Протоиерей Владислав Цыпин. Европа христианская и постхристианская

В интернете появилось симптоматическое высказывание одного из фрондирующих публицистов и политологов: «Дай Бог, чтобы во главе России встали умные и добрые люди, которые смогли бы с помощью остального мира провести эти процессы декоммунизации, детоталитаризации нашего общества, вернуть его в сообщество европейских, христианских или постхристианских, как угодно, народов».

Сообщество европейских народов упомянуто здесь всуе. России невозможно ни войти в Европу, ни выйти из нее, поскольку наше присутствие в ней – это географическая данность, не подлежащая ревизиям. Понятно, что под Европой в этом изречении подразумевается ее западный край и, вероятно, – раз туда входят и оттуда выходят – также и те балканские страны, которые были благосклонно допущены до присутствия в высоком сообществе. Как известно, этой блаженной участи сподобились процветающие «общества Восточной и Центральной Европы» – подразумеваются, вероятно, Румыния, Болгария и Албания, которым позволили «стать вновь частью единой Европы, стать частью атлантической системы безопасности». Характерно, что, отдавая дань реальному положению дел, знаменитый политолог вслед за «единой Европой» упоминает «атлантическую систему безопасности», в которой, как всем известно, главный компонент отнюдь не Европа, но страна, представляющая собой в географическом отношении антипод Европы, – та, что расположена по другую сторону Атлантики, так что, если уподобить это двусоставное существо комбинации слона и не-слона, слоном в ней окажется совсем не Европа. И вот, страны «Восточной и Центральной Европы», прилепившиеся к атлантическому сообществу, пережили «транзицию, переход от одного к другому», переход от былой бедности к современному процветанию, преуспеянию, изобилию, а злополучная «Россия никуда не перешла».

В этих пассажах каскад искрометных идей, каждая из которых заслуживает комментирования, например о коммунизме и тоталитаризме современной России и о том, как «добрые люди» будут ее лечить. Но более всего поражает поставление в одном ряду, через запятую, «христианских или постхристианских, как угодно, народов». Иными словами, главное, чтобы они были европейскими, а христианские они при этом или постхристианские – это уже, «как угодно», то есть безразлично: одинаково хорошо и то, и другое. Что ж, для религиоведа и христианство, и постхристианство – предметы, заслуживающие изучения, но может ли христианин быть одинаково доволен, когда он видит свою страну включенной в мир христианский или вовлеченной в постхристианское сообщество, лишь бы только оно было атлантическим, иными словами – состояло под протекторатом атлантической сверхдержавы, – это тема, коснуться которой уместно, потому что автор изречения, хорошо известный в церковной среде, и в прошлом позиционировал себя как христианин, и до сих пор не заявлял о своем отречении, даром что иные из его высказываний на общественные и политические темы перестали заметным образом отличаться от тирад откровенных хулителей Христа и Церкви.

Естественно или противоестественно одинаково ценить и любить христианскую и постхристианскую Европу?

Такие выражения, как «постхристианская» и «христианская» Европа, «советская» и «постсоветская» Россия, прямыми антонимами и в самом деле не являются, но употребляются они всё же не для того, чтобы указать на хронологическую последовательность эпох, но чтобы противопоставить обозначаемые объекты друг другу. Понятно, что та эпоха, к названию которой присовокупляют «пост-», несет на себе черты предшествующего времени, но доминируют в ней уже новые качества, контрастные тем, которые составляли лицо предшествующей эпохи. Можно или нельзя, естественно или противоестественно одинаково ценить и любить ту и другую Россию или ту и другую Европу? Можно, конечно, если предметом любви служит нечто не подлежащее переменам: «Но я люблю – за что, не знаю сам, – / Ее степей холодное молчанье, / Ее лесов безбрежных колыханье, / Разливы рек ее, подобные морям», – это стихи М.Ю. Лермонтова о его любви к России. Восхищения заслуживают и Альпийские горы, независимо от того, в какой фазе исторического процесса пребывают народы, обитающие на их склонах и в их ущельях. Можно и в современной пост-Европе любить и ценить то, что сохранилось, что уцелело в ней от прежней христианской Европы, пройдя через катаклизм революционной катастрофы или, как изящно выражается почтенный автор, пережив «транзицию» от прежней реальности к постреальности, подобно тому как православные христиане, жившие в советской России, любили Россию не за то, что она советская, а потому, что и под наброшенной на нее советской оболочкой она оставалась Россией с ее тысячелетней христианской историей.

Но сохранились ли у современного постхристианского Запада черты его христианского прошлого? Разумеется, сохранились. Еще в XIX веке наследник славянофилов и почвенник Ф.М. Достоевский писал о любви к священным камням Европы. Эти камни, эти соборы высятся и по сей день в городах Запада. И не только священные камни соборов, но и живые человеческие души, унаследовавшие завещанную от предков веру и стремящиеся жить по своей христианской совести, там тоже есть. Но тон современному Западу задают ныне отнюдь не христианские, а противоположные им ценности – те самые, которые как раз и называются «пост», в то время как христианство на Западе пребывает в загоне. Чтобы игнорировать очевидную противоположность христианских и постхристианских ценностей, христианской и постхристианской морали, чтобы ставить через равнодушную запятую христианскую и, если угодно, постхристианскую Европу, требуется высокий градус олимпийской постмодернистской невозмутимости.

В действительности силы, господствующие на Западе, отнюдь не склонны ставить христианство и «постхристианство» на одну доску

В действительности, однако, силы, господствующие на Западе, отнюдь не склонны ставить христианство и «постхристианство» на одну доску. Те политики, которые правят в современной постхристианской Европе, бегут, если прибегнуть к известной поговорке, как от ладана, от всякой хотя бы и самой деликатной и робкой попытки обозначить исторически бесспорную преемственную связь «Европы», что в данном случае значит собственно Европейский Союз, со своим прошлым – с Европой христианской.

Пропагандисты постхристианского Запада заявляют о правах человека как высшей ценности, но под ними подразумевают специфические права. С самым рьяным энтузиазмом в постхристианской и постмодернистской Европе защищают не все вообще права человека, а право на эвтаназию, на выведение гомункулуса, на перемену пола, на однополые браки. На политическом Олимпе современного Запада уже была изречена директивная формула о том, что права человека – это собственно права лиц с девиантной ориентацией. И этот классический афоризм лежит в основании законодательных актов Евросоюза и в законоприменительной практике государств постхристианской Европы. Отважных обличителей пороков там бросают в тюрьмы. Священники и миряне разных христианских конфессий уже поплатились свободой за обличение противоестественных грехов с амвона. В Швейцарии суд вынес обвинительный приговор пастырю за публикацию в одной из газет всего лишь цитаты из Первого послания апостола Павла к Коринфянам: «Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6: 9). Судьи на этом процессе горой встали на защиту неотъемлемых прав блудников, идолослужителей, прелюбодеев и мужеложников на наследование Царства Небесного и приговорили обвиняемого к лишению свободы. Такие вот радужные перспективы разверзлись для западных европейцев. Именно в эту «христианскую или, как угодно, постхристианскую Европу» нас и зовут, а лучше сказать, такую именно Европу с подобными судами и судьями нам хотят устроить здесь, на месте, с доставкой на дом, «добрые люди» «с помощью остального мира». Под «остальным миром» расисты обыкновенно подразумевают, конечно, не весь мир, в котором проживают 7,5 миллиардов человек, но «атлантическое сообщество», удостаиваемое звания цивилизованного золотого миллиарда.

В Швейцарии суд вынес приговор пастырю за публикацию в газете всего лишь цитаты из Первого послания апостола Павла к Коринфянам

Постхристианская Европа – это не восстание революционных радикалов былых времен против устоев старого мира, вместо которого они стремились здесь и сейчас, немедленно построить Царство Божие на земле – хилиастская закваска революционных движений средневековой и новой Европы очевидна. У постхристианской и постмодернистской Европы иной пафос – устроиться так, как если бы Господь Иисус Христос не приходил никогда в этот мир. Предвосхищая господствующую мораль этого «сообщества», Ф.М. Достоевский обозначил ее краткой формулой: «заголимся и обнажимся»: «Ах, как я хочу ничего не стыдиться! – с восторгом воскликнула Авдотья Игнатьевна» (это из замогильных, своего рода постземных мечтаний почтенной дамы, которым она предается во включенном в «Дневник писателя» рассказе «Бобок»).

Напоминает ли нам этот «прекрасный новый мир», пришествие которого предвидел Достоевский, что-нибудь из прошлого, из ушедших эпох? Напоминает, конечно. Отчасти это похоже на «пиры во время чумы», случавшиеся в средневековье, – припадки лихорадочного и бесстыдного веселья, известные и из хроник, и из беллетристики – из знаменитого «Декамерона». Но то были лишь мимолетные выпадения из русла жизни – серьезной и трудной, исполненной высокого смысла. Духовная атмосфера современного постхристианского пиршества обнаруживает более близкие параллели с тем миром, который являло собой римское общество времен упадка.

 

Духовная атмосфера современного постхристианского пиршества напоминает римское общество времен упадка

В эту самую атмосферу и нас пытаются погрузить, а в 1990-е годы казалось уже, что эксперимент с «транзицией» прямиком из коммунизма в постхристианство триумфально состоялся. В ту пору возникало впечатление, что и русские люди, по меньшей мере «новые русские», попали под обаяние «прекрасного нового мира», что и мы заразились и безнадежно отравились его миазмами. Иные из живописных бытовых картинок тех лет, обнародованных ради популяризации через телевидение и интернет, словно срисованы были из «Сатирикона» Петрония. Популярные у нас в ту пору анекдоты о «новых русских» воспринимаются как реплики из этого романа. Вот, например, столь легко узнаваемый портрет бравого нувориша при его появлении в пиршественном зале – триклиниуме, куда его торжественно вносят из бани: «Его скобленая голова высовывалась из ярко-красного палия, а вокруг и без того закутанной шеи он еще намотал шарф с широкой пурпурной оторочкой и свисающей там и сям бахромой. На мизинце левой руки красовалось огромное позолоченное кольцо; на последнем же суставе безымянного… настоящее золотое… А чтобы выставить напоказ и другие драгоценности, он обнажил до самого плеча правую руку, украшенную золотым запястьем и еще скрепленным сверкающим бляхой браслетом из слоновой кости». Свои несметные богатства вольноотпущенник, или, что то же, либертин, Тримальхион, по его собственному признанию, стяжал тем, что «четырнадцать лет по-женски был любезным» своему хозяину, который, будучи бездетным, в благодарность за услуги раба завещал ему свое состояние. Для тех, кто отвык от чтения, можно рекомендовать фильм Ф. Феллини, который так и называется «Сатирикон». Толчком к его созданию послужила режиссеру «сладкая жизнь» современных ему уже не либертинов, но либертарианцев.

Римская цивилизация в том своем состоянии, которое отразилось в «Сатириконе», в конце концов обнаружила свою нежизнеспособность, свою обреченность – по причине простой и очевидной: кому была охота защищать с оружием в руках, рискуя жизнью, благоденствие оскотинившихся Тримальхионов. Спасла Рим его радикальная трансформация – принятие императором Константином, а вслед за ним, хотя и не сразу, и всей империей Благой Вести о Христе и спасении мира Его крестной смертью. Ныне же пропагандисты постхристианского «атлантического сообщества» предлагают миру «транзицию» в обратном направлении.

В своем интервью апологет, если угодно, постхристианской Европы пророчествует, называя сроки с точностью до года: «России грозит нищета и очень широкий системный экономический кризис, что, естественно… вызывает социальные беспорядки… Так что перспективы 2015 года мне представляются очень мрачными. Конечно, я не пророк, я ничего не могу говорить о том, в какой форме это произойдет. Но, безусловно, в нынешнем своем положении Россия долго существовать не сможет, этот год, 2015-й, в нынешнем положении не переживет», – иными словами, снова, как и 100 лет назад, «в терновом венце революций грядет шестнадцатый год». Но не будем пугаться. Поживем – увидим, скорее все-таки – не увидим, не «грядет». Это пустые и тщетные ожидания, когда желаемое выдается за непременно сбывающееся.

А вот, подражая провидцу, по скромности не желающему величать себя пророком, хотя и не пытаясь при этом сравниться с его даром, достойным Кассандры, не претендуя на хронологическую определенность и опираясь лишь на очевидные доводы, можно предположить другое – что нет шансов на долгое и безмятежное существование западной цивилизации в ее постхристианском, постмодернистском виде, потому что в случае чего многим ли захочется защищать ценой собственной крови судей, бросающих людей в тюрьмы за одно только напоминание о последствиях греховной жизни ссылкой на слова апостола. Трудно сказать, чем кончится эксперимент с устроением общества, в котором утрачен дар различения добра и зла, в котором христианские и постхристианские ценности ставятся в один ряд, через равнодушную запятую, как одинаково привлекательные для нас магниты: повторным крещением Запада, у которого ныне отбивают память о его христианских истоках, его действительным закатом, в свое время предсказанным проницательным мыслителем О. Шпенглером (причем в подлиннике его книга называется более корректно, чем получилось в переводе: «Der Untergang des Abendlandes» – «Закат Запада»), вытеснением его другой цивилизацией, не утратившей смыслов и веры, либо регенерацией опытов строителей Валхалы из «Аненербе» – знать этого нам не дано. В любом случае у Господа Свои и непостижимые для нас планы: «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои, говорит Господь. Но, как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших» (Ис. 55: 8–9).