Обращение к истории русской религиозной философии в рамках системы богословского образования зачастую вызывает вопросы: ее ортодоксальность часто ставится под сомнение, а актуальность, как кажется, ушла в прошлое. Тем не менее, интерес к этой области не исчезает, поскольку он обусловлен специфическим положением русской религиозной философии - оказавшись в пространстве между церковной и светской культурой России XVIII – XX веков, ее представители не могли не задаться вопросами, которые и для нашего времени остаются значимыми и насущными. Прежде всего, речь идет о значении христианской веры для современного человека. О месте русской религиозной философии в системе духовного образования рассуждает доктор философских наук, профессор и заведующий кафедрой философии и религиоведения Богословского факультета ПСТГУ К.М. Антонов.
Введение
Актуальность обращения к традиции русской религиозной
философии в рамках системы богословского образования обусловлена специфическим
положением этой традиции в истории христианской мысли: оказавшись в
пространстве между церковной и светской культурой России XVIII – XX веков, ее
представители не могли не задаться вопросами, которые и для нашего времени
остаются значимыми и насущными: как возможно быть христианином в современном
мире? Как возможна вера для современного человека? Что такое религия? Для чего
она нужна в наши дни и вообще?
Отвечая на данные вопросы, представители русской религиозной мысли предприняли грандиозный пересмотр христианской традиции, попытку возвращения к ее истокам и основаниям. Результаты этой попытки оказались весьма дискуссионными - как известно, ни один из представителей этой традиции не был прославлен в лике святых (за исключением м. Марии (Скобцовой), которая, однако, прославлена как преподобномученица, а не как мыслитель), а многие их идеи, напротив, были признаны сомнительными с точки зрения ортодоксии. Тем не менее, значимость и масштабность этой попытки, ее влияние на богословие XX и уже XXI века (не только русское и даже не только православное) были таковы, что без ее осмысления и учета современное христианское мышление кажется невозможным. Таким образом, целью курса является систематическое ознакомление учащихся духовных школ с основными результатами традиции русской религиозной философии, ее современного изучения, истоками, контекстом и влиянием.
В связи с этим представляется необходимым: выявить основные религиозные, культурные, социальные и интеллектуальные факторы, повлиявшие на становление этой традиции; представить ее периодизацию; для каждого периода дать общую характеристику контекста развития русской религиозной мысли, включая перспективы отношений философии и Церкви, философии и культуры; для каждого периода описать диалектику развития основных направлений мысли и институций, в рамках которых происходило это развитие; для наиболее значимых мыслителей дать систематизированное описание их жизни, сочинений и идей, их укорененности в истории мировой философии и богословия, а также – их роли в современных дискуссиях и современное состояние научного изучения их наследия.
Из сказанного видно, с какими курсами тесно взаимодействует
материал курса истории русской религиозной философии. Прежде всего, это
конечно, общий курс истории философии, причем русскую философию целесообразно
читать либо параллельно с историей современных ей течений западной мысли, либо
по завершении общего курса. Это соединение должно демонстрировать учащимся
переплетения и взаимозависимости, соединяющие русскую и мировую философскую
мысль, раскрывать действительные (а не мнимые) элементы оригинальности,
присущие русским философам. При этом, правда, надо иметь в виду, что авторы,
оказавшие существенное влияние на русскую мысль зачастую в общем курсе
философии либо упоминаются мимоходом, либо вообще не упоминаются (напр. Я.
Беме, Хр. Вольф, Фр. Якоби, Ж. де Местр, Ф. Баадер, поздний Шеллинг). Столь же
небесполезно (и по тем же причинам) учащимся иметь представление об основных
направлениях западной богословской мысли соответствующей эпохи.
Другой, столь же значимый контекст – история России, история Русской Церкви Синодального периода и XX века, история русского богословия, церковно-государственные отношения в истории России, история русской культуры и/или литературы. В этой точке пересечения учащиеся смогут лучше осознать родные корни русской философии, истоки ее оригинальности, исторически ответственно представят себе адресатов ее полемических инвектив, научатся лучше различать риторические фигуры и подлинные мыслительные ходы в творчестве ее представителей. С другой стороны, учащимся станет понятно, сколь многое в их представлениях о родной стране и ее культуре коренится в концепциях и дискуссиях русских религиозных философов (или их атеистических оппонентов). Существенен здесь и момент обратного влияния: влияния русских философов на русских писателей, художников, композиторов и – что особенно важно для духовных школ – на русских богословов, в особенности, на основные направления русского богословия XX века.
Следующая группа предметов, с которыми данный курс образует устойчивое пересечение – это основные вероучительные дисциплины: введение в вероучение, догматическое и нравственное богословие. Русские религиозные философы активно и с удовольствием работали с основными догматическими концепциями (чего стоит только дедукция троического и христологического догмата в «Чтениях о Богочеловечестве» Вл. Соловьева или участие Флоренского, Булгакова, Лосева в имяславческом споре) и еще активнее – с христианской нравственностью и ее социально-политическими импликациями. К ним восходит и персоналистическое и этико-онтологическое прочтение Троицы, и критика юридической концепции искупления, и значимые элементы современной экклезиологии («соборность») и многое другое – не только современному богослову, но и современному пастырю полезно представлять себе генеалогию этих идей, независимо от того, согласится он с ними или не согласится.
Отметим, наконец, что курс пересекается и с более специальными дисциплинами: апологетикой, литургикой, библеистикой, патрологией, пастырским богословием, иконоведением и т.д. С каждой из них русские мыслители так или иначе соприкасались: где-то они вырабатывали собственные концепции, где-то – вносили свой специфически-философский взгляд, где-то трансформировали методологию и подходы, где-то – их идеи оказывались востребованы последующими авторами (как например в пастырском богословии: у митр. Антония Храповицкого – идеи Достоевского, у архим. Киприана (Керна) – идеи Бердяева и Вышеславцева).
Подводя итог несколько затянувшемуся введению скажем, что в результате освоения дисциплины учащийся должен:
- знать основные идеи, произведения и наиболее значимые факты биографии представителей русской религиозной философии. В идеале – представлять себе внутренние взаимосвязи этих идей, логику их появления и становления, ход их развития и его исторический контекст, их влияние на развитие богословской мысли;
- уметь видеть эти идеи и их влияние в текстах, явлениях культуры, фактах общественной и религиозной жизни; сознавать как преемственность современности по отношению к ситуации русской мысли, так и историческую дистанцию, которая отделяет нас от нее;
- иметь навыки критического осмысления этих идей, их использования в актуальной идейной полемике, в анализе текущей религиозной, культурной, общественной, политической ситуации, в собственном осмыслении окружающего мира и своих отношений к Богу и другим людям.
Терминология
Русская религиозная философия – сложное понятие, которое нуждается не только в прояснении отдельных своих составляющих, но и в отграничении от смежных и отчасти синонимичных понятий.
Прежде всего, следует сказать об отличии религиозной философии от церковного богословия в целом. Несомненно, обе эти формы мышления могут выступать как способы христианского свидетельства о Боге и жизни в Нем, однако первая ориентирована прежде всего на рефлексивную экспликацию личного религиозного опыта, в то время как второе понимается здесь как рефлексивная практика, «имеющая интенцию выразить сотериологический опыт Церкви в понимании Откровения» , иными словами – как саморефлексия Церкви о своем собственном бытии и благовестии. Если первая представляет Предание Церкви в той мере, в какой оно вмещается в личный опыт и служит фактическому расширению познавательного кругозора мыслителя, то для второго Предание выступает одновременно и как главный предмет систематического исследования, и как фундаментальная, осознанно вводимая в мышление предпосылка. Это различение позволяет и в творчестве конкретных мыслителей проводить разграничение между его философской и богословской составляющими.
В связи с этом следует оговорить и развести еще некоторые важные понятия.
Русское «богословие мирян» – термин, недавно введенный прот. П. Хондзинским, позволяющий в общем потоке русской религиозной мысли вычленить упомянутые собственно богословские, т.е. созданные с прицелом на выражение «позиции Церкви» тексты русских мыслителей (напр. «Церковь одна» А.С. Хомякова). Учитывая, что окончательное разграничение чисто богословских и чисто философских аспектов в творчестве русских авторов, зачастую критично или даже скептически относившихся к «школьным» разграничениям жанров и дискурсов, вряд ли возможно, а к тому же курс «истории русского богословия» кажется еще не конституирован в нашей духовной школе, указанный богословский аспект следует, безусловно, вводить в изложение. При этом, однако, он не должен замещать собственно философскую мысль, а должен рассматриваться именно в ее контексте и с указанием описанных выше границ.
К этому примыкает то, что можно назвать «философской теологией в русской мысли» – ситуации, когда русские философы выходили на богословскую проблематику так сказать «на свой страх и риск», исходя не из данных откровения, а из своего собственного, «естественного» (пусть и просвещенного «светом Христовым») человеческого сознания, не претендуя, по крайней мере эксплицитно, на нормативно-церковный статус своих идей и построений. Эта часть уже полностью принадлежит курсу «русская религиозная философия» и, вероятно, должна составлять одну из его несущих конструкций.
Русская философия – по отношению к термину «русская религиозная философия» является более широким понятием, включая и тех русских мыслителей, которые не принадлежали к традиции русской религиозной философии в том смысле, который будет разъяснен ниже. Дело не только в том, что среди русских мыслителей были и религиозно-индифферентные личности или такие, для которых религия не стояла в центре их познавательных интересов (среди несомненно выдающихся – Г.Г. Шпет и М.М. Бахтин) и не только в том, что даже у религиозных авторов не все элементы их мысли обязательно привязывались к религиозной теме (напр. логика А-ра И. Введенского или Н.О. Лосского). Дело также в том, что, как мы увидим ниже, даже философия представителей духовных академий не является в полном смысле слова религиозной философией, поскольку она принадлежит к другому типу мысли – как правильно отметил прот. В. Зеньковский: «схоластике в лучшем смысле этого слова». Тем не менее, изложение основных идей этих философов, поскольку они и сами по себе представляют высокую ценность и поскольку они несомненно оказали влияние на развитие религиозной философии в узком смысле слова (влияние Юркевича и еп. Никанора (Бровковича) на Соловьева, Несмелова на Бердяева и т.д.) несомненно, должно войти в данный курс.
Еще один важный аспект этой проблемы – идеи мыслителей-атеистов, т.е. авторов, не просто неверующих, но сделавших свое неверие такой же точкой отсчета для своего мышления, какой для религиозных философов была их вера. Идеи этих авторов я лично склонен скорее относить к русской религиозной философии (следуя идее «религии человекобожества» Булгакова) и, разумеется, данный курс не может обойтись без их обсуждения: они не только представляют собственный интерес, но и 1) служат для представителей русской религиозной философии точкой отталкивания и предметом критики, а потому необходимы для их адекватного понимания, и 2) их критическое осмысление для современного мыслящего христианина представляется необходимым условием церковного взросления, поскольку полемика, начатая Фейербахом, продолжается до сих пор и во многом до сих пор определяет движение современной культуры. Не поверхностный (и потому распространенный) естественно-научный атеизм a la Бюхнер и Докинз, а серьезный, экзистенциально-антропологический атеизм Фейребаха, Маркса, Ницше, Бакунина, Белинского, Герцена, Фрейда, Сартра, Н. Гартмана и Камю является серьезной (и враждебной Церкви) духовной силой, чья работа требует осмысления и ответа. Диалектика религии и атеизма в русской мысли – также одна из важных несущих конструкций данного курса.
Русская общественная мысль – понятие, во многом пересекающееся с русской религиозной философией, однако, по содержанию в него входят не философские, а публицистические аспекты мысли русских интеллектуалов, а по объему – не только религиозные мыслители, но и все интеллектуалы вообще. По ряду причин (общая политизированность русского дискурса еще с дореволюционных времен, неопределенность в отношениях русской и европейской культуры, советские идеологические штампы и необходимость поиска путей их обхода) в изучении истории русской интеллектуальной культуры эти, по существу, очень разные, понятия часто смешивались. Четкое разграничение собственно философского, в том числе социальной и политической философии, и прикладного социально-политического, включая многочисленные размышления о «судьбе России», содержания и, по возможности, тщательное исключение последнего – залог успешного и академичного построения курса.
Русская религиозная мысль – понятие более широкое, чем русская религиозная философия, поскольку включает в себя не только философские идеи русских мыслителей, но и их в узком смысле богословские построения, а также работы, выполненные в других жанрах, как например, история религии, история философии (напр. «Метафизика в Древней Греции» и «Учение о Логосе в его истории» С.Н. Трубецкого, «Дионис и прадионисийство» Вяч. Иванова), религиозная публицистика, религиозно-метафизическая литературная и художественная критика и подобное.
Попытаемся теперь уточнить содержание понятия «русская религиозная философия», что естественным образом требует прояснения всех трех ее составляющих.
Философию я бы предложил в самом общем виде определить как систематическую рефлексию, направленную на наиболее общие основания бытия, знания, деятельности и творчества человека.
Это определение нуждается в развертывании. Такая рефлексия может реализоваться только как особый тип духовной жизни, особый «способ быть человеком» (Ортега-и-Гассет). Раз возникнув и стремясь к воспроизводству, он порождает философию как «культурную систему» (в смысле К. Гирца), - реализующуюся в определенном множестве текстов, общественных институтов, периодических изданий, в образовательной среде, публичной полемике и т.д., - и взаимодействующую с другими аналогичными системами: религией, искусством, литературой, наукой, правом, политикой, повседневной жизнью. Тем самым философия складывается как непрерывная преемственность мысли, обладающей собственной логикой становления. Важный аспект курса – показать, как происходило в России становление философии в этом смысле.
Наибольшая трудность связана, пожалуй, с адекватным пониманием религиозного характера русской мысли. В настоящее время понятие «русская религиозная философия» превратилось в штамп, которым активно манипулируют как некритически настроенные апологеты русской мысли, так и ее противники. Одни приписывают ей особую «духовность», «спасительность», профетичность, поэтичность, метафоричность языка и проч. Другие, легко превращая эти мнимые (для философии) достоинства в недостатки, напротив, усматривают тут же преобладание «мистицизма», «догматичность», недостаток «научности», критичности, рациональности, аргументированности и т.д. Наконец, третьи объявляют ее своего рода «недо-теологией», слишком вольно и поверхностно обращающейся с незыблемыми богословскими константами (а их оппоненты, наоборот, склонны видеть в ней едва ли не новое слово в христианстве вообще). Так выстраиваются искусственные оппозиции русской и западной (европейской) философии с одной стороны, а также русской религиозной философии и православного богословия - с другой. В итоге, зачастую, под разными предлогами ставится под сомнение и ценность, и само наличие и даже необходимость собственной философской традиции в России.
Представляется, что понятие «религиозная философия» означает не религиозную апологетику философскими средствами, и не философскую адаптацию теологии к мирской сфере, но такую философию, в которой религиозная тема находится в центре познавательного интереса.
С достаточной степенью уверенности можно предположить, что религиозная философия в этом смысле представляет собой не философское направление и не особую философскую дисциплину, но особый тип и стиль мышления, возникающий в ситуации, когда в культуре одновременно имеют место два определяюще значимых фактора:
1) относительно стремительное становление сильной секулярной культуры;
2) наличие мощной религиозной традиции, относительно консервативной, будто бы «запаздывающей» в сравнении с первой.
Взаимодействие, столкновение и пересечение обеих тенденций формируют ряд особых вызовов, которые в судьбах конкретных философов переживаются как религиозный опыт (и нередко ведут к религиозному обращению) и требуют (в силу непонятности языка традиции для носителя секулярной культуры) специфической осмысляющей проработки, совокупные результаты которой мы и называем религиозной философией.
Она является философией, поскольку стремится уяснить предельные онтологические основания, условия возможности и гносеологические следствия такого опыта, и сам этот опыт воспринимается здесь как определяющий опыт человеческого существования вообще и при этом в силу описанной культурной ситуации не имеет церковного Предания в качестве априори принятой предпосылки (в отличие от богословия).
Она является религиозной, поскольку данный опыт и порождаемые им проблемы становятся предметом того, что мы, вслед за П. Тиллихом, называем «предельной заботой», определяет направленность познавательного интереса мыслителя.
Русская религиозная философия не является в этом смысле полностью уникальной. В Новое и Новейшее время подобные процессы раньше или позже проявляются в ряде национальных культур - например, во французской, немецкой, итальянской, испанской, американской, чешской, польской, румынской, датской, еврейской, японской, китайской, индийской и т.д.
В нашем случае религиозная философия является также русской, поскольку экзистенциальное и интеллектуальное усилие, связанное с этой заботой, ставит вопрос о том, по каким причинам и для чего оно рождается в России и совершается на русском языке. Русская философия в этом плане рассматривается здесь как своеобразный вариант общеевропейской философской традиции.
История и периодизация
Сказанное влечет за собой и определенное понимание истории русской мысли. Философия в указанном выше смысле возникает в России лишь к 20-м годам XIX в., причем возникает именно в форме религиозно-философского мышления, которое во многом оказывается определяющим фактором всей ее дальнейшей судьбы. До этого имеет место предыстория русской философии, ее латентное существование в виде усвоения сведений о философах и философских идеях, тех или иных форм передачи философского знания (прежде всего, в рамках учебных предметов), иных проекций бытования философской традиции.
Периодизация истории русской философии с этой точки зрения выглядит примерно так.
В культуре Древней Руси мы можем видеть скорее элементы знаний о философии, нежели философских знаний в собственном смысле слова. Только в середине и ближе к концу XVII в. философия становится предметом преподавания и изучения в духовных школах того времени. И лишь в XVIII в. появляются первые опыты самостоятельного философского мышления (М.В. Ломоносов, Г.С. Сковорода, Радищев и др.).
О начале устойчивого систематического философствования в
указанном выше смысле можно говорить, начиная с 1820-х гг., в связи с
деятельностью прот. Ф.А. Голубинского в МДА, творчеством П.Я. Чаадаева,
штудиями кружка любомудров (из близкой к последним среды вышли в дальнейшем
главные представители славянофильства (И.В. Киреевский и А.С. Хомяков)), с
последующей полемикой между славянофилами и западниками.
Прот. Ф.А. Голубинский
Важной вехой на этом пути явилось основание и развитие в Российской империи светского и, что не менее важно, всесословного высшего образования, с университетом как научно-образовательной институцией, в которой философия могла приобрести самостоятельный дисциплинарный статус . Однако это происходит далеко не сразу, достаточно вспомнить гонения на философию в 1819-1821 гг., существенно сократившие ее присутствие в высшей школе, и, особенно, репрессии 1850 г., когда философские кафедры в светских учебных заведениях были упразднены . Полноценные философские курсы возвращаются в университеты лишь в ходе реформ 1860-х гг.
В результате в 1870-е – 1890-е гг. происходит переход в новое качество: русская философия вступает, по удачному выражению Зеньковского в «период систем», открывающийся, прежде всего, творчеством Соловьева и ряда выдающихся представителей духовно-академической мысли.
На этой основе позже происходит так называемый «религиозно-философский ренессанс» начала XX в., с которым связан ряд имен наиболее известных представителей русской религиозной философии.
Это направление развивается и завершается в сложных условиях русской эмиграции с одной стороны - и, с другой, в Советском Союзе, где сами попытки даже малейшего сохранения традиции нередко требовали от ее носителей выбора поистине исповеднического пути.
В настоящее время этот цикл развития русской религиозной философии представляется завершенным. Ныне она выступает прежде всего как живое интеллектуальное и духовное наследие, вошедшее, аналогично наследию русской литературы и искусства, в естественный культурный фон всякого просвещенного человека, связывающего себя с русской культурой как родной - или близкой и содержательно понятной по сходству судьбы, смысла и целеполагания.
Освоение этого наследия, осознание его действительной роли, места и значения в нашей жизни и в нашем мышлении (в том числе, богословском), его осмысленная реактуализация в новых исторических условиях — делают необходимым систематическое учебное и научное обращение к нему (вводный раздел написан в соавторстве с Н.А. Вагановой, которую я благодарю за возможность использования соответствующих материалов – К.А.).
История дисциплины
Следует различать историю русской философии как научную и
как учебную дисциплину.
Первой работой, написанной в жанре «история русской философии», была шестая часть «Истории философии» архим. Гавриила (Воскресенского) (Казань, 1839) . Характерными особенностями русской философии, в сравнении с европейской, назывались преимущественная ориентация на Платона и стремление к примирению веры и разума. За этим первым опытом новые попытки осмыслить и обобщить путь, проделанный русской мыслью, обнаруживаются только в 90-е гг. XIX в. Здесь следует отметить работы профессора МДА Ал-ея И. Введенского «О задачах современной философии в связи с вопросом о возможности и направлении философии самобытно-русской» (Москва, 1893) и профессора Санкт-Петербургского университета Ал-ра И. Введенского «Судьбы философии в России» (Москва, 1898), очерки М.М. Филиппова «Судьбы русской философии» (Санкт-Петербург, 1894), библиографические «Материалы для истории философии в России» (Москва, 1890-1891) Я.Н. Колубовского, сборник в шести выпусках «Философия в России. Материалы, исследования и заметки» (Казань, 1899–1902) Е.А. Боброва. Большую роль в становлении исторического изучения русской философии сыграла состоявшаяся в 1910 г. полемика между В.Ф. Эрном и С.Л. Франком . Эрн, настаивавший на оригинальности и значительности русской философии, обозначил в качестве ее определяющих черт религиозность, онтологичность и персоналистичность, в то время как Франк указывал на несостоятельность ее рассмотрения вне общеевропейских основ. Вскоре выходит «Очерк истории русской философии» (Санкт-Петербург, 1912) Э.Л. Радлова, где, как на характерные особенности русской мысли, указывается на мистицизм и интерес к этическим проблемам.
Подъем интереса к истории русской философии отмечается вскоре после революции 1917 г., когда одновременно появляются «Очерки русской философии» (Берлин, 1922) Б.В. Яковенко, предложившего «западническую» версию истории русской философии, книга М.Н. Ершова «Пути развития философии в России» (Владивосток, 1922) и «Очерк развития русской философии» (Петроград, 1922) Г.Г. Шпета. Последний труд представляет собой наиболее значительное на тот момент систематическое исследование русской философии, доведенное, правда, лишь до начала 1840-х гг. Значение этого исследования, написанного с последовательно «западнических» позиций, определяется, прежде всего, доскональным знанием источников ее автором.
Эта работа была продолжена и развита прежде всего в
эмиграции. К концу 1930-х гг. традиция русской мысли осознавала себя уже
настолько состоявшейся и раскрывшейся в своей самобытности, что систематическая
рефлексия относительно ее истории и характерных черт становится необходимой
составляющей ее развития. Эта рефлексия нашла свое отражение, помимо множества
более или менее частных исследований, в таких значительных обобщающих работах,
как «Пути русского богословия» о. Георгия Флоровского (Париж, 1937), «Гегель в
России» Д.И. Чижевского (Париж, 1939), «Русская идея» Бердяева (Париж, 1946).
Наряду с этим следует отметить ряд сочинений Франка 1920-х – 1930-х гг. ,
дополнительной функцией которых стало первое достаточно полное представление
истории русской философии иноязычной (главным образом немецкой) аудитории. Эту
деятельность продолжили Ф.А. Степун и
отчасти Г.П. Федотов, пытавшийся показать англоязычному читателю красоту
духовной культуры Древней Руси .
Прот. Г. Флоровский
Логическим итогом этих процессов стали «классические» «Истории русской философии» В.В. Зеньковского (Париж, 1948-1950) и Н.О. Лосского (Нью-Йорк, 1951, на англ. яз). Зеньковский, во многом следуя Эрну, в качестве наиболее характерных черт русской философии отмечает ее онтологизм и антропоцентризм, проявления которых он видит в «доминировании моральной установки», «напряженном внимании к социальной проблеме», в историософской направленности. В аналогичном труде Лосского такими особенностями предстают интуитивизм и идея цельного знания, которые сочетаются с принципом «консубстанциальности» (всеединства), идеей соборности, и, опять-таки, с интересом «к сущности исторического процесса». При этом оба автора настаивают не только на историческом единстве русской мысли, но и на ее «диалектической связности» и «органичности» развития. В более популярной форме эту традицию продолжают «Очерки по истории русской философской и общественной мысли» С.А. Левицкого (Франкфурт-на-Майне, 1968) и коллективный труд «Русская религиозно-философская мысль XX века» (Питтсбург, 1975) под редакцией Н.П. Полторацкого.
В советской России уже в 1920-е гг. изучение русской философии было фактически прекращено. В 1930-х все без исключения направления философии были поставлены под жесточайший идеологический контроль, рамки которого были определены очерком Сталина «О диалектическом и историческом материализме» . Обобщающие систематические работы по истории русской философии появляются только в 1950-е гг. Они были сосредоточены почти исключительно на радикальных идейных течениях и изображали материализм, позитивизм, идеологию народничества и других революционных групп, литературную критику революционно-демократического направления, а также, до некоторой степени, так называемый «утопический социализм», в качестве единственно подлинной и продуктивной традиции русской мысли, закономерно, с этой точки зрения, увенчивающуюся марксизмом, в ленинском его варианте, как своим высшим достижением . Редкие упоминания имен философов идеалистического направления сопровождались в подобных изданиях обязательным набором идеологических ярлыков и обвинений . Кроме того, история русской философии систематически подменялась в этих работах историей русской общественной мысли или историей становления русского национального самосознания . Редчайшие, и оттого тем более ценные, исключения допускались для исследователей, писавших о русских мыслителях в контексте сопоставления с античным идеализмом, немецкой классической философией и т.п.
В этот период наибольшие достижения в изучении истории русской мысли принадлежат представителям смежных областей гуманитарного знания (литературоведам, филологам, историкам искусства), находившимся под относительно меньшим идеологическим контролем, нежели философы. Положение начало меняться в 1980-е гг. Книга В.А. Кувакина «Религиозная философия в России. Начало XX века» (Москва, 1980), написанная с идеологически выдержанных, но уже не столь радикально-агрессивных марксистско-ленинских позиций, стала первым адекватным с информативной точки зрения сочинением, отвечавшим своему названию.
На рубеже конца 1980-х – начала 1990-х гг., после ухода советской идеологии, на читателя буквально обрушился поток имен, текстов и мнений, связанных с историей русской философии. При всей важности изданий и исследований того времени отметим, что часть их не смогла избежать идеологически окрашенного «мировоззренческого подхода», воспринятого рядом значительных современных авторов, в том числе православных. Некоторые из них надеялись, вместе со своей аудиторией, обрести в русской философии платформу для скорого построения новой национальной идеологии, производя соответствующий отбор философов и их взглядов. Другие, пытавшиеся дать оценку русской философии исходя из «единственно истинной» позиции, ассоциируемой теперь с некой условной «православной точкой зрения», находили ее духовные поиски и достижения сомнительными и даже еретическими. В то же время труды, написанные с подчеркнуто объективистских позиций, но с любовью к своему предмету представляются предпочтительными как в чисто научных, так и в педагогических целях .
Необходимо отметить и труды зарубежных исследователей, которые, начиная с 1960-х гг., представляли западному читателю сторонний, но сочувственный и потому обладающий собственным значением взгляд на историю русской мысли. Среди них можно назвать таких авторов как Дж. Биллингтон, Л. Мюллер, Ф. Коплстон, Х. Гердт, Х. Дам, П. Элен, Дж. Клайн, Дж. Скэнлан, Т. Шпидлик, А. Валицки, Дж. Саттон, М. Денн, Ф. Буббайер, Б. Маршадье, П. Вальер и мн. др. Результаты их трудов нашли свое отражение в ряде обобщающих исследований и монографий , в том числе вышедших в последнее время .
Посмотрим теперь на историю преподавания русской философии. В дореволюционный период курсов по истории русской мысли еще не было, ни в университетах, ни в духовных академиях. Очевидно, что значительный толчок к их созданию дала эмиграция: русские мыслители, оказавшись за границей, стали там проводниками знаний о русской культуре, в том числе – интеллектуальной, и зачастую чтение посвященных ей курсов было для них важным источником существования. Так, в середине 20-х годов в Русском научном институте в Берлине лекции по истории русской мысли читал Н.А. Бердяев, 1930-32 гг. С.Л. Франк читал курсы «История русского духа», «История духовных течений в России», «Русские мыслители» в Славянском институте Берлинского университета. В Свято-Сергиевском институте в Париже В.В. Зеньковский завершал общий курс истории философии очерками из истории русской мысли. В послевоенный период изучение и преподавание истории русской религиозной мысли на Западе становится важным элементом «советологии», «славистики» и «русистики» в контексте противостояния двух мировых систем (Д. Чижевский, С. Левицкий, Дж. Клайн, Дж. Скэнлан, А. Валицкий и др.).
В Советском союзе кафедра истории философии народов СССР была открыта на философском факультете Московского университета в 1943 г., в момент его возрождения. На протяжении советского периода преподавание истории русской мысли в целом соответствовало указанным выше особенностям советских исследований. Однако к тому времени значение русской философии было осознано в Церкви: курс истории русской религиозной мысли был включен митр. Григорием (Чуковым) в проект обновленной программы возрождаемых после Великой отечественной войны высших духовных школ. Насколько эта инициатива была реализована – вопрос, требующий дальнейших исследований.
У истоков изучения и преподавания русской религиозной философии в духовных школах постсоветского периода стояли прот. Владимир Мустафин (СПбДА), прот. Игорь Цветков (КазДС), Н.К. Гаврюшин (МДА), А.Т. Казарян (РПУ, МДА), Л.И. Василенко (ПСТГУ), В.И. Гидиринский (ПСТГУ) и другие преподаватели. Высоко оценивая их вклад в становление культуры философского и богословского мышления в нашей Церкви, нынешнее поколение преподавателей пытается продолжить начатое ими дело в новых исторических и культурных условиях. (этот раздел также написан в соавторстве с Н.А. Вагановой – К.А.)
Источники и литература по курсу
Источники. В советский период сочинения представителей русской религиозной философии, за редким исключением (П.Я. Чаадаев, И.В. Киреевский, Н.Ф. Федоров) не переиздавались. Активная издательская работа велась в русском зарубежье и ее результаты до сих пор сохраняют свою значимость (особ. собрания сочинений Соловьева, Бердяева, Вяч. И. Иванова). Положение изменилось в конце 1980-х годов, когда началась эпоха массовых переизданий. Следует отметить, что с того момента и до сих пор основную массу таких переизданий составляет продукция не очень высокого качества, редакторы и издатели серий зачастую довольно тенденциозно выбирают материал под свои идейные вкусы, не озабочиваясь серьезной аналитической работой и комментированием. Укажем те издания, которые по их качеству можно рекомендовать для использования в рамках курса и преподавателям и студентам.
Серия «Из истории отечественной философской мысли», издававшаяся в 1989–1996-м годах в качестве приложения к журналу «Вопросы философии». При этом следует иметь в виду, что давая общее очень хорошее представление об истории русской мысли в целом и выдерживая общий высокий уровень отдельных томов, она не всегда репрезентативна с точки зрения отражения взглядов того или иного конкретного автора именно как философа (к примеру, в том, посвященный Самарину вошла его диссертация о Стефане Яворском и Феофане Прокоповиче и славянофильские статьи, но не вошли тексты о философии религии М. Мюллера и «Задачах психологии» К.Д. Кавелина, в «бердяевском» томе были изданы «Философия свободы» и «Смысл творчества», что во многом предопределило восприятие и изучение мысли Бердяева через призму этих ранних и во многом незрелых работ).
Ряд важных переизданий был осуществлен в рамках больших философских серий: «Философское наследие» (вышедший еще в 1984-м году том Федорова, двухтомник Вл. Соловьева 1988 года, переиздание работ С.Н. Трубецкого, собрание сочинений свящ. П. Флоренского и др.), «Памятники эстетической мысли» (Киреевский, Соловьев, Вяч. Иванов и др.), «Слово о сущем» (Франк, Чижевский, Булгаков, Карсавин и др.).
Сюда же можно отнести ряд хорошо подготовленных изданий середины 1990-х гг.: серии «Мыслители XX века» и «Библиотека этической мысли» издательства «Республика», серию «Библиотека духовного возрождения» издательства «Раритет».
Начиная с 1990-х гг. делались попытки издания полноценных собраний сочинений, однако многие из этих проектов остались незавершенными – напр. собрание сочинений Л.П. Карсавина, отдельные тома которого выходили в разных издательствах и даже в разных городах. Среди наиболее значимых и качественных по исполнению проектов следует отметить упомянутое выше собрание сочинений свящ. П. Флоренского, издававшееся под руководством игум. Андроника (Трубачева), новое собрание сочинений Вл.С. Соловьева, правда, пока остановившееся на 4-м томе, полное собрание сочинений К.Н. Леонтьева, изданное О. Фетисенко, 4-х томное собрание Н.Ф. Федорова (под редакцией А.Г. Гачевой и С.Г. Семеновой), Полное собрание сочинений С.Л. Франка (в издательстве ПСТГУ вышло 3 тома, издание продолжается). Более спорными с точки зрения качества отдельных томов, хотя и безусловно ценными, являются собрания сочинений В.В. Розанова, Д.С. Мережковского, Ю.Ф. Самарина, издаваемые А.Н. Николюкиным, собрание сочинений И.А. Ильина, осуществленное Ю.Т. Лисицей.
Безусловной проблемой, не только с точки зрения изучения их наследия, но и с точки зрения преподавания, является отсутствие академически выверенных собраний сочинений Б.Н. Чичерина, Л.М. Лопатина, Бердяева, Булгакова, Н.О. Лосского и ряда других крупных русских мыслителей XIX и XX веков. Относительно большинства представителей философии духовных академий (прежде всего – В.Д. Кудрявцева-Платонова, архиеп. Никанора (Бровковича)) с сожалением приходится констатировать отсутствие не только собраний сочинений, но и просто качественных переизданий основных трудов.
Важным аспектом источниковой базы курса являются публикации архивных материалов, в частности, переписки, дневников, черновиков, записей курсов лекций и других документов. В этом отношении большим подспорьем может быть работа Вл. Кейдана «Взыскующие града. Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках. Сост., подг. текста, вступ. ст. и комм. В.И. Кейдана. М., «Школа «Языки русской культуры»», 1997. – которая в настоящее время выходит обновленным и расширенным изданием, первая книга которого вышла в 2018-м г.
Значительным подспорьем преподавателю курса может служить издаваемая РХГА серия «Русский путь: Pro et contra», в рамках которой издан ряд антологий, включающих публикации современников, критиков, последователей и ставших классическими исследований, представляющих личность и творчество ряда крупнейших русских мыслителей (Бердяева, Булгакова, Соловьева, Розанова, Эрна, Л. Шестова и мн. др.) в контексте самосознания отечественной интеллектуальной культуры. Другая важная для нашего курса (и для курса философии вообще) часть этой серии – тома, помещающие в этот контекст крупнейших представителей западной мысли (Платон, Шеллинг, Ницше, Хайдеггер и мн. др.). В настоящее время значительная часть материалов серии доступна на одноименном портале:http://russianway.rhga.ru/.
В заключение скажем несколько слов об электронных версиях основных источников. Единой электронной базы, сколько-нибудь подобной по полноте и качеству TLG, в настоящее время не существует. Большинство перво- и пере- изданий доступны в интернете в очень разных, зачастую весьма неудобных, форматах и в некачественном виде. Отметим несколько крупных электронных библиотек, пользование которыми может оказаться полезным: электронная энциклопедия и библиотека Руниверс: https://runivers.ru/ - где, наряду с первыми изданиями значимых текстов русских философов (не только религиозных), читатель найдет также оцифрованные подборки философских журналов: «Вопросы философии и психологии», «Логос», «Путь» и т.д.; менее претенциозными с точки зрения качества, но тематически более подходящими и удобными в пользовании представляются библиотека одинцовского благочиния http://www.odinblago.ru/, Библиотека «Вехи» http://www.vehi.net/, электронная библиотека «ImWerden»https://imwerden.de/, включает религиозно-философскую литературу наряду с художественной и исторической, коллекцию факсимильных переизданий, иногда довольно редких, содержит «Библиотека религиоведения и русской религиозной философии. Издания XVIII – н. XX века» http://relig-library.pstu.ru/index.php - базирующаяся в Перми.
Подводя итог, можно констатировать, что происходит переход от сравнительно отрывочных и беспорядочных переизданий к систематической работе в рамках собраний сочинений, этот переход, однако, до сих пор далек от завершения. Вместе с тем следует отметить, что и сам корпус сочинений русских религиозных мыслителей не представлен до сих пор в переизданиях (даже независимо от их качества) с достаточной полнотой.
Литература. История русской религиозной философии в настоящее время – динамично развивающаяся отрасль российской философской науки. Как мы видели, в ее развитии принимают активное участие и ученые из других стран: Германии, Великобритании, США, Франции и т.д. Это развитие преподавателям нашей дисциплины необходимо учитывать (желательно, конечно, в нем и участвовать). Выделим несколько основных типов исследовательской литературы.
Обобщающие труды в жанре «история русской философии» были представлены выше. Среди них отметим созданные в постсоветскую эпоху концептуальные обобщающие исследования С.С. Хоружего, И.И. Евлампиева, П.П. Гайденко, Н.В. Мотрошиловой, прот. П. Хондзинского, С.М. Половинкина, Н.К. Гаврюшина, К.М. Антонова. В этой концептуальности есть как свои плюсы, так и минусы. Плюс заключается в том, что угол зрения определенной концепции в таких работах позволяет дать обобщенную и внутренне упорядоченную и связную картину становления русской религиозно-философской традиции. Минус – в ограниченности этого угла зрения, который определяет и подбор материала, и отношение к отдельным авторам. Преподавателю и студенту следует это учитывать и постоянно проводить критическое разграничение между историко-философским материалом и оформляющим его взглядом, осуществлять коррекцию путем обращения к различным «оформлениям» и первоисточникам. Еще один плюс заключается в том, что, весьма вероятно, осуществление этой критической работы позволит ему выработать собственный концептуальный подход.
Монографические исследования и сборники статей, посвященные конкретным авторам или явлениям. Такие издания играют в процессе преподавания чрезвычайно большую роль, поскольку представляют актуальные, но уже вполне устоявшиеся и признанные результаты крупных исследовательских проектов, которые зачастую могут непосредственно быть положены в основу той или иной лекции. Не претендуя на полноту, отметим среди них: посвященные Вл. Соловьеву работы А.П. Козырева и Дж. Саттона, «Софиология прот. С. Булгакова» Н.А. Вагановой, работы Ф. Буббайера, Г.Е. Аляева, с. Терезы (Оболевич) и А.С. Цыганкова, посвященные С.Л. Франку, С.С. Хоружего, иг. Андроника (Трубачева), С.М. Половинкина, Н.Н. Павлюченкова о Флоренском, О.Т. Ермишина об С.Н. Трубецком и Зеньковском, и С.М. Половинкина о Е.Н. Трубецком, прот. Г. Ореханова о Толстом, монографию Е. Голлербаха об издательстве «Путь», работу прот. Д. Лескина о философских аспектах имяславия и мн. др.
Важный жанр – монографические сборники исследований, посвященных тем или иным авторам – такие сборники часто дают хорошее общее представление о состоянии исследований жизни и творчества того или иного автора. В качестве характерных примеров приведем: выходившие под редакцией В.Н. Поруса издания ББИ, посвященные осмыслению идейного наследия Бердяева, Франка, Булгакова в контексте европейской культуры, проект фонда Щедровицкого и издательства РОССПЭН «Русская философия первой половины XX века» (33 тома), посвященные русской религиозной мысли сборники материалов секций богословской конференции ПСТГУ (о софилогии и неопатристике, Франке, Флоренском) и т.д.
Диссертации – их много, и они очень разного качества. Лучше использовать те из них, которые выходят в виде монографий, – это уже некоторое указание на известное качество.
Периодика. Журнал под названием «Русская философия» появился только в 2022-м году. В 2001 году был создан журнал «Соловьевские исследования» на протяжении многих лет интегрировавший не только исследователей творчества Вл.С. Соловьева, но и многих представителей истории русской философии. Важным изданием, интегрирующим сообщество историков русской философии и публикующим как исследования, так и архивные материалы, стал Ежегодник «Исследования по истории русской мысли», выходящий под редакцией М.А. Колерова с 1997 года.
В тоже время рубрики, посвященные русской философии, издавна существовали в основных отечественных философских журналах: «Вопросы философии», «Философские науки», журналы, издающиеся при Институте философии РАН, 7-я серия «Вестника МГУ» и мн. др. Статьи, посвященные русской религиозной философии, публикуются и в большинстве церковных научных изданий – «Христианском чтении», «Вестнике ПСТГУ», «Богословском вестнике» и т.д. – где они зачастую занимают основную часть философских разделов.
Ввиду того, что ориентация в этом все растущем объеме исследовательской литературы затруднена даже для преподавателей-специалистов, можно рекомендовать обращение к системе e-library, конечно, с той оговоркой, что вычленение качественных текстов в том множестве публикаций, которые она выдает по любому запросу – отдельное искусство, далеко не всегда простое, особенно для молодых преподавателей.
Проблемы и решения.
Несколько слов об основных проблемах, связанных с данным курсом, и возможных направлениях их решения.
Первой проблемой, несомненно, является вычленение и отбор материала. Курс истории русской религиозной философии читается, как правило, в течение 1 семестра, далеко не всегда этот лекционный курс сопровождается практическими занятиями (семинарами). Вместить в эти часы весь объем материала, репрезентативного для данной традиции, – весьма затруднительно. Выбор же почти всегда оказывается болезненным. Как представляется, можно предложить несколько возможных стратегий такого выбора.
1) стандартная, которая предполагает некоторую смесь-сочетание из контекста, общих тенденций и форм (периоды, направления, институты и проч.), персоналий, влияния и последствий. Именно так данный курс читается обыкновенно. Основным плюсом такого подхода является комплексность той характеристики традиции, которая достигается при успешной его реализации. Оборотной стороной этого плюса является основной минус – именно с таким подходом связаны основные муки отбора, попытка охарактеризовать все ведет к тому, что ни один из аспектов не оказывается охарактеризован достаточно глубоко и детально.
Отсюда, естественно, возникает предложение сделать курс более аспектным. В этом отношении можно двигаться в нескольких направлениях.
2) Курс можно выстраивать более персоналистически. После краткого (на 1-2 лекции) общего введения можно далее предложить слушателям ряд персональных характеристик наиболее выдающихся и репрезентативных мыслителей, описываемых по стандартной схеме: характеристика личности, сочинений, идей, в рамки которой косвенным образом могут включаться и наиболее общие характеристики традиции в целом. Здесь возможны два основных варианта: акцент на личности и на идеях. Основным плюсом первого является его относительная методическая простота, увлекательность, доступность для учащихся. Построенный таким образом, курс очевидно оказывает положительное влияние на их общий культурный уровень и эрудицию. Основной минус – недостаток аналитичности, слабость чисто научной, «объяснительной», составляющей. Философии здесь тоже может оказаться прискорбно мало – при акценте на личность курс неудержимо стремится уподобиться произведению Диогена Лаэртского, только на русском, а не на греческом материале. Второй вариант, с акцентом на идеях – значительно выправляет это положение, дает возможность представить русских религиозных философов как философов, хотя, конечно, оказывается менее увлекателен, приближаясь к стандартному историко-философскому изложению.
3) Возможен и прямо противоположный путь акцентирования и детальной характеристики как раз наиболее общих, «структурных», вещей: культурного, исторического, политического, церковного контекста, периодов, направлений, дискуссий, институций (кафедры, кружки, салоны, журналы, организации) и т.п. Такой подход требует от преподавателя более серьезной аналитической работы и подготовки каждого занятия. Он, возможно, окажется сложнее для восприятия, хотя описание елагинского салона или санкт-петербургских религиозно-философских собраний может доставить учащимся немало интересно проведенных минут. Тем не менее, это хороший способ поднять академическую планку преподавания, продемонстрировать учащимся реальную жизнь религиозно-философского сообщества, ее актуальность в современных условиях.
4) Не вдаваясь в подробности, укажем еще несколько вариантов построения такого курса: он может быть выстроен вокруг полемических сюжетов (славянофилы и западники, религиозные мыслители и атеисты, светские религиозные и духовно-академические мыслители, спор о «розовом христианстве», «неоправославие» vs «новое религиозное сознание», богоискательство vs богостроительство и т.п.); вокруг выработанных и частично реализованных русскими мыслителями разных направлений миссионерских стратегий и проч.
Второй, столь же фундаментальной проблемой, представляется проблема оценки. Богословская ангажированность большинства русских религиозных мыслителей, которая была глубоко укоренена в исторических особенностях становления традиции светской религиозной мысли в России, привела к тому, что богословские (и вообще мировоззренческие) оценки высказанных ими идей, причем оценки зачастую негативные, стали общим местом в традиции их изучения и преподавания.
Проблемность такого подхода также неоднократно демонстрировалась в литературе. Ярче всего это сделал С.М. Половинкин, проанализировав критику идей о. П. Флоренского в «Путях русского богословия» о. Г. Флоровского. Основной вывод его статьи «Инвектива, скорее, чем критика» заключается в том, что подобная негативная оценочность неизбежность несет на себе печать субъективности и личных вкусов оценщика. Попытки объективации процедуры оценки путем, например, соотнесения того или иного «теологумена» с «традицией» на основе принципа consensus partum предпринимаются. Они упираются, однако, и в чисто технические (традиция велика по объему и репрезентативность выборки почти всегда может оспариваться), и в герменевтические – те или иные идеи мыслители XIX-XX веков высказывают как правило в кардинально другой культурной и полемической ситуации, чем их предшественники патристического периода, и общеметодологические – встроенная в структурную взаимосвязь философской системы идея не может оцениваться вне этой взаимосвязи, сама по себе.
Еще одной важной методологической проблемой является принципиальная гетерогенность философской и богословской мысли, которую, несмотря на все указанные выше пересечения и переплетения, необходимо иметь в виду: они опираются на различный (лишь частично и всякий раз проблемно пересекающийся) категориальный аппарат, в них действуют различные правила построения рассуждения, различные критерии обоснованности. Основные различия философского и богословского языка лежат даже не на уровне семантики (значений отдельных слов и выражений), а на уровне синтаксиса (внутренней структуры) и прагматики (отношения к адресату высказывания). К этому следует добавить тот факт, что историки русской философии редко бывают профессиональными богословами, а потому их «богословские» оценки идей своих «подопечных» опираются зачастую не на научный богословский анализ, а на их личную веру и христианские представления, в значительной степени относящиеся к сфере обыденного сознания, «дилетантские». Очевидно, что преподаватель духовной школы должен быть весьма осторожен и критичен в их восприятии. Но главной проблемой остается, конечно, указанная М. Вебером логическая гетерогенность собственно научных вопросов о фактах и вопросов оценки, относящихся к сфере должного.
Таким образом возникает коллизия между потребностью в вынесении оценок и шаткостью их логического и методологического основания. Для преодоления этой коллизии необходимо, как представляется, различать три основные момента, относительно которых часто происходит смешение и/или подмена одного другим:
1) фиксация личного отношения философа к христианству – православию–Церкви;
2) оценка конечных результатов и выводов его системы как соответствующих - либо не соответствующих - вероучению и системе догматики;
3) оценка вклада его идей и анализов в движение богословских идей, масштаба и качества их влияния на развитие богословской мысли.
Как нетрудно заметить большая часть описанных выше проблем касаются второго из этих моментов. Именно здесь риск упрощения и субъективистского огрубления представляется наибольшим. Некоторым выходом здесь представляется преобразование оценочного момента в компаративный: сопоставление высказанных тем или иным религиозным философом богословских (или квазибогословских) идей с релевантными высказываниями конкретных богословов, затрагивавших аналогичную проблематику. Здесь акт оценки преобразуется в постановку исследовательской проблемы, результатом решения которой может стать вполне реальный прирост богословского знания, уточнение наших знаний о соответствующем периоде времени и проблематике.
В то же время - наиболее содержательным и результативным представляется третий момент: постановка вопроса, обнаружение той или иной проблемы, сами по себе являются более важным интеллектуальным достижением, чем их, всегда спорное, решение. Представляется более продуктивным оценивать не вероучительное соответствие тех или иных философских идей норме религиозного сознания, а их значимость, влиятельность, продуктивность в ходе развития богословской мысли. Большую роль здесь играет и чисто педагогический момент: именно яркие оценочные характеристики, зачастую субъективные и прямолинейные, как правило, лучше всего усваиваются студентами, нередко заслоняя собой содержательную сторону курсов и учебных пособий – именно поэтому представляется педагогически более корректным их избегать.
В этом случае учащиеся, столкнувшись с живой и сложной мыслью русских религиозных философов, смогут найти в ней и ресурс для христианского осмысления современного мира, и основание для диалога с другими традициями христианской мысли, и точки отсчета для полемики с секулярным мышлением, и инструменты для собственного богословствования – неотделимого от жизни во Христе.
Библиография
Основная литература:
1. Зеньковский В.В. прот. История русской философии. М., 2011.
2. Лосский Н.О. История русской философии. М., 2011.
3. Маслин М.А., ред. История русской философии. М., 2013.
Дополнительная литература
1. Антонов К.М. Как возможна религия? Философия религии и философские проболемы богословия в русской религиозной мысли XIX – XX веков. В 2 ч. М., 2020.
2. Василенко Л.И. Введение в русскую религиозную философию. М., 2009.
3. Гаврюшин Н.К. Русское богословие. Очерки и портреты. Нижний Новгород, 2005.
4. Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии. М., 1996.
5. Мотрошилова Н.В. Мыслители России и философия Запада. М., 2006;
6. Половинкин С.М. Русская религиозная философия. Избранные статьи. М., 2010.
7. Половинкин С.М. Русский персонализм. М., 2020.
8. Сербиненко В.В. Русская философия: Курс лекций. М., 2005;
9. Флоровский Г. прот. Пути русского богословия. М., 2009;
10. Хондзинский Павел., прот. «Церковь не есть академия». Русское внеакадемическое богословие XIX века. М.: Изд. ПСТГУ, 2016;
11. Чижевский Д.И. Гегель в России. СПб., 2007;
12. А History of Russian Philosophy. 1830-1930. Faith, Reason and the Defense of Human Dignity / G. М. Hamburg, Randall А. Pool, eds. Cambridge: University Press, 2010;
13. Copleston F.C. Russian Religious Philosophy. Notre Dame, Indiana. 1988
14. The Oxford Handbook of Russian Religious Thought. Edited by Caryl Emerson, George Pattison, and Randall A. Poole. Oxford University Press. 2020.
15. Valliere Р. Modern Russian Theology: Bukharev, Soloviev, Bulgakov. Orthodox Theology in а New Кеу. Michigan, 2000;
Учебный комитет
