Сайт «Православие.Ру» продолжает публикацию фрагментов новой книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Имп. Констанций II. Медальон IV в.

22 мая 352 года скончался защитник святителя Афанасия епископ Римский Юлий, на его место был избран Ливерий. В 353 году Магненций погиб, и теперь вся империя, включая и православный Запад, оказалась во власти Констанция. И он, и арианствующие епископы сочли момент благоприятным для полного реванша, для склонения или прямого принуждения Запада к отказу от Никейского символа. В октябре 353 года на юге Галлии, где закончилась авантюра Магненция, в Арелате, Констанций велел созвать собор для суда над святым Афанасием. В Арелат прибыли православные епископы, среди которых находились и представители Римского папы Либерия. Западные епископы отказывались рассматривать обвинения против Афанасия заочно, но Констанций настаивал на необходимости срочного рассмотрения дела, поскольку Афанасий обвиняется в государственном преступлении – сношениях с низвергнутым узурпатором Магненцием. В качестве обвинителя на соборе выступил сам император. Большинство участников собора, включая и представителей папы Либерия, подчинились диктату; отказавшийся поставить свою подпись под актом о низложении Афанасия Павлин Трирский был отправлен в ссылку далеко на Восток – во Фригию. Папа Либерий, а также епископы Медиоланский Дионисий, Веркелльский Евсевий и Каральский Люцифер заявили протест против заочного обвинения святителя Афанасия.

Тем временем в самой Александрии предпринята была попытка арестовать Афанасия, но православный народ пришел в такое волнение, что силенциарий Монтан, которому было приказано осуществить полицейскую операцию, отказался от ее проведения из опасения спровоцировать бунт. Безуспешным было и повторение подобного опыта нотарием Диогеном в 355 году. Народ стеной стоял за своего архипастыря.

Епископ Римский Либерий настаивал на соборном рассмотрении дела святителя Афанасия, и Констанций решил уступить. В 335 году был созван собор в Медиолане, где тогда находилась резиденция Констанция. В соборе участвовало несколько десятков епископов – западных и восточных. Руководить соборными деяниями император приказал арианам Урсакию и Валенту, которые, правда, в свое время, когда им показалось, что перевес на стороне никейской партии, принесли покаяние епископу Римскому Юлию, в частности, и в клевете на Афанасия, благодаря чему удержали за собой свои кафедры, но затем, при перемене конъюнктуры, сделали обратный ход и дезавуировали свое прежнее покаяние. И вот теперь, когда епископ Медиоланский Дионисий предложил предварить соборные деяния исповеданием приверженности Никейскому символу, «Валент бросился на него со своего председательского места, вырвал у него трость и заявил, что ничего подобного он не допустит… Произошел шум и беспорядок. Введена стража. Собору объявлено, что заседания его переносятся во дворец. Император решил сам присутствовать, но секретно, за занавесом»[4].

С обвинениями против Афанасия выступил епископ Мурсийский Валент, но западные епископы продолжали настаивать на недопустимости заочного рассмотрения дела Афанасия и на отсутствии доказательств его вины. Подслушивая спор, Констанций пришел в крайнее негодование, «вышел из-за занавеса и заявил: "Я сам обвиняю Афанасия. Ради меня вы должны верить Валенту”»[5]. Епископы Павлин Трирский, Дионисий Медиоланский и Евсевий Веркелльский стояли на своем, требовали дополнительной проверки фактов по делу и в присутствии императора повторили свой довод о неканоничности заочного суда. И тогда Констанций, «ударяя плашмя своим мечом по столу, выкрикнул: "Моя воля – вот для вас канон”»[6]. Большинство участников собора в конце концов подчинились требованию императора и подписали постановление о низложении Афанасия и акт о восстановлении общения между западными и восточными Церквями, которое было прервано Сардикийским собором. Но епископов Павлина, Дионисия, Евсевия и Люцифера, занимавшего кафедру в сардинском городе Каралах (Кальяри), императорские угрозы изгнанием и даже казнью за «выгораживание» государственного преступника не устрашили, и они были отправлены в азиатскую ссылку. На одну из важнейших на Западе кафедр – в Медиолан – был назначен выходец из Каппадокии арианин Авксентий.

Узнав о происшедшем, протест заявил старец Осий Кордубский, за что был подвергнут аресту. В Рим к папе Либерию был направлен императорский чиновник евнух Евсевий. Но он тщетно пытался уговорить святителя подписать акты Медиоланского собора; тогда решено было доставить папу в Медиолан под конвоем. В состоявшемся там разговоре с ним Констанций пытался убедить папу «отречься от общения» «с нечестивым Афанасием»[7], но тот настаивал на незаконности заочного приговора. Присутствовавший при этой беседе «епископ Эпиктет сказал: "Царь! Либерий спорит теперь не для защиты веры или определений церковного суда, а для того, чтобы похвастаться пред римскими сенаторами, что он царя переспорил”. Поэтому царь сказал Либерию: "Да что ты за важное лицо в государстве, что один поддерживаешь сторону нечестивого человека и разрушаешь спокойствие вселенной, даже целого мира?” Либерий: "Слово веры не бессильнее оттого, что я защищаю его один. И в древности только три человека воспротивились повелению”… Тут евнух Евсевий сказал: "Ты царя нашего сделал Навуходоносором?” Но Либерий отвечал: "Отнюдь нет. Но беззаконно было бы осудить человека так, без рассмотрения его дела. Я считаю нужным, прежде всего, собрать вселенскую подпись, которой бы утверждалась изложенная в Никее вера, чтобы, через это возвратив из заточения братьев наших и восстановив их на принадлежащих им кафедрах, а потом рассмотрев, окажутся ли согласными с апостольскою верою люди, производящие ныне в Церквях столько смятения, тогда уже собраться в Александрию, где лично будут присутствовать и обвиняемый, и обвинители, и защитники той и другой стороны, и там, рассмотрев все дело, произнести единогласное решение”»[8].

Проект, безупречный с канонической точки зрения, был абсолютно неприемлем для Констанция, который считал Афанасия уже своим личным врагом: «Он обидел всех вообще, но никого не обидел столько, как меня. Не довольствуясь несчастною смертию старшего моего брата, он не переставал возбуждать к вражде против меня блаженной памяти Константа… Для меня не может быть столь великого подвига, хотя бы даже я победил Магненция и Сильвана, каким подвигом было бы отторжение этого злодея от дел церковных»[9]. Но ни убедить Либерия, ни заставить его подчиниться император не смог, и папа отправился в ссылку во фракийский город Бероэ, а на его место был поставлен диакон Феликс, один из многих антипап, бывших в истории Римской Церкви. За верность никейскому богословию на Восток сослан был и один из самых значительных латиноязычных богословов епископ Пиктавии (Пуатье) Иларий.

Настала очередь и для расправы над тем, кого Констанций считал главным виновником церковных разделений. К аресту Афанасия готовились как к заправской военной операции. Дуксу Сириану император приказал стянуть в Александрию все легионы, расквартированные в Египте и Ливии. В ночь с 8 на 9 февраля 356 года в александрийской церкви Феоны святитель совершал всенощное бдение. И вот при чтении и пении псалма «Хвалите имя Господне» в храм ворвались солдаты, ранее оцепившие его. По рассказу самого святителя, «Сириан отдал приказание, и одни стали стрелять, другие восклицали, произошел стук оружий, засверкали мечи при свете светильников. А вслед уже за этим убиваемы были девы; многие потоптаны, падая друг на друга, при наступлении на них воинов; раненные стрелами, мужчины умирали. Некоторые из воинов обратились к грабежу, срывали покровы с дев, причем страх при одном прикосновении к некоторым воинов был для них тяжелее смерти»[10]. Затем народ, по указанию святителя Афанасия, «стал расходиться из церкви, подпевая: "Яко в век милость Его”, а вместе с народом после других незамеченным вышел и сам Афанасий. Отсюда заключают, – писал В.В. Болотов, – что фигура Афанасия была не из крупных, и Юлиан, называя его анфропикос, выражает не только презрение к нему как галилеянину, но намекает и на его фигуру»[11]. Солдаты, имея приказ схватить Афанасия, объявленного врагом римского народа, рыскали в поисках его по всем углам храма, но безуспешно. Святитель скрылся с помощью верных ему христиан в одном из египетских монастырей. Тщетно по приказу императора искали его потом в обителях этой страны. На случай его бегства в Эфиопию римские власти обратились к князьям этой страны с просьбой о выдаче Афанасия, если он там обнаружится. В укрытии святитель предался литературному труду, написав житие своего старшего друга и собеседника преподобного Антония, «Историю ариан», четыре слова против ариан и другие свои творения.

Свт. Афанасий Великий. Фреска собора мон-ря прп. Антония Великого в Египте. XIII в.

Констанций и его клевреты из числа ариан торжествовали победу. Оставалось еще сломить волю не многих уже никейцев, занимавших епископские кафедры на Западе. В 357 году в Сирмии, где тогда находилась резиденция императора, вновь созван был собор, и на нем удалось склонить к фактическому отказу от Никейского символа его прежних поборников: Осия Кордубского (по замечанию А.В. Карташева, «явно ослабевшего умом к старости»[13]: по словам самого святителя из его послания к Констанцию, он годился ему в деды; следовательно, к тому времени он приблизился уже к 100-летнему рубежу) и Потамия Олизиппонского (Лиссабонского), которых даже считают авторами изложения веры – так называемой второй сирмийской формулы. Ее оригинал составлен был на латинском языке, а греческий текст представляет собой перевод. По своему содержанию эта формула была вполне арианской: «Так как многих смущает вопрос о так называемой по-римски substantia, а по-гречески ουσία, то есть, выражаясь точнее, вопрос об όμοούσιον и так называемом όμοιούσιον, то не об одном из этих выражений не должно быть и упоминаний, и не следует объяснять их в церкви по той причине и на том основании, что в Священном Писании нет этих выражений и вопрос о них выше человеческого ума и ведения… Никто, с другой стороны, не сомневается, что Отец больше Сына. Ведь всякий без колебания согласится, что Отец по чести, достоинству, божеству… и по самому имени Отца больше Сына»[14]. Святой Иларий назвал этот документ «богохульством Осии и Потамия».

Вторую сирмийскую формулу разослали епископам для подписи. После собора в Сирмии был освобожден папа Римский Либерий. Одни историки считают, что ценой, уплаченной им за освобождение, была поставленная им под этим документом подпись. Святитель Афанасий писал: «Заточенный Либерий чрез два года изнемог в силах и, убоявшись смерти, какою угрожали, подписался»[15]. Католические авторы, в том числе знаменитый историк кардинал Гефеле, считают, что Либерий подписал не вторую, а третью сирмийскую формулу, не столь откровенно арианскую[16], но и в таком случае это исторический факт, неблагоприятный по отношению к учению о папской непогрешимости. Продавливание сирмийской формулы властью императора имело относительный успех. Одни епископы Запада, ранее приверженные Никейскому символу, под ней подписались, а другие съехались в галльский город Агенны и там провели собор, на котором отвергли ее.

Неожиданной реакцией арианствующего Востока на собор в Сирмии был распад единого антиникейского лагеря на противоборствующие группировки. «Эта последняя победа, этот апогей арианства, – по меткому замечанию протопресвитера Александра Шмемана, – оказался роковым для него. Сирмийский манифест был до такой степени откровенно арианским, что не мог не вызвать реакции всех здоровых элементов Церкви. Коалиция, которую можно было сколотить против Афанасия, Маркелла, Рима, теперь распалась, и Восточная Церковь, не осознававшая доселе всей опасности, стала выздоравливать. Выздоровление это было медленным, и в нем с новой силой сказалась вся тяжесть государственного "фактора”, этого неустранимого отныне бремени церковной жизни. Началось дробление епископов на богословские партии, составление все новых и новых вероопределений, борьба, взаимные отлучения, соборы и съезды. Позднее историк Церкви Сократ сравнивал это время с ночным побоищем, когда никто не знает, где враг и где друг»[17].

При множестве группировок с разными оттенками богословской мысли их все можно разделить на четыре основных направления: епископов-омоусиан, оставшихся верными Никейскому символу, таких как святители Афанасий и Иларий Пиктавийский – за ними по-прежнему стояло большинство христиан в Египте и на Западе; крайних ариан, превзошедших нечестием самого ересиарха, учивших о «неподобии Сына Отцу» и потому названных аномеями; умеренных, или беспринципных, ариан, объединившихся вокруг формулы о «подобии», – так называемых омиев, и, наконец, выздоравливающих от поверхностного арианства «восточных», чей путь к сближению с никейским богословием обозначен был формулой о «подобосущии» Сына Божия Божественному Отцу, – омиусиан.

Крайнее арианство представлял в эти годы диакон Аэций. Родом он был из Келесирии, в молодости овладел профессиями ювелира и врача, которые выручали его, когда он, уже став видным церковным деятелем, попадал в трудное положение, подвергался изгнаниям и ссылкам. Но предметом его увлечения была философия, а еще определеннее – формальная логика и диалектика, своим учителем в которых он считал весьма поверхностно понятого им Аристотеля, и богословие, куда он с удивительной гносеологической отвагой переносил логические приемы мышления. В основу своего богословствования он положил противоположность понятий рожденного и нерожденного и в результате пришел к выводу о совершенном неподобии нерожденного Отца и рожденного Им Сына. А еще его богословские взгляды отличались крайне легкомысленным, если не сказать кощунственным, рационалистическим оптимизмом, позволявшим ему утверждать, что он знает Бога не хуже, чем себя самого, потому что всякое знание он сводил к правильным определениям. В своем противостоянии православной триадологии Аэций доходил до критики даже Ария за его избыточную компромиссность. Из-за подобного богословия Аэций заслужил прозвище безбожника. При этом он отличался беспокойным характером, бешеной энергией и готовностью пострадать за свои убеждения, уподобляясь в этом своему идейному противнику святому Афанасию.

Места связанные с церковным служением свт. Афанасия I Великого

Арианином и аномеем был также и епископ Кесарии Палестинской Акакий, но из выгоды он, в отличие от последовательного и прямолинейного Аэция, готов был к любым компромиссам, так что стал впоследствии вождем партии умеренных ариан, названных омиями. К этому же направлению принадлежал и предшественник Евдоксия на Антиохийской кафедре Леонтий. По словам Феодорита, он, «еще в пресвитерстве лишен был сана за то, что проводил время с одной женщиной, по имени Евстолия, и потом, желая избежать подозрения в постыдной жизни, оскопил себя, с намерением после того свободнее посещать ту женщину, не подавая повода к клевете на нее»[20]. Благодаря своей доброжелательности, мягкости характера и обращения, но и склонности к соглашательству, он удерживал под своим окормлением и православных, и ариан. Его компромиссность проявлялась порой в анекдотическом виде. В богослужении православных и ариан разделяла, в частности, и формула славословия: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу» – у православных, «Слава Отцу через Сына во Святом Духе» – у ариан. Так вот, чтобы не задеть религиозных чувств ни тех и ни других, Леонтий тихо произносил славословие, так что невозможно было его точно расслышать, и затем громко возглашал: «Всегда ныне и присно и во веки веков. Аминь». Будучи стар, он «иронически говаривал, показывая на свою седоволосую голову: "Когда растает этот снег, то много будет грязи”»[21]. И в этом предсказании он не ошибся.

Сразу после его смерти в Антиохии произошло разделение между последовательными арианами, признавшими своим епископом поставленного на Антиохийскую кафедру Евдоксия, и теми, кто, не имея общения с ревностными приверженцами Никейского символа (общину которых, собиравшуюся за городской чертой, возглавлял Павлин, поставленный епископом Каральским Люцифером, отбывавшим восточную ссылку), отшатнулся от провоцирующе арианских высказываний Евдоксия, поскольку, разделяя давно сложившееся на Востоке предубеждение против термина «единосущный», в свое время отвергнутого на Антиохийском соборе, осудившем Павла Самосатского, они в глубине своего религиозного сознания исповедовали полноту божества во Христе и в этом смысле оставались православными.

Большая часть христиан Востока, которых на Западе продолжали считать арианами, ужаснулась тем выводам, к которым приходили последовательные ариане, вроде антиохийского диакона Аэция. От святителя Афанасия и других омоусиан их отталкивало подозрение в криптосавеллианстве, не лишенное оснований по отношению к такому ревностному защитнику Никейского символа, как Маркелл, но богословские упражнения Аэция, откровенное арианство Евдоксия их встревожили всерьез: они увидели теперь опасность, грозившую с другой, противоположной савеллианству, стороны. Знаменем для консолидации богословски здоровых элементов Востока стала формула «подобосущный» (омиусиос) – учение о подобии Сына Божия Отцу по сущности. В этой связи необходимо пояснить, что греческое слово ομοιος (омиос) в большей мере, чем русское «подобный», обозначает равенство сравниваемых предметов. По Аристотелю, термином ομοιον обозначаются вещи, имеющие одинаковое качество. Учение о подобосущии сплотило многих авторитетных епископов Востока. Среди них был святой Кирилл Иерусалимский, поставленный на кафедру матери всех Церквей после смерти Максима III, занимавшего ее с 333 по 350 год. В его «Огласительных поучениях», строго православных по содержанию, но составленных без упоминания Никейского символа, встречается именно этот термин. К этой группе епископов тогда присоединились учитель святого Василия Великого Дианет, занимавший кафедру Кесарии Каппадокийской, и отец Григория Богослова епископ Назианза Григорий. Сторонником омиусианства стал также и Македоний, гонитель святого Павла Константинопольского, занявший столичный престол благодаря покровительству Констанция. Одним из колоритных участников этой группы был епископ Севастийский Евстафий, осужденный на Гангрском соборе за проповедь крайнего аскетизма, носившего манихейские черты. К числу омиусиан принадлежал тогда и святитель Мелетий, возглавивший антиохийских христиан, ранее находившихся под окормлением Леонтия, но отделившихся от его преемника откровенного арианина Евдоксия. Во главе этого направления оказались непримиримые в прошлом противники святого Афанасия Василий Анкирский и Георгий Лаодикийский.

В 358 году Евдоксий провел в Антиохии собор с участием видных ариан Акакия из Кесарии Палестинской и Урания Тирского, на котором была провозглашена в качестве вероучительного символа арианская по своему содержанию вторая сирмийская формула и одновременно отвергнуто не только учение о единосущии, но и о подобосущии (омиусиос). Реакцией на собор стало послание Георгия Лаодикийского епископам Македонию, Василию Кекропию и Евгению, в котором он призывал их немедленно принять меры по спасению Антиохийской Церкви от еретической угрозы, которую несет с собой Евдоксий, покровительствующий откровенному аномею Аэцию.

В ответ на этот призыв епископ Анкирский Василий 12 апреля созвал в своем кафедральном городе собор, на котором было зачитано обращение Георгия. Собор, в свою очередь, составил окружное послание, и в нем анафематствовались как Маркелл, так и аномеи; анафеме, правда, подвергались и приверженцы учения о единосущии. Превратным, с точки зрения участников этого собора, доктринам противопоставлялось учение о том, что «Сын подобен Отцу по существу»[22]. Находившийся в ссылке на Востоке последовательный никеец Иларий Пиктавийский написал тогда сочинение «De conciliis» («О соборах»), в котором, обращаясь к своим западным собратьям, призывал их к сближению с теми на Востоке, кто отвергал арианство. Иларий утверждал, что символ Антиохийского собора 341 года, известный под именем Лукиана, а также формула Анкирского собора с ее учением о подобии Сына Отцу «по существу» могут считаться догматически приемлемыми, если их правильно истолковывать, так же как и, в свою очередь, никейский термин о единосущии при неверной его интерпретации может звучать по-савеллиански. Обращаясь к «восточным», он призывал их принять никейское единосущие: «Ведь вы же не ариане! Зачем же, отвергая это слово, вы навлекаете на себя упрек в арианстве? Нужно собраться вместе и сообща рассудить, чтобы не устранялось то, что хорошо установлено (омоусиос), и не отвергать то, что худо понимается (омиусиос)»[23].

Свт. Василий Анкирский

Констанций встал на позицию омиусиан потому, во-первых, что он не был последовательным арианином, а во-вторых, он, подобно своему отцу, более всего стремился к объединению всех христиан, к прекращению внутрицерковных распрей, и в этот момент он рассчитывал, что учение о подобосущии способно будет примирить «восточных» и «западных». Епископам было разослано императорское повеление подписать третью сирмийскую формулу, воспроизводившую символ Антиохийского собора 341 года с добавлением слов «подобный по существу». Папа Ливерий и Осий Кордубский подписались под этой формулой, но большинство западных епископов свои подписи под ней не поставили. Тем более ее не приняли аномеи и все вообще принципиальные ариане. Епископ Скифопольский арианин Патрофил подал императору жалобу на произвол омиусиан. Тогда возникла поддержанная многими епископами разных партий и ориентаций идея созвать Вселенский собор. Местом его проведения вначале предполагалась Никея, потом договорились о Никомидии, но в августе 358 года там случилось страшное землетрясение, разрушившее город.

В этой ситуации ловкие интриганы из арианской партии Урсакий и Валент, опасавшиеся консолидации православных и провала арианства, предложили созвать два отдельных собора западных и восточных епископов в Селевкии и Аримине, с тем чтобы на них был подписан заранее составленный символ. Император, находившийся тогда в своей сирмийской резиденции, согласился с этим предложением. Для составления проекта символа в Сирмий пригласили Василия Анкирского и Марка Аретузского. В результате консультаций был выработан символ, оглашенный в присутствии Констанция Марком Аретузским 22 мая 359 года. В связи с тем, что известна точная дата завершения работы над ним, он получил название «датированной веры», или, по-другому, четвертой сирмийской формулы. Символ завершается так: «Слово "сущность”, употребленное отцами по простоте и непонятное для народа, как служащее соблазном, потому что не встречается в Писаниях, заблагорассуждено отвергнуть и впредь, говоря о Боге, вовсе не употреблять его – по той причине, что Божественные Писания нигде не упоминают о сущности Отца и Сына. Мы почитаем Сына подобным Отцу по всему, как и Священные Писания утверждают и научают»[25].

Эта формула обозначала поражение «омиусиан»: «подобие по всему» не представляет собой равноценного эквивалента «подобия по сущности». Сознавая это, Василий Анкирский сопроводил свою подпись под символом дополнительными пояснениями: «Верую и соглашаюсь с написанным выше, что Сын подобен Отцу во всем. А слово "во всем” понимаю в том смысле, что Он подобен Отцу не только по воле, но и по ипостаси, и по бытию, как Бог от Бога, как Премудрость и Сын от Премудрости Бога и Отца, что, одним словом, Сын во всем подобен Отцу, как сын отцу. И кто говорит, что Он подобен только в каком-либо отношении, тот чужд Кафолической Церкви»[26].

Имея при себе текст «датированной веры», Валент и Урсакий отправились в Аримин, где собралось до 400 епископов Запада. Префект Тавр, выполняя приказ императора, объявил соборянам, что он их не выпустит из города, пока они не придут к соглашению. Заслушав представленный им новый символ, они отвергли его, настаивая на непреложности Никейского символа. От приехавших из Сирмия отцы потребовали, чтобы они анафематствовали ариан. Валент и Урсакий, отвергшие это требование, были низложены, но твердую позицию большинства не поддержало около 80 участников собора, готовых к продолжению переговоров с «восточными». По предложению гостей, Ариминский собор выделил две делегации, по десять человек в каждой из них, одна из которых представляла позицию большинства, а другая – меньшинства, для дальнейших богословских консультаций. На Восток они отправились вместе с Валентом и Урсакием. Переговоры велись во время утомительного путешествия по дорогам Балкан с их, мягко говоря, мало комфортными почтовыми станциями и постоялыми дворами. В такой обстановке даже те делегаты Ариминского собора, которые представляли ревностных никейцев, утратили сопротивляемость и склонились к уступкам. «Затрепанные долгими блужданиями по балканским захолустьям, западные делегаты-пленники, – по остроумному замечанию А.В Карташева, – 10 октября 359 года в маленьком местечке под Адрианополем подписали… четвертую сирмийскую формулу. Для хитрецов Урсакия и Валента это было нужное им достижение, ибо данная почтовая станция носила название Ника. Подписанный тут документ, по названию сходный с Никейским, было полезно интриганам рекламировать для агитации в среде "западных”»[27]. Составленный в результате выкручивания рук, Никский символ был представлен отцам Ариминского собора, по-прежнему содержавшимся фактически под арестом. Префект Тавр непременным условием закрытия соборных деяний, а значит и освобождения, назвал подписание нового символа. В конце концов эти подписи были вырваны у ариминских пленников, после чего они смогли вернуться на свои кафедры.

В Селевкии собор открылся 27 сентября 359 года. Императора на соборе представлял комит Леон. В соборе участвовало более 150 епископов. Среди них был и находившийся в ссылке на Востоке приверженец Никейского символа Иларий Пиктавийский. К числу никейцев принадлежал и приехавший из Египта епископ Имерий. Омиусиане составляли на соборе большинство. Епископы Василий Анкирский и Македоний Константинопольский прибыли на собор с опозданием, но в нем с самого начала участвовали такие видные иерархи из этой группы, как святой Кирилл Иерусалимский, Элевсий Кизикский, Евстафий Севастийский и Георгий Лаодикийский. Присутствовали на соборе старые предводители арианской партии Георгий из Александрии, а также склонявшиеся к аномейству Евдоксий и Акакий Кесарийский.

В самый день открытия собора Акакий предложил отменить Никейский символ и отвергнуть учение о единосущии, подобосущии и даже подобии Сына Отцу, ибо ничто не может быть подобно Божественной сущности Отца. Подобное богословие вызвало возмущение большинства участников собора, которые поддержали предложение подтвердить Антиохийский символ 341 года. Но затем до участников собора довели категорическое требование императора подписать согласованную с «западными» четвертую сирмийскую формулу с включением в нее анафемы аномеям. В ответ на этот ультиматум Акакий, днем раньше отстаивавший «неподобие», провозглашает анафему аномеям и предлагает новый вариант символа, по поводу которого «епископ Помпеополиса Пафлагонского Софроний, – как пишет Сократ, – громко сказал… "Если ежедневное изложение собственных помыслов будем принимать за изложение веры, то истины точной у нас не останется”»[28]. Но Акакий настаивал на собственном варианте, в основу которого было положено учение о «подобии», и после Севастийского собора он даже стал предводителем партии так называемых «омиев», объединившей старых ариан с оказавшимися способными к компромиссам аномеями. Когда омиусиане на продолжившихся заседаниях «спросили акакиан, в каком отношении признали они Сына подобным Отцу», те ответили: «В отношении только к воле, а не к существу»[29]. Началась бурная дискуссия, в ходе которой выявилось, что большинство соборян отвергает не только аномейство, но и формулу о «подобии», и комит Леон, явным образом сочувствовавший арианам, покинул собор. Когда «посланные к нему встретили в его доме сообщников Акакия и… стали… звать его в собрание, он отказался под тем предлогом, что собор разделился на партии, между тем как царь приказал ему присутствовать на соборе согласном и полном»[30].

Продолжая заседания без комита Леона и без акакиан, Севастийский собор низложил Акакия Кесарийского, Евдоксия Антиохийского, Урания Тирского, Феодула Керетанского, Феодосия Филадельфийского, Евагрия Митиленского, Леонтия Триполийского, Патрофила Скифопольского и Георгия, захватившего Александрийскую кафедру. Вместо Евдоксия на Антиохийскую кафедру был избран пресвитер Аниан, но Леон подверг его аресту и ссылке. Севастийский собор направил своих делегатов во главе с Василием Анкирским к императору, вернувшемуся с иранского фронта в Константинополь. В свою очередь, к Констанцию оправились также Акакий и Евдоксий с группой своих сторонников. Богословские прения продолжились там в присутствии императора. Акакий уже раньше анафематствовал аномеев, в Константинополе подобный шаг совершил и Евдоксий; им преданный Аэций после этого был выслан во Фригию. Но Василий Анкирский отказался анафематствовать омоусиан. Тогда, по замечанию А.В. Карташева, «Констанций за несговорчивость отверг василиан и связал себя с цинично сговорчивыми акакианами»[31].

В 360 году в галльской Лютеции состоялся собор, анафематствовавший ариан и выразивший, по предложению вернувшегося из ссылки Илария Пиктавийского, солидарность с отцами Севастийского собора. С братской поддержкой обратился к ним и скрывавшийся в одном из монастырей Фиваиды святитель Афанасий. В своем «Послании о соборах, бывших в Аримине Италийском и в Селевкии Исаврийской» он, одобрив произнесенное его отцами отлучение предводителей арианской ереси, писал: «С теми, которые принимают все прочее из написанного в Никее, сомневаются же только в речении "единосущность”, надобно обходиться не как с врагами, и мы не восстаем против них, как против ариан и противоборствующих отцам, но рассуждаем как братья с братьями, имеющими ту же с нами мысль и только сомневающимися об именовании. Ибо исповедующие, что Сын от сущности Отчей и не от иной ипостаси, что Он не тварь и не произведение, но преискреннее по естеству рождение и вечно соприсущ Отцу как Слово и Премудрость, недалеки и от того, чтобы принять это речение "единосущный”. Таков Василий Анкирский, писавший о вере»[32].

Между тем на 15 февраля 360 года было назначено освящение построенной в Константинополе церкви Святой Софии. В связи с праздничными торжествами созван был собор 72-х епископов, приехавших в столицу. На соборе была пересмотрена четвертая сирмийская формула, или так называемая «датированная вера». Из нее удалены были слова ката панта («во всем»), какими характеризовалось подобие Сына Отцу. Одновременно Константинопольским собором по разным обвинениям были низложены 11 видных омиусиан и среди них Василий Анкирский, святой Кирилл Иерусалимский, Македоний Константинопольский, Георгий Лаодикийский и Евстафий Севастийский. Омиусиане, подписавшие соборные решения: Дианет Кесарийский и Григорий Назианский (один – учитель, а другой – родной отец двух великих каппадокийцев – Василия Великого и Григория Богослова), избежали соборного отлучения. Это была победа омиев, или акакиан. Правда, по беспечности ариан на некоторые из ставших вакантными кафедр собором были поставлены православные епископы: на Анкирскую – друг Василия Великого Афанасий, а на Лаодикийскую – Пелагий. В связи с низложением Македония на Константинопольскую кафедру был перемещен Евдоксий. Вакантную Антиохийскую кафедру в 361 году занял святой Мелетий; правда, спустя всего три месяца после своего поставления по выбору Констанция, он, по его же указанию, был низложен как приверженец Никейского символа.

Последовавшая вскоре затем смерть императора Констанция и приход к власти его двоюродного брата Юлиана радикально изменили положение Церкви.