Священник Константин Камышанов. О чем нас спросят после смерти

О чем нас спросит Христос после смерти? Он сказал:

-Дал ли ты Мне есть и пить?

-Посетил ли ты Меня, когда я болен или был в темнице?

— Пустил ли ты Меня в дом?

Сегодня это звучит странно, и миссия кажется не выполнимой.

У нас в стране никто от голода не умирает. Есть люди, которые питаются плохо. Им не хватает витаминов или деликатесов, но простая и грубая еда имеется у всех в достатке.

Недорогая одежда доступна в магазинах секонд-хенд или ее можно получить при многих храмах. С водой тоже ни у кого нет проблем. Пустить в дом неизвестного человека сегодня смертельно опасно.

Так чем же сегодня угодить Богу, кто тот мой ближний о ком написано в Евангелии?

— На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым (Лк: 10:30)

Может быть, это нищие наших городов? Им можно дать миллион и все равно это не будет решением их проблем. Большая милостыня может оказаться и вовсе несовместимой с жизнью. Принявший ее нищий обопьется или его убьют. Проблемы большинства нищих не в деньгах, а в голове.

Подавая женщинам с детьми на руках понимаешь, что из ста рублей, восемьдесят будет пущено на наркотики для наших детей. На эти деньги могут быть куплены гранатометы, которые выстрелят либо в наших мальчиков, либо в очередной роддом.

В преступной группировке может состоять прекрасный человек, не догадывающийся о намерениях коллег. Но его участие в банде — порок и зло. У нас в городе часто бывают десанты таких нищих, организованных в мобильные команды. Их массово привозят и увозят. Забирают с «точек» поздно вечером и привозят туда рано утром.

Жалко детей зябнущих на улицах, жалко безногих «десантников», но и жалко также тех, кому на доходы этих «десантников» купят дозу героина — дозу смерти. Эти «десантники» — ангелы героиновой смерти. Такие же, как обычные «невиновные» наркокурьеры. Они могут быть, сами по себе, не злыми людьми, но работая в машине смерти, они изменяют мир ко злу. Так значит, им давать не надо?

Но Евангелие жжет сердце словами:

Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же (Лк:36–37).

В другом месте мы читаем:

— Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас (Мф. 7:6)

— А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам (Мф. 15:25–26)

Голова пойдет кругом.

С одной стороны, есть традиция давать без оглядки, с другой предлагается вычислять «псов», недостойных милости. По традиции, мы должны подать вне зависимости от того, кто к нам обратился. А если просящий обратит милостыню во зло, то это его проблемы, за которые он сам будет отвечать перед Богом.

Неверное основание видится в этом рассуждении: «Я не могу понять проблемы того человека, и я, не желая взваливать на себя ответственность за свои поступки, перекладываю эту ответственность на плечи того, кто уже давно никакой ответственности нести не может, по определению». Это жестоко и в этом присутствует фальшь.

Традиция — верный маяк, но это не канон и не правило, принятое Церковью. Церковь, по большей части, оставила дела благочестия на конкретное рассуждение. Господь дал голову не для шапки, а для того, чтобы ум, как один из Божиих талантов, приносил плод сторицей.

Ум может подсказать, что если искать безгрешной милостыни, то дрожащей от холода старухе, можно, вместо денег, принести теплые вещи или лекарства. Ребенку, накачанному наркотиками — оставить детское питание. «Воину- интернационалисту» можно купить еды. Но для этого будет недостаточно бросить деньги в шапку, улыбнуться и тут же уйти. Для совершения доброго поступка потребуется развернуться, потратить время на покупки и подумать. Сделать это намного труднее, так как нам всем некогда и мы вечно куда-то опаздываем. Но это будет решение, в котором найдут согласие сердце и ум.

Примеры перекосов милосердия встречаются сплошь и рядом. Кому не знакомы добрые и глупые женщины, готовые отдать проходимцам свою жизнь, средства и бессмысленную любовь, приводящую к катастрофе? Люди, у которых прекрасно работает сердце и выключена голова, называются умалишенными. Люди, у которых прекрасно работает голова при выключенном сердце — душевнобольные.

Мудрость состоит в сочетании ума и сердца. Это умное сердце или добрый ум. Преступление и безответственность против божественной природы человека — выключение одной из составляющих, вложенной в нас Творцом.

Милосердие как лекарство. В неумелых руках оно может принести усиление болезни. Всем памятна история иеромонаха из Карелии, зарезанного теми, кого он приютил из жалости. Люди, вошедшие под его кров, лишили его жизни за полбутылки служебного вина, найденного ими в алтаре.

Системой координат в нашем случае должна быть мудрость. Она говорит о том, что любовь в поступках должна измеряться благом человека. Не будет благом дать на водку, проспонсировать героиновую мафию, выпустить, прежде времени, из тюрьмы убийцу. Пожалев убийцу, мы не пожалеем его следующую невинную жертву. Огульное и сплошное потакание просьбам порока породит легализацию греха и увеличит меру зла.

Благо определяется замыслом Бога о человеке. Условие принятия блага — свободная воля человека, желание принять помощь. В инструкциях по работе с бродягами и бомжами четко написано, что оказывать помощь следует человеку, находящемуся в бессознательном состоянии либо не сопротивляющемся этой помощи.

Существуют инструкции, написанные кровью и слезами тех, кто общается с лицами находящимися в заключении. И хорошо сказано чтобы: «обратившись, не растерзали вас. В самом деле, сначала они принимают на себя личину кротости, чтобы узнать; потом, когда узнают, сделавшись совсем иными, ругаются, поносят, смеются над нами, как бы над обманутыми» Из чего следует, что бессмысленного добра не может быть, в принципе.

Более того, время показало, что может появиться «милосердие» и без добра и без ума. Во время суда над дамами плясавшими в Храме Христа Спасителя, православные масс-медиа приставали к священникам:

— А вы могли бы пойти к ним в тюрьму? А что бы вы могли им сказать?

Извините, а заключенные вас об этом просили? Они жаждали увидеть духовное лицо? Оно им было нужно? В этом есть какая-то гордость, бестактность и самоуверенность. В этой акции присутствует неуважение к заключенным, кем бы они ни были. Они имеют право не подвергаться прозелетической агрессии, находясь в беспомощном состоянии. Их внутренняя свобода не попирается даже Богом.

Это пример кривого милосердия, в котором выключено не только сочувствие и ум, но и азы гражданского общежития. Это пример ужасного политического шоу «Милосердие». Рассадником этого уродливого явления стало российское медиа-пространство.

Медиа-поле России — странный мир. То, что имеет огромную цивилизационную ценность, замалчивается, а всякая сиюминутная глупость и порок культивируются. Доктор Лиза, Даниловцы, Чулпан Хаматова с ее детьми и героическим «попрошайничеством» у богатых не интересны фабрикантам новостей. Казалось бы, пример прекрасной жизни замечательных людей должен прививаться, как рассада добра и света, по всей стране. Но вместо этого мы видим насаждаемый культ страха и прививку пороков.

Внимание на медиа-пространстве было остановлено потому, что эта общность — пятая власть, стремиться стать альтернативным генератором нравственности и духовности. Встретив на пути Церковь, она пытается дать ей сражение, переосмысливая понятия добра и зла. Одним из ударных инструментов стала подмена смысла милосердия и его извращение в нюансах, меняющих его суть.

В этом смысл атаки на церковь в течение последних лет. Подмена состоит в том, что от Церкви требуют не только пустого псевдо-милосердия, но и в заведомо невыполнимом количестве. Церкви навязывается параллельное с государством обеспечение социального пакета. Но если Церковь должна заняться масштабным социальным обеспечением, стать новым профсоюзом или собесом, то зачем нам государство? Давайте, отдадим весь бюджет, месторождения полезных ископаемых и судебную систему Церкви и, тогда, с нее можно будет спросить все то, что так горячо ожидается ее противниками. Но если фронда не желает видеть в России теократию и христианский шариат, то к чему эта истерика?

Церковь не должна раздать всем по рыбе. Она не должна также научить всех делать это самим. Это задача государства. Задача Церкви — научить тех, кто умеет ловить, делиться с теми, кто не в состоянии этого сделать. То есть научить народ быть единой святой семьей, общиной, где люди могут заботиться сами о себе, не зависимо от внешних условий.

Суть разногласий между позицией людей, чуждых Церкви, и нами проста. ПРОСИТЬ и НУЖДАТЬСЯ — разные вещи. Попрошайничество может быть профессией или пороком. Нужда и боль — это беспомощность. Милость должна быть шансом для тех, кто хочет подняться из нужды и сделать шаг вперед

Есть еще один подводный камень милосердия — самообман. Метнуть деньги в чужую шапку — это и не милосердие, а эпизодическая отписка в любви к несчастному. Разве только дающий человек не способен на что-то большее, то, возможно, и сойдет и такая милостыня. Милостыня в тюрьмы с батарейками, конвертами, авторучками и книжками — из этого же разряда. Видов такого суррогатного милосердия оказалось довольно много. Они напоминают фрагмент из Евангелия, в котором упоминаются некие люди, трубящие о милосердие на распутьях дорог.

В древней Иудее был такой обычай — собирать нищих, трубя в маленькую дудочку. И это было бы неплохо, если бы не одно «но». Христос, осуждая фарисеев, имел в виду то, что милостыня стала символичной. Брался, условно говоря, рубль, менялся на копеечки и вручался под пение труб.

В случае фэейсбук-милосердия с лайками не происходит даже подачи копеечки, выходит одно гудение дудочки. Существует имитация милосердия в виде бурной телефонной деятельности в многочисленных фондах, где бодрые телефонисты придумывают, как распределить чужие деньги и не забыть себя. Отчеты, фотографии, круглые столы, беседы взахлеб — основная их работа

За милосердием далеко ходить не надо. Рядом с нами всегда есть долгоиграющие проекты помощи соседям, знакомым и даже… самым близким родственникам. Христова нива лежит от нас на расстоянии вытянутой руки.

Можно откупиться от голоса совести косвенной помощью, но лучший способ жить в согласии с совестью — участие своими руками, своим сердцем. Можно перевести деньги по чеку, но для души лучше всего поднять нуждающегося своими руками. Участники ночных акций больших городов сами перевязывают раны, носят несчастных на руках, заваривают им паек и, главное, утешают. Когда в первый раз видишь струпья ран бездомных и больных людей, то это шокирует, но побеждает мысль:

— Господи, я не могу омыть раны Тебе, но, ради Тебя, омою раны этому несчастному.

Эти ночные акции, походы в детский дом, к инвалидам, к старикам, к раненым солдатам изменяют душу глубочайшим образом. Христианская забота о ближнем — это живительная влага нашего сердца. Оно, обильно увлажняемое добротой, расцветает и плодоносит. Без милосердия оно сохнет и каменеет. Христианин не может жить без него, по определению.

Отсутствие милосердия — серьезнейший порок, потому, что милосердие лежит в основе главной заповеди. Оно обжигает черствое сердце. Жить без него стыдно. Жить с ним — кажется страшно. Но без исполнения первой заповеди все остальные теряют смысл

Есть реальные братства милосердия, где всегда не хватает рук и денег. На худой конец, для тех, кто не умеет любить людей, но хочет научиться любви, есть бездомные кошки, собаки и горящие леса. Настоящий христианин милостив ко всему живому миру.

Но для тех, кто любит людей, и хочет приносить пользу, есть возможность учиться этому. Однажды в Италии в небольшом городке Римини, я зашел в храм. При входе лежал фотоальбом. На нем было написано Каритас — «милосердие». Я открыл его и поразился. Там были фотографии сотен людей со стариками, инвалидами в колясках и больными. Чуть позже, зашел в другой храм на окраине и нашел там такой же альбомчик.

Эти слова написаны не потому, что там все хорошо, а здесь все плохо, а потому, что хорошему обычаю надо учиться, как мы учились архитектуре и музыке.

Потому что, если любовь остается виртуальной, то чего стоит самоуверенность и гордость Третьего Рима?

У апостола Павла написано:

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,-то я ничто. (1Кор: 13-1-2)

Если кто-то думает, что он верный хранитель учения святых отцов, то он должен помнить, что святые отцы, прежде всего, любили Христа и Его заповедь:

Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя (Мф: 22:37–40)

Эта заповедь должна быть испытанием на верность.

Милосердие — это непреодолимый барьер для многих из нас. Это то, что большинство не умеет делать. Понятно, что исторически, наша Церковь была в юридическом гетто. Ей не разрешалось вмешиваться в социальную жизнь Империи, и отводилась роль созерцателя небесных тайн. Но почему, сегодня, самые раскупаемые книги — это книги о чудесах, старцах и записках одиноких странников, бегущих из мира и о всем том, что не имеет отношения к реальной жизни и делам?

Реальные святые осознавали свою историческую роль пред Богом и людьми. Они знали первую заповедь и поэтому служили Богу и людям одновременно, каждый своими дарами. Путь преподобного Серафима Саровского, прошедшего искус в пустыни и вышедшего из затвора к людям, должен нам показывать, что созерцание должно увенчиваться трудами любви. Формы ее могут разными. Например, Феофан Вышенский — затворник, вообще, находился в келии безвылазно, но и оттуда он писал душеполезные наставления.

У нас общая коллективная историческая травма эмпатии. Эта травма лечится благодатью. Благодать берется из общения с Богом и добрых дел. Добрых дел неописуемое количество. Поэтому единого рецепта милосердия нет. Рецепты рождаются в той мере, в которой человек набирается мудрости. Милосердие, как и любовь — искусство, которому нужно учиться всю жизнь. Разумеется, на стадии ученичества возможно преимущество традиции, исключающей рассуждение. Но прямолинейная традиция не всегда и везде применима. Шаблон не может быть искусством.

Мы, как и евангельский законник, пытаемся найти ответ на то, кто достоин нашей милости. Христос, по сути дела, не ответил на вопрос о том, кто его ближний, а определил понятие «ближнего» глобально. Ближний и ближние — это те, кому нужна любовь Небесного Отца, те, кто может дать и принять эту любовь.

В системе координат мудрости легко и просто решать все встречающиеся задачи. Если человек не умеет любить, то для него спасение традиция. Но если он совершенен, то им руководит мудрость. Как сказал античный философ: «Из мудрости вытекают следующие три особенности: » Выносить прекрасные решения, безошибочно говорить и делать то, что следует».

Иисус сын Сирахов, в своей Книге Премудрости, написал о том, как она приобретается:

Если желаешь премудрости, соблюдай заповеди, и Господь подаст ее тебе, ибо премудрость и знание есть страх пред Господом, и благоугождение Ему — вера и кротость.
Не будь недоверчивым к страху пред Господом и не приступай к Нему с раздвоенным сердцем. Не удерживай слова, когда оно может помочь, ибо в слове познается мудрость и в речи языка — знание. Не противоречь истине и стыдись твоего невежества. Не стыдись исповедывать грехи твои и не удерживай течения реки. Не подчиняйся человеку глупому и не смотри на сильного. Подвизайся за истину до смерти, и Господь Бог поборет за тебя. Не будь скор языком твоим и ленив и нерадив в делах твоих. Не будь, как лев, в доме твоем и подозрителен к домочадцам твоим. Да не будет рука твоя распростертою к принятию и сжатою при отдании.

Всё сотворил Господь, и благочестивым даровал мудрость — плод деятельной любви.