Епископ Махачкалинский и Грозненский Варлаам: Местные жители с большим сожалением покидают Кавказ

 

– Ваше Преосвященство, вы родились на Ставрополье, в преддверии Кавказа. Считаете ли себя кавказцем в широком смысле этого слова? Помогает ли это в служении в регионе?

– То, что я родился на Ставрополье, на мои знания о Кавказе никак не повлияло. Только когда я приехал в 1999 году в Ингушетию, чтобы служить в станице Слепцовской, где до меня служил покойный протоиерей Петр Сухоносов (28 марта 1999 года протоиерей Петр Сухоносов был похищен неизвестными и увезен на территорию Чечни, предположительно погиб. – «НГР»), я начал знакомиться с Кавказом по-настоящему. В то время в Чеченской Республике шла война. Служение в Ингушетии и Чечне наложило свой отпечаток: я увидел Кавказ, увидел живущих здесь людей, стал понимать их ментальность. Должен сказать, что познание Кавказа многое дает для понимания того, что происходит в России в целом.

– Что можно понять о России, узнав Кавказ?

– Здесь, на юге страны, множество народов проживает бок о бок, имея тысячелетние традиции совместного сосуществования. Если мы не научимся понимать этих людей, народы, которые живут рядом с нами, мы не поймем историю России, задачи, которые стоят перед ней, и то, как Россия эти задачи решала.

– Республики, на территории которых расположена Махачкалинская епархия, представляют собой мусульманский регион с наименьшим христианским населением во всей России. Какие задачи это ставит перед правящим архиереем?

– Специфика служения состоит в том, что надо сохранить народ Божий, который здесь проживает. Не так много русских и осталось на Кавказе, к сожалению. В Ингушетии – менее процента, в Чечне немногим больше, что бы ни говорили, в Дагестане больше всего – около 4%. Всего около 100 тысяч русских проживает в этих республиках. Те или иные обстоятельства заставили многих покинуть регион. Уверен: необходима твердая и решительная политика государства в отношении тех русских, православных людей, которые здесь живут. Мне как правящему архиерею приходится заниматься не только духовными проблемами, но еще больше житейскими – чтобы людей поддержать, чтобы дать им опору, надежду. Необходимо убеждать, что времена бывают всякие, что надо пережить сложные годы, расстаться с тяжелыми воспоминаниями и смотреть вперед. А для этого нужна вера, что есть промысел Божий на все, что не бывает виновных только с одной стороны. Все мы граждане одной страны и все вместе ответственны за будущее. А значит, надо не роптать, не искать виновных, а совместными усилиями восстановить то, что было разрушено, прежде всего взаимопонимание между людьми.

– Несколько лет назад была образована отдельная Махачкалинская епархия, ее выделили из состава обширной Ставропольской епархии. Как это изменило церковную жизнь в регионе?

– То, что выделили отдельную епархию, это большой плюс. Когда была одна Ставропольская или Бакинская епархия, архиерею было очень сложно посещать приходы, знать чаяния людей. Теперь архиерей стал ближе к народу. Больше стало рукоположений в священный сан. Какой бы ни была специфика служения в мусульманском окружении, больше храмов стало строиться и в Дагестане, и в Чечне, и в Ингушетии – в этом смысле притеснений на почве религии совершенно нет. В то же время налаживается более тесное взаимодействие с региональными органами власти. Благодаря этому становится традицией проведение в Дагестане на республиканском уровне пасхального концерта и архиерейской рождественской елки, второй год подряд проходит международный межрелигиозный молодежный форум, реализуются многие другие проекты.

– Много в последнее время появилось храмов?

– Могу сказать, что в Ингушетии на базе Покровского храмового комплекса в станице Слепцовской действует пока единственный в нашей епархии Ново-Синайский мужской монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Планируется возвести храм в столице республики – городе Магасе, а также в станице Троицкой и городе Карабулаке, где старые церкви разрушились. В Чеченской Республике восстановлен храм архистратига Михаила в Грозном, построены храмы в воинской части в Ханкале, в станицах Наурской (скоро будем освящать, великолепный храм!) и Шелковской, а также на территории воинской части в станице Червленной, куда имеют право заходить не только военные.

В Дагестане пять-шесть храмов построено в последнее время. Мы планируем строить храм в селе Крайновка и собор Александра Невского в южной части Махачкалы. Одноименный собор некогда стоял в самом центре города, но был разрушен после революции, сейчас здесь правительственный комплекс Республики Дагестан. Поэтому новый собор будет возведен в другом месте, а прямо на территории правительственного комплекса появится небольшой храм и рядом – мечеть. Это инициатива главы республики Рамазана Абдулатипова, поддержанная и муфтиятом Дагестана, с которым мы сотрудничаем в полной мере. Кроме того, у нас появилось множество часовен.

– Часто ли вам приходится выезжать в отдаленные районы республик для окормления местных приходов?

– Конечно, часто. По количеству приходов у нас небольшая епархия, но по расстояниям весьма обширная – до самого дальнего прихода около 500 километров. Стараюсь хотя бы раз в месяц выезжать. Только что был в Крайновке, где планируется строительство храма.

– Эти перемещения безопасны? Или приходится принимать особые меры предосторожности?

– По Республике Дагестан я передвигаюсь без каких-либо мер предосторожности, таких как охрана или машина сопровождения. В дальних поездках – по Чечне, по Ингушетии – во избежание опозданий на те или иные мероприятия у меня бывает сопровождение.

– Существует ли религиозный туризм или паломничество к древним христианским памятникам Дагестана и Ингушетии?

– В последнее время желающих посетить наши святыни становится все больше. В горах Ингушетии сохранился замечательный средневековый христианский храм Тхаба-Ерды. Сейчас храм не действует, но мы планируем основать у его стен скит, с тем чтобы монахи возобновили богослужебную жизнь. Когда я приехал туда в первый раз, я был удивлен тем, что в течение часа прибыли три маршрутки из Кисловодска – оттуда организуют паломнические поездки. Верующие приезжают и в Чечню, и, конечно, в Дагестан – здесь, в крепости Нарын-Кала в Дербенте, находится самый древний в стране христианский храм. Он датируется IV веком, и люди приезжают на него посмотреть.

– Насколько я знаю, не все согласны с тем, что это именно бывший храм, а не какое-то иное сооружение… Планируются ли раскопки, чтобы открыть сооружение, которое сейчас находится под слоем земли?

– У меня состоялся разговор по этому поводу с министром культуры Владимиром Мединским. Уже начаты раскопки (сейчас они временно приостановлены). Конечно же, точка зрения ученых очень важна, чтобы удостовериться, что это именно храм. Некоторые полагают, что это сооружение имело другое предназначение – использовалось как хранилище воды. Но мы не знаем ни одного другого примера хранилища воды крестообразной формы – это типичная форма храма. Может быть, для кого-то нежелательно признать, что христианство на этой земле существовало начиная с IV века. Но у меня есть уверенность, что это именно храм, и мы его восстановим.

– Насколько православная община Северного Кавказа чувствует угрозу со стороны радикальных течений? Ощущает ли она себя целью номер один для террористов?

– Нет. Целью номер один для террористов, на мой взгляд, ощущает себя муфтият республики. Именно среди традиционного мусульманского духовенства много погибших. С людьми, которые проповедовали здоровые духовные идеи, нередко жестоко расправлялись. Я здесь с 1999 года, и с тех пор серьезных нападений на священников не отмечалось, хотя инциденты были: из гранатометов обстреливали храм в Ингушетии, расстреливали русские семьи… Но я не считаю, что это было направлено именно на православие, скорее целью было разжигание вражды любыми способами. Вообще люди здесь свободно исповедуют свою веру.

– Существует ли потенциал для возрождения и развития православного прихода в Дербенте, который сейчас празднует свое 2000-летие?

– Это зависит прежде всего от позиции руководства Российской Федерации. Если оно увидит необходимость укрепления здесь положения русских граждан, люди будут возвращаться. Ведь чтобы человек вернулся, ему необходимы жилье и работа. Если у молодых людей появятся перспективы, им незачем будет уезжать из республики. Но если перспектив не будет, они неизбежно станут искать лучшие места. Не потому что здесь притесняют на почве религии – этот фактор даже в первую десятку по важности не входит. В прошлом именно воля императора дала казакам возможность строить здесь дома, получать земли. Люди приезжали и отстаивали границы России. Так могло бы быть и сегодня. Местные жители с большим сожалением покидают Кавказ, особенно Дагестан. Что бы ни говорили об этой республике, в целом здесь добрые отношения между людьми разных национальностей. Здесь проживает очень много народов, и русскому человеку здесь комфортно, потому что все вокруг разговаривают между собой на русском языке. Только русским, как и представителям других народов, нужна достойная работа и нужна возможность занимать руководящие посты, иначе как они смогут отстаивать свои интересы? Благополучное разрешение этих проблем зависит прежде всего от руководства страны, а не от Церкви. Однако ясно и другое – русские люди не смогут чувствовать себя равноправными гражданами, если здесь не будет достойно представлена Русская Православная Церковь, если здесь не будет развиваться полноценная приходская жизнь.