Диакон Павел Сержантов. Иконостас разделяет людей или соединяет?

С первых шагов в православном храме человек оказывается перед иконостасом. В буквальном смысле.

Это может быть старинное пятирядное великолепное сооружение. Лики нижнего ряда находятся чуть поверх наших голов. Верхний ряд располагается так высоко, что на него и смотреть-то трудно – взгляд должен направляться почти вертикально вверх.

Но в большинстве случаев храмы имеют более скромные иконостасы. Мы видим часто только три ряда икон, сравнительно небольших, новонаписанных.

За любым иконостасом, большим и малым, скрывается святая святых – православный алтарь.

Иконостас зримо отделяет алтарь от остальной части храма. Кто-то сетует: «Из-за иконостаса плохо видно и слышно, что делается в алтаре. Заметим, священнодействия алтаря особо значимы для всех. Так, может, без иконостаса будет лучше? Люди смогут плотнее участвовать в службе».

Особенно дорогие наши женщины чувствуют это: по храму ходить можно, а за иконостас, в алтарь, – ступить нельзя. Отделенное сакральное пространство.

Впрочем, не только женщины чувствуют, мужчины тоже. В алтарь, как мы понимаем, вхожи лишь христиане, которых благословили на это. В алтаре молятся священнослужители и те, кто им помогает прямо во время службы, – в основном их называют алтарниками.

Отсюда намечается идея, что молящиеся в храме люди делятся на два класса по принципу доступа в алтарь. Идея, правда, не вполне согласуется с церковной практикой. К примеру, лично мне доводилось читать и видеть воочию, как в храме некоторые священнослужители остаются на службе вне алтаря, от начала службы и до конца. Причины разные.

Общительные русские паломники рассказывают, что в греческих монастырях случалось наблюдать: духовенства на службу пришло много, но лишь один батюшка служит с диаконом в алтаре, другие священники тихо стоят вне алтаря; выносят чашу, они причащаются, всё это не перед престолом, а перед иконостасом.

Да мне тоже не раз доводилось проводить отпуск далеко от родных мест, в другой епархии и стоять облаченным в рясу за службой среди прихожан, где-нибудь в середине храма. И не чувствовать себя «угодившим в низший класс», временно «пораженным в правах». Мы причащаемся от одной Чаши, составляем все вместе народ Божий. Каждый из нас находится на своем месте, но ведь перед Единым Богом все мы стоим.

Еще мне известны случаи, когда священник не заходит в алтарь без нужды, хотя он и «имеет право» быть в алтаре. Такое правило себе взял, для души полезное. Можно сказать, учиться благоговению – никогда не лишне.

У великого православного догматиста протоиерея Георгия Флоровского отец служил священником. Когда сын был маленький, лет семи, ему, конечно же, хотелось вместе с отцом быть в алтаре. Однако отец мальчику по-доброму, но твердо сказал: «Тебе еще рано. Сначала научись молиться…» Перед тем как зайти в алтарь, хорошо бы подготовиться к столь значительному событию. Об этом разговор особый, а мы пока вернемся к нашему вопросу про иконостас.

Историки связывают появление иконостаса с тем, что христианство поздней античности всё больше распространяется и получает статус государственной религии Римской империи. Богослужения совершаются не только по домам и в катакомбах, но и в базиликах. Службы вбирают в себя элементы древнеримских обычаев. Так сонм молящихся в базилике от епископа и священников с какого-то момента отделяет преграда, как принято, сакральное должно отделяться от профанного, люди, облеченные высоким полномочиями занимают особое место.

Здесь принципиально спорить не приходится, нужно, впрочем, сделать оговорку. Иконостас больше, чем просто преграда, которая призвана отделять. В иконостасе обязательно есть иконы, и они не только украшают иконостас. Иконы изображают святых и обращены ликами в храм, они являют нам лики святости. Святые на иконостасе явлены, соприсутствуют всем, кто не в алтаре (и тем, кто в алтаре – тоже).

Зайдем в храм и посмотрим на иконостас. Сам Спаситель, Его Пречистая Матерь, Предтеча, апостолы и пророки, ангелы, святители и преподобные. Все лики святых Божиих сияют людям, которые подошли к алтарю, но не ступили внутрь.

Иконостас не представляет собой глухую стену, отгораживающую небо от земли. Икона в иконостасе – это «окно», сквозь которое льется на землю небесный свет. Иконостас соединяет небо с землей, соединяет святое святых с общим для всех храмовым святилищем.

В наши дни циркулирует множество мифов. Один из них – миф о том, что абсолютная просматриваемость ситуации, полная наглядность – самое лучшее, что можно пожелать.

Просматривая интернет-новости, я прихожу к выводу, что информация из разных стран и континентов умещает огромный мир у меня на ладошке, делает нашу планету целиком просматриваемой. И торопливые потоки новостей отчаянно пытаются меня в этом убедить.

Порой я невольно поддаюсь этому новостному внушению. Порой остро сознаю его несостоятельность. Для того, чтобы мир стал для меня по настоящему просматриваемым – мне нужно быть вездесущим. Но ведь только Бог вездесущ. Один Он всё видит и знает. Мы, люди, не вездесущи. Наш замечательный интернет никогда не станет вездесущим и всеведущим в строгом смысле слова. И окружающий мир мы видим и знаем лишь отчасти.

Даже себя мы видим и знаем отчасти. Тогда почему же некоторые люди так грустят, печалятся, что православный храм они видят отчасти, что в алтарь им не удается попасть? Как будто всё остальное в жизни у них присутствует не «отчасти», а «целиком», во всей полноте.

…И с наглядностью в нашей жизни происходит что-то похожее. Помню, как в одной богословской книге западно-христианского второстепенного автора божественная тайна Троицы была представлена столь «наглядно»… что это вышла уже профанация богословия, недопустимое упрощение мысли о Боге. Автор зашел слишком далеко в погоне за наглядностью. Неприятно было читать. Б-р-р-р!..

Единственная альтернатива, которую предлагают ревнители наглядности, – это интрига. Фаза наглядности просто чередуется с фазой заинтригованности. Интрига со всех сторон прослоена наглядностью, подчинена ей. Интрига всегда временна, всегда служит режиссерским приемом, чтобы привлечь внимание почтеннейшей публики. К богослужебной жизни всё это отношения не имеет.

Думаю, лучше уж пусть что-то по-настоящему великое окажется недосказанным, не объясненным «на пальцах». Пусть не всё будет выставлено напоказ.

За иконостасом живет великая тайна. Не «секрет», а именно тайна. Когда она сокрыта, и я к ней не могу приблизиться вплотную по своему желанию, тогда я ее лучше, острее чувствую. А без чувства превышающей наши возможности тайны нам, людям верующим, людям думающим, – нельзя. Иконостас соединяет всех в храме людей с таинственным пространством, где сугубо присутствует Сам Бог.

Бог есть Тайна, Он открывается в Своей сокрытости.