Непраздный разговор о русской культуре

- Елена Владимировна, Вы не раз говорили, что музыка для Вас началась со звуков моря и с пения на клиросе с детских лет. Любовь к русской культуре, разумеется, началась с чтения русской классики. То есть Вы можете свидетельствовать, что русская жизнь, в том числе и церковная, не прерывалась и в советское время?

- Церковь в советские годы дала мне всё. Сегодня в Церкви я никогда не смогла бы получить этого. В советские годы все были святыми: и бабушки в белых платочках, и батюшки, не сломленные в годы гонений. Тогда слово «деньги» было самым презренным, не только в Церкви, но вообще в жизни. Человек, который говорил о деньгах, был никому не интересен. Все советские годы мы спрашивали друг друга: «а ты читал?», «а ты смотрел?», «а ты слышал?». Если есть во мне хоть что-то интересное или нужное людям, это только из тех лет. Конечно всё это сочеталось со множеством выговоров в личном деле. Я никогда в жизни не уходила с клироса, и, будучи студенткой Консерватории, когда меня пасли комсомольцы, я пела на клиросе «Господи, помилуй», сидя на корточках. Комсомольцы уходили - мы вставали.

Напомню Вам, что мои отроческие годы пришлись на самые страшные сатанинские годы руководства страной русофоба Хрущёва, который ненавидел всё русское, поэтому так ненавидел Церковь. Всё было: и смешное, и великое, и трагическое.

Мой дедушка, прошедший всю войну, принимал участие во взятии фельдмаршала Паулюса под Сталинградом, после войны сидел в лагере, как всегда - по навету. Знаю, кто сажал: этим занимались Ежов, Ягода, Берия, а всё валят на Иосифа Виссарионовича, который спас мир. Посмотрела бы я, в каких газовых камерах были бы все эти трое, если бы ни Сталин.

- Вечера Вашего Цикла помогают людям обрести целостное восприятие мира, где история, культура, искусство образуют единую картину. Из каких побуждений, импульсов начинал осуществляться Ваш замысел Цикла «Возвращение на Родину»?

- Первые мысли о Цикле пришли в октябре 1993 года. Я едва ли тогда представляла во всей полноте сценарий, который Вы можете видеть сейчас. Не представляла, как в эпицентр этого противостояния мне, как маленькой субстанции русской культуры, поставить проблемы удержания того, что ненавистники России нам ещё оставили. Для этого мне нужен был хороший зал возле Кремля и мощный, до мельчайших подробностей продуманный сценарий, который бы имел эпиграф, начало, развитие, кульминацию, финал и послесловие. На поиск места ушло ровно семь лет. И вот, на праздник Покрова Божией Матери 2000 года напротив Кремля в роскошном зале (Ленинской) Румянцевской библиотеки я открыла первую часть Цикла. Её героями были Валентин Григорьевич Распутин, Василий Иванович Белов, Вячеслав Михайлович Клыков, Царство им Небесное! А также Игорь Ростиславович Шафаревич, дай Бог ему здоровья! Все главные харизмаитческие герои русской культуры, в то время прозванные красно-коричневыми. Моя цель была вернуть этих героев людям, а им вернуть русскую публику. Надо сказать, когда я искала зал и одним из вариантов был горячо мною любимый зал Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке, я обратилась к человеку (не буду называть его имя), который занимал высокий пост в Третьяковской галерее, он ходил на мои концерты в Большой зал Консерватории и приносил мне розы в мой рост. Когда он посмотрел список имён моих героев, то ответил мне буквально следующее: «Я думал, что Вы великая певица, а Вы оказывается красно-коричневая». Опускаю подобные эпизоды, происходившие до того, как я обманным путём получила возможность проводить Цикл в бывшей Ленинке, теперь РГБ, потому что директор РГБ, где я дала множество благотворительных вечеров в пользу служителей этой библиотеки (получавших копейки), сразу же задал мне вопрос: «А Вы сами будете там петь?». И я сказала «да», но никогда не пела и не буду петь в Цикле, потому что он не обо мне, я только проводник - придумываю, нахожу какую-то очень важную для русской культуры и истории тему и нахожу людей, которые могли бы быть носителями и выразителями этой идеи. Первые годы Цикла я ещё ездила с концертами за рубеж, получала большие гонорары, и именно это давало мне возможность приглашать героев из Новосибирска, Архангельска, Красноярска, Ставрополя, Киева, Минска - со всей одной шестой части суши, завещанной нам Богом. Старалась, чтобы они были из провинции, потому что одна из стратегических задач Цикла, показать, что Москва - это ещё не вся Россия, а быть может и не совсем Россия, и что в провинции живут богатыри духа.

Одно из обетований нашего Цикла - ясная грёза о том, что если мы достойны, то милосердный Господь вернёт нам одну шестую часть суши, которая конечно не будет называться Советским Союзом, но будет тем, чем она была - Российской империей.

- Кто приходит на вечера Вашего Цикла «Возвращение на Родину»? Что Вы стараетесь передать своим слушателям и зрителям?

- Поначалу это была православная общественность. И меня это очень огорчало, мне хотелось, чтобы приходили люди не верующие, не любящие Россию, желательно не любящие меня. И чтобы они уходили с вечера проснувшимися, окрылёнными, чтобы они знали: то, что они видят по телевизору или слышат по радио - это обман. Ведь ещё Геббельс говорил: «Если сто раз повторять ложь, она становится правдой». После наших вечеров, когда человек сходит на берег с этого Ноева ковчега, он возвращается в мир с мыслью: «Нет, Россия не погибла. Оказывается, она никогда не погибнет, и она вообще погибнуть не может. Оказывается, у нас такие учёные, такие историки, филологи, писатели, поэты! А батюшки какие - загляденье! Они почти все до хиротонии имели либо философское, либо филологическое, либо физико-математическое образование.

У нас есть несколько постоянных рубрик, к примеру «Русский космос». Под рубрикой «И снова о наших победах» проходят суворовские, жуковские вечера, хотя ломоносовский вечер проходил тоже под этой рубрикой, потому что Ломоносов - это громадная русская победа.

- Такое погружение в историю и политику свойственно не всем людям искусства. Откуда у Вас этот интерес?

- Это происходит помимо моей воли, такова природа русского человека, причастного к культуре. Чем больше человека интересует природа жизни, её смыслы, основания, пути, её падения и взлёты, тем больше расширяется его сердце. А человек с расширенным сердцем способен не только больше в себя вобрать, но и больше отдать. И он легче чувствует другого человека, а раз другого человека, значит и мир.

Когда мужчины собираются просто выпить, поболтать, в любой стране мира после второй рюмки они начинают говорить о футболе, о машинах, а русский человек начинает рыдать о своей Родине, петь о своей Родине и спрашивать - кто виноват и что делать. В этом тоже есть таинственная и непонятная русская душа. И сама Россия - таинственная, непостижимая русская душа.

- В 2015 году отмечались столетие Георгия Васильевича Свиридова и 175-летие Петра Ильича Чайковского. Что они для Вас значат?

- С Чайковским и со Свиридовым связана вся моя жизнь. Мне горько и стыдно, что в России самую светлую и целомудренную оперу Петра Ильича Чайковского «Иоланта», которую я так люблю, господин Бертман, худрук Геликон-оперы, поставил как «Лолиту». Видимо он руководствовался тем, что раз Чайковский оклеветан, оболган и оплёван, то всё можно. Но мы знаем, что на многих русских гениях, куда входят и цари, и старцы, и поэты, и композиторы, клевещут одни и те же люди. Как сказано в Евангелии: «По плодам их узнаете их». И если человек хоть один раз в жизни слышал ангельские звуки Чайковского, он уже не сможет поверить в эту клевету, потому что вся музыка Петра Ильича - это путь человека к Богу. Владимир Теодорович Спиваков, завершал нынешний Рождественский фестиваль Шестой симфонией Чайковского. Отвечая на вопрос журналистов - как же такой весёлый праздник завершается такой трагедией, он ответил: «Путь человека к Богу неизменно проходит через скорби и страдания». Главное - не утратить любовь.

- У Вас как у исполнителя ответственная миссия - пока близкая нашим сердцам музыка звучит, живы её творцы.

- На очередном юбилее Петра Ильича в Мюнхенском королевском театре в 1993 году я пела монографию, которая так и называлась «Чайковский жив». У меня несколько монографий Чайковского, две монографии Пушкина, и я счастлива, что пела все циклы Свиридова, написанные для тенора, сопрано, меццо-сопрано, контральто, баса. Например, в «Песнях и плясках смерти» Мусоргского «Полководца» я пела на октаву ниже, потому что этого требовал смысл, а иногда напротив - пела на октаву выше, потому что впереди всего для меня как для певицы - смысл, слово. Я - певец русского слова. Это правда. Все мои поэтические монографии тому подтверждение. Увы, практически никто сегодня поэтических монографий не поёт. Я могла одновременно в одном вечере спеть три цикла Свиридова, для этого придумала трёхчастную форму концерта, хотя во всей международной практике существует только двухчастная форма: два отделения и антракт. Но я в три отделения пела циклы Пушкина, Блока, Есенина. Конечно, потом болела, умолкала на какое-то время.

- Какие Вам помнятся самые ослепительные вспышки в жизни?

- Когда я пела монографию Фёдора Ивановича Шаляпина в Англии. Это был благотворительный вечер в помощь строительства первого в Англии храма Покрова Божией Матери. Община храма долгое время не могла собрать деньги на строительство храма, а я уже после первого отделения получила конверт с суммой, которой хватило не только на храм, но и на библиотеку и дом причта. И моё счастье было полным, потому что этот концерт завершился незабвенным приёмом, который мне оказала Марфа Фёдоровна Шаляпина - любимейшая дочь Фёдора Ивановича. Она была удивлена, что монографию Шаляпина никогда не пел ни Николай Гяуров, считавшийся в те годы первым басом мира, ни Борис Христов, а тут исполнила женщина.

- Как Вы оцениваете современных музыкантов?

- У меня два любимых скрипача: это Виктор Третьяков, выдавленный из России в 90-е годы и петербургский скрипач, дирижёр, философ, мыслитель Сергей Стадлер. Любимые пианисты: Григорий Соколов и Иво Погорелич, и ещё Люка Дебарг, которому господин Гергиев вместо того, чтобы дать первое место на конкурсе Чайковского, дал последнее. Это гениальный французский пианист, который непревзойдённо играл русскую музыку и открыл Николая Метнера русской общественности. С тех пор, как Гергиев возглавил конкурс Чайковского, он падает всё ниже и ниже.

Мой любимый виолончелист - Александр Князев, а любимый трубач - Серёженька Накаряков, он играет на трубе, как на виолончели, будто человеческий голос звучит. Если говорить о дирижёрах, то это, конечно, Евгений Светланов, Евгений Мравинский. Из живых Михаил Плетнёв - гениальный русский пианист и дирижёр. После того, как я услышала, как дирижирует Шестой симфонией Чайковского Владимир Спиваков, он тоже вошёл в плеяду моих любимых дирижёров. Очень люблю Риккардо Мутти. Из барочных дирижёров больше всех люблю и ценю Фабио Бьенди. Из тех, кто лучше всех исполняет Чайковского, люблю Сержи Озава.

- А в области балета мы как и прежде «впереди планеты всей»?

- К сожалению, в окаянные 90-е перформанс и инсталляция вошли во все поры всех видов русского пластического искусства: от живописи до балета, но балет потерпел колоссальные потери, травмы и увечья. Одухотворённый русский балет был эталоном для всего мира от Анны Павловой до Галины Улановой и несколько позже Марины Семёновой, ещё позже Натальи Макаровой.

- Вы не называете Майю Плисецкую.

- Она выдающаяся танцовщица, но балет это нечто иное. Балет без духа не существует. Как танцовщица она невероятно одарённая от природы, безусловно, но это физическое явление. А если мы говорим о традициях старого русского одухотворённого балета, то Майя Михайловна, к сожалению, не попадает.

- Интересно услышать Ваше мнение о современных певцах.

- В середине XX века в мире жили две пророчицы: Мария Каллас, которая пророчествовала миру о том, что с ним будет, если он не остановится и английская певица Кэтлин Ферриер - гениальное контральто, очень поздно начала петь и очень рано умерла. Она пророчествовала миру о том, что всё-таки может с ним быть, если он остановится. После них - чёрная дыра. В моём поколении, более того - на моём курсе в Московской консерватории был Володя Чернов. Это лучший баритон из всех, что я когда-либо слышала, но, к сожалению, у него долгосрочный контракт с американским дирижёром. Если бы этот контракт прервался или был менее долгосрочным, Владимир Чернов стал бы великим русским певцом. Сейчас таковым для меня является только Дмитрий Харитонов - певец, композитор, поэт, мыслитель

Я бы хотела отметить ещё Роберта Холла. Это единственный исполнитель, который умеет петь по-русски, сейчас ведь редко кто умеет по-русски выпевать слова. Иные говорят: «Какой красивый голос, но совершенно нет дикции». Но так не бывает. Дикции нет только у того, кто не думает, о чём он поёт. А если он поёт только для того, чтобы показать, что может громче всех или дольше всех держать какую-то ноту, то есть думает о продолжении контракта, об увеличении гонорара, он не может быть певцом. Певец - это вестник. А это просто профессиональные вокалисты, которые занимаются собственной карьерой. Это 90% поющих, и в нашей стране в том числе. Но вот появилась Юлия Лежнева. Пока она поёт, к сожалению, только барочную музыку и ещё не приступала к русской. Если она не уедет заграницу и начнёт петь русские слова, она может стать гениальной русской певицей, прославиться на весь мир. А если она задержится в барочном репертуаре, который я обожаю, но обожаю в ряду жанров, которые освоила, будучи ещё совсем девочкой, то увы...

- А что для Вас - эстрада?

Эстрада для меня - это Клавдия Ивановна Шульженко, Георг Отс, Муслим Магомаев, Александра Стрельченко. Но видите ли, эстрада - это ещё и цирк: Леонид Енгибаров, Вячеслав Полунин.

- Разве трагический клоун может быть причастен к эстраде?

-Цирк - это тоже лобное место, на которое человек выходит, высвеченный ярким пучком света, так, что в последнем ряду видна слезинка в уголке его глаза, которая не падает, а только брезжит в ресницах, и её видно при любом гриме.

В современном эстрадном искусстве, которое ныне превратилось в чёрный шоу-бизнес, есть такое явление, как Елена Антоновна Камбурова, которую не тронула ни эта грязь, ни пустоты, пожиравшие с начала 90-х пространство нашей культуры. Елена Камбурова представляет своей личностью целое направление эстрадного искусства.

- Как назвать это направление?

- Я бы сказала, что это молитвенное отношение к слову. Не только когда она поёт старые русские романсы, но и Окуджаву, и Высоцкого, и даже когда старый классический французский шансон, у неё всё равно остаётся Богом данное первородное, молитвенное отношение к слову. В сочетании с безграничными возможностями выразительного тембра это создаёт силу, которой она владеет на протяжении вот уже сорока лет. Я рада, что она не желает стареть, и голос её звучит изумительно, я была недавно на одном из её концертов и лишний раз в этом убедилась.

- А русская народная песня с кем у Вас ассоциируется?

- Лучше Александры Стрельченко русскую народную песню никто не пел. Я так говорю, потому что люблю всё аутентичное и если хочу послушать русскую песню, казачью, я послушаю, как поёт ансамбль «Станица» или запись 70-х годов каких-нибудь старушек из-под Брянска, но не Надежду Бабкину.

- Нашему поколению как дар Божий, как маяк остались исполнения «Песняров».

- Выше «Песняров» так никто и не поднялся. Это такая глубина лиризма и такое отношение к слову! И такая высокая музыкальная культура, которой ни у одного ансамбля ни до них, ни после не было.

- Ваша жизнь также связана и с искусством кино?

- Мой голос как певицы звучал во многих фильмах Сокурова и других режиссёров, имена которых не буду называть, потому что они даже не спрашивали у меня разрешения, думали, что если они спросят, то им нужно будет мне платить и не знали, какая я препростая в этом отношении. Самой интересной работой для меня была работа с великим русским аниматором Андреем Юрьевичем Хржановским. В одном из его фильмов «Школа изящных искусств», где он оживлял рисунки изумительного эстонского художника Юло Соостера, сидевшего при Хрущёве в лагере, и по-настоящему полюбившего там, звучит моё пение и звуки природы. А что касается ролей... Я очень сожалею, что многие режиссёры считают, что у меня просто богатый тембрально голос, а на самом деле я могу озвучивать лягушек, поросят, слоников, кингурят, китят (улыбается). Более всего мне дорог фильм Хржановского «Колыбельная для сверчка», посвящённая А.С.П., в котором я за кадром пою несколько фрагментов из гениального цикла Виктора Семёнова на слова Пушкина.

- Если говорить о космосе русского кино, тут возникает и имя Сергея Параджанова.

- Сергей Иосифович - феноменально одарённый человек, который был исполнен в равной великой мере восточной культуры и русской, и был абсолютно валентно ими воспитан. Поэтому его гений столь красочен, многогранен и ни на кого не похож. Он из тех людей, которые умирают от красоты.

- Можно ли Сергея Параджанова сравнить, поставить в один ряд с Андреем Тарковским?

- Я бы не стала сравнивать. Они были знакомы, общались. Но Тарковский - это совсем другая планета, невероятно скованная, замороженная внутри себя, но планета. Он искал людей и безошибочно находил. Людей, через которых он мог бы выразить то, чего он сам был лишён. Так появлялись в его фильмах и навсегда оставались в них Николай Гринько, обладающий ярким трагикомическим даром, тончайший человек, один из лучших исполнителей роли Антона Павловича Чехова. Так попал в мир Тарковского, как выразитель его невыразимых качеств, свойств, мыслей и чувств, покойный Сашенька Кайдановский, с которым я имела счастье быть знакома и дружна, в нём одном тоже несколько планет - такой глубины и изысканности был этот актёр и художник. Так в этот мир попал Анатолий Алексеевич Солоницын, увы, приходится говорить относительно каждого - Царство ему Небесное! Что касается «Сталкера» - самого таинственного фильма Тарковского, то погибли все, кто были в зоне, а кто по сценарию не был в зоне, как Алиса Бруновна Фрейдлих, остались живы. Я просто уверенна, что Кайдановский знал, что он призван открыть миру то, что Тарковский без него сделать не смог бы, будь он хоть режиссёром ещё в сотни раз талантливее. И Кайдановский так глубоко это воспринимал, что шёл до конца. Точно так же и Солоницын. Конечно, из людей, которые работали с Андреем Арсеньевичем, мне кажется, более всего повезло Николаю Петровичу Бурляеву, может потому, что он был ещё мальчиком, хотя в фильме «Страсти по Андрею» это уже взрослый человек. Ему повезло, потому что у него другая природа, он замечательный, выдающийся актёр и очень лёгкий человек, но, как мне кажется, он не пошёл у Тарковского до конца. Это не является его недостатком как актёра или как человека, просто такова его природа и это мы говорим только исключительно о его участии в работах Тарковского. А те люди, о которых я сказала, шли до конца, они шли на смерть, это было абсолютное самосожжение. Так мир узнал Тарковского.

- Каких гениев кинематографа Вы могли бы ещё назвать?

- Мои гении кинематографа - это Евгений Леонов, Анатолий Папанов, Иван Лапиков, Леонид Оболенский, Николай Сергеев, Николай Пастухов, Георгий Бурков, Сергей Фёдорович Бондарчук, Василий Макарович Шукшин. Это и есть русский космос. Старя русская актёрская школа, с которой ни одна зарубежная актёрская школа не может сравниться, что подтверждают и зарубежные кинематографисты.

- Почему?

- Потому что все названные мною актёры трагикомичны и целомудренны, это сочетание трагикомизма и первородной целомудренности и делает их недосягаемыми. Этому не учат ни в одном театральном вузе.

- Кого из современных режиссёров-документалистов Вы могли бы отметить?

- Говоря в целом о современной русской культуре, было бы преступно не назвать целую школу, которая с конца 80-х обновлялась всё новыми и новыми мастерами. Я хотела бы назвать много имён, начиная с Бориса Леонидовича Карпова - патриарха-основателя этой школы, можно сказать. Далее Валерий Ефимович Дёмин, потрясающий документалист Валентина Ивановна Гуркаленко, супруг которой был убит снайпером 4 октября 1993 года с крыши Белого Дома, мы в Цикле показывали фильм о нём. Это, конечно, Валентина Ивановна Матвеева - петербургская школа, это вятский документалист Марина Дохматская, которая сейчас, если я не ошибаюсь, возглавляет вятскую студию документального кино, это гениальный новосибирский режиссёр Юрий Андреевич Шиллер. Безусловно, это Борис Лизнёв, это молодая, очень талантливая Марина Добровольская, помните её фильм - маленький шедевр «Мироносицы». Ещё могу назвать Ирину Васильеву, Александра Столярова, Виктора Егоровича Рыжко, фильм которого «Русская Голгофа» я показала первая ещё в 2000 году в первой части Цикла. Это был первый фильм с правдой об убийстве Царственных мучеников. Ирина Медведева - автор цикла «Больше, чем любовь», представляемого на ТК «Культура». Также назову Валерия Григорьевича Тимощенко, без которого сегодня вообще трудно представить себе не только русское, но и европейское документальное кино. Он с моей точки зрения является тоже единственным представителем целого направления, в котором ему равных нет. Фильмы всех этих мастеров были показаны в нашем Цикле, а работы Тимощенко даже целиком, хотя это беспрецедентный случай.

Не могу не поклониться с благодарностью А.М. Гундорову, без поддержки которого многие фильмы так и не увидели бы свет.

В Цикле «Возвращение на Родину», когда это требовалось по сценарию, участвовали такие актёры, как Ия Сергеевна Саввина, она была героиней одного из пушкинских вечеров, замечательная МХАТовская актриса, певица и гитаристка Любовь Стриженова, которая сейчас монахиня, выдающийся русский актёр Владимир Петрович Заманский, который читал у нас и «Капитанскую дочку», и «Тараса Бульбу», два вечера были посвящены Николаю Петровичу Бурляеву. Я показала редчайший, никому не известный чёрно-белый фильм «Снайпер», где Николай Петрович играл глухонемого снайпера. Фильм грандиозный, снятый на болгарской киностудии, где Бурляев был единственным русским актёром. Это лучшая его работа. Мы с трудом нашли этот фильм, и Николай Петрович прямо из зала его озвучивал.

- Елена Владимировна, как иностранный слушатель относился к русской музыке в советское время?

- Когда в 1987 г. случилось землетрясение в Армении, я была первым музыкантом в стране, кто на следующий день, благодаря помощи Александра Николаевича Сокурова, дал первый благотворительный вечер. Великолепный зал Дома культуры МГУ, который сейчас возвращён храму великомученицы Татьяны, был переполнен представителями армянской диаспоры. Этот вечер проходил ещё и в память о моём отце, фамилию которого я ношу всю жизнь. Хотя воспитывалась я в материнской славянской среде. И все армянские вечера и в Ереване, и в Армянском постпредстве всегда пела на русском, на армянском только «Крунк» - старинную армянскую песню (крунк - журавль, навсегда потерявший Родину). Пела много Баха и много духовной барочной музыки. Но центральными моими программами был Пушкин, Свиридов, Гаврилин, Есенин, Блок, Тютчев, Чайковский, Бородин, Рахманинов. В то время министр культуры Армении предлагал мне роскошную квартиру с белым роялем в центре Еревана, свою студию. Меня принимал Католикос всей Армении Вазген II. Это не меня так принимали, а принимали великую русскую поэзию и музыку, носителем которой я являюсь. Дело в невероятной глубине и неизреченной красоте русской музыки и поэзии, которая действует на любого человека, не знающего ни одного русского слова.

- Это Вы уже говорите о Ваших слушателях в Германии, Италии, Швейцарии, Португалии, Испании?

- Да, я говорю о тех людях, которые слушали меня в Мюнхенском королевском театре, в Карнеги-холл, где мы выступали с гениальным русским дирижёром Евгением Владимировичем Колобовым и с одной из лучших пианисток мира, профессором Московской государственной консерватории Элисо Константиновной Вирсаладзе.  

Это тоже были благотворительные вечера в помощь пострадавшим от землетрясения в Армении. Но это было уже позже.

- Изменилось ли за последние двадцать пять лет отношение иностранной аудитории к русской культуре?

- Когда известные Вам люди, начиная от Швыдкого, Ельцина, Горбачёва, Козырева, Немцова, опустили и опустошили нашу Родину, то первой пострадала культура, иначе быть не могло. Если бы подобное произошло в каком-нибудь Лихтенштейне, никто бы не обратил внимания, произошло что-то с культурой или нет, а Россия и есть бездонный, самообогащающийся, самовозраждающийся кладезь. И в те страшные годы, конечно, не уважали страну и не уважали культуру. Но сейчас, благодаря Владимиру Владимировичу Путину, за которого все старцы просят молиться, и его жертвенному служению, армия восстановлена во всей своей полноте, и в мире уже другое отношение к России. Тем более мир стал свидетелем того, как мы отреагировали на их санкции, которые только подняли наш аграрный сектор. Мы начали подниматься с 2014 года, с Олимпиады, с того торжества Православия, когда Крым стал русским. Но за время постперестроечного опустошения мы понесли такие человеческие потери! Мало осталось хороших музыкантов, хороших художников осталось ещё меньше, потому что, к сожалению, среди молодого поколения, как я уже сказала, успели внедрить понятие перформанса и инсталляции. Но Россия - это не просто страна, а некое мистическое тело и все периоды её развития только подтверждают это, с ней невозможно ничего сделать, она им не по зубам.

- Елена Владимировна, прошлый, февральский вечер Вашего Цикла назывался «Трагедия 1861 года». Почему мы можем считать реформы 1861 года трагедией?

- 1861 год. Первая мысль - Царь Освободитель. Мы запомнили навсегда: «Не прикасайтесь к помазанным Моим». И это наша гарантия того, что об императоре Александре II мы почти ничего не скажем. О чём же тогда наш вечер? О трагедии, начавшейся ещё за 80 лет до правления Александра II. Но почему же либеральное давление, не имеющее открытого развития при Государе Николае Павловиче, вспыхнуло испепеляющим пламенем 1861 года, стерев с лица святой земли нашей крестьянское сословие?.. А крестьяне, лишённые своей вековечной святыни, хлынули в города на заводы и фабрики, где неизбежно спивались, рождали больных детей, сходили с ума. Тут их брали голыми руками все Бронштейны и Троцкие со своими прокламациями и лепили из них, несчастных, тех, что сами потом назовут революционными массами трудящихся. Как эта трагедия отразилась в искусстве, в науке, в культуре в целом - это ещё предстоит понять. И здесь мы имеем в виду не только шестидесятников, бомбистов, передвижников, спиритистов, первые кабаре и т.п., но более глубокие процессы, приведшие к 1917 году, когда общество было уже приуготовлено к революции и к предательству. Но каждый, кто хоть раз был на наших вечерах, знает - мы собираемся не для того, чтобы отпевать нашу Родину, а для размышления, узнавания, которые только укрепляют нашу любовь к тому духовному колодцу человечества, без которого оно погибнет.

С моей точки зрения самая большая трагедия русского народа заключается в расколе в патриотической среде. Может молодое поколение, кому в 2018 году будет 16-17 лет станет той скрепой, которая соединит разрозненный Русский мiр.

24 марта состоится наш очередной вечер XVI части Цикла «Возвращение на Родину» - «Россия глазами Европы». Он будет построен на высказываниях выдающихся деятелей европейской культуры о таинственной русской душе, таинственной русской культуре, таинственном русском пространстве. И многие из них говорят, что не могут уехать из России, так она их притягивает. Вечера Цикла - это наше соборное размышление о будущих судьбах Отечества, которое можно в этот же вечер передать детям, отрокам, всем тем, кому предстоит хранить и умножать достижения Русского мiра.