Окончить школу и не возненавидеть половину предметов?

 Алексей Захаров- основатель и руководитель рекрутингового портала SuperJob – это одна из ведущих компаний в отрасли онлайн-найма в России. Компания занимается предоставлением информационных услуг соискателям и работодателям – публикацией вакансий, помощью в составлении резюме, проведением тестов для соискателей, публикацией статей на профильные темы, предоставлением информации о тенденциях развития рынка труда.  

 

– Знакома с вашим утверждением, что через десять-пятнадцать лет иностранные языки преподавать уже нигде не будут.

– Не нигде, а почти нигде.

– Как это?

– Могу объяснить на своем примере! Когда я окончил школу – в иностранных языках был абсолютный ноль, за полгода выучил язык для поступления в институт. Следующие пять лет я для своего английского в институте ничего не делал. Ну ходил на занятия, разбирал фильмы на английском, даже политические переводы делал – но никаких сложностей с контрольными не испытывал и с домашними заданиями особо не напрягался. Просто я со второго курса начал работать с иностранными туристами, эта ежедневная практика накладывалась на учебные задания. Как только у тебя появляется необходимость знать иностранный – ты его выучишь.

– Что вообще происходит с изучением и практическим применением иностранного языка?

– Сегодня дело обстоит так: правой кнопкой мыши нажимаешь на «перевести страницу». Пять лет назад ты при этом получал корявый подстрочник. Сегодня этот перевод, перевод за секунду, замечу, сопоставим с тем, который может дать за ночь тяжелой работы средний учитель иностранного языка в школе. И перевести можно не только с английского, а с любого, хоть с индонезийского. Зачем напрягаться и учить язык для тех же профессиональных текстов?

Дальше обычно говорят про поездки. Ситуация: недавно в Португалии я официанту по-английски объяснял, что моей дочке нужно сварить овсянку без молока. Устал объяснять, включил телефон и сказал туда эту фразу на русском. Телефон на чистом португальском произнес ее для официанта, да еще и на экране ее напечатал.

Есть еще смешной аргумент «Но как же читать Шекспира в оригинале?!» Тот, кто так говорит, обычно не то что Шекспира, он Пушкина-то на русском не читает.

Реальных задач на бытовом уровне не просматривается, наступает то самое время, про которое еще сто лет назад фантасты писали. Ты спускаешься на чужую планету, у тебя на шее маленький брелок, с его помощью тебя отлично понимают. В этот брелок заложены тысячи языков, звуков, букв, поэтому даже совершенно неизвестный язык будет понятен уже через пять минут.

– А профессиональная коммуникация, переговоры?

– Никто из тех, кто учил немецкий, французский и английский в школе, ни к какой профессиональной коммуникации обычно не допускался. Ее делают те, кто родился в трилингвальных или четырелингвальных семьях. Английский мы за компетенцию не считаем, а вот хинди, на котором ведутся переговоры, подписываются документы – у нас его где-то в школах, что ли, учат? Это люди из смешанных семей или социальные лифты, дети, у которых талант к языкам, для которых это fun. Но к школе это отношения не имеет.

– Вы считаете всё, что происходит сегодня в школе c языками, профанацией? От преподавания иностранных языков в школе нужно отказаться?

– Да всегда это было профанацией! Когда я учился, для этой профанации были какие-то хоть цели, мы вот учили языки для допросов потенциального противника. За границу съездить? Ну ездили отдельные счастливчики в Чехию.

Сейчас за границу регулярно выезжает 3% населения страны. При этом смартфоны дешевеют, так будет и дальше, других телефонов уже просто не производят. Если на iOS не хватает, у вас будет Android. На нем вы можете читать, к примеру, как лучше сделать наживку, чтобы поймать окуня в вашей Астрахани, хоть на русском, хоть на английском, хоть на хинди. Уходит любая мотивация, кроме как «читать Шекспира в оригинале». У кого будет на это мотивация – они время на школьных уроках тратить не будут.

– А школа как будет устроена?

– Тут мы на грани революции, потому что школа в своем нынешнем виде, штампующая стандартных солдат для армии и людей для стандартной экономики, себя изжила. Всё, стандартной экономики скоро не будет, а кое-где ее уже нет. Рутинные операции заменяются и вскоре будут заменены роботами.

Простой пример – 90% людей, работающих водителями, лишатся своей работы. Уже сейчас роботы намного лучше, спокойнее, увереннее водят машину, чем среднестатистический человек.

– Это прекрасно видно на примере с навигаторами. Еще 10 лет назад водитель обладал уникальным знанием о том, как куда-то попасть.

– Да, на сегодняшний день водитель – это просто прокладка между навигатором и педалью, причем не самого лучшего качества. Раньше профессиональный водитель обладал многими уникальными знаниями, например, как машину чинить. А скоро чинить будет нечего: сломался двигатель, ты его выкинул и поставил новый. Потому что электромобиль стоил $120 тыс., обещают за $35 тыс., но себестоимость в итоге 30 долларов будет, потому что деталей в этом электромобиле в сто раз меньше, чем в машине с двигателем внутреннего сгорания.

– Думаете, что будут электромобили повсеместно?

– Конечно. Хотя они будут не такими, как сейчас.

– Первый раз общаюсь с настоящим футурологом.

– Это не имеет отношения к футурологии. Мир вокруг сильно меняется, это заметно во всех сферах. В медицине уже сейчас печатают на 3D-принтерах суставы. Сегодня имплантат или зубные коронки делаются с помощью слепка через неделю, а дальше это будут делать просто на месте, сразу.

– И диагностику роботам отдать?

– Не всю. Терапевтическую, первичную. Уже есть мониторинг сахара, давления, других параметров. Просто пока с помощью неудобных девайсов, которые нужно подзаряжать, они мешаются на руке, отвлекают. Но разработки-то есть. Например, есть российская компания, которая разработала датчик дыхания, который встраивается в телефон и может определить по выдоху, что у вас что-то не в порядке.

Футурология – это когда Циолковский предсказывал, что мы полетим в космос и как это точно будет сделано. Леонардо да Винчи – футуролог, который придумал первый самолет, первый воздушный шар. Люди мечтали, никаких технологий для этого не было. Всё, о чем мы говорим сейчас – уже существует. Беспилотные автомобили, датчики, ставящие анализы без вашего участия, программы, определяющие инсульты точнее, чем доктора наук, которые всю жизнь этим занимались.

Мы говорим не «будет или нет», мы говорим о сроках. Если кому-то двадцать лет назад сказать, что все будут бегать с мобильными телефонами, и не только по ним говорить – образование можно с помощью телефона получить! И это только одна возможность.

– Видела список «Двадцать фраз, которые невозможно вообразить двадцать лет назад». Например, «Будешь в лесу – позвони!»

– Двадцать лет назад объективно мобильный телефон в Москве иметь было сильно круче, чем беспилотную Tesla сейчас.

– А у нас можно сертифицированно ездить на беспилотной машине?

– На беспилотной нет, маршрутов нет. Пока нет.

– И как нужно переделать образование, сделать ту самую революцию?

– С помощью тех же самых информационных технологий мы можем получить доступ не просто к хорошим учителям, а к лучшим учителям. Их национальность и место жительства при этом совершенно не важны. Лучшие мировые учебные заведения выкладывают полностью свои курсы в интернет уже сейчас.

Хорошие и очень хорошие учителя превратятся в менторов. Их задача – держать руку на пульсе, общаться в профессиональном сообществе плюс взаимодействовать с другими науками. Нам раньше преподавали предметы отдельно, но это уже устарело. Хороший учитель помогает выстраивать ассоциации.

– Кто такой ментор?

– А как в античные времена – индивидуальный наставник.

Плюс уже сейчас многие современные вузы на уровне кафедр, на уровне деканов много работают над тем, чтобы приглашать действующих специалистов. Люди, которые 10 или 5 лет преподавали в вузе идеальным образом, не выходя в жесткий бизнес, не важно, как бизнесмен или как действующий специалист, ничего не соображают. Важна практика.

Мы не можем построить адронный коллайдер в каждой школе, но мы можем об опытах Теслы рассказывать, показывая реальные механизмы, которые он строил. То же самое касается русского языка, литературы, географии, чего угодно, всё это требует кардинальной перестройки.

Когда до этого докатится государство, мне сложно сказать, но если мы посмотрим форумы, группы в Facebook или ВКонтакте, где тусуются продвинутые родители – всё больше родителей забирают детей из школ и переводят на домашнее образование. Это требует большой вовлеченности от родителей, потому что шарлатанства вокруг этой темы много, нет правильных методологий и менторства того самого.

Чем будут заниматься педагогические вузы? Готовить этих менторов, сертифицировать. Вопрос образования всегда вопрос суверенитета. Кто образовывает ваших детей, тот и будет руководить вашей страной.

Наши дети, уехавшие учиться из России в Англию ли, в Италию ли, в Штаты ли, превращаются в иностранцев. Африканцы, приехавшие в Россию, становятся русскими, даже если они плохо говорят на русском языке.

– У нас совершенно не выстроена система возвращения специалистов. В некоторых восточных странах студенты могут поехать и получить лучшее европейское образование, но затем они возвращаются в свою страну.

– Всё по-разному, кто возвращается, кто не возвращается. Кто уехал учиться в Нью-Йорк – скорее всего, там и останется. Может он вернуться обратно в Москву? Может, если получит какое-то предложение, от которого он не может отказаться. Вероятность получения такого предложения не очень высокая, его проще найти в Нью-Йорке и никуда не переезжать. Это, на самом деле, нормальные процессы, всё глобализуется, мы ничего с этим сделать не можем.

Можно противопоставить этому процессу одну простую вещь: мы как государство вкладываемся в завтрашнее образование, готовим своих звезд-учителей, с нашими методологиями, с нашим мировоззрением, на которые есть определенный и, в общем-то, приличный спрос.

– Спрос на определенные компетенции?

– Когда-то работодатель предъявлял формальные требования по диплому или знанию языка, даже проверял это. Из последних пятидесяти программистов, которые к нам пришли, мы ни у кого дипломы не проверяли. Время другое: сейчас действительно проверяют компетенции, нужные здесь и сейчас для решения конкретных задач.

Студенты абсолютного большинства вузов выходят за их пределы с абсолютно нулевым багажом знаний, претензии работодателей к вузам не в этом. Претензии в том, что вчерашние выпускники не знают прикладных вещей, чтобы сразу включиться в работу. Претензии в том, что вуз не научил человека учиться. Претензии в том, что человек приходит, разучившись мыслить. Претензии в том, что отсутствуют культурные контексты.

Вчера у меня в гостях был студент-инженер первого курса, из вуза «первой десятки», который не знает слова «энцефалограмма». Я думаю, что он не один там такой, он явно не худший, просто сейчас это норма. Это пугает.

 

– Расскажите про ваш проект мотивации школьников?

– Слово мотивация – очень плохое, так называют некоторые процессы просто от безысходности. Главное – не демотивировать. Мы видим, что огромное количество людей занимается не своим делом. После сорока они начинают писать нам, на SuperJob письма «я такой классный специалист, я потерял работу, а меня никто не берет, потому что мне 40 лет». На самом деле тебя не берут потому, что ты ничего не знаешь, ничего не умеешь и всю жизнь занимался не своим делом. И тут человека можно лечить только жестко, как электрошоком – объяснить ему это. И из ста вылечится пять. Поэтому после сорока уже поздно.

До 25 лечится 100 из 100, а дальше процент излечения начинает резко падать. У нас даже специально обученные люди ходят в вузы, проводят тренинги и семинары, как искать работу, как себя вести на рынке труда.

– Ходят студенты на эти тренинги?

– Зависит от вуза. Бывает полный аншлаг, на головах друг у друга сидят. Бывает – обещают 500 человек, а приходит пять. Очень многое зависит от того, как внутри вуза работают службы, которые должны заниматься профориентацией студентов.

И вот мы начинаем профориентировать студентов и понимаем, что делать это поздно. Люди делают ошибки, а дальше их несет поток. Когда вас «пролечили» на третьем курсе, вам остался год или два до диплома. Очень мало кто находит силы сказать себе: «Стоп, я всё понял, занимался не тем, всё меняю». Это тяжело, надо, чтобы «думалка» включилась до вуза – и тут нужно идти в старшие классы школ. Мы рассуждаем и понимаем, что для успешной профориентации в старших классах нужно начинать в средней школе. Так доходим до младшей – а тут профориентации быть уже не может, это профанация. Но их нужно как-то готовить ко времени, когда будет можно, закладывать социальные предпосылки для профориентации.

Бывают классы, даже в обычных школах, где все вдруг начинают брать призы по истории или по физике. Вдруг, в обычной, не особенной школе. В чем тут может быть дело? В учителе! Те самые учителя-звезды, менторы, о которых мы говорили. А в младшей школе есть учителя, которые в игровой форме запускают у детей «думалку», учат их получать удовольствие от процесса. Вокруг может быть разруха, но родители всё равно будут идти именно на конкретного учителя. Я специализируюсь в области информационных технологий, мой опыт говорит, что это можно описать, алгоритмизировать и это применить.

Давайте попробуем взять конкретный предмет и опросить преподавателей. Вот тысяча учителей отвечают на вопрос: «Зачем детям учить математику?» Большинство из них ответит: «чтобы в магазине не обманывали», «она ум в порядок приводит», Ломоносова вспомнят. Но есть небольшая надежда, что мы получим какие-то кейсы. Моя гипотеза, которая интуитивно подтверждается начитыванием разного материала, говорит, что алгоритмика везде одна и та же: запускается «думалка» ребенка для того, чтобы он cам задал себе вопрос: а зачем я сюда пришел учить математику?!

Гениальный учитель – он как гениальный священник и проповедник. Таких тоже единицы, мы можем вспомнить архимандрита Иоанна (Крестьянкина), святого праведного Иоанна Кронштадтского, митрополита Антония (Сурожского). Но где найти их на всех? Церковь нашла свой механизм: проповеди этих людей записаны и лежат в принципе у каждого батюшки.

Есть задача так же структурировать младшую школу. Мы хотим привлечь гениальных и неравнодушных преподавателей, которые поделились бы с нами своими кейсами. Можно сделать некоторый сборник, методологию базовую – и потом ее расширять. Чтобы каждый урок ребенок начинал с вопроса, заданного себе: зачем мне это здесь и сейчас? Зачем я изучаю пестики и тычинки? Зачем я решаю квадратные уравнения? Если он научится делать это в первом классе – он будет в состоянии задать себе этот вопрос и в тридцать лет.