Арсений Замостьянов. Учебник истории – единый и неделимый?

Любая инициатива, так или иначе связанная с деятельностью главы государства, тут же получает максимальный резонанс, который может помочь делу, а может и помешать. Есть ведь и такие понятия — шумиха, показуха. Кто из нас в этом смысле не грешен? Помните, ещё года четыре назад повсюду звучало: «тандем», «правящий тандем». И все делали вид, что это в порядке вещей, что есть такая политическая должность — член правящего тандема. А сегодня никому и в голову не придёт говорить о каком-то тандеме. Политическая мода ветрена, как и любая другая. Ведь что такое мода — всего лишь умение презирать то, чем вчера громко восхищался. Есть опасение, что и нынешнее державное увлечение историей окажется всего лишь веянием моды. Тогда — беда. Что ж, постараемся сделать всё, что в наших скудных силах.

Само понятие «единый учебник» рождает в воображении некий монументальный фолиант на все случаи жизни, для всех школьников и студентов. Это иллюзия. Конечно, о таком «вечном двигателе» речи не идёт. И правильнее было бы говорить не о «едином учебнике», а о линейке учебников. Один комплект — для школы, от пятого и до выпускного класса и несколько комплектов для вузов, техникумов и училищ — в зависимости от специализации. Право слово, не могут же будущие историки учиться по такому же пособию, как и физики или биологи, а ведь в том или ином объёме история нужна всем. Все эти учебники, пособия, хрестоматии будут созданы с опорой на общий стандарт, обсуждение которого продолжается в прессе и на совещаниях — публичных и подковёрных. Кто только ни вступил в борьбу за этот государственный заказ — думаю, что соискателям удастся максимально расширить линейку заветных учебников, которые будут считаться элементами масштабного проекта «единого».

Проект нервирует либеральную интеллигенцию, которая, как известно, ратует за разноголосицу мнений до тех пор, пока монополия на истину в последней инстанции остаётся под её контролем. По мнению критиков, единый учебник — очередной шаг к авторитаризму. Между тем, обсуждение стандарта и других опубликованных материалов показывает, что авторитарные тенденции не в чести у разработчиков «Концепции нового учебно-методического комплекса по русской истории».

В самом понятии «революция» вовсе не заложена однозначно положительная оценка этого исторического события.

Куцым выглядит список персоналий, о которых пойдёт речь в учебниках. Список составлен неаккуратно. Уж и не знаю, чем объяснить отсутствие в списке академика Глушко — второго среди равных созидателей космической программы. К примеру, там есть Полад Бюль-Бюль оглы и Геннадий Хазанов, но отсутствуют В. А. Сухомлинский, Н. П. Каманин, Д. Ф. Устинов… Есть Мстислав Ростропович, но отсутствуют Рихтер, Ойстрах, Мравинский, Светланов… Вообще нет ни организаторов Просвещения, ни промышленных генералов. И если отсутствие в списке всем известного академика Глушко можно объяснить невнимательностью (космос всё-таки ещё в чести у политиков), то в случае с Устиновым и Сухомлинским это не случайный промах. Это современная тенденция — презрение к созидательному труду. Сегодня в чести ростовщики, пенкосниматели и деятели шоу-бизнеса. Потому и умирает индустрия.

Не значатся в списках по ХХ веку иерархи Русской православной церкви. Как вы представляете себе историю советской эпохи без патриарха Тихона, без патриарха Сергия? Думаю, мы должны настаивать на внесении в концепцию глав и тематических блоков, посвящённых истории Церкви.

Историю массовой культуры следует внимательно изучать, она в СССР была яркой, но творцов научно-технического рывка и просветителей мы забываем с постыдной беспечностью. А без них ведь и песня про позабытый «номер телефона» не обретёт достойной публики. Грустно, что даже историки, по-видимому, получают знания о культуре по глянцевым журналам, в которых ещё можно встретить Никиту Михалкова и Олега Табакова, но уже нет Сергея Герасимова и Бориса Ливанова… Либеральная общественность (в том числе — учителя) ворчит, что в рекомендательный список не попали Березовский и Ходорковский. Но там нет, например, маршала Огаркова, нет и адмирала флота СССР Горшкова — деятелей первостепенных. Куда там Березовскому до них — героев фронта и послевоенной сверхдержавы.

Идут дискуссии не только об учебниках — об истории, об идеологии. Прозвучало немало всякого-разного. Самое глупое рабство — в переоценке сиюминутных тенденций. В одном из разговорцев о будущем учебнике истории, об идеологии и пропаганде Даниил Дондурей отрапортовал: «Мы давно уже перешли в цивилизацию услуг, виртуальных отношений, совершенно информационного общества, где никто не будет строгать доски, и даже знаменитый рабочий класс, о котором нам Маркс много рассказывал и Ленин потом это поддерживал, всё это в прошлом, это всё ушло».

Вот мы и не видим в учебниках старомодных рассуждений о пролетариате, о собственности на средство производства. Устарело? Долой! Но откуда столь некритичное приятие конъюнктуры? Почему мы не имеем права анализировать опасные издержки нынешних процессов? Если примат сервиса над производством ведёт к контрпросвещению — неужели мы обязаны примириться с деградацией только потому, что она — примоднённая? Просвещающая книга не должна пропагандировать остро актуальные, модные идеологические, экономические и политические тенденции. Ведь мода — повторюсь, это то, над чем завтра мы будем презрительно смеяться, а комплект учебников пишется не на сезон.

При обсуждении концепции историки, политики, журналисты, по обыкновению, много спорят о Сталине, об Иване Грозном, о Горбачёве и Ельцине. Всё это предсказуемо. А вот толстовец Дмитрий Ольшанский высказался не по трафарету: «Если бы я был идеологом „единого учебника истории", то жанром этого учебника была бы people’s history, а сквозной идеей — бесконечные страдания русского народа от всех без исключения властей и государств на данной территории… Должны быть тут и пожизненные сроки в ямах и подвалах „православных" монастырских тюрем на цепи, и рекруты в армию на 25 лет, которых гнали умирать за австрийские или английские интересы за тысячи километров от дома, и непредставимая даже в образе нынешних гастарбайтеров крестьянская темнота и нищета в качестве иллюстрации к „благочестивой русской деревне, хранившей обычаи предков", и варварские сносы памятников в 18-м и 19-м веке — как пример „бережного отношения с культурным наследием", и „традиционные ценности" — девушки-самоубийцы, бесправные незаконнорожденные дети, мужья-садисты…».

Такая вот история тюрьмы народов при всех режимах. И главный оплот зла — государство. Лев Толстой и впрямь о «суеверии государства» писал не менее яростно, чем о частной собственности и половой жизни. Ольшанский не юлит и сгущает краски, но такая «жалостливая» точка зрения на историю достаточно влиятельна. И толерантные западники, и крайние националисты любят говорить о «геноциде», о «войне с собственным народом». И — плакать насуплено. Ну, давайте пожалеем себя, как щенков на морозе, только никому ещё такие сантименты не помогали.

Жертвенность требует не жалости, но благодарной памяти. А главное слово русской истории — Победа. В нём — и морозы, и завоёванное пространство, и кириллица, и кремлёвские звёзды, и Куликово поле, и умение терпеть. А самоощущение жертвы чаще всего порождает озлобленность. Есть у нас такое выражение: «По-государственному мыслишь!». Его произносят с уважением. И впрямь, чего ждать при ослаблении государства? Большой бессмысленной свары? Пока что в этой кампании важнее всего, что многие осознали: история Отечество и просвещение — дело государственное. А претензий к проекту у нас пока что немало.

Есть две позиции, которые необходимо учесть при работе над Концепцией. Первое — необходима опора на факты, на статистические данные. В учебниках истории должно быть много цифр и графиков. Все переписи населения, все данные о продолжительности жизни… О золотом запасе, о долгах и шелках. Иначе не на что будет опереться, иначе мы просто будем сказки пересказывать. А второе — историческое образование нужно начинать с первого класса. Детские рассказы по истории Отечества нужно «организовать» в увлекательный школьный курс. В пятый класс ребята приходят без начальных знаний по истории России.

В Стандарте и в Концепции не просто не учтены эти принципы. Там откровенно игнорируется всё то, что превращает историю в отчасти точную науку. Как можно рассуждать об Иване Грозном, не представляя, что население Московского царства в те времена количественно значительно уступало, например, Испании и Франции. А сколько лет прожил первый русский царь? Какова была средняя продолжительность жизни в те годы? Всё это решительно важно, как и показания погоды, описание климата. На этот счёт есть исследования, их нужно использовать в работе над учебником.

Впереди — немало заседаний «в высочайшем присутствии», о которых будут сообщать центральные СМИ. Впереди — новые учебные книги, споры, идеологические прожекты. А наша задача — разрабатывать почву истории на основе выработанных принципов, которые станут прорывными для образования. Это работа не на один год, но первые результаты должны прорасти в ближайшие месяцы. История ведь только кажется необозримо огромной, на самом деле каждый день в ней немало значит, а несколько месяцев или полгода — это срок, подчас вмещающий в себя эпохи. Таков закон исторического пространства — иногда год стоит десятилетия.