Вопрос, который мне доводилось слышать не раз: можно ли заниматься библеистикой как наукой и оставаться при этом настоящим православным? Впрочем, еще чаще мне приходилось слышать ответ: нет, в коем случае нельзя. Неблагочестиво. И в то же время в ноябре этого года в Москве проходит общецерковная конференция, посвященная как раз библеистике. Парадокс?
 

Часто слышал заявления о своеобразии и ценности православной библеистики, вполне совместимой с традиционным благочестием, но, к сожалению, практически ничего не говорится о том, в чем именно они состоят: в лучшем случае приводятся примеры дореволюционных русских библеистов. Они по-своему интересны, но для начала XXI в. достижения конца века XIX не выглядят убедительными. Да и не вызывали ли они тех же точно упреков сто с лишним лет назад? Просто труды П.А. Юнгерова или Н.Н. Глубоковского до нас дошли, а упреки в их адрес — нет.

А современных официальных церковных постановлений на эту тему, в общем-то, нет. Есть некоторое количество кафедр библеистики, книг на эту тему, но общецерковной позиции — нет. Зато она есть у католиков, ведь католические мыслители были причастны к возникновению библеистики как науки, пусть и не в той мере, что протестанты — так, например, Жан Астрюк еще в 1753 в. высказал свои соображения о происхождении книги Бытия, что стало важнейшим событием в истории возникновения «документальной гипотезы» о разных источниках Пятикнижия.

Так что было бы поучительно посмотреть, как она менялась на протяжении последних полутора веков — причем ключевую роль играли три официальных документа, вышедших с интервалом ровно в полвека.

Энциклика Льва XIII Providentissimus Deus (название, данное по первым словам энципклики, переводится как «Предусмотрительнейший Бог») увидела свет в 1893 г. Единственным авторизованным текстом Библии эта энциклика называла латинскую Вульгату. При этом она поощряла изучение текстов на языках оригинала, но уже во вторую очередь. Она порицала за излишний рационализм и ложные философские предпосылки т.н. «высокую критику», т.е. основное направление научной библеистики того времени, но оставляла место для второстепенной «низкой критики» (по сути, текстологических исследований разных рукописей). Энциклика принимала за непреложный принцип, что между верой и наукой не может быть настоящих разногласий, покуда каждая из них говорит на своем языке и не выходит за пределы своей компетенции — весьма здравая идея.

Основная идея энциклики такая: занимайтесь на здоровье теми научными дисциплинами, которые не могут привести вас к противоречию с верой. Но не более того.

Второй документ появился в 1943 г., это была энциклика Пия XII Divino Afflante Spiritu («По внушению Божественного Духа»). Она уже видела в Вульгате самый традиционный, но далеко не единственно аутентичный текст, признавала различные научные методы и объясняла расхождения некоторых библейских текстов с данными современной науки тем обстоятельством, что библейские авторы не обладали нашими знаниями об окружающем мире и говорили на языке своего времени (а значит, Шестоднев никто не обязан понимать буквально). И это уже совсем другая позиция.

В 1965 г. основные положения этой энциклики были подтверждены догматической конституцией II Ватиканского собора под названием Dei Verbum («Слово Божье»), где, в частности, подчеркивалось единство Писания и Предания для жизни Церкви. Толкование Писания доверено Магистериуму (грубо говоря, церковному епископату, имеющему право учить членов Церкви), но и Магистериум должен служить Писанию, а не стоять над ним.

И энциклика, и конституция ясно следовали «принципу воплощения»: как Слово стало плотью в определенном месте и в определенное время, так и текст Писания, да и всякое иное проявление веры, возникает и живет внутри исторического процесса, а значит, его внешние, исторические формы могут быть изучаемы с помощью обычных научных методик.

Наконец, в 1993 г. был выпущен в свет официальный документ Папской библейской комиссии под названием «Интерпретация Библии в Церкви». Он подтвердил основные положения Divino Afflante Spiritu и Dei Verbum, отметив в то же время, что некоторые современные направления для католиков неприемлемы — речь шла в основном о «богословии освобождения» и «феминистской герменевтике», построенных на идеологиях, неприемлемых для католицизма. Но тем самым всё, что порицалось в Providentissimus Deus, окончательно выводилось из-под удара, ведь в XIX веке ничего подобного просто не существовало.

Мы видим: за полтора столетия всё, что выросло из «высокой критики», было так или иначе освоено католиками, хотя, конечно, и современная библеистика очень далеко ушла от радикализма и всезнайства былой «высокой критики».

Что же позволяет исследованиям католиков-ученых считаться католическими? С точки зрения последнего документа — то обстоятельство, что их работа сознательно ставится в контекст живого церковного Предания. Современная герменевтика утверждает, что полностью объективное восприятие невозможно, и в данном случае осознанная субъективность вполне может быть церковной. Но этот официальный документ не ставит конкретных рамок, да их, вероятно, и не может быть на всякий случай жизни. И все же общий принцип понятен.

Документ папской комиссии предлагает рассматривать библейский текст на разных уровнях, например, духовном, нравственном и историческом. Этот подход напоминает широко распространенное в Средние века представление о четырех смыслах Библии, но возвращается к нему уже на новом, более глубоком и современном уровне. Сходное отношение, кстати, можно заметить и у современного православного автора, о. Теодора Стилианополуоса, чья книга о герменевтике Нового Завета недавно вышла и на русском.

Словом, чем дальше шло дело, тем меньше было в этих официальных документах конкретных рекомендаций и списков. Зато тем больше конкретных достижений католической библеистики появлялось на практике: это и «Иеронимов комментарий» ко всем книгам Библии, и серия переводов на разные языки под общим наименованием «Иерусалимская Библия», и журнал «Библика», и папский институт библейских исследований в Ватикане, и многое другое. И что не определялось в официальных документах, уточняется на практике.

Да, я знаю, что у православных с католиками немало разницы в подходах к одним и тем же вопросам. Но так уж сложилось, что со времен Петра Могилы, если не ранее, русское богословие обычно брало за основу то, что было наработано католиками, вносило соответствующие коррективы и усваивало себе. В конце концов, и колокольный звон пришел на Русь из Европы — так что не зазорно будет перенять и обычай всерьез заниматься библейскими исследованиями.

А вот насчет поправок, которые придется вносить, одно предложение у меня есть. Не обязательно принимать три документа, да еще с интервалом в полвека — вот вечно католики пытаются всё зарегулировать! Одни границы ставила первая энциклика, Providentissimus Deus, другие — вторая, Divino Afflante Spiritu. В католическом мире есть люди, чье благочестие совместимо лишь с первой, и есть те, чье — со второй. Вероятно, есть и те, для кого благочестие принципиально не совместимо с библейской наукой — ну так они ей и не занимаются.

Но подобные люди есть и в мире православном. Может быть, просто дать им свободу выбирать свой вариант, и чтобы никто никому ничего не навязывал?

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.