Свято-Сергиевский богословский институт в Париже

– Скажите, можно ли сегодня назвать Институт святого преподобного Сергия мостом для диалога между православными и католиками?

– С момента его основания этот институт дал католикам возможность познакомиться с православием, а православным – познакомиться и общаться с католиками.

Выдающиеся богословы, такие как Сергей Булгаков, Владимир Лосский или Николай Афанасьев, открыли католическим богословам православное, русское богословие. Без этих контактов западное богословие не развивалось бы в дальнейшем так, как оно развивалось. И даже можно сказать, что без этих контактов Второй Ватиканский собор выглядел бы иначе. И сейчас Институт святого Сергия остается таким мостом, хотя и немного по-иному, чем раньше.

Сегодня, конечно, и контекст другой, но я по своему опыту могу сказать, что для меня было огромным обогащением учиться одновременно в Католическом университете и в Свято-Сергиевском институте.

– В чем это выражалось, как вы замечали это во время обучения? Какое было взаимодействие с Католической Церковью, с Католическим университетом? В чем вы видите пользу такого взаимодействия?

– Институт святого Сергия стал хлебом для современного французского богословия, и до сих пор он продолжает играть эту роль. Он позволил по-другому посмотреть на экклезиологию, на литургическое богословие, на отношения между философией и религией на основе русской традиции. Но в наши дни это работает по-другому, чем когда он был основан.

Сейчас Институт святого Сергия является, естественно, партнером католических факультетов в Париже. Особенно интересно, что в нем обучается много католиков, а многие православные студенты этого института ходят на занятия в другие вузы. Это касается и профессоров. Я помню, что на некоторые занятия богословского факультета Католического университета приглашали православных профессоров, и это было уникальной возможностью слышать оба голоса. Я убежден, что мы говорим иначе, когда рядом с нами сидит христианин из другой Церкви. Всё это дает возможность не только получить книжное представление о другой Церкви, но и лично узнать ее представителей, будь они студентами или профессорами.

– Как оценивают значение православного института в столице Франции сегодня? Может ли опыт продолжительного существования православного института в католической стране пригодиться в новом диалоге между католиками и православными? В чем вы видите дальнейшую перспективу развития этого диалога? Возможно ли дальнейшее углубление культурного и паломнического взаимодействия между Церквями? Каково место в этом диалоге мирян?

– Сегодня уже больше 90 лет этот институт присутствует в Париже. Картина мира совершенно изменилась. Богословие имеет возможность развиваться там, где оно раньше было запрещено, например, в России. Налаживание связей теперь важно не только между православными и католиками, но и между самими православными, так как все эти годы шло развитие православного богословия, которое критически воспринималось и на Западе. Православные в России могут войти в диалог с теми богословами, которые являлись наследниками русской традиции начала XX века.

С другой стороны, я думаю, что православные европейские богословы тоже многое получили из этого контекста. Католическое богословие тоже развивалось, в особенности экклезиология. Произошло основание новой богословской школы, нового богословия, которое вернулось к истокам, чтобы ответить на вызовы современности. И русские богословы многое получили из диалога с такими католическими богословами, как Ив Конгар, Жак Даниелу и Анри де Любак.

– Недавно в своем интервью епископ Тихон Шевкунов сказал, что православные должны помочь Европе отстоять свою христианскую цивилизацию перед секулярным обществом…

– Я убежден, что католики и православные нуждаются друг в друге, чтобы вместе свидетельствовать о Евангелии и воплотить Евангелие в культуре этого века. Здесь речь не идет только о культуре наших предков, но о сотворении новой культуры для наших современников в контексте нынешнего секулярного общества. Мне кажется, что не надо закрываться от общества, но воплотить Евангелие в него, как это делали апостолы, Кирилл и Мефодий.

– Как вы думаете, справедлив ли этот посыл? Нуждается ли Европа в такой помощи?

– Я думаю, что это не просто нужно, но необходимо для развития европейской цивилизации. Европа было искусственно разделена после Второй мировой войны и даже задолго до нее. Православная Церковь пережила все ужасные гонения и мученичество не зря, этот опыт и переживания формируют особое призвание православия в Европе. А Православная Церковь, со своей стороны, может почерпнуть многое из опыта Католической Церкви на Западе, опыта последних десятилетий секуляризации и проповеди в секуляризованном мире.

Сегодня католики Европы составляют меньше четверти от общего числа всех католиков в мире. Поэтому, с одной стороны, можно считать, что будущее христианства находится уже не в Европе. С другой стороны, Европа – сердце христианской цивилизации. И чтобы это сердце билось, ему надо питаться кислородом от обоих своих легких – западного и восточного.

– Как можно от слов перейти к реальным действиям?

– Я бы сказал, что прежде всего не надо бояться. «Не бойтесь» – первые слова Христа ученикам после воскресения. Мы иногда слишком боимся реакции мира и даже реакции наших верующих. Мне кажется, что самое важное – вложить в христиан желание единства. Без этого желания все наши проекты будут бесплодны. Нам надо сперва самим глубоко убедиться в необходимости совместного свидетельства, а только потом – предлагать конкретные проекты.

Меня всегда поражает, как христианские политики после Второй мировой войны нашли пути примирения между немцами и французами, между народами, которые воевали в течение веков – дали им желание жить вместе в Европе. Если политики сумели это сделать, я не вижу, почему христиане не могут сделать то же.

– Интересно было ознакомиться с вашим трудом, связанным с Поместным собором Русской Православной Церкви 1917 года. Для меня очень показательно то, что вы взяли именно эту отправную точку начала вступления Православной Церкви в период гонений начала XX века. Сейчас очень много новомучеников Католической и Православной Церкви в Сирии… Значит ли такой выбор для вас то, что кончина мученика смывает границы конфессиональных разделений?

– Мы видим, что христианство вновь становится религией мученичества. Мученики – залог единства, как часто говорит Папа Франциск. Их преследуют не за то, что они католики или православные, а за то, что они христиане. На Востоке отношения между ними совсем другие, потому что они вместе претерпевают гонения.

– Какой след оставило в вас обучение в Институте? Были ли какие-то наиболее приятные контакты? Что запомнилось?

– Я не стал бы разделять опыт обучения и человеческие отношения. Я написал свою докторскую диссертацию о русских православных духовных академиях, и я глубоко убежден, что будущие отношения между католиками и православными зависят от качества богословского образования и от духовного опыта, на которое опирается это богословие. Потому что всё богословское развитие всегда опиралось на духовные переживания. Для меня самым важным за время моего обучения в институте были не только занятия, но и молитва, присутствие на литургии, люди, с которыми я познакомился.

В 20-х годах в Париже, из-за огромного наплыва российских беженцев, назрела необходимость открытия новых храмов и, конечно же, богословских курсов. Это было необходимо, прежде всего, для того, чтобы рукополагать новые кадры. Это была очень непростая задача.

Люди, оказавшиеся в изгнании, в тяжелейшем моральном и финансовом положении, понимали крайнюю необходимость церковной жизни и часто жертвовали последним. Но земля и недвижимость в Париже всегда стоили очень дорого, поэтому оставалось уповать только на чудо.

Чудо произошло молитвами и трудами митрополита Евлогия (Георгиевского). Для осуществления этого дела он обратился с просьбой к правительству Франции, с надеждой, что оно откликнется на нужды православных русских и выделит помещение или землю на постройку храма, в память о заслугах, о той роли, которую Россия сыграла в Первую мировую войну.

Правительство достаточно благосклонно это восприняло и предложило несколько вариантов. Одним из них и был участок на Крымской улице, где находится нынешний институт преподобного Сергия. Место сразу же полюбилось, но получить какие-либо льготы на покупку так и не удалось. Люди, имевшие возможность оказать помощь, вынуждены были уйти в отставку, а новый кабинет предложил покупать участок на общих основаниях, что, разумеется, было слишком дорого.

Несмотря на это, митрополит Евлогий принимает решение участвовать в аукционе. Надо сказать, что такое участие было делом весьма рискованным, ведь во время торгов сумма могла значительно увеличиться. Только для получения прав участия в аукционе необходимо было немедленно внести залоговую сумму – 15 000 франков, в случае победы на торгах покупатель вносил еще 35 000 франков для оформления документов. Далее вносилась основная стоимость.

Таких денег ни у митрополита Евлогия, ни у его сподвижников – Михаила Михайловича Осоргина и князя Евгения Трубецкого, конечно же, не было.

Каким-то чудом в церковной кассе собралось 15 000 франков (сумма первого вклада). Помолившись, решили рискнуть. Торги начались в день святого преподобного Сергия. В этот день особенно взволнованно и горячо молился митрополит Евлогий, а князь Трубецкой и Михаил Осоргин пошли участвовать в торгах. Участок был продан за 320 000 франков.

Таких денег, конечно же, не было, поэтому сразу начались сборы пожертвований. Это было очень тревожное время. Стали появляться отдельные жертвователи, которые, несмотря на сложные условия, вносили действительно немалые суммы. Были и очень трогательные лепты от людей, находящихся в крайне стесненных обстоятельствах, отдающих вовсе не от избытка. Неожиданно большая сумма пришла из Марокко, куда тоже бежало множество русских, от неизвестного жертвователя. Так, «всем миром», набрали 35 000 франков и оплатили услуги нотариуса. Выдохнули, но ненадолго. Ведь самая большая выплата была впереди.

Преподаватели и студенты Свято-Сергиевского богословского института. 1931 г. Сидят (слева направо): Б.П. Вышеславцев, В.В. Зеньковский, протоиерей Сергия Булгаков, митрополит Евлогий (Георгиевский), иеромонах Иоанн (Шаховской), А.В. Карташев, Е.М. Киселевский. Стоят (слева): Л.А. Зандер, В.Н. Ильин, Б.И. Совэ, С.С. Безобразов. Стоят (справа налево): Г.П. Федотов, М.М. Осоргин, Г.В. Флоровский

Преподаватели и студенты Свято-Сергиевского богословского института. 1931 г. Сидят (слева направо): Б.П. Вышеславцев, В.В. Зеньковский, протоиерей Сергия Булгаков, митрополит Евлогий (Георгиевский), иеромонах Иоанн (Шаховской), А.В. Карташев, Е.М. Киселевский. Стоят (слева): Л.А. Зандер, В.Н. Ильин, Б.И. Совэ, С.С. Безобразов. Стоят (справа налево): Г.П. Федотов, М.М. Осоргин, Г.В. Флоровский

К августу каким-то чудом собрали еще 100 тысяч. В какой-то момент стало казаться, что денег взять больше негде. Некоторые стали советовать отказаться от этой затеи, пока еще возможно, на ранней стадии, и даже упрекали митрополита Евлогия за то, что он пошел на такую авантюру… Владыка так переживал, что заболел и вынужден был некоторое время провести в таком благотворном медицинском затворе, во время которого продолжал горячо молиться и размышлять о том, что же делать дальше.

В один из таких дней митрополиту Евлогию рассказали о том, что очень известный еврейский банкир, благотворитель Моисей Гинзбург в частном разговоре с одним из православных спросил: «А что, я вот слышал, что русские нуждаются в деньгах? А почему, собственно, ко мне не обращаются? Я могу помочь». Митрополит Евлогий почувствовал, что Господь коснулся сердца этого человека. Быстро собрался, надел клобук, взял экипаж и поехал к нему с визитом. Действительно, это было чудо, потому что Гинзбург после разговора с митрополитом Евлогием предоставил ему всю недостающую сумму, без всяких процентов и бессрочно. Просто сказал: «Когда сможете, владыка, тогда и отдадите»… Надо сказать, что вся сумма была возвращена.

Храм освятили в честь святого преподобного Сергия, игумена Радонежского, ведь именно в этот день был первый аукцион и Господь благословил это дело.

Особо прочувственную речь сказал митрополит Евлогий в проповеди после первой службы. Он говорил о том, что в свое время, 500 лет назад святой Сергий ушел в глухие Радонежские леса и там воссиял свет, который по сей день светит и согревает всех верующих, и благословляет их на подвиг. Мы же здесь, в рассеянии, говорил он, находясь посреди шумного Парижа, также находимся, словно в пустыне. Подобно древнему Израилю в Вавилонском пленении, здесь, на чужбине должны молитвенно пройти этот путь нашего очищения, обновления и повторить, в том числе, и подвиг святого преподобного Сергия, дабы и здесь, в Париже воссиял свет Православия…

Надо сказать, что высокие духовные цели, поставленные митрополитом Евлогием, были исполнены. Свет православной богословской школы, приумножившись, воссиял в Париже, и не только для русских эмигрантов. Он привлек к себе людей самых разных национальностей и конфессий. Богословие здесь позволительно изучать не только мужчинам, но и женщинам (по образцу западных теологических университетов).

Среди выпускников института – Патриарх Антиохийской Церкви Игнатий IV, ведущие деятели Православной и Католической Церквей.

 

– Вы, как преподаватель, можете оценивать институт изнутри. Скажите, в чем его главная особенность?

– Институт святого Сергия в Париже всегда воспринимался мной как институт, где расцвела в рассеянии дореволюционная богословская школа. Ведь здесь всегда преподавал цвет русской нации. Это институт Керна, Афанасьева, Шмемана, Мейендорфа, Булгакова и других, он соединяет не только прошлое и настоящее, но и Европу и Россию, ведь он находится в центре современного Парижа.

Свое первое богословское образование я получил еще в 90-е годы в Киеве, заканчивал там духовную семинарию. Потом учился в Свято-Тихоновском институте. Поэтому на своем опыте я знаком с системой богословского образования и на Украине, и в России. Во всяком случае с тем, с чего это начиналось. Ведь преподавание богословия как науки было прервано в советское время. Поэтому, когда богословская школа снова начала возрождаться в постсоветских странах, не было ни учебников, ни, разумеется, опыта преподавания.

Я еще помню, как в девяностые годы, когда практически не было богословской литературы, мы готовились к урокам и экзаменам по старым, машинописным конспектам. Как молодые преподаватели, сами только начинали открывать для себя богословие как науку. Не было списка доступной для студента библиографии. Знали, конечно, названия выдающихся богословских исследований начала XX века, но это всё были крайне редкие раритетные издания. А здесь сохранилось всё лучшее, что покинуло Россию вследствие революционного катаклизма. Были не только книги, но и сами профессора – это «живая» история.

Кроме того, как говорит отец Николай Чернокрак, нынешний декан института – очень важно и то, что здесь мы встречаемся с тем, что французы называют «foi, théologie réfléchie». Это можно перевести как «зрелая вера, взрослое богословие» или богословие, которое проходит через репетицию собственного опыта. Которое не просто пытаются выучить по учебнику, а то, над чем размышляют. То есть, которое не только понимают как данность, но которое и пропускают через сердце, через ум. Это такой «взрослый» подход. В Сергиевском институте практически каждый преподаватель – это человек, у которого за спиной свой жизненный путь ко Христу и к богословию.

Интересно также и то, что Институт преподобного Сергия – это учебное заведение, которое находится не в православной стране. Оно было основано и сейчас держится усилиями эмиграции. Это тоже накладывает свой отпечаток на институт. Сначала всем, кто имеет опыт учебы в России, кажется необычным то, что здесь нет сильной административной школы и академически продуманной методики преподавания.

Здесь многое держится на личностях, на школе, на именах: протопресвитер Борис Бобринский или же, к примеру, Мишель Ставру, диакон Андрей Лосский, протоиерей Николай Озолин, Дмитрий Шаховской и другие, кто сейчас здесь преподает. То есть интересны они, их вкусы, стиль. Отсутствие отлаженной системы – это минус и плюс одновременно. Минус – потому что хотелось бы какой-то системы, как мы привыкли в любой системе преподавания.

Плюс же состоит в том, что возникает опыт и понимание того, что православному богословию, возможно, чужда такая система. Есть Дух, который «дышит, где хочет». Поэтому приходит понимание того, насколько важен также и личный подход, поиск, путь во всю жизнь, по которому ты идешь и который открываешь. Вот, например, я представляю, что, возможно, если проработать всю схоластику Фомы Аквинского, то там можно найти все ответы от «а до я»… но это скучно и далёко от реальной духовной жизни и богословских вопрошаний. Всё как бы загнано в «рамки», и не остается свободного пространства. Нет места для мысли. Нет места вопросу «почему?»

Отец Николай Лосский, помню, нам говорил на одной из своих лекций: «Мой отец (речь идет об известном богослове Владимире Лосском) во время своих лекций по догматическому богословию учил студентов думать, а не бездумно принимать уже готовый продукт». Вот это да! Вот это интересно, особенно-то в такой «консервативной» науке как догматика!

– В книжной лавке огромное количество богословской литературы на французском языке. Мне кажется до сих пор еще не всё переведено на русский. За прилавком – француженка… Скажите, какой в целом национальный состав студентов?

– Да, вы правы. Есть еще много того, что ждет своего переводчика на русский язык. Например, обширная библиотека докладов ежегодных Литургических съездов, проходящих в институте вот уже больше чем 60 лет, так до сих пор и не переведена на русский. А там масса интересного. Также не переведен литургист Константин Андроников, занимавший пост декана института. (Я говорю о литургике, поскольку это область моих богословских интересов.) Много есть и другого интересного, всего сразу не припомнишь.

Относительно студентов – они приезжают из разных европейских стран, не только французы. Из Англии, из Германии и даже из Испании. Я бы сказал, что есть два «вида» европейских студентов. Первый – это западные европейцы, чаще всего православные, иногда католики, желающие углубить свои знания о православии, для которых православие открылось в каком-то своем личном поиске. Православие для них – это то, что их воодушевляет, то, что их интересует. Это их какое-то маленькое, а может быть, даже большое, открытие. И поэтому они решили посвятить часть своей жизни, своего времени для того, чтобы изучить именно православное богословие.

Но таковых немного. Значительно больше выходцев из европейских православных стран. Это вторая группа студентов. Ведь еще одна особенность института состоит в том, что он находится на стыке разных православных культур.

Здесь обучаются и греки, и сербы, и румыны, и поляки. Много наших эмигрантов. Среди них как эмигранты «новой волны», так и дети (внуки) выходцев из старой России. У всех есть свои особые национальные и православные «корни». Плюс ко всему немало выходцев с православного Востока: Египта, Эфиопии, Ливана.

Было несколько студентов из Мексики. Это ливанские мексиканцы, принадлежащие к Антиохийской Церкви. Был студент из Бразилии, из Сан-Пауло.

Наверное, такие встречи возможны только в Париже. И это очень интересно, ведь глядя на многообразие и красоту исповедания имени Христова в разных странах, пусть даже немного в разных традициях, мы можем познавать подлинную красоту христианства. Ведь каждый народ, исповедующий христианство – в Русской, Греческой, Эфиопской, Сербской или Коптской Церкви, преломляя учение Христа в своем менталитете, показывает самое лучшее, что у него есть, свою подлинную красоту.

– На каком языке ведется преподавание в институте и есть ли возможность учиться в нем русскоговорящим студентам?

– С самого открытия в 1924 году преподавание в институте было на русском языке, потому что он был открыт для нужд русской диаспоры. Но с 1974 года институт официально перешел на французский язык. Думаю, что этого требовало не только наличие в нём нерусских студентов, но и интеграция и сотрудничество с другими учебными заведениями Парижа, прежде всего с Сорбонной и Католическим Университетом.

Русским студентам дорога в институт открыта всегда. Здесь русские корни, русский приход. Для тех, кто хочет учиться в институте на стационарном отделении или писать научную диссертацию, французский необходим обязательно. Но тем студентам, кто проживает не во Франции, или у кого нет возможности на данное время в достаточной мере выучить французский язык, институт предлагает возможность учиться на русском языке, но заочно. Существует русскоязычное заочное отделение, куратором которого я и являюсь, и правила поступления, которые довольно удобны, да и вся система заочного образования построена достаточно мудро. Всё это указано на сайте нашего Сергиевского института в Париже. Система богословского образования на русском органично вплетается в академическую программу института, поскольку половина его профессоров свободно говорят по-русски.

– 7 февраля в Свято Сергиевском институте было проведено собрание преподавателей и студентов, посвященное будущему института. Расскажите об этом.

– Первое, что радует – это то, что было очень много народу. Я давно не видел такого количества собравшихся. Оба зала были полны, не хватило стульев, люди даже стояли в последнем ряду. Декан, отец Николай Чернокрак, говорил о том, что мы ни в коем случае не должны исчезнуть. Мы должны прилагать к этому все усилия. Конечно, наш главный, больной вопрос – это нехватка финансов. Они нам очень необходимы.

Когда существовал Советский Союз, мы были нужны, к нам поступали субсидии, оказывалась помощь. С того момента, как рухнул Советский Союз, в России открылось много семинарий и академий, поэтому мы стали меньше нужны. Первая эмиграция, та, которая переживала за богословский институт и могла по мере сил жертвовать, вымерла. Новое поколение не всегда придерживается той же ориентации. С этим ничего не поделаешь. Поэтому мы не должны «засыпать» в прошлом, мы должны продолжать развиваться и изменяться, исходя из новой ситуации.

Сегодня мы должны не только передавать традицию, ориентируясь лишь на Россию. Мы должны открыться и другим православным, не обращая внимания на какие-то различия. Допустим, Египет, Сирия или другие страны, где сейчас вытесняют христиан. Раньше мы принимали русских беженцев, теперь же, кроме русских (которые, к счастью, уже не беженцы), мы будем принимать православных христиан из стран, где они подвергаются гонениям.