Как мы видим и почему так мало замечаем

Прошла секунда — вы этого не заметили. Как вы себя чувствуете? Что говорят вам ваши кончики пальцев? Какие звуки раздаются вокруг? Скорее всего, вы не обратили внимания. Это называется «концентрация». Мы до сих пор не понимаем, что такое «внимание», хотя пользуемся им постоянно. Только вот пределы нашего внимания очень ограничены. К счастью, люди — удивительно близорукие существа.

Мы живём в домах из каменных блоков, которые когда-то были ископаемыми на дне океана, вокруг носятся автомобили, сжигая то, что когда-то было остатками древних живых организмов. Мы переносим вес с левой ноги на правую и слегка отклоняемся в сторону, чтобы не врезаться в зазевавшегося пешехода. Нас повсюду преследуют звуки, большую часть которых мы не улавливаем, и надписи, смысла которых мы не понимаем. Специалист по шрифтам, возможно мог бы прочитать о каждой из них целую лекцию, а геолог непременно обнаружил бы в материале бордюров и облицовочных плит много интересного.

Но всё это нам не очень пригодится, если мы просто идём на работу.

Однажды психолог и специалист по этологии животных Александра Горовиц решила сделать свои прогулки по городу более интересными. Оказалось, что для этого нужны только подходящие спутники и готовность смотреть на вещи по-новому.

В своей книге «Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия» (опубликованной в издательстве «Corpus») Горовиц попробовала посмотреть на мир глазами своего полуторагодовалого сына, куда более взрослого геолога, художника-иллюстратора, полевого биолога, специалиста по урбанистике и даже глазами — вернее, носом — собственной собаки. Выяснилось, что за привычным городским пейзажем скрывается множество миров, каждый из которых достоин своих исследователей.

Любой родитель знает, что маленький ребёнок обращает мало внимания на те границы между предметами, о которых взрослые более-менее договорились. Он может, к примеру, надолго остановиться перед оградой и рассматривать треугольники между перилами и тротуаром, словно это одна из самых удивительных вещей на свете. Геолог в это время будет изучать облицовочные камни и раздумывать об их возрасте и происхождении, энтомолог — переворачивать листья деревьев, надеясь отыскать личинки и следы жуков, а собака обнюхает ближайший фонарный столб.

«Одна из составляющих нормального развития — это учиться замечать меньше, чем возможно».

Всё, что мы видим, проходит через фильтры нашего внимания и восприятия. То, что для обычного пешехода будет просто шумом, для звукооператора — целая симфония. Он объяснит вам разницу между «влажными» и «сухими» пространствами и расскажет, почему иногда достаточно записать звук шагов одного человека, чтобы в фильме создалось впечатление объёмной сцены, заполненной людьми. Для собаки мир пронизан волнами запахов, которые рассказывают о прошлом и будущем, о здоровье и даже настроении других собак, о том, где найти вкусную еду и где обменяться новостями.

Не нужно никаких гипотез о существовании параллельных вселенных — мы уже в них живём. Среди всей этой массы возможных миров мы населяем только свой собственный. Он стал для нас настолько привычным, что в ответ на вопрос «Как дела?» мы обычно говорим что-то вроде «Да ничего особенного», тогда как относительно честный ответ прозвучал бы куда более причудливым образом:

«Мои глаза радуются великолепию красок. Нас окружают невероятно огромные каменные башни. Время от времени мимо проносится гора металла и пластмассы. Меня обгоняют хаотично движущиеся фигуры с размытыми лицами. Над моей головой носятся небольшие компактные объекты. Откуда-то слышится гул; фигуры с размытыми лицами издают прерывистое бормотание; шумят каменные башни. Моё обоняние привлекает запах чего-то спелого и запах чего-то гниющего…».

(— из книги «Смотреть и видеть», перевод с англ. Софьи Долотовской)

Борьба с привычностью — одна из основных задач любого искусства. Русские формалисты когда-то провозгласили остранение главным принципом литературного творчества. По Виктору Шкловскому, «остранять» предмет — значит его видеть, а не просто узнавать. Смотреть на него так, будто видишь впервые. Этим приёмом, к примеру, щедро пользовался Лев Толстой. В повести «Холстомер» он представил жизнь старого мерина, увиденную его собственными глазами. Жизнь людей с лошадиной точки зрения выглядела нелепой и несправедливой.

Один из первых примеров остранения — это «Персидские письма» Шарля Монтескье, в которых французский писатель и философ изобразил привычную для его читателей жизнь глазами персов, путешествующих «по варварским землям Европы».

В рассказе Владимира Набокова «Ужас» этот приём доведён до абсолюта. Герой, измученный бессонницей, выходит на улицу погулять. Внезапно его охватывает чувство, о котором ему хочется написать даже не курсивом, «а каким-то новым, невиданным шрифтом» — настолько все привычные способы для этого не подходят. Он видит мир, каков он есть на самом деле: как будто он не человек, а чистое зрение. Слова «человек», «собака», «здание» утрачивают всякий смысл. Вещи, оставаясь неузнанными, вызывают ужас. Герой, к счастью, возвращается в привычную реальность, когда его на входе в гостиницу останавливают и вручают телеграмму.

Каждый переживал что-то похожее, отправляясь в путешествие.

Звуки, запахи, цвета — всё становится немного другим. Но мы быстро к этому привыкаем. Так устроен механизм экономии внимания: всё привычное и знакомое от нас ускользает, потому что мы не ожидаем от него сюрпризов. Если люди вокруг меня сидят за компьютерами и что-то печатают, то зачем мне к ним приглядываться? А вот если они собираются в углу и о чём-то шепчутся — дело другое. Возможно, все они, как один, сошли с ума. Вероятность того, что все они помешались, но продолжают набирать на клавиатуре какую-то бессмыслицу, так же велика, но мы на это не обращаем внимания. Зачем, если всё выглядит как обычно?

Предрасположенность к привычному спасает нас от набоковского ужаса, но часто заставляет зевать от скуки. Нам кажется, что вокруг решительно ничего не происходит. Но нам это только кажется.

В 1937 году Якоб фон Икскюль, знаменитый биолог и зоопсихолог, положивший начало исследованиям коммуникации у животных, опубликовал книгу «Прогулки по жизненному миру животных и людей». В ней он показал, что одинаковое пространство воспринимается представителями разных видов по-разному. Собаки, животные и люди действительно живут в разных мирах, которые созданы органами чувств и приспособлены под их потребности. Эти миры Икслюль обозначил понятием «Umwelt». Умвельт — это своего рода мыльный пузырь, дальше которого мы не способны увидеть ровным счётом ничего. Причём интересно, что каждый организм, по-видимому, считает, что его умвельт содержит всю объективную внешнюю среду во всей её полноте.

Полевой клещ во всём многообразии и многоцветии мира различает только запах масляной кислоты, которую выделает кожа млекопитающих, тепло и некоторые механические раздражения. Всего три компонента — большего ему не требуется, чтобы упасть на незадачливую жертву и пробраться к её коже. Ему незачем читать «Улисса» или беспокоиться о выплате ипотеки.

Люди, может быть, не слишком хорошо разбираются в масляной кислоте, но в остальном они не так уж плохи. Разговаривая с другими людьми и читая книги, прислушиваясь и приглядываясь к окружающему миру, мы можем увидеть много нового — если, конечно, этого захотим. Как пишет Александра Горовиц, «подхватив мелодию, научившись подпевать, вы не останетесь прежним».