Священник Алексий Уминский, директор Свято-Владимирской православной гимназии
  Разговор пойдет о проблемах православной школы. Для многих приходов встает вопрос о создании такой школы, для многих священников не ясно, благословлять ли им своих прихожан отдавать детей в такие школы или, как их называют, "гимназии" (хотя название это совершенно условное) или, наоборот, всячески отговаривать от этого неосторожного шага, так как многие родители уже "обожглись" на таких школах.

Я, к сожалению, не слишком хорошо знаком с другими гимназиями, поэтому речь пойдет об опыте нашей школы – православной общеобразовательной школе Свято-Владимирского учебного центра. Но я уверен, что многие проблемы, с которыми мы сталкиваемся, – общие.

Дело в том что, создавая так называемые православные гимназии, мы не осознавали, да и теперь еще не до конца осознаем, что мы включились в создание совершенно новой школы (системы школьного воспитания), аналогий с которой нет в истории педагогики. Поэтому с таким величайшим трудом эти школы создаются, и поэтому они и очень быстро распадаются, так как, не осознав этого и не начав решать кардинальные проблемы по-новому, ничего невозможно сделать – многие старые привычные формы просто не действуют, и школа перестает существовать или перестает быть православной. Новизна и необыкновенность православной школы заключается в том, что эта школа начала мыслиться как церковная, т. е. имеющая своим основанием те принципы, которые заложены в жизни самой Церкви и конкретно в жизни прихода. Поэтому те школы, которые выросли из прихода, существуют неразрывно с приходом – эти школы держатся, укрепляются; а те школы, которые возникли в стороне от прихода, только с привлечением священника, так сказать, возникли из идеи, – эти школы в основном распадаются или едва существуют (я повторяю, что недостаточно хорошо знаю жизнь других школ, поэтому могу ошибиться).

Что мне кажется принципиально новым в церковной школе? Это отсутствие барьеров.

Школа как структура строится по нескольким уровням:

администрация,
учителя,
дети,
родители.

И между всеми уровнями строятся определенные барьеры, которые, с одной стороны, помогают администрации, учителям управлять учениками и родителями и при необходимости очень хорошо от них защищаться, с другой, конечно, делают школу сферой отчуждения, где ученик всегда в оппозиции к учителю, учитель к администрации, а в свою очередь администрация в оппозиции ко всем без исключения родителям. Эти барьеры являются основным дисциплинарно-педагогическим управленческим инструментом школьной системы. Так вот, православная школа сознательно или бессознательно пошла на слом этих барьеров, так как мы все – и учителя, и ученики, и родители – члены единой Церкви (а у нас – и единого прихода), и у всех нас Единый Учитель – Христос. И для православной школы это стало настоящей радостью и главной трудностью, которую многие не смогли преодолеть или даже осознать.

Был приход, который сложился и укрепился в приснопамятное брежневское время под духовным руководством прот. Сергия Романова. Мы, т. е. прихожане–педагоги и родители, вели посильную катихизацию по домам, у нас была тогда уже воскресная школа, иконописный детский кружок, дети учились церковному пению, на Рождество и Пасху устраивались детские праздники и прекрасные спектакли. Летом обычно было что-то вроде детского лагеря. Это было очень благодатное время – время, когда плоды этого делания были явными – приход сплачивался, дети удивительно мужественно в условиях той школы несли свой христианский крест и отстаивали свою веру. И конечно, все тогда и мечтать не могли, что совсем скоро будут такие огромные возможности создания своей школы со своей концепцией, со своими принципами и идеалами.

Такое время пришло. Школа была создана, разработана концепция, провозглашены принципы и идеалы. Реальный опыт прошлых лет работы с детьми в условиях гонений на Православие, давал уверенность, что все будет еще лучше, еще плодотворнее, чем раньше.

Мы решили, что наша гимназия будет руководствоваться следующими принципами. Принимать детей из воцерковленных семей или, как исключение, таких детей, родители которых твердо встали на путь воцерковления. Принцип приема всех желающих был отвергнут сразу – и я думаю, что это было правильно, т. к. это большая опасность развалить еще не начавшееся дело. Очень многие родители желали бы пристроить своих детей в хорошее место, дать им воспитание и образование христианское, но они не хотят понять, что христианством нельзя заниматься – христианством надо жить. И обычный аргумент таких родителей: "Ну, нам уже поздно меняться, в церковь ходить нет времени, а Бог у нас в душе. Но вот в советской школе – там плохо: мат, драки, воровство, разврат и т.д., а мы хотим, чтобы наши дети изучали Закон Божий и выросли хорошими людьми".

Дети действительно очень восприимчивы на первых порах к Слову Божию, к Богослужению, к молитве. Но если они в школе слушают о том, как надо жить по заповедям, как важно жить единой жизнью с Церковью, со Христом, а дома, в своей семейной реальности видят, что родители просто не придают никакого значения духовной жизни, а то и просто живут открыто по-язычески и могут даже посмеяться над святыней, то рано или поздно ребенок начинает жить двойной жизнью, лицемерить, и такое "православное воспитание" может закончиться фарисейством и кощунством для ребенка, а для православной школы – развалом, что и происходит во многих случаях.

Нам казалось, мы предусмотрели этот очень важный момент и все должно пойти по правильному пути.

Было решено, что православная гимназия – это общее дело прихода-родителей-детей. Это некое строительство-устроение, подобное тому, как устрояется приходская и семейная духовная жизнь. Это очень важный принцип для нас. Он фундаментальный. Апостол Петр в своем первом послании говорит: "...вы, как живые камни устрояйте из себя дом духовный" (1 Пет. 2:5). Поэтому школа должна жить общей жизнью прихода и семьи и сама стать подобием прихода и семьи. Для этого преподаватели, родители и дети должны духовно трудиться, жить общей духовной жизнью. Вместе молиться, вместе приступать к таинствам. И этим действительно рушилась страшная баррикада, которую воздвигла советская школа между учителями и учениками, родителями и школой. Нам представлялось (и это так в действительности), что литургическое общение явится самым плодотворным моментом нашего примирения и сотрудничества. Тем более что обычно в православных школах наполняемость классов очень небольшая, около 10 человек, что должно делать общение учителя и учащихся дружески-семейным.

Был разработан учебный план, который включил в себя помимо базовых компонентов, конечно, Закон Божий, несколько иностранных языков, несколько древних языков, церковное пение, церковное шитье и другие так называемые гимназические предметы. Тут можно сказать, что, конечно, основной идеей создания православной школы было желание уберечь наших детей от той действительно растлевающей обстановки, которая существует в государственных школах. Но конечно, эйфория, в которой создавалась школа, вскружила нам всем голову и мы замахнулись на нечто, может быть, непосильное для нас, а главное, для наших детей, которые совершенно оказались не готовыми к такому напряженному учебному плану. Мне сейчас кажется, что, может, даже и не нужно в современной школе изучать древние языки, когда дети по-русски говорят коряво, но это другой вопрос.

Оказалось, что эйфория проявилась не только в этом.

Концепция разработана, принципы провозглашены. Родители забрали своих детей из государственных школ и привели в нашу гимназию.

Первый год был, конечно, удивительным для всех. С Божьей помощью все получилось как мы и мечтали – у преподавателей удивительный подъем, у детей – желание учиться, у родителей–готовность все свободное время посвятить гимназии. Было такое чувство, что Господь совсем рядом и все восполняет, все устраивает. Вообще, конечно, все делалось, как часто у нас бывает, на скорую руку – успеть поскорее все устроить, так как неизвестно, что будет завтра. Хорошие люди пришли работать – православные, но не педагоги, специалисты-предметники – но без школьного опыта. Все это было неощутимо в первое время – слишком велика радость нового дела, слишком много эйфории. Потом это очень больно отзывается на всем учебно-воспитательном процессе. Мы слишком быстро похоронили советскую школу, радостно отряхнули ее прах с наших ног и совершенно не заметили тот колоссальный положительный и учебно-методический, и административный, и даже воспитательный опыт, которым она обладала.

Нам казалось (и многим так продолжает казаться) : мы все православные – у нас все будет хорошо – мы победим. Но реальность оказалась несколько другой. Прежде всего – дисциплина. По прошествии некоторого времени оказалось, что наши православные дети совершенно не умеют себя вести. Более того, когда с нашими друзьями оказываешься в музее, на экскурсии, в общественном месте, ведут они себя не просто плохо, а так, что выделяются своим диким поведением по сравнению с детьми не православными. То же и на уроках – стало возможно то, что в обычной государственной школе было совершенно недопустимо. Дети не обращают внимания на педагога, не здороваются со старшими, ходят по классу во время урока и т. д. Учителя, которые в школе не работали, не в состоянии наладить дисциплину во время урока. Тем более что все учителя страшно боялись таких непопулярных "советских методов" как "2", запись в дневник, вызов родителей и т. д.

Дисциплина подрывалась еще тем, что наши православные родители, когда хотели – ребенка приводили, когда не хотели – оставляли дома или, что еще лучше, в храм ходили вместо уроков – по их мнению, это важнее, и тому подобные вещи.

Мы сначала не поняли, в чем дело, почему так происходит – совершенно обратный эффект. Но если мы будем внимательны сами к себе, все прояснится. Оказалось, что принцип семейственности был воспринят не в смысле особенной ответственности и духовного родства, а в смысле панибратской вседозволенности, и воспринят так в основном со стороны родителей. Вообще я сейчас коснусь очень важной проблемы, которая касается современного состояния приходской жизни в нашей Церкви и которая определяет очень и очень многие проблемы в нашем так называемом церковном возрождении. Советская эпоха совершила в церковном сознании очень сильный переворот, и коммунистическая формулировка, что Церковь существует для "отправления религиозных потребностей", прочно вошла в сознание советского и постсоветского человека. Давайте посмотрим, проверим себя – зачем мы ходим в Церковь, зачем мы причащаемся, молимся, исповедуемся? В чем для нас заключается духовная жизнь? И если мы будем честны, то в большинстве случаев окажется, что ходим мы только для себя, т. е. чтобы у Церкви получить, взять, унести, устроить свою жизнь. И чаще всего нам нет серьезного дела до тех, кто молится рядом с нами, т. к. молитва – это тоже наше личное дело. Мы пришли в Церковь получить, Церковь должна нам дать. Все очень просто – для нас обычно так складывается духовная жизнь. И так и все существует для нас: и община, которая должна о нас заботиться, и духовник, который обязан нас окормлять, и гимназия, которая должна решать все наши семейные проблемы. А на самом деле все наоборот – это мы должны идти в Церковь, чтобы отдать себя Богу и ближним, это в нас нуждается приход, это мы "живые камни", без которых не может строиться здание Церкви. Это очень большая проблема, которую всем решать. Это наш общий очень низкий церковный уровень – духовное потребительство, которое прежде всех других проблем тормозит духовное строительство нашей Церкви. Вот обычная картина, которую приходится наблюдать в храме. Приходит семья в храм с детьми и сразу старается отойти от детей подальше. Дети бегают по храму, мешают всем, толкаются, а родители благоговейно замерли в молитве, ничего не видят и не слышат – им нет никакого дела до того, что другие не могут молиться из-за их детей. Им все равно – они пришли получить, и они "свое" возьмут. И дети, которые веселились во время службы, толкались, выбегали, совершенно не молились, бездумно причащаются, причащаются часто – считается, что от этого дети вырастут настоящими христианами. Потом эти дети приходят в православные гимназии и ведут себя так, как они ведут себя в храме, ведь гимназия (это наш принцип!) – продолжение церковной жизни. И родители недоумевают, почему к ним претензии – ведь мы же все свои, почему никто не хочет понять их проблем, они же со всей душой решили переложить свои проблемы на хрупкие плечи только что образованной православной гимназии, которая еще должна хоть что-нибудь заплатить за работу преподавателям.

Дети воспринимают школу как место, куда их поместили, чтобы избавить от всех проблем, в том числе от учебы. Приходится преодолевать у детей и, конечно, у родителей странный "православный" принцип, что для ребенка главное – читать по-церковно-славянски и знать гласы, а что более того – " от лукавого". И когда приходится исключать за неуспеваемость, родители и дети возмущаются: "Как? Нам придется идти в эту "ужасную государственную школу"? Где мы погибнем, где над нашими детьми будут издеваться?" – такая вот спекуляция. На самом деле в государственной школе многие наши дети проявили бы себя гораздо лучше, чем в православной, более ответственно и дисциплинированно.

С еще более опасной ситуацией мы столкнулись на уроках Закона Божия. К нашему удивлению и тревоге, мы стали обнаруживать сильное охлаждение и равнодушие наших детей к вероучительным предметам и молитве. Молитва перед уроком, перед едой стала превращаться в кощунственную скороговорку. На уроках по Закону Божию – отсутствие страха Божия, дети стали красоваться друг перед другом бесстрашием и кощунством, т. е. опять совсем противоположный эффект. И это дети из церковных семей. Это очень опасное явление, которое происходит во многих православных школах. Оказалось, что мы в своих концепциях и принципах забыли об очень важных вещах. Мы думали, что духовная жизнь наших детей складывается дома и в храме. Наше дело их направить в Законе Божием, дать им знания Священной истории и духовных законов. Но наши дети стали воспринимать эти духовные дисциплины, не прилагая никакого духовного труда, внешне, на интеллектуальном уровне, минуя душу и сердце (10 лет назад за такие занятия многие заплатили бы и лишением работы, и отчислением из института и школы, а может быть, и тюрьмой). А теперь это слишком легко дается. И то духовное богатство, которое мы имеем благодаря крови мучеников и подвигу преподобных, наши дети получают с удивительной легкостью и безответственностью. Они могут подробно объяснить чинопоследование богослужения, растолковать Символ веры, много рассуждать на евангельские темы, но в реальной жизни они совсем другие, живут другим. Получается какая-то брешь между церковной молитвой, причащением и тем, что реально наполняет их жизнь. Получается опять, что когда они учились в государственных школах, им приходилось реально отвечать за свое христианство, бороться за него. В среде, далекой от церкви и часто враждебной, дети проявляли себя христианами, а в православной школе, среди таких же детей, они, с одной стороны, чувствуют себя "избранным стадом", превозносятся, а, с другой стороны,– красуются друг перед другом отсутствием благоговения и бесстрашием. Я хочу оговориться, не подумайте, что в православной гимназии собрались самые злочестивые и бесчинные дети, которые только и делают, что нарушают дисциплину и богохульствуют. Я сейчас говорю о тех росточках, о тех "цветах зла", которые неожиданно для нас стали вдруг проявляться, о тех тенденциях, которые могут проявиться, если их не увидеть сразу и не искоренить. Что же делать в подобной ситуации? Оказалось, что мы лишили детей очень важной области жизни – душевной.

Мы пытаемся научить детей реализовывать себя в области интеллектуальной – это учеба, языки, кружки, т. д. Они это воспринимают в меру своих способностей: кто-то лучше, кто-то хуже; в области духовной – Закон Божий, молитва, храм; к духовной жизни дети пока еще не способны в той степени, в которой мы от них ожидаем. Духовная жизнь – это делание их зрелости и нашей духовной зрелости – мера возраста Христова. А ступенька к жизни духовной – правильно устроенная жизнь души. Правильное душевное устроение приведет к устойчивой, трезвенной и жертвенной духовной жизни. Детям нужны реальные общие, интересные дела, в которых бы они могли проявить себя, хотя бы пока еще просто как настоящие люди, которые не предадут товарища, помогут другу, простят обиды; дела, которые научат их дружить и дорожить друг другом. Это, конечно, паломничества и походы – такие, в которых детям надо будет что-нибудь преодолеть; это может быть школьный театр; в нашей гимназии мы стали издавать журнал "Гимназист", и, что еще очень важно, это участие детей в храмовом богослужении. В нашем приходском храме суббота – это день, когда в храме на клиросе поют дети, дети читают, готовят богослужение, звонят на колокольне. Они чувствуют свою ответственность за храм и службу и молятся по-настоящему.

Проблем и неожиданностей будет еще, наверно, очень много, я затронул немногие.

Мне кажется, что для Церкви создание своей православной школы – это самая главная проблема после проблемы создания приходской жизни. И те приходы, которые собираются создавать такие школы, берут на себя очень тяжелый крест. Сейчас в России всего-то приблизительно 60 православных школ, по уровню очень разных, и тенденции к росту их нет. Это действительно очень трудное дело и, конечно, горько и обидно, что до нас нет практически дела со стороны наших епископов, что Архиерейский собор, который рассматривал вопросы образования, ограничился только проблемами духовных школ. Православными школами никто не занимается, кроме государственных учреждений образования – мы с ними гораздо теснее связаны и зависим от них и материально, и законодательно, а отдел Религиозного образования даже связи не наладил между православными школами Москвы. Материально – мы нищие. Поэтому те приходы, которые думают о будущем Церкви, которые, несмотря ни на что, в своих приходских помещениях создают школу, а не магазин, – они по-настоящему служат Церкви и созидают ее. Это подвиг сейчас – спасти наших детей. И создание нашей церковной школы – это дело не частное, а общецерковное.

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.