Своими наблюдениями о типичных ошибках в восприятии прихожанами роли духовника и понимании такого явления, как старчество, а также размышлениями о том, как нужно относиться к духовничеству пастырям и пасомым, делится иеромонах Никодим (Коливатов), настоятель кафедрального храма Воскресения Христова в поселке Умба, председатель паломнического отдела и комиссии по канонизации святых Североморской епархии.
  Многократно ко мне обращались различные лица с просьбой сказать несколько слов о том, как найти духовника и как выстраивать с ним отношения. Как человек, лишь недавно удостоенный священного сана и совсем не обремененный духовными дарами, а тем более наличием образования, я всячески уходил от ответа, отсылая собеседников к более опытным и знающим собратьям по служению у Престола Божия. Однако в связи с тем, что иные из вопрошающих не унимались и снова обращались с тем же вопросом, я дерзнул изложить на бумаге то немногое, что открылось мне за столь краткий срок моего священства.

Прежде чем ответить на вопрос, как найти духовника и как с ним общаться, я спросил себя: а что есть духовник в понимании Церкви? Простой, на первый взгляд, вопрос открыл целую чреду проблем, связанных с жизнью мирян и монашествующих. Им (этим проблемам) и посвящен мой очерк.

Духовник не есть «старец»

Чаще всего современные люди под духовником подразумевают старцев в их сугубо мистическом значении. Вообще мистицизм Нового времени изрядно запутал понятия как старчества, так и духовничества, внеся несвойственные сверхъестественные нотки в их понимание. Из функциональных церковных послушаний эти явления превратились в некие несуществующие «божественные» дары. Хорошо, если такой «одаренный» старец имеет трезвенность ума и смирение – тогда он принимает свою роль как послушание, не превышающее прежнего значения. Но чаще всего такой «даровитый» человек впадает в состояние, близкое к прельщению, и мнит о себе Бог весть что. Являясь носителем нездорового духа, он неизбежно заражает им и своих духовных чад. Так к началу XIX века сложились очень странные представления о духовнике как старце, который, по сути, мыслился как уже святой, как «гуру».

Однако простой взгляд на первоначальный и единственно оправданный смысл старчества нам говорит, что никакого сверхъестественного значения оно не имеет. Первоначально понятие «старец» (геронта) имело три значения: 1) пожилой человек, 2) старший по хозяйству в монастыре и 3) восприемник при монашеском постриге. Именно из последнего значения и родилось учение о старчестве.

При постриге в монашество новопостриженный брат вручается старшему (в идеале – более опытному) собрату. Для этого новопостриженного его восприемник и есть старец. Отношения со старцем имеют пожизненный характер. Роль старца на практике сводилась к помощи новоначальному через ежедневное исповедание помыслов. Причем исповедь у старца не подменяла исповеди у духовника монастыря и – что самое важное – не вела к отпущению грехов (старец мог не быть священником!). Именно в отношениях со старцем монах учился добровольно отсекать свою волю, передавая ее восприемнику, чтобы стяжать смирение. Естественно, что «духоносных старцев» на всех не хватало, и монах мог попасть в не самые заботливые руки. Иногда игумен, подбиравший кандидатуру старца, нарочно делал восприемником самого несносного и «вредного» монаха обители. Через подчинение такому «тирану» монашество превращалось в мученичество, и результат в виде смирения достигался быстрее. Яркий пример именно такого «неудачного» выбора – старец известного афонского подвижника Ефрема Катунакского, под чьим «зловредным» сорокалетним водительством и возрос этот удивительный цветок Афона…

Из выше сказанного видно, что старец в монашеской традиции не является каким-то «ангелом во плоти» или даже духовником. Его функция «техническая», приспособленная к реалиям монашеского общежития. Большой бедой стал перенос старчества на мирян, приводящий чаще всего (если не учитывать реально святых угодников Божиих!) к гибельным для души последствиям. Причем гибнет не только «старец», взявший на себя непосильную ношу, но, самое главное, мирянин.

Так как роль старца в монастыре не совпадает с ролью духовника, следует признать, что старчество и духовничество суть разные виды церковного служения; их смешение возможно, но только в исключительных случаях и только по благословению правящего архиерея. Одно должен знать и старец, и духовник: их значение в Церкви не самостоятельное, а «техническое», направленное на решение конкретных задач в деле спасения человека через приведение его ко Христу. Цель одна, а место и способ действия у этих служений изначально разный.

К сожалению, вследствие приписывания сугубо мистического значения понятию «старец» в наше время очень часто опускается или формализуется столь важный для новоначального монаха чин вручения постриженного старцу. Игумен или епископ, подразумевая под старцем «ангела во плоти», не находит достойного для старчества и отправляет новоначального на предлежащий подвиг без опеки и важнейшего духовного орудия в деле спасения. В итоге этот монах идет на ощупь, много падает и, самое главное, даже за двадцать лет не научается смирению – главной добродетели, вводящей монаха в разряд искусных.

Духовник не есть «следователь» и «судья».
«Генеральная исповедь»

Еще одно странное представление о духовничестве, распространенное в наше время среди православных, сводится к пониманию священника-духовника как лица, обязанного «докапываться» до глубин греховных, обличать их и судить. Многие думают, что это очень полезное дело. Так ли это?

Следует отметить, что такое воззрение на духовника также восходит к понятию старчества, но только в извращенной (садомазохистской!) форме. Ни священник, ни мирянин не обязаны, более того, не должны заниматься ковырянием духовных ран. Священник – не ассенизатор, бултыхающийся в чужих экскрементах. Есть такое духовное заболевание: священник садится напротив «подследственного» и начинает «выбивать» нужные ему показания, влезая во все интимные моменты прошлого.

Конечно, бывает, что есть духовная необходимость вскрыть некий «гнойник», но особенность лечения, в отличие от медицинского, в том, что священник вторгается лишь туда, куда его пригласили, и лишь настолько, насколько ему позволили. Границу вмешательства определяет исповедующийся. Это – принцип! Вторжение в ту область, куда не звали, чревато для обоих – и священника, и кающегося: первый может «подцепить» болезнь (грех) болящего, а кающийся – утвердиться в своем падении.

Тем более не имеет право духовник судить грешника, ибо он и сам грешник, а право суда – только у Бога. В ситуации, когда духовник становится следователем и судьей, нарушается функциональное значение его служения, вследствие чего вместо помощи он наносит урон вверившемуся ему мирянину.

С искушением стать «следователем» связано очень рискованное явление православной духовной практики – «генеральная исповедь». Под «генеральной исповедью» подразумевается открытие перед духовником грехов за всю осознанную жизнь. Такая исповедь в норме бывает лишь раз в жизни и имеет, прежде всего, педагогическое значение. Священника в такой исповеди интересуют не столько конкретные грехи, совершенные ранее, сколько слабые и, что еще более важно, сильные (!) стороны исповедующегося. Духовник понимает, чего лучше избегать в духовной жизни данному человеку, а что может стать основой для его духовного роста. За этим приемом не скрывается никакой мистики, он «техничен» по своей сути и в опытных руках становится началом полноценного роста во Христе через борьбу со страстями.

Как и в любой духовной практике, «генеральная исповедь» имеет свои правила. Во-первых, священнику, не имеющему достаточно продолжительного опыта служения и совершения «обычной» исповеди, лучше избегать данной формы духовного делания (я, например, чаще всего отказываю в подобных исповедях, ссылаясь на свою неопытность). Во-вторых, «генеральная исповедь» используется как метод духовного делания только в исключительных случаях, когда без вскрытия прошлого невозможно распутать «гордиев узел» грехов (чаще всего данный прием используется в борьбе с унынием и его последствиями). В-третьих, инициатором «генеральной исповеди» выступает только исповедующийся (духовник инициатором выступать не должен!). В-четвертых, границы исповеди определяет также исповедующийся, духовник лишь в крайних случаях предлагает уточняющие вопросы (уточнения запрещены в интимных вопросах!). В-пятых, главной задачей «генеральной исповеди» является не вскрытие грехов, а определение реальных духовных возможностей человека, его сильных сторон, на которые можно опереться в борьбе с грехами. Наконец, духовник не может распространять «генеральную исповедь» на лиц, которые не являются его духовными чадами.

Нарушение принципов «генеральной исповеди» ведет к тяжким последствиям и не дает искомого результата – духовного выздоровления. Приведу два примера, относящихся к неправильному использованию «генеральной исповеди».

В первом случае одно мое неразумное чадо, бывшее тогда еще совсем юным, столкнулось с использованием «генеральной исповеди» в качестве вовлечения в орбиту очередного лжестарца. Однажды в храме «агент» этого «старчика» в сане диакона подсел к юноше и заговорил доверительным тоном. В течение почти месяца шла «разведка» со сбором компромата на парня. Тот рассказал почти всю свою жизнь, доверившись человеку в сане. Затем поступило предложение юноше обратиться к «старцу», чтобы решить его «проблемы». Спустя некоторое время состоялся телефонный разговор, в котором парень потерял дар речи: «прозорливый старец» назвал ему все его грехи от самого детства. Ошарашенный «прозорливостью» юноша не мог понять, что информацию «слил» диакон. Лишь милость Божия спасла этого юношу от очередной «православной» секты. Многие «старчики» используют «генеральную исповедь», чтобы получить инструмент давления на адептов, подчинить их, шокировать, чтобы вести к себе, а не к Богу.

Второй пример еще более распространенный и касается самого духовника. Один священник слишком часто и неумело использовал метод «генеральной исповеди», влезая в частную жизнь своих прихожан. В итоге меньше чем за год служения этот батюшка набрался «духовных вшей», получил серьезное духовное заболевание, впав почти во все грехи своей общины. Итогом стал запрет в священнослужении. Сейчас этот человек спасается как обычный прихожанин, потихоньку избавляясь от накопленного в «исповедях».

Я уделил столько времени вопросу «генеральной исповеди», ибо все чаще сталкиваюсь с неправильным ее использованием современными священнослужителями. Надеюсь, данные слова послужат предостережением и поддержкой не только для священников, но и для мирян.

Однако вернемся к понятию духовничества…

Духовник – не психолог

Часто можно слышать от мирян: «Сходи к батюшке, он тебя выслушает», «А у нас батюшка такой психолог!» и прочее. Все это нисколько не утешает. Сидел себе дед на печи, жевал калачи. Приехал епископ, рукоположил деда в попа. И стал поп психологом! Что-то болезненно-бредовое за всем этим. Конечно, священник должен слышать свою паству, уметь сопереживать ей, утешать. Но это его проявление как человека и как христианина! Все христиане должны любить друг друга, а как следствие – сопереживать друг другу, утешать и помогать. Это часть нашей жизни во Христе! А вот должен ли священник быть психологом, как это считают ныне многие (если не все)?

Под психологом мы подразумеваем человека, профессионально занимающегося изучением человеческой психики и способного оказать квалифицированную помощь в решении сугубо психологических проблем. Психологическими мы называем явления душевные, психосоматические. Согласно учению Церкви, она занимается вопросами не столько телесными или душевными, сколько духовными. Дух как вершина человеческого бытия является предметом служения священника-духовника. Конечно, священник часто начинает с проблем душевных и даже телесных. Лишь решив их, он приступает к более значимым и сложным проблемам духовным. Это и понятно. Если человек голоден, он услышит в молитве «Отче наш» лишь про «хлеб насущный». Если человек выведен из равновесия какой-то душевной травмой (смерть ли близкого, расставание ли с возлюбленным или иное что), то будет не способен слышать о любви Божией. Какая любовь, если у меня такое горе? Но все-таки целью священника является необходимость прорваться через это плотское и душевное и возвеличить человека до духовного (до образа и подобия Божия!).

Сведение священника до психолога может иметь серьезные последствия. Во-первых, духовник как теург (священнодействователь) может растратить свое время и силы не на то, к чему призван, тем самым согрешив перед Богом. Во-вторых, как непрофессионал в сфере психологии (дар священства не дает знаний в этой отрасли человеческого знания!) может нанести серьезный урон доверившемуся ему прихожанину. Ведь вовремя не распознанная психологическая проблема легко переходит в случай психиатрический. Духовник всегда несет ответственность за человека, ему доверившегося, и следует, как и врачи, принципу «не навреди!».

Если разговоры, даже самые утешительные и приятные, не ведут собеседника ко Христу, это значит, что духовник занят не своим делом. Говоря языком Церкви, такой духовник занимается празднословием, вовлекая в этот грех пасомого.

Духовник не есть друг

Сейчас мы подходим к одной из болезненных тем в понимании духовничества. В нас часто побеждает человеческое (душевное), что естественно: мы же люди. Однако то, что позволено мирянину, совершенно противопоказано духовнику. Современный христианин пытается часто превратить священника в своего приятеля или даже друга. С одной стороны, что здесь плохого? Мы все братья и сестры. Даже Христос имел друзей, например, Лазаря… Почему же мой духовник не должен быть мне другом?

Для правильного понимания вопроса внесем несколько очень важных уточнений. Когда мы говорим о духовнике, то имеем в виду его функциональный смысл в деле спасения людей в Церкви Христовой. Этот функционал предполагает, что духовника пасомые воспринимают как образ (икону) Христа и несут ему свои немощи не как к немощному, а как к имеющему право и силу «решать и вязать».

Вы, конечно, можете быть очень близки с духовником – вместе ходить на рыбалку, праздновать дни рожденья и даже выпивать, но при условии, что, когда вы станете перед исповедальным аналоем, это не закроет перед вами Христа, не превратит отца Василия в «Васька»…

В дружбе как душевном проявлении есть несколько проблем и для священника, и для мирянина. Для священника душевность может закрыть духовность. Он может начать смотреть на проблемы исповедующегося его глазами, а должен – глазами Христа, Его заповедей и Его благодатной любви. Неправильное видение всегда ведет к духовным ошибкам как в сторону попустительства, так и в сторону ужесточения (мол, пусть не думает, что дружба как-то влияет на мои воззрения!).

Еще хуже обстоят дела с мирянами, не могущими различать душевное и духовное. Часто следствием слишком сильного сближения с духовником становятся или ложный стыд (как следствие – скрытие грехов на исповеди), или духовное бесстыдство (когда человек идет к «такому же грешнику», а не ко Христу, и не испытывает реального раскаяния), или духовная расслабленность (отсутствует само намерение бороться за святость), а также многие другие негативные моменты.

Я сам часто ошибался, не различая реальные силы пасомых и сближаясь с ними более необходимого. Следствием становились необоснованные помыслы у тех, за кого я был ответственен, их бегство или уныние. Лишь постепенно Бог вразумил, как любить людей духовно, а не душевно и различать тех, кто способен сохранить благоговение к святыне, сближаясь со священником, а для кого это непосильная ноша. Священник обязан проявлять свою любовь в молитве, а не в ласкательстве. Подвиг духовника – в его отцовской ответственной любви, готовой жертвовать собой, но не потакающей слишком человеческим проявлениям избалованных детишек.

Отказ от дружбы с пасомыми как душевно-эмоционального проявления является важным умением духовника, позволяющим сохранить объективность ко всем духовным чадам, невзирая на лица.

Духовник есть «брение»

В предыдущих пунктах я говорил о некоторых неправильных проявлениях духовничества, показывая, чем оно не является. Это своеобразное «отрицательное» богословие духовничества. Но, безусловно, надо иметь и «положительное» представление об этом инструменте в нашем духовном спасении во Христе. Прежде чем дать некое общее понятие, попытаемся рассмотреть наиболее существенные черты-символы духовника в православном аскетическом осмыслении экклесиологии.

Первый образ, который следует усвоить как духовнику, так и пасомым, есть «брение». Помните, как Иисус встречает слепого, который просит Его исцелить? Иисус делает «плюновение» («брение») из дорожной грязи и прикладывает к глазам слепца. И тот прозревает. Применительно к служению священника духовник и является этим «брением», грязью, поднятой с обочины и умягченной Его (Христа) слюной (благодатью). Сама грязь не лечит и смысла не имеет, но в соединении с благодатью Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и с верой болящего (кающегося грешника) она обретает целительные свойства и имеет уже новое (обоженное!) достоинство.

Это одно из сильнейших мест в Священном Писании. Для меня – биографичное. Каждый раз, когда читаю его, вспоминаю, в какой грязи я был, когда меня призвал Бог к служенью; точнее – не в грязи, а грязью! И тем удивительнее для меня, что грязью я и остался, но через меня одному Богу ведомыми способами случаются главные чудеса этого мира – спасение в вечности многих людей. Сам ли я что значу? Нисколько! Но Бог «плюнул» в меня Своей благодатью, и вот иные выздоравливают отчасти, иные же – полностью.

Осознание духовника как «брения» имеет спасительное значение как для самого священника, так и для окормляемых им людей. Для первого такое самоощущение учит смиренному принятию своей функции в Церкви, отказу от самодостаточности в служении. Священник должен осознавать, что, принимая исповедь и разрешая от грехов, он делает это не своей силой и не своим умом, а исключительно благодатью, которая не принадлежит ему так же, как слюна Христа не принадлежит дорожной грязи. Здравое отношение к себе как функции Церкви спасает духовника от лишнего мудрования и любопытства, умягчает его законническое сердце, делает его подлинным инструментом Бога – Его голосом (без смирения не бывает ни дара назидания, ни дара пророчества, ни тем более прозорливости как вершины служения, даваемого лишь избранным), Его милосердием, Его любовью… Смиренный духовник находит путь ко спасению не только для пасомых, но и для себя. Мнящий же о себе больше меры, думающий, что он нечто, оказывается постоянно посрамляем, превращаясь в слепца, ведущего слепцов.

Но и окормляемые имеют пользу от отношения к духовнику как «брению». Они понимают, что лекарство – не у человека, а у Бога, что единственным Целителем является Христос. Это позволяет трезво и с рассуждением принимать предлагаемое средство, не обольщаясь званиями «старцев» и «чудотворцев». Христианин должен всегда помнить, что духовник тоже человек, имеющий немощи и могущий ошибаться. Функциональный подход к духовнику, особенно начинающему, не отменяет доверие к нему, но базирует это доверие не на личных способностях священника, а на твердом основании Христа Спасителя.

Итак, духовник, прежде всего, есть проводник благодати, не ему принадлежащей и не для него предназначенной. Он – «брение», которое исцелит, высохнет и отпадет…

Духовник есть «зеркало»

Другой образ взят уже не из Священного Писания, а из аскетики Нового времени, но, кажется, очень точен в передаче функционала духовничества. Я имею здесь в виду образ духовника как «зеркала» души окормляемого. Священник, долго и внимательно общающийся со своим духовным чадом, может и должен точно отображать духовный мир окормляемого с его достоинствами и недостатками. Это важно для того, чтобы пасомый мог делать более правильный (христоцентричный!) выбор. Духовник не подавляет свободной воли человека, не насилует его разум и душу непонятными и неприемлемыми приемами, но, сохраняя полную свободу подопечного, встает перед ним как зеркало – и уже сам человек, созерцая себя, исправляет или нет свои недостатки.

Понятно, что «зеркало» должно быть ровным, не искажать реальности. Для этого духовник должен сам вести духовно напряженную жизнь, очищаться от своих грехов и много-много молиться, а еще учиться быть объективным. Это одна из сложнейших наук. Объективность в духовном плане для падшего человечества почти невозможна. Мы можем только приближаться к этому состоянию.

На пути к «незамутненности» духовник живет насыщенной, напряженной и во многом жертвенной жизнью. Попытаюсь обозначить лишь основные моменты, необходимые для правильного служения духовника. Во-первых, умение рассуждать (причем критерием рассуждения должен быть только Христос!). Во-вторых, умение отвергать свое «я» (как следствие предполагается активная борьба со своими эгоизмами, гордынями, тщеславиями и прочей «духовной требухой»). В-третьих, умение не взирать на лица (это требует от духовника способности отказываться от человеческого: расположенности, симпатий, предпочтений всех видов, особенно же – душевных и телесных). Конкретными инструментами к данным умениям являются общехристианские подвиги: плач о собственных грехах, пост и трезвение, непрестанная сердечная молитва. Из перечисленного становится понятно, что к достойному духовничеству ведет путь длиною в жизнь. С другой стороны, очевидно: «что невозможно человеку, то возможно Богу». Именно в Боге подлинная кристальная чистота «зеркала».

Конечно, есть и конкретные практические приемы, позволяющие более точно отражать душу, вверенную пастырю Богом. Один из них я уже называл – «генеральная исповедь», которая не является какой-то дурной «мистикой», но есть практический прием, основанный на строгом анализе суммы знаний о прошлом и настоящем пасомого с целью выделения сильных и слабых его сторон. При правильном применении он давал во все времена положительный результат, но он же, как я писал выше, может нанести и серьезный вред при нарушении определенных аскетических ограничений.

Есть и другие методы, но они ныне вышли из употребления в приходской практике. Поэтому, думаю, главным для современного духовника остается личная чистота и внимательность к пасомым.

Духовник есть «пастырь»

Опять вернемся к символике Священного Писания. Наш Господь чаще всего употребляет образ Пастыря. Так как священник как теург являет собой икону Христа, он вслед за Христом есть и образ «пастыря». Этот символ необычайно удачен для передачи одного из главных функционалов духовника. Церковное делание есть дорога, ведущая в Царство Небесное. Если христиане есть овцы Христовы, то Царство Небесное – пажить Господня, куда пастыри земные ведут вверенных им овец.

Путь, по которому идут овцы, непростой и долгий. Бывают ночевки и остановки, во время которых приходят «волки» и пытаются поживиться тучными стадами. Роль пастуха – отогнать «волков», даже ценой своей жизни. «Волки» в понимании духовничества имеют значение не только бесов, но и всех искушений, приходящих извне. А еще бывает, что какая-нибудь овца лезет, куда ее не просят: то вся в колючках, то в пропасть угодит, то съест чего-нибудь… И пастух бежит за овцой, очищает ее от репейника, вытаскивает из пропасти, а то и желудок промывает. Изо дня в день трудится пастух. И награда его – не от овец. Овцы лишь блеют и иногда лягаются, а иногда тупо смотрят на пастуха, не понимая, что от них хотят. Награда пастуха – у Господина стада, у Бога. Награда – в Раю. А до этого – лишь долгий путь, с нуждой, голодом и холодом… и с глупыми овцами…

Чему учит нас этот символ?

Во-первых, терпению. Одно из главных функциональных свойств духовника – бесконечное терпение. Без терпения невозможно дойти до конца и довести до врат Рая пасомых. «В терпении вашем стяжите души ваша», – говорит Писание. «Пастырь», не имеющий терпения, не достигнет цели, но и понесет урон. Как от овец не может ждать что-то пастух, так и пастырь Церкви не имеет права чего-то ждать в этой жизни от пасомых. Он должен заботиться, чтобы «скотина» не померла (духовно и телесно!), но конечный результат – не его забота. Вы спросите: как это «не его забота»? Да просто пастырь должен учитывать свободу пасомых и свободу Бога! Они сами разберутся между собой, от него же как духовника требуется привести стадо в указанное место, иногда «подпинывая» отстающих.

Во-вторых, нестяжанию. Ныне духовники хотят награды, как бы предоплаты, уже здесь. А не получая «мзду», начинают стричь и резать «овец». Хотя вся символика этого образа для духовника определенно говорит, что его награда – не от мира сего и будет получена не здесь.

Есть еще одно в этом символе, что хотелось бы отметить. Пастух ведь имеет в руках посох, которым он гонит стадо. Так и духовник имеет свой посох – заповеди Божии, которые могут служить и усладой, и бичом. Правильное употребление этого «посоха» дает пастырю необычайные дары – «глаголом жечь сердца людей», направлять души к покаянию и исправлению, растапливать злость и холодность души, укреплять малодушных и поднимать упавших. Все в руках пастыря, честно подражающего Единому Пастырю Христу.

Духовник есть отец

Вершиной духовничества является отцовство. Тема эта очень интимная и во многом невыразимая. На пути к подлинному духовничеству священник проходит многие искушения, многократно ошибается и падает, много унывает, не видя плодов своей деятельности, бунтует против Бога, сокрушается и возвращается на путь своего призвания…

Сначала духовник – голая функция: принял исповедь, отпустил грехи, и все. Затем он возрастает до «профессионала» (функции увеличиваются количественно и качественно). Для большинства священников это их вершина, предел. Для большинства прихожан этого вполне достаточно для того, чтобы достигнуть Царства Небесного.

Однако духовник – человек, а не функция, и его живое начало требует живого общения с людьми и с Богом. Возрастая духовно, духовник научается духовно любить свою паству, превращаясь по образу Небесного Отца в земного духовного отца.

Здесь примечательна притча нашего Господа о блудном сыне. Есть один протестантский автор, который говорит, что человек неизбежно проходит стадии блудного сына и верного сына, но в конечном счете должен стать отцом. Мне очень нравилась эта идея. Но что она значит на практике применительно к духовнику?

Лишь последние годы я, как кажется, стал понимать (не всегда на собственном малом опыте), что имеется в виду. Духовник в идеале настолько проникает в душу пасомого, настолько роднится с его болью и его радостью, настолько становится его вторым «ч», что становится способным понимать духовное чадо с полуслова, а боль духовного чада физически (!) отзывается в плоти пастыря, когда молитва рождается не по принуждению или просьбе, а по внутренней необходимости… Приходит час, когда духовник становится отцом для посланных ему от Бога. Он любит их подлинной жертвенной любовью и готов сам погибнуть, уйти в небытие, в ад, лишь бы спаслись его дети. Он готов воевать за них не только с бесами, но, если надо, и с Богом (о, этот жуткий синдром Иакова!)…

Но самое страшное для меня в несении креста духовничества в том, что ты должен уметь отпускать сыновей. Подобно отцу из притчи Иисуса ты должен отдать все свое и отпустить сына проматывать достояние, не осуждая и не препятствуя, уважая его свободу, любя его таким, какой он есть, любя его за то, что он есть… и ждать – в надежде, что все-таки вернется!

Чтобы снизить пафос моего очерка (а то подумаете, что я что-то из себя представляю!), приведу пример из моей пастырской практики. Был один человек, желавший окормляться у меня (к приходу моему он не относился, был «заезжим молодцом»). Я его гнал от себя, понимая, что он хочет поиграть в старчество. Но, как в присказке, я его гоню в дверь, а он лезет в окно. Почти год досаждал мне этот человек. Однажды, благо, милостью Божьей у меня тогда была сломана нога, даже запустил в него палку. Как библейская вдовица, человек этот не отступал, и я, говоря в себе, что «Бога не боюсь, людей не стыжусь», раздосадованный и смиренный, благословил его окормляться. И что вы думаете? С того дня я его и не видел. Однако пастырская ответственность и засевшая боль об этом человеке заставляют меня чуть ли не каждый день вспоминать его и возносить свои скудные молитвы о нем. Бывает и такое…

Духовник достигает вершины служения, когда вмещает всю свою паству в свое маленькое сердце и несет ее в этом сердце к своему Владыке Христу, чтобы на Страшном суде сказать: «Вот, я сам и дети, которых Ты мне дал».

Заключение

Попытаемся дать определение духовничества.

Духовничество есть церковное служение священника, направленное на руководство пасомых ко Христу посредством пастырского попечения через подачу Святых Таин и исповедь. Духовничество предполагает проникновение в духовный мир человека с целью врачевания ран, нанесенных греховными деяниями, и указания внутренних инструментов к совершенствованию личности на пути к Царству Небесному. Духовник не имеет самостоятельного значения, но является добровольным послушным инструментом в руках Божиих. Это относится к духовнику даже тогда, когда он достигает вершины духовного отцовства, срастаясь со своей паствой.

Из полученного определения следуют два важных вывода для духовной жизни в современном обществе. Первый относится к вопросу, где найти духовника. Отвечаю: у себя на приходе. Любой священник может быть для вас духовником, если вы принимаете его с верой как посланника Божия и как образ Христа. Второй относится к современным пастырям. Ныне как-то принято стыдиться быть духовниками и называть своих чад детьми. Не стыдиться, а благодарить Бога надо, что тебя, грязь с дороги, подняли и сделали лекарством для других, что тебя, блудного сына, возрастили до отца.

Господу нашему слава! Аминь.

Иеромонах Никодим (Коливатов)

Публикация сайта Североморской епархии

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.