Протоиерей Димитрий Климов: Единственная рабочая модель – «ты человек и я человек, и мы друг другу интересны»

– Отец Димитрий, в одном из недавних международных рейтингов Россию поместили в лидеры по степени агрессии в обществе. В противовес «миролюбивым» Австралии, Новой Зеландии. Как вы считаете, в нашем обществе действительно постоянно растет градус внутренней агрессии, нетерпимости к оппонентам, носителям других ценностей? И что с этим делать?

– Это, несомненно, так. Градус агрессии зашкаливает. Проявляется это не только в политической жизни, но и в повседневных отношениях людей, и в семьях. Кажется, что агрессия – это действенный способ защитить свой внутренний мир, свою личность, свою правду от других. Агрессия становится главным и единственным инструментом взаимодействия. Причем свою агрессивность всё же нужно объяснить, но объясняется она постфактум, то есть сначала я ненавижу, а потом пытаюсь понять, почему. Эти объяснения всегда находятся, и они всегда устраивают того, кто их дает.

Странно, почему нет в эфире программ, которые бы часами объясняли и разъясняли, как важно любить и прощать, но передач, объясняющих, как важно ненавидеть и указывающих, кого именно на данном историческом этапе, множество. Агрессивность и неприязнь стали лозунгом, объединяющим людей. Так неоднократно было в истории. Все эти объединения по историческим меркам просуществовали недолго.

Христос дает нам принципиально иной метод взаимодействия – любовь. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35). Удивительно, как может человек, считающий себя христианином, не замечать этих слов! Как может страна, в которой проживает наибольшее в мире число православных христиан, быть среди первых в мире по абортам, разводам, пьянству, детской преступности и беспризорности, коррупции, а теперь еще и агрессии! Видимо, вера совсем перестала определять жизнь.

А может быть, здесь не видят противоречия и считают, что всё это можно оправдать с позиций веры. Так может думать человек, никогда не державший в руках Евангелия и считающий, что православный – это некий бородач на байке с хоругвью наперевес, готовый по первому сигналу из центра сокрушать инакомыслящих по правой и левой щеке, осенив себя перед этим крестным знамением.

– Способно ли, на ваш взгляд, православное верование преодолеть такой человеческий порок, как крайний эгоизм, нежелание поставить себя на место другого?

– Православное верование не способно, а православная вера – да. Этим, не совсем корректным, употреблением термина «верование» вы затронули очень интересную тему. Верование – это некий мистический опыт, находящийся не в середине, а на периферии жизни человека. Недаром в основном, когда говорят о верованиях, употребляют множественное число. Их много, они разрознены и ситуативны, целостное мировоззрение из них не складывается.

«Когда приходит Пасха, нужно святить куличи», «Купил машину – нужно ее освятить», «Болит живот – выпей святой воды» и т.п. Этих верований великое множество. Если считать, что ими ограничивается христианство, то, конечно, ни один порок, и тем более такой живучий как эгоизм, преодолен не будет.

Но ведь настоящая вера (лат. credo) определяет не только внутреннее метафизическое настроение человека, но и его поступки в реальном мире и времени, его отношение к окружающим людям. Вера является сердцевиной мировоззрения. И если речь идет о вере христианской, то сложно найти большего антагониста эгоизму, чем нравственное учение Христа. Заповеди Нагорной проповеди проникнуты духом жертвенного служения ближним, смирения и любви. «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12). Так что средств для борьбы с эгоизмом христианство имеет достаточно. Беда в том, что мы ими не пользуемся. И именно потому, что христианство для нас – это верование, а не вера.

– Один православный священнослужитель из соседнего государства назвал православных верующих «последними романтиками», высказав мнение, что сочетать внутренний цинизм и веру невозможно. Время романтиков проходит? Грозит ли новый кризис веры обществу максимального прагматизма?

– Если рассматривать романтизм как противоположность цинизма и прагматизма, то верующих можно назвать романтиками. Но вера не ограничивается этим. На протяжении двухтысячелетней истории христианства возникали и исчезали культурные эпохи, общественные формации, философские учения, но они не могли заменить собой того, что дает человеку евангельское благовестие. Мы можем печалиться о том, что время романтиков проходит, но время Христа пройти не может.

Одно из значений греческого слова «кризис» – суд, судебное решение. И когда мы говорим о кризисе веры, кажется, что это не вера стоит перед судом общества, а общество – перед судом веры. Но есть еще кризис применительно к болезни. После него или выздоровление, или смерть. И если вера умрет в обществе максимального прагматизма, то это не означает, что умрет вера, это означает, что умрет общество. Нет, не будет мгновенной катастрофы, стирающей с лица земли континенты, а будет торжество энтропии-разложения-распада, который пронижет все слои бытия. И это гораздо страшнее.

– Вы запомнились многим своим выступлением полгода назад на окружном казачьем круге в Калаче-на-Дону, где сейчас проживаете. Говорили о патриотизме, об угрозе превратного, выхолощенного толкования этого понятия. В чем, на ваш взгляд, здесь состоит главная проблема?

– Главная проблема в том, что современный патриотизм культивируется не на любви к своей культуре, не на знании своей истории, не на желании принести пользу Родине своим честным и квалифицированным трудом, а всего лишь на ксенофобии и неприязненности к другим странам и народам. Это патриотизм гнилой и трухлявый.

Настоящий патриотизм русского человека мог бы проявляться в том, чтобы сохранять один из главных культурообразующих компонентов – язык. Народ, давший миру Пушкина, Блока, Цветаеву, Пастернака, Бродского, как миазмами пропитывает всю страну матом! Где русский патриотизм, если никто не говорит на русском языке?

Настоящий патриотизм мог бы проявляться в том, чтобы знать свою историю по-настоящему. Это значит – не только в фанфарном мажоре побед и достижений, но и в миноре ошибок и поражений. Именно это главная цель истории – показать ошибки и тем самым предостеречь от них в будущем. Вместо этого вырабатывается целый ряд исторических мифологем, мешающих тем, кто их усваивает, делать объективные выводы исторических законов и анализировать современные политические процессы, которые очень скоро тоже станут историей. Поэтому каждое поколение живет как с чистого листа, без учета прошлого.

Настоящий патриотизм мог бы проявляться в том, чтобы сохранять от разводов семьи и наполнять их тем количеством детей, которое предусмотрел Бог, а не врач-гинеколог. Я, честно говоря, устал приводить эту убийственную статистику, но так проще и короче. На 100 родов 100 абортов! На 100 браков 100 разводов! Где патриотизм? Где забота о будущем страны?..

Настоящий патриотизм в том, чтобы сохранять генофонд нации. Сколько можно пить?! Посмотрите, как много лиц с явными признаками алкогольного вырождения. Какое потомство принесут эти люди? Всё можно восстановить: можно заново выстроить разрушенные храмы, можно вычистить русла погибающих рек, можно восстановить озоновый слой, но разрушенный геном человека не восстановишь! Россия – четвертая страна в мире по потреблению алкоголя после Молдовы, Чехии и Венгрии. И учитывая, что и как пьют в этих трех странах, можно только удивиться – насколько же крепкое здоровье изначально дано нашему народу, если мы еще живы.

Конечно, верх маразма – цитировать самого себя, но если уж вы вспомнили эту проповедь, я и приведу слова оттуда. «Надо каждую выпитую бутылку водки воспринимать как ракету, которая в нашу сторону прилетела и в нашей стране взорвалась. Каждый аборт, который мы в своих семьях допускаем – это геноцид. Никто к нам с геноцидом не пришел. Мы сами вырезаем собственных детей.

Каждый развод – это развал страны, это сепаратизм. Каждая измена своей жене – это измена Родине. Потому что сложно представить такого человека, который в одном чем-то верен до последней капли крови, а жене своей верен быть не может».

– Связана ли напрямую с патриотизмом тема небрежного отношения современников не только к ближним, но и к окружающей нас природной среде? Откуда в наших людях стремление превратить нашу природу в одну сплошную свалку, ведь крайне почтительное отношение к природе было даже у славян-язычников. Почему в том же Калаче сегодня много «бытовых» браконьеров, живущих по принципу «После нас хоть потоп или пустыня». Мы теперь опустились в своей эволюции на ступень ниже даже язычников?

– Не знаю, откуда у вас такие сведения о язычниках. Думаю, что с такой седой древностью сравнение будет неуместно. Но если говорить о временах не столь далеких, то стоит вспомнить злоключения нашей Родины в XX веке. Начиная с 1917 года в народе на протяжении десятилетий вытравливалось понятие частной собственности. Наоборот, настойчиво прививалось чувство коллективной собственности. К сфере коллективной собственности относились не только земля и ее недра, леса, поля, заводы, фабрики и т.п., но в идеале коммунистического будущего и семьи, и дети, и жёны.

За 70 лет «развитого социализма» выхолостить в народе рачительное чувство хозяйствования удалось, а привить уважение к коллективной собственности – нет. Коллективное бессознательное усвоило главное: «Всё вокруг колхозное – всё вокруг ничье». Поэтому не удивительно, что поведение граждан на природе, на улицах, в подъездах напоминает поведение оккупантов в завоеванной стране.

Мы страна победившего пролетариата. Пролетарии – это бывшие крестьяне, оторванные от земли и не укорененные в городах. Земли уже нет, но и средства производства им не принадлежат. И единственный способ заявить о своих правах – бастовать, разбивать станки и громить заводские конторы.

Когда большевики декретировали власть рабочим, то на самом деле истинную власть и право собственности на всё достояние страны получили как раз большевики, а не народ. Прибавьте сюда страшные последствия коллективизации, раскулачивания и расказачивания в деревне, когда был уничтожен под корень класс самых умелых и крепких крестьян. Так что мы просто не ощущаем себя хозяевами земли, а те, кто хозяевами являются, нам не симпатичны, и мы своим свинством им об этом заявляем.

Но есть не только исторические, но и духовные причины нашей небрежности к природе. Христианин знает, что мир сотворен Богом и всё в мире несет на себе отпечаток Божественного замысла и красоты. Любование пейзажем – вещь для верующего человека не столь эстетическая, сколь религиозная. На природе он находится как в храме. А в храм человек приходит, чтобы украсить его, а не чтобы осквернить.

Здесь можно вспомнить и язычников, которые не только благоговели перед силами природы, но и обожествляли их. И вы правы в том, что большинство наших соотечественников не имеют по отношению к окружающей среде ни благоговения христианина, ни трепета язычника, а только потребительское чувство оторванного от всех корней пролетария.

Что касается браконьерства, то, к сожалению, в наших краях для многих это единственный способ заработать, когда закрыты и развалены все заводы, работы нет никакой. Платят достойную зарплату только в военной части. Простой народ промышляет рыбалкой, иногда не совсем законной. Дон – батюшка-кормилец! В этом году Дон Иванович совсем плох. Воды очень мало. И виноваты не рыбаки.

– Около 30 лет назад в бывшем СССР, в том числе у нас в регионе, начали возрождать казачьи традиции. Удалось ли за это время казачеству, современным потомкам казаков, найти себя? Жив ли в жителях современного Придонья православный казачий дух?

– Жив. Хребет перебили, но дух жив, и какие формы он найдет себе в XXI веке – вопрос интересный. Очевидно, что казачество возродится не в дореволюционной форме. Обидно слышать, когда казаков называют ряжеными. Пацанов, одетых по последней клоунско-попугайской моде, в штанах с мотнёй формы «детской неожиданности» назвать ряжеными нельзя, а подтянутых молодых ребят в казачьей справе можно!

Конечно, если идти на поводу у некоторых властных структур и сделать из казачьих дружин отряды для разгона вышеназванных пацанов и сумасшедших девок, то это не та форма, которая нужна казачьему духу. Но и без этого фронт работы огромен. Это и воспитание подрастающего поколения, и традиционное хозяйствование на своей родной земле, и охрана природы, и реальная охрана порядка, и поддержание баланса межнациональных отношений в наших непростых регионах, да и в конце концов просто нормальная жизнь нормальных традиционных семей. И наши калачёвские казаки по мере своих сил выполняют эту работу на чистом энтузиазме и без особой финансовой поддержки со стороны власти.

Я со своей стороны с удовольствием участвую в жизни нашего казачьего общества, на последнем круге выбран в члены атаманского правления и могу свидетельствовать, что большинство наших казаков – хорошие и порядочные ребята с крепким стержнем внутри.

– Вы активный пользователь соцсетей. Помогают или мешают современные технологии интернет-коммуникаций священникам вести миссионерскую деятельность, общаться с паствой и обретать новую?

– Однозначно помогают. Думаю, если бы апостол Павел проповедовал в наши дни, ему намного меньше пришлось бы путешествовать и намного больше проводить время у компьютера. Любой проповедник и миссионер желает, чтобы его голос услышала широкая аудитория. Интернет предоставляет для этого неограниченные возможности. Я последние несколько лет выхожу на проповедь с включенным в телефоне диктофоном и потом выкладываю аудиозапись в соцсетях, иногда что-то записывают на видео.

У меня появилась своя большая интернет-аудитория, которую я воспринимаю как свой второй приход. Часто ловлю себя на мысли, что, говоря что-то на проповеди, имею в виду не только стоящих передо мной прихожан, но и интернет-прихожан, френдов. География этого второго прихода иногда просто поражает: Аргентина, Австралия, Америка, Франция, Германия, Украина; большинство френдов, конечно, – Россия.

Реального общения соцсети заменить не могут, и я иногда фантазирую: вот бы собраться нам всем на общую литургию, помолиться вместе, посмотреть в глаза друг другу, но увы… это невозможно, поэтому благодарю Бога и за эту возможность общения.

– Должен ли современный священнослужитель касаться в своих проповедях злободневных политических, экономических тем? Говорить с прихожанами о кризисе, о политическом мироустройстве, толковать резонансные события вроде боевых действий в Сирии, в соседней Украине?

– На протяжении двухтысячелетней истории сосуществования Церкви и различных государств отношения Церкви и этих государств строились очень по-разному. Но не бывало такого, чтобы государство открывало для Церкви все сферы своей жизни. Так или иначе любая власть хочет использовать некоторые аспекты церковной жизни, но не хочет, чтобы Церковь влияла на нее.

Государство всегда пыталось посадить Церковь в клетку, только иногда эта клетка была золотая, а иногда ржаво-железная. Власть не понимает природы Церкви, и это извинительно, гораздо хуже, когда сами христиане не понимают принципиального отличия неотмирного Царства Христова от царства мира сего. Утопическая идея сращивания государственной и церковной власти владеет сейчас умами многих христиан. Неужели непонятно, что если бы такая модель была возможна, Христос родился бы не нищим и бездомным проповедником, а царем.

Это всё я говорю к тому, что государство всегда отводило для Церкви определенное гетто, за пределы которого высовывать нос нельзя. Вот и сейчас ограничивается круг вопросов, по которым рассуждать можно, а дальше не суйся. Откроем Новый Завет. Много ли существует тем, не затронутых или самим Христом, или апостолами? Я таковых не нашел. И политика, и культура, и нравственность, и семья, и многое другое.

Так что дело не в темах, а в том, как эти темы раскрываются. И уже непосредственно отвечая на ваш вопрос, скажу, что верующему человеку, в том числе и священнику, можно касаться любых вопросов, тем более злободневных, тревожащих его паству. Главное, чтобы это было не только и не столько его мнение, а мнение, основанное на христианских заповедях и евангельском благовестии. И это сейчас большой дефицит.

Многие высказываются с позиций науки, дипломатии, культуры, политической конъюнктуры, исторического детерминизма, почему бы не спросить мнения Христа? Хотя в этом большой соблазн для священника и важно понять, когда политиканство подменяет служение Богу и людям, и не допустить такой подмены.

– Вы увлекались в юности рок-музыкой. Насколько помогает это былое увлечение понимать, чувствовать современную молодежь?

– Я увлекался и слушал не только рок-музыку. Мне нравится любая талантливая музыка от классики и джаза до фолка и регги. Жанр для меня не является чем-то самоценным. Но именно русский рок оказал на меня в юности наибольшее влияние. Ну, я не виноват, так получилось (улыбается). Середина 80-х годов – очень сложное время, когда старые ориентиры де-факто рухнули, а новые нам не объявили, поэтому пришлось искать самим.

Голос Церкви в то время был совсем не слышен, и единственным открытым окошком со свежим воздухом был наш подпольный, непричесанный, часто не очень профессиональный, но всегда очень искренний и настоящий русский рок. Раньше я только предполагал это, а сейчас, общаясь в интернете со многими священниками, убедился, что путь к Богу многих ребят моего поколения прошел через творчество Гребенщикова, Цоя, Башлачёва, Шевчука, Бутусова, Макаревича, Летова, Кинчева, Ревякина и многих других настоящих честных рокеров.

Сейчас сложно это представить, но понятия о многих истинах христианства мы получали из их песен и уже позднее из Евангелия. Не потому, что мы не хотели читать его, а потому, что его невозможно было достать.

Потом мы начали творить сами. Это помогало нам жить, реализовываться. Беда, если у молодого человека нет творческого увлечения. Так мы жили, пели, сочиняли, опять пели, влюблялись, учились. И вот тебе 40! Но любой сорокалетний прекрасно помнит себя и в какой-то степени ощущает себя восемнадцатилетним. Так что понять и почувствовать современную молодежь не составляет никакого труда.

Проблема в том, чтобы они нас поняли и почувствовали. И это задача трудная. Притворяться таким же, как они, будет глупо, и со стороны сразу будет заметна фальшь. Приходить к ним в менторской манере старшего наставника – пошлют куда подальше. Так что модели общения типа «вы – молодежь и я такой же» или «вы – молодежь, а я старший товарищ» не работают. Единственная рабочая модель – «ты человек и я человек, и мы друг другу интересны».

Один человек в сети назвал меня олдовым рокером. Так что юность продолжается. Олдовый рокер борозды не портит.

– Какое событие в своей жизни в этом году вы считаете для себя наиболее значимым, и почему?

– Я бы выделил три важных и радостных для меня. Первое – дочь поступила в alma mater (ВолГУ) практически по моим стопам. Второе – летом удалось прекрасно отдохнуть с семьей в палатке на берегу Дона. Незабываемые три дня! И третье – в нашем городе милостью Божией началось строительство второго храма. Если удастся оставить на земле после себя такой след, думаю, это покруче, чем «построить дом и посадить дерево».

 

Справка. Протоиерей Димитрий Климов, настоятель кафедрального собора Святителя Николая Чудотворца в Калаче-на-Дону. Родился в 1974 году во Фроловском районе Волгоградской области. Окончил истфак ВолГУ, духовное училище и Царицынский православный университет по специальности «богословие», в 1998 году стал священником Русской Православной Церкви. С 2005 года – настоятель Свято-Никольского кафедрального собора. Женат, воспитывает троих детей.