А.В. Щипков: Право Церкви на прямое высказывание. К двадцатилетию принятия Основ социальной концепции Русской Православной Церкви

В конце XIX века начала формироваться католическая социальная доктрина. Аналогичные процессы проходили в то же самое время в американском протестантизме и в русском Православии. Описание этих процессов не является предметом настоящей статьи, но в качестве контекста укажу на различие в мотивациях. Католики в первую очередь были обеспокоены растущим влиянием социалистических идей и искали им альтернативу. К середине XX века они в целом сформулировали свое отношение к современным социально-политическим явлениям, назвав свою концепцию «социальным учением», на которое до недавнего времени опирались всевозможные христианско-социальные политические партии. Протестанты пошли другим путем: они стали развивать так называемую «социальную евангелизацию» — работу с бедными социальными и этническими слоями населения. Именно здесь находятся истоки всего современного социального благотворительного христианского волонтерства.

В православной России христианская социальная мысль была направлена на построение на земле отражения «небесного Града», то есть, совершенного справедливого общества. Увы, эти интеллектуальные и духовные поиски были остановлены революционными событиями.

У католиков начало работы над созданием социальной доктрины связано с именем папы Льва XIII (1810-1903), у протестантов — с именем пастора Уолтера Раушенбуша (1861-1918). Инициатор и вдохновитель разработки православных Основ социальной концепции — Святейший Патриарх Кирилл.

Необходимость выработки церковной социальной концепции была признана Архиерейским Собором Русской Православной Церкви, который проходил в Москве в декабре 1994 года. В то время становилось все более очевидным, что отказ от обозначения социальной позиции нередко дает повод для попыток внешнего навязывания Церкви тех или иных не свойственных ей ролей. Собор поручил митрополиту Кириллу создать и возглавить специальную Синодальную рабочую группу по подготовке Социальной концепции. Таким образом, Собор формализовал ту работу, которую митрополит Кирилл начал двумя годами ранее — зимой 1992 года, чему автор этой статьи был непосредственным свидетелем.

1 февраля 1992 года председатель Отдела внешних церковных связей пригласил на встречу лидеров нескольких конкурировавших между собой христианско-демократических партий и союзов, которых тогда в России насчитывалось около десятка. Из тридцати приглашенных беспартийным оказался только я один. Дело в том, что мне в ту пору довелось собирать и анализировать документы, связанные с христианской политической деятельностью на Западе и в России, эта работа сопровождалась публикациями, что, очевидно, повлияло на мое приглашение.

Часовое выступление митрополита Кирилла, запись и стенограмма которого хранятся в моем архиве уже 28 лет, было содержательным и концептуальным, именно в нем впервые прозвучала мысль о необходимости сформулировать социальную концепцию Русской Православной Церкви.

Я позволю себе дать ниже пространную цитату — буквальные слова, произнесенные на той встрече митрополитом Кириллом, в которых он рассуждает о возможности создания православной социальной доктрины.

«Я думаю, что Социальная доктрина Католической церкви — дело очень хорошее… Это этический ответ церкви на социальные катаклизмы общества. Причиной появления Rerum Novarum был рост рабочего движения, разрыв общественных связей в католических странах и тот факт, что церковь в глазах пролетариата как бы стала защитницей буржуазии, если использовать марксистскую терминологию. В ответ на эту критику появляется энциклика Rerum Novarum, которая, действительно, открыла новую страницу в католическом богословии и несомненно способствовала усилению позиции католической церкви среди рабочего класса… И я думаю, что если говорить о социальной доктрине Православной Церкви, то я почти убежден в том, что такая доктрина появится. Будет ли она в Русской Церкви или вообще в Православной Церкви. Ведь подходы к этой доктрине существуют. Вот я хотел бы вам напомнить очень интересный документ, который был принят Синодом накануне перестройки. Наверное, многие на него посмотрели как на пропаганду Московской Патриархии, а на самом деле это был очень глубокий богословский документ о войне и мире: отношение Церкви к таким вопросам, как пацифизм, разоружение. Это был глубокий богословский анализ. И документ этот имел прекрасный резонанс во всем мире, кроме нашей собственной страны. Потому, что власти тогда замалчивали это дело… Этот документ — один из шагов на пути формирования богословского отношения к общественной жизни в систематическом плане. Я думаю, что когда мы как Церковь начнем жить нормальной жизнью, когда у нас сформируется богословский потенциал, появится возможность иметь духовные учебные заведения и богословские центры, то, несомненно, будут формироваться и богословские доктрины».

Дату этого выступления можно считать началом работы над православной социальной концепцией.

Подготовка проекта православной социальной концепции потребовала междисциплинарного анализа наиболее актуальных в тот момент общественных вопросов. Синодальная рабочая группа в течение нескольких лет провела 30 заседаний, при этом были учтены самые разные, не всегда совпадающие друг с другом по некоторым ее пунктам мнения богословов, философов, представителей клира. Но совокупное мнение Церкви проявилось в едином духе и сбалансированном характере итоговой редакции «Основ». Вынесенный в 2000 году на рассмотрение Архиерейского Собора документ «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» состоял из 16 разделов. Само создание этого текста было чрезвычайно актуальным, поскольку он представлял собой живое динамичное осмысление и толкование Церковью современной, окружающей нас социально-культурной реальности.

Надо отметить, что прежде в православном мире не существовало подобного официального церковного документа. Представляя «Основы», митрополит Кирилл подчеркнул, что впервые церковная социальная позиция получила развернутую системную формулировку, «дав обществу отчетливое представление о том, каково же мнение Церкви по насущным проблемам современности».

Текст «Основ» с самого начала подлежал активному применению и использованию — в частности, положения социальной концепции включены в учебный процесс в духовных школах Московского Патриархата, они, по слову Патриарха, служат «практическим руководством для архиереев, священников и мирян», позволяя им «занимать действительно общую позицию в диалоге с властью и обществом». О параметрах этого диалога сказано в п. III.3 «Основ». В центр ставится идея «взаимного невмешательства» Церкви и государства в дела друг друга, при этом подчеркивается недопустимость «радикального вытеснения религии из всех сфер жизни народа, отторжения ее от участия в решении общественно значимых задач». Сегодня указанные принципы вполне могут быть экстраполированы на отношения Церкви с любыми светскими центрами власти, не только государственными, но и транснациональными.

Например, в последнем параграфе «Основ» (п. XVI.4) со всей определенностью сказано о том, что «современная международно-правовая система основывается на приоритете интересов земной жизни человека и человеческих сообществ перед религиозными ценностями <...> Многие влиятельные общественные механизмы используют этот принцип в открытом противостоянии вере и Церкви, нацеленном на их вытеснение из общественной жизни. Эти явления создают общую картину секуляризации жизни государства и общества» (выделение — А.Щ.). Церковь же «не может положительно воспринимать такое устроение миропорядка, при котором в центр всего ставится помраченная грехом человеческая личность. Она добивается признания легитимности религиозного мировоззрения как основания для общественно значимых деяний».

Примечательно, что в российской секулярной публичной сфере за последние 30 лет, несмотря на разнообразную риторику на тему «новой России», не было принято ни одного документа такого же уровня и такого же значения, как «Основы социальной концепции», если, конечно, вынести за скобки Конституцию 1993 года, которая в свое время откровенно отразила процессы стирания идентичности нашего общества и утраты национального суверенитета. Подобные документы призваны обозначать долгосрочную стратегию развития страны, но как раз такой стратегии и не предполагалось. Страну готовили на роль «сырьевой сверхдержавы», которой не нужен суверенитет, не нужны национальная идеология, национальная культура, полноценная оборонка, фундаментальная наука, качественное и доступное образование, не говоря уже о нравственных нормах. Отсюда демонстративное, но симптоматичное молчание секулярного истеблишмента.

На фоне этого молчания Церковь в своих «Основах социальной концепции» невольно была вынуждена высказаться не только за православных верующих, но и за ту, явно преобладающую часть общества, чьи взгляды, идеалы и нравственные нормы в значительной мере совпали с содержанием положений данного документа. К числу таких базовых мировоззренческих позиций относятся: идея справедливости, реальный демократизм и неприятие «права сильного», нравственная обусловленность права и правовых институтов, разумный этатизм, приверженность традиционным ценностям, внимание и сочувствие к социально незащищенным людям, находящимся в беде или трудном положении.

Глубинная связь «Основ» с мировоззрением народа выразилась в том, что даже те, кто далек от Церкви, имеют общественные взгляды, близкие к положениям ОСК. Иными словами, в социальном и нравственном отношении гражданская религия России чрезвычайно близка к исторической русской религии — Православию, что свидетельствует об изначально здоровом состоянии русского общества. Чтобы не вводить читателя в ненужные искушения, поясню, что «гражданской религией» в философии и политологии называют не некое религиозное учение, а совокупность ценностей и символов, которые обеспечивают национальное единство.

Пункт II.1 текста «Основ» говорит о вселенском характере Церкви Христовой, коллективный опыт которой не сводим только к роли атрибута национального самосознания. Вместе с тем сегодня русская ортодоксия — это христианство, сопротивляющееся агрессивной модернизации и секуляризации, проводником которых в последнее время стал Константинопольский Патриархат, с его религиозно-расистским учением об особой роли «эллинистического этоса Православия».

Краткий исторический очерк на тему церковно-общественных и церковно-государственных отношений представлен в п. III.4. Перечислены современные области таких отношений (п. III.8): миротворчество, нравственная оценка общества, духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание, дела милосердия и благотворительности, развитие совместных социальных программ; охрана и развитие культурного наследия, профилактика правонарушений, занятия наукой, включая гуманитарные исследования; защита культурных ценностей и окружающей среды; экономическая деятельность на пользу Церкви, государства и общества; поддержка института семьи, материнства и детства; противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, сект и деструктивных культов, в целом «печалование перед государственной властью о нуждах народа».

В «Основах» задано социально ответственное отношение ко всякой собственности и «непредпочтительный» взгляд на формы правления и государственного строя. Будучи логически продолженным, этот взгляд предполагает особый, универсальный характер социальной концепции Церкви — не партийной, не «правой» или «левой», не либеральной, консервативной или социал-демократической, как в светском политико-социальном поле, а укорененной в Священном Писании и Священном Предании, следующей в русле нашего богословия и культурной традиции, которые живут и развиваются, будучи свободными от любых форм фундаментализма — как консервативного, так и модернистско-реформистского.

В разделе «Война и мир» при общей пацифистской установке используется понятие «справедливой войны» (п. VIII.1-2). Признавая греховную природу войны и связанного с ней зла, Церковь, тем не менее, позволяет своим чадам принимать участие в боевых действиях, если это продиктовано необходимостью защиты ближних и восстановления справедливости, поскольку «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). Этим определяется особое церковное попечение о воинстве и его нуждах (п. VIII.4).

Как уже было сказано, идея формирования церковной социальной концепции оказалась официально озвученной в 1994 году. К этому времени стало очевидно, что в связи с прекращением советского проекта социально-политический контекст изменился настолько кардинально, что Церкви придется осмыслить свое положение заново, практически с чистого листа. Основная проблема заключалась в том, что в постсоветский период Россия вместо аутентификации, возвращения национальных институтов, традиций и ценностей получила либерально-глобалистский эрзац таковых. Для Церкви это означало, что она встает перед принципиально новыми, неожиданными вызовами и угрозами, которые идут на смену только что минувшим.

В своем выступлении на Архиерейском Соборе 2000 года митрополит Кирилл особо отметил: «В условиях колоссальных исторических перемен, которые произошли в нашем обществе, да и в мире в целом, в конце второго тысячелетия, мы не можем ограничиваться отдельными заявлениями по злободневным вопросам». Церкви для выполнения ее исторической миссии, а отдельному верующему для духовного самосохранения и спасения был и остается нужен целостный, концептуальный, системный взгляд на роль христианина и христианских ценностей в обществе. Отдельных, случайных и спонтанных суждений и оценок сегодня явно недостаточно. Осознание этого факта одновременно показывает невозможность теплохладного стремления некоторой части мирян и клириков постоянно «перестраховываться», не допускать конфликта любой ценой, исходя из принципа «не было бы хуже». В результате мы слышали призывы отказаться от критики «Матильды», от борьбы за Исаакиевский собор или за храм в Екатеринбурге. Практика бесконечных сомнений и тягостных раздумий, перестраховок и уклончивого отношения к насущным вопросам себя не оправдывает. В нынешних условиях она ведет к секуляризации, апостасии и, как следствие, к новым гонениям на верующих.

Кто сам не уверен в себе, в том не уверены и другие.

Поэтому важнейшей задачей, которую решают Основы социальной концепции, является создание оптимальных жизненных стратегий для христианина в современном секулярном пространстве.

Социальная концепция не запрещает членам Церкви занимать активную социальную позицию в диалоге с секулярными институтами, если только это не требует от них отступничества, обращения против веры — эта позиция отражена в п. III.5. При этом сказано, что «если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении...». Логика исторической ситуации заключается в том, что данное положение сегодня касается, прежде всего, ограничения прав верующих на транснациональном уровне, относится в наибольшей степени к надгосударственным институтам, к властным практикам глобального финансового истеблишмента. Государства и нации в этих неестественных условиях пребывают скорее в статусе «воображаемых сообществ» с достаточно узким коридором возможностей.

Сложилось так, что до Патриарха Кирилла другие русские Патриархи боролись за суверенитет Церкви, отстаивая его от посягательств авторитарного государства. В новых исторических обстоятельствах вектор церковного суверенитета поменялся. Эпоха Патриарха Кирилла характеризуется борьбой за независимость Церкви уже не от государства (оно как раз занимает по отношению к Церкви позицию доброжелательного невмешательства), но от секуляризма, его радикальных идеологий и стоящих за ними наднациональных, надгосударственных институтов и центров силы, от влияния компрадорских политических элит.

На протяжении последних десятилетий верующие столкнулись с двумя мифами о религии — атеистическим и секуляристским. В рамках атеистического мифа религия воспринималась как выражение экономических классовых интересов и как элемент социальной «политической надстройки». Секуляристский миф утверждает принципиальные генетические отличия секуляризма от всех религиозных традиций и религиозности как таковой, что якобы дает секуляризму право на социальную метапозицию. Историческое обоснование этого взгляда строилось на неприятии жестокости религиозных войн прошлого, но именно в период господства секуляризма человечество пережило несколько кровавых революций, две мировые войны, военные преступления и множество примеров геноцида. Такие действия, так или иначе, отсылают к институту человеческих жертвоприношений, то есть, к мифоритуальным, квазирелигиозным сегментам культуры, пускай и вытесненным в пассивный пласт коллективного сознания позитивистской риторикой секуляризма.

Сегодня секуляристский дискурс вопреки заявленной идее о свободном, адогматичном мышлении, безусловно, является проявлением фундаментализма, хотя и не консервативного, а либерал-модернистского типа. Его революционная стилистика имеет трехвековой возраст и ярко проявлялась на Болотной и в Екатеринбурге, в Киеве и Мичигане, в «Матильде» и перформансах Femen.

Если рассматривать секуляристский вызов в контексте истории России и Русской Православной Церкви последних десятилетий, можно констатировать, что прежняя советская идея отделения Церкви как «старорежимного пережитка» от общества и государства была заменена идеей ее насильственной ассимиляции, принудительного подчинения секуляристским принципам, в том числе секулярным представлениям о нормативной религиозности. Опосредованно реализации данной программы служили концепции «религии», существующие в рамках модернистской, преимущественно позднепротестантской теологии — фактически это уже концепции пострелигии. К ним относятся идеи «взросления Церкви» (Дитрих Бонхеффер), «незавершенного (де факто бесконечного) модерна» (Юнгер Хабермас), «богословия после», «новой Реформации», «демифологизации религии», «республиканской Церкви», «эмерджентной Церкви», «теологии смерти Бога» и проч. Эти модернистские положения помогают трансформировать историческое христианство в секулярно-религиозный гностицизм — своеобразный гибридный (постмодернистский) феномен, попутно создав нечто вроде рынка религиозных услуг. В рамках данного гибрида язык христианства служит оболочкой, скрывающей нехристианское содержание.

Безусловно, формирование социальной повестки Церкви определяется динамикой идеологических процессов в России и мире. Не все, что может быть включено в эту повестку сегодня, органично смотрелось бы в ней 20 лет назад. Меняются внешние условия — и социальная концепция нуждается в развитии и дополнении. Например, в 2000 году Церковь не могла говорить о положении разделенного русского народа, о ценностях и идеалах русского мира — сам этот термин еще не получил широкого распространения, которое состоялось благодаря тому же Патриарху Кириллу, но несколько позже — хотя сами проблемы существовали уже тогда. Также в связи с очевидной деградацией институтов международного права в последние годы уже не выглядит оптимальной идея 1990-х годов — «обратиться в международные инстанции» для восстановления народного суверенитета в ситуации превышения полномочий тех или иных властей. Например, мы видим, что репрессии против священников Украинской Православной Церкви не вызывают должную негативную реакцию на уровне «международных инстанций». Единственной опорой в подобных случаях является сегодня авторитет нравственных ценностей, сохраняющихся внутри национальной традиции и национального права. Положение о приоритете национального права нашло, наконец, отражение в редакции Конституции России 2020 года.

Подобные примеры говорят о необходимости дополнений в Социальной концепции Русской Православной Церкви. Как было отмечено Патриархом в упомянутом выступлении на Архиерейском Соборе 2000 года, «социальное учение Церкви будет, несомненно, развиваться и совершенствоваться, почему наш документ и именуется Основами».

Документ «Основы социальной концепции», двадцатилетие принятия которого мы отмечаем в августе 2020 года, — живой, содержательный, развивающийся текст. Он помогает и клиру и мирянам переосмысливать социальное пространство и его процессы с точки зрения православной догматики, в духе Священного Писания и Священного Предания. Это осмысление будет продолжаться всегда, поскольку совместное духовно-интеллектуальное делание и обсуждение важнейших проблем общества представляет собой один из аспектов церковной соборности.

***

Rerum Novarum («О новых вещах») — энциклика папы Льва XIII-го, написанная им в 1891 году.