|
|
||||||
Протоиерей Сергий Правдолюбов. Я был иподиаконом великого святителя3 мая, день 25-летия кончины Святейшего Патриарха Пимена. О времени, проведенным рядом с ним, вспоминает протоиерей Сергий Правдолюбов, бывший иподиаконом Патриарха в 1974-1978 годах. Третьего мая 2015 года исполняется 25 лет со дня кончины Святейшего Патриарха Пимена. О нём вспоминают те, кто служил с ним, был иподиаконом, получил от него рукоположение. Хочу и я вспомнить немного, чтобы почтить память Великого Господина и Отца.
У него был довольно суровый, замкнутый характер. К иподиаконам – строгий и взыскательный, но не деспотический. Понимал простые человеческие чувства. Очень не любил фотографирование во время службы. Но во время хиротонии в диакона или священника терпел съёмку безропотно, понимая, что это на всю жизнь фотографируется для семейного альбома.
На одной из первых служб после диаконской хиротонии я на пении «Херувимской песни», стоя у жертвенника и еще не умея пользоваться орарём, вывалил весь горящий уголь из кадила на сапог Святейшему. Патриарх даже глазом не моргнул, продолжая молитвенно вынимать частицы, и ни слова не сказал, ни в самый момент, ни позже.
Служил он всегда сосредоточенно, в полноте молитвенного общения с Богом. Я слышал, как в Патриаршем Богоявленском соборе Патриарх Пимен пел в Великом Посту соло «Да исправится молитва моя», прекрасную обиходную мелодию. Пел сдержанно и строго, и сам же кадил, стоя перед престолом.
Однажды диаконы промедлили в алтаре, и произошла задержка после третьей песни канона на всенощной. А Патриарх стоял в центре собора на кафедре и помазывал народ. И не дожидаясь диакона, Патриарх совершенно обыденным «диаконским» голосом начал ектенью вместо диакона: «Паки и паки, миром Господу помолимся…» А мог бы разгромить всех и выговорить духовенству за пренебрежение к службе.
Он рукоположил меня в сан диакона, а во священника не смог по немощи, это был уже 1989 год, рукополагал викарий. Через полгода Патриарх умер.
Патриарх Пимен прекрасно читал Великий канон святого Андрея Критского. Я всегда вспоминал своего отца, когда стоял в алтаре Собора и слушал чтение Патриарха: отец тоже прекрасно читал. В среду первой седмицы В. Поста 1978 года мне как-то особенно запала в душу красота Великого канона и, конечно, звучное, смиренное и осознанное чтение Патриарха.
Мне захотелось понять – в чем красота текста святого Андрея Критского. И целых 10 лет я с упоением только этим и занимался и в 1989 г. защитил диссертацию, став магистром богословия ещё «доболонской» Духовной Академии. Этим я обязан отцу и Патриарху.
И ещё я обязан отцу и Патриарху ощущением удивительного единства Церкви, которое я осознал и прочувствовал во время Пасхального Крестного хода. Я шел с дикирием в руке слева от Патриарха в ограде Патриаршего Богоявленского собора.
Перед входом в собор ветерок задул две свечи на трикирии Патриарха. Я наклонил свой дикирий и стал зажигать свечи Патриарха. Само движение моей руки, «память жеста» мгновенно вызвала воспоминание такого же движения на крестном ходе в нашем сельском храме на Пасху, когда так же погасла свеча трикирия моего отца от ветерка при входе в храм много лет назад.
И я тут же подумал о древнем Великом Новгороде. Там так же мог дуть ветерок и гасить свечи новгородского Архиепископа. И какой-то древнерусский отрок так же зажигал трикирий святителя, как я своему отцу и потом Патриарху. Ощущение единства Церкви и радость от этого буквально пронизала меня тогда. Помню этот момент всю жизнь.
В 1975 году Патриарх Пимен к празднику Пасхи награждал своих иподиаконов. Самым младшим были подарены фотографии с патриаршим автографом. Сподобился этого и я. Глядя на нее, я и начал свои воспоминания.
Еще несколько фрагментов воспоминаний:
«Лисицу сыр пленил»
Около половины года с осени 1974-го я был штатным псаломщиком Патриаршего Богоявленского собора и одновременно иподиаконом. Как-то раз я читал часы перед Литургией и по детской привычке прочел неправильно одно слово в Воскресном тропаре 6 гласа: «плЕнил еси ад, не искусився от него». Это случилось потому, что я с детства постоянно слышал пение этого тропаря в исполнении нашего правого хора в селе Маккавееве именно с таким ударением.
Когда я вошел в алтарь, Святейший Патриарх сказал мне: «Надо читать с правильным ударением, Сергей, Вы разве не помните, что «лисицу сыр пленИл»?». Я попросил прощения и обещал впредь употреблять правильное ударение.
Неумелая формулировка
По старой традиции, если иподиакон собирается жениться, он должен обязательно испросить благословения у своего архиерея на это важнейшее событие в своей жизни. Подошел и я просить благословения на брак.
– Ваше Святейшество, я собираюсь жениться, благословите меня на это.
Святейший сказал:
– Бог благословит.
И замолчал. Но мне так хотелось, чтобы он благословил меня не только словесно, но и благословляющим крестным знамением и с произнесением таинственного и великого Имени Божия, ибо благословение Патриарха это не просто так – оно имеет колоссальную духовную силу и может горы переставлять, потому что он – Ангел Русской Церкви, в с е й Русской Церкви.
И я сказал:
– Ваше Святейшество! Я благодарю Вас, но мне очень хочется, чтобы Вы благословили меня рукой.
Патриарх сказал:
– Отец Антоний, подойди ко мне!
Иеродиакон Антоний подошел.
– Принеси мне мой чемоданчик.
Отец Антоний принес совсем небольшую сумку-чемоданчик какого-то старого покроя и встал перед Патриархом, держа чемоданчик в руках в горизонтальном положении. Патриарх открыл верхнюю крышку, «покопался» немножко, отослал отца Антония и сказал мне:
– Вот, возьми. Это тебе на свадьбу.
И сунул мне какие-то бумажки в руку. Я поблагодарил и отошел восвояси. Никакого торжественного осенения рукой и возвышенного благословения я не дождался. Всё было сверх-просто.
Потихоньку раскрыв руку, я ахнул. В руке лежали пять сторублевых бумажек – это умопомрачаемая сумма. Большая часть всей свадьбы вместе со всеми гостями и со всевозможными покупками была устроена именно на эти деньги. А на сэкономленные средства я купил пишущую машинку «Эрика», на которой сам собственноручно печатал 10 лет свою магистерскую диссертацию о святителе Андрее Критском.
Вот так, без лишнего пафоса Патриарх не только благословил, но и обеспечил наше семейное торжество и способствовал написанию работы о Великом каноне в нашей новой домашней церкви.
«Нет ничего тайного, что не открылось бы…»
Отец говорил, что быть долгое время иподиаконом – неполезно, увеличивается самомнение, ощущение своей значимости, даже походка меняется и становится похожей на архиерейскую. Лучше послужить года два и идти на приход, подальше от начальства.
Я это помнил и старался не привыкать к иподиаконству и всегда осознавать свою отдаленность от великих мира сего.
Как-то раз в один из самых больших праздников в Троице-Сергиевой Лавре, Сергиев день, 18 июля, мы не только участвовали в богослужении, но и помогали организовать праздничный прием, на который собирались весьма значимые гости и приезжие иностранные святители. Иподиаконы разносили блюда, наполняли опустевшие рюмки и фужеры для воды.
Тут-то я и приметил, что о. Антоний наливает Патриарху водку из особой, «патриаршей» бутылки, и потом как-то отдельно её прячет. Бутылка была красивая, «Столичная», с иностранной надписью – на экспорт. А у меня в этот день как раз были именины, и я подумал: «Всё равно кто-то будет допивать эту бутылку, не патриарх. А у меня – именины, а я, сельский отрок, никогда не сподоблюсь попробовать патриаршей водки. Раз в жизни можно решиться на это неблагочестивое дело: взять, да и «приватизировать» эту святыню ради дня ангела…»
Так и получилось. Приём кончился, все встали, помолились и стали расходиться. Мы помогли отнести всю посуду на мойку, сами сели немного перекусить, потом попрощались друг с другом, и я смог тихо и незаметно осуществить свой грешный замысел и приватизировать вожделенный продукт.
Уже в Москве, дома, я торжественно объявил своей жене:
– У нас сегодня особый день. Мы попробуем не просто водку из Троице-Сергиевой Лавры, а «патриаршую водку», из этой бутылки пил сам Святейший Патриарх, ему особо наливал о. Антоний. Я решился на этот грех ради того, чтобы хоть раз в жизни попробовать ту самую водку, которую пил Патриарх.
Мы всё приготовили, налили водку в рюмки, я сказал краткое прочувствованное слово, и…
Эффект был совершенно неожиданный! Кажется, у меня вырвались слова: «Это чудо!». Мы налили ещё раз, попробовали ещё… Я не верил своим ощущениям.
Это была чистейшая вода без всяких градусов! И только позднее я понял и узнал, что уже много лет о. Антоний так тщательно наливает Патриарху именно такую жидкость из специально отмеченной для себя бутылки, чтобы случайно не налить воду какому-нибудь очень важному гостю.
Вот так тайно держится аскетизм и подвижничество; вот так просто может ошибиться журналист или газетчик, описывая то, что он сам лично своими глазами видел; вот так незаметно хранится молитва и Православие.
Этот урок я запомнил, конечно, на всю жизнь. И я позднее не раз обращался к этому патриаршему приему в тех случаях, когда меня назойливо и неотступно угощали и требовали участвовать в праздновании. Тогда я доставал «патриаршую» бутылку, такую же, как на столе, но наполненную «патриаршим» содержанием, и все были довольны. Особенно я.
Александрийская овца
В далекой уже теперь юности было много интересных случаев в студенческой и иподиаконской жизни. О некоторых хочется вспомнить.
В Москву приехал Святейший и Блаженнейший Папа и Патриарх Александрийский Николай VI, Судия Вселенной. Это еще не весь титул я упомянул. Семинаристам особенно нравилось почему-то «судейство» в титуле, но эти два слова имеют очень древнее происхождение.
Встреча была торжественнейшая. Второй паре иподиаконов, о. Сергию Соколову (ныне покойному уже епископу Новосибирскому) и мне поручили облачить посреди храма Вселенского патриарха. Соответственно, первый иподиакон отвечал за пуговицы, омофор и панагии, т. е. лицевую сторону патриарха, а я – за «тыл». Перед службой меня проинструктировали, что палица в Александрии надевается не через плечо, а подвязывается за специальную петельку, а остальное всё вроде как и у нас.
Хор поет, читаются входные молитвы, патриарх поднимается на кафедру, начинается облачение. Все проходит чин чином, ошибок нет.
И вот в самом конце, когда все сложные пуговицы омофора были уже застегнуты, я посмотрел и увидел, что омофор как-то странно, не по-русски лежит прямо на шее патриарха, а не вертикально и торжественно возвышается, как у всех наших архиереев. Я решил, что это мой недосмотр, и тихонько, осторожно потянул его к себе и расположил на русский манер. Патриарх так же тихонько потянул его обратно к себе на выю.
Моей рязанской сообразительности не хватило понять всю значимость обратного движения омофора александрийского святителя. И я снова возвратил омофор на прежнее место, потянув в свою сторону. Патриарх опять, уже сердито и решительно, повторил прежнее движение. И в этот раз я не внял всей опасности грозного Судии Вселенной.
Увидев приближающегося протоиерея с подносом в руках и тремя панагиями, я подумал, что цепочки-то надо под омофор расположить, как у нас принято, а он мешает, лежит на шее. И когда я в третий раз потянул за омофор александрийского патриарха, он резко повернулся ко мне боком и по-гречески с гневом и раздражением, энергично и сердито высказал мне всё свое возмущение.
Я испугался, попросил прощения, и только когда увидел, что цепочки от панагий отец Сергий Соколов укладывает поверх омофора, а тот твердо и незыблемо покоится на святительской вые, — сообразил, что такова древняя александрийская символика с глубочайшим смыслом, просто меня никто не предупредил.
Омофор должен лежать на шее, ибо он символизирует заблудшую овцу, которую Добрый Пастырь — Христос – берет на плечи и несет к своему дому, чтобы излечить ее и здоровой вернуть в стадо. На рамо восприим, ко Отцу принесе. Так же и Александрийский Патриарх, по примеру Спасителя, берет на свои плечи и прижимает цепочками от панагий символическую александрийскую овцу к своей святительской шее.
А я, рязанский «пришлец» к московским святыням, совершал вопиющее святотатство: стаскивал с плечей Судии Вселенной эту самую овцу, тем самым публично пытался лишить его патриаршего и святительского достоинства посреде русския земли! Надеюсь, что патриарх не отлучил меня от полноты александрийского Православия, понял мою недогадливость и просто сильно поругал.
Может быть, все это случилось от моего лукавого превозношения, которое невольно я испытал накануне, во время всенощного бдения.
Сопровождающий Александрийского патриарха переводчик, профессор греческого языка Московской Духовной Академии, магистр богословия (ныне доктор богословия) и специалист по Древним Восточным Церквам, Борис Александрович Нелюбов (кстати, смиреннейший и добрейший человек), подозвал меня во время шестопсалмия и сказал:
— Отец Сергий, выручи, пожалуйста, я уж не буду выходить посреди храма в своем костюме, а наверняка Патриарху предложат прочесть Евангелие. Он просто не поймет, в каком месте службы находится. Надо ему подсказать по-гречески: «От Марка святаго Евангелия чтение». И необязательно говорить всю фразу, достаточно сказать начало: «Эк ту ката Марку…», дальше он сам скажет.
Я запомнил фразу и пообещал не забыть и подсказать.
Вышли на «Хвалите», пропели все что положено, диакон произнес прокимен, наш Патриарх сказал: «Мир всем». Наступила та самая минута, когда все случилось так, как предвидел Борис Александрович. И вот в полной тишине и молчании, после небольшой паузы, я, рязанский пришелец, совершенно непринужденно вполголоса произношу как нечто само собой разумеющееся:
— «Эк ту ката Марку…»
И грозный Александрийский патриарх, сразу соориентировавшись, повторил за мной всю фразу и начал читать Евангелие.
Патриарх Пимен буквально пронзил меня взглядом, словно говоря: «Откуду сие? Из Рязани может ли быть что доброе?» Все иподиаконы-студенты беззвучно охнули: «Во, даёт отец Сергий, оказывается он запросто по-гречески может!» И прославился я в фараоне, и во всех колесницех и конницех его, в тристатах и прочей твари… И никто не усумнился и не подумал, что здесь простая подсказка.
А Борис Александрович, когда мы вернулись в алтарь, всё понял, улыбнулся и не стал публично разрушать тот кумир, который был воздвигнут за три секунды в тишине посреди Патриаршего Богоявленского собора.
Кот в соборе
Шла обычная всенощная под Воскресенье. Пропели «Хвалите», Святейший прочел Евангелие. Мы подошли к помазанию и ушли в алтарь. У самой стены в южной части алтаря за фанерной перегородкой было укромное место, где можно было незаметно посидеть, пока не было близко начальства, и два батюшки пошли туда, надеясь побыть в молчании и созерцании. Спокойно зашли и вдруг быстро выскочили обратно. Что случилось?
Какой-то бездомный кот, умудрившийся вырасти до взрослого состояния и остаться диким, забрел днем в священническое убежище отдохнуть, посидел там, а потом побоялся выйти, когда началась служба. Он-то и зашипел угрожающим рысьим шипом на соборных протоиереев. Они испугались, потом стали рассматривать, кто же там так страшно шипит. Кот был большого размера, коричнево-рыжий и, видать, свирепый.
Отец архимандрит Трифон сказал:
— Зовите отца Сергия, он вырос в деревне, пусть попробует его выгнать отсюда.
А я никогда в детстве не отличался любовью к ловле котов и никогда не имел желания подражать лермонтовскому Мцыри в его поединке. Но слово архимандрита надо выполнять.
Нашел какую-то тряпку потолще, подошел как можно ближе – и, надо заметить, в стихаре, не догадался даже его снять, – совершил бросок и хотел схватить зверя за спину. Кот разгадал мой маневр и в тот же самый миг резко прыгнул вперед мне под ноги. В моих руках оказался только хвост, и кот начал яростно освобождаться. Рядом стояли отец архимандрит Трифон, отец архидиакон Стефан и отец иподиакон, а может, тогда уже иеродиакон Агафодор, нынешний наместник Донского монастыря.
Я предупредил:
— Помогайте! Кот вырывается! Он сейчас уйдет!
Никто не среагировал и ближе не подошел. Боялись.
Наконец кот вырвался, быстро и энергично начал пересекать пространство правой стороны алтаря, собираясь выскочить в южную боковую дверь. Выбранный маршрут кота проходил прямо под ногами о. Трифона, и тот вдруг сделал какой-то совершенно неестественный книксен, думая, что кот, накрытый архимандричьей рясой, потеряет направление, устрашится монашеской темноты, и мы его снова поймаем.
Не тут-то было. Кот нисколько не был смущен ни темнотой, ни рясой Его Высокопреподобия и, выскользнув, с прежней скоростью бежал по намеченному пути.
В это время началась ектения по третьей песни канона. И все бы обошлось, если бы не громадное зеркало, которое было встроено в дверцу шкафа для облачений. Оно было так чисто, так аккуратно протерто чьей-то заботливой тряпочкой, что кот, увидев отражение приоткрытой двери в зеркале, бросился в эту щель, чтобы выбежать из алтаря.
Раздался глухой стук – это кот врезался головой в зеркало. Его буквально отбросило метра на полтора назад. Кот понял, что отсюда, через, так сказать, боковую дверь, ему не уйти, и побежал к Царским вратам главного алтаря. В это время завершалась ектения и о. Николай Воробьев, ключарь Патриаршего собора, заканчивал говорить возглас по третьей песне канона. По уставу полагается повернуться в конце возгласа и поклониться Святейшему Патриарху, который в это время помазывал народ. Во время помазания Патриарх не глядел в сторону Царских врат. Но на возглас священника он как раз должен был поднять глаза и благословить его, как полагается по уставу.
Все совпало до секунды! Поклон священника, поднятый взор Патриарха и кот, пулей выскакивающий из Царских врат как раз в это мгновение.
Отцы впали в отчаяние и стали нещадно обвинять меня:
— Ну, конечно, это все из-за тебя, это ты виноват, звероловец несчастный. Сейчас Патриарх будет в таком гневе, что достанется всем! Что делать?
— Надо упредить Святейшего, и как только он войдет в алтарь, сразу же просить у него прощения, он и смягчится,— сказал о. Агафодор.
— Кто ловил, тот пусть и кается,— отрезал о. Архидиакон.
Отец Николай был печален и задумчив, он чувствовал, что гнева не избежать, а ему всегда больше всех попадало.
Я сказал:
— Отцы, не унывайте. Я с детства научен каяться, мне не составит труда взять весь гнев на себя, — выдержу. Как только Святейший войдет в алтарь, я к нему и подойду, вы не беспокойтесь.
Но, о достойное удивления смирение отца-ключаря! Он опередил меня. Я только подошел к Святейшему, а о. Николай уже сам начал говорить:
— Ваше Святейшество, простите! Это мы виноваты с этим диким котом. Никак не могли поймать, вот он и выбежал прямо на возглас.
Святейший, пребывая в умиротворенном состоянии духа, ничуть не разгневался. Он просто сказал:
— Это ничего. Кот — не собака, ему можно. Вот у моего предшественника, Патриарха Алексия, был случай. В какой-то большой праздник отворяются Царские врата, а откуда-то сбоку вдруг выходит красивый откормленный кот, хвост трубой, и медленно и торжественно шествует впереди Патриарха на литию.
Кота отловили, принесли к Святейшему, посадили на стул, и Святейший совершенно серьезно обратился к коту: «Кот, а кот! Что же ты Устава не знаешь?! Разве можно выходить на литию впереди Патриарха? Ты должен выходить позади всех, после протоиереев и иереев. Чтобы этого больше не повторялось». Все вокруг смеялись, но так и не поняли, усвоил кот урок литургики или нет.
Тем и закончилось это маленькое событие. Но не меньше дикого кота мне запомнилось самоотверженное смирение соборного отца-ключаря, доброго отца Николая.
На колокольне Патриаршего собора
Было время, когда не звонил даже Патриарший Богоявленский собор. Штатный звонарь имелся, но очень часто пропускал службы и колокола молчали. Не было звона даже к приезду Патриарха. И это в 1974—1978 гг., когда все-таки можно было звонить, если иметь желание.
Почти три года обязанности звонаря исполнял я: совершенно бесплатно поднимался на колокольню и звонил в большой колокол. А кто-то из добровольцев, лучше меня знающих искусство колокольного звона, звонил в полиелейный колокол и в другие мелкие колокола. Трезвон был не самого хорошего качества, но был.
Большая черная машина Патриарха поворачивала с Разгуляя к собору, водитель мигал желтыми фарами, и мы начинали трезвон. Очень сильное ощущение, когда звуки проходят сквозь тебя, и разные части организма внутри по-разному резонируют звуковым волнам разных колоколов.
Однажды, когда не пришел звонарь-полифонист, за колокола для трезвона встал я. Получилось плохо.
Патриарх спросил:
— Кто это там так безобразно звонит?
Иподиаконы с готовностью ответили:
— Это отец Сергий, Ваше Святейшество.
Патриарх сразу почему-то успокоился.
Позднее я заметил, что если случалось что-то скандальное или плохое, то, если сказать, что это о. Сергий сделал или распорядился, все сразу успокаивались. И я даже советовал тем, у кого что-нибудь не выходило, сваливать все на меня, и, действительно, все проходило и успокаивалось.
За три года я убедился, что колокол очень тонкий и чуткий инструмент. Его звук меняется в зависимости от погоды, атмосферного давления, настроения звонаря, отсутствия или присутствия молитвы при звоне, и прочего. У меня, когда я в музыкальной школе учился играть на скрипке, всегда плохо со звуком было, не было в нем мощной глубины и силы. С колоколом получилось то же самое. И вот, когда на колокольню поднялся один известный пианист, взялся за веревку и ударил: я был поражен тем, как у него хорошо получается звук и как не получался у меня. Что рояль, что скрипка, что колокол — какая-то есть особая природа звука, из души, что ли…
А однажды мы с братом, о. Феодором, чуть не разбили соборный колокол. Была дождливая погода, сыро. По краю колокола висели дождевые капли как бусинки. Звук был совсем глухой, водяная оболочка мешала. Я этого не понял, стал добиваться громкого отчетливого звука. Удары были такими сильными, что колокол можно было разбить. Понял я это значительно позже. Слава Богу, Он нас избавил от такого страшного греха — разбить старинный прекрасный колокол…
Автограф епископа Пимена, будущего Патриарха
Много лет спустя, когда уже выросли мои дети, один из их однокурсников по Свято-Тихоновскому Богословскому институту на каком-то аукционе купил подлинное письмо будущего Патриарха Пимена и просил передать его мне: он знал, что я был его иподиаконом. Мне думается, что наступило время собирать отовсюду всё, что связано с Историей Русской Церкви ХХ века, с историей Патриархов скорбного времени. Особенно мало сохранилось свидетельств о Патриархе Пимене.
Письмо написано вскоре после хиротонии архимандрита Пимена во епископа Балтского, викария Одесской епархии. Письмо неофициальное, написанное, точнее, напечатанное на пишущей машинке самим автором. Адресат мною не найден. Конверт не сохранился. Публикуется впервые. Пусть текст говорит сам за себя. Благодарю не известного мне жертвователя за этот подарок.
Последний Патриарх в сапогах
Так говорили про Патриарха с некоторой долей иронии. Но Святейший Патриарх Алексий I тоже носил сапоги. Опытные батюшки говорят, что нога в сапоге не распухает и не отекает, а голенище дает возможность полам подрясника легко скользить и не мешать движению.
И опять доля иронии появлялась на лицах в дни именин Патриарха, когда после службы рядом с его креслом вставал о. Антоний с большим холщовым мешком в руках. Архиереи и батюшки-протоиереи поздравляли своего Великого Господина и Отца очень простым способом – они подносили просфоры, вынутые за его здравие. Причем, размер просфоры свидетельствовал о мере любви и уважения к Патриарху: чем больше просфора – тем больше любовь. Потом эти «патриаршие просфоры» развозились по монастырям и монашки подолгу ели их натощак с радостью и благодарностью.
Теперь это вспоминается так, будто было в глубокой древности и вычитано из какого-то ветхого патерика.
Слова благодарности
После кончины Святейшего Патриарха Пимена, на память о нём, о. Николай Соколов раздал бывшим иподиаконам некоторые его вещи-реликвии. Мне достался поясок Патриарха с надписью на зеленом бархате: «Преподобне отче наш Пимене, моли Бога о нас». Я помню Патриарха на службе с этим пояском. Земно кланяюсь и благодарю Святейшего Патриарха за все его благодеяния, за рукоположение в диакона и священника.
Только недавно я узнал из публикации Дмитрия Сафонова о его многолетнем исповедническом подвиге. Если бы знать раньше… мое почитание усилилось бы многократно. Благодарю Бога за то, что сподобил меня быть иподиаконом этого Святителя.
Знания о подвиге иеромонаха Пимена тогда не было, а какая-то интуиция была. Понимая всю быстротечность проходящего времени, я стал собирать масло от всех литий, которое освящал Патриарх на праздничных Всенощных бдениях, и собирал масло от всех главных святынь того храма, куда приезжал он служить.
Так и хранится у меня дома этот сосуд с благословенным елеем и елеем из лампад всех московских святынь за целый год служения Патриарха. В любой праздник можно открыть бутылочку и помазаться елеем, освященным в этот день дорогим для меня Великим Господином и Отцом.
Молись о нас, твоих иподиаконах, святителю Отче Пимене!
***
С благодарной памятью о том, что Святейший Патриарх Пимен сам любил стихи и писал их, мы помещаем здесь дружеские и, конечно, непрофессиональные стихи, посвященные иподиаконам.
Поздравления патриаршим иподиаконам
к Рождеству Христову 1981 г.
«Однажды, сидючи в санях, –
писал Владимир Мономах, –
Помыслил я в душе своей,
Что Бог меня до этих дней
Так дивно, грешного, хранил
Средь многих бед, средь темных сил».
Нам нынче, едучи в метро,
(В час пик, чуть не сломав ребро),
Полезно тоже вспоминать
Господню милость, благодать
И благостыню прежних лет,
– Такой нам князь дает совет.
И вспомнил я, отцы мои,
Соборных служб святые дни,
И иподьяконства чреду.
Как много-много раз в году
Мы собирались в наш собор.
Идешь, а на крылечке сор
Мать Вера веником сметает,
Дорожку стелет, поправляет…
Протопресвитер наш идет,
В соборе чуть шумит народ.
И хлопоты приготовленья,
И незаметное волненье.
Готово всё. Машины шум.
И двери настежь. Полный дум,
Вошел Святейший. Тишина.
И солнца лучик из окна…
А Павлик? Где он? Не проспал?
– Сегодня нет, не опоздал.
Антоний, наш анахорет,
Всех подвизающихся цвет,
Легко, изящно держит путь
– Куда? О, дайте-ка взглянуть, –
Ну да, к Святейшему. Один
Беседовать он может с ним.
Стал облачаться Патриарх.
Пред ним, волнуясь, Аристарх,
Дыханье затаив, стоит,
Его рука чуть-чуть дрожит.
Геннадий, первый посошник,
Подъемлет жезл. И его лик
Торжествен. (Кажется слегка –
Под ним не пол, а облака).
Чувикин, чуть взглянув окрест,
Выносит патриарший Крест.
Стоит спокоен, недвижим,
Дерзнет ли кто сравниться с ним?
А Сергий* там всё где-то ходит, *Разумеется, Соколов.
Порядок тщательно наводит,
Всех иподьяконов сбирает,
Ругает, учит, наставляет,
Показывает, что нести,
Куда, кому за кем идти.
Хранитель кукуля, мудрец,
Российских «книжников» отец,
Шишигин плавно выступает,
Начало службы возвещает.
Давно замолк уже трезвон.
Второй пропели антифон.
Блаженны хор вверху поет
Созвучием благочестивых нот…
Вот время наступило Входа,
И, к изумлению народа,
Разверзлась дверь. Народ затих.
И наступает чудный миг,
Когда парчой, как жар, горя,
Все тридцать три богатыря,
(– Они красавцы молодые,
Всё великаны удалые),
Идут на Вход. Их взгляд суров.
И с ними Сергий Соколов.
Потом все двинулись в алтарь.
Певцы поют дневной тропарь.
Поём и мы. – Хороший строй.
Под Филаретовской рукой
Чудесно голоса слились
И в купол улетели, ввысь.
А дальше? – Что там вспоминать!..
Отцы, возможно ль описать
Моею грешною рукой,
Как иподьяконы собой
Богослуженье украшают,
Молиться людям помогают!
Отцы! Совсем я не о том
Хотел сказать вам – о другом:
Вот наступает Рождество,
Повсюду будет торжество,
Друг друга будут поздравлять,
Здоровья, счастия желать.
И я поздравить вас хотел,
Писал, писал, но не успел
Открытку каждому послать, –
Решил всем вместе написать.
– Отцы, приветствие примите,
И, ради Бога, не судите.
Пошли вам Бог, отцы мои,
Благие лета, многи дни,
Исполнены благословенья,
Молитвы, кротости, смиренья
В несеньи жизненных крестов,
На рясу – новых орденов,
И всем, что каждому подстать:
Желаю в свое время стать
Архимандритом, протыреем,
Тому, кто хочет – архиреем,
Кто как трудиться восхотел,
Пусть Бог пошлет ему удел.
А нас, приходских, вспоминайте,
Уж потрудитесь, поминайте
В молитвах выспренних своих,
Ведь мы надеемся на них.
Николо-Хамовнического храма г. Москвы,
диакон Сергий ПРАВДОЛЮБОВ,
(ныне протоиерей).
Образование и Православие / Православие и мир |
||||||
|
|
Всего голосов: 2 | |||||
| Версия для печати | Просмотров: 2936 | |||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
