Ольга Васильева: скорость у меня умеренная

О скоростях, отце, дружбе, обиде и случайных закономерностях

— Смотрел ваше недавнее телеинтервью с Владимиром Легойдой, где вы назвали себя человеком, идущим вперед, но с разной скоростью. Какая она у вас сейчас, Ольга Юрьевна?

— Думаю, очень умеренная.

— Тормозят или сами сбросили обороты?

— У каждого возраста своя скорость. В молодости торопишься, хочешь быстрее достичь намеченной цели. По мере взросления начинаешь себя сдерживать, чтобы не пролететь впопыхах мимо чего-то важного и нужного. Саморегулирование — полезная штука!

— Когда вы поняли это?

— Вот так, чтобы реально-реально? После тридцати пяти лет. Пошло осмысление прожитого, а до того не вполне сознавала, что делаю, куда и зачем иду. Точнее, строила грандиозные планы на отдаленную перспективу, хотя с позиций дня сегодняшнего они выглядят смешно и наивно.

— Вряд ли с детства мечтали стать министром.

— Нет! Совершенно точно. Хотела увидеть мир, познакомиться с интересными людьми. И именно эти желания начали быстро осуществляться. Я училась на дирижерско-хоровом отделении Московского государственного института культуры, ездила в фольклорные экспедиции, где общалась с удивительными бабушками и дедушками. То, что узнала и услышала тогда, на определенном жизненном этапе было важно и полезно для меня.

— Хоть скорость у вас и умеренная, но вы явно забежали вперед, проскочив остановку под названием Бугульма.

— Действительно, родилась я там, но мы уехали в Москву, когда мне было неполных четыре года. Поэтому помню о Бугульме лишь отдельные фрагменты. Правда, читать начала там. Дедушка научил. Он знал иностранные языки, брался даже за хинди, при этом в молодости активно участвовал в революционных событиях, потом гонял по Туркестану басмачей...

И вот мы шли в детсад, дедушка показывал вывески на магазинах, какие-то советские транспаранты и просил прочесть. У меня быстро стало получаться. Припоминаю это смутно, но родители утверждали: все именно так и было.

Отчетливо осознавать себя начала лет с шести.

— Получается, со школы?

— В первый класс я пошла в пять с половиной. Ира, сестра, которая младше на четыре года, в детстве часто болела, маме сложно было разрываться между нами, и меня отправили учиться, чтобы не вертелась под ногами.

Жили мы на пересечении МКАД и Каширского шоссе. Может, обращали внимание на здание с крупной вывеской "ВНИИГАЗ"? Это головной научный центр "Газпрома" в области технологий. Там много лет трудился мой отец. И квартиру в 1964 году ему дали по соседству, в поселке газовиков. Мама до сих пор в ней живет.

Территориально это Ленинский район Московской области. Школа у нас была не элитарная, не специализированная, а самая обычная. Но в ней работали замечательные учителя, многие из которых живы. Помню их и люблю.

— А как вам удалось получить аттестат зрелости в неполных пятнадцать лет?

— Во-первых, как уже говорила, учиться начала рано, во-вторых, перепрыгнула из третьего класса в пятый, минуя четвертый. Учеба давалась легко, но не скажу, будто я сильно любила походы в школу. Хотя процесс получения знаний мне нравился всегда. Скажем, Дипломатическую академию окончила в сорок семь лет, уже будучи доктором исторических наук, профессором и завкафедрой религиоведения Академии госслужбы.

А тогда, в детстве, в моей голове родился хитроумный план, которым поделилась с папой. Что, если сдать экзамены сразу за два класса, потом взять паузу и передохнуть годик у бабушки в Георгиевске? Я любила ездить к ней летом. На Ставрополье и здоровье можно было поправить. Я, как и Ира, страдала от ангин, пока не удалили гланды. Папе идея понравилась. Он договорился в отделе народного образования, и меня протестировали по всем предметам программы для четвероклассников. Я хорошо подготовилась и испытание прошла успешно.

И тут случился жестокий облом: вместо года каникул меня отправили в пятый класс!

— Обида была глубока?

— Я попала к замечательным ребятам и даже не вспоминала о том недоразумении. С новыми одноклассниками я сдружилась настолько, что мы продолжаем общаться до сих пор. В последние пять лет встречаемся раз в квартал. Это стало уже традицией.

Училась я хорошо, в основном были пятерки. Тройка только по физике. Не моя дисциплина, признаю.

— Вы сами решили поступать в Институт культуры после школы?

— Нет. У 14–15-летних подростков есть право выбора, и таких ребят наверняка много, но это не мой случай. Решение принимал папа, которого я безмерно любила и уважала. Мы могли спорить, обсуждать что-то, но последнее слово оставалось за ним. Как правило.

Если помните, диплом о втором высшем образовании в советское время получить было крайне сложно, почти невозможно. Для этого требовались исключительные обстоятельства. Папа посчитал, что сначала надо выучиться на дирижера-хоровика, а уже потом, когда появятся мозги, определяться, чем заниматься в дальнейшем. Папа обладал математическим складом ума и прекрасно понимал, что вряд ли я всю жизнь стану работать учителем музыки.

При этом ни капли не жалею, что пошла в Институт культуры. Это встречи и с прекрасными педагогами, и с новыми друзьями… Уже говорила, что регулярно общаюсь с одноклассниками, но и в вузе произошла аналогичная история. Мы дружим 43 года — восемь человек из нашей группы.

Сорок три! Можно сказать, всю жизнь.

— Ваш отец был ученым?

— Не только теоретиком, но и практиком. Работал в сфере нефтегазовой промышленности, его исследования связаны с расчетом и освоением сибирских месторождений, хотя аспирантом начинал в "Татнефти". Потом его перевели из Бугульмы в Москву.

Папы не стало в январе этого года, он ушел в почтенном возрасте — в 86 с половиной лет. Это колоссальная утрата для всех, кто знал отца. И для меня, конечно…

— Профессия историка — тоже выбор Юрия Николаевича?

— Нет, на этом этапе я уже включила собственную голову. Вряд ли смогу логически обосновать, что именно меня привлекло, но факт заключается в том, что я училась на вечернем отделении в Пединституте и параллельно преподавала историю в старших классах 91-й московской школы. Получила диплом и в 1985-м подала документы в аспирантуру Института истории СССР Академии наук. Осознанно шла к Виктору Данилову, крупнейшему исследователю российской деревни, поскольку еще в институте занялась темой голодомора, находившейся в то время под спудом. А в итоге попала к специализирующемуся на истории Великой Отечественной войны Георгию Куманёву. Он стал моим наставником.

Жизнь повернула в другое русло. Хотя я убеждена: случайностей не бывает, это спланированные акции ангела-хранителя. Все предопределено заранее. Так я занялась темой "Русская православная церковь в политике советского государства в 1943–1948 годах". Посвятила ей двадцать шесть лет, они стали лучшим, самым счастливым периодом моей жизни.

— Тогда? Не сейчас?

— Мы ведь с вами ведем честный диалог, без недоговорок и экивоков? Без ложной скромности скажу: в профессиональном отношении мне есть чем гордиться. В первую очередь речь о сборнике "Русская православная церковь. ХХ век". Всё и вся забудется, а изданная в 2009-м книга останется. Колоссальный труд! Я занималась совершенно новой, практически никем не изученной темой. Да и работа в системе Академии наук с точки зрения радости, полноты самореализации ни с чем не сравнима. Шестнадцать лет я провела в архивах, сумев собрать уникальный материал, который, правда, не удалось обработать целиком. Рассчитываю когда-нибудь передать все накопленное аспирантам…

В 1991 году Ярослав Щапов позвал меня в созданный им Центр истории религии и церкви, где прошла путь от младшего научного сотрудника до руководителя.

В 2002-м занялась преподавательской деятельностью.

Могу сказать, что у меня остались нереализованные мечты. Хочу написать о митрополите Никодиме (Ротове). Предыдущая попытка не увенчалась успехом, не удалось осуществить задуманное в полной мере. Нет, я издала книгу "Русская православная церковь и Второй Ватиканский собор", но это не совсем то. Утонула в материале, не смогла вычленить главное, но, надеюсь, второй подход к теме окажется более успешным.

— Продолжаете писать, Ольга Юрьевна?

— Раньше публиковала по восемь-десять статей за год.

А за время, как стала министром, ничего не написала. Комплекс причин. И загруженность не позволяет, и соответствующий настрой нужен для научной работы. Но желание не пропало…

— Переход в чиновники дался вам легко?

— Случай.

— Но вы говорите, что все в жизни закономерно.

— Тем не менее… В 2010 году пошел процесс слияния академий, старые профессора, с которыми я работала, стали массово увольняться, потом и уходить из жизни. Я крайне болезненно реагировала на происходящее, мне казалась, что творится большая несправедливость. Из-за этого потихоньку пропадала внутренняя мотивация, снижался интерес к работе. В департаменте культуры российского правительства открывалась вакансия заместителя директора с функционалом по национальной и религиозной политике, и мне предложили занять эту должность. Полгода раздумывала, идти или нет, но в феврале 2012-го все же согласилась.

Осенью того же года в администрации президента образовали управление по общественным проектам, и в начале 2013-го я перешла туда замом руководителя.

Это были замечательные неполных четыре года. Занималась делом, мне близким и понятным, частично связанным с тем, что уже делала ранее. Качественная аналитическая работа в области образования с некоторым проникновением в сферу культуры, литературы, искусства. Меня все полностью устраивало.

— А про министерство когда впервые зашел разговор?

— В 2016-м. У меня была надежда, что назначение случится позже, останется больше времени на подготовку — в первую очередь моральную. Но, как вы понимаете, решение принималось без оглядки на мое внутреннее состояние. Сказано — надо выполнять, сомнения в сторону.

Еще раз повторю: все в жизни предопределено. Значит, предыдущие события подводили к такому развитию сюжета. Я работала учителем, занималась научной деятельностью, преподавала, пробовала себя в качестве руководителя… Наверное, это была подготовка к определенному вызову. Я его услышала и приняла. Многие люди проходят мимо, не улавливают посланный сигнал.

— При этом вы стали первой женщиной, возглавившей Министерство образования за все годы его существования… Сколько, кстати, вашему ведомству?

— Год создания — 1803-й. А в том, что пост министра прежде занимали исключительно мужчины, не вижу ничего удивительного. Надо вспомнить, какая роль отводилась женщине в прежнее время. Почитайте на досуге книги профессора Любови Денисовой, посвященные этой теме...

Но, приступая к работе, я, поверьте, менее всего думала о гендерном делении.

— И коллеги ни разу до слез не доводили?

— По-вашему, я похожа на кисейную барышню? Никогда ею не была. Заставить меня расплакаться трудно. Если только сама не позволю себе это. Шучу.

Нет, плачу крайне редко. Такое случается от безысходности, невозможности что-то изменить.

Часть 2

О разделении, облегчении, потерях, личном дневнике и предательстве

— В августе 2016-го вы шли на Миннаукобраз, но в мае 2018-го у вас отняли значительную часть полномочий, увели немало подопечных. Наукой и высшей школой теперь занимается отдельное ведомство, Рособрнадзор тоже вышел из-под вашего подчинения и отчитывается напрямую главе правительства…

— Считаю это правильным решением. Отрасль слишком велика и сложна, чтобы сваливать все в кучу.

Давайте вспомним недавнюю историю. В советское время было три ведомства — Министерство высшего и среднего специального образования, Государственный комитет по науке и технике, а также Министерство просвещения.

Как двигаться сразу в разных направлениях? Впору было вспоминать басню Крылова… Да, наука связана с образованием, школа — с вузами, но слишком много нюансов, не позволяющих подогнать эти сферы деятельности под единый стандарт.

Поэтому случившееся разделение абсолютно логично. Речь ведь не идет ни о каком разрыве. На мой взгляд, в этой триаде определяющим звеном является школьное образование. Оно — как ствол дерева, из которого в разные стороны растут ветви.

— Вот лишние и подрезали.

— Еще раз. Ушли вузы и регуляторная функция в сфере науки. Зато появилась прекрасная возможность сконцентрироваться на проблемах школы. Каждой из сорока двух тысяч, работающих в России. Как вы знаете, сейчас в девятнадцати пилотных регионах проходит апробация новой модели аттестации педагогов, важного элемента НСУР — национальной системы учительского роста. Цель ясна, ее четко сформулировал в майском указе президент Путин: обеспечить глобальную конкурентоспособность российского образования, добиться вхождения нашей страны в десятку ведущих держав мира по его качеству.

По начальной школе мы уже на первом месте. Так решили международные эксперты. Там несколько критериев — качество чтения, навыки нахождения информации, ее интерпретация и обобщение, анализ текста, формулирование выводов... С чтением в началке у нас порядок, в пятом-шестом классах происходит обвал, и к концу школы ученики приходят нечитающими. Ситуацию надо исправлять. Внедряемая модель аттестации учителей — в помощь.

В 2020 году она станет обязательной для всех.

— Но пока вы потеряли контрольную функцию, она ушла вместе с Рособрнадзором.

— Для меня и моих коллег является главным, что именно министерство определяет политику в области образования. И мы сами регулируем взаимоотношения с регионами.

Другой вопрос, что за пару лет до моего прихода в Миннаукобраз департамент, занимающийся общим образованием, отдал Рособрнадзору на откуп подготовку КИМов — контрольно-измерительных материалов для ЕГЭ. Что, на мой взгляд, совершенно неправильно. Это явное противоречие. Не может орган, призванный осуществлять надзор, сам готовить материалы для проверок.

Против подобной практики я выступаю. И думаю, мы договоримся, найдем разумное решение, позволяющее экспертам двух структур работать в связке.

— Вам пришлось существенно корректировать планы из-за произошедших перемен?

— Могу сказать лишь одно: мне стало существенно легче. Теперь точно знаю, за что отвечаю и как надо действовать.

— Разве это не торможение, о котором мы говорили в начале интервью?

— Боже упаси! Не вижу смысла рассуждать на тему, что было и ушло. Всегда следует исходить из соображений целесообразности и работать с функционалом, который есть. И делать это хорошо.

Когда пришла в министерство в 2016-м, год с лишним занималась исключительно проблемами школы, пытаясь понять, что к чему. К вузовскому образованию успела лишь приблизиться. Так и с наукой.

Теперь моим коллегам предстоит изучать вопрос, а я займусь тем, в чем уже разобралась. По-моему, это оптимальный подход.

Если же вернуться к теме скорости, лет двадцать назад, наверное, сказала бы: давайте-давайте, все возьму и потяну. Сегодня рассуждаю иначе, поскольку четко понимаю: за каждый совершенный шаг нужно отвечать. Пока ты молод, о таких вещах абсолютно не задумываешься, плывешь по течению по воле волн. С годами появляется чувство ответственности.

— Вы хотели, чтобы педагогические вузы остались в ведении Министерства просвещения, но и этого, вопреки вашим чаяниям, не случилось.

— Да, раньше пединституты входили в систему Минпросвещения. Однако будем объективны: общее образовательное пространство необходимо и высшей школе. У нее должен быть свой центр руководства.

Что нужно делать в такой ситуации? Выстраивать площадку для взаимодействия. Этим мы с коллегами и занимаемся. Обязательно будет учтен наш проект по целевому обучению, сохранятся экспериментальные площадки в педвузах для новых методик и технологий, а также многое другое, что прописано в положении о министерстве. Не вижу тут проблем.

— Вашу идею привести гуманитарное школьное знание к единому знаменателю, изменив для этого ФГОС — федеральные государственные образовательные стандарты, многие встретили в штыки. Особенно усердствовал в критике ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов.

— Не хочу переходить на личности и углубляться в обсуждение конкретных персоналий. Позволю лишь себе напомнить, что шумиха в прессе и социальных сетях началась в период, когда шло обсуждение состава нового кабинета министров. Если обратили внимание, я никак не реагировала на нападки. Хотя именно этого от меня и добивались, пытаясь втянуть в свару. Молчала я не из-за отсутствия аргументов для достойного ответа. Понимала: раз пошла массированная атака, значит, кому-то я серьезно смешала карты, а сама нахожусь на правильном пути.

Была еще одна причина, чтобы не поддаваться на провокацию. Личная. В тот момент тяжело умирал папа, и на этом фоне остальное выглядело полной ерундой. 29 января, через две недели после моего дня рождения, отца не стало, и это был шок. Я физически не могла тратить силы на бесплодную борьбу. Мне показалось, что важнее сконцентрироваться, сохранить внутреннее спокойствие, не сорваться.

— Вы ведете дневник?

— Почему-то не сомневалась, что зададите этот вопрос…

Строго говоря, дневник как сборник сокровенных мыслей никогда не писала. Папа заставлял делать записи для самодисциплины. Девушкой я была взбалмошной, занималась и интересовалась сразу многим, времени на все увлечения и дела не хватало, задача усадить меня за стол и заставить сконцентрироваться на одном была не из простых, вот папа и пытался как-то структурировать мое время. Полчаса — на то, час — на это. Отстрелялась и — свободна. Гуляй! Но жизнь по расписанию давалась мне с трудом. Поэтому дневник был нужен, скорее, папе, чтобы контролировать дочь, приводить ее в чувство.

А я могла загореться какой-нибудь идеей и забыть обо всем на свете. По натуре я не перфекционистка, но мне важно, чтобы жизнь вокруг бурлила, а окружающие были обихожены, устроены, сыты и довольны.

Словом, дневников в эпистолярном смысле я не писала, о чем сейчас очень жалею. Перечитывала бы, вспоминала…

— Например, о ком или о чем?

— Есть люди, которые многое определили в моей жизни. К сожалению, их нет на этом свете, а ворошить память не хочу. Слишком личное…

— Тем не менее однажды вы обмолвились, что дважды сталкивались с предательством, но не объяснили, о чем речь.

— Предают обычно друзья или близкие. С интервалом в десять лет я обожглась на подругах.

Не любовные истории, нет. В этом смысле всегда шучу, что нам нравятся разные типажи мужчин…

Дело касалось выбора правильного решения. В обоих случаях мне показалось, что человек переступает грань, которую я считала очень важной. В моем понимании заходить за нее было нельзя. Я долго и настойчиво уговаривала подруг не делать последнего шага. Они не прислушались. Ну что же? Их выбор. Дальше мы пошли по жизни по отдельности, наше общение прервалось и никогда не возобновится.

— Отрезано?

— Я переболела. И выздоровела. Ожог зарубцевался.

Как бы объяснить, чтобы было понятнее? У меня повышенное чувство социальной справедливости. Это одновременно и достоинство, и недостаток. Сложнее жить, когда не можешь молчать и терпеть зло даже по отношению к чужим людям. Никогда не делала человеку больно ради собственной выгоды или удобства. Повторяю: ни разу не совершила ничего подобного и уже не сделаю, поскольку большая часть жизни позади. Не живу за чужой счет. Это намертво вбито в меня отцом. Он заложил в меня правильную самооценку. Полагаю, умею адекватно позиционировать себя в системе координат. Хорошо знаю, что могу, а что не дано. Поэтому не трачу силы — физические и душевные — в попытке справиться с невыполнимой задачей. Лучше заняться тем, что реализуемо.

В быту я скромный человек, меня не волнует отсутствие дорогих машин или брендовых побрякушек. Даже не обращу на это внимание. Давно усвоила, что деньги имеет смысл тратить на образование, здоровье и отдых. Чем купить какую-то вещицу, лучше поехать куда-то с друзьями, попутешествовать. Мы и по рекам сплавлялись, и в горы поднимались. Обычные походные условия, никаких luxury. К чему? Сели по машинам и, как говорится, погнали. В свое время проехали за рулем всю Европу, многое посмотрели в России.

— Давно водите?

— Права получила лет пятнадцать назад. Надоело зависеть от кого-то, ждать, пока подвезут-отвезут, и тайком от домашних пошла в автошколу. Никто все равно не поверил бы в успех предприятия. Папа считал, что я и автомобиль — вещи несовместимые. Проходя по комнате, я обязательно за что-нибудь цеплялась, роняла, разбивала… Тем не менее экзамены в ГАИ сдала, чем несказанно удивила родню. Езжу уверенно, вот только не научилась парковаться в линеечку. Это выше моих сил.

— Вы лихач?

— Боже упаси! Я ведь вам уже объяснила свое отношение к скорости…

Думаю, и дружить со мной легко. Раньше было много приятелей, в юности любила попеть, потанцевать, похохотать от души. С возрастом, как мы уже обсуждали, чуть попридержала коней, круг общения стал уже. Но школьно-институтская восьмерка друзей так и идет рядом в неизменном составе и без потерь.

В нашей компании принято считать, что настоящий друг не только тот, кто поможет в горе и беде, но и тот, кто обязательно порадуется чужому успеху. Со вторым, согласитесь, часто сложнее. Я могла не раз убедиться, что моим друзьям абсолютно безразлично, какой пост я занимаю. Наши отношения строятся на ином. Как тридцать и сорок лет назад они звали меня Лёлёк и Васёк, так и теперь кличут. Это правильно.

И по мелочам стараюсь не обижаться. Тоже папина установка, очень помогающая жить.

С возрастом научилась прощать людей. Сложная наука, однако и ее осваиваю. Выработалась какая-то защитная реакция, панцирь вырос.

Но те два предательства — непрощеные обиды. Масштаб слишком велик.

— Наверное, кто-то может и вам предъявить подобный счет?

— Да, мне есть, за что просить прощения, но вряд ли смогу вымолить его у людей, которых в свое время сильно обидела. К счастью, их мало, тем не менее несколько человек наберется.

Повторяю: стараюсь относиться к себе самокритично, не ретуширую образ. Всегда буду реагировать на чужую боль, несчастье, допущенную по отношению к кому бы то ни было несправедливость. Не терплю хамства, не выношу панибратства, меня коробит от непорядочности.

— А вы бываете грубой?

— В последние четыре месяца ловлю себя на мысли, что начала срываться. Могу быть жесткой, умею поставить на место. Для этого нет нужды кричать, иногда сказанное шепотом слово действует эффективнее.

— Что из случившегося в последнее время заставляет вас выходить из себя?

— Тяжелый год. Начался со смерти папы, потом пошли информационные атаки из-за работы, нервировало ожидание, связанное с формированием состава правительства, определением функционала министерства…

— Вы много говорите об отце. Можно вас назвать папиной дочкой?

— Безусловно. Он меня сформировал. Но это в полной мере относится и к моей младшей сестре. Ирина окончила Школу-студию МХАТ, училась на курсе у Олега Ефремова. Правда, актерскую карьеру делать не стала, преподавала сценическую речь, ушла в филологию, сейчас занимается гуманитарными проектами, связанными с поддержкой русского языка за рубежом.

Папа успел застать внуков и правнуков. При этом вы должны понимать, что тыл в нашей семье всегда обеспечивала мама. Она создавала условия, чтобы папа мог работать и творить. Родители прожили вместе 61 год…

Удивительно, но в нас с сестрой, даже во внуках постоянно сидел страх за отца и деда: вдруг с ним что-то случится? Из-за мамы мы так остро не переживали. Она всегда воспринималась как нечто незыблемое. Стена, скала. Мама была, есть и будет, а значит, всё в порядке.

Расскажу эпизод, выпукло иллюстрирующий мамин характер. Помните московское лето 2010 года? Жуткая жара в течение полутора месяцев, отсутствие дождей, смог от горящих торфяников… Хотелось бежать из города куда глаза глядят. Но мама рассуждала иначе. У нее на даче росли помидоры сорта черри, требовавшие срочного полива. И вот 10 августа, в пик смога, мы поехали на участок. Дым висел такой, что на расстоянии пятидесяти метров ничего нельзя было разобрать. Родители остались в салоне машины, а я пошла на разведку. Вернулась со словами: "Там можно находиться только в противогазе, иначе задохнешься". И услышала: "Значит, надевай его!" Что вы думаете? Я взяла противогаз, оставшийся у нас после учений по гражданской обороне, и отправилась поливать помидоры! Подозреваю, со стороны картина выглядела сюрреалистично! Одинокая женская фигура в противогазе и с лейкой. Хорошо, в дыму никто не мог этого наблюдать.

Но речь об ином. Мне в голову не приходило, что поручение мамы возможно не выполнить. Раз решила — надо делать. Точно таким же макаром в детстве два раза в месяц мама водила нас с Ирой на концерты классической музыки. Наше желание никто не спрашивал: встали и пошли.

Заканчиваю рассказ об августе 2010-го. Самое удивительное: черри выжили, и мама, будучи химиком по образованию и роду деятельности, даже собрала урожай, игнорируя мои доводы о смоге и канцерогенах.

Конечно, после смерти отца мама сдала, похудела, но держится. Во мне много папиных черт, включая некую мнительность, осторожность, в то же время мы с мамой очень похожи — и внешне, и по характеру. Ей 82 с половиной, дай бог здоровья и многих лет жизни.

— А как вы воспитывали свою дочь?

— Первым делом пообещала себе никогда не делать как моя мама. Не ругать и не наказывать Веру. Меня ведь нередко лишали прогулок на улице, ставили в угол. Я быстро забывала, в чем именно провинилась, и упорно стояла, не желая извиняться и просить прощения. Мама могла и ремень употребить, а папа предпочитал иные методы убеждения, хотя однажды преподал урок, который не забуду никогда…

Мне было лет, наверное, шесть. Я пришла домой и с порога заявила, что не буду дружить с одной из одноклассниц. Папа поинтересовался, в чем причина. Со свойственной мне прямотой ответила, дескать, у нее мама — нянечка. Не успела закончить фразу, как отлетела в другой конец комнаты и замерла в шоке. Отец отвесил мне пощечину, чего не делал ни до, ни после. Он никогда нас с Ирой не наказывал, но тут не сдержался… Уже случившегося хватило с лихвой, но папа решил закрепить материал: усадил и стал рассказывать мне, шестилетнему ребенку, в чем заключается красота человеческих отношений и что нельзя унижать другого из-за его статуса или социального положения. Уж не знаю, что из услышанного я понимала, но, видите, запомнила. Впитала в себя.

У мамы были другие воспитательные методы. Но в итоге с Верой все равно получилось не так, как я запланировала. Увещевания и примеры из собственного опыта к положительному эффекту не приводили. В случае с подростком это не работает. Дочь слушала, что говорю, однако поступала, как считала нужным.

По образованию она историк, работает в области гуманитарных знаний. Вера хорошо рисовала, подавала надежды, рано, в девять лет, поступила в художественную школу, но после ее окончания по ряду причин оставила это занятие...

Часть 3

О мобильном, Пушкине, Петре Первом, ЕГЭ и рекордах

— Когда стали министром, номер мобильного телефона сменили, Ольга Юрьевна?

— Нет, с 1993 года он тот же. Никого не отсекала, ни от кого не пряталась. С кем общалась, с теми и продолжила. Хотя, конечно, сейчас круг значительно расширился.

Папа, например, узнав о назначении, сильно расстроился, поскольку прекрасно понимал, что не смогу совмещать научную работу с административной. А примерно через месяц позвонил мне и со смехом сказал: "Даже не представлял, дочка, что столько знакомых вспомнят о моем существовании после того, как ты стала министром!"

— Отказывать людям научились?

— Иногда полезнее говорить "нет", чем "да". Мое глубокое убеждение.

Надо стимулировать, а не расставлять подпорки, способные лишь демотивировать. Как с милосердием. Я историк и люблю апеллировать к фактам из прошлого. После окончания Северной войны император Петр провел в России жесткую ревизию, заставив пересчитать всех нищих и убогих. Оказалось, по-настоящему нуждающихся в поддержке и защите относительно мало — пять с половиной тысяч человек. Прочие зарабатывали деньги, изображая страдальцев. Петр Первый освободил богадельни от этой публики и поселил туда солдат-инвалидов, не имевших родственников.

Помощь должна быть адресной. У меня есть несколько подопечных, которых, что называется, веду по жизни, но рассказывать о них в публичном пространстве не буду. Это лишнее.

— Как вы для себя сформулировали цели, которых намерены достичь в министерстве?

— Стараюсь избегать пустых декларативных заявлений. Не секрет, что проблем в отрасли, на которую меня поставили, много. Надо сделать так, чтобы их стало меньше. Вот, собственно, и все.

Самое главное — школа опять должна стать основной ступенью образования, которой она всегда была.

— По-вашему, сейчас это не так?

— Негативные перемены начались в конце 80-х годов прошлого века. Это напрямую увязано с ситуацией в стране.

Вспомните свое детство. Родители спокойно и без страха отпускали нас одних гулять на улицу, каждый ребенок без проблем мог выбрать кружок или спортивную секцию по вкусу. Советскую систему воспитания и образования разрушили, а новую не создали. Сейчас пытаемся исправить упущенное.

Один из побочных эффектов сложившейся ситуации заключается в том, что нынешние подростки инфантильнее тех, кто рос еще три десятилетия назад. Зачастую обретение самостоятельности, взросление происходит теперь значительно позже. Это доказывают и проводимые исследования. Внимательно слежу за их результатами.

Сегодня ребята откладывают принятие решения, им комфортнее жить за спиной родителей, переложив ответственность на них. Я не упрекаю — констатирую.

— Вспомним классика: "Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…"

Разве со времен Александра Сергеевича что-то принципиально изменилось?

— Безусловно! Ситуация стала совершенно иной.

С одной стороны, можно сказать, что нас окружают другие исторические декорации, а человек остался тем же, что и два века назад. Мы так же плачем, смеемся, радуемся, огорчаемся, влюбляемся и разочаровываемся.

Но нельзя отрицать, что в последние десятилетия скорость развития цивилизации — мы опять пришли к теме скорости! — заметно увеличилась, объем получаемой информации многократно возрос. Надо не сбить дыхание, рассчитать силы на всю дистанцию, не утонуть в потоке льющихся с разных сторон сведений.

Не люблю разговоров на тему, мол, ребенок, выходя из школы, обязан обладать набором компетенций. На мой взгляд, критерий иной: человека надо научить думать, понимать, чувствовать, отвечать за поступки. Главное, чем должна наделить школа выпускника, — это стремлением идти вперед, развиваться, узнавать новое. Вот мощный стимул!

И конечно, необходимо приложить усилия, чтобы повысить статус учителя в обществе. На протяжении многих столетий три профессии неизменно оставались в числе самых уважаемых и почитаемых. Это врач, учитель и священник. Основа основ!

— Но система построена так, что педагогов превращают в неких, извините, талмудистов-начетчиков, которые не с детьми работают, а без конца заполняют отчеты для начальства и штудируют спущенные сверху методички.

— Надо отойти, и мы потихоньку отходим — здесь вряд ли моя заслуга, люди сами этого хотят — от мысли, что образование — услуга. И культура, медицина тоже не являются таковыми. Какие-то дополнительные аспекты могут быть платными, но это все же другая тема. Образование — ресурс, позволяющий за 11 лет сформировать полноценную и самостоятельную личность.

Профессия учителя — миссия, служение. Люди на наших глазах формируют будущее.

— Слова красивые…

— Да, и важно наполнить их правильным содержанием. Сейчас учительский корпус заметно молодеет, хотя костяк по-прежнему составляют кадры в возрасте 45–47 лет. Что, по моему мнению, хорошо, поскольку это оптимальный возраст: ты уже опытен и матёр, с другой стороны — полон сил и желаний.

— Хочу чуть понизить градус и спросить о сермяжном. О ЕГЭ, вокруг которого продолжают ломать копья.

— У меня взвешенный взгляд на проблему. Практика подобных экзаменов-тестирований имеет длинную историю на Западе и короткую у нас. Никому не удавалось без ошибок пройти за два десятилетия путь, на который другие страны потратили столетия. Тем не менее, как ни относись к ЕГЭ, но сейчас 70 процентов поступающих в вузы столичных городов — это ребята, приехавшие из провинции. Мне нравится пропорция 70 на 30 в пользу глубинки. Не будь ЕГЭ, какое соотношение мы увидели бы? Думаю, сами догадываетесь.

Поэтому единый госэкзамен — большой стимул, шанс для тех, кто живет не в Москве или Питере. Если оглянемся в прошлое, найдем там тысячу подтверждений тому, что Россию всегда питала провинция.

Да, когда на первом этапе появились тестовые задания, они огорошили многих. В итоге за два года до выпуска учителя переставали учить и начинали натаскивать на сдачу экзаменов по новой схеме. Родители нанимали репетиторов, старшеклассники уходили в экстернаты и целенаправленно готовились только к профильным предметам, забросив остальные дисциплины. Сейчас все потихоньку меняется — медленно, но верно. Думаю, сможем поломать порочную систему натаскивания.

Скажу, какого штриха, на мой взгляд, не хватает. Возможно, кто-то не согласится с моими словами, но все же. Нужно вернуть прежнее отношение к проверочным, контрольным годовым работам, тогда изменится и восприятие ЕГЭ, пропадет панический страх перед ним.

— А вы боялись экзаменов?

— Никогда в жизни! Наоборот — всегда шла сдавать первой, чтобы не переминаться под дверью. И кстати, став преподавателем, могла повысить оценку за… шпаргалки. Мои студенты не дадут соврать. Чтобы написать качественную "шпору", нужно проштудировать весь материал, переварив и уместив информацию в концентрированном виде на клочке бумаги. Что-то в голове неизбежно останется…

К слову, лектором я была жестким. Сразу обозначала студентам рамки "нельзя": не опаздывать и не входить в аудиторию после меня, не включать мобильные телефоны, не жевать резинку… Первые встречи напоминали моноспектакль с элементами разведки боем. Важно было не запретить что-либо и не настоять любой ценой, а увлечь, вовлечь в процесс…

Я продолжала читать лекции, уже работая в администрации президента. Сейчас — нет.

Времени нет. А желание есть…

Возвращаясь же к теме ЕГЭ: его нужно совершенствовать, чтобы экзамен стал логическим завершением учебного процесса, не требующим специальной подготовки с репетиторами. ЕГЭ не может быть самоцелью, это лишь инструмент, позволяющий оценить качество полученных учеником знаний.

Противники единого госэкзамена продолжают требовать его отмены. Говорю им: ради бога, хоть завтра сделаем это. А что взамен? Вы ведь помните, сколько экзаменов приходилось сдавать в советские времена — семь выпускных в школе плюс четыре вступительных в вузе. Сейчас этого кошмара нет.

Никто не ставил задачи усложнить жизнь учителям, ученикам и их родителям, напротив — хотели упростить. Да, система пока несовершенна. Не беда, все устроится.

— Вы, кстати, не встречались с Русланом Салимгареевым, который получил по сто баллов на каждом из четырех ЕГЭ в родной 179-й московской школе? Живая реклама экзамена!

— Пока лично с Русланом не познакомилась, но видела его интервью. Замечательный мальчишка! И на вопросы журналистов, как могло случиться такое чудо, отвечает предельно коротко и ясно: "Надо хорошо учиться". Действительно, к этому и добавить что-либо сложно.

Всегда были вундеркинды, круглые отличники, золотые медалисты. И ЕГЭ не так страшен, как его малюют. Руслан доказал это на своем примере. Не сомневаюсь, потом будут и другие рекордсмены, но он останется первопроходцем. Знаю, что поступил на биофак МГУ, это достойный путь.

Мы с вами подробно говорили о том, как подростку бывает трудно решить, чем бы он хотел заниматься в будущем. За меня решение принимал папа, посоветовав Институт культуры. Пошла бы я туда сама? Вряд ли… Как-то со мной завела разговор моя тетя, врач по профессии. Мне в ту пору было лет девятнадцать, я уже работала в школе. Тетя спросила: "Почему бы тебе не пойти в медицинский?" Тогда я не нашлась, что ответить, а сейчас думаю: пожалуй, жаль, что не стала врачом…

Но это рассуждения из серии "если бы да кабы". Ничего изменить уже нельзя.

Кстати, в этой связи вспомнила слова, которые услышала примерно в то же время, в молодости. Я делилась со знакомой, которая была вдвое меня старше, душевными переживаниями, говорила, что ситуация тупиковая, выхода нет, и вдруг услышала: "Дорогуша, заруби на носу. Окончательное "нет" бывает лишь на погосте. Во всем остальном — только "да"!"

Чем взрослее я становилась, тем лучше понимала, насколько была права моя собеседница. Хочешь — не хочешь, никого не волнует. Вперед — и с песней. "Только "да"!"

Иногда накатывает настроение, когда заявляю родным и близким, что хочу все бросить, ничего не делать. Ответ всегда один: "И надолго тебя хватит? Дня на три?" Говорю: "На пять. Может, на неделю".

При всей внешней сдержанности я очень эмоциональный человек. Порой это сильно мешало в жизни. Могла излишне резко отреагировать на ситуацию, в минутном порыве сказать что-то лишнее. Правда, всегда хорошо чувствую, если перешла грань и обидела человека. Сразу приношу извинения. И делаю это не ради протокола, а искренне.

Часть 4

О 1 сентября, цветах, кадровых переменах и Беранже

— К 1 сентября у вас какое отношение, Ольга Юрьевна?

— Трепетное, праздничное. Как и положено.

— А когда школьницей были?

— Ждала, хотела встретиться с одноклассниками. Но, знаете, по закону подлости нередко заболевала накануне. Со мной такое регулярно случалось минимум дважды в году — перед новогодним балом, перед 1 сентября, перед днем рождения или каким-нибудь важным для меня событием.

— В этом году 1 сентября выпало на субботу. В части школ начало учебного года перенесли на понедельник, продлили детям каникулы. Молодцы?

— День знаний — это традиция, праздник, и отмечать его надо по календарю. Мы ведь Новый год встречаем и в четверг, и в пятницу, не ждем начала или конца недели. Как и в случае с днем рождения.

Есть знаковые события, которые привязаны к конкретным датам. И двигать их куда-либо было бы не слишком корректно. Поставьте себя на место первоклашек и их родителей, у которых отняли 1 сентября. По-моему, тут даже нечего комментировать. Но, подчеркиваю, это не позиция министерства, а личное мнение Ольги Васильевой. В школах самостоятельно принимали решение о дне начала учебного года.

Меня порой упрекают в ортодоксальности, но считаю, что взвешенный консерватизм всегда нужен. Воспитание, образование не могут быть оторваны от нашей ментальности…

По-хорошему завидую тем, кто в этом году пошел в первый класс и окончит школу в 2030-м. Я не писатель-фантаст и не берусь предсказывать, каким станет мир через одиннадцать лет. Надеюсь, перемены будут к лучшему. По крайней мере, мы должны работать, чтобы произошло именно так.

— В этом году благотворительный фонд "Вера" снова проведет акцию "Дети вместо цветов": учителям дарят букет от класса, а сэкономленные деньги родители жертвуют на помощь больным детям. Год назад удалось собрать около 40 миллионов рублей. Насколько вам близка идея?

— На мой взгляд, одно не должно отменять другое. Не думаю, что стоит ломать цветочную традицию, искусственно ограничивая детей или родителей в праве выразить признательность педагогам. Другое дело, что ни к чему превращать все в конкурс букетов по принципу "у кого дороже". Нужен разумный подход.

К слову, у меня есть собственный опыт, связанный с цветами на 1 сентября. Не вспомню, какой это был год моей работы в школе — третий или четвертый. Я шла после уроков с несколькими букетами в руках и встретила пожилую учительницу, которая здорово меня отчитала, сказав: "В следующий раз, деточка, оставляй цветы в классе, чтобы ребята видели их и второго сентября, и третьего. Букеты дарили не для того, чтобы ты домой их унесла". Запомнила эти слова.

У меня память вообще хорошая. Спасибо папе, который заставлял нас с сестрой ежедневно заучивать и потом читать ему вслух новые стихотворения. Так продолжалось долго. Я взбунтовалась классе в восьмом.

Отец обладал редчайшим даром убеждения. Он не запрещал, а в процессе разговора подталкивал нас с Ирой к принятию решения, которое считал правильным. И мы меняли взгляд на противоположный, сами того не замечая. Его позиция становилась нашей, а он вроде бы и не прикладывал к этому никаких усилий…

Видите, в разговоре постоянно соскальзываю на рассказ о папе. Это подчеркивает, какое место он занимал в моей жизни и как мне его сейчас не хватает…

Задавайте вопросы о работе, если еще остались.

— Понятно, что чиновник предполагает, а начальство располагает. Вы вольны строить какие угодно планы, но все может измениться в один миг…

— Не лукавлю и не кокетничаю, говоря, что не держусь за должность. Знаете, какие кошмары снятся мне по ночам? Не про увольнение, а про трагедии с детьми. Просыпаюсь в холодном поту. Не дай бог что-нибудь ужасное случится! Не хочу даже пересказывать сны, чтобы не накликать…

— Два года на посту министра — не срок для подведения итогов, но какие-то выводы сделать уже можно.

— В 2016-м я, по сути, совершала прыжок в неизвестность. Команду формировала в процессе работы. Конечно, в процессе принятия управленческих и кадровых решений были допущены ошибки, но по-иному, подозреваю, нельзя. Мы с вами хорошо знаем: никогда не ошибается тот, кто ничего не делает…

Если бы начинала заново, многое бы изменила. Надеюсь, в создаваемом Минпросвещения смогу учесть полученный опыт.

Есть хорошая возможность расширить штат сотрудников трех департаментов, занимающихся общим образованием. Из кадровых перемен — уходит мой первый заместитель. Остальные ключевые замы остаются. Никаких революций. Продолжается плановая, системная работа.

Кстати, в сентябре собираюсь пойти на курсы по финансам и кредиту, чтобы самой лучше разбираться в этих вопросах. Поняла, для меня это необходимо.

Друзья и знакомые нередко говорят, что напрасно стараюсь выстраивать отношения внутри коллектива с учетом человеческих качеств того или иного сотрудника. Мол, так неправильно, должна быть технократия в чистом виде. Но, считаю, есть виды деятельности, где нельзя действовать по принципу: командир сказал — солдат выполнил. На мой взгляд, должна быть золотая середина, позволяющая создавать определенную доверительную атмосферу между начальством и подчиненными, но не дающая переходить грань служебных отношений.

Понимаете, я функционально, если хотите, утилитарно подхожу к нынешней работе и статусу. У меня не случилось головокружения от осознания того факта, что я министр.

У французского поэта Пьер-Жана Беранже, работавшего привратником в Сорбонне и попадавшего в тюрьму за сатирические строчки, есть прекрасное стихотворение. Оно называется "Моим друзьям, которые стали министрами" и идеально ложится в тему нашего сегодняшнего разговора. Через все стихотворение рефреном проходит фраза: "Как хорошо на свете быть никем!"

"Нет, нет, друзья! Мне почестей не надо,

Другим бросайте деньги и чины.

Я — бедный чиж — люблю лишь зелень сада

И так боюсь силков моей страны!

Мой идеал — лукавая Лизетта,

Обед с вином, друзья и жар поэм.

Родился я в соломе, в час рассвета, —

Так хорошо на свете быть никем!

Вся роскошь дня вот здесь, в моем окошке.

Порой судьба, удачами маня,

И мне на стол отряхивает крошки,

Но я шепчу: — Твой хлеб не для меня!

Пускай бедняк, работник неустанный,

Возьмет по праву то, что нужно всем,

Я для него рад вывернуть карманы, —

Так хорошо на свете быть никем!"

Стихотворение большое, шесть строф, не буду цитировать целиком, захотите — сами прочтете. Скажу лишь, что великий француз, живший почти двести лет назад, четко сформулировал мои мысли и чувства. Не стремилась занять высокий кабинет, но раз так случилось, стараюсь добросовестно выполнять возложенные обязанности.

Делаю это здесь и сейчас. Не оглядываясь без нужды в прошлое, иду вперед. С заданной скоростью.