Как лепят гениев. Фильм-дуэт в серых нью-йоркских тонах

Биографии литераторов в мировом кинематографе – совершенно особый жанр, требующий либо погружения в их творчество и близкое знакомство с ним, либо наблюдения за судьбой творческого человека в конкретно-исторических обстоятельствах. В фильме Майкла Грандаджа «Гений», в общем, нет ни того, ни другого – один из двух главных его героев, Томас Вульф, гораздо менее известен и американскому, и мировому читателю, чем многие его соотечественники и современники – собратья по перу. Принадлежащий к так называемой когорте «писателей потерянного поколения», Вульф прожил не очень долгую жизнь, отметившись четырьмя крупными романами, и, пожалуй, ни при жизни, ни после смерти не удостаивался громкого определения «гений». Портретом эпохи фильм Грандаджа тоже назвать нельзя, – период американской депрессии конца 1920-х – 1930-х обозначен в картине весьма условно, исключительно через призму личностей главных героев. Кто же тогда, собственно, «гений»?..

Обычно, говоря о творческой судьбе того или иного литератора, мы совершенно забываем о тех незаметных героях литературного процесса, благодаря которым писатель становится писателем – об издателях, во многом благодаря интуиции, вкусу и настойчивости которых плоды писательской фантазии доходят до читателя. Распознать в литературном потоке жемчужное зерно и превратить его в книжку на прилавке – труднейшая, кропотливейшая и неблагодарная работа. Картина Грандаджа – это фильм-дуэт, история дружбы, сотрудничества и сотворчества Томаса Вульфа с издателем и литературным редактором Максвеллом Перкинсом, ставшим первооткрывателем таких звёзд американской литературы, как Фрэнсис Скотт Фицджеральд, Эрнест Хэмингуэй, Джеймс Джойс, Джон Маркуэнд и Эрскайн Колдуэлл.

Многие пеняют Грандаджу за выбор на главные роли двух блистательных британцев – с точки зрения многих американских кинокритиков, американских литераторов должны играть американцы, но на мой взгляд, Колин Фёрт – Перкинс и Джуд Лоу – Вульф более чем органичны и естественны в роли властителей дум Америки 30-х. Проблема режиссёра не в кастинге и не в выборе актёров, а в том, что он абстрагируется от исторического времени, – рассказанная им история могла происходить в любое время и в любой стране, эпоха американской депрессии, сама по себе порождающая изобилие трагических сюжетов и социальных драм, обозначена лишь условно и практически остаётся за кадром.

Творческий дуэт Перкинса и Вульфа начался с совместной работы над дебютным романом последнего «Взгляни на дом свой, ангел», – поначалу то, что позже стало толстенной книгой, представляло собой кучу коробок с рукописями, – десятки тысяч страниц, исписанных убористым и неразборчивым почерком Вульфа, – глядя на то, как Перкинс терпеливо и настойчиво превращает этот центнер бумаг в роман, сражаясь с капризами молодого писателя, его амбициями, полным отсутствием самодисциплины, некритическим подходом к собственному труду, его вредными привычками и бурной личной жизнью, начинаешь понимать, кого, собственно, имел в виду режиссёр, называя свой фильм «Гений».

Genyi2

Эпизодически появляющиеся на экране Фицджеральд и Хэмингуэй воздают должное издателю, открывшего миру их талант, и для режиссёра это во многом восстановление справедливости, ознакомление зрителя со скрытой, не видимой глазу стороной творческого процесса. Труд редактора сродни труду скульптора в трактовке Микеланджело, – берём мрамор и отсекаем всё лишнее.

Даже не заглядывая в биографию режиссёра Майкла Грандаджа, можно совершенно стопроцентно утверждать, что мы имеем дело с театральным режиссёром. «Гений» можно было бы смело назвать фильмом-спектаклем, если бы не несколько депрессивно-серых перспектив узких нью-йоркских улиц, залитых свинцовым дождём. Действие происходит в основном в замкнутых пространствах – помещении издательства и дома у Перкинса, и диалог выступает главной и практически единственной формой повествования, – отсюда избыточный, но довольно плоскостной драматизм, архаическая театральность, утомительные читки длинных фрагментов романов Вульфа.

Грандадж выстраивает драматургию на контрасте – взрывной, эмоциональный, безалаберный, несобранный, импульсивный Вульф и основательный, педантичный Перкинс в неизменной шляпе, которую, кажется, он не снимает даже отходя ко сну, – даже в этом проявляется постоянство натуры. Мучительные, окрашенные безграничной ревностью, истеричные отношения Вульфа с Алиной Бернстайн (преображённая почти до неузнаваемости Николь Кидман) и надёжное, незыблемое семейное гнездо супругов Перкинс, украшенное пятью дочерьми. Такая бинарность упрощает эмоциональное восприятие, добавляет театральности и раскрывает характеры, но никак не помогает создать портрет эпохи, – вне социального контекста повествование превращается исключительно в изобилующий штампами диалог двух одарённых натур.

Свой второй и самый удачный роман «О времени и о реке» Томас Вулф посвятил редактору и другу. «Эта книга посвящается Максвеллу Эвартсу Перкинсу – смелому и честному человеку, который оставался с автором в самые горькие и безнадёжные времена. Автор надеется, что эта книга окажется достойной его». Режиссёр Грандадж ставил перед собой задачу постичь природу литературного творчества, и это ему удалось. Увы, история, не вписанная в социально-исторический контекст, остаётся лишь включённым психологическим наблюдением за персонажами, не превращаясь в документ эпохи.

 

Дарья МИТИНА