Андрей Зайцев. Может ли любитель Честертона быть христианином?

На днях я узнал, что перестал быть христианином. Я знаю Символ веры, по возможности хожу в Церковь, почти всю свою сознательную жизнь пишу об истории Церкви, подвижниках, наших замечательных современниках, но я не христианин. У меня есть два страшных греха, которые вычеркивают меня из числа членов Церкви — я люблю Честертона, и у меня нет активной гражданской позиции.

По мнению протоиерея Всеволода Чаплина, я перестал быть его единоверцем. Во всяком случае, это следует из недавнего высказывания председателя Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества: «Христианство — это не религия узкой прослойки интеллигентов, которые зачитываются Льюисом и Честертоном. Это — вера, которая предполагает активную гражданскую позицию, в том числе тех людей, которые сегодня составляют уличную стихию».

Еще я — публицист, «замыкающийся, в основном, на тех слоях, которые сидят в интернете на нескольких православных сайтах», и не любящий уличную стихию.

Между митингом, православным активизмом и хорошей книгой или фильмом я в 9 случаях из 10 выберу книгу или фильм.

Еще я не хочу проповедовать на улицах, а хочу писать про Античность, европейское Средневековье и историю Церкви.

Конечно, отец Всеволод не хотел и не мог отлучить меня от Церкви и от христианства, но его высказывание предполагает, что христианин — это либо человек с активной гражданской позицией, либо «узкая прослойка интеллигентов».

До сих пор мне казалось, что Церковь способна принять в себя и тех, и других: либералов и консерваторов, любителей книг и спортивного экстрима, тех, кто ходит на митинги и тех, кто «молится в тишине келий».

Мне казалось, что вера во Христа не зависит от того, поддерживает человек «красных» или «белых», читает на ночь Льюиса или Дарью Донцову, смотрит «Игры престолов» или новости на православном телеканале.

Я думал, что, входя в Церковь, я могу забыть про разделения. За последние сто лет в моей стране и в моей Церкви их и так было слишком много — сторонники и противники Декларации митрополита Сергия, прихожане того или иного священника, монархисты или демократы.

Все эти различия постоянно пытаются внести в Церковь, заслонить ими Евангелие, сделать так, чтобы «разделился Христос». Теперь появился новый критерий — люди улицы и люди интернета. Теоретически слова отца Всеволода можно понять так, что он отказывает любителям Честертона в праве быть христианами. Он отделяет их от Церкви, следующим шагом могут стать увлекательные дискуссии о том, являются христианами поклонники творчества Владимира Набокова и Владимира Маяковского.

Конечно, слова отца Всеволода связаны с тем, что большинству наших соотечественников плевать на Церковь, с тем, что наши статьи и наша миссия не слишком удачны.

Как сказал протоиерей Дмитрий Смирнов, «большинство россиян относятся к Церкви как к авокадо». Все это так, но зачем же отталкивать от Церкви тех, кто уже в ней находится? Зачем ограничивать всю православную публицистику несколькими сайтами? Зачем совершать простую подмену, сужая границы Церкви лишь до числа своих сторонников, до одного прихода? Отец Всеволод, справедливо упрекая нас, публицистов, в ограниченности, сам еще сильнее сужает рамки Церкви.

И последнее. В последнее время часто можно встретить высказывание Паскаля о том, что он верит как бретонский крестьянин, но уступает в интенсивности религиозного переживания бретонской крестьянке. Не хочу разочаровывать тех, кто считает, что «вера угольщика» лучше веры образованного человека, но Церковь сейчас не в том положении, чтобы отталкивать от себя тех людей, которые считают себя христианами, даже если они любят почитать на ночь Плутарха, Аристотеля или Сенеку.