Протоиерей Владислав Цыпин. Униатский фактор во взаимоотношениях Православной Церкви и Ватикана

Одно из самых избитых клише в медиапространстве Запада — «европейские ценности». В самом начале их популяризации было очевидно, что они не совпадают с тем, что принято называть христианскими ценностями — христианской антропологией, христианской этикой, но 20 лет назад у многих сохранялась еще иллюзия, что эти «ценности» — европейские и христианские — хотя и не идентичны, но совместимы. Процессы последних лет — социальные заодно с судебными — убедили и самых благодушных христиан в том, что это разнонаправленные ценности. Что между ними антагонизм, так что без расщепления сознания, без своего рода шизофрении христианину стало уже невозможно сохранять искреннюю приверженность пресловутым «европейским ценностям», а имитировать такую приверженность в публичных заявлениях можно разве из соображений высокой политики и прагматической дипломатии либо из мелкого политиканства.

«Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи,.. ни мужеложники,.. ни лихоимцы,.. ни хищники Царства Божия не наследуют» (1Кор. 6:9–10); «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу» (Ефес. 5:22). В ряде стран Запада публичное цитирование этих библейских изречений стало уголовно наказуемым деянием, чего не было даже в самые сложные периоды существования христианских церквей при репрессивных атеистических режимах XX века. А в тех странах Запада, где верность библейским заповедям пока еще не карается в уголовном порядке, она уже подвергается остракизму со стороны средств массовой коммуникации.

Осознавая себя (как никогда в прошлом!) пребывающими в осаде, христиане, искренне преданные евангельскому учению и не ищущие запретных компромиссов с враждующим против него духом века сего, не могут не стремиться к солидарности в противостоянии натиску «мира, во зле лежащего» (Ин 5:19). К солидарности призываются христианские конфессии, которые не отреклись, подобно американским епископалам, публично ратовавшим за всештатное узаконение однополых браков (в чем они и преуспели), от фундаментальных основ евангельской этики. Тем более в такой солидарности нуждаются церкви, сохранившие апостольское преемство. Сказанное в полной мере относится к Православной и Католической церкви.

При этом речь идет именно о солидарности, о совместных действиях, о согласовании позиций. Форсированный поиск вероисповедного единства и невозможного при его отсутствии евхаристического общения, в обозреваемой перспективе представляющийся утопическим, способен скорее создавать дополнительные осложнения в поисках солидарности, чем стимулировать их. Известно, что в богословских вопросах, как впрочем, и в научной дискуссии, когда речь идет о поисках истины, нет места компромиссам; поэтому стремление к достижению взаимоприемлемых догматических формул способно вызывать и действительно вызывает в среде ревностных христиан подозрения, что те, кто ведут богословский диалог с такой установкой, равнодушны к истине и потенциально способны к компромиссу в ущерб ей. Речь идет, конечно, об официальном диалоге церквей, а не о взаимополезном обсуждении богословских проблем на уровне академических научных конференций.

Добрым примером братских уз между христианскими церквами, сохранившими апостольское преемство, но не имеющими евхаристического общения, могут служить взаимоотношения между Русской Православной и Армянской апостольской церковью, не отягощенные взаимным недоверием. А вот история контактов Православной Церкви с церковью Католической, притом что богословские расхождения между ними не превышают те, что разделяют Православие с богословием нехалкидонских Восточных церквей, к семье которых принадлежит Армянская церковь, обременены печальным опытом, катастрофическое начало которому положено IV крестовым походом.

В наше время самой болезненной занозой во взаимоотношениях между Православной и Католической церковью, препятствующей сближению, является униатский фактор. Казалось бы, униатство, которое при сохранении восточного обряда, входит в юрисдикцию Римского папы, способно послужить мостиком между православным и католическим миром, но хорошо известно, что действительная ситуация прямо противоположна подобной отвлеченной иллюзии. Причина тому прежде всего кроется в самом происхождении униатства, которое, если вещи называть своими именами, появилось на свет как одно из самых злостных проявлений агрессий против Вселенского Православия. В разной мере это относится и к Лионской унии 1274 г., и к Флорентийской унии 1439 г., и, наконец, к злосчастному сговору, вылившемуся в 1596 г. в Брестскую унию.

Униатская авантюра 1596 г. замешана на высокомерно пренебрежительном обмане несведущего народа, которому внушали убеждение, что введение унии — это лишь перемена юрисдикции, что при унии не только обряды, но и самая вера остается прежней, православной. На деле это было циничным жульничеством, в котором участвовали предавшие свою паству, изменившие Православию за чечевичную похлебку обещанных им мест в сенате Речи Посполитой епископы Западной Руси, тайно от народа подписавшие символ веры с Filioque. И это мошенничество не осталось только историческим фактом, лишь одним из исторических грехов унии. Его последствия навсегда определили моральное лицо униатства. Генезис, происхождение феномена всегда влияет на его природу — выражаясь фигурально, составляет его генетический код. От Брест-Литовского сговора до наших дней этот код униатства остается в основе своей неизменным. Униатство возникло из прозелитических проектов Ватикана и политических расчетов близоруких властей Речи Посполитой, близоруких потому, что введение унии и принуждение к ней впоследствии явилось важнейшим фактором гибели Польского государства в XVIII веке. Именно уния сделала нетерпимо унизительным положение православных в Речи Посполитой, на защиту которых не могла не выступить Россия, при Екатерине Великой окончательно вернувшая себе статус мировой державы. Да и в исторически недавнюю пору, во время Второй мировой войны, политические деятели из числа униатов встали не на сторону Польши, выбрав для себя совсем других покровителей. Достаточно вспомнить зловеще знаменитую «волынскую резню». И по сей день униатство служит нечистоплотным политикам орудием их махинаций, так что отрицать сомнительную с христианской точки зрения природу униатства невозможно уже при самом минимальном уважении к истине.

Папа Франциск в ноябре 2014 г. высказался на эту больную тему: «Восточные католические церкви имеют право на существование, это верно. Но само униатство — это слово из прошлого и к сегодняшнему дню оно не подходит». Предоставление права на существование не входит в сферу церковной ответственности. Это дело государственных властей. Папа — суверен, но лишь на территории государства, которое принято называть Ватиканом. Православная иерархия от апостольского века и по сей день не располагала государственным суверенитетом и, следуя заповеди Христовой («Царство Мое не от мира сего» (Ин 18:36)), никогда не стремилась к его приобретению. Поэтому к осложнениям, которые в разные периоды переживала так называемая «Восточная католическая церковь», православное священноначалие, вопреки имеющимся в разной среде предубеждениям, отношения не имеет и иметь не может по природе вещей.

Так, прекращение легального существования унии на территории Галиции в 1946 г. не вытекало из каких бы то ни было церковных актов. Ни в постановлениях Львовского собора 1946 г., ни в той дискуссии, которая на нем велась, ни словом не упоминалась тема правового статуса Греко-католической церкви. Это был собор униатов, высказавшихся за возвращение в лоно Святой Православной Церкви, из которой их предки были исторгнуты насилием и обманом. Возможно, что некоторые из участников Собора отвергли унию не по убеждениям, а из малодушия и под давлением обстоятельств, но к созданию этих обстоятельств Православная Церковь касательства не имела. Униаты в Галиции попали тогда в трудное положение ввиду уголовных санкций, которым подверглись со стороны судебных властей Советской Украины униатские епископы и некоторых из священников, обвиненных в коллаборационизме. Подобные процессы шли тогда во всех европейских странах, ранее оккупированных нацистской Германией или ее сателлитами. Причем участь таких коллаборантов как Квислинг, Лаваль или Иосиф Тиссо, католический священник и по совместительству президент марионеточной Словакии, оказалась более суровой, чем судьба главы Греко-католической церкви Иосифа Слипого, знаменитого тем, что в конце жизни он самовольно провозгласил себя патриархом. Квислинга и Лаваля расстреляли, а Иосифа Тиссо повесили. Иосиф Слипый был лишен свободы, подобно своему собрату по делам и вере Загребскому архиепископу Алоизу Степинацу, который во время нацистской оккупации Югославии прислуживал палачу сербского народа Анте Павеличу, но через несколько лет после вынесения приговора Слипый был освобожден и смог выехать в Рим.

В любом случае, в настоящее время вопрос о праве на существование униатской церкви не стоит, а само это существование является фактом. Но было бы замечательно, если бы слова папы Франциска о том, что «униатство — из прошлого», имели последствия в делах Ватикана. Чтобы расчистить путь к устранению взаимного недоверия между Православной и Католической церковью, к их солидарности в противостоянии антихристианскому духу века сего, необходимо устранить самое обременительное препятствие к сближению, каковым на сей день является не само по себе существование униатства, а возобновленная в начале 1990-х гг. униатская агрессия против православных общин Галиции и Карпатской Руси, перекинувшаяся затем и на те области, вроде Волыни или Подолья, где об унии к тому времени давно и прочно забыли, и даже на земли, где ее никогда не существовало. У человека, обладающего, в соответствии с католической доктриной, неограниченной властью над всеми католическими общинами, независимо от их обряда, есть возможность приостановить эту агрессию, содействуя возвращению каноническим православным общинам злодейски отнятых у них храмов.