| |
 Часть 1
2021 год богат на замечательные памятные даты и славные юбилеи выдающихся людей. В октябре 2021 года итальянскому учёному с мировым именем Пьеро Каццоле (1921–2015) исполнилось бы 100 лет. Уже при жизни его стали называть патриархом, классиком зарубежной русистики. Главное место в исследованиях и переводах профессора заняло творчество Николая Семёновича Лескова (1831–1895) – великого писателя земли русской, чьё 190-летие мы отмечаем в этом году.
Лесков нередко подчёркивал: «В литературе меня считают орловцем». Множество своих героев он расселил на орловской земле, считая свою малую родину «микрокосмом» всей России. Вот почему профессор из Италии Пьеро Каццола стремился побывать в Орле – на родине своего любимого русского автора. Но только в середине 1990-х годов итальянский русист, объездивший с лекциями о Лескове полсвета, смог, наконец, осуществить свою давнюю мечту. Ранее такая возможность отдалялась по соображениям далеко не литературоведческим. Политический железный занавес между СССР и Западной Европой препятствовал свободному научному и культурному диалогу.
Известного итальянского учёного-русиста я впервые увидела в сентябре 1995 года на Привокзальной площади Орла, куда пришла встретить зарубежного гостя, прибывшего в Орёл на Международную научную конференцию, посвящённую 100-летию памяти Лескова. В те годы я работала доцентом кафедры истории русской литературы Орловского государственного университета. Хочу поделиться некоторыми драгоценными для меня моментами общения и впечатлениями, которые оставил в душе и памяти этот светлый, замечательный человек – профессор Пьеро Каццола.
Высокого роста, сутуловатый, с седыми волосами и аккуратно подстриженными серебристыми усами, с тёплым плащом, перекинутым через руку (по привычным опасениям жителей южных стран, Пьеро Каццола был уверен, что Россия – страна очень холодная), этот пожилой мужчина с лучистым взглядом производил впечатление скорее доброго дедушки, какого-то заморского Санта-Клауса, нежели маститого учёного с мировым именем. В нём не было и следа надменного академизма или вальяжного высокомерия, менторской наставительной манеры, нередкой в общении мэтров науки с более молодыми коллегами.
Он так и представился мне: «Коллега Каццола». И, несмотря на более чем сорокалетнюю разницу в возрасте, попросил называть его без всяких регалий – просто Пьеро (ударение в этом имени в итальянской артикуляции ставится на первом слоге). Это мне удалось – правда, с трудом и не сразу. Впоследствии Пьеро как-то в шутку сказал, что его имя на русский лад звучит так: Пётр Эрнестович Лопатин (отца Пьеро звали Эрнесто; Каццола в переводе с итальянского – лопатка).
Необходимо пояснить, что в Италии традиционно существует строгий этикет в сфере общения, очень развиты субординационные формы, регламентирующие обращение к собеседнику определённого социального круга, образования, общественного положения, возраста. В соответствующем обращении говорящий обязан максимально учтиво выразить свою вежливость и подчеркнуть уважение к собеседнику. Известны общие формы обращения в итальянском речевом этикете: «Signore» (синьор) и «Signora» (синьора) – обычно к незнакомым людям. Но если вы точно знаете, с кем имеете дело, без титулов при обращении обойтись нельзя. «Dottore» (доктор) – так следует адресоваться к каждому лицу, имеющему высшее образование. Для выполняющих функции руководителей в министерствах и ведомствах, других государственных учреждениях употребляются титулы «Eccellenza» (ваше превосходительство), «Commendatore» (командор), «Cavaliere» (кавалер) и т. д. Таким образом, к нашему итальянскому гостю, как минимум, следовало бы обращаться «Signore Professore» (синьор профессор) или «Signore Avvocato» (синьор адвокат).
«Почему адвокат?» – спросит читатель. Дело в том, что профессор старейшего в Европе Болонского университета, преподаватель русского языка, истории русской литературы и русской культуры Пьеро Каццола по его семейной традиции был ещё и опытнейшим адвокатом с обширной практикой. Старинная адвокатская контора на виа Альберто Нота в Турине – столице области Пьемонт на северо-западе Италии – принадлежала сначала деду, потом отцу, а затем и самому Пьеро.
Мне довелось побывать в этой конторе и собственными глазами увидеть, что она была совсем не похожа на обычное юридическое заведение. Будучи в гостях у Пьеро в Турине, я поразилась тому, что даже фамильное адвокатское бюро Каццола было насквозь проникнуто увлечением хозяина русской культурой. Всё здесь дышало неподдельной любовью к русской литературе. Правоведческие фолианты, подшивки юридических документов, папки с делами клиентов были значительно потеснены русскими книгами, репродукциями картин русских мастеров, даже дипломными работами по русской словесности итальянских студентов профессора, которыми он гордился. Среди этих сочинений были и оригинальные труды на интересные темы: например, сравнительно-типологическое исследование «Анны Карениной» Л. Толстого с романом Б. Пастернака «Доктор Живаго» . На рабочем столе адвоката достойное место заняла также изящная и нежная фарфоровая статуэтка чеховской «дамы с собачкой» – мой подарок.
У себя на родине Пьеро Каццола за свои переводы русской классики, научные труды и неустанную просветительскую деятельность стал известен как «адвокат русской культуры»*. Он выражал симпатии многих итальянцев к русскому народу: «Те из итальянцев, кому довелось побывать в России, кому удалось познакомиться с её историей и литературой, не могут остаться равнодушными, как никогда не были равнодушными ни мои болонские студенты, ни я лично, имеющий в России дорогих мне друзей». Что же такое Россия для итальянцев? На этот вопрос Пьеро Каццола отвечал так: «Если не удаляться вглубь, ко временам Аристотеля Фиораванти, то можно заметить, как уже в эпоху Просвещения, но более всего в дальнейшем, в эпоху Рисорджименто <Возрождения. – А.Н.-С.>, установились самые дружественные отношения многих видных итальянцев с Россией.
Назовём учёных Болонской Академии, выбравших Михаила Ломоносова её членом, эрудита и полиглота кардинала Медзофанти, покровительствовавшего в Риме многим русским – от Гоголя до Волконской, поэта Кардуччи и филолога Д'Анкону, друживших с литературоведом А. Веселовским; директоров итальянских музеев, помогавших Ивану Цветаеву создавать знаменитый Пушкинский Музей в Москве... Я не говорю уж о русских художниках-романтиках – Кипренском, Брюллове, Щедрине, пользовавшихся огромной симпатией среди итальянцев.
Вне сомнения, итальянская элита всегда тянулась к грандиозной русской культуре. Но и среди наших рабочих и инженеров, трудившихся на шахтах Донбасса, железных дорогах Кавказа и Сибири, ФИАТовских заводах на Волге, в других уголках огромной России, родилась большая симпатия к русским».
Но любовь профессора к нашей стране первоначально зарождалась не через знакомство с русской литературой и приобщение к русской культуре, как это обычно бывает. Всё началось с тяжёлой семейной драмы. Во время Второй мировой войны на русском фронте без вести пропал старший брат Пьеро – Энцо Луиджи Каццола. Прямо с университетской скамьи, где он изучал литературу и философию, юноша был призван в итальянскую кавалерию, попал на Восточный фронт и уже с 1941 года считался пропавшим без вести.
Военный поход итальянцев в Россию, их поражение, пленение, возвращение на родину спустя долгие годы после войны – трагическая страница в истории Италии. Примечательно в то же время, что отношения России и Италии не отягощены грузом тягостных военных воспоминаний. В российском общественном сознании заклятыми врагами-оккупантами выступали немецко-фашистские захватчики, итальянцы же как агрессоры так остро не воспринимались. Своего рода жалость к этим уроженцам южных краёв, разгромленным на бескрайних просторах заснеженной русской земли, выразилась в строфах стихотворения Михаила Светлова «Итальянец» (1943):
Чёрный крест на груди итальянца, Ни резьбы, ни узора, ни глянца, – Небогатым семейством хранимый И единственным сыном носимый...
Молодой уроженец Неаполя! Что оставил в России ты на поле? Почему ты не мог быть счастливым Над родным знаменитым заливом? <…> Никогда ты здесь не жил и не был!.. Но разбросано в снежных полях Итальянское синее небо, Застеклённое в мёртвых глазах...
В своих научных разысканиях профессор Каццола не обошёл стороной острую, болезненную тему военных столкновений России и Италии: «Мне довелось также разыскать и опубликовать письма пьемонтских офицеров – участников Крымской кампании, – рассказывал Пьеро Каццола. – Это грустные документы, повествующие о холере и смертях на поле брани. Можете себе представить, с каким чувством я перевёл и прокомментировал "Севастопольские рассказы” Л. Толстого. Печально вспоминать военные столкновения наших стран, но важно отметить, что они никогда не приводили к антипатии между нашими народами, ведь в войнах 1812-го и 1941–1943 годов итальянцев вынудили участвовать диктаторы Наполеон и Муссолини, а Крымская война была для нас дипломатической акцией, знаменующей продвижение в борьбе с Австрией за независимость Апеннин».
Случалось во время войны, что русские, проявляя жалость и милосердие, даже спасали жизнь погибающим от лютых морозов итальянцам в России. Эти факты нашли отражение в кинодраме режиссёра Витторио Де Сика «Подсолнухи» (1970) с Софи Лорен и Марчелло Мастроянни в главных ролях.
Затянувшаяся репатриация военнопленных (последние из них вернулись в Италию лишь в 1954 году) затеплила в семьях тех, кто пропал без вести, робкий огонёк надежды: а вдруг их родные живы и по каким-то причинам остались в Советском Союзе, затерялись в глухих уголках этой громадной страны. Пьеро Каццола во что бы то ни стало решил разыскать старшего брата или хотя бы какой-нибудь его след в далёкой России. Молодой человек стал усиленно изучать русский язык, чтобы легче было вести переписку с советскими инстанциями. Но, к сожалению, на протяжении долгих лет и даже десятилетий все усилия и поиски ни к чему не приводили, никаких известий добиться не удавалось.
В 1994 году незаживающая память о любимом брате воплотилась в книгу «Enzo Luigi Cazzola. L' ORMA.Poesie e lettere raccolte dal fratello Piero(1936–1941)» («ЭнцоЛуиджиКаццола.СЛЕД. Стихи и письма, собранные его братом Пьеро »), изданную в Турине на средства Пьеро и составленную из стихов Энцо Луиджи, его писем к родным, любимой девушке Брунелле. Все представленные здесь многочисленные произведения и документы свидетельствуют о том, что на войне юноша был человеком случайным, настроенным пацифистски. Тонкая натура Энцо Луиджи противилась насилию, что отражалось в его лирике и философских раздумьях.
Мне довелось побывать вместе с профессором Каццолой в Суздали, где недалеко от города расположено Троицкое кладбище. Здесь мы разыскали братскую могилу. На плите из чёрного мрамора по-итальянски и чуть ниже по-русски увидели надпись: «Здесь покоятся итальянцы, погибшие в России». Со слезами на глазах Пьеро прочёл «Со святыми упокой...» в память о своих соотечественниках. Все русские, бывшие рядом, также были взволнованы до глубины души.
Поистине неисповедимы пути Господни. Казалось бы, Пьеро Каццола должен был испытывать боль и горечь при мысли о России, поглотившей в своих беспредельных далях его брата. Но, приступив к изучению русского языка и совершенствуясь в нём, Пьеро незаметно для себя всей душой полюбил этот язык, страну, её культуру и особенно литературу. И стал горячим пропагандистом русских духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей в Италии.
Сначала студент юридического факультета с наслаждением читал в оригинале русскую классику, а затем явилась мысль поделиться с соотечественниками этой неисчерпаемой сокровищницей, приобщить к ней итальянских читателей. Пьеро стал переводить русские книги на свой родной язык.
Первые переводы рассказов Н.С. Лескова и М. Зощенко были сделаны сразу после войны. 75 лет назад – в 1946 году – отдельным изданием вышел в свет перевод повести «Овцебык» (1862) – первого крупного беллетристического произведения Лескова. А затем были Пушкин, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Лев Толстой, Чехов, Короленко, Гаршин, Блок, Бальмонт, Цветаева, Ахматова, Гумилёв, религиозные философы Вл. Соловьёв и Евг. Трубецкой, а также многие другие русские авторы, оставившие миру бесценные образцы человеческой мысли и духа.
Такой широкомасштабный диапазон вызывает не просто удивление, а настоящее восхищение многогранностью, творческим энтузиазмом учёного, которым руководила, несомненно, огромная любовь к России – та, что, по слову апостола Павла, долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит и «никогда не перестаёт» (см.: 1 Кор. 13: 4–8).
Знание русского языка и его истории было у профессора настолько глубоким, что ему удавались даже переводы русских творений XVIII века во всём их своеобразии. Так была переведена на итальянский язык сатирическая комедия В.В. Капниста «Ябеда» (1798), содержание которой привлекло Пьеро Каццолу и как литературоведа-русиста, и как юриста. Речь идёт о судебной тяжбе, продажности, плутовстве, никчёмности российских чиновников. Здесь действуют коррупционеры судья и прокурор с говорящими фамилиями Кривосудов и Хватайко, а также их плутовское окружение: изворотливые сутяжники, подкупленные бюрократы, зловредные ябедники, лжесвидетели. Прокурор Хватайко и неправедные судьи распевают любимую песенку – своего рода гимн грабителей-коррупционеров в государственном ранге:
Бери, большой тут нет науки;
Бери, что только можно взять.
На что ж привешены нам руки,
Как не на то, чтоб брать!
Благодаря Пьеро Каццоле пьеса стала достоянием итальянских читателей, но в России она основательно забыта. А жаль. Комедия Василия Капниста, как и всякое произведение русской классики, не теряет своей художественной ценности и до настоящего времени продолжает оставаться не менее, но даже более актуальной…
** См.: Михаил Талалай. Адвокат русской культуры// Русская Мысль. – Париж. – 1996. – 28ноября.
Часть 2
В 1972 году судьба преподнесла сюрприз профессиональному туринскому адвокату. Его деятельность как переводчика и исследователя русской классики была высоко оценена научным сообществом Италии, и он получил почётное приглашение преподавать русский язык и русскую литературу в знаменитом на всю Европу и весь мир Болонском университете, а впоследствии стал доцентом и профессором этого университета. С тех пор в течение двух десятилетий Пьеро Каццола делил свою жизнь между Турином как адвокат и Болоньей как профессор, между клиентами и студентами.
Сам факт приглашения Пьеро Каццолы на университетскую работу примечателен и делает честь не только ему, но и руководству Болонского университета, прозорливо сумевшему увидеть и оценить лингвистические и литературоведческие труды юриста, не имевшего ни учёной степени, ни даже диплома о филологическом образовании. В России же автору этих строк – доктору филологических наук, историку литературы, члену Союза писателей России, автору четырёх монографий и свыше 500 опубликованных в России и за рубежом научных и художественно-публицистических работ о творчестве классиков мировой литературы, университетскому преподавателю с 40-летним стажем –пришлось услышать от ректора Орловского государственного университета: «Для Вас у нас работы нет».
Воистину прав был Лесков, заметивший в повести с выразительным заглавием и посвящением «Смех и горе.Посвящается всем находящимся не на своих местах и не при своём деле» (1870), что у нас «что ни шаг, то сюрприз, и притом самый скверный». В городе, именуемом «литературной столицей России», на именах Тургенева, Лескова, Фета, Бунина, Андреева и ещё целого созвездия выдающихся земляков – русских писателей и поэтов – при всяком удобном случае не прочь делать пиар высокопоставленные местные чиновники. А филологический факультет (под теперешней вывеской – институт), без которого немыслим никакой классический вуз, «угасает». Студентов мало, потому что специальность стала считаться непрестижной – слишком неприбыльная, бездобычливая. Малочисленность студентов влечёт нехватку учебной нагрузки преподавателям, от которой напрямую зависит их заработная плата. Многие перебиваются частными уроками, репетиторством, натаскиванием школьников к сдаче ОГЭ и ЕГЭ (жуткие какие-то аббревиатуры, до сих пор режут слух).
В таких условиях каждодневная работа, чем я занимаюсь в течение последних трёх десятилетий: создание книг, статей, выступления на конференциях, просветительская деятельность – расценивается не как труд, требующий напряжённой работы ума, души, больших затрат времени и физических сил, а как некий вид «хобби» – на энтузиазме и без оплаты.
В то же время развиваются в Орловском университете, не так давно присвоившем себе имя И.С. Тургенева, такие направления «образования», как реклама, торговля, товароведение, гостиничный бизнес, ресторанное дело. Какое это имеет отношение к классическому университетскому образованию вообще и к Тургеневу в частности? Но кому уж тут вспоминать о нём? Есть вывеска – и довольно…
Материальные расчёты и выгоды – на первом месте для большей части молодых людей, выбирающих профессию. Им со школьной скамьи внушают, что надо быть «лидерами», «глотать других, чтобы тебя не проглотили» в обществе потребления с его хищническими установками, в сжимающихся тисках «торговой кабалы».
На протяжении последних постперестроечных десятилетий планомерно проводится изуверская политика разрушения и уничтожения полноценного образования. Голоса по-настоящему обеспокоенных этой проблемой людей остаются «гласом вопиющего в пустыне». Общество вправе знать, на каком основании принимаются те или иные образовательные стандарты, которые фактически влияют на формирование и мировоззрение целых поколений. Однако учебные программы разрабатывают и насаждают какие-то таинственные чиновники, которые общественности неподконтрольны и неподотчётны. Государственные образовательные учреждения с их педагогическими кадрами встроены в государственную систему, являются её частью, выполняют любой (в том числе и «выборный») политизированный госзаказ.
Страх чиновников от образования перед честным словом русских писателей столь силён и так велика ненависть к отечественной литературе и её «божественным глаголам» , призванным, по Пушкину, «жечь сердца людей» , что до настоящего времени христиански одухотворённая отечественная словесность заведомо искажается, преподносится с атеистических позиций в подавляющем большинстве учебных заведений России. Так что они вполне подходят под определение, данное в одноимённой статье Н.С. Лескова о школах, где не преподавался Закон Божий, «Безбожные школы в России» . В то же время среди всех остальных учебных предметов единственно литература не столько школьный предмет, сколько формирование человеческой личности через воспитание души. Русская классика, подобно Новому Завету, всегда нова и актуальна, даёт возможность соединять времена.
Безбожники формируют и безостановочным конвейером выпускают из школ безбожников, здесь – корень зла, отсюда проистекают многие беды. Варварское притеснение русской словесности в школе привело к катастрофической тотальной безграмотности во всех областях деятельности, вплоть до высших властно-чиновничьих сфер. Чудовищно то, что в России повальной неграмотности уже мало кто удивляется и почти никто её не стыдится. Это приметы нашего времени, неоспоримые факты.
Сегодня только толстосумы могут дать своим отпрыскам достойное образование, стоящее больших денег. Но дети бедняков и родителей из так называемого «среднего класса» вынуждены учиться «чему-нибудь и как-нибудь». В лучшем случае их ждёт удел обслуживающего персонала для сильных мира сего, в худшем – они становятся просто дешёвой «рабочей силой» или «человеческим материалом», которым власть имущие могут распоряжаться по своему усмотрению.
Невнимание к духовной природе человека, отказ от Бога, отрыв от русской почвы подводят к тому, чтобы воспитанники безбожных школ обращались в мошенников и авантюристов, преступников и злодеев, живущих по звериным законам борьбы за существование. О подобных закоренелых грешниках апостол Павел свидетельствовал, что «они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы»(Рим. 1: 29–31).
В области общественных наук марксизм-ленинизм был отменён. Однако начиная с советских времён и до сего дня глобальная мировоззренческая тема о происхождении жизни и человека насильственно внедряется в несформировавшееся сознание и неокрепшие души учащихся в виде преподавания безбожной теории Дарвина в качестве единственно верной и научно аргументированной, хотя по сути это даже не теория, а недоказанная гипотеза.
Дарвинизм проповедует естественный отбор, борьбу за выживание, эволюцию видов. Применительно к общественным отношениям, к ведению делового оборота данные установки приводят к чрезвычайно негативным последствиям. Так, естественный отбор предполагает безжалостно-жестокое отношение к слабым, вплоть до их уничтожения. Удивительно ли, что псевдотеория и практика «зверочеловечества» формирует из людей существ, живущих по звериным законам: «Выживает сильнейший», «Глотай других, пока тебя не проглотили» и т.п., – что неизбежно ведёт к девальвации морально-нравственных ценностей, попранию высшего, Божеского начала в человеке, к гибели души как таковой, в итоге – к разрушению человеческого общества, которое на этом пути может дойти до людоедства, самоуничтожения?
Русская классика – воспитательница ума, души и сердца – изгоняется из вузов и школ, нацеленных на формирование усреднённого «продукта» –биороботов, узких специалистов-прагматиков, выставляемых, как товар, на рынок труда.
Золотой фонд русской литературы востребован за рубежом, а в России упрятан на задворки. В то же время уже не один десяток лет с попустительства и дозволения правящего режима во всех регионах людей массово одурманивают, зомбируют, оглупляют душепагубной информацией, потоки которой извергаются словесными нечистотами из подконтрольных СМИ, жёлтой прессы, бульварного массового чтива, «зомбоящика» и т.п.
Былой атеизм коммунистов ныне сменился сатанизмом сословно-олигархического капитализма, который разделяет людей на страты, прикрываясь фальшивым лозунгом о единстве и легендой о демократии. Политика «прозрачности» на деле обернулась «тайной беззакония». На страждущую Россию накинута плотная завеса, под которой задыхается всё честное и свободное. Лукавство и ложь продажных, коррумпированных, бездарных чиновников возводятся в ранг обязательных правил поведения с народом, а подчас принимают формы нормативных правовых актов, которые наскоро стряпают фарисействующие «законники разноглагольного закона» (по точному выражению Лескова), вместо того, чтобы свято исполнять законы Христа, «Кто дал нам глаголы вечной жизни» . Господь в праведном гневе обличает и предостерегает угнетателей народа, не обременяющих самих себя теми путами и ограничениями, которые эти горе-законники накладывают на других: « Горе вам, фарисеям, что любите председания в синагогах и приветствия в народных собраниях. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что вы – как гробы скрытые, над которыми люди ходят и не знают того. <…> и вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них» (Лк. 11: 42–46) .
Неслучайно Пьеро Каццола проводил аналогию между сицилийской и российской мафией – этим чудовищным спрутом в переплетении его гигантских смертоносных щупалец – финансовых, чиновно-коррумпированных, коммерческих, криминальных…
В этой связи наиболее актуально звучат слова Лескова, который устами своего героя-правдолюбца Василия Богословского в повести «Овцебык» обращался к тем «благодетелям» народа, у кого слово расходится с делом: «А вижу я, что подло все занимаются этим делом. Всё на язычничестве выезжают, а на дело – никого. Нет, ты дело делай, а не бреши.<…> эх, язычники! фарисеи проклятые! <…> Таким разве поверят! <…> Душу свою клади, да так, чтоб видели, какая у тебя душа, а не побрехеньками забавляй».
В романе «На ножах» (1871) Лесков разоблачил один из распространённых способов многовековой массовой мимикрии противников Христа, подобных еврею Тихону Кишенскому – экс-нигилисту, жадному и хитрому ростовщику, мошеннику, продажному журналисту, вероломному интригану, шпиону, «полицианту», подлецу и предателю – словом, «деятелю на все руки» . Таким, как он, «нужен столбовой дворянин», в том числе и для того, чтобы под прикрытием русских, особенно знатных, фамилий пробираться на руководящие должности, занимать ключевые посты в государственных, коммерческих, религиозных, общественных учреждениях России с целью кабалить, разлагать и уничтожать коренное население страны, глумясь над его христианскими идеалами и православной верой; маскируясь русскими именованиями и вывесками; снаружи рядясь в овечьи шкуры, будучи изнутри волками; фарисейски прикрываясь благими целями доброделания, безбожно обогащаться, получать свои барыши, выгоды, прибыли и сверхприбыли, служить не Богу, а мамоне. О чужеродном кабальном иге, опутавшем Россию, настоятельно предупреждали Святые отцы – христианские подвижники.
«Не можете служить Богу и мамоне» (Лк. 16: 13), – говорит Христос. Как легко и соблазнительно зло может рядиться в одежду добра. Распознавать такую маскировку учил святой старец преподобный Силуан Афонский: «Всякое зло <…> паразитарно живёт на теле добра, ему необходимо найти себе оправдание, предстать облечённым в одежду добра, и нередко высшего добра», потому что «зло всегда действует обманом, прикрываясь добром». Но, как пояснял старец, различение добра и зла необходимо и возможно, поскольку «добро для своего осуществления не нуждается в содействии зла, и потому там, где появляются недобрые средства (лукавство, ложь, насилие и подобное), там начинается область, чуждая духу Христову». «Видимыми бесами» назвал иудеев в V веке святитель Кирилл, патриарх Александрийский; «самые души иудеев есть жилища демонов», – утверждал святитель Иоанн Златоуст.
В Евангелии от Иоанна повествуется, как Господь Иисус Христос обличал сатанизм иудеев: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин. 8: 44); «Кто от Бога, тот слушает слова Божии. Вы потому не слушаете, что вы не от Бога» (Ин. 8: 47) . От общения с подобными безбожниками предостерегал апостол Павел: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными. Ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?» (2 Кор. 6: 14)
Как говорил Лесков, прибегая к евангельской образности, «литература у нас есть соль», и нельзя допустить, чтобы она «рассолилась», иначе «чем сделаешь её солёною» (Мф. 5:13)? Самое главное в русской словесности – это Христос, христианская вера, одухотворённая русским православным подвижничеством. Художественной правды не может быть без правды Божьей.
Как ни парадоксально, но русской классической литературе сегодня как никогда требуются защитники, «адвокаты», чтобы отстаивать само её право на существование в современной России, где нивелируется и вытравливается всё русское, безбожно попираются традиционные духовно-нравственные ценности, Божие вытесняется кесаревым .
Таким адвокатом русской литературы у себя на родине в Италии был профессор Пьеро Каццола. Он активно занимался зеркальной темой русско-итальянских и итало-русских связей. Особым предметом его исследований были русские в Италии. Впервые будущий учёный познакомился и подружился с русской диаспорой в приморском городе Сан-Ремо – песенной столицей Италии, где с молодости и до последних лет ежегодно проводил отпуск. Перу профессора принадлежит интереснейшее документальное исследование «IRussiaSanremotraOttocentoeNovecento» («Русские в Сан-Ремо вXIXиXXвеках» ) (1990). В книге также подробно рассказано о создании православной церкви в Сан-Ремо, о её русских прихожанах.
Назову ещё несколько фундаментальных трудов Пьеро Каццолы: «Russia – Bologna» («Россия – Болонья» ) (1990), «ViaggiatorirussiaTorinonell'Ottocento» («Русские путешественники в Турине вXIXстолетии» ) (1996), «Русская Италия между XVIII–XX веками» (2004) , «Scrittori russi nello specchio della critica (XIX–XX secolo)» («Русские писатели в зеркале критики: XIX–XX вв.» ) (2005). На тему русской Италии в 2013 году издан на русском языке сборник работ разных лет, собранных в книгу «Русский Пьемонт» («Il Piemonte dei russi» ).
Туринский Межуниверситетский центр по изучению путешествий в Италию (C.I.R.V.I.) избрал Пьеро Каццолу своим президентом. В мае 2006 года в честь профессора была организована юбилейная конференция с названием прямо космическим: «Пьеро Каццола: 60 лет вокруг планеты Россия».
Часть 3
Известно, что многие наши соотечественники, посетившие Италию, сохраняли восторженное чувство любви к этой стране. Чехов писал, что, увидев красоту итальянской земли, можно умереть от восторга. Изящный поэт и неутомимый путешественник Константин Бальмонт, по его необычному поэтическому выражению «поцеловавший весь мир», питал особые чувства именно к Италии:
Ум итальянский – сладкий, как обманы,
Утонченный, как у Мадонны лик...
Изысканный эстет, для которого поиски красоты были целью и смыслом жизни, испытывал лирическое вдохновение перед итальянским искусством:
От царственной мозаики Равенны
До мраморов, что скрыл от смерти Рим,
Созданья мы твои боготворим,
Италия, струна и кубок пенный.
Такое романтическое восприятие Италии Бальмонтом разделяли многие известные русские писатели и поэты, его современники. Этой теме профессор Каццола посвятил свою работу «Венеция в творчестве русских поэтов Серебряного века» .
К Венеции у профессора – уроженца Турина – было особенное отношение. Мать Пьеро – венецианка. На фотографии из семейного альбома она в венецианских кружевах – красивая, задорная, молодая – словно сестра своих троих взрослых сыновей, среди которых на снимке запечатлён и Энцо Луиджи, без вести пропавший в России.
С докладом о Венеции в восприятии русских художников слова и кисти выступал профессор Каццола на научной конференции в Иваново в 1996 году. Он прочитал также лекции студентам Ивановского университета, осветив тему русско-итальянских культурных связей за последние четыре столетия. Специальная тема – о русских художниках-романтиках Кипренском, Брюллове, Щедрине, влюблённых в Италию, которым итальянцы отвечали взаимной любовью. Профессор-русист выступал и как историк, глубоко разрабатывал тему военных походов Суворова.
Мне довелось принимать участие в той конференции, и я видела, как выступления итальянского русиста встречались самыми восторженными откликами аудитории. Родился даже экспромт:
Но всё же, всё ж не аномалия
Вот эта наша конференция:
Здесь улыбалась нам Италия,
Здесь нам пригрезилась Венеция...
Из Иваново маршрут пролегал в местечко Ново-Талицы, на родину Марины Цветаевой, где в середине 1990-х годов был открыт Дом-музей семьи Цветаевых, в котором много экспонатов, говорящих об итальянских пристрастиях Ивана Цветаева – прославленного создателя Пушкинского музея искусств и отца знаменитой поэтессы. Создавать Пушкинский музей в Москве помогали Ивану Цветаеву, в том числе, директора итальянских музеев.
И, наконец, недалеко от городка Шуя (древние земли родовитых русских князей Шуйских) Ивановской области – остатки старинной усадьбы Гумнищи, принадлежавшей родителям Константина Бальмонта. К сожалению, до наших дней усадьба не сохранилась. Означено только место: старый заброшенный парк, маленький заросший пруд, скромная могилка родителей поэта и памятный знак у проезжей дороги: «Здесь родился и провёл юные годы поэт Константин Бальмонт».
Зная, как любил поэт аромат сирени, росшей когда-то в его саду, как ностальгически думал об этих цветах, о своей юности и о России, проведя 21 год в эмиграции (умер и похоронен Бальмонт в Париже), итальянский профессор посадил у памятного знака русскому поэту куст душистой сирени, вспоминая бальмонтовские строки:
О тебе я в тропических чащах скучал,
Я скучал о сирени в цвету и о нём, соловье голосистом,
Обо всём, что я в детстве с мечтой обвенчал...
Вот так неожиданно, спустя долгие десятилетия, реализовал мечту Константина Бальмонта итальянский профессор Пьеро Каццола.
У себя на родине он был неутомимым просветителем и горячим пропагандистом русской классической литературы, «мостостроителем» между двумя народами и их культурами. Зарубежному читателю, впервые открывающему книгу русского автора, переводчик должен, образно говоря, протянуть руку, чтобы помочь переправиться со своего берега на русский берег. Эта «переправа» – предисловие к переводному изданию. Читателю должны быть сообщены не только первоначальные сведения о жизни и творчестве писателя, но и как можно более полно обрисованы контекст эпохи, исторические, социальные и другие факторы, требующиеся для верного понимания и восприятия перевода.
В предисловиях к своим переводам Пьеро Каццола не ограничивался этим необходимым багажом знаний. Переводчик и автор предисловий к русским книгам на итальянском языке обнаруживал качества человека, поистине влюблённого в произведение, которое он представлял читательской публике и, если требовалось, защищал художественное творение от несправедливых нападок разноголосой критики (вот когда реализовывался блистательный адвокатский опыт!).
Так, например, относительно одной ранней повести Лескова профессор пожелал сделать несколько замечаний, поскольку произведение это было принято современной писателю критикой либо неблагосклонно, либо вообще обойдено молчанием. Речь идёт о романе «Островитяне» (1866), которому в нынешнем году исполняется 155 лет. Это произведение Пьеро Каццола перевёл на итальянский язык довольно давно, но издал только в 1986 году на собственные средства. В предисловии он сделал тонкое замечание о том, что этико-религиозные вопросы лучших рассказов Лескова 1870–1890-х годов уже затронуты в этой ранней «петербургской повести» 1860-х. « Из трёх сестёр Норк , – замечал автор предисловия, – Ида, с её строгим активным образом жизни, с её безграничной любовью к семейным ценностям, без сомнения, самая симпатичная. А Маня – наивный очаровательный подросток, жертва роковой страсти. Жизнь этой девушки была бы жизньюfemmed'artiste, если бы в Истомине не возобладал безудержный цинизм. Так что жалкий конец художника является как бы "рукой судьбы”...» Пьеро Каццола объяснял: « В целом отрицательные суждения критики о повести Лескова мне казались несправедливыми и поверхностными,и я пытался показать положительные аспекты"Островитян”, представляя их итальянской читательской публике» .
Кто ещё из иностранных филологов способен так убеждённо внушать читателю любовь к русскому роману и его героям, которые давно забыты в России и известны лишь немногим специалистам-филологам?
В Орле Пьеро Каццола был очарован памятником Лескову. Четырёхметровая фигура писателя – в центре ансамблевой композиции. А вокруг, поднятые на высоту человеческого роста, оживают герои лесковских книг: «Тупейный художник», «Леди Макбет Мценского уезда», «Очарованный странник», «Левша», «Соборяне» …
В орловском Доме-музее Н.С. Лескова профессор Каццола выступал с докладом, посвящённым исследованию поэтики сказовой манеры в лесковских повестях «Сказ о тульском косом левше и стальной блохе» (1881) и «Полунощники» (1890).
Лесковская сказовая живопись представляет большие трудности для иностранных переводчиков. Нередко они становятся в тупик и бывают вынуждены признать своё бессилие перед речевой изобретательностью «волшебника слова» Лескова. В самом деле, как в точности перевести, например, такие словесные фокусы, как «субтиль-жантильминьёночка» ,«мелкоскоп», «буреметр» и «непромокабль», или «мочемордие» с «сухорылием» ? По этому поводу крупнейший американский славист Уильям Эджертон, также побывавший в Орле, подготовил статью с красноречивым заглавием «Почти неразрешимая проблема–перевод прозы Лескова» . Однако во многом благодаря таланту Пьеро Каццолы как переводчика и особенностям итальянского языка с его мелодичностью и гибкостью читатели в Италии получили возможность познакомиться с произведениями нашего великого русского классика в переводах, максимально приближенных к оригинальным лесковским текстам.
Учёный-русист и адвокат признавался, что его любимый русский писатель Лесков вдохновлял не только на литературоведческие научные изыскания, но и служил нравственным ориентиром в юридической деятельности. Лесков отвергал «юристику» – слепую прислужницу мёртвой буквы закона, забывающую о живой человеческой душе. Писатель высказывался в том духе, что право существует для человека, а не человек для права. В повести «Под Рождество обидели» (1890) Лесков призывал казуистов и крючкотворов руководствоваться христианскими заповедями, следовать заветам Христа.
Лесков – «самый русский из русских писателей» – в то же время имел, говоря его словами, «сознание человеческого родства со всем миром» . О своих незримых почитателях он однажды сказал: «Одна из прелестей литературной жизни – чувствовать вблизи себя, вдали, вокруг себя невидимую толпу неизвестных людей, верных вашему делу».
Одним из таких людей, несомненно, был учёный-энтузиаст Пьеро Каццола. Согласно единодушному мнению итальянских коллег, именно он определил становление академической школы Италии по изучению творческого наследия Лескова. Во многом благодаря усилиям Пьеро Каццолы у итальянских учёных – учеников и последователей профессора – возник устойчивый интерес к исследованию загадок лесковского художественного мира. Сейчас в Италии имеется уже внушительный свод научных трудов – «Leskoviana». Первый том этой «Лесковианы» был издан в Болонье в 1982 году благодаря усилиям Пьеро Каццолы.
Более 70 лет занимался он изучением русской культуры и литературы вообще и творчеством Лескова в особенности. Этот подвижнический труд воплотился в многочисленных переводах, предисловиях, статьях, монографиях, докладах на национальных и международных научных конференциях, в Италии и далеко за её пределами. Неустанно пропагандировал итальянский русист творчество нашего великого соотечественника во всём мире. Важные книги Пьеро Каццолы о Лескове – «Исследование диалога в сказе Лескова» (Тюбинген, 1991), «Критические заметки о христианских легендах Николая Лескова» (Рим, 1993), «Город трёх праведников» (Болонья, 1992).
Название последней из указанных монографий отсылает нас к русской народной легенде, которую любил повторять Лесков, – о том, что «без трёх праведныхнесть граду стояния» , то есть ни один русский город не устоит, если в нём не найдётся хотя бы трёх праведников. На обложке этой книги – «Троица» гениального русского иконописца Андрея Рублёва – как знак постоянных религиозно-нравственных исканий и устремлений Лескова, создавшего в своём творчестве «иконостас святых и праведных» земли русской.
Делая на этой своей монографии дарственную надпись для автора данных строк, Пьеро Каццола записал: «Ещё раз – и навсегда – Лесков...» Профессор также переводил на итальянский язык мои работы, посвящённые лесковскому творчеству, опубликованные в научно-публицистических изданиях Италии.
И ещё несколько штрихов к портрету Пьеро, несколько впечатлений, которые он оставил в душе и памяти. Это был удивительно благородный, деликатный и бескорыстный человек широкой, доброй и щедрой души, распахнутой навстречу людям, что проявлялось в большом и малом. У супругов Каццола не было детей. «Это судьба», – говорил Пьеро и на неё не сетовал. Но я видела, как во время посещения жемчужины орловской земли – имения Тургенева Спасское-Лутовиново – он забавлял местных ребятишек, показывая на стене фигурки-тени из сложенных ладоней: то лающую собачку, то спящего котёнка, то скачущую лошадку. Как на улицах Милана, Турина и Вероны угощал детей сладостями. Как восторженно радовался успехам своих студентов. Как трогательно любил животных, как лелеял цветы герани у себя на балконе…
Католик по вероисповеданию, он был большим другом православных русских людей. Православный Христианский Приход Святителя Максима, Епископа Туринского вспоминает о Пьеро Каццоле с огромной благодарностью. А у меня остался его подарок – православная икона Ангела Хранителя.
Наша дружба и научное творческое взаимодействие продолжались 20 лет. Перебираю письма, открытки, книги с автографами Пьеро... В России он был не чужестранцем, а своим, близким, родным человеком. Memoriaeterna! Вечная память!
| К этой странице добавлены фото |
|
|
