Архимандрит Софроний (Сахаров) о Свете Фаворском

Сегодня, по случаю великого церковного торжества, которое по мере приближения нашего к завершению земного пути не только не умаляется, но непрестанно возрастает в силе своей и значимости, мы, как бы забывая немощь нашу, позволим себе говорить о воссиявшем на Фаворе неодержимом и незаходимом Свете. Прошу вас, забудьте в час сей о моем ничтожестве; закройте глаза ваши на мое невежество и грубость и, если возможно, взгляните на меня как на единого из стражей горы Ефремовой, провозглашающих: вставайте, и взойдем на Сион к Господу Богу нашему (Иер. 31, 6).

Бог, сотворивший небо и землю (4 Цар. 19, 15), есть Бог наш от чрева матерей наших. По плотском рождении прежде, чем научились мы отличать правую руку от левой (Ион. 4, 11), в купели крещения мы получили уже второе рождение, свыше, и на нас было наречено великое и страшное и самим небесным силам имя — Отца, и Сына, и Святого Духа. Вслед за тем мы приняли другой бесценный дар, о котором душа наша не может ни сказать, ни помыслить без трепета, а именно — помазание Духом Святым, печать освящения Которого налагалась на все члены тела нашего со словами таинства: Печать дара Духа Святаго. И так мы стали селением Бога Вышнего, тела же наши — храмом Духа Святаго (1 Кор. 6, 19).

От младенческих лет мы питаемся в Церкви Божественными Телом и Кровью Христа. Мы — дети Его; плоть от Плоти, и кровь от Крови Его. От юности нашей мы живем в атмосфере Слова Божьего, открывающего нам беспредельные просторы в познании безначального Бога, Отца нашего, дающего нам еще отсюда предвкушать блаженство вечного пребывания с Ним и в Нем. В Церкви нашей на всякий день мы живем в некоем невыразимом преизбытке всякого богатства духовного, и благодарная душа порывается восклицать: воистину богат Бог наш; везде сый и вся исполняяй, Он непрестанно объемлет нас, всех и каждого.

И вот, несмотря на все сие, мы нищи духом. В пределах земли ненасытим голод и неутолима жажда богопознания; ибо стремление наше — достигнуть Недостижимого, видеть Невидимого, познать Беспредельного. Растет это стремление непрестанно в каждом человеке, когда Свет Божества благоволит осиять его хотя бы малейшим приближением Своим, ибо тогда очам ума нашего открывается — в какой бездне мрака мы пребываем. Видение это поражает всего человека, и тогда душа его не знает покоя и не может иметь его, доколе не освободится вполне от обдержащей ее тьмы, доколе не насытится Ненасыщаемою Пищею, доколе Свет сей не умножится в ней и не соединится с нею так, что Свет и душа станут едино, преобразив убожество наше в Божественную славу.

Преображение Господне является твердым основанием нашей надежды на преображение всей нашей жизни, исполненной ныне труда, болезней, страха, — в жизнь нетленную, богоподобную. Однако восхождение сие на высокую гору (Мф. 17, 1; Мк. 9, 2) Преображения связано с великим подвигом. Нередко вначале изнемогаем мы в этом подвиге, и как бы безнадежие овладевает душой. В такие часы мучительного стояния на грани между влекущим к себе Неприступным Светом Божества и пугающей тьмою кромешной (Втор. 4, 11) вспомним уроки отцов наших, прошедших сей путь вслед за Христом, и, препоясав чресла (Лк. 12, 35) свои, укрепимся мужественною надеждою на Того, Кто дланию Своею нетрудно держит всю тварь. Память о том, что в жизни нашей должно повториться по подобию все то, что совершилось в жизни Сына Человеческого, освободит нас от всякого страха и малодушия. Это общий для всех нас путь, по слову Самого Христа: Аз есмь путь (Ин. 14, 6); и притом — единственный, ибо никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин. 14, 6).

Если Господь был искушен (Евр. 4, 5), то и мы непременно должны пройти через огонь искушений; если Господь был гоним и преследуем, и мы тоже будем гонимы от тех же сил, которые гнали Христа; если Господь страдал и был распят, и мы неизбежно должны страдать и также будем распяты, хотя, быть может, и на невидимых крестах, если только воистину следуем за Ним в путях сердца нашего. Если Господь преобразился, и мы преобразимся, и еще здесь на земле, если уподобимся Ему во внутренних стремлениях своих. Если Господь умер и воскрес, то и все верующие в Него пройдут через смерть, возлягут во гробах и затем воскреснут подобно Ему, если и умирали подобно Ему. Воскреснут верные сначала душой, а затем, в день Общего Воскресения, и телами. Если Господь по воскресении Своем в прославленной плоти вознесеся на небо и седе одесную Бога (Мк. 16, 19), то и мы в прославленных телах воскресения нашего, силою Духа Святаго, будем вознесены на небеса и соделаемся сонаследниками Христу и причастниками Божества (ср.: 1 Пет. 4, 13; 2 Пет. 1, 4; Рим. 7, 17; 2 Тим. 2, 11–12 и др.).

Всё, что мы сейчас перечислили, совершилось с Господом не по Его Божеству, а по Его человечеству, то есть в том плане, где Господь является единосущным нам Сыном Человеческим. Господь, собезначальное Отцу и Духу Слово, в акте воплощения восприял в Свою Божественную ипостась наше человеческое естество, не призрачно, но действительно став подобным нам человеком. Он в плоти нашей явил Божественное совершенство, оставив нам образ (ср.: Ин. 13, 15. Слово "образ" используется в славянском переводе), который многие пророки и праведники желали видеть (Мф. 13, 17) и который мы ныне должны осуществить, каждый в жизни своей, чтобы через уподобление Христу в образе земного жития стать подобными Ему и по образу Божественного -бытия.

Прошу вас, не будем малодушествовать, слыша слова учения сего, но воспрянем духом и откроем сердца наши, чтобы принять с простотой благовестие Христово. Господь Своими устами сказал: дерзайте, Я победил мир (Ин. 16, 33). И мы, силою Христа, несомненно одержим эту победу над миром, чтобы разделить с Ним вечное царство на небесах.

Во исполнение заповеди: идите и ставше глаголите в церкви людям вся глаголы жизни сея (Деян. 5, 20), говорю вам о сем. Ибо это суть глаголы живота вечного (Ин. 6, 68), данные Господом в наследие неотъемлемое верным; это есть проповедание апостолов и отцев догматы; это есть наша православная вера и незыблемое упование, которое не будет посрамлено, ибо основанием его является неложное свидетельство Господне. И если ложное смирение станет называть это неумеренной дерзостью и даже безумием, то вспомним апостола Павла, который, с одной стороны, пресекая малодушие, с другой — нелепую гордость плотского ума, говорит, что Бог благоволил спасти верующих безумством проповеди, отвергнув разум разумных и превратив в безумие мудрость мира сего (ср.: 1 Кор. 1, 18–21). На всякий день опыт человечества неизменно показывает нам, что премудрые и разумные века сего не могут следовать за Христом ни на Фавор, ни на Голгофу, ни на Елеон. Итак, возлюбленные, приидите, и силою веры взыдем на гору Господню (ср.: Ис. 2, 3), и став невещественно во граде Бога Живаго, "высокими умами" узрим невещественное Божество Отца и Духа, в Сыне Единородном облистающее. Взыдем не с гордою дерзостью, разумеется, но со страхом и трепетом, как недостойные сего восхождения и видения, однако же с надеждой, что и нам грешным, по безмерной благости Отца Небесного, воссияет присносущный Свет Божества, нестерпимое сияние которого на Фаворе повергло ниц избранных апостолов.

Остановив немного ум ваш на созерцании общих положений нашей веры, долженствующих составлять постоянный строй жизни нашего духа, позволю себе теперь перейти к избранной нами теме.

Преображение Господне есть великое событие, имеющее непреходящее значение не только для каждого из нас, но и для всей истории мира нашего. В творениях отцов наших мы найдем внимательное исследование о нем со всех сторон: и в том, что предшествовало ему, как приготовление Господом учеников Его; и в том, что сопутствовало ему или что совершалось во время самого Фаворского богоявления; и в том, что последовало за ним в действиях Самого Господа Иисуса и в сознании апостолов, свидетелей Преображения. Знание о всем этом поможет и нам самим разумно проходить тот же путь вслед стопам Христа. Но в настоящий момент мы сосредоточим внимание духа нашего на том, что, согласно евангельскому повествованию, является исключительной особенностью данного события.

Се облак светел осени их, и се, глас из облака глаголя: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте (Мф. 17, 5).

Что представлял собою этот облак светел, который осенил в ту ночь Святой Фавор? Так, уже немало лет тому назад в день Преображения спрашивал я одного подвижника, который, как я несомненно верю, и сам многажды был удостоен видения Света сего. На мою нескромную мольбу сказать мне что-либо о таинстве Фаворского Света, о том, как он созерцается и как возможно достигнуть этого дара, он, по крайнему снисхождению к моему невежеству, с большим терпением разъяснял мне сей предмет, я же сегодня сообщу вам о слышанном мною из его неложных уст лишь самое существенное и возможно кратко.

Поведал мне сей муж, что сначала, когда он был еще молодым, Свет сей являлся ему неясно, на короткие моменты, иногда как некое неуловимое огненное пламя, которое возжигало сердце его любовью, иногда же как некое сияние, которое пронизывало его ум своею светлостью. Являлся ему свет сей во время молитвы, преимущественно в храме. Но однажды после долгой, в течение многих месяцев, горячей молитвы с глубоким сожалением о скверности своей, Свет этот тихо снизошел на него и пребыл с ним три дня. В эти дни он ясно ощущал себя вне смерти. Радость воскресения из мертвых наполняла его душу. Внутренно он назвал Свет тот — "утром воскресения", потому что он был тих, как весеннее утро. В то время жил он среди людей обычною всем трудовой жизнью. По прошествии нескольких лет после этого события, когда он стал уже монахом и священнослужителем, многажды случалось с ним, что молитва его переходила в видение Света, причем так, что он не чувствовал тогда ни тела своего, ни окружающего его вещественного мира.

Является Свет сей, как чистое благоволение свыше. Приходит он в начале неожиданно, то есть когда душа и мысли не имеет о том, что он придет и даже что он есть. Неведомый дотоле, он, пришествием своим, приводит душу в сладостное недоумение, и, изумленная, не знает она еще о том, кто или что явилось ей, но чувствует она себя в тот час как узник, изведенный из мрачного тюремного затвора на солнцем залитые благоуханные просторы.

Говорил также муж сей: "Хотя Божественный Свет по природе своей всегда пребывает неизменным, но действия его, то есть то, что порождает он в человеке, многоразличны: иногда он воспринимается как тихая любовь Христа; иногда как соприсутствующая Божественная сила; иногда как некое неизъяснимое движение вечной жизни внутри человека; иногда как свет разумения или как сверхмысленное умное видение Бога. Но безмерна благость Господа, и случается, что любовь Его изливается еще обильнее. Тогда Божественный Свет наполняет всего человека так, что и сам человек становится подобным свету; и то, что видит он при этом, нельзя назвать иначе, как Свет, хотя Свет сей совсем иной по природе своей, чем свет видимого солнца".

В ответ на мой первоначальный вопрос о Фаворском богоявлении муж тот продолжил слово с видимой заботой найти понятия, которые были бы доступны мне хотя бы в малой мере. Он говорил:

"Будем неизменно помнить свою недостаточность, и если позволим себе коснуться сего великого предмета, то не больше, чем как робкую попытку хотя бы немного приблизиться к уразумению его, без дерзких притязаний раскрыть или обнять его до конца. Итак, если исходить из описанных уже действий Божественного Света, то простой до кажущейся наивности рассказ евангелистов мы можем несколько восполнить таким образом.

После того как апостолы стали постигать сверхчеловеческое совершенство своего Учителя и устами Петра исповедали Его Христом, Сыном Бога Живаго (Мф. 16, 16), Господь возжелал более утвердить их в этом познании свидетельством Отца. Это было тем необходимее, что Он приготовлялся уже к исходу, который надлежало Ему совершить во Иерусалиме (Лк. 9, 31), то есть к совершению голгофской жертвы. За словами Петра: Ты еси Христос (Мк. 8, 29) — в тот момент скрывалось еще далеко не совершенное познание о том, Кто есть сей Христос; но при всем несовершенстве и неполноте этого исповедания в нем проявилась уже возросшая любовь и преданность апостолов, что делало их способными вместить больший свет Божественного откровения, и потому Господь сказал: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого грядущего во Царствии Своем (Мф. 16, 28). После сих слов Господь с учениками совершает Свое безмолвное (За неделю сего путешествия евангелисты не указывают ни единого события и ни единой беседы Христа) путешествие от пределов Кесарии Филипповой до Священного Фавора и там, избрав изряднейших Петра, Иакова и Иоанна, возвел их на высокую гору созерцания Своей Божественной Славы, которую имел Он у Отца прежде бытия мира (Ин. 17, 5).

Сам Господь всегда и неизменно носил в Себе Свет, будучи по Божеству Своему безначальным Светом, но пребывал в этом плане невидимым от тех, кто в себе не воспринял еще Света. На Фаворе Господь молился. Ничто не возбраняет нам предположить, что по содержанию своему молитва эта была подобною Гефсиманской (ср.: Ин. 17 и др.), ибо приближался час Его (Ин. 13, 1). Объемля в Своей молитве всё от сложения мира до кончины века сего, молился Господь и за апостолов, чтобы открылось им имя Отца и чтобы любовь, которою Отец возлюбил Сына, была в них (ср.: Ин. 17, 26).

Избранные три свидетеля и соучастники сей вышеестественной молитвы Христа изнемогали в ней. Борясь подвижнически с немощью плоти своей, на какое-то короткое время они отяготились сном (Лк. 9, 32), однако силою не преставшей в них внутренней молитвы снова вскоре приходят в бодрственное состояние, и тогда сии бодрые духом победители немощной плоти увидели Христа во Свете и с Ним беседующих Илию и Моисея. Увидеть же могли лишь потому, что и сами в тот час исполнились Света.

Необычность и величие явления погрузило апостолов в невыразимое удивление и блаженное недоумение. Это видим мы из слов Евангелия о Петре: не ведый, что говорит (Лк. 9, 33), и из слов самого Петра: Наставниче, добро есть нам зде быти (Лк. 9, 33).

В этот момент видение апостолами мира духовного и Божественного Света совмещалось еще с восприятием окружавшего их мира чувственного. Но затем умножившийся Свет возвел их выше всего видимого временного в невидимое вечное (2 Кор. 4, 18). Просты до крайности евангельские образы: Се облак светел осени их... Подобно тому как человек, восходящий на гору, когда войдет в густое облако, бывает отрезан от видения всего прочего мира, и сей облак светел, бывший ни чем иным, как Светом и дыханием Духа Святаго, Который Своим нестерпимым Божественным пришествием восхитил апостолов в мир Света несозданного, непреложного, незаходимого, неизменного, беспредельного, превысшего небес, пресек в них восприятие преходящих образов мира сего настолько, что они и Самого Христа не видели уже во плоти (ср.: 2 Кор. 5, 16). Возведенные Духом Святым в созерцание неописанного Божества Иисуса Христа, услышали они в тот час невещественный и непостижимый голос Отца: Сей есть Сын Мой возлюбленный (Мф. 17, 5). Это было высшим моментом Фаворского события".

Если теперь мы перейдем снова к немощи естества человеческого, носителями которого были апостолы, продолжал тот муж, то, оставаясь верными евангельскому повествованию и опыту отцов Церкви, мы можем сказать следующее:

"Весьма великим, высоким было видение Апостолов на Горе Преображения, однако еще несовершенным, потому что в то время они были еще неспособными воспринять всю полноту и совершенство явленного им Света, и потому Церковь поет: ... показавый учеником Твоим славу Твою, якоже можаху, или в другой песне: якоже вмещаху.

Весьма великим и высоким было видение Апостолов, но тогда еще несовершенно усвоилось оно ими, и потому возможными оставались те колебания, которым подверглись они в дни Голгофы; и лишь позднее Петр сошлется на него, как на свидетельство истины (ср.: 2 Пет. 1, 17–18).

Несовершенным еще было видение Апостолов на Фаворе, и все же оно было настолько великим и подлинным созерцанием присносущного благолепия и предвечного сокровенного таинства, что ни видение Моисея на Синае (ср.: Исх. 19–20; Исх. 33–34), ни таковое Илии на Хориве (3 Цар. 19) не достигали высоты его и совершенства, что мы видим из слов церковной песни: прежде во мраце виден был еси Моисеем, ныне же во Свете неприступном Божества (1 песнь, 2 канон; ср.: Евр. 12, 18–24).

Влеча вас в глубину неизреченных таинств богословия, не скрою, и сам я прихожу в страх. И не только страх, но и стыд испытываю я в сей час: Премудрый Приточник сказал: Пий воды от своих сосудов, и от твоих кладенцев источника (Притч. 5, 15), я же приношу вам почерпнутое мною из опыта и достояния других. Но видя, с каким усердием внимаете вы слову, как бы еще не насытившиеся им, я передам вам и эпилог незабвенной для меня беседы с тем замечательным мужем. Увлеченный вдохновенным словом его, благодарный ему за снисхождение ко мне, я вместе с тем в тот час исполнен был печали от сознания своего омрачения и молчал, помышляя в себе: "Не мой это удел". Чтобы утешить меня, мой собеседник продолжал так:

"Когда мы не удостаиваемся видения велелепной славы Божества, тогда самым верным внутренним движением духа нашего будет — испытание самих себя. И если душа наша мужественна, то скажем себе: за неправды мои лишен я дара сего, ибо тот, кто ходит в правде и говорит истину... будет обитать на высотах... и увидит Царя во славе Его (Ис. 33, 15–18). Но при этом никак не дадим в нас места отчаянию; наоборот, воспрянем духом и воспримем покаянный плач о себе. Отвергнем неправедную мысль, что это удел только избранных, могущую пресечь в нас святую надежду. Истина, в которой нам необходимо утвердиться сердцем, в том, что Господь никого, приходящего к Нему, не изгоняет и не отвергает (ср.: Ин. 6, 37). Все мы, без исключения, и великие и малые, и значущие и ничтожные, призваны к тому же самому совершенству, к которому призвал Господь возведенных Им на Фавор апостолов Петра, Иакова и Иоанна, ибо и мы, подобно им, получили те же заповеди, а не иные и, следовательно, ту же, равную им честь призвания, а не иную, меньшую. Исследуйте внимательно все последование службы Праздника, и вы увидите, с какой силой Церковь призывает и убеждает всех к восхождению на "неосязаемую" Гору умного Боговидения, тем самым ясно указывая на то, что не только в древности и не только апостолам благоволил Господь являть зарю Своего Божества, но и во все века, даже до наших дней, не переставал и не перестанет никогда, по обетованию Своему, изливать тот же самый дар на последовавших Христу всем сердцем.

Помимо ложного смирения: "Это не для меня"; помимо неоправданного отчаяния, порождаемого ленью и сластолюбием, преградой к созерцанию несозданного Света является еще и дерзкое устремление нашего ума — видеть Бога, обнять Его своею мыслию; как бы силою проникнуть в тайны и недра Его бытия и овладеть Им как предметом своего познания. Трудно найти слова для показания духовной сущности этого гордого притязания нашего ума, но важно для нас, что в таких случаях уже не облак светел, но мрак и тьма, скрывающие Бога, встречают нас.

Когда мы устремляем очи ума нашего "прямо" на Солнце Предвечного Бытия, чтобы видеть Его, как Он есть (ср.: 1 Ин. 3, 2), тогда очи эти опаляются и ослепляются неприступным и всеопаляющим Светом Божества, подобно тому как ослепляются и опаляются наши естественные очи, когда нагими, ничем не защищенные, бывают направлены прямо на солнце. В Писании есть прекрасный образ, научающий нас воздерживаться от дерзости перед Богом: обстоящие Престол Всевышнего шестокрилатии Серафимы, закрывающие двумя крылами лица свои (ср.: Ис. 6, 2).

И познаваемый, и видимый, Бог неизменно пребывает превысшим всякого познания и видения. Это беспредельное всепревосходство Бога на "таинственном" языке богословия именуется мраком. Новый Завет нигде не применяет к Богу слово мрак; он говорит нам, что Бог есть Свет, в Котором нет не единой тьмы (1 Ин. 1, 5). О беспредельности Его и, следовательно, конечной "невидимости", конечной "непознаваемости" Его Новый Завет говорит так: Бога никто никогда не видел (ср.: Ин. 1, 18); и в другом месте: Бог обитает в неприступном свете, которого никто из человеков не видел и видеть не может (ср.: 1 Тим. 6, 16). Когда же появились философы и еретики, утверждающие полную познаваемость Бога, тогда святые отцы, чтобы пресечь в корне эту безумную идею, возвратились к ветхозаветным образам и языку: И Господь сказал Моисею: сойди и подтверди народу, чтобы он не порывался к Господу видеть Его... и стоял народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог (Исх. 19, 21; Исх. 20, 21). Так, чтобы сильнее поразить сознание немудрых мудрецов, отцы прибегали к слову мрак, которым Премудрый Законодатель Моисей удержал свой народ, еще наивный в богопознании, от неразумного порыва видеть Бога; а чтобы не отступить от новозаветного откровения, отцы назвали мрак сей пресветлейшим.

Истинный путь к видению Божественного Света лежит через внутреннего человека. Вся наша мысль, вся сила нашего желания — должны быть направлены только на то, чтобы соблюсти заповедь Божию чисто и неукоризненно (1 Тим. 6, 14). Тогда Свет Божественный, как показал опыт веков, многократно и многообразно посещает человека. И никто никогда не может сказать о пределах благоволения Божия к нам, ибо оно воистину беспредельно; и сколько бы ни стремился человек к Богу, как бы ни возгорался он любовью к Нему, все равно излияния Света всегда останутся неопределимыми и неисчислимыми, ибо нет им конца даже тогда, когда Свет превосходит силы естества нашего понести блистание его. И единственное слово, единственное утверждение, возможное при этом, то, что Бог есть Свет, в Котором нет ни единой тьмы (1 Ин. 1, 5), и что живет Он во неприступном свете (1 Тим. 6, 16) и является всегда во Свете и как Свет".

Но и при этих словах не рассеялось недоумение в боязливой душе моей. Я не видел пред собою пути; я не знал, как приступить к этой жизни, с чего начать; я чувствовал себя во мраке и вопрошал: что сотворю, да живот вечный наследую? И был мне ответ:

"Молись! подобно святому Григорию Паламе, который годами вопиял: Господи, просвети тьму мою! и был услышан... Молись словами церковной песни: Да воссияет, о Светодавче, и мне грешному Твой присносущный свет! (Кондак на Преображение) и укрепляйся в вере, помня, что Церковь не молится о невозможном".

И затем муж тот, словно не допуская возможности, что такая молитва останется без ответа свыше, так закончил свое слово:

"Когда же познает твоя душа Свет сей, то после, теряя его, будешь скучать о нем и, подражая святому Симеону Новому Богослову, будешь искать Его и взывать к Нему:

Из книги

"Рождение в Царство непоколебимое",

(Троице-Сергиеева лавра, 2012)

архимандрит Софроний (Сахаров)

17 августа 2012 г.