2 ноября, в день рождения дочери, Евгений Горбачик приехал в школу-пансион, чтобы забрать дочь домой. Сначала его просто не пускали на территорию школы, просто не открывали замок на воротах. Мать Наталия (жена отца Виталия Рысева) по домофону велела охраннику просто прогонять Женю. Ему не давали даже увидеться с дочерью. Но он приходил снова, требовал снова пригласить администрацию, и, в конце концов, пошел и заявил в милицию о незаконном удержании дочери.
Тогда же из Ростовской области приехала мать Ксении Головченко, Светлана Головченко с мужем и маленьким ребенком, которая тоже хотела забрать свою дочь. Но ей тоже не отдавали, и она тоже пошла писать заявление в милицию. Проехав две тысячи километров, так и не увидев дочь, она пыталась поговорить с дочерью по телефону, но та ей заявила, что у нее теперь есть новые папа и мама - отец Виталий и мать Наталья, и она отказывается от своих родителей. Мать была в шоке. Из-за всей ситуации ей стало очень плохо, и муж был вынужден увезти ее домой.
На заявление Жени и Светланы милиция вообще никак не отреагировала. Типа это ваши проблемы, нам какое дело.
Он снова приехал в школу, требуя вернуть ему дочь. Ему стали говорить, что нет руководства школы, надо подождать да понедельника, что у них определенный регламент, нет директора - некому принять заявление. Но это было вранье, так как в школе была завуч, которая вполне могла принять заявление и отдать ребенка отцу. Разрешили поговорить с дочерью через решетку. Отец держал руки дочери в своих, Любочка хотела обнять отца, но не могла, плакала. Пыталась ему дать 500 рублей, которые ей дали в школе-пансионе.
Стена. Беззаконие продолжается.
На третий день Женя стал просить помощи у людей, звонить знакомым. Когда подключилась общественность, снова позвали милицию. Милицию на территорию школы не пустили, сказав, что это частная собственность, закрытая территория (а почему там 3 храма-памятника и кладбище?!). Приехал начальник, которого тоже сначала не пустили, сказав что «надо согласовать с кем-то». Наконец, после долгих телефонных переговоров начальника охраны Женя прошел в школу вместе с милицией и со своим знакомым - православным юристом, чтобы увидеться с дочерью и забрать ее.
Люба очень обрадовалась приезду отца. Жена о. Виталия Рысева наоборот старалась сделать все возможное и невозможное, чтобы не отдать девочку. В комнату периодически врывались Марина Лойко и ее мать, крича: «Люба, у тебя же есть «права», скажи, что ты никуда не поедешь!». Люба говорила следователю что «очень любит папочку, и он тоже любит меня», плакала и говорила, что поедет с отцом. Правда, при этом из ее уст звучали совершенно несвойственные детям вопросы и комментарии по поводу «прерывания учебного процесса», других вопросов вроде оформления дома и работы отца. Чувствовалось, что ее очень сильно «накачали» контраргументами, чтобы не дать уехать. Пока отец писал заявление на директора школы, мать Наталья страшно истерила, кричала. Выглядело это ужасно. Такого крика я в жизни не слышала, сразу стало понятно, почему дети в школе-пансионе называют ее «ведьма».
Когда привели Любу, мать Наталья страшно давила на девочку, сказала что отпустит ее только тогда, если Люба сейчас сядет и напишет письмо Лукину. Только в этом случае она была согласна отпустить Любу. Она на все лады повторяла это. (Кстати, точно такая же ситуация уже была, когда родители забирали домой других двух девочек и они, чтобы только уехать, без ведома родителей, написали письма под диктовку матушки Натальи, а родителям об этом сказали только дома). В общем, был сплошной беспредел и шантаж.
Отец сказал, что никаких писем Люба писать не будет. Мать Наталия кричала, что будет, она потребовала этого в абсолютно императивной форме, посадила Любу и стала ей диктовать. Протесты отца закончились тем, что его просто вывели и даже не дали дописать заявление о том, что он забирает дочь. Вот так, в нарушение всех прав человека, появилось «обращение Любы Горбачик к Уполномоченному по правам человека в РФ».
Однако, даже после того, как оно было написано, Любу так и не отпустили.
Зато в интернет тут же дали ложную информацию, что девочка написала «отказ от родителей». Это видимо было еще одно сатанинское изобретение матушки Наталии, взявшей на вооружение вместе с ювенальными целями скандала ювенальные технологии.
Суббота. Бег на месте.
На следующий день ситуация раскручивалась, вовлекая в свою орбиту все новых людей. С утра пытались подать заявления в прокуратуру, их в нарушение всех законов не принимали, ездили в Епархию и домой к Владыке, оставляли там прошения, чтобы Владыка Евлогий вмешался в беззаконие и благословил отпустить девочку из пансиона, но нам говорили, что его нет. В школу-пансион примчалась Яковлева, советник Уполномоченного по правам человека, сразу же вслед за ней приехали съемочные группы Первого канала и ТВ России, журналист КП Владимир. Мы попытались поговорить с журналистами и объяснить им, что происходит уголовное преступление квалифицируемое в УК как похищение ребенка, но судя по их вопросам и реакции на нас, они получили конкретное задание сделать сюжеты против нас, с позиции о. Виталия и школы-пансиона, удерживающих девочку.
Совершенно не имеющая отношения к ситуации, советник Лукина Яковлева, еще ранее поддержавшая ложь и клевету о якобы имевшем место «жестоком обращении с детьми» в Боголюбском монастыре, стала на позицию школы и говорила, что дочь Евгения не может покинуть школу-пансион. Она придумала 1001 причину. Оказывается, ей сначала надо предоставить свидетельство о смерти матери, так как она не верит, что мать умерла. Что ей надо поехать посмотреть школу в Дивеево, где будет учиться Люба. Посмотреть условия проживания и бытовые условия (излюбленный прием ювенальщиков). Все время хотелось спросить: «Да кто ты такая? Какое ты имеешь право проводить допросы, вторгаться в чужую частную жизнь? Какое право имеешь допрашивать и давить на ребенка, чтобы она не уезжала с отцом? Давать лживые интервью, что Любочке хорошо и девочка хочет остаться в школе-интернате?»
Приехал благочинный и, не обращая внимания на людей и на мольбы отца, прошел на территорию. По всему было видно, что он там «свой». Местные жители рассказали, что он всегда «отмазывает» отца Виталия от всех «неприятных ситуаций». Приезжали люди в форме из КДН. С нами разговаривать вообще не стали, даже письмо Жени взять отказались.
В этот день Женю в школу-пансион так и не пустили. Он снова поехал подавать заявление об удержании его ребенка в милицию, и они с адвокатом просидели в милиции 4,5 часа, требуя встречи с прокурором и «давая показания» сотруднику, который записывал одно слово в 20 минут. В наряде милиции, чтобы пойти и освободить девочку, снова отказывали. Сказали, что завтра утром приедет начальство и «что-нибудь решит».
Поздним вечером снова поехали домой к Владыке, надеясь встретиться и объяснить всю остроту, несправедливость и неправомерность ситуации. Владыка был дома, но в аудиенции нам отказали, предложили встретиться только в понедельник. Ситуация была совершенно тупиковая. Стена. Бег на месте. Все очень устали, замерзли, проголодались.
Стали консультироваться с очень опытными адвокатами из Москвы и все они в один голос говорили, что необходимо еще раз подать заявление по ст. 126 похищение ребенка и ст. 286 о преступном бездействии милиции, не пресекающей длящееся преступление.
Отчаявшийся Женя стал серьезно думать о том, как проникнуть на территорию школы-пансиона и просто забрать дочку без всяких разрешений. Думали, кому из мужчин с ним идти, кому и на чем ехать. Адвокаты сказали, что даже если его задержат, ему ничего не смогут сделать, он же законный отец, но мы, зная подлость этих людей, отговорили от «контроперации». Было написано обращение ко всем родителям и всем честным людям, в ком еще не умерла совесть. Заявления в милицию и прокуратуру решили подать снова, безотлагательно. В воскресенье люди распространили обращение, а точнее «вопль души» Жени по храмам Владимира, Суздаля с просьбой о помощи, реальных действиях.
Воскресенье. Стояние. Моральная победа.
Люди решили собраться после литургии и пойти вместе с Женей в школу-пансион, поддержать его требование отпустить девочку. Приехали женщины, казаки, молодежь и родители с детьми из разных храмов, человек 100. Ворота школы-пансиона были закрыты замком, охрана спряталась. Нам сказали, что на территории находится директор - отец Виталий Рысев и Яковлева из Аппарата Уполномоченного по правам человекам. Они также не выходили. Женщины распределили кафизмы и стали одновременно читать Псалтирь, так как нечисть этого очень боится. Люди пошли крестным ходом вокруг школы-пансиона. Стали читать акафисты. Мы решили, что если сильно молиться, все милицейские начальники и прокурор к нам сами придут и заставят открыть ворота, пропустят отца к дочери. Так потом и случилось.
Было очень холодно, ветер пронзительный, многие даже не пообедали. Но люди стояли и молились. Сначала ничего не происходило. Потом дети отца Виталия Рысева периодически подходили к забору и выкрикивали хамские, а иногда и совершенно неприличные комментарии, даже было странно, что это «дети священника». Впрочем, после всего, что сотворил отец Виталий и его жена вряд ли стоит удивляться. Через 3 часа к воротам вышла мать Наталья и стала орать. Иначе не скажешь. Мы записали на камеру. Женю к дочери снова не пустили. Периодически приезжали журналисты, мы делали интервью, приходили и уходили люди. В течение дня приехали 8 машин милиции, к концу дня было около 50 милиционеров с дубинками, автоматами и бронежилетами. За 12 часов молитвенного стояния прочитали огромное количество акафистов, псалтирь читали не переставая. В какой-то момент подъехали милиционеры, и Женя стал их умолять, чтобы ему отдали дочь. Он даже лег под колеса милицейского уазика, чтобы они не уезжали и не способствовали преступлению. В конце концов, Жене стало плохо с сердцем и пришлось вызвать скорую помощь. Люди продолжали молиться. Периодически возникали острые конфликты с начальником рысевской охраны, который шнырял и снимал на камеру.
Потом вышла Яковлева из Аппарата Уполномоченного по правам человека и, обозвав людей «толпой», причем раз пять подряд, прямо оскорбляя людей, стала говорить, что она свидетель, что Люба находится здесь и у нее все нормально и что девочку отдать нельзя, так как они исходят из интересов ребенка. Возмущению людей не было предела. Кто ты такая, чтобы решать за отца и за ребенка?! Ты кто такая, чтобы нарушать наши законы?! Чтобы нарушать права человека. В конце концов? Конфликт был острый. Требовали немедленно пустить отца к дочери, вместе с адвокатом и хотя бы одним представителем общественности с нашей стороны. Потом она, еще раз обозвав народ «толпой», ничего не сделав, просто ушла. Все стали спрашивать, какое она вообще имеет право там находиться, когда нас не пускают? Кто уполномочил их вмешиваться в личные дела людей? Зачем нам в России вообще нужны какие-то уполномоченные с Запада ювенальщики? Гнать поганой метлой!
Еще часа два люди молились, страшно устали и замерзли. Уже думали, что делать дальше. Тут вдруг приехал начальник милиции и после того, как ему объяснили, что происходит, стал настаивать, чтобы отца пустили поговорить с дочерью. С Женей пошел адвокат. Разговор был очень трудный и очень длинный. На Женю давили просто танком. Любочка в присутствии 10 человек сказала, что хочет уехать с отцом. Девочку довели до слез, Яковлева устроила очередной допрос, с твердостью сотрудницы гестапо, придумывая все новые и новые аргументы, почему ее нельзя отпустить. Снова стала говорить о том, что ей сначала надо предоставить свидетельство о смерти матери (а мать умерла месяц назад на Дальнем Востоке, а то, что уже 10 лет не имела отношения к дочери на основании решения суда, это не аргумент), так как она не верит, что мать умерла. Что ей надо поехать посмотреть школу в Дивеево, где будет учиться Люба. Что срочно надо посмотреть условия проживания и бытовые условия дома, где прописан Женя, где живут его родители, какое хозяйство, что сейчас нельзя уехать, потому что уже поздно и прочую чушь. Жене дали поговорить с дочерью, но выйти на улицу им даже не дали. Закрыли металлическую дверь и ключ унесли на второй этаж. Там же стояло несколько кордонов милиции, препятствовавшие выходу из дома.
Потом приехал какой-то большой чин в штатском, сказали, что это - начальник Следственного комитета области. Он посмотрел на людей, поющих молитвы дружно и громко, готовых стоять хоть всю ночь. Оставалась группа человек 40 самых стойких. На наши слова отдать девочку сказал, что «мы же не террористы», и прошел внутрь здания. Стали обсуждать вариант, чтобы Женя остался ночевать в школе-пансионе. Он категорически отказался, требуя уйти вместе с дочерью в приготовленную во Владимире квартиру друзей. Обсуждали, чтобы отпустить Женю с дочерью в один из соседних домов, где они могла остаться ночевать. Хотели поставить вокруг дома наряд милиции, чтобы их охранять. Потом, видимо, поняв всю абсурдность этого (охранять чтобы не убежали? от кого охранять?), тоже отказали. В итоге Женя вышел один, без дочери.
В 12 часов ночи вслед за ним вышел штатский генерал и попросил снять осаду, твердо пообещав, что Женя завтра утром получит дочь в присутствии прокурора. Мы поверили и поехали по домам.
Понедельник. День тяжелый.
Были беседы с прокурором, который обещал, что в течение каникул они могут ехать куда угодно. Была встреча с Владыкой, который дал предписание школе-пансиону отпустить девочку с отцом. Да больно поздно.
Теперь в дело включилась Опека и КДН, и Любочку поместили в Реабилитационный центр Мюде, где-то в Суздальском районе, около Милославского. Сначала Жене обещали, что он может ежедневно находиться вместе с ребенком. С Жени требуют кучу справок, о которых говорила Яковлева. Из школы, с места жительства, акт обследования жилищных условий, справку о доходах и т.д.
Сегодня вторник, в Реабилитационный центр отца не допускают. Девочка в страшном стрессе. Яковлева рассуждает о правах ребенка и грубо попирает все мыслимые права человека и права ребенка быть вместе с отцом.
Ювенальный беспредел продолжается.
Татьяна Боровикова, председатель всероссийской общественной организации «Сообщество Многодетных и Приемных Семей России «Много деток - хорошо!»
Поддержите наш сайт
Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.
