Архимандрит Савва (Мажуко). Без права на злословие

 Жаль, что нас никто не предупреждает перед вхождением в Церковь, чем это для нас обернётся. В Америке полицейский обязан зачитывать задержанным права, это мы знаем из фильмов, а кое-кто и на собственном опыте. Вступающему в Церковь никто не зачитывает прав, его не предупреждают, что некоторых из них он лишится раз и навсегда. Сначала приходит вера, понимание — потом. Встреча со Христом меняет нас, пробуждает в нас веру, но понимание того, чем это нам грозит, какими дарами и потерями — это откроется позже, не сразу, по мере зрелости, «в меру возраста Христова».
1Христиане ущербны, они поражены в правах, потому что у них нет совершенно естественного права, доступного каждому — права на ненависть, на законную злость. Более того, не только ненавидеть и питать злость нам запрещено, Господь требует от нас большего. Не сдержанности в злобе Он хочет, не элементарных норм приличия, не простого подавления вражды. Он заповедовал нам, — и это именно заповедь, т. е. предписание — благословлять наших врагов, и это вменено нам в обязанность.
В Нагорной проповеди Спаситель учит: если мы хотим быть настоящими детьми своего Небесного Отца, мы должны исполнить заповедь — «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф 5:44). Это очень важно: не — терпеть, выдерживать, мириться, пытаться понять, простить, то есть мужественно претерпевать, занимая позицию страдательную и мученическую, а активно желать злодеям добра, подтверждая свою благожелательность действием. При этом любить, благословлять, благотворить и молиться я должен искренно, от всего сердца, нелицемерно.
Если бы речь шла об отношениях с близкими, друзьями, единоверцами, это еще можно было бы вынести, но всю эту горячую любовь я должен изливать на кого? — врагов, проклинателей, ненавистников и гонителей, которые бойко и неудержимо желают и делают зло именно мне. Как это возможно? Почему у нас нет законного права на ненависть?
Вот пророк Исаия сокрушается: «Беда мне, беда мне! увы мне! злодеи злодействуют, и злодействуют злодеи злодейски» (Ис. 24:16). Изящно сказано. Сильно. Картина, известная каждому. Если у вас есть брат или сестра, то хотя бы раз в жизни вы собирались с ними расправиться. У меня три брата, и были времена, когда я всерьез подумывал их прибить. Это было в детстве.
Чем взрослее мы становимся, тем изощреннее злодействуют злодей. Нас предают, над нами издеваются, нас унижают, и это можно еще было стерпеть, но когда на твоих глазах глумятся над твоими близкими, хамят твоим родителям, мучают, убивают детей — пусть и не твоих, но живых людей терзают — как это вынести, как, скажите? Как благословить злодея? Строчка из Андрея Дементьева: «Перед грозной памятью людской разливалась ненависть рекой».
Это о людях, переживших ужасы войны, и нам всегда говорили, что их право на ненависть священно: они видели смерть близких, пытки, расстрелы, казни, они сами перенесли голод и знают цену хлеба. Что мы, благополучные горожане, скажем этим людям, как до них донесем заповедь о любви к врагам? Я не знаю. Мне кажется, что о любви к врагам нельзя говорить, ее нужно хотя бы один раз увидеть. Христианская древность благовествовала не столько словом, сколько поступком. Люди видели лица и глаза тех, кто горел любовью к человеку, в ком не было даже тени ненависти к врагам и гонителям.
Наш гениальный современник, Сергей Сергеевич Аверинцев, переводчик, богослов и просто добрый христианин, рассказывал своему другу и духовнику о личном опыте благословения. В какой-то обычный день он стоял у окна своей квартиры и смотрел на мирно спешащих москвичей — студентов, старушек, торговца пирожками, таксистов, милиционеров, девушку в берете, грустного малыша с портфелем — и неожиданно Сергей Сергеевич почувствовал неудержимое желание благословлять всех, кого он увидел, каждого человека — от радости, что они есть, живут, движутся и существуют.
Замечу, что у академика Аверинцева, полиглота и эрудита, были все основания презирать этих копошащихся человечков — так и поступили бы известные персонажи Гессе или Сартра, у которых пошлые, необразованные людишки, этот вульгарный народец, погрязший в болоте популярной культуры, будил лишь тошноту. А вот нашему академику хотелось благословлять.
Обязательно найдутся товарищи, которые укажут, что на самом деле у Аверинцева взыграло высокомерие, но особого рода — религиозная надменность: я, знающий и понимающий богослов, — «Тимея» читали? — я переводил! — имею полное право благословить эту невежественную толпу, снизойти до их серой жизни своими превыспренним благословением. Тот, кто хоть раз видел или читал Аверинцева, никогда так не скажет. Он был добрый христианин. Он был — настоящий. Однако заметим тот важный момент, который может быть и не совсем осознанно, но выделяется нами в осмыслении опыта благословения — момент права и иерархичности.
В акте благословения присутствует скрытый элемент иерархичности. Читаем в Писании: «Без всякого же прекословия меньший благословляется большим» (Евр 7:7). У старшего есть право благословлять младшего по иерархии. То, что мы воспринимаем благословение большей частью в правовом контексте, подтверждает и наша церковная речь, мы говорим: «батюшка не благословил», т. е. не позволил, не разрешил; «кормить нищих — нет благословения», т. е. не разрешается.
Наши родители как старшие в иерархии выражают свое согласие на брак или уход в монастырь, благословляя своих чад. Их благословение как бы легитимирует выбор детей. Право благословлять подчеркивает особую власть благословляющего. Но это еще не объясняет нам, что же значит благословение само по себе. То, что у меня есть право писать роман, еще не объясняет, что есть творчество по своей сути. Современная церковная речь свидетельствует, что в нашем сознании возобладало правовое понимание благословения. Но есть и иное. Назовем его харизматическим.
За пояснениями вернемся к Аверинцеву. В его случае желание благословлять было не симптомом осознанной власти, собственного величия, с высоты которого он снисходит к плебсу, толпе, его потребность благословлять не от высшего права, а от преизбытка доброты, активной доброжелательности к людям.
Даже дети способны различить в слове «благословение» очевидную двусоставность: «благо», т. е. добро, и «слово». Наше родное «благословить» соответствует греческому ευλογει̃ν, состоящему из ευ- «благо», «добро» и λόγος — «слово». Так устроено и латинское benedicere: bene — «хорошо» и dictum — «слово», «выражение». Русское слово «благо» сейчас считается устаревшим и малопонятным, его можно заменить на более понятное «добро» и получиться не «благословение», а «добро-словие».
И что же это значит? Благословлять — значит произносить хорошие слова, нежные выражения, учтивые фразы? Очевидно, что комплиментами благословение не исчерпывается, хотя и простая учтивость и доброе обхождение — это уже немало, и каждый из нас, даже самый сильный человек, временами нуждается в ободрении добрым словом. Но благословение, как его понимают христиане, обязано идти от сердца, от его переполненности добром — «от избытка сердца глаголют уста» (Мф 12:34).
То есть еще до добро-словия человек должен быть преисполнен добро-желательности ко всем, доброго расположения, которое не дробится избирательностью, но вспыхивает неудержимым ликованием, удивлением и благодарностью, глядя на всё живое. Именно так Господь смотрит на нас, и к рождению такого взгляда нас призывает Спаситель: «да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5:45).
Добро-словие вменено нам в обязанность. А еще ободряет то, что мы и Бога должны благословлять, то есть Ему удивляться и радоваться и, если так можно выразиться, Его ободрять к жизни. Как часто в церкви звучат эти дерзновенные слова: «Благослови, душе моя, Господа»! И что же всё это значит? почему это важно? как это работает? Как работает, мы не знаем, но работает, это уж точно. Благословение — это своего рода высказывание-действие, высказывание-волеизъявление. Есть какая-то сила в этом добро-словии.
Мне кажется, что подлинное благословение есть порыв жизни. Благословляя, мы как будто делимся своей жизнью, отнюдь не теряя силы жить, а, наоборот, в этой самоотдаче и жертве добра уподобляясь Творцу, самих себя приобщаем божественной жизни. В порыве благословения совершается круговорот любви в природе, который и есть круговращение жизни, а для христианского мироощущения любовь и жизнь тождественны, они просто совпадают. Как это удачно выразил А. К. Толстой:
И вещим сердцем понял я,
Что все рожденное от Слова,
Лучи любви кругом лия,
К нему вернуться жаждет снова.
Благословляя — друзей, врагов, кошек, жирафов — мы вступаем в это священный круговорот любви и жизни, мы священнодействуем, то есть осуществляем своё прямое служение в этом мире — служение детей Божиих, Его наследников, царей и священников. У апостола Павла есть самое понятное определение любви: «любовь не делает ближнему зла» (Рим 13:10). Но просто «не делать» это мало. Благословение есть активное желание добра всему миру, оно само по себе есть акт, действие. И право и обязанность благословлять принадлежит каждому человеку, а не только священникам.
Благословлять — это не просто правильным образом складывать руки и произносить сакральные формулы. Весь мир живёт благословением, добро-словием, добро-деланием, добро-желательством. Благословение — естественная реакция человека на то, что есть, существует, бытийствует, это благодарное восхищение живым. Благословлять значит заключать в свои объятья всех детей Божиих, и Бога, и самих себя, добро-словить и «перецеловать все вещи в мироздании», иногда с благодарностью, иногда со скорбью и слезами, потому что наш мир поражен болезнью, и, стало быть, еще больше нуждается в нашем благословении.
Благословляющий взгляд и сердце следует воспитывать. Это своего рода духовное упражнение, когда каждое утро я начинаю с благословения и славословия, обнимаю и целую Бога и мир через молитву и благодарение. В этом нет ничего уникального. Ведь мы — дети Божии, и вставая и ложась спать, так естественно детям обнять своих родителей, братьев и сестер, и все наши обиды и огорчения — внутри одной семьи, и мы как-нибудь разберемся, Папка всех помирит.
Весь мир ждёт от нас благословения как ободрения к жизни. Это не просто наша миссия, но и дар, но как всякий дар, он может быть извращен. Многие люди страшатся проклятия, и не напрасно. Проклятие есть благословение наоборот. Если благословение дарит жизнью, то проклятие способно эту жизнь отнимать. В проклятии не добро-словие, а зло-словие. Как близки эти два разных действия, хорошо показывает латынь: benedictum — благословение (добро-словие) и maledictum — проклятие (зло-словие).
В благословении — ободрение к жизни, в проклятии — отрицание жизни, активное желание и пожелание небытийности. В этом смысле осязаемо-грубое и угрожающе-осуществимое «получишь в бубен» менее опасно, чем интеллигентно-брезгливое «чтоб ты здох». Классический пример проклятия мы найдем в книге Иова. Сокрушенный бедами, гибелью детей, внезапной нищетой, одиночеством и болезнями Иов «отверз уста и проклял день свой и сказал:
Дa сгинет день, в который рожден я,
и ночь, что скaзaлa: „зaчaт муж!"
День тот — дa будет он тьмa,
Бог с высот дa не взыщет его,
дa не сияет ему свет!
Смертнaя тень дa емлет его,
дa обложит его мглa,
зaтмение дa ужaснет!
Ночь тa — дa облaдaет ею мрaк,
Дa не причтется онa к дням годовым,
в месячный круг дa не войдет!
Ночь тa — дa будет неплоднa онa,
дa не звучит в ней веселья клик!
Дa проклянут ее клянущие день,
те, что хрaбры Левиaфaнa ярить!» (Иов 3:3–8).
Обратите внимание: Иов проклинает свой день рождения! Как бы жутко от этого не было, это очень современное занятие, многим понятное и близкое, порождающее порой даже ненависть к родителям за то, что пустили на свет: «Дa сгинет день, в который рожден я». Этого дня не должно быть. Иов будто зачеркивает свое собственное бытие, проклиная себя, отказываясь быть, отрицая бытие всех своих возрастов, состояний и событий.
Как и благословение, проклятие тоже как-то работает, хоть мы и не знаем, как. Проклиная, мы пробиваем брешь в жизни — своей ли, или ближнего — «дырявим» само полотно жизни. Но проклинать иногда очень хочется. Бывают дни, когда мы позволяем себе это опасное зло-словие, проклиная свою страну, детей, близких, врагов, свой город. Это активное пожелание зла, способное вызывать это самое зло к жизни.
Об этом даже думать страшно, но давать место злу, вызывать его к жизни — это что-то совершенно жуткое и уж совсем недостойное звания человека. И было бы очень страшно жить на земле, если бы Сам Господь не полагал пределы проклятию. Ведь не только мы можем проклинать, но и нас, а это отрезвляет, пугает и настораживает. Но очень утешает фраза из книги Притч: «Как воробей вспорхнет, как ласточка улетит, так незаслуженное проклятие не сбудется» (Притч. 26:2).
Да, у нас очень много поводов для проклятий, но и мир, и Бог ждут от нас не только сдержанности от зложелательства, но и активного добро-словия. Подлинные христиане подобны деревьям: как деревья дают нам дышать, выделяя кислород, так и ученики Христа должны разливать вокруг себя благословение, излучать доброту и доброжелательность. Как естественно людям дышать, так для христианина должно быть естественно благословение, а навык к добру так должен укорениться в нас, чтобы мы просто разучились не только желать зла, но даже думать о нем.
Великий Януш Корчак писал в своем дневнике: «Я никогда никому не желал зла, я не знаю, как это делается». Читаешь и — не веришь! Неужели есть такие люди, которые даже не знают, как это — желать людям зла? Выходит, что есть, и доктор Корчак как раз из тех свидетелей, что дали себе перерезать горло. Трудно сказать, по силам ли нам приучить себя к благословляющему взгляду, к постоянству в добре. Вполне возможно, что это благодатный дар, который нельзя взять силой, о нём можно только просить. Но отучить себя от злословия и зложелательства — это нам по силам, с этим мы справимся.