Обнаженный страх родителей

 

Мария Чибисова,

Это глобальный вопрос нашего мироустройства, культуры и жизни в этой стране. Приходится признавать, что и дети, и взрослые с особенностями развития не входят в нашу жизнь, они все где-то «спрятаны», скрыты.

Инвалидность сегодня не воспринимается подавляющим большинством как особенность развития, с которой можно жить, и потому инвалиды не мыслятся как люди, которые могут быть среди нас. В сознании большинства инвалидность – это тотальная катастрофа, трагедия, несчастье, тупик и конец.

Сложившаяся в школе ситуация – история про очень сильный человеческий панический страх, про нашу неготовность иметь дело с чем-то, не соответствующим понятию нормы. Мы боимся столкновения с такими ситуациями, не хотим о них знать, видеть их и вообще как-либо с ними соприкасаться.

История с Машей важна еще и потому, что реакция взрослых, заметьте, а не детей, последовала в тот миг, когда они увидели ЛИЦО Маши в глянцевом фотоальбоме. Я думаю, что у родителей детей, с которыми постоянно на уроках присутствовал ребенок с синдромом Дауна (без законного на то права), было накопившееся напряжение, которое они скрывали и сдерживали.

Но у детей с синдромом Дауна, добрых, чувствительных и любвеобильных, тем не менее, есть свои специфичные особенности. Они сразу определяются, их не скрыть. И читаются эти особенности именно по лицу. Фотоальбом, где особенность развития была зафиксирована визуально, стал критической и конечной точкой, градус напряжения достиг максимума.

Что произошло? Люди столкнулись со своими чувствами. Страхом, бессознательной боязнью заразиться, нежеланием быть причастным, бессилием и главное – отсутствием решения, что с этим делать. Если не знаю, что делать, то и поступать правильно не умею. Единственный выход, который увидели родители – удалить и спрятать неприятное. Но надо признать, что произошедшее – это не только физиологический страх, активизирующий в человеке чувство катастрофы, это еще и культурный страх.

Мы не научены с этим обращаться – как встраивать в свою жизнь инвалидов. Безусловно, те, кто сочувствует только учительнице и маме ребенка с синдромом Дауна, кто яростно осуждает родителей, выступивших против фотографий – тоже занимают крайнюю позицию. Это наша общая трудность, с которой столкнулись обе стороны конфликта.

Если бы родители были более устойчивыми, умели справляться со своими сильными переживаниями, то ситуация изгнания не произошла бы, не случилось бы отвержения вплоть до «обрезания этого» из нашей жизни.

Увы, мы вынуждены признать, что в нашей действительности велико присутствие нарциссизма, стремления к внешне идеальному, красивому, гладкому, обложечному.

Следствием становится невозможность иметь дело с реальностью, попытки очищать и избавлять себя от сложного и непривлекательного, безразличие, неумение сострадать и отсутствие чувств. За этим всем как раз и кроется наш грандиозный жизненный неуспех.

Ксения Устинова,

Открываем словарь и читаем: «Ксенофобия (от греч. «чужой» и «страх») – нетерпимость к кому-либо или чему-либо чужому, незнакомому, непривычному. Восприятие чужого как непонятного, непостижимого, а поэтому опасного и враждебного».

В природе ксенофобии лежит естественный страх перед неизвестным. Если есть страх – есть и защиты от страха. Они формируются в виде чувств гнева, отвращения, презрения, ненависти к этому чужому, неизвестному. Эти чувства диктуют поведение человека или общества.

Ксенофобия распространяется на довольно широкую сферу объектов. Есть этнофобия, то есть предубежденность по отношению к другой расе или этносу. Есть религиозная ксенофобия. Есть мигрантофобия – «понаехали!» Еще есть большое количество социальных фобий, которые острее проявляются в кризисных и экстремальных ситуациях.

Давайте посмотрим на основные социальные фобии:

Люди всегда склонны разделять мир на своих и чужих. Это основывается на базовых потребностях человека в безопасности и в принадлежности. Это одно из звеньев идентификации, то есть поиска человеком самого себя.

Случай с Машей – это с одной стороны проявление гандикапизма, с другой стороны – деление мира или людей на правильных и неправильных. И осуждающая сторона причисляет себя к «правильным».

Если мы знаем, что в основе этих проявлений лежит страх неизвестности, то известность, то есть просвещение, помогает людям справиться со своими страхами и увидеть пользу для себя и своих детей от общения с другим, не таким, как он.

Когда люди говорят, что особым детям место в инклюзивной школе, они просто не понимают, что это обычная школа, где учатся стандартные (плохое слово) дети и дети с особенностями развития.

Инклюзия – это включение инвалида в обычную среду, где дети учатся и находятся вместе. Как в большой семье, где есть младшие, больные, старые, умеющие что-то делать, не умеющие что-то делать. Именно это называется социализацией детей, причем социализируются не только особенные, но и вполне обычные дети. Каждый получает свою порцию «выгоды». Об этом написано в программах инклюзивного образования.

Безусловно, для инклюзии необходимы дополнительные ресурсы школы: психологическая поддержка, учителя, которые знают особенности разных детей (и тут мы говорим о дополнительном образовании для учителей), обустройство пространства школы (пандусы, дополнительные помещения).

Маша – нестандартный ребенок, который был вместе со стандартными детьми. К моему облегчению, нет данных, что дети травили Машу, видимо, они ее приняли. А вот родители не приняли. Почему? Не приняли те родители, которые забрали своих детей из класса. Я как психотерапевт знаю: если страх не разоблачен, то от него защищаются либо ненавистью или агрессией, либо побегом.

Чем родители напуганы? Именно это главный предмет разговора. Страх пугает неизвестностью и опасностью для индивида. Объяснять, просвещать – наверное, это звучит сухо и слишком по-чиновничьи, однако без запроса родителей на личную работу по поводу их страхов мы работать не можем.

Да, объяснять, создавать инклюзивную среду, менять представления и предубеждения людей – это работа и дорога. А пока родители имеют право сделать свой выбор, может, им легче оставаться в плену своих страхов, передавать эти страхи своим детям. Только стоит помнить, что страх – это всегда ограничения. Родители должны быть готовы, что, когда они станут старыми и немощными, больными и некрасивыми, гандикапизм их детей может сработать против них самих.

Немного другая история про альбомы и фотографии.

Сейчас у нас становится очень важным выглядеть «красивенько» и «гламурненько». Одни «селфи» чего стоят. Люди в социальных сетях предъявляют себя красивыми, успешными, жизнерадостными, ироничными. Это то, что называется фасад. Фасад привлекателен.

Конечно, люди будут предъявлять свои лучшие стороны, это обычно. Однако есть опасность, что фиксация на гламуре выхолащивает другие стороны человека, где есть боль, где есть сострадание, где есть страхи и победы над этим страхом.

Люди смотрят на картинку – в данном случае на фотографии в гламурном альбоме – и видят, что картинка не совпадает с их красивым и гламурным представлением о себе. О ужас! Это же не из нашей жизни! Заберите обратно это безобразие!

Вот так поступили родители. Пусть готовятся к тому, что, когда они станут больными, старыми и, возможно, некрасивыми, их фотографий в альбомах детей и внуков не будет. А мы знаем, что фотографии – это память. Логическую цепочку продолжите сами.

Там, где красивенько, там нет боли. Там, где нет боли, нет сострадания. Там, где нет сострадания, нет любви.

А фотография, где маленькая девочка с синдромом Дауна окружена здоровыми детьми, которые относятся к ней с теплом и принятием – это красиво!