1 июля этого года, еще до встречи президента с представителями традиционных религий России, в Московской Патриархии была создана редакционная комиссия для подготовки нового учебника по курсу «основы православной культуры». О том, каким теперь будет новый предмет, что он будет в себя включать и как предполагается говорить о религии в светской школе, мы беседуем с руководителем редакционной комиссии известным миссионером и профессором Московской Духовной академии протодиаконом Андреем КУРАЕВЫМ.

Уроки человечности

— Отец Андрей, давайте начнем с самого главного вопроса: какова основная цель курса? Что именно требуется объяснить детям в рамках столь специфической дисциплины? — Одна из важнейших задач — помочь с возвращением школе функции воспитателя. Двадцать лет мы жили под лозунгом: «Школа должна давать знания; она не должна воспитывать», и это было понятно в те времена, когда ее надо было избавить от излишней коммунистической идеологизации. Но в результате родители оказались оставлены один на один с глобальной медиаимперией развлечений, серьезно влияющей на сознание детей. И поэтому сейчас педагогическое сообщество все больше склоняется к тому, что воспитание — задача не только семьи. Определенную систему ценностей детям может передать и школа.
На наших глазах происходит долгожданная педагогическая «контрреволюция»: в новых образовательных стандартах присутствует такая обязательная область, как духовно-нравственная компонента. И как раз в этих рамках возможен свободный выбор — в том числе и в пользу изучения основ православной культуры.

— Получается, что все-таки в первую очередь — воспитательные задачи, а не подробный рассказ о религиозных учениях, истории религий и так далее…
— В четвертом классе даже история России рассказывается как череда легенд и интересных эпизодов полусказочного уровня. Поэтому и перед нашими авторами не стоит задача делать учебник по культурологии и истории. Вместо этого разговор будет вестись вокруг самого ребенка, его самопознания.
Это не будет и экскурсией по Третьяковской галерее. Христианская культура — не мир картин, а мир человека. С его болью, надеждой, поисками… И поэтому я не хотел бы, чтобы наш учебник превратился в пересказ тысячестраничной Библии. Зачем ребенку переноситься из своего мира в мир древних людей и их отношений со своими женами и соседями?
Можно говорить лишь об отдельных библейских сюжетах. И скорее всего, Библия будет использована в качестве некоторой иллюстрации к тексту учебника, но не наоборот. Так же, например, в четвертом классе стихотворение Пушкина может попасть на страницы учебника, но это еще не означает, что четвероклассники всерьез изучают пушкинское творчество. Они лишь прикасаются к нему, но не более того. И на страницах учебников для младших классов Агния Барто оказывается равновеликой с Пушкиным и Есениным.
Задача нашего учебника состоит не в том, чтобы понудить ребенка к запоминанию имен двенадцати апостолов. Важнее всего оставить в нем доброе послевкусие: ты любим и призван к любви. Мне бы хотелось, чтобы четвероклассник вышел с нашего урока с чувством защищенности, уверенный в том, что его любят не только мама и папа, но и Некто сверху. Святой Иоанн Златоуст сказал, что в двух евангельских заповедях («возлюби Бога» и «возлюби ближнего твоего, как самого себя») даны три предмета для любви: ты сам, твой ближний и Бог. Мне кажется, это может стать структурой нашего курса…

— Таким образом, новый предмет лишь отчасти решит проблему нехватки в постсоветских учебниках информации о влиянии религии, скажем, на историю и литературу?
— В идеале евангельские ценности должны быть растворены по всем школьным предметам. Но раз этого нет, надо создать в школе очаг свободы, добавляющий в кругозор ребенка нечто отличное от рекламно-телевизионной идеологии с ее слоганами.

Прививка от экстремизма

— Возможность выбора вызывает общественное беспокойство. Уже сейчас многие утверждают, что это лишь усилит межрелигиозное напряжение в нашем обществе.
— Оправданная боязнь. Но чтобы этот страх не был парализующим, надо задать другой вопрос: если школа будет игнорировать религию, станет ли лучше? Нам говорят, что дети не должны о сексе узнавать в подъезде, и поэтому должна быть культура сексуального просвещения… Не перестаю удивляться современному обществу, где сексуальная тематика считается публичной, а религиозная — интимной и почти постыдной. Всегда же было наоборот!…
Национально-религиозные различия существуют независимо от того, говорим мы о них в школе или нет. Рано или поздно дети начнут их замечать и осмыслять. Так пусть лучше они это сделают в школе, а не в стайке скинхедов. Лучше всей мощью школьного гуманизма вмешаться в неизбежный процесс религиозной и этнической самоидентификации и сделать его по возможности неагрессивным. Поэтому именно школа должна приучить детей, что из формулы «я люблю мое» не вытекает формула «я ненавижу чужое». И здесь наш курс — скорее лекарство от экстремизма.
Беда лишь в том, что мы лет на двадцать запоздали с такими уроками. Для России же это смертельно опасно: если государство не возьмет под контроль потоки информации о религии, которые идут к детям, нас разнесет в клочья.

— А нет ли опасности помимо межрелигиозных конфликтов вызвать очередной конфликт между религией и наукой? Не выйдет ли так, что сказанное на уроках Православия будет противоречить урокам биологии, физики или астрономии?
— Вполне возможно, что некоторые другие религии находятся в состоянии конфронтации с определенными тезисами современной науки. Но у Православия этой конфронтации нет. К примеру, для Православия отрицание теории эволюции не есть нечто непреложное — среди наших богословов на этот счет существуют разные позиции. В интернете несложно найти мою статью «Может ли православный быть эволюционистом?», посвященную данной проблеме.
В 1954 году американский писатель-фантаст Артур Кларк написал повесть «Большая глубина», где среди прочего упоминается о том, как в будущем крупнейшие мировые религии потерпели крах. «Христианство, не успев оправиться от ударов, нанесенных ему Дарвином и Фрейдом, было окончательно добито археологическими открытиями конца ХХ столетия», — говорится в тексте, и, по-моему, это как раз яркий пример разудалого «религиоведения», для которого не должно быть места в школе. Ну что тут имеется в виду под «археологическими открытиями конца XX столетия»? И как вообще археология может опровергнуть Евангелие? Может, Артур Кларк надеялся, что однажды археологи раскопают скелет невоскресшего Иисуса с печатью Понтия Пилата? Ведь именно Воскресение Христа составляет центр нашей веры, а вовсе не механизм сотворения мира или совершения тех или иных чудес.

Испытание школой
— Не боитесь ли Вы того, что главной проблемой станет не новый курс, а сама школа? Многие сегодня приводят в пример Российскую империю, говоря о том, что именно перекормленные Законом Божьим выпускники школ устроили революцию…
— Не стоит преувеличивать ни количество, ни качество церковно-школьного образования того времени. До 1867 года в немногочисленных городских гимназиях для детей дворян и разночинцев преподавался «Катехизис» митрополита Филарета — книга, прямо скажем, совсем не детская. Лишь потом, на исходе девятнадцатого столетия христианской истории был создан первый учебник Закона Божьего!
Увы, так необходимого нам педагогического опыта нет и в копилке церковных преданий.

— И все-таки все мы прекрасно знаем, как умеют отбивать в школе любовь к классической литературе, а в 90-е, с ослаблением внимания к работе педагогов, школьникам стало угрожать еще и банальное самоуправство некоторых учителей, преподающих не по учебникам, а «по собственной программе».

— Безусловно, риск огромный. В системе массового образования на одного Учителя приходится десять «училок». И чтобы по возможности минимизировать вред от них, надо постараться сделать качественный учебник, в который должна быть встроена система защиты и от воинствующего атеиста «Петровича», и от православной неофитки «Марьиванны». Хотелось бы увидеть учебник, который может стать предметом самостоятельного интереса хотя бы для некоторых учеников. Вне зависимости от их отношения к конкретному учителю. Учебник должен быть настолько «вкусным», чтобы влюбить педагога в поначалу чужой для него материал. И чтобы ребенок мог сам идти дальше, как в интернет-тексте по гиперссылкам. Чтобы он сам искал, что еще посмотреть и почитать.
Конечно, это не панацея, школа может привить отторжение по отношению к любому предмету — физику тоже не Гинзбурги преподают! Но если мы хотим, чтобы появился один Ростропович, мы должны открыть сотни музыкальных школ. Чтобы добиться хоть чего-то, нужно для начала рискнуть и начать. Успех не гарантирован, зато в случае отказа гарантирован провал.

Никто же не скажет, что, убрав классическую литературу из школьной программы, можно сделать ее более популярной и привить к ней массовую любовь. Скорее, все будет наоборот: о ней просто забудут совсем и навсегда.

— Кстати, а будут ли предъявляться какие-то требования к религиозным взглядам учителей?

— Никаких. Школа остается светской и государственной. Поэтому в школе, как и в любом ином госучреждении, к сотруднику не могут предъявляться никакие религиозные требования. Нормы чисто профессиональные. Но среди неписаных профессиональных норм в мире гуманитариев есть и такая: не берись читать курс лекций о том, чего не любишь. Бердяев однажды сказал, что все русские интеллигенты делятся на три группы: те, кто любят Достоевского; те, кто любят Толстого, и те, кто никого не любят. Если ты относишься к первой группе — зачем писать диплом по Толстому? При выборе темы работы научный руководитель прежде всего спрашивает соискателя: «А тебе самому-то что интересно?»
Так что при подборе преподавателей ОПК можно ожидать от педагога доброжелательного и вдумчивого отношения к миру Православия. Требовать же согласия с ним нельзя.
Знаю, что не все тут со мной согласятся. У нас в Церкви есть люди, которые считают, что только глубоко церковный человек может вести эти уроки. Я же уверен, что декларация такой позиции ошибочна и с правовой точки зрения, и с точки зрения интересов самой Церкви, потому что Церковь не должна рассматривать этот проект как свою собственность.
Думаю, от появления новой дисциплины не столько школа получит импульс «клерикализации», сколько церковной интеллигенции придется научиться говорить о своей святыне на отстраненном языке, как бы отчуждая ее от себя.


Адекватная политкорректность

— Давайте тогда перейдем к самому главному. Вы уже говорили, что мечтаете сделать учебник как можно более «вкусным». Не могли бы Вы рассказать подробнее: как Вы планируете построить курс, рассказав о религии, но сохранив «светскость» предмета?
— Описание и объяснение обряда может быть темой урока. Например, можно рассказать, какую молитву читала Герда, входя во дворец Снежной королевы*. Можно объяснить, почему Герда читала эту молитву, в чем ее смысл и что эта молитва означает для христиан. Можно сказать, что христиане каждый день начинают с этой молитвы. Но нельзя призвать: «Итак, дети, вы тоже должны перед уроком прочитать “Отче наш!”»
Можно объяснить детям, что такое молитва «Аvе Маria» или что происходит на Литургии в православном храме. Но объяснять — не значит внушать. Здесь допустима лишь интонация типа: «христиане считают, что...»
С призывами учитель тоже должен быть осторожен. Допустимы лишь учебные императивы: «Подумайте! Прочтите! Нарисуйте!» И нравственные. Но нельзя призывать учащихся к исполнению религиозного обряда или к личному согласию с излагаемым конфессиональным материалом.
Конфессиональные тезисы могут излагаться только от третьего лица: «С точки зрения христиан, это место Евангелия имеет такой смысл...», но без личностной самоидентификации.
Педагог может сказать «мы» только в двух случаях: «мы, люди» и «мы, граждане России». А вот самоидентификация по конфессиональному принципу: «все мы православные» или «наш Господь заповедует нам» — на этих уроках совершенно недопустима.

— Безусловно, учебник «Основы православной культуры» будет говорить обо всем христианстве, но все же существуют разные христианские конфессии — подойдет ли этот курс для них?
— Я полагаю, что девяносто процентов материалов будут интересны христианину любой конфессии. Скажем, первый урок я хотел бы начать с календаря. Почему годы отсчитываются от определенной точки? Что тогда произошло? А это уже повод поговорить о Рождестве Христовом… Сомневаюсь, что при таком разговоре будут задеты или травмированы религиозные чувства неправославных христиан.
Только в одном случае их ждет травма: если суть учения их группы — в ненависти к остальному христианству и, в частности, к Православию, ведь на наших уроках не будет критики никакой религии. Поэтому тем, кто символ своей веры сводит к хулению веры других, наш курс не понравится. Но если ребенок из такой группы (а точнее — секты) прослушает наш курс, он уже не будет верить тезису о том, что «православные — это не христиане».
Знакомство же с десятью процентами сугубо православных тем, по-моему, вряд ли повредит даже неправославному ребенку, живущему в России.

— А как Вы будете объяснять различия между христианством и другими религиями?
— Никак не буду. Задача курса — рассказать о своем, а не критиковать чужое. Светский статус предмета означает также, что уроки не могут превращаться в ярмарки конфессионального тщеславия. Я считаю недопустимым ни в учебнике, ни на уроках критику любой живой религии, действующей в России. Слово «еретик» будет табуировано, никакого превознесения одной религии над другой я также не предполагаю. Собственно, это первейшее требование к учебнику — не быть травмоопасным. Если уж дети захотят на переменке использовать его при выяснении отношений между собою, то пусть они бросаются книгами, но не цитатами из них.
Поэтому упоминание о других религиях я вижу только в такой интонации: «Мусульмане, как и христиане, также считают, что…» или «Не только христиане, но и буддисты по этому вопросу говорят…»

Если же будут упоминания о различиях, то безоценочные. Например: «Христиане считают Христа Богом, а мусульмане почитают Его только как пророка». Это спокойное сообщение о религиоведческом факте, но без конфессионального вывода: «Поэтому они хуже нас».

О сроках

— Как скоро учебник и новый курс будут представлены широкой публике, когда по ним начнут преподавать?
— По договоренности, озвученной президентом на встрече с лидерами традиционных конфессий России, уже в апреле 2010 года начнется эксперимент в 18 регионах. К этому времени, конечно же, наш учебник не будет готов. Мы попробуем сдать работу в феврале, и все лето уйдет на его экспертизу Академией наук, Академией образования, Министерством образования и науки… Затем — доработка и печать. К апрелю 2011 года надеемся выпустить его ограниченным тиражом и начать обкатку.
Пусть тогда нас раскритикуют в пух и прах. Попробуем учесть замечания и заново переписать книгу. В 2012 году, если опыт будет положительным, учебник получит распространение на всю страну.

— А по каким же учебникам начнут учиться дети в 2010 году?

— Наша комиссия не имеет к этому отношения, но, насколько я знаю, преподавание будет вестись на основе быстрой переделки тех эскизов и проектов, которые предлагались прежде. Это, конечно, опыты на детях, но нужно признать, что без таких опытов педагогическая наука, к сожалению, невозможна.

Учитель не может быть лишь теоретиком, он должен иметь и практику тоже… Общение с детьми нельзя подменить общением с аспирантами или с кроликами.

— Выходит, что говорить о результатах нового педагогического эксперимента нам придется еще нескоро?

— Да. И лично мне кажется, что для нашего поколения это, как говорят бизнесмены, стратегическое вложение. Ни к кому из тех, кто сегодня инициирует проект, вложенные усилия не вернутся в качестве каких-то плюсов, а вот минусы и критику мы получим сразу.
Но дело стоит того, если через поколение результатом наших трудов станет смягчение общественного климата.
*В авторской редакции сказки Герда в этот момент читает молитву «Отче наш…», но этот эпизод, как и другие явно христианские аллюзии, существующие у Андерсена, были вырезаны цензурой из советских изданий его сказок с середины 70-х годов. — Ред.


СПРАВКА

В соответствии с решением президента Дмитрия Медведева, в общеобразовательных школах России планируется ввести единый курс по изучению основ религиозной культуры и светской этики. Его планируется преподавать для учащихся четвертых классов, то есть детей в возрасте примерно десяти лет. Общее название будущего предмета — «духовно-нравственная культура».
Уроки предполагают разделение класса на несколько групп, как это делается на уроках иностранного языка (английская группа, немецкая группа и так далее). По высказанному президентом плану, будущий курс будет включать в себя следующие варианты направлений:
— основы православной культуры;
— основы исламской культуры;
— основы иудаизма;
— основы буддизма;
— сводный курс по истории традиционных религий России;
— курс светской этики.

Выбор курса предоставляется родителям ученика.

С апреля 2010 года предмет «духовно-нравственная культура» в качестве эксперимента будет введен в 18 субъектах Российской Федерации. Окончательно решение вопроса по утверждению курса, его формам и так далее назначено на 2012 год, когда по итогам первых экспериментов можно будет подвести определенные итоги.
Предполагается, что подготовкой методики и курса займутся Министерство образования и науки совместно с Российской академией образования. Предмет не будет иметь вероучительных задач, и преподавать его станут светские педагоги. Однако предполагается привлечь религиозные организации в качестве соавторов курса и консультантов.
Представители традиционных религий России уже начали работу в данном направлении. Так, в Русской Православной Церкви создана комиссия по разработке нового курса и написанию учебника, текст которого будет затем предложен Минобразования. Подобная комиссия существует и при Совете муфтиев России. Андрей Глоцер, помощник главного раввина России Берла Лазара по связям с общественностью, сообщил «Фоме», что раввинат не будет заниматься методической работой по написанию учебника, но вся необходимая религиоведческая информация была собрана, обработана и передана в Российскую академию образования, где на основе ее специалисты-педагоги смогут написать необходимое учебное пособие.