Елена Зелинская. Сердечная недостаточность

Одна моя знакомая бабушка, ныне покойная, приняв душ, писала себе записку: голову помыла… На Прядильной жила.

У каждого своя болевая зона. Самое чувствительное место у меня в душе занимают ленинградские-петербургские старушки. Правда, у меня все внутри трясется, когда их обижают. Самое дорогое для меня — мама. Я сразу ее представляю. Представляю, как она лишний раз выйти на улицу боится, чтобы кто-то в спешке не толкнул. Как она всегда уступает всем дорогу, терпеливо, словно отступая от бега жизни. Как она не любит говорить по телефону «с инстанциями», привыкла, что будут торопить и кричать.

А самая моя любовь и гордость — это флот. У меня отец подводник, и я все детство и юность среди моряков провела.

Вот тут в меня и попали. По каждой болевой точке в отдельности.

Не могу успокоиться про эту несчастную женщину. Для меня скажи: блокадницы, — и перекрывает горло. Я жизнь положу, чтобы моя мама, перенесшая блокаду, не знала ни в чем отказа. Мамины подруги, родные, соседи, — вся ленинградская-петербургская жизнь так устроена, что ты не можешь перенести, когда обижают блокадника.

А ведь эта старушка и девочкой в войну голодала, и в послевоенные годы недоедала, в очередях отстояла, на карточках сколько насиделась. Как так получилось, что она сегодня вынуждена еду красть?

Прочитала пару текстов редкого негодяйства по содержанию. Общий смысл — а представьте себя на месте владельца! Одна старушка — 3 пачки масла, а десять старушек — рупь. И вобще, вы тут по диванам сидите, жалеете убогих, а приведись кому в магазине такую встретить, — ни в жисть бы ни копейки не отдали!

Хорошо, конечно, что черствых и душевно тупых меньше, чем тех, кто не потерял человеческий облик. Но специально для них, для черствых, отвечу: большинство людей, которые переживают о несчастном человеке, не находясь непосредственно рядом с ним, и оказавшись рядом — помогут.
Но вы, нехорошие люди, которые не видят горя в том, что случилось с пожилым человеком, вы только одними своими бесчувственными словами загрязняете атмосферу, а уж на деле — страшно подумать, что от вас хоть на минуту может оказаться зависим тот, кто слаб.

Сердечная недостаточность — это диагноз вам.

Пенсия у блокадников не роскошная, но вполне приличная, очень много льгот по жилью, по транспорту, по лекарствам и медицине. Жить можно, особенно, если в семье и окружен заботой родных. Но случаи бывают разные. Я хорошо знаю престарелых блокадниц, ветеранов труда, — а кто из этих женщин, кому за 80, не является ветераном труда? — которые попали в зависимость к сыновьям — алкоголикам, или одиноки, или живут по-прежнему в коммуналках с недоброжелательными соседями. В каждом случае надо разбираться, обязательно надо, и для этого существуют социальные службы.

Раз уж стало модно говорить, на что идут наши налоги — что правильно — так вот я требую, чтобы мои налоги, которые я плачу регулярно, и моя доля природной ренты шли как раз на то, чтобы любая бабушка, с которой случилось что-то неприятное, немедленно получала помощь от социального работника.

Но особенно унизительно знать, что это произошло в Кронштаде, родном городе Балтийского флота. Что такое для Ленинграда моряк — защитник, гордость, особая любовь. Сколько историй, легенд, апокрифов сохранилось о том, как, оказавшись в блокадном городе, офицер, матрос, солдат отдавал свой скудный паек голодным горожанам.

Как же так получилось, что в Кронштадте, рядом с престарелой блокадницей, попавшей в беду, не оказалось ни одного мужчины в белой фуражке, с голубым гюйсом, который протянул бы ей надежную руку, который остановил бы этих сытых подонков, волочивших старуху в ментовку?
Сердечная недостаточность…