Пушкин и Бендер в Белграде

А как могло быть иначе, если 6 из 9 художников, образовавших Белградский круг, были русскими эмигрантами — Юрий Лобачев, Николай Навоев, Сергей Соловьев, Константин Кузнецов, Алексей Ранхнер, Иван Шеншин. Сценарии писали Вадим Курганский и Павел Поляков. Эти имена, равно как имена не входивших в Белградский круг Владимира Жедринского, Николая Тищенко и Всеволода Гулевича, не говорят современному читателю комиксов в России ничего.
Пока ничего.

Почти все они дети одного поколения. Все они родились на рубеже XIX и XX веков. Дети аристократов и даже внуки губернаторов — все они прошли путь белых эмигрантов, и некоторые с оружием в руках. Врангель, Крым, Константинополь, Белград. Их юность и молодость прошли в скитаниях и нищете, большую часть жизнь им предстояло прожить не в России. Немногие из них имели художественное образование, и, что удивительно, многие из них стали рисовать комиксы очень поздно, когда некоторым уже было за сорок.

Комикс стал для них не только заработком, но и поводом создать новый язык. Даже сейчас Белградский круг поражает своими визуальными экспериментами. И, конечно, он поражает не столько всеядностью авторов, готовых перевести в комикс и «Детей капитана Гранта», и «Волшебника Страны Оз», и «Храброго солдата Швейка», сколько разрывом всевозможных шаблонов.

Один из них, кстати, связан с супергероикой. У людей, мало читающих комиксы, все искусство sequential art так или иначе ассоциируется с супергероическим. Пусть это не так, все же приятно признать, что какое-то время русский комикс концептуально опережал американские истории про парней в плащах, масках и обтягивающих трико. Взращенный десятилетиями детективов, хоррора и другой бульварной литературы, Зигомар (дальний родственник главного персонажа немого французского фильма «Зигомара») — это первый в Югославии сериальный супергерой, созданный Навоевым и художником Бранко Видичем. «Зигомар» просуществовал всего лишь до 1941 года и сгинул при бомбежке Белграда.

И все же, как показывает Ирина Антанасиевич, истории про мстителей в масках и белградских франкенштейнов (комикс «Ураган»), наверное, не самое интересное в объемном наследии русских комиксистов 1930-х.

Русская классика в картинках

«Пиковая Дама» как русский триллер. «Капитанская дочка» и беспощадный русский бунт. Два «Тараса Бульбы» и три «Воскресенья». Сепаратистский «Хаджи-Мурат», «Анна Каренина» и чувствительный «Ревизор». Для авторов Белградского круга, особенно таких как Константин Кузнецов и Алексей Ранхнер, классика как основа сюжета была скорее нормой, чем исключением. Для их комиксов «адаптация» — неверное слово. В своих книгах Ирина Антанасиевич показывает это более чем убедительно. Переводя русскую классику сразу на два языка — сербский язык и язык комикса — комиксисты Белградского круга делали что угодно, только не упрощали оригинал или рабски следовали его букве. Они ломали его, строили под себя и высвечивали смыслы, на которые раньше никто не обращал внимание.

Ничто не мешало им сделать «Анну Каренину» «трагедией материнства». Воскресить Хаджи-Мурата и дописать за Толстого несколько глав. Что уж говорить про «Дочь почтмейстера» («Станционный смотритель»), эту коммунальную квартиру, в которой нашли себе приют целые сцены из романов «Что делать?», «Анна Каренина» и «Идиот». Для авторов этих комиксов русская классика была не догмой, а глиной. И поэтому между ними и ультрапостмодернистским мэшапом «Анна Каренина by Leo Tolstoy» (2000) Кати Метелицы с Вронским-Траволтой и поездом-убийцей в форме Чужого не такая уж культурная пропасть. Ну максимум как от пятилетнего ребенка до Льва Толстого.

Они просто вели себя как ностальгирующие еретики. Их ересь понятна. Но куда важней их ностальгия. «Не совсем свои в чужой стране», Лобачев и его товарищи понимали, что русская классика — это один из немногих способов остаться собой. Воображаемая Россия дубровских, царей салтанов, русланов и людмил была уже тем хороша, что в ней не было никакого намека на тот переворот, который внесла в их жизнь Февральская и Октябрьская революции, а потом и Гражданская война в России. Вероятно одно. Не испытывай Лобачев, Кузнецов, Ранхнер, Навоев, Поляков и другие авторы такой острой ностальгии по оставленной родине, русская классика не стала бы таким популярным материалом для сербского комикса. Этот вывод неизбежно напрашивается после чтения «Русской классики в картинках» Ирины Антанасиевич.

Приключения белоэмигрантов в Стране Советов

Отношения между русской эмиграцией и советской литературой 1930-х проще назвать не диалогом, а игрой в пинг-понг с кирпичной стеной. Наивные советские граждане, вряд ли почитывавшие на досуге «берлинские» романы Сирина или «Очерки русской смуты» Деникина, были бы поражены, насколько внимательно русские комиксисты-эмигранты читали Шолохова, Ильфа/Петрова и даже Лазаря Лагина.

Глядя на героев монографий Антанасиевич, легко догадаться, что люди, прошедшие Ледовый поход, эвакуацию из Крыма, Константинополь и сидение в Галлиполи, не могли с симпатией относиться к советскому взгляду на недавнюю историю. Поэтому их комиксы, адаптирующие советские произведения (не беря в расчет оригинальный комикс Навоева и Видича про челюскинцев и их героический ледокол), еще больше, чем адаптация русской классики, играли на изменении сюжета и различных инверсиях — в диапазоне от идеологического присвоения дискурса до обыкновенных приколов.

Среди таких курьезов — комикс Навоева «Великий комбинатор Бендер» (1935), первый комикс по Ильфу и Петрову, появившийся спустя четыре года после своего оригинала, «Золотого теленка», которого, естественно, нелегально перепечатывал парижский «Сатирикон». Спустя несколько выпусков Навоев не справился с управлением «Антилопы Гну» и беспощадно угробил его экипаж, выкинув в пропасть. На этом «югославские» приключения Остапа Бендера закончились. В отличие, например, от приключений Григория Мелехова.

Графический роман «Казаки» Сергея Соловьева — пример менее бесхитростной работы с текстом Шолохова. Первые три тома «Тихого Дона» были опубликованы в 1935 году, и уже в 1938-м Соловьев сделал их комикс-вариант. Сохранив время действия, персонажей и отчасти стиль Шолохова, Соловьев по-своему показал Первую Мировую войну, а потом и Гражданскую войну с точки зрения белого казака. Красные в этом комиксе даже визуально воспринимаются как нелюди. Но самое страшное — это военные кадры комикса «Казаки», описывающие наступление и газовую атаку, вселяющие тот ужас, которого еще не скоро добьется Сергей Герасимов в своей экранизации.

Русские эмигранты в Югославии успели нарисовать даже «Волшебника Хоттабыча». Комикс Ивана Шеншина был опубликован в 1940 году, то есть уже через год после оригинала (на сербском сказка тогда не выходила). Как и в случае с «Казаками» Соловьева, не обошлось без прямых инверсий — так, Шеншин перенес действие повести Лагина из советского в дореволюционное время. Мальчик Волька у Шеншина мутировал из пионера-ленинца в скаута, и вместо полетов над индустриальной Москвой с памятниками вождям главным героям открывались благостная Первопрестольная и сверкание куполов православных церквей.

Авторы Белградского круга создали не только альтернативную историю русского комикса. Они начали альтернативную историю советской литературы. Эта инверсия уже теперь заставляет задавать недвусмысленные вопросы. Хотя бы из серии — «как Шолохов написал бы «Тихий Дон», если бы победили белые?» и «в кого бы вырос гимназист Волька Костыльков, живи он при проклятом царизме?» Комиксы Белградского круга — это вечное «если бы». То самое, которое не стонет о «России, которую мы потеряли», а всего лишь сетует о «России, которую мы не приобрели».

Дальнейшая судьба

Туберкулезник Навоев просто не дожил до апреля 1941 года, когда немецкая авиация стерла половину Белграда с лица земли. От предприятия Ивковича не осталось почти ничего. Кроме людей. Да и те — каждый по-своему — ушли выживать.
Кузнецов и Ранхнер стали сотрудничать с оккупантами в пропагандистском отделении «S». Лобачев ушел в Сопротивление. Ранхнера потом нашли мертвым в овраге, а Шеншина сербские патриоты расстреляли за иллюстрации к сказкам Ганса Христиана Андерсена. Правда, нарисованы те были для немецкого издательства «Sudost».

После войны почти все выжившие были вынуждены эмигрировать — и жизнь раскидала их в диапазоне от Мюнхена до Бразилии. Комикс остался в их жизни позади. Кузнецов стал иконописцем в Сан-Франциско, Жедринский — знаменитым театральным декоратором во Франции. Поляков оказался в Баварии и окончательно переквалифицировался в поэта и сказочника.

В 1949-м, на волне обострившихся советско-югославских отношений, Лобачев уехал в Румынию, а после смерти Сталина — в Ленинград. Там в силу советской комиксофобии его новые комиксы почти не публиковались: в «Мурзилке» они так и не появились, а «Костер» недолго публиковал его комикс «Ураган идет на помощь». Всю оставшуюся жизнь Лобачев рисовал комиксы в СССР, но выходили они по-прежнему, в Югославии, включая самый известный — «Гайдук Велько». Умер Лобачев в 2002 году в Петербурге. Ему было 94 года.

Как пишет Антанасиевич, после войны Ивкович старался привлечь публику комиксами про борцов с фашизмом, но новая власть резко отвергла это. А зря: хотя Ивкович больше не занимался комиксом, позднее социалистическая Югославия вошла во вкус и освоила жанр «партизанского» комикса, а потом и вовсе стала переиздавать графические романы «золотого века». Другими словами, хотя никто из русских авторов Белградского круга, кроме Лобачева, не занимался комиксом в послевоенной Югославии, за пять довоенных лет Ивкович и его команда подготовили новому искусству и традицию, и аудиторию. В Советском Союзе, где первые комикс-студии появились только под конец Перестройки, таких пяти лет не было.

Взлет интереса в России

В 1990 году, когда 81-летний Лобачев пришел на презентацию комикс-студии «КОМ», знакомство с ним вызвало у московских художников шок. Авторы, которых сейчас называют «пионерами» и «ветеранами» российского комикса, вдруг выяснили, что они не первые: железный занавес пал, и стало понятно: русский комикс еще за 50 лет до студий «КОМ», «Муха», «Велес» и «Тема» состоялся как Золотой век комикса югославского.

Репринты авторов Белградского круга стали появляться в Югославии в 1990-е годы и выходят там до сих пор — в том числе в таких издательствах, как «Комико». Интерес к этим авторам в России приходил постепенно. Хотя сборник «Русский комикс», опубликованный в 2010 году «Новым литературным обозрением», ни словом не обмолвился о таком явлении как Белградский круг, уже в 2011-м режиссер Павел Фетисов снял документальный фильм «Юрий Лобачев. Отец русского комикса». И все-таки подержать русские комиксы 1930-х годов в руках, наверное, удастся только сейчас — спустя восемьдесят лет после появления журнала «Мика-Миш».

Этой осенью издательство «Черная сотня», специализирующееся на издании эмигрантской литературы, обещает опубликовать антологию «русского комикса королевства Югославия», содержащую 17 комиксов и 426 страниц. Но с этим издательством у Ирины Антанасиевич случился конфликт.

«История с Черной сотней скорее неприятная, нежели трагическая, — говорит она. — Да, я высылала людям из издательства свои книги, да, я посылала им некоторые материалы. Проблема началась, когда они затеяли издание альбома, и я отказалась высылать им полные версии комиксов, поскольку считаю, что таким образом нарушаются авторские права и сербских издателей, и сербской стороны, которая годами эти комиксы собирает, исследует и хранит. Альбом сейчас выходит. Если при его выходе будут учтены все авторские права, то я буду его только приветствовать».
Как считает Ирина Антанасиевич, русские художники оставили настолько большое наследие, что даже десять альбомов не покроют обилие тем, которые они затронули в своих комиксах.

К слову, у «Черной сотни» уже есть конкуренты. Издательство «Бумкнига», многие годы издающее авторский комикс в России, вместе с сербским издательством «Комико» планирует выпускать серию альбомов Белградского круга. Издатель «Бумкниги» Дмитрий Яковлев поделился, что «первым к выпуску планируется альбом, посвященный комиксам по русской классике». Как сообщила Ирина Антанасиевич, переводы делали студенты Белградского университета, а также студенты из Тюмени, Белгорода и Воронежа. Цель этого проекта — не только опубликовать наследие русских комиксистов Сербии, действительно незнакомое для современной России, но и «связать наши страны, сделать сотрудничество живым, а не мертвым официозом».

Ирина Антанасиевич не считает себя первооткрывателем русского комикса Белградского круга. «Эта часть истории югославского комикса подробно описана в работах Здравка Зупана и Славко Драгинича, — говорит она. — О них писали Слободан Ивков и Зоран Стефанович. Их творчество исследовали Жика Богданович и Александр Ракезич». Своей заслугой, помимо систематизации всех югославских комиксов с русской тематикой, Ирина Антанасиевич считает популяризацию творчества своих героев среди российской аудитории. Но, надо быть честным, без книг и выступлений Антанасиевич мы бы еще не скоро узнали о судьбе русского комикса, состоявшегося не в России.