Архиепископ Челябинский Гавриил (Чепур) и его наследие (К 140-летию со дня рождения)

Сведений об этом архипастыре сохранилось немного. Дело в том, что большая часть его служения (с 1920 г.) прошла в эмиграции, где архипастырь находился в ведении Архиерейского Синода Русской Зарубежной Церкви. Архиепископ отошел ко Господу в 1933 году, в Югославии, где и должны были остаться его личное дело и переписка. Однако военные потрясения, перемещение Зарубежного Синода сначала в Германию, а затем в США привели к утрате многих документов и материалов. Поэтому документальных источников о жизни и служении архипастыря имеется немного. Например, дело архиепископа Гавриила, хранящееся в Архиве Архиерейского Синода РПЦЗ в Нью-Йорке, включает в себя лишь несколько его проповедей и не содержит никаких сведений о его жизни и служении. Недоступна и большая часть архива Сербской Православной Церкви, где могут оказаться ценные свидетельства о жизни этого архипастыря.

В эмиграции архиепископ Гавриил проживал в сербском монастыре Гргетег, не имел своей епархии и не прославился на церковно-административном поприще. В полемике с московской церковной властью архиепископ также не участвовал.

Несмотря на это, архипастыря знали и помнили многие. Это неудивительно – на всех, с кем сводила его судьба, он производил незабываемое впечатление. А потому интересные сведения о нем сохранили авторы мемуаров. Довольно объемные воспоминания об архипастыре оставил известный патролог архимандрит Киприан (Керн). В 1984 году в Монреале была издана и небольшая книга П.С. Лопухина «Беседы с епископом Гавриилом». В последние десятилетия появилась возможность исследовать делопроизводственные документы РПЦЗ и газетные публикации русского зарубежья. Всё это дает возможность прояснить этапы жизненного пути этого архиерея и оценить его заслуги перед Церковью.

Мальчик так полюбил церковные песнопения и богослужебные тексты, что тратил все свои карманные деньги на богослужебную литературу

Будущий архипастырь (в миру Григорий Маркелович Чепур) родился в Херсоне 19 декабря 1874 года^[1]. Он был сыном генерала, то есть, в отличие от большинства русских архиереев, не принадлежал к духовному сословию. Однако Григория с детства влекло не к светскому, а к церковному служению. Иерарх вспоминал, как в возрасте семи лет в Великий вторник он молился с матерью в одном из храмов Херсона. Мальчика поразили умилительные слова песнопений. Архипастырь рассказывал, что в тот момент он ощутил близость Бога, понял, какое сокровище заключает в себе православное церковное пение, иконопись, храмовая архитектура. Будущий иерарх настолько полюбил церковные песнопения и богослужебные тексты, что уже в детстве тратил карманные деньги на богослужебную литературу. Первой его книгой был «Служебник», постепенно он приобрел и другие книги. Богослужебные тексты стали его любимейшим чтением. Иерарх вспоминал, что именно по этим книгам он самостоятельно изучал догматику и нравственное богословие^[2].

Вместе с будущим профессором М.Н. Скабаллановичем пастырь стал вдохновителем знаменитой «идеальной всенощной»

По окончании гимназии Г. Чепур поступил в Киевскую духовную академию, хотя впоследствии любил вспоминать не учебу, а Киево-Печерскую лавру с ее богослужениями. Здесь в 1896 году Чепур был пострижен в монашество с именем Гавриил наместником лавры архимандритом Сергием (Лариным). В том же году будущий архиерей окончил академию с ученой степенью кандидата богословия за сочинение «Типикон Великой Константинопольской Церкви (Исторический очерк)». Увлечение отца Гавриила литургикой осталось на всю жизнь. Вместе с будущим профессором М.Н. Скабаллановичем пастырь стал вдохновителем знаменитой «идеальной всенощной», когда пастыри и студенты духовных школ провели богослужение, постаравшись исполнить все тонкости устава^[3].

По окончании академии отец Гавриил трудился на ниве духовного образования, был инспектором Могилевской духовной семинарии, ректором Полтавской и Вифанской духовных семинарий. Некоторое время он был синодальным ризничим в Москве. А в 1910 году архимандрит Гавриил был рукоположен во епископа Измаильского, второго викария Кишиневской епархии. Через год епископ Гавриил стал епископом Аккерманским, первым викарием Кишиневской епархии. В 1917–1918 годах архипастырь принял участие во Всероссийском Церковном Соборе. В отсутствие иерарха Бессарабия была присоединена к Румынии, а Румынская Церковь подчинила себе Кишиневскую епархию. Однако местные архиереи – архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (Грибановский), епископ Аккерманский Гавриил (Чепур) и епископ Измаильский Дионисий (Сосновский) – отказались признать неканоничные действия Румынской Церкви и были высланы из Бессарабии. Летом 1918 года Патриарх Тихон назначил владыку Гавриила епископом Челябинским и Троицким. Архипастырь попытался добраться до Челябинска, но в условиях гражданской войны это было невозможно. И епископ Гавриил остался на территории, контролируемой генералом А.И. Деникиным. Здесь на Ставропольском Соборе в мае 1919 года было создано Временное Высшее церковное управление (ВВЦУ), в задачу которого входило решение неотложных церковных вопросов. В работе Собора и организации ВВЦУ принял участие и епископ Гавриил^[4]. В конце 1919 – начале 1920 годов архипастырь временно состоял членом этого церковного управления^[5].

Но деятельность епископа Гавриила на юге России длилась недолго. В феврале 1920 года он навсегда покинул Россию и обосновался в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. – Югославия)^[6].

Интересные подробности о прибытии архипастыря в эмиграцию донес до нас П.С. Лопухин. Он вспоминал, что епископ Гавриил, прибыв на службу в одну из церквей, облачался не в середине храма, а в алтаре. Прихожан это удивило. И только потом стала известна причина: архиерей был так бедно одет, что стеснялся облачаться перед всеми^[7].

Постоянным местом пребывания иерарха стал монастырь Гргетег. При этом архипастырь преподавал в Хартковском женском институте и в русско-сербской женской гимназии в г. Великая Кикинда^[8]. До начала 1930-х годов он ездил в Белград, где выступал с лекциями^[9]. Вплоть до 1929 года архипастырь неукоснительно участвовал в заседаниях Архиерейского Синода РПЦЗ. Кроме того, епископ (а с 1930 г. архиепископ) Гавриил участвовал во всех Архиерейских Соборах РПЦЗ^[10].

Будучи членом Зарубежного Синода, архипастырь готовил заключения по различным богословским, каноническим и образовательным вопросам^[11].

Однако более всего в эмиграции были востребованы другие дарования епископа Гавриила.

Дело в том, что русские эмигранты, как правило, были недовольны сербским богослужением. Пение сербских хоров им казалось монотонным и даже «гнусавым». Поэтому они стремились повсюду основывать приходы со своим, русским, богослужением. Везде беженцы старались организовать хоры, которые, как правило, были замечательными. И очень важно, что сербы с большим удовольствием посещали русские службы^[12].

Епископ Гавриил один пропел всю службу праздника, да еще с разными особенными напевами и подобнами

Познания епископа Гавриила оказались востребованными. Архипастырь был уникальным знатоком богослужения. Его знание устава, богослужебных текстов и церковного пения были оценены еще на корабле, увозившем беженцев из Новороссийска. Именно здесь, посреди морских просторов, беженцы встречали праздник Сретенья. В трюме корабля было найдено подходящее место для богослужения, у некоторых священнослужителей оказались с собой антиминсы и сосуды. Но не было одного – книг. Посовещавшись, пастыри решили отслужить только Литургию – ее последование все знали наизусть. Всенощное бдение поначалу планировали отменить, так как песнопений праздника Сретенья вспомнить никто не мог. Но всенощная все-таки состоялась. Архимандрит Киприан (Керн) вспоминал: «Всех спас преосвященный Гавриил, который предложил провести всю службу без всяких книг и нот. И действительно, он один пропел всю службу праздника, да еще с разными особенными напевами и подобнами»^[13].

Неудивительно, что в эмиграции епископу Гавриилу неоднократно поручалось готовить отзывы на новые богослужебные тексты, молебные пения и т.п.^[14]

Но епископ Гавриил был не только знатоком устава, но и духовным композитором. Еще в России он написал множество композиций, хотел издать их, и тексты уже были сданы в печать. Изданию помешала революция, и судьба этих произведений в настоящее время неизвестна.

Владыка тут же записывал новую красивую и простую гармонизацию, затем вместе с хором быстро разучивал песнопение, которое и исполнялось на службе

Свои труды епископ продолжил за границей^[15]. По словам иеромонаха Филиппа (Гарднера), архипастырь обладал важным талантом – пониманием «аскетизма богослужения». Иеромонах с сожалением писал, что певчие в настоящее время перестали быть «ликами», как их называли раньше, а стали хорами, задача которых лишь красиво исполнить песнопение, не ощущая его духа, не задумываясь о его догматическом смысле и аскетической составляющей. Одна из особенностей композиций епископа Гавриила была как раз в правильно подобранном аскетическом тоне. Иерарху удалось собрать вокруг себя группу эмигрантской молодежи, которая составила ядро левого хора русского Троицкого храма в Белграде. Архипастырь обращал внимание на смысл церковного события и настаивал, что песнопения должны соответствовать общему настроению праздника. Епископ Гавриил не любил фальшивых вычурных песнопений, но при этом старался избегать и их шаблонного исполнения. Бывали такие случаи: иерарх перед службой узнавал, что планируется исполнить то или иное шаблонное песнопение, хотя для него имеется особый напев. Владыка тут же записывал новую красивую и простую гармонизацию, затем вместе с хором быстро разучивал песнопение, которое и исполнялось на службе. Только в эмиграции иерарх стал автором более 30 музыкальных композиций для смешанного и однородного хора. Иеромонах Филипп (Гарднер), собиравший музыкальное наследие архиепископа Гавриила, свидетельствовал, что ряд сочиненных владыкой композиций был утрачен^[16]. Возможно, в некоторых храмах и монастырях до сих пор используют композиции владыки Гавриила, не подозревая, кто является их автором.

Выше уже говорилось, что многие русские эмигранты не любили сербских песнопений. Безусловно, это было во многом связано с нежеланием понять их. Иначе отнесся к сербской певческой традиции епископ Гавриил. В отличие от многих эмигрантов он хорошо выучил сербский язык. Иерарх внимательно изучил местную певческую традицию и достиг в этом такого совершенства, что своими познаниями удивлял даже сербов^[17]. Более того, владыка Гавриил удачно гармонизировал сербские богослужебные мелодии, которые полюбились сербам^[18].

Архипастырь прославился и своими проповедями. Архимандрит Киприан писал, что проповеди иерарха были исключительны по красоте и поэтичности. Во время произнесения их он преображался. Его слушали, затаив дыхание. Однако архиепископ Гавриил никогда ничего не печатал, а потому многое из его наследия утрачено^[19]. Но архипастырь проповедовал и вне храма. П. Лопухин вспоминал, что архипастырь овладевал общим вниманием повсюду: «Огромная фигура в широкополой и странной какой-то шляпе с твердыми полями, немного согбенная на правый бок, с трудом передвигающаяся, была так оригинальна, так необычна, что вызывала удивление и всегда какое-то почтение и симпатию. Он отлично говорил по-сербски и охотно заговаривал с незнакомыми. В разговоре он всегда смотрел прямо в глаза с такой искренней любящей откровенностью, радушием и веселием, что все поддавались его настроению». Например, если он ехал в трамвае, то сразу же начинал разговор с пассажирами и становился центром всеобщего внимания^[20]. Простота, доступность и дружелюбность владыки помогли ему стяжать любовь. Архимандрит Киприан (Керн) вспоминал: «Его чтили и любили сербские архиереи, с которыми ему приходилось встречаться как в своем монастыре, так и в Карловцах и Белграде; его очень уважали и любили священники окрестных деревень и монахи соседних монастырей Фрушской Горы; нечего и говорить, что его особенно любили простые селяки»^[21].

Он обращал внимание на то, что понятия «страдание» и «несение креста» не являются синонимами

Современники вспоминали, что владыка Гавриил мог быстро и точно дать ответ на сложный богословский вопрос, ссылаясь на богослужебный текст^[22]. Любую молитву, любой тропарь архипастырь мог истолковать, осветить с неожиданной стороны, показать их глубину, выявить их аскетический смысл. Например, разъясняя песнопения Крестопоклонной недели, владыка Гавриил обращал внимание на то, что понятия «страдание» и «несение креста» не являются синонимами. Архипастырь говорил, что и грешники испытывают страдания от неудовлетворенных страстей. Разбойник, распятый слева от Спасителя, страдал вдвойне – и от боли, и от злобы. Но спасся другой разбойник, в котором помимо страданий горела любовь к Спасителю. «Это величайшее проявление любви, побеждающей страдания физические, – говорил архипастырь. – Когда какая-нибудь госпожа от суеты, раздражения, зависти и злобы изнемогает от усталости и говорит, что несет тяжелый крест, она совершенно права, но это крест не Христов, а разбойничий». Такие мысли, подобные жемчужинам, в речах архипастыря встречались повсюду. Он мог высказать блестящую мысль, поучение, сходное с поучением святоотеческим, как бы между делом, среди уличного шума и суеты^[23].

Иерарх обращал внимание на то, что мы живем среди множества богослужебных текстов и часто не видим, что они являются настоящими сокровищами богословской мысли. Архиепископ Гавриил учил вникать в богослужение, видеть его глубокий смысл. По словам архимандрита Киприана, архиепископ Гавриил стал одним из первопроходцев в создании литургического богословия. Действительно, тексты богослужений, как правило, составлялись святыми, среди которых были Иоанн Златоуст, Василий Великий, Феофан Исповедник, Иоанн Дамаскин, Симеон Солунский, Роман Сладкопевец, император Юстиниан и многие другие. Более того, богослужебные тексты освящены временем и традицией. Однако литургический подход к догматике в те годы казался непривычным^[24].

Архиепископ Гавриил обладал даром слез, часто плакал и во время богослужения, и во время произнесения проповеди. При этом архипастырь отличался очень веселым характером. «Трудно себе представить более приветливого, веселого и занимательного собеседника, необыкновенно остроумного, всегда готового добродушно пошутить, изобразить голос и интонации разных знакомых», – вспоминал о нем современник. Последние несколько лет своей жизни архиепископ тяжело болел, но не унывал^[25], старался участвовать во всех заседаниях Архиерейского Синода. В 1930 году тяжело больной иерарх был возведен в сан архиепископа^[26]. Архимандрит Киприан (Керн), встретивший архипастыря в декабре 1930 года, был поражен переменой в его внешнем облике: «Если бы мне сказали, что владыка Гавриил когда-нибудь похудеет, я бы счел это неудачной шуткой. Но вот в алтаре белградской нашей церкви я перед собой увидел кого-то, увидел и не поверил. Вместо непомерного по толщине привычного мне епископа Гавриила я вдруг встретил какого-то худого и совершенно больного на вид архиерея. Ряса висела на нем. Сам он был сгорбленный, какой-то скрюченный, с головою набок, с трясущимися руками. Голос, когда-то звонкий и высокий, стал теперь дребезжащим и слабым»^[27].

Последние месяцы перед смертью архипастырь провел в госпитале в г. Панчево, служил в больничной церкви и постоянно проповедовал. По словам врачей, архиепископ мог бы прожить дольше, но в феврале 1933 года он заболел гриппом, и ослабевший организм не смог сопротивляться болезни. В праздник Торжества Православия 1933 года архиепископ Гавриил присутствовал на Литургии и причастился Святых Таин. Однако архипастырь был уже очень слаб и не смог присутствовать на богослужении до конца. 10 марта 1933 года иерарх вызвал к себе телеграммой архимандрита Феодосия (Мельника) из Белграда. Когда тот прибыл, архиепископ Гавриил уже почти ничего не говорил. «Спасибо», – это было последнее слово, сказанное архиепископом. Последние несколько дней при владыке постоянно находился игумен Антоний из г. Панчево. 14 марта 1933 года в 4 часа утра земной путь архиепископа Гавриила завершился^[28]. Ему было 58 лет.

Митрополит Антоний (Храповицкий) неожиданно проснулся от сильного запаха ладана…

Сохранилась интересная подробность обстоятельств его смерти. Митрополит Антоний (Храповицкий), не любивший мистики и видений, 14 марта неожиданно проснулся от сильного запаха ладана, причем никакой кадильницы поблизости не было. Митрополит позвал своего келейника архимандрита Феодосия (Мельника). Тот тоже почувствовал этот запах, но источника благоухания найти не смогли. И только спустя несколько часов стало известно, что именно в этот самый час умер архиепископ Гавриил^[29].

Пример этого архипастыря заставляет задуматься о том, какую пользу мог оказать нашему Отечеству, нашей Церкви архиепископ Гавриил, не будь в России трагедии 1917 года и последовавшей затем антицерковной политики государства. Но остается надежда, что наследие архипастыря всё же не утеряно и со временем оно займет свое место в церковной жизни.