Нормальные, не спившиеся лица и чистота на улицах

Двор с множеством хозяйственных построек усыпан снегом. У сарая на привязи барбос, он счастлив гостям, из хлева тянутся свиные рыла. Каждое строение размером почти с жилой дом. Парень в камуфляжной форме палкой ворошит угли в мангале— кажется, что он жарит на морозе шашлыки. Но это коптится сало. 

В этом доме надо провести день, чтобы понять, кем друг другу приходятся живущие тут люди. Несколько молодых взрослых мужчин и женщин, родители обитающей здесь стайки детей. Старшие дети — Саша, Даниил и Женя— все время серьезны и все время вместе; они —приемные дети хозяйки дома Татьяны Белозеровой. А маленький бандюганчик Паша, мешающий Татьяне ткать на прялке — ее внук, сын давно уже взрослых родных детей. Кроме этих четверых, в доме еще несколько маленьких детей. Сколько их, мы так и не смогли подсчитать.

Мы приехали в Городищну поздравить детей из местных многодетных семей с Новым годом. И хотя Великий Устюг, родина Деда Мороза, отсюда всего в 150 километрах, эти дети не избалованы новогодними подарками.

Мы проехали 800 километров из Москвы не потому, что ближе к столице нет мест, где дети из многодетных семей хотели бы увидеть Дед Мороза. Более того, в деревнях ближайших к столице областей в прогнивших избах и с вечно подвыпившими родителями живет куда больше, чем на Вологодчине, малышей, нуждающихся во внимании доброхотов. Просто еще раньше мы нащупали в этих местах нечто важное: живую среду с естественными ценностями традиционной культуры. Тут, на востоке Вологодской области, кажется, сохранился институт семьи, например, дети из проблемных семей попадают не в детский дом, а к родне. Мы собрали подарки и поехали посмотреть на эту «нормальную Россию» своими глазами.

«У нас много таких семей. Вот в Березовой Слободке, куда мы едем, у Суховых, тоже бабушка воспитывает своих внуков — дочь непутевая оказалась. У нас сотрудница взяла под опеку ребенка из пьющей семьи», — Любовь Бородина — наш гид по многодетным семья Нюксенского района. В тот год, когда развалился Советский Союз, она создала в Нюксенице Центр традиционной народной культуры. В 2007 году он сгорел, и вот всего лишь за несколько дней до этого Нового года открылось новое здание. Наследующий день после похода по многодетным семьям нас позвали сюда, возвращать к истокам.

Большой зал в теплом, компактном двухэтажном деревянном доме, похожем на терем. Посередине елка. Рядом с ней ставят полено. Вокруг него, взявшись за руки, водим хоровод. Затем, по команде начинаем игру — в полную силу стараемся повалить на полено соседей, которых держим за руки. Соседи, соответственно, стараются повалить тебя. Задача: сбить соседом полено. Оказавшийся слабаком выбывает из игры. Опять водим хоровод, опять боремся, итак до последнего, который выходит победителем. Эта древняя русская игра называется «поленьице». В других регионах России ее не помнили даже наши прабабушки. Здесь в нее играют дети и поныне. «Новый нормальный» горожанин никогда не ощущал этот невероятный драйв настоящей русской вечеринки.

Мы играем в «поленьице», за окнами валит снег, через дорогу люди заходят в церковь, она тоже маленькая и деревянная, свет в ее окошках делает уютным все окружающее пространство. С другой стороны трех- и четырехэтажные новые дома, поодаль дети катаются на санках вокруг огромной сельской елки, за ней каток.Нюксеница выглядит как респектабельные поселки нефтяников в Сибири. Собственно, это почти так.

Местную экономику создает «Газпром», тут находится инфраструктура магистральных трубопроводов, по которым газ поступает, в том числе и в Европу. Так что уровень жизни пятитысячной Нюксеницы достаточно высок по российским меркам. Здесь как-то удачно совместились относительно хорошая экономическая конъюнктура и традиционный уклад жизни. Коллективизм в этих местах наполняет жизнь смыслом, и это очень сильно отличает восток вологодчины от других регионов центра России, где традиционный уклад жизни уже давно несовместим с развитием.

— Представьте себе, я человек, который никогда не был в Москве, один раз только проездом на вокзале, по дороге в Ростов, — говорит Ирина Андреева, племянница Ирины Суховой, хозяйки последнего дома, в который мы пришли с подарками поздравить детей. Она любит, как ивсе в провинции, поговорить о том, как в столице жить тяжело.

— И что вы там все собрались? — вторит ей Любовь Бородина.

— Понимаете, чтобы человек хотел жить в Москве, где несколько часов вдень уходят только на пробки, он должен быть уверен, что там, откуда он ушел, ничего нет. Ямного где жила и много повидала. Приезжаешь, вокруг обшарпанные хрущевки, а половина одноклассников спилась. Хочется назад. А тут по-другому. Кто уехал, приезжают и видят, что те, кто остались, живут материально почти также, машина там, дома все есть. И он задает себе вопрос: а зачем я мучаюсь в большом городе? — с женщинами трудно не согласиться.

В большом селе, в котором живет эта семья, нет пустующих домов. Глаз не привык видеть вечернюю деревенскую улицу, на которой в окнах каждого дома горит свет. Березовая Слободка— это такие нюксенские «Химки», здесь почти все работают в райцентре и многие могут позволить себе не тратить время наведение приусадебного хозяйства. В семье Суховых— еще одна стайка детей, точное количество которых не так просто установить. Правда тут женское царство — мужчин только двое, и они пока маленькие, одному 11, второму 13 лет. И здесь все в соответствии с местными традициями. У трех женщин, по сути, общие дети — долго разбираться, где чей сын, внук, племянник.

— Дочь непутевая оказалась, уехала куда-то — и след простыл, детьми не интересуется, а их, деток-то, жалко, — Ирина Сухова рассказывает о судьбе своей семьи на маленькой кухне, больше похожей на ботанический сад. Тут цветы, кусты, названий которых не запомнить, висит морской еж, привезенный из Анапы. Из живности в этом доме только собака. Угощают чебуреками с рисом и мясом, а не крольчатиной, грибами и соленьями, как в других домах.

— Заберите меня в Москву или привезите мне сюда группу «Баста», — белокурая двенадцатилетняя красавица Маша рассказывает о своей ностальгии по мегаполису. Машу привезли сюда жить из столицы, здесь москвичи еще «все не скупили», но уже «понаехали». Ее мама сейчас выступает на большом рождественском застолье, которое называется «Братчина».

Это еще одна старинная традиция этих мест. По окончании рождественского поста люди всей деревней собирались за столом. В наши дни это делается так: заезжаем в супермаркет, покупаем еду, едем в деревню Пожарище (с ударением на предпоследнюю гласную), там большая изба — еще один этнокультурный центр. Заходим, записываем по 200 рублей с человека, садимся за общий стол.

В зал входит мужчина, у него в руках шест, на нем — икона Христа, украшенная елочными ветвями, и две свечки. Он славит Христа, поздравляет с праздником. Минут через двадцать после начала застолья гостей поднимают из-за стола в хоровод. Девушка выбирает понравившегося ей молодого человека, выводит его из хоровода, они целуются три раза, после чего уже молодой человек выбирает девушку, целует ее, итак, похоже, до бесконечности. Вообще, не надо быть специалистом, чтобы понять: вся традиционная праздничная культура служила инструментом для создания семьи — все игры, танцы, пляски, кажется, существовали для того, чтобы облегчить знакомство между молодыми людьми.

По залу разносят пиво в больших чашах. Пить до дна необязательно. Пиво на вкус напоминает квас, крепость— градуса четыре, но в голову бьет сразу. В здешних местах сохранились традиции пивоварения, только варят теперь больше по праздникам. Напиться не дадут. Каждые двадцать минут — очередной хоровод. После него хочется не рюмку, а выйти на свежий воздух, отдышаться. В горнице уставшие сидеть за столом дети играют в «поленьице», за дверью, на улице, подвыпивший старичок готов часами рассказывать про свою похожую на волка собаку…

Мы в этих местах в третий раз. В первый раз удивила Тотьма — вполне себе живой городок, очень выделяющийся ухоженностью на фоне других малых городов центра России. Второй раз удивила Тарнога — по сути, далекая глухомань на границе с Архангельской областью. Живые, деятельные люди, нормальные, не спившиеся лица, и опять-таки, почти идеальная чистота на улицах. Теперь удивила Нюксеница. Наверняка в этих местах миллион проблем, но здесь не убого, здесь есть жизнь.

Мы не нашли пока ответа на вопрос, почему тут все так радикально отличается даже от соседних районов той же Вологодской области, не говоря уже о других областях. На обратном пути читаю книжку о традиционной культуре Нюксенского района. В ней про то, как здесь все было устроено до революции. И во всей книжке нет ни одного слова про крепостное право, про взаимоотношения крестьянина и помещика. Пишут как будто про свободных людей, у которых была своя земля и свои хозяйства.

Но Википедия ничего не говорит о том, что жизнь здесь была организована как-то по другому, нежели в иных регионах центра России. От Вологды до Нюксеницы 330 километров. И сегодня это длинный и тяжелый путь. А раньше, вероятно, это была такая глухомань, до которой не могла добраться тяжелая рука русского и советского режимов.

Может быть, поэтому жизнь здесь и сегодня бьет ключом.