Музыка души – дорога к Богу

О том, как полученное в советские времена музыкальное образование стало своеобразным пропуском к воцерковлению, каким образом от пения на клиросе довелось прийти к служению в алтаре в священном сане, про то, от чего порой можно зайти в тупик, и о самом редком в наше время человеческом качестве рассказал в интервью настоятель липецкого храма святителей Митрофана и Тихона протоиерей Олег Салманов.

Кто-то получает веру, что называется, с молоком матери, у других же путь к Церкви бывает протяженным, с многими поворотами. А как к вере пришли вы?

– Семья наша поначалу была неверующая. Сам стал я веровать в 20-22 года. С детства учился в музыкальной школе, потом в музыкальном училище. Окончил Липецкое музыкальное училище по двум отделениям – «фортепиано» и «теория музыки» – с красными дипломами и даже год преподавал в музыкальной школе по специальности «фортепиано». Играть на инструменте любил, а преподавать не было призвания, поэтому из школы ушел. Однажды устроился в церковный хор в липецком храме Рождества Христова, там так красиво пели …

Как повлияло пение на клиросе, пребывание в храме на ваше мировоззрение?

– Я стал присматриваться к новым людям, другому образу жизни. Время было переломное – от СССР к теперешнему государству. Церковных книг и интернета не было, духовную литературу было трудно достать, а хотелось. Первым я прочел житие преподобного Серафима Саровского. Потом матушки с клироса стали другие жития давать… Священники для меня были как небожители, я даже не мечтал поступать в семинарию. Думал, раз у меня музыкальное образование есть, то попробую на регентское отделение.

В свое время был некий профессор консерватории Уткин, мы по его программе сольфеджио занимались в музучилище. В одной из своих книг он приводил в пример, как до революции соревновались студенты Московской консерватории и Московской духовной семинарии в написании трех- и четырехголосных диктантов. Семинаристы часто побеждали в этих конкурсах. И я решил, что на регентском отделении семинарии уровень образования неимоверно высокий.

Поехал я в Ленинградскую духовную семинарию в 1988 или 1989 году, думая: вдруг повезет поступить?

В Липецком музучилище мы учились не за страх, а за совесть. Хорошее образование было, хоть и среднее. А пообщавшись с ребятами из семинарии – и с учившимися, и с поступающими, я был разочарован: некоторые из них даже не знали, что такое тоническое трезвучие, а это школьная основа для музыканта. И решил, что поступать на регентское не буду.

Вернулся в Липецк и потихонечку продолжал петь в храме Рождества Христова. Одна из матушек, которая там окормлялась, познакомила меня с отцом Василием Бильчуком. На тот момент батюшка был настоятелем храма в Кривополянье, куда взял меня алтарником.

С этих времен, собственно, и началась моя дорога к священству. Отец Василий написал владыке Мефодию (Немцову), в те годы митрополиту Воронежскому и Липецкому, что ему требуется диакон. Через какое-то время меня вызвали в Воронеж, благословили прислуживать в алтаре около недели, в течение которой владыка ко мне присматривался. А потом меня рукоположили во диакона за богослужением в Алексиево-Акатовом женском монастыре. Там же я в первый раз увидел будущего митрополита Никона (Васина) – он был духовником обители (ныне владыка Никон пребывает на покое – прим.). Архимандрит Никон и тогдашняя настоятельница игумения Любовь (Якушкина) просили владыку Мефодия благословить меня в монастырь служащим священником, но владыка оставил в соборе, и через неделю рукоположил во священника.

В то время произошел один промыслительный случай. Как-то раз я зашел к отцу Никону, а он в это время колол какой-то маленький камешек, гранитный. Как оказалось, это был осколок от камня, на котором молился преподобный Серафим Саровский. И вот он одну часть этого осколка отдал архимандриту Никону (Миронову), а другую часть подарил мне.

Когда у меня родилась дочь, я взял у владыки Никона благословение назвать ее Серафимой – но не в честь девы Серафимы, а в честь преподобного Серафима.

Что изменилось в вашей жизни с рукоположением?

– Это были самые счастливые времена. Благодать на меня снизошла, и мне было очень хорошо, я летал как на крыльях. Четыре года после этого служил литургию каждый день. Раз в неделю ездил в Воронеж на собрание, а в остальные дни утром и вечером служил один, и это было мне не в тягость, а в радость, благодарил за это Бога.

Воронежскую семинарию я окончил, как и многие, заочно.

Кто оказал на вас наибольшее влияние как на священника?

– Три человека. Первый – протоиерей Евгений Морозов, человек высокой нравственной жизни. Глядя на него, я вошел в Церковь. С ним еще до рукоположения познакомился, он служил в Преображенском храме Липецка. Этого священника я воспринимаю как человека, который должен был до революции родиться: интеллигентный, начитанный, вся квартира в книгах, с потрясающей памятью.

Естественно, мне очень повезло, что на моем жизненном пути встретился владыка Никон (Васин)… Я за него молюсь от всей души, то, что он был у нас на кафедре, – великое счастье. После того, как он стал архиереем, мы, конечно, стали меньше общаться, но он продолжает оставаться моим духовным руководителем. Я знаю, какой это удивительный человек.

Третий человек – архимандрит Кирилл (Павлов). Я его единственный раз видел. В 4 часа утра он меня принял (он начинал в это время исповеди и до 11 часов вечера людей бесконечно принимал). Когда батюшка начал молиться, я не мог вспомнить, что за молитву он читает, потом только дошло: 50-й псалом, чин исповеди. Я просто смотрел на него, на то, как он читает, и чувствовал особую, как сейчас говорят, энергетику. Не знаю, как точнее выразиться, но душа к душе потянулась. Это был глубоко добрый человек! Но самое удивительное, когда я задавал ему после исповеди вопросы, он смотрел на меня, улыбался, по голове гладил, и ничего не отвечал, ни единого слова. Я с тем и ушел, но то, о чем я у Бога тогда просил, в точности исполнилось. Потрясающая была встреча.

С времени рукоположения в скольких храмах вам довелось служить?

– Боюсь, что запутаюсь. Это и Акатов монастырь, и Никольский храм, и Покровский собор в Воронеже, и храм в Лисках, и какая-то церковка под Воронежем, уже не помню, в честь кого освященная. В Липецкой области в храме села Фащевка служил, в храме села Карамышево – был там первым настоятелем после того, как отремонтировали храм. Служил в Двуречках, в селе Никольском под Усманью, в Плеханово, в Сселках, в Сухой Лубне… Я как-то насчитал 26 храмов. Где-то просто была командировка – священников тогда не хватало…

Расскажите о своем храме.

– Начать нужно с того, что когда я был ещё молодым священником, клириком Покровского собора в Воронеже, там находились мощи святителя Митрофана Воронежского, и в это же время состоялось обретение мощей святителя Тихона Задонского. Для меня это было огромное событие. В первый раз я видел службу, в которой участвовало несколько архиереев. Каждого отдельно встречали колокольным звоном.

Народу собралось множество. Из епархиального управления мощи святителя Тихона несли в собор на руках несколько километров, а потом поставили посреди собора и с обеих сторон приставили молодому священнику, чтобы те следили за порядком около святыни. С одной стороны поставили меня. Спустя время другого священника сменили, а я стал молиться: «Господи, оставь до конца достоять», и меня не тронули.

Потом какое-то время я служил в соборе, где вместе находились мощи святителей Митрофана и Тихона. С тех пор прошло 25 лет, и теперь я являюсь настоятелем храма во имя святителей Митрофана и Тихона.

Владыка Никон благословил строить храм в районе Сырского рудника. Вызвал меня:

– В честь кого храм хочешь строить?

– В честь преподобного Серафима Саровского, у меня и дочь так зовут.

– Да. А еще кого?

Думаю: прибаливаю…

– Целителя Пантелеимона, – отвечаю.

– Хорошо, – говорит. – Будет во имя святителей Митрофана и Тихона.

Поэтому все совместилось очень неслучайно.

Батюшка, что вы делаете, когда «заходите в тупик» или когда вас «загоняют в угол»?

– Бывает, что отчаиваюсь... Могу случай любопытный рассказать. Надумал котельную строить при храме, решил, что отопление в этом случае будет обходиться дешевле. Дело было весьма тяжелое, особенно по бумагам. После постройки три года котельная функционировала, и вдруг что-то пошло не так. Ко мне придрались власти – сказали сносить, представляете? А ведь огромные деньги пошли на эту котельную, не считая трудов…

Я стал молиться: и к мученику Иоанну Воину в Москву, и к блаженной Матроне, и к блаженной Ксении в Питер ездил. И чем больше молюсь, тем становится хуже, меня все сильнее донимают. А тут Пояс Богородицы привезли. Взял с собою дочь, друзей, поехали в Нижний Новгород – молюсь, прошу. И не сомневаюсь: раз уж такая святыня, то все у меня пойдет хорошо.

В Липецк возвращаюсь, а там новое письмо лежит: вызывают в администрацию «на ковер». Я пошел и услышал: «Все, мы вашу котельную сносим». И вот я отчаялся. Думаю: кому мог, молился, как мог, просил… И уже впал, было, в отчаяние... Но вдруг мне звонит какая-то женщина: «Отец Олег, я живу на Сырском и тоже болею за наш храм. Я в администрации работаю, придите туда-то». Я пришел, и ведомыми путями все выровнялось…

Каждый шаг в храме, особенно в строящемся, если по-мирски сказать, – это происшествие на происшествии. У нас когда корчевали пни (на участке под строительство храма было 26 старых тополей), строители приехали без меня, оборвали электрический кабель, от которого, как оказалось, подпитаны роддом, рядом стоящая больница и вся улица. Сами испугались и убежали. А мне звонят из ЛГЭКа, чуть ли не в кутузку сажают.

Это сейчас забавно, когда я рассказываю. А тогда… Надо было спилить последнее дерево. Оно стояло на границе нашего участка с автостоянкой. Когда я просил пильщиков, то мне людей не давали, а когда не просил – они пришли, причём «под градусом». Как я их ни уговаривал ничего не делать, стали пилить, дерево не туда наклонилось и рухнуло на автомобильную стоянку. И не куда-нибудь, а на машину криминального авторитета, который случайно в этих краях оказался. Я тогда Бога благодарил, что никого не убило.

Какую добродетель в людях ставите выше других?

– Обычную человеческую дружбу, потому что сейчас много предательства. Допустим, сегодня ты добился чего-то в карьере, а на завтра – ты уже никто, и с тобой уже никто не здоровается, не разговаривает. У меня есть всего два человека, которые за всю жизнь остались моими искренними друзьями. Они не соврут и не предадут, и для меня это дорогого стоит.

Отец Олег, а что бы вы пожелали другим людям?

– Скажу «со своей колокольни»: здоровья в первую очередь. Обычное пожелание, но оно такое важное! Теперь мы все больше и больше теряем ближних. Они уходят. Поэтому всем желаю здоровья. Недавно я в хосписе оказался, где умирающие. Это поле деятельности для священников, а мы, к сожалению, не все там бываем. Намного важнее, извините, не количество школ, которые ты посетил или отчетов, которые составил, а души людей, которым ты не помог. Совесть в этом будет обличать всю жизнь, сколько бы лет не прошло.

Ещё желаю всем доброты. Добрых людей в наше время, к сожалению, мало, их теперь называют слабохарактерными. Для меня доброта стала редкостью – обычная человеческая доброта... На этом фоне владыка Никон с его добротой и улыбкой – это чудо какое-то.

Как думаете, что скажете Богу на Страшном суде? На что потратили силы, волю, таланты, которые Он дал вам при рождении?

– Скажу: «Прости Господи!» Прости, Господи, что не так к родителям относился, как они ко мне. Прости, Господи, что оставил дочь без матери в неполной семье. Прости, Господи, за тех, кому вовремя не помог, особенно по молодости: зовут на требу – ты отказался, а человек потом умер. Такие тоже случаи были. Кому нагрубил, прости. За многое там спросится. Просто: «Прости меня, Господи!»

Не знаю, сколько еще лет впереди будет, но для меня жизнь – Божий дар. Некоторые меня воспринимают как человека с трагической судьбой, а я совершенно искренне благодарю Бога за ту жизнь, которую Он мне дал. За то, что увидел и, надеюсь, ещё увижу.

Публикация сайта Липецкой епархии