До второго Крещения Руси

За ограду храма – ни шагу

Служилось непросто. В 1953 году я был рукоположен во диакона, а затем в священника епископом Ярославским Димитрием (в схиме Лазарем). Храм, куда меня назначили служить, несколько раз хотели закрыть. Но секретарь епископа иеромонах Никодим (Ротов), впоследствии известный иерарх Русской Церкви, не дал закрыть храм. Мы, священнослужители, могли только молиться и благодарить за это Бога.

После богослужения мы сразу уходили из храма, мало говорили проповедей и почти не общались с народом. Проповедовать нужно было очень аккуратно, чтобы случайно не сказать лишнего, что могло быть воспринято как агитация против советской власти.

С требами было строго. Прихожане должны были обращаться за свечной ящик, где им выписывали квитанцию, а потом на требе священника сопровождал человек, следивший за ним. На дому разрешали соборовать и причащать, а на кладбище мы могли ходить только под «контролем».

Отец и мать должны были подтвердить, что они желают окрестить своего ребенка. А если крестить младенца хотели бабушка и дедушка, то мы уже не крестили, боялись. Богослужения совершались только в храме. Лишь два раза в год – на Крещение и на Пасху – разрешалось освещать воду на улице и устраивать Крестный ход.

«Спасибо» от следователя

Нас часто проверяли люди из КГБ, вызывали, пытались заставить дать показания против кого-то. Я всегда отвечал, что давал священническую присягу, все мои предки из духовного сословия, поэтому не могу ничего сказать. Однажды следователь даже пожал мне руку и сказал «спасибо» за то, что я не согласился давать показания.

Иногда власти старались специально «подставить» батюшку: кто-нибудь предлагал за требу деньги, а за это полагалась «статья». В таком случае и архиерей не спасет. Они нас не любили, но мы все равно молились за них.

Радости непростого времени

Однажды в городе Ярославле родились три девочки: Вера, Надежда, Любовь, а мать их носила имя София. Я их троих крестил. Очень хорошие девчонки, тройняшки! Это было в 1958 году, сейчас они уже и сами пенсионерки. А тогда они всегда приходили вместе причащаться. Мама у них была ткачиха. Об этом даже писали в газете. Это был очень радостный случай.

Работы было много, в месяц всего два-три выходных дня, но мы не роптали – Господь укреплял. Бывало, что в день было по 18−20 треб, ездили с утра до вечера. Чтобы успеть, приходилось давать возглас сразу, как только в квартиру зашел. Моя матушка всегда мне помогала. Она пела и читала за богослужением, когда это требовалось. 

По совету святой

Несомненно, любовь к Богу и к Церкви во мне воспитали родители. В 1950-х годах отец работал в Мытищах. С ним случилось несчастье: он шел из Пирогова по замерзшей речке, не заметил полыньи и провалился под лед. Так мама осталась одна. В 1954 году она тайно приняла монашество. Об этом никто не знал, и когда она умерла и мы отпевали новопреставленную монахиню Амвросию, все были в недоумении. А монашество ей посоветовала принять сама блаженная Матрона Московская. Мама была знакома с одной благочестивой женщиной Анной, которая знала блаженную. Мама входила в число тех людей, которые прятали блаженную Матрону по квартирам, помогали ей.

Всю жизнь в храме

Я с двух-трех лет уже был в церкви, прислуживал в алтаре храма села Осташково. Наш дом находился близко от храма, который никогда не закрывался. Разумеется, его пытались закрыть, особенно в хрущевское время. Придирались к тому, что у нас в общине нет 20 человек – все прихожане приезжали из разных сел. Ко многим приходили и угрожали, что не будут платить пенсию, если они не подпишут бумагу для закрытия храма. Приходили и к нам, но моя теща ответила: «Этого нет и не будет». Люди не поддались и отстояли свой храм, которому этом году исполняется 315 лет.

В этом храме служил брат моего дедушки, отец Александр Троицкий. Мой отец служил в Москве, но потом его выслали. Хотели отправить его подальше от столицы, но он задержался в селе Осташково, там я и родился. Отца Александра Троицкого приговорили к 10 годам заключения и забрали на лесоповал, потом он работал на стройке канала им. Москвы. У него был тромбофлебит, и он погиб на этих работах. Мы до сих пор не знаем,  где он похоронен.

Сколько помню себя, я в детстве все время был при храме. В молодости, когда мои друзья собирались в кино, я ходил на всенощное бдение и на литургию и никогда этого не стеснялся. Мои друзья так и звали меня – «Колька-монах». И вот уже шестьдесят один год я служу у Престола Божия, сорок один год − в храме святых мучеников Адриана и Наталии в Бабушкине, двадцать четыре года − в качестве настоятеля этого храма.