|
||||||||||||||
Современная литература не должна писать о религии?Что христианского можно найти в романах Пелевина и Сорокина? Нужны ли светские книги воцерковленным подросткам? Как описать чудо и не скатиться в лубок?
Русская литература последней четверти века плотно работает с религиозной тематикой. Чем рискуют авторы, обращаясь к религиозной тематике, и нужно ли вообще касаться этой темы светской литературе – эти вопросы обсудили за круглым столом писатели, художники, преподаватели и журналисты.
ПЕЛЕВИН КАК ХРИСТИАНСКИЙ АВТОР
«В современной литературе важно не то, какой образ Церкви как института или культурного феномена мы в ней видим. Важно – соположение личного религиозного опыта с вечностью, и в этой сфере литература последних 10-15 лет дает богатейший материал», — открыл обсуждение Сергей Чапнин, ответственный редактор «Журнала московской Патриархии».
Писатель Сергей Шаргунов, лауреат премий «Дебют» и «Национальный бестселлер», рассказал о своем опыте работы с религиозной тематикой: «Мне приходилось подступаться к этой теме на пространствах текста. На мой взгляд, главное здесь — чувство вкуса, такта и понимания уместности: что и где можно говорить». «Как я был алтарником» — так называется один из псевдобиографических рассказов Шаргунова. «Пошел он легко, хотя едва ли был сопряжен с поисками смысла», — отозвался об этой своей работе автор.
Церковь – это то, что всегда присутствовало в русской литературе, говорит Шаргунов. Тот же Бунин – как бы он ни относился к Церкви, но в его текстах много описаний храмов, их убранства, мелодий, стояний на службах: Церковь была нормой, частью жизни, и потому она постоянно появлялась в художественных текстах.
«Часто говорят: церковному читателю претит современная литература, потому что там есть темы, которые не связаны с канонами. Но, конечно, светская литература на то и называется светской. Была даже, если память не изменяет, инициатива духовного лица запретить Лермонтова. Но, мне кажется, душа читателя должна быть как пчела — с каждого цветка брать лучшее», — полагает Шаргунов.
Если верить, что все неслучайно и промыслительно, то и книги читаются по-другому, заключает он. Пример тому — известный Виктор Пелевин, в романах которого при желании тоже можно найти христианские мотивы: «Вот его повесть «Желтая стрела». Она целиком о бренности этого мира, и это такой парафраз Екклезиаста».
«В романе «Empire V» Пелевина есть диалог молдавского богослова. И он удивил меня своей внятной христианской позицией. Этот отрывок действительно можно рассматривать как серьезный богословский текст», — согласился Сергей Чапнин.
ТРУДНОСТИ ЧУДА
В обращении к религиозной тематике авторам следует избегать лубочности и нарочитости, уверен Сергей Шаргунов.
Однако в современной литературе есть тексты, которые намеренно играют с лубочностью, и это идет им только на пользу. Например, роман «Лавр» Евгения Водолазкина, завоевавший в 2013 году премию «Большая книга». «Многие церковные люди даже возмущались этой лубочностью, — сказал Сергей Чапнин. – В то же время, в романе за ней скрыто много большее, нужно только заглянуть за угол, за грань».
В современной литературе есть явная проблема изображения чуда, уверена Евдокия Варакина, старший преподаватель на кафедре истории и теории литературы ПСТГУ: «Интересно смотреть, как разные писатели решают эту проблему так, чтобы она сработала в художественном пространстве. Читатель должен пережить чудо не просто по доверию к автору, а с тем, чтобы оно стало фактом его сознания».
По словам специалиста, этот вопрос мастерски решен в одном из романов Андрея Волоса. В нем, в описании последовательности действий, выпадает одно звено. По сюжету, перед одной из главных героинь стоит проблема – ее брак бесплоден. Тогда, по совету врача, она решается на тайную измену. Рождается ребенок, он похож на мужа, и по прошествии нескольких лет муж заявляет, что хочет еще одного. Героиня, уже воцерковленная, хочет рассказать обо всем священнику, но боится и в итоге говорит только, что они с мужем хотят еще детей. Священник отвечает: «Категорически благословляю». На этом повествование обрывается, и потом, через несколько глав, читатель узнает, что в семье родилась девочка. Мысль о связи благословения священника и чудом рождения ребенка не звучит в тесте открыто. Но все настраивает читателя на то, что слово имеет чудесную силу, и что слово священника в данном случае было выше диагноза врачей.
ПИСАТЕЛЬСКИЕ РИСКИ
Чем рискует писатель, когда начинает говорить на религиозную тему? Алиса Ганиева, лауреат литературных премий «Дебют» и «Триумф», полуфиналист «Большой книги», полагает: риск в том, чтобы провалиться в брешь между интересами разных групп читателей.
«В основном, читатели, как мне кажется, не очень воцерковлены, — говорит Ганиева. — И если углубляться в религиозную проблематику, то можно потерять их интерес. С другой стороны, легко попасть между двух огней: воцерковленные люди могут разглядеть в таком тексте кощунство. Подобные прецеденты случались».
«Полутона часто важнее и серьезнее, чем прямолинейный рассказ в лоб», — уверен Сергей Шаргунов. Но все же главный риск, которого важно избегать писателю, по его мнению, это – профанация и фальшь в тексте.
Писателю важно не скатиться в назидательность, уверен художник Константин Сутягин. Потому что тогда, по его словам, будет уже не искусство, а пастырско-миссионерская работа. Другая проблема современной литературы в описании церковной жизни — в том, что литература превращается в религиозную этнографию. «Церковь описывают так, как путешествие в Африку: вот я съездил в Африку, и там люди ходят в таких шапках, — говорит Сутягин. – Такое описание говорит об утрате бытовой церковной культуры».
Классическая русская литература жила в церковной среде, но не рефлексировала ее. А сегодня эта среда стала интересным продуктом, обращаясь к ней, художник, часто ищет свою «таргет-групп», добавляет Сутягин.
Писатель Майя Кучерская, победитель премии «Большая книга-2013» в читательском голосовании, считает: литература вообще не должна глубоко осваивать религиозное поле.
«О духовном могут писать люди духовные, — говорит Кучерская. — Литература светская должна знать свое место, она может только возвести очи горе – но не более того. Дело литературы — молочко, которым она может кормить читателя и слушателя. И если это молочко будет достаточно жирным – уже хорошо».
НУЖНА ЛИ СВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ВЕРУЮЩИМ?
Церковный читатель может многое почерпнуть из текстов, где неявно выражена христианская проблематика или выражена полемично, полагает Евдокия Варакина. И все же, по ее словам, хорошая церковная литература отличается от хорошей светской литературы — пусть и связанной с религиозной темой – чувством меры, внутренним целомудрием.
«У нее все-таки остаются запретные темы, она боится соблазнить, — заключает Варакина. — У светского писателя это ограничение снимается. А потому многие светские тексты церковному подростку не дашь».
С этим мнением не соглашается Ирина Языкова, искусствовед, специалист в области христианской культуры:
«Пусть лучше церковные подростки проживут свои страсти в романах. В противном случае может получиться ситуация: все в детстве читали хорошие церковные книжки, но почему же тогда у нас такая ужасная церковная жизнь?».
текст Михаил Боков Фото Владимира Ходакова |
||||||||||||||
|
||||||||||||||
|
Всего голосов: 1 | |||||||||||||
Версия для печати | Просмотров: 2000 |