О двух современных богословских диспутах

Между тем, теперь уже можно констатировать, что в 2016 году в нашей Церкви произошло два сугубо богословских скандала, обозначивших две крайности – первая связана с именем проф. А.И. Осипова, вторая с именем А.Г. Дунаева. В полемике с позицией Осипова для многих была опасность, по неосторожности, перескочить в другую крайность и свести все богословские споры лишь к одному полюсу. В этой связи, вызов второй крайности в лице Дунаева весьма промыслителен, потому что он блокирует (для многих) нисхождение в противоположную ересь и позволяет увидеть полный объем потенциальных и актуальных вызовов.

Святая Церковь, как Ковчег Спасения, в без того бушующем море страстей, всегда испытывала атаки разных чудовищ и «слева» и «справа», и у многих спасающихся часто возникал соблазн ради укрощения очередной Сциллы подружиться с очередной Харибдой, ради усмирения одного Бегемота приручить другого Левиафана, но оба пути равно гибельны.

Если говорить о богословских заблуждениях А.И. Осипова, то необходимо понимать, что мы имеем дело вовсе не со случайным набором произвольных позиций, а с выражением относительно цельной концептуальной линии в русской религиозной мысли, восходящей к XIX веку. И в этом смысле, к сожалению, весьма «органичной» для нашей интеллектуальной культуры и уже достаточно укорененной в ней, как уже укоренен русский космизм или русский коммунизм.

Это линия «романтического» по происхождению (и, соответственно, «славянофильского» в русском контексте) отрицания всех тех начал, которые сближают православие с западной, католической схоластикой, то есть отрицания всего того, что представляет православие как: 1) строгую 2) умозрительно-понятийную 3) систему. Это очень приятная и удобная для маловерующих простецов позиция, поскольку она, в конечном счете, сводит христианство к своеобразному религиозному гуманизму и сугубо психологическим переживаниям.

Запрос на такое понимание христианства всегда будет очень большим, тем более, если его можно сочетать со стихийным антизападничеством. И, как все другие ереси, такое понимание христианства всегда будет больше ориентировано на своего авторитета, чем на учение самой Церкви, явленное в ее Писании и Предании. Для полноты картины стоит заметить, что позиции самого Осипова – это лишь один из изводов «славянофильской» линии в богословии, а именно, «наивно-гуманистической», которая в своем пределе была выражена Николаем Бердяевым.

Другой извод этой же линии, «гностическо-милитаристский», сегодня воплощает эклектическое учение евразийца Александра Дугина. Можно прогнозировать, что, при всем различии, сторонники обоих «гуру» в перспективе будут тактически поддерживать друг друга в борьбе с «синодальным богословием», как слишком «схоластическим», и не избавившимся от «латинского пленения».

Говоря о позиции, выраженной А.Г. Дунаевым, было бы большой ошибкой мотивировать ее стремлением к строгой/понятийной/системе и какому-либо порядку вообще. Когда люди стремятся к порядку, то они хоть что-то приводят в порядок и работают на созидание, а не на деструкцию. Изначальный пафос этой позиции сводится к общелиберальному месседжу – «у нас всё плохо», в данном случае «всё плохо» именно в Церкви. Ну, а дальше под этот месседж можно собирать и подгонять совершенно любые, реальные или мнимые факты, чем сейчас и занимается вся антицерковная журналистика, вплоть до протодиакона Кураева, который давно уже ничего другого больше не делает.

В богослововедении эта позиция редуцируется к отрицанию какого-либо всеобщеобязательного вероучительного положения, если оно не сформулировано во всеобщеобязательном вероучительном тексте, так что спровоцированная полемика об этих положениях неизбежно ведет к полемике о каноническом статусе соответствующих текстов. Поскольку же никаких внятных критериев этой всеобщеобязательности сам критик не выдвигает, то полемика идет по кругу, оставляя у тех самых невнимательных умов устойчивое впечатление, что даже с догматикой у нас в Церкви, действительно, «всё плохо».

До определенного момента эта самодовлеющая критика очень удачно разоблачает все многоцветие «романтического» богословствования, у которого с догматической и канонической базой всегда были очень большие проблемы, но когда она доходит до самих догматов и канонов, то ни чем уже не отличается от банального либерального критицизма, в принципе несовместимого с любой религиозной верой. Поэтому у Дунаева нет никакой «позитивной программы» и его филокатолицизм – это только риторическая альтернатива: вот вы отрицаете западный папизм, а в папизме-то как раз все эти вопросы заведомо сняты и «все хорошо».

Конечно, если только согласиться с дунаевской критикой православного вероучения, но все равно захотеть остаться в рамках христианской традиции, то единственным логичным выходом будет перейти в католицизм. И я совсем не исключаю, что под его влиянием какое-то количество соблазненных умов, в особенности молодых и поспешных, уйдет в РКЦ (Римско-католическая церковь — прим. ред). Но такой выход будет полумерой, потому что последовательная солидаризация с этой нигилистической критикой ведет только к одному выходу – в банальный атеизм. Во всяком случае, лично я воспринимаю Дунаева исключительно как атеиста, который зачем-то еще числит себя членом Православной Церкви.

Итак, мы столкнулись с двумя полярными вызовами нашему богословию, которые только персонифицированы в Осипове и Дунаеве, но уже имеют за собой все возрастающее число сторонников разного возраста и образования, абсолютно уверенных в том, что их «гуру» понимают в православии больше, чем вся Церковь. Однако, в качестве «гуру» оба автора довольно уязвимы – у каждого из них нет пока ни одного программного текста, систематизирующего их позиции, нет своей школы, нет даже видимости своего кружка, но это все «пока», тем более, что они уже задали импульс определенным движениям.

Их позиции почти во всем абсолютно различны, как различны ревность не по разуму и обычное неверие, как различны романтизм и позитивизм. Но у них есть одно общее, неотъемлемое свойство: каждая из этих крайностей не воспринимает Священное Писание и Священное Предание как безусловно богодухновенные и безальтернативные источники своего мировоззрения. Только в одном случае Писание и Предание релятивизируются «справа», с позиции личной произвольной «духовности», а во втором случае «слева» — с позиции обычного атеистического скептицизма.

Вопрос о том, как ответить на оба вызова, несколько наивен, потому что речь идет не о разночтениях в рамках одной парадигмы, а о конфликте между отдельными мировоззренческими парадигмами. Любой публичный диспут, семинар, вебинар и что-либо подобное будут очень интересны в качестве шоу, но никогда не поставят точку в самом конфликте. Спорить с «осиповцами» сегодня – это то же самое, что спорить с бердяевцами, а спорить с «дунаевцами» – это то же самое, что спорить с атеистами.

Поэтому вопрос заключается не в том, как убедить обе крайности в их неправоте, а в том, как обезопасить от этих крайностей саму Церковь, как земной институт, часто состоящий из неправоверующих и просто маловерующих людей. Сегодня мы оказались в ситуации, когда проповедник целого ряда ересей выступает в статусе почетного профессора Московской Духовной Академии, а научный соредактор «Богословских трудов» открыто отрицает учение свт. Григория Паламы и consensus patrum вообще. И после этого мы еще удивляемся тому, что ведущим политическим идеологом православного телеканала стал человек со своей эзотерической доктриной.

Более того, мы очень давно уже находимся в ситуации, когда догматические воззрения кого-либо никоим образом не сказываются на его положении в Церкви, но бесконечно эта ситуация развиваться не может. Мы все-таки участвуем в жизни Православной Церкви не потому, что здесь какие-то особо интересные для нас люди; не потому, что сложилась какая-то приятная атмосфера; не потому, что нам так нравится ее убранство; не потому, что это духовная основа какой бы то ни было культуры и цивилизации.

А потому, что только в этой Церкви можно обрести спасение и обожение; потому, что только в этой Церкви нам раскрывается полнота Истины; потому, что только эта Церковь является Церковью в подлинном смысле слова, в то время как за ее пределами – только псевдоцеркви и никакого спасения нет. И поэтому любой церковный или прицерковный авторитет, который хоть сколько-нибудь релятивизирует сотериологическую эксклюзивность Православной Церкви, работает прямо против нее.

Не хочется говорить общих слов, но единственный глобальный выход из этой ситуации – это, насколько возможно, пробудить массовый интерес к православной догматике, настоящее догматическое возрождение в нашей Церкви, когда именно догматические заблуждения наших батюшек и активных мирян будут вызывать не меньшие возмущения, чем их аскетические, эстетические или политические взгляды. И я уверен в том, что скандалы с Осиповым и Дунаевым, как ни странно, промыслительно способствуют такому возрождению.

Есть еще и один, чисто институциональный механизм, который должен сдвинуть эту ситуацию с мертвой точки на самом нижнем уровне – это утвержденная Архиерейским Собором 2011 года обязательная катехизация перед Крещением и Венчанием, очевидно зависящая от добросовестности настоятелей, но все-таки уже приносящая свои плоды. По крайней мере, относительно возросло количество случаев, когда людям отказывают в Крещении или Венчании только потому, что они выявляли принципиальное несогласие с теми или иными положениями Символа Веры, и эти случаи весьма обнадеживают.

 

Аркадий МАЛЕР