Традиции крестьянского воспитания. О воспитании трудом с малолетства

Недавно у меня случился небольшой диалог на другом ресурсе, поводом к которому послужило обсуждение традиций русского крестьянского воспитания применительно к одной частной теме – детскому воровству. Меня этот вопрос заинтересовал. Частная сторона обсуждаемой темы меня лично коснулась очень мало (но не скажу, что не коснулась вовсе).

Но важным показалось другое: понадобилось обобщить то, что я знаю о традициях русского крестьянского воспитания, и при этом – что называется, знаю из первых рук. Я намеренно не привожу многочисленные «культурные наносы» - которые мудры, прекрасны и занимательны – например, проза Ивана Шмелева или исследования Александра Панченко. Я буду говорить лишь о том, что помню из рассказов мамы, ее сестер, бабушки моей - Екатерины Дмитриевны К., и ее односельчан из деревни Ф. Костромской области. Пусть мой рассказ станет хотя и не самым полным, но достаточно достоверным мини-исследованием.

Еще одна ремарка. В литературе много говорится о неком списке ценностей, которые традиционное русское крестьянское воспитание ставило основополагающими. Гораздо более скупо и расплывчато говорится о методах, которые применялись для их внедрения. А это очень важно, это – практика, отсутствие или искажение которой обесценивает любую теорию.

Итак, начну.

Все знают, что основой воспитания детей в русской деревне был труд. Труд этот воспринимался ребенком не как тяжкая обуза, а как демонстрация своего все возрастающего статуса, приближения к взрослости. Наградой за этот труд всегда было признание значимости сделанных дел, похвала, демонстрация результатов семье, друзьям, соседям. Ребенок выступал не в роли слуги взрослых, а как младший товарищ в общем деле. Не похвалить его за сделанную работу, проигнорировать – было немыслимо: видимо, долгий опыт поколений внушил людям то, что это эффективное подкрепление воспитания трудолюбия.

Обучение новым трудовым навыкам происходило терпеливо, и занимался им тот, у кого было на это время, бабушка, старшие дети. В хозяйстве в семье моей тети я видела исправные, тщательно сделанные и обновляемые по мере износа детские инструменты: в наборе детских граблей, например, были самые разные – как для семилетнего, так и для тринадцатилетнего ребенка. Среди детских инструментов не было опасных – детских кос не существовало. А лопата с детской рукоятью – пожалуйста. Поручение ребенку непосильного или опасного дела считалось блажью.

Во время обучения тому или иному делу на первом месте, конечно, стоял пример. Но и времени на слова не жалели.

Когда навык осваивался, занятие почти автоматически становилось обязанностью. Но дети этого не боялись, поскольку в семейном коллективе все умели всё, и всегда было кому подстраховать, заменить.

Еще один момент. Ребенку показывалось место его помощи в системе общих дел, происходило ознакомление со смежными. Например, за сбором и чисткой грибов (вначале – под руководством взрослых – чтобы не пропустить ядовитый) следовала наука их приготовления. Я помню, как лет в 8 или 9 солила собранные рыжики в крошечной банке – не только для того, чтобы потом ими хвалиться, но и чтобы запомнить процесс.

Чем сложнее и значимее в хозяйстве был освоенный ребенком навык, тем больше появлялось формальных, ритуализированных признаков уважения.

- Девчонки, подайте Юре полотенце, он косил! Налейте Юре молочка. Садись, Юрочка, девчонки, подайте Юре ватрушек. Подросток Юра и сам прекрасно может до всего дотянуться – но нет, ему демонстрируется уважение, его заботливо обслуживают. Рядом сидит, улыбаясь, его дядя – перед ним уже так не пляшут, он взрослый, он привык, а Юру надо приучать, поощрять.

-А какое крыльцо сегодня чистое! Снимай сапоги, Юра! (это я крыльцо вымыла – уборка в доме дело для детей постарше, а сени, крыльцо – для малышни).

Что еще? Принос воды (водопровода у нас не было) тоже был делом общим. Даже самый малый ребенок мог нести с реки литровое ведерко – пригодится. Полосканье белья, чистка медной посуды (тазов, самоваров). Мытье посуды в доме. Мелкая уборка – пыль, половики – взрослые этим не занимались. Но при этом главным инструментом формирования привычек были похвала и признание. Сколько вспоминаю – по поводу трудовых обязанностей на детей никто не кричал, это случалось по другим поводам – шалости, драки, проделки.

Огород. Как не велики были обязанности детей по огороду, там все-таки присутствовала сельскохозяйственная стратегия. Поэтому малыши туда обычно ходили по конкретному поручению, а взрослые давали указания – когда и что полить, прополоть. Старшие дети могли делать это уже без напоминания – они сами знали, что там нужно делать. Обычно, огород – вотчина бабушек, которые уже не пойдут ни пасти, ни косить, ни возить сено. Зато их опыт огромен – его можно передавать детям. (Традиции крестьянского огорода очень отличаются от современных дачных. Если им следовать – никакого «садизма» в садоводстве нет, все это пластанье над грядками – пустое баловство, не сказывающееся на урожае).

Забота о животных имела возрастные градации. Мелкие и не слишком опасные животные доверялись малым, большие и сильные – только физически крепким и разумным подросткам. Пчелы – тоже с осторожностью, и под руководством взрослых. Дети занимались, в основном, курами и овцами. (Кормление, загон, сбор куриных яиц, уход за цыплятами – вполне детские дела).

Но постепенно шло и обучение обращению с большой скотиной. Доить корову меня посадили лет в 10, попробовать. Тетя стояла рядом, подсказывала, советовала.

На лошадь я села в 11. Ни седла, ни уздечки – меня отпустили кататься, привыкать к животному, с пониманием того, что опыта общения никто не заменит. После нескольких часов катания (километров 8 в общей сложности), лошадь меня сбросила. Меня утешили, но особенно не жалели. Процессу набивания шишек не препятствовали, просто имели в виду – какие шишки можно позволить набить, а какие нет.

«Девочковая» работа: знакомство с процессом прядения. Прясть я попробовала поздно – лет в 9. Это был непорядок. Мою нитку бабушка «запряла» в свой моток – я это видела и знала: будут носки, к которым я причастна.

Мелкое строительство, ремонт – к этому привлекали мальчишек. Поправить забор, выточить рукоять для инструмента – под наблюдением взрослых. Но первое орудие, которое мальчишка вырезал сам – удилище. Рыбалка – это досуг, удовольствие. Кроме ловли удочкой наших юных родичей учили ловле рыбы в морды, установке «крюков» (больших удилищ на щук). Малыши ловили мелкую рыбешку – живца для щук. Ребята постарше ловили раков.

Вообще, когда смеются над китайцами, мол, едят все, что ползет, кроме танка, что плывет, кроме лодки и все, что летает, кроме самолета, - я хочу возразить – а мы разве нет? Детей в деревне поощряли на сбор всего съедобного. Мама собирала «песты» - верхние проростки хвощей, их жарили в постном масле и ели – вкус как у грибов. Щавель, крапива, сныть, множество видов ягод, огромный список грибов – все, что можно есть, надо уметь найти и вкусно приготовить. «Школа выживания» работала постоянно, и самое главное – она не была оторвана от повседневности. Даже если «нормальной» еды было вдоволь, пару раз за весну можно было полакомиться «пестами», а щавелевые щи варили, даже если была и капуста. Постоянный сбор грибов и ягод летом – детская и стариковская забава и работа. Нам показывали, как сушить грибы и ягоды, как варить варенье, солить грибы.

Но были вещи, которые детям не поручались – как ни упрашивай. Даже присутствие при забое животных и птицы разрешалось не с малолетства. Этот запрет тоже выверен поколениями. Если слишком рано допустить ребенка до таких процессов – он или испугается (лечи потом его, невропатологов в деревне нет!), либо в нем разовьется жестокость, которая позже может вылиться в страшные вещи. Поэтому все, что было связано с убийством живого – только старшим подросткам, и то – поначалу лишь в роли наблюдателей, чтоб привыкли.

(Кстати, в Вятском крае эти ограничения тоже действовали. Я слышала, что один знакомый охотник, привлекший к снятию шкурок с убитых пушных зверей сына-первоклассника, подвергся осуждению своих товарищей – они его дружно и обоснованно критиковали, советовали ему для помощи в этом деле найти и нанять взрослого или справляться самому).

Итогом трудового крестьянского воспитания было формирование личности, готовой к жизни в любых условиях, реально владеющей несколькими специальностями на неформальном уровне, а главное – не только готовой к труду, но не мыслящей без него жизни. При этом происходила и социализация ребенка, развитие его умения сотрудничать с другими. Веками отработанные воспитательные методы в этом направлении позволяли обходиться без насилия и – в большинстве случаев – даже без принуждения.