Протоиерей Дмитрий Смирнов. Как добывается счастье?

 Меня всегда удивляло: зачем человеку миллиард? Такие деньги невозможно истратить. Какая-нибудь санкция и тебя уже никуда не пускают. Ты даже уехать не можешь куда хочешь. Для богатых даже больше риска всяких ограничений.

Я вот тоже езжу по стране. Раньше часто ездил даже в разные страны по работе. Знаю как это тяжело, поэтому и отказался от этой должности своей «военной». Объяснил Святейшему Патриарху, что мне физически тяжело выполнять возложенные обязанности, здоровья на это нет. А Лавров-то без конца летает. Он немножко помоложе, но все равно. Может быть, поэтому у него такой вид несчастный. Мне, например, его жалко. Раньше я довольно часто с ним встречался. В год раза два. Пригляделся к нему – он человек очень приятный, воспитанный, всегда приятно его слушать. Но счастья нет.

Среди образованнейших людей, которых мне приходилось встречать в жизни, – а я видел и очень занятых, и очень востребованных, у которых хорошая зарплата, им всем денег на отпуск хватает – счастливых я не встречал. Все есть, а счастья нет. И в больших квартирах, и в шикарных домах, и на хороших виллах люди живут, а счастья все равно нет.

Я пришел к выводу, что если человек хочет сам выстроить свое счастье, он должен выстроить свою семью. С чего нужно начинать? Представителю сильной половины человечества, прежде всего, нужно найти хорошую жену. Царь Соломон еще в глубокой древности говорил, что лучше жить в шалаше, чем со сварливой женой.

Царь Соломон триста жен имел, в женщинах он понимал, разбирался. Наложниц у него было шестьсот, любвеобильный был царь и мудрый. И, кстати, некоторые его книги вошли в состав Священного Писания. Но сам царь Соломон не прославлен Церковью в лике святых. Что ему помешало? Женщины сгубили. В Писании об этом сказано. Поэтому очень важно, какая у человека жена. Выбор спутницы жизни – это начало семьи.

Столет назад каждая русская семья в среднем имела восемь детей. У некоторых было двадцать детей, у некоторых – пять. Бывали и бездетные, конечно. И бывали даже те, кто замуж не вышел. Но чтоб не женился – такое бывало редко. Оставшиеся незамужние сестры участвовали в воспитании своих племянников, помогая сестрам, у которых этого счастья было много.

Если два человека – мужчина и женщина – имеют хороших, верующих, трудолюбивых детей, то они имеют счастье, которое превышает все-все-все остальные счастья, которые только есть на земле. Это счастье никак не зависит от каких-то внешних обстоятельств. Семья и дети, которые это счастье излучают, тебя постоянно этим счастьем нагружают. Ты в нем купаешься.

Еще до того, как я понял, что Богу угодно, чтобы каждый человек был счастливым, я в своей жизни много чем занимался, много трудился, несколько храмов построил, воспитал более тридцати священников, объездил в деловых поездках полмира, прочел огромное количество книг. Народ ко мне хорошо относится, каждую субботу-воскресенье исповедую человек по сто пятьдесят. Устаю. В течение года у меня ни одного выходного не бывает, стараюсь жить в труде. Когда человек к тебе приходит, а ты можешь ему помочь, – это тоже большое счастье.

Однажды, лет двадцать назад, я задумался над тем, что на нашем приходе когда-то был детский дом имени великой княгини Елисаветы Феодоровны. Она его и основала. Их было даже два. Второй был имени Герцога Ольденбургского. Сама Елисавета Феодоровна в наш Митрофаньевский храм приезжала, детки там ей пели. Когда детский дом открылся, ходили на службы воспитанники Благовещенский храм, до которого идти нужно было целую версту. Весной и осенью грязь, деткам было трудно. Елисавета Феодоровна решила для них церковь построить прямо на территории приюта. Так возник наш маленький Митрофаньевский храм, с которого наш приход-то и начался.

Я стал думать о том, как нам воссоздать приют. Создал приют, с большим трудом нашел директора. Директор подобрал педагогов. Потом организовали второй детский дом, потом третий. Радовался, когда строил дома для детей, летние дачи, корабли, чтобы они «бороздили просторы морей» нашего Подмосковья, детские лагеря устраивал, чтобы дети радовались.

Но я это делал как администратор, как человек, который деньги достает на это все, на то, чтобы эту ораву кормить. Но сам я был чрезвычайно занят, особенно когда занимался военными и тюрьмами, на детские дома не оставалось времени. Однако пришло время, я поехал в один православный детский дом посмотреть, нет ли там чего, что мы могли бы перенять. Когда я туда приехал и познакомился с ребятами, я вместо того, чтобы увидеть опыт, который можно перенять, увидел огромное количество педагогических ошибок, которые совершает персонал детского дома. Я призадумался: а как у нас? Решил спуститься с небес на землю и посмотреть. И что же оказалось? Таких же педагогических ошибок я не увидел, но увидел массу других. Тогда я решил воспитательным процессом заняться сам, тем более что от воинского служения я к этому моменту освободился.

К тому времени состарилась наша директор, Бог послал новую. В течение года пришлось сменить всю команду. Ни одного из педагогов нельзя было оставить – настолько въелся этот ошибочный подход. С тех пор я стал в детский дом ездить почти каждый день, и ситуация начала выправляться. Сейчас детки там произрастают, и это дает такую радость и счастье, что дни, когда я по своей занятости не могу к ним приехать, с ними поиграть, поговорить, я считаю потерянными.

Про этого мальчонку, который теперь под моей персональной опекой, доктора говорят, что к двадцати восьми годам он сможет догнать в развитии своих сверстников. Это не так уж долго. Мне очень хочется дожить, посмотреть, как это будет. Парень с очень хорошим характером. Для него какого-то несчастья не существует. Он всегда улыбается, всегда доволен, всегда подойдет, обнимет.

По-разному люди подходят к воспитанию детей. Однажды у одного американского педагога я вычитал, что в течение суток каждый ребенок должен быть обнят, его нужно поцеловать семнадцать раз. Это в среднем. Мы этого питания, этой любви детям обычно недодаем и сами недополучаем. Поэтому среди советских людей очень редко встречаются люди ласковые. А для детей это очень важно.

Обычно, когда в детское учреждение входишь, то чувствуешь себя как в сумасшедшем доме. Кругом крик, ор. А у нас – тишина. Все детки чем-то заняты. Покой, тишина, вежливое обращение.

У нас есть один прекрасный мальчик, сейчас мы его отдали в семью православную, он хотел, чтобы его усыновили.  У него папа и мама – олигофрены в стадии дебильности. А парень умный. У нас при  усыновлении ищут здоровеньких, а то говорят, гены плохие. Вот этот наш Колюня все боязни генов разрушил. Родители убогие, они, кроме как курить и получать пенсию по инвалидности, ничего не могут. Папашу мы пытались в храм устроить сторожем – он даже сторожем не может работать. А сынок нормальный, здоровый, учится хорошо. И на лошади катается, и мамке своей помогает, через месяц стал приемную мать мамой называть. А у родных родителей, которые от детского дома живут в одном квартале, нет даже позыва ребенка навестить. Он уже подросточек и стал стесняться их. Сначала мальчик очень горевал, что к нему не приходили. Мы даже этим родителям подарки покупали – на, мол, Коле снеси, скажи, что вот это от тебя. Бесполезно. Ну что делать? Такие убогие. А сейчас Коля папу обрел, маму, целую конюшню лошадей. В храм ходит, к нам приезжает.

Учатся наши воспитанники все в одной школе. Эту школу тоже я построил. Я педагог, без детей мне трудно. Теперь у меня два детских дома. В один период было три, но потом произошло слияние двух из них в один в силу того, что было трудно найти педагогов-соратников. Тут нужны люди, которые бы относились к этим детям лучше, чем к своим. На своего хоть можно крикнуть, а на сироту кричать нельзя. Зато к концу своей жизни я обрел настоящее счастье.

Это, конечно, все нелегко. Но если посмотреть на нашу директрису, а посмотреть очень легко – она есть на сайте детского дома, то видно, что она счастлива, она постоянно улыбается. Вся светится изнутри. А если рассказать вам ее биографию, рассказать все, что с ней случилось до того как она стала директором детского дома, вы удивитесь. А я еще ее два года переманивал, обхаживал, потому что я видел в ней вот этот потенциал.

И вот я достиг того, чего хотел. Представляете, человек строит что-то очень долго и вот, наконец, это получилось. Человек, которому Бог не дал детей, может построить такое счастье, которое даже многодетные и многовнучные люди не достигают. Даже одинокие женщины, которые у нас работают, говорят, что нашли себе семью. Каждая женщина хочет быть матерью. Вот дети – бери, и ты будешь мать. Это замечательно. Это лучше, чем с каким-то пьяницей-придурком полжизни мучиться, а потом с ним развестись и страдать, думая о том, что у тебя за дети получились при таком папаше. Вот счастье, оно рядом с нами.

Если бы мы все вернулись к этому счастью, мы бы не были такие угрюмые, как сейчас в поисках денег, зарплаты. Мы бы все обиходили.

Детский дом наш называется «Павлин». Его название произошло чудесным образом. Когда я создал детский дом, думал над названием, хотел какую-нибудь красивую эмблему в виде жар-птицы. Жене говорю: «Придумай какое-нибудь слово для названия». Она предложила «павлин». Я говорю: «Замечательно, красивая птица». Павлин по-латыни – маленький, у нас маленькие дети, будем их воспитывать.

Проходит год. Я натыкаюсь в книге житий святых на имя Павлин Милостивый. Читаю его житие – оказывается, он всю жизнь занимался сиротами. Мы сразу написали икону большую, стали молиться с детками, и нам из-за границы, из Европы, прислали частицу его мощей. Он о нас заботится. Это очень окрыляет.

А то, что нам предлагает современный мир, – это суррогат. Это не любовь. То, о чем я говорю, я сам прошел. Это с гарантией. Это как земля: чем больше в нее вложишь, тем лучше будет урожай. Вот что я вам хотел рассказать.

В основе материала – 

опубликованное сайтом Симбирской митрополии 

выступление протоиерея Дмитрия Смирнова 

на встрече в рамках регионального этапа Рождественских чтений