Протоиерей Георгий Иоффе: "Мы всегда можем пытаться сделать верный нравственный выбор здесь и сейчас"

– Протопресвитер Александр Шмеман очень много писал о квазихристианстве, различая разные его формы: национализированное, идеологизированное, «грохочущее» обличающее, бюрократизированное, обрядоверие и т.д. Клайв Льюис отмечал искус впасть в «христианство, разведенное в водичке» – в намеренно облегчённую версию Христовой вести, не требующую максимальной самоотдачи. На ваш взгляд, какая подмена христианства является самой разрушительной и рискованной сегодня? Какие формы лжехристианства легче всего ошибочно отождествить с подлинным учением Христа?

– Думаю, что любая подмена основывается на человеческом невежестве и самообмане, на непонимании или неприятии вселенской универсальности христианства.

Каждый народ привносит в Церковь свое своеобразие, каждому народу Церковь дает возможность приобщения к Богу, возможность видеть в каждом человеке брата или сестру во Христе. Войны и революции прошлого века породили в нас болезненный кризис национальной самоидентификации, не преодоленный до сих пор.

Похожую ситуацию мы наблюдем и в Европе, но с несколько другими акцентами. Там национальные движения и стремление к обособлению порой становятся реакцией на диктатуру политкорректности и «мультикультурализма», размывающую основы христианской цивилизации.

И сейчас, как и в каждую эпоху, появляется соблазн низвести христианство на уровень средства для национальной консолидации. В пример часто приводят православную Византию, где государство мыслилось как ограда веры, и поэтому интересы империи понимались через призму теории о «симфонии властей».

В действительности эта теория никогда не была жизнеспособной, поскольку в истории падшего мира базовые ценности Евангелия практически никогда не совпадают с политическими интересами земной власти, и уж тем более, в наше секулярное время.

Это не значит, что государство не нужно. Философ Владимир Соловьев в работе «Оправдание добра» пишет: «Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царство Божие, а только в том, чтобы он – до времени не превратился в ад». Государство и право ограничивают зло и находятся между нравственным идеалом и реальностью падшего мира.

Но когда мы пытаемся отождествить веру с национальными интересами, государственно-политической идеологией или сиюминутной прагматической пользой, мы предаем правду Божию. По существу, мы творим себе идолов, от которых нам заповедано беречься (Исх.20:4; 1Ин.5:21).

С другой стороны, равнодушие к вопросам веры и смысла жизни, желание лишь украсить свою жизнь внешними атрибутами христианства, делает людей теплохадными. А о таких Господь говорит, что извергнет их (Откр.3:16), т.е. лишит вечной жизни с Ним, потому что они считают себя самодостаточными, и Бог им фактически не нужен.

Квазихристианские подмены лишают нас твердого основания жизни, оставляют на зыбучих песках иллюзий или фантазий (ср. Мф.7:25-26). В конце концов, они приводят к духовной смерти (Откр.21:8). Профилактикой от таких подмен может стать и воспитание детей в нравственных ориентирах веры, и христианское образование, но, прежде всего, как и в вопросе о прелести, наше христианское трезвение.

– Есть как бы два истинных лика христианства, условно которые можно обозначить «лунное» и «солнечное». Первое ярче всего отражено в аскетике: здесь христианство трактуется как крестный путь, добровольное следование за Христом на Голгофу. Второе, часто определяемое сейчас через понятие «шмеманизм», трактует христианство как присутствие подлинной Радости, рождённой благодарностью Богу человека, откликнувшегося на Евангелие («Благую, Радостную Весть»). Почему вторая, «солнечная» сторона оказалась сегодня почти нивелирована в христианстве, христианину нередко оказывается почти стыдно радоваться? Как произошло, что мы превратили весть Христову в её подмену, напоминающую мрачное манихейство? И вместе с тем, как избежать соблазна впасть в прелесть «ликующей общины» подобно протестантам-харизматам?

– «Ликование» у харизматов целиком построено на переживании эмоциональной экзальтации, которая выдаются ими за «благодатные дары». А традиционные протестанты даже отказываются признавать современных неопятидесятников христианами, поскольку их «богословие» выродилось в оккультную «теологию процветания», а практики «богослужений» – в шаманские камлания, едва прикрытые псевдобиблейской терминологией.
Из древнего Отечника известен рассказ о двух монахах, которые пошли из монастыря в город и там впали в грех. Обоих отправили на сорок дней в затвор на покаяние. По истечении срока один монах вышел изнуренный и бледный, а другой – радостный и сияющий. Первый все сорок дней оплакивал свое падение и умолял Бога о прощении. Второй – восхвалял Бога за Его милость, давшую ему возможность покаяться и начать новую жизнь. Настоятелю было откровение, что покаяние обоих братьев равно перед Богом.

Ключевым словом в этой истории является покаяние, как постоянное соотношение наших жизненных ориентиров с евангельской системой ценностей, как основа христианского движения к Богу. И плач о грехах, и радость о безграничной милости Божией нераздельно сплавлены в христианстве.
На мой взгляд, радостное состояние невозможно вызывать искусственно, оно будет наигранно и фальшиво. Христианская радость становится настоящей, когда органично вырастает из нашего осознанного покаяния и постоянного евхаристического общения. Только Сам Господь наполняет подлинной радостью сердце человека, только в непрестанном общении с Ним и друг с другом мы можем обрести радостное измерение веры. Именно об этом апостол Павел писал: «Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь» (Фил. 4:4).

В то же время, только с Божией помощью мы видим свои грехи и можем действенно покаяться. Но сугубая фиксация внимания только на всеобщей и неизбежной греховности может породить образ православия, как мрачного отрицания радости жизни человека в спасаемом Богом мире.

Конечно, этого нет на самом деле, но акцент, как мне представляется, действительно смещен, и это связано с давно укоренившейся ориентацией духовной жизни на монашеское благочестие, часто понимаемое исключительно внешне: темные одежды, строгие посты, безразмерные молитвенные правила и т.п.

Церковное возрождение на рубеже 90-х годов прошлого века началось с массового переиздания дидактической дореволюционной литературы, предназначенной, в основном, для школьного законоучительства в духе XIX века и для наставления монашествующих. При отсутствии преемства живой церковной традиции это привело к неуклюжим и заведомо неудачным попыткам перенести монастырские практики и формальное школярство из книг на весь спектр современной жизни. В связи с этим, некоторые первоначальные энтузиасты такого благочестия быстро «выгорели», охладели и отошли от Церкви.

Но многие до сих пор с достойным лучшего применения упорством пытаются воплотить школьный идеал «ультраортодоксии» и заживо мумифицировать Церковь в мифологическом «добром старом времени».

С другой стороны, попытки искусственного создания общин на основе жестко регламентированной принудительной катехизации или поиска харизматических даров не дали ощутимых результатов и увели часть паствы в обособленные группы, чем-то напоминающие секты.

Сейчас, слава Богу, ситуация меняется, выросло новое поколение хорошо образованных священников и мирян, появились миссионерские общины, и наше священноначалие напрямую ставит перед епархиями миссионерские задачи. Издано много отечественной и переводной богословской литературы, в том числе, ранее неизвестные у нас труды протопресвитеров Иоанна Мейендорфа и Александра Шмемана.

Эти замечательные православные ученые во многом по-новому открыли нам историю Церкви, литургику и зарубежную церковную публицистику, где поднимались вопросы об общих во все времена проблемах церковной жизни, в том числе, о соотношении радостного и крестного восприятии веры.
Протопресвитер Александр Шмеман не раз подчеркивал кажущуюся противоречивость христианских постулатов. С одной стороны: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1Ин.2:15), с другой: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16). Это противоречие снимается Самим Христом, «потому что Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя [людям] преступлений их, и дал нам слово примирения» (2Кор.5:19).

Это «слово примирения» – в проповеди апостолов, в Писании Нового Завета, в подвигах мучеников и аскетов, в святоотеческом наследии, во всей церковной истории. Но, самое главное, мы слышим это слово каждый раз на Божественной литургии, когда приносим Богу дары земли «о всех и за вся», а Господь призывает нас вкусить Его Тела и Крови, «во оставление грехов и в жизнь вечную». Жизнь в живом Предании Церкви и есть для христиан самая главная радость – предвкушение в земном бытии Царствия Божиего.

– В одной из своих публикаций вы вывели основные ложные образы Бога, создаваемые человеком: «незлобливый седовласый старец», «Абсолют», «контролёр и палач», «Бог из машины», «Бог-гарант», «Бог обрядов», «Бог порядка и богатства». Какой, на ваш взгляд, миф о Боге является самым распространённым и опасным и почему?

– Описание этих ложных образов я позаимствовал из работы священника Андрея Хвыли-Олинтера «Христианство и религии мира», чуть дополнив и расширив его формулировки. Полагаю, ни у кого не вызывает сомнений, что ложные представления о Боге непременно создают питательную среду для духовных заблуждений, суеверия и сектантства. Это всегда связано с обстоятельствами места и времени: степенью религиозности народа, состоянием массовой культуры, спектром общественных интересов и т.д. Все вместе они определяют умонастроение людей.
На современном постсоветском пространстве мы можем наблюдать особые негативные факторы, приводящие к ложной религиозности: массированную пропаганду оккультного мировоззрения, а также активность разнообразных тоталитарных сект, затягивающих в свои сети наших сограждан.
Думаю, что это вызвано не только низким уровнем церковной культуры большинства номинально крещеных православных, но и жесткими вызовами информационного общества, к которым Церковь, как общественный институт, оказалась не готова.

Причины такой ситуации, на мой взгляд, очевидны – исторические катастрофы XX века и общая направленность церковной жизни на внешнее благоустройство после освобождения от давления безбожной власти. Воспитание и образование вновь обретенной паствы и миссия, направленная на внецерковное большинство, оставались на периферии внимания и только недавно стали осознаваться как серьезная проблема.

Учитывая эти обстоятельства, нынешняя околоцерковная мифология выдает на-гора все перечисленные ложные образы, скроенные по форматам и схемам, которыми нас постоянно и обильно потчуют СМИ. И самые опасные, на мой взгляд, мифы, резонирующие с тревожно-депрессивным настроением человека и через многократное повторение укореняющиеся в его сознании в виде устойчивого предрассудка и стереотипа.

Ведь основной потребитель электронных новостей и сплетен – это горожанин, непрерывно взвинченный разнообразными ежедневными стрессами. Именно такой человек наиболее подвержен внушению.

Представим для примера знакомую всем ситуацию, когда церковные деятели дают нравственную оценку тем или иным, часто скандальным, событиям. Эти оценки могут быть официальной позицией или частным мнением, но для антиклерикально настроенных журналистов или блогеров это не имеет значения. Интернет мгновенно разражается шумом и ёрничеством о вмешательстве Церкви в общественную жизнь, о разгуле инквизиции и т.п. И у нецерковного обывателя, не обремененного серьезным образованием и собственным мнением, автоматически складывается образ злых попов, мешающих нормальным людям жить так, как им хочется (а на самом деле, бездумно потреблять все, что им скармливают).

Затем интернетный образ косных и отсталых церковников переносится в их сознании на всю Церковь, а потом и на Того, о Ком Церковь проповедует.
Другой пример из приходской жизни. Регулярно в храмы обращаются люди, чтобы «снять порчу» или заказать требу по «очистке дома от негативной энергии». Это жертвы оккультной среды, насмотревшиеся мистических триллеров и начитавшиеся эзотерической макулатуры. В их сознании религия и магия – это синонимы. По их понятиям, с Богом можно договориться, заплатив «жрецу» за обряд, и никак не изменяя свою жизнь.

Иногда до них удается достучаться, после долгих бесед подвести к церковному пониманию греха и покаяния, но в большинстве случаев, их путь к Богу бывает весьма замысловатым. Оккультизм всеяден и прилипчив, и порой требуются годы, чтобы человек отошел от прежних ложных представлений и образов.

– Если всякое моё представление о Боге является a-priori ущербным, то как возможен диалог с Богом в условиях моего полного непонимания Его? Или христианин должен довольствоваться лишь Голосом Божием (звучащим через определённые ситуации, встречи), обозначающим Его присутствие в жизни, и не претендовать на полное понимание того, что этот Голос говорит?

– Ваш вопрос напрямую связан с аксиомами православной веры, поэтому я буду часто ссылаться на Священное Писание. «Верую, ибо абсурдно» – эти слова приписывают учителю Церкви II века Тертуллиану. На самом деле он имеет в виду не абсурдность христианской веры как таковой, а то, что невозможно средствами формальной логики понять Боговоплощение, Распятие и Воскресение Христа.

Без уверенности в благости Божией и без доверия Ему как нашему Отцу, Спасителю и Промыслителю христианство немыслимо. Наша вера – это практика повседневной жизни в свете Евангелия, ведущая человека к вечной жизни с Богом, Который открылся людям во Христе Иисусе. «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин.17:3) – говорит Спаситель в молитве о Своей Церкви, т.е. подлинная вечная жизнь есть непрестанное богопознание.

Ветхозаветный праведник и страдалец Иов сетовал Богу: «Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов.9:33). Христос стал этим единственным Посредником между непознаваемым Богом и грешным человечеством: «Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1Тим.2:5), и у нас есть уникальная возможность непрерывно общаться с Ним.

Диалог с Богом – это не слушание внутренних голосов, не поиск внешних знамений, а доверительный разговор в молитве (наши вопросы, просьбы и благодарности) и внимание к Его ответам через чтение и понимание Священного Писания, через трезвое осознание обстоятельств нашей жизни.
Все заповеди Спасителя, всё евангельское благовестие дает нам прямые указания на пути достижения Царствия Небесного: – непосредственного общения с Богом. Это может быть и аскетический подвиг очищения сердца: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф.5:8), и деятельная жизнь по заповедям Божиим: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин.14:21), и непрестанная молитва, дающая нам радость исполнения воли Божией: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» (1Фесс.5:16-18).

Самое же тесное общение с Богом – в таинствах Церкви, прежде всего, в святом причастии, когда Господь по великой любви принимает нас в Себя, а мы, по слову апостола Павла, уже «имеем ум Христов» (1Кор.2:16). Другими словами, вся живая традиция христианства ведет нас к богообщению и богопознанию.

– Как мне отличить Голос Божий, обращающийся ко мне, от моей собственной воли и желаний, где критерии? Где начало прелести?

– Критерий, прежде всего, в Евангелии. Если я вдруг осознаю, что желаю противного словам Христа или заповедям Божиим, если я пытаюсь оправдывать свои похоти некими высшими целями – я, безусловно, повреждаюсь ложью, и значит, я прельщен.

По мнению святителя Игнатия Брянчанинова «величайшая прелесть – признавать себя свободным от прелести». То есть, все люди так или иначе обманываются, и признание этого факта, по словам святителя, «есть величайшее предохранение от прелести».

Нам очень важно понимать, что человеческой правды в последней инстанции не существует. Известно много раз повторенное святоотеческое речение: «Не верь себе, пока в гроб не ляжешь». Поэтому нам не стоит пребывать в самоуспокоении, а постоянно испытывать себя, в вере ли мы (ср. 2 Кор.13:5).

В последнее время мы не раз сталкивались в церковной среде с множеством псевдоблагочестивых выдумок и нелепых страшилок (например, о необходимости бегства из городов в деревни или даже в глухую тайгу, об отказе от медицинской помощи и Бог знает, что еще). Практически всегда эти «бабьи басни» (1Тим.4:7) распространяются со ссылкой на авторитет того или иного «духоносного старца».

О самом феномене и о причинах «младостарчества» и «псевдостарчества» написано и сказано уже немало. Но главное, нам нужно отчетливо представлять, что если кто-то сознательно проповедует нечто противоречащее Евангелию, нарушает заповеди Божии и повреждает христианскую любовь, ссылаясь на мнение или даже на благословение некоего «старца», то, скорее всего, такой человек, уж не говоря о самом «старце», находится в духовной прелести. Господь спасает нас от такого состояния через покаяние, а нам очень важно хранить трезвомыслие, постоянно испытывать совесть и размышлять о том, что мы говорим и делаем.

– Часто наступает момент, когда верующему начинает казаться, что Господь перестаёт слышать его молитвы. Святые отцы различают два рода богооставленности: самолишение человеком благодати по причине собственной греховности и «воспитательная» богооставленность-испытание веры христианина. Обязательно ли каждый верующий должен пройти «собственную Голгофу» и момент, когда хочется воззвать к Отцу: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил»? Или можно миновать это состояние?

– Как без Креста Христова невозможно Его Воскресение, так и для нас – без крестоношения, без личной Голгофы невозможно спасение. При этом весь невыразимый ужас богооставленности Господь взял исключительно на Себя. Нам же Он обещал, что пребудет с нами «во все дни до скончания века» (Мф.28:20).

Поэтому наша кажущаяся «богооставленность» – либо эгоистическое саможаление, либо проявление ропота и уныния, либо болезненная депрессия – душевное заболевание, которое надо срочно лечить. Да, нам часто бывает трудно в этом мире. Но Господь сказал: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин.16:33). И апостол Павел утешает нас: «…верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести» (1Кор.10:13).

Но мы нередко наблюдаем и в церковной жизни, и в себе самих желание заменить призыв Спасителя взять свой крест и следовать за Ним (Мф.16:24; Мк.8:34; Лк.9:23) стремлением к внешней силе, чудесным знамениям, власти и успеху. Крестоношение может стать для нас «благим бременем» и «легким игом» (Мф.11:30), несмотря на все драматические события жизни, от которых нам, к сожалению, никуда не деться, и мы можем понимать и стараться переживать их как испытание веры на пути к спасению.

– Владыка Антоний Сурожский говорил: «Кому нужно богословие кроме самих богословов?!» Почему, как вы думаете? Потому что вместо большего внимания к построению личных отношений с Богом у теолога вероятен риск попытки горделивого «препарирования» Творца, словно препарирование учёным подопытной мыши?

– Богословие в прямом своем значении – человеческое слово о Боге. Подлинные богословы – это христианские святые, которые самым разным образом, самой своей жизнью открывают нам действие Божие в мире.

Но даже среди всего сонма прославленных святых Церковь наименовала Богословами всего трех людей, которые смогли вдохновенно сформулировать человеческими словами нечто о невыразимом Боге – это любимый ученик Христа апостол Иоанн Богослов, святитель IV века Григорий Богослов и святой XI века преподобный Симеон Новый Богослов. Их свидетельства истин веры, рассуждения о Божественном откровении и духовная поэзия во многом определили православную догматику и церковную гимнографию, т.е. стали неотъемлемой частью живого Предания Церкви.

Думаю, что в приведенной вами цитате митрополита Антония речь идет о формальном отделении теологами богословских дисциплин от реальной жизни Церкви, что, конечно же, нелепая крайность академической, чаще всего протестантской, теологии.

Противоположной крайностью является отрицание научного богословия как такового. Я считаю, что посильное богословское образование в форме приходской катехизации, воскресных школ, курсов или самостоятельных занятий абсолютно необходимо каждому христианину. Ведь невозможно построить никаких личных отношений, не то, что с Богом – с человеком, без внимания к сказанным словам, без наблюдений и размышлений.
Так и богословские дисциплины, особенно изучение Священного Писания и церковной истории, дают нам не только какие-то отвлеченные знания о весьма далеком и никак не связанном с нами прошлом, но фокусируют наше внимание на сегодняшнем дне, помогают оценить текущую жизнь с точки зрения веры и уроков истории.

На практике это означает, что мы всегда можем пытаться сделать верный нравственный выбор здесь и сейчас.