультации: супружеские, детско-родительские, индивидуальные для взрослыхлюдей.

Я верующий человек. Я была на конференциях, где были профессионалы, называющие себя православными психологами, но для меня духовный и профессиональный выбор соединяются в личности, и по-другому невозможно. Православный сапожник, православный стоматолог. Если ты православный человек, будь святым. У нас Литургия «Святая – святым»! У православных людей те же невротические и эмоциональные расстройства, трудности и радости как и у всех остальных людей.

Хорошо «размыкаться» из своей боли, обращаться с трудностями к ближним, коллегам и знакомым, священнику или нескольким священникам (потому что они тоже люди). И к специалисту-психологу, если это необходимо. С конца 20 века зафиксирована эпидемия эмоциональных нарушений, депрессий, тревоги, панических атак. Это происходит в связи с насыщенным образом жизни и дефицитом личностной поддержки. Предлагается погоня за достижениями и свершениями. Раньше не было института психологов, а были философы, мудрецы, учителя, старцы. Сейчас, если есть какая-то немощь, хорошо обращаться к специалистам, врачам.

Конечно, я молюсь перед консультациями прошу Божьей помощи. Если приходит верующий пациент, могу предложить помолиться вместе, но я разделяю эти вещи. Оказываю профессиональную психологическую помощь.

Сейчас мне интересна семейная жизнь, дом, чтобы детки появились. Чтобы было уютно, приготовлено, чтобы муж радовался, когда домой приходит. Для меня это основная ценность. Я очень люблю природу, ходить за грибами, кататься на велосипеде, конные и и пешие прогулки… Мечтаю регулярно делать зарядку. Или вот сегодня вышли из дома и я увидела прекрасную зиму — это стало моим благословением на весь день.

Я долго жила в Москве, здесь ритмичная жизнь. И в этот ритм бывает очень трудно вплести те содержания, в которых душа отдыхает. У нас здесь все по времени. Конечно, для хорошего состояния психики хорошо жить где-то в Подмосковье. Я в Москву приезжаю как в командировку.

Питаю слабость к искусству и музыке. Я с 12 лет слушаю Гребенщикова. Это мой музыкальный папа. Как бы мой культурный позвоночник. Я о нем молюсь. Борис Борисович – очень разноплановый, интересующийся человек, и музыка у него очень разноплановая. Я с подросткового возраста с его помощью образовывалась. У него такая строчка в песни есть: «Моя экзистенция – ложь». А я думаю: что такое экзистенция? Залезла в энциклопедический словарь. Экзистенция — это сущность. И вот так он давал пищу для ума. И души. Через него у меня даже возникла любовь к классической музыке, потому что полифония инструментов в его музыке обращается к Средневековью…

Какое-то время назад написала сценарий и хотела снять, но не хватило личностного ресурса. О том, что в общении друзей можно пережить кризис. Что можно пережить утрату, найти почву под ногами, придти к обновлению. Мне важна тема присутствия другого человека в жизни. Это мощная связь. Если в этом есть любовь, то и поддержка. Можно очень многое преодолеть. Другой – это важная опора и тот, кому можно доверять. И вы можете поучаствовать в жизни друг друга, преодолевая непонимание. Это самое ценное.