Россия и Украина: одна купель – два послушания

Одной из наших наиважнейших нерешенных исторических загадок является причина разделения единого русского народа. Разгадать ее отнюдь не является праздной забавой. Никак не соединяясь в единое целое, в то же время и не становясь окончательно отдельными народами, восточные славяне ощущают какую-то свою историческую незавершенность, какую-то общую сверхзадачу, которую никак не удается даже осознать, а не то чтобы решить. Эта незавершенность является многовековой драмой для восточнославянских народов, зачастую прерываемой трагедиями. Прояснению этой неопределенности и посвящена концепция «одной купели и двух послушаний», или просто концепция «двух послушаний», предложенная ниже взыскательному суду читателя.
Со школьных лет нам известно, что монголо-татарское нашествие привело к осознанию необходимости единства Руси. До нашествия, в период усобиц, бывало так, что удельный князь, почитавший свои святыни и монастыри, в землях соседних князей сжигал храмы, грабил монастыри и оскорблял святыни. Русские люди, идя на войну с такими же русскими людьми, похвалялись своими святыми, призывая их на помощь в братоубийственной войне, и превозносили их над святыми, почитаемыми у соседей. Было так и некоторое время под игом монголо-татарским, но постепенно русский народ укрепился в осознании необходимости единства русских земель. «По этому представлению, раздел власти между князьями был политической ошибкой, результатом которой явился удельный период русской истории; эта политическая ошибка была исправлена государственной мудростью московских князей-собирателей Руси; вместе с тем исправлены были и ее последствия — раздробление Руси и татарское иго»[1]. Свое отражение эта концепция получила и в официальной русской историографии «начиная с XVI в.»[2], в особенности – в трудах наиболее влиятельного русского историка Николая Михайловича Карамзина. Кто бы теперь ни сказал, что хорошо бы сейчас отделить от Москвы, например, Рязань или Дальний Восток, такие слова воспринимались бы русским народом как нелепость или попытка предательства Отечества. Хотя, с другой стороны, для христианского сознания само по себе разделение народов не есть что-то безусловно отрицательное. Достаточно вспомнить о Вавилонском разделении народов как о благом акте, попущенном свыше, или обратить внимание на традиционное для многих христианских конфессий неодобрение нового смешения народов сведением их к общему обезличенному знаменателю в процессе глобализации. Отсюда следует, что невозможно с научной достоверностью и определенностью обосновать необходимость единства русского народа, как невозможно таким же образом обосновать необходимость его разделения. Так, невозможно обосновать необходимость разделения или единства чехов и словаков, немцев Австрии и Германии, португальцев и испанцев, провансальцев и бургундцев, швабов и пруссаков, валлонов и англичан. Разделение, единение или слияние народов необходимо выстрадать. Таким образом, не будет преувеличением сказать, что основной вывод, который выстрадали русские люди во время монголо-татарского ига, – это осознание необходимости единства…
Заметим, что этот вывод делается на основании истории Северо-Восточной Руси. Но поучительной в то время была история не только Северо-Восточной Руси. Если мы обратим внимание на Юго-Западную Русь, то увидим не менее важные для нас особенности…
Если в Северо-Восточной Руси завоеватели терпимо относились к религии русского народа и как будто специально устранились от непосредственного управления, довольствуясь данью, и дали князьям возможность враждовать друг с другом вплоть до осознания пагубности такой вражды, то в западной части было совсем по-другому...
Киев был сожжён монголо-татарами в 1240 году, и там осталось около 200 домов. Второй удар по Киеву был нанесён в 1299 году. Город вовсе опустел. В 1246 году через эти земли проезжал миссионер Плано Карпини, который писал: «Бóльшая часть людей Руссии была перебита татарами или уведена в плен»[3]. В киевской и переяславской земле он встречал бесчисленное множество человеческих черепов и костей, разбросанных по полям. Сдерживать влияние западных соседей здесь было уже некому. В XIV веке Галиция была захвачена Польшей (ок. 1340), а остальная часть Поднепровья была захвачена Литвой. Известнейший украинский историк Михаил Сергеевич Грушевский присоединение Украины к объединенному Польско-Литовскому государству относит к XIV — XVI векам и посвящает этому периоду весь 4-й том своей десятитомной «Истории Украины-Руси»[4].
О начале употребления названия «Украина» до сих пор ведутся споры. Позиция русофильская близка к той формулировке, которая содержится в энциклопедии Брокгауза и Ефрона: «Украина — так назывались юго-восточные русские земли Речи Посполитой. Это название никогда не было официальным; оно употреблялось только в частном обиходе и сделалось обычным в народной поэзии. Границы земель, которые были известны под именем «украинных», трудно определить, тем более, что название это не было устойчивым и в разное время обнимало собою неодинаковое пространство»[5]. Можно предполагать, что это название дало своим новым (бывшим русским) землям польско-литовское население. Украинофилы же возводят этот топоним ко времени до монгольского нашествия, и даже отождествляют его с названием славянского племени «анты», утверждая, что «ця назва засвідчена посередньо в чужій іранській формі з VI-VII ст. по Хр. назвою анти («пограничне плем’я, краяни»), що з історичних, географічних, ономастично-філологічних і інших міркувань тотожна з назвою українців — останнім, крайнім плем’ям тогочасної слов’янщини на південному Сході від сторони іранців»[6]. В подобных утверждениях просматривается стремление утвердить древность самоназвания украинского народа.
Но, «в XIV ст. за почином царгородського патріярха для галицької митрополії, а за тим і на означення Галицько-Володимирської держави приймається назва Мала Русь (у відрізненні від земель київської митрополії, яку звали Великою Руссю — термін, що його перебрали для своєї держави московські великі князі)»[7], по Фасмеру же это название появилось с 1292 года[8].
Литовцы, управлявшие поначалу Малой Русью, приняли православие, не отягощали чрезмерно русское население. Русские надеялись, что литовские князья – это преемники Рюриковичей, что литовско-русское государство имеет блестящее будущее. Но история не оправдала этих надежд. В 1377 году скончался великий князь литовский Ольгерд, постригшись перед смертью в монахи, сменив мирское имя Александр на Алексий. После него князем стал его сын Ягайло, в крещении Иаков. Вильна могла стать центром объединения русских земель, ведь к 1386 году при Дмитрии Донском, как свидетельствует Платонов, «Литва была вполне русским государством с русской культурой, с господством русского князя и православия»[9]. Православное русское население составляло 9/10-х от общей численности граждан литовского государства и отличалось, несомненно, высшей культурой, чем языческая Литва. Однако история иначе распорядилась судьбой Литвы.
В середине 80-х годов поляки сделали предложение Ягайле стать королем. Ягайло принял католичество, вступил в брак с королевой Ядвигой и так соединил Польшу и Литву династическим браком. Ягайло был провозглашён польским королём Владиславом. Вскоре после этого началось наступление на православных. Литовским боярам, принявшим католичество, Ягайло даровал многочисленные привилегии…
«А Литва начинает клониться к погибели в то самое время, когда она достигает, казалось бы, полного расцвета своих сил»,[10] – утверждает С.Ф. Платонов. Почему? Уния посеяла семена внутренней вражды разложения между русскими и литовцами, православными и католиками. Уния ввела в Литву латинство, которое провозглашалось господствующим. Окатоличивание сопровождалось полонизацией. Польское духовенство, польские аристократы сменяли русских придворных при литовском дворе. Польские нравы и обычаи сменяют русские. Так возникает не только религиозная, но и национально-культурная вражда... Литовская православная Церковь имела при Ягайле мучеников…
Король Ягайло переехал в Польшу, а великим литовским князем в 1392 году был провозглашён его брат Витовт. Литва простиралась от Черного моря до Балтийского, государство включало Украину, Белоруссию и собственно Литву. Никогда Литва не была столь обширным государством. Витовт вмешивался в дела Новгорода, Пскова, Твери, Рязани, Нижнего Новгорода, зажал Москву в клещи. Сын Дмитрия Донского Василий Дмитриевич был женат на дочери Витовта Софье, и ему приходилось не раз противостоять притязаниям своего тестя. Казалось, Литва подчинит и Москву.
Опершись на русскую партию в Литве и приняв православие в борьбе против Ягайло и унии, и, сделав свою политику русской, Витовт мог бы стать соперником Москвы или объединить московского князя и всю русскую землю под своим скипетром, но, «будучи не решителен, меняя несколько раз свою религию, Витовт не мог опереться на сильнейший в Литве элемент, на русскую народность, как мог бы сделать чисто православный князь»[11]. Витовт этого не сделал, возможно, потому, что нуждался в Польше для борьбы с немцами. Литва оказалась между двух огней — Москвой и немцами. В 1413 году, по Городельской унии, подданные литовского князя бояре-католики получили те же права, какие имели поляки соответствующего сословия. Среди подданных Витовта было три партии: православно-русская, старо-литовская, польско-католическая. Все эти партии «Витовта считали своим»[12]. Но сам Витовт не вставал решительно ни на чью сторону, будучи трижды крещён: первый раз в 1382 году покатолическому обряду под именем Виганд, второй раз в 1384 году поправославному обряду под именем Александр и третий раз в 1386 году по католическому обряду также под именем Александр. Не склонен он был подчиняться Ягайле, и даже хлопотал в конце жизни о получении от императора Германии королевского титула, следовательно, независимости от Польши, но тщетно. Скончался он в 1430 году, оставив семена распрей, которые, взойдя, погубили силу и величие русско-литовского княжества. Кто не знает истории Литвы, тот не знает истории Украины, Белоруссии и России…
В это время в Западной Европе, во многом благодаря политическим и богословским попыткам оспорить неограниченность папской власти, с XII века активно развивалась богословская и юридическая наука, что влекло за собой развитие школьного дела и основание университетов. В конкурентной борьбе между протестантами и католиками создается орден иезуитов, который проводит активную миссионерскую и образовательную деятельность. Особых успехов иезуитам удалось достичь в Речи Посполитой, население которой теперь стало выгодно отличаться от православного населения этой страны. В 1364 г. Казимир основал в Кракове академию, которая имела свои филиалы во многих городах Польши и Литвы. В 1569 г. иезуиты были призваны в Литву, через год они основали в Вильне коллегию, которая при Стефане Батории стала академией (1572) со всеми правами и привилегиями университетов. В 1586 г. в ней было уже 700 учеников. В 1571 г. иезуитская коллегия является на Червонной Руси, затем иезуиты открыли свои школы в Львове, Перемышле, Станиславове и др. местах[13]. Образование, выстроенное на католической доктрине, транслировалось в массовое сознание многих поколений и закреплялось как устойчивый стереотип…
Студентов многие годы обучали дискутировать на религиозные темы и обращать в католицизм тех православных, которые не продавались за политические или экономические выгоды и права, но сдавались перед интеллектуальным напором. Диспуты устраивали где угодно. Не будет чисто художественным вымыслом, если мы представим такую картину…
Православный батюшка пришел на рынок купить чего-либо, и вдруг в шумной базарной толпе встречается с ксендзом.
– Джень добры, пане-добрóдию, – громко, во всеуслышание кричал ксендз, раскрывая широко братские объятия.
– Добрыдэнь, шановный пане, – отвечал православный батюшка, втягивая голову в плечи в предчувствии неприятности. Весь торговый и праздный люд, и католики, и православные, сразу же образовывали плотное кольцо вокруг духовных лиц.
– Я погоджуюсь з тим, що папа Римский не може бути безпомильным коли вiн субъект харизми безпомилковісті «gratum faciens», але що вы скажете, коли вiн субъект харизми безпомилковісті «gratis data» заради інших?[14]
Батюшка рделся и молчал, потому что не знал, что ответить…
Ксендз продолжал:
– Пане-добродию, в нас у костёли дуже гарна музыка грае – на оргáни. Приходь, послухаешь. Уже и твои прихожаны до нас прыходять, и хлопцив своих прыводять латынську мову вчити.
Тут батюшка, не купив на базаре ни сала, а ни же паляныци, уходил до хаты под грустные взгляды своей паствы. Подобные споры имели место повсюду и заканчивались чаще всего подобным же образом.
Входило в обычай и просто грубое давление. Пьяным шляхтичам ничего не стоило напасть на православный храм, побить священников, взять сосуды, оклады с икон и пропить их в шинке. Иезуиты направляли своих школяров против православных, которые заводили уличные драки, нападали на процессии, нередко разносили в прах церкви и дома. В окрепшую к тому времени Россию шли бесконечные жалобы на притеснение православных.
Православные ничего не могли противопоставить со своей стороны коллегиям и семинариям, которые заводили иезуиты в разных местах Литвы и Польши, и, чувствуя потребность в образовании, волею или неволею принуждены были отдавать своих детей в те же училища. Зная, что в иезуитских училищах дети могут потерять веру отцов, православные начали заботиться об учреждении своих собственных училищ[15].
Во второй половине XV века в Юго-Западной России возникли Православные братства. В Галиции, во Львове (первые известия о Львовском братстве – 1453 г.), в Литве, в Вильне мещане, купцы и ремесленники собирались в союзы, строили себе дома для совещаний и беседы, устраивали церковные школы[16]. Не подозревая о последствиях, польское правительство разрешало их учреждение.
Неудивительно, что первые средние и высшие школы появились именно в Западной Руси, где в столкновении с католическим миром русские осознали необходимость и важность образования, имели перед собой образцы к заимствованию форм и методов его и саму возможность его приобретения. Обучившись у католиков, православные стали открывать свои школы. Первой из не начальных была Острожская школа (ок. 1580). В ней обучали не только славянскому языку, но и наукам греческим и латинским… Не менее принесла пользы православной Церкви и львовская школа (1586)… В ее уставе сказано, что учитель должен обучать не только чтению и письму, но и латинскому и греческому языкам, грамматике, риторике, диалектике, музыке, святому Евангелию и книгам апостольским, пасхалии, арифметике, церковному пению… По составу наук это была школа если не из высших, то из средних[17].
В 1588 г. Цареградский Патриарх Иеремия II, будучи главой Юго-Западной митрополии, побывал в Литве и, увидев в братствах единственную надежду на выживание Церкви, возвел Львовское и Виленское братства в степень патриарших ставропигий (т.е. теперь они подчинялись непосредственно только патриарху), дал им уставы и благословил утверждать новые братства, предписал заводить школы и типографии. Каждое братство имело теперь ларец для пожертвований на церкви и школы, рядом со школами и типографиями иезуитскими возникают школы братские. Таким образом, история церковной школы Юго-Западной и Литовской Руси в эпоху XVI–XVII веков есть собственно история братских школ. Православное образование стало защитой от католической экспансии.
В акте 1631 г. Петр Могила говорит уже о недостаточности образования и решается завести новые школы по образцу иезуитских, с сильным элементом схоластики, что ему и удается. Ученость повысилась, но проникли в мир православной русской культуры и отрицательные черты западного образования, свойственные схоластической методологии. В этой статье мы не будем перечислять эти отрицательные черты, им достаточно много уделено внимания в различных исследованиях по философии, педагогике и в других науках. Отметим лишь, возможно, одну из самых вредных для духовной жизни христианина: в сложнейших и длительных спекулятивных построениях ум схоласта мало заботится о жизни собственного сердца, поэтому такой «богослов» как бы выпадает в независимое от Божественной благодати бытие и с легкостью, часто незаметно для себя, теряет Божественную Любовь. Подобным искушениям западноевропейской христианской культуры предстояло теперь противостоять православным Юго-Западной Руси.
Таким образом, главной проблемой русских в Польско-Литовском государстве была не грубая языческая сила, как это было на Руси Московской, не меч, лук и стрелы, но мысль, книга и перо должны были стать основным оружием сопротивления развитой, изысканной, но чуждой христианской культуре Западной Европы. Чтобы победить в этой конкурентной борьбе, не потерять самобытность, необходимо было сохранить православную культуру, повышая образовательный уровень через православное просвещение. Несложно понять, что эти усилия естественным образом вели к необходимости возникновения не принципиально иной культуры, ибо католическая и православная веры весьма близки, но более высокой, чистой во всех отношениях, без искусственных натяжек и подпорок, настоящей народной христианской культуры.
А как обстояло дело с образованием на Руси Московской?
«Споры князей, вместе с тягостною зависимостью их от татарских властителей, отвлекли князей от школы и деятельность их в этом отношении сокращается, так что с половины XIII в. летописи умолкают и не говорят больше о деятельности князей на пользу установления школ»[18]. О Димитрии Донском пишется, что он «не был изучен хорошо книгам», а сын его Василий Темный «был не книжен, ни грамотен»[19].
«Русские… спокойно продолжали идти тем же путём, каким шли их предки, довольствуясь теми же первоначальными школами, какие существовали и прежде, и не простирали в этом отношении своих желаний далее, как только чтобы уметь свободно читать и понимать Божественные и святоотеческие книги на пользу собственных душ и для созидания ближних»[20].
В Московской Руси знали о судьбе братьев на Западе и за религиозную независимость боролись простым, но эффективным способом, стараясь предусмотрительно искоренить саму возможность подобной ситуации у себя: предпочитали не пускать иноверцев и не давать, таким образом, возможности для спекулятивной работы ума, потому что из этого бывают и ереси. Иногда предпринимались отдельные робкие попытки изменить положение вещей. Например, царь Борис Федорович хотел завести школы. Как писал в своей «Московской хронике» Конрад Буссов, в 1600 году «для того, чтобы в будущем иметь среди своих подданных мудрых и способных людей, он предложил оказать всей стране милость и благоволение, и выписать из Германии, Англии, Испании, Франции, Италии и т. д. ученых, чтобы учредить преподавание разных языков. Но монахи и попы воспротивились этому и ни за что не хотели согласиться, говоря, что земля их велика и обширна и ныне едина в вере, в обычаях и в речах и т. п. Если же иные языки, кроме родного, появятся среди русских, то в стране возникнут распри и раздоры и внутренний мир не будет соблюдаться так, как сейчас… из-за решения монахов и попов это благое намерение царя и не могло быть исполнено»[21]. Впрочем, перед их глазами бушевали религиозные распри и раздоры в Речи Посполитой, а иметь подобные распри в Московском Царстве никто не желал.
Таким образом, образованию серьезному, высшему в великой России сопротивлялись.
В современном мире даже для того, чтобы заработать на хлеб насущный, нужно иметь некоторое образование выше элементарного. Поэтому для современного человека это не вопрос – конечно, образование необходимо. Но в то время для этих целей образование было не нужно, а необходимость в развитии науки и не предвиделась. В таком случае, зачем и какое было необходимо образование христианину? Достаточно уметь читать церковные книги и соблюдать заповеди – вот и все, что необходимо для спасения души. Необходимость для христианина тратить годы на учебу в то время еще нужно было доказать. Но вот от Юго-Западной Руси при высочайшем покровительстве начали приезжать люди, которые начали искушать дотоле спокойную и уверенную в этом мнении Русь Восточную, доказывая, что образование необходимо. Просто запретить им уже было нельзя, нужно было доказать свою правоту. Но для того, чтобы доказать в споре, что для спасения души не нужны знания, нужно было получить хорошее образование. Чтобы доказать, что не нужно для спасения души читать много книг, нужно было прочитать много книг. Чтобы доказать вообще что-либо, нужно было научиться доказывать. Чтобы преодолеть враждебную мысль, нужно было научиться мыслить логически, излагать свои мысли понятным хотя бы для себя самого образом. Так великорусский народ был втянут в образовательный процесс.
Этот процесс связан с тем, «что условно называется иногда “третьим южнославянском влиянием”, т.е. влиянием книжной традиции Юго-Западной Руси на великорусскую книжную традицию в XVII в.; во второй пол. XVII в. это влияние приобретает характер массовой экспансии юго-западнорусской культуры на великорусскую территорию»[22]. С увлечением всем украинским, которое всегда имело ностальгический оттенок (как будто по безмятежному золотому веку давней совместной истории), великорусы стали ощущать себя защитниками всего такого поэтического, сердечного, искреннего православного единства от рационального, расчетливого Запада и от иррационального, жестокого Востока.
В 1654 г. происходит присоединение Украины. Не сразу, не в один этот год, конечно (это дата формальная, дата официального договора), но с того времени делятся братья друг с другом тем, что было ими выстрадано за это время. Великая Россия Малой дает религиозную независимость, покровительство, возможность жить в единой мощной стране с уже не враждующими друг с другом княжествами. Малая Россия дает Великой возможность иметь высшее православное образование, открыть семинарии и академии, многие десятки лет самые важные великорусские кафедры занимают малороссы. Необходимо отметить, что именно Церковь являлась в то время единственной распространительницей образования и просвещения, имела всеохватывающее духовное и культурное влияние на каждого человека и стала источником культуры в Российской империи.
Влияние украинских культуры и образования на Великую Россию трудно переоценить. Не только в церковной сфере, не только в области вероучения, но и во всех сферах государственного строительства XVII–XVIII вв. деятельность проходила либо под непосредственным руководством, либо под большим влиянием малороссов. В XIX веке один Николай Васильевич Гоголь для православного культурного самосознания русского и украинского народов сделал больше, чем армия государственников-функционеров. Весьма заметным и полезным было влияние украинской культуры и в Советском Союзе, где украинские песни, фильмы, литературные произведения были у всех на слуху и поддерживали высокий уровень нравственной культуры, хотя непосредственно о божественном источнике этой культуры свидетельствовать не имели права. Даже вплоть до хрущевских и брежневских времен в биографии значительного числа деятелей культуры, науки и искусства можно обнаружить следы вдохновляющего и активизирующего церковного влияния, а в этом влиянии и украинскую составляющую.
Но и в XVII, и в XVIII, и в XIX, и в XX веках можно говорить именно об общей православной русской культуре. Можно смело сказать, что той культуре, которая была создана единым русским народом, нет равных в мире ни по силе вдохновения, ни по проникновенности в духовный мир человека. В этих отношениях, сравниться с русской культурой может разве что византийская. Многие искушения преодолевала она в течение многих веков, но ее мастера не смогли на очередном этапе преодолеть возникшие перед ней препятствия. Возможно, эти препятствия призвана преодолеть русская культура, русская цивилизация.
Таким образом, история русского народа от монголо-татарского нашествия и до воссоединения Украины и Белоруссии с Россией (ибо то же, что говорится об Украине, значимо и для Белоруссии), и даже, можно сказать, до сих пор, есть торжество идеи русской православной цивилизации. Торжеству этой идеи были призваны служить братские народы, каждый исполняя свое послушание перед Богом и человечеством, со всем напряжением сил содействуя единству и православному просвещению.
По всей видимости, выходит, что украинцы, белорусы и русские представляют собою один народ, разделенный некогда на два послушания: на содействие единению православных славян в мощное государство и созидание особенной, невиданной до сих пор и, к сожалению, до сих пор не явленной православной культуры.
Подсознательно многие чувствуют необходимость единства, его историческую правду, но на словах все аргументы сводятся к некоему абстрактному славянскому единству, за идеей которого не чувствуется жизненной правды.
Как только в сознании русских людей оба послушания займут подобающее им положение, единство православных славянских народов найдет естественное объяснение.
Если из этих двух основополагающих послушаний одно – созидание единого мощного государства – осознано вполне и исполняется великорусским племенем с предельным напряжением сил, то второе послушание, не менее важное, созидание особенной русской православной культуры, до сих пор даже не замечено в том же историческом контексте малороссийским племенем, и оттого не имеет такого же влияния на сознание русского народа… А, между тем, результатами этих послушаний следовало бы уже давно взаимно обогатиться и достичь в том гармоничного единения[23].