Сергей Комаров. Главный враг России

Это еще не эпоха Просвещения с ее огульным атеизмом. XVI век – не XVIII, и Рабле – не Вольтер, с его антицерковным лозунгом «раздавите гадину». После Рабле еще был глубоко верующий Паскаль, который составил свое знаменитое «Пари» – шутливое доказательство бытия Божьего в математических формулах. Было множество ученых и мастеров искусства, которые совершали свои великие открытия, искренне веруя в Господа неба и земли.

О Боге и Его Церкви спорили, писали трактаты, доказывали Его бытие или наоборот высказывали какие-то сомнения. Даже сам Вольтер, заклятый враг Церкви, писал как против христианства, так и против атеизма (Вольтер по своим взглядам скорее деист). Ренессанс сменился Просвещением, Просвещение подготовило почву для Французской революции. А потом Ницше открыл обществу то, что уже давно произошло в европейском сознании, но в чем еще боялись признаться – Бог умер.

Бурную христианскую историю Европы интересно вспоминать сейчас, потому что там о вере уже не спорят. А если о вере не спорят, это может означать одно из двух: либо все веруют одинаково, как на Руси до Никона, либо вера столкнулась с самым опасным врагом – равнодушием. Поскольку первое, очевидно, не предполагается, остается второе. Есть, конечно, и другой смысл – слишком долго и кровопролитно Европа воевала за религиозные смыслы и просто устала от религиозных диспутов. Но усталость как раз имеет обыкновение соединяться с равнодушием. Усталость от христианства и равнодушие к теме спасения и вечной жизни – не таков ли диагноз той цивилизации, судьбу которой предрек Освальд Шпенглер в своей книге «Закат Европы»?

***

Впрочем, не о соседях разговор, а о нас. Ведь и у нас теперь о вере почти не спорят, вот в чем дело. Бурные дебаты между протестантами и православными, гремевшие в 90-х и начале 2000-х, как-то постепенно затихли. Даже пропала куда-то задорная молодежь с Библией в руках, останавливающая людей на улице с вопросом «верите ли вы в Бога?». После огромного всплеска интереса к религии и всему духовному вообще, без особого рассуждения об источниках, наступило усталое затишье. Все разбрелись по своим углам и как-то успокоились. Перевелись в том числе интеллигентские «споры на кухне», с обычными винными возлияниями и песнями под гитару. Споры о жизни и религии, правда, ушли в соцсети и сделались виртуальными, но при этом ужасно потеряли в качестве. Ты уже не говоришь с человеком в полном смысле – не видишь его глаз, не слышишь звуков его голоса, не чувствуешь его как собеседника. Да и сами споры строятся, как правило, по одной схеме: я думаю так-то, а если ты не согласен, мне все равно. Вот и весь диалог.

Да, христианство никогда не мерялось количеством. Настоящие христиане всегда образуют малое стадо (Лк.12:32). Но все же для таких огромных стран даже малое стадо должно быть большим, нежели сейчас. Существует некая критическая грань количества, за которую нельзя преступать. Как в разговоре Авраама с Богом о судьбе Содома. Авраам, узнав о готовящемся разрушении города, торгуется с Господом: «Разве погубишь всех жителей, если там найдется 50 праведников?» Бог отвечает: «Не погублю». Авраам продолжает просить: «А если 45?» Торг продолжается и доходит до 10, затем Бог прекращает разговор. Получается, есть некий минимум служащих Богу людей, за чертой которого уже бывает суд и наказание для всего общества. Число верующих в Бога должно находиться хоть в какой-то значимой пропорции с общим числом населения – иначе бывает беда. И в этом смысле равнодушие к вере есть наш главный враг, подрубающий под корень любые наши достижения.

***

Священное Писание содержит один малоприметный, но важный эпизод, касающийся темы равнодушия к Богу и непонимания Его предупреждений. Перед потопом Господь выносит приговор развратившемуся человечеству: Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками [сими], потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет (Быт.6:3). Согласно толкованию Златоуста, сто двадцать лет – это срок, данный Богом людям для покаяния. «Обещаю потерпеть еще сто двадцать лет, чтобы они, воспользовавшись, как должно, этим временем, уклонились от нечестия и начали делать добро», – такие слова вкладывает вселенский учитель в уста Божии[1]. Но если сопоставить возраст Ноя при начале строения ковчега со временем прихода потопа на землю, окажется, что Бог не вытерпел обещанных сто двадцать лет. Водные потоки обрушились на безбожное человечество через сто лет и семь дней. Почему Бог нарушил Свое же слово? Объясняет Златоуст: «Это служит величайшим доказательством Его человеколюбия. Видел Он, что люди каждый день грешат неисправимо, и не только не пользуются неизреченным Его долготерпением во благо себе, но и умножают раны свои; поэтому и сократил срок, чтобы они не сделались достойными еще большего наказания»[2].

***

Равнодушие к вере. Эти слова вызывают очень ясные ассоциации из совсем недавней нашей истории. Киевского митрополита, человека святой жизни, выводят из Киево-Печерской Лавры, где молятся и трудятся более тысячи человек. Выводят открыто, на глазах у всех, еще не поздним вечером, и зверски убивают возле лаврских стен. Никто не пытается защитить святого, никто даже не выходит на поиск тела. Утром мертвого митрополита находят богомольцы, идущие на службу.

Или другая картина, из воспоминаний Марины Цветаевой, о реакции общества на расстрел царской семьи: «Стоим, ждем трамвая. Дождь. И дерзкий мальчишеский петушиный выкрик:

Смотрю на людей, тоже ждущих трамвая, и тоже (то же!) слышащих. Рабочие, рваная интеллигенция, солдаты, женщины с детьми. Ничего. Хоть бы кто! Хоть бы что! Покупают газету, проглядывают мельком, снова отводят глаз — куда? Да так, в пустоту»[3].

***

Конечно, на все воля Божия. Не бойся, малое стадо. Но пока есть время, малое стадо должно помогать большому исцеляться от страшного недуга равнодушия. Нужна качественная проповедь, нужно неравнодушие с нашей стороны. Необходимо болеть сердцем, переживать и из этой боли возносить молитву о наших, пока еще равнодушных, соотечественниках. Причем их равнодушие вовсе не пассивное – оно копится и огустевает, ожесточается и злеет.

Что в теле душа, то в мире христиане. Церковь вновь должна стать душой России – и тогда богатырь получит былую силу. Об этом должны быть все наши помышления, после переживания о спасении собственной души. Главный враг слишком очевиден, чтоб его не заметить, имя ему – «равнодушие к вере». И борьба с ним есть жизненная задача для всех христиан, неравнодушных к судьбе Отечества.

Сергей Комаров