Протоиерей Борис Ничипоров
Как известно есть внешнее и внутреннее благочестие. Внешнее благочестие включает в себя известные нормированные типы поведения, принятые в обществе. Однако большая опасность здесь заключается в абсолютизации ценности внешнего, т.е. в эстетстве. В то веря, как внешнее не существует без внутреннего. Внешнее вообще лишь некая оболочка внутреннего. Мы часто повторяем с чувством словосочетание "внутренний мир человека". А между тем ни современная психология , ни этика не знают законов духовной жизни человека.

 

Есть два момента, относящихся к основам духовной жизни. Первый момент — структурный. Второй — динамический.

Основополагающим духовным чувством, которое является верным знаком благочестия (или по крайней мере борьбы за него) является страх Божий, как у юноши, так и у девушки. Начало мудрости — страх Господень, —говорит псалом.

Чтобы снять расхожие атеистические суждения, что-де нельзя, мол, строить воспитание на страхе и трепете, — таким мы ответим, что страх Божий это, как говорит псалом, лишь начало мудрости, но еще не сама мудрость.

У мальчика должна появиться с детства некая способность "глядения в себя". И это не просто самонаблюдение, а это самонаблюдение в Боге, которое с одной стороны, склоняет к покаянию, а с другой не дает унывать, но дает благодать, радость и покой.

В своих воспоминаниях детства протоиерей Сергей Булгаков пишет, что в детстве у него было, по сути, одно откровение, живая память о котором возвратила его много позже на путь спасения. Будучи мальчиком, он после рождественского ночного богослужения вышел на улицу. И его посетила невыразимая благодать радости, покоя и близости Божией.

Вот такой положительный опыт богообщения должен быть у каждого православного ребенка.

Не будем касаться еще многого того прекрасного и высокого, которое должно быть содержанием внутреннего мира ребенка. Скажем лишь еще об одном важном обстоятельстве.

Дело в том, что одним из пороков современного нерелигиозного гуманизма является абсолютизация так называемой молодежной культуры. Говоря определеннее, культура нерелигиозного гуманизма вообще не знает института старчества, духовничества. А это, мягко говоря, не очень хорошо. Все духовно развитые цивилизации почтительно относились к старцам, именуя их мудрецами, духовниками... В России культура старчества взяла свое начало от преподобного Сергия, игумена Радонежского. Далее мы можем говорить о таких столпах православного наставничества, как преподобный Серафим Саровский, праведный Иоанн Кронштадтский, оптинские старцы...

Разговоры о том, что "сейчас уже нет старцев" ведутся по меньшей мере 1000 лет. Так, в одной из работ Симеон Новый Богослов пишет примерно следующее. Вот, мол, ходят монахи по нашему монастырю и говорят, что истинных старцев больше не будет. Преподобный Симеон жил в десятом веке. Преподобный Сергий еще не родился. Тот же автор пишет по этому поводу так, что лучше иметь духовником просто благочестивого монаха или приходского священника, чем жить самочинно, вне благословения и совета.

Русский мальчик должен с детства привыкнуть исповедоваться и советоваться с духовником. Это нормальное духовное отправление. Как семейный врач, зная с детства того или иного мальчика, позже легко и быстро определяет, почему у него, скажем, болит голова. (Потому что это, к примеру, остаточное явление после травмы и т.п.) Точно также и духовник, зная много лет особенности душевного устроения мальчика (позже юноши), быстро и правильно может распознать истоки того или иного порока, духовного кризиса и т.д.

В заключение перечислю важные нравственные качества и психологические способности, которые, на мой взгляд, особенно актуальны в воспитании сегодняшних наших мальчиков.

Это - патриотизм, мужество, понятие о грехе, опыт покаяния в Боге; опыт благодати, радости и покоя после искренней молитвы, близость с природой, жертвенность, чувство стыда и жалости, терпимость к любой мировоззренческой позиции на фоне спокойного и глубокого осознания своей.

Описанные ниже характерологические особенности современных детей не являются калькой психо-физиологических характеристик того или иного типа мальчиков и юношей. Это собирательные образы сегодняшних детей. И дай Бог, если автора обвинят в том, что он сгущает краски. Это тогда еще слава Богу!..

 

Асфальтовый мальчик

Жизнь города - жизнь, удаленная от природы, накладывает на ребенка свою особую печать. Это нередко формирует некую грациозность, утонченность, женственность, а также отсутствие простоты и мужества.

Кроме того, такой мальчик нередко воспитывается либо в неполной семье, либо в семье, где он - единственный ребенок. И это тоже довольно часто порождает эгоизм, тщеславие, одиночество, трудности в общении со сверстниками, депрессию, витальную тоску и уныние.

Город осознается при этом нередко как нечто узкое, то, что сковывает, как "каменный мешок".

Если мальчик делает успехи по музыке, то своеобразная музыкантская утонченность также нередко ведет к депрессивности, нервности, истеричности, тщеславию, капризности, возникает своеобразный феномен "кумира семьи".

Упования родителей на то, что "великая музыка" сама по себе сможет облагородить душу - все эти упования, как правило, оказываются тщетными. Ибо великое искусство развивает лишь душевность личности. А начитанность, многознание и осведомленность таких детей не рождает, к сожалению, светлого ума. Начитанность и осведомленность, не подкрепленные духовностью, рождают все те же высокоумие, надменность и нередко цинизм.

Собственно же одухотворение приходит через веру и религиозность. кстати, именно поэтому композиторы писали как религиозную, так и светскую музыку.

Не надо понимать автора в том смысле, что он пренебрегает искусством. Отнюдь! Религиозное искусство и светское многим обязаны друг другу. Речь идет здесь просто о разных уровнях: воспитание душевности и воспитание духовности.

Отсутствие духовного воспитания рождает праздность души. Праздность, пустота, невостребованность души возникает даже и при формальной загруженности детей в различных школьных секциях и кружках. Но свято место никогда не бывает пусто. Душа ребенка постепенно заполняется энергиями, имеющими безблагодатную, а часто и откровенно демоническую природу.

С этим связаны излишняя мечтательность и романтизм, сопряженные нередко с частичной потерей чувства реальности. Глубина депрессивности у многих сегодняшних детей все чаще сочетается с суицидальными тенденциями.

Описанные отрицательные характеристики социального "верха" детского общества, увы, не делает его верхом в подлинном смысле этого слова. И причин главных здесь две: отсутствие мужества и праздность. И нам, священникам, приходится очень часто выслушивать горькую исповедь матери о той или иной трагедии в жизни сына и восклицания типа: "За что, ведь я все ему дала".

О социальном низе современного детского и подросткового сообщества сказано немало. Но в основном это лишь описание жутких картин подростковой наркомании, ранней проституции, невероятной жестокости и садизма детей и т.д. Однако мало сегодня работ, которые открывали бы подлинные причины появления у нас невиданного до сих пор нравственного падения детей и подростков.

Важнейшим психолингвистическим феноменом всего социального низа, всей сегодняшней российской улицы является матерщина.

И очень наивно понимать это как просто моральный недостаток. Употребление матерных слов - это каждый раз нравственный проступок, который имеет не только рациональную, но и духовную природу.

Дело в том, что человек - единственный из всего живущего на земле, — является обладателем слова. Человек, по определению многих философов, — это словесное животное.

Апостол Иоанн Богослов начинает свое Евангелие с известных слов: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог" (Ин. 1,1).

Этим подчеркивается творческая сила слова. Сам Бог именуется Словом. И первые, зарождающиеся сокровенные, глубинные (главные) чувства и откровения у ребенка, подростка и юноши он должен поименовать, т.е. назвать своим именем. У каждой вещи, каждого чувства, любого города или села есть свое имя. И если вещь, чувство или город переименовывают, то, скажем, вещи начинают портиться, ибо с ними, неправильно поименовав, начинают неправильно обращаться. Город также оскверняется. Так как люди, переименовав город, подменяют потом очень многое. Лгут! Так и с чувством. Высокая, чистая любовь, названная матерно, оборачивается постепенно простой похотью. Юноша обязательно должен первую любовь к девушке назвать (пусть про себя) любовью. Это слово должно быть знакомо ему. Оно должно быть его словом. Он должен сказать (опять же пусть про себя), что наш русский лес осенью невероятно красив. Если он видит красоту, но не говорит об этом вслух (или про себя), то он слепнет и престает видеть красоту. Он должен ощутить уже очно рано тихую, благодатную радость от утренней молитвы. И сказать об этом. Разделить свою радость с мамой и папой.

И вот все эти нарождающиеся чувства зреют у подростка и ждут своего поименования. Но нет! Среда, дворовая компашка, табуирует, запрещает это, глумится не только над словами любовь, красота, благодать, она пресекает даже возможность открытого чистого взгляда. Она опускает подростка.

Цинизм убивает универсальное святое чувство, которым можно описать все лучшее, что есть в наших детях по естеству, т.е. что дано от рождения. Это - благоговение. Но этого мало. Матерщина не просто лжет на эти святые чувства, она их оскверняет. А ребенок - ведь он прост и, как правило, вынужден становиться конформным. А затем он и сам интериоризует эти ложные поименования, т.е. сам начинает лгать на себя, на свой внутренний мир. И этим убивает, выжигает святыню души. Все это приводит к совершенно особому, внутриличностному феномену - бессловесности души. И это не просто "скудный запас слов". Слов как бы вообще нет. Такой человек стыдится слова. Он опущенный. У него остались обрывки каких-то глагольных форм, фрагментарно представлены некоторые из прилагательных и т.п.

В Евангелии от Матфея Господь Иисус Христос рассказывает притчу о званных на вечерю. Царский пир в этой притче символически обозначает встречу с Богом. И вот когда, говорится в притче, брачный пир наполнился возлежащими, Царь, вошедши посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: "Друг! Как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал Царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов." (Мф. 22, 10-12).

Брачная одежда - символ чистоты души, нажитых духовным трудом добродетелей. И как уместно было бы сказать этому человеку: "Господи! Прости меня, Сам дай мне эту одежду". Но грех нераскаянный рождает некое запирание искреннего слова. Возникает ложный, греховный стыд сказать искреннее слово. (Отец Павел Флоренский писал, что грех рождает закрытость души).

Кроме того матерщина - это оскорбление Божией Матери и своей собственной матери. И если Церковь постоянно прославляет Пресвятую Богородицу и учит чтить свою мать, то демоническое начало подвигает оскорблять эти Святыни.

Вот это - начало, основание нашего социального низа. Отними у него скверное слово, вся структура низа развалится, как карточный домик.

И без обиняков надо признать, что нецензурная брань энергетически гораздо сильнее и бытового и литературного языка. Но наша секулярная педагогика, не имеющая подлинного нравственного корня, — что она может противопоставить осквернению через слово. Ведь она не знает источника высшей энергийности - Бога.

Ибо подлинно русский язык, язык А.С. Пушкина, И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского - это язык родом из Евангелия. И когда выбивают основу и оставляют только верхушки, т.е. "великую русскую литературу" вне ее основной Жизни, Энергетики и Фундамента, то человек не устаивает в чистоте, даже и посвящаясь в классику.

И ведь посмотрим, что происходит. Сегодня медленно, но верно матерщиной заражаются все более широкие слои общества. Незаметно появилось убеждение, что в этом ничего нет страшного, что это вроде даже как бы и нормально. Что, мол, и интеллигентные люди ругаются.

Но спросим, что же может быть стражем на пути засилья и осквернения? Только одно - страх Божий. Он сначала оградит от этих слов. А благодать откроет нам наши чувства и поименует их дивными русскими словами. А затем не будет для этой грязи и места в душе, которая наполнена высоким и чистым содержанием.

Описывая "верх" социального слоя российского детского общества, мы говорили о двух главных пороках: праздность и малодушие. Когда же мы переходим к "низу", то здесь также не видно мужества. Хотя социальный "низ" ближе стоит к мужеству. Но мужество - это облагороженная дерзость. Благородная дерзость - уже не дерзость, а дерзновение, мужество. Но все же чаще мы имеем дело не с мужеством, а с жестокостью.

 

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.