| |
А. Вишиванюк
 Положение Православной Церкви в Польше в 1920-30-е гг. хотя было сравнительно свободнее, чем в Советском союзе, однако также во многом зависело от религиозной политики правительства, которая в свою очередь занимала одну из ключевых позиций в общенациональной политике восстановления Польского государства в пространстве и могуществе бывшей Речи Посполитой. Религиозная политика, по замыслу державных мужей, для этой цели должна была послужить задаче полонизации всего непольского населения. Чтобы проследить, каким образом такой государственный подход к религии отобразился на жизни Православной Церкви в указанное время, и какие имел последствия в дальнейшем, и предпринимается данное сообщение.
Итак, в 1918 г. в результате послевоенного переустройства Европы, почти через полтора столетия после раздела Речи Посполитой, была возрождена польская государственность. Польские политики еще в ожидании провозглашения независимости, в 1916 г., стали продвигать на совещаниях Антанты идею воссоздания в Центральной Европе с целью противодействия германской угрозе сильного Польского государства. Они также предостерегали, что в случае создания украинцами своего государства, оно будет слишком германофильским и антипольским, поскольку украинское националистическое движение сильнее всего развилось при австро-венгерской управлении. Поэтому спокойствие в Европе, как утверждали поляки, требует присоединения Восточной Галиции к Польше, чтобы последняя парализовала украинское движение[1]. Польский диктатор Пилсудский[2], будучи достаточно умным политиком, чтобы открыто объявить о создании Речи Посполитой в прежних ее границах, в 1918 г. выдвинул план создания федерации из ряда государств «от Гельсингфорса до Тифлиса», конечно, с доминирующей позицией в ней Польши[3]. В декабре 1919 г. Верховный Совет Антанты огласил Декларацию о временных восточных границах Польши, согласно которой границей стала линия бывшей русско-австрийской границы по р. Буг. При этом польское правительство обязывалось гарантировать национальным меньшинствам равные гражданские права, свободу вероисповедания и использования родного языка в общественной жизни, возможность высказываться на тему независимости своих территорий, а также создания территориального самоуправления. Такие же условия были включены и в конституцию Польского государства в 1921 г.[4] Однако статус украинского и белорусского населений в Польше как нацменьшинств был не совсем определенным, поскольку среди поляков бытовало мнение, что это часть их (т.е. польского) народа, русифицированного царским режимом, и поэтому они подлежали реполонизации. С этим убеждением польским правительством для возращения территорий, которыми владела Польша до ее разделов в 18-19 вв., были предприняты военные действия против Советского Союза, закончившиеся в марте 1921 г. подписанием Рижского мирного договора. Военная кампания не оказалась столь удачной, как на то рассчитывали польские власти, и по условиям договора к Польше из украинских территорий были присоединены только большая часть Волынской губернии и Галиция.
После захвата указанных территорий власти в соответствии с великим польским замыслом приступили к решению вопроса полонизации местного населения, которое в этом регионе, по некоторым данным, в среднем на 75 % состояло из украинцев, и около 10% составляли поляки[5]. По вероисповедному признаку местное население на Волыни в основном было православным, в Галиции - преимущественно униатским. Если отдельно рассматривать православных, то их по всей Польше по разным сведениям насчитывалось от 3,8 до 5 млн. человек, из них более 65% были украинцами, остальные - белорусы, россияне, также было и незначительное количество поляков[6]. Из такого соотношения польскими властями выводилась логическая закономерность, что вероисповедание идентифицируется с национальностью. Поэтому для программы полонизации непольского населения вопрос окатоличения нацменьшинств приобретал особую актуальность, в связи, с чем все прочие религии, которые могли иметь достаточно сильное влияние на народ, оказывались в положение non grata. В первую очередь это касалось Православия. Православная Церковь представлялась польским политиками не иначе как «русификаторская институция»[7]. Вот какие выводы о вреде Православия польской государственности делала одна из общественно-политических организаций, осуществлявшая полонизаторскую функцию и именовавшаяся Координационный комитет: «...б) вероисповедание полностью идентифицируется с национальностью; в) православное население, даже которое разговаривает на польском, не относит себя к поляками; г) источником антипольской агитации является православное духовенство...»[8]. В отношении же Греко-католической церкви Галиции власти демонстрировали менее однозначную позицию, поскольку ситуация осложнялась наличием общего духовного центра у греко-католиков и римо-католиков, и кроме того, они собирались использовать униатскую церковь в борьбе с Православьем на Волыни. Хотя стремление латинизировать униатов Галиции также имело место.
Уничтожение Православной Церкви в Польше правительство начало последовательно осуществлять сразу после подписания Рижского договора. С первых распоряжений польских властей было видно, что оно намерено действовать с Православной Церковью в направлении ограничения ее свободы существования и сокращения сети приходов. К примеру, в декабре 1919 г. вышел циркуляр Генерального Комиссара о том, что назначения и переводы православного духовенства в приходы, оставленные священниками во время войны, могут проводиться епископами только по предварительному согласованию с местными властями, которые должны отслеживать, не подлежат ли эти церкви отобранию в пользу костела, а также есть ли необходимость в открытии этого прихода, ввиду малого количества православных. В случаях, когда деятельность духовенства носит вредный характер для интересов властей, начальники округов вправе требовать от епархиальных властей отозвания данных лиц с этой местности. Если ситуация по мнению властей не терпит отлагательства, увольнение православного духовенства может иметь место и без уведомления архиерея[9]. Дальнейшие действия руководства страны были направлены на ограждение польских православных епархий от влияния Московской Патриархии, а потом и полного отсоединения их от Русской Православной Церкви. Так, в 1921 г. польскими властями не было дано разрешение на въезд в государство назначенному Патриархом Тихоном на Варшавскую кафедру митрополиту Серафиму (Чичагову). Затем Министерством религиозных исповеданий стала продвигаться идея создания автокефалии Польской Православной Церкви, которую среди епископата поддержали только два архиерея - архиепископ Минский Георгий (Ярошевский) - и епископ Волынский Дионисий (Валединский). Польское правительство по этому поводу даже само вело переговоры с Патриархом Тихоном, который согласился на компромисс, и 27 сентября 1921 г. он даровал Православной Церкви в Польше «широкую поместную автономию»[10]. 11 октября того ж года Патриархом Тихоном был издан Указ, в котором говорилось: «Ввиду невозможности приезда в Варшаву Варшавского Владыки Серафима (Чичагова), временное управление Варшавской епархией поручить преосвященному Георгию (Ярошевскому) и назначить его патриаршим Экзархом в Польше»[11]. Но польская сторона продолжала настаивать на необходимости даровать Церкви в Польше автокефалию, на что Патриарх отвечал: «Священные каноны нашей Церкви предусматривают автокефалию для отдельных самостоятельных народов. Если бы польский народ, получивший недавно суверенность, был православным и просил автокефалии для себя, Мы бы ему в этом не отказали, но давать автокефалию для разноплеменных православных, проживающих в пределах Польского государства на положение национальных и религиозных меньшинств, Нам не позволяет ни здравый разум, ни священные каноны. Что возможно, то Мы уже дали православным в Польше - широкую поместно-церковную автономию»[12]. 30 января 1922 года Святейшим Патриархом был издан Указ, согласно которому архиепископ Георгий возводился в сан митрополита[13]. Протоирей Владислав Цыпин обращает внимание на то, что в указе уже не упоминались ни церковная автономия, ни его экзаршие права, по его мнению, это означало, что теперь владыка Георгий на основании данного указа Патриарха становился лишь одним из епархиальных архиереев в Польше без всяких юрисдикционных прав по отношению к другим епархиальным архиереям[14].
Между тем Министерством исповеданий в это время были составлены "Временные правила" для Православной Церкви в Польше, как некой инструкции, регламентировавшей нормы ее существования в государстве. По мнению современников, этот документ нарушал целый ряд предписаний канонического права, в частности в том, что в разрез с этим правом - фактически вводил автокефалию без постановления церковного собора, а также устанавливал над Православной Церковью жесткий государственный контроль. Подписали «Временные правила» только архиепископ Минский Георгий и епископ Волынский Дионисий, однако двух подписей для принятия столь важного решения оказалось достаточно[15]. Кроме того, получалось, что с принятием польской иерархией этого документа аннулировалось составленное ранее Патриархом Тихоном «Положение об управлении Православной Церковью в Польском государстве».
Сам арест Патриарха Тихона в мая 1922 г. сторонники автокефалии в епископате восприняли как свободу к действию. И уже через месяц в Варшаве был созван архиерейский Синод для решения вопроса об автокефалии, на котором говорилось о необходимости получения благословения от Патриарха Вселенского и других глав Поместных Церквей, в том числе, и от Московского Патриарха, с красноречивой оговоркой - « ... в случае его возращения к церковному управлению и если в России не будет упразднено Патриаршество»[16]. При этом больше половины польского епископата было решительно против такого решения, но вскоре всех оппозиционеров уволили с епископских кафедр и назначили вместо них своих ставленников, и необходимое решение было принято. Какова в этом была роль польского правительства достоверно неизвестно, но очевидно, что митрополит Георгий и архиепископ Дионисий действовали в русле его желаний. Тем более, что не чувствуя поддержки со стороны властей, сомнительно, что они смогли бы провести столь значительные незаконные кадровые перестановки, т.к. во всех епархиях по этому поводу проходили съезды духовенства и мирян, протестовавшие против таких действий указанных архиереев[17]. Безусловное подчинение митрополита Георгия диктату польских властей вызывало крайнее ожесточение у многих православных в Польше. В начале февраля 1923 года ректор Волынской духовной семинарии архимандрит Смарагд (Лятышенко) решился на безумный шаг, в митрополичьей резиденции несколькими выстрелами убил митрополита Георгия.
Переговоры с Константинопольским Патриархом об автокефалии начались еще при жизни митрополита Георгия, и в результате Патриарх Григорий VII 13 ноября 1924 г. подписал «Патриарший и Синодальный канонический Томос... о признании Православной Церкви в Польше Автокефальной». Согласно данному документу Православная Церковь в Польше, обретая статус Автокефальной Церкви, оказывалась теперь в прямой зависимости не от Московского Патриархата, а от Константинополя[18]. Но еще до официального оформления автокефалии между польским епископатом и Константинопольским Патриархом велись сношения, которые нарушали даже эту формальную каноничность. В архивном фонде Почаевской лавры обнаружена копия указа Синода Православной Церкви в Польше от 21 апреля 1923 г. о возведении архиепископа Дионисия в титул Митрополита Варшавского и Волынского и всея Православной Церкви в Польше. Данное постановление выносилось на основании благословения Патриарха Константинопольского Мелетия IV, которое он в телеграмме препровождал преосвященному Дионисию в ответ на сообщение постановления Синода Польской Православной Церкви от 23 февраля о поручении владыке Дионисию временного управления Митрополией в связи с кончиной Митрополита Георгия[19]. Кроме того, в указе обращает на себя внимание краткая информационная справка о том, что до прибытия архиепископа Дионисия в Варшаву оригинал упоминавшейся телеграммы Патриарха Мелетия IV находился в Министерстве исповеданий, где был ему и вручен[20]. Из чего можно предположить, что связь Польской митрополии с Константинопольским престолом также осуществлялась при участии польских властей.
Еще одним доказательством того, что переговоры шли успешно, и польская сторона надеялась получить желаемую автокефалию в ближайшее время, служит такой небезынтересный факт. Более чем за полгода до подписания Томоса, 8 апреля 1924 г., на заседании Синода Православной Церкви в Польше было принято решение о варении святого мира во время поста того же года в Свято-Успенской Почаевской Лавре[21].
И в дальнейшем правительство Польши проявляло глубокую озабоченность и активное содействие вопросу признания польской автокефалии остальными Поместными Церквями (кроме Русской). Так в начале 1927 года, по утверждению А. К. Свитича, руководство страны настояло на необходимости посещения митрополитом Дионисием с делегацией Польской православной Церкви глав Восточных Православных Церквей, среди которых к этому времени не все признали ее новое положение в Польском государстве. Поездка продолжалась несколько месяцев, была обставлена очень торжественно, в состав делегации кроме Варшавского митрополита, епископа Гродненского Алексея (Громадского) и нескольких духовных лиц, входили также чиновники Министерства Иностранных Дел и Министерства Исповеданий. Все средства на этот вояж были отпущены Польским Правительством. В результате поездки желаемое было достигнуто и в конце мая было получено препровожденное при письме Вселенского Патриарха "Патриаршее и Синодальное Деяние" Вселенской Патриархии, от 7 апреля 1927 года, присваивавшее Варшавскому митрополиту Дионисию и его преемникам титул "Блаженнейшего".[22]
Однако и после этого, А. Свитич отмечает, что «православно-верующий народ, по-прежнему, считал автокефалию величайшим несчастьем для Церкви; он видел, что автокефалия эта проведена в угоду светской власти, без надлежащего обеспечения со стороны Государства правового положения Церкви»[23].
Итак, как видим, автокефалия Польской Православной Церкви 1924 г. была инициирована и осуществлялась при активном участии польского правительства, в ходе чего власти успели «сформировать» контингент вполне управляемых архиереев. Православное же население Польши в итоге оказались лишенным связи и влияния Русской Православной Церкви, а сам Церковь стала объектом для всевозможных экспериментов не только со стороны правительственной власти, но даже и отдельных националистических движений. Характерно, что польские власти в своем стремлении уничтожить Православную Церковь пользовались теми же средствами, что и ненавистные им коммунисты в СССР - разрушение внутрицерковного единства, ослабления Церкви путем передачи церковной власти коллаборационистам и в конце полная Ее ликвидация. Последующие действия польского руководства были уже непосредственно направлены на разрушение собственного детища - Польской Автокефальной Православной Церкви, что выражалось, в первую очередь, в акции окатоличения.
В государственной политике Польши окатоличение и полонизация православного населения являлась двумя неразрывными принципами и методы их осуществления были тесно связаны между собой, что находит подтверждение в плане полонизации Холмщины, изложенном генералом Ольбрихтом: «А) Полонизаторскую акцию относительно православных, которые разговаривают на польском и считают себя поляками, следует... проводить с точки зрения возращения к вероисповеданию (католического - А. Вишиванюк); Б)...относительно православных, преданных православной религии..., которые считают себя русинами, нужно проводить не с точки зрения религиозного возращения, а как полонизацию православия, поскольку конфессиональный подход к православному населению может насторожить людей, которые в этой вере выросли и преданы ей»[24]. Результатом операции должно было стать осознание православными своей принадлежности к польской нации и что они были русифицированы под давлением российских захватчиков. Таким образом, осуществился бы план в пункте «Б», после чего следовало бы реализовывать пункт «А».
Столь определенное выражение представителем польских властей стратегии полонизации и окатоличения национальных и религиозных меньшинств относится к 1938 году. Однако предпринимаемые в отношении Православной Церкви меры свидетельствую, что данную позицию правительство Польши негласно осуществляло с самого начала своего существования. К полонизации Православия в первую очередь можно отнести продвинутую властями автокефалию Польской Православной Церкви. В след за чем, в организованном порядке по распоряжению Митрополита через епархиальные органы выполнялась программа принятия польского подданства всеми православными клириками и монашествующими[25]. Заметное значение в полонизаторской работе приобретал вопрос языка. Местные органы властей бдительно следили, чтобы книги гражданского состояния вели священники на польском языке, что само по себе довольно понятно, удивительно другое - за нарушение данного правила духовенство привлекали к судебной ответственности[26]. Что касается полонизации богослужебного языка давление на духовенство сильнее ощущалось в польских епархиях, также на Холмщине и Подлящьи с высоким процентом проживающего здесь украинского и белорусского населения, однако эти районы власти считали искони польскими землями. В конце 30-х гг. руководители полнизаторской акции на Холмщине ставили вопрос перед правительством, чтобы оно в свою очередь на высшем уровне решительно требовало от Митрополита издать однозначное распоряжение о провозглашении проповедей и молитв, за исключением богослужения, на польском языке. Также и обычные бытовые разговоры с прихожанами священники должны были вести только по-польски. Особое внимание уделялось и тому, чтобы преподавание Закона Божиего в школах и духовное окормление солдат в армии велось на государственном языке[27]. Вообще отмечалось, что православное духовенство должно бескомпромиссно подчиняться полонизаторской акции, чувствуя постоянные наблюдение и контроль со стороны польского общества и власти. Даже тень русификаторской деятельности с их стороны должна пресекаться любыми способами[28]. Кроме того, диверсионную роль должны были выполнить общества поляков православного вероисповедания, которые планировалось организовать с целью создания польского влияния внутри Православной Церкви. Данный план его автор генерал Ольбрихт называл «троянским конем в украинский табор»[29]. Уделялось также внимание и воспитанию православных детей в польском националистическом духе. Как один из способов - организация детских летних лагерей в абсолютной польской среде с учителями и воспитателями, которые одновременно являлись участниками ревендификационной акции. В качестве поощрения в лагерь приглашались дети из православных семей, владеющие польским языком[30]. Эти несколько изложенных примеров являлись мерами, направленными на осуществление плана полонизации Православной Церкви и православного населения и часто являлись нарушениями даже той относительной свободы, которая гарантировалась «Временными правилами».
Что касается непосредственно окатоличения православных, польский госаппарат здесь работал с первых дней очень энергично, зачастую не дожидаясь плодов «полонизации Православия». Активность, с которой проходила данная кампания, обусловливалось участием в ней церквей Римо-католической и Греко-католической, которые имели свою заинтересованность в процессе и нередко действовали по собственной инициативе. Сотрудничество между новым правительством Польши и Ватиканом основывалось на соглашении, скрепленном подписанным Конкордатом. Согласно заложенной Ватиканом в нем идее, Польша должна была стать полигоном разработки и испытаний методов обращения православного населения в католичество сначала в России, а потом и на всем православном Востоке[31]. Польские же власти видели в этом выгоду в том, что предполагаемая Конкордатом уния станет удобным средством ассимиляции всего непольского населения.
Для подготовки специальных миссионеров в православную среду в Риме в 1917 году был открыт Папский Восточный институт[32]. «Миссия» первоначально выполнялась Греко-католической церковью Галиции, хотя с самого начала между митрополитом Шептицким и римо-католическими кардиналами наблюдалось некоторое соперничество за право вести прозелитическую работу. Еще в 1922 году под председательством Шептицкого был образован миссионерский Союз Апостолят Восточной Церкви, главной целью, непосредственно обозначенной в его статуте, было присоединение всех восточных «несоединенных» христиан к «Апостольскому престолу». В 1925 году филиалы этого союза предписывалось открыть при всех греко-католических приходах[33]. Однако поляки воспринимали униатскую церковь как орудие украинского национализма, в связи с этим в 1923 году польские власти отдали предпочтение акции под названием «Восточный обряд», которую организовывала и осуществляла непосредственно римо-католическая Церковь. Принципы миссионерской работы Римо-католической и Греко-католической церквей и в основном были одинаковые: условием соединения и в первом, и другом случае был только один догмат - Примат Папы при полном сохранении православного обряда в его русской форме[34]. В Польшу были направлены монахи-миссионеры орденов Иезуитов, Редемптористов и Капуцинов. Они открывали монастыри, где по традиции устраивали школы, приюты, лазареты и свои семинарии. Приходы, которые им удавалось «завербовать», включали в юрисдикцию местного католического епископа, и называли их "католическими церквями восточнославянского образца". Случалось, что в миссионерских католических монастырях одновременно выстраивали две церкви византийского и латинского обрядов. Но уже к концу 20-х годов статистика «обращений» была со знаком минус[35].
Следует отметить, не смотря на то, что правительством предпочтение в этой деятельности отдавалось Польскому Костелу, особых препятствий в отношении работы галичских униатов на Волыни не чинилось. Однако на территории самой Галиции польскими властями также проводилась целенаправленная политика постепенного перевода греко-католического большинства в римо-католический обряд. Особенное внимание в данном вопросе обращалось на этническую группу лемков, т.к. последние, по мнению политиков, были более податливы польскому влиянию. В лемковских районах создавалась густая сеть римо-католических приходов; проводились попытки издания части материалов в учебниках, церковных календарях и в популярном печатном органе «Лемко» на лемковским наречием с использованием латинского алфавиту; в школах преподавалось римо-католическое вероучение; в польских интернатах, гимназиях и лицеях, куда принимали на полное содержание детей из малообеспеченных семей, создавались такие условия воспитания, чтобы молодежь сама убеждалась в превосходстве латинского обряда и потом в него переходила, за исключением кандидатов в греко-католические священники, которых система образования должна была сформировать лояльными помощниками существующему режиму[36].
Возвращаясь к вопросу миссионерской работы католиков в православной среде, следует отметить, что и государство со своей стороны оказывало содействие процессу. В 20-х гг. в украинских и белорусских районах была проведена аграрная реформа с целью создания прослойки привилегированных и преданных власти крестьян-поляков, с помощью которых предполагали разредить плотно заселенное нацменьшинствами пространство и тем самым контролировать местное население. Поляков-переселенцев называли осадниками, а саму акцию - осадничество. Переселенцам, большинство из которых были демобилизованные военные польской армии, давали большие наделы от 15 до 40 гектаров земли и щедрые денежные субсидии. Это происходило в то время, когда среди украинских крестьян было около 1,5 млн. безработных, не обеспеченных землей[37]. Существенным мотивом такой военной колонизации было и то, что военные осадники использовались для подавления выступлений украинцев и белорусов. В качестве земельных ресурсов для кампании употребили национализированные поместья умерших землевладельцев, выкупленные наделы местного населения, массово эмигрировавшего на запад, а также отчужденные церковные угодья православных монастырей и приходов. Вследствие реформы было перераспределено 80 тысяч гектаров земли, из них ¾ стали собственностью переселенцев-поляков. В селах оседло около 200 тысяч, а в городах - 100 тысяч поляков[38]. Вслед осадниками для облуживания их религиозных нужд ехало на восток и католическое духовенство, начинавшее здесь активно проводить прозелитическую работу среди православных.
Подобным образом пытались закрепиться на Волыни и представителя униатского духовенства. Галичаны-униаты скупали земли у массово эмигрирующих крестьян Волыни. Как развивались дальнейшие события после этого, наглядно демонстрирует доклад священника села Яблунное Костопольского уезда о ситуации в его приходе: «Вместе с переселенцами прибыл ксендз и собирается ставить часовню (каплицу) и будет там совершать богослужения и требы. Народ не видит особой разницы - обряд и ризы как у православных, приглашает к себе в дом ксендза отслужить службы. Агитируя вступить в унию, ксендз говорит, что уния отличается от православия только тем, что у них бесплатные требы, поскольку грех брать деньги за таинства. Однажды обнаглел ксендз до того, что в пост через своего посланника требовал, чтобы староста выдал ключи от церкви для ксендза - тот будет исповедовать православных и служить целую неделю»[39]. Похожие случаи на Волыни носили массовый характер, сохранившиеся документы Волынской консистории изобилуют рапортами, донесениями и обращениями священников к епархиальным властям о проведении агитации и угрозах захвата православных церквей униатским духовенством. Еще один яркий пример из таких обращений, в котором священник села Краева Ровенского уезда пишет: «Крик души о помощи к Преосвященному владыке Симону, с просьбой посетить наш приход. В село наезжает униатский священник Пилипенко и ведет агитационную работу против Православия. Есть сильная агитация против Духовной Власти. Ради Бога помогите, иначе приход православный в Краеве ПРОПАЛ (прописные буквы написаны составителем обращения)»[40]. Не сложно догадаться, что всю эту работу со скупкой земли и пропагандой координировала греко-католическая иерархия. Еще в 1910 г. по такому сценарию пробовал действовать митрополит Андрей Шептицкий в России, когда он с целью насаждения унии, при посредстве колонизации русских земель униатами Галиции, в официальном порядке, возбуждал перед российским правительством ходатайство о предоставлении ему права приобретения земельных участков для перепродажи их переселенцам-галичанам в губерниях: Витебской, Минской, Могилевской и Смоленской[41].
Другой пример сотрудничества правительства с польской католической иерархией с целью насаждения католичества в украинских и белорусских районах - реакционная и беспрецедентная акция, известная под названием ревендификация т.е. передача церквей и прочей недвижимости Польской Православной Церкви в пользу Польского Костела, которые якобы до разделов Польши принадлежали Римо-католической и Униатской церквям. Интересно, что бывшая собственность обеих церковных организаций теперь возвращалась в адрес исключительно первой. Часто под предлогом этой «акции исторической справедливости» абсолютно безосновательно передавали католикам, или просто закрывали и даже разрушали храмы, которые от своего основания и до последнего момента являлись православными.
В течение межвоенного двадцатилетия Православная Церковь пережила три фазы польской экспансии. В первую фазу (1919-1924) католики занимали церкви не только по решению центральных или местных властей, но часто и самовольно или на основании разрешения Католических епископов (!), причем католическое население проявляло в этот период особенную активность. Так уже в 1919 г. был отнят у православных древний Собор в Холме, сопровождавшийся осквернением захоронений православных священнослужителей вокруг храма. К 1924 г. у православных отняли около 500 церквей и около 20 тыс. га церковной земли. Наконец дошло до того, что местные власти в лице воевод перестали выполнять решения о передачи храмов, опасаясь протестов православного населения[42]. В 1929- 1934 гг. наступила вторая фаза ревендификации, выражавшаяся в судебной тяжбе католического Костела за православные церкви. В 1929 году от католических епископов "восточных окраин" в окружные суды городов Берестя, Белосток, Вильно, Гродно, Луцк, Ровно и Пинск были заявлены иски против Духовных Консисторий православных епархий - Волынской, Полесской, Виленской и Гродненской[43]. К середине 1930 года на собственность храмов и монастырей было заявлено до 760 исков, в том числе на Почаевскую Лавру и Яблочинский монастырь (последний никогда не был униатским, и тем более римо-католическим)[44], 23 церкви были разрушены[45]. Не смотря на влияние властей, под которым находилась польская православная иерархия, все же со своей стороны она предпринимала попытки сопротивления: августе 1929 г. при Синоде была образована юридическая комиссия и фонд пожертвований для централизованного координирования защитительных процессов[46]. Результатом этой борьбы стало признание Польский Высочайшим Судом, что возращение храмов католикам судебным путем является неправильным и принадлежит компетенции административных органов, а конкретнее воевод. Последние же старалась на местах не нагнетать обстановку, и процесс на время был приостановлен. Однако, уже в 1936 г. власти в третье возобновили компанию с радикальной решительностью. На этот раз с инициативой решить вопрос Православной Церкви выступила сила, которая, казалось, обладает средствами, чтобы справиться с протестами, - это Войско Польское; и правительство, которое в это время состояло главным образом из лиц в военных чинах, охотно согласились. Первое лицо в армии, Генеральный инспектор вооруженных сил, Едвард Ридз-Смигла поставил перед министрами задание построения «живого католического вала» против возможной советской интервенции. В его проекте центральное место занимала проблема нацменьшинств, и она опять была тесно связана религиозным вопросом. Он настаивал на том, что в пограничных районах «необходимо полностью ликвидировать проблему украинских нацменьшинств или хотя бы свести ее к мелочному вопросу...» и в ряде общих мер он предлагал сокращения «чрезмерно развитой сети православных приходов до количества, нужного для успокоения необходимых религиозных нужд»[47]. План уничтожения непольского элемента был рассчитан не несколько поколений.
Не взирая на то, что организуемая правительством акция являлась прямым нарушением конституционных норм, ни одна из политических сил Польши не высказалась против нее. Наоборот, в феврале 1937 г. к этой программе присоединились двадцать две польские общественные организации из Люблянского и Волынского воеводств, объединившись в Координационный Комитета (КК). В уставе КК говорилось, что деятельность их союза буден «направлена по линии интересов армии и оборонительной силы Польши, - а именно, - укрепления и утверждения польскости на Волыни». Достижение данной цели должно было обеспечиваться проведением необходимой для этого работы в рамках уставов организаций, которые объединились в КК. И опять подчеркивалась важность запланированной ревиндикационной акции[48]. Очевидно, и само создание КК являлось частью полонизаторского проекта главнокомандующего, так как руководящим органом Комитета был определен штаб отдела военной безопасности ДОК II. Руководил акцией «возращения» командир 3 дивизии пехоты Легионов в Замостье генерал Брунон Ольбрихт, а с мая 1938 г. его сменил полковник Марианн Турковский. Заседания Комитета обычно проходили в присутствии военного начальства, представителей властей и профессуры католического Люблянского университета[49].
Ревендификационная акция тщательно готовилась с точки зрения пропаганды. Весной 1938 г. по распоряжению руководителя КК были организованы или инициированы собрания и митинги католического населения, на которых принимали резолюции с требованиями о передаче православных церквей польскому Костелу или закрытии, и разрушении. Особенно в это период властями акцентировалось внимание на полной ликвидации церковных зданий. Люблянский воевода так трактовал эту ситуацию: «... категорически утверждаю, что оставленные на подчиненной мне территории закрытые церкви являются обстоятельством, которое благодаря постоянным волнениям православного населения и ...национальной пропаганде, составляет также постоянную потенциальную угрозу безопасности, увеличивающуюся с каждым годом, что уже сегодня вынужден расценивать это как более опасное, нежели возможные столкновения во время акции разрушения»[50]. Значительную роль в создании необходимой атмосферы сыграла проправительственная пресса, которая широко информировала о таких собраниях и публиковала аргументы «за» ликвидацию «лишних» храмов. Больше всего церквей было разрушено в мае - июле 1938 г. По команде КК это выполняла местная администрация с помощью польской молодежи из организаций КК, заключенных или нанятых рабочих под защитой полиции или армии. Частым явлением в таких ситуациях были столкновения с православным населением[51]. Сведения о количестве православных храмов, подвергшихся ревендификации, в разных источниках расходятся, т.к. в некоторые списки попадали здания, незаконно построенные после первой фазы ревендификации и именовавшиеся молитвенными домами. Больше других пострадала Холмская область, где из 378 православных церквей к сентябрю 1939 года осталось только - 47 или 49, 136 были отняты за последние два года[52]. В течение всего двадцатилетнего периода на Холмщине было разрушено 156 храмов и 175 отданы католикам[53].
Разумеется, в такой ситуации борьбы государства с Православной Церковью пристальное внимание властей было обращено на ее служителей. Нередко священники становились жертвами столкновений с ревендификационным отрядами при попытке защиты храмов, безосновательно подвергались штрафам и арестам не только, как уже упоминалось, за заполнение ими метрических книг непольским языком, но также за нарушение закона о военной повинности, антигосударственной пропаганде и по многим другим причинам. Эти явление к концу 20-х гг. приобрело настолько распространенный характер, что в феврале 1928 г. митрополит Дионисий вынужден был издать предписание Духовным Консисториям об организации правовой защиты клира в случаях необоснованного привлечения их к ответственности как одной из основных задач епархиального органа, заканчивая его словами: «это даст возможность членам клира спокойно исполнять свои обязанности в наше трудное время...»[54]. Но еще более тяжелым стало положение священнослужителей в третью фазу ревендификации. Ярким примером того, каким было отношение к православному духовенству руководителей акции свидетельствует инструкция уездным начальникам ревендификационной кампании о проведении работы: «...II. Акцию против православных священников следует проводить таким образом, чтобы острый конец деятельности был направлен против неофициальных православных священников, которые проводят антипольскую работу: а) Не выступать против православного населения, а выразительно и решительно обозначить, что не выступаем против православных как таковых, но против русификаторской деятельности их духовенства... б) В деятельности против православных священников избегать актов, которые могут быть раздуты попами и делать из них мучеников за веру. Но все-таки общественная акция должна сделать мерзким их пребывание в местности и вынудить их оставить ее либо прекратить проведение антипольской деятельности. В ближайшее время в этом направлении сверху будут рекомендованы принципиальные меры. в) Следует очень внимательно собирать материал о выступлениях всех православных священников относительно:
1) обучения русским языком в школах и домах;
2) конспиративных собраний населения и молодежи;
...4) о случаях русификации фамилий и имен (в книгах и записях);
5) распространения нелегальных или также легальных националистических украинской публицистики
6) контактов неофициальных священников с элементами коммунистического мировоззрения...
7) открытие закрытых церквей либо подстрекание населения к их открытию;
8) провозглашение проповедей русским языком в той местности, где православное население использует в быту польский язык.
Все эти сведения должны опираться на документальные факты так, чтобы в каждый нужный момент их можно было использовать»[55]. Характерным способом собирания нужной информации о «нелояльных» священниках была проверка корреспонденции рядовых православных солдат в армии[56]. Замеченные в вышеуказанных действиях представители духовенства подвергалось смещениям с приходов, в результате чего переходили в разряд неофициальных, и даже случалось - становились арестантами концлагеря Береза Картузька[57].
Деятельность властей по окатоличению населения присоединенных территорий не ограничивалась лишь ревендификацией православных церквей и удалением священников, оказывавших русификаторское влияние на народ, напротив, в этом направлении разрабатывалась целая программа, условно именовавшаяся "ревендификация душ"[58]. Согласно ей первоначально предполагалось разделить территории по степени подготовленности к акции с тем, чтобы на более готовых усилить работу, на других временно не проводить, до завершения подготовительной части. Относительно этого в инструкциях Координационного комитета, который руководил процессом, подчеркивалось, что их деятельность в первую очередь направлена на "обретение поляков для государства и нации, а не просто - верных для Римо-Катилической Церкви, ... лозунг "возращение к обряду" может навредить самой акции... т. к. православное население уже привыкло к своей вере"[59]. В местностях же, признанных подходящими для проведения ревендификационной кампании относительно вероисповедания, указывалось проводить акцию в такой способ, чтобы обеспечить массовый переход населения в римо-католичество. Отмечалось, что нужно действовать стремительно, используя момент неожиданности, чтобы не оставить времени для раздумывания сомневающимся и шум, который возникнет, будет уже после факту. По плану, тяжесть этой акции, естественно, ложилась на римо-католическое духовенство. Необходимые условия для их работы намеривался создать КК[60]. Переданные католической церкви православные храмовые здания должны были стать местами католического наступления. Говорилось и о необходимости увеличения штата римо-католического духовенства, которое собирались также готовить к учительской работе в школе[61]. Одновременно создавались условия для добровольно-принудительного обучения православных детей римо-католическим основам веры. «Миссионерскую работу» финансировало государство, т.к. местные католические приходы оставались очень бедными[62]. Кроме общественных организацией, входивших в КК, к акции привлекались служащие государственные и органов самоуправления на местах, которые предварительно прослушивали разъяснительные курсы о реведификационной кампании[63]. В их функции входило влиять на переход в католичество православных с помощью наличных у них инструментов, что на практике выражалось в банальном стеснении гражданских прав этой группы населения. К примеру, устанавливалась очень жесткая цензура. Разрывались аренды церковных земель, которые арендовались исключительно православными, организуя против них полицейские расследования по необоснованным обвинениям; не давали украинцам кредиты в банках; патент на выращивание табака, сахарной свеклы и другие вида производства мог выдаваться только полякам, в остальных случаях дирекция государственной монополии должна была согласовывать это с ревендификационным комитетом[64]. В украинских областях с квалифицированных работ с целью укрепления польского элемента увольняли специалистов украинской национальности, на их места приглашали поляков из центральной Польши. Так, по всей сети Львовской железной дороги на 1.01.1939 г. украинцев оставалось работать 15,7%, на руководящих должностях из 490 человек - ни одного украинца, поляков - 480, оставшиеся 10 служащих - евреи, немцы и 1 россиянин[65]. Такая картина была общей во всех прочих отраслях, что иногда доходило до абсурда. Даже вакансии домашней прислуги в польских семьях не были оставлены без внимания: высокий процент женщин-украинок, занятых в этой сфере, по мнению властей, мог приставлять угрозу польской безопасности[66]. В Прикордонной зоне у крестьян отнимали паспорта, без которых какие-либо перемещения были запрещены, также распространяли слухи, что украинцев вообще будут отселять из двадцатикилометрового пространства вдоль линии границы с СССР[67]. Но все эти неудобства, которые только в малой степени приведены выше, могли изменить представители украинского населения на обеспеченное государством относительное благополучие, в случае перехода ими в римо-католическое вероисповедание, поскольку с этого момента они автоматически начинали считаться поляками.
Но одним общественным и экономическим давлением на православных с целью принуждения их к переходу в католичество, власти не ограничивались: в 1937-39 гг. весьма распространенным явлением стало применение грубой силы, когда под угрозой физической расправы со стороны полиции или военных одним разом переходили в западный обряд десятки, а той сотни жителей сел. Так, к примеру, в с. Гриньки Кременецкого уезда после такого посещения «миссионеров в военных мундирах» в католичество перешло 35 семей, в общем количестве 116 человек. В январе 1939 г. о результатах такой политики докладывал воевода Холмский, что на подведомственной ему территории массовый переход в католическую веру, которого ожидали еще в конце прошлого года, только теперь приобрел стихийный характер и за несколько месяцев в католичество обратились более 10% православного населения[68].
Православное духовенство со своей стороны пыталось противодействовать этому процессу. Иеромонахи Почаевской Лавры, приходские священники и даже архиереи, не смотря на опасность, разъезжали по селам и проводили утверждающие беседы с верующими[69]. Митрополит Варшавский Дионисий пытался решить проблему на высшем уровне, неоднократно обращаясь к министру исповеданий, премьер-министру и президенту. Даже униатский митрополит Андрей (Шептицкий) призывал правительство прекратить это бесчиние. Сообщения о тяжелом положении православных в Польше вызвали протесты у зарубежной общественности[70]. Но эти действия не возымели никакого результата, вопиющее беззаконие польского правительства остановила только Вторая мировая война.
Кроме того, известно, что еще одним важнейшим моментом жизни Православной Церкви в Польше в рассматриваемое время стало активное развитие украинизаторского движения, постепенно ставшее определяющим фактором внутрицерковных отношений в западно-украинских районах. Закономерно возникает вопрос, каким образом в условиях жесточайшего полонизаторского давления польского государственного аппарата могло развиться в церковной среде украинизаторское движение, и какова роль в этом самого правительства?
Изначально движение за украинизацию церковной жизни в Православной Церкви в Польше возникло в среде политизированной части духовенства и интеллигенции, многие из которых бежали в Польшу из взятого большевиками Киева. Буквально за несколько лет оно приобрело широкое распространение, преимущественно в Волынской епархии, сосредоточившись здесь в нескольких центрах: во Владимире-Волынском, Луцке, Кременце и Бресте.
Еще в январе 1918 года в Житомире было организовано Братство Св. Спаса, которое одной из своих целей ставило введение украинского языка в богослужение. Но из-за войны деятельность братства не могла развиться, и оно было закрыто. Его бывшие члены продолжили свою работу во Владимир-Волынском Духовном Управлении[71]. Под давлением данного Управления епископом Дионисием (Валединским) в октябре 1921 года в Почаеве был созван Съезд духовенства и мирян Волыни. На нем был принят ряд постановлений, которые постепенно вводили украинский язык в школьное преподавание Закона Божия и церковное делопроизводство; в богослужении рекомендовалось использовать украинское произношение. Говорилось также о необходимости перевода Священного Писания[72]. Через год, 14 декабря 1922 года, Священный Синод Польской Православной Церкви подтвердил постановления Почаевского Съезда[73].
Первое время вопрос церковной украинизации интересовал отдельных церковно-политических деятелей и небольшую часть народных масс. И только со второй половины 20-х годов в движение активно включился ряд политических партий. Очевидно, этому способствовало оформление автокефалии Православной Церкви в Польше в 1924 г., которая многими воспринималась ступенью к украинской независимой церкви[74] - как некого традиционного атрибута независимого государств, и, следовательно, могла служить политическим целям украинских националистов. Одним из первых политических объединений, активно ввязавшихся в церковные дела, была «Украинская Парламентарная Репрезентация». По ее инициативе, без благословения высшей церковной власти, в Луцке 5-6 июня 1927 года состоялся «съезд православных мирян-украинцев по церковным делам». Съезд выдвинул две петиции к Синоду:
1) дать разрешение украинскому населению на введение украинского языка в богослужение;
2) назначить на три епископские кафедры, которые находятся на территории с украинским населением, епископов по национальности украинцев.
Луцкий съезд избрал Украинский Церковный Комитет (УЦК) под председательством Арсения Ричинского и его заместителя - Ивана Власовского. Комитет занимался организацией таких же народных съездов по церковным вопросам в других уездах и городах. Чтобы приостановить своего рода революционную деятельность УЦК, в апреле 1929 года Синод Православной Церкви в Польше отлучил и предал анафеме А. Ричинского (спустя год церковные прещения против А. Ричинского были сняты)[75]. Трения между политизированной частью верующих и духовенством продолжало обостряться. Польские же власти никаким видимым образом не реагировали на нарастание противоречий в украинской православной среде, напротив, покровительствовали действиям организаций такого толку как «Украинская Парламентарная Репрезентация». Более того в это время из уст отдельных польских политиков в адрес польского правительства звучали обвинения в участии создания подобных политических формаций. К примеру, об этом заявлял в своем выступлении сенатор В.В. Богданович на заседании Сената 23 июня 1925 года: «... создание фальшивых декоративных представительств является вообще характерной чертой всей политики польского правительства. Создаются ложные репрезентации украинская, белорусская, русская, тратятся на них народные деньги, и это только для того, чтобы в нужный момент выставить их перед Европой и Америкой»[76].
Поддержка украинских националистов на Волыни со стороны польского правительства объяснялась не только заурядным стремлением властей через внутрицерковные разобщения ослабить Православную Церковь или по причине, о которой упоминал сенатор Богданович, но также сказывалась в этом личная позиция волынского воеводы Генриха Юзевского относительно вопроса полонизации украинцев. Генрих Юзевский - поляк, родившейся и выросшей в Киеве, занимал здесь с 1914 года должность коменданта 3-го округа Польской военной организации, в 1920 году - вице-министр внутренних дел правительства Петлюры, сам себя называл поляком - доверенным лицом и Польши, и Украины. И поэтому поводу писал: «И тут, и там я был собой, и одновременно был встречей двух миров, которые глядели в глаза друг другу доверительно и преданно...».[77] Пилсудский назначая Юзевского в 1928 году воеводой волынским рассчитывал, что последний как «доверенное лицо обоих народов» сумеет решить волынскую проблему[78]. Он действительно разработал свой проект ассимиляции украинцев, но не национальной ассимиляции, а государственной. Он состоял в формировании среди местного (волынского) населения столь сильного чувства лояльности к Польскому государству, через которое оно бы не захотели оторваться от Польши даже после возобновления самостоятельной Украины в центральных ее областях. Создание независимого украинского государства со столицей в Киеве, предвиденного польско-украинским союзом в 1920 году, было тактической частью проекта. Согласно данному плану Волынь должна была остаться в границах Польши. Способствовать воспитанию такой лояльности должно было создание властями благоприятных условий для свободного развития всех направлений украинской национальной жизни. При этом Юзевский делал все возможное, чтобы оградить Волынь от влияния галичской ультранационалистической идеологии. С помощью административного аппарата, главным образом полиции, он построил на границе между Волынью и Галицией так называемый Сокальский кордон, не допуская на Волынь львовскую прессу и ограничивая контакты обеих сторон, также по всему воеводству были закрыты все организации и объединения галичского происхождения, вместо которых создавались польско-украинские центры. Государственная ассимиляция должна была проходить как «творческий процесс общего проникновения культур и насыщения украинских национальных качеств польскими элементами» [79]. Что в действительности представляло ту же самую полонизацию, правда, осуществляемую более гуманным образом.
В первые же годы при пане Юзевском на Волыни на смену общественно-политическим объединениям «Просвита» и «Украинская Парламентарная Репрезентация», которые состояли преимущественно из представителей разных партий Галиции, пришли проправительственное «Волынское Украинское Объединение» (ВОУ) и «Украинская Парламентарная Репрезентация Волыни» (УПРВ) или еще как ее называли «Беспартийный блок сотрудничества с правительством» (ББСУ). Эти организации формировались в основном из выходцев бывшей Украинской Народной Республики и поляков, происходивших из Надднепровья (каким был сам Генрик Юзевский). В их рядах, среди самых активных, был известный Стефан Скрыпник[80]. Представители ВОУ и ББСУ вошли в сейм и сенат[81].
Упомянутые политические организации в своих программах также во главу угла ставили вопрос о церковной украинизации. Историк И. Власовский следующим образом оценивал роль УПРВ, членом которой являлся он сам: «В истории украинского национально-церковного движения в Православной Церкви Польши Украинская Парламентарная Репрезентация Волыни играла, без сомнения, наибольшую роль, и наибольшими достижениями, которые во времена Польши достигло это движение, оно обязано Украинской Парламентарной Репрезентации Волыни... Главным предметом здесь является поддержка украинского церковного движения со стороны польского правительства, в сотрудничестве с которым, а не в оппозиции к нему состояли украинские послы и сенаторы Волыни из Беспартийного Блока... Без этой поддержки церковное движение за украинизацию не достигло бы значительных успехов»[82]. Весной 1931 года Украинская Парламентарная Репрезентация Волыни создала специальную организацию, которая проводила украинизацию в Православной Церкви в Польше - «Общество им. митр. Петра Могилы». На образование его согласились дать свое благословение митрополит Дионисий (Валединский) и епископ Алексий (Громадский). Официальным печатным органом общества был альманах «За Соборнiсть» (редактор - И. Власовский), в котором велась пропаганда «церковной реформы» не только в отношении вопроса дерусификации Православной Церкви на территории, заселенной украинцами и белорусами, но и изменения самого церковного управления. Предполагалось ввести выборность приходского духовенства прихожанами и включить мирян в церковное управление на одном уровне с архиереями. Для проведения этих реформ предполагался созыв Поместного собора. Подготовку к нему взяло на себя Общество им. митр. Петра Могилы[83]. Среди епископата реформы церковного управления не нашла поддержки.
Самым крупным выступлением, организованного представителями Украинской Парламентарной Репрезентации Волыни (М. Бурей, С. Скрипником, Н. Тележинским), стала демонстрация в Почаевской Лавре 10 сентября 1933 года, в день памяти обретения мощей преподобного Иова Почаевского. На этот праздник обычно съезжается несметное количество паломников. К этому дню было также приурочено празднование юбилея митрополита Дионисия - 10-летие его пребывания на митрополичьем престоле и 20-летие служения на Волынской кафедре. Во время крестного хода над молящимися взвилось несколько десятков желто-голубых флагов, демонстранты развернули транспаранты с требованиями украинизации Церкви на Волыни[84]. И. Власовский указывал, что в случившемся кроме инициативы украинских политиков имело место и влияние польских властей, объясняя ситуацию так: «Украинская Парламентарная Репрезентация Волыни, члены которой должны были организовать эту манифестацию, не могли, будучи в сотрудничестве с правительством, не поставить в известность Волынского воеводу о своем намерении, получили его согласие, гарантируя при этом полный порядок манифестации»[85]. После почаевских событий Г. Юзевский продолжал оказывать поддержку украинскому движению в Церкви, через несколько дней он обратился к властям в Варшаве с петицией о необходимости назначения отдельного правящего епископа для Волынской епархии, желательно украинца по национальности. На основании этого требования министр вероисповедания и просвещения Я. Енджевич, исполняя «волю народа» уже в конце сентября обратился к владыке Дионисию с просьбой созвать Св. Синод для решения обозначенных вопросов. При назначении на должность Волынского архиерея официальная сторона отдавала предпочтение архиепископу Алексию (Громадскому)[86], кроме того митрополиту Дионисию откровенно заявили, что все его сотрудники прорусской ориентации будут уволены[87]. Хотелось бы отметить, что лица «русской партии»[88], как их называл архиепископ Евлогий во время управления им Волынской епархией, в междувоенный период действовали через свои общественные и церковные организации, пытаясь оказывать сопротивлении украинизаторскому и полонизаторскому процессам, но очевидно в своих устремлениях и действиях сами не были лишены влияния политических амбиций.
После почаевских событий митрополит Дионисий пошел на уступки украинским националистам, и 15 апреля 1934 года назначил на Волынскую кафедру архиепископа Алексия (Громадского), а секретарем Духовной Консистории - И. Власовского. Также ранее, в 1932 году, не без протекции воеводы Юзевского получили назначение в Волынскую епархию Луцким викарным епископом Поликарп (Сикорский)[89], в прошлом начальника канцелярии Симона Петлюры, известный своими украинско-националистическими настроениями [90]. После его назначения на Волыни заметно активизировались украинские националисты. В июне 1934 года епископ Поликарп в кафедральном соборе г. Ровно впервые отслужил Литургию на украинском языке, во время богослужения произошло столкновение с возмущенными прихожанами. Несмотря на это епископ Поликарп назначил настоятелем данного собора своего последователя, хотя и великоросса по происхождению, священника Яковлева[91]. Владыка Поликарп также предпринимал рейдовые объезды по сельским церквям с целью обнаружения в своем викариатстве пресвитеров, которые продолжали произносить проповеди на русском языке. После таких визитов на имя епархиального архиерея поступали жалобы от духовенства на жестокость ярого епископа-националиста, с которой он пытался сломить твердую волю некоторых сельских священников, - в связи с чем, архиерей был вынужден запретить владыке Поликарпу посещения приходов.
Политику постепенной украинизации церковной жизни осуществлял в новой должности и архиепископ Алексий (Громадский), в результате проведенных им кадровых изменений, когда из епархиальных органов были устранены противники украинизации, на Епархиальном собрании в январе 1935 года были приняты следующие постановления для Волыни: а) проповеди следовало произносить на живом украинском языке, б) обучение Закону Божию в школах вести также на украинском языке, в) украинизацию богослужений проводить на основании предыдущих решений Священного Синода и указов митр. Дионисия, г) на родном языке для населения вести миссионерскую деятельность и катехизацию, д) во внутреннем управлении в Духовной Консистории и на местах использовать украинский язык. Кроме того, было принято решение об издании на украинском языке епархиального церковного вестника «Церква i нарiд»[92]. О своем участии в украинизации Волынской епархии митрополит Алексий (Громадский) в 1942 году писал Поликарпу (Сикорскому): «... в условиях националистического режима в Польше я сумел без всякого шума и эффектности поднять национальную сознательность»[93].
В 1937 году в Волынской епархии было официально разрешено совершать богослужение на украинском языке. Если ранее в Волынской епархии было украинизировано только 20 приходов[94], то в конце 1937 года по отчетам благочинных в Волынскую Духовную Консисторию положение резко изменилось: а) в 124 церквях богослужение совершалось исключительно на украинском языке, в) в 40 - поочередно, б) в 126 - только иногда, г) в 99 - богослужения совершались на церковнославянском языке, но чтение Священного Писания, молитв «Отче наш» и «Символа веры» - на украинском, д) в 26 - на церковнославянском языке с украинским произношением[95]. Таким образом, из 687 храмов Волынской епархии так или иначе украинский язык употребляли в 415. Одновременно с процессом украинизации богослужения также возрастало в среде епископата и духовенства сочувствие к вопросу образования самостоятельной украинской автокефальной православной Церкви. О чем свидетельствует и тот факт, что наиболее активные епископы-украинизаторы в недолгий период подчинения региона СССР (1939-1941 гг.) противились возращению в юрисдикцию Московского Патриарх, а в годы немецкой оккупации некоторые из них решились на церковный раскол, организовав неканоническую «Украинскую Автокефальную Православную Церковь».
Такие последствия для Православной Церкви, а именно усиление украинского националистического движения, имела политика воеводы Волынского во второй половине 30-х годов. Для польской же стороны долгосрочная программа пана Юзевского за десять лет ее реализации не успела принести каких либо положительных плодов, напротив, казалось, что она хорошенько подпортила предыдущие достижения полонизации. Вот как характеризовал создавшуюся ситуацию на Волине в марте 1937 года генерал Янушайтис: «Раньше было два центра на Волыни; один пропагандировал польскость - это Кремьянецкий лицей на Волыни, другой, русификаторский - Почаевская Лавра. Сегодня имеем два украинизационных центры - и Почаев, и лицей, оба служат сегодня украинизации Волыни»[96].
В 1935 году скончался Пилсудский, покровитель Юзевского в правительственных кругах, и Волынскому воеводе пришлось выдерживать жесточайшую критику со стороны новой правящей партии за попустительскую политику в отношении украинцев, завершившуюся его переводом на запад Польши в 1938 году. После увольнения Г. Юзевского с Волыни руководство страны приступило форсировано «исправлять» ошибки злосчастного воеводы теми же радикальными мерами, которые уже несколько лет использовались на остальной территории.
Возвращаясь к проекту господина Юзевского о государственной ассимиляции украинцев, отметим, что срок в 10 лет был слишком мал для его осуществления даже в самых благоприятных условиях, как это было задумано автором. Тем более, что воеводе не удавалось реализовать свою программу системно и полномасштабно в силу препятствий со стороны командования Корпуса Прикордонной охраны, которое здесь хозяйничало по соседству с воеводой и придерживалось противоположного взгляда на решение украинского вопроса, неоднократно выражавшегося в репрессивных действиях[97]. Это обстоятельство создавало двоякую ситуацию на Волыни, когда в одном направлении давалась возможность развития украинских национальных устремлений, с другой стороны, велось агрессивное подавление этих устремлений, что накаляло украинское общество до взрывоопасного состояния с учетом и без того сильных украинских националистических тенденций. А все эти брожения неотвратимо сказывались и в церковной жизни.
Как видим, существование Православной Церкви в Польше в 1920-30-е гг. во многом определялось национальной полонизаторской политикой государства, нацеленной на уничтожение Православия как русификаторского института. Польские власти воплощали свой план с натиском и разными способами: пытались разрушить Церковь изнутри через введение автокефалии, продвижение коллаборационистских лиц в епископате и содействие украинизаторским процессам, а также вели откровенное гонение против Православной Церкви сопровождавшееся закрытием церквей, преследованием духовенства, насильственной полонизацией и окатоличением. Интересно, что пик антиправославной кампании, которая проводилась армией с крайней реакционностью, приходился на 1936-1938 гг. и совпал по времени с высшей точкой антирелигиозных гонений в Советском Союзе.
Последствия польской религиозной политики имели трагический исход для Православной Церкви в западно-украинском регионе в годы Второй мировой войны. Двадцать лет активного вмешательства польского правительства во внутреннюю жизнь Церкви и спекуляция на национальных чувствах украинцев не прошли бесследно и стали одной из причин, впервые поставивших с такой остротой перед украинским епископатом и рядовым духовенством в противоречие национальный вопрос и вопрос канонического подчинения. В результате этой проблемы в Православной Церкви на Украине в 1942 г. действиями нескольких архиереев произошел раскол, сопровождавшийся в течение войны жестоким противостоянием раскольнической церковной организации против канонической церкви, повлекший за собой жертвы среди православного духовенства и нарушивший церковное единство до настоящего времени.
Кроме того, правительство Польши, насильственно стимулируя ассимиляцию непольского православного населения путем принудительного окатоличения и полонизации, порой доходивших до открытого террора, питало соками как украинский, так и польский национализм, что в 1939-1946 гг. выплеснулось в подпольную украинско-польскую войну с тысячами погибших. Эта война являлась убедительным свидетельством ошибочности национальной и в частности религиозной политики междувоенной Польши. Поскольку, не взирая, на то, что она изрядно навредила Православию в этом регионе, однако же, нисколько не приблизила своих создателей к их цели - укреплению «польскости» среди нацменьшинств, но еще более разожгла межнациональные вражду, которая стала причиной гибели множества мирного населения и польского и украинского.
Примечания
[1] Сивіцький М. Історія полько-українських конфліктів: В 3 т. - Київ: Видавництво ім. О. Теліги, 2005. - Т. 1 С. 49-50.
[2] Пилсудский Юзеф (05.12.1867-12.05.1935) - до назначения «начальником» Польского государства в 14.11.1918 г. служил с 1912 г. Главным комендантом всех польских военных сил в Австро-Венгерской империи и соответственно воевал на ее стороне в первую мировую войну. Что приобретает особый интерес в связи с внешней польской пропагандой о роли Польши в борьбе с германской угрозой в Восточной Европе.
[3] Широкоряд А. Давний спор славян: Россия, Польша, Литва. - Москва, 2008. С. 586.
[4] Сивіцький М. Там же. С. 65.
[5] В святи с уже упоминавшимся политикой властей, продвигавшей идею об украинском и белорусском населении как искони польском, статистические данные 1920-30-х гг. о национальной принадлежности населения Польши очень разняться друг от друга, поскольку часто в отдельных районах украинцев (как и белорусов) считали как поляков. Однако при переписях населения в период с 1921 по 1936 гг. на Волыни и Галиции местные обыватели в подавляющем большинстве назвали себя украинцами. ДАВО, Ф.46, О.1, Д. 2521, Л.6 // Шваб А.Г. Еміграція з Волині 1921-1939 рр. Чернівці, 1996. С. 13; Сивіцький М. Там же. С.96; Отчет Волынского воеводы за 1936 г. // Сивіцький М. Там же. С.205.
[6] Населенiе Польши по вероисповеданiю въ 1931 г.// Міненко Т, прот.Православна Церква в Україні під час другої світової війни (1935-1945): В 3 т. - Вінніпег-Львів: Львівский музей історії релігії "Логос", 2000. - Т. 1. С. 51; Шкаровский М. В. Политика Третьего Рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935-1945 гг.: [Сб. докум.]. - М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 2003. С.11; Николаев К. Правовое положение Святой Автокефальной Православной Церкви в Польше. - Варшава: Синодальная типография, 1927. С. 5.
[7] Отчет о полонизатроской акции на Холмщине Министру военных дел. Замостя, 8.03.1938 г.// Сивіцький М. Там же. С. 125.
[8] Секретный обежчик Люблинского воеводства. Январь 1939 г.// Сивіцький М. Там же. С.157.
[9] ДАТО, Ф. 148, О. 1, Д. 2. Л.14. Циркуляр Генерального Комиссара начальникам округов и старостам уездов по делу об отношениях административных властей к греко-русскому духовенству № 174 от 4.12.1919.
[10] Послание Святейшего Патриарха Тихона о даровании автономии Православной Церкви в Польше, от 27.09.1921 г. // Акты Святейшего Тихона, Патриарха московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти (1917-1943 гг.) / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С.178.
[11] Указ Святейшего Патриарха Тихона, от 11.10. 1921 г. // Акты... Там же. С. 179.
[12] Резолюция Святейшего Патриарха Тихона на прошение о даровании прав автокефалии Православной Церкви в Польше, 1921 г. // Акты...Там же. С. 181.
[13] Указ Святейшего Патриарха Тихона № 58, от 30.01.1922 г. // Акты... Там же. С. 184.
[14] Цыпин В., прот. История Русской Церкви (1917-1997): История Русской Церкви: В 9 т. - Москва, 1997. - Т. 9. С. 227- 228.
[15] ГАРФ, Ф.6991, О.1, Д.17. Л.9. Вопрос об автокефалии Православной Церкви в Польше// Оттискиз газеты «Волынская речь», №177,178,180.; Свитич А.К. Православная церковь в Польше и ее автокефалия// Православная Церковь на Украине и в Польше в ХХ столетии (1917-1950): Сб.- М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 1997. - с. 112-113; Цыпин В., прот. История Русской Церкви (1700-2005). - Москва, 2007. С. 729.
[16] Heyer F. Die Orthodoxe Kirche in Ukraine von 1917 bis 1945. Koeln, 1953. s.137-138 // Цит по: Цыпин В., прот. История Русской Церкви (1917-1997). - М., 1997. - Т. 9. С. 226.
[17] ГАРФ. Ф.6991, О.1, Д. 17, Л. 19-20. Протоколы заседания Епархиального Съезда представителей духовенства и мирян Гродненской епархии от 14-15.06.1922 г. в г. Гродно и Епархиального собрания духовенства и мирян Литовской епархии от 30.06.1922.; Свитич А. К. Православная Церковь в Польше... Там же. С. 114-115,118.
[18] Цит по: Свитич А. Православная Церковь в Польше и ее автокефалия // Православная Церковь на Украине и в Польше в ХХ столетии (1917-1950): Сб.- М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 1997. С. 122-123.
[19] ДАТО, Ф. 258, О. 3, Д. 342. Дело о назначении архиепископа Дионисия митрополитом всей Православной Церкви в Польше. Л. 6-10.
[20] Там же. Л. 9.
[21] ДАТО, Ф. 258, О. 3, Д. 349. Л. 3. Указ Священного Синода Православной Митрополии в Польше № 358.
[22] Свитич А. К. Православная Церковь в Польше...Там же. С.147-149.
[23] Свитич А. К. Там же...С.149.
[24] Основные указания относительно полонизации Холмщины. Б. Ольбрихт, генерал бригады //Сивіцький М. Там же. С.108-109.
[25] ДАТО, Ф.148, О.8, Д. 227. Распоряжение митрополита о списках духовенства для польского подданства;
ДАТО, Ф.258, О.3, Д.459. Л. 1. Переписка с Кременецким староством о получении монахами польского подданства.
[26] ДАТО, Ф.148, О.3, Д.497. Дело о привлечении к ответу за выдачу документов на непольском языке (1921-1924 гг); Инструкция руководителям ревендификационной акции. 28.03.1938// Сивіцький М. Там же. С. 116.
[27] Николаев К. Правовое положение Святой Автокефальной Православной Церкви в Польше. - Варшава, 1927. С. 11.
[28] Письмо Министру военных дел о полонизаторской акции на Холмщине. Генерал Ольбрихт. 8.03.1938// Сивіцький М. Там же. С. 110, 118.
[29] Записка командиру ОК II по делу организации общества поляков православного вероисповедания. Генерал Ольбрихт. 24.03.1938// Сивіцький М. Там же. С. 125.
[30] Сивіцький М. Там же. С. 132.
[31] Осторожные Попытки воплощения данного прозелитического проекта Ватиканом предпринимались через греко-католического митрополита Андрея Шептицкого еще в первое десятилетие ХХ в. В 1908 г. при папе Пие Х разрабатывались подробные планы создания на территории России Русской Католической Церкви. Эта Церковь должна была обладать самой широкой автономией и структурно повторять устройство Православной Церкви. Ее главой должен был стать не патриарх, а экзарх, который в случае перехода в унию всей Русской Православной Церкви уступил бы свое место Патриарху Московскому. Примечательно, что в ватиканском замысле уделялось место Патриарху Московскому - и это за десять лет до восстановления Патриаршества в Русской Православной Церкви. //Петрушко В.И. О попытках создания Киевского Патриархата украинскими униатами и раскольниками-автокефалистами в ХХ веке. - М: ПСТГУ, 2008. С. 18.; Андрей (Шептицький), митр. Русский католический экзархат в России, Львов, 1927 г. // Церква і церковна єдність: Документи і матеріали (1899-1944): [Сб. докум.]: В 2 т. - Львів: Свічадо, 1995. - Т. 1. С. 172-175.
[32]
[33] Статут Апостолят Східної Церкви и Звернення Місійного Союзу Апостолят Східної Церкви до духовенства // Там же. - Т. 1. С. 196-198.
[34] Николаев К. Восточный обряд. - Париж, 1950. С. 95.
[35] Свитич А. Православная Церковь в Польше... Там же. С. 196-199.
[36] Протокол заседания Воеводского комитета по делам Лемковщины, проходившего 27.05.1938 г. в Кракове//Сивіцький М. Там же. С. 282-283, 288.
[37] Сивіцький М. Там же. С. 180; Широкоряд А. Там же. С. 694.
[38] Сивіцький М. Там же. С. 72-73.
[39] ДАТО, Ф. 148, О. 2, Д. 556, Л. 55. Доклад свящ. с. Яблунного Костопольского уезда Иоанна Гловинского об угрозе унии. 1928 г.
[40] ДАТО, Ф. 148, О. 2, Д. 556, Л. 35. Обращение священника прихода с.Краев Ровенского уезда от 13.06.1928 г.
[41] Петрушко В.И. Там же. С.26; Митрополит Андрей Шептицкий: Життя і дяльність: Церква і церковна діяльність. С.56.
[42] Сивіцький М. Там же. С. 91.
[43] Николаев К. Восточный обряд. - Париж, 1950. С. 171.
[44] Міненко Т, прот. Там же. С.107-108; Сивіцький М. Там же. С. 92.
[45] Перечень разрушенных либо перестроенных церквей //Сивіцький М. Там же. С. 91.
[46] ДАТО, Ф.148, О.3, Д.12, Л.1. Выписка из постановлений Священного Синода Автокефальной Православной Церкви в Польше от 16.08.1929 г.
[47] Цит. по: Сивіцький М. Там же. С. 94.
[48] Отчет №1 пленарного заседания Координационного Комитета при ДОК II в Люблене от 4.06.1937// Сивіцький М. Там же. С.103-105; Міненко Т., прот. Там же. С. 114.
[49] Сивіцький М. Там же. С. 99, 101.
[50] Письмо Люблинского воеводы в Министерство вероисповеданий и гражданского просвещения. Секретно. от 04.12.1937 г.// Сивіцький М. Там же. С. 126.
[51] Обращение граждан православной веры Томашевского и Замойского уездов Люблинского воеводства в Законодательную палату Сейма и Сената// Сивіцький М. Там же. С. 134-138.
[52] Сивіцький М. Там же. С. 99.
[53] Шкаровский М. В. Политика Третьего Рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935-1945 гг. - М., 2003. С.11.
[54] ДАТО, Ф.148, О. 3, Д.10, Л.3. Предписание митрополита Варшавского Дионисия от 29.02.1928 за №854.
[55] Письмо руководителя Координационой акции на бывшей Холмщине полковника Турковського к уездным руководителям ревендификационной акции. Замостья, 27.05.1938 г.// Сивіцький М. Там же. - с. 130-131.
[56] Сивіцький М. Там же. С. 163.
[57] Борщевич В. Т. Волинський пом'янник. - Рівне, 2004. С. 113.
[58] Цит. по: Міненко Т., прот. Там же. С. 114.
[59] Там же. С. 116.
[60] Письмо руководителя Координационой акции на бывшей Холмщине полковника Турковського к уездным руководителям ревендификационной акции. Замостья, 27.05.1938 г.// Сивіцький М. Там же. С. 131-132.
[61] Протокол заседания Воеводского комитета по делам Лемковщины от 27.05.1938, г. Краков // Сивіцький М. Там же. С.285.
[62] Сивицкий М. Там же. С.158-159.
[63] Инструкции Руководителя Координационной акции в бывшей Холмщине, полковника Турковского, уездным руководителям ревендификационной акции. Замостье, 27.05.1938// Сивіцький М. Там же. С. 133.
[64] Выводы относительно территории Замостского уезда // Сивіцький М. Там же. С.140-141.
[65] Отчет Министерства транспорта об укреплении польского элемента.1939г. //Сивіцький М. Там же. С. 303-304
[66] Сивицкий . Там же. С. 300-301.
[67] Міненко Т., прот. Там же. С. 116.
[68] Информация об акции по бывшей Холмской земле (дата не указана)//Сивіцький М. Там же. С.157.
[69] Недельная ситуационная сводка руководителя Ревендификационной акции в уезде Дубно командиру ОК II от 16.05.1939// Сивіцький М. Там же. С. 210.
[70] Міненко Т., прот. Там же. С.120-121; Цыпин В, прот. История Русской Православной Церкви (1700-2005). - М, 2008. С.738-739
[71] Міненко Т, прот. Там же. С. 63.
[72] Власовській І. Нарис історії Української Православної Церкви: В 4 т. - Київ, 1995. - Т. 4. С. 32.
[73] Цыпин В., прот. История Русской Церкви (1917-1997) - М., 1997. - Т. 9. С. 230.
[74] К примеру, в 1940 году польская автокефалия интерпретировалась украинскими националистами именно как украинская. Так, в октябре 1940 года один из представителей бандеровского течения благодарил руководителя германской службы «Восток» «за помощь, которую он оказал Украинской Церкви в Генерал-губернаторстве при учреждении ее автокефалии»// Цит по: Шкаровский М. В. Нацистская Германия и Православная Церковь. - М., 2002. С. 139.
[75]
Міненко Т, прот. Там же. С. 69-73.
[76] ГАРФ, Ф.6991, О.1, Д.17. Л.14 об. Речь сенатора В.В. Богдановича, произнесенная 23 июня 1925 года на заседании Сената Польской Республики при обсуждении бюджета министерства и исповеданий и просвещения (Вильно, 1925 г.)
[77] Цит. по: Сивіцкий Н. Там же. С.183.
[78] Лыпский Ю. Две родины - два патриотизма.// http://www.mankurty.com/lipsky%20ru.html
[79] Цит. по: Сивіцкий Н. Там же. С.183-184.
[80] Стефан Скрыпник - племянник С. Петлюры и его адъютант в свое время. В 30-тые годы - депутат польского Сейма., вице-президент архиерейского Синода в Генерал_Губернаторстве. С 26 июля 1941 года - представитель Рейхсминистерства занятых Восточных территорий при группе армий «Юг» и доверенное лицо по вопросам организации гражданского управления на оккупированной Украине. Осенью 1941 года - заместитель главы Волынской Церковной Рады. 14 мая 1942 года хиротонисан во епископа Переяславского УАПЦ с именем Мстислав. В 1944 г. эвакуировался в Варшаву, а затем в Бреслау. С 12 октября 1947 г.- архиеп. Филадельфийский, глава Украинской (автокефальной) Церкви за границей. С 1990 г. - «патриарх» раскольнической «Украинской Автокефальной Православной Церкви». 11.06.1993 г. - скончался в США.
[81] Сивіцкий Н. Там же. С.185; Міненко Т, прот. Православна Церква в Україні ... С.76-77.
[82] Власовській І. Там же. С. 77.
[83] Цит. по: Міненко Т, прот. Там же. С. 81.
[84] Міненко Т, прот. Там же. С. 94-95.
[85] Власовській І. Там же. С.89.
[86] Міненко Т, прот. Там же. С.97; Николаев К. Восточный обряд. - Париж, 1950. С.245.
[87] Николаев К. Там же. С.246.
[88] Евлогий (Геогргиевский), митр. Путь моей жизни. - М, 1994. С. 239.
[89] Поликарп (Сикорский) - Петр Дмитриевич родился 20.06.1875 года. В 1898г. окончил Киевскую духовную семинарию. Но сначала духовному служению предпочел карьеру политикана. С 1917 года активно работал в министерстве вероисповеданий петлюровского правительства. В 1919-1921 годах - вице - директор департамента общих дел. В 1921 году эмигрировал в Польщу. В самом начале 30-х годов он принимает постриг в сане архимандрита и начальствует в Жировицком и Загаецком монастырях. В 1932 году по настоянию Украинских общественных кругов метр. Дионисий совершает над ним епископскую хиротонию и назначает викарием Луцкой епархии.
[90] Міненко Т, прот. Там же. С.101.
[91] Цыпин В., прот. История Русской Церкви (1917-1997). - М., 1997. - Т. 9. С. 236-237
[92] Міненко Т, прот. Там же. С. 103.
[93] ГАРО. Ф. Р-281. О. 1. Д. 17. Л. 42. Открытое письмо митр. Алексия еп. Поликарпу, 1942 г. (перевод с укр. яз. - А. Вишиванюк).
[94] Николаев К. Восточный обряд. С. 247.
[95] Міненко Т, прот. Там же. С. 104.
[96]Статья «Народная партия подала иск на оскорбление редакцией в статье «Без Юзефа Пилсудського» в газете «Wolyn», Луцк, 1937, № 24.// Сивіцкий Н. Там же. С.216-217.
[97] Савинский М. Там же. С. 188.
|
