Творение на языке науки или научность в Священном предании: вопросы и ответы о ШестодневеВ рамках общецерковной научно-богословской конференции «Совре

Ожидания, связанные с этим мероприятием, очевидно, были очень высоки. Однако с самого начала вдруг стало ясно, что атмосфера круглого стола далека от дискуссионной. Надежда на то, что будут присутствовать две (или более) группировки, которые вступят друг с другом в полемику, не оправдалась. Выяснилось, что, в сущности, наивно рассчитывать на диспут эволюционистов и креацианистов, так как в наше время эти понятия нельзя очертить четко. Эволюционист эволюционисту — рознь, так же, как и креацианист креацианисту — тоже. Открывая мероприятие, секретарь Комиссии по вопросам богословия Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви протоиерей Владимир Шмалий предложил большой прямоугольный стол на сцене считать круглым и представить себе, что все собравшиеся, включая и тех, кто были в зале, находятся за этим столом. «Если видишь перед собой квадратный стол на сцене, не верь глазам своим!» — с хорошим чувством юмора сказал он.

Аккуратное начало

Круглый стол начался с обсуждения доклада отца Леонида Грилихеса, зачитанного игуменом Арсением (Соколовым). Стоит сказать, что может быть это и была та  точка, начиная с которой не все пошло по плану: это выступление было призвано стать чем-то вроде пленарного и все дальнейшее обсуждение уже крутилось вокруг него. Но этот замысел явно не соответствовал поставленной цели, ведь по своим базовым интуициям он оказался  достаточно безконфликтным. Отец Леонид разобрал три возможных метода восприятия содержания первой главы книги Бытия: «вульгарный буквализм», «смысловая интерполяция» и «имманентная интерполяция». Каждый из этих методов имеет свою расстановку акцентов при прочтении текста. Если буквалисты воспринимают его абсолютно буквально, что, естественно, дает им возможность никак текст не толковать и приводит к примитивному креационизму, то сторонники второй точки зрения, как бы стесняясь, в угоду времени, «непонятности» Священного Писания, пытаются придать толкованию текста  чисто научный характер. Изъяны этих позиций очевидны: в первом случае толкователь просто не в состоянии объяснить ряд трудных моментов, (над какой водой носился Дух Божий после творения Неба и земли, если вода еще не была создана; или, например, как объяснить творение неба во второй день, если уже в первом стихе Книги Бытия было сказано, что небо и земля сотворены «в начале»), а во втором случае толкователь неминуемо ударяется в другую крайность, пытаясь  навязать библейскому тексту не свойственные ему «научные» смыслы. Вместо этого отец Леонид предлагает третий метод, согласно которому описание шести дней творения в Книге Бытия — это специфический текст со своими жанровыми парадигмами, а задача ученых заключается в том, чтобы, пытаясь проникнуть во внутренние интуиции автора, восстановить некое аутентичное понимание описываемых событий. Но здесь есть одна огромная проблема, которую отец Леонид не учел: подобный взгляд лишь отчасти создаст видимость решения вопроса, а на самом деле никаких ответов на него не даст. Разделение сфер естественных  наук и литературы (тем более сакральной) — это не выход. Споры сторонников первого и второго методов не прекратятся, а третьи, устранившись, станут подобны страусу, зарывшему голову в песок. А что же останется делать людям, не посвященным в богословские и научные тонкости, которые просто задают элементарные вопросы, типа «а когда динозавры жили?» Им нет дела до «примирения и снятия трудных вопросов»; им нужен ответ, который и есть свидетельство Церкви, хотя бы частичное.  

Интересное продолжение

Следующим докладчиком стал заведующий кафедрой библеистики ОЦАД Михаил Селезнев, который развернул ряд своих весьма глубоких идей, отчасти читателям уже знакомых, которые придали диалогу совершенно неожиданный ракурс. Он подчеркнул, что мы живем в такое время, когда для определенных людей научность равнозначна истинности. Восприняв это в качестве аксиомы, сторонники «научного креационизма», и вообще сторонники фундаменталистского прочтения Библии считают, что главное — совместить веру с наукой, а текст провозгласить строго научным. «Когда представители академической библеистики отказываются считать Библию учебником по физике или истории, — говорит Михаил Селезнев, — фундаменталисты бросают в лицо своим оппонентам: «Так вы хотите сказать, что Библия ненаучна? То есть, что она неистинна?» Этими возмущенными восклицаниями фундаменталисты, по их мнению, защищают свою веру в Библию. На самом деле они защищают прежде всего свою веру в тождество истины и научности». Подмечено точно: их вера нуждается в подпитке извне, в данном случае, опорой  для них становится наука. Докладчик верно прочувствовал, что в данном аспекте сторонники первого и второго методов ужасно друг другу близки: как будто и те, и те чего-то боятся, борются с какими-то своими внутренними страхами. Они не в состоянии представить себе, что вера и наука в каком-то измерении могут существовать наравне. В самом деле, одни хотят науку полностью растворить в вере, другие — веру  в науке; лишь бы те не встретились гармонично. Вердикт Михаила Селезнева оказался категоричен: «Фундаментализм представляет себя как традиционализм, как верность традиции. А на самом деле это псевдотрадиционализм, ведь ни в христианской, ни в еврейской традициях  до Нового Времени жанра «точного научного текста» вообще не было!»

Выступивший затем член библейско-богословской комиссии философ Аркадий Малер предостерег от излишнего стремления к аллегоризму, проистекающему из недоверия к тексту Библии. С его точки зрения, начав излишне аллегорически толковать Шестоднев (не содержательную его сторону, а отдельные его термины, как день, вечер, утро, вода, земля, небо и т.д.), мы рискуем впасть в крайность и докатиться до того, что и Воскресение Христа станет восприниматься как метафора. Это непозволительно. Есть отрывки, понятия и термины в Писании, которые вполне могут пониматься буквально. Одним из критериев нашего свидетельствования о вере является верность библейскому мировоззрению, которое нельзя менять в угоду «научности» и «наукообразности». Никакая раздвоенность сознания здесь не позволительна, она будет лишь проявлением, по апостолу Павлу говоря, «немощности в вере». Исходя из миссионерских соображений, Аркадий Малер высказывает мнение, что, наоборот, скорее кто-то из ученых может заинтересоваться миром Церкви и ее свидетельством, неожиданно для себя заметив совпадения между Шестодневом и научным знанием. Наша верность традиции (если понимать ее грамотно), принесет больше пользы, чем желание под кого-то подстроиться.

Кульминация

Центральной точкой, как представляется, стало выступление из зала представителя  МФТИ физика Владимира Галкина, вернувшего участников форума к обсуждению идей отца Леонида и поделившегося внутренним ощущением, что метод «смысловой интерполяции» ему близок. Речь, как ему кажется, не идет о противоречиях между наукой и религией: они навязываются обществу искусственно. Ведь и теория Большого взрыва, и представление о возникновении неорганических соединений прежде органических, в целом, вполне позволяют совместить Шестоднев с научной картиной мира. Следующая мысль физика произвела сильное впечатление и врезалась в память многим: он повернул взоры участников от углубления в прошлое к устремленности в будущее. Задача — смотреть вперед и думать о том, как наука и Церковь будут взаимодействовать перед лицом общей опасности, такой, как суррогатное материнство, генная инженерия, искусственный интеллект и прочее.  Поэтому, с его точки зрения, дальнейшие пути взаимодействия науки и религии будут лежать не в области онтологии, а в области психологии и нравственности. Владимир Галкин вместе с отцом Владимиром Шмалием пришли к абсолютно верному заключению, что цель сотрудничества науки и религии как раз в том, чтобы сделать христианское мировоззрение «последним бастионом отстаивания человеческого достоинства» перед лицом псевдонаучных опасностей. В этой борьбе Христианство и наука, очевидно, союзники.

Тему взаимовыгодного сотрудничества в своем докладе продолжил секретарь Ученого совета Санкт-Петербургской духовной академии отец Кирилл Копейкин. Он напомнил собравшимся, что между современной наукой и верой диалог возможен, ведь в наши дни наука приближается к признанию того, что первоначало перестает восприниматься как нечто безличное. На примере многих представителей современной философской и естественнонаучной элиты, отец Кирилл показывает, что в наши дни ученые подходят к целому пласту глубоких святоотеческих идей. Он сказал: «Если отбросить и картезианский дуализм, и материалистический монизм, то остается лишь книга Творца. Где возникает поэма, когда автор творит поэму? Я думаю, мы логически должны были прийти к однозначному выводу, что мир – это и есть психическое Творца. Этот вывод может показаться нам странным, даже шокирующим, но примечательно, что в ХХ столетии как раз в связи с новыми открытиями в физике вообще встала проблема физической реальности». Такие слова отца Кирилла, при всей их кажущейся непонятности, отражают то, что в современной западной науке уже распространены концепции, что за пределами физической реальности стоит что-то или Кто-то «сотворивший все».

Пессимистический спад

Заведующий кафедрой философии религий Богословского факультета ПСТГУ Константин Антонов, решил затронуть специфический аспект. Он подверг сомнению возможность разработки какого бы то ни было четкого расклада в решении данной проблемы. Указав на то, что многие креационисты имеют естественнонаучное образование, он сказал: «Встречаясь с геологами, я наблюдал, что они столь же дезориентированы относительно того, чем они занимаются, сколь церковные люди — относительно понимания Шестоднева. Многие из них пришли когда-то в Церковь именно потому, что геология вызывала у них недоверие: окаменелости определяются по датам, даты определяются по окаменелостям. Получается замкнутый круг». С его точки зрения есть некая комплексная проблема, а именно, «недоверие к сложным формам рациональности». Современному человеку проще уйти от ответов на вопросы, прикрывшись агностическим скептицизмом, чем признать, что он оказался в тупике в своих поисках на путях рациональной науки.  Интересно, что эффект этого выступления был страшным: оно как будто ввело всех в ступор. Что же делать, если даже религиозный философ может лишь проконстатировать тупик? И с этого момента как будто накал круглого стола пошел на убыль.

Выступивший затем профессор СПбДА Анатолий Алексеев сказал, что с его точки зрения Шестоднев — это текст, который отражает лишь ряд мыслей автора, Моисея, который заложил в него определенные посылы, актуальные для его времени. Среди прочего, он подверг сомнению и тезис о творении «из нечего», отсутствующий в Шастодневе и взятый из межзаветной литературы (2 Мак. 7, 28). Естественно, подобное выступление  вызвало абсолютно предсказуемую реакцию. Ответить профессору Алексееву взялся доцент кафедры философии религий Богословского факультета ПСТГУ Илья Вевюрко: он, напомнив, что автор Пятикнижия не только и не столько Моисей, а в первую очередь Сам Господь, привел слова Митрополита московского Филарета (Дроздова), сказанные им в ответ одному скептику, смеявшемуся над пророческим чудом в Книге Ионы. Святитель сказал тогда, что если бы в Писании было написано, что не кит проглотил Иону, а Иона кита, то он и в это поверил бы, не колеблясь. С Ильей Вевюрко трудно было не согласиться. Чувство недоумения, и даже какой-то безысходности нарастало: начали с обсуждения богословских тезисов об аспектах творения, а в результате сбились на проблему авторства священного текста. Отец Владимир Шмалий пытался выступавших то подбодрить, то, смягчив их,  привести к согласию. Но никак не рождалось ощущения, что можно проконстатировать приближение какого-то осязаемого результата: вот мнение, которое определенно принять нельзя, а вот мнение, которое действительно может отразить позицию Церкви. Из попросил слово представитель креационистов, отец Михаил, сказавший, что он сам физик по образованию, при  этом верит в слова Библии абсолютно буквально. Идею профессора Алексеева о проникновении в «актуальные для своего времени» посылы Шестоднева, а так же и слова отца Леонида Грилихеса о «вульгарности» буквалистов, он отверг категорически. По его мнению, речь о проникновении в контекст слов и идей автора, о возвышении до его уровня можно говорить тогда, когда автором является человек. Но в данном случае, сказал отец Михаил, автор не человек — Моисей, — а Бог.  Как ответ предыдущим выступавшим это выглядело логично, но к рождению положительного результата круглого стола приблизило едва ли. Только подтвердило: креационисты очень разные, они даже друг с другом договориться не могут, а уж тем более с теми, кто хоть в чем-то с ними не согласен. С представителями естественных наук и подавно. Они одиноки, и, что характерно, в этом одиночестве они замыкаются, сводя все лишь к фразам типа «у святых отцов написано все». А где же, хочется спросить, понимание и осмысление святоотеческого наследия? А ведь оно тоже не однородно… Но у кого спрашивать, если креационисты сами не хотят приходить на богословские конференции, научные форумы, круглые столы с обсуждениями. В результате так и осталось не ясным, кто с кем вел полемику, кто оказался сильней (убедительней), кто мог бы ясно и четко сформулировать некую позицию, которая может лечь в основу некоего общецерковного документа. Не могло не бросится в глаза: чувство недосказанности осталось у многих. Чувствуя это, отец Владимир Шмалий всячески пытался призвать собравшихся продолжить дискуссию в неформальной обстановке.

Завершение с надеждой на будущее

Призыв отца Владимира был воспринят буквально и,  в результате, за пределами зала обсуждение этой животрепещущей темы приняло свободный, раскованный и при этом оживленный и эмоциональный  характер. Если бы та энергия, с которой участники форума стали дискутировать друг с другом после официальной части, хотя бы наполовину присутствовала бы на самом круглом столе, его результаты (или хотя бы его общий тонус) были бы совершенно иными. Но что именно считать результатом? Организаторы, увидев, что вопросов осталось больше, чем ответов, объяснили: бессмысленно говорить о круглом столе в терминах «кто выиграл?» или «кто проиграл?» Если уж пользоваться спортивной образностью, то кроме соперничающих команд, по их мнению, была третья сторона — судьи. Организаторы в этой роли видели свою задачу, скорее, в том, чтобы выработать правила дискуссии. Это хорошо: правила (точность формулировок, набор терминов, методология и корректность аргументации) всегда пригодятся для дальнейшего продолжения дискуссии.

Обмен мнениями, продолжившийся в кулуарах, привел к тому, что участники стали строить прожекты на будущее: представители ПСТГУ и МДА уже планируют новую встречу. Вот уж в ней, как они верят, точно соберутся все и выскажутся прямо, ясно, открыто, с полным осознанием проблемности данной тематики. Нельзя утверждать, что это обязательно удастся, так же, как нельзя утверждать, что, например, вчера ничего не удалось. Раз есть разнообразие мнений, есть диалог, значит, независимо от результата, что-то, все же, удалось. Круглый стол, в результате, родил однозначную мысль: надо бояться не разногласий, надо бояться равнодушия к истине. Именно о ней мы должны свидетельствовать, к ней и призывает нас Церковь. Поэтому представляется, что и в вопросе о сотворении мира проблема не в том, что мнений много, а в том, чтобы они грамотно и взвешенно оценивались. Важно помнить слова ап. Павла: «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11,19). Попытка до конца понять Божье творение для верующих, так же, как и попытка до конца объяснить мир для науки — одинаково сложные задачи. Это все равно, что пытаться дойти до линии горизонта. Но если наука и Церковь на этом пути захотят идти вместе, то разве это плохо? Думается, что нет. Ведь это дает надежду на какие-то точки соприкосновения, а надежда, как известно, не постыжает…